Томас Харрис. Красный дракон

---------------------------------------------------------------
   © Томас Харрис
   © Перевели с английского Н.Иванова, Т.Шишова, П.Поляков(current@plp.phys.msu.su)
   Тула: Арктоус, 1993.
   Origin: ONLINE БИБЛИОТЕКА Ё http://bestlibrary.ru
---------------------------------------------------------------



     <i>Человек видит лишь то,  что он  замечает, а замечает то,  что  так  или
иначе присутствует в его сознании...</i>
     АЛЬФОНС БЕРТИЛЬОН

     <i>Сердце людское - в груди Бессердечья;</i>
     <i>Зависть имеет лицо человечье;</i>
     <i>Ужас родится с людскою статью;</i>
     <i>Тайна рядится в людское платье.</i>
     <i>Плаате людское подобно железу,</i>
     <i>Стать человечья - пламени горна,</i>
     <i>Лик человечий - запечатанной печи,</i>
     <i>А сердце людское - что голодное горло!</i>
     УИЛЬЯМ БЛЕЙК
     "Песни опыта (По образу и подобию)"

     <i>...И наше сердце у Добра,</i>
     <i>И наш - Смиренья взгляд,</i>
     <i>И в нашем образе Любовь,</i>
     <i>Мир - наш нательный плат.</i>
     УИЛЬЯМ БЛЕЙК
     "Песни введения (По образу и подобию)"

        ГЛАВА 1

     Под окнами  дома, выходившими  на океан,  поставили  переносной столик.
Уилл Грэхем усадил за него Крофорда и принес гостю стакан чаю со льдом.
     Джек Крофорд разглядывал уютный старый дом, деревянную обшивку которого
посеребрили крупинки соли, искрившиеся в ярком солнечном счете.
     - Зря все-таки я не перехватил тебя в Маратоне после  работы, - заметил
Крофорд. - Здесь ты не хочешь говорить об этом.
     - Я вообще  не  хочу разговаривать на  эту  тему,  Джек, но раз  уж  ты
специально  приехал,  давай побыстрее  закончим. Только  фотографий не надо.
Если ты захватил их с собой, пусть остаются в папке. Молли с мальчиком скоро
вернутся.
     - Что тебе известно?
     - Только то, что писали в "Майами Гералд" и "Тайме", -  ответил Грэхем.
- С интервалом приблизительно в один месяц зверски вырезаны два семейства. В
Бирмингеме и  Атланте. И те,  и  другие  убиты  у себя дома.  Обстоятельства
преступлений аналогичны.
     - Аналогичны - не то слово. Одни и те же.
     - Сколько признаний уже получено?
     - Я как  раз сегодня звонил в Атланту;  говорят,  восемьдесят шесть,  -
отозвался  Крофорд. - Чокнутые в основном. Деталей убийства никто не  знает.
Преступник  бьет  зеркала  и  осколками располосовывает  трупы,  но  это  мы
сохраняем в тайне.
     - Что еще вам удалось не пропустить в газеты?
     -   Приметы.   Блондин  орудует  правой  рукой,  сильный,  носит  обувь
одиннадцатого размера.  Запросто затягивает морской узел. Работает в  тонких
резиновых перчатках.
     - Все это было в одном из твоих выступлений.
     Крофорд продолжил:
     - Вот с замками  у него дело обстоит туго.  В последнем случае проник в
дом при помощи стеклореза и присоски. И еще: кровь у  него группы АБ,  резус
положительный.
     - Его что, ранили?
     - Насколько  мне  известно, нет. Группу  крови  определили по  слюне  и
сперме. Хоть это после себя оставляет.
     Крофорд перевел взгляд на безмятежную гладь океана.
     -  Я хочу задать тебе один вопрос, Уилл. Ты читаешь газеты. О последних
убийствах сообщали по телевизору. Скажи, ты думал позвонить мне?
     - Нет.
     - Почему?
     -  Ну,  по  первому,  бирмингемскому,  делу  в  особые  подробности  не
вдавались, там  можно было предположить все,  что  угодно:  месть,  семейный
скандал.
     - Ладно, пусть так, но по второму ты ведь уже понял, в чем дело.
     - Само собой. Маньяк. А не позвонил я тебе просто потому, что не хотел.
Я  прекрасно  знаю,  какие  люди   в  твоей   упряжке.  Лаборатория  у   вас
первоклассная.  На  тебя  пашет  Хаймлих  в   Гарварде,  Блум   в  Чикагском
университете...
     - Не говоря уж о тебе, хоть ты и заделался механиком хреновым.
     - Не думаю, что  смогу тебе помочь, Джек.  Я выбросил все ваши дела  из
головы.
     - Рассказывай. А ведь двух последних клиентов мы отправили за решетку с
твоей помощью.
     - Брось.  Ничего  особенного я не  сделал.  Все то же самое, что и твои
ребята.
     - Не прибедняйся, Уилл. У тебя мозги устроены не так, как у всех.
     - Насчет моих мозгов сильно преувеличено.
     - Нет уж, не скажи. Озарения у тебя случались потрясающие.
     - Какие  там озарения, когда доказательств было  до черта, - отмахнулся
Грэхем.
     -  Кто  же спорит, были доказательства, только вся  соль в том, что они
возникли позже,  когда  мы уже  арестовали  подозреваемых,  а  до этого  нам
зацепиться было не за что.
     - Знаешь, Джек,  у  тебя и без того  команда что  надо. От  меня сейчас
толку мало. Я и осел здесь, чтобы отвязаться от вас.
     - Знаю. Последнее дело тебя доконало. Зато сейчас ты, как огурчик.
     - У меня  все  окей. Но дело не  в том, что меня здорово дорезали в тот
раз. Тебе тоже досталось.
     - Но не так, как тебе.
     -  Короче это не то, что ты думаешь. Просто я решил  завязать. В  общем
трудно объяснить.
     - Я прекрасно понимаю, что тебя уже воротит от одного вида трупов.
     -  Если бы только это.  Мертвецы они и есть мертвецы. Удовольствие ниже
среднего,  но  из колеи не  вышибает.  Больницы,  допросы потерпевших -  это
потяжелее.  Такие  вещи  потом  из  себя  не вытравишь.  Как  заклинит,  так
постоянно и  думаешь о них.  Не подхожу я  больше для  этой работы. Так  что
взглянуть, конечно,  могу, но, имей  в виду, в голове я ваши  дела больше не
держу. Хватит с меня.
     -  Ну  и взгляни, Уилл.  Кроме  трупов там все  равно больше  ничего не
увидишь, - осторожно вставил Крофорд.
     В  словах Грэхема  Джек  Крофорд  вдруг  уловил ритмику  и стиль  своей
собственной речи. Раньше он наблюдал, как Грэхем проделывает подобные штучки
с другими, в ходе оживленной беседы  копируя  манеру  собеседника  говорить.
Крофорд  вначале  счел  это сознательным  приемом, рассчитанным на то, чтобы
ловко втянуть  собеседника  в разговор, Лишь много  позже до него дошло, что
Грэхем  подражает  своему  партнеру непроизвольно,  иной  раз  сам  того  не
замечая.
     Крофорд полез в карман  куртки, двумя пальцами выудил  две фотографии и
выложил их на стол.
     - В живых никого не осталось, - прокомментировал он.
     Грэхем посмотрел в глаза Крофорду, помедлил и лишь после  этого перевел
взгляд на  фотографии. На  одной из них была изображена женщина, которая шла
по пляжу, волоча за собой  большую сумку и коврик. Трое ребятишек  следовали
за матерью, а  завершала шествие  утка. Второй  снимок запечатлел семейство,
собравшееся у стола, на котором красовался праздничный пирог.
     С  полминуты Грэхем  изучал  снимки,  затем  отодвинул их  в сторону  и
взглянул  куда-то вдаль.  Там,  в  глубине  песчаной косы,  ползал  по земле
мальчишка. За ним наблюдала женщина.
     Она  стояла, упершись руками  в бока, и пенистые гребни волн лизали  ее
обнаженные икры. Отбрасывая  мокрые  волосы с  плеч, она слегка  наклонилась
вперед.
     Грэхем, будто забыв о своем госте, смотрел на Молли и мальчика.
     Пока все шло именно так, как и рассчитывал  Крофорд, хотя он и старался
не подавать  вида.  Грэхем  не  должен догадаться,  как тщательно  продумана
каждая деталь их разговора,  начиная  с выбора  самого места встречи. Грэхем
проглотил наживку. Пускай переваривает.
     Приковыляли и улеглись на песке три пса задрипанного вида.
     - Бог ты мой, это что еще такое? - воскликнул Крофорд.
     -  Как  тебе  сказать...  Собаки. Отдыхающие тут  вечно бросают щенков.
Приличных мне еще удается пристроить по знакомым, а остальные бродяжничают в
окрестностях и вырастают в огромных одичалых псов.
     - По виду не скажешь, будто они голодают.
     - Это  все Молли разбаловала их. Не  может  она равнодушно смотреть  на
бездомных собак.
     - Неплохо тебе тут живется, Уилл. С Молли и с мальчиком. Сколько ему?
     - Одиннадцать.
     - Симпатичный парень. Будет повыше тебя.
     Грэхем кивнул.
     - Отец у него был высокий. Да, повезло мне, сам знаю.
     - Я собирался приехать сюда с Филлис. Как выйду в отставку, обоснуюсь в
таком вот местечке во  Флориде. Сколько можно ютиться  в паршивых  городских
квартирах! Да куда там, у Филлис все приятели в Арлингтоне.
     -  Я  хотел  поблагодарить  ее за  книги,  которые  она присылала мне в
больницу, да все как-то не пришлось. Передай ей от меня огромное спасибо.
     - Я скажу ей.
     Две маленькие пестрые птички вспорхнули на  поверхность стола в надежде
чем-нибудь поживиться.
     Крофорд наблюдал, как они, суетливо попрыгав, улетели.
     - Уилл, насколько я  понимаю, этот псих реагирует  на фазы  луны. Семья
Джекоби в Бирмингеме убита в ночь  на двадцать восьмое июня, то есть как раз
в  полнолуние.  Убийство  Лидсов  в Атланте  произошло  ровно  за  сутки  до
наступления  нового лунного месяца, двадцать шестого  июля.  Так что  у нас,
если повезет,  еще три  недели до  того, как он проявит себя снова.  И я  не
уверен, что  тебе  сейчас  захочется торчать в этой бухте  и ждать,  пока  в
газетах появятся сообщения о  следующем убийстве. Черт! Я для тебя, понятно,
не большой авторитет, но скажи, Уилл, ты доверяешь моему чутью?
     - Разумеется.
     - Так вот,  я уверен: если ты согласишься нам помочь,  у  нас  появится
реальный шанс выйти  на убийцу.  Черт побери, Уилл, ты  снова должен быть  в
седле. Берись за дело.
     Слетай  в Атланту и  в Бирмингем, разнюхай на  местах, а потом двигай к
нам в Вашингтон. В конце концов, что ты теряешь? Выйдешь временно поработать
у нас.
     Грэхем молчал.
     Крофорд тоже. Волны пять раз накатывали за это время  на берег. Наконец
Крофорд поднялся, перебросил куртку через плечо и произнес:
     - Закончим наш разговор после обеда.
     - Оставайся обедать с нами.
     Крофорд отрицательно покачал головой.
     -  Нет, я зайду  попозже. Мне должны  звонить в гостиницу, да и  самому
придется сделать несколько звонков. Но  все равно  поблагодари от меня Молли
за приглашение.
     Машина,  которую Крофорд взял напрокат, отъехала от дома, подняв облако
пыли. Пыль медленно оседала на кусты, вдоль гравиевой дорожки.
     Грэхем  вернулся к столу.  Недоброе предчувствие подсказывало  ему, что
наступил последний день его тихой жизни  на отмели Сахарная голова. Таким он
его  и запомнил: подтаявшие  льдинки в стаканах с недопитым чаем, трепещущие
на ветру бумажные салфетки, а в дальнем конце пляжа фигурки Молли и Уилли.
     Закат на отмели  Сахарная  голова.  Цапли,  замерзшие  точно  изваяния.
Кроваво-красное огромное солнце.
     Уилл Грэхем и Молли Фостер  Грэхем сидели рядышком  на вымокшем  добела
бревне, которое прибило  к  берегу.  Отблески заката  играли на их лицах,  а
сзади подкрадывались лиловые тени сумерек. Она взяла его за руку.
     - По дороге сюда Крофорд  заезжал ко мне в магазин, -  сказала Молли. -
Спросил, как  проехать  к  дому. Я  пыталась дозвониться  тебе. Ты  бы  хоть
изредка брал трубку. А когда  мы с Уилли  подходили к  дому,  мы увидели его
машину и пошли на пляж.
     - Он спрашивал о чем-нибудь еще?
     - Как у тебя обстоят дела.
     - И что ты сказала?
     - Сказала, что ты в  полном порядке и чтобы  он  оставил тебя в  покое.
Чего он хочет от тебя?
     - Хочет, чтобы я изучил материалы следствия. Как-никак я же  специалист
по судебной экспертизе, Молли. Ты видела мой диплом.
     - Ага. Ты заделал им дырку в обоях.
     Она села на бревно верхом и повернулась лицом к мужу.
     -  Если бы ты  действительно скучал по своей прежней жизни, как  бывало
прежде,  я  думаю,  это  бы так  или  иначе  прорвалось.  Тебе  хотелось  бы
вспоминать, говорить об  этом.  А  ты  совсем  забыл  о работе.  Ты  отошел,
успокоился. Стал совсем другим. И это меня так радует...
     - Нам хорошо вместе, да?
     Ее отрезвляющий  взгляд  в одно  мгновение  сказал ему, что  он  мог бы
выдать  и что-нибудь поумнее. Но прежде чем он успел что-либо придумать, она
продолжила:
     -  Да, ты помогал Крофорду, но в ущерб себе. Не беспокойся, он без тебя
не пропадет. В конце концов  это чертово  правительство сделает все для ФБР.
Так пусть отстанет от нас.
     -  Разве  Крофорд не  объяснил  тебе?  Дважды,  когда  мне  приходилось
оставить  преподавание  в  Академии ФБР и заняться практическими  делами,  я
работал под его началом. Оба этих случая в его  практике были уникальными, а
он, как ты понимаешь,  в полиции не новичок. Сейчас они разматывают еще одно
дело из той же серии. Маньяк-убийца. Случай очень редкий. Крофорд знает, что
у меня есть.., определенный опыт.
     - Да, опыт у тебя есть, - согласилась она.
     Рубашка  на  нем  была  не  застегнута,  и  Молли хорошо  видела  шрам,
опоясывавший его живот - бледную полосу  в палец толщиной на загорелой коже.
Шрам  спускался  к  левому  бедру, и, загибаясь вправо,  упирался в  грудную
клетку.
     Это проделал  доктор Ганнибал Лектер ножом  для разрезания линолеума за
год до того, как Грэхем  познакомился с Молли. Он едва  выкарабкался  тогда.
Доктор Лектер, которого  пресса  окрестила "Ганнибал-каннибал"  &lt;Каннибал
по-английски  "людоед"&gt;, был одним  из  тех двоих,  кого ФБР  задержало с
помощью Грэхема.
     После  этого  Грэхем  долго  провалялся  в госпитале, а  затем  оставил
службу,  укатил  из  Вашингтона  и  подыскал  себе  работенку   механика  по
двигателям  в порту Маратона  на островах Флорида-Кис. Ремесло  это было ему
знакомо  с юности. Ночевал прямо в трейлере, поставленном  у  причала, и так
продолжалось  до тех пор,  пока он не  встретил Молли и  не  перебрался в ее
уютный, хотя и порядком обветшавший, дом на отмели Сахарная голова.
     Грэхем тоже оседлал бревно. Взял руки Молли  в свои. Она  зарыла ноги в
песок под его ногами.
     - Понимаешь.
     Молли, Крофорд вбил себе в  голову,  будто у меня  особый нюх на  самых
опасных психов. Поди поспорь с ним.
     - Ты сам-то в это веришь?
     Грэхем наблюдал за троицей пеликанов, рядком зависших над волнами.
     - Все дело в том, что умного и хитрого маньяка, в особенности, садиста,
выследить очень трудно. По ряду причин. Ну, во-первых, невозможно проследить
мотивы, и поиск таковых обычно  пустая трата  времени. Во-вторых  преступник
этого типа старается  не  оставлять  свидетелей. В большинстве же  случаев к
аресту  подозреваемого   приводит  не  столько  слежка,  сколько  работа  со
свидетелями, здесь  о них  не приходится говорить. Бывает, преступник сам до
конца  не осознает, что он делает. Вот  и  приходится  довольствоваться  тем
минимумом  доказательств, которые есть, а остальное - домысливать. Я пытаюсь
воспроизвести его образ мышления, выявить какую-то схему.
     - И еще найти его и арестовать. Я  так боюсь, что если  ты  свяжешься с
этим делом, с  тобой  случится то  же, что в  прошлый раз. Это меня и пугает
больше всего.
     -  Молли,  он  никогда не  увидит  меня,  не  узнает  даже моего имени.
Арестовывать его я  не пойду - пусть полиция этим занимается, если обнаружит
его, конечно.  Крофорду просто нужен свежий  взгляд на  обстоятельства этого
дела.
     Она смотрела вдаль, туда, где над водой зависло красное  солнце. Высоко
над ним сияли перистые облака.
     Грэхему очень нравилось, когда она вот так в задумчивости  поворачивала
голову  и, нисколько не  заботясь  о том,  как выглядит,  предоставляла  ему
рассматривать свой далеко не классический профиль. Тонкая жилка билась у нее
на шее.  У  Грэхема перехватило  дыхание: он вспомнил вкус соли на ее коже и
проглотил застрявший в горле комок.
     - И что, черт возьми, мне теперь делать?
     - Ты уже все решил без меня. Если останешься  здесь, а  эти убийства не
прекратятся, наша жизнь будет отравлена. Думаю, мой ответ для тебя ничего не
значит.
     - А если я на самом деле спрашиваю твоего совета?
     - Тогда я скажу: оставайся со  мной.  Со мной. Со мной.  Со  мной. И  с
Уилли, если он для тебя что-то значит.  Но я понимаю, что если мне  придется
смахнуть слезу и  помахать тебе  платочком, по крайней мере я  буду почти до
самого конца успокаивать  себя тем, что ты поступил правильно. Потом вернусь
в дом и лягу в холодную постель.
     - Я не собираюсь спешить с отбытием.
     - Так я и поверила. Я эгоистка, да?
     - Меня это не волнует.
     - Меня тоже.
     Мне  здесь так легко и  спокойно. Хотя по-настоящему  это можно ощутить
только после того, как много переживешь. То есть оценить сполна.
     Он кивнул.
     - Я так боюсь все это потерять, - сказала она.
     - Не беспокойся. Нам это не грозит.
     Быстро стемнело. На юго-западе взошел Юпитер.
     Они  брели  к дому. Совсем  рядом  с ними выходила яркая луна. Наживка,
оставленная на ночь в воде, отчаянно трепыхалась на крючке.
     После обеда вернулся Крофорд.
     Он был  в рубашке  с закатанными рукавами,  без галстука, явно старался
избежать подчеркнутой официальности. Молли  с отвращением смотрела на пухлые
белые  руки   Крофорда,  почему-то  напоминавшего  ей  обезьяну.  Дьявольски
хитроумную  обезьяну.  Она  принесла  ему  кофе  на  веранду  и села  рядом,
подставив лицо  под струю воздуха из кондиционера. Грэхем отправился кормить
собак вместе с Уилли. Молли молчала. О сетку бились ночные бабочки.
     - Он в отличной  форме, Молли, -  заметил Крофорд. -  Вы оба  прекрасно
выглядите - загорелые, стройные.
     - Вы все равно увезете его, да?
     Иначе  я не могу. Но клянусь Богом,  Молли, я сделаю все, чтобы уберечь
его. Он очень изменился. Хорошо, что вы поженились.
     - Ему сейчас намного лучше.  Перестали мучить  кошмары.  Он  тут  прямо
помешался на собаках. Сейчас, правда,  немного успокоился. Просто кормит их,
а то все время только о них и говорил.  Джек, если вы ему друг, почему вы не
оставите его в покое?
     - Уиллу крупно не повезло в жизни. В своем деле он лучший специалист из
всех, кого я знаю. У него как-то по-особенному устроены мозги. Он никогда не
идет по накатанному пути.
     - Он сказал, вы только хотите, чтобы он дал свое заключение.
     - Все правильно, эксперта сильнее я не найду, но  он обладает еще одним
потрясающим свойством - у него есть воображение и он может поставить себя на
место другого человека. Именно эта сторона работы ему не по душе.
     - Я его как никто понимаю.
     Пообещайте мне одну вещь, Джек.
     Пообещайте, что не позволите ему ввязаться в это  дело. Если он полезет
в драку, ему конец.
     - Ему не придется лезть в драку. Это я вам обещаю.
     Когда  Грэхем закончил возиться с  собаками, Молли помогла ему  собрать
вещи.

        ГЛАВА 2

     Уилл Грэхем  медленно объезжал  дом,  в  котором  жила и погибла  семья
Лидсов.  Света в окнах не было, лишь во дворе горел одинокий  фонарь. Грэхем
остановился возле третьего по счету дома и, вдыхая  теплый, ароматный воздух
летнего вечера, пешком возвратился к особняку Чарлза Лидса. В руке он держал
папку с отчетом полицейского управления Атланты.
     Грэхем настоял  на том, что пойдет один, объяснив свое желание тем, что
присутствие посторонних  в  доме будет только отвлекать  его. Так  он сказал
Крофорду. Но  у  него была своя - личная  - причина: он  сам  не  знал,  как
подействует на  него теперь  место преступления.  Не хотелось находиться все
время под прицелом посторонних взглядов.
     В морге все прошло нормально.
     Двухэтажное  кирпичное  строение было расположено  в  глубине улицы  на
засаженном деревьями  участке.  Грэхем  постоял  под  деревьями, разглядывая
здание и пытаясь  собраться с духом.  Перед его  мысленным взором в  темноте
раскачивался   блестящий  серебряный   маятник.   Он  ждал,  покуда  маятник
остановится.
     Мимо проезжали обитатели соседних  домов. Они бросали быстрые взгляды в
сторону  злосчастного  дома  и спешили  отвернуться.  Место,  где  произошло
убийство, становится ненавистно людям, точно лицо предавшего  их человека, и
проявлять  откровенное  любопытство  к  такому дому  пристало лишь детям, да
чужакам.
     Поднятые жалюзи  Грэхем счел неплохим признаком,  свидетельствовавшим о
том, что помещение еще не подвергалось нашествию родственников. Родственники
усопших обычно опускают шторы.
     Он  обошел  двор,  стараясь  не  шуметь  и не  зажигая  фонарь.  Дважды
остановился,  прислушался.  Полиция  Атланты знала  о его визите,  но соседи
ничего  не  знали.  Заметят движение  в  доме  Лидсов, и еще, чего  доброго,
стрелять начнут.
     Через выходившее во двор окно просматривались все комнаты.
     Прижавшись  к стеклу,  Грэхем видел смутные очертания мебели в свете от
фонаря  перед парадным входом. В воздухе стоял тяжелый аромат жасмина. Вдоль
почти всей задней стороны дома шла застекленная веранда, вход на которую был
опечатан полицией. Грэхем  сломал печать полицейского управления на  двери и
шагнул внутрь.
     Дверь  между  верандой и  кухней  заделали  фанерой  в  том месте,  где
эксперты  удалили  разбитое стекло. Посветив  фонариком, он  отпер эту дверь
ключом, которым его  предусмотрительно снабдили.  Больше  всего ему хотелось
сейчас  включить  освещение, вынуть  поблескивающий значок  сотрудника ФБР и
шагать по комнатам уверенно, не таясь, как и подобает представителю властей,
ибо  только официальный статус оправдывал его вторжение  в этот мертвый дом,
ставший могилой  для  пяти его обитателей. Ничего подобного Грэхем позволить
себе не  мог.  Он  прошел  в  темную  кухню  и  сел  за столик.  Над  плитой
поблескивали  две голубые контрольные лампочки. Пахло полированной мебелью и
яблоками.
     Щелкнул  термостат,  зажужжал   включившийся   кондиционер,   и  Грэхем
непроизвольно вздрогнул. Раньше на испуг его взять было не так-то просто, да
и теперь  он в  полном порядке.  Страх  сжал ему сердце,  но он справился  с
собой.
     Предчувствие опасности неизменно обостряло  слух и  зрение  Грэхема, но
что ему при этом не удавалось, так это  четко выражать свои мысли. Случилось
прикрывать  предательский  страх  и  напускной грубостью.  Впрочем,  тут  не
осталось ни одной живой души, и нагрубить он все равно никому не сможет.
     Безумие  проникло  в  этот  дом сквозь кухонную дверь, и  тот,  кто его
воплощал, оставил  следы  одиннадцатого  размера. Сидя  в  темноте,  Крофорд
ощущал затаившееся здесь безумие, как чует ищейка запах человека.
     Весь   минувший  день  Грэхем  изучал  отчет   местного  отдела  тяжких
преступлений.  Он  помнил,  что,  по   свидетельству   полицейских,  первыми
прибывших на место, вытяжка над плитой была освещена. Он включил  сейчас эту
лампочку.
     На стене у плиты виднелись  шутливые надписи. Одна: "Любовь  приходит и
уходит, а кушать хочется всегда", другая: "Всех наших друзей тянет на кухню,
потому что здесь бьется пульс нашего дома" а запах съестного успокаивает".
     Грэхем  бросил  взгляд на часы.  Половина двенадцатого.  По  заключению
патологоанатома,  все члены семьи Чарлза  Лидса  погибли  между одиннадцатью
вечера и часом ночи.
     Итак,  преступник  вошел   в  дом.  Грэхем  живо  представил  себе  эту
картину...
     Маньяк сбрасывает крючок на двери веранды и проскальзывает к стеклянной
двери, отделяющей веранду от кухни. Замерев в темноте,  вынимает  из кармана
какой-то предмет.  Круглая присоска. Такими снабжают точилки для карандашей,
чтобы их основания  крепились к поверхности письменного стола.  Ему пришлось
нагнуться, спрятавшись под прикрытием нижней, деревянной, половины двери, но
чтобы заглянуть внутрь,  он  поднимает  голову.  Высовывает язык  и,  лизнув
присоску, крепко прижимает ее к стеклу.
     Тихое  царапанье  стеклореза, привязанного  к  присоске, щелчок,  чтобы
высадить овальный фрагмент.  Одной рукой  он вынимает  кусок стекла,  другой
придерживает  присоску.  Осколок с тихим  звоном выставлен. Он  оставляет на
окне свою слюну,  свидетельствующую о принадлежности его  крови к группе АБ,
но не обращает внимания на эти следы.
     Рука,  обтянутая   перчаткой,   бесшумно   просовывается  в  полученное
отверстие и нащупывает замок. Дверь тихо открывается, и он входит  на кухню.
Его обдает приятной прохладой. При свете лампочки над вытяжкой он видит себя
в незнакомой обстановке.
     Грэхем проглотил две  таблетки  от головной боли. Целлофановая  обертка
неприятно зашуршала, когда он смял ее, засовывая в карман. Пересек гостиную,
по привычке держа незажженный фонарь на вытянутой  руке. Перед тем, как идти
сюда, он изучил план .
     Квартиры,  и все же, разыскивая лестницу,  один раз  ошибся  поворотом.
Ступеньки лестницы даже ни разу не скрипнули под ним.
     Он  стоял на  пороге  спальни  хозяев. Очертания  ее  обстановки смутно
обрисовывались  в  полумраке.  Электрические   часы  на  столике  у  кровати
проецировали  светящиеся  цифры  на  потолок.  Над  дверью  в  ванную  горел
оранжевый ночник. В  нос ему ударил резкий запах крови, так похожий на запах
меди.
     Глаза привыкли к темноте, и он уже хорошо ориентировался в комнате. При
таком  освещении убийца  мог видеть, с  какой  стороны  кровати лежит мистер
Лидс, а с какой -  его  супруга. Бесшумно ступая,  он приблизился к постели,
схватил  за  волосы  Лидса  и полоснул  его  ножом  по  горлу.  Что  дальше?
Возвратился на исходную позицию  к противоположной стене  с  выключателем  и
зажег свет, чтобы взглянуть на миссис Лидс, прежде чем выстрел пригвоздит ее
к месту.
     Грэхем щелкнул выключателем, и комнату залил яркий свет. Всюду, куда бы
он ни  посмотрел - на стенах, на  полу, на  матраце -  темнели пятна  крови.
Казалось, предсмертные крики жертв еще  взывают к  нему. Мурашки побежали  у
него  по  коже,  когда  он  нарушил мертвенный  покой спальни,  забрызганной
кровью.
     Грэхем  присел на  пол. Кружилась голова,  стучало в висках.  Спокойно,
только спокойно.
     Полицейских Атланты поставило  в  тупик количество крови и разнообразие
кровавых пятен.  Тот факт, что трупы  были обнаружены  в постелях, никак  не
вязался с обилием кровавых пятен в других местах.
     По  первоначальной  версии  нападение  на Чарлза Лидса  было совершено,
когда он находился в  комнате дочери,  откуда  преступник перетащил  тело  в
спальню. Однако более тщательный  анализ положения пятен заставил отказаться
от этой версии.
     Картина передвижения убийцы по комнатам так и не была воссоздана.
     Теперь же, располагая данными  вскрытия  и  лабораторных анализов, Уилл
Грэхем начинал представлять себе, как все было.
     Приблизившись к супружеской постели, преступник перерезал горло спящему
Лидсу,  отошел  назад,  к стене,  и включил  свет. Такая  последовательность
действий  основывалась  на   том  факте,  что  на  поверхности   выключателя
обнаружены волосы Лидса, по-видимому, прилипшие к перчаткам убийцы.  Выстрел
в попытавшуюся подняться миссис Лидс, и он направляется в комнаты детей.
     Лидсу,  несмотря на  смертельную  рану,  удается встать на ноги. Он еще
пытался защитить детей, когда, истекая кровью, которая хлестала фонтаном,  -
у  него  началось артериальное кровотечение -  бросился на преступника.  Тот
оттолкнул его, и Лидс упал. Он умер вместе с дочерью в ее комнате.
     Один  из  сыновей  застрелен  в  своей   постели.  Тело  другого  также
обнаружено  в постели, но следы  пыли на волосах свидетельствуют о  том, что
мальчик искал спасения под кроватью, откуда его выволок убийца.
     Когда все  уже были  мертвы за исключением, пожалуй, одной миссис Лидс,
он  принялся  бить зеркала,  отбирая  крупные осколки. Потом  занялся миссис
Лидс.
     Среди документов в своей папке  Грэхем отыскал протокол вскрытия миссис
Лидс. Пуля вошла в центр  живота  правее  пупка и  застряла в мышечной ткани
спины,  но   смерть  жертвы  наступила  от   удушья.  Увеличение  содержания
серотонина и  свободного  гистамина на  пораженном  участке показывает,  что
женщина после ранения жила по  крайней  мере  еще пять  минут, но не  больше
пятнадцати, так как процент гистамина оказался  все-таки выше. Большая часть
увечий была нанесена ей после смерти, хотя это и нельзя доказать.
     Если же предположить, что тело было располосовано уже когда миссис Лидс
умерла, возникает вопрос: чем  занимался  убийца  в тот  короткий промежуток
времени, когда миссис Лидс ожидала своей последней минуты?
     Борьба с Лидсом, расправа с детьми - на все это ушли считанные секунды.
Так, бил зеркала. Но что же еще...
     Специалисты  из  Атланты самым  тщательным  образом  обследовали  места
преступления. Они перевернули весь дом,  замерили и сфотографировали  каждый
предмет. Даже развинтили краны в  ванной. И  все-таки Грэхем  решил провести
свое собственное расследование.
     По фотографиям тел и очертанным на матраце контурам  он представлял,  в
каком  положении  они были  найдены.  Верный  признак  -  следы  нитрата  на
простынях,  оставляемые  от  пулевых  ранений  -  подтверждали,  что  жертвы
обнаружены там, где их и настигала пуля.
     Но  как  в  таком  случае  объяснить  наличие кровавых следов  повсюду?
Скажем, кровь,  размазанная  на ковре  в  холле, указывает на  то, что здесь
волоком тащили тело. Один из следователей предположил,  что кто-то из жертв,
истекая кровью,  пытался  уползти  от убийцы. Это предположение Грэхем отмел
сразу  же.  Он был  уверен, что  преступник  сам  перемещал трупы,  а  затем
укладывал убитых в тех позах, в каких и настигала их смерть.
     То, что он  сделал с миссис Лидс,  абсолютно ясно. Но как он поступил с
другими? Их он не изувечил,  как ее.  Детям была уготовлена легкая смерть от
одного выстрела в голову. Чарлз Лидс истек кровью. Единственной раной на его
теле помимо той, первой, раны был тончайший разрез вдоль груди, скорее всего
появившийся после смерти. Что  же делал убийца со  своими жертвами уже после
того, как они умерли?
     Грэхем  полистал  вынутые  из  папки фотографии, результаты  анализов и
проб, нашел стандартные расчеты троекторий разбрызгивания крови. После этого
обошел  все комнаты верхнего  этажа, сопоставляя расположение пятен крови  с
описанием ранений.  На  масштабном плане спальни  он отметил каждый след  и,
пользуясь  расчетом троекторий, определил направление и скорость, с  которой
разлетались  брызги  крови.  Тем  самым  он  намеревался прояснить для  себя
положение тел в различные промежутки времени.
     В спальне на стене в углу были три кровавых развода. Под ними оказались
три смазанных пятна на ковре. Над изголовьем кровати стена со стороны Чарлза
Лидса была также заляпана кровью.
     Темные  брызги  выделялись на плинтусах.  План  в  руках  Грэхема  стал
напоминать   фигуру   -  головоломку,   которую   необходимо   составить  из
разрозненных  и  непронумерованных   частей.  Только  вот  в  каком  порядке
соединить эти части? Он  всматривался в свой план, потом глядел по сторонам,
снова изучал план, пока не заныло в висках.
     В ванной он проглотил две последние таблетки от головной боли, запив их
пригоршней  воды. Плеснул холодной  водой в лицо, утерся  полой рубашки.  На
полу растеклась лужица. Он совсем забыл, что труба под раковиной развинчена.
В остальном все в ванной  было  почти в  идеальном  порядке, если не считать
разбитого зеркала и следов от специального порошка для проявления отпечатков
пальцев. Этот красный  порошок обычно называли Кровью Дракона. Все туалетные
принадлежности  -  зубные щетки, кремы, бритвы -  аккуратно  расставлены  по
местам.
     Ванная сохраняла такой  вид,  точно в  доме по-прежнему  жили люди.  На
сушилке для полотенец висели колготки хозяйки. Он заметил, что от одной пары
отрезана  половина.  Видно, там  поехала петля, и  миссис Лидс  намеревалась
сэкономить  на покупке новой пары, сшив половинки двух разрезанных колготок.
Трогательная  деталь, говорящая об экономности миссис Лидс.  Молли поступала
точно так же. У него заныло сердце.
     Через окно второго этажа  Грэхем  выбрался на крышу веранды.  Присел на
ней, поджав под себя ноги. Мокрая рубашка холодила спину. Он часто и глубоко
дышал, пытаясь избавиться от запаха застоявшейся крови.
     От огней Атланты ночное  небо казалось  бледным, и звезд почти не  было
видно. Какая чудесная ночь сейчас на берегу океана. Он сидел бы теперь перед
домом вместе с  Молли и Уилли и  смотрел на звездопад, вслушиваясь  в ночные
звуки.  Они  с  жаром убеждали  друг  друга, что метеориты  падают  с  тихим
свистом, который дано услышать не каждому. Летний дождь метеоритов как раз в
самом разгаре, и Уилли, как всегда, не загонишь спать.
     Он передернул  плечами, глубоко вздохнул. Думать  о Молли не  хотелось.
Неуместно  это  здесь,  да и от дела отвлекает. Грэхему не  всегда удавалось
провести грань между тем, что уместно в данной ситуации,  и тем,  что отдает
дурным вкусом.  Наблюдатель,  который  смог  бы проследить за  ходом  мыслей
Грэхема, был  бы поражен мешаниной, парящей в его голове, отсутствием четких
границ между мыслями о предметах, не имеющих ничего общего между собой. Все,
услышанное  и  увиденное  вновь,  причудливо  соединялось  с  воспоминаниями
прошлого.  Любой другой человек вряд ли смог бы сохранить здравый  рассудок,
продолжая удерживать  эти образы в памяти.  Сам Грэхем не знал заранее, куда
уведет его воображение, но был бессилен остановить поток собственных мыслей.
Заложенные воспоминанием понятия о  границах допустимого отступали перед его
шокирующими своей раскованностью фантазиями. Возможно, он и сам хотел, чтобы
в его сознании существовали барьеры, надежно  защищавшие все,  что  было ему
дорого  в  жизни,  от  разрушительного воздействия  его  собственных мыслей,
сменявших одна другую со  скоростью света. Обычные, стереотипные оценки мало
значили для него, не они определяли его восприятие действительности.
     Грэхем   считал  свой   образ  мышления  гротесковым,  но   отнюдь   не
бесполезным, сравнивая  его со стулом, сделанным из оленьих рогов. Но как бы
там ни было, он все равно не смог бы изменить себя.
     Грэхем погасил свет в комнатах и  вышел  из  дома тем же  путем,  каким
проник  сюда - через кухню. Он посветил  фонариком в дальний конец веранды и
выхватил  из  темноты велосипедную  раму и плетеную собачью  подстилку возле
ступенек. Во дворе он заметил конуру, на крыльце стояла миска.
     Интересно... А ведь все говорит  о том, что ночное  нападение оказалось
для Лидсов полной неожиданностью.
     Прижав подбородком  фонарик к груди, он нацарапал записку для Крофорда;
"Джек, а где была  собака?" Грэхем  ехал  обратно  в гостиницу.  В  половине
пятого утра вряд ли могла возникнуть сложная  дорожно-транспортная ситуация,
но Грэхем  вел машину с осторожностью. Мысли его были далеко. Головная  боль
не утихала. Он посматривал по сторонам, надеясь заметить дежурную аптеку.
     Аптеку  он нашел  на  Пичтри-роуд.  Владелец заведения  продал  Грэхему
упаковку   буфферина.   Яркое  освещение   зала  слепило   уставшие   глаза.
Обтрепанный, весь в перхоти пиджак аптекаря раздражал Грэхема. Он терпеть не
мог  молодых аптекарей. У них такой наглый  самодовольный вид,  а  в  аптеке
полный беспорядок. Наверное, и дома тоже.
     - Что-нибудь еще?
     Пальцы аптекаря нацелились на клавиши кассового аппарата.
     Гостиницы,   более  идиотской,  чем  эта,   возведенная  возле   нового
Пичтри-цснтра, местные  фэбээровцы, разумеется, не могли для него подыскать.
Прозрачные стеклянные шахты лифтов, по-видимому,  должны были не дать забыть
ему о том, что он на самом деле в городе.
     На свой этаж Грэхем поднимался вместе с двумя участниками  конференции.
На лацканах их пиджаков выделялись значки с фамилиями и приветствием "Хай!".
Они держались за перила  и обозревали вестибюль из  поднимавшейся стеклянной
клетки.
     - Смотри-ка, вон за конторкой Вилма, - заметил  тот, что повыше, - надо
же, и эти тут, как тут. А хорошо бы трахнуть ее.
     - Да, чтобы она хорошенько подрыгала ногами, - отозвался второй.
     Явная похоть звучала в их голосах. Похоть и желание отмочить что-нибудь
эдакое.
     - А знаешь, зачем женщине ноги?
     - Зачем?
     - Чтобы она не оставляла след, как улитка.
     Двери лифта открылись.
     - Это наш? - спросил высокий и сам себе ответил: - Наш.
     Выходя из лифта, он задел о стенку.
     Очутившись в номере, Грэхем положил папку на столик у кровати, но потом
решил убрать ее с глаз долой, в ящик.
     Хватит с него на сегодня трупов. Звонить Молли еще слишком рано.
     Совещание в полицейском  управлении Атланты  было  назначено на  восемь
утра. Похвастаться там ему будет нечем.
     Он попытался  заснуть.  Мозг  его напоминал  хранилище  противоречивых,
порой  взаимоисключающих  выводов. Ощущая  этакую опустошенность,  он взял с
полки в ванной стаканчик, налил в него  виски ровно  на  два пальца и залпом
выпил. И снова лег. Его давила  тьма.  Он опять встал, включил свет в ванной
комнате и представил себе, что там Молли,  которая расчесывает волосы  перед
сном.
     В  ушах  звучали  строки   из  протокола  вскрытия,  произнесенные  его
собственным  голосом, хотя  он  помнил,  что не читал  его  вслух. "Кишечник
заполнен...  В  нижней  части правой голени следы  талька...  Глазное яблоко
повреждено  вследствие  ранения осколком  стекла..."  Грэхем  заставил  себя
вызвать в  памяти  шум  прибоя,  накатывающегося на  песчаную  отмель.  Стал
всерьез разрабатывать  конструкцию  водяных часов, которые мастерил вместе с
Уилли.
     Шепотом спел "Виски  Ривер", потом вспомнил и пропел полушепотом  "Блэк
маунтин рэг". Музыку сочинила Молли.
     Док Уотсон прилично вел свою партию  на гитаре, но в  одном  месте, где
вступает скрипка, как обычно сфальшивил. Молли принялась учить его забавному
деревенскому танцу с прихлопами и притопами... Наконец он забылся.
     Проснулся  через  час весь в поту. Ноги свело судорогой. Вторая подушка
вздыбилась  горбом на  фоне  освещенного прямоугольника двери в ванную.  Ему
вдруг почудилось,  что  это миссис  Лидс,  окровавленная, с  разбитым  лицом
скорчилась на постели рядом с  ним. Осколки зеркал торчат из пустых глазниц,
струйки крови на висках точно оправа очков. Он  никак не  мог заставить себя
повернуть голову и взглянуть на нее в упор. Где-то внутри него выла пожарная
сирена. Он протянул руку и коснулся сухой простыни.
     Преодолев оцепенение, он почувствовал себя гораздо лучше.
     Но  сердце все  еще бешено колотилось. Он  встал,  надел  сухую  майку,
влажную бросил  в раковину. Простыня под ним тоже  стала мокрой от пота,  но
перелечь  на  другую сторону постели  он все же не  решился. Постелил  сухое
махровое полотенце и улегся на него.  Так и дождался утра, лежа на полотенце
со стаканом виски в руке. Добрую треть стакана он выпил.
     Пытаясь остановить лихорадочную гонку  мыслей, Грэхем цеплялся за любой
посторонний образ. За все, что угодно, лишь бы не  думать об убийстве. Взять
хотя бы  аптеку, в которой он купил буфферин. Это было единственное  событие
за весь день, не имеющее отношения к преступлению.
     Он предпочитал  аптеки своего  детства,  где еще продавалась газировка.
Мальчишкой,  заходя в аптеку,  он ощущал  атмосферу  чего-то таинственного и
постыдного. Сразу же хотелось думать только о презервативах. Может, все дело
было  в  особых  витринах  с этим  товаром, к которым  все время возвращался
взгляд. Там,  где он сегодня покупал таблетки, противозачаточные средства  в
ярких,   наглядно   проиллюстрированных   упаковках   демонстрировались   на
застекленной  полочке  позади  кассы,  точно  экспонаты  на   выставке.  Эти
современные заведения не сравнить с прежними. В аптеках, которые он помнил с
детства, продавалось огромное  множество  всякой всячины. Грэхему  было  под
сорок, и  он начинал ощущать на себе груз прошлого. Прошлое тянулось за ним,
словно тяжеленный якорь в штормовую погоду.
     Ни с того, ни с сего возник в памяти старина Смут. Он сбивал коктейли и
был  по  совместительству  чем-то  вроде управляющего  у  владельца  местной
аптеки. Грэхем  тогда еще ходил  в  школу. Смут выпивал на работе, забывал в
солнечные  дни опускать тент над витриной,  и шоколад за стеклом вечно таял.
Однажды он не выключил кофейник, и в аптеке начался пожар. Детям он продавал
мороженое  в кредит. Главным из его прегрешений было следующее: в отсутствие
хозяина он  заказал у поставщика пятьдесят кукол.  Возвратившийся из отпуска
хозяин, выставил Смута на  неделю с  работы, а в аптеке устроили грандиозную
распродажу. Все пятьдесят кукол были усажены полукругом в витрине. Пятьдесят
пар круглых  фарфоровых глаз рассматривали прохожих, проявлявших незаурядный
интерес  к  этому зрелищу. Глаза у кукол  были круглыми  и все  василькового
цвета. Грэхем специально  ходил смотреть витрину. Куклы есть куклы, понятное
дело,  но,  как  ни странно,  он  ощущал на себе  их  пристальные немигающие
взгляды. Слишком уж необычное зрелище  являла собой эта  компания фарфоровых
кукол на тесном пятачке витрины.
     Грэхем  понемногу  начал успокаиваться. Куклы с  витрины его детства не
отрывали от  него своих взоров. Он поднес  к губам стакан,  сделал  глоток и
поперхнулся, пролив виски  себе на  грудь.  Потянулся к выключателю лампы на
тумбочке, достал  папку  с  документами. Вот они, протоколы вскрытия  детей,
план  супружеской спальни,  на  котором  помечены следы  крови. Он  разложил
бумаги на постели.
     Итак, на стене остались три пятна.
     Под  каждым на  ковре размазан  кровавый след.  Если  посадить детей по
росту... Брат, сестра, старший брат... Сходится. Все сходится.
     Значит, он посадил  их в ряд у