Роджер Желязны, Джеральд Хаусман. Кольцо царя Соломона --------------------------------------------------------------- © Copyright Роджер Желязны, Джеральд Хаусман, 1963 (King Solomon's Ring, 1963) © Copyright И.Зивьева, перевод, 1997 Издательство Полярис, 1997 Перевод И. Зивьевой, 1997 Сканирование: Черник. В.М. Origin: Castlevania, 1999-2001 │ http://castle.kulichki.net --------------------------------------------------------------- Скарл носил его в уме -- и поэтому умел разговаривать со всеми существами, не понимая, впрочем, ни одного из них. Затем наступил момент взаимопроникновения. У царя Соломона имелось кольцо, и у того парня, о котором мне нужно рассказать тебе, тоже. Только у Соломона оно было массивным и железным, с пентаграммой на печатке, а у Билли Скарла -- невидимым, так как он носил его в уме. Тем не менее оба кольца служили одинаковым целям. По легенде, кольцо Соломона давало тому возможность понимать язык зверей. Если ты помнишь, Скарл тоже был наделен подобным даром. Полагаю, именно это было причиной его необычной восприимчивости. Пишу тебе это письмо, Лиза, потому что ты -- единственная, кому удалось завербовать его, и, кроме того, думаю, что он был влюблен в тебя. Возможно, я ошибаюсь. Если так, мне остается лишь попросить прощения за назойливость и положиться на твое чувство юмора, расставляющего все по своим местам. Вчера вечером (думаю, что именно вчера) я/мы обедал/и с доктором Хейлом. Ты его не знаешь. Он похож на большого панду -- белые ботинки (как правило), широкие черные брюки (всегда), белая рубашка (всегда), черный галстук (то же самое) и что-нибудь черное на макушке (обычно). А еще у него вечно скорбные глаза и пара увесистых чайных блюдечек заместо ушей (когда-то он был боксером полутяжелого веса, и довольно приличным). Нос у него -- как старая Эйфелева башня и свернут набок. Он умудряется почти обходиться без обычной психоаналитической болтовни врачевателя комплексов. Он утверждает, что его репутация Свенгали от медицины основывается на том, что его внешний вид с первого же взгляда внушает пациентам жалость, но я иногда удивляюсь. Когда он принимается молоть всякую чушь, черты его толстого лица вроде как расплываются, пока вам не начинает казаться, что вы смотрите на портрет Макиавелли на пенсии. Впрочем, он еще не на пенсии и расправляется с бифштексами как надо... Прожевав очередной кусок: -- Как там насчет Билли Скарла? -- Ты же врач. Вот и скажи мне. -- Я ценю твое мнение. -- В таком случае ты не совсем в курсе. У меня нет своего мнения. -- Ну так составь его, так как мне хочется услышать именно твое мнение. Я впился зубами в булку, выторговывая себе тридцать секунд на размышление, и стал размышлять. Успехом своей ранней карьеры Скарл был обязан прежде всего минимальному количеству членов экипажа. Он не доверял слишком большому числу людей, и поэтому все, кто находился на борту его корабля, умели не только держать язык за зубами, но и были специалистами широкого профиля. То, как он оригинально сбывал плоды своих разбойничьих набегов, в течение долгого времени сбивало Охрану с толку. Целый ряд миров по Разведывательному Периметру являются не более чем энциклопедическими записями, состоящими из пары предложений. Но среди этих миров находится множество превосходных торговых центров. Однако язык является настоящим барьером. Потому что такой уймы переводчиков, особенно для всяких контрабандных делишек, в мире просто не существует. Тебе пришлось изрядно поломать голову, прежде чем ты поняла, что Скарл едва ли знает себя. Он просто думал, что овладел галактическим языком знаков и что гибридного местного говора Фенстера, его родного мира, достаточно, чтобы заполнить пробелы в знаниях. Учти, Лиза, что, несмотря на свой ум, он получил всего лишь номинальное образование в какой-то трущобной школе и во многом был совершенным профаном. Тем не менее Кругу Соломона пришлось предупредить Охрану, с чем они имеют дело. После ареста на Мартине VIII ему, можно сказать, слегка улыбнулось его жалконькое счастье, и его отправили на Землю под надзором старого Охранника, готового вот-вот выйти в отставку. Пока они летели, легавому, насколько тебе известно, пришло в голову, что арест был произведен не по правилам и что на данном этапе игры ему вовсе не хочется заиметь в своем досье черную отметину. Поэтому он поменял входные коды и избрал самого себя судьей, присяжным судом и палачом -- ты, может, не знала этого. И покуда он занимался необходимыми приготовлениями, он все время молчал. Но Скарл, конечно же, знал. Было бы, наверное, интересно рассказать тебе в подробностях, как легавый не сумел нажать на курок, а Скарл сделал из него винегрет своими наручниками, но я предпочел бы опустить эти подробности. Я уже столько раз слышал эту историю. К тому времени когда ты встретила его в том баре на Кимберли, он уже начал подозревать правду о себе, но он слишком много развлекался, чтобы выкроить время и поэкспериментировать. Униженный, но в приподнятом настроении, он бегал по магазинам, подыскивая себе новую экипировку. И вот в тот вечер ты села напротив его коктейля с виски и предложила погадать ему. И он, естественно, сказал "да". Ведь ты такая красивая. "Тринадцатая карта главной арканы, -- сказала ты ему, -- это Костлявая Жница. Она означает Смерть, чаще всего лишь на метафизическом уровне, но все равно смерть. В твоей жизни ожидаются перемены". Он, улыбнувшись, согласился и спросил, не хочешь ли ты помочь ему изменить жизнь. Ты, улыбнувшись, согласилась -- вроде этого. Целую неделю он пребывал в замешательстве (потому что не мог разгадать тебя так же, как других), прежде чем ты поняла, что он созрел для Пари. (Ты что, прятала ту карту Таро в рукаве? Он несколько раз интересовался этим, так что я решил, что спрошу.) Похоже, все устроилось как нельзя лучше, и предсказание, разумеется, оказалось верным. Против ставки в один космический крейсер он согласился сыграть роль преследуемой жертвы. Тебе удалось убедить его, что ты богата (что по моим теперешним размышлениям тоже было правдой) и любишь острые ощущения (что при всем при том вполне могло оказаться правдой). Он уже не мог отступить. Не то чтобы он хотел этого, но уж слишком похвалялся загодя. А еще он обладал невероятной живучестью, потому что, когда мне пришлось, в конечном счете, убить его, мне удалось это сделать только случайно. У него было лишь три дня, чтобы спрятаться в джунглях Кимберли, и неделя на то, чтобы не дать найти себя твоим ищейкам, механическим паукам и электронным следящим устройствам. И тебе не удалось найти его. Я помню ту ночь, когда ты сообщила мне об этом. Все происходило на Лилит, где по небу гуляли многочисленные луны и чудесный резкий морской бриз вытеснял запахи жареной Sussevogel и лилитского мозельвейна (ох уж это языческое Uebfraumilch!). Ты не помнишь, как называется то место? У меня название, кажется, совсем вылетело из головы, но я совершенно отчетливо помню балкон, а на тебе было что-то синее... Ну да ладно. Потребовалось три дня, по твоим словам, чтобы отыскать его след, и шесть часов, чтобы окружить его. Но когда ты приблизилась к месту его стоянки, он ускользнул от тебя. Так повторялось еще несколько раз, пока ты не заманила его на высокогорье у Гильских гор. Вспомнила теперь? Пауки перестали возвращаться, и ты стала находить их одного за другим разбитыми вдребезги. Потом ты осталась совсем без пауков. К тому времени тебе было уже ясно, что он взобрался на самый верх, так как пошел намного быстрее, а на сломанных пауках виднелись следы его ног. На пятый день ищейки сдались, не признаваясь в этом. "Собаки" заинтересовались другими делами. В конце недели он заявился в твой лагерь, весь в улыбках и сознавая свою силу. Он выиграл Пари, разрушая механических охотников, кружа позади твоего отряда и "подслушивая" твоих охотничьих зверей. Затем он ухитрился "отговорить" их от преследования. Он следовал за тобой, пока не кончились семь дней, а потом вышел к тебе, чисто выбритый и уверенный в победе. Бедный простачок! Он был принят в самый престижный клуб в Галактике и тем самым сократил вероятную продолжительность своей жизни до девяноста или ста лет. Прости меня, дорогая, но мне нравился этот парень. Если бы Охрана доставила его на Землю живым, его бы так или иначе завербовали. Пока вы месяц развлекались в Приземелье и Внутренних мирах, ты рассказала ему о кольце царя Соломона, которое давало возможность понимать языки всего живого. Да, было у него такое кольцо, сказала ты ему, и у тебя оно тоже есть, Билли Скарл. Ты носишь его в уме, вроде как вывернутый внутрь пояс целомудрия. Не успеет кто-либо заговорить, как ты уже знаешь, о чем он собирается сказать. А если ты захочешь что-либо сказать, причем желание твое будет достаточно сильным, то еще до того, как ты заговоришь, другие уже знают, о чем ты хочешь сказать. Отчасти ты -- телепат и потенциальный паралингвист. Ты, пожалуй, провалил бы даже начальный курс французского -- довольно легкого ортоязыка, -- но достаточно тебя как следует поднатаскать, и ты сможешь одновременно переводить сразу с двух языков, не зная ни того ни другого. И он захотел выяснить, можно ли на этом заработать! Теперь ты его вспомнила? Ему было около пятидесяти, в волосах серебрилась преждевременная седина, которая появляется, если чрезмерно тормошить плохо защищенные крейсера. Нервные пальцы, ясные глаза, в одежде он предпочитает неприметность, а говорил так, что все фразы его казались одним длинным словом. На первый взгляд, по-моему, он вовсе не производил впечатления закоренелого преступника. Возможно (и вполне правильно), он казался скорее человеком, который утомился, развлекаясь в Марли грасе (последний день карнавала перед постом) на Сентуво. Хеил считает, что это и был ключ к его таланту, давно утерянный на улицах Фенстера. Ты предложила ему действительное членство в Круге, если он одолеет учебу, подчеркивая как гражданскую неприкосновенность Круга, имеющую обратную силу, так и высокую оплату, которую тот обеспечивал. И что ему оставалось делать? Он понимал, что ты превосходишь его чуть ли не во всем, и захотел сравняться. За ним было интересно наблюдать -- гордость его поистине творила чудеса. Незадолго до окончания учебы он мог справиться почти с любым заданием. Я помню, как он потел над книгой Чомского (которая, в общем-то, значила не так уж много, поскольку прикладные знания в ней представляли из себя сплошной круговорот звуков, скручивающихся в успокоительную пилюлю), но она снабдила его общими понятиями, а такие вещи, как понятия, помогают сглаживать острые углы. А что касается закона -- что ж, он искал лазейку. Он вступил в Круг, и вы не теряли связи: красиво, остроумно, утонченно -- как бы лучше выразиться?.. полемизируя? -- пока он не получил своего первого назначения и не отрезал себя от внешнего мира. Что потом, Лиза? -- Скажу тебе, док, -- обратился я к Хейлу, -- что я думаю насчет его первого назначения. Его послали работать на планету под названием Мальмсон. Тебя не было тогда в той поездке, очень неудачной. Он чувствовал, что мы погубили там все сообщество, и это вроде как подействовало на него. Думаю, он ощущал тяжесть ответственности за это больше, нежели человек имеет право ощущать. -- За что? Что там произошло? -- О, совершенно ничего особенного. Мы не навязывали населению наркотики, не посылали их женщин в бордели, в чем нас часто обвиняют. И даже захоти мы запрячь их как следует в работу, нам бы не удалось этого сделать -- роста в них было около трех футов, а выглядели они, как киви с ручками. Но Скарл действительно не знал, чем он все-таки занимается. Он думал, что им надо всего лишь установить моделятор, взять пробу и заполнить Универсальную Форму. Но этим, разумеется, дело не ограничивается. -- И? -- Он узнал правду -- после того, как содержимое Формы было подвергнуто анализу и залежи боракса на Мальмсоне были признаны значительными. Мы представили отчет и отбыли. А через год он снова навестил ту планету -- нельзя позволять паралингу возвращаться ни в один из Х-миров... Промышленность, которую мы им навязали, уже начала разрушать систему ценностей их культуры. А Скарл, будучи паралингом, переводил во время беседы с обитателями планеты в это свое второе посещение не только слова, но и чувства. Опрашиваемые озлобляются, молодые теряют корни -- да ты знаешь эту историю. К тому времени Скарл уже побывал в нескольких других Х-мирах, но после того визита в его душе поселились сомнения. Он заявил, что мы не имеем права переделывать чужаков по нашему подобию. Потом он сообщил, что хочет уволиться. -- А как отреагировал на это Круг? -- Официально никак. Но впоследствии его навестила женщина, которая ранее завербовала его, и убедила его принять еще одно назначение. -- То последнее? -- Совершенно верно. Мак 997-IV. Ту планету называют еще Мясником. Вербовщица объяснила ему, что те его первые назначения были учебными. Потом она стала раскрывать ему остальные секреты Кольца. "Что это было за назначение, которое ты получил во второй раз?" -- спросила ты его. Он рассказал тебе, что его отправили в жуткое, отвратительное место, где обитали вонючие рептилии, которых он ненавидел. Тогда ты сказала ему, что в результате его посещения они, ко всему прочему, изменятся. Раса рептилий станет от этого более симпатичной -- по человеческим меркам. Ты потом рассказала ему всю историю кольца царя Соломона и что оно было божественным даром Строителю Храма, дарующее ему власть над всяким демоном. И никто из демонов не вел себя вызывающе, успокоила ты его. Некоторые ему даже помогали, некоторые -- нет. Особо злобных Соломон загнал в бутылки, запечатал их нерушимой печатью кольца и бросил на веки вечные в море. Полезных демонов отправили работать на строительстве Храма. Ты, Билли Скарл, носишь кольцо Соломона в уме, и передача информации -- не единственная его функция. Ты являешься Строителем -- и всех, кто может тебе так или иначе помочь, ты будешь привлекать к строительству межзвездного Храма Земли. Это самая величественная из всех обязанностей человека, и среди нас найдется немного, очень немного таких, кто способен содействовать осуществлению этого замысла. Ты теперь прошел все испытания. Ты -- в высшей степени одаренный паралинг. Воистину, ты настолько одарен, что мы хотим поручить тебе самое трудное назначение из всех. -- И он, конечно же, купился на это, -- закончил я, отхлебнув кофе. -- При желании она сумела бы продать иглу (куполообразное жилище канадских эскимосов из снежных плит) на Меркурии. День выдался ярким, желтело небо, и Скарл опустил на землю свой моделятор. -- В чем дело? -- спросил я. -- Они сегодня молчат, -- ответил он. -- Они хотят только понаблюдать за нами. Они вернутся примерно через сорок часов. Сейчас они уходят. -- Где они? -- За теми кустами. -- Он махнул рукой по направлению к зарослям красноватого и колючего на вид кустарника. -- Они пойдут спрашивать позволения на разговор с нами. -- У кого? -- Не знаю. -- А откуда же ты тогда знаешь обо всем, что говорил мне? Аппаратура ведь не работает. -- Минуту назад во мне возникло частичное ощущение. Они сами телепаты, и они разговаривали. -- Какие они на вид? -- Не знаю. Думаю, вроде крупных насекомых. Хотя после отчетов с Х-1 и Х-2 мое мнение может быть предвзятым. У меня такое чувство, что они относятся к категории рабов. -- Что делать, если они будут раздумывать целую неделю? -- спросил я. Он пожал плечами. Итак, мы спустились к реке и пошли купаться, так как нам это было запрещено, а капитан не имел права отдавать подобные приказы сотрудникам Круга. Сланцеватая почва казалась вся пронизанной крошечными порами, вода была теплой, и нас овевал слабый ветерок, приближая наши условия к почти комфортным. Плавать в водах Мак-Ножа, как мы прозвали Мясник, было легко. В воде под нами нас не подстерегала никакая опасность (да и вообще ничто не подстерегало -- ни опасное, ни неопасное, потому что на Маке почти не было подводной жизни). -- Ты боишься? -- спросил я. -- Нет, -- ответил он, -- Почему? Он промолчал. -- Ты так уверен в себе? -- Конечно. -- Он зевнул. -- Паралинги немного наделены даром предвидения, когда дело касается органических проявлений. Если бы, например, тот слепень, который собирается приземлиться на твой нос, захотел бы укусить мой, я бы узнал об этом заранее. Мне послышалось жужжание. Я шлепнул ладонью по носу, но никакого слепня на носу не оказалось. Зато над ухом раздался гомерический хохот. -- Тебя подвел рефлекс, -- сказал он, -- на Мяснике мухи не водятся. Я проворно перевернулся, чтобы наподдать ему как следует, окунув его с головой, но его уже там не было. Его смех донесся с берега, примерно в сорока футах от меня. Он сидел там и спокойно курил. -- Конечно, -- повторил он. Я потер нос: -- Очень смешно. Когда сегодня ночью ты найдешь в своей постели тарантула, то узнаешь, кто... -- Брось, -- отозвался он. -- Я задумал доказать. Ты расслабился... уши на уровне воды... где-то раздаются всплески... я не произносил ни слова. Допустим, ты думал, что я рядом. Что я -- мошенник, хитрый и отвратительный тип. -- Ты знаешь, что меня заботит. -- Да, -- сказал он, -- ты беспокоишься, что произойдет то же, что и раньше. -- Дважды, -- добавил я. -- Какого дьявола эти бюрократы не могут послать не одного паралинга, а побольше... -- Одного всегда хватало. Так было везде. И то же самое будет на этот раз. -- А ведь для тебя это настоящий вызов, не так ли? -- огрызнулся я. -- Кто бы там ни беседовал с тобой, должно быть, бросил его тебе очень уж по-миссионерски. -- И что? Х есть X. Я справлюсь. -- Ты представляешь для меня всего лишь кадровый вопрос, -- заметил я. -- Но два последних паралинга, посланных сюда на X, до сих пор находятся в психушке, а линии их электроэнцефалограмм почти такие же ровные, как горизонт. -- Я знаю одну старую ортопритчу, -- сказал он мне, -- о парне, который спросил у компьютера, когда он умрет. Я ждал. -- Ну, и что потом? -- Ничего, -- ответил Скарл. -- Конец притчи. Компьютер не знал ответа. -- Но скрытый смысл заключался... -- Шансы на мое возвращение просчитаны достаточно хорошо. Неожиданностей на этот раз будет гораздо меньше, так как у нас имеются отчеты первых двух экспедиций. Эту задачу можно было бы запрограммировать, а тогда кто ты такой, чтобы судить вот так, с наскока? Я ничего не ответил. Я только упорно соображал. Но он снова засмеялся, потому что родился на Фенстере и знал весь словарь по галактическому сквернословию вдоль и поперек, так что ему не приходилось заглядывать в него в поисках нужного слова. Когда позже мы посылали на корабль свой отчет, я чувствовал, что он знал и то, что никаких тарантулов у меня нет в помине. Это было за два дня до того, как вернулись те существа. День выдался серым и дождливым, когда они появились на поляне. Быстро поставив открытую полевую палатку, мы накинули на себя дождевики и потащились по грязи. Скарл досуха вытер полотенцем стол и водрузил на него моделятор, а я принялся изучать нашу долгожданную миссию... Их было трое... Похожие на муравьев, с твердой, как сталь, кожей зеленоватого оттенка старой от времени бронзы, они были величиной с Немецкого Пастуха -- разве что, по-моему, во много раз сильнее. Их пустые глаза напомнили мне розовые луны Дорна -- по виду незрячие, но приводящие в замешательство пристальностью взгляда и, вполне возможно, всевидящие. Ты помнишь Дорн? Скарл произнес несколько слов, включив запись, и ответ пришел в виде серии звуков "клок-клик, т-т-т, битл-битл-битл". Он нажал на кнопку "анализ" и достал из кармана черную коробочку на защелке. Едва он закончил приготовления к подкожной инъекции, как на приборе вспыхнул красный огонек, свидетельствующий о недостатке данных. Он повернулся к существам и продекламировал сонет Шелли. В такой день, как этот, сонет был как-то не к месту, но существа отреагировали на него оживленнее, и Скарл нажал на "запись". Он набрал в шприц из ампулы успокоительное мягкого действия и, пока те стрекотали, сделал себе укол. Кажется, они поняли, чего он хотел, так как на этот раз говорили целых четыре минуты. Он снова вдавил кнопку "анализ", а я выглянул наружу из-под колыхавшейся парусины палатки и всмотрелся сквозь струи дождя. Мясник вполне мог оказаться драгоценной находкой. Предварительные геосводки указали на нетронутые ресурсы минералов и возможную пригодность климата для выращивания основных продуктовых растений, площади под которыми, теснимые городами слишком маленькой Матери-Земли, сокращались. А конгломераты загаженных городов на бескрайних равнинах из стали и бетона выделялись скорее как гнойные прыщи, нежели как красивые достопримечательности. Но среди стальных пор Земли пшеница, посягающая на ее территорию, все еще означала хлеб. Мясник мог стать Пекарем. Вспыхнул зеленый огонек "предварительное моделирование флексий (изменяемая часть слова при склонении, спряжении, изменении в роде, а также при образовании грамматических форм) установлено". Модели, но не значения. Нет такого прибора, который с одного конца принял бы сухие "клик-клик, т-т, битл-битл", а с другого выдал бы вам "Доброе утро, дождь шпарит как из ведра, не правда ли?" Для несведущего, будь то человек или машина, совершенно незнакомый набор смысловых звуков ровно ничего не означает, пока к одному-двум звукам не подберется соответствие. Порой для освоения грамматики и словарного запаса просто нет времени -- вот как сейчас, а достаточно хороших телепатов для полного Х-ирования не было. Но все языки имеют свои флективные модели. Моделятор тем и занимался, что отделял и определял эти модели. Прибор не имел понятия, являлись ли они вопросительными, дискуссионными, повторяющимися или какие там у вас есть, но скрупулезно просеивал их. Остальное зависело уже от Скарла и моделяции. Динамики схватывали своим магическим кругом букашек, в другом круге находились мы. Дирижер Скарл -- с мирным видом, ухмылкой на лице и полуопущенными глазами -- начал концерт. Как только он включил устройство, заработали сразу два канала моделятора. С нашей стороны минимальный для нашего уха уровень слышимости был настроен заранее, а "анализатор", основываясь на записи голосового диапазона муравьев, приблизительно установил их слуховой порог. Передача. Скарл говорил едва слышно, глядя в никуда. Каждый из девяноста семи вопросов Формы, с его дополнительными подпунктами, ждал своей очереди, притаившись в мозгу Скарла, словно впечатанный в него. Насколько тебе известно, Лиза, все это тщательно планируется. Я здесь так обстоятельно излагаю тебе Известное, потому что у меня есть что сказать об этом, что имеет прямое отношение к затронутой мною теме. Сначала насмешники посчитали раболепием возвеличивать сеанс, но нынче на том фронте утихомирились. Допинга при заполненности сознания Универсальной Формой вполне достаточно, чтобы вызвать наших духов -- мыследухов, которые перепрыгивают через щель между сознанием Спрашиваемого к глубоко скрытой точке в мозгу Спрашивающего. Оттуда они переправляются по восходящей на волнах любопытства, возникающего после вопроса, и вливаются в бессловесные предложения едва слышной моделяции. С таким хорошим паралингом, как Скарл, духи тоже посещают нас, если разум наш безмятежен. Его стенографистом был рядовой лингвист, который никак не мог угнаться за передачей. "СОВОКУПНОСТЬ СЛОВ ОДИН (ПОЛНЫЙ ДИАПАЗОН ФЛЕКТИВНЫХ ЦИКЛОВ): Доброе утро/день/вечер. Мы приветствуем вас от имени Земли и желаем вам хорошей охоты/рыбалки/урожаев/тучного скота/побед. Мы теплокровные, всеядные, патриархальные, высокоразумные существа. Мы нуждаемся во многих вещах. У нас есть много вещей, которые мы можем предложить другим существам, независимо от того, похожи эти другие на нас или нет. Кто вы? Что у вас есть/в чем нуждаетесь?" Вопрос за вопросом, и каждый вопрос, укладываясь на другой, заполняет Форму. Теоретически все вопросы ставятся тем самым в равное положение относительно знания, и оценивается возможность заключения сделки на честной основе. Поскольку мы сами все спланировали, составляя заодно солидный запас ответов, и усовершенствовали процедуру Определения Неизвестных от искусства к науке, то мы фактически всегда оставались в выигрыше. Справедливость -- принцип хороший, но глубинная психология, сопровождаемая военным анализом и усиленная властью на любом уровне -- от религиозного до экономического -- дает нам маленькие преимущества, не заставляя нас беспокоить сенат. Словно в плохоньком адюльтере по гипертелефону, ответы пришли какие-то гермафродитные: "Доброе утро. Мы -- слуги. Мы служим. Наши хозяева/правители -- яйцекладущие. Мы всеядные. Мы разумные. Мы ни в чем не нуждаемся. Наши хозяева/правители дают нам все. Что вы хотите?" И так далее по накатанной колее. На все наши ключевые вопросы -- "мы не делаем то-то/знаем то-то/нуждаемся в том-то. Наши хозяева/правители делают то-то/знают то-то/не нуждаются в том-то". Они нам рассказали о себе все. Одержимый энтомолог был бы, наверное, от такого интервью на седьмом небе от счастья -- примерно так же, как наш одержимый энтомолог Дейв Болтон. -- Пожалуйста, -- взмолился он, -- спроси их, не видят ли они поляроидной вспышки... -- Ш-ш! -- произнес я, который руководил всем. -- Позже. Не замечал ли я капкана для медведя на газоне нашего сотрудничества? Мы готовы помочь вам, но -- проклятье! -- сэр, мы просто не знаем ответа на этот вопрос. И так далее. "Не предлагай, -- написал я на листке бумаги, -- чтобы мы говорили с их хозяевами. Подожди, пока они сами не предложат". Я положил записку перед Скарлом, надеясь, что чтение написанного мной удержит его от передачи той мысли. Я ждал, что последует. Они предложили. Скарл повернулся ко мне. -- Скажи им, что мы должны посовещаться, -- ответил я. -- Спроси, где их хозяева, как они выглядят, почему сами не пришли. И спроси, не предлагали ли они, чтобы мы послали тебя. -- Меня? -- Тебя. Он спросил, и они ответили, что им придется посовещаться. Да, в конце концов они поставили нас в известность, что и в самом деле их правители (которые живут в вечной ночи) упомянули, что мы можем послать нашего единственного паралинга, если возникнет необходимость пояснить что-нибудь. Хотим ли мы? -- Скажи им "да", -- велел я, -- но не сегодня. Нам нужно еще немного посовещаться. В тот день мы вчерне проанализировали Форму. Полетев на крыльях смелого воображения, мы пришли к выводу, что правители схожи с муравьиными царицами и не любят покидать гнездо. В нашу задачу входило доставить на Мясник форму, проанализировать ее и написать рекомендацию, а поэтому раз уж они не хотели идти к нам, то нам ничего не оставалось, как только пойти и самим навестить их. Однако нам не помешало бы принять какие-то меры предосторожности, так что Скарл всю ночь изучал депрессивные неврозы. Хейл сказал, что если дела пойдут совсем паршиво, то Скарл, чтобы не потерять рассудка, смог бы отступить, уйти в невроз. -- В нарушение всех правил мы тоже вооружились до зубов, -- сказал я Хейлу, -- а каждый зуб снабдили крохотным стеклянным капсюлем, ты и не слышал о таких. Я был почти обязан испробовать их. -- Да уж, конечно, догадывался, -- фыркнул он. -- Однако в моих неврозах нет ничего дурного. Я обеспечил его самыми лучшими, что у меня были. -- Уверен, что он оценил это по достоинству, -- ответил я, наливая ему выпить. -- Ты веришь в легенду о кольце царя Соломона? -- Ну-у, как в обобщенный образ... -- Образы, черт! Веришь ты в эту историю или нет? -- Да, в ней есть многоуровневый неосознанный смысл. -- Ну так перейди на минутку на мой уровень и ответь на вопрос. Забудь о психоструктурной дребедени. Может ли один интеллект управлять другим нефизическими методами? -- Харизма (Способность пророчествовать и творить чудеса; притягательная сила), -- заявил он, -- необычный феномен. Здесь обычно действуют многие факторы. -- Выпей-ка лучше еще, а заодно проглоти и свою харизму. Я говорю о парапсихических явлениях. Если паралинг способен посылать и принимать, то почему не нечто большее? -- Приказы? -- спросил он. -- Парагипноз? В особых случаях такое возможно. -- Я бы привел аналогию с ударом молнии, выплавляющей в песке свое изображение. Я стал подливать ему. -- Хватит, -- сказал он. -- Психологи только пьянеют, а психиатры пьянеют и крушат все подряд. К чему ты, собственно, клонишь? -- Кольцо действует двояко. Да, Лиза, именно так. Не просто перевод, а нечто большее. В тот первый серый день в подземных пещерах Скарл закончил тридцатисекундный посыл информации, и стенографист бросил свой стенопис. -- Не могу записывать, -- заявил он. -- А в чем дело? -- спросил я. -- Моделятор испортился. Я не улавливаю ни голосов, ни даже понятий. -- А что ты улавливаешь? -- Очень красивый мелодичный звук -- будто музыкальное произведение. Эмоциональное резюме чего-то. Только не спрашивайте чего. Я и не спрашивал. Я спросил Скарла. Разозлившись, что меня самого охватила приятная леность, я сбросил с себя чары и закричал: -- Что происходит? -- Ш-ш! В полной темноте я нащупал его плечо, но его шепот был обращен в никуда, и рядом с прибором он был нигде. -- Свет! -- крикнул я. Но мой крик опередила моя мысль о свете. Послышался звук, будто кто-то скреб по бетону жесткой щеткой, и наш свет взорвался пучками лучей, устремившихся по всем направлениям. Мы, люди, были одни, и еще Скарл. Он прислонился к стене туннеля примерно в десяти футах от нашей группы и улыбался. Я повторил вопрос. -- Ничего, -- ответил он. -- Сейчас ничего не происходит. Жаль, что ты включил свет. Ты нарушил соглашение. -- Я отнюдь не горел желанием стать чьим-то завтраком, -- заметил я. -- Что ты делал? -- Я рассказывал ей, как в полете уворовал Лунный камень. -- Так это ты стащил его! -- Я. -- Но зачем ты рассказывал им об этом? -- Потому что меня попросили. У меня это было в памяти, а им захотелось знать более подробное описание принципа незаконного присвоения. Я помню, как присвистнул тогда -- чтобы удержать себя и не сотворить чего-нибудь. -- Но это не совсем материал Формы, -- тихо произнес я. -- Не совсем, но меня попросили... -- Почему? -- Ее заинтересовало удовольствие, связанное с мыслями. -- Ее? -- Ну да, самку. Ты был прав насчет цариц. -- Муравьиную? -- Полагаю, да. -- Почему она не позволит нам увидеть себя? -- Думаю, что свет раздражает ей глаза. -- Все это дурно пахнет. Как вернемся на корабль, жду подробного отчета по данному X. Но давай-ка вернемся побыстрее. Что-то мне здесь не нравится. Улыбнувшись, он пожал плечами. Я проверил ампулы, но он не принимал дополнительной дозы. Позднее я снова спросил его: -- Они хотели узнать, как ограбить звездолет? -- Нет. -- Он откинулся назад в кресле, пуская колечки дыма. -- Она только интересовалась воспоминаниями, связанными с удовольствиями. -- Так о чем же ты ей рассказал? -- Ни о чем, я просто разрешил ей покопаться в моем мозгу. -- И что же она сказала? -- Ничего. Но, похоже, осталась довольна. -- А что за воспоминания были там? Он слабо улыбнулся: -- Обожаю воровать. Особенно если удается сбежать с краденым. -- К несчастью, -- ответил я, -- из твоего рассказа я узнаю больше о тебе, чем о муравьях. -- Ты задал мне вопрос, я ответил на него. -- Что было дальше? -- На этом все. Ты включил свет. -- Немного. -- Не я включал свет. -- Ладно, -- проворчал я. -- Как вышло, что Браун не смог записывать? -- Мы воспользовались мысленной стенографией. -- Где ты выучился ей? -- Да я сегодня вроде как просто вошел в нее, и все. Они -- прирожденные паралинги. -- Что само по себе является весьма ценным товаром. Придется нам заняться изучением этого, заодно с содержимым Формы. -- Согласен. Только в следующий раз не включайте свет. -- Хорошо, мистер. Но чтобы больше никаких советов профессионала по космическому пиратству! -- Никаких, -- пообещал он. Итак, мы снова отправились в подземные города Мясника разрабатывать пласты муравьиных умов, ведомые сонаром на поясе и пятиваттными мерцающими фонариками. Брауну все еще не удавалось хоть что-то записать. Под гипнозом он вспоминал лишь ощущения передачи, и ничего больше. Поэтому что касается отчетов, мы были вынуждены полностью полагаться на Скарла, но недели через полторы я уже сомневался, получаем ли мы их вообще. -- Скарл, ты что, редактируешь свои отчеты? -- Нет. -- Не хочешь ли подтвердить это с препаратом? -- Ты считаешь, что я вру? -- Может быть. -- Ладно, валяй, вводи свои препараты. -- Он засмеялся. Мне в голову пришла мысль (возможно, он и послал ее, когда смеялся), что с помощью препаратов ничего не докажешь. В нем выработался иммунитет к большинству гипнотиков еще во время учебы. Под их воздействием мозг просто переключался. -- Забудь об этом, -- сказал я. -- Уже, -- согласился он. В чем мы действительно нуждались, так это в другом паралинге, который проверял бы нашего. Отчеты Скарла выявили картину гигантской колонии муравьев, управляемой, как классический монолитный организм. Похоже, по своей структуре колония подразделялась на низших, средних и высших рабочих, солдат, супругов цариц и самих цариц. Это была аграрная культура, которая не создала ни единого орудия труда, но полагалась скорее на классы физически развитых индивидуумов, предназначенных для работы. В основе этой культуры лежала матриархальная идея, которая пропитала ее религию подобно (как мне кажется) представлению древних египтян о божественном происхождении фараонов. Я разлил содержимое маленького кофейника по крошечным чашечкам, жестом попросил официанта принести нам еще один и посмотрел в окно, минуя взглядом углубленные в почву сады Селены, на болотного цвета шар с четкими очертаниями Америк поверх величественного купола: Европа откатывалась в сторону, Андалузия выклянчивала у моей памяти воспоминания, а Гольфстрим начинал сыпать соль на раны, Лиза. Между прочим, к тому времени как ты получишь это любовное послание, меня уже здесь не будет, дорогая. Я буду там -- догадайся где? -- Двояко? -- переспросил меня Хейл, и вокруг Эйфелевой башни заметалось недоуменное выражение. Обернувшись, я кивнул: -- Да, я заподозрил это, когда отчеты Скарла стали повторяться, -- будто я вновь и вновь перечитывал один и тот же отчет. Я спросил себя, что он может скрывать или от чего отвлекать внимание. А потом я решил, что, может, это вовсе не он. -- Так ты поэтому захотел сам заняться Х-ированием? -- Верно, -- подтвердил я, -- вот почему я реквизировал из твоей каюты аптечку паралинга. -- Так вот почему наша игра в безик расстроилась из-за желудочных болей? -- Да, я заплатил связисту, чтобы тот заболел. -- С непаралингом безнадзорный Х подвергается опасностям. -- Это я слышал, но именно поэтому в штате полно бывших Охранников -- чтобы осушать лужи напастей прежде, чем кто-либо вступит в них. -- Или превратить их в озера, -- отозвался Хейл. -- Так что там насчет Скарла? Что же произошло на самом деле? -- В отчете сказано, что он тронулся умом и пытался нас всех убить. Мне пришлось застрелить его, защищаясь. -- А сам ты помнишь, как стрелял? -- Вроде да... Во всяком случае, так говорится в отчете. Хейл не отставал от меня. -- Ты был в его голове. -- Каждое слово равнозначно ложилось одно к другому. -- Да, все это есть в отчете. -- И ты был с ним как раз в то время, когда он сошел с ума. -- Правильно. -- И ты ушел после того, как убил его, уверенный, что ты и есть Скарл. -- И это верно. В отчете указывалось, что под сильным воздействием травмы во мне развилось невропатическое отождествление с его личностью. -- Знаю, поскольку сам писал. Но я редко довольствуюсь тем, что просто приклеиваю на что-то ярлык, а именно это я и сделал. С тех пор прошло уже два месяца, и я могу еще долго не увидеть тебя. Мне бы хотелось перепроверить свой диагноз, прежде чем мы расстанемся. -- Ладно. Мы оба в таком состоянии, что я могу рассказать тебе, что произошло на самом деле, а если тебе вздумается снова когда-либо расспрашивать меня, то свалить все на горячительные напитки. Итак, я рассказал ему. Ты помнишь, как пару лет назад мы отправились в морское путешествие на Янсен? Мы тогда еще остановились на одном островке, где ты уговорила меня поплясать лимбо с ребятишками. Чтобы им угодить, я перегибался назад, а потом шлепнулся плашмя на спину и произвел более незабываемое впечатление, чем если бы преуспел. Я знаю, что Хейл нисколько не поверил моему рассказу -- уж я-то слышал, как скрежещут его винтики, -- но он был потрясен. Больше, чем я ожидал. Я рассказал ему, как в тот день сопровождал Скарла, возвращавшегося в подземные владения, шагая под походную мелодию Охранника-маньяка, призванную обеспечить невмешательство в свой разум. Сам я бросил учебу на курсах Круга уже на втором месяце -- из-за стремления смешивать понятия. Уверен, что тебе неизвестно, что я даже попробовал сделать это (вероятно, мне удалось, если судить по имени). Я так и видел, как Хейл припоминает мое личное дело и хватается за него как за объяснение моему рассказу -- объяснение того, что же в действительности спасло мне жизнь. Он ошибался, но это не имело значения. Он все же поверил почти всему, что я рассказал. Едва ли кто может добиться соотношения Х при благоприятных условиях; я же могу всегда, и оно выше среднего. На этот раз его было достаточно. Слабое свечение наших фонариков рассеивало тьму лишь вблизи нас, а значит, Спрашиваемая (?), как всегда, оставалась в тени. Словно притаившаяся во мраке Медуза-горгона, она находилась где-то невдалеке перед нами -- мы чувствовали ее присутствие и ощущали, как она обменивается информацией со Скарлом. На самом пределе слышимости шуршали голоса ветров и трав, звуки подвалов и вскрики проводов в вышине и монотонный шепот морских раковин; редкими вкраплениями прорывались разорванные многозначные слова, никак не укладывавшиеся в единый контекст. Пока я готовил укол, меня пронизало запретное и неясное чувство ненужности. -- ...Не брать... les nourritures (Питание (фр.))?.. печально... и воровство, цыганский (?)... идут... все вещи -- пауза -- corpus meum (** Мое тело (лат.))... почему? Разбойник со звезд... возможно... У меня закружилась голова, и я стоял в том туннеле, никем не замеченный, и осязал ночную прохладу. Я стоял там, ощущая себя фотонегативом Скарла. Объекты внешнего мира градом сыпались на сознание, на мозг водопадом обрушивался избыток раздражителей, но я сдерживал свой разум, чтобы тот молчал. Возможно, они не замечали моего присутствия по причине интенсивного сообщения мыслей. Я осторожно скользнул в мозг Скарла и прочитал в нем зачарованность тем, что невозможно. Что бы там ни скрывалось в туннеле, в мозгу Скарла/моем мозгу отражался образ не гигантского муравья. М