из ряда фракций и оттенков, которые знаменуют разные этапы эволюции от реформизма к коммунизму. Могут ли большевики-ленинцы входить в состав центристской партии? На такой общий вопрос отрицательный ответ напрашивается сам собой. Между тем большевики-ленинцы входят в состав официальных компартий, которые мы давно уже, и с полным основанием, объявили центристскими организациями. В течение ряда лет мы считали себя марксистскими фракциями центристских партий. Категорический ответ: да, да - нет, нет, оказывается недостаточен и в данном случае. Марксистская партия должна, разумеется, стремиться к полной независимости и к высшей однородности. Но в процессе своего формирования марксистской партии приходится нередко действовать в качестве фракции центристской и даже реформистской партии. Так, большевики в течение ряда лет принадлежали к одной партии с меньшевиками. Так, Третий Интернационал лишь постепенно вышел из недр Второго. Центризм, как мы уже не раз говорили, представляет собой общее наименование для крайне разнообразных течений и группировок, располагающихся между реформизмом и марксизмом. При каждой центристской группировке надо мысленно ставить стрелку, указывающую направление ее развития: справа налево или слева направо. Бюрократический центризм при всех своих зигзагах имеет крайне консервативный характер, отвечающий его социальной опоре: советской бюрократии. В течение десятилетнего опыта мы пришли к выводу, что бюрократический центризм не приближается и не способен приблизиться к марксизму, из рядов которого он вышел. Именно поэтому мы порвали с Коминтерном. В то время как официальные компартии ослабевали и разлагались, от реформистского лагеря, численно чрезвычайно выросшего, отделились в ряде стран левые фланги. Они тоже имеют центристский характер, но они движутся влево и, как свидетельствует опыт, способны к развитию и поддаются марксистскому воздействию. Не забудем еще раз, что из такого рода организаций возник в свое время Третий Интернационал. Ярким примером сказанного выше является история германской САП. Несколько сот коммунистов, отколовшихся от брандлерианской оппозиции и вступивших в САП, в течение сравнительно короткого времени оказались во главе этой организации, состоящей преимущественно из бывших социал-демократических рабочих. Мы критиковали в свое время группу Вальхера242-Фрелиха243, Томаса244 и других не за то, что они решились вступить в левоцентристскую партию, а за то, что они вступили в нее без законченной программы и без собственного органа. Наша критика была и остается правильной. САП и сейчас еще несет на себе следы неоформленности. Некоторые ее вожди и сейчас еще считают марксистскую непримиримость "сектантством". На самом деле, если бы рядом с САП не стояла левая оппозиция со своей принципиальной критикой, положение коммунистов внутри САП было бы несравненно более трудным: без постоянно действующей идеологической лаборатории ни одна революционная группа жить не может. Но факт все же остается фактом: движение центристской партии (САП) влево было настолько решительным, что коммунистическая группа, даже без законченной платформы и собственного органа, оказалась во главе партии. История САП - не случайность и не исключение. В течение ряда лет Коминтерн всей своей политикой преграждал социал-демократическим рабочим выход на революционную дорогу. Ужасающий кризис капитализма и триумфальное шествие фашизма при абсолютном бессилии обоих Интернационалов дали толчок левоцентристским организациям в сторону коммунизма: это одна из важнейших предпосылок для создания новых партий и нового Интернационала. НРП теоретически совершенно беспомощна. Это дает перевес официальной компартии. В этом опасность. Здесь открывается поле для вмешательства нашей британской секции. Мало иметь правильные идеи. Надо уметь в решительный момент показать их силу передовым рабочим. Насколько я могу судить отсюда, возможность воздействия на дальнейшее развитие НРП в целом еще не упущена. Но еще несколько месяцев - НРП окончательно попадет в зубчатые колеса сталинской бюрократии и погибнет, оставив тысячи разочарованных рабочих. Надо действовать, и притом немедленно! Входить в НРП имеет смысл лишь в том случае, если поставить себе целью помочь этой партии, т. е. революционному большинству ее, превратиться в подлинно марксистскую партию. Разумеется, такое вхождение было бы недопустимым, если бы Центральный комитет НРП потребовал от наших друзей отречения то своих идей или от открытой борьбы за эти идеи в партии. Но вполне допустимо взять на себя обязательство бороться за свои взгляды на основе партийного устава и в рамках партийной дисциплины. Огромное преимущество левой оппозиции в том, что у нее есть теоретически разработанная платформа, мировой опыт и международный контроль. Опасаться, при этих условиях, что британские большевики-ленинцы растворятся бесследно в НРП нет ни малейшего основания. Некоторые товарищи указывают на то, что НРП очень ослабела и что за старым фасадом скрывается полуразвалившееся здание. Это весьма возможно. Но это не довод против вхождения. В нынешнем своем виде НРП явно не жизнеспособна. Она слабеет и теряет членов, не только правых, но и левых, потому что руководство не имеет ясной политики и не способно воспитать в партии уверенность в своих силах. Удержать НРП от дальнейшего распада можно, только привив ей марксистские взгляды на задачи нашей эпохи, в частности марксистскую оценку сталинской бюрократии. Выполнить такую работу могут только большевики-ленинцы. Но для этого они должны смело опрокинуть перегородку, которая отделяет их сегодня от революционных рабочих НРП. Если бы аппарат НРП не допустил все же нашу секцию в ряды партии, это было бы лучшим доказательством того, что руководство за спиною партии окончательно подчинилось сталинской бюрократии: в этом худшем случае мы получили бы в руки сильное оружие против верхушки и завоевали бы сочувствие рядовых членов НРП. Можно возразить, что малочисленность нашей британской секции не позволит ей сыграть по отношению к НРП ту роль, которую группа Вальхера-Фрейлиха сыграла по отношению к САП. Возможно. Но если даже НРП суждено распасться, большевики-ленинцы могут спасти для революции значительное ядро партии. Не нужно к тому же забывать, что группа Вальхера-Фрейлиха стояла совершенно изолированно, тогда как наши британские друзья могут в своей работе рассчитывать на международную помощь. Я очень опасаюсь, что наших британских друзей, по крайней мере некоторых из них, удерживает от вхождения в НРП опасение злорадной критики со стороны сталинцев. Нет ничего хуже в революционной политике, как руководствоваться чисто внешними, поверхностными критериями или страхом перед общественным мнением бюрократии, только потому что мы в прошлом были с ней связаны. Надо определять свой путь в зависимости от глубоких течений в пролетарском авангарде, больше надеяться на силу собственных идей и поменьше оглядываться на сталинскую бюрократию. Г. Гуров 16 сентября 1933 г. [Письмо Н.И.Седовой] 17 сент[ября 1933 г.] Наталочка, родненькая, - сегодня Лева пишет, что ты уезжаешь в Нормандию, - я очень рад, что это устроилось, у меня по этому случаю праздничное настроение, несмотря на кое-какие неприятные вести (Раймон [Молинье] ведет себя безобразно во внутренних делах Лиги). С другой стороны, хорошее письмо от I.L.P. (Нез[ависимой] раб[очей] п[артии] Англии), показывающее, что там для нас далеко не все упущено. Сегодня вечером, - через 2 ч[аса] - уезжает доктор. Он оставил мне кучу медикаментов и письменных наставлений. Письмо это я посылаю через него Леве... Ты сюда уж не приедешь, Наталочка, как я надеюсь, - чем скорее найдут они новую квартиру, тем лучше. Хотелось бы книги свои получить и все прочее. Ты могла бы с Левой посмотреть то, что они найдут наиболее подходящее. Милая Наталочка, где ты теперь, - одна или с А.К.? - как тебе там? как спишь по ночам? Какое настроение? Обо мне не беспокойся, - я до твоего приезда обещаю окончательно и полностью стабилизироваться. Погода здесь стоит хорошая, наши купаются, вода теплая... Милая, милая, - (только что прервал письмо для ужина, Жанна позвала, скоро доктор придет за письмами, пора кончать... Еще ряд писем надо закончить). Крепко тебя обнимаю, мою родную Наталочку, мою единственную, мою вечную Наталочку. Твой [Л.Д.Троцкий] Совсем как в юности, не хочется запечатывать письмо, хочется найти особенно нежные слова, которые передали бы тебе хоть немножко, как мне хочется видеть, слышать и обнять тебя, Наталочка... Твой [Л.Д.Троцкий] Пленуму Интернационального Секретариата Дорогие товарищи! Работа Интернационального Секретариата получает сейчас международное значение: помимо прежних задач объединения многочисленных секций и направления их революционной работы, Секретариат (пленум) становится сейчас представителем всей левой оппозиции в "четверном союзе", поднявшем знамя нового Интернационала. Секретариат должен отныне внимательно следить за деятельностью союзников, обмениваться с ними опытом и критикой, участвовать в выработке программы нового Интернационала, вести переговоры с сочувствующими организациями и проч., и т. д. Выполнить эти исторические задачи Секретариат может лишь при условии действительной сплоченности внутри и всесторонней поддержки со стороны всех секций. Всякий серьезный большевик-ленинец с негодованием отвергнет беспринципные инсинуации по адресу Секретариата, подрыв его авторитета и прямое нарушение его постановления. Сильные руководящие центры не падают с неба. Они складываются на опыте по мере роста и созревания самих организаций. Элементарным условием формирования сильного центра является марксистское отношение к принципу централизма, к авторитету руководства и к дисциплине. Пленум (Секретариат) взял на себя ответственность за новый курс нашей политики и через особую делегацию принял участие в работах парижской конференции. Достаточно только серьезно вдуматься в смысл этого факта и в открытые им перспективы, чтобы понять, какое гигантское значение приобретает руководящий интернациональный орган большевиков-ленинцев в нынешних условиях! Тем беспощаднее должна быть осуждена и пресечена всякая попытка к ослаблению Интернационального Секретариата и к подрыву его авторитета, ибо это равносильно попытке разоружения большевиков-ленинцев перед лицом союзников, как и врагов. Вы признали несовместимым с принадлежностью к Интернациональному Секретариату работу одного из его членов, направленную к дискредитированию Интернационального Секретариата и к прямому нарушению его постановлений245. Ни один серьезный революционер не оспорит правильности и необходимости вашего постановления. Руководить может только тот, кто сам умеет подчиняться. Члены Интернационального Секретариата должны подавать пример дисциплины, а не брать на себя преступную инициативу ее нарушения. Интернациональный Секретариат выбран на полномочном собрании представителей секций. Правления секций выбраны демократическим путем. Ни у кого нет ни малейшего права отрицать, что пленум (Интернациональный Секретариат) выражает действительную волю нашей интернациональной огранизации. В случае сомнений насчет правомочности Секретариата и его большинства у Секретариата есть простой способ разрешить вопрос: изложить положение, как оно есть, всем секциям и запросить их мнения. Не может быть ни малейшего сомнения в том, что подавляющее большинство секций поддержит большинство нынешнего Секретариата и призовет к порядку дезорганизаторов. Если бы и этого оказалость мало, остается еще один путь: созвать представителей всех наших секций для рассмотрения спорных вопросов и для вынесения решений, которые сделали бы в дальнейшем невозможным злостный саботаж центральной, т. е. наиболее ответственной работы отдельными группами и лицами. Если те и другие группы, предпочитающие анархическую федерацию демократическому централизму, останутся при этом за порогом нашей организации, это не помешает нам развиваться, расти и идти вперед. Все те группы, которые откалывались от большевиков-ленинцев, влачат жалкое существование, без надежд и перспектив. Пусть это послужит предостережением тем, которые слишком легко относятся к проблемам организационной дисциплины! Прошу вас верить, что моя поддержка всецело и полностью обеспечена Интернациональному Секретариату в лице его законного большинства. С коммунистическим приветом Г. Гуров 18 сентября 1933 г. Пора кончать! 19 августа пленум вынес решение огромной политической ответственности: о разрыве с Коминтерном и о курсе на Четвертый Интернационал. Первым результатом новой ориентации явился принципиальный документ четырех организаций, открывающий эру подготовки нового Интернационала. Следующим результатом явилось присоединение к интернациональной организации большевиков-ленинцев голландской Революционной социалистической партии, насчитывающей около тысячи членов и опирающейся на профессиональную организацию с 25-ю тысячами членов. В ряде стран (Англия, Швеция, Чехословакия, Швейцария...) новая ориентация открывает широкие перспективы. Вся наша предшествующая работа имела только подготовительный характер. Мы в полном смысле слова вступаем в новую эпоху, чтобы из кружков пропаганды стать боевыми политическими организациями пролетариата. В этих условиях открылась дискуссия во французской Лиге. Ряд причин: затяжной характер распада фразцузской компартии, обилие элементов революционного разложения (групп, сект и клик без идей и без будущего), многочисленность национальных эмигрантских групп, на которых разложение коммунизма отразилось особенно тяжело - все эти причины, наряду с недостатком последовательного и выдержанного руководства, привели к тому, что внутренняя жизнь в Лиге почти с самого ее возникновения представляла ряд кризисов, которые ни разу не поднимались до принципиального уровня, но отличались крайней ожесточенностью, отравляли атмосферу организации и отталкивали серьезных рабочих, несмотря на их сочувствие идеям оппозиции. Нынешний кризис Лиги, несмотря на свое внешнее сходство с предшествующими кризисами, по крайней мере на первой стадии, глубоко отличается от них тем, что совпадает с большим поворотом во всей политике нашей интернациональной организации. Неизмеримое прогрессивное значение новой ориентации состоит, в частности, в том, что она позволяет проверить старые группировки, тенденции и отдельных работников не случайным, субъективным методом, а безошибочным объективным критерием, вытекающим из всего хода нашего развития. Каковы бы ни были источники недовольства, конфликтов, личных трений и проч., все старые разногласия по необходимости вынуждены группироваться ныне вокруг основной альтернативы: вперед, на широкую арену IV Интернационала, - или назад, к мелким кружкам, варящимся в собственном соку. Нежизнеспособные, сектантские элементы Лиги, как и других секций, чувствуют, что почва уходит у них из-под ног. Выход на широкую арену пугает их, ибо вся их психология приспособлена к атмосфере замкнутых кружков. Одни из этих защитников кружковщины открыто восстают против новой ориентации, открывая в ней тенденцию ко Второму Интернационалу: под прикрытием формул ультрарадикализма, заимстованных у сталинцев, скрывается капитуляция перед лицом новых задач, новых трудностей и новых перспектив. Другие признают новую ориентацию на словах, но определяют свою политику совершенно независимо от новой ориентации, вступают в блок с ее противниками или выдвигают мелкие критерии вчерашнего дня, как если бы во внешнем мире и в нашей политике ничего не изменилось. Колеблющиеся говорят: "Новая ориентация ничего практически не изменит во Франции". Глубочайшая ошибка! Несмотря на большую медленность и отсталось внутренней дифференциации, во французском рабочем движении накопились многочисленные революционные элементы, которые ждут нового знамени и новой организации. Нынешняя борьба на социалистических верхах отражает лишь глубокие перегруппировки в самом рабочем классе. Знамя нового Интернационала станет огромной притягательной силой и для революционных рабочих Франции: нужно только крепко и уверенно взять это знамя в свои руки! Неоценимое значение новой ориентации для Лиги, - повторим снова, - состоит в том, что она позволяет сразу отбросить в сторону все случайное, личное, второстепенное, поставить ребром принципиальные вопросы и отделить безошибочно жизнеспособные и творческие элементы от безнадежных продуктов кружковщины. Вопросы внутреннего режима Лиги, методов работы и состава руководства не отпадают, конечно, и теперь; наоборот, получают еще большее значение, чем раньше. Но отныне все эти вопросы неотделимы от вопроса о новой ориентации. Было бы жалкой реакционной попыткой строить или перестраивать внутреннюю организацию Лиги в стороне и независимо от основных задач нового периода. К руководству Лигой, как и всякой другой секцией, могут и должны быть отныне допущены только такие элементы, которые поняли смысл новой ориентации, положили ее в основу всей своей деятельности, готовы сломить все препятствия на новом пути и воодушевленным стремлением вести организацию вперед, не позволяя внутренним реакционерам тащить ее назад. В тесной связи с новой ориентацией надо по-новому поставить вопросы организации, дисциплины и руководства. Несомненно, что руководство Лиги, как и ряда других секций, не усвоило себе необходимых методов постоянной идейной связи с организацией, постоянной и своевременной информации всех членов организации о намечающихся крупных шагах, тактических изменениях и проч. Этот крупный недостаток в работе ведет неизбежно к отрыву правления от организации, порождает излишние недоразумения и конфликты и задерживает политическое воспитание членов. Правильная и своевременная информация есть основа партийной демократии. Не менее вредное влияние в развитии Лиги имела другая черта руководства: пассивная терпимость в отношении заведомо чужеродных элементов и дезорганизаторских актов. Революционная организация не может развиваться, не очищая себя, особенно в условиях легальной работы, где под знамя революции становятся нередко случайные, чуждые или разложившиеся элементы. Так как левая оппозиция развивалась к тому же в борьбе с чудовищным бюрократизмом, то многие квазиоппозиционеры пришли к мысли, что внутри оппозиции "все позволено". В Лиге и на ее периферии сложились нравы, не имеющие ничего общего с нравами революционной пролетарской организации. Отдельные группы и лица легко меняют свою политическую позицию или вообще не заботятся о ней, посвящая свое время и силы дискредитации левой оппозиции, личным дрязгам, инсинуациям и организационному саботажу. Еврейская группа является в течение трех лет образцом такой "политики". Безнаказанность этой группы и сходных с ней элементов должна быть поставлена в тяжелую вину правлению французской Лиги, как проявление недопустимой слабости и организационной расплывчатости. Всякую меру обороны организации от разлагающих влияний, всякий призыв к дисциплине, всякую репрессию некоторые члены наших собственных организаций именуют "сталинизмом". Этим они лишь показывают, насколько им чуждо понимание как сталинизма, так и духа подлинно революционной организации. История большевизма есть с первых его шагов история воспитания организации в духе железной дисциплины. Большевики первоначально именовались "твердыми", меньшевики - "мягкими", ибо первые стояли за суровую революционную дисциплину, вторые заменяли ее взаимной снисходительностью, попустительством, расплывчатостью. Организационные методы меньшевизма враждебны пролетарской организации не менее, чем сталинский бюрократизм. Еврейская группа и связанные с нею элементы проповедуют и насаждают чисто меньшевистское представление об организации, о дисциплине и руководстве. Подобные нравы к лицу клубу Суварина и другим "демократическим" (по духу - социал-демократическим) организациям. Большевики-ленинцы отвергают демократию без централизма, как выражение мелкобуржуазной сущности. Чтобы справиться с новыми задачами, нужно каленым железом выжечь анархистские и меньшевистские методы из организации большевиков-ленинцев. Мы делаем большой революционной поворот. В такие моменты внутренние кризисы и отколы совершенно неизбежны. Пугаться этого значило бы заменять революционную политику мелкобуржуазным сентиментализмом и личным комбинаторством. Лига проходит через первый кризис под знаменем больших и ясных революционных критериев. Откол части Лиги в этих условия будет большим шагом вперед. Он отметет все больное, искалеченное и негодное, он даст урок шатающимся и бесхарактерным элементам, он закалит лучшую часть молодежи, он оздоровит внутреннюю атмосферу, он откроет перед Лигой новые большие возможности. То, что будет потеряно - отчасти лишь временно, - будет уже на ближайшем этапе возмещено сторицей. Лига получит, наконец, возможность превратиться в боевую организацию передовых рабочих. [Л.Д.Троцкий] 18 сентября 1933 г. [Письмо Н.И.Седовой] 19 сент[ября] 1933 [г.] Это письмо Лева забыл (я ему напоминал!)246. 19 сент[ября]. Милая моя Наталочка, сегодня у меня был трудный день, но хороший: острые и горячие споры с Р.М[олинье] в присутствии и при участии Левы, Бласко, Эрвина247, Лезуаля и всех наших, здешних. Я много говорил, моментами очень резко, но не обидно, а по-отечески, и это всеми чувствовалось. Настроение создалось слитности, внимания, - и я почувствовал себя... стариком-учителем. Позже Левусятка248 пришел ко мне в спальню, сперва несколько незначительных фраз, потом я сказал что-то о себе, он припал головой к моему плечу, обнял: "Папочка, я крепко люблю тебя". Совсем маленький. Я крепко обнял его и прижался щекой к его голове. Он почувствовал, что я взволнован, и на цыпочках вышел из комнаты... Потом опять была внизу, в столовой, беседа, но уже совсем не политическая, наоборот, спокойная и "задушевная" по тону. Все глаза так хорошо смотрели на меня, и я опять почувствовал себя "старцем", - но без горечи, а с теплотою, слегка разве с грустью. Во время этой беседы я часто ловил на себе горящие глаза Левусятки. Выглядит он не очень хорошо: бледен, землистый цвет лица. Сейчас Лезуаль и Бласко уехали (поездом), Раймон, Лева и Бауэр уезжают завтра утром в автомобиле. Мне жаль, что Лева уезжает: ко мне здесь очень хорошо относятся, но все-таки нет никого совсем своего. Устал все же от сегодняшнего дня и хочу лечь спать: сейчас половина десятого. Спокойной ночи, Наталочка моя, родненькая, хорошо ли спишь ты? С адалином или без? Будь здорова, будь спокойна. Твой Л.[Троцкий] [Письмо Н.И.Седовой] 20 [сентября 1933 г.] Ночью просыпаясь, часто звал тебя вслух: Наталочка, где ты? Гете говорит, что старость не возвращает нас в детство, а застает еще настоящими детьми. После того, как я днем чувствовал себя вроде "мудрого старца", я ночью чувствовал себя покинутым мальчиком, который зовет свою маму. Будьте здоровы, Наталочки милые. [Л.Д.Троцкий] В Интернациональный Секретариат ОЧЕНЬ СПЕШНО Дорогие товарищи! Прилагаю проект циркулярного письма по вопросу о работе в профсоюзах249. Было бы хорошо, если бы вы с теми или другими изменениями, если они окажутся необходимыми, разрослали это письмо секциям от вашего собственнолго имени. Если вы сочтете полезным устроить расширенное совещание для обсуждения этого письма, то я советовал бы привлечь на такое совещание тов. Шваба250, как знатока этого вопроса (он может подать несколько полезных практических советов). Если почему-то окажется неудобным разрослать письмо от имени Интернационального Секретариата, прошу разослать за подписью Г.Г[урова]. [Л.Д.Троцкий] 22/9/[19]33 [г.] [Письмо Н.И.Седовой] 22 сент[ября 1933 г.] Милая Наталочка, со слов Левы я понял, что ты живешь сейчас "кое-как", вернее сказать, плохо: без хорошего стола и без ванны. Очень это огорчительно. Одним отдыхом не поправишься. С Левой и Раймоном [Молинье] мы тут обсуждали такой план: не устроиться ли нам вместе с тобой (мне предварительно "обновиться") в хорошем пансионе, без "свиты", - только Henri251 жил бы в этом же пансионе (ему нужно отдохнуть) - недели на две, на время розысков новой квартиры и пр[очее]. Меня эта мысль очень привлекает... Отдохнуть нам обоим было бы хорошо, в двух маленьких комнатах, тихо-тихо. Хорошо. если бы это удалось!.. Сотрудничество в "Neue Weltbuhre"252 я прекратил или, вернее, приостановил, - ввиду двусмысленного поведения редакции. Послать Севушке253 деньги придется отсюда. От англ[ийского] изд[ателя] окончательного ответа все еще нет. Я пока еще не беспокоюсь: он должен переписываться с Америкой, может быть и на дачу уехал, - вся предшествующая переписка, ведшаяся по его инициативе, исключает разрыв. Но все-таки я предпочел бы иметь контракт в руках. Параллельно америк[анский] агент ведет переговоры насчет книги о Кр[асной] Армии (резерв). Океан светит и шумит в окно, как и на Принкипо, но только там море было свое, домашнее, а с Атл[антическим] океаном не вышло у меня ни малейшей дружбы. Только что Сара принесла мне письмо, к[о]т[о]рое я дал Леве для тебя и которое он забыл здесь. Я перед его отъездом спрашивал его: "Ты не забудь мое письмо маме." Он ударил себя по карману и сказал: "Нет, нет, не забуду". Письмо пролежало у меня три дня. Милая, Наталочка, крепко тебя обнимаю. Твой [Л.Д.Троцкий] 23 сент[ября 1933 г.] Милая Наталочка, я тебе действительно не ответил на записку с "просьбами". Крем Жанна взяла уже до записки, только халата в чемодане нет, но я отлично обхожусь без теплого халата, заменяя его купальным цветным халатом. Теплые туфли я извлек из чемодана. Жанна мне говорила, что Сара много говорит о своем отъезде, и ставила вопрос, кем заменить ее. Жанна называла дочь Парижанина. Но та в советском учреждении получает, несомненно, довольно высокое жалованье и имеет устойчивое положение: какой ей смысл переходить к нам? Боюсь, что инструкция твоя насчет "огорода" свяжет поиски и ограничит число подходящих домов. Лучше хорошую квартиру без огорода, чем плохую - с огородом. Лева и Раймон могут инструкцию насчет огорода принять слишком категорически. Сейчас 8.30 вечера. Я сижу один, в кресле, в углу твоей комнаты, на ночном столике лампа стоячая из моей комнаты, окно приоткрыто, океан шумит, хотя ветер утих, вся молодежь, в том числе и новый, Шмидт254, внизу. Сегодня написал Henry о Раймоне, написал довольно сурово, предупреждая, что это - "последний раз". Сегодня начал новое лечение против малярии - новый немецкий препарат - лечение длится пять дней. От этого лечения пить хочется. У Веры, в сущности, милый характер: несмотря на тяжелую работу, она всегда весела, слегка кокетлива, ко мне чрезвычайно внимательна. Жанна посуровее, хотя в последнее время разговаривает, даже слегка "калякает" со мной (я ее немножко приучил). Обе очень хорошо кормят меня. 24 [сентября.] Снова пишу в кресле, в углу спальни, на колене... Новый наш охранитель, немецкий студент255, хорошо играет на рояле. Это вносит в дом новую струю. Я сквозь пол слушал, хоть смутно, но приятно. В газетах ("Возрождение"256 из советск[ой] печати) было вчера сообщение, что троцкисты "вместе с правыми и всякими мошенниками" овладели Свердловским советом; 24 человека исключено. Очень интересное сообщение; но что за ним скрывается в действительности? Океан шумит за окном, дождь сегодня выпадал раза три в течение дня, осень... Как странно, что мы с тобой во Франции живем в разных концах. Вот чего мы с тобой не представляли, когда ехали сюда. Соскучился я по тебе, очень-очень соскучился, много "мечтаю" о тебе. Но теперь уж недолго. Пора мне ложиться, Наталочка, - пока засну, поговорю мысленно с тобой. Стар я становлюсь, Наталочка... Надо отправить. Крепко-крепко обнимаю. Твой [Л.Д.Троцкий] СССР и Коминтерн Французские телеграммы сообщают, будто Вашингтон собирается признать советское правительство только де факто. Другие сведения говорят о предстоящем вскоре признании де юре. Очевидно, имеются еще колебания. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что идея полупризнания или признания в рассрочку связана, главным образом, с вопросом о Коминтерне. Америка вступила в период глубоких социальных сдвигов. В этих условиях вмешательство Коминтерна должно казаться особенно опасным. Между тем в известных кругах считается незыблемым и сейчас, что признать СССР значит, в сущности, признать Коминтерн. Мы считаем себе вправе сказать, что такой взгляд является глубочайшим анахронизмом, который держится только потому, что люди, особенно профессиональные политики, неохотно вдумываются в новые факты, раз последние противоречат их предрассудкам. Советское правительство с первых дней своего существования протестовало против попыток отождествлять его с Коминтерном. Юридически эти протесты были безупречны: несмотря на общность идеалов, две организации имели под собой различные национальные и интернациональные основы и формально оставались в своей деятельности независимы друг от друга. Но государственных деятелей Европы и Америки это юридическое разграничение не успокаивало. Они ссылались на фактическую связь между советским правительством и Третьим Интернационалом. Во главе обеих этих организаций стояли одни и те же лица. Ни Ленин, ни его ближайшие сотрудники не скрывали и не хотели скрывать своего руководящего участия в жизни Коммунистического Интернационала. Если советское правительство того времени считало возможным идти на очень большие материальные жертвы в интересах сохранения мирных отношений с капиталистическими государствами, то советская дипломатия имела строжайшую директиву: не вступать ни в какие разговоры относительно Коммунистического Интернационала, нахождения его центра в Москве, участия в нем руководящих членов правительства и проч. В этой области уступки считались столь же, если не еще более недопустмыми, чем в области основных принципов советского режима: системы правления, национализации средств производства, монополии внешней торговли и проч. Когда Чичерин заикнулся в письме на имя Ленина о возможности сделать Вильсону некоторые уступки в отношении избирательного права советской республики, то Ленин письменно же ответил контрпредложением: отправить Чичерина на время в санаторию ввиду явного нарушения его политического равновесия257. Нетрудно представить себе, как ответил бы Ленин, если бы кто-либо из советских дипломатов решился предложить те или другие уступки капиталистическим партнерам за счет Коминтерна! Насколько помню, таких предложений, хотя бы и в замаскированном виде, никто никогда не делал. Отстаивая в период Брест-Литовских переговоров необходимость принятия немецкого ультиматума в интересах сохранения советской республики, Ленин неоднократно повторял: "ставить на карту завоевания Октябрьской революции в явно безнадежной войне неразумно: другое дело, если бы речь шла о спасении немецкой революции, - там мы, в случае нужды, должны были бы рискнуть судьбою советской республики, ибо немецкая революция неизмеримо важнее нашей". Так же, в основном, смотрели на дело и другие деятели советской республики. Их речи и статьи достаточно цитировались в свое время в доказательство органической связи между советским правительством и Коминтерном. Доводы де юре не действовали поэтому на консервативных политиков Европы и Америки: они ссылались на положение де факто. Однако с того времени, когда идеи Ленина и его ближайших соратников были определяющими идеями советской республики и Коминтерна, утекло много воды. Изменились обстоятельства, изменились люди: полностью обновился правящий слой СССР, старые идеи и лозунги вытеснены новыми. То, что составляло некогда существо дела, превратилось почти что в безобидную обрядность. Зато прочно сохранились основанные на воспоминаниях убеждения кое-каких государственных людей Запада насчет нерасторжимой связи между советским правительством и Коминтерном. Пора пересмотреть этот взгляд. В нынешнем раздираемом противоречиями мире есть слишком много реальных оснований для вражды, чтобы искать искусственные поводы для ее разжигания. Пора понять, что, несмотря на употребляемые в торжественных случаях ритуальные фразы, советское правительство и Коминтерн живут сейчас в различных плоскостях. Нынешние вожди СССР не только не собираются приносить национальные жертвы в пользу германской и вообще мировой революции, но не останавливаются ни на минуту перед такими действиями и заявлениями, которые наносят тягчайшие удары Коминтерну и рабочему движению в целом. Чем больше СССР упрочивает свое международное положение, тем глубже становится разрыв между советским правительством и международной революционной борьбой. Наиболее яркими моментами в жизни Коминтерна являлись его конгрессы, неизменно происходившие в Москве. Здесь, в обмене международного опыта и в столкновении разных тенденций, формировались основные программные воззрения и тактические методы. Определяющее участие советских вождей в политике Коминтерна убедительнее всего обнаруживалось именно на этих конгрессах. Ленин открыл и закрыл Первый конгресс Коминтерна. Ему приндлежали наиболее ответственные доклады на Втором конгрессе. На Третьем конгрессе он возглавлял борьбу против ошибочной политики Зиновьева, Бела Куна и других. Едва оправившись от первого приступа болезни, Ленин читал на Четвертом конгрессе доклад о новой экономической политике Советов258. Его мысль была так же ясна, как всегда, но моментами кровеносные сосуды изменяли ему, и он делал томительные перерывы... Может быть, позволено будет для полноты картины отметить, что программные манифесты первых двух конгрессов написаны автором этих строк и что докладчиком по основным тактическим вопросам на Третьем и Четвертом конгрессах был народный комиссар по военным и морским делам. К сказанному надо еще прибавить, что конгрессы Коминтерна происходили в те времена ежегодно. За первые четыре года существования Третьего Интернационала (1919-1922) произошло четыре конгресса. Это и есть эпоха Ленина. Со времени Четвертого конгресса прошло одиннадцать лет. За весь этот период имели место всего два конгресса: один в 1924, другой в 1928 г. Вот уже пять с половиной лет, как конгрессы Коминтерна не собираются вовсе. Одна эта голая хронологическая справка лучше всяких рассуждений освещает действительное положение вещей. В годы гражданской войны, когда советская республика была со всех сторон окружена колючей проволокой блокады и поездка в советскую Россию связана была не только с трудностями, но и с прямыми опасностями для жизни, конгрессы собирались ежегодно. За последние же годы, когда поездки в СССР стали совершенно прозаическим делом, Коминтерну пришлось совсем отказаться от конгрессов. Им на смену пришли тесные совещания бюрократических верхов, лишенные и тени того значения, которое имели многолюдные, демократически выбиравшиеся конгрессы. Но и в этих закрытых совещаниях чиновников ни один из ответственных руководителей Советского Союза не принимает более участия. Работами Коминтерна Кремль интересуется лишь в той мере, какая необходима, чтобы оградить интересы СССР от каких-либо компрометирующих действий и заявлений. Дело идет уже не об юридическом разграничении компетенций, а о политическом разрыве. Ту же мысль можно было бы очень убедительно проследить на эволюции внешней политики Кремля. Ограничимся противопоставлением исходного момента советской дипломатии и ее сегодняшнего дня. Брест-Литовский мир Ленин назвал "передышкой", т. е. короткой паузой в борьбе советского государства с мировым капитализмом. Красная армия официально и открыто признавалась таким же орудием этой борьбы, как и Коммунистический Интернационал. Нынешняя внешняя политика Советского Союза не имеет ничего общего с этими принципами. Высшим достижением советской дипломатиии является женевская формула, дающая определение нападения и нападающей стороны259, причем формула эта распространяется не только на взаимоотношения Советского Союза и его соседей, но и на взаимоотношения капиталистических государств между собой. Советское правительство официально стало, таким образом, на охране политической карты Европы, какой она вышла из Версальской лаборатории. Ленин считал, что исторический характер войны определяется теми социальными силами, которые противостоят друг другу на полях сражений, и теми политическими целями, которые они преследуют. Нынешняя советская дипломатия исходит полностью из консервативного приципа охраны статус кво. Ее отношение к войне и воюющим сторонам определяется не революционным критерием, а юридическим признаком: кто первый преступил чужие границы. Защита национальной территории против нападающей стороны санкционинуется, таким образом, советской формулой и для капиталистических стран. Хорошо ли это или плохо, мы разбираться не станем. Задача этой статьи вообще не в том, чтобы критиковать политику нынешнего Кремля, а в том, чтобы показать глубокую принципиальную перемену всей международной ориентации советского правительства и этим устранить фиктивные препятствия к признанию СССР. Перспектива построения социализма в отдельной стране отнюдь не голая фраза: это практическая программа, в одинаковой степени захватывающая экономику, внутреннюю политику и дипломатию. Вопросы международной революции, а с ними и Коминтерн, отходили тем более на задний план, чем решительнее советская бюрократия укреплялась на позициях национального социализма. Всякая новая революция есть уравнение со многими неизвестными, следовательно, заключает в себе элемент большого политического риска. Нынешнее советское правительство из всех сил стремится застраховать свое внутреннее строительство от риска, связанного не только с войнами, но и с революциями. Его международная политика из интернационально-революционной превратилась в национально-консервативную. Правда, ни перед лицом своих, ни перед лицом иностранных рабочих советское руководство не может открыто провозгласить то, что есть. Оно связано идейным наследием Октябрьской революции, которое составляет источник его авторитета в рабочих массах. Но если покровы традиции сохранились, то содержание ее выветрилось. Советское правительство разрешает рудиментарным органам Коминтерна сохранять свою резиденцию в Москве. Но оно не позвляет им более собирать международные конгрессы. Не рассчитывая больше на помощь иностранных коммунистических партий, оно ни в малейшей степени не считается с их интересами в своей внешней политике. Достаточно сослаться на характер недавнего приема, оказанного французским политическим деятелям в Москве, чтобы противоречие между эпохой Сталина и эпохой Ленина ударило в г