ммунистических требований, а обостряет происходящую классовую борьбу с тем, чтобы привести народные массы к атаке на частную собственность, имеющей как последствие общую борьбу пролетариата с мелкой буржуазией, в которой пролетариат придет к власти. Мы имеем, таким образом, схему тактики в стране бо- лее отсталой, чем Франция, созревшая, по тогдашним убеждениям Маркса, уже вполне для социалистической революции. Это не прыжок Парвуса от царского до социал-демократического правительства. Это есть перерастание мелкобуржуазной революции в социалистическую через "более длительное революционное развитие", но перерастание в специфических условиях. Каковы же эти специфические условия? Одно касается взаимоотношения классов друг к другу; второе -- состояния германского пролетариата в 1848-1850 гг. Во Франции 1848 г. крестьянство было полностью освобождено от феодализма и поэтому уже не заинтересовано в демократической революции. Подвергаясь уже капиталистической эксплуатации (его задолженность была так велика, что он уплачивал более 10 миллиардов франков в год процентов по долгам, т. е., по утверждению некоторых историков, отдавал 2/3 чистого дохода на покрытие этого долга), ненавидя поэтому ростовщика и капиталиста, он с надеждами своими не обращался еще к пролетариату, которого обвинял в том, что он своими требованиями увеличивает тяжесть податей. Его надежды были связаны с Луи Наполеоном Бонапартом187, как это установил Энгельс в своей поездке по Франции, состоявшейся осенью 1848 г., его путевые заметки напечатаны в первый раз в "Под знаменем марксизма", No 5, 1927 г. "Я говорил с сотнями крестьян в различных местностях Франции, и везде господствует этот фанатизм против Парижа, а именно, против парижских рабочих.-- "Я хотел бы, чтобы этот проклятый Париж взлетел завтра на воздух",-- было самым мягким благожеланием. Понятно, что у крестьян старое презрение усилилось и подкрепилось событиями этого года. "Деревня производит все, города живут нашим зерном, одеваются в наш лен и нашу шерсть. Мы должны восстановить нормальный порядок вещей, мы, крестьяне, должны взять дело в наши руки" -- вот вечный припев, звучащий более или менее отчетливо, более или менее сознательно во всех спутанных речах крестьян.-- А как же они хотят спасти Францию, как хотят они взять дело в свои руки? -- Выбрав президентом Луи Наполеона Бонапарта... У всех крестьян, с которыми я говорил, энтузиазм к Луи Наполеону был так же велик, как ненависть к Парижу". Освобожденный Французской революцией от феодализма, разоряемый капитализмом, французский крестьянин обращается мыслью к племяннику наследника Французской революции, к ее традициям, ожидая от них облегчения своего положения. Надо было обладать всей проницательностью Маркса и Энгельса, чтобы, несмотря на это, выдвигать перспективу будущего союза пролетариата и полупролетарских слоев деревни против капитализма. Иначе обстояло дело в Германии. Там освобождены от феодализма были только крестьяне прирейнских провинций, в которых феодализм был уничтожен Наполеоном, и крестьяне Южной Германии. Но и в других частях Германии господство феодализма было под влиянием Французской революции значительно подорвано. Для борьбы с Наполеоном пришлось апеллировать к мужику. Ублюдочным результатом этого явились реформы Штейна и Гарденберга. Они дали крестьянину, во-первых, личную свободу, во-вторых, создали сельский пролетариат из большой массы безлошадных крестьян. Крестьяне, имеющие инвентарь, уплатили за "освобождение" своей земли от феодальных тяжестей передачей помещикам части земли. Так освободилось в период с 1845 по 1848 гг. в провинциях Бранденбург, Померания, Силезия, Пруссия и Позенское около 300 000 средних крестьян и 70000 зажиточных. Мартовская революция 1848 г., благодаря трусости и предательству буржуазии, не уничтожила радикально и без выкупа остатки феодализма, хотя весной и летом 1848 г. Германия была свидетельницей значительных крестьянских беспорядков, очень напугавших помещиков. Прусский сейм, в котором заседало 50 крестьянских депутатов, не решился вымести остатки феодализма и заставил крестьян уплатить за уничтожение ряда повинностей значительные суммы. Но как остро Маркс и Энгельс ни критиковали это предательство крестьян буржуазией, они понимали, что в главном 1848 г. сломил экономические основы германского феодализма (речь идет не о капиталистических юнкерах) и что мелкая буржуазия, пришедши к власти, с легкостью справится с остатками феодализма без крупных боев. Что марксова оценка состояния крестьянского вопроса была правильной, это полностью доказало дальнейшее развитие, которое без всяких революционных потрясений сделало из германского кулака и середняка часть германской буржуазии. Исходя из такой оценки положения крестьянства, Маркс рассматривал мелкобуржуазное правительство как правительство городской и сельской мелкой буржуазии и не мог надеяться на союз с крестьянством в предстоящих боях. Поэтому он выдвигает тогда задачу завоевания в деревне только сельского пролетариата, как единственно возможного союзника для предстоящей революции. Но почему же, несмотря на это, Маркс не считал возможным для пролетарских представителей входить временно в правительство городской и деревенской буржуазии, хотя бы в дальнейшем, в ходе событий, пришлось его взорвать, чтобы очистить путь для пролетарской диктатуры? Ответ на это дает вступление к цитированному выше Обращению Маркса, в котором он указывает, что события 1848 г., которые доказали правильность взглядов, выраженных в Манифесте, взорвали Союз коммунистов188, который, добавим, был малочисленной организацией, не охватившей рабочих масс: "В то время, когда демократическая партия, партия мелкой буржуазии Германии, с каждым днем лучше организовывалась, рабочая партия потеряла единственную связывающую организацию, была организована только в местном масштабе, для местных целей и попала поэтому в общем движении целиком под господство и руководство мелкобуржуазной демократии. Этому положению надо положить конец, надо восстановить самостоятельность рабочих". Вот как рисует Маркс положение. Мелкобуржуазное правительство становится с момента своей победы, благодаря своему социальному составу, консервативным и даже контрреволюционным правительством. На крестьянство против него опереться нельзя, пролетариат вышел из революции без организации, растворившейся в мелкобуржуазной массе, поэтому первой задачей являлось создание рабочей партии, создание опорных пунктов для борьбы с консервативной мелкой буржуазией, вооружение рабочих, союз с сельским пролетариатом против крестьянской буржуазии и штурм сельского и городского пролетариата на правительство сельской и городской мелкой буржуазии. Вот Марксов план перерастания мелкобуржуазной революции в пролетарскую. Из цитированных выше мест из работ Ленина в 1905 г. уже видим все объективные моменты, из которых слагается его тактика революционно-демократической диктатуры. Все эти моменты изложены им в точнейшей, буквально математической формуле в его наброске "Этапы, направления, перспективы революции", мы приводим этот набросок полностью, потому что он устраняет все могущие появиться недоразумения насчет ленинской позиции. Рабочее движение поднимает пролетариат сразу под руко-водством РСДРП и будит либеральную буржуазию: 1895-1901/2. Рабочее движение переходит в открытую революционнуюполитическую борьбу и присоединяет политически проснувши-еся слои либеральной и радикальной буржуазии и мелкой буржуазии: 1901 - 2 - 1905. Рабочее движение разгорается в прямую революцию,причем либеральная буржуазия уже сплотилась в конституци-онно-демократическую партию и думает об остановке револю-ции путем соглашения с царизмом, но радикальные элементыбуржуазии и мелкой буржуазии (поворачивают) склоняютсяк союзу с пролетариатом для продолжения революции 1905 г. (особенно конец). 4. Рабочее движение побеждает в демократической револю-ции при пассивном выжидании либералов и при активной под-держке крестьянства плюс радикальная республиканская интел-лигенция и соответствующие слои мелкой буржуазии в городах.Восстание крестьян побеждает, власть помещиков сломана. ("Революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства") Либеральная буржуазия, выжидательная в третьем перио-де, пассивная в четвертом, становится прямо контрреволюци-онной и организуется, чтобы отнять у пролетариата завоеванияреволюции. В крестьянстве вся его зажиточная часть и изряд-ная доля среднего крестьянства тоже "умнеет", успокаивается,поворачивает на сторону контрреволюции, чтобы выбитьвласть из рук пролетариата и крестьянской бедноты, сочувству-ющей пролетариату. На почве отношений, сложившихся в период пятый, рас-тет и разгорается новый кризис и новая борьба, причем проле-тариат борется уже за сохранение демократических завоеванийради социалистического переворота. Эта борьба была бы почтибезнадежна для одного российского пролетариата, и его пора-жение было бы так же неизбежно, как поражение немецкой ре-волюционной партии в 1849-[18]50 гг. или как поражение француз-ского пролетариата в 1871 г., если бы на помощь российскомупролетариату не пришел европейский социалистический проле-тариат. Итак, в этой стадии либеральная буржуазия (и крестьянство) и зажиточное (плюс отчасти среднее) крестьянство организуют контрреволюцию. Российский пролетариат плюс европейский пролетариат организуют революцию. При таких условиях российский пролетариат может одержать вторую победу. Дело уже не безнадежно. Вторая победа будет социалистическим переворотом в Европе. Европейские рабочие покажут нам, "как это делается", и тогда мы все вместе сделаем социалистический переворот (Пятый ленинский сборник189, с. 451 -- 52). Что же здесь бросается в глаза? Маркс исходит из наличия у власти буржуазии и предстоящей революции сельской и городской буржуазии. Ленин исходит из наличия полукрепостнической царской власти. У Маркса мелкая буржуазия должна только довершить дело, в известной мере сделанное крупной буржуазией, поэтому мелкая буржуазия с легкостью становится контрреволюционной, поворачивает против пролетариата. У Ленина даже крупная буржуазия пытается добиться соглашения с империализмом, перед лицом назревающей демократиче- ской революции, но изолированная крестьянством и городской мелкой буржуазией принуждена держаться пассивно, выжидательно во время демократической революции. Революция эта не приходит после решения ряда исторических задач буржуазией, ей приходится в тяжелом бою низвергать крепостников и их власть. Пролетариат и крестьянство имеют перед собою величайшую совместную политическую задачу, и поэтому встает вопрос о создании власти, которая была бы в состоянии задачи эти решить. Буржуазия не хочет ее решить, крестьянство одно не в состоянии ее решить и поэтому отказ пролетариата от совместного с крестьянством завоевания диктатуры был бы отказом от борьбы за ликвидацию крепостничества. Т[аким] о[бразом], мы видим полное различие в объективном положении, легшем в основу тактики Маркса в 1848 г. и тактики Ленина в 1906 г. Обострение аграрного вопроса в России, роль его в революции: вот источник ленинского лозунга "демократической диктатуры". Выдвигая этот лозунг, Ленин исходит из совершенно другого состояния пролетариата, чем Маркс. У Маркса пролетариат находится полностью под влиянием мелкой буржуазии, организованно диктующей ему политическую линию. В схеме Ленина, являющейся в первых трех пунктах только сжатым обобщением совершившихся или совершающихся в момент составления набросков исторических фактов, вся политическая инициатива в руках пролетариата; на Западе борьба либеральной буржуазии с феодализмом будила пролетариат, в России рабочее движение, направленное против капитализма и царизма, будит либеральную буржуазию. Движение, руководимое социал-демократами, пробуждает мелкую буржуазию города и деревни и присоединяет ее к своей борьбе. Перед Марксом стояла только задача создания самостоятельной рабочей партии, Ленин, опираясь на самостоятельную рабочую партию (она уже существовала, ибо социал-демократия летом и осенью 1905 г. стала партией, за которой шли миллионы), исходил из гегемонии пролетариата над мелкой буржуазией. В дальнейшем придется поговорить еще об V и VI пунктах ленинских тезисов, которые развивают перспективы будущего. Тут встает вопрос, давал ли себе Ленин полный отчет о различиях объективного положения, породивших различие лозунгов. Уже в 1905 году в докладе о Временном правительстве190 он говорит: "Именно в силу этой большой организованности буржуазной демократии, Маркс не сомневается, что она получит безусловное преобладание, если произойдет тотчас же новый переворот... Что мелкобуржуазная демократия в течение дальнейшего развития революции получит в Германии преобладающее влия- ние на известное время, это не подлежит никакому сомнению. Приняв все это во внимание, мы поймем, почему об участии пролетариата во временном революционном правительстве Маркс не говорит в "Обращении" ни одного слова. Совершенно неправ поэтому Плеханов, когда утверждает, будто Маркс "не допускал даже и мысли о том, что политические представители пролетариата могут вместе с представителями мелкой буржуазии трудиться над созданием нового общественного строя" (Искра, No 96). Это неверно. Маркс не поднимает вопроса об участии социал-демократии во временном революционном правительстве, а Плеханов изображает дело так, будто Маркс решает этот вопрос отрицательно. Маркс говорит: мы, социал-демократы, были все в хвосте, мы организованы хуже, нам надо самостоятельно организоваться на тот случай, если мелкая буржуазия после нового переворота окажется у власти... Чтобы нагляднее указать все различие в положении России в 1905 г. и Германии в 1850 г., остановимся еще на некоторых интересных местах "Обращения". У Маркса и речи не было о демократической диктатуре пролетариата, ибо он верил в непосредственную социалистическую диктатуру пролетариата, немедленно после социалистического переворота. Например, по поводу аграрного вопроса он говорит, что демократия хочет создать мелкобуржуазный крестьянский класс, а рабочие должны противодействовать этому плану в интересах сельского пролетариата и в их собственных интересах. Они должны требовать, чтобы конфискованная феодальная поземельная собственность осталась государственной собственностью и была обращена на рабочие колонии, в которых ассоциированный сельский пролетариат должен пользоваться всеми средствами крупной агрикультуры. Ясно, что при такого рода планах Маркс не мог говорить о демократической диктатуре. Он писал накануне революции как представитель организованного пролетариата, а после революции как представитель организующихся рабочих" (Ленин, т. VI, с. 172-173). Он возвращается к этому вопросу в статье "О Временном правительстве" ("Пролетарий", 21 мая 1905 г., Собр. соч., т. VI, с. 207-216). Но самое главное он говорит в письме к Скворцову-Степанову191 в 1909 г. "Вот этот аграрный вопрос и есть теперь в России национальный вопрос буржуазного развития. Вот, чтобы не впасть в ошибочное ("механическое") перенесение к нам во многом верного и во всех отношениях крайне ценного немецкого образца, надо ясно себе представить, что национальным вопросом вполне утвердившегося буржуазного развития было объединение и т. п., но не аграрный вопрос, а национальным вопросом окончательного утверждения в России буржуазного развития является именно аграрный (даже уже: крестьянский) вопрос. Вот -- чисто теоретическая основа отличия в применении марксизма в Германии 1848-1868 (примерно) и к России 1905-1907 годов" (Ленин, т. XX, ч. I, с. 315 - 316). В Германии, ликвидировавшей в начале XIX ст. в значительной мере остатки феодализма, вопрос, поднимающий на ноги народные массы, был вопрос о создании единого рынка, как основы капиталистического развития; феодальное прошлое выражалось в Германии в первую очередь раздражением, в России царизм, т. е. крепостническое правительство, не только объединил русскую территорию, но подчинил себе громадную империю с иноземным населением и то прошлое, против которого должны были бороться массы, это было крепостничество. Существование громадного рынка для русского капитализма наряду с другими причинами, которых здесь разбирать не будем, не позволило русской буржуазии возглавить мелкую буржуазию города и деревни. Эту историческую задачу взял на себя пролетариат в сформулированном Лениным лозунге демократической диктатуры. Это надо глубоко закрепить в памяти, ибо этот вопрос возвращается теперь к нам из Азии как вопрос колониальных революций. В "Уроках Октября", в главе "Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства" тов. Троцкий пишет совершенно правильно: Ленин еще накануне 1905 г. указал на "своеобразие русской революции, выраженное в формуле диктатуры пролетариата и крестьянства"192 (Троцкий, 1917 г., ч. I, с. XVII). В чем состоит это своеобразие, тов. Троцкий не выясняет, а выяснение этого вопроса было бы специально важно потому, что он в 1905 г. считал, что именно ввиду своеобразия русской революции ленинская формула никуда не годна; если бы он теперь выяснил, в чем состоит это своеобразие, то понял бы полную применимость позиции Ленина 1905 года для китайской и индийской революции и не утверждал бы, что своеобразие китайской и индийской революции состоит именно в том, что они ничем не отличаются от западноевропейских и поэтому должны привести на первых шагах к диктатуре пролетариата. Но вопрос, почему у Маркса не было лозунга демократической диктатуры, а у Ленина он сделался политическим стержнем с 1905 по [19]17 г. и вошел как составная часть в его концепцию революции во всех странах начинающегося капиталистического развития, не выяснили и официальные противники концепции тов. Троцкого. В "Ленинизме" Зиновьева, в главе "Маркс и перманентная революция", нет даже попытки выяснения различия между стратегическим планом Маркса и Ленина и объективных источников этого различия. Астров в своей статье "К вопросу о роли ленинской теории" посвятил особую главу вопросу об отношении ленинского лозунга к учению Маркса. Помявши ряд цитат в руках, он приходит только к тому заключению, что "хотя этого учения, в том виде, как оно имеется у Ленина, у Маркса мы еще не находим", но "Ленин сделал здесь несомненно шаг вперед, конечно, по пути Маркса" ("Большевик", номер от 31.1.[19]25 г.). Это пустые, ничего не говорящие слова. 3. Перерастание 3. Теперь мы можем перейти ко второй части итоговых, можно было бы сказать, набросков Ленина с конца 1905 г., которые мы раньше приводили. В V и VI пунктах Ленин пытается предугадать дальнейший ход событий после создания демократической диктатуры. Либеральная буржуазия переходит к контрреволюции, к ней поворачивает зажиточная часть среднего крестьянства, пытаясь вырвать власть из рук пролетариата и бедноты. Эта борьба создает кризис власти. Ленин не ставит точки над "и", но видно, речь идет о распаде правительства демократической диктатуры и замене его диктатурой пролетариата. (Дело было бы при тогдашних экономических условиях России безнадежно.) Поражение предопределено, если бы не подоспел с помощью социалистический пролетариат Европы. Совместная победа русского и европейского пролетариата это победа социалистической революции в Европе. Что говорит эта наметка Ленина, этот набросок мысли, не для печати. Она показывает, что цитированное в первой главе место о прошлом и будущем демократической диктатуры из "Двух тактик" Ленина не представляло собой утешительной фазы эффектного окончания, а что для Ленина демократическая диктатура действительно не была отделена от социалистической китайской стеной. Я в 1924 г. в передовице польского "Пржегленда", в статье, посвященной памяти Ленина (она была перепечатана фельетоном в "Правде"), употребил выражение: что если когда-то противопоставляли демократическую диктатуру социалистической, то история показала, что речь идет не о противоречии двух лозунгов, а о двух исторических этапах. В "Уроках Октября" в цит[ированной] уже главе "Демократическая диктатура" тов. Троцкий пишет: "Сама по себе эта формула, как показало все дальнейшее развитие, могла иметь значение лишь как этап социалистической диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство". Неверность и моей старой формулировки, и формулировки тов. Троцкого состоит в том, что она не подчеркивает того факта, что Ленин никогда не противопоставлял демократической диктатуры пролетариата социалистической и что Р. Люксембург, Троцкий и мы, тогдашняя молодежь, учившаяся у них, противопоставляя социалистическую диктатуру демократической, не видели, не понимали, что в русских условиях невозможна социалистическая революция, не вырастающая из демократической диктатуры. Это непонимание привело к утверждениям, что лозунг демократической диктатуры должен привести к самоограничению пролетариата, иначе говоря, что пролетариат для сохранения совместной власти с крестьянством должен будет отказаться от борьбы за свои интересы, если эта борьба будет требовать вторжения в частную собственность, одним словом, социализма. В своей статье, в теоретическом органе польских социал-демократов, в социал-демократическом "Пржегленде", издаваемом Розой Люксембург и Т[ышко]193, тов. Троцкий формулирует этот взгляд следующим образом: "Так как социальные условия России не созрели для социалистического переворота, то политическая власть была бы для пролетариата величайшим несчастьем. Так говорят меньшевики. Это было бы верно, -- отвечает Ленин, -- если бы пролетариат не сознавал, что дело идет только о демократической революции. Другими словами, выход из противоречия между классовыми интересами пролетариата и объективными условиями Ленин видит в политическом ограничении пролетариата, причем это самоограничение должно явиться в результате теоретического сознания, что переворот, в котором рабочий класс играет руководящую роль, есть переворот буржуазный. Объективное противоречие Ленин переносит в сознание пролетариата и разрешает путем классового аскетизма, имеющего своим корнем не религиозную веру, а "научную" схему. Достаточно лишь ясно представить себе эту конструкцию, чтобы понять ее безнадежно идеалистический характер". Ясно, что Ленин не думал ни о каком ограничении классовой борьбы пролетариата во имя сохранения демократической диктатуры, что он отдавал себе отчет, что пролетариат на покушение не низвергнутой еще буржуазии и буржуазных слоев деревни ответит совместно с деревенской беднотой установлением пролетарской диктатуры, т. е. низвержением буржуазии, и что он давал себе отчет, что при низком уровне экономического развития России 1905 г. эта диктатура может удержаться, если на помощь ей придет западноевропейский пролетариат. "Две тактики" показывают, что он давал себе отчет в том, что в этой борьбе примет участие мировая буржуазия, с интересами которой тесно связан царизм. Ленин не обострял только понятия этой связи сохранения социалистической диктатуры в России с помощью западноевропейского пролетариата, чересчур заостренной формулировкой тов. Троцкого, а именно, что это должна быть государственная помощь, т. е. уже победившего западноевропейского пролетариата. Опыт показал, что и в этом пункте прав был Ленин. Европейский пролетариат не сумел еще завоевать власти, но уже был достаточно силен, чтобы помешать мировой буржуазии во время интервенции бросить против нас значительные силы. Этим помог нам отстоять советскую власть. Боязнь рабочего движения являлась наряду с противоречиями капиталистического мира главной силой, обеспечившей нам мир в продолжении восьми лет после окончания интервенции. Очень странное впечатление производят странички книги Зиновьева "Ленинизм" (с. 179-184), в которых, защищая позицию Ленина перед упреками в самоограничении, он указывает на опыт германской революции 1918-[19]19 гг., в которой рабочий класс, завоевав власть, сдал ее добровольно буржуазии. Из этого он делает вывод, что "бывают такие ситуации, когда даже численно могущественный пролетариат сам себя ограничивает". Это замечание прямо чудовищно. Подводить сдачу власти, и то без боя, под самоограничение класса есть то же самое, что назвать самоубийство самоограничением власти. И что это имеет вообще общего с вопросом, нас интересующим? Разве кто-либо сомневался насчет того, что рабочий класс не всегда в состоянии ниспровергать буржуазию. Также самым бессмысленным является зиновьевское толкование истории Германии за последние 10 лет. "Теоретически говоря, -- пишет он, -- то, что происходит в Германии, есть перерастание демократической революции в социалистическую. Когда лет через 10-15 будут оглядываться назад на пройденный Германией путь, то всякому будет ясно, что с 1919 года там именно перерастание демократической революции в социалистическую" (Зиновьев. Ленинизм, с. 183). Тут конкретное понятие Ленина о перерастании революции из одной ее фазы в другую при непрерывном ходе революции подменяется вульгарным понятием эволюции, с точки зрения которой и время от Великой французской революции 1789 г., т. е. до неизвестного нам года победы французского пролетариата, втиснуто в понятие перерастания. Такое разжижение этого понятия выхолащивает все содержание спорных вопросов, состоящих, во-первых, в различии стран развитого капитализма от стран начинающегося капитализма, во-вторых, в различии оценки начального и окончательного этапа революции в странах молодого капитализма; в-третьих, в том, отделен ли китайской стеной, т. е. целым большим историческим периодом один этап от другого. Это не означает, что опыт последних лет не имеет никакого отношения к вопросу о "самоограничении". В постановке этого вопроса тов. Троцким налицо схематичность. Он говорит: правительство демократической диктатуры будет поставлено перед вопросом о безработице, будет принуждено содержать безработных. Как посмотрят на это союзники-крестьяне? Как посмотрят на это капиталисты? В Англии существует правительство не демократической диктатуры, а диктатуры капитала, и это правительство вынуждено содержать 1200000 безработных, т. е. половину того числа рабочих, которое существовало в России в 1905 г. Расходует оно на эту цель столько, сколько Германия уплачивает репараций. Соотношение сил заставляет английскую буржуазию делать это уже ряд лет. Подойдем к вопросу с другой стороны. В России на одиннадцатом году революции существуют сотни тысяч безработных; пролетарское государство оказывает им недостаточную помощь. Что же из всего этого следует? При демократической диктатуре буржуазия соотношением сил может быть заставлена согласиться на значительные жертвы, чтобы выиграть время для подготовки наступления. Столкновение с ней неминуемо, но темп его развертывания может быть разный. Тактическая задача партии пролетариата состоит в таком положении в том, чтобы дать бой крупному капиталу как организующей силе контрреволюции в тех пунктах, где интересы пролетариата и крестьянства наиболее связаны. Нам удалось правильной политикой повести дело так, что самое большое вторжение в область частной собственности, а именно национализация промышленности, была проведена как защитная мера в войне против интервенции, т. е. как мера защиты крестьянской земли от покушения помещиков. Сегодня крестьянство против сдачи крупных концессий иностранному капиталу. Перерастание демократической диктатуры в социалистическую требует именно политики втягивания крестьянства в конфликт с крупной буржуазией на почве крестьянских интересов. Крестьянин есть мелкий собственник, но его интересы не идентичны с интересами крупного капитала, и поэтому дана возможность совместной воли пролетариата и крестьянства против крупного капитала на известное время, при соответствующей политике. Поэтому совершенно невероятно, что демократическая диктатура явится однодневной. Она -- переходной этап, но может занять и довольно длинный промежуток времени, решить много вопросов или подвести массы к их решению. Кончая главу о возникновении лозунга демократической диктатуры, мне приходится задержаться еще на замечаниях Ленина, сделанных после поражения 1907 г. в его замечательной ст[атье] "Цель борьбы пролетариата в нашей революции"194 ("Социал-демократ", апрель 1909 г.), в которой Ленин ставит некоторые точки над "i". Ленин, считаясь с тогдашним внутрипартийным положением, не обостряя вопроса, отвечает на некоторые побочные аргументы своих противников: "Коалиция пролетариата и крестьянства "предполагает что либо одна из существующих буржуазных партий овладевает крестьянством, либо, что крестьянство создает самостоятельную могучую партию". Это, очевидно, не верно ни с общетеоретической точки зрения, ни с точки зрения опыта русской революции. "Коалиция" классов вовсе не предполагает ни существования той или иной могучей партии, ни партийности вообще. Это -- смешение вопроса о классах с вопросом о партиях. "Коалиция" указанных классов вовсе не предполагает ни того, чтобы одна из существующих буржуазных партий овладела крестьянством, ни того, чтобы крестьянство создало могучую самостоятельную партию. Теоретически это ясно из того, что, во-первых, крестьянство особенно трудно поддается партийной организации, во-вторых, создание крестьянских партий -- особенно трудный и длительный процесс в буржуазной революции, так что "могучая самостоятельная" партия может явиться, напр[имер], лишь ко времени окончания революции. Из опыта русской революции тоже ясно, что "коалиция" пролетариата и крестьянства осуществлялась десятки и сотни раз в самых различных формах без "всякой могучей самостоятельной партии" крестьянства. Коалиция эта осуществлялась, когда было "совместное действие", скажем, Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов или Железнодорожного стачечного комитета, или крестьянских депутатов и т. д. Все подобные организации были преимущественно беспартийны и тем не менее "коалиция" классов безусловно имела место в каждом совместном действии таких организаций. Крестьянская партия при этом зарождалась, намечалась, возникала -- в виде "Крестьянского союза"195 1905 г. или "Трудовой группы"196 1906 г. -- и по мере роста, развития, самоопределения такой партии коалиция классов принимала различные формы, начиная от неопределенных и неоформленных и кончая вполне определенными и оформленными политическими соглашениями. Например, после разгона Первой думы197 были выпущены следующие три призыва к восстанию: к армии и флоту, второе ко всему российскому крестьянству, третье ко всему народу. Под первым воззванием подписались социал-демократическая думская фракция и Комитет трудовой группы. Обнаружилась ли в этом "совместном действии" коалиция двух классов? Конечно, да. Отрицать это значит именно крючкотворствовать или превращать широкое научное понятие "коалиции классов" в узкое и юридическое, почти нотариальное, я сказал бы, понятие. Далее, можно ли отрицать, что этот совместный призыв к восстанию, подпи- санный думскими делегатами от рабочего класса и крестьянства, сопровождался совместными действиями в частичных местных восстаниях представителей обоих классов. Можно ли отрицать, что совместный призыв к совместному восстанию и совместное участие в местных и частичных восстаниях обязывает сделать вывод о совместном образовании Временного революционного правительства? Отрицать это значило бы крючкотворствовать, сводить понятие "правительства" исключительно к законченному, оформленному явлению, забывать о том, что законченность и оформленность проистекают из незаконченности и неоформленности" (Ленин, т. XI, ч. I, с. 227-228). Это указание Ленина получит специальное значение при рассмотрении вопроса о перспективах и лозунгах китайской революции. Мы пытались расчленить составные элементы лозунга демократической диктатуры в период ее возникновения. Обобщение будет возможно только после анализа проверки этого вопроса в 1917 г. Изучение этого вопроса в февральской революции имеет совершенно исключительное значение для теории ленинизма и особенно для его применения на Востоке. В академии Генштаба для обучения будущих руководителей армии разбираются большие сражения, например, как битва под Каннами198 или под Седаном199 с величайшей подробностью. Всякий коммунист, который хочет вооружиться ленинским методом для решения вопросов революционных боев на Востоке, должен буквально с карандашом в руках разработать материал, относящийся к Февральской революции, в первую очередь XIV том сочинений Ленина, и разобраться тщательным образом в тех разногласиях, которые существуют в данном вопросе. ОТ ЛОЗУНГА ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ДИКТАТУРЫ ДО ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА 1. От начала империалистической войны до начала Февральской революции Прошло более десяти лет. Развитие капитализма в России шагнуло под руководством русского и международного финансового капитала в значительной мере вперед, увеличивая количество рабочих, их концентрацию, дифференцируя деревню, ускоряя процесс роста кулака. В лице Думы господствующие классы получили орган для согласования их интересов. Сознательность рабочих выросла громадно за это десятилетие. Лучшим доказательством этого было, что удалось разбить на- голову меньшевиков во всех центрах рабочего движения. Вспыхнула империалистическая война. Ленин решительнее, чем кто бы то ни было из революционных социал-демократов провозглашает, что на империалистическую войну рабочие ответят гражданской войной, делает лозунг гражданской войны центральным лозунгом. И как же в этот момент он определяет цели этой гражданской войны? "В России задачами с.-д. ввиду наибольшей отсталости этой страны, не завершившей еще своей буржуазной революции, должны быть по-прежнему три основные условия последовательного демократического преобразования: демократическая республика (при полном равноправии и самоопределении всех наций), конфискация помещичьих земель и восьмичасовой рабочий день. Во всех передовых странах война ставит на очереди лозунг социалистической революции, который становится тем насущнее, чем больше ложатся тяжести войны на плечи пролетариата, чем активнее должна будет стать его роль при воссоздании Европы, после ужасов современного "патриотического" варварства в обстановке гигантских технических успехов крупного капитализма" (Ленин, т. XIII, с. 11). Значит, для Западной Европы социалистическая, для России демократическая диктатура. Война перемалывает между своими жерновами мир и Россию. С величайшей теоретической силой и страстью Ленин продумывает все вопросы грядущей мировой революции. Ленинизм, который до войны был теорией русской революции, расширяет свой охват. Так же последовательно, как большевизм применял марксизм в оценке вопросов русской революции, применяет он его к вопросам мировой революции и становится на основе своего внутреннего идейного богатства, своих внутренних законов развития -- теорией мировой революции. Он учитывает весь опыт мирового движения. Он использует весь опыт левых направлений во II Интернационале, учится и у них, и в результате даст новый органический сплав, стоящий выше всего, что было дано лучшими головами левого направления европейской социал-демократии. В вопросе об отношении к империалистической войне, в вопросе об оценке источников раскола II Интернационала, в вопросе национальном, колониальном, в вопросе о диктатуре пролетариата он дает гармоничное течение, которое встречает сопротивление старых традиций разных левых течений международных социал-демократов, защищающих свои традиции, свой однобокий национальный подход, свои ошибки. Что же, ревизует ли Ленин лозунг демократической диктатуры? Не ставил ли он вопроса, что надо этот лозунг похоронить, ибо какая же может быть демократи- ческая революция в период империализма, в период назревания социалистической революции. В тезисах "Социал-демократа" от 13 октября 1915 г., более чем после года империалистической войны, Ленин пишет: "...Задача пролетариата России -- довести до конца буржуазно-демократическую революцию (подчеркнуто нами -- К. Р.) в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе. Эта вторая задача теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России: для первой задачи сотрудник -- мелкобуржуазное крестьянство России, для второй -- пролетариат других стран" (Ленин, т. XIII, с. 208). Не только вне партии поднимаются голоса против этого. В самой партии за границей целый ряд товарищей, близких Ленину, выступали против "консерватизма" Ленина. Ленин отвечает им статьей "О двух линиях революции", направленной формально против тов. Троцкого, а на деле против Бухарина, Пятакова, пишущего эти строки и ряда других товарищей. Гвоздь этой статьи следующее место: "Троцкий не подумал, что если пролетариат увлечет непролетарские массы деревни на конфискацию помещичьих земель и свергнет монархию, то это и будет завершением "национальной буржуазной революции" в России, это и будет революционно-демократической диктатурой пролетариата и крестьянства" (Ленин, т. XIII, с. 214). Мы не будем цитировать статей против Люксембург и Пятакова, насыщенных вопросами, имеющими ближайшее отношение к вопросам о демократической революции в империалистической войне, ибо к этим статьям вернемся, когда подойдем к оценке спорных китайских вопросов. Наконец, грянула Февральская революция. Первый, бросающийся в глаза факт: у власти очутилась буржуазия. Совет рабочих и солдатских, т. е. крестьянских депутатов, признающий Временное правительство, ставит, казалось бы, вопрос о том, не пошла ли Россия в своем развитии по тому пути, который предполагал Маркс в [18]50 г. для германской революции. Ленин пишет свои "Письма издалека", ловит всякое известие из России, продумывает все вопросы со страстностью, о которой имеют понятие в полном размере только те, кто наблюдал его в эти дни. И что же он пишет о характере Февральской революции. В "Прощальном письме к швейцарским рабочим" он говорит: "Россия -- крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громад- ном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 г. может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции. Ступеньку к ней" (Ленин, т. XIV, ч. 2, с. 407). В "Письмах из далека": "Неужели пролетариат России проливал свою кровь только для того, чтобы получить пышные обещания одних только политических демократических реформ. Неужели он не потребует