Евгений Витковский. Павел II --------------------------------------------------------------- © Copyright Евгений Витковский Email: polydeuk@mtu-net.ru WWW: http://poesis.guru.ru/poeti-poezia/vitkovskij/biograph.htm │ http://poesis.guru.ru/poeti-poezia/vitkovskij/biograph.htm Date: 27 Nov 2001 ---------------------------------------------------------------  * ТОМ ПЕРВЫЙ. ПРОНЕСИ, ГОСПОДИ! *  ОТ АВТОРА Несколько слов от автора ничего к трехтомному роману уже не прибавят, но сказать кое-что необходимо. Ибо роман, двигавшийся от писателя к читателю двадцать лет, давно уже обрел собственную жизнь. Его несколько раз пришлось переписывать: ряд фантастических эпизодов стал за минувшие годы такой скучной действительностью, что автор сам начал казаться себе историческим писателем, - а на роль ясновидца автор менее всего претендует, - больно не хочется быть Кассандрой, которую первую же и бьют, когда предсказание сбывается. Перед читателем - фантастический роман, написанный, как считает автор, в принципиально новом жанре: в жанре реалистического реализма. Название это отнюдь не тавтологично: для того, чтобы изобразить окружающую нас действительность, традиционный реализм бессилен, простая запись происходящего выглядит непомерным преувеличением, бумага краснеет и готова загореться. Поэтому автор использует вполне последовательно метод "литотизации" - т. е. "преуменьшения", дабы описываемые события выглядели реалистически. Отсюда и название - РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ. Жанр не может быть полностью кристаллизован в своем первом образе. Пройдут столетия, на полках библиотек запылятся тысячи более или менее удачных произведений, лишь очень и очень нескоро должен возникнуть последний и главный шедевр, который обеспечит жанру бессмертие: кто-то создаст серьезную, весьма издевательскую пародию на него, и вот она-то и послужит в грядущих веках гарантом бессмертия реалистического реализма. Сомневающихся в этом предсказании могу лишь отослать к истории литературы: много ли читали мы рыцарских романов? Зато все читали "Дон-Кихота", а что такое "Дон-Кихот", как не итоговое, высшее достижение жанра - пародия, к тому же отчасти сочинения со скуки? Из нынешних времен, из темного прошлого, автор "Павла Второго" шлет в мрачное, отвратительное будущее автору грядущего, предположим, "Дон-Пабло" свой печальный привет. Жанр реалистического реализма подразумевает весьма фривольные отношения с действительностью, и действительность уже отомстила автору: она явилась его первым и главным плагиатором. Сравнительно давно написанные страницы пришлось при отправке в печать хоть немного, но подправлять, ибо вымысел стал сухим репортажем, а меньше всего автора тянуло в журналистику. Но к журналистике тяготела жизнь, и вот - налицо первый конфликт жанра и жизни: ничего нельзя придумать. Сочиняй не сочиняй - все сбудется. Поэтому, дорогой читатель, прежде чем начинать читать роман, не только перекрестись на икону в красном углу, но вежливо поклонись висящему, конечно, в твоей комнате портрету всероссийского венценосца. Впрочем, как ни определяй метод и жанр, роман уже написан. Пусть читатель рассматривает его как фотографию с натуры, как "фэнтези", как современный плутовской роман - автор на все согласен. В соответствии с требованиями реалистического реализма, автор настаивает на том, чтобы все намеки, ассоциации, аллюзии, заимствования и прочие элементы читатель считал намеренными и умышленными. Если за кем-то из персонажей возникает знакомый читателю прообраз - ну, значит, именно с него и писался герой. В этом романе все, все - как в жизни, только во много раз преуменьшено. Так что отнюдь не классическое "За мной, читатель!" предлагаю я. Я скромно отхожу на шаг в сторону и пропускаю читателя вперед, предлагая ему быть моим соавтором, домысливать все, что захочется. Дверь открыта, дорогой читатель. Милости прошу. ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО РОМАНУ "ПАВЕЛ II" ЧЛЕНЫ СЕМЬИ ДОМА "СТАРШИХ РОМАНОВЫХ" И ТЕ, КТО ИМЕЕТ К ЭТОМУ ДОМУ ОТНОШЕНИЕ: Федор Кузьмич, он же Александр Павлович Романов, в прошлом государь Александр I, в добровольной отставке, числится умершим, однако слуху этому ни в коем случае не следует верить, не прочитав хотя бы первые три тома романа. На всякий случай должен пояснить, что это не совсем тот Федор Кузьмич, который умер сперва в 1825 году, потом в 1864 году. Подробности смотри в романе! Алексей Александрович Романов, сын последнего от его супруги Анастасии Николаевны, в девичестве Скоробогатовой, ныне давно покойный. В романе отсутствует. Но может еще посмертно кое-что продемонстрировать. Елизавета Григорьевна Романова, в девичестве Свиблова, жена последнего. В романе отсутствует. Михаил Алексеевич Романов, сын предыдущего, погиб от рук большевиков при невыясненных обстоятельствах. В романе отсутствует, но для книги важен, ибо на его смерть отец главного героя оставил очень много откликов. Анна Вильгельмовна (девичья фамилия неизвестна) Романова, жена последнего. Известно, что происходило из необычайно знатного, хотя и немецкого рода. Нелегально эмигрировала вместе с дочерью Александрой в 1918 году. В романе отсутствует. Федор Михайлович Романов, сын М.А.Романова, преподаватель русской литературы в средней школе, умер только что, однако периодически дает о себе знать. Рахиль Абрамовна Романова, урожденная Керзон, первая жена последнего, умерла очень давно, в романе отсутствует. Валентина Романова (девичья фамилия неизвестна), вторая жена Ф.М.Романова, тоже умерла давно. В романе отсутствует, точно известно, что была знатного дворянского рода самое малое - числилась в Бархатной книге, - по крайней мере посмертно. Лариса Борисовна Коломиец, роду не знатного, добрачная возлюбленная последнего, что начисто отрицает (как и его отцовство по отношению к своему сыну, хотя анализы на генном уровне говорят обратное). В романе практически отсутствует. Павел Федорович Романов, сын Ф.М.Романова, преподаватель истории в средней школе, основной к началу романа претендент на российский престол, да и вообще - Павел II. Екатерина Васильевна (Власьевна, Вильгельмовна) Романова, урожденная Бахман, гражданская жена последнего, в будущем царица, но отнюдь не по тем причинам, по которым может ожидать читатель. Ее родня: Елизавета в Славгороде, тетка Марта, тетка Мария, тетка Гизелла (та, которая масло делает), все - Бахман, в романе практически отсутствуют, но часто упоминаются. Софья Федоровна Глущенко, урожденная Романова, старшая сестра Павла Романова (от первого брака отца). Желающие могут ознакомиться с ее внешностью на известной картине запрещенного художника Репина. Соломон Абрамович Керзон, знатный пушкинист, дядя Софьи Глущенко (Романовой). Автор знаменитой книги "Пушкин вокруг нас". Умирает по ходу романа. Вообще-то списан с одиннадцати реальных прототипов. Александра Михайловна Романова, младшая сестра Федора Михайловича Романова, увезена за границу в детстве. Лучше б ей в романе не появляться вовсе, но ничего не поделаешь: есть. Виктор Пантелеймонович Глущенко, директор автохозяйства, муж Софьи Романовой. Всю жизнь пытается опохмелиться, но очень уж здоровые у него гены. Всеволод Викторович Глущенко, сын последнего от первого брака (мать - знаменитая конькобежица). Человек о двух измерениях. Гелий Станиславович Ковальский (Романов), внебрачный сын Софьи Романовой. Собственно, лицо роду не совсем мужского... но спишем обстоятельства, ибо он фигура трагическая. Станислав Казимирович, отец последнего, сорок дней как покойный к моменту, когда мог бы понадобиться. Иван Павлович Романов, внебрачный сын Павла Федоровича Романова, фигура блеклая, но постепенно набирающая расцветку. Алевтина Туроверова, мать последнего, казачьего роду. Петр Федорович Коломиец, внебрачный сын Федора Михайловича Романова, в романе практически отсутствует, однако не следует думать, что он лишний: еще пригодится. Никита Алексеевич Романов, он же Громов, он же Лука Пантелеевич Радищев, младший брат Михаила Алексеевича Романова, сокрывшийся в 1918 году в Брянских лесах. Подарок для русской речи, ибо имеет особую профессию. Ярослав-Георгий Никитич Романов, законный сын последнего от венчаной жены Устиньи, ныне известен под именем Хорхе Романьос, - рецензенты романа иногда называют его "Третья сила". По-испански говорит без акцента. Георгий-Ярослав Никитич Романов, младший брат последнего, очень музыкален и знает семь мелодий для дудочки. Устинья, урожденная Зверева, в первом (нецерковном) браке Садко, жена князя Никиты, ужас чьей жизни она и составляет. Клавдия, дочь (старшая) последней от первого (гражданского) брака со Степаном Садко, женщина мощная, умелая гадалка. Множество незаконных детей, двойников, матерей, отцов, заметной роли в повествовании не играющих. СОТРУДНИКИ ИНСТИТУТА ФОРБСА И ОСТАЛЬНЫЕ С "ТОЙ" СТОРОНЫ: Артур Форбс, генерал, австралиец, директор Центра Паранормальной Реставрации Дома Романовых ("Колорадского центра"), мормоно-конфуцианец, телепат, но слабый. Работу свою не любит, но делает хорошо. Геррит ван Леннеп, голландец, предиктор. Бывший шахматист, что в его судьбе сыграло некоторую роль. Католик. Джереми Уоллас, американец, слепой предиктор, давно покойный. В романе отсутствует, хотя мелькает тенью. Инициатор создания Института Форбса. Квакер. Луиджи Бустаманте, итальянец, очень сильный маг, человек мстительный. Католик. Атон Джексон, индеец-чероки, телепат-нетрезвовик, отчего и трезв бывает нечасто, - да и зачем бы? Джузе Кремона, мальтиец, вампир, оборотень, мастер художественного свиста, см. также в разделе "живые трупы". Характер имеет легкий, "средиземноморский", отчего почти всеми любим. Мозес Янович Цукерман, еврей, маг, в прошлом советский майор. Тофаре Тутуила, самоанец, маг, чудеса творит редко, неохотно и не любит одеваться ни во что, кроме цветочных гирлянд. Эберхард Гаузер, австриец, мастер наваждения, чудо-алкоголик, асексуал. Герберт Киндзерски, Роджер, Роберт, Бригитта, Эрна, Лола (вместе с Гаузером известны как "Семеро пьяных"). Пригодились однажды умением свиней пасти. Господин Ямагути, японец, медиум, - нет слов, чтоб его описывать. Джеймс Карриган Найпл, уроженец Ямайки, незаконный сын знаменитого писателя-анонима, шпион, мастер своего дела во всех отношениях: претендует в романе на роль главного героя, но попадает оному всего лишь в лучшие друзья и молочные братья. Дионисиос Порфириос, грек, множественный оборотень, бывший руководитель сектора трансформации, ушедший на пенсию и непрерывно с нее возвращающийся: не в силах он бросить своих, необученных, на произвол судьбы. Жан-Морис Рампаль, француз, оборотень, тоже много чего большой мастер, до середины второго тома человек, дальше - нечто куда большее, он же - Дириозавр, в каковом облике описать его уже можно лдишь как нечто огромное, сумчатое, женского рода и вертикального взлета. Вацлав Аксентович, якобы поляк, глава сектора трансформации, на самом деле советский шпион генерал Артемий Хрященко, перебежчик, производель. Множество магов, телепортачей, шпионов, оборотней, референтов, руководителей, клерков, курьеров и прочих, заметной роли в повествовании не играющих. МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ И ТЕ, КТО К НЕМУ ПРИМЫКАЕТ: Глеб Леонидович Углов, полковник, позднее сумасшедший проповедник учения Святого Зии Муртазова, позднее дипломат. Игорь Мовсесович Аракелян, подполковник, заместитель Углова, свояк своего прямого начальника и кулинар исключительный. Наталья Эдуардовна, урожденная Корягина, жена последнего. Некогда была полной русской женщиной. Елена Эдуардовна Шелковникова, старшая сестра последней, жена Георгия Шелковникова. Хоть и немолода, но очень хороша собой, главное же - предприимчива. Георгий Давыдович Шелковников, заместитель главы Организации, масон, Брат Червонец, позднее канцлер. Человек очень толстый, имеет два реальных прототипа. Ромео Игоревич Аракелян, старший из сыновей Игоря Аракеляна. Тимон, второй сын. Цезарь, третий сын. Гораций, четвертый сын. Эдуард Феликсович Корягин, отец Натальи и Елены, знатный специалист по разведению попугаев, врач с заграничным дипломом, стерый зек, в масонских делах - брат Лат. Зия Мамедович Муртазов, телепат-ударник, крымский татарин. Намертво прикован к постели. Зульфия, его жена. Нинель Зияевна, их дочь, пророчица. Доня, дочь Рампаля и Хрященко, некоторое время свинья, позже красивая девушка, даже, говорят, масонка. Михаил Макарович Синельский, офицер-оперативник, человек пьющий и исполнительный. Маргарита Степановна Булдышева, вдова, мать последнего. Валентин Гаврилович Цыбаков, врач-бальнеолог. В романе почти отсутствует, но знаменит как изобретатель искусственного инфаркта. Дмитрий Владимирович Сухоплещенко, сын директора сберкассы из Хохломы, быстро растущий в чинах офицер при Шелковникове, сперва капитан, потом все выше - до бригадира. Подполковник Заев, безнадежно убитый утратой Черной Магии. Погибает по ходу романа. Валериан Иванович Абрикосов, владелец служебной собаки, ирландского терьера по кличке Душенька, маг-предиктор, автор культовых книг "Нирвана" и "Павана", полковник. Антонина Евграфона Штан, по новым документам Барыкова, чаще Тонька, сотрудница Углова и Аракеляна; собственно, главная героиня романа, но читателю об этом временно рекомендуется не помнить. Татьяна Вайцякаускайте (урожденная Пивоварова), ее подруга по роли, чаше Танька, в будущем княгиня Ледовитая, по мужу - Романова. Винцас Вайцякаускас, литовец, летчик, муж последней, несчастный человек. Ыдрыс Эгембердыевич Умералиев, киргиз, газообразный оборотень, человек верный как хребты Тянь-Шаня. Мустафа Шакирович Ламаджанов, литературный негр; по ряду сведений - автор "Павла Второго" или какой-то части этой книги. Под своим именем известен как автор знаменитой военной песни "Тужурка". УПОМИНАНАЕМЫЕ ЧЛЕНЫ ПРАВИТЕЛЬСТВА, ВСЕ ЛИШНИЕ, НО ПЕРЕЧИСЛЕНЫ ЗДЕСЬ ИСТОРИЧЕСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ РАДИ: Илья Заобский, министр безопасной государственности. Юрий Иванович Сапрыкин, генерал-майор безопасной государственности, погибает в ходе романа. Ливерий Устинович Везлеев, маршал, министр обороны, очень старый, гордится тем, что у него тринадцать орденов Ленина. Устин Феофилович Кирпичников, министр культуры. Паисий Собачников, прежний министр культуры. Филат Супов, глава национальной политики. Марья Панфиловна, кто-то в правительстве. Миконий Филин, министр иностранных дел. Хруслов, главный по идеологи, во втором томе помер. Куропятников, тоже. Блудун, еще раньше. Дарий Шкипитарский, последний (чисто формальный) генсек. Танковое ведомство: Ивистал Максимович Дуликов, маршал бронетанковых войск, заместитель министра обороны, сын одного важного героя романа (о чем сам не знает) и отец другого, менее важного (об этом не знает тоже). Фадей Ивисталович Дуликов, его сын (мать - знаменитая конькобежица). Известен также под другим именем. Авдей Васильев, конюх, сальварсанский резидент. Горничные, истопники, садовники, повара и т.д. Василий Докуков, адмирал воздухоплавательных войск. Жители Свердловска: Петр Вениаминович Петров, работник винного магазина, фигура глубоко трагическая. Борис Борисович, инвалид-отморозок Финской кампании, пьет прямо желудком. Братья Ткачевы из соседнего двора, вроде бы непьющие. Леонид Робертович Берцов, хвостоволог. Степан Садко, бывший зек, ныне сумасшедший и псевдо-маньчжурский псевдо-шпион. Хуан Цзы-ю, он же Лхамжавын Гомбоев, китайский шпион. Люся, его сожительница и мать не менее чем троих его детей. Жители села Нижнеблагодатского (Зарядья-Благодатского): Настасья, она же почтальонша Алена Сухарева. Настасья, она же Полина Башкина. Настасья, она же Настасья Башкина. Настасья, она же Настасья Коробова. Настасья, она же Степанида, бабушка последней. Настасья, она же Дарья Телятникова. Настасья, она же старая дура Палмазеиха. Настасья, она же Дарья Батурина. Настасья, она же Клавдия Лутохина. Настасья, она же Настасья Баркасникова. Настасья, по фамилии Лучкина. Настасья, жена Антона-кровельшика. Настасья Небезызвестная, мастерица по растоптухам. Настасья, она же Бомбардычиха. Настасья, она же Феврония Кузьминична, в просторечии Хивря. Настасья, она же Мария Мохначева (см.волки), по мужу Волчек. Настасья Стравусиха, в прошлом Грязнуха, пропадает в Эгейском море, находится возле Кейптауна и там приходится к месту. Сокольник Ильич Хиврин, приблудный цыган. Николай Юрьевич, председатель колхоза, сын Натальи Баркасниковой и сношаря. Василий Филиппович, кузнец, "Бомбарда". Антон, кровельщик. Старик Матвей, разводящий индеек. Марфа Лукинична, дочь попа-непротивленца, пивоварша. Матрена Лукинична, сестра последней. Отец Викентий Мощеобрященский, сельский священик. Обитатели коммуналки на Молчановке и (позднее и не все) особняка в Староконюшенном: Белла Яновна Цукерман, из Бреста, сестра мага Цукермана. Испанский коммунист на стремянке, деверь Беллы Яновны. Его пасынок для игры в шашки. Абдулла, кухонный мужик. Мария Казимировна Ковальская, тоже из Бреста, - ее брат Мозес перебежал к американцам. Иуда Ивановна, дочь родителей-безбожников, машинистка-надомница, лицо очень эпизодическое и к особняку не особо относящееся. Клюль Джереми, псевдо-чукча, на самом деле алеут-сепаратист, шпион. Голубые: Аким Парагваев, знаменитый кинорежиссер, хозяин квартиры No 73. В романе отсутствует и ролей не играет. Милада Половецкий, старая, увядшая, но еще сохранившая свой аромат хризантема, лейтенант, потом выше. Масон - Брат Куна. Анатолий Маркович Ивнинг, в далеком будущем получит прозвиже Железный Хромец, а пока хромает и только. Сара (Владислав Арсенович), кинорежиссер, научник и попник. Каролина, Анжелика, Фатаморгана и прочая голубая массовка, которую читатель ворлен дополнять любыми именами (женскими), которые сумеет вспомнить или сочинить). Масоны: Владимир Герцевич Горобец, брат Стольник, верховный масон всех трех главных лож Москвы, данных о происхождении нет. Композитор Фердинанд Мелкумян, Брат Империал, генерал. Брат Четвертной, директор Мособлкниготорга. Брат Полтинник, в прошлом известный спортивный комментатор. Брат Пятиалтынный, директор одного из московских рынков. Бибисара Майрикеева, целительница, масонша, приуготовитель-Вредитель, Сестробрат Ужаса. Хамфри Иванов, экстрасенс-психопат, секретарь-вредитель. Баба Леля, ритор-вития Прохор Бенедиктович (хамит из ЦДЛ), личность вполне историческая, еврей, но православный. Граждане государства Сальварсан: Эрмано дель Пуэбло, по прозвищу Брат Народа, убит ледяным метеоритом. В романе отсутствует, но имеет сходство с реальным лицом. Доместико Долметчер, креол, ресторатор, посол Доминики в Сальварсане, а также посол Сальварсана в Российской империи, Югославии и других странах, масон, Брат Цехин; вообще-то автопортрет автора романа, но идеализированный. Марсель-Бертран Унион, жрец-вудуист, генерал. Бенито Фруктуосо Корнудо, диктатор, давно свергнут, в романе отсутствует, но имя у него красивое. Тонто де Капироте, верховный жрец Мускарито. Мария-Лусия, знаменитая бандерша. Мама Дельмира (Дельмира Ферреа), престарелая куроизобразительница. Умберто, пуморотень из племени ягуачо. Жители Виллы Пушечникова: Алексей Пушечников, русский писатель, лауреат Нобелевской премии. В Сальварсане никогда не был, но президент верит, что когда-нибудь приедет, ибо Пушечников удостоен звания Почетного гражданина Сальварсана. Мерлин (на самом деле - Эдмунд) Фейхоев, секретарь Пушечникова, борец за права советских негров. Жители независимой Гренландии: Эльмар Туле, экс-президент, впоследствии посол Сальварсана на Клиппертоне и Кергелене Сендре Упернавик, последний президент Гренландии. Никанор Безредных (Безродных, Безвредных), политический беженец, первый император Гренландской Империи Его жена, казачка. Первая дочь, алкоголичка. Вторая дочь, алкоголичка, коллекционирует малахитовые шкатулки. Третья дочь Дарья, алкоголичка, незамужняя до времени. Четвертая дочь,алкоголичка. Первый зять, мексиканец. Второй зять, Ванька из Вязников, дрессировщик стерлядей. Самый младший зять Али, негр, из какой страны - не помнит. Милиционеры и прибившиеся к ним: Леонид Иванович, милиционер из Нижнеблагодатского, человек пришлый, в лагере неожидаано - пахан барака. Гэбэ (Главный Блудодей), пахан в другом бараке, людоед, умеет играть в бридж. бывший чемпион Эстонии по оному. Алексей Трофимович Щаповатый, из Свердловска, в будущем Господин Московский. Григорий Иванович Днепр (Дунч-Духонич), спецпредст из Костромы. Имант Заславскис, чахоточный радист, в прошлом кандер, сын латышских стрелков. Партугалска (Гирин), осведомитель, латинист. Милиционер от Канадского посольства - любитель журналов и звезд. Милиционер от Канадского посольства - любитель хоккея и класть бабу на стол, он же Канада (сменщик предыдущего). Половой демократ с одним глазом (из Красноселькупа), ну никак не пахан, он же Мулында. Николай Платонович Фивейский, зам. Днепра. Техничный Мужик, сын Сношаря, присутствует только в воспоминаниях Иманта, но списан с натуры. Сотрудники Московского зоопарка: Юрий Арсеньевич Щенков (Свиблов), граф, смотритель броненосцев, друг Э.Ф.Корягина, что важно для романа. Истрат Натанович Мендоса, пресс-секретарь, почти что с натуры списан, но внесена одна поправка, о которой читатель может даже не гадать. Трое Львовичей (Лев, Арий, Серафим, - последний тот, что набил морду кобре, пьющий за девять Чинов Ангельских, - а к ним еще и некомплектный Рувим Львович и овцебык с той же кличкой Серафим). Белоспинный самец гориллы по кличке Роберт Фрост. Кондор Гуля. Бородавочник и прочие свиньи. Иные обитатели зоопарка, стыдливо в романе не упомянутые, но без них роман никогда не был бы написан. СОБАКИ: С/б (служебно-бродячий) Володя, старый кобель, но силу хранит немалую; сперва капитан, позже ара. С/б Витя, его внук (то ли внучатый племянник), музыкально одаренный пес. Русский спаниель Митька, любимый пес Павла Романова, съевший часть архива Ф.М.Романова; основную часть романа проводит в холодильнике, да и вообше заметной роли в книге не играет. Четверо мексиканских бесшерстых собак при Атоне Джексоне: все годые, горячие и неполнозубые. Заметной роли в книге не играют. Душенька, ирландская терьер, служебная сука, кормилица Абрикосова, некоторое время - подруга Володи. Волки (все - оборотни): Бабушка Серко. Тимур Волчек, неженатый. его двоюродные братья: Артем Волков, женатый на лисобабе. Тимофей Волков. Анфиса Макаровна, его жена, бухгалтер. Антип Волков. Пелагея, его жена. Антон Волков. Варвара, его жена. Кондрат Волков. Акулина, его жена. Еще четверо братьев-Волковых, непоименованных, их жены. Глафира, Ефросинья, Клавдия, Аксинья. При волках: Тюлька (Тюльпан), не волк вовсе, судомой. Степанида Патрикеевна (Стеша), жена Артема Волчека, лиса. Попугаи (все - гиацинтовые ара): Рыбуня (старший). Михася (сын последнего, рыночный образец). Пушиша (употребляем Тимоном Аракеляном как магнитофон). Беатрисса (старшая). Кунигунда. Розалинда. Лакс, попугай мисс Норман. Живые покойники: Олександр Олександрович Грибащук, первый секретарь Кировоградского обкома КПСС. Еремей Металлов, член КПСС с 1885 года, чистый душой коммунист. Хлыстовский, рецидивист с Шентарских островов. Безмымянный прах из кремлевской стены. Джузе Кремона - см. среди героев Института Форбса Писатели: Петр Подунин, умер только что, в романе отсутствует. Виталий Мухоль (Мухль), писатель-озаренец, упомянут случайно. Сидор Маркипанович (Исидор Дуппиус) Валовой, поэт-мутатор, метис по национальности. Дириозавр - см. Рампаль Жан-Морис В эпизодах: Хур Сигурдссон, знаменитый путешественник. Никита Глюк, колдун, владелец магазина "Кадуцейные товары". Жюль Бертье, бывший посол Люксембурга в СССР. Федор Фризин из Борисоглебска, попугайщик по линии жако. Аделаида ван Патмос, сотрудница "Голоса Америки". Альфред Хотинский, руководитель ансамбля коз-баянисток. Освальд Вроблевский, профессор Гарварда, автор книг "Федор Кузьмич: конец тайны" и "Анастасия", еще двадцати романов сериала "Старшие Романовы", американский писатель. Полковник Джанелидзе. В романе отсутствует. Сакариас Альварадо, диктатор Страны Великого Адмирала, из чужой книги, в романе отсутствует. Табата Да Муллонг, метательница молота из Нижней Зомбии. Абдул Абдурахманов, советолог, в романе почти отсутствует. Брат Грош, масон, секретарь предиктора Класа дю Тойта, в романе отсутствует. Хулио Спирохет, престарелый диктатор Очень Длинной Страны. Эрлик-Хан, алтайский дьявол. Макс Аронович Шипс, дирижер оркестра им.Александрова. Ицхок Бобринецкий, коммунист. Орест Непотребный, скульптор по надгробиям. Гавриил Назарович Бухтеев, полковник, начальник резервной авиабазы Троицкого испытательного аэродрома, масон. Эдмунд Никодимович Арманов, глава русских фашистов, неудачник. Исаак Матвеев, легендарный айсор-сыщик. Фотий, митрополит Опоньский и Китежский. Луиза Гаспарини, о которой лучше узнавать из романа, чем из аннотации. Вильгельм Ерофеевич Сбитнев, обер-блазонер России. Тадеуш Вардовский, миллиардер. Мисс Норман, гадальщица в Англии. Михаил Дерюжников, в прошлом завуч школы Павла, затем Тамбовский генерал-губернатор, позднее узник Эмалированная Маска, В романе отсутствует. Досифей Ставраки, обер-прокурор. Неизвестный молодой человек с топором (в Питере). А также: Милиционеры, ученые, медики, колдуны, артисты, посетители трактира "Гатчина", писатели, жители Аляски, рынды, скопцы-субботники, поручики, рыбоводы, жеребцы, скопцы, певцы, волки, лисы, дипломаты, креолы с Аляски, митрополиты, артисты, рыбы, куры, петухи, аисты и живые покойники. ...толковый и способный, со значком, возражая товарищам, которым казалось ни к чему знать такие грамматические тонкости, как сказуемое и подлежащее, сказал не без сердца: "Если мы свой родной язык не будем знать, то дойдем и до того, что потеряем и свою православную веру и крест снимем с шеи, какие же мы после этого коммунисты?" АЛЕКСЕЙ РЕМИЗОВ. ВЗВИХРЕННАЯ РУСЬ,1924 1 И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет... О.МАНДЕЛЬШТАМ Отца похоронили в самом начале сентября. Умер он в больнице, говорили, что легко, во сне - сказалось больное сердце. Денег на похороны, особенно на поминки, ушло порядочно, но Павлу было не жалко, отца он любил; к тому же и Павел, и Софья унаследовали от него по солидному срочному вкладу, около восьми тысяч каждый. Скуповатый отец копил всю жизнь, и "все - вам - останется" в эти сентябрьские дни облеклось тощей плотью завещательной сберкнижки. На поминках много пили, долго и прочувствованно повторяли, что "Федор Михайлович всю жизнь был истинным педагогом - и этим все сказано", что "Федор Михайлович всю жизнь стоял на посту настоящего советского учителя", - разное другое в том же духе. Павел и его жена Катя мыли посуду после поминок, обсуждая возможность встать в очередь на "Ниву", - правда, еще дозанять надо немного, - но у Софьи просить было явно бесполезно, она мало того что посуду мыть не помогла, а слиняла с середины поминок с благоверным Виктором, - но до того успела проесть Павлу и Кате плешь за неэкономный мясной пирог с хреном, "испеченный в честь охотничьих страстей покойного", на который, по мнению Софьи, можно было бы поехать в Цхалтубо. Да и вообще Софья заявила прямо, что оставит деньги на срочном вкладе. Собственно, Павла и Софью теперь ничто не связывало. Она была его сестрой только по отцу; ее мать, первая жена отца, Рахиль Абрамовна, умерла через две недели после родов. Еще через шестнадцать месяцев вторая жена отца, Валентина, выйдя из роддома с маленьким Павлом, занялась воспитанием обоих детей. Секрета не получилось: с самого раннего детства Павел и Софья знали, что мамы у них разные. И очень рано затлел в душе Павла нехороший огонек - его мать тоже умерла, отец явно любил дочку больше, нежели сына, при этом Софья считала своего младшего брата сущим ничтожеством. Перед самым снятием кукурузного премьера Павел получил в школе аттестат, отслужил пакостную нестроевую, поступил в педагогический. Еле-еле окончил и пошел работать в ту же школу, что и отец, только тот преподавал литературу, а сын - историю. Павел женился, но детей как-то не намечалось, жили втроем - Федор Михайлович и сын с невесткой. Софья ушла замуж, когда Павел был еще в институте, и проживала с мужем - старше ее лет эдак на полтора десятка, Виктором Глущенко, директором автохозяйства. У нее детей - деликатно говоря, официальных - тоже не было, а сын Глущенко от первого брака, Всеволод, к моменту смерти Федора Михайловича отбывал одиннадцатый год исправительно-трудовых работ за некую ошибку юности, о которой слухи ходили самые разноречивые - не то он отделение милиции ограбил, не то группу милиционеров изнасиловал. Павел, во время совершения оных невероятных событий сдававший экзамены за четвертый курс, вовсе ни в чем разобраться не мог, но знал, что Глущенко публично от сына отрекся. Знал и то, что Глущенко панически боится возвращения сына, которому к отбытию полного срока должно было стукнуть неполных тридцать три года. Школьники старших классов, вот уже десять лет проходившие под руководством Федора Михайловича "Преступление и наказание" (до того Достоевский в программе отсутствовал вовсе), из поколения в поколение звали его безобидным прозвищем "Достоевич". Совпадение имени и отчества как бы перевешивало бесцветную фамилию, она отходила на задний план, в прозвища не просилась. Не то получилось с сыном. Преподаватель истории П.Ф. Романов скоро и единодушно был прозван "Павел Второй". Особой популярности прозвище не имело: изысканно чересчур и уму простого школьника недоступно. Злило только отчего-то отца. Отец копил деньги - ясное дело, не из учительского жалования. Все свободное от работы и охотничьих сезонов время он посвящал главной своей страсти - художественной резьбе по рисовому зерну. Выгравированные им на рисовом зернышке, а то и на восьмушке такового, тексты "Интернационала", Коммунистического Манифеста, статей Мичурина, Горького, Сталина, а позднее "Слова о полку Игореве", "Теркина на том свете", "Судьбы человека" и "Каштанки" приносили ему бесчисленные грамоты ВСХВ (позднее - ВДНХ) и разных других выставок. Скажем, трудно ли было народному умельцу-самоучке Федору Романову, прослышав, что во Фрунзе открывается республиканская выставка, послать ей в подарок какое-нибудь самое лучшее стихотворение великого акына Токтогула на языке оригинала, снабженное портретом автора, не очень, правда, похожим, - отец рисовал весьма средне, - на половинке там или на тридцатидвушке; за подарком неизменно следовала премия, а за премией - один-два хорошо оплачиваемых заказа. Вот от этих-то премий, а порою и от продажи своих шедевров и получал Федор Романов те деньги, которых хватило ему на покупку нового ружья, породистого щенка настоящего русского спаниеля, на второй микроскоп, главное же - на сберкнижку "все - вам - останется", точней на две сберкнижки, ибо не единожды доводилось Павлу слышать, что более всего на свете не хотел бы отец, чтобы дети перессорились после его смерти. Они, впрочем, перессорились гораздо раньше, а из-за чего - так верней всего из-за того, что "слово по слову - банником по столу", как выражался Виктор Глущенко, пускаясь затем в долгие объяснения, что такое банник. О раннем отрезке жизни отца Павел знал совсем мало. Из того, о чем родитель раз в год проговаривался, Павел уяснил, что родился папаша за несколько лет до революции, в семье сельского, что ли, учителя, что деда звали Михаил Алексеевич, и что погиб дед при каких-то темных обстоятельствах в 1918 году. Судя по плохо скрываемой злости, с какой отец произносил слово "погиб", Павел догадался, что деда, похоже, расстреляли. Дальше спрашивать было бесполезно, других же родственников у Романовых не имелось. Впрочем, года за три до кончины Федора Михайловича уверенность Павла в том, что никаких родственников у него больше нет, поколебалась. Почтальон вручил отцу необычной формы голубой конверт без фамилии адресата, но с их адресом - Восточная, 15. Внутри лежал плотный кусочек картона, и на нем стояла одна фраза по-русски, печатными буквами: "Сообщите, что известно о судьбе Михаила А. Романова и его сына Федора по адресу: Лондон..." Адрес Павел прочесть не успел, но заметил, что руки у Федора Михайловича задрожали. Отца он изучил хорошо, не задал ему ни единого вопроса. Через час отец не выдержал сам. - Помнишь письмо? - спросил он, когда Катя вышла в магазины. - Это тетка твоя объявилась, Александра. Я-то думал, ее на свете давно нет. Решил - отвечать не буду. Ты как? - Не отвечай, если не хочется, - сказал Павел с видом полного равнодушия, что и возымело свое действие; отец разговора не оборвал, как сделал бы в любой другой раз, а продолжил: - Она ведь с отцом вместе погибла. Я так думал. Говорили, что жива. Не верил. И с анкетами что теперь делать? Узнают ведь. - Насчет родственников за границей? Это была промашка, надо бы в разговоре с отцом ничего не понимать, сидеть пень пнем, тогда, глядишь, он о чем-нибудь и еще проговорился бы. Но отец, видимо, тут же принял какое-то решение, а стало быть - и обсуждать с сыном было больше нечего. Позже вел он себя так, словно ни письма, ни разговора не было. Приступил к новой работе: резал на рисовом зерне текст сохранившихся отрывков десятой, уничтоженной главы "Евгения Онегина". Казалось, работа не только всецело поглотила его, но в ней находил он силы справляться решительно со всем, даже с приступами стенокардии. Двух-трех минут возле столика с микроскопами хватало ему, чтобы сердце отпустило. Отчего-то строки Пушкина, которые сам Федор Михайлович называл не самыми сильными, стали его последним жизненным утешением. Рисовые занятия не принесли отцу семейного уважения. Давно покойная Валентина любила повторять о муже: "Велик в мелочах", добавляя, что вот как только о чем серьезном попросишь, так, мол, уже не особенно велик. Даже бесчисленные грамоты отца, которые он развешивал в кабинете и коридоре, вызывали у нее только кислую гримасу: "Пылища". Впрочем, мать Павла умерла слишком давно, а детям Федор Михайлович свою деятельность критиковать не дозволял категорически. Незадолго до смерти составил он каталог своих работ и положил его под стекло на микроскопном столике. "Твое наследство, Павел". Схоронив отца, Павел спросил Софью - хочет ли она узнать, что осталось от отца помимо сберкнижек: библиотека, охотничье снаряжение, микроскопы, спаниель. Софья немедленно заявила, что библиотеку заберет, а прочее брат может продать и деньги себе оставить: "У Митьки диплом, он, небось, большие деньги стоит". Сколько стоит русский спаниель с дипломом на двенадцатом году жизни, Павел примерно представлял, но книги отдал, лишь бы порвать поскорее последнюю ниточку, связывавшую Романовых и Глущенко. Таким образом, если не считать охотничьего снаряжения и Митьки, который на десятый день после смерти хозяина все же стал кое-что жрать - к великой радости любившей пса Кати, - Павел получил в наследство только две пухлые папки с грамотами отца, еще одну со всякими документами, два микроскопа, две дюжины коробочек с рисовыми шедеврами, банку с рисом, на коем отец собирался, видать, начертать еще не одну славную главу, - ну, и сберкнижку, конечно. Получалось так, что все семейные тайны, весьма интересовавшие романтически настроенного Павла, отец унес в могилу. Павел тщательно перебрал все бумаги и документы, перетряхнул книги, особенно те, что отдавались Софье, - ничего, ни малейшего следа истории семьи. Адрес лондонской тетки отец, конечно же, уничтожил. Письмо тоже. Через несколько дней, шестнадцатого, возвратившись с родительского собрания, мучась головной болью, разжевывая горькую таблетку, опустился Павел в отцовское кресло у "рисового" столика. Голова гудела нещадно. Тщетно попытавшись остудить лоб о поверхность положенного на стол оргстекла, Павел машинально включил подсветку под меньшим из микроскопов. Глянул в окуляр, настройка оказалась сбита, он покрутил колесико. На предметном столике лежало белое, чуть желтоватое, припорошенное уже пылью, рисовое зернышко. А на матовой его поверхности уверенным отцовским резцом было проставлено: ПАША И СОНЯ, НЕ МЕЧИТЕ РИС ПЕРЕД СВИНЬЯМИ. И больше - ни слова, хотя места на поверхности зернышка оставалось еще на пол-"Каштанки". Павел неловко взял пинцет из стаканчика, попробовал зернышко повернуть и уронил его на пол. Долго подбирал, снова водрузил на предметный столик вместе с клочьями пыли, - таковые под микроскопом приобрели хищный какой-то, чем-то даже тропический вид. Снова глянул. ПАША И СОНЯ, НЕ МЕЧИТЕ РИС ПЕРЕД СВИНЬЯМИ. Павел не сразу даже и заметил, что это другая