Олег Блоцкий. Последняя война империи
---------------------------------------------------------------
© Copyright Олег Михайлович Блоцкий
Date: 9 Jul 2004
Оставить комментарий
---------------------------------------------------------------
┐ Copyright Блоцкий Олег Михайлович
Интервью: Публицистика
(Советская армия могла задержаться в Афганистане надолго)
Об этом и многом другом - разговор с последним командующим 40-ой армии,
Героем Советского Союза, генерал-полковником Борисом ГРОМОВЫМ.
- В Афганистане Вы были не единожды? Как готовились к этому?
Первый раз я был в Афганистане два с половиной года. Затем закончил
академию Генштаба. После чего должен был вновь возвращаться, но уже в
качестве генерала по особым поручениям начальника Генерального штаба.
Так перед этой командировкой месяц целенаправленно занимался
Афганистаном, хотя все по нему уже знал. Не только я проходил такую
специальную подготовку, но и вся моя группа. Вот такое было отношение
командования.
- А как проводили войсковые операции?
Мы к любой операции очень долго готовились: проводили взаимодействие,
строили макеты местности. Если был какой-нибудь населенный пункт, то мы
заказывали снимки из космоса, которые нам за неделю до боевых действий
доставляли из Москвы. Мы засылали агентуру. Каждому командиру расписывали
задачу, и они тщательно по ней готовились. Здесь ничего нового нет.
- В чем заключалась наибольшая сложность вывода войск?
Как только такое решение было принято, начались попытки его кардинально
изменить. Речь шла о том, чтобы, по просьбе руководства Афганистана, или
задержать войска, или оставить хотя бы те силы, которые могли бы
контролировать аэропорт Кабул, часть основных объектов в городе и всю дорогу
от столицы Афганистана до пограничного города СССР Термеза. Минимальное
количество оставшихся должно было достигать примерно тридцати тысяч человек,
это - практически - четвертая часть армии.
Команды напрямую не выдавались. Нам говорили, мол, будьте готовы, на
всякий случай, и ко второму варианту. Получалось, что, имея четкий план
постепенного вывода, который надо было выполнять, нас придерживали. И вышло
так, что мы были задержаны в Кабуле до упора и завершили выход из него всего
за десять дней до 15 февраля. А что значит, за столь короткое время вывести
около 30 тысяч человек, которые располагались вдоль дороги, зимой, в боевых
условиях, да еще через самый высокогорный в мире перевал - Саланг, думаю, вы
понимаете, тем более что сами служили именно в тех местах.
Мы были в величайшем напряжении: интеллектуальном, моральном,
физическом.
- Но окончательный срок вывода, тем не менее, был определен заранее.
Почему он пришелся на самые неблагоприятные природные условия, такие, что и
врагу не пожелаешь: сходы лавин, обледеневшие дороги, бураны, жесточайшие
морозы? Неужели об этом никто не подумал заранее?
Здесь вопрос скорее не ко мне, а к нашим дипломатам, которые вели
переговоры в Женеве и должны были твердо отстаивать наши позиции. Этого, к
сожалению, не произошло.
Первоначально требования СССР были другими. По времени сроки вывода
значительно растягивались, что для 40-ой армии было благом. Но когда
подписали соглашение, то оказалось, что вывод значительно сократили.
Получился даже не год, а девять месяцев. За такой срок вывести 120 тысяч
человек, да с боями, да при таких климатических условиях - сложность была
огромная.
- Могли бы Вы, зная военную историю ХХ века, назвать подобного рода
операции по выводу. Я имею в виду масштаб и природные условия.
Знаете, мы прикидывали, искали и не нашли подобного не только в нашей
истории, но и в мировой. Здесь я не беру в расчет Первую и Вторую мировые
войны. Во все остальные периоды ни у одного государства не было такой
крупной группировки войск, подобно нашей, за пределами страны.
- Кто настаивал на полном выводе войск?
Настаивали все, начиная с командования армии и оперативной группы
Министерства обороны СССР, которую возглавлял Валентин Варенников.
Обратной точки зрения придерживались руководители КГБ. Они старались
"привязать" к Советскому Союзу ряд стран, в частности Афганистан. Ведь
именно КГБ занимался вопросом, кто же будет во главе этой страны. Все
последнее афганское руководство при нашем присутствии - это были люди,
которые подбирались, готовились и ставились на посты не кем- нибудь, а
именно Комитетом госбезопасности. Наджибулла - не исключение.
- Знаю, что Вы поддерживали отношения не только с тогдашним афганским
руководством, но и его противниками. Как это происходило?
Личных встреч не было, но велась большая переписка. Особенно с Ахмад
Шахом Масудом во время вывода войск.
Это делалось для того, чтобы исключить потери. А смысл был в том, чтобы
Масуд лично от меня знал о моих дальнейших действиях во время вывода. Что я
при определенных условиях, которые мы с ним обговариваем, не буду наносить
удары ни по его группировкам, ни по территориям, которые они контролируют.
Но и он должен был взять обязательства и дать мне их письменно, что
гарантирует ни в коей мере не препятствовать выводу наших частей и
соединений. Почти все эти обязательства двумя сторонами были выполнены.
- Расскажите о Руцком, в освобождении которого Вы принимали самое
активное участие. До сих пор в этой истории много белых пятен.
Руцкой попал в плен, когда шли боевые действия в районе Хоста, который
находится недалеко от пакистанской границы. Как летчик он был очень
подготовлен. Недаром в Афганистане с командира авиационного полка он сразу
попал на должность заместителя командующего ВВС 40-ой армии.
Сейчас совершенно точно знаю, что Руцкой был сбит не огнем с земли, а
ракетой пущенной пакистанским истребителем.
Что он сбит, узнал минут через сорок. Но не сработала система
жизнеобеспечения пилота, в частности миниатюрный радиопередатчик, и мы
только где-то на четвертые сутки узнали, что он жив.
Чем дольше шли поиски, тем больше мы приближались к людям, которые
могли его освободить.
- Поговаривают о выкупе в 10 миллионов долларов.
Значительно меньше, но в то время это была огромная сумма. Однако мы
ведь дали еще и технику, и некоторые материальные средства. Это делалось и
для освобождения Руцкого, и для того, чтобы полевые командиры и те люди, с
которыми мы договаривались, верили нам. Ведь через них мы освободили не
только Руцкого.
Сам Александр Владимирович много сделал для своего освобождения. В
плену он не сидел, сложа руки.
Когда он пропал, то по моей инициативе Военный Совет 40-ой армии
представил Руцкого к званию Героя СССР посмертно. Документы ушли в Москву. А
когда мы его нашли, то в срочном порядке переделали бумаги.
- Война не заканчивается до тех пор, пока остаются пленные. Сколько
наших было у афганцев на момент вывода войск?
Я могу назвать общую цифру: 330 человек. Это те, кто был в плену, или
уже там погибли, или перешли на другую сторону добровольно. Все эти люди
проходили под общим названием "без вести пропавшие".
Мы до сих пор занимаемся освобождением военнопленных, но не афишируем
подобную деятельность, так как излишняя огласка может повредить делу. Люди,
которые нам помогают на той стороне, не хотят, чтобы про это вообще кто-то
знал. Они слишком многим рискуют.
За прошедшие годы мы вытащили из Афганистана несколько десятков
человек. Точную цифру не буду называть по причине вышеуказанной. Среди
освобожденных не только военные, но и гражданские, бывшие советники.
- Какое количество ветеранов локальных войн в России?
Количество этих людей значительно, так как СССР в той или иной степени
принимал участие в боевых действиях в 26 странах мира.
Общее количество ветеранов по России составляет примерно полтора
миллиона человек. Из них афганцев где-то 75 - 80 процентов. Это чуть больше
миллиона.
- Об афганском синдроме солдата и офицера уже говорилось. А что такое
синдром генерала?
Я могу сказать только о себе.
Вот, ты отвечаешь за всю армию и живешь этим длительное время. Ты
знаешь, что в персональном ответе за жизни людей, за то, чтобы в Афганистане
они вели более или менее нормальное существование. Ты ответственен, скажем,
за организацию вывода войск, причем не просто на словах, а головой
отвечаешь, - и не только перед начальством, но и перед матерями солдатскими.
И вот все это закончилось. Упали с плеч огромная тяжесть и груз
ответственности, но в душе появилась какая-то потрясающая пустота. Не скажу,
что это была депрессия. Нет, именно пустота, когда не то чтобы тебя ничто не
интересует, а просто не вызывает никаких эмоциональных реакций. Назначение
на должность, на концерте хорошем был, - но все это тебе абсолютно
безразлично. Длилось это долго. А точнее, из такого состояния вышел я только
к середине 1990 года.
Сейчас же синдром этот у меня проявляется несколько по-другому. Иногда
я словно возвращаюсь в то время, не обязательно совпадающее с периодом
вывода. Это могут быть какие-то отдельные боевые действия.
И я вновь начинаю ощущать такую тяжесть, огромную, которую прямо-таки
физически чувствую так, что у меня даже голова начинает болеть. Ведь
вспоминаются далеко не радостные моменты, а самые тяжелые: наши потери, или
то, как рота попала в горах в засаду и ей необходима помощь. А ее нет,
потому что погода нелетная и авиация подойти не может. А в роте пошли потери
и ты чувствуешь, что будут они нарастать снежным комом. И ты ничего не
можешь сделать, хотя все, казалось бы, предусмотрел. Но вот такое стечение
обстоятельств произошло. И ты бессилен...
Такой вот у меня синдром.
Last-modified: Thu, 22 Jul 2004 17:32:44 GMT