ением,
выйдя на открытое пространство.
     Мы остановились возле маленькой брошенной деревушки на краю поля. Через
несколько минут со стороны травяных зарослей донесся мерный, негромкий шорох
- это шли  слоны, но  мы их не видели. Животные так и не  показались - то ли
почуяли людей,  то  ли отправились пастись в другое место.  Тихо ругаясь, мы
вернулись в свою рощу и одетые улеглись на кроватях.
     - Ну, сегодня они уже не  придут, - со вздохом заметил Энгель, на что я
ответил:
     - Иншаллах! - и вскоре заснул.
     Около  полуночи меня  разбудили  взволнованные приглушенные  голоса;  я
уловил  неоднократно  повторявшееся  слово  "тембо".  Так  и  есть  -  слоны
появились вновь, теперь с другой стороны, и уже занялись бананами. Сообщение
принес  гонец со  сторожевого  поста  в соседней  роще.  Протирая глаза,  мы
поспешили за  ним. К счастью,  в  этот  раз путь шел  по открытой местности.
Приблизившись к плантациям, мы остановились. Вокруг было тихо. Подозвав двух
местных жителей, знавших  тут каждую кочку,  я  велел им  обойти рощу  чтобы
проверить, не ушли ли слоны. Крадучись, люди  пошли вперед и скоро исчезли в
тени деревьев.
     Поднимался свежий ночной ветерок, и мы начали мерзнуть, да и  усталость
брала свое. Было уже ясно, что животные успели уйти дальше. Когда  на другом
конце поля на  миг  послышался  шорох  сухих  кукурузных  стеблей, я  шепнул
Энгелю, что наши разведчики возвращаются несолоно хлебавши.
     И в тот же миг -  я с  трудом верил своим  глазам, таким  невероятным и
захватывающим оказалось это зрелище  -  на  серебристом  фоне жнивья  возник
огромный черный силуэт.  Лунный свет струился  по длинным изогнутым  бивням.
Один  за другим, бесшумно, как призраки, шли за вожаком по полю  еще  четыре
слона. Они направлялись к нам.
     Мы  кинулись  в  сторону и укрылись за покосившейся плетеной изгородью,
где и притаились, стараясь не издавать ни звука. Одним движением хобота слон
мог бы смести наше хлипкое прикрытие и нас вместе с ним.
     Дойдя  до  места,  где  мы  только  что   были,   слоны   остановились,
почувствовав  запах людей. Мы  сидели в десяти метрах со вскинутыми ружьями,
но я не хотел стрелять, поскольку животные  стояли слишком тесной группой, и
большой слон  был закрыт от меня другим, поменьше. Но вот вожак  сделал  шаг
вперед, и  в ночной  тишине  прогремели два  выстрела. Слоны  повернулись  и
отступили в тень, скрывшись  между бананами. Прошла  томительно  напряженная
минута.  Я  думал, что  раненный  вожак собирает силы  для  атаки  и  сейчас
старается поточнее определить наше местонахождение. Однако я  ошибся. Старый
самец  пересек  рощу  и вновь  вышел  на поле; вновь на фоне неправдоподобно
огромного черного  тела сверкнули в лунном свете белые бивни. Мы  опять дали
залп, и слон, по-прежнему безмолвно(беззвучно), опустился  на землю и больше
не шевелился.
     Так  я убил своего последнего  слона в Восточной  Африке. Это произошло
ночью 1 октября 1909г., в 12 часов 40 минут.
     Мы провели в  Ифакаре еще  несколько дней - не хотелось расставаться  с
этим краем, "текущим молоком и медом"  без всякого  преувеличения.  Давно мы
так не роскошествовали. Здесь было  все: бананы и ананасы, папайи и гуайявы,
гранаты, апельсины  и  кокосовые  орехи.  Стоило лишь протянуть  руку, чтобы
сорвать  приглянувшийся  плод. А воды Уланги изобиловали рыбой, и для многих
жителей рыболовство издавна было основным  источником  существования. Каждый
день нам приносили  "мбереге" -  большущую  серебристую  рыбину, похожую  на
карпа, с удивительно тонким и нежным вкусом.
     Все же надо было возвращаться на побережье, и мы пошли, не торопясь, по
течению реки. Стада антилоп по-прежнему бродили по берегам, а за травоядными
следовали хищники.
     На  Уланге я убил  своего первого и единственного льва.  Это был весьма
крупный экземпляр, правда, к сожалению, с не очень большой гривой.
     Лев  только что  загрыз  бородавочника, и довольное ворчание выдало мне
его  присутствие. Первым выстрелом  я ранил  его в плечо. Он упал, но тут же
вскочил и бросился  ко мне; когда нас разделяло около двадцати метров, зверь
прыгнул.  Я отчетливо видел огромные когти на вытянутых вперед могучих лапах
с  растопыренными  пальцами. Но  лев поспешил с первым  прыжком - расстояние
было слишком  велико. Прежде  чем  он  успел  сделать  второй,  тяжелая пуля
ударила его в нижнюю челюсть и навылет прошла через голову.
     Мы  миновали  заброшенный  пост Уланга.  Он уже почти  развалился, и  в
целости было только кладбище. Здесь в течение года умерло пять европейцев из
шести,  составлявших первоначальный персонал;  всех  их  скосила  лихорадка.
Только  после  этого  администрация  пришла  к  выводу,  что  климат  данной
местности нездоров, и распорядилась закрыть пост.
     Вскоре я  опять встретился со  львами.  Наш  лагерь был у реки.  Кругом
расстилалась  ровная  высохшая  саванна,  и лишь неподалеку стояла небольшая
рощица - несколько мимоз и акаций среди высокой травы. Там находился пруд, и
к нему приходили на водопой антилопы, привлеченные тенью.
     Как-то в полдень я увидел двух животных, направлявшихся к этому оазису.
До  них было около  километра. В ярком  солнечном  свете они выглядели очень
большими и почти белыми, и я решил, что это канны. Однако взгляд  в  бинокль
убедил меня в  позорной ошибке  -  к группе деревьев  приближались два льва,
точнее говоря лев и львица, великолепные взрослые звери. Схватив винтовку, я
поспешил к пруду.
     Оазис  был  невелик,  и  в  течение  получаса  я, соблюдая  необходимую
осторожность,  несколько раз прошел  его из  конца в конец. Убедившись,  что
звери ушли, и досадуя на невезение, я вышел  из травы, собираясь вернуться в
лагерь. Взглянув в сторону палаток,  я увидел своего боя - он махал руками и
делал  какие-то  знаки,  явно  стараясь привлечь  мое  внимание  к  чему-то,
находящемуся позади  меня. Держа  палец на спусковом  крючке, я повернулся и
успел заметить обоих львов, уходивших в  противоположном направлении; вскоре
они  исчезли  в сухой  траве.  Оказывается,  мне  следовало  не  роптать,  а
благодарить судьбу - ведь я не раз проходил на расстоянии нескольких  метров
от зверей, не подозревая об их присутствии!
     В тот день мне вспомнились слова моего друга Веста: "Лев, если захочет,
может спрятаться за кием, брошенным на бильярдном  столе". Вест  знал, о чем
говорит - он был знаменитейшим охотником на львов во всей Родезии.
     Полон  противоречивых  переживаний, я  спустился к реке  и  еще  издали
услышал фырканье  и громкий плеск. К удивлению, это оказался  не бегемот,  а
слон - большой самец с прекрасными бивнями. У меня в руках был 8-мм "Маузер"
- ружье и патроны  600-го калибра остались в лагере. Теперь пришел мой черед
прибегнуть к языку  жестов. До лагеря было  не более  двухсот  метров, и как
только бой посмотрел на меня, я постарался показать  ему,  что здесь, рядом,
стоит  большой  слон.  Выглядело это,  надо  думать,  довольно  забавно,  но
сметливый парнишка  все понял и  через минуту бежал ко мне с  двустволкой  и
патронами. Тем  временем  слон  двинулся  к  противоположному  берегу,  а  я
приплясывал  от нетерпения  -  бежать навстречу бою не имело смысла, так как
при этом река исчезла бы из поля  зрения.  За несколько секунд до  того, как
ружье оказалось  у  меня  в руках,  слон  выпустил себе  на спину  последний
фонтан,  раз-другой  встряхнул  ушами  и вышел  из  воды.  Теперь  он  был в
безопасности  - на  той стороне  Уланги  начиналась  территория заповедника.
Прежде чем уйти в джунгли, слон глянул  на нас, и я мог бы поклясться, что в
его глазах  появилось  насмешливое выражение. Будь у меня  при себе хотя  бы
камера! Давно я так не ругался.
     На другой день я подстрелил носорога. В этот раз и камера, и ружье были
наготове,  и мне удалось  сделать  несколько  очень эффектных  снимков,  где
запечатлено разъяренное животное,  несущееся прямо  на объектив. К сожалению
последний, самый  крупный снимок вышел нечетким: у меня от волнения тряслись
руки.  Как потом выяснилось, носорог  находился в четырех  шагах от меня.  В
следующий  миг, бросив камеру, я отпрыгнул в сторону, и он  промчался  мимо.
Прежде чем толстокожий развернулся для новой атаки, я успел выстрелить.
     Теперь  мы  форсированным  маршем  двинулись  на восток,  к  побережью.
Единственный охотничий эпизод,  не связанный  с  обычной  доставкой мяса для
каравана, произошел возле  деревни Магони. На вечерней охоте я добыл коровью
антилопу и уже хотел возвращаться в лагерь, когда проводник  схватил меня за
руку  с взволнованными словами: "Куба  твига, бвана!" (Очень  большой жираф,
господин!).  Действительно, огромный жираф  возвышался недалеко  от  нас над
ровной поверхностью саванны; до него было около семи сотен метров.
     Раньше я нестрелял жирафов, но сейчас не смог справиться  с искушением,
и  мы, пригнувшись  побежали к животному. Нам удалось  приблизиться лишь  на
двести  метров  -  жираф  заметил нас и высоты своего роста  и стал  уходить
своеобразным, только  ему свойственным "замедленным  галопом". Я поднял свою
8-мм  винтовку,  и   первая  же  пуля   уложила  быка  наповал  -  еще  одно
доказательство того,  как  легко убить это прекрасное животное. Череп его  я
сохранил для коллекции, и впоследствии опытный музейный препаратор определил
по нему, что  такой гигантский  экземпляр  еще  никогда не попадал в Европу.
Попытки фотографировать жирафов не удались - животные были слишком чуткими и
обращались в бегство задолго до того, как я приближался на нужную дистанцию.
     Путешествие  подходило  к  концу. Мой велосипед развалился, и последние
двадцать километров до  станции  Куву  я проделал  пешком. Погрузка  в поезд
снаряжения и коллекций прошла без  осложнений, и на следующий день мы были в
Дар-Эс-Саламе.
     При виде океана во  мне с новой силой вспыхнула  тоска по родине - я не
был  в Германии уже  восемь  лет. Твердо  решив  вернуться в Европу, я купил
билет и взошел на палубу. Но  когда узкая полоска африканского берега  таяла
за кормой, у меня опять  тоскливо  сжалось сердце. Эта великая страна  стала
моей  второй родиной, и я понял, что  обязательно  снова  приеду сюда, снова
пойду  по караванным дорогам  в  буше, по  извилистым тропам в  джунглях, по
бескрайней саванне.
     Среди  людей и зверей  Черной Африки  прошла  моя молодость, двенадцать
чудесных лет, и они уже  никогда не станут мне чужими. Разрезая синюю  гладь
Индийского океана, пароход уносил меня на север, к Джибути  и Порт-Саиду, но
с каждым ударом винта крепла уверенность: я вернусь в Африку!

     ------------

     [1]  Знаменитый  английский охотник  и путешественник.  (<i>Здесь и  далее
прим. перев.</i>)

     [2] Букв.: "паровик", т.е. паровоз или пароход (<i>англ</i>.).

     [3] Маниок (маниока) - растение семейства эуфорбиевых, достигает высоты
2 м. В пищу  идут корни - плотные, мясистые, желтого цвета, длиной 30-70 см.
Они  содержат  много мучнистого  вещества, но  в свежем  виде ядовиты. Чтобы
удалить  ядовитый  млечный  сок,  их  вымачивают   несколько  суток  в  воде
(предварительно  размочалив), затем высушивают на  солнце.  Освобожденные от
яда корни растирают в муку между двумя большими камнями.

     [4] Экстрактор - устройство для автоматического выброса стреяных гильз.

     [5] Как будет угодно Всевышнему! (<i>араб</i>.).