Хочешь - не хочешь, пришлось всем выстроиться в шеренгу. Свайги,
поигрывая парализаторами, построились напротив. Зислис опасливо косился на
чертовы стержни - схлопотать волну омертвления еще разок совершенно ему не
улыбалось.
Стало понятно, что свайги общаются с людьми через механический
прибор-переводчик: маленькую серую коробочку на груди у одного из
инопланетян.
- Сследовать зза ведушщий-раззумный! Неповиновение караетсся нервный
удар. Реччь понятен? Отвеччать ты! - свайг с переводчиком указал большим
пальцем руки на Фломастера.
- Речь понятна, - буркнул Фломастер.
- Сследовать зза! - отрезал свайг и направился к выходу. Над головой
его вдруг раскрылся полупрозрачный кожистый гребень весь в сетке кровеносных
сосудов. Остальные бдительно таращились на четверку людей. Так они и вышли
гуськом - Фломастер, Ханька, Зислис и Лелик Веригин. Вышли в проем
неизвестности. Следом за чешуйчатым галактом.
"Дать бы ему по шее! - мрачно подумал Зислис. - А еще лучше - садануть
в брюхо из бласта. Патрульного бласта. Да очередью, в упор."
Жаль, что мечты сбываются только в книгах.
За дверью обнаружился коридор. Широкий и длинный; он убегал, казалось,
в бесконечность. Стены в коридоре были темнее, чем в комнате. Свайг-ведущий
свернул налево. Некоторое время процессия чинно вышагивала по упругому полу.
Зислис то и дело сдерживал себя - низкорослый галакт шел медленнее людей.
Веригин пару раз наступил Зислису на пятки.
Спустя несколько минут коридор разветвился - свайг свернул в левый
рукав и вскоре остановился. Повернулся к стене, тронул что-то пальцем и в
стене пророс такой же прямоугольный проем, через какой они покинули комнату.
- Сследовать зза! - повторил галакт и вошел в новоявленную дверь.
Вошли и остальные.
Они попали в просторный зал, сильно напомнивший Зислису общую камеру
новосаратовской тюрьмы, только тюремная камера была, конечно же, раз в
десять меньше.
Двухъярусные кровати в несколько рядов. Десяток длинных столов; возле
каждого - по паре таких же длинных лавок с низкими спинками. Еще несколько
лавок вдоль стен. И все.
В зале было полно людей - около сотни, не меньше. Некоторые лежали на
койках, некоторые расселись за столы, некоторые бесцельно бродили по
свободному месту. Сейчас все, конечно же, уставились на новичков и на
тюремщиков.
- Усстраиватьсся! - прогнусавил аппарат-переводчик. - Сскоро кормежжка!
Жждать!
И свайги один за другим покинули зал. Прямоугольная дверь затянулась в
считанные секунды - заросла, как и не было.
- Пан лейтенант! - услышал Зислис знакомый голос.
Так и есть - служака-патрульный, которого пришибли чем-то нервным еще
во время первой атаки. Первое знакомое лицо в толпе.
А вон и второе - постная физиономия Стивена Бэкхема, начальника смены
со станции наблюдения.
- Ба! - сказал кто-то с койки верхнего яруса. - Да это же Зислис!
Кто-то тотчас привстал и на соседней койке. Зислис присмотрелся и с
огромным облегчением узнал сначала Артура Мустяцу, а потом Валентина
Хаецкого. Одного из старателей-звездолетчиков.
А когда с койки в проход соскочил Пашка Суваев, невольный спец по
чужим, Зислис вдруг стряхнул с себя мрачное оцепенение с подъемом подумал:
"И чего это я помирать заранее собрался? Жизнь-то налаживается..."
И, вероятно, не только Зислис увидел знакомые лица. Фломастер вдруг
ощерился, метнулся к столу и выдернул из ряда сидящих тучного мужчину лет
пятидесяти - за шиворот, как тряпичную куклу.
- Вот ты где! - процедил Фломастер с угрозой. - Ну что? Спас свою жопу?
Мужчина был в полковничьем мундире.
Но Фломастер не успел даже как следует съездить полковнику-дезертиру по
физиономии - какая-то женщина с криком повисла у лейтенанта на руке.
- Да ну его, - сказал вдруг Ханька и равнодушно сплюнул. - Сейчас мы
все равны.
- Я тоже мог удрать на лайнере, - сердито сказал Фломастер и несильно
отпихнул женщину. - Но я остался.
И уже громче - женщине, продолжающей голосить:
- Да заткнись ты! Забирай своего муженька...
Он отпустил полковника и тот бессильно осел на лавку. Без единого
звука.
- Директорат тоже здесь? - мрачно осведомился Фломастер.
- Не весь, - ответил кто-то из-за соседнего стола. - Но чужие все время
приводят кого-нибудь нового.
Свободных коек в камере оставалось еще предостаточно. Зислис вдруг
подумал, что не видит детей. Ни одного. Женщины есть, правда мало. А детей -
нет.
Зислис подошел к Суваеву, Хаецкому и Мустяце; Лелик Веригин, как
привязанный, следовал за ним.
- Привет...
- Привет, наблюдатели, - отозвался Хаецкий уныло.
- Экс-наблюдатели, Валек, - вздохнул Зислис. - Экс. Теперь мы все
просто пленники. Где твой брат-то?
- Не знаю. Мы с Артуром очнулись в какой-то комнатушке тут, неподалеку.
Потом нас сюда привели - с час назад, примерно.
- Понятно, - кивнул Зислис. - Та же песня. И что?
Он вопросительно глядел на Хаецкого, который обыкновенно знал все и обо
всех на Волге. Но сегодня ситуация складывалась совсем иначе, чем обычно.
- Откуда я знаю? - Хаецкому, похоже, и самому было неуютно. Отвык от
неопределенности. - Покормить обещали. А вы устраивайтесь, устраивайтесь...
Вон те две койки свободные.
Зислис в который раз за сегодня глубоко и шумно вздохнул.
- Паша, - обратился он к Суваеву. - Ты у нас все знаешь. Где мы? На
крейсере свайгов?
Суваев отрицательно покачал головой:
- Нет. По крайней мере, о таком корабле я ничего не знаю. Думаю, мы
находимся на той громадине, из-за которой вся каша и заварена.
- Которая над океаном висела? - уточнил Зислис.
- Именно.
- Хотел бы я знать, что это означает...
Зислис резко обернулся, и вдруг заметил десятки глаз, обращенных к ним.
Почти все, кто был в камере, собрались в проходах у коек. И все слушали их,
затаив дыхание. В первых рядах - Фломастер, Ханька, служака-патрульный,
какие-то мрачные и небритые ребята с упрямыми подбородками и мозолистыми
руками...
И в этот момент снова отворилась дверь. Ввели еще четверых - первым из
людей в камеру ступил Валера Яковец. Вторым - Женька Хаецкий. Третьим -
Прокудин, а четвертого Зислис не знал.
За следующий час свайги набили камеру людьми до отказа. Не осталось ни
одной свободной койки.
Над Новосаратовым в это время как раз должно было рассветать.
"Веселенькое получилось утро!" - подумал Зислис мрачно и решительно
взглянул на Суваева.
- Ну-ка, Паша! - сказал он твердо. - Пойдем-ка потолкуем в уголке...
27. Роман Савельев, старатель, Homo, планета Волга.
До рассвета мы даже умудрились кое-как подремать. Успокоившаяся Юлька
показала мне как включить внешнее наблюдение, и я так и отрубился в кресле у
пульта. Снаружи было темно и тихо, только ветер заунывно свистел над
карстовыми разломами.
На душе было как-то не так. Не то чтобы гадко, а как-то неспокойно, что
ли. Я глушил чувство вины, но оно продолжало помаленьку грызть. Особенно
грызла досада за пацана-Борьку - если уж сделал его сиротой, надо было хоть
защитить. Волчье время, так его через это самое...
Так я и досидел до конца ночи. То проваливаясь в чуткое забытье, то
просыпаясь и приникая к экранам. Но до утра нас не трогали. К счастью.
Очередной раз проснулся я от вызова видеофона - он прозвучал в тишине с
эффектом разорвавшейся бомбы. Меня подбросило в кресле, а рука мгновенно
нашарила на поясе бласт.
Экраны стали не черными, а светло-серыми: снаружи рассветало и
инфрадатчики сами собой отключились. Скользнув по экранам взглядом, я
дотянулся до видеофона. И почему-то ответил без изображения, только голосом.
- Ну?
- Рома?
Я облегченно вздохнул: говорил Риггельд. Его немецкое придыхание ни с
чем не спутаешь.
- Фу, - расслабился я. - Это ты.
И включил изображение - рядом с пультом сгустилась голограмма и
одновременно зашевелились три передающие камеры, отсылая Риггельду мою
картинку. Савельев, полусонный, в кресле.
Рядом незаметно и вкрадчиво оказался Чистяков, а спустя секунду из-за
ширмочки выпорхнула радостная Юлька.
- Курт! Ты жив?
- Скорее да, чем нет, - философски ответил Риггельд.
Юлька вымученно улыбнулась - не знаю уж, на чем она держалась все это
время. Я встал и усадил ее в кресло перед пультом.
- Ты где, Курт?
- В Новосаратове. Смагин прилетел?
- Да, - ответил я. - С Янкой. Вот он.
Смагин, несколько утративший ночную бледность и приятно порозовевший,
шагнул в передающую зону и сделал Риггельду ручкой.
- На нас нападали, Курт. Ночью.
Риггельд помрачнел. Я продолжил:
- С нами американер один был... и пацан малолетний. Их захватили. А мы
все уцелели, слава богу. Хотя, какая к черту слава...
Набожные американеры, наверное, отчитали бы меня потом за эти слова.
- Сколько вас? - спросил Риггельд, стараясь отсечь эмоции.
- Я, Юлька, Чистяков, Смагин и Яна. Пятеро.
- Хаецкие, значит, не объявились...
- Не объявились. А что в Новосаратове? Как оборона? Я слышал, вчера там
стрельба стояла до неба...
- Новосаратов, Рома, пуст. Кажется, я тут единственный живой. Впрочем,
мертвых тут тоже нет. Пусто.
- Как пусто? - не понял я.
- Вообще. Никого, только собаки бегают. И на космодроме та же история,
и в фактории, и в директорате. Я впервые в жизни увидел пустой "Меркурий".
Я переваривал услышанное. Значит, чужие действительно собирались
наловить пленных. Я только не ожидал, что пленить они вознамерились всю
Волгу.
- Как же ты уцелел? - спросил Чистяков.
- Я только что приехал, - Риггельд кашлянул в кулак. - По правде
говоря, я заглянул по дороге в Сызрань - поселок тоже пуст. Но там я решил,
что жители попрятались, в горы ушли, или еще куда. Однако тут, в
Новосаратове...
Риггельд с сомнением покачал головой.
Ну дела! Я совершенно растерялся. События во-первых просто не
укладывались у меня в черепушке, а во-вторых, даже если получилось бы их
туда упаковать, представлялись совершенно недоступными разумению. Моему
скромному разумению рядового старателя-волжанина.
- Дуй-ка ты к нам, - сказал я Курту. - Я пока не в состоянии сообразить
что к чему...
- А, может, лучше мы в город дунем? - предположила Юлька. - Раз уж все
равно кораблей лишились. Да и отнимать их у нас теперь, кажется, некому.
Смагин ревниво шмыгнул носом, а я ненадолго задумался, старательно
вызывая свое упрямое чутье. Не знаю, получилось это или нет, но что-то мне
подсказывало: если и оставили чужие на Волге патрульные группы, то шастать
они скорее всего станут в окрестностях Новосаратова. Если уж им понадобилось
так много людей, они и нас, пожалуй, с удовольствием отловят. А я к ним в
лапы сам отправляться отказываюсь. Дудки!
- Дождемся хозяина, - вздохнул я. - Подумаем... Куда нам спешить?
- Ладно, - Риггельд кивнул. - Еду. На всякий случай, я заберу отсюда
видеомодуль и подключу в вездеходе. Номер... - он протянул руку куда-то
вправо, повозился с новеньким автомобильным модулем связи, распечатал его, и
спустя несколько секунд сообщил номер дозвонки.
- А где это ты? - спросил Смагин подозрительно. - Откуда звонишь?
- Из "Техсервиса". А что?
Смагин оживился:
- Слушай, захвати там фронтальную батарею для "Киева", а? Моя ни к
черту, а денег ква... Раз уж все равно нет никого...
Риггельд усмехнулся в усы:
- Ладно. Тебе "два-эс" или "два-ха"?
- Все равно. Но лучше "два-ха", у нее стабилизатор двухмегаваттный...
- Понял. Ждите.
И Риггельд отключился.
Я покосился на продолжающие светлеть экраны-обзорники, и легонько
крутанул Юльку вместе с креслом.
- Не кисни, отчаянная! Как спалось?
- Одиноко! - огрызнулась Юлька. Но я видел, что на самом деле она в
настроении. Наверное, это из-за Риггельда.
М-да. Остается только вздохнуть - тоскливо и печально. С подвыванием.
- Слушайте... - протянул я, озадачиваясь. - Риггельд уже в
Новосаратове. А вчера был где-то аж за Землей Четырех Ветров. Это ж сколько
он за ночь отмахал! Или он на звездолете? Да нет, вроде, на вездеходе он...
- Подумаешь! - отмахнулся Чистяков. - Автопилот включил, и спал всю
дорогу. Над океаном-то... Сразу видно, что ты звездолетчик, и на вездеходе
по Волге шастаешь редко.
Меня хватило только на вздох. Теперь придется шастать чаще, никуда не
денешься. А вот на "Саргассе" своем - уже не придется. Увы.
- Пошли, Костя, наружу нос высунем... - предложил я. - Надо бы трупы
чужих оттащить куда-нибудь. Как бы их дружки мстить нам не навострились...
По-моему, это называется "накаркать".
Впрочем, выйти наружу мы с Костей еще успели. Успели даже рассмотреть
мертвых инопланетян - тех, что похожи на страусов, и мелкого, которого
привезли в багажнике вездехода. Успели даже спровадить по парочке трупов в
отвесные карстовые колодцы с водой - лучшей могилы для чужаков в самом
центре Ворчливых Ключей и придумать трудно.
А потом волной накатила пронзительное необъяснимое беспокойство и мое
пресловутое чутье воткнуло мне в задницу очередную иголку. Я вдруг отчетливо
осознал, что в бункере Риггельда нельзя более оставаться ни секунды. И рядом
со смагинским "Экватором" тоже нельзя. И что в запасе у нас остается от силы
минута.
Чистяков сразу все понял, и покорился не рассуждая. Я вломился в шлюз и
чужим голосом заорал:
- Наружу! Живо! Бросайте все на хрен!
Хвала небесам, друзья меня прекрасно знали. И прекрасно знали, что если
я так ору, значит нужно действительно все бросать и мчаться за мной, плюнув
на риск переломать ноги и свернуть шею. И прекрасно знали, что это в
конечном итоге окажется безопаснее.
Мы как раз ныряли в спасительную черноту какой-то пещерки, когда до
слуха донесся еще далекий басовитый гул.
Я обернулся на известняковом порожке - над далеким горизонтом знакомо
клубилась потревоженная атмосфера. Как быстро мы научились издалека
распознавать космические корабли чужих... Боевые корабли. Гул нарастал,
набирал мощь.
Мы забились в дальний угол пещеры, молясь, чтобы у чужих не оказалось
каких-нибудь хитроумных биодатчиков, способных обнаружить нас даже под
толщей породы. Неужели нам суждено теперь жить как крысам - прячась от
бесконечных налетов? Впрочем, разве так уж важна чужим горстка
аборигенов-дикарей? Ну, вернуться на место, где намедни поубивали чуть не
десяток их товарищей-галактов, и сровнять все с грунтом - это еще туда-сюда,
это я мог уразуметь. Месть - наверняка понятие межрасовое. Но гонять такие
огромные корабли ради тройки бывших звездолетчиков?
Нет, дядя Рома. Не мни о себе слишком много.
И едва я это подумал, Волга пугливо вздрогнула. Как тогда, на заимке
Чистякова, во время гибели "Саргасса". Даже сильнее, пожалуй. Только жар на
этот раз до нас не докатился. Штурмовики со знакомым воем прошлись чуть в
стороне, и стали удаляться.
Я не поверил ушам - так быстро? Всего один заход?
Около четверти часа мы боялись показать нос наружу, хотя все давно
затихло. Потом Смагин заворочался, зашуршал спиной о стену и шепотом спросил
что-то у Янки. Янка шепотом ответила.
- Пошли, что ли, выглянем? - полувопросительно-полуутвердительно
предложила Юлька-отчаянная и требовательно воззрилась на меня. - А, Рома?
- Пошли! - согласился я. Сидеть и ждать неизвестно чего действительно
надоело.
Чистяков увязался за нами. Сопел он, как поросенок в ожидании обеда.
Пещерка в этом месте была такой низкой, что приходилось ползти на
четвереньках. Страшно неудобно, смею вас заверить. А вот сюда, когда бежали
от чужаков, мы влетели словно на крыльях. Как раскаленный нож в масло вошли
- не замечая неудобств и не запинаясь о стены и потолок. Надо же, что делает
с людьми наступающая на пятки опасность!
Из пещеры мы выглянули, словно семейство испуганных сусликов из норы.
Небо было чистым и по-утреннему свежим, несмотря на остатки инверсионных
следов. А в стороне риггельдовского бункера столбом вздымался белесый дым.
Когда мы приблизились, стало понятно, что на месте бункера, на месте
смагинского "Экватора" и доброй части каньона зияет глубокая воронка с
оплавленными краями. У Смагина снова затряслись руки, а глаза переполнились
тоской, хотя еще минуту назад они полнились надеждой.
Но надежда оказалась всего лишь миражом.
- Добро пожаловать в компанию безлошадных, - процедила Юлька
безжалостно. - Твой номер - третий...
Смагин сквозь зубы завыл. Но он быстро взял себя в руки. И у него вдруг
снова изменилось выражение глаз. Такие стали глаза... знаете, как у людей,
которые уже считают себя мертвыми. Надежда, тоска - все исчезло.
Люди с такими глазами теряют страх, утрачивают способность бояться. Они
становятся расчетливыми, предусмотрительными и злыми. Я бы очень не хотел
иметь людей с такими глазами среди своих врагов.
- Народ, - со странной смесью спокойствия и уныния изрек Чистяков. - А
ведь нам труба. До ближайших заимок пилить и пилить. Не факт, что дойдем.
- А вездеход? - напомнил я.
- А что - вездеход? - удивился Чистяков. - Ты думаешь, он уцелел в этом
жерле?
- Мы его в стороне оставили.
Вообще-то я не слишком верил, что вездеход уцелел, но верить ужасно
хотелось. Не может же нас совсем покинуть удача? К тому же, мы действительно
оставили его метрах в ста от входа в бункер. Вдруг, его не зацепило?
От воронки все еще тянуло нестерпимым жаром, до того нагрелся
известняк. Я ждал, что он почернеет, но он лишь приобрел грязно-желтый
оттенок и обильно дымил. Мы обошли воронку по периметру и за обожженным
горбом наткнулись на усеянный серым пеплом склон. Это выгорел стланик, и на
корню, и нарезанный нами. Совсем рядом с воронкой, безучастно накренясь,
стоял наш вездеход - почерневший, но на вид вроде бы целый. Только борт
помят и багажник распахнут. Ну, да, я его, кажется не захлопнул, когда
чужака-астронавта мертвого доставал. А потом уже не до захлопывания стало...
От вездехода тоже тянуло жаром, но нестерпимыми такие температуры уже
не назовешь.
Костя сунулся в кабину, чихнул пару раз и вполголоса выругался -
кажется, обжегся. Прикрывая ладонь рукавом, он кое-как приподнял капот,
вытянул шею и с опаской заглянул внутрь.
- Мля! - сказал он с досадой. - Батарея - все...
- А кормовая? - спросил я уныло.
Можно подумать, что на одной батарее мы выедем!
Чистяков сунулся в багажник.
- А кормовая жива! - сказал он изумленно. - Ни фига себе! Вот уж не
ожидал...
- Богатая у тебя машина, - проворчал я и некоторое время подозрительно
глядел на Чистякова. Но тот молчал.
- Но ведь привод от одной батареи не запустится? - уточнил я на всякий
случай.
- Не запустится, - подтвердил Чистяков. - Даже если привод жив.
- Вопрос, - вздохнул я. - Где взять фронтальную батарею?
Вставила слово Юлька:
- У Риггельда! Юра ему заказывал.
- Риггельд! - оживилась Яна. - Надо ему позвонить!
- Точно! - Чистяков потрогал сквозь рукав сидение и снова зашипел. -
Горячее, зараза!
Он сунулся в кабину, содрал с креплений рацию и опустил ее прямо на
известняк. Черный витой шнур тянулся от рации к приборной панели. Костя
ловко отколупнул ногтем крышку-клавиатуру и щелкнул выключателем. Экранчик
ожил, рация загрузилась, и мы все облегченно вздохнули. Возможно,
изнурительный поход через карстовую равнину и не понадобится.
Но мы рано радовались. Гейт городской видеосвязи не отвечал. Просто не
отвечал. Костя беспомощно поднял голову и взглянул на нас.
- Есть еще один гейт, - сказала Яна достаточно спокойно, чтобы ее
выдержке можно было позавидовать. - На космодроме.
- Ну, да! - понимающе фыркнул Чистяков. - Конечно! А коды доступа?
Гейт-то служебный.
- Я знаю коды, - Яна являла собой воплощенное спокойствие. Даже не
верилось, что вчера она теряла сознание.
Костя отвесил челюсть.
- Знаешь? Откуда?
- Откуда, - передразнила Яна, коротко взглянула на Смагина и потянулась
к клавиатуре. - От Махмуда. Я же телеметристка. На станции наблюдения
работаю... работала.
Но космодромный гейт тоже не ответил. Этого я и боялся - скорее всего,
чужие обстреливали космодром. Вряд ли там что-нибудь уцелело.
- Ладно, - не сдалась Яна. - Есть еще гейт в директорате...
Она ловко набирала команды, и спустя несколько секунд мы услышали
стандартный зуммер-приглашение. Вздох облегчения издали все пятеро. Эдаким
шепчущим хором.
Но это всего полдела - выйти на городскую видеосвязь. Нужно еще
дозвониться Риггельду. Янка настучала номер и мы стали терпеливо ждать
ответа. Долго ждали. Почти минуту.
И Риггельд ответил. А мы дружно издали второй вздох облегчения. Второй
за последние минуты - и какой по счету за сегодняшнее, богатое событиями
утро?
- Привет, Курт! - поздоровалась Яна, глядя на экранчик. - Ты нас не
увидишь, мы с машинной рации через гейт. - У нас целый ворох новостей. На
тебе Савельева...
Курт с экранчика с интересом глядел, казалось, прямо на меня. И я
начал:
- Ну, во-первых, твоего бункера больше нету. Есть большая вонючая
воронка размером с пару баскетбольных площадок. Это раз. А во-вторых,
смагинский "Экватор" тоже... того.
Я на всякий случай покосился на Юру, но за человека с такими глазами,
как у него сейчас, можно было не опасаться. Даже упоминание о потерянном
корабле не сломит его теперь.
- И на закуску самое веселое: мы тут застряли. Есть вездеход, но он
полужареный и вдобавок фронтальная батарея у него сдохла. Еды - ни крошки. С
водой проще, воду можно найти.
- Батарея есть у меня, - сказал Риггельд спокойно. - Вы же заказывали.
В багажнике лежит.
- Если здесь будет твой багажник, - рассудительно заметил я, - то на
хрена нам батарея?
- Тоже правильно, - оценил мой мрачный юмор Риггельд. - Ладно. Не
паникуйте, я вас подберу. Если чужие не помешают.
- А что чужие? - сразу насторожился Костя.
- Шныряют над городом. Здоровые такие корабли, пятиугольные.
- Здесь такие же побывали... - вставил я. - Ты там поосторожнее.
- Не учи, - лицо Риггельда смягчилось. - Я старый контрабандист... В
общем, идите потихоньку от бункера на северо-восток, в сторону Новосаратова.
Увидите чужих - прячьтесь, там есть где. Я найду вас в любом случае.
- Хорошо, - я кивнул. - Только ищи получше.
- Рома, - спросил напоследок Риггельд. - Как там Юлька? С ней все в
порядке?
- А ты у нее сам спроси, - сказал я и уступил место перед рацией.
Не нужно быть особым знатоком человеческих душ, чтобы понять: Юльку
этот вопрос очень обрадовал. И очень поддержал. Ей нужен был этот вопрос, и
именно от Курта Риггельда.
Вот только меня это не очень радовало, если честно. Но... видно, так уж
распорядилась судьба.
- Я в порядке, Курт. И я жду тебя. Будь осторожен, - попросила Юлька
тихо.
- Вы тоже, - сказал Риггельд бесстрастно. - Bis bald, Liebes...
- Bis bald, Kurt...
И Риггельд отключился.
- Какая сцена! - вздохнул Чистяков. - Я прослезился.
- Да ну тебя, - отмахнулась Юлька и впервые за сегодня улыбнулась.
- Он завидует, - предположила Яна. - Завидуешь ведь, землерой?
- Завидую, - ничуть не смутился Чистяков. - Так всем и рассказывать
буду: "...и прослезился." Или нет, лучше так: "Я плакаль."
- Ладно, - сказал я. - Потопали. Костя, что можно захватить из твоей
развалины?
- Да ничего, - вздохнул Костя. - Рация без батареи - мертвый груз. А
больше ничего тут и нету...
- Вообще это глупо, - подал вдруг голос Смагин. - Уходить отсюда. От
вездехода, от связи. Зачем?
- Затем, - буркнул я. - Подальше от этой воронки. Пошли, пошли, время
идет.
- Вы идите, - сказала Яна, беря Юльку под руку. - Мы вас сейчас
догоним.
И мы пошли. Груженые только бластами, как любой взрослый волжанин, и
роем разнообразных мыслей в довесок.
Жизнь продолжала преподносить нам сюрпризы - да и как без сюрпризов
после такого крутого поворота в судьбе целой планеты? Лавина, вызванная
нажатием безобидной с виду маленькой кнопки ширилась и набирала силу. Кто
знает, какой она станет на пике мощности?
- Слушай, дядя Рома, - оторвал меня от раздумий Костя Чистяков. -
Откуда ты, черт побери, все заранее знаешь? Как ты понял утром, что сейчас
прилетят чужие?
Я протяжно вздохнул. Как? Действительно - как? И, пользуясь отсутствием
девчонок, объяснил по-простому:
- Есть у меня в жопе специальный барометр. Понятно? Кстати, утро еще не
закончилось.
Чистяков только головой сокрушенно покачал.
По-моему, у него барометра нет.
Нигде.
28. Курт Риггельд, старатель, Homo, планета Волга.
Едва Риггельд коснулся выключателя, видеофон послушно уснул.
"Ну и сенсоры! - подумал он мимоходом. - Мой домашний, помнится, силой
приходилось долбить чтоб отключился... Растет "Техсервис", растет."
От мысли, сколько же может стоить позаимствованная модель видеофона,
Риггельд воздержался. Все равно платить некому - где сейчас продавцы? Где
пухлый и вечно краснорожий кассир, любитель булочек и крепкого кофе?
Старенький, еще дедовский "Даймлер" мягко встал на подушку.
"Да. Теперь, вот, бункер расковыряли... А я его так любовно
отделывал..."
"Наверное, теперь я должен испытывать к чужакам еще более теплые
чувства!"
Привычка мыслить своеобразным диалогом сложилась у Курта Риггельда еще
в детстве.
Он потихоньку выехал из гаража, внимательно осмотрел небо, и свернул на
Кленовую Аллею. Теперь он был скрыт от любопытных взглядов сверху пышными
кронами.
"Интересно, что нужно чужим? Что они недоделали тут, на Волге? Отчего
не убрались окончательно и бесповоротно?"
Воображаемый собеседник не нашелся что ответить, и Риггельд философски
хмыкнул в его адрес. По пути от заимки на Завгаре до материкового побережья
чужие ему, видимо, не встретились. Собственно, большую часть ночи Риггельд
проспал на заднем сидении, доверившись автопилоту и не раз испытанному
штурману. Но в окрестностях города он натыкался на следы пребывания чужих
постоянно, а потом и первую пару пятиугольных штурмовиков углядел. Хорошо,
успел лечь на пузо, погасить фары и притвориться, будто его тут нет.
Штурмовики сели на космодроме; минут двадцать чужие занимались своими
загадочными делами, а потом подняли корабли и круто ушли в зенит. С
выключенным освещением и в экономном режиме Риггельд наведался к космодрому
и фактории - и нашел их такими же безлюдными, как и Новосаратов. И рассвет
ничего не изменил, ни на космодроме, ни в городе. Люди просто исчезли.
Идиоту ясно, что тут не обошлось без чужих.
На первый взгляд цепочка последних событий выглядела маловразумительно.
Появление огромного корабля - появление флотов чужих - неудачная попытка
высадки - удачная попытка высадки - пленение всех людей Волги. Зачем чужим
столько народу? И куда народ упрятали? В тот огромный корабль, что повис над
заимкой Савельева? Чужим нужны рабы?
Нет, как то все криво и неубедительно получалось. Не мог Риггельд
согласиться с подобной трактовкой событий.
"Что ж... - подумал он. - Подождем. Будущее все объяснит."
"Или не объяснит."
Аллея кончилась; Риггельд притормозил, прежде чем выехать на голый,
ничем не прикрытый сверху перекресток. Посреди дасфальтового креста
бесформенными черными грудами возвышались остатки трех шагающих танков, а к
тротуару косо приткнулась поврежденная полицейская платформа. Пульсатор на
изогнутой турели безысходно целился стволом в небо. На дасфальте чернела
россыпь округлых темных пятнышек - явных следов стрельбы из ручных бластов.
Чуть дальше, рядом с разбитой витриной супермаркета валялись пустые ящики
из-под спиртного и груды бутылок, среди которых хватало и нераспечатанных. В
глубине дворика, рядом с детской песочницей раскорячился на армированной
треноге громоздкий архаичный сактомет. Древняя, но достаточно убойная
штуковина, Риггельд пару раз имел дело с такими.
Наверное, тут недавно кипел бой. И скорее всего, во время первой атаки,
когда чужим надавали по сусалам и вынудили убраться с поверхности. Потом
защитники, понятно, на радостях разгромили супермаркет, надрались, как
свиньи, и вторую атаку, более грамотную, уже не смогли отразить.
"Даймлер" одним броском миновал перекресток. Вокруг было тихо,
непривычно тихо для утреннего Новосаратова, и казалось, будто грядет что-то
зловещее, что-то ужасное и непоправимое.
Хотя, непоправимое, скорее всего, уже случилось.
Когда Риггельд подъезжал к юго-западной окраине, знакомый гул в небе
заставил его обездвижить вездеход. "Даймлер" покорно погасил гравипривод и
лег металлическим пузом на дасфальт. Гул стал отчетливее, и, вроде бы,
звучал теперь ближе.
Риггельд приник к окну, расплющив нос о прозрачный спектролит. Выйти он
побоялся.
Ждать пришлось с минуту; потом из-за крыш домов чуть впереди "Даймлера"
вырвался неправильный пятиугольник, штурмовик чужих, невероятно красивый
вблизи и поражающий взгляд явным совершенством каждой линии, каждого обвода.
Риггельд даже дышать перестал.
Штурмовик застыл над улицей, повис, как стрекоза над древесным листом.
Риггельду показалось даже, что он различает слабое дрожание воздуха над
инопланетным кораблем, словно там и впрямь трепещут невесомые полупрозрачные
крылышки.
Рука сама потянула из кобуры бласт и сняла предохранитель.
"Не нужно было соваться в город," - подумал Риггельд запоздало.
"А куда бы ты делся?"
Действительно - куда? Риггельд рассчитывал ненадолго заскочить в
Новосаратов, выяснить что к чему и рвать к Ворчливым Ключам, в бункер. Но
что он мог выяснить тут, в Новосаратове?
Теперь Риггельд склонялся к мысли, что мысль посетить город изначально
была глупой. Если он хотел спрятаться от сограждан-волжан, незачем было
здесь светиться. Если хотел избежать встречи с чужими, которые если и будут
где-нибудь ошиваться, так в первую очередь в окрестностях Новосаратова, то
сюда нечего было приезжать тем более.
Корабль чужих величаво качнулся, развернулся на месте, и уплыл куда-то
на север. Вдоль окраины.
"Как же я из города выберусь? - с тоской подумал Риггельд. - Они явно
пасут границу..."
Он выждал минут пятнадцать - гул вражеского штурмовика давно затих
вдали. Потом осторожно активировал привод. "Даймлер" оторвал пузо от земли.
Бочком, бочком, прижимаясь к коробкам зданий и избегая открытых
участков, Риггельд пробрался к самой границе. Последний дворик перед голой
степью. Единственное, что напоминало о человеке в этой степи - это маячившие
на горизонте ажурные вышки микропогодных установок, да еще дасфальтовая
лента дороги, делящая степь на две половины.
Риггельда тоже рассекло на две половинки - одну подмывало утопить до
отказа форсаж и рвануться в эту степь, как в море со скалы. Начихав на чужих
вместе с их кораблями. Довериться скорости, и верить, что кривая, как
обычно, вывезет.
Другая половинка советовала не спешить, и сперва осмотреться.
Первый порыв, безусловно, принадлежал русской части его души. Вплоть до
выражения "вывози, кривая". Все таки, Волга - планета русских, и частичка
пресловутой непознаваемой русской души живет в каждом волжанине, будь он
даже американером, португалом или немцем, как Риггельд.
От второй же половинки настолько разило немецкой дотошностью и
педантичностью, что сомневаться в ее происхождении было попросту глупо.
Все-таки, много в Риггельде осталось и чисто немецкого. Рома Савельев точно
уже гнал бы вездеход прочь от города, понадеявшись на свой национальный
"авось".
А Риггельд не стал. Он вышел из "Даймлера" с бластом в руке и запасной
батареей в кармане и нырнул в вестибюль крайнего дома. За которым начиналась
степь.
Лифт работал; Риггельд вознесся на верхний этаж и остановился перед
запертой дверью на крышу.
Запертой она была только для людей без бласта в руке. Два импульса, и
расплавленный пластик около замка оплывает, размягчается, и остается лишь
присовокупить удар увесистого старательского ботинка.
Что Риггельд и не замедлил сделать.
Хлипкая лесенка из давно проржавевших скоб уходила вверх, в узкую
квадратную шахту. Риггельд осторожно подергал за нижнюю скобу, решительно
сунул бласт в кобуру и подтянулся.
Дверца на плоскую крышу дома болталась на единственной петле, тоже
ржавой. Риггельд удивился - давно он не видел металлических петель. Везде в
ходу пластик. Сколько же лет этому дому? Неужели еще первопоселенцев работа?
Странно, с краю обычно новые дома стоят.
Он вышел на крышу; ветер азартно набросился на и без того беспорядочную
шевелюру. Теперь слева виднелась степь - далеко-далеко, а справа - город.
Дома, обильно разбавленные зеленью самых высоких деревьев. Дасфальтовая
ленточка убегала к центру. Риггельд когда-то бывал здесь, знал приличную
баню на соседней улице, маленький магазинчик оружия, откуда происходил его
бласт.
С крыши двадцатичетырехэтажного дома многое было видно. Но чужих
штурмовиков Риггельд не углядел, чему не замедлил сдержанно порадоваться. Он
созерцал окрестности минут двадцать, не меньше, и ничто не потревожило
первозданной, совершенно неестественной для города тишины.
И Риггельд успокоился. Чужие явно убрались. Пора было убираться и ему.
Обратный путь с крыши в квадратную шахту он успел только начать.
Отстранил жалобно скрипнувшую единственной ржавой петлей дверцу, и поставил
ногу в старательском ботинке на верхнюю скобу-ступень.
В тот же миг где-то неподалеку сухо вжикнул бласт. Ручной, судя по
звуку. Раз, другой, третий, и потом, словно по волшебству, над соседним
кварталом возник вражеский штурмовик. Всплыл, словно воздушный шарик.
Всплыл, и хищно завертелся на месте. Потом метнулся в сторону и сбросил с
высоты добрых семидесяти метров прозрачную стайку десантников. Их мягко
опустило на поверхность.
Все это Риггельд наблюдал распластавшись на краю крыши, под защитой
насадки над вентиляционной шахтой.
Десантники внизу отработанно разделились на две группы и рванули в
соседний двор. Риггельд сразу потерял их из виду. Штурмовик повисел над
улицей еще с минуту, а потом затянул донные люки и потрясающе быстро отвалил
километров на пять севернее. Теперь он выглядел как небольшая черточка на
фоне утренней голубизны.
В соседнем дворе кто-то протяжно и зло закричал, бласт палил не
переставая, а потом резко умолк. Риггельд вздохнул, и пополз к шахте. На
этот раз он спускался цепляясь за скобы только одной рукой - во второй он
сжимал снятый с предохранителя бласт.
Лифт он на всякий случай проигнорировал - спустился по пыльной
пешеходной лесенке, бесшумно прыгая через две ступеньки.
Прежде чем выйти из вестибюля, Риггельд долго осматривался, благо окна
были здоровенные, чуть не во всю стену.
Его вездеход стоял совсем недалеко, метрах в двадцати. Под раскидистым
деревом - кажется, платаном. Риггельд не особо разбирался в деревьях.
Вереница чужих показалась спустя минуты три. Они шли вдоль дома, где
прятался Риггельд, и гнали перед собой понурого человека со скрученными за
спиной руками. Чужих осталось только десять, а шестерых мертвых (или
раненых) несли на спинах уцелевшие. Этот неизвестный Риггельду парень дорого
продал свою свободу.
Они вышли на середину улицы, и вскоре над процессией завис штурмовик.
Риггельд видел, как отворились сегментные люки, и над дорогой задрожал
воздух, заплясала призрачная зыбь, словно под вставшим на гравиподушку
вездеходом. Чужих стало одного за другим засасывать в восходящий поток и
поднимать к штурмовику. Пленника, понятно, тоже не забыли. На все это ушло
минуты две. Риггельд мрачно продолжал наблюдать. Люки затянулись; штурмовик
дрогнул, и двинулся вдоль улицы, держась на прежней высоте. Но он успел
удалиться всего на сотню-другую метров.
А потом дрогнул сильнее, гораздо сильнее, ярчайшая точка на мгновение
вспыхнула у него под днищем, затмив солнце, а потом тридцатиметровый плоский
корабль вдруг за какое-то мгновение окутался густым дымным облаком и
развалился на десятки кусков. Куски эти разлетелись в стороны, оставляя
после себя длинные дымные хвосты - ни дать, ни взять, словно осколки
распавшегося в атмосфере метеорита. А следом накатила тугая взрывная волна,
накатила, нахлынула, толкнулась в стекла вестибюля, заставила вздрогнуть пол
под ногами.
Позабыв об осторожности, Риггельд выскочил наружу и бросился к улице,
но уже на втором шаге сердце его неприятно екнуло, а рука, так и не
расстававшаяся все это время с бластом, стала сама собой подниматься.
Рядом с его "Даймлером" стоял запоздавший чужой и таращился в сторону
недавнего взрыва. На звук шагов Риггельда он стал оборачиваться.
Рефлекторно, даже не успев толком испугаться, Риггельд всадил импульс
чужому прямо в ухо. Точнее, в то место, где у человека на голове
располагалось бы ухо. У чужого на этом месте было только полуприкрытое
клапаном отверстие, без малейших следов раковины. Длинная шея инопланетянина
ослабла, и безвольно повисла, а в следующий миг не выдержали ноги, и он
шлепнулся на дасфальт у самого вездехода, а оружие его негромко и
неметаллически лязгнуло от удара о твердь.
Риггельд выстрелил еще раз, в затылок, и поспешил убраться с открытого
места. Он скользнул к платану и прижался спиной к стволу. Старое дерево,
казалось, придавало сил. Риггельд вжимался лопатками в полуоблезший ствол,
по виску стекала крупная горячечная капля. Бласт он взял двумя руками, так
вернее.
Чутье не подвело его - еще один чужой пулей вылетел из-за угла, но
почти сразу остановился, будто споткнулся. Понятно, увидел мертвого
сородича.
Этого Риггельд тоже застрелил с первого выстрела и прыжком переместился
к вездеходу. Теперь он присел на корточки и спиной прижался к дверце.
Докучная капля с виска сорвалась когда он прыгал, но не замедлила сгуститься
и потечь вторая.
"Нервы, чтоб им, - подумал Риггельд зло. - Старею."
Третий чужак не спешил показываться из-за угла - Риггельд чувствовал
его, слышал негромкие шаги, и даже, вроде бы, удары сердца как-то
чувствовал. Частые-частые, словно барабанная дробь. У человека никогда
сердце так не колотится.
Наконец чужой начал осторожно красться - Риггельд откуда-то знал, что
крадется он в щели между стеной-окном вестибюля и жидкой порослью молодых
акаций у окна. Поросль была действительно жидкой, потому что несколько минут
назад не мешала Риггельду наблюдать за улицей из вестибюля.
Он бесшумно оторвал спину от вездехода, бесшумно развернулся и
чуть-чуть привстал, так, чтобы взглянуть в сторону чужака сквозь салон
"Даймлера". Даже через два стекла Риггельд чужака сразу заметил. Тот,
странно полуприсев - суставы на ногах у него гнулись не вперед, а назад, как
у птиц - и дугой согнув шею, семенил ко входу в вестибюль.
Риггельд еще привстал, навалился грудью на крышу вездехода и скосил
чужака длинной очередью, а потом рванул дверцу, плюхнулся в водительское
кресло и активировал привод.
Истекали долгие секунды; двор вблизи оставался пустынным, но Риггельду
казалось, что десятки глаз сейчас обращены к его "Даймлеру" и десятки
стволов глядят на вездеход сумрачным взглядом смерти.
Наконец привод ожил; Риггельд лихо развернулся на месте и направил
машину вглубь двора. Нырнул в арку, потом в другую, и оказался на соседней
улице. Вдали угрожающе гудело - к месту стычки наверняка спешил очередной
штурмовик. Спешил отследить одинокий движущийся вездеход и втянуть его в
свое ненасытное брюхо. Или сначала выкурить из кабины водителя, и его уже
втянуть.
Но только Риггельд знал, куда мчался. Рядом с памятной баней, помнится,
помещалась автостоянка, всегда забитая вездеходами.
Так и есть. Автостоянка. Забитая. И не найдешь куда втиснуться.
Риггельд дал максимальную мощность, перемахнул через невысокую
символическую оградку и юркнул в первую же по