Отменить и выкорчевать ваши предрассудки я не в силах, да и вы тоже. Что ж, эти деньги вы можете считать про себя беспроцентным заемом с неопределенным сроком возврата. Поскольку заимодавец я, то я вправе определять суть и форму договора. Пусть он будет устным, раз я так хочу. Но как кредитор, который хоть и щедр, а денежки считает, я хочу, чтобы моя финансовая помощь касалась только адресата, то есть вас. И мне было бы досадно, узнай я, что мои деньги (это ведь мои деньги, правильно?) транзитом через вас шли в любые фонды на нужды других людей. Я имею право на такие условия? -- Вы имеете в виду... -- Да. Фонд этого... Коррады... подождет, пока вы из своих дивидендов рассчитаетесь с долгами и сможете питать их лично от себя, но не от меня. Логично? -- Да. -- Не ломаю ли я таким образом вашу личность? -- Нисколько. Вы правы, Стивен. И вы очень добры к нам, хотя, признаюсь, мне не по себе, когда вы так сверлите меня своим взглядом. -- Это от восхищения, Луиза, вы ведь так красивы. Могу ли я считать, что финансовые вопросы нами утрясены? -- Н-не знаю... Мне надо немного подумать... -- А чего тут думать? Хорошо, дополню еще один пункт. Если в дальнейшем вы ощутите или увидите некие (не знаю какие, да это и не важно) неприемлемые условия для вас, для Анны или для памяти Джо, наш устный договор моментально расторгается вами. Подходит? -- Боже мой! -- Луиза натянуто улыбнулась. -- Мужчины вроде вас несколько напоминают троглодитов, те тоже очень резко и быстро вели дела... -- Это всегда плохо? -- Пожалуй, нет. -- Значит, по рукам? -- По рукам. Спасибо вам, Стивен, огромное, за то, что вы для нас сделали... Мы с Анной всегда... -- Стоп, стоп. Вы уже прощаетесь? Мы закончили только финансовую часть. Сидите, прошу вас... Приступаем к следующей... -- И что же еще? -- Луиза напряглась, стряхивая эйфорическую расслабленность. Естественно, бесплатных тортов не бывает. Неужели он вознамерился... -- Вы -- сильная женщина. Нищеты никогда не знали, а в финансах разбираетесь не настолько сильно, чтобы реально ощутить наперед последствия бедности, в которой чуть было не оказались. Тем не менее -- вы плакали и помногу, вы были в отчаянии, как будто, извините за невольный цинизм, ваш муж Джо Малоун помер еще раз. В чем дело? Ну не в деньгах же? Луиза непроизвольно стиснула сумочку, едва не сломав об нее ногти. Еще секунда -- и она разревется как корова перед этим Лареем. Его первобытная беспардонность вызвала одновременно и досаду, и внезапное желание довериться... О боже, платок в сумочке... Нет, нет, немыслимо заплакать -- макияж потечет. -- Я... я... -- голос Луизы дрожал. -- Анна? Я правильно угадал? Плотину прорвало... Сотрясаясь в рыданиях, Луиза с пятого на десятое рассказывала о себе и о дочери, прихлебывая из нелепой кружищи невесть откуда взявшийся чай. Гек сидел перед ней, руки в замок, наклонив голову и сосредоточенно глядя в пол. Все, что ему требовалось, -- это вовремя подбрасывать реплики: "...а она?.. а вы?.. а врачи?.. а когда?.." Луиза всерьез опасалась за рассудок дочери: перенести такое горе в переломном возрасте... Утрата отца -- горе, но так или иначе -- неизбежное, годы залечат рану, а память с теплотой и любовью сохранит его образ, но вот пожизненная инвалидность... Анна ведет дневник, и Луиза не выдержала однажды и почитала... Девочка поняла для себя, что навеки лишена любви, счастья и здоровья. Заявила, что в школу не пойдет и учиться отныне ей незачем. Дочь размышляет о самоубийстве, серьезно обдумывает, как наложить на себя руки, но чтобы без мучений... И за нее просто страшно, потому что Анна умна, упряма и решительна. Если она действительно задумала такое -- за ней не уследить... И как объяснить, что следует жить, несмотря на беду, когда и ей самой жизнь в обузу... Луиза однажды показала ребенка Мастеру, Леонардо Корраде... Он объяснил, что происходит с дочерью и с нею, но для позитивного результата нужны регулярные занятия... Анна же демонстративно, из каприза, отказывается от помощи человека, который... Он мудр и пресветел, и он в силах ей помочь, но только если она сама будет к этому готова. А несчастная девочка хочет умереть. Если это случится, то и ей жить незачем. Каждый день, каждый час она боится за Анну, извелась, не спит ночами... Сколько так можно выдержать... Гек не умел утешать плачущих. Он похлопал ее по спине, предложил еще чаю, но Луиза уже взяла себя в руки, вытерла слезы, достала из сумочки зеркальце, какой-то карандаш, помаду... -- Красьтесь, Луиза, я не смотрю. А вот что я хочу вам предложить. Завтра, если вы не против, хочу зайти к вам в гости, ведь не был никогда. Раньше дела мешали и обстоятельства, а теперь, кроме вашей доброй воли, препятствий к этому нет. Мне иногда доводилось общаться с неблагополучными детьми, и вроде бы общий язык мы находили. Правда, только с пацанами, насчет девочек -- нет опыта, но девочки -- тоже люди. Если не получится, то ведь положение от этого хуже не станет, верно? Но вам решать, я не набиваюсь. -- Нет, ну что вы, Стивен, я вовсе не против... Завтра к семи вечера вас устроит? Я отпущу сиделку и познакомлю вас с Анной. Но, ради бога, Стивен, не сердитесь, если она... Знаете, она добрая и очень душевная девочка, но... Понимаете, подростковый эпатаж, капризы... -- Нормально. Ни при каком раскладе я на нее не рассержусь. Я же понимаю... -- Я приготовлю ужин. Вы можете прийти... не один. Хотите, я кого-нибудь приглашу? -- Не хочу. Приду один, а посторонних нам не надо. Это не светский раут, но продолжение сегодняшней встречи. Опять же еды на каждого больше достанется. Джо очень любил питаться дома, а ведь слыл гурманом... Шучу. Не надо посторонних. И еще. Ваши дела более-менее улажены, однако официальные живые деньги пойдут в домашний бюджет не вдруг, а в положенные календарные сроки. В этом пакете двести тысяч пятисотенными. Это уже не заем, просто подарок. Мне не составило бы труда выдумать историю о долге или взятии на сохран, или о забытой доле в некоем деле, но -- не хочу попусту кривить душой. Дарю от сердца, примите от сердца. Это и вам, и Анне. Откажетесь -- я к вам в гости не приду. Берите же, иначе всем расскажу, что вы тут плакали и некрасиво вытирали нос платком. И еще: сейчас мы с Фа... Джефом подкинем вас к дому, поскольку он завтра занят, а я пока дороги не знаю. Или вы не домой отсюда?.. Разумеется, хотя сквозь сумочку не видно. Домчим быстро и аккуратно, охраняя по дороге. Готовы? Зайти никуда не надо? В умывальник там?.. Тогда берем Джефа, выходим к мотору и поехали. Настал вечер следующего дня. Гек долго думал, во что ему одеться, но дальше белой рубашки без галстука и черной пиджачной пары его фантазии не пошли. Но без галстука он смотрелся неважно, "неустроенно", особенно глупо выглядела гипюровая рубашка... Гек заменил ее на другую, полувоенную цвета хаки, скривился, глядя в зеркало, и снял пиджак, поскольку все равно не собирался брать с собой оружие. Стало гораздо лучше. Но теперь все дело портили отутюженные шерстяные брюки... Гек натянул купленные намедни "ливайсы" -- и все стало на свои места. Тут и ботинки смотрелись как надо, а их Гек менять на что-либо другое не собирался, по "Черному ходу" только в них и можно рассекать без хлопот... ...Анна заявила матери, что не собирается знакомиться ни с каким Лареем, что ни в каком ужине принимать участия не собирается и что она хочет только одного: чтобы ее оставили в покое... Но все же ей стало любопытно: кого это мама ждет с таким волнением... Вернее, мама нервничала, это не походило на радостную взвинченность перед любовным свиданием. Вот и хорошо. Мама говорит, что Ларей -- старинный приятель ее отца. Что-то она никогда не слышала об этом приятеле... Если мама хитрит, то совершенно напрасно, она уже не малышка пяти лет от роду... Анна не любила смотреть телевизор, после аварии охладела к музыке -- почти не слушала ни классики, ни современной эстрады и ни разу с той поры не прикасалась к роялю... Она полюбила перечитывать тайком сказки, слышанные еще в детстве, они помогали забывать о собственном увечье и давали иллюзию мечты: придет, расколдует... А еще Анна увлеклась странным, даже на собственный взгляд, занятием: она могла целыми днями сидеть в своей комнате на втором этаже и наблюдать за улицей в щель от занавески. Если делать это изо дня в день, ни на что не отвлекаясь (главное -- спровадить нянечку в другую комнату), то можно увидеть и понять немало интересного. Так суета и кажущаяся бессмысленность уличной жизни вдруг начинает постепенно приобретать упорядоченность и прозрачность. Вот этот фургончик развозит пиццу и за день проезжает туда и обратно не менее десяти раз. Толстая женщина -- почтальон, работает посменно и развозит письма быстрее других... Высокий полный мужчина в костюме -- как бы невзначай пытается заговаривать с женщинами, обязательно с блондинками в очках, чаще всего спрашивает время, потому что многие из женщин смотрят на запястье и отвечают ему. Но он так делает только в будние дни, по выходным его не бывает... Школьники, полицейские, бродячие собаки -- Анна многое о них знала. Случалось и так, что она не могла стройно объяснить себе что-либо привлекшее ее внимание, это ужасно бесило, как неуловимая соринка в глазу. Особенно если непонятое не забывалось мимолетным эпизодом, а повторялось раз от разу, не становясь от этого яснее... Сегодня она заняла пост в шесть часов, за час до назначенной встречи, а до этого поспала, чтобы сидеть на посту свеженькой и вовремя угадать гостя и понять, что он из себя представляет. Дядька с двумя длинными свертками в левой руке возник неожиданно, словно ниоткуда. Только что улица была фоном, где двигались привычные или нейтральные прохожие и автомобили, а мужчина уже открывает калитку в воротах. Анна не заметила автомобиля, из которого он вышел, или стороны, откуда он подошел. От калитки до входной двери было чуть меньше двадцати метров расстояния по прямой, но зигзаги мощеной дорожки между клумбами удлиняли ее примерно до двадцати пяти метров, Анна хорошо помнила, как отец с рулеткой лично вымерял для мамы все "длинноты и широты" дворика, чтобы она спланировала, где что должно быть посажено и как при этом смотреться. Нечто странное зацепило взгляд девочки, обостренный многими месяцами уличных наблюдений: этот человек двигался как-то не так... Каждым движением рук и ног он подтверждал это впечатление. Анна лихорадочно пыталась в эти короткие секунды разобраться в замеченной необычности, и вдруг музыкальное образование подсказало ей аналог и объяснение: движения мужчины были синкопированы. В целом весь он, с руками, ногами и головой, совершил свой путь от калитки до порога не быстрее и не медленнее, чем многие другие, кто на ее глазах приближался к дому, но вот его промежуточные движения... Нога отрывалась от земли и ступала на землю, то есть совершала весь цикл шага, в обыкновенном темпе, однако в середине она как бы ускорялась быстрее и замедлялась чуть заметнее. Особенно это было заметно при повороте головы, когда мужчина так быстро обернулся на ее окно, что она отшатнулась от неожиданности... Зазвенел колокольчик внизу, мамин голос, не менее звонкий, пропел: "Иду, иду, секундочку!.." "Девчонка подглядывает, значит, ей интересно. Надо ее интерес не упустить. Если головой она в родителей -- с ней можно будет договориться..." Луиза выглядела особенно эффектно в запорошенном мукой фартуке поверх великолепного вечернего платья. Драгоценности и макияж уже были на ней, но на ногах -- Гек засек -- туфли домашние. Но она обязательно наденет парадные, даже Гек со своим малым опытом светского общения в этом не сомневался... -- Боже мой, Стив! Я так надеялась, что вы опоздаете хотя бы на четверть часа! Мой пирог с дичью капризничает, никак не хочет доходить!.. Но проходите же, я прошу меня простить за внешний вид... -- Ну уж нет! Я шел к вам запросто, без фрака и бабочки, а у вас тут целый прием. Это вам и Анне... -- Какая прелесть... О подобных хризантемах я только в книжках и светских журналах читала. Даже Оскар Уайльд испугался бы красить такое чудо... -- Луиза сама деликатно сняла с букетов оберточное покрытие и поставила цветы в заранее приготовленные вазы. Но как только она освободится, вазы необходимо будет заменить, поискать более подходящие -- она была почему-то уверена, что Ларей принесет розы, и подготовилась соответственно. -- Красить? Зачем их красить? -- О, это я так... Жил некогда в Англии гениальный писатель-эстет с экстравагантными причудами... -- Уайльд? Я запомню. А что он написал? -- Многое... "Портрет Дориана Грея", например... Да что же вы стоите? Пожалуйста, располагайтесь где и как хотите, попросту... Еще четверть часа, и я все-все подготовлю. Анна что-то не в духе, но я с ней переговорю и она к нам спустится, я уверена. Еще раз прошу меня извинить за бедлам... -- Еще раз отказано. Но если пообещаете добавку... Запахи у вас из кухни идут -- никаких платков не хватит слюни утирать... Пожалуйста, Луиза, занимайтесь своими делами, а мне наоборот любопытно и желательно успокоиться, осмотреться... Анна, значит, наверху, у себя? -- Да... Она... -- Вы разрешите мне подняться и испросить у нее аудиенции на эти четверть часа? -- Ну... конечно. Я с вами сейчас... -- А можно я сам? -- Хорошо. А я тогда на кухню. Если что -- зовите, я прибегу и вас спасу... Гек постучался. Не дождавшись ответа, постучал еще раз и открыл дверь. Девочка сидела в инвалидной коляске спиной ко входной двери. -- Анна, добрый день. -- Я, по-моему, не разрешала входить. -- Виноват, видимо не расслышал. Здравствуй, говорю. -- Здравствуйте и до свидания. -- Ты хотя бы повернись ко мне. Я человек простой, но и мне это кажется невежливым. -- Кажется -- креститесь. Называть на ты незнакомого человека -- тоже невежливо. -- Анна развернулась, ловко вращая колесами. -- Я повернулась. Довольны? -- Да. -- Теперь ваша очередь. Будьте так любезны, прошу вас, если это вас не затруднит, закройте дверь с той стороны. Гек, никуда не выходя, притворил за собою дверь и в упор поглядел на девочку. -- Ну ты на меня не очень-то волоки. Я тебе что здесь, для этикета прыгаю? Я ведь не просто так, я, понимаешь ли, утешать сюда приехал. Меня твоя мама специально для этого пригласила. -- Вот ее и утешайте. -- Ну а я, по-твоему, что сейчас делаю? Анна, несколько ошеломленная манерами и речами незнакомца, смешалась на секунду, не зная, что сказать в ответ на странную то ли шутку, то ли прикол... -- Вас Леонардо Коррада послал, да? Для душеспасительных сеансов? -- Твой Коррада вафлист и недоносок. Еще не хватало, чтобы я имел к нему хотя бы малейшее отношение. -- Вы его что, не любите? -- Не люблю. Причем заочно. Знаком с его бизнесом понаслышке, а сводить знакомство не собираюсь. Девочка помялась мгновение, но все же спросила: -- А что такое вафлист? -- Гек ойкнул про себя, но слово вылетело, чего уж тут пенять на привычки и их формирующую среду. -- Это такое ругательство, обидное для мужчин. -- Почему именно для мужчин? Как это так может быть? -- Вот и может, если мужчина ведет себя в определенных ситуациях как женщина. -- А что, женщина хуже мужчины, да? Низшее существо? Гек задумался. -- Нет, я бы так не сказал. Однако есть присущие каждому полу нормы и правила, понятия, если хочешь, которых должны придерживаться и мужчины, и женщины. Представь, если бы твоя мама проводила вечера в бильярдной и, попивая пиво, кружку за кружкой, делилась бы похабными анекдотами с приятелями... -- Это чушь, и она невозможна! -- И правильно. Но тем не менее в Бабле бродят туда-сюда целые стада мужчин, для которых это поведение привычно, но тем не менее не делает из них скотов в глазах общественности. -- А в моих -- делает. -- Но ты еще не все человечество. Однако мы отвлеклись. Если человек делает неприемлемые для его социальной среды вещи, то это позорно. Хотя для иного пола, страны или профессии это может быть и не так. -- Так чем же он вафлист, ваш Коррада? -- Он не мой, это во-первых. Во-вторых, я ляпнул не подумав, потому что доказательств моим словам у меня нет. Будь он здесь -- имел бы право призвать меня к ответу за такое. А в-третьих -- это ругательство считается грязным и я был не прав, брякнув его при тебе. Извини и забудь. -- Ну а все-таки, что оно означает? -- То, что мужчина противоестественным и вдобавок изощренным способом исполняет женскую роль в присутствии другого мужчины. Раз-два-три -- харе-харо на этом. Лучше расскажи о себе, а то я все болтаю да болтаю... Анна вновь подобралась и замерла отчужденно. -- Нечего рассказывать. В школе не учусь, в церковь не хожу. -- Так небось и на исповедь не ходишь? -- И на исповедь не хожу, да-а. За это гореть мне вечно в аду, разглядывая надпись. -- Какую еще надпись? -- Книги надо читать, а не газеты со спортом. В переводе с латыни это звучит: "Оставь надежду всяк сюда входящий!" Наверное, с восклицательным знаком. -- Единица с минусом тебе. Кол осиновый в дневник и серые мозговые клетки. -- За что же так страшно? -- За лень и тугодумство. В одной фразе три обалденных ошибки. Не всякий большой спортсмен такого достигнет с одной попытки. -- Ну, во-первых, это фраза не моя... -- Это даже не ошибка, мы ее не считаем. У Вергилия с Данте своя голова была, а у тебя своя должна быть. С чего бы это черти изъяснялись по-латыни? Это что, их родовой язык? -- При чем тут... -- "Оставь надежду..." -- перевод с латыни, ты сказала, условно обозначив реальностью художественное произведение, вроде как задала игру. Так? -- Допустим. -- Логично предположить, что латынь этой фразы -- тоже перевод с некоего всем понятного жаргона, иначе неграмотный дакота и бушмен так и попрутся туда, не оставляя надежды. Логично? -- Странная у вас логика... Но в рамках, гм, игры -- логично. -- Это раз. Второе: данная вывеска вовсе не в аду висит, Анна. Могла бы это и сама понять, без подсказок. -- А где же? В раю, что ли, ей висеть? -- Именно. Соображаешь. Если в рай попал -- все. Финиш. Арфы, яблоки -- и навсегда. Миллион лет пройдет, миллиард -- одно и то же, без перемен и надежды на перемены. Без выхода. -- У вас очень вульгарные представления о радостях рая. Может быть, это непрерывное переживание удовольствия... -- От чего? От жратвы, интеллектуальных свершений, музыки или кайфа по героиновому типу? -- Опять же вульгарно... Ну, допустим, от созерцания престола Господня... -- Без Господа на нем? -- Иногда и с Господом... -- Анну не на шутку заинтересовал диковинный богохульный разговор. Родители ее не были религиозны, но никогда не позволяли себе выпадов против любой из распространенных в мире религий... -- Стало быть, бо2льшую часть вечности праведники будут проводить время в мучительном ожидании, пока их безгрешным взглядам не представится заполненный престол? В то время как всевышнему будет в основном не до них: куда любопытнее играть со своим извечным врагом в живые шахматы, где вместо пешек и ферзей -- человеческие души... Им даже молиться, то есть обращаться с просьбами к богу, за нас, погрязших в страстях и пороках, не положено. Угодник там, простой ли праведник -- протекция, знаешь ли, в раю неуместна... А мучительное ожидание -- это уже не рай... -- Какой глупый разговор у нас получается... -- Дядя Стив... Это мое имя для тебя. -- С каких пор вы попали ко мне в дядюшки? -- А как еще? Придумай сама, коли так, чтобы не слишком официально выходило. Да, это ничего, что я без спроса твою притолоку спиной подпираю? -- Проходите, садитесь в нянечкино кресло, раз ее нет... Ладно, пусть будет дядя Стив, если вам угодно... -- Анна сама не заметила, как развернула коляску к креслу и подкатила поближе. -- А в-третьих? -- Что -- в-третьих? -- Третья моя "ошибка"? -- А... В аду тоже висит табличка, но надпись там иная, чем пересказал этот фармазон Вергилий... -- Да? И какая же там надпись? -- "В бога мы верим". Анна помолчала десяток секунд, совсем сбитая с толку, вдруг поняла и залилась безудержным смехом. Потом она внезапно вспомнила, что в этой жизни ее ничто уже не может радовать, сделала серьезное лицо. И когда победа над собой была почти в руках -- не выдержала, прыснула в ладонь и засмеялась вновь... Дверь осторожно приоткрылась, и Гек увидел обеспокоенную улыбку Луизы. -- Я не помешала?.. У меня все готово, прошу к столу... -- Один момент... Мы с Анной докончим сложнейший философский диспут и идем... За ней последний удар... Ребенок собирается с мыслями. Луиза сама увидела лицо своей дочери, отчетливо поняла, что истерикой и не пахнет, и изумилась. Но, поймав взгляд Ларея, сориентировалась мгновенно. -- Моя плита! Сейчас все сгорит! Жду вас внизу, и не дай бог остынет!.. -- Луиза легко побежала вниз, а Гек, поймав момент, когда Анна наконец отсмеялась, откашлялся. -- Елки-моталки! Ужин готов, а мы к утешениям так и не приступили. Это ты мне, Анна, зубы заговорила средневековой поэзией... Невероятные запахи!. У тебя уже отделяются соки? -- Какие еще соки? -- Желудочные. Анна опять подозрительно зафыркала, полезла в кармашек платья за носовым платком. -- Я не голодна. И вообще не люблю есть... -- Это очень хорошо. Тогда так с нами посиди, за компанию. А за твоей порцией я отечески присмотрю. Лично. Пойдем же скорее, такого острого приступа аппетита я с тюрьмы не испытывал. У меня ощущение, что я готов съесть кресло твоей нянюшки... -- Еще бы, не кто-нибудь -- мама готовила! -- В голосе Анны слышалась явная гордость за маму. -- А вы что, были в тюрьме? -- Увы. И лучше туда не попадать, вот тебе мой совет. Но будто ты не знала?.. -- А... -- Не люблю вспоминать, -- перебил ее Гек, -- но если доведется, а некоторым любопытным очень уж подопрет -- что-нибудь да расскажу. Замечу лишь: если бы не твой гениальный папа, мне бы совсем кисло пришлось. Двинулись? Тебе, наверное, помочь надо? -- Нет, я сама справляюсь. И по лестнице могу, и вон там в углу платформа, видите? Она как лифт работает. Вы идите, я только в туалет скатаю... Уселись в столовой, "по-парадному". По совету Гека Луиза, чтобы не бегать то и дело на кухню, отбросила условности этикета и подала на стол все сразу -- и закуски, и горячее. Гек так аппетитно и споро принялся управляться со всеми видами пищи, что и Анна не выдержала, положила на тарелочку рыбного салата, потом добавила еще -- и пошел пир горой. Присутствовало и вино, белое и красное, неизвестных Геку марок, но он отказался, попросив взамен лимонаду, поскольку привык запивать им проглоченные куски. Луиза пила белое вино и за весь обед одолела едва ли половину бокала. -- ...Дядя Стив, а почему именно коку, а не пепси? Вы их что, различаете? -- Нет, но кока гораздо вкуснее. -- Мама, а Леонардо Коррада -- вафлист и недоносок. -- Анна!.. -- Это моя вина. Я ляпнул глупость, а теперь она меня прикалывает... Анна, мужчина по своей сути куда ближе к животному миру, чем женщина. Но даже мужчинам вульгарность крепко не к лицу. Помни, что я тебе рассказывал о бильярдной. Женщину, кстати, можно оскорбить с такой же силой, как... ну, ты понимаешь. И для этого достаточно сказать ей в лицо, что она вульгарна. Ни одна репутация такого не выдержит, как ни один влюбленный Ромео не вынесет осознания того факта, что его Джульетта коренаста. Девочка засмеялась было, но потом помрачнела. -- Лучше быть вульгарной и коренастой, чем... -- Лучше. Но ни первое, ни второе исправлению не подлежит... Но слушай, мы же договорились, что утешения отложим на чуть попозже... -- Мы ни о чем не договаривались. -- Так давай договоримся немедленно. Попозже такие разговоры, а? -- А есть ли смысл? -- Поищем вместе. Олл райт?.. Анна? -- О`кей... -- Девочка неуверенно улыбнулась. -- А вы не обманете? -- Я никогда не вру, когда мне этого не хочется... Луиза благоразумно помалкивала бо2льшую часть времени, пораженная тем, что происходило на ее глазах: дочь смеялась и свободно разговаривала с посторонним человеком. И кушала с аппетитом, и не капризничала... Ругалась странными словами, но она и до этого сподобилась слышать пару раз от дочери перлы туалетной словесности; как убережешь ребенка, когда у половины городского населения вместо языка -- помойная тряпка... Настала очередь коронного блюда. Гек тяжело вздохнул, уже сытый по уши, но отведал... Как минимум половину большущего пирога с дичью сметал он один и съел бы еще, но женщины безжалостно прикончили остальное. Потом они прервались довольно надолго, обошли дозором все помещения дома, заглянули в подвал-мастерскую, где все осталось нетронутым, как было при жизни Джо, в память о нем... Побродили и во дворике возле клумб, и даже (уже без Анны) забрались на чердак, который так и не успел стать мансардой... Время шло удивительно незаметно, и уже стали сгущаться реденькие сумерки, когда вечер дошел до прощальной чашечки кофе... Недостаток хорошего воспитания, весьма заметный у господина Ларея, нисколько не смущал девочку, а Луизу даже несколько забавлял. При всем при этом он рассуждал как человек трезвый и разумный, и с Анной сумел найти общий язык. Просто удивительно. Как он замечательно ел -- и чавкал, и облизывался... Поесть любит, а к полноте не склонен: шея крепкая, таз узкий, плечищи... И руки, наверное, жесткие и тяжелые, как у неандертальца... -- Уже вечер, а все еще так жарко... Это я вас должна благодарить, Стивен. Встреча прошла великолепно. Заходите к нам, мы будем только рады... -- Хорошо, если так. Я понимаю вежливость, Луиза, но мы с Анной и в самом деле договорились, что я нагряну дней через семь-восемь: за мной должок с утешительным разговором, я обещал... Если, конечно, вы... -- Нисколько не против! Только заранее позвоните, хорошо? -- Само собой... А ладонь у него твердая, но не жесткая. И почти горячая... Всю неделю Гек провел в суперсовременной резиденции Фанта, замаскированной под глухой полуподвал на территории пригородной платной спортплощадки, влачащей запланированное жалкое существование. Его чрезвычайно заинтересовали изыскания Джефа в области создания базы данных по множеству направлений: досье, газетные архивы, карты города, с нанесенными на них транспортными маршрутами, полицейскими участками, опорными базами и т. п., сферы влияний, картотеки автомобильные, картотеки недвижимости, телефонные, дактилоскопические и многое-многое другое. Все это было представлено в электронном виде, на мощнейших компьютерах. Исходные данные были частью украдены у федеральных и городских служб, частью собраны своими силами. Гек в первую очередь озаботился проблемами физической сохранности данных и их секретности, недоступности для недругов и случайных людей. Фант подробно и внятно объяснял. Гек понял не все, но многое и решил на первое время согласиться, принять его устные гарантии как данность. После этого для Джефа начался ад: не менее чем четырнадцать часов в сутки он учил Ларея всему, что тот пожелал изучить. Ларей схватывал стремительно и прочно, но для обучения на его уровне, самом начальном, хватило бы человека с неизмеримо меньшими знаниями и квалификацией, чем Джеф. Однако -- нет, шеф больше никому не доверял по данной теме, видимо, опасался приоткрывать направление своего интереса перед другими людьми. Фант объездил магазины и закупил кучу литературы для начинающих пользователей, как для Ларея, так и для себя, чтобы сподручнее было переводить ему свое понимание на доступный тому уровень... -- ...Деньги -- это не все, Анна. Уж я-то знаю, что говорю. Мало есть на свете такого, что имело бы цену, а мне было бы не по карману. Настолько мало, что мне никому не нужно доказывать свое богатство приобретением погремушек типа вилл и моторов... Кино любишь смотреть? -- Да, конечно. -- Чилли Чейн, скажем, ему положено: кинозвезда, мировая знаменитость -- он обязан выпендриваться перед собратьями по экрану, а мне... Поэтому я выкроил время и переговорил с лучшими врачами страны, от побережья до побережья. Я имею в виду твой случай (Гек здесь далеко не все делал собственноручно, но это было абсолютно неважно, и подробности он опустил)... Тихо! Получив отрицательный результат, не поленился и по телефону связался со штатниками, благо что они тоже по-английски понимают. Потом с Европой... -- И что в итоге? -- Отрицательный результат подтвердился. Современная наука не в силах исправить повреждение. Нервная система жива и в нижней половине тоже, но в каком-то районе позвоночника образовалось нечто вроде обрыва, и срастить его никто в мире не может... -- Надо же, новости какие. Я давно это знаю... А вы, видать, здорово потратились на эту болтовню с заграницей. Спасибо за беспокойство, милый дядюшка! -- Мужчине я бы давно уже подсказал место, куда бы он мог засунуть свою иронию. Тебе лишь намекну, что больше никогда называть меня милым дядюшкой не надо. Дядя Стив. Можешь не повторять вслух -- вижу, что запомнила. Продолжаю. Прежде чем рыдать, вспомни одну из первых фраз моего тебе отчета. "Современная наука не может..." Я ведь поинтересовался перспективами у знающих людей. Там тоже неопределенка: кто говорит "вот-вот, следите за завтрашней прессой", кто говорит, что пройдет не меньше пяти, а то и семи лет, пока дело сдвинется с мертвой точки... Хрен с ним, положим с запасом десять лет. Это значит, что у тебя есть реальный шанс всего через десять лет стать здоровым человеком. -- "Всего через десять лет"! Легко вам говорить, а я не проживу столько. Вы не пробовали, к примеру, ходить в туалет в моем положении? -- Однако же ты делаешь это сама, без посторонней помощи. А один мужик, Ривс, что ли, который Супермена играл, и этого не может. Но живет и надеется. -- И пусть себе надеется. А через десять лет вся моя лучшая половина жизни будет позади, да еще и неизвестно, что тогда будет с современной наукой... -- У тебя есть лучший вариант? -- Может быть, и есть. Какой способ расставания с жизнью самый безболезненный? -- Инфаркт во сне. -- Я имею в виду сознательный уход... -- Глубоко перерезать себе вены на руках и ногах, сидя в горячей ванне. Некоторые предпочитают вешаться. Специалисты говорят, что многих это напоследок возбуждает. Впрочем, я знавал успешных самоубийц, но никто не сумел рассказать толком об ощущениях. -- В ванне... Это для меня не так-то просто... -- Подкупи няню. Тебе сколько лет? -- Четырнадцать, пятнадцатый. -- Через десять лет тебе будет двадцать четыре, на десять меньше, чем сейчас твоей маме. Ты вся в нее на внешность. А она красотка, каких поискать! Вот будет номер: умрешь и не узнаешь, какая она -- любовь. Не обидно? -- Дядя Стив, вы очень жестоки... -- Можешь называть меня на ты. -- Я уж так как-нибудь... -- Поплачь, поплачь, если дальше меня выслушать не хочешь. -- Ах, вы еще не закончили, да? Я внимательно жду продолжения... -- Вот тебе твой платок; ты реви да слушай. Десять лет прошло. Тебя поставили на ноги. Ну посмотри на себя в зеркало: двадцатичетырехлетняя корова Фекла и только. Да. А как же? Образования нет, за фигурой и внешностью не следила, денег зарабатывать не умеешь. Только на живодерню и дорога, и не фиг ждать десяти лет в таком случае... Анна заплакала навзрыд. Гек предполагал подобное и нарочно подобрал момент, когда у няни был выходной, а Луиза поехала в город за покупками, так что некому было вмешиваться в воспитательный процесс... -- Ты мне напоминаешь в данную минуту "умную Эльзу" из твоей детской книжицы, что мы тогда на чердаке нашли. Одно только это мешает мне присесть рядом и разнюниться за компанию... Ты помнишь, о чем там шла речь?.. -- Девочка не отвечала и продолжала громко плакать. -- Не о чем плакать, десять лет еще не прошли, Анна. Ты пока еще красива и относительно образована для своего возраста. А выглядишь гораздо моложе своих лет и рассуждаешь соответственно, как десятилетняя. Как, например, ты собираешься зарабатывать на жизнь? Стыдновато ведь надеяться на одно наследство? -- Шапочки буду вязать и торговать ими на подземных переходах. Что же я еще могу -- рикшей работать? -- Вовсе нет. Но сперва давай разберемся с венами и ванной, а потом уже перейдем к делу и серьезно все обсудим. -- Давайте сразу к делу, а то я от ваших утешений с колесами в окошко выброшусь... -- Хорошо. Итак, ты готова ждать десять лет? -- Да. -- И научиться самостоятельно зарабатывать? -- Хочу. -- И заботиться о фигуре и красоте? -- Это уже мое дело. -- Иными словами -- тоже согласна. Ну и формальное образование? -- Зачем оно? И в свою школу я не вернусь ни за что. -- Еще бы, это как раз понятно... А хочешь, организуем тебе интернат, где вокруг будут дети с точно такими же проблемами? -- Анну передернуло от отвращения. -- Да я лучше умру на месте, чем терпеть жизнь среди калек... -- Вон как! Ты, как я погляжу, очень добрая девочка, не жестокая к несчастным людям, не то что я. Конечно, мало приятного -- белому лебедю быть среди уродов... -- Дядя Стив, не надо так. Я неудачно сказала, и мне противно из-за этого. Просто, если есть возможность жить... иначе, зачем обязательно в резервацию стремиться? Я как представлю себе... -- Когда у тебя все наладится, ты все же вспоминай иногда, что где-то живут люди, которым, в отличие от тебя, даже надеяться не приходится. А они живут... Ну ладно, к делу. Я разузнал, учиться можно заочно, основания у тебя есть. Твоей маме объяснят, что к чему, и она все устроит. Будешь учиться дома. Ты в компьютерах рассекаешь? -- Папа когда-то показывал, но я уже все забыла. А что? -- Так ведь для тебя компьютер -- идеальное решение множества проблем. И он же -- здоровенный кусок хлеба в будущем. Поехали в подвал, посмотрим на наследство твоего предка. Там, как я видел, аж два компьютера стоят. Или этого нельзя? -- Д-да нет, можно... А вы что, разбираетесь в компьютерах? -- Разбираюсь -- очень сильно сказано, но с некоторыми клавишами знаком. Пойдем, если тебе это подойдет -- будем учиться вместе, как два чайника. Порознь, конечно, но параллельно; и еженедельно, скажем, пересекаясь у тебя дома... -- Поехали!.. Щеголяя своими новоприобретенными знаниями, Гек вдребезги раскритиковал один из компьютеров: и видеокарта-то у него дрянь, и "винт" -- двадцать метров прошлого века, и "ДОС" старенькая... На обсуждение второй машины квалификации у Гека не хватило, видно, что это совсем другой этаж, который Фанту по плечу, но отнюдь не ему... -- Вот этот тебе подойдет. Только мы его апгрейдим, приведем в божеский вид. Прежде всего -- монитор. Эту рябь в глазах здоровый мужик долго не выдержит, не то что маленькая девочка. -- Я, между прочим, уже девушка и не маленькая. И даже в этом проблемы каждый месяц! Фу... -- А невинным девушкам еще опаснее глядеть в эту моргающую задницу. Как твой папа выносил? -- Дядя Стив, про какую рябь вы говорите?.. Гек осекся. Почему-то кроме него никто не хотел замечать утомительного мерцания компьютерных и телевизионных экранов и ламп дневного света. Может, у него с глазами что-нибудь не в порядке? Надо будет обязательно у окулиста провериться. -- Неважно. А вот был я в лаборатории одного парня, так у него и экран больше, и... изображение лучше. (Гек сразу выделил два монитора в хозяйстве у Фанта, которые если и мерцали, то вполне терпимо, не раздражая глаз. И Фант, слегка удивленный прыткой проницательностью шефа, объяснил ему, что "стекла" -- последний писк, частота какой-то развертки -- 85 чего-то там, герц, что ли...) Монитор заменим, карточку соответственно. Мозгов -- восемь метров... да чего стесняться -- шестнадцать засадим! Диск -- сто семьдесят, саунд-бластер вживим, колонки, вот тогда дело пойдет. И процессор трешечку, плюс арифметика, это обязательно. Флопы косые, из софта пока -- дос и винды, я только с ними знаком, и то слабо... Говорят, еще компьютерные компакт-диски появились, но я только слышал, а видеть не доводилось... И обязательно модем, самый крутой, почти на десять килободов. Он тебе очень понадобится. -- Зачем? И я ничего не понимаю в этой тарабарщине. Папа тоже частенько нес какую-то ахинею на непонятном языке. -- Эх, Анна! Этому как раз научиться проще всего... Что значит зачем? Модем -- сила, это и связь, и общение, и обмен деловой информацией. Поймешь компьютер -- перед тобой мир откроется, не чета телевизору... И ты спокойно, свободно и с интересом обретешь любимое дело, да еще приличные деньги будешь с этого выколачивать. Программисты и разработчики хорошо получают, а работают -- головой, а не педалями. Или у тебя иные варианты есть? -- Нет, пожалуй, с ваших слов все это выглядит очень привлекательно... Вы меня будете учить? -- Да. А ты меня. Сбор -- раз в неделю у тебя. Первое занятие -- прямо сейчас. Олл райт? -- О`кей!.. Бежали дни, недели, месяцы... Гек исправно бывал у Малоунов примерно раз в неделю, тщательно конспирируя свои визиты даже от своих ближних: ему не хотелось, чтобы кто-то мог точно вычислить его появление в определенном месте. Знали о встречах Анна и Луиза, но с этим риском приходилось мириться... Гек, пожалуй, был поспособнее в компьютерной науке, а у Анны было гораздо больше времени, поэтому они прогрессировали примерно с равной интенсивностью и им было интересно общаться... Дело было глубокой осенью. Однажды Гек и Анна, обложившись горой дискет, сидели, как обычно, возле компьютера и возились с новой версией "си-борланда", как вдруг Гек внезапно сообразил, что сегодня пятое мая, день рождения Вика Кессела, а он обещал заехать на торжество. К тридцати трем годам Вик заметно продвинулся, и Гек решил лишний раз поддержать его своим присутствием, чтобы остальные ребята, типа Сторожа и Малыша, не очень хватали его за шиворот. Парень верный, и надежная рука никогда не помешает... Гек наскоро попрощался и покинул дом Малоунов, а Луиза и Анна, мама и дочь, остались посидеть на кухне и попить кофе с птифурами. -- Мама, знаешь, все-таки дядя Стив такой странный... -- Что ты имеешь в виду, доча? -- Ты ведь видишь, что мы с ним парочка юзеров, компьютерных любителей. Это накладывает свой отпечаток на многое. Я стала себя ловить на том, что у меня и язык и ассоциации тесно стали связаны с этим миром. Так вот, он напоминает мне одну операционную систему, им очень любимую... -- Ты вся в отца. Мне, например, в жизни не понять, что такое операционная система, или какой-то винчестер... -- Это не так важно, мама. Что касается системы, то она позволяет решать одновременно целый ряд задач: распечатывать, таблицу набирать, "мыло" варить и так далее. Вот и дядя Стивен такой же устойчиво-закрытый: для каждого человека или дела у него выделен как бы отдельный фолдер, папка с тесемочками. Заклинило с ней -- он папочку закрыл, что-то шредернул, остальная система работает как ни в чем не бывало и перезагрузки не требует. С ним общаться легко и интересно, но кто он, что он, чем живет и дышит, помимо нас, чем занимается -- я лично не понимаю. И вообще -- что ему от нас надо, я ведь тоже не знаю.