ь вот это письмо. И так
складно мне пишется, так легко, как никогда еще не получалось. И нет нужды в
каких-то  сложных понятиях,  в  каких-то  просьбах  о  прощении и милости, в
каких-то заумных и драматических аргументах. Мне хорошо и даже весело, а как
писала о телефоне доверия, то чуть ли  не над каждой фразой хохотала. Может,
это была  "ситуационная  неуравновешенность"? Ну  и пусть. Ты прав,  у меня,
наверно, не все дома... Ты что, так и будешь всегда прав?
     Но пора мне закругляться с этим письмом, что-то соскучилась я по нашему
склепу. Просто мечтаю уже вернуться домой! Ты там тоже, поди, не цветешь без
меня. Как я  рада, что снова увижу тебя! Ну уж  ладно, пусть я похожа на эту
"отставную  любовницу".  Я  уже  готова  сойти  и за  дядю,  и  за  деда, за
тетю-бабулю,  и  за кого  ты только не пожелаешь!  И, о  Господи! наконец-то
высплюсь.  Не намерена я  нажить себе  из-за  тебя  бессоницу!  Железяка  ты
Бессердечная!
     * * *
     У меня к тебе еще одно. В общем, так:
     В том, что я якобы делаю для тебя, нет никакой дурацкой жертвы. Я такая
эгоистка  (что  тебе,  кстати,  досконально известно),  что  даже само слово
"жертва" вызывает у меня тошноту. (Пардон, звучит это жутко физиологично. Та
пани  с телефона  доверия  до того задолбала меня придирками к лексике, что,
боюсь, как  бы впредь не начать  выражаться с исключительной  деликатностью.
Вот! Так что - не удивляйся.)
     И  поскольку  я эгоистка, или неэгоистка, что,  собственно, оказывается
одним и тем же, то, что я  делаю,  делаю я для  себя, а не для кого бы то ни
было иного. Ну  клянусь, можешь мне  верить! И в конце концов,  что такого я
для  тебя делаю, о чем, вообще, речь.  Что "вожусь  с твоим сраньем"? Да это
инсинуация чистейшей воды! Если  что  проглядела, то  уж прости, но это меня
совершенно  не  трогает. Я  же говорила,  что, едва выбралась из пеленок, ты
совал мне  в руки всякую гадость.  Так что теперь, -  не  обижайся, - мне по
барабану, с чем я "вожусь".
     Что до твоих культей, так они  мне очень нравятся;  и даже, не  побоюсь
сказать,  я их люблю. Не знаю почему - может я извращенка какая-то? Из  чего
со  всей определенностью  следует, что, сколь  это  ни печально, я совсем не
гожусь в святые.
     По поводу  того, что "не осмеливаешься  отягощать" меня просьбой о моем
"согласии", но зато не побоялся отяготить просьбой о "прощении и понимании",
то  поздравляю  с высокоразвитым  чувством ответственности. Но  мне-то что?!
Какая же мне разница?
     В  отношении  моего  самочувствия  - это  еще как  посмотреть. С  твоей
помощью я себе устроила такой марафон, что  впору  бы и коньки откинуть, а я
вот - совсем наоборот, просто процветаю. Из этого  не надо делать вывод, что
у меня не получалось достойно цвести раньше - или что впредь не смогу цвести
еще краше. Если вдруг такое желание мне взбредет в голову.
     Насчет моего будущего, то  есть, пардон,  "так  называемого будущего" -
будь спок, не переживай. А будешь переживать, то возьму и сооружу тебе внука
-  и  тогда  уж  точно  будешь  переживать!  И уж точно  будешь вкалывать за
шахтера.
     Если речь о смысле твоей жизни, то ты уж сам, пожалуйста, поупражняйся,
а  то у меня  уже  шарики за ролики заходят от всей этой  философии.  Но для
пущей  ясности  спрашиваю: если твоя жизнь не имеет смысла, то  какой  смысл
вообще  в чьей бы то ни  было жизни? Должен  же (!) быть  какой-то Смысл  во
всем? Разве что его нет ни в чем. Но тогда каждый может запросто себе пулю в
висок... Не так ли? (Убийственная логика, а?)
     Ну, ладно. Придется добавить драматизма.
     Насчет  того,  что  все у  тебя  болит словно тебя... (не знаю, чем мне
заменить это слово) и всего, что из этого следует:
     Но сперва надо объявить минуту молчания. То есть, ты посиди себе молча,
а я сбегаю сделать пи-пи...
     Все у меня болит,  все  внутри стонет, как подумаю  об  этом.  Не могу,
никогда  не   смогу  переступить  через  тебя  спокойно.  Пройти  мимо  тебя
безразлично. И не  надейся, и не рассчитывай  на это.  Не смогу,  потому что
никогда такого не пожелаю.  Ибо,  знаю и не знаю почему, я  просто чувствую,
что это мне как дар. И я  должна - нет, не должна, я хочу сберечь этот дар -
даже если сам  ты сберечь его не сможешь. Не пытайся понять  этого логикой -
просто слушай.
     Я не буду больше  говорить, что люблю тебя, ни тебя больше спрашивать о
том  же.  Да и  что  это может значить, что можно про это сказать.  Когда  я
говорила той  пани на телефоне доверия, что люблю  тебя, что я - просто же -
люблю тебя и это все, она подумала, что,  по-видимому, нас связывает "что-то
большее".  А  ведь я  сказала ей, что  это  все  -  так откуда здесь взяться
чему-то большему?  А  если  бы и была твоей  любовницей? Или,  если бы ей не
была? Да какое это может иметь значение, и кому до этого какое дело. Мне все
равно, являюсь я или  не являюсь твоей любовницей! Брат ты мне, или не брат!
Или  ты просто-напросто,  как говорится, "совершенно чужой" человек! Мне все
равно. Все мне - одно и то же.
     Потому что все - одно и то же. И если  человек поймет это, или, скорее,
почувствует,  то  тогда утрачивают значение все различия и  все  слова.  Ибо
различия - это тоже только слова. И тому, кто чувствует, что все - одно и то
же, что за  разница,  есть ли у  тебя ноги, или же вдруг четыре руки? Только
те,  кому не дадено чувство,  кто пока только ищет его в  суете  окружающего
мира, придают  значение этим различиям, так как  не в  силах освободиться от
них. Будь у тебя четыре руки, ты был бы для них точно  тем же, что  сейчас с
одной. Точно так же бы на тебя смотрели.
     На  самом деле они  тебя не  видят.  Не  знают.  Поэтому и  не способны
полюбить. Ибо "знать" и  "любить" - одно и то же. И не познать им тебя, пока
не  познают  самих себя. Только тогда  поймут,  что  между  ними и тобой нет
никакой  разницы.  Теперь же смотрят на тебя с жалостью, так как сами теперь
достойны  жалости.  И  поэтому   все  те  слова,  которые  они  придумали  -
самопожертвование,  милосердие, долг  -  тоже достойны  жалости.  Это только
попытка оправдать свое бессилие, только  маска.  Отрицание того единого, что
есть истина. Что есть то, что есть и не нуждается в названии.
     Этот  мир  и изрядно ебнутый, и тяжко изувеченный,  это  точно. Но ведь
мир-то еще не все - "мир" не равняется жизни. А жизнь изувечить невозможно -
разве только если самого себя. И поэтому то, что случилось с тобою,  это еще
не трагедия, это тебе еще не  драма.  Подлинная трагедия в чем-то совершенно
ином. А  "драмы"? Их  может и  вообще не существует. Ты же сам говоришь, что
драматичны только наши чувства.  А мы? Мы  -  нечто  бесконечно большее, чем
наши чувства, и большее чем наш "интеллект". И даже не то, что нечто большее
- мы, наверно, нечто совершенно иное.
     И все-таки мне опять подумалось это слово... Я тебе благодарна, Анджей.
Благодарна  я  - потому  что я тебя люблю. Это  ты научил  меня любить. Или,
точнее, я сама научилась любви подле тебя. А может даже и не  нужно мне было
ей учиться - достаточно было  открыть ее в  себе,  увидеть. Но  открыла я ее
именно благодаря тебе. И теперь во всем, что я люблю, люблю тебя, а в тебе -
люблю все, что есть. И иначе быть не может.
     Благодарю тебя.  Благодарю твое  увечье.  За то, что  оно позволило мне
столь  многое  понять. За  то,  что смогла его полюбить.  Я по  этому поводу
передумала  массу  вещей,  а  точнее, они  сами  во мне думаются. И  все они
добрые. Слышишь ты?! Что-то рыдает во мне, когда пишу эти  слова, и однако -
все  до единой они добрые. И даже  не так  уж важно  (хотя и это важно среди
всех прочих добрых вещей), что ты спас кому-то  жизнь. А,  собственно, и  не
спас - лишь тот кто-то, лишь он сам, может спасти свою жизнь. Ты же спас ему
только шанс на это. Я опять плачу, да это уже мелочи.
     И еще одно,  уже последнее. Ты просишь у  меня прощения.  И  что я могу
тебе  на это ответить. Понимаешь,  я меньше всего  хочу,  чтобы ты,  если уж
примешь  такое  решение, уходил с тяжестью на душе  оттого, что  между  нами
осталось что-то не так. У нас  все  так. Я прощаю тебя. Прощаю тебя, Анджей,
от всей  души. Но если быть до конца откровенной, то я этого не чувствую. Ты
говорил, что каждый  нуждается в прощении  - и  что  каждому мы  должны свое
прощение.  Что  мы  все в долгу  друг  пред  другом;  все  мы задолжавшие  и
виноватые.
     Я тоже думаю, что так оно и есть, но на самом деле  я этого не понимаю.
Для меня это все только слова. Это так же, как и с тем самопожертвованием. Я
ни для кого, пожалуй, не смогла бы пожертвовать собой, а уж в первую очередь
- для тебя. И точно так же не могу  простить тебя. Потому что во мне  только
одно  чувство:  я  люблю  тебя,  я  тебе  благодарна.  И  это  все.  Никакое
самопожертвование,  никакое прощение  тут  ни при  чем. Для  них  просто  не
находится места в моей душе... И когда все это переживаю, то думается  мне в
такой момент, что не  имеет значения, есть ли Бог или нет Бога. И вот тогда,
и именно тогда, я вправду чувствую, что он есть.
     У меня такое впечатление, Анджей, что все мы запутались в неких словах.
Мне всегда  казалось, что мне понятны эти  слова. И в то же  время я  всегда
чувствовала, что что-то с ними вроде не так. Теперь же я их вовсе не понимаю
- не понимаю, что они означают. Похоже, их не понимает никто - все их только
механически  повторяют  и  прячутся  за ними,  словно сговорились  играть  в
какую-то игру.  И  оттого  все  так несчастны.  (Это  же  от  того  все  так
несчастны!)  А  все  так удивительно  просто  - и понять  это можно  в  одно
мгновение.  Так же  как мне оно стало  понятно в  одно мгновение.  Мне стало
понятно все. Все, что есть.
     Ты пишешь,  тебе  порой кажется,  что  все обо всем  знаешь. И  я  могу
понять, что ты имеешь в виду  - но ты не прав. Ты просто измучен страданием,
и когда так говоришь, то хочешь сказать, что все знаешь о страдании. Но  и о
страдании  ты  знаешь  не  все.  Ибо  если бы  знал  все о  страдании, тогда
действительно  бы знал  все  обо  всем. Потому что  достаточно знать  все об
одном, чтобы знать все обо всем остальном. И именно  тогда  становится ясно,
что все есть добро, что ничего плохого не существует.
     Я сама этого не понимаю. Но мне и не нужно понимать - я это чувствую.
     Анджей,  я  не  хочу,  чтобы ты  оставался  жить  любой  ценой. И  что,
собственно,  может  означать  это "жить любой ценой". То есть - какой ценой?
Если  цена жизни - страдание, то да, цена, которую платишь ты, выше той, что
плачу я. Но и этого  нам не знать достоверно. Может она - эта цена - не выше
и не ниже, а  просто иная? Но даже  если  это и так, если твоя цена за жизнь
выше, то разве это не говорит за то, что твоя жизнь имеет большую ценность?
     Не знаю. Я вообще очень мало знаю.  Ты знаешь  больше.  Написала я  это
просто так - мне самой непонятно как - вдруг смогу тебе как-нибудь помочь...
     От одной мысли, что ты мог бы что-то с собой сделать, у меня все внутри
леденеет. Но мне остается только верить. Верить, что ты этого не сделаешь. И
я верю, что ты этого не сделаешь.
     Слышишь?!! Слышишь ты, Железяка Бессердечная?!! Я верю, что ты этого не
сделаешь! О, Господи! Верую, что этого не сделаешь!
     -----------------------------------------------------------------------------------------------------
     Девочка Моя, вернись домой.  Я  виноват - но уж не предавай меня больше
этой пытке  беспокойством. Тебя нет уже  третью ночь,  меня одолевают  самые
ужасные мысли. Ты переусердствовала - нервы у меня не те, что прежде.
     Ты права - нам следует больше разговаривать друг с другом. Обещаю: буду
разговаривать   с   тобою  дни  и  ночи  напролет!  Ты  права,  что  в  моей
неспособности  заплакать больше слабости, чем мужества. Погоди, я еще зареву
белугой;  боюсь, что начну уже сейчас. Если ты хотела меня чему-то  научить,
то ты преуспела. Был момент, когда молил я Бога,  чтоб позволил мне положить
под топор  последнюю  руку, лишь  бы  с тобой не случилось беды. Лишь бы  он
уберег тебя.
     И ужаснулся  я, сколько могу еще потерять. И тут осенило меня, что могу
потерять не только тебя - могу потерять еще все.
     А раз так, то и все могу еще сберечь.
     Помоги мне сберечь это Все.