ния и заняли основную часть вечера. Сестры в восхищении взирали на обоих. В заключение встречи почему-то решили спеть не молодежный и в общем-то редко вспоминаемый в церкви гимн: Луч последний за горами Вспыхнул и погас. О Господь, останься с нами В этот поздний час. Под покровом ночи темной Зло и грех творят, Лишь у ног Твоих спокойно Души верных спят... Затем, помолившись, стали расходиться. Начинало темнеть, автобусы уже не ходили, и Кирилл с Сашей вызвались проводить сестер, которые жили в наиболее отдаленной части города. Девушки инстинктивно потянулись к Кириллу, болезненно для Саши пошутив, что он "сам нуждается в защите". Шишкин хотел уже пойти домой один, но тут Руфь, первая красавица среди сестер, потянула его за руку и очень просила идти вместе с ними. Так они и пошли: Кирилл - впереди, в окружении четырех сестер, а Руфь с Сашей - немного отстав от них. По дороге Кирилл развлекал своих спутниц, они много смеялись и пели. А Саша и Руфь негромко беседовали. Их взгляды на жизнь и Священное Писание оказались очень близки: нужно как можно больше доверять Господу и Его слову, случайно не может и волос упасть с головы человека... Путь молодежи проходил по старому шоссе. Машин на нем не было, и потому все спокойно шли по середине дороги. Но вот вдалеке показались огни автомобиля. Вся компания отбежала на обочину. Огни приближались, и вскоре стал различим старенький заводской автобус, который, поравнявшись с юношами и девушками, притормозил, водитель - кучерявый парень - высунулся в окно и с улыбкой объявил, что может подвезти желающих за умеренную плату. Все весело забрались в пустой салон. "Обратите внимание, как чудесно нам был послан этот блуждающий в ночи музей на колесах, современник побед над несчастным бароном Врангелем!" - продолжал смешить сестер Кирилл. Автобус тронулся, но не проехали и ста метров, как неожиданно свет фар высветил на обочине шоссе машущего рукой человека. Водитель вновь остановился и открыл переднюю дверь. В салон запрыгнул довольно мрачного вида тип лет сорока в черной кожаной куртке. "И не жарко же ему!" - шепотом обсудили внешний вид незнакомца сестры. Попутчик же бегло посмотрел по сторонам и, хотя было много свободных мест, молча простоял несколько минут, напряженно вглядываясь через стекло в окружающую местность. Когда автобус доехал до пустынного железнодорожного переезда, незнакомец вдруг достал из куртки пистолет, направил его на водителя автобуса и угрожающе выкрикнул: - Стоп, машина! Шофер, увидев обращенное к нему дуло, испуганно остановился. Молодежь, которая в этот момент оживленно обсуждала планы на завтрашний день, тут же умолкла. - Деньги, быстро! - рявкнул грабитель, проводя оружием по салону и давая понять, что его требование распространяется на всех. Водитель трясущейся рукой дал несколько мелких купюр и извиняющимся голосом пролепетал: - Больше ничего нет, они еще не заплатили... - Сейчас заплатят! - ухмыльнулся преступник, блеснув золотой "фиксой", и вновь направил пистолет на молодежную компанию. - Ну?! Все лихорадочно принялись доставать мелочь. Грабитель обшарил карманы брюк Саши и Кирилла и забрал у них бумажники. - Где серьги, кольца? - рассматривая сестер, злобно закричал он. - Уже спрятали? Сейчас будете раздеваться! - Они не носят украшений, потому что христианки, - попытался вступиться за сестер Саша, но тут же получил рукояткой пистолета по лицу. У него из носа и из разбитой губы сильно пошла кровь, которую он стал вытирать рукавом рубашки. Руфь, сидевшая вместе с другими сестрами, бросилась на помощь Саше. - Стоять! - заорал преступник и, видя, что больше с пассажиров взять нечего, схватил Руфь за руку и грубо привлек к себе. - А ты пойдешь со мной! - Никуда я не пойду! - вскрикнула в испуге Руфь. - Кирилл, сестры, помогите! Уголовник стоял в проходе автобуса, как раз между сидящими Кириллом и Сашей. В правой руке он по-прежнему держал пистолет, а левой, испещренной наколками, тянул за собой отчаянно сопротивлявшуюся девушку. Вскоре преступник, однако, почувствовал, что одной рукой ему со своей жертвой не совладать, и тогда он, еще раз злобно обведя всех дулом пистолета, небрежно сунул оружие в боковой карман куртки и уже обеими руками подхватил Руфь, намереваясь вынести ее из автобуса. Испуганный водитель предусмотрительно открыл переднюю дверь. Все сестры в один голос закричали. В этот момент блестящая рукоять пистолета, торчавшая из кармана уголовника, оказалась прямо перед носом Кирилла. Он ее отчетливо видел, но в страхе отвернулся. Тогда неожиданно для всех Саша, хотя с его места это было намного неудобнее сделать, вытянул руку в сторону, полуобняв бандита, и мгновенно выхватил пистолет из его куртки. - А ну, отпусти ее! - поднимаясь на ноги, проговорил Шишкин таким грозным голосом, что всем в салоне автобуса стало еще страшнее. - Стреляю без предупреждения! Кровь по-прежнему текла из носа Саши, но от этого он выглядел только еще более воинственно. Преступник неохотно ослабил хватку, и Руфь тут же вырвалась из его рук и забежала за спину юноши. - Прыгай из автобуса или стреляю! - твердо сказал Шишкин, направив дуло в лоб бандита. Пистолет был, несомненно, заряжен, потому что уголовник тут же выпрыгнул из салона и, отвратительно сквернословя, скрылся в ночной тьме. - Гони! - велел тогда Саша водителю, опуская оружие. Молодой шофер тут же закрыл дверь, и автобус тронулся. - Бумажники, деньги надо было у него забрать! - возбужденно стал выговаривать Саше Кирилл, когда автобус немного отъехал от места происшествия. Однако идею Шаховского никто не поддержал. Сестры обступили Сашу, вытирали ему кровь платочками, радостно щебетали и благодарили за избавление. Руфь сидела рядом с брошенным на сидение пистолетом и, закрыв лицо руками, плакала. - Молодец, парень! - радостно выкрикнул водитель, заглядывая в салон. - Куда теперь ехать, в милицию? Все посмотрели на Сашу. Он же, хотя и был в возбужденном состоянии, рассудительно ответил: - Не нужна нам милиция... Никто из нас, слава Богу, всерьез не пострадал, так что и с властями лучше лишний раз не встречаться. А пистолет выбросим в реку, когда будем проезжать ее... - Хорошо, как скажешь, - согласился водитель. - Только ночью я больше не подвожу, здоровее буду! Через несколько минут подъехали к реке, где с облегчением и бросили пистолет с моста в воду, договорившись оставить это неприятное происшествие в тайне. Конечно, в церкви вскоре все равно стало известно о мужественном поступке Саши (ведь сразу несколько сестер были его свидетельницами), однако до милиции дело все же не дошло. Вот такой у братьев и сестер вечер о ненасилии однажды вышел. Так уж их Господь рассудил. Чудны дела Его и пути - непостижимы! 2002 г. НОЧЬ В СТРАШНОМ ДОМЕ Вечернее богослужение подходило к концу. Члены общины восхищенно вслушивались в слова заключительного гимна, исполняемого приезжим хором, но некоторые из присутствующих уже озабоченно поглядывали на часы. - А теперь, братья и сестры, - сказал Николай Тимофеевич, - у нас с вами есть замечательная возможность на деле проявить некоторые христианские добродетели... Вам понравились наши гости? - "Да", "очень", "конечно"! - зазвучало с разных сторон. В гостях у этой сельской баптистской общины на юге Украины была группа одесских семинаристов, которые сегодня много пели и возвещали слово Божие. - А теперь пришла наша очередь послужить. - продолжил пресвитер. - Кто имеет возможность и желание принять к себе на ночлег одного или нескольких братьев, пожалуйста, задержитесь, и мы распределим их по домам. - Пусть сначала немного расскажут о себе! - предложил кто-то из зала. - Откуда они, чем занимаются, женатые или нет?.. Все засмеялись. - Да, холостяки так просто от нас не уедут, - подтвердил Николай Тимофеевич, - невесты у нас замечательные! В следующие полчаса семинаристы коротко изложили свои нехитрые биографии и рассказали о церквах, направивших их учиться. - Ну что ж, время позднее, - сказал в заключение Николай Тимофеевич, - пожалуйста, разбирайте наших дорогих гостей! Радушные сельчане тут же обступили семинаристов. В поднявшемся гуле голосов, как это часто бывает, приглашения в первую очередь получили понравившиеся всем проповедники и певцы, а также "перспективные" - холостые - братья. Довольные и улыбающиеся, они уходили вместе с избравшими их зажиточными хозяевами, снисходительно помахав рукой на прощание остающимся. На Давида и Вениамина, двух скромных и незаметных братьев, долгое время никто не обращал внимания. Давид был задумчивым и очень рассеянным молодым человеком. Даже сегодня, рассказывая о себе, он вновь погрузился в собственные мысли, и потому начало его автобиографии прозвучало примерно следующим образом: "Меня зовут Давид. Мне двадцать два года... (пауза, и затем задумчиво) Да, двадцать два года..." - Кажется, мы зря с тобой признались, что женаты, - огорченно шепнул Веня на ухо Давиду. Впервые после свадьбы Вениамин смотрел на свое обручальное кольцо со смешанным и не вполне радостным чувством. - Ничего, возьмет и нас какая-нибудь благочестивая старушка! - философски ответил Давид. В последнее время он увлеченно изучал иврит и, похоже, даже сейчас, нимало не беспокоясь, повторял про себя спряжение какого-то трудного глагола. Едва слышное бормотание и характерное покачивание головой выдавали это его тайное занятие. - Старушка? - грустно переспросил Веня. - И придется нам тогда вместо доброго ужина лишь туже затянуть пояса... И тут к ним действительно подошла одна старица. - Пойдемте ко мне, хлопчики! - с улыбкой пригласила она. - Меня зовут Оксана Петровна, я здесь недалеко живу... Не думавшие оказаться в положении "девиц на выданье", ожидающих хоть какого-то жениха, друзья охотно согласились идти со старушкой. - Утром, в восемь часов, сбор здесь, в молитвенном доме, - напомнил им Алексей Иванович, студенческий декан и руководитель группы. И Давид с Веней вышли вслед за хозяйкой на улицу. Лишь слабая луна и звездное небо освещали им путь в засыпающем селе. - Я давно хотела, чтобы кто-нибудь из братьев заночевал у меня! - говорила по дороге словоохотливая Оксана Петровна. - Это желание доброе, поощряемое в Святых Писаниях, - поддержал разговор Веня, осторожно ступая по незнакомой дороге. - Есть у меня и особая причина, братики... Ваши молитвы, быть может, мне помогут! И после этих слов, очень просто и бесхитростно, Оксана Петровна рассказала нечто такое, от чего у Вени с Давидом мороз пробежал по коже и они одновременно невольно подумали: "И почему мы не остались ночевать в церкви, у алтарей Божьих?" Оказывается, их гостеприимную хозяйку еще не приняли в общину. В прошлом же она была известной знахаркой в своем селе. Услышав однажды проповедь о Христе Спасителе, уверовала, однако прежние сомнительные занятия так просто не отпускали ее. Даже после прекращения "лечения всех болезней" в доме Оксаны Петровны оставался нечистый дух (как она его определяла), который время от времени опрокидывал предметы, даже ломал их, стучал, щелкал, вздыхал и всячески отравлял жизнь одинокой хозяйки. И вот теперь она простодушно желала, чтобы кто-то из сильных в вере христиан провел ночь в ее доме... - Надо бы вам, бабушка, обратиться к пресвитеру, чтобы он как-нибудь помолился у вас основательно, - начал было Давид увещевать Оксану Петровну. - Ничего, ничего, здесь недалеко... а вот уже и пришли! - отозвалась старушка, подведя друзей к вполне мрачного вида дому, стоявшему, к тому же, на пустыре. - Сейчас повечеряем, помолимся, и ляжете отдыхать. Затаив дыхание, друзья робко вошли внутрь, прошли через сени и оказались в довольно вместительной комнате. Тусклая электрическая лампочка осветила убогую обстановку. - Вот здесь я вам сейчас и накрою стол, - сказала Оксана Петровна и суетливо стала выносить припасенное к ужину. - Ты хочешь есть? - спросил Давид Веню. - Нет! - взволнованно ответил тот. - Я тоже, но отказываться неудобно... Быстро выставив на стол немудреную деревенскую пищу, хозяйка встала вместе с гостями на молитву. Веня горячо и проникновенно помолился вслух, вкладывая на этот раз особенно глубокий смысл в традиционную просьбу к Господу об освящении пищи. Хозяйка умилилась. - Как хорошо, братики, что вы меня посетили. У вас такие молитвы сильные, дай Бог вам здоровья! - Затем Оксана Петровна куда-то вышла, а друзья ужинали молча, глядя друг на друга расширенными глазами и напряженно прислушиваясь к каждому шороху в доме. В их памяти пробуждались забытые детские страхи и расхожие народные истории о нечистой силе. - Надо же, к бывшей ведьме попали! - обмирая сердцем, прошептал Веня. - Это хорошо еще, если к бывшей! - едва слышно отозвался Давид. - Покушали уже? - внезапно появилась на пороге Оксана Петровна. В неестественном освещении ее лицо казалось мертвенно бледным. Друзья удивленно посмотрели на свои пустые тарелки: как-то незаметно для себя они, действительно, уже все съели. - Пойдемте со мной, я вам постелила. Семинаристы, прижимая к себе Библии, которые они, к счастью, не забыли взять с собой, прошли вслед за хозяйкой в какую-то дальнюю комнату. - Вот здесь он особенно и лютует, дух тот шумный, про которого сказывала. Вы уж помолитесь покрепче, братики, чтобы он, окаянный, ушел из дому... Спокойной ночи! С этими словами Оксана Петровна плотно закрыла за ними дверь, оставив одних в едва освещенной страшной комнате. Упавшие духом от подобного гостеприимства друзья с опаской осмотрели свое пристанище на ночь. Старая мебель в комнате, действительно, кем-то была переломана, и потому гостям было постелено на полу. - Что, она на нас опыты собирается ставить? - возмутился Веня. - Мы ведь с тобой не рукоположенные даже, как нам бороться с этой нечистью! - Может, убежим через окно? - в растерянности предложил обычно более хладнокровный Давид. - Но где тогда ночевать будем и как в темноте отыщем церковь? - Который теперь час? - спросил Веня. Давид посмотрел на часы и ответил: - Без пяти минут двенадцать. - Ну вот, сейчас начнется! Читал "Вия" Гоголя? - Нет, но слышал, вроде там гроб с ведьмой летал... - Замолчи, ты! Не надо им советы подавать, что делать. Помолчали, пытливо вслушиваясь в ночную тишину. Неизвестно почему, но было, действительно, жутко в этой внешне заурядной комнате. - Слушай, Веня, - наконец возвысил голос Давид, - я думаю, что у нас с тобой только один выход. - Какой же? - с надеждой спросил Веня. - Вспомнить, что мы христиане, помолиться, призвать имя Господа к нам в помощь и по очереди читать Псалтырь всю ночь. Веня с жаром согласился. Друзья, преклонив колени, долго молились, взывая о небесной защите и об очищении ужасного дома, ставшего им темницей на эту ночь. Затем, раскрыв Псалтырь, с упоением читали вслух до трех часов ночи. Дойдя до 90-го псалма, семинаристы совсем ободрились. Живущий под кровом Всевышнего Под сению Всемогущего покоится. Говорит Господу: "прибежище мое И защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю"! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями Своими осенит тебя, И под крыльями Его будешь безопасен; Щит и ограждение - истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, Летящей днем, язвы, ходящей во мраке, Заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч Одесную тебя; но к тебе не приблизится. Только смотреть будешь очами твоими И видеть возмездие нечестивым. Ибо ты сказал: "Господь - упование мое"; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим... - Может, спать уже ляжем? - сонным голосом, наконец, спросил Давид. - Да, кажется, уже всю нечисть изгнали, - согласился Веня. Еще раз поблагодарив Господа, друзья выключили свет и легли спать. Радостное теплое чувство Божьего покровительства наполняло их души. И за всю ночь в этом страшном доме ничто ни разу не щелкнуло, не стукнуло, не хрюкнуло... "Истинно Божьи люди ночевали у меня сегодня!" - рассказывала на следующий день соседям Оксана Петровна. А Давид с Веней утром присоединились к своей группе и на вопрос любопытных друзей: "А вы где ночевали?" - с уверенностью отвечали: "В Божьем доме!" 2002 г. БАПТИСТКА - МОНАХИНЯ История древняя, как мир: Маша полюбила Сашу, ее любовь длилась не один год, однако надменный юноша не обращал внимания на застенчивую девушку. Саша питал чувство к красавице Кате. И не стоило бы о том писать вовсе - есть темы куда интереснее - если бы история наша не случилась в баптистской общине. А такая деталь, согласитесь, вносит некоторое своеобразие в тривиальный сюжет. Ведь не столь часто у нас пишут о безответной любви - что за "неевангельская тема"! - среди юных христиан. Впрочем, молодость, как известно, - недостаток, стремительно преходящий. И когда счастливые Саша и Катя, объединенные в скором будущем фамилией Васнецовы, с сияющими лицами, раздали всей церкви пригласительные на свадьбу, Маше Симоновой исполнилось уже двадцать пять. При живых родителях она чувствовала себя бесконечно одинокой и никому не нужной. Вчерашние подруги все более или менее удачно вышли замуж, во время коротких встреч в церкви с упоением рассказывали о своих необыкновенных детях, часто бестактно задавали болезненный вопрос: "Ну, а как ты? Никого еще нет на примете?" - при этом благочестиво уверяли Машу, что будут о ней молиться, тут же, как правило, об обещании забывали, зато неутомимо сплетничали о "бедняжке" - словом, были очень добры и внимательны к ней. Брачный пир Васнецовых прошел весело, насыщенный традиционными песнопениями, смешными сценками и прочими невинными забавами. Однако Маше тяжело далось присутствие на том торжестве. Ее думы неудержимо уносились вдаль. Она пыталась себя заставить по-христиански радоваться за молодоженов, но это у нее выходило плохо. Маша с грустью думала о том, что годы идут, она же, к чему скрывать, не слишком красива, вдобавок, несмотря на свое высшее образование и работу в городской библиотеке, - робка и необщительна. Вполне возможно, что теперь она так и останется одинокой до конца своих дней. Развивалась депрессия. В голову то и дело лезли соблазнительные мысли о неверующем молодом человеке, который несколько месяцев назад мимоходом оказал Маше сомнительные знаки внимания на улице. Он неожиданно подошел к ней на автобусной остановке и заговорил как со старой знакомой. Парень был довольно симпатичным и остроумным, но от него за несколько метров несло тяжелым винным духом. Девушка, с трудом справившись с робостью, попыталась в ответ сказать ему что-то о своей вере в Бога, но парень лишь посмеялся, откровенно и недвусмысленно давая понять, чего ему от нее было нужно... Тогда Маша в страхе села в первый попавшийся автобус, чтобы поскорее убежать от этого циника. В целом, невеликий выбор - причем, из равно неприятных возможностей - постепенно вырисовывался перед Симоновой: либо так и оставаться одинокой в своей небольшой строгой общине, которую она, впрочем, любила и в которой пребывала с детства, либо... "пасть" в миру, как некоторые другие сестры, с тем лишь, чтобы родить ребенка, после чего неизбежно последуют отлучение и отвержение всеми, но зато через несколько лет, в заранее запланированных слезах покаяния, можно будет в новом качестве возвратиться в церковь... О, если бы Господь указал ей какой-то иной выход! Маша много молилась о своей нужде, однако небеса, казалось, безмолвствовали. Но вот несколько недель спустя после той памятной свадьбы, когда бездна отчаяния, казалось, уже поглотила несчастную девушку, однажды ночью ей приснился удивительный сон. Причем, сновидение было настолько ярким, можно сказать, осязаемым, а, главное, повторяющимся на протяжении нескольких ночей подряд, что трудно было усомниться в том, из какого благословенного источника оно исходило. Маше снилось, будто она в жаркий полдень в белом подвенечном платье стоит на огромном зеленом лугу, с любопытством оглядывается по сторонам, затем поднимает голову вверх и зачарованно смотрит, как в синем бездонном небе тихо скользят далекие облака. И в этот момент, словно блеснувшая молния, с неба сходит прекрасный юноша-ангел с нежными чертами лица, почтительно кланяется Маше, с разрешения девушки берет ее за руку, и тут же вместе они взлетают в заоблачную высь. Маша видит проплывающие внизу моря и горы, счастливо смеется, ничуть не пугаясь необыкновенного полета, и затем вдруг оказывается у высокого небесного престола, на котором восседает Сам Господь Иисус. Девушка сразу узнает Его, низко кланяется и слезно молит простить ее, грешницу, за все недостойное небесного Царства, что когда-либо случилось в ее земной жизни. Иисус же неожиданно, вместо слов осуждения, подает ей руку и с ласковой улыбкой произносит следующие волнующие девичье сердце слова: - Это ты прости Меня, Машенька, что так долго испытывал тебя. Благодарность тебе великая, что сохранила верность Мне! Ведь ты - невеста Моя, Отцом небесным от вечности данная... Вспомни, как сказано в Святом Писании: "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои - как стадо коз, сходящих с горы Галаадской... как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока - ланиты твои под кудрями твоими... Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих..." И чувствуя, как щеки ее заливаются румянцем и из глаз безудержно текут слезы радости и благодарности Господу, Маша после этих слов Спасителя внезапно просыпалась. "Благодарю, Иисус, за то, что ты любишь меня! - затем долго молилась она в ночной тиши, стоя на коленях. - Моя вера в Тебя словно воскресла из мертвых, возродилась из тленного праха... Как я счастлива, что Ты открылся мне, мой возлюбленный Иисус!.." Еще через неделю девушку было не узнать: при любых обстоятельствах, в любую погоду спешила она на богослужение, не пропуская ни единого, сделалась вдруг весела, общительна и даже внешне заметно похорошела. "У нее кто-то появился!" - перешептывались опытные в сердечных делах сестры, неодобрительно покачивая головами. Однако в их маленьком городке, где все друг друга знали, плотский грех быстро бы обнаружился. О Маше же никто не смел сказать ничего дурного. Она даже одеваться, в отличие от большинства своих сверстниц, молодых сестер, стала еще строже. "Наша монашка", - прозвали ее тогда злые языки, теряясь в догадках, что же с ней, в самом деле, происходит. Вскоре Маша вновь удивила всех, испросив у Степана Кузьмича, пожилого пресвитера их церкви, разрешение помогать преподавателю воскресной школы. При прежнем ее робком характере такое служение было бы немыслимо. Теперь же у девушки почему-то все стало получаться. В то же время, Маша имела мудрость не спешить рассказывать другим о своих снах. Она хорошо понимала, чем это может окончиться, тот же Степан Кузьмич первым ее осудит... "На сны и "чудесные откровения" обращают внимание лишь последователи расплодившихся ныне шумных деноминаций! - время от времени в своих по обыкновению длинных проповедях, вознося указательный палец правой руки к потолку, поучал пастор. - Мудрый же Соломон словно для нас, баптистов, написал: "Сновидения бывают при множестве забот... во множестве сновидений, как и во множестве слов, - много суеты..." "Интересно, почему у нас никогда не вспоминают о вещих снах Иосифа, пострадавшего от единокровных братьев, или о ночном видении апостолу Павлу мужа-македонянина? - ни с кем не споря, в глубине сердца размышляла Маша. - Стало быть, случаются сны и от Господа..." Степан Кузьмич происходил из того рода служителей, для кого традиция была превыше всего. "До нас положено, лежи оно так вовеки веков!" - эти сильные, но, увы, односторонние слова протопопа Аввакума вполне могли бы выразить принципиальную позицию Машиного пастыря. Однажды, во время "испытания" перед крещением, Степан Кузьмич задал одному пожилому человеку свой излюбленный вопрос: "Что вы почувствовали в день вашего покаяния?" Старик сначала не расслышал вопрос, ему повторили, он, напряженно подумав, развел руками и простодушно и честно ответил: "Не знаю, ничего не почувствовал..." Степан Кузьмич нахмурился, крестить человека, неправильно отвечающего на такой вопрос он был не намерен. "Подумайте еще немного..." - не предвещающим ничего доброго голосом дал он последний шанс пенсионеру. "Радость! Счастье! Как на крыльях домой летел!" - начали подсказывать старику со всех сторон сестры. У них все правильные ответы уже давно были записаны в тетрадках... "Как на крыльях... домой летел", - неуверенно повторил за общим хором голосов старик. Степан Кузьмич смягчился, подобие улыбки появилось на его суровом лице: "Вот это другое дело, именно так рожденная свыше душа и должна отвечать!" К счастью, был еще в их общине и другой служитель, диакон Николай Харитонович, которому только и могла доверить свое сердце Маша. В советские времена Николай Харитонович служил морским офицером, многое повидал в жизни и потому, возможно, был более терпимым к неизбежному разнообразию христианского опыта и человеческих характеров. - Что, Машенька, у тебя на сердце сегодня? - с отеческой улыбкой спросил он, когда, после очередного вечернего богослужения, Симонова дождалась его у дверей церкви. Все члены общины уже разошлись по домам, один лишь сторож, с неразлучной метлой в руках, важно прохаживался по двору. Присели на последнюю скамью в зале, прямо под строгой надписью "Иди и впредь не греши!" на выкрашенной голубой краской стене. - Вот скажите, Николай Харитонович, - Машино лицо отобразило глубокое волнение, глаза заблестели, - можем ли мы, люди, в чем-то ограничить Бога или за Него решать, как Ему следует поступать, что делать? - Конечно, не можем! - ответил диакон, внимательно глядя на девушку. - Господь - Создатель всей вселенной, Горшечник, в руках Которого мы только глина, и Он лепит из нас то, что пожелает... - Слава Богу, что вы это подтвердили! - с горячностью воскликнула Маша. - А если это так, то может ли Господь порою и протестантам открываться не "по-нашему", то есть не только через Писание, а, скажем, даже и во сне, в видении? Он же Бог! - Почему ты об этом спросила? - настороженно осведомился Николай Харитонович. - Нечто подобное случилось с тобой? - Да! - закивала головой Маша, и слезы хлынули из ее глаз. - Что же тебя смущает? - диакон положил руку на плечо девушки, успокаивая ее. - Ты боишься ошибиться, от Господа ли твое видение? Боишься быть прельщенной? - О нет, совсем не то! Так больно, что я не могу поделиться с другими тем, что открыл мне Спаситель Иисус... Наша вера почему-то такая сухая и рассудочная... Так не должно быть! - Что же Иисус открыл тебе, Машенька? - мягко спросил Николай Харитонович. - То, что Он - живой и любящий Бог, и многое еще другое... - Маша вытерла слезы и умолкла, не решаясь поведать свой сон до конца. - Рассуди сама: то, что ты сейчас сказала, несомненно, известно и другим членам общины, - Николай Харитонович говорил медленно, осторожно подбирая слова, чтобы не ранить девушку, только Маша, не выдержав, все равно его перебила: - Да, это известно каждому, - кто не знает, что "Бог есть любовь"! - вот только, многие ли у нас пригласили Иисуса войти в глубину их души и сердца, многие ли пережили и почувствовали в действительности, сколь безмерно любит их Иисус, и ответили Ему искренней взаимностью? Не скользит ли наше благочестие где-то по поверхности, на уровне всезнающего и расчетливого ума, житейской привычки, почему-то принимаемой за святость? Николай Харитонович улыбнулся. - Боюсь, что сказанное тобой есть "вино неразбавленное", и не каждому по силам испить его. Нельзя требовать от других в точности того, что пережил ты сам. Бывает, и со мной Господь говорит не вполне обычно, только не думаю, что нам с тобой непременно следует теперь смущать общину своими таинственными рассказами. У каждого христианина, видишь ли, накапливается отчасти неповторимый духовный опыт... - Хорошо, - голос Симоновой задрожал от волнения, - но вы, по крайней мере, вы, Николай Харитонович, верите мне? - Да, Машенька! - твердо сказал диакон, и его глаза озарились светом веры. - Я ведь не слепой и тоже вижу, как ты переменилась в последние недели. Только не оставляй Слово, пусть общение с Богом через Священное Писание останется для тебя главным разговором с Ним! Теперь же давай помолимся... Николай Харитонович совершил короткую молитву о защите и небесном благословении Маши, и она в тех терпеливых, заботливых словах окончательно нашла покой своему сердцу. Прошло два года или немногим более того. И вот однажды к ним в церковь приехал жених из большого города. Он так неосторожно и сказал кому-то из местных братьев, что всюду ищет себе невесту... Сам из себя видный, с черными усами, лет тридцати. Приятным голосом пел на собрании, трогательно свидетельствовал о своем покаянии: дескать, всю жизнь шел к Богу, все церкви прошел, нигде не встретил истину, и вот я у вас... Нашлись добрые люди, тут же ему подсказали: есть, мол, у нас здесь одна, засиделась в девках, за любого пойдет. Пришел тот гость на занятия к Симоновой в воскресную школу. А у Маши как раз один из лучших уроков вышел - о верности Господу, какие бы злоключения ни случились в жизни... Дети в радостном возбуждении, тянут руки, хорошо отвечают. Маша сама взволнована, мила, чудные примеры приводит из Писания и христианской истории. В общем, запала она в сердце гостя. Не долго думая, на следующий день он и сделал ей предложение. Пообещал любить до гроба, если она, конечно, ответит ему своей благосклонностью... Половину ночи провела Маша в молитве, а утром жениху отказала. Так он, разобиженный, и уехал. Вся община замерла в изумлении. Пересудам не было конца. Симонову искренне не понимали, однако ее положение в общине тут же укрепилось. Маша не была совсем уж равнодушной к разговорам о ней, однако внешне ничем того не выражала, в глубине сердца сохраняя истинную причину всех последних перемен и ежедневно тихо повторяя в молитве: "О, возлюбленный мой Иисус, я навсегда останусь верной Тебе!.." 2004 г. --------------------------------------------------------------- (Полный печатный текст этой книги можно заказать по адресу: cap2@list.ru) --------------------------------------------------------------- Одно из административных зданий Большого дворца византийских императоров. Старое именование арабов-мусульман, потомков Измаила, сына Агари. 1 Возможность откровенно разговаривать с императором и даже возражать ему, право немногих избранных при дворе. 2 "Протестантское" учение, возникшее в VII веке и просуществовавшее много столетий, отвергало обрядность официальной Церкви и было известно строгостью нравов своих последователей. 3 Невозможно переоценить роль этих побед Льва Великого, которые, наряду с разгромом арабов французскими рыцарями Карла Мартелла в битве при Пуатье в 732 году, спасли христианскую Европу от насильственной исламизации (что имело место, например, в покоренной Испании). 1 Древние византийские пословицы. 2 Традиционное наказание для самозванцев. 1 Древний народный праздник, длившийся 24 дня (начиная с 24 ноября), каждый из которых посвящался отдельной букве греческого алфавита. Византийцы имели обыкновение особенно отмечать тот день, в который вспоминалась начальная буква их имен. 2 Прежний собор, 754 года, в исторических церквах не признается вселенским в связи с его иконоборческим (а потому "еретическим") характером. 1 Примечательно, что в этой палате Ирина и родила Константина. 1 Солнечные часы. 2 Дворцовая палата, служившая царским гардеробом. Знаки царского достоинства в Византийской империи. Прит. 10.19. 1 1 Ин. 1.1. 2 Деян. 5.15,16; 19.12. 1 Исх. 20.4,5. 2 Последователи Ария, ересиарха IV века, утверждавшего, что Сын не вечен, не существовал до рождения и не был безначальным. 1 Или монофизиты, сторонники ересиарха Евтихия (V век), учившего тому, что человеческая природа Христа "растворяется" в Его божественной сущности. 2 Последователи Нестория (V век), которые, как считалось, разделяли человеческую и божественную природы Христа в ущерб их гармонии в Богочеловеке. 3 Втор. 4.16-19. 4 Втор. 4.15-16. 1 Мф. 22.21. 1 Отк. 1.12-16. 2 1 Кор. 10.20. 1 Ин. 3.14. 2 Чис. 21.8,9. 3 4 Цар. 18.3-5. 4 Деян. 17.29,30. 1 Т.е. командира лоха, небольшого отряда. 2 Иисус Навин просил Бога остановить солнце, чтобы довершить разгром аморреев (И. Нав. 10.12). 3 Смысл этой византийской пословицы в том, что врагу было нанесено самое сокрушительное поражение. 1 Один из высокопоставленных военных чинов. 1 Мф. 22.1-14. 1 Один из высших титулов в византийской иерархии. 2 Пс. 17.27. 1 По древним церковным установлениям, цари - единственные лица из мирян, имеющие право по особым случаям входить в алтарь (через "царские врата"). 2 Народность в Византийской империи. 1 Ос. 8.7. * Быт. 43.1. ** 3 Цар. 17.12. * Пс. 93.9. 53