о беззаботно хихикаю. - Он учится жить, - замечаю я. - Хорошенький подарочек, не правда ли? Ну а я, допустим, позволю себе маленький трюк - и никакого риска. Подожди, не вешай трубку. Надо, чтобы ты была в курсе. И, по правде говоря, если бы ты была милой, очень милой с этим юношей, ты бы мне помогла. Мне ведь не так просто раздувать огонь из камеры-одиночки. Кстати, вы завтракаете по-прежнему все втроем? - Вчетвером. Старуха тоже спускается ко второму завтраку. - Тем лучше. Она, наверное, на одном конце стола, а братец - на другом. Ты сидишь напротив Марселя. Значит, надо быть полюбезнее, улыбнуться, что ли, пойти чуть-чуть дальше, чем того требует обстановка... Я прямо-таки отсюда вижу, как старуха в ярости выстреливает глазами во Фромана... Понимаешь, что значат эти взгляды: "И я должна все это терпеть под своей крышей!.. Не сомневаюсь, этот кретин жмет ей ножку под столом". Ты же - сама невинность - как ни в чем не бывало передаешь то налево, то направо корзиночку с хлебом или графин. Иза не выдерживает, прыскает со смеху. Мы опять соучастники. Смеемся в одной тональности, как в дуэте. Нам не нужны рукопожатия. Поцелуи тоже. - Попробую, - обещает она. - Они такие противные. Будь осторожен. О да! Я осторожен! Более того, я настороже. Вот уже два дня, как не видел Марселя. Минутная встреча с Изой. Она шепчет мне: "Все в порядке!" Я прогуливаюсь по парку в одиночестве, костыли привязаны к коляске, как весла к борту лодки. По телевизору я видел, как навозные жуки без устали толкают свой навозный шарик. Я, навозный жук, со слепым упорством обкатываю свою ношу вокруг партнеров, над которыми порхают легкокрылые бабочки. Все питает мою злобу. Даже воздух, которым я дышу. Возвращаюсь к себе, чтобы написать очередную страницу. И вдруг - о чудо - стук в дверь: это Фроман, а я-то собирался вздремнуть после завтрака. Весьма сердечно настроен этот Фроман. Обаятельная улыбка барышника. "Надеюсь, я не помешал?" - куртуазный вздор. Садится в кресло. - Я как раз занимаюсь делом, которое мне весьма дорого, - с ходу начинает он. - Иза вам, должно быть, говорила... что я намерен на ней жениться? - О, вскользь... Но мне не показалось, что это серьезно. - Серьезнее не бывает. Доказательства? Она почти что дала согласие. И поэтому я здесь. Испытывающий взгляд в мою сторону сквозь полуопущенные веки. В этой игре в покер я никого не боюсь. - Скорее всего это добрая новость, - роняю я наконец. - Бедная Иза. Я так часто думаю о ее будущем... А вы уверены, что делаете это не из милосердия? Он разглядывает меня. Откровенно ошеломлен. Слово "милосердие" в моих устах по его адресу... Неужели я глупее, чем он предполагал? Я улыбаюсь. Он улыбается. Два старинных друга, каждый ценит деликатность другого. Он продолжает: - Я хочу сделать ее счастливой... а тем самым и вас. - Спасибо. - Поэтому я намерен изменить свое завещание в ее пользу... Солидный вклад, можно сказать, капитал, который обезопасит вас обоих. - Обезопасит от чего именно? Он понял, что я хотел сказать: обезопасить от кого именно? Делает неопределенный жест, означающий пространство за пределами стен, туманный горизонт. - Никто не властен над будущим. Я могу умереть. Разумеется, мои близкие не должны остаться потерпевшей стороной. - Иза не позволила бы, - заметил я. - Она абсолютно бескорыстна. Я даже не знаю, примет ли она сделку, о которой вы думаете. - Она колеблется, - признался он. - Однако мои обещания стоят того, чтобы она подумала. Я не утверждаю, что она будет богата в будущем, но даю вам слово, что ей не придется жаловаться. Он берет с камина пепельницу и сбрасывает длинный цилиндрик пепла. Затем меняет тон, становится "господином президентом". - Я рассчитываю на вас, - рубит он. Уговорите ее. Я не люблю проволочек. Сигарой указывает на мои уложенные рядом, укрытые пледом ноги, как на театральные аксессуары. - Я полагаю, что был с вами корректен. Еще одно слово. Мне известно, что вы часто встречаетесь с Марселем. Лучше пореже! Пореже! Марсель - глупец, избалованный матерью. Бросьте это! Снова обаятельнейшая улыбка. Властно жмет руку. - Если вам что-либо понадобится, самое главное - не стесняйтесь. Дружеский жест с порога. Он оставляет облако сигарного дыма и бешенство в моей душе. События, однако, ускоряют свой ход. Пора начать ими управлять. До самого вечера я до тонкостей отрабатываю свой план, после обеда вызываю Изу. - Ты можешь зайти? Есть разговор... Она хороша, причесана изумительно, серьги, которые я никогда раньше не видел, придают таинственный блеск ее глазам. Она видит, что я смотрю на них, порывается их снять. - Не беспокойся, - говорю я. - Это не подарки, скорее награда за мужество перед лицом врага. Игривый тон мгновенно помогает звучать в унисон. Я велю ей подойти ближе к кровати и резюмирую разговор с Фроманом. - Что я должна делать? - спрашивает она. - Соглашайся. Но в то же время начинай подогревать Шамбона... совсем невинно... как молодая женщина, в скором будущем родственница... А родственные отношения допускают маленькие вольности. "Добрый день, Марсель". Невинный поцелуй утром. "Спокойной ночи, Марсель". Поцелуй вечером... чуть-чуть нежнее - ведь старухи рядом нет, Фроман вроде бы не обращает внимания. На самом деле он все видит и перевернет все вверх дном, чтобы ускорить брак. А когда вы поженитесь, придумай что угодно, чтобы он удалил Марселя. Надо все пустить в ход, вплоть до того, чтобы внушить ему, что этот кретин Марсель тебя преследует. В каком-нибудь филиале непременно найдется подходящее место. Мне необходимо, чтобы Шамбон терзался некоторое время, тем более, что ты будешь ему позванивать, невиннейшим образом, под предлогом проведать, как жизнь. Мне надо, чтобы он сох по тебе. Я тоже буду ему позванивать. О его возвращении позаботимся, когда он дойдет до кондиции. - Ты сошел с ума, - шепчет она. - А, господин комиссар! Клянусь, я не соскучился, нет. Однако вспоминал, как вы там поживаете. Др╕ аккуратно кладет на спинку стула плащ, кашне, шляпу - он педант - и садится перед Ришаром, который сам с собою играет в шахматы. - Как видите, - начинает он, - делаю вид, что продолжаю следствие для госпожи де Шамбон. - Опять! Так эта комедия еще не скоро кончится? - Дело в том, что в ее соображениях есть определенная логика. Для нее сомнений нет: брата убили. В таком случае, кто? - Вот именно, кто? - повторяет Ришар. - Ваш конь, - замечает Др╕. - Я бы пошел. Вы позволите? Он передвигает фигуру на доске. - Браво, - соглашается Ришар. - Так вернемся к госпоже де Шамбон. Может, она с приветом? - Может, и с приветом, только хитрюга. Ее последнее открытие... о, уверяю вас, чего-нибудь да стоит!.. Представьте себе, она снимает трубку, но не для того, чтобы звонить мне, - я для нее мелкая сошка, - а для того, чтобы побеседовать с начальством, которое не решается послать ее ко всем чертям. - Так что это за последнее открытие? - Она вбила себе в голову, что в Братскую помощь звонил не ее брат. Ришар задумчиво скребет подбородок черным слоном. - Не понимаю. - Что тут непонятного? Очень даже понятно. И вовсе не глупо. В самом деле, человек из Братской помощи слышал голос, но ведь он не знает, какой именно голос у Фромана. Это мог быть чей угодно голос. - Вы хотите сказать, что... - Не я хочу сказать. Она!.. Она хочет сказать, что ее брата могли убить, а потом позвонить от его имени. - Придумано ловко, - допускает он. - Один такой ход, и мне шах и мат. - Каким образом? - Ну конечно! Если все происходило так, как она предполагает, преступление было преднамеренным. Трудно представить себе таинственного убийцу, вошедшего через застекленную дверь и сымпровизировавшего подобную сложную мизансцену. Следовательно, преступник - кто-то из проживающих в замке. Но Иза была у друзей, Шамбон в кино... Остается... да, черт возьми... остаюсь я... Она клонит именно к этому, старая кляча. - Вы быстро соображаете, - замечает Др╕. - Представьте, я знаю, сколько будет дважды два, и знаю, что она меня терпеть не может. И вот доказательство. - О, доказательство! Вы явно торопитесь! - Комиссар полиции по горло сыт ее домыслами, но городские власти рядом, и комиссару очень хотелось бы положить конец разговорам о деле Фромана. - Моя задача состоит в том, чтобы управлять старой дамой, сказав ей примерно следующее: "Нам это тоже приходило в голову, но только не надо, чтобы преступник о чем-нибудь догадывался. В настоящее время мы разыскиваем магнитофонную запись голоса господина Фромана. Когда мы найдем кусок пленки (а он ведь часто выступал), мы дадим его прослушать сотруднику Братской помощи. - Вы серьезно? - Ну а как же! Просто надо выиграть время. Ришар жадно затягивается. - Заметьте, - говорит он. - Все это мне абсолютно безразлично. Даже скорее забавно. На вашем месте я согласился бы с версией преступления. - Э, тихонько! Ни звука, ни слова. Будем помалкивать. Это, кстати, в ваших интересах. Он надевает плащ, кашне, слегка надвигает набок шляпу, протягивает палец к шахматной доске. - Продолжайте играть. Белый конь, да... против черного слона. - Из вас вышел бы хороший партнер, - замечает Ришар. Не могло быть и речи о том, чтобы я присутствовал на бракосочетании. Я был тем, кого следовало прятать, - бывший ярмарочный паяц, калека, соперник и жертва в одном лице. На некоторое время следовало стушеваться, не подавать признаков жизни. Садовник приносил мне еду, словно заключенному. Шамбон навещал тайком, впопыхах, все более и более возбуждаясь. - В конце концов, - кричал он, - сделайте что-нибудь, черт возьми! Вы ведь еще имеете на нее какое-то влияние. Запретите ей принимать предложение дяди. Это чудовищно! Вы-то прекрасно понимаете, что он ее покупает. Если бы я был на вашем месте... - Ты бы его убил? - подсказывал я. Он смотрел на меня растерянно, однажды даже заплакал. - Да, я люблю ее. Вы правы... Ничего не могу с собой поделать. Я словно не жил до сих пор. Вот вы, Ришар, вы когда-нибудь любили? - Мне кажется, да. - И вы уже не помните, что с вами было? - Нет. Знаешь, все идиоты одинаковы. - А теперь вы выздоровели. - Я не выздоровел, я умер. Шамбон скривился. - С вами невозможно серьезно разговаривать. Вы не хотите мне помочь? - Все очень просто, малыш Марсель. Давай его укокошим. Нет, я не шучу. Вот что значит играть по крупному. Надо дать рыбке попасться на крючок, а потом уж дергать леску. Шамбон ускользал. Мне оставалось ждать. Два или три дня спустя он сообщил, что у него с Фроманом была бурная сцена. - Я категорически отказался присутствовать на церемонии. Сказал ему, что он выставляет себя на посмешище перед всем городом, а Иза по его милости выглядит интриганкой - ничего себе пара! В общем, наорал на него так, что он стал мне угрожать. "Если ты сию минуту не замолчишь, я дам тебе пощечину". Так и сказал. Но если бы он меня ударил, я бы избил его в ту же секунду, клянусь вам. Что он о себе возомнил? - А что мать? - В кои-то веки на моей стороне. - Ты доволен? - Когда выговоришься, легче на душе. - Согласен! Но что это меняет? А? Ты бы признался Изе, что без ума от нее, - как знать, может, в последний момент она и отказала бы Фроману. Молчание. Я нахожу эту минуту столь же упоительной, как и те лучшие мгновения, которые выпадали на мою долю. Шамбон бледен как смерть. Он взвешивает все "за" и "против" по привычке примерного бухгалтера. Наконец решается: - Вы не могли бы поговорить с ней? - Ты что, смеешься? - Ничуть. Только начните. А потом... потом... думаю, я выпутался бы. Впрочем, нет. Все кончено. Вы правы. Я слишком долго медлил. Он уходит, как и пришел, бормоча что-то себе под нос, в совершенной растерянности. Я тут же вызываю Изу, кратко пересказываю разговор, по крайней мере то, что ей положено знать. - У него земля уходит из-под ног. Не удивляйся, если он выкинет какую-нибудь глупость. - Например? - Например... бросится к твоим ногам. Он из таких. Или будет умолять, чтобы ты не выходила за Фромана. Я не хотел бы теперь огласки. Рановато. Ты уверена, что можешь подогревать его страсть, не доводя дело до скандала? - Трудновато, - говорит она. - Теперь, когда Шарль обеспечил наше будущее. Она смотрит на меня озабоченно. - Послушай, Ришар. Ты хотел, чтобы я стала женой Шарля. Меня от этого воротит. Не настаивай, чтобы в довершение всего я подогревала желания несчастного Марселя. Это было бы слишком мерзко. - Нет, не надо его возбуждать. Всего лишь выглядеть снисходительной. Не отталкивать, если угодно. Когда он попытается поцеловать тебя, мило пожури его. Дай понять, что он опоздал, что его место занято. Ясно?.. Жури, но любя. После свадьбы... Позднее... можно подготовить развод... Она впервые чувствует, что я хитрю, притворяюсь, а потому встревожена. Я спешу добавить: - Не забывай, Фроман уже дважды разводился. В третий - раз плюнуть. Как только он заметит, что ты не пылаешь страстью... - Ришар! - Прости. Я называю вещи своими именами. Но в конце концов прав я или нет? Племянника он пошлет ко всем чертям, а заодно и нас. - Ты представляешь, какие сцены мне придется выносить? - Я буду рядом. - Поклянись, что отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Я хладнокровно клянусь, зная, что лгу ей. Ласкаю кончиками пальцев ее щеку. Она пришла бы в ужас, если бы только заподозрила, что я затеваю. - Ну, не бойся! Иди к нему, к этому проклятому Фроману. Не такое уж он чудовище. И все же, помимо моей воли, нетерпение и тревога... Какая пытка! Бывало, я не только мог создавать событие, но и конструировать его в мельчайших деталях, доводить до состояния отлаженного механизма. Но Шамбон?.. Солома, намешанная в металл. Непостоянный, кидающийся в крайности. Хуже мальчишки. А если, к несчастью, он и впрямь начнет интересовать Изу? Грубые страсти вокруг нее! Страсти, которые я поощрял, почти что зажег собственноручно... Иза - это Иза, сердце мое, душа моя. Но в конце концов ее покинул демон подвижничества. Впервые она узнала, что такое покой, комфорт и, пусть лишь на ощупь, богатство... Шамбон тут как тут, готов все бросить к ее ногам. Глупец. Ничтожество. Трус. Я уже мало что значу. Иза всего-навсего женщина. Когда я убью Фромана... в том-то и дело: этому ничтожеству я даю зеленую улицу... Вот почему мне нужно ее соучастие в преступлении... это единственный способ отнять у него Изу. В каком же дерьме я увяз! Из-за мелкого тщеславия! Ладно. Продолжаю свой бортовой журнал. Прошло несколько дней. Немало дней. День свадьбы приближался. Что же дальше? Пустота. Иза нервничает. Шамбон все больше и больше выводит меня из себя. Нашел, с кем говорить о своей любви! Мы кружимся вокруг этой нездоровой страсти, как студенты-медики вокруг патологии беременности. А Иза? Она примеряет наряды. По горло занята приготовлениями к светской церемонии. Пытается утаить от меня свою непристойную радость, а сама так и светится. Я сам пожелал все это. А теперь локти кусаю. И вот канун свадьбы. Записываю. Иза ворвалась как вихрь. Приоткрывает дверь: - Готово! Марсель... - Что? Объясни ради бога. - Марсель... Чуть меня не задушил. Целовал силой! А Шарль рядом в комнате. Мог нас застать. - Надеюсь, ты его отбрила? - Не посмела. Бедный мальчик! Он никогда ни с кем не целовался. "Я не виноват, что люблю вас!" - И тебя все еще волнует это обстоятельство? - Согласись, что:.. Постой. После приема мы отправимся на остров Олерон. - Как?! Это не предусмотрено программой! - Нет. Я даже не знала, что у Шарля там вилла. Он хочет провести там дней десять. Я тихонько набиваю трубку, чтобы дать уняться сердцу: - Вот видишь, я не делаю из этого драмы. Она перебегает комнату, молча прижимает меня к себе и исчезает. Мне остается только напиться и впасть в спасительное пьяное забытье. Начну сию же минуту... С этого момента в моих воспоминаниях - туман. Жермен приносил мне коньяк: "Вам не следовало бы столько пить. Вот заболеете, а я буду виноват". Зато время летело с изумительной быстротой. Шамбон заходил ко мне, когда мог. И не долго думая, последовал моему примеру... После пары рюмок он гарцевал на грани лирического опьянения. - Она любит меня! - кричал он. - Она все мне обещала. Я скрывал от вас. Представьте, я целовал ее, а она, знаете, что она мне сказала? Она мне сказала: "Потом". (Мерзавец! Ничтожество! Лгун!) - И тем не менее она жена другого. - Да, если угодно. Но любит она меня - Иза, красавица... За Изабеллу! Он поднимал рюмку, опрокидывал ее одним махом, откашливался, затем растягивался на моей кровати. - Расскажите мне об Изе... У нее был мотоцикл? - Да. Красный "кавасаки". Она стояла на седле, затем ловила веревочную лестницу, сброшенную с вертолета. - Представляю... как воздушная гимнастка... С ума сойти! - О! Это пустяки. Вообрази только, однажды она сделала одиннадцать кульбитов в "Фольксвагене"... Надо резко затормозить на скорости 80 километров в час, затем поворот, а дальше все идет само собой... только уж тряхнет тебя, будь здоров! Она немного повредила себе левое запястье... До сих пор шрам. - Не может быть, - бормотал он. - Что не может быть? - Да то, что она меня любит. Меня! Без всякого перехода он ударялся в меланхолию, и дело доходило чуть ли не до слез. Я подливал ему в рюмку... - Ты уверен, что она сказала "потом"?.. Он оживал, жадно хватал рюмку. - Уверен. Но сначала она поцеловала меня сама. - Но, может, "потом" означает, что она подождет, пока не овдовеет? - О, клянусь тебе, ей недолго ждать. Он задумывался о насилии, на которое был неспособен. Я же, будто у меня и не было иных забот, как помочь ему, говорил: - Мне пришла в голову одна мысль. А что, если твой дядя покончит с собой? Кажется, немыслимо произносить подобные вещи хладнокровно. Но в алкогольном угаре дело представлялось мне вполне реальным, тем более что я уже долго обдумывал его. Шамбон был не в состоянии рассуждать на эту тему. Более того, моя идея показалась ему блестящей. Он шумно высказал свое одобрение. - Только, чур, надо, чтобы это было похоже на настоящее самоубийство. По неизвестной причине твой дядя мог бы выстрелить в себя из револьвера: это выглядело бы правдоподобно. - У тебя есть револьвер? - спрашивал Шамбон. - Конечно. Когда я играл в гангстеров, я был вооружен. Где-то там... Автоматическое оружие бельгийского производства. Могло бы пригодиться. Но было бы лучше, если бы револьвер принадлежал твоему дяде. - А у него как раз есть... Валяется где-то в ящике в библиотеке. Это все знают. Идемте со мной - покажу. Вот так, пока Фроман с Изой гуляли по пляжам острова Олерон, мой план принял конкретные очертания и начал будоражить воображение Шамбона. В его сопровождении я впервые посетил личные апартаменты Фромана, его кабинет, библиотеку. Ковыляя на костылях, я все высматривал, запоминал подробности: как расставлена мебель, расположение дверей, выходивших в парк. - Вот видишь, достаточно застать его врасплох, и можно застрелить в упор. Кроме того, мне пришло в голову еще кое-что. Идея недурна, но подожди немножко... Прежде всего револьвер. Это был старый военный револьвер в довольно хорошем состоянии. Я его разобрал, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Барабан действовал хорошо. - А ну-ка, попробуй. Шамбон отпрянул, словно я протянул ему змею. - Нет, я не смогу, - пробормотал он. - А если это сделаю я, хватит у тебя смелости говорить по телефону? - Думаю, что да. Но зачем? Там, в кабинете Фромана, я и рассказал Шамбону о задуманном. По мере того, как я говорил, план все более и более прояснялся, и вскоре мы оба были возбуждены настолько, что, появись старик в то самое мгновение, мы бы его пристукнули. - Гениально! - повторял Шамбон. Он был сильно под парами и воспринимал мой план как некую великолепную мистификацию. Возражения должны были появиться позднее. Я перезарядил оружие и долго вытирал его, прежде чем снова положить в ящик. - Ты меня понял, - обратился я к Шамбону. - Риска никакого, при условии, что ты будешь держаться с матерью как подобает. Но все полетит к чертям, если такой недоверчивый человек, как она, что-нибудь заподозрит. Тогда - тюрьма. Словечко попало в точку. Шамбон рухнул в кресло. - Хочешь запугать меня, - прошептал он. Пользуясь его смятением, я продолжал: - Выбирай... тюрьма или Иза. На его жалкой физиономии легко было проследить перипетии борьбы, разыгравшейся в его сознании. Я не сомневался в успехе. Мало-помалу к нему вернулась уверенность, на мой взгляд, даже излишняя. - Мать ничего не узнает, - торжественно заявил он. - Опусти голову под кран - так будет вернее. Незадолго до полуночи он позвонил мне. - Трюк ваш хорош. Только во многих деталях концы с концами не сходятся. Этот кризис я предвидел; знал, что Шамбон, как только отрезвеет, придет в ужас и будет изыскивать способы отступления. Я был готов идти до конца. В особенности я настаивал на том моменте, который более всего терзал Шамбона. Его роль сводилась к сущей мелочи: поговорить по телефону или, точнее, пересказать согласованный заранее текст, а затем дотащить тело до письменного стола. Фроман грузен, но расстояние было невелико - всего несколько метров, так как я, без сомнения, убил бы его в коридоре. Когда именно? - Все это мы спокойно отрепетируем, - сказал я. - Как на сцене. А теперь постарайся заснуть и оставь меня в покое. ...Вскоре супруги Фроман вернулись, и внешне жизнь в замке пошла своим чередом. За исключением одной детали. Только деталь ли это? Иза отошла от меня. Перестала быть моим двойником. Испытывала неловкость. Я не встречался больше с ней взглядом. Это было равносильно потере смысла жизни. Тогда зачем ждать? Пришло время свести счеты. Некоторое время я медлил. По возвращении Изы я опасался какой-нибудь вспышки, из-за которой все могло осложниться. Пока я искал решение, приходилось давить на Шамбона. Но это было так же трудно, как регулировать огонь, на котором стоит кастрюля с молоком. Он навещал меня все реже. Я видел, что он что-то замышляет, и пытался расспросить его. - Да нет же, - протестовал он. - Всем на меня наплевать. Иза меня избегает. Дядя даже не смотрит в мою сторону. Но это не значит, что я сдаю позиции. - Ладно. Тогда давай работать. И мы повторяли текст, который он должен был наболтать дежурному по Братской помощи. Это был забавный экзерсис. Иногда подобие ужаса сводило ему рот. Я отдавал себе отчет в том, что доведу его до депрессии. Последующие события показали, что я был прав. Однажды вечером Шамбон позвонил мне и сказал, что он все обдумал и решил уехать из Анжу. Директор отделения в Нанте подавал в отставку. Почему бы не занять его место? "Раз уж здесь все против меня!" - добавил он. Его отъезд означал катастрофу. Вдали от Изы он кончит тем, что будет иметь на нее зуб, и все обернется против нас. Он заговорит. Выболтает все Фроману. Чтобы отомстить, повысить свои акции. Тут-то заранее все было ясно. Я был прижат к стенке. О нюансах говорить уже не приходилось. Надо было действовать решительно. Я ему выложил все начистоту. Он слушал меня с видом упрямца, полный решимости не уступать. - Ты не разбираешься в женщинах, бедный мой Марсель. Попытайся понять, что Иза не может стать твоей. Дело не в осторожности, а в деликатности. - Правильно. Именно поэтому будет лучше, если я уеду. - И тебя мало волнует, что ты сделаешь ее несчастной? Протри глаза, идиот. Она же любит тебя и не простит, если ты уедешь. Твой дядя не способен сделать ее счастливой. Так я плел одну пошлость за другой. Все средства были хороши. Мало-помалу он смягчился. Я воспользовался этим. - Если бы ты мог подождать несколько месяцев, твой дядя покончил бы с собой. Это немного удивило бы тех, кто его знал, но ведь такое случается, не так ли? Если же он убьет себя сейчас, через несколько недель после свадьбы, тут уж, поверь, шуму будет много. Все перевернут вверх дном. Он зло посмотрел на меня. - Но вы же сами сказали, что нам нечего бояться. - Я и сейчас это говорю. Но ты заставляешь покончить с ним, не мешкая. Что ж, я готов... Ты-то выстоишь перед полицией... и перед матерью?.. Ее я боюсь больше всего. - Эко дело, - бросил он. - Я лгу ей с самого детства. Немножко больше, немножко меньше! - В таком случае дай мне два-три дня на размышление, надо обмозговать каждую деталь, и мы попробуем. Странный малый! Он пожал мне руку, с виду успокоившись и даже повеселев, словно мы договорились съездить на рыбалку. Я начал обдумывать дело в мельчайших подробностях. В субботу Фроман собирался присутствовать на каких-то политических сборищах, так как кампания муниципальных выборов уже была запущена. Возвращался он поздно, ставил машину в гараж и, прежде чем отправиться спать, на минуту заходил в кабинет. Следовало напасть на него в гараже. Затем дотащить тело до кабинета, а это уже вопрос инсценировки. Оставалась проблема алиби. Это несложно. Я устрою так, чтобы Иза отправилась играть в бридж. Шамбон пойдет в кино, на четырнадцать тридцать, - надо непременно сохранить билет. Он вернется в замок на своей "пежо-604", но оставит ее несколько поодаль. Затем, когда все кончится, он снова сядет в машину и к одиннадцати появится у ворот. Жермен будет свидетелем. Что касается меня, то, одурманенный каким-нибудь снотворным, я стану слеп и глух, к тому же увечье ставит меня вне подозрений. Я снова и снова анализировал каждую мелочь, мысленно проигрывая всю мизансцену, и был абсолютно уверен в себе. Только Шамбон оставался слабым звеном. Но любовь заменит ему мужество. Вперед! Фроман был обречен. - Это опять вы, комиссар! Нет, я вовсе не сетую на ваши визиты. Входите. Я просто удивляюсь. Значит, следствие не закончено? Др╕ без приглашения плюхнулся в кресло, тем временем Ришар на костылях доковылял до коляски, в которую уселся довольно ловко. - Как вам удается сохранять форму? - спросил Др╕. - Немного гимнастики каждое утро, и очень строгий режим. И потом я ведь крепкий. - Это заметно. Комиссар задумался, затем спросил: - Вам приходилось разговаривать со старой дамой? Ришар расхохотался. - Конечно, нет. С меня хватает и того, что иногда я вижу ее в парке, выслушиваю ее сына, когда ему охота со мною откровенничать. Брр... Знаете, комиссар, я веду очень уединенный образ жизни. - Хотелось бы этому верить, - прошептал Др╕. - Сейчас она сочиняет целый роман. Я узнал кое-что любопытное. Много лет назад господин де Шамбон, ее муж, погиб на охоте в результате несчастного случая. Неосторожный - прыжок через изгородь... случайный выстрел... короче говоря... Марсель был еще совсем ребенком. Мать воспитала его так, словно ему тоже уготована смерть от несчастного случая. Можете себе вообразить. Ваша сестра, наверное, рассказывала вам все это. - В самых общих чертах. Старуха нас не интересует. - Зато вы ее чертовски интересуете, - воскликнул Др╕. - Она мирно царила в душе своего сына и брата, и вдруг сваливаетесь вы, более чуждые для ее мирка, чем марсиане. Что же происходит? Брат ее влюбляется в вашу сестру до такой степени, что женится на ней. А сын, я чуть было не сказал, влюбляется в вас, в общем, вы меня понимаете. Вы околдовали этого молодого человека. Др╕ тихонько засмеялся. - Зорро на костылях, - вставил Ришар. - Извините. Поверьте, что... Ладно. Я точен в определениях, не правда ли? Тем временем господин Фроман кончает с собой как раз тогда, когда намеревается пересмотреть свое завещание. Старая дама понимает, что ее сын, возможно, подстрекаемый вами, кружится вокруг вдовы. Неужели я преувеличиваю? - Немножко преувеличиваете, впрочем, ладно. Вы только что говорили о романе, который она сочиняет. - Да, говорил. Она убеждена, что ее брата убили. Но ей пришлось признать, что ваша сестра и Марсель де Шамбон вне подозрений. Так вот, ей пришло в голову, что некто вошел через парк и инсценировал самоубийство, в частности, переговорив с человеком из Братской помощи... А посему поиски, которые я вел, ни к чему не приведут, что и следовало ожидать. Теперь у нее другая версия. Она предполагает, что у вас сохранились кое-какие связи с прежними друзьями, головорезами вроде вас, которым вы поручили действовать... Постойте! Еще она думает, что теперь и она в опасности... - Из-за меня? - Разумеется. Кстати, она мне разъяснила ваш замысел. Все очень просто. Вы умертвите ее с помощью какого-нибудь фокуса, которому вы научились, снимаясь в кино, и наложите лапу на ее состояние и замок. Урезонивать ее бесполезно. Она в полной панике. Именно поэтому я здесь. Надо сделать вид, что мы принимаем всерьез ее бредни. В какой-то степени мы даже обязаны это сделать, так как не все ее разговоры - плод воображения. Например, поместье не охраняется. Сюда можно проникнуть беспрепятственно. Привратники не в счет. Кто берет на себя труд запирать двери по вечерам? - Жермен. Он делает что-то вроде обхода, но ведь отверстий в заборе сколько угодно! - Вот видите! Кстати, вот еще что: о ваших бывших друзьях. Вы, наверное, даете им о себе знать время от времени? - Нет, я порвал со своей прежней жизнью. - Совершенно? - Почти. Я не хочу никого стеснять. Но если вернуться к сумасшедшей старухе, то ее мысли весьма забавны и довольно логичны. - Шамбон часто вас навещает. Его мать утверждает, что он постоянно торчит у вас и вы его спаиваете. От него якобы пахнет алкоголем, когда он поднимается поцеловать ее перед сном. Могу добавить такую деталь: он начал пить незадолго до смерти своего дяди. - Ладно, - добродушно произнес Ришар. - Признаюсь вам во всем. Мы старые соучастники - Марсель и я. Мы кокнули папашу Фромана, если тетушке это доставит удовольствие. - Вы правильно делаете, что смеетесь, - заметил Др╕. - Противно, что она постоянно названивает и плетет всякую чушь. Клуб мамаш, как говорит мой заместитель, в восторге от этого, зато начальство в раздражении. Послушайте, скажу вам откровенно: а не могли бы вы уехать с сестрой на некоторое время? Ришар подмигнул. - До окончания выборов. Др╕ быстро поднялся. - Представьте себе, да. Как вы умеете быть неприятным! - Это что, приказ... сверху? - Никоим образом. Это мой совет. Дружеский. В ваших же интересах. - Я отвечу. Плевать мне на общественное мнение. Я остался без ног. Значит, я - пожизненный зритель и нахожу, что игра стоит свеч. Не время покидать место. Др╕ искал, что бы ответить, и не находил. Затем в ярости вышел. Набивая трубку, Ришар прошептал: "Подумать только, нет ничего святого. Пострадавший - это я, месье". Среда. Еще три дня. Даже меньше. Я дожидаюсь середины дня. В это время Фроман обычно заезжает на завод: мне это известно от Шамбона. Я снимаю телефонную трубку. - Алло... Можно попросить господина Фромана? - Простите, по какому вопросу? - По личному и срочно. - Не вешайте трубку. Молчание. Гулко стучит сердце. Когда-то я был хладнокровнее... Вдруг голос Фромана - властный и уже раздраженный. - Да... Кто это? - Господин Фроман? - Да, слушаю. - Вам следовало бы лучше следить за своей женой. Ее часто видят с другом. Сразу вешаю трубку. Насколько я знаю Фромана, он в ярости. Бедняга! Весь вечер будет распалять эту ярость, но не позволит ей выплеснуться наружу. Пока что. Ему, конечно, известно, что племянник занят его женой несколько больше, чем требуется. Известно с некоторых пор. Но теперь скандал становится публичным. Надо резать по живому. Он и отрежет. Завтра четверг. А может, пятница. Без звука. Без пустых угроз. Что он может сделать? Не надо забывать, что если он ударит по Шамбону, тем самым ударит по собственной сестре. Итак, удалить Шамбона? Отправить его в один из филиалов? Этого мало. Если Шамбон и Иза захотят встречаться, расстояние для них не помеха. И потом, почему бы ему сваливать все только на Шамбона? Почему не на саму Изу и - рикошетом - не на меня? Он может вернуться к распоряжениям, принятым в нашу пользу, или прогнать нас. Или же сказать Изе: "Если ты будешь встречаться с Марселем, я выставлю твоего брата за дверь". Я закрываю глаза и испытываю лишь минутное мозговое возбуждение. Нервы мои также убил Фроман. Неминуемо надвигается грязная семейная ссора. Кстати, какое мне дело до этого? Главное в моем замысле - чтобы дядя сцепился с племянником, чтобы робкие поползновения Шамбона превратились в некий безумный огонь, чтобы им владело одно желание: устранить препятствие. Теперь одно из двух: либо он изо всех сил станет помогать мне убрать Фромана, и тогда мы - Иза и я - хозяева положения. Либо он рухнет, и Фроман уничтожит нас вторично - и меня, и Изу. Вот так-то! Четверг. В два часа звонок Изы. Так и есть. Вспышка все-таки произошла. Но не взрыв. Скорее, внутреннее извержение. Фроман выглядел внешне спокойным, хладнокровным. За кофе он миролюбиво сказал племяннику: "Ну и подонок же ты!" А затем Изе: "Для шлюх у меня почасовая ставка". Затем он продиктовал свои условия. Шамбон отправится в ссылку, в Гаврское бюро - с запрещением трогаться с места. Изу ждет заточение в замке. Средства будут урезаны, назначена встреча с нотариусом. Зачем? Тайна. Теперь обо мне: под предлогом реабилитации после травмы меня, кажется, отправят в приют. Короче, гнев мелкого буржуа, которому наставили рога. А что старуха? Ее он еще не поставил в известность. Итак, мой телефонный звонок сразил всех наповал. Иза буквально в ужасе. Почва ускользает из-под ног. В ее воображении мы уже отверженные, нищие. Она во всем обвиняет меня. Я же преспокойно ожидаю Шамбона. События мне повинуются. Если я и проигрываю по части эмоций, то выигрываю в холодной трезвости. Фроман не изменит своего распорядка дня, дабы подчеркнуть, что домашние неприятности не в силах поколебать безмятежность его духа. В глазах всего света он должен оставаться господином Президентом. Значит, как обычно, он отправится на цементный завод, Шамбону же там появляться запрещено. Он ринется сюда, чтобы разыграть взбунтовавшегося хвастуна. И действительно, через некоторое время Шамбон вваливается ко мне в крайнем возбуждении. Даже не дает рта открыть. Говорит... Говорит... Ходит взад-вперед, пихает ногой ковер. Однако, вопреки моим ожиданиям, злится он главным образом на свою мать. Старуха, кажется, на стороне Фромана. - Нам остается поставить крест на неделимости имущества! - кричит он. - В таком случае придется продать Ля Колиньер, и мы еще посмотрим, кому от этого будет хуже. Интересно, что я буду делать в Гавре? Иза подаст на развод, я подожду ее там, и баста. Он воображает, что может диктовать нам, как жить! Чертов Шамбон! Все еще носится с разводом, все еще пытается увильнуть от последней, решительной стычки с Фроманом. А ведь он знает, что стрелять-то буду я, и ему нечего бояться. Все норовит улизнуть, а разыгрывает благородного влюбленного, готового на любые жертвы. Меня так и подмывает двинуть ему костылем в физиономию. Но я слушаю, покачивая головой, будто поддакиваю. Когда же наконец он плюхается в кресло прямо передо мной, я невозмутимо заявляю: - Бедный мой Марсель, ты становишься идиотом. Я изучил возможность развода. Если бы тут были шансы на успех, за нее следовало бы ухватиться. Ведь не от хорошей жизни я дошел до мысли избавиться от твоего дяди. Это единственное средство освободиться от тирана, из-за которого жизнь становится невыносимой. Слово "тиран" ему явно нравится. Мне нетрудно доказать, что Фроман благодаря своим связям манипулировал бы адвокатами, судьей и всеми, кто был бы занят бракоразводным процессом. Он сделал бы все, чтобы довести Изу до нищеты. - Да и тебя разорил бы, глазом не моргнув. - Моя мать богата, - возражает Шамбон. - А кто управляет ее состоянием?.. А? Опять он. Согласись, ты в его руках. Послезавтра вечером все провернем. Он должен присутствовать на собрании ветеранов войны, даже газеты об этом пишут. Но это ненадолго, к десяти часам вернется. Иза отправится в гости к Луазелям. Ты знаешь, что нужно делать. Когда приедет полиция, в замке будут только двое: твоя мать - в левом крыле, и я - в правом. Где сейчас Фроман? - Уехал. - Так давай, за дело. Я покажу тебе, как действовать. Толкай коляску. Он попробовал возразить в последний раз. - А тело? Как перетащить его в кабинет? - Положим на мою коляску. Ты будешь толкать - я за тобой. Видно, как он трусит, но повинуется. Мы направляемся в гараж, который сообщается с кухней через маленькую дверь. Вход в гараж открывается с помощью фотоэлемента. Ворота наподобие подъемного моста, причем сбоку образуются теневые участки, где можно отлично спрятаться. Я объясняю Шамбону, как буду действовать. Неотвратимость действия некоторым образом согревает меня, и приходится делать усилия, чтобы скрыть волнение. - Кровь, - замечает Шамбон. - Он будет истекать кровью на цементном полу... сами понимаете. - И это предусмотрено, - бросаю я небрежно. - Прежде всего пуля в сердце почти не вызывает кровотечения, а потом на всякий случай мы захватим одеяло, расстелем его на моей коляске. Есть еще вопросы? Опустив голову, Шамбон молча доставляет меня в мою комнату. - Револьвер возьмем в субботу, в последний момент. Не забудь перчатки, так как тебе придется заняться револьвером, я уже объяснял тебе - парафиновый тест. Полиция должна обнаружить только его отпечатки и следы пороха на коже. - Вы в самом деле думаете, что это необходимо? - Но я объяснял, черт возьми! Из-за парафинового теста. Для полиции это будет доказательством самоубийства... Что еще, старина? Это не вернет мне ноги, но мы все вздохнем свободно. Дай-ка бутылку. Мы выпили по рюмочке, и к Шамбону вернулись краски. Он еще не перестал кидаться в крайности - от возбуждения к унынию, но, уходя от меня, снова воспрял духом. А пятнице, казалось, не было конца. Иза в полном отчаянии сидела взаперти в своей комнате. Я хотел было ее приободрить, объяснить, что стараюсь ради ее же освобождения. Я страдал, но в то же время, признаюсь, был доволен собой. Нет, я не конченый тип. И вот доказательство! В субботу время тянулось тягостно. Я был предельно сосредоточен, словно вызубривал урок. Стояла дивная погода, воздух был наполнен ароматом цветов, щебетали птицы. Фроман позавтракал в замке, до четырех часов работал в своем кабинете, затем сел за руль "ситроена" и уехал. Вскоре появился Шамбон, внешне спокойный, только пальцы что-то без конца теребили. Чтобы развлечь его, я рассказал несколько забавных случаев из жизни каскадеров. Результат оказался поразительным. Он больше не дергался, лишь рот шевелился одновременно с моим. Мне пришлось встряхнуть его. - Иди-ка в кино да постарайся не потерять билет. Я буду ждать тебя с семи вечера. Я расслабился, даже поспал немного. Шамбон вернулся, как договорились. Мы съели по бутерброду, почти что весело поболтали. Я старался вести себя так, словно дело шло не о преступлении, а об эффектном трюке воздушных акробатов, которых ждут аплодисменты. Наступил вечер. Без четверти десять все тщательно перепроверили: револьвер (я его заранее украдкой вытащил и тщательно протер), перчатки, одеяло. Я показал Шамбону, как согнуть палец убитого на спусковом крючке. - К тому же я буду рядом,