Буало Нарсежак. Последний трюк каскадера ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Галины Беляевой Файл с книжной полки Несененко Алексея http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/ ---------------------------------------------------------------------------- Дверь приоткрыта, свет из коридора, проникая сквозь щель, мягко рассеивается, вспыхивает бликами... Позолота переплетов, рамы картин, медная пепельница рядом с креслом, какие-то блестящие предметы на письменном столе. Дверь приоткрывается чуть шире, и на пороге возникает фигура. На ковер ложится длинная тень. Где-то слышно мерное тиканье старинных часов, впрочем, все замерло в тишине ночи. Тень колеблется, затем делает шаг. Вот уже слышно ее прерывистое дыхание, как у человека, объятого страхом. Еще шаг. Слабый отблеск металлического предмета. Фигуру поглощает тьма, но по очертанию плеча можно узнать мужчину. Он направляется к письменному столу. Чуть скрипнуло кресло, человек сел. Внезапно в темноту дерева врезается круг ослепительного света лампы - в кругу его руки. В одной - смятый в комок носовой платок, в другой - револьвер. В ярком свете только руки полны жизни. Лицо мужчины похоже на подвешенную загадочным образом гипсовую маску. Правая рука с величайшей предосторожностью кладет оружие на подлокотник и застывает. Осмелев, рука отодвигается, медлит. Человек вздыхает. Закрывает глаза. Глазницы заливает мертвенная бледность. Левая рука поднимает носовой платок к скорбному лицу, мелкими движениями вытирает его, как бы успокаиваясь. Затем она тянется к телефону, стоящему на углу стола, ставит его на подлокотник, срывает трубку и точным движением нажимает на клавиши. Трубка прижата к уху. Отчетливо слышен сигнал вызова - в ночной тишине он будто пронзает бесконечность. И вдруг щелчок. Голос. - Говорит Братская помощь, слушаю. Опять тишина. Дыхание становится прерывистым. Пальцы теребят носовой платок. Наконец слышится шепот. - Я могу говорить? Стоит такая тишина, что от внезапно прозвучавшего рядом ответа человек вздрагивает. - Слушаю вас... Я один... Можете спокойно говорить. - Могу говорить, сколько захочу? - Разумеется. Я здесь для того, чтобы быть вам полезным. Человек отрывает трубку от уха, вытирает пот, который катится градом, и продолжает: - Простите меня... Так трудно найти слова. - Успокойтесь... Времени у нас сколько угодно. - Спасибо... Чувствуете, как я взволнован? - Да... Даже потрясены. Но я выслушаю вас. Скажите себе, что я вам не судья, а такой же человек, как и вы. Как знать, может, я сам пережил испытание, подобное вашему. Надо выговориться... Доверьтесь мне... Ну как, вам не лучше? - Да. - Говорите громче. - Да. - Прошу вас говорить громче, так как по вашему голосу я... как бы это выразиться?.. сужу о состоянии сердца... Вы не наделали глупостей? - Нет. Еще нет. - И вы не сделаете этого, так как сейчас расскажете... все, что у вас на душе, как сумеете... не задумываясь... Тяжесть, которая непосильна для вас... я возьму ее на себя. - Спасибо... Попытаюсь... Но предупреждаю вас, выхода нет. - Никогда не произносите таких слов. - Других, однако, нет. Алло? Вы меня слышите? - Да... не бойтесь. - Простите. Мне показалось, что... Прежде всего, вы имеете право повесить трубку. Слушать бредни старого... - Но вы пока еще ничего не сказали. - Вы правы. Голос слабеет. Вдалеке слышится бой часов - один низкий удар, гул от которого долго не смолкает. Человек вытягивает левую руку и, приоткрывая запястье, смотрит на часы. Половина одиннадцатого. - Алло... Я думал... буду с вами откровенным. Пытаюсь выиграть время. Дело не в том, что я боюсь. Прежде всего, я ничем не рискую. Но когда слова прозвучат и вы их услышите... У меня нет выхода. Понимаете... то, что я, быть может, до сих пор скрываю от себя, станет явным. Будет слишком поздно. - Смелее! Вы же свободный человек! В голосе теплота. Хотелось бы видеть это незнакомое лицо. Оно, наверное, доброе, чуть встревоженное, по-братски внимательное. - Нет, - говорит тень. - Я уже не свободен. Я будто стою на узком карнизе, на двенадцатом этаже; пустяк может смахнуть меня вниз. Пути назад уже нет. Происходит нечто неожиданное. В трубке раздается дружелюбный смех. Словно на плечо ложится рука. - Мне нравится ваша метафора, - говорит голос. - Она внушает доверие. Доказывает, что у вас довольно хладнокровия, чтобы посмотреть на себя со стороны. А в вашем случае требуется именно это. Не погружаться в собственную душу, не начинать себя оплакивать. Пауза, затем голос поспешно продолжает: - Я, по крайней мере, не обидел вас?.. Позвольте сказать вам кое-что... Сейчас вы сидите перед телефоном, не так ли? ...Ну конечно... Вы можете прервать разговор или продолжить его. Можете закурить или выпить рюмочку... Вот видите... Вы хозяин своих движений... В таком случае, дорогой друг... вы позволите, чтобы я называл вас дорогим другом?.. Прошу вас, возьмите себя в руки... Не обманывайте... - Простите, я не позволю... - Не обманывайте себя... Вы поняли, что я хочу сказать?.. Алло! Отвечайте! Человек перекладывает телефонную трубку из правой в левую руку, берет револьвер. Понижает голос. - Вы знаете, что у меня... Слушайте. Он постукивает дулом по столу. - Что это? - спрашивает голос. - Вы поняли? Я дошел до последней черты. Да, у меня револьвер. - А! - И я пущу его в ход. Минутное колебание, затем голос тихо говорит: - У меня нет на вас никакого права... Вы думали, что я не принимаю вас всерьез... Сожалею. Напротив, никогда я не был ближе к вам, чем сейчас... Вы больны? - Нет. - Безработный? - Нет. - Замешана женщина? - Нет. - Дорогой друг, вы играете со мной в жестокую игру. Как я могу угадать? У вас траур? - Нет. Я стар. Вот и все. - Не понимаю вас. - О, прекрасно понимаете! - У вас депрессия? - Никоим образом... Слушайте. У меня состояние, друзья, я в добром здравии. У меня жена... Словом, все. Я счастлив. Но устал. Впрочем, нет, не совсем то... Скорее, далек от всего. Жизнь меня больше не интересует. Я даже спрашиваю себя, зачем позвонил вам. Вы примете меня за сумасшедшего. Но я вдруг сказал себе: "Что ты тут делаешь? Будешь продолжать так каждый день... все одно и то же... видеть все эти морды... Не знаю, поймете ли вы. Жизнь - карусель... бег по кругу... Простите, но чем больше вы заставляете меня говорить, тем больше я чувствую себя посторонним в вашем мирке манекенов... Я удаляюсь. Чувствую, что огорчил вас... Но что такое огорчение? Человек кладет телефон на подлокотник. Сжимает голову руками. Голос в трубке теряет самообладание, кричит на высокой ноте: "Алло... Алло... Отвечайте... Алло". Глубокий вдох, трубка снова прижата к уху. - Алло!.. Скажите же что-нибудь... Вы должны говорить. - Да, - соглашается мужчина. - Но не прерывайте меня... Я обратился к вам за помощью, чтобы у меня был свидетель, который сможет повторить мои последние слова. - Нет, я... - Слушайте, прошу вас. Обычно пишут завещание. Пытаются объяснить причину самоубийства. Но в моем положении мне никто не поверил бы, и я хочу сразу же положить конец комментариям недоброжелателей. Вы можете сообщить... полиции... моей жене... кому угодно о нашем последнем разговоре. Вы скажете им, что я был в здравом уме и твердой памяти и решил уйти из жизни просто-напросто потому, что она мне надоела... Уйти... как актер... как писатель... примеров сколько угодно. - Это невозможно! - Почему же невозможно? Я не из тех, кого нужно утешать. Одним словом... Единственная услуга, которую вы могли бы мне оказать, это позвонить в полицию, дежурному, и доложить, что господин Фроман, владелец Ля Колиньер, выстрелил себе в сердце. Никто не упрекнет вас, вы спасали меня, как могли. - Давайте все-таки потолкуем не спеша. - Делайте то, что я вам говорю. Я хочу, чтобы моих близких оставили в покое. Чтобы никаких неприятностей. И, главное, пусть избавят меня от надгробных речей... Человек поднимается, прижимает трубку к груди, чтобы не слышать, как в отчаянии и бессилии зовет, срывается голос. Он хватает револьвер и направляется в глубину комнаты, осторожно подтягивал и раскручивая на достаточную длину телефонный шнур. Когда он пересекает освещаемое лампой пространство, свет падает на пиджак - он кажется серым, - но силуэт тотчас растворяется в полумраке. Человек доходит до балконной двери, бесшумно открывает ее. Шелестит листва. Ночной воздух полон аромата скошенной травы. Он подносит трубку ко рту. - Я рад, что имел дело с вами, месье. Прощайте. Он поворачивает трубку наружу и, поднеся револьвер к аппарату, стреляет в воздух. "Нет, нет!" - выкрикивает голос в трубке. Человек тихо возвращается, гасит лампу, медленно кладет на пол револьвер и телефон. Аппарат агонизирует на мягком ковре. В несколько прыжков человек выскакивает из кабинета, но, очевидно, он где-то рядом - слышится шорох ткани, хриплое дыхание, будто ворочают что-то очень тяжелое. Вскоре он появляется, волоча тело. Именно тело - руки и ноги безжизненно повисли, различается лишь нечто бесформенное. По глухому шуму можно догадаться, что труп положили на пол, рядом с письменным столом. Теперь работают руки - подносят к трупу затихший телефон, взводят курок. Только два выстрела: одна пуля принесла смерть, другая - улетела в пространство. Найти должны одну стреляную гильзу. Вот так-то, безупречная работа требует тщательности. Значит, на место одной из двух пуль надо вложить новую и позаботиться о том, чтобы при повороте барабана в стволе оказалась холостая гильза. Дело сделано. Разыграно как по нотам. Наконец, последнее: рука в перчатке сжимает пальцы мертвеца на рукоятке. Осторожно. Не стирать следы пороха; нечего сомневаться, что полиция применит парафиновый тест. Надо все предусмотреть. Он будто согнулся под тяжкой ношей или от неясного раскаяния. Человек быстро берет себя в руки, еще раз все перепроверяет. Балконная дверь приоткрыта. Пусть. Господину Фроману всегда было жарко. Тело упало вперед. Хорошо. Пуля в сердце. Телефон стоит там, где полагается. Черт! Надо протереть. Упаси бог, если найдут отпечатки... К счастью, труп еще не закоченел. Левая кисть легко сжимает телефонную трубку, затем так же легко разжимает ее. Человек пятится до самого порога, оглядывает комнату. Медленно пожимает плечами, словно хочет сказать: "Неужели все это было необходимо?" - и удаляется. Около одиннадцати, когда комиссар Др╕, надев пижаму, чистил зубы, раздался звонок. Жена в спальне листала иллюстрированный журнал. - Пошли их подальше в конце концов! - крикнула она, когда комиссар прошел через спальню в кабинет. По привычке она прислушалась, но супруг отвечал односложно: - Да... Да... Слушаюсь... Хорошо... Понимаю... Нет, нет... Согласен. Еду... Ну разумеется... Гарнье у вас?.. Я заеду за ним. Со злости Женевьева Др╕ швырнула журнал на ковер. - Тут еще почище, чем в Марселе! Между прочим, тебя заверяли, что здесь нечего будет делать... а ты дома не живешь. Комиссар уже собрал одежду и прошел в ванную. - Фроман покончил с собой. - Какое мне дело до этого типа? Кто это? - бросила она. - Цементные заводы Запада. Крупнейший здешний предприниматель. - Прямо так, ночью, и покончил с собой? А тебе не кажется... Это не может подождать до завтра?.. Что ты там будешь делать? Констатировать? Может, достаточно одного Гарнье? Др╕ вернулся в спальню. - Не найду галстук. Куда ты его сунула? - буркнул он. - Откуда я знаю. Зачем тебе ночью галстук?.. Твой Фроман уже не заметит, в галстуке ты или без него. - Мой Фроман, как ты изволила выразиться, президент не знаю скольких компаний, первый заместитель, генеральный советник, а выборы на носу... - Ну и что? Др╕ поднял глаза к потолку и покачал головой. - Спи. Так будет лучше. Завтра объясню. Он оделся и спустился в гараж. Быстро сел в машину. В полицейском управлении его ждал инспектор Гарнье. - Выкладывай, - начал комиссар. - Твой коллега упомянул Братскую помощь. Якобы Фроман предупредил, что собирается покончить с собой. Это так? - Так точно... И дежурный - тот, кого называют "человек у аппарата", - слышал выстрел. - Где это произошло? Я не очень хорошо понял. - В Ля Колиньер, замке Фромана. - Где это? Извини, я здесь недавно. - Езжайте прямо. Затем надо свернуть на Сомюрскую дорогу, мимо насыпи... Да вы, наверное, видели замок издалека, когда прогуливались пешком. Мощное сооружение между Анжу и Сен-Матюреном, похожее на казарму. Живет там всего пять человек. Фроман, его кузен Марсель де Шамбон, старая мать кузена, молодая госпожа Фроман и ее брат Ришар... Бедняга парализован по вине старика... Осторожно! Вы думаете, эти идиоты велосипедисты свернут направо?.. О, тут целая история. - Слушаю тебя внимательно. Возьми "голуаз" в ящике для перчаток. - Спасибо. Вчера вечером я выкурил пачку... Да, так я говорил о старике. На самом деле он не так уж стар, шестьдесят, может, с хвостиком. Всегда гонял, как псих, на огромных американских драндулетах, аварий была куча... Но, сами понимаете, это же президент Фроман, ему многое дозволено... И вот в прошлом году, примерно за месяц до вашего приезда, на Турской дороге, у Шато-де-Вальер - там есть одно чертово местечко он врезался в старую "пежо-403", аккурат в середину... Девица чудом отделалась контузией, но вот Ришар, бедолага... переломы таза, паралич обеих ног. В общем, полуфабрикат. Инспектор захохотал. - Вам смешно? - Нет, я смеюсь... не над калекой... над Фроманом. Этот старый козел, кстати, известный в округе, втюрился в девицу - любовь с первого взгляда. Двадцать пять лет, лакомый кусочек, и, представьте себе, сумела-таки... довести его и до мэрии, и до церкви. Невероятно! - Я этого не знал, - заметил Др╕. - Скандал замяли. Фроман сделал широкий жест, женился на девице, а парня поселил в замке, как принца... У следующего перекрестка проедем через подвесной мост... И мы почти у цели... Подождите, патрон, это еще цветочки! Фроман... старинный анжерский род... мукомольные, шиферные заводы, а теперь еще и цемент... деньжищ - гора, а девица, малышка Изабелла... угадайте-ка, чем она занималась со своим Ришаром? Несмотря на все меры предосторожности, принятые стариком, разнюхали- таки... узнали через Центральную справочную... она была акробаткой в кино... Заметьте, и Ришар тоже! О, Фроман сорвал куш! Он распустил слух, что Изабелла - его дальняя родственница... ну, а поскольку она вела себя очень скромно... Я уж не говорю о парне - тот вроде Железной маски... Так вот. Будто ничего не произошло... Понимаете? Без шума. Или по большому секрету. Только ведь скоро муниципальные выборы... а это самоубийство... Вам сбагрили дельце, патрон, не позавидуешь! - Особенно после инцидента в прошлом месяце, - заметил комиссар. - Вот именно. Люди могут связать самоубийство с забастовками. Дело дрянь... Пока не начали болтать, что его подтолкнули, беднягу! Уже недалеко... Вот мост. Теперь свернем на проселочную дорогу. - А этот тип... как его... дежурный у телефона? - Его вызвали на завтра. Он утверждает, что спас уже немало бабенок, которые собирались отравиться или угореть... Так теперь он жутко расстроен, словно Фроман застрелился у него на руках. А вот и хибара! В конце газона, окруженного деревьями, возвышавшимися темной стеной, фары высветили стоящий наискось белый фасад довольно внушительного замка... в стиле Ренессанс с двойным главным корпусом вокруг парадного двора. Первый этаж был залит светом. - Там, видно, не спят, - заметил комиссар. Через секунду он притормозил у ограды и посигналил. Из домика вышла женщина, надевая на ходу халат. - Полиция! - крикнул Др╕. Чтобы не ослеплять ее, он убрал фары, включил подфарники. Одной рукой она придерживала на груди халат, другой старалась открыть ворота, бормоча что-то невнятное. - Пойди, помоги ей, - сказал Др╕. Пока Гарнье открывал тяжелые ворота, комиссар внимательно оглядел замок. У подъезда две машины. Входная дверь открыта, вестибюль освещен. Гарнье вернулся. - Тело они обнаружили только что, - сообщил он. - Кто именно? - Сначала кузен, затем молодая дама. Они были в Анже и недавно вернулись. Привратник с ними. Они нам сразу же позвонили. Комиссар вырулил на аллею, опустил стекло. - Не закрывайте, сейчас прибудет много народу, - попросил он консьержку, нажал на акселератор, и мелкий гравий застучал по металлическому кузову. - Она в ужасе, - пояснил Гарнье, - для нее Фроман - Господь Бог. Др╕ поставил машину рядом с белой "пежо-604" и красной "альфеттой". - Если я не ошибаюсь, кузен и вдова не были вместе... Это, конечно, их машины, - заметил он. - Старик распустил прислугу, чтобы ему не мешали, - продолжал инспектор. - Вполне возможно. Они поднялись по ступенькам парадного подъезда и остановились перед входом в просторный вестибюль. Изумительные бра чугунного литья, старинная люстра, огни которой бросали блики на панели темного дуба, кое-какая дорогая мебель, цветы, а в глубине - лестница, шедевр неизвестного мастера. - Вот бы пожить здесь! - прошептал инспектор. - Я бы сто раз подумал, прежде чем пустить себе пулю в лоб. Есть же на свете счастливчики, которые даже не понимают этого! Комиссар проследовал через вестибюль и вдруг оказался лицом к лицу с растерянным человеком, напялившим охотничью куртку прямо на ночную сорочку. - Полиция, - сказал Др╕. - Где тело?.. Вы консьерж?.. Проводите нас. - Чудовищно, - хныкал консьерж. - Господин президент выглядел совершенно нормально... Сюда, пожалуйста. - Тут ничего не трогали? - Нет. Он в кабинете. Мадам и господин Марсель около него. Врачей, полицию предупредили. Но вас не ждали так быстро. - Давно ли вернулась госпожа Фроман? - Нет. Господин Марсель приехал первым. Сам открыл ворота. Он всегда старается нас не беспокоить. Он такой добрый!.. Почти вслед за ним я увидел госпожу. Ее легко узнать. Я вышел, чтобы закрыть за ними. - Давно ли они уехали из дома? - О, да! Достаточно давно. Господин Марсель выехал около восьми тридцати, госпожа - несколько позднее. Пожалуй, часов в девять. - А другие? - Они еще спят. Старая госпожа де Шамбон живет в левом крыле, ближе к парку. Ей больше семидесяти пяти. А господин Ришар не может ходить с тех пор, как произошел несчастный случай. Все глотает транквилизаторы да снотворное. Комиссар остановился. - А персонал? Кто следит за порядком в доме? - Я и моя жена, - виновато ответил консьерж. - Была горничная, но она взяла расчет в прошлом месяце, когда началась забастовка. - Почему? - Испугалась. Жозеф тоже ушел. Это был мастер на все руки. Занимался и кухней, и садом. Его по-настоящему жаль. В конце коридора послышался крик. - Успокойтесь же, успокойтесь! Нужно время, чтобы они приехали. - Господин Марсель, - пояснил консьерж. - Для бедной госпожи это такое потрясение. Вы позволите? Он побежал к кабинету. - Полиция приехала. Его кто-то оттолкнул. На пороге появился господин де Шамбон. На нем было легкое габардиновое пальто. Он забыл снять белое кашне, но, представляясь, не забыл стянуть правую перчатку: - Марсель де Шамбон. - Комиссар Др╕... Офицер полиции Гарнье. Шамбон выглядел этаким щеголем: высокий, худощавый, подчеркнуто благовоспитанный. Мужчины поздоровались за руку. - Он там, - прошептал Шамбон. Комиссар вошел в кабинет. "Так вот оно что, каскадерка!" - подумал он, поклонившись молодой женщине, которая стояла, опершись на спинку кресла и прижимая ко рту носовой платок. На госпоже Фроман было легкое меховое манто, под которым угадывалось стройное тело, в ушах бриллианты, на шее жемчужное ожерелье - сама роскошь. Др╕ взглянул на распростертое тело. - Я глубоко сожалею. Примите мои соболезнования, - промолвил он и обратился к Шамбону, стоявшему на пороге: - Вы нашли его именно в таком положении? Можете это подтвердить? - Безусловно. Комиссар встал на колени, осторожно приподнял плечо покойного, чтобы открыть лицо. Госпожа Фроман вскрикнула. - Уведите ее. Но недалеко... Гарнье, осмотри, пожалуйста, револьвер, - приказал Др╕. Под телом натекла кровь, но большая ее часть пропитала жилет и рубашку. Др╕ пощупал руки. Они были мягкие. Смерть наступила совсем недавно. Др╕ взглянул на часы. Скоро полночь. По-видимому, Фроман выстрелил в себя около одиннадцати часов. - Пушка старая, - заметил Гарнье, - с нею, наверное, воевали еще в 14-м. И при этом плохо чистили. - Позовите консьержа. - Я здесь, месье, - ответил тот. - Вам знаком этот револьвер? Консьерж испуганно вытянул шею. - Да... Кажется. - Вам кажется или вы уверены? - Мне кажется, я в этом уверен. Обычно он лежал близко. В библиотеке. Комиссар встал. - Покажите, где. Он проследовал за консьержем в соседнюю комнату. Дорогие старинные переплеты. Мягкий блеск позолоченных корешков. Посередине длинный, совершенно пустой стол. - Он был здесь, в этом ящике. Консьерж открыл ящик. - Там его больше нет, - сказал Др╕. - Насколько я понимаю, всем было известно, что в этом ящике лежало оружие? - Думаю, да. Замок стоит на отшибе. На всякий случай... - Понятно, понятно... Комиссар вернулся в кабинет, развернул носовой платок и осторожно поднял телефон, все еще стоявший на ковре. - Алло... Это вы, Мазюрье? Др╕ у телефона. Бригаду отправили? - Да. Судебно-медицинского эксперта тоже. Я сразу принял меры. Они вот-вот явятся. Это самоубийство? - Без сомнения. Вы записали время вызова?.. Я имею в виду Братскую помощь... - Разумеется. Без десяти одиннадцать. - Спасибо. Консьерж и Шамбон, поддерживавший вдову, смотрели на него с тревогой. - Не стойте здесь. Подождите меня... - сказал комиссар. - В салоне, - предложил Шамбон. - Прекрасно. В салоне. Сначала позвольте вопрос... не бойтесь, чистая формальность. Я ведь должен представить рапорт. Господин де Шамбон, где вы провели вечер? Кузен принял обиженный вид. - Я?.. Ну, я был в кино. В "Галлии", если вам так необходимо знать... - Он порылся в карманах. - Могу показать билет. - Не стоит. Поймите, мне нужно знать, кто где находился... Ни одна деталь не должна оставаться невыясненной... А вы, мадам? - Я была у друзей... Лаузели, это на площади Бессоно... Мы играли в бридж... - Благодарю вас. Когда мы получим первые результаты, у меня будут к вам и другие вопросы. Он вернулся к Гарнье, указал подбородком на револьвер, который инспектор держал кончиками пальцев в бумажной салфетке. - Что еще? - Ничего, патрон. Выстрелила одна пуля. - Как и следовало ожидать. Так. Положи его на письменный стол и пойди посмотри, не разбудили ли больного. Может, он что-нибудь слышал. - А если он спит? - Не настаивай. Оставь его в покое. Потом узнай, не хочет ли старая дама сделать заявление. Попроси консьержа, чтобы он тебя проводил, а между делом постарайся выудить из него побольше... не было ли у старика депрессии... не болел ли он... не был ли в ссоре с родственниками... ну, не мне тебя учить, как работать. - А что вы сами думаете, патрон? - Пока что у меня нет определенного мнения. Но человек в положении Фромана не кончает жизнь самоубийством без достаточно веских причин. И нам надо выяснить, что это за причины, иначе... Везет же мне! Сюда задвинули, потому что до сих пор не выяснены причины самоубийства Анджело Маттеотти, и вот вам новое дело и такое же темное! Ну иди... иди. Обо мне не беспокойся. Оставшись один, комиссар обошел комнату, через застекленную дверь вышел наружу и очутился на заднем дворе замка, выходившем в парк. Сюда мог проникнуть кто угодно. Допустим, вор. Не стоит, однако, заблуждаться... Надо лишь удостовериться, что ничего не украдено. Ночь была прохладной. Др╕ вернулся в кабинет, еще раз осмотрел труп. Фроман не повесил трубку перед выстрелом, так как ему нужен был свидетель. Он хотел, чтобы в его самоубийстве никто не сомневался. Знал, что его смерть покажется необъяснимой. И в то же самое время хотел, чтобы ее причина оставалась в тайне. Что это за причина? Ведь он, конечно, не полностью доверился Братской помощи. Др╕ медленно обследовал комнату. Здесь тоже кое-какие книги, но главным образом картотеки, кляссеры - довольно аскетическая обстановка бизнесмена. Будучи человеком подозрительным, Фроман, видимо, не слишком полагался на доверенных лиц. Тем более на секретарей. Стоило бы поговорить с Шамбоном. На письменном столе около телефона стояла ваза с букетом роз, фотография госпожи Фроман и рядом с бюваром - отрывной блокнот; комиссар полистал его. На субботу никаких планов. В самом деле, подумал Др╕, завтра воскресенье. (Он посмотрел на часы.) Впрочем, воскресенье уже сегодня. Женевьева опять будет сердиться, хотя прекрасно знает, что это моя работа!.. На понедельник фамилия: Бертайон - 11 часов. Еще одна - на вторник. И еще... Встречи, номера телефонов, подчеркнутые инициалы... Все предстоит проверить, однако человек, который собирается покончить с собой, вряд ли будет расписывать распорядок дня. Странно. Др╕ услышал, как вдалеке хлопнули дверцы машины: ребята из криминалистической лаборатории. Им не вдолбить, что надо действовать деликатно, не врываться в дом, где покойник, как бригада телерепортеров в расчете на интервью. Вскоре кабинет наполнился народом. Судебно-медицинский эксперт приехал последним. - Вы обратили внимание на время? - спросил он. - Какая-то мания стреляться по ночам!.. Заключение придется подождать до понедельника. Он перевернул тело на спину. - А клиент ловкач... Пуля, в сердце, сразу видно. Это не так-то просто, как кажется. Попробуйте - сами увидите... Смерть, видно, наступила мгновенно. - Фроман... Цементные заводы Запада. - Кажется, я уже видел эту физиономию в газете. Шуму будет!.. От фотовспышек болели глаза. Врач уселся на письменный стол, как за стойку бара, предложил комиссару сигарету, но тот отказался. - Как это его угораздило? - А черт его знает... Посмотрите, не болел ли он чем-нибудь серьезным... Начало рака, например. Признаюсь, меня бы это устраивало - рак... Идите сюда, а то мы мешаем. Отпечатки пальцев нам ничего не дадут, зато совесть будет спокойна. - Можете его забирать, - бросил фотограф. Выходя в коридор, Др╕ и врач столкнулись с инспектором. - Вы знакомы с моим помощником?. - спросил комиссар. - Ну что, Гарнье? - Ну и лачуга! - воскликнул инспектор. - Нужен велосипед, чтобы тут передвигаться. Молодой человек, Ришар, живет в правом крыле. Я заглянул в комнату. Он спит. А богатая вдова расположилась в левом крыле, на втором этаже. Ее дверь закрыта на ключ. Держу пари, она жалуется на бессонницу, но вы бы слышали храп!.. Двое молодцов удалялись, держа носилки - они слегка покачивались. Др╕ протянул врачу руку. - Всего доброго. Теперь вы поедете спать... А я останусь со своей работенкой - вопросы, вопросы... Гарнье, старина, осмотри повнимательнее участок вокруг балконной двери... Мне вдруг кое-что пришло в голову... А раз так, у меня это будет вертеться в голове, пока не перепроверю... Открытая балконная дверь в парк... Мне это не нравится. Постой!.. Минутку... Консьерж... Он тебе ничего интересного не сказал? - О!.. Этот не перестает причитать. А вот что он при этом думает, пойди узнай! - Ладно, я им займусь. Шамбон, мадам Фроман и консьерж ожидали комиссара в салоне. Шамбон, застегнутый на все пуговицы, сдержанный, словно пришел с визитом, сидел, выпрямившись, на стуле. Вдова утопала в кресле, консьерж стоял, заложив руки за спину с выражением озабоченности на лице. - Прошу меня извинить, - начал комиссар, повернувшись к консьержу. - Ваши имя и фамилия, пожалуйста. - Жермен Маршан. - Вы можете быть свободны. Я скоро подойду к вам. Завтра у нас будет больше времени для разговора, а сейчас я должен кое-что выяснить. Итак, госпожа Фроман! Она открыла глаза и со страхом взглянула на комиссара. - Изабель Фроман... Мы поженились около года назад. Почему он это сделал? - Вот это я и пытаюсь выяснить. Вы, месье, насколько мне известно, кузен господина Фромана? - Нет. Я его племянник. - О, прошу прощения. - Шарль - брат моей матери. Намного моложе ее. Матери скоро семьдесят шесть лет, а Шарлю было шестьдесят два. Отец был компаньоном Шарля. Он умер от инфаркта семь лет назад, я занял его место. - То есть? - Это довольно сложно. Цементные заводы Запада - фамильное предприятие, которым мы владеем как неделимой собственностью. Шарль был генеральным директором, но замечу, пяти права равны его правам. Точно так же и замок принадлежит нам обоим на равных. Я, как и мой отец, лиценциат права, в моем ведении бухгалтерия... - Понятно. Спасибо. Расскажите мне о молодом человеке, Ришаре. Наступила напряженная пауза. Изабель сделала движение в сторону Марселя де Шамбона, но тот тихо возразил: - Нет, это не ко мне... Др╕ прервал его: - Я в курсе всего, что касается катастрофы. Мне известно, что вы, мадам, и этот юноша работали в весьма оригинальном жанре. - Какое это имеет отношение к смерти моего мужа? - спросила Изабель. - Может быть, никакого. Но будьте так любезны... Мне необходимо во всем глубоко разобраться. Ришар - ваш брат, если не ошибаюсь? - Сводный брат. По отцу. Комиссар помолчал, затем продолжил: - Итак, я в курсе катастрофы. Ваш брат не сердился на вас за то, что вы вышли замуж за человека, по вине которого он оказался в таком положении?.. Я собираю информацию, вот и все. Если хотите, задам вопрос иначе. Как ваш муж относился к вашему брату? Его вина, наверное, казалась ему невыносимой? Молодая женщина и Шамбон смущенно переглянулись. - Допустим, когда он встречал Ришара... за столом... или в парке... - настаивал Др╕. - Он всегда был исключительно любезен, - ответил Шамбон. - А вы, мадам?.. Ведь время от времени какое-нибудь слово, жест выдавали его чувства? - Никогда. - Позвольте! И вам это не казалось странным? Испытывал ли ваш муж дружеские чувства по отношению к вашему брату... или жалость... или что-то другое?.. Нет? Вы не знаете. С другой стороны, любил ли ваш брат человека, который его искалечил? - Вам ничего не стоит спросить об этом его самого, - раздраженно вмешался Шамбон. Др╕ в раздумье сделал несколько шагов. - Поверьте, - сказал он, - эти вопросы нравятся мне не более, чем вам. Но тот, кто кончает с собой, - как правило, человек, не добившийся своей цели. Семейные неурядицы, дела, принявшие плохой оборот... - Не надо преувеличивать, - возразил Шамбон с вымученной улыбкой. - Допустим, - продолжал Др╕, - но вы сами... Вы хорошо с ним ладили? - Прекрасно. Что тут придумывать? Разумеется, предприятие переживало кризис. Дядя стал раздражительным. - А! Вот видите! - В такой момент кто угодно потерял бы хладнокровие. Нам не возвращают долги. Мы переживаем всевозможные неприятности. Кое-какие иностранные рынки для нас пока что закрыты. - Так не это ли причина? Расскажите мне о забастовке, о которой поговаривают до сих пор. - Здесь многое преувеличено. Правда, дядю действительно заперли в его кабинете. И он чуть не ударил представителя забастовщиков. - Ах, вот как! - Он быстро выходил из себя и, надо признать, был... старомодным... патроном. - А вы? - Нет, только не я. Иногда мы ссорились с ним по этому поводу. - Интересно!.. - У него была манера все решать единолично и даже к своим близким относиться как к служащим. - И к вам тоже? - Разумеется. - Вы сердились на него? - О, иногда случалось! Но дальше этого не заходило. - Итак, я резюмирую сказанное вами: ничто в частной жизни или в профессиональной деятельности не могло его толкнуть на самоубийство! - Я так полагаю, господин комиссар. - А вы, мадам? Вы тоже так считаете?.. Говорил ли он с вами о делах? - Никогда, - прошептала вдова. - Вы ничего мне не рассказали о его здоровье. - У него было слегка повышенное давление, - сообщил Шамбон. - Я спрашиваю госпожу Фроман, - заметил Др╕ с раздражением. - Да, - согласилась она. - Он соблюдал диету... то есть... пытался соблюдать. Но не избегал деловых обедов или ужинов. И много курил. - Словом, не любил отказывать себе в чем-либо? - Именно. - Но он не пил? - О нет! Иногда. - И... прошу прощения, но я должен задать этот вопрос... Вне брака... Шамбон и Изабелла быстро переглянулись, Др╕ перехватил этот взгляд. - Не скрывайте от меня ничего, - воскликнул он. - Шарль обожал меня, - прошептала Изабелла почти стыдливо. - Марсель может подтвердить. - Это правда, - согласился Шамбон. - Когда-то у него была репутация повесы, и он дважды разводился. - Но остепенился? - подхватил комиссар. - Он был чрезвычайно предупредителен со мной, - добавила молодая женщина. Др╕ взглянул на часы и поднялся. - Мы продолжим этот разговор. Разумеется, вскрытие тела в подобном случае обязательно. Но это мало что даст. Все совершенно ясно. От чего бы я хотел вас избавить, так это от сплетен, пересудов, злословия... Если бы только нам удалось найти причину, серьезную причину, которая объяснила бы поступок господина Фромана. К сожалению, у нас нет ничего... ни одного слова, написанного его рукой, как иногда пишут отчаявшиеся... В общем, прошу извинить меня за то, что задержал вас. - Не хотите ли выпить что-нибудь перед отъездом? - предложила вдова. - Нет, благодарю вас... я заеду завтра утром, если позволите. Я должен еще расспросить... - Моя мать ничего вам не сообщит, - прервал его Шамбон. - И Ришар тоже, - добавила Изабелла. - Они до сих пор спят, и уж не они... - Знаю, - отрезал Др╕. - Но мне нужно отчитаться... Спокойной ночи. Еще одно слово. Вам не показалось, что здесь были воры? - Воры? Озадаченная пара смотрела на него чуть ли не укоризненно. - Прошу прощения, - поспешил сказать Др╕. - Балконная дверь в кабинете была приоткрыта. Через нее мог войти кто угодно... Согласен, тут концы с концами не сходятся. Но ведь между моментом самоубийства и вашим возвращением прошло некоторое время. Вы понимаете, куда я клоню. Итак, первое, что приходит на ум: хранил ли господин Фроман у себя в кабинете деньги, какие-нибудь ценности? - Нет, - категорически заявил Шамбон. - Он был осторожен. Замок стоит уединенно и... - Ну хорошо, хорошо, я не настаиваю, - прервал его комиссар. - В прошлом, разумеется, также не было попыток ограбления? - Никогда. - Не будем об этом больше говорить. Последнее: заприте ворота накрепко. Я не хочу, чтобы пресса путалась под ногами. И не отвечайте на телефонные звонки. Я рассчитываю на вас. Спасибо. Прислонившись к машине, его ожидал инспектор Гарнье. - Ничего интересного, - сказал он. - Но с фонариком не много увидишь. Днем я рассмотрю получше. Комиссар пожал плечами. - Не стоит. Но и соображения, если только это можно назвать соображениями, недорого стоят. Теперь я почти уверен, что самоубийство вызвано деловыми причинами. Не исключено, что Фроман был накануне банкротства. Именно здесь и надо искать... Куда пошел консьерж? - Вернулся к себе. - В путь! Садись за руль. Я уже устал... Посигналь чуть-чуть перед сторожкой. Машина тронулась. Др╕ вздохнул. - Знаешь, Гарнье, это странный дом. С одной стороны, эти акробаты, с другой - Фроман, который не внушает мне доверия, а между ними этот юноша, весьма смахивающий на воспитанника иезуитов... Забавно! В самом деле, я забыл его спросить, но готов держать пари, что он никогда не был женат. Не знаю, зачем я это говорю. Привратник ждал их у ворот. Комиссар приоткрыл дверцу. - Два-три маленьких вопроса... Кто прислуживает за столом? - Я, пока нет новой кухарки. - Как прошел обед вчера вечером? Господин Фроман выглядел озабоченным? - Нет, нисколько. Вообще-то он не слишком разговорчив. - За столом были все пятеро? - Нет. Госпожа де Шамбон не ужинает. Моя жена относит ей настой трав. - А молодой человек?.. Ришар... Кстати, как его фамилия? - Ришар Монтано. Кажется, отец его был итальянец. Так говорят. Он в принципе предпочитает есть отдельно... Мне кажется, он стесняется своей коляски и костылей. - Так. Значит, за столом сидели трое. О чем они говорили? - Не знаю. Я не все время присутствовал. Но думаю, говорили о выборах. Вам, конечно, известно, что господин Фроман подвергался нападкам, и это очень огорчало его. Я часто видел его по утрам, когда поливал газоны. Он выкуривал сигару, прежде чем ехать на завод, и говорил мне: "Жермен, вы считаете это справедливым после того, что я сделал для них? Им нужна моя шкура". - А! Вы уверены, что он так и говорил: "Им нужна моя шкура"? - Да, он так выражался. - А на кого он намекал? - Откуда же мне знать! У человека в его положении много врагов. - Короче, вчерашний день показался вам похожим на все прочие? Никто не приходил?.. А может быть, почта? - И почты не было. Абсолютно ничего особенного. - Ну что ж, благодарю вас. Идите скорее спать. Машина выехала за ворота и набрала скорость. - Хорошенькое воскресенье нас ждет, - пробормотал Др╕. Больше он не открывал рта. "Дежурным" Братской помощи был человек лет пятидесяти, с серыми усами, в серой фетровой шляпе, сером плаще, серых перчатках, в руках - складной зонтик-автомат. В петлице - значок Ротари (1). Он церемонно поклонился и представился: - Жан Ферран, коммерсант. Комиссар указал ему на кресло, потертое от долгой службы. - Итак, господин Ферран, я вас слушаю. Но сначала уточним один важный пункт. Когда раздался выстрел? - Точно в двадцать два сорок. - Сколько времени длилась беседа? - Четверть часа. Я привык записывать все подробности. - Как вообще это происходит в Братской помощи? Вы дежурите по очереди? - В принципе да. Но поскольку я страдаю бессонницей, лучше уж кому-то приносить пользу, не правда ли? Поэтому четыре раза в неделю я дежурю с двадцати часов до полуночи. Мне известно, что в других обществах, созданных раньше нашего, дело организовано по-другому. Например, мы считаем своим долгом вмешиваться, как только это возможно... Оказываем и моральную помощь, и материальную, организуем встречи с лицами, которые обращаются к нам. - Кто к вам обращается чаще всего? - Женщины. - Любовные огорчения? - Нет, необязательно... Безработные женщины и девушки. Я - генеральный директор одного из предприятий по производству запчастей... К несчастью, эти проблемы мне знакомы. - Часто ли бывают попытки к самоубийству? - Нет. В последнюю минуту люди цепляются за соломинку. - Когда вы услышали голос вашего собеседника, у вас создалось впечатление, что он действительно решил покончить с собой? - Как вам сказать, я почувствовал. Что он очень взволнован, это безусловно. Но все-таки я не думал... И до сих пор не могу прийти в себя... Этот выстрел... У меня было опущение, что это в меня выстрелили в упор. - Господин Фроман... Вы его знаете? - Как и все. Я не принадлежу к его кругу... Я хочу сказать, с политической точки зрения. Мы встречались раза два или три... Бывают ведь свадьбы, п