Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Джей Бонансинга. Черная Мария

   -----------------------------------------------------------------------
   Jay R.Bonansinga. The Black Mariah (1994).
   Пер. - В.Львов. М., "АСТ", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 August 2002
   -----------------------------------------------------------------------



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СКОРОСТНОЕ ШОССЕ

                           Судьбы перо вдоль по строке идет
                           И, начертав решенье, движется вперед.
                           Смиряйся иль борись, молись иль богохульствуй -
                           Ничто его обратно не вернет.
                                                      Омар Хайям, "Рубайи"


1. ТРЕПЛО

   - Эй, кто-нибудь, помогите!
   Как ножницы с шорохом режут черный муслин, рассек  этот  голос  гудящую
темноту кабины. Часы показывали десять. Протянув руку к портативной рации,
Лукас увеличил громкость и взял микрофон. Его тяжесть отозвалась в  ладони
прохладой.
   - Не понял вас, канал одиннадцать, повторите!
   - Понимаешь, я... тут вот... чрезвычайные обстоятельства...
   Стараясь не потревожить сон сменщика, Лукас переключил микрофон и  тихо
сказал:
   - Понял тебя, канал одиннадцать.  Перейди  на  девятый  канал.  Вызывай
"скорую помощь" или полицию штата, пронто [живо (исп.)].
   В рации потрескивали помехи. Лукас ждал ответа. Этот ширококостный негр
с седеющей бородкой и неожиданно  мягким  выражением  больших  карих  глаз
внушительно смотрелся в полутемной кабине тяжелого мощного  "кенворта".  К
сорока годам Лукас превратился в то, что его мама называла "шкаф-мужик". И
выбор одежды этого никак не  скрывал  -  в  своих  излюбленных  ковбойских
сапогах с подковками, черных джинсах, клетчатой рубашке свободного  покроя
и черном кожаном жилете он казался еще мощнее, чем был на самом деле.
   В динамике затрещал голос:
   - Не надо мне тех врачей, и полисменов не надо!
   Напряженная пауза, и потом - простое  объяснение,  произнесенное  таким
замогильным голосом, что Лукасу послышалась нарастающая органная музыка  -
как в мыльной опере перед самой рекламной перебивкой:
   - Бензин мне нужен, вот что.
   Говорил молодой чернокожий - это Лукас мог сказать наверняка.  Судя  по
растяжке гласных - из Шривпорта или Джексона. Или даже из Нового  Орлеана.
Более  актуальный  вопрос  -  за  каким  чертом  это  трепло  полезло   на
одиннадцатый   канал?    Общенациональный    канал    одиннадцать    среди
дальнобойщиков был отведен для эфирных  перекличек.  Но  этот  хмырь  явно
плевать хотел на условности связи.
   - Слушай, браток, - тихо сказал Лукас, - ты  разговариваешь  с  "Черной
Марией". Какие у тебя позывные?
   - С черной... с кем? - раздалось в ответ.
   - "Марией", - усмехнулся Лукас в микрофон. - Второе имя  моей  покойной
матушки, мир ее праху. А у тебя какие позывные, браток?
   Снова пауза и треск статики. Потом Лукас услышал:
   - Вообще-то радиоклички у меня нет. А зовут меня Мелвил. Мелвил  Бенуа,
Сижу за рулем "камаро" семьдесят второго года  выпуска  и  гоню  по  шоссе
номер восемьдесят к востоку от Мейкона.
   - Мелвил, сделай  одолжение,  -  проговорил  Лукас.  -  Переключись  на
двадцать  первый  канал.  Там  можно  трепаться,  не  занимая  канал   для
переклички. Компрендо? [Понял? (исп.)]
   - Понял... Хорошо... Переключаюсь.
   Лукас тоже переключился на двадцать первый и стал ждать, пока  парнишка
подаст голос. Под ним ровно гудел мотор "кенворта"  -  без  подозрительных
чиханий, стуков или дребезга, - наполняя Лукаса теплым чувством.
   Через несколько секунд сквозь треск статики  в  кабине  снова  раздался
голос:
   - "Черная Мария", ты на связи? "Черная Мария"! Ты меня слышишь?
   - На связи, парень. Слышу тебя отлично, прием, - сказал Лукас.
   - Класс... Так ты думаешь, ты можешь мне помочь?
   - Запросто, - усмехнулся Лукас. - На семьдесят третьей миле - в  десяти
милях к востоку от Мейкона - стоит лавочка по имени "Бердетт". Заправочная
станция: шесть терминалов для солярки, три для бензина. Магазин сувениров,
кафешка и ресторан. Говорят, тамошние куриные стейки почти съедобны.
   Снова статика, неразличимый треск, шорохи. Потом:
   - Ты не понял... это не... не так все просто.
   Лукас закатил глаза к потолку. Шестнадцать лет крутя баранку на дорогах
Америки, он видел все  типы  этого  гигантского  паноптикума.  Краснорожие
супермены, устраивающие  гонку  с  каждой  попутной  машиной.  Неудачливые
коммивояжеры, со  злостью  рвущие  рычаг  передач  служебного  автомобиля.
Остервенелые жены, сломя голову гонящие  семейный  фургон  и  не  желающие
глядеть по сторонам. Даже дикие наемные водители грузовиков,  под  завязку
нажравшиеся бензедрина. Но Мелвил принадлежал к самому страшному  племени,
которое только выезжает на  трассу,  -  племени  трепачей,  этих  ошалелых
четырехколесных тварей с дешевой рацией в  кабине,  пристающих  к  каждому
порядочному водителю в радиусе сотни миль.
   Обычно Лукас их на дух не выносил. Однако сейчас он был готов от  скуки
общаться даже с таким.
   Лукас возвращался в Лос-Анджелес из рейса через всю страну из Сиэтла до
Джексонвилла с грузом яблок - из рейса,  который  не  заладился  с  самого
начала. Когда Лукас был уже в пути, его лос-анджелесский  маклер  внезапно
пошел ко дну, и сделка с яблоками чуть не засохла на  корню.  Когда  Лукас
добрался до Джексонвилла, менеджер склада решил срезать плату за перевозку
наполовину, и Лукасу пришлось утереться. На первом же  перегоне  обратного
пути, во время вахты  напарницы  Лукаса,  Софи  Коэн,  на  каком-то  Богом
забытом тихом захолустном шоссе лопнула камера. Лукас тогда дремал и  чуть
не вылетел через перегородку "гроба". Ремонт влетел в две сотни баксов.
   Теперь Лукас гнал по федеральному семьдесят пятому в  сторону  Атланты,
куря одну за другой тоненькие сигары, пытаясь сообразить, как жить дальше,
и от нечего делать болтая сквозь треск рации с каким-то олухом. Все лучше,
чем сидеть в закусочной придорожного мотеля за чашкой  кофе  и  оплакивать
свое неминуемое банкротство.
   Качнув головой, Лукас переключил микрофон на передачу:
   - Мелвил, не мог бы ты сказать по-людски, о чем ты шепчешь?
   Снова пауза. Потом:
   - Это... это сложно.
   - Попробую понять. Ты скажи как есть.
   - Я не могу остановиться! - донесся лихорадочный ответ из динамика.
   Лукас грохнул. Расхохотался  густым,  сердечным  хохотом,  от  которого
затряслось даже сиденье. Подавляя смех, Лукас поднес ко рту микрофон:
   - Дружище, поверь мне, я тебя понимаю!
   - Ты чего? - взорвался Мелвил. - Чего ты там можешь понимать?!
   - Я сам терпеть не могу стоять. Простой - это мне как серпом по яйцам.
   - Да нет же, друг... нет, нет, нет... -  вернулся  сквозь  треск  помех
голос Мелвила. - Ты ни хрена не понял...  Я  хочу  остановиться.  Ты  даже
представить себе не можешь, как я этого хочу... но не  могу!  Я  не  смогу
даже через миллион лет!
   - Не сможешь - или не остановишься?
   Долгая пауза, потрескивание. Потом:
   - Не могу.
   - Чего стряслось?
   - Не могу, и все тут!
   - Да почему?
   - Поверь мне, брат, - не могу.
   Лукас уже начинал терять терпение.
   - Решай, браток: ты мне расскажешь, что случилось,  или  мне  отключить
рацию?
   Снова пауза, треск помех, щелчки. Потом Лукас услышал:
   - Ты только не думай, что я псих, но все из-за той проклятой ведьмы!
   Лукас немного помолчал, глядя на убегавшие  под  колеса  его  грузовика
белые линии дорожной разметки, потом сказал:
   - Не понял тебя, браток. Повтори, что ты сказал.
   - Я сказал, что на мне лежит проклятие ведьмы!
   - Проклятие?
   Треск. И горячечный поток слов, почти переходящий в рыдание:
   - Именно так! Я проклят, я обречен всегда быть в движении и никогда  не
останавливаться... никогда не останавливаться... что бы ни...
   Слова и всхлипывания Мелвила утонули в  громком  треске  взрыва  помех.
Лукас  хмыкнул  и  покачал  головой.  Пацан  из  мелкого   городка   решил
повеселиться  субботним  вечером   и   слегка   подурачить   какого-нибудь
дальнобойщика. Парнишка откуда-нибудь из  захолустья  вроде  Язу-Сити  или
Кокомовилла. Впрочем, надо отдать ему должное, свою роль он ведет отлично.
   - Ладно, браток, - передал Лукас после долгой паузы. -  Юмор  понял.  А
теперь - не слез бы ты с канала и не дал бы пошутить еще кому-нибудь?
   Тишина.
   - Эй, Мелвил, на канале двадцать один! Отзовись!
   Снова тишина в ответ.
   - Эй, Мелвил! Ты меня слышишь?
   Никакого ответа.
   - Эй, Мелвил!..
   В ответ доносились  только  призрачные  шумы  и  проникавшие  с  других
каналов обрывки голосов. Лукас пожал плечами и произнес в микрофон:
   -  Говорит  "Черная  Мария!"  Нахожусь  на   семьдесят   пятом   шоссе,
направляюсь на север... Конец связи.


   Часом позже Лукас разбудил свою сменщицу. Ее звали Софи Коэн.  За  годы
совместной работы Лукас и Софи разработали целую систему пробуждения  друг
друга от сна. Процесс начинался с того,  что  сидевший  за  рулем  сначала
опускал боковое стекло. Свежий воздух  и  шум  шоссе  заполняли  кабину  и
проникали в "гроб". Потом водитель ставил кассету с любимой песней  (Лукас
обычно выбирал песню группы "Враг общества" под названием  "Приглашение  в
царство ужаса", а Софи предпочитала песни Бонни Рейта). Следующий этап был
не обязательным и зависел от того, кто  кого  будил.  Софи  обычно  давала
несколько сигналов клаксоном и  начинала  петь  вместе  со  своим  любимым
певцом. Лукас предпочитал более примитивный способ -  он  поворачивался  в
сторону спального отсека и что есть силы орал. Сегодняшний  вечер  не  был
исключением.
   -  Эй!  Коэн!  -  рявкнул  Лукас,  перекрывая  пулеметную  скороговорку
исполнителя рэпа. - В школу пора!
   Через несколько секунд из "гроба" показалась Софи  Коэн.  На  ней  были
джинсы и рабочая безрукавка. Широко зевая и протирая заспанные глаза,  она
недовольно пробормотала:
   - Хватит уже этого шума!
   Лукас ухмыльнулся и поднял боковое стекло:
   - Как? Тебе не нравится рэп?
   - У этой фигни есть название?
   Софи перебралась на сиденье рядом с Лукасом и  потянулась  всем  телом,
разминая затекшие руки и ноги.  Ладная  миниатюрная  женщина  с  короткими
рыжими волосами и цепочками золотых колец в ушах, Софи была больше  похожа
на бродячую рок-музыкантшу, чем  на  дальнобойщицу.  В  зеленоватом  свете
кабины, прорезаемом время от  времени  дорожными  огнями,  она  напоминала
героиню из фильма про ведьм.
   - Где мы? - спросила она наконец.
   - За двадцать миль от Атланты, на семьдесят пятом шоссе.
   - К черту подробности, в какой стране?
   - Была Америка, когда я последний раз смотрел.
   Софи протянула руку к отделению для перчаток, открыла его и,  порывшись
внутри, выудила  оттуда  смятую  пачку  "Мальборо".  Вынув  сигарету,  она
закурила, глубоко затянулась и вздохнула:
   - Слишком я стара становлюсь. Это уже не так легко, как раньше.
   Она имела в  виду  садистскую  систему  распределения  времени,  весьма
распространенную среди водителей-дальнобойщиков. Чтобы скорее доехать, оба
водителя гнали машину круглые сутки, сменяя друг друга каждые пять часов и
останавливаясь только для заправки топливом, да еще  -  поесть  на  скорую
руку, принять душ и забежать в туалет. При такой системе рейс от океана до
океана занимал всего два с половиной дня. Беда в том, что  сегодня  экипаж
"Черной Марии" не ждала работа в конце рейса. Маклер погорел, заказов нет,
и торопиться некуда.
   И это не давало Лукасу покоя.
   Вписывая тяжелый грузовик в крутой поворот. Лукас спросил:
   - Что значит "слишком стара"? Да у меня есть башмаки,  которые  гораздо
старше тебя! Ты пока еще щенок.
   - Не заводи эту волынку, Лукас.
   Лукас усмехнулся, глянув краем глаза на Софи. Она  сидела,  откинувшись
на подголовник, и терла веки, пытаясь проснуться. Трудно по виду  сказать,
что она по-настоящему надежный напарник.
   Лукас вспомнил, как впервые ее увидел. Это  случилось  почти  три  года
назад. Она откликнулась на его объявление в "Тягаче и дальнобойщике"  и  в
разговоре по телефону достаточно  заинтересовала  Лукаса,  чтобы  получить
приглашение на собеседование. На следующее утро она стояла на  пороге  его
дома в Санта-Монике в  своих  драных  джинсах  и  с  мрачной  физиономией.
Напористая и довольно мужеподобная девка,  но  Лукас  как-то  против  воли
заинтересовался. У Софи,  целеустремленной,  жесткой,  упрямой,  были  все
нужные документы на право вождения тяжелых грузовиков. Три года в  "Билайн
экспресс",  потом  год  гоняла  огромные  рефрижераторы  -  "риферы",  как
называли их водители, - по всему  западному  побережью.  И  она  чертовски
хорошо умела вести грузовик.
   Проделав с Софи несколько рейсов, Лукас понял,  что  прячется  за  этой
хлопковой робой и нарочито  грубой  речью.  Софи  Коэн  из  Сан-Франциско,
единственная дочь богатых  родителей,  родилась  не  просто  с  серебряной
ложкой во рту, а с полным столовым сервизом фамильного серебра. Все  самое
лучшее сыпалось на нее дождем:  лучшие  домашние  учителя,  лучшая  школа,
самые дорогие уроки музыки - весь набор. Когда  ей  пришло  время  идти  в
колледж, в начале семидесятых - сначала на политехнический в Беркли, потом
на исторический в Южно-Калифорнийский университет, лучшей невесты не  было
на всю  Калифорнию.  Ее  ждал  брак  с  уже  намеченным  матерью  богатым,
симпатичным еврейским юношей и  счастливая  жизнь  в  собственном  доме  в
пригороде.
   Но было у Софи два  качества,  создающих  проблемы.  Она  была  слишком
своевольна и при этом слишком сообразительна. И свою учебу в  университете
она  превратила  в  дамоклов  меч  над  головами  собственных   родителей.
Бесцельно бредя дорогами  образования,  ненасытно,  хоть  и  неразборчиво,
поглощая эзотерические знания, Софи стала интеллектуальным  бродягой.  Она
не собиралась получать диплом, не собиралась выходить замуж и уж точно  не
собиралась жить в пригороде.
   К тому времени, когда ее отцу это порядком надоело и  он  пригрозил  не
давать больше денег на учебу, Софи уже точно знала, что она хочет  делать.
Ее вдохновила книга под названием "Белая разметка". Так  хорошо  там  было
описано, как затягивает водителя бесконечная светящаяся лента дороги,  что
Софи просто не могла не клюнуть. Это был такой поэтичный выход из  скучной
буржуазной судьбы в жизнь земную, полную неожиданностей,  жизнь,  где  она
будет равной среди равных! На следующий день после отцовского  ультиматума
Софи записалась на курсы водителей грузовиков и стала готовиться  к  сдаче
на профессиональные права. Остальное было делом времени.
   - Ты все еще места себе не находишь из-за нашего погоревшего маклера? -
не выдержав долгого молчания, спросил Лукас.
   - Это ты должен места себе не находить.
   - А толку? - пожал плечами Лукас.
   Погасив сигарету в дверной  пепельнице,  Софи  воинственно  сложила  на
груди руки:
   - Мы не можем позволить себе удовольствие гонять машину  порожняком,  и
ты это не хуже меня знаешь, Лукас. Сейчас мы едем за свои деньги. Не знаю,
как насчет тебя, а мой кошелек не слишком толст.
   - Придумаем что-нибудь,  -  пробормотал  Лукас,  вытирая  губы  тыльной
стороной ладони.
   - Что? И когда?
   Лукас насупился и повернулся к Софи:
   - Я тебе что, волшебник хренов? Понятия не  имею,  что  и  когда...  но
должны же быть грузы на вывоз. Когда остановимся, звякну Джею Сангеймеру.
   Софи закатила глаза.
   -  Вот  здорово-то!  Джею  Змею!  Он  наймет  нас  на  доставку  партии
контрабандного оружия  куда-нибудь  во  Флориду  какому-нибудь  мафиозному
главарю. - Она понизила голос до зловещего бандитского шепотка. -  Большое
спасибо, мистер Хайд, с вами приятно иметь дело. Не будете  ли  вы  теперь
так добры сообщить нам ваш размер обуви,  чтобы  вам  подобрали  цементные
блоки по ноге...
   Лукас хотел  было  что-то  сказать,  осекся  и  посмотрел  на  Софи.  В
полумраке кабины она смешно покачивала головой, а  лицо  было  точь-в-точь
как у дона Корлеоне. Неожиданно для самого  себя  Лукас  не  удержался  от
смеха.
   - Тебе психиатр нужен, детка. Клянусь Всевышним, нужен.
   - Возможно, ты прав,  -  произнесла  Софи,  и  лицо  гангстера  сменила
зловещая улыбка. - Если учесть тот факт, что после трех лет работы в  паре
с тобой я все еще в этой кабине.
   - Продолжай в том же духе  и  вылетишь  из  этой  кабины  быстрее,  чем
успеешь произнести "расовый конфликт"! - прорычал Лукас.
   - Ну нет, Хайд, ты не посмеешь ко мне притронуться. Еще  один  судебный
процесс тебе не по карману.
   - Вот тут ты права, - сокрушенно покачал головой Лукас и перевел взгляд
на дорогу. За последние несколько месяцев ему трижды предъявляли  судебные
иски. Один раз за повреждение грузового терминала на складах компании "Игл
фудс", другой  -  за  отказ  проехать  через  пикеты  профсоюза  водителей
грузового транспорта в Канзас-Сити и третий - за проезд по частной  дороге
и повреждение ограждения, рефлекторов и почтовых  ящиков.  Лукас  проиграл
все три процесса и вылетел на кругленькую сумму. Личная ответственность за
все - кошмар независимого дальнобойщика.
   Но Лукас не жаловался. Он годами мечтал заиметь  собственный  грузовик.
Лукас Хайд рос в бедных кварталах Торранса, штат Калифорния, и  с  детства
был непоседой. Когда ему  было  одиннадцать  лет,  его  отца,  продавца  в
бакалейном  магазинчике,  застрелил  мелкий  воришка.  Для  семьи  настали
тяжелые времена. Мать и сестры выбивались  из  сил,  чтобы  удержаться  на
плаву, а маленький Лукас вечно попадал в истории. То он убегал из дома, то
заводил дружбу с местными хулиганами, а однажды даже попался на  воровстве
в том самом магазинчике, где работал его покойный отец. Кончилось все  это
тем, что он получил срок и отбыл его от звонка до  звонка  в  колонии  для
малолетних. Там он получил окончательную шлифовку.
   Но Лукас хотел вырваться. Вырваться из уличных банд,  из  негритянского
квартала, прочь от расовых барьеров, стоящих на пути чернокожего юноши.
   Когда Лукасу исполнилось девятнадцать, он нанялся водителем  фургона  в
местную электрическую компанию. Эта работа открыла ему пути, о которых  он
раньше и не думал. Крутя днем баранку, Лукас после работы ходил в вечернюю
школу и получил диплом о среднем образовании.  Ему  стали  доверять  более
серьезную работу. Маршруты  доставки  становились  все  длиннее.  В  конце
концов он получил права высшей категории и стал водителем старого  ржавого
"фрайтлайнера" той же компании.
   И тут Лукас понял, что нашел свое место в жизни.
   Он стал мечтать о своем собственном тягаче.  По  выходным  он  ездил  в
Бейкерсфилд  и  торчал  в  центре   технического   обслуживания   грузовых
автомобилей, который  назывался  "Венона".  Это  место  постоянных  сборищ
водителей-дальнобойщиков пользовалось дурной славой. Помимо  авторемонтных
мастерских, здесь был четырехзвездочный ресторан, мотель  на  600  мест  и
кинотеатр "строго для  лиц  старше  восемнадцати  лет".  Однако  изюминкой
центра "Венона" было полулегальное игорное заведение, находившееся  позади
ресторана. Здесь, в дымном полумраке,  водители  играли  в  покер,  метали
кости, чесали языки и бились об заклад обо всем подряд -  например,  когда
взойдет солнце или сколько миль выдержат  новые  покрышки.  Молодой  Лукас
быстро попал под влияние этого шоферского клуба. Он мог  часами  сидеть  в
тесной компании бывалых шоферов, слушая их  бесконечные  байки  и,  словно
губка, впитывая их своеобразную культуру.
   Прошло еще несколько лет, и Лукас стал настоящим независимым  водителем
- со своим грузовиком, списком  заказов  и  неизлечимой  лихорадкой  белой
полосы.
   К несчастью, проведенные в "Веноне" годы не прошли  бесследно  -  Лукас
заразился  прилипчивой  болезнью:  он  стал  азартным  игроком,  страстным
любителем заключать  пари  по  любому  поводу.  Он  ставил  не  только  на
результаты баскетбольных и футбольных матчей, но и на любые обстоятельства
и события, которые могут произойти с водителем  и  его  машиной  во  время
рейса.  С  одним  водителем  из  Де-Мойна  Лукас  поспорил  на  количество
остановок, которые ему придется сделать в дальнем рейсе через всю  страну.
Другой парень, в Таксоне, предложил поставить  на  то,  сколько  ребят  из
сидящих за стойкой получили в этот день  штрафы  за  превышение  скорости.
Всякий раз искушение заключить пари было непреодолимым. Вообще  сам  образ
жизни дальнобойщика требовал авантюрной  жилки.  Он  не  оставлял  времени
думать, размышлять, копаться в подробностях.
   Вспоминая  годы  своего  становления,  Лукас  в  глубине  души  отлично
понимал, что привело его к профессии  водителя-дальнобойщика.  Не  свобода
скоростного шоссе, не романтика путешествий, не ощущение того, что ты  сам
себе хозяин, не любая из стандартных причин, о которых так любят  говорить
те,  кто  чуть  понюхал  этой  профессии.  На  самом  деле  Лукаса  манила
непривычная и дающая свободу вещь: ты - аноним.  Пока  ты  едешь  в  своей
железной коробке по суперхайвею, выигрывая секунды,  думая  о  собственном
бизнесе,  ты  невидим.  Ты  не  хорош  и  не  плох.  Ты  не  представитель
нацменьшинства, не владелец малого предприятия. Тебя не  судят.  Ты  голос
среди радиоголосов служебной связи.
   Ты - "Черная Мария".
   - Знаешь, что я тебе скажу, - нарушила Софи гудящее молчание кабины.  -
Купи мне чашку крепкого кофе, когда мы остановимся, и я  прощу  тебе  свою
изуродованную жизнь.
   - Одно другого стоит, - согласился Лукас.
   Впереди, в свете фар, показался дорожный указатель, оповещавший, что до
пересечения с пятьдесят четвертым шоссе две  мили.  Лукас  отметил  это  и
прикинул, сколько осталось горючего.
   - Имеет смысл сделать остановку у развязки. Потом машину поведешь ты, а
я наконец-то смогу отдохнуть от местных трепачей.
   Софи еще раз потянулась и провела рукой по  заспанному  лицу,  прогоняя
остатки сна.
   - А что, много сегодня в эфире долбоюношей?
   - Ты не поверишь.
   - Например?
   - Ну, например... миль шестьдесят назад вылез вот этот маленький братец
на девятом канале и скулил, чтобы ему помогли. Я было подумал, что  он  по
делу, и отозвался.
   - Да? И что?
   Лукас тихо засмеялся, покачивая головой и снижая скорость перед съездом
с шоссе.
   - Парень оказался настоящим клоуном, мать  его  так!  Пытался  уболтать
меня, что не может остановиться, потому что проклят. - Лукас понизил голос
до зловещего шепота: - Да проклята будет душа твоя... и обречена нигде  не
остановиться... ибо я говорю тебе: "Проклята!"
   Выпустив колечко дыма, Софи невозмутимо произнесла:
   - Ты прав, Лукас, тебе явно необходим хороший отдых.
   Он засмеялся и повернул машину на съезд.


   - А у Монтфорда?
   - А что у Монтфорда?
   - Есть груз из Сент-Луиса? Из Омахи?
   На другом конце провода послышался шорох перебираемых листов бумаги.
   - Не-а. Сейчас ничего.
   Лукас глубоко вздохнул. Он стоял в телефонной будке на бензозаправочной
станции  Лавджоя  и  разговаривая  с  каким-то  фашиствующим   панком   из
незнакомого бюро грузовых перевозок Бейкерсфилда. От досады  просто  брюхо
сводило. Лукас вцепился в трубку, как клещами.
   - Отказанных грузов тоже нет?
   - По нулям, парень.
   - Да ты что, хочешь, чтобы я поверил, что отсюда нет ни хрена до самого
водораздела?
   Минута молчания, потом маклер вынырнул снова:
   - Знаешь что,  позвони  мне  завтра  утром,  часов  этак  в  десять  по
тихоокеанскому времени. Постараемся чего-нибудь тебе найти по дороге через
Миссури или Канзас.
   - И это все?
   - Извини, парень...
   Лукас повесил трубку и со злостью пробормотал:
   - Не за что... парень.
   Потом открыл бортовой журнал и начал было записывать последний перегон,
как за его спиной раздался надтреснутый голос:
   - Вы сказали "двойной"?
   - Простите? - Лукас поднял взгляд на говорившего.
   - Кофе, - сказал старик заправщик, стоявший за истертым прилавком. - Вы
один двойной кофе заказывали, нет?
   - Все точно, - ответил Лукас и подошел к прилавку.
   - Сейчас будет готово, - улыбнулся старик, обнажая зубы цвета  кофейных
зерен. Через секунду он толкнул по прилавку к  Лукасу  большой  стакан  из
пенополистирола,  шлепнул  импринтером  по  кредитной   карточке   Лукаса,
протянул чек и  сказал:  -  Сто  пятьдесят  галлонов  дизельного  топлива,
полгаллона масла и один двойной кофе... Итого двести пятьдесят два доллара
девяносто три цента.
   Лукас подписал чек, оторвал свою копию, чек отдал обратно.  На  душе  у
него было муторно. Каждый расход все ближе подталкивал его  к  богадельне.
Расходуя галлон горючего меньше чем за пять миль,  "Мария"  съедала  около
тысячи галлонов за рейс.  При  таких  расходах  нужен  был  маклер,  чтобы
круглые сутки искал для Лукаса работу в оба конца. А у Лукаса  был  сейчас
только этот хмырь из бюро Бейкерсфилда.
   - Может, останетесь у нас до утра и позавтракаете? - предложил  старик,
глядя на часы. - На рассвете придет Мери-Джейн, а ее блинчики - лучшие  по
эту сторону гор.
   - Не получится, - пробормотал Лукас, закрывая бортовой журнал и  убирая
его в кожаный чехол на молнии. - К утру мы должны быть за три  сотни  миль
отсюда.
   Казалось, старик искренне расстроился.
   - Ну что же, может, заедете к нам когда-нибудь в другой раз.
   - Будем надеяться, - улыбнулся Лукас.
   - Я тоже, - подмигнул старик и снова показал в улыбке  гнилые  зубы.  -
Берегите себя, в дороге всякое случается.
   - И вы тоже.
   Лукас взял кофе, повернулся и вышел во влажную ночь Джорджии. Идя через
всю стоянку к своему грузовику, Лукас  восхищался  про  себя  сердечностью
хозяина.  Вопреки  общему  поверью  опыт  Лукаса  показывал,   что   южное
гостеприимство одинаково  распространяется  на  представителей  всех  рас,
включая и афроамериканцев. Конечно, и контраст был тут более резким. Южный
расист куда более откровенен, чем его северный единомышленник. В  каком-то
смысле  Лукас  даже  предпочитал  открытую  ненависть  истинного  клановца
скрытой дискриминации со стороны северных представителей среднего  класса.
Ку-клукс-клановец хотя бы честен в своем  невежестве  и  ненависти.  Белый
северянин - скользкий паразит, который будет считать тебя другом, пока  ты
знаешь свое место и не пытаешься поселиться рядом с ним. Пока ты - хороший
ниггер.
   Но Лукасу Хайду  это  теперь  было  без  разницы.  Пока  его  обожаемый
грузовик заправлен горючим и смазкой и готов тронуться в путь, Лукас  Хайд
сам себе хозяин.
   Работавший на холостых оборотах мотор урчал, словно сонный медведь. Его
матовая черная поверхность казалась  серебристой  в  свете  газовых  ламп,
вокруг которых роилась мошкара. Вертикальная выхлопная  труба  с  шипением
выплюнула  облачко  горячего  дыма.  Позади  грузовика  виднелся  грязный,
видавший виды прицеп. Эта ржавая коробка была взята напрокат в Сакраменто.
На ее боку красовалась эмблема владельца, изображавшая бенгальского  тигра
в прыжке, но и она не могла улучшить общего впечатления  от  кучи  старого
железа.  Лукасу  этот   прицеп   казался   чудовищным   оскорблением   его
великолепной кабины.
   "Кенворт" был куплен Лукасом в 1987 году. С тех пор  он  несколько  лет
любовно совершенствовал свою машину. На  стандартную  раму  Лукас  посадил
форсированный до 750  лошадиных  сил  двигатель.  К  этому  силовому  узлу
добавил тринадцатитонный задний мост,  гидравлическую  систему  управления
"Феникс" и  суперсовременный  бортовой  компьютер,  который  фиксировал  и
хранил в своей памяти подробную информацию о состоянии  каждого  узла  или
агрегата. Но гордостью тягача был корпус. Окраска была  сделана  на  заказ
флоридской фирмой "Рос дизайн" - все поверхности были  обсидианово-черные,
и лишь по контуру тонкие алые  полоски.  В  свете  ночных  огней  грузовик
казался почти прозрачным.
   На полпути к машине Лукас остановился, глядя, как Софи пытается достать
губкой угол ветрового стекла. Это было у нее навязчивой  идеей.  В  начале
каждой своей смены она тщательно протирала лобовое  стекло,  как  семейный
фарфор, и тщательно выискивала малейшие  трещинки  и  царапины.  Лукас  не
возражал  -  ведь  машина  была  их  общим  ребенком,  и  любые  действия,
направленные   на    поддержание    ее    хорошего    состояния,    только
приветствовались.
   - Раз уж  ты  снова  возишься  с  лобовым  стеклом,  проверь  заодно  и
стеклоомыватель, - сказал Лукас, подходя к машине.
   - А что с ним случилось? - спросила Софи, перестав вытирать стекло.
   - Не могу  сказать  наверняка,  но,  по-моему,  с  левой  стороны  есть
небольшой засор.
   - Вас понял, конец связи, - ухмыльнулась Софи.
   Подойдя к  машине  с  пассажирской  стороны,  Лукас  поставил  ногу  на
хромированную подножку и сказал:
   - Твой кофе ждет тебя в кабине, а я пошел отдыхать. Вешаю табличку  "НЕ
БЕСПОКОИТЬ" до самого Мюзик-Сити,  и  не  вздумай  будить  меня,  пока  не
въедешь на центральную площадь.
   Софи кивнула и снова  принялась  мыть  стекло.  Лукас,  чуть  помедлив,
поднялся в грузовик.
   Кабину смело  можно  было  назвать  произведением  искусства.  Передняя
панель,  нашпигованная  всевозможными   современными   приборами,   плавно
закруглялась вокруг двух удобных сидений с высокими спинками,  выполненных
по последнему слову  эргономики.  На  приборной  панели  имелся  небольшой
видеомонитор,  изображение  на   который   подавали   камеры   внутреннего
телеслежения, что было чрезвычайно удобно при маневрировании задним ходом.
Над приборной доской  висела  стереосистема  "Блаупункт"  класса  де-люкс,
детектор радара и рация  служебной  связи.  Спальный  отсек,  находившийся
позади  водительского  и   пассажирских   сидений   и   именовавшийся   на
водительском жаргоне "гробом", был  отлично  оборудован.  Помимо  двойного
спального  места,  здесь  имелись   раковина   для   умывания,   небольшая
микроволновая печь, холодильник и портативный компьютер. Все  это  устроил
Лукас с небольшой помощью Первого национального банка из Санта-Моники.
   Рухнув на постель, Лукас скинул ботинки и бросил  ковбойскую  шляпу  на
полку над головой. Купив три года назад свой "кенворт"  за  сто  пятьдесят
кусков,  Лукас  уже  больше  пятидесяти  тысяч   баксов   вбухал   в   его
переоборудование.  А  теперь,  пережив  последствия  рейганомики,  периоды
кризиса, все депрессии и спады, он оказался на  грани  банкротства  только
потому, что его подвел этот идиот маклер! На душе у Лукаса было муторно.
   Он закрыл глаза. Сейчас ему  было  совершенно  необходимо  как  следует
выспаться.  Однако  мозг  отказывался  выключаться.   Где-то   в   глубине
подсознания  безостановочным  рефреном  слышался  чей-то  голос:  "Я  хочу
остановиться... поверь мне... ты даже представить себе не  можешь,  как  я
хочу остановиться, но я не могу... даже через миллион лет..."
   Было что-то в сумасшедшем бреду Мелвила  Бенуа  такое,  что  не  давало
Лукасу забыть его. Что-то в самом голосе. Даже искаженный  радиоволнами  и
хриплым динамиком, он звучал... как это называется?
   ...замогильно...
   "На мне лежит проклятие... никогда не останавливаться..."
   Повернувшись на бок, Лукас постарался не думать больше о Мелвиле Бенуа.
   На стене  напротив  висела  пожелтевшая  глянцевая  фотография  Джеймса
Брауна, на которой родоначальник стиля "соул" выгнулся  назад,  в  экстазе
сжимая микрофон и чуть ли не заглатывая его широко открытым в крике  ртом.
Вокруг  толпились  бесчисленные  поклонники.  В  самом   низу   фотографии
виднеется торопливый,  неразборчивый  автограф.  Эту  фотографию  подарила
Лукасу  старшая  сестра.  Много  лет  карточка  служила  ему   талисманом,
приносящим  счастье  и  отводящим  невзгоды.  Когда-то,  в  самом   начале
семидесятых, Джеймс Браун был для Лукаса кумиром.
   Над Брауном без какой-либо системы были прикреплены  фотографии  прочих
музыкантов-бунтарей - Джимми Хендрикса, Джея Хокинса и Чака Ди.
   Страстный  поклонник  рок-музыки,  Лукас   обладал   энциклопедическими
познаниями в области черного андеграунда. Он мог бы на равных беседовать с
музыкальными критиками этого направления. Никогда не учившийся в колледже,
Лукас все постигал самоучкой, зато он  не  жалел  времени,  изучая  улицу,
реальный мир и тех,  кто  определяет  его  облик.  Такой  подход  к  жизни
приводил к жарким спорам Лукаса со своей напарницей.
   - А я думала, ты уже отплыл в царство сна, - неожиданно раздался  рядом
голос Софи, усаживавшейся на водительском месте  и  пристегивавшей  ремень
безопасности. - Мне казалось, ты сильно устал...
   - Заснул бы, если бы мой напарник меня не дергал.
   - Вот старый ворчун... - пробормотала Софи, трогая грузовик с  места  и
осторожно выезжая со стоянки.
   Через несколько мгновений они уже снова были на скоростном шоссе.
   Сквозь подступавшую дремоту Лукас слушал, как Софи переходит с передачи
на  передачу,  повышая  скорость.   Перегазовка,   синхронизация,   вторая
перегазовка - и снова мощное гудение двигателя. Скоро  машина  мчалась  по
шоссе со скоростью семьдесят миль в час.  Перевернувшись  на  другой  бок,
Лукас  с  удовольствием  услышал  любимые  звуки  -  ровное  гудение  всех
восемнадцати колес мощной машины.
   Лукас стал засыпать. Он всегда  быстро  засыпал  в  дороге,  когда  его
грузовик  безостановочно  двигался   по   скоростному   шоссе.   Ритмичное
покачивание машины действовало на него, словно материнская колыбельная  на
младенца. Еще в раннем детстве, когда мать Лукаса хотела, чтобы он заснул,
она укладывала его на заднее сиденье "бьюика" и  выезжала  со  двора.  Как
правило, они не успевали доехать до  ближайшего  поворота,  как  маленький
Лукас уже спал мертвым сном.
   Однако в тот  вечер  сон  почему-то  ускользал  от  Лукаса.  Его  мозг,
снедаемый тревожными мыслями, никак не хотел  отключаться.  В  подсознании
мелькало множество неясных, тревожащих образов.
   Внезапно  в  памяти  пронзительно  ясно  прозвучал  хрипловатый   голос
измученного   человека:   "На   мне   лежит   проклятие...   никогда    не
останавливаться, несмотря ни на что... никогда не останавливаться..."
   Часом позже Лукасу все же удалось заснуть, и сон  его  стал  первым  из
кошмаров этой ночи...



2. ЧЕЛОВЕК С СЕРЕБРЯНЫМИ ГЛАЗАМИ

   Лукасу  снилось,  что  он  снова  очутился  в  1962   году   в   родном
калифорнийском городке Торрансе.


   Он сидел, скрючившись в  зеленой  полутьме  помидорного  поля,  ожидая,
появления  человека  с  серебряными  глазами.  Рядом  с  Лукасом   сидели,
склонившись и тяжело дыша, еще два мальчика:  Дес  Вашингтон,  его  лучший
друг и напарник по лабораторным работам на уроках  биологии,  которые  вел
Козловский, и Грейди Фостер, двоюродный  брат  Деса  из  Детройта.  Сильно
пахло помидорной ботвой, навозом и торфом. По кроссовкам мальчиков сновало
множество муравьев. Лукас чувствовал, как по спине у него поползла струйка
горячего пота, стекая прямо в штаны, но даже не шевельнулся. Не  двигались
и другие мальчики. Они знали. что с минуты на минуту должен был  появиться
на дороге, проложенной по краю помидорного поля, большой черный  катафалк,
возвращавшийся обычно в это время в свой гараж.
   За рулем  будет  сидеть,  как  всегда,  высокий  мужчина  в  зеркальных
солнцезащитных очках и с обычной кривой улыбкой на губах.
   Осторожно  повернув  голову,  Лукас  внимательно  посмотрел  на   своих
помощников. Две сидел на корточках рядом с кучей компоста.  Его  маленькое
коричневое лицо блестело от пота, а в кулаках были крепко  зажаты  большие
куски гнилого мяса. Рядом с Десом застыл его  младший  двоюродный  брат  с
напряженным лицом парашютиста, готовящегося к прыжку.  В  руках  у  Грейди
было несколько перезревших помидоров.
   - Не бросай их, пока я не подам сигнал, - хрипло прошептал Лукас.
   - Ладно, - тихо отозвался Дес.
   - Ладно, - эхом откликнулся Грейди.
   Повернувшись, Лукас  снова  стал  внимательно  вглядываться  в  сторону
дороги сквозь зеленую помидорную ботву. Меньше чем в пятидесяти  ярдах  от
того  места,  где  мальчики  устроили  засаду,  виднелся  раскаленный  под
полуденным солнцем навес автобусной остановки. По  другую  сторону  дороги
тянулись унылые, грязноватые домики рабочей окраины, за ними  -  городское
кладбище с выгоревшей  на  горячем  солнце  травой  и  редкими  невысокими
деревцами. Где-то там, в одном из дальних  уголков  кладбища,  лежал  отец
Лукаса...
   Именно этот факт и послужил причиной засады на водителя катафалка.
   В  день  похорон  Чарльза  Хайда  водитель  катафалка   сделал   Лукасу
оскорбительное замечание, положившее начало их вендетте.
   - Смотрите! - зашипел Грейди, возбужденно тыча пальцем сквозь просвет в
помидорной ботве. - Вон там, за ивой! Это он! Он едет прямо сюда!
   Заглянув   в    просвет    листвы,    Лукас    увидел    приближающийся
шелковисто-черный  и  невероятно  длинный  катафалк,  сиявший  на   солнце
нестерпимым блеском полированных поверхностей.
   - Скорее! - прошипел Лукас. - Приготовились!
   Мальчики подобрались к ограде помидорного  поля.  Лукас  последовал  за
ними, прихватив свои боеприпасы. Приготовившись к атаке, они замерли.
   Катафалк неторопливо приближался. Внезапно Лукаса охватила  паника,  от
которой по всему животу разлился леденящий холод.
   Расстояние  между  катафалком  и  мальчиками   неуклонно   сокращалось.
Пятьдесят ярдов, сорок, тридцать... Теперь Лукас видел пробегающие тени на
сияющих бортах машины, солнечные блики на лобовом стекле. А за  стеклом  -
молочно-белое, размытое лицо водителя.
   Сделав глубокий вдох и задержав дыхание,  Лукас  ждал,  когда  катафалк
окажется напротив  засады.  Пятнадцать  ярдов,  десять,  пять,  три,  два,
один...
   - Давай! - изо всех сил завопил Лукас.
   Брошенные мальчиками гнилые помидоры попали точно  в  цель  -  в  самую
середину   кабины   катафалка.   С    неописуемо    противным    хлюпаньем
красно-коричневая кашица залепила почти всю крышу и лобовое стекло.
   Катафалк резко затормозил, жалобно  завизжали  шины.  Подпрыгнул  вверх
багажник, как вскидывает задом рассерженный конь. И  тут  же  заскрежетала
коробка передач и взвизгнули буксующие колеса - катафалк дал задний ход.
   - Бежим! - услышал Лукас собственный  вопль.  Но  его  голос  прозвучал
неожиданно слабо, почти жалобно.
   Вынырнув из помидорной ботвы, мальчики моментально бросились врассыпную
по той половине поля, где уже был убран урожай. Лукас бежал последним.  За
его спиной раздался  рев  мотора.  Водитель  ударил  по  тормозам,  врубил
передачу вперед и погнал машину на бугор вслед за мальчишками.
   "Он едет за нами, - успел  подумать  Лукас.  -  Гонит,  гад,  прямо  по
помидорам!"
   Внезапно Лукас поскользнулся и со всего маху шлепнулся на землю. Черный
монстр, весь в облаке пыли и выхлопных газов, неумолимо приближался, круша
ботву и подпорки решеткой радиатора, как металлический дракон челюстями. И
пер прямо на Лукаса.
   Вскочив на ноги, Лукас помчался  к  своему  велосипеду.  Он  стоял  под
деревом, до него было футов двадцать. Друзья Лукаса  уже  повскакивали  на
велики и теперь были на полпути к краю поля, к спасению. А  Лукас  потерял
драгоценные секунды, и теперь катафалк был  уже  всего  в  пятидесяти  или
шестидесяти ярдах от него.
   Лукас добежал до велика,  прыгнул  в  седло  и,  бешено  крутя  педали,
помчался к краю поля. Велосипед  -  модифицированный  "Швинн  Стингрей"  с
седлом-бананом, укрепленной рамой и большими колесами  -  был  создан  для
езды по бездорожью. Но сейчас он весь болтался и дребезжал  по  бугристой,
выжженной солнцем почве убранного поля.
   Катафалк догонял.
   Лукас  изо  всех  сил  крутил  педали  велосипеда,  стремясь  к   узкой
подъездной дороге на краю поля. Зубы стучали на каждом  ухабе.  Ободранные
кровоточащие колени ныли от боли. "Стингрей" дребезжал и звенел.
   Но через секунду он уже был на  дороге.  Ощущение  твердой  асфальтовой
поверхности под резиновыми шинами велосипеда придало  ему  сил  и  внушило
надежду на спасение. Впереди,  среди  густых  деревьев,  скрывался  крутой
спуск в долину. Если Лукасу удастся достичь долины, он будет спасен.
   Но что-то мешало ему... Дес и Грейди уже огибали подножие холма,  а  он
все никак не мог добраться до желанного спуска.  Лукас  бросил  взгляд  на
спидометр и тут же похолодел от ужаса - стрелка стояла на нуле!
   Катафалк был уже так близко, что Лукас чувствовал  под  собой  вибрацию
дорожного покрытия.
   Всем существом он стремился  к  спасительной  роще  в  долине,  но  чем
сильнее крутил он педали, тем медленнее продвигался к цели. Казалось, роща
даже отдалялась от него, а колеса велосипеда все глубже вязли в  асфальте,
превратившемся будто в сдобное тесто.
   Оглянувшись  через  плечо,  Лукас  увидел  катафалк  совсем  близко,  в
нескольких дюймах от велосипеда. Черное чудовище, казалось, алчно разевало
пасть. За лобовым стеклом смутно  виднелось  бледное  лицо  водителя.  Его
глаза скрывали зеркальные солнцезащитные  очки,  на  губах  играла  кривая
ухмылка.
   Лукас выбивался из последних сил, но не мог сдвинуться с место,  словно
крутил педали тренажера. Внутри у него все похолодело, он не мог заставить
себя оглянуться на жуткое чудовище за спиной, и больше всего его  страшило
бледное лицо сидевшего за рулем человека.
   Несколько мгновений спустя он почувствовал за спиной  жар  раскаленного
мотора, и в  нос  ударила  бензиновая  вонь.  Оглушительно  заскрипел  под
колесами катафалка мелкий гравий. А потом Лукас испытал самое страшное.
   Холодное и скользкое прикосновение решетки радиатора к спине.
   Как поцелуй мертвеца.


   Лукас дернулся и проснулся.
   Сев на постели и встряхивая головой, чтобы отогнать от себя кошмар,  он
стал разминать затекшие ноги. Взглянул на часы и понял, что проспал  почти
три часа. Все тело было покрыто липким потом, ныла нижняя челюсть - видно,
во сне он скрежетал зубами. Тонкое хлопковое одеяло было скомкано в ногах.
   Снова вернулся кошмарный сон, мучивший его уже  много  лет  Иногда  ему
снились лишь какие-то обрывки страшных видений, иногда ужасный сон являлся
ему в виде цветного широкоэкранного фильма, длившегося без перерыва  целую
ночь. Но во всех случаях сценарий был один и тот  же.  Неприятный  случай,
произошедший с Лукасом в далеком детстве, подробности которого он уже и не
помнил, окрашивался подсознанием в невероятно яркие,  живые  краски.  Если
вспомнить, вряд ли Лукас вообще потом встречал водителя катафалка.  Однако
в этом невыносимом сне тот человек с  зеркальными  солнцезащитными  очками
неизменно превращался в могучее злобное чудовище.
   Выбравшись из постели, Лукас какое-то время постоял, обретая равновесие
и заново привыкая к ритмичному  покачиванию  кабины.  Спальный  отсек  был
единственным местом, где можно было выпрямиться во  весь  рост.  Ополоснув
лицо прохладной водой, он достал кофейную чашку и нацедил горячей воды  из
бака в углу. Всыпал туда ложку с горбом растворимый кофе и размешал.  Хотя
Лукас терпеть не мог растворимого кофе, сейчас он был ему необходим. А  то
никак не проснуться.
   Несколько секунд Лукас колебался - не принять ли таблетку? В шкафчике у
кровати был у него флакон  декседрина,  который  шоферы  называли  "педаль
газа". Всего одна таблетка - и он будет свеж как огурчик. Но Лукас  решил,
что не надо. Сегодня ночью некуда спешить,  и  неизбежная  мигрень  наутро
тоже не нужна. Так что он просто проглотил чашку кофе и сморщился  от  его
вкуса.
   - Бог ты мой, - пробормотал он. - Какая гадость!
   Из-за перегородки, отделявшей спальный отсек от самой кабины,  раздался
голос Софи:
   - Неужели спящий великан проснулся раньше времени?
   Отодвинув складную дверь, Лукас  переместился  из  спального  отсека  в
кабину и уселся на пассажирское сиденье рядом с водителем.
   - До чего же я люблю растворимый кофе, - пробормотал он,  не  глядя  на
Софи.
   Софи вписала машину  в  поворот,  переключившись  на  низкую  передачу.
Взгляд ее был прикован к темноте впереди.
   - Хочешь, остановимся, и ты сможешь выпить настоящего кофе?
   - Ну его.
   - Ты проснулся раньше времени. До твоей смены больше часа.
   - Не спится.
   Софи с интересом взглянула на него.
   -    Лукасу    Хайду,    признанному    чемпиону    по    сну     среди
водителей-дальнобойщиков, не спится?
   - Жаль тебя разочаровывать, но даже у меня бывает бессонница.
   Лукас протянул руку к отделению  для  перчаток,  открыл  его  и  выудил
оттуда пачку дешевых сигар "Гарсия Вегас". Достав одну из них, он  закурил
и сказал:
   - Наверное, беспокоюсь из-за этой дурацкой ситуации без маклера...
   Софи приоткрыла боковое стекло,  и  в  кабину  ворвался  свежий  ночной
воздух.
   - Может, парни Бейкерсфилда найдут нам к утру что-нибудь,  какой-нибудь
попутный груз.
   - Возможно, - неохотно согласился Лукас, жуя дешевую сигарку. - Знаешь,
что я тебе скажу? Плохо, что у нас нет рифера. Точно нашли бы тогда груз в
Колорадо и за один рейс вернули бы свои денежки.
   Софи буквально застонала:
   - Только не это, Лукас! Меньше всего я  хочу  перевозить  трупы  убитых
животных!
   - Извини, я забыл, ты же у нас хиппующая розовая коммунистка.
   - Лестью ты от меня ничего не добьешься.
   Лукас усмехнулся. Ему доставляло огромное  наслаждение  дразнить  Софи,
которая была убежденной вегетарианкой  большую  часть  своей  сознательной
жизни. Она отказалась от мяса,  погостив  у  родственников  на  ранчо  под
Денвером, где видела в деталях всю работу скотобойни. Это она запомнила на
всю жизнь.
   Дальнобойщику-вегетарианцу  жить  непросто.  Во  время  кратковременных
остановок возле придорожных закусочных  Софи  обычно  заказывала  тосты  с
арахисовым маслом и мясной салат  с  помидорами,  яйцами  и  сыром.  Потом
вручную извлекала из  салата  бекон.  Иногда  ей  приходилось  уговаривать
недоумевающую официантку принести ей тарелку только с овощным  гарниром  -
петрушку, салат, соленья или что там еще  -  и  суповую  миску  с  горячей
водой, чтобы из всего этого соорудить себе вегетарианский суп.
   В самом начале их совместной  работы  Лукас  приходил  в  бешенство  от
вегетарианства  Софи.  Обычный  псевдоинтеллигентский  выпендреж.   Штучки
богатеньких. На трассе  больше  приходится  думать  о  выборе  нормального
моторного масла, а не высоковолокнистой пищи.  Этот  идиотизм  с  питанием
цельными зернами надо оставить яйцеголовым из колледжа и яппи из долины.
   Но проходил месяц за месяцем, накручивались тысяча  за  тысячей  трудно
пройденные мили, и Лукас стал замечать за собой странные вещи  -  он  стал
думать, где остановиться перекусить. Сначала это было еле заметно - просто
Лукас смотрел на нижнюю  строчку  вывески:  есть  ли  в  заведении  бар  с
салатами? Или мог крутить баранку лишних десять  миль,  выбирая  кормушку,
где получше набор супов. Впрочем, Лукас не придавал особого значения  этой
своей новой привычке - подумаешь, тщательнее выбирает места перекусов.  Но
в глубине души он догадывался о настоящей причине, и это  пугало  его.  Он
боялся признаться самому себе в том, что эта женщина, Софи Коэн, нравилась
ему, и чем дальше, тем больше.
   Лукас постепенно привыкал к  приятным  мелочам  -  поддон  с  травками,
которые Софи выращивала на окне спального отсека, запах мяты и  розмарина,
окружавший ее, когда она влезала, в кабину... как она здорово рассказывает
истории, изображая всех участников и шумовые эффекты... резкий  аромат  ее
волос, когда она каждый вечер проходила мимо Лукаса в спальный отсек.  Эти
все мелочи постепенно и незаметно вкрадывались Лукасу в душу, пока однажды
не заставили его осознать,  что  его  напарница,  эта  новичок-еврейка  из
богатого пригорода, не так уж в конце концов  плоха.  Если  честно,  очень
даже ничего тетка.
   Но Лукас, хотя его отношение к Софи сильно смягчилось, четко знал,  что
почем. Настоящие партнеры никогда, _ни при каких  условиях_  шашней  между
собой не заводят. Неписаный кодекс дорог.  На  трассе  -  ничего  личного.
Иначе жить будет невозможно. Точка.
   - Где мы, черт побери? - мрачно спросил наконец  Лукас,  вглядываясь  в
темноту по сторонам шоссе. Впереди дорога прорезала  гранитный  массив,  и
скалы в рассеянном свете фар блестели, как обнаженная кость.
   Софи ответила. Они были на двадцать четвертом шоссе, несколько  миль  к
северу от Нашвилла, штат Теннесси. Условия  движения  отличные,  машин  на
шоссе совсем мало. Радиоэфир служебной связи почти не занят.
   - Хотя, - добавила Софи, - я за последний час пару раз  слышала  твоего
шутника.
   - Ты имеешь в виду этого... Мелвила как-его-там?
   - Именно его.
   - О Боже! Этот хмырь еще не бросил свои дурацкие шутки?
   Лукас удивился тому что этот Мелвил все еще находится в зоне уверенного
приема. Вообще-то обычно автомобильная рация хватала  миль  на  пять.  Тут
могло быть три объяснения: либо он двигался вслед за ними, либо шел где-то
впереди, либо вел машину параллельно курсу "Черной Марии". Однако все  три
возможных варианта казались Лукасу не слишком реальными.
   - А ты уверена, что это был тот парень? - спросил Лукас.
   - Абсолютно уверена, - ответила Софи, и в голосе ее прозвучала какая-то
странная напряженность. - Кто еще будет бормотать о проклятии?
   - Ты ему ответила?
   - Не смогла.  Там  столько  голосов  по  радио  на  него  навалились  с
насмешками, что не пробиться.
   - С насмешками?
   - Да. Похоже, твою беседу с Мелвил ом слышало немало людей, и они  тоже
решили поразвлечься.
   Удивленно подняв брови, Лукас затянулся сигарой.
   - Ну и ну, - заметил он, - вот потеха-то! Шайка краснорожих  суперменов
убивает время, издеваясь над сумасшедшим маленьким братцем. Спорить  могу,
Мелвилу в кайф было собрать столько публики!
   - Я бы так не сказала, - неожиданно серьезно произнесла Софи.
   Лукас взглянул на свою напарницу. Уставившись на белые  линии  дорожной
разметки,  она  крепко  держала  в  руках  руль.  Лицо  выражало   мрачную
сосредоточенность, и Лукас понял, что ее что-то гнетет.
   - А почему ты бы так не сказала? - спросил он.
   Софи метнула на него быстрый взгляд серьезных глаз.
   - Мне кажется, парню это вовсе не понравилось...
   - Как это?
   Вздохнув, Софи произнесла, подбирая слова:
   - Не знаю, как это  объяснить...  но,  по-моему,  этот  парень  говорил
правду Он не шутил.
   - Ну, ты даешь!
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - серьезно сказала Софи. - Но я не это имею
в виду. Не хочу сказать, что он говорит правду насчет проклятия, но дело в
том, что сам он  совершенно  искренне  убежден  в  этом.  Согласись,  есть
разница...
   - Что? Ты хочешь сказать, что у него не все дома?
   - Вот именно. Этот парень серьезно  болен.  Может,  он  шизофреник  или
сбежал из какого-нибудь приюта для душевнобольных... Понимаешь, Лукас, его
голос... В голосе его звучал подлинный страх.
   Неожиданно по спине у Лукаса побежали мурашки. Он был согласен с  Софи.
В его ушах до сих пор звучал  далекий,  пробивающийся  через  треск  голос
Мелвила: "Я не могу остановиться... никогда, даже через миллион лет!.."
   Потушив сигарету в дверной пепельнице. Лукас сказал:
   - Ну и что ты хочешь от меня?
   Софи снова быстро взглянула на него, глаза ее были серьезны.
   - Мне кажется, мы должны снова его  вызвать.  Поговорить  и  попытаться
успокоить. Лукас, ты один не смеялся над ним. Вызови его еще раз.
   - Да ты в своем ли уме? - взорвался Лукас. - У  нас  что,  своих  забот
мало? Нам что, делать больше нечего, кроме как забивать канал  одиннадцать
разговорами с этим придурком?
   - Я просто прошу тебя успокоить его, Лукас. Может, парень действительно
в беде. Может, это кончится тем, что он себе шею сломает, или  кому-нибудь
еще.
   Лукас ничего не ответил. Какое-то время он молча сидел на своем  мягком
кожаном сиденье, прислушиваясь к шуму мотора и размышляя  над  неожиданной
просьбой Софи.  Если  даже  ему  удастся  обнаружить  в  радиоэфире  этого
паренька, то что он ему скажет? "Послушай, братец, не смотри ты на этих, в
белых халатах, влезь в эту красивую  смирительную  рубашку,  и  все  будет
тип-топ!" Так, что ли? А если парень и вправду сумасшедший, то  как,  черт
бы их всех драл, с ним иметь дело? Он, Лукас, - простой дальнобойщик, а не
сотрудник социальной, мать ее, службы!
   Прошло еще  несколько  секунд  в  неприятном  молчании.  Наконец  Лукас
сказал:
   - Ладно, была не была...
   Схватив рацию, он щелкнул выключателем:
   - Я "Черная Мария", вызываю Мелвила Бенуа... Отзовись, браток! Прием!
   Тишина. Лукас  подкрутил  шумоподавителъ,  увеличил  громкость.  Кабину
затопила волна призрачных трещащих помех. И никаких  следов  перепуганного
молодого парня с южным акцентом.
   - Попробуй еще раз, - сказала Софи.
   Лукас хмыкнул, но подчинился.
   - "Черная Мария" вызывает на связь Мелвила Бенуа!  Мелвил,  ты  слышишь
меня? - рявкнул Лукас в микрофон. - Ответь, Мелвил! Прием!
   Тишина и треск статики.
   - Мелвил, отзовись!
   Ничего.
   Внезапно тишину прорезал хрипловатый голос:
   - Эй,  черненький!  С  тобой  говорит  Жеребец  Маффин!  Может,  хватит
захламлять эфир этим колдовским дерьмом? О'кей? Прием.
   Голос был новым, и радиоклички Лукас не знал,  но  интонация  знакомая.
Дальнобойщик-дикарь с эмблемой на плече и полным брюхом мезедрина.  Иногда
эти беломазые за рулем грузовика доводили Лукаса до белого каления.  Племя
дальнобойщиков - как любая другая субкультура. Есть нормальные парни, есть
и дерьмо.
   Лукас хотел было уже ответить, но тут Софи  выхватила  у  него  из  рук
рацию и язвительно проговорила в микрофон:
   - Мы поняли тебя, умник. Интересно, что у тебя короче - ум или член?
   - Тебе что за дело, черненькая? В твой ротик все равно не влезет!
   Лукас выхватил микрофон:
   - Слушай, ты, козел, хочешь поговорить со  мной  с  глазу  на  глаз  на
ближайшей развязке? Рад буду тебе все объяснить лично.
   - Заманчивое предложение, черножопый! Жаль, у меня нет времени...
   - Я почему-то так и думал.
   - Да пошел ты...
   - После тебя.
   Положив рацию на место, Лукас откинулся  на  спинку  и  потер  ладонями
лицо. Он буквально чувствовал  бешеную  ярость  Софи,  исходившую  от  нее
словно жар от печи. До крови закусив губы,  она  не  отрывала  взгляда  от
дороги. Лицо было искажено гневом. В  минуты  бешеной  ярости  она  всегда
молчала и закусывала губы.
   - Суки беломазые, - минуту спустя хрипло  произнесла  наконец  Софи.  -
Ненавижу...
   Достав из отделения для перчаток еще одну сигарету, Лукас сказал:
   - Послушай, я пытался найти этого парня...
   - Ты не перенапрягся! - отрезала Софи.
   Лукас вздохнул и хотел было что-то сказать, как вдруг  в  кабине  снова
раздался чей-то незнакомый голос:
   - Вызываю "Черную Марию"! Вызываю "Черную Марию"! Прием!
   Мягкий голос явно принадлежал пожилому мужчине.
   Лукас взял в руки микрофон:
   - Я "Черная Мария". Слышу вас, канал одиннадцать!
   - Я Бумер! - продолжал мягкий мужской голос. -  Если  тебе  нужен  этот
сдвинутый парнишка по имени  Мелвил,  ищи  его  на  девятнадцатом  канале.
Последний раз я там его слышал.
   - Спасибо, Бумер! Где ты находишься?
   - Сельская дорога  девяносто  шесть,  двигаюсь  на  запад,  только  что
проехал Альмавиль, - слегка помедлив, ответил старик.
   - Что за машина у тебя, Бумер?
   - Небольшой пикап, - хихикнул старик. - Развожу почту вот уже  двадцать
лет. Но люблю поболтать с дальнобойщиками.
   Усмехнувшись про себя, Лукас мысленно представил себе  рутинную  работу
старика. Каждое утро, еще до рассвета, он загружает  свой  пикап  охапками
свежих газет,  письмами,  бандеролями,  посылками  и  едет  по  привычному
маршруту - от фермы к ферме, от одного почтового ящика к другому...
   - Спасибо за информацию, Бумер, - сказал Лукас. - Осторожнее на дороге,
береги себя.
   - Вас понял. Удачи и конец связи, - чуть погодя откликнулся старик.
   Лукас переключился на девятнадцатый канал и стал вслушиваться,  пытаясь
выловить из помех страдальческий голос  Мелвила  Бенуа.  Спустя  несколько
секунд он включил микрофон и сказал:
   - "Черная Мария" вызывает Мелвила Бенуа! Отзовись, Мелвил!
   И снова только треск статики.
   Лукас начинал потихоньку злиться.  Какого  черта  он  так  упорно  ищет
сумасшедшего братца, чтобы получить очередной поток психического бреда? Но
в озабоченности Софи было что-то такое, что Лукас не мог отмести с порога.
Она была не из тех, кто легко поддается на  удочку  дорожных  шутников.  И
если она думает, что Мелвил не врет, то очень может быть...
   Внезапно Лукас услышал чей-то плач, едва пробивавшийся  сквозь  шумы  и
помехи. Сначала он  решил,  что  это  ему  просто  послышалось.  Но  потом
явственно расслышал отчаянные, рвущие душу всхлипывания и стоны, временами
переходившие чуть ли не в собачий вой.
   Это Мелвил Бенуа плакал навзрыд.
   Лукас поглядел на Софи. Не отрываясь от дороги, она  вела  грузовик  на
полной скорости, одновременно  прислушиваясь  к  звукам,  доносившимся  по
рации. Лукас понял, что плач Мелвила подействовал на нее не меньше, чем на
него.
   Поднеся микрофон ко рту, Лукас мягко произнес:
   - Мелвил Бенуа, это ты? Ты слышишь меня? Это "Черная Мария"!
   Плач  не  прекращался.  Но  через  несколько  секунд  хриплый,   вконец
измученный голос Мелвила зазвучал в кабине:
   - Привет, "Черная Мария"... Ты слышишь меня, "Черная Мария"?
   - Мелвил?
   - Да, это я... только мне тут хреново...
   - Успокойся, браток...
   До слуха Лукаса донесся сдавленный всхлип, отдаленно напоминавший  смех
сквозь слезы.
   - Я оказался в страшном дерьме, "Мария". Запасной бак почти  пуст.  Еще
сорок... или пятьдесят миль...  а  потом...  Блин,  друг,  ты  мне  должен
поверить... я тут погибаю...
   Лукас понял, что парень едва сдерживает безумные рыдания.
   - Послушай, Мелвил, ты постарайся успокоиться. Просто постарайся.
   Мелвил внезапно затих, а потом тихо проговорил:
   - А чего ты от меня ждал? Я ж тебе все рассказал - я проклят!  Чего  вы
все от меня хотите?!
   Лукас помолчал несколько секунд. Такое было чувство, словно этот парень
идет по карнизу небоскреба и  каждую  секунду  может  свалиться  вниз,  на
асфальт Было это лишь в его воображении или нет,  но  единственный  способ
снять парня с карниза - это какое-то время ему потакать.
   - Друг, почему бы тебе не рассказать нам все как есть и подробно?


   Возбужденный рассказ Мелвила занял меньше пяти  минут.  Все  это  время
Лукас и Софи только слушали. Впрочем, время от времени Лукас ловил себя на
мысли: что подумают все остальные водители,  следящие  за  их  беседой  по
служебной связи?
   А история была достойна оперы.
   Мелвил Бенуа был поваром. Причем не рядовым жарщиком котлет из  уличной
закусочной, а настоящим дипломированным шеф-поваром. Азам  этой  профессии
он научился на флоте. Когда срок службы кончился, он поступил в престижную
кулинарную школу "Эскофье" в Нью-Орлеане.
   Чуть больше года назад  Мелвил  безумно  влюбился  в  свою  сокурсницу,
красивую  белую  девушку  по  имени  Саманта  Мосби.  Влюбленная   парочка
поселилась в небольшой квартирке во Французском квартале и в конце  концов
объявила о помолвке. Но была  одна  загвоздка.  Родственники  Саманты  без
всякого восторга отнеслись к появлению  среди  них  афро-американца.  Клан
Мосби, один из самых состоятельных, древних  и  консервативных  в  Мобиле,
намертво стоял против любой формы  интеграции.  Особенно  сильно  брызгала
слюной двоюродная бабушка Саманты - полусумасшедшая старуха.
   Собственно    говоря,    Мелвил    почти    ничего    не     знал     о
восьмидесятидевятилетней Ванессе Дега. Ходили слухи, что старуха  жила  на
атолле Эгг-Айленд неподалеку от побережья Мексиканского  залива,  в  доме,
построенном еще до Гражданской войны.  Но  поговаривали  также,  что  она,
наполовину парализованная и выжившая из ума, доживает свой век в  каком-то
приюте для престарелых. Кто-то всерьез считал ее самой настоящей  ведьмой.
Даже Саманта мало что знала о своей двоюродной бабушке.
   По мере того как приближался назначенный  срок  бракосочетания,  Мелвил
стал всерьез беспокоиться, что семья Мосби, и  в  особенности  престарелая
Ванесса, может что-нибудь подстроить, чтобы свадьбы не было.
   И вот три дня назад худшие опасения Мелвила подтвердились.
   Он возился со своей машиной, меняя в двигателе масло, когда позади него
раздался странный звук и кто-то похлопал его по плечу. Мелвил обернулся  и
тут же получил сильный удар в челюсть. Он хлопнулся всей спиной на  машину
и сполз на землю. Нападавшего он не успел  разглядеть,  поскольку  потерял
сознание тут же.
   - Очнулся я уже в машине...
   Голос Мелвила, пропущенный сквозь радиоэфир,  явно  принадлежал  вконец
отчаявшемуся человеку, из последних сил цеплявшемуся за спасательный плот.
   - И что было потом? - спросил Лукас, не веря ни единому слову.
   Софи,  сидевшая  рядом  с  ним  за  рулем,  с   напряженным   вниманием
вслушивалась  в  рассказ  Мелвила.  Она  забыла  даже  стряхнуть  пепел  с
сигареты, и он изогнулся китайской змейкой,  какими  играют  дети  в  День
Независимости.
   - Вот тут-то  и  началось  самое  странное,  -  сказал  Мелвил  заметно
дрогнувшим голосом. - Очнувшись, я понял, что прусь куда-то, как долболоб.
Кто-то  вдвинул  меня  за  руль  моего  "камаро"  и  пустил  катиться   по
Дольфин-стрит...
   - Ага, ну и что?
   - В салоне машины  было  полно  какой-то  фигни,  сиденья  были  чем-то
исписаны, будто кто-то обмакнул пальцы в жидкое дерьмо,  а  потом  исписал
все поверхности! Потом до меня дошло! Все эти звездочки, магические слова,
заклинания, всякое прочее дерьмо...  Кто-то  наложил  на  меня  проклятие!
Наверное, старая сука Дега! Эта сука и наложила на меня проклятие! Было  и
еще кое-что другое...
   Лукас щелкнул кнопкой передачи:
   - В каком смысле - другое?
   Пауза. Потом в треске статических помех голос прорезался вновь:
   - Я понимаю, что ты ни хрена этому не поверишь, но я  точно  знаю,  что
все это дерьмо взяли из чьей-то могилы - прах, засохшие цветы и  еще  одна
штучка...
   Софи и Лукас переглянулись. Торопливо выплюнув изо рта  сигарету,  Софи
схватила микрофон:
   - Откуда ты знаешь, что все это взято из чьей-то могилы?
   - Просто знаю, - донесся голос. - По запаху всей этой дряни,  по  тому,
как волосы у меня встали дыбом... ну, я понял, что все это сделала  старая
сумасшедшая расистка, эта сука Дега.
   Последовала долгая пауза.
   - И что ты стал делать? - нарушила молчание Софи.
   - Первым делом взял в свои руки управление машиной, решив  остановиться
у первого же уличного телефона, чтобы позвонить в полицию и Саманте. Но  я
знал, что случилось что-то плохое, и очень  плохое...  Я  чуял  беду  всем
своим нутром, и когда остановился и вышел из машины, чтобы позвонить,  тут
я понял, где собака зарыта.
   Снова последовала пауза. Софи подождала несколько  секунд,  потом  тихо
произнесла в микрофон:
   - Говори, Мелвил, мы тебя слушаем.
   - Я остановил машину, - раздался  сдавленный  голос  Мелвила.  -  Потом
вышел  и  попытался  набрать  нужный  номер...  но...  не  знаю,  как  вам
объяснить... я никак не мог заставить  себя  стоять  на  месте...  не  мог
остановиться. Должен был вернуться в этот проклятый "камаро" и ехать...
   Мелвил замолчал, и прошло еще несколько  минут,  прежде  чем  он  снова
заговорил. На этот раз в его голосе звучали слезы:
   - И тут я и обнаружил записку.
   Софи и Лукас снова переглянулись.
   - Записку? Какую записку?
   - Эта чертова бумажка торчала из бардачка. На  желтой  бумаге,  темными
чернилами, изящным мелким почерком. Я  сразу  понял,  что  это  от  старой
ведьмы Дега! В записке сообщалось,  что  они  Саманту  забрали  обратно  в
Мобил, а мне остается  только  молиться,  потому  что  отныне  я  обречен.
Остальное было написано латинской абракадаброй...
   Лукас откинулся на спинку сиденья, прикрыл  глаза  ладонью  и  тихонько
рассмеялся:
   - ...ребята в белых халатах уже на подходе...
   Софи сердито шикнула на него.
   - И вот уже почти трое суток, - продолжал Мелвил, - я все  еду  и  еду,
пытаясь найти Саманту, получить от кого-нибудь помощь... Но Саманта словно
исчезла с лица земли...
   Софи щелкнула микрофоном:
   - А как вышло, что у тебя еще не кончился бензин?
   - А я медленно проезжал мимо  заправок,  бросал  заправщикам  деньги  и
умолял их залить в бак моей машины галлон бензина, а сам выл от боли,  как
младенец.
   - От боли? - Лукаса заинтересовала сложность этого бреда.
   - От боли, - подтвердил сдавленный голос. - Когда я останавливаюсь,  на
меня откуда-то изнутри волнами накатывает страшная боль. И с каждой  новой
остановкой все сильнее... И такое чувство, словно...
   Внезапный взрыв помех заглушил голос Мелвила.
   Лукас протер глаза и щелкнул выключателем:
   - Эй, Мелвил! Ты слышишь меня? Куда ты пропал?
   Из динамика донеслись стоны и всхлипывания Мелвила:
   - Неужели вы не поняли, что я говорю? Не можете распознать  дьявольское
проклятие, когда вам о нем говорят?
   Лукас решил, что хватит.
   - У меня есть для тебя хорошие новости, командир. Проклятий не  бывает,
Мелвил, компрендо? Ты жертва самовнушения.
   Тишина в ответ, только двигатель гудит да шины шуршат.
   - Мелвил, ты слышишь меня?
   Тишина.
   - Вызываю Мелвила, отзовись, Мелвил!
   Снова тишина.
   Лукас взглянул на сидевшую за рулем  Софи.  Она  неотрывно  глядела  на
шоссе, но на ее лице читалась напряженная работа мысли. Облизнув губы, она
взяла у Лукаса микрофон:
   - Мелвил, если ты нас слышишь, откликнись! Прием.
   И снова никто не ответил. Некоторое время  в  кабине  был  слышен  лишь
радиофон да ровный шелест  всех  восемнадцати  колес  тягача  с  прицепом.
Обернувшись к Лукасу, Софи сказала:
   - Извинись перед ним.
   - Чего?!
   - Парень тебе двадцать минут рассказывал о своей  беде.  Бред  это  или
нет, но он открыл тебе свою душу, а ты? Ты в ответ  просто  плюнул  ему  в
лицо! Прошу тебя, Лукас, сделай это для меня, не  для  него.  Прошу  тебя,
извинись перед ним!
   Лукас недовольно поморщился:
   - О Боже ты мой...
   Потом взял микрофон и щелкнул переключателем:
   - "Черная Мария" вызывает Мелвила... Браток, извини, что я так на  тебя
наехал...
   Он переключился на прием  и  стал  ждать  ответа.  Наконец  послышались
сдавленные рыдания, и слабый голос Мелвила произнес:
   - Ты ни в чем не виноват... Трудно поверить в то, что я рассказал,  но,
клянусь Всевышним, это чистая правда!
   - Мелвил, - мягким, успокаивающим голосом начал Лукас, - представь себе
на минуточку, что мы хотели бы тебе помочь. Что  бы  ты  хотел,  чтобы  мы
сделали?
   - Заправьте мою машину на ходу, -  после  долгой  паузы  тихо  попросил
Мелвил.
   Бросив быстрый взгляд на Софи, Лукас сказал:
   - Не понял тебя, Мелвил, повтори!
   - Я сбавлю  скорость  до  двадцати  -  двадцати  пяти  миль  в  час,  -
лихорадочно стал объяснять Мелвил, -  а  вы  как-нибудь  сумеете  вставить
заправочный шланг в мой  бак,  который  расположен  сзади.  Я  уверен,  вы
сможете! С полным баком я продержусь на ходу всю ночь.
   Закрыв глаза, Лукас сказал:
   - Мелвил, послушай, если то, что ты рассказал, действительно  правда...
если ты действительно не можешь остановиться, то такая  заправка  на  ходу
только оттягивает  неизбежное.  Рано  или  поздно  тебе  все  же  придется
остановиться.
   - Но я надеюсь... - пробормотал Мелвил,  -  я  молю  Бога...  если  мне
удастся продержаться еще одну ночь, Саманта все  же  найдет  меня,  а  она
знает, как снимать прокля...
   - Послушай, - перебил его Лукас, - мне бы очень не хотелось...
   Внезапно Софи схватила его руку и прошептала:
   - Выключи микрофон, мне нужно тебе кое-что сказать.
   - Погоди минутку, Мелвил. - Лукас выключил микрофон и обернулся к Софи.
В зеленоватом внутреннем  освещении  она  была  похожа  на  призрак.  Губы
поджаты, глаза смотрят на дорогу. Лукасу было отлично известно, что значит
такое выражение лица Софи. Завертелись шестеренки женской хитрости.
   - Лукас, а ты в самом деле такой азартный игрок, каким хочешь казаться?
- В голосе Софи слышалась неприкрытая подначка.
   - Ты о чем?
   - Ставлю сотню баксов, что тебе этого не сделать!
   Лукас был просто ошеломлен:
   - Да брось ты!
   Софи ехидно улыбнулась:
   -  Успевать  ко  времени  нам  некуда,  заказы  нас  не  ждут,  и  едем
порожняком. Мне это до смерти наскучило, а ты жиреешь и стареешь. Я ставлю
две сотни баксов, что ты не сможешь заправить машину этого парня на ходу!
   Лукас чуть не застонал от ее слов. Он просто не верил своим ушам!
   - Да ты представляешь, что с нами  сделает  дорожная  полиция  за  этот
фокус?! Черт побери! Полиция штата наверняка уже слушает Мелвила всю ночь.
Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?
   - В гробу я видала всю дорожную полицию.
   - Тебе легко говорить, не тебе в случае чего  задницу  подставлять.  Не
успеешь глазом моргнуть, как наша лицензия тю-тю!
   Софи все так же ехидно улыбалась:
   - Две сотни баксов, что не сможешь.
   Лукас почувствовал,  как  внутри  у  него  что-то  перевернулось.  Софи
отлично знала его слабое место и уже не в первый раз на него давила.  Года
два назад на одном складе в Лаухлане, в Неваде, она втравила его в покер с
высокими ставками - неосторожность, которая стоила Лукасу шестисот  баксов
да еще и новехонького комплекта брызговиков в придачу. В  другой  раз  она
поспорила с ним на три сотни баксов, что  он  не  сумеет  вписать  тяжелый
"кенворт" в очень крутой поворот у  Эстес-парка  в  штате  Колорадо.  Пари
Лукас выиграл, но разбил при этом боковое зеркало  и  проколол  две  шины.
После того случая он осторожно относился к подначкам Софи.
   Поджав губы, Лукас сказал:
   - У тебя всего-то денег доллар девяносто восемь центов.
   - Не веришь? Загляни в мой кошелек!
   - Не полезу я в эту авантюру.
   - Эх ты, мокрая курица!
   - Ладно, проехали.
   - Ты просто боишься.
   - Дай мне отдохнуть от женской психологии!  -  Лукас  достал  маленькую
сигару и снова закурил. - Я бросил держать пари еще в прошлую пятницу.
   - Да ладно тебе! - не унималась Софи.
   - Я сказал "нет"!
   - Признайся, - улыбнулась Софи,  -  тебе  все  же  любопытно:  а  вдруг
получится?
   Лукас раздраженно хмыкнул, притворяясь, что уже забыл о ее предложении.
Однако,  по  правде  говоря,  ему  действительно  было  весьма   любопытно
поглядеть на этого Мел вил а - хотя бы для того, чтобы убедиться, что  все
это розыгрыш. Кроме того, в словах Софи имелась определенная доля  истины.
Со временем Лукас действительно стал  скучновато-осмотрительным,  старался
поменьше рисковать и ждал времени, когда накопит достаточно денег и сможет
уйти на покой.
   Конечно же, все это были  лишь  рассудочные  и  неискренние  доводы.  А
истинная причина была одна - само пари. Азарт игрока.
   - Вот интересно мне знать, - выдавил наконец Лукас,  глядя  на  Софи  и
восхищаясь ее улыбкой Чеширского кота из "Алисы  в  Стране  Чудес".  -  Ты
пытаешься втянуть меня в эту авантюру,  чтобы  помочь  парню,  или  просто
хочешь еще раз посмотреть, как я  буду  строить  из  себя  дурака,  как  в
прошлый раз?
   Софи ненадолго  задумалась,  а  потом  ответила,  что  того  и  другого
поровну.
   Лукас расхохотался и спросил:
   - А кто же будет потом вытаскивать нас из тюрьмы?
   - Ты что-нибудь придумаешь! - еще шире улыбнулась Софи.
   - Крыша у тебя съехала...
   - Не тяни волынку, Лукас.
   - Ну почему я?.. - простонал он, не выпуская сигару изо рта.
   - Мое последнее слово - две сотни баксов.
   Лукас бессильно опустил голову. Это означало, что он сдался под напором
Софи. Дело было сделано, пари - заключено.
   - Черт бы меня побрал, - пробормотал Лукас и протянул руку к  отделению
для перчаток, где хранилась пачка маршрутных  карт  и  описаний,  стянутая
резиновым кольцом. Вытащив нужную карту, Лукас внимательно разглядел ее и,
взяв в руки рацию, вызвал Мелвила:
   - Ладно, браток! Сегодня у тебя счастливый день.
   После недолгой паузы в ответ раздалось:
   - Спасибо, друг! Черт побери! Спасибо,  "Черная  Мария"!  -  но  вместо
облегчения в голосе Мелвила слышалась невыносимая боль.
   - А теперь слушай двумя  ушами,  Мелвил,  -  сказал  Лукас,  отчеркивая
ногтем черту на карте. - Тащи свою телегу обратно до развязки дороги  И-24
с семьдесят девятым шоссе. Ты все понял?
   - Понял, "Мария".
   - Мы примерно через пятнадцать минут наберем тебе горючки и нагрянем  в
гости. С черного хода.
   Треск статики, потом дрожащий голос Мелвила:
   - Я там буду.
   Лукас взглянул на Софи, закатил глаза к небу и сказал в микрофон:
   - Конец связи, Мелвил. Скоро увидимся.
   Положив трубку, Лукас отключил рацию и устало вздохнул:
   - То-то все мы повеселимся...



3. КАЖДАЯ СОБАКА

   В середине ночи для шерифа Дика Баума существовало только  два  способа
достигнуть должной  степени  подъема,  лежа  рядом  со  своей  благоверной
супругой, которая была таковой уже двадцать три года.
   Во-первых, можно  уговорить  Глорию  надеть  те  ярко-розовые  трусы  с
дыркой, которые его брат Мейнард притащил весной семьдесят  девятого  года
из Французского квартала и подарил ради  хохмы  Бауму  на  ежегодном  балу
полиции округа Пеннингтон. За десять  лет,  что  прошли  с  того  времени,
Глория надевала их трижды, и  каждый  раз  у  Баума  немедленно  наступала
сильная эрекция, длившаяся гораздо  дольше  обычных  десяти  -  двенадцати
минут.  К  сожалению.  Глория  была  дородной  женщиной,  и   новинка   не
соответствовала строгим стандартам качества суперподдерживающего  белья  с
двойной прошивкой от "Лейн Брайант", которое она носила. После трех смелых
экспериментов розовые панталончики стали  напоминать  изрядно  потрепанную
щенячью игрушку.
   Во-вторых, можно было пустить в ход фантазию. В золотые школьные годы в
Бартонвилле Баум был невероятным фантазером, особенно в области либидо.  В
восемнадцать лет он обожал девушек из стриптиза, чьи надувные тугие  груди
отвечали всем проснувшимся и не проснувшимся  мечтам  юного  Риччи  Баума.
Потом,  после  двух  лет  в  колледже  и  успешного  экзамена  на   звание
полицейского, ему стали нравиться сирены  кинематографа.  Глория  Хенкель,
верная подружка Дика Баума, запросто превращалась в  его  мечтах  в  Энджи
Дикинсон в мокрой  тенниске  или  Джанет  Лей  в  стальных  наручниках.  В
семьдесят седьмом, когда Баума избрали шерифом, а с Глорией  они  отметили
десятилетний юбилей супружеской жизни, героинями сексуальных фантазий Дика
Баума стали женщины из реальной жизни. Теперь  Глория  превращалась  то  в
длинноногую контролершу из кинотеатра за углом, то в рыжеволосую адвокатшу
из окружного суда.
   Но в данный момент Глория приняла облик смуглой итальянки-регистраторши
из зубной клиники Питерборо.
   "Mi amore", - прошептала воображаемая итальянка Бауму на ухо,  и  вздох
ее затрепетал в темноте спальни.
   У Баума зашевелилось между  ногами.  Повернувшись  на  бок,  он  обеими
руками притянул к себе Глорию. Она, вздохнув спросонья, погладила  его  по
редеющим волосам. Баум осторожно стянул с ее плеч тонкие бретельки  ночной
сорочки, открывая взору пышную  грудь.  В  пробивавшемся  сквозь  портьеры
лунном свете он не замечал  следов  растяжек  на  ее  груди,  не  видел  и
проступившей тонкой сеточки голубоватых вен и мелких  морщинок  на  шее  и
ключицах. Сейчас Глория была для него женщиной  из  его  фантазий,  и  это
вполне устраивало их обоих.
   - Здравствуй, веселая штучка, - хрипловатым голосом  прошептала  Глория
и, слегка раздвинув ноги, притянула к себе  мужа.  Тот  был  готов.  Ерзая
коленями, он приготовился вводить. От Глории пахло кольдкремом, но Дик тут
же представил себе, что от нее пахнет терпкими духами итальянки.
   - Возьми меня, дикий жеребец, - прошептала Глория.
   И тут раздался пронзительный, прерывистый сигнал бипера.
   - О нет, только не сейчас, - застонал Баум, с трудом пряча возбужденное
мужское достоинство в трусы.
   Это  был  сигнал  служебного  полицейского  бипера,  прикрепленного   к
поясному ремню, который  лежал  на  кресле  рядом  с  кроватью.  Наверняка
чрезвычайное происшествие.
   - Черт побери, - пробормотала Глория, с досадой отворачиваясь от  Дика,
- только я вообразила, что ты - Джеймс Бролин!
   Взглянув на жену, Баум криво усмехнулся. Убрав с ее  лба  уже  начавшие
седеть волосы, он наклонился и поцеловал Глорию в нос. Неохотно вернув ему
поцелуй, Глория натянула лямочки ночной сорочки.
   Пейджер продолжал сигналить.
   Дотянувшись до ремня, Баум отключил бипер и  посмотрел  на  часы.  Было
почти четыре часа утра. Он подошел к телефону и набрал номер  полицейского
участка.  Небольшого  роста,  приземистый  и  короткошеий,   Баум   чем-то
напоминал небольшой автомобиль немецкого производства: квадратные челюсти,
резкие  черты  лица,  кирпично-красный  загар  -  лицо  как  из   гранита.
Впечатление - портили костлявые незагорелые ноги, выглядывавшие из широких
трусов.
   После третьего сигнала в трубке раздался голос дежурной. Она  доложила,
что с ним срочно хотел поговорить Делберт Моррисон, помощник шерифа.  Баум
велел соединить его с помощником,  и  спустя  несколько  секунд  в  трубке
раздался голос Моррисона:
   - Приветствую вас, шериф! Как дела?
   - Делберт, у  тебя  должны  быть  чертовски  серьезные  причины,  чтобы
поднимать меня с постели в четыре часа утра!
   - Шериф, на двадцать четвертом шоссе затевается какая-то  заварушка!  Я
слышал об этом по сканеру минут десять назад.
   Баум потер кулаком глаза.
   - Слушаю.
   В голосе помощника звучала неподдельная тревога:
   -  Пара  водителей-дальнобойщиков  готовится  дать  небольшое  цирковое
представление. Они собираются заправить бензобак какой-то машины прямо  на
ходу!
   - Повтори еще раз!
   - Я говорю, что они  собираются  заправить  топливом  машину  какого-то
пацана  прямо  на  ходу,  не  останавливаясь!  Налицо   нарушение   правил
федеральной комиссии связи и создание аварийной обстановки  на  дороге!  И
это только начало!
   - Это точно? - Баум бросил взгляд на  Глорию,  которая,  обернувшись  и
подперев подбородок кулаком, внимательно наблюдала за мужем.
   Человек на другом конце провода был для Баума вечным гвоздем  в  стуле.
Молодой,  добросовестный  и  наивный,  Моррисон  вел  себя,  как  чересчур
активный породистый щенок. Он  тащил  шерифу  каждый  старый  ботинок  или
дохлую птичку, какие только попадались ему на обочине отсюда и  до  самого
Мемфиса. К сожалению, никого другого сейчас у Баума не  было.  Его  второй
помощник, Арлин Вильямс, знающий свое дело чернокожий парень  из  Атланты,
на этой неделе слег с гриппом, и шерифу  пришлось  распределить  дежурства
между собой и неуемным Моррисоном.
   - Шериф, я вам точно говорю,  заправка  на  магистрали,  и  люди  будут
вывешиваться из машин! Может возникнуть крайне опасная ситуация!
   Баум широко зевнул и потянулся, ощущая боль в спине.
   - Похоже, это работа для полиции штата.
   -  Но  эти  ошалелые  дальнобойщики  направляются   к   Пинкнивилльской
развязке!
   - И что с того?
   - Это округ Пеннингтон, шериф!
   - И что?
   - Это наша юрисдикция, шериф!
   Баум  вновь  посмотрел  на  жену.  Глория,  потеряв  всякий  интерес  к
происходящему, уже спала. Баум сокрушенно покачал головой, молча проклиная
свое невезение. От былой эрекции осталось только воспоминание. Спина  была
покрыта остывшим потом.
   - Так что ты говорил, Делберт?
   - Я говорил, что мы должны подавить  этот  инцидент  в  зародыше,  пока
никто не пострадал!
   - Делберт, ты помнишь, что  оказалось  в  прошлый  раз,  когда  ты  бил
хвостом,  услышав  по  сканеру  обрывки  разговоров?  Оказалось,  что  два
дальнобойщика подцепили пару шлюх.
   Наступила неловкая пауза. Потом Моррисон сказал:
   - Тут совсем другое, шериф.
   - Ладно, заглуши на секунду свой мотор.
   Баум снова  взглянул  на  часы.  До  начала  его  дежурства  оставалось
немногим больше трех часов. Раз любовная интерлюдия все  равно  безнадежно
испорчена, можно поехать  прямо  сейчас.  Уж  лучше  недоспать,  чем  дать
Делберту кинуться в погоню, как борзая за зайцем.
   - Оставайся на месте, Делберт, - сказал наконец Баум. - Я приеду  через
полчаса, тогда и посмотрим,  что  там  затевается  на  двадцать  четвертом
шоссе.
   - Но...
   - Я заскочу на развязку и проверю, что небеса не упали на землю.
   - Но я...
   - Если случится что-нибудь серьезное, я тебя позову.
   - Но я думал...
   - Это приказ, Делберт! Тебе еще кучу бумажной работы  надо  переделать.
Ты понял меня?
   - Да, сэр!
   Баум повесил  трубку  и  стал  одеваться.  Пораженные  артритом  колени
похрустывали при каждом движении, тупая боль в спине не прекращалась. Черт
возьми, весело денек начинается!


   Анхел Фигероа учуял тревогу. Оторвавшись от сканера, он быстро  схватил
швабру и принялся с чрезвычайно деловым видом тереть пол. В  гараж  входил
менеджер Гильермо, и Анхелу меньше всего хотелось, чтобы он застал его  не
со шваброй, а у сканера. Вообще-то Анхел старался не  злить  управляющего,
но сегодня он не мог оторваться от фантастического разговора между "Черной
Марией" и Мелвилом Бенуа.
   Было уже почти четыре часа утра.
   К Анхелу подошел Гильермо, вытирая грязные руки о передник.
   - Ты что же, опять собираешься провозиться здесь всю ночь?  Уже  четыре
утра! К этому времени ты должен был уже закончить уборку и быть на полпути
домой!
   - Поцти законцил, - оправдывался Анхел, низко опустив голову  и  хватая
веник. На нем  был  грязный  джинсовый  жилет,  надетый  поверх  тенниски,
заправленной в выцветшие голубые джинсы. На  руках  красовалось  множество
плетеных индийских браслетов.
   - Что ты сказал, парень? - нахмурился Гильермо.
   Безраздельный хозяин  станции  техобслуживания  "Дикси-бой"  уже  более
одиннадцати лет, Гильермо не мог допустить неуважения к  себе  со  стороны
нахального подростка. Пусть ответит как следует.
   - Я узе поцти законцил, - чуть громче повторил Анхел.
   Из-за волчьей пасти и заячьей губы он не мог говорить четко.  Ему  было
всего семнадцать, но выглядел он гораздо старше. На его деформированном от
рождения, вытянутом лице, окруженном гривой иссиня-черных  волос,  застыло
мрачное,  угрюмое  выражение.  И  лишь  неожиданно  красивые  карие  глаза
поражали мягкостью  и  бесконечным  терпением  -  результатом  многолетних
мучений.
   - Приелось немного задерзаться сегодня, - тихо  добавил  Анхел.  -  Это
из-за фургона, который тут раньсе был.
   Но это оправдание не устраивало Гильермо.
   - Не пудри мне мозги, парень! Ты опять  сидел  у  сканера.  Я  тебе  не
собираюсь сверхурочные платить!
   - Мне осталось только вымыть холодильник.
   Анхел заспешил к большой железной раковине в углу гаража, чтобы набрать
ведро горячей воды.
   Гильермо следил за ним, сурово поджав губы.
   - И чтобы ты тут лентяйничал, мне тоже не надо! Понял?
   - Да, сэр.
   - У меня тут бизнес, а не богадельня!
   - Все будет закончено церез пятнадцать минут! - покорно кивнул Анхел.
   - Что ты там бормочешь? - рявкнул Гильермо.
   Остановившись, Анхел повернулся лицом к боссу и старательно повторил:
   - Законцу церез пятнадцать минут!
   Тяжело  вздохнув,  Гильермо  направился  в  маленький  ресторанчик  при
станции, приговаривая себе под нос:
   - Будь проклят тот день... и чем я только думал,  когда  нанимал  этого
слабоумного...
   Тем временем Анхел, стараясь не обращать  внимания  на  слова  хозяина,
наполнял ведро горячей водой и моющим раствором. У него за спиной хлопнула
дверь ресторанчика, и Анхел вздрогнул. Он был на  грани  срыва.  Босс  его
обидел. Всегда все его обижали. С тех пор еще, как  он  пытался  ходить  в
школу и на  своей  шкуре  понял  жестокость  стаи  волков,  которых  зовут
подростками. Мать всегда ему говорила, что для человека важна  не  внешняя
красота, а внутренняя. Но мать заперли в сумасшедший дом в Чаттануге, и ее
слова  ободрения  растаяли  как  дым.  Теперь  уже  два  года  Анхел   был
предоставлен сам себе, и эта жизнь не была праздником.
   Наполнив ведро водой и моющим раствором, Анхел опустил в него  губку  и
потащил через весь гараж к узенькому коридорчику позади ресторана.
   В  глубине  этого  коридорчика  находился  холодильный  шкаф  с  белыми
металлическими дверцами. Открыв одну из них, Анхел  вошел  внутрь,  как  в
комнату. В лицо ему ударил холодный, влажный воздух. По обе  стороны  этой
половины холодильного  шкафа  тянулись  металлические  полки,  уставленные
поддонами с гамбургерами,  брусками  сливочного  масла,  пакетами  молока,
сливок, бутылками всевозможных кетчупов и соусов. Тут  пахло  замороженным
мясом, протухшим сыром и прокисшим майонезом.
   Склонившись над первой полкой, Анхел стал  старательно  скрести  пустой
поддон, заляпанный горчицей  и  намертво  застывшим  яичным  желтком.  Ему
хотелось забыться в тяжелой и неприятной работе.
   Снаружи,  рядом  с  гаражом,  раздался  знакомый  звук   пневматических
тормозов и  сигнал  вызова  обслуживающего  персонала.  Сначала  Анхел  не
обратил на это никакого внимания, но, услышав знакомый  баритон  водителя,
навострил уши.  Он  отодвинул  ведро,  поднялся  на  ноги  и  поспешил  из
коридорчика в помещение гаража.


   - Так сколько вы хотите?
   - Двадцать галлонов.
   - В канистру?
   У Лукаса не было времени на подробные объяснения.
   - Да, канистра у меня в грузовике, но мне понадобится еще и  воронка  с
наконечником тоньше обычного.
   Небольшого роста жилистый рабочий по имени Боб не сразу понял  клиента.
Бобу было уже за пятьдесят. Он  начал  лысеть,  на  тонкой  шее  выделялся
неестественно  большой  кадык.  Лицо  выражало  готовность  услужить.   Он
несколько секунд молча смотрел на Лукаса, потом зашаркал к его грузовику.
   Лукас, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, следил за ним.
   Как только Боб пошел к задним  колесам,  гофрированная  стальная  дверь
отодвинулась в сторону, и в неярком свете  верхней  лампы  заднего  отсека
показалась Софи. В руках она держала канистру.
   - Добрый вечер, - обратилась она к Бобу. - Мы очень спешим, потому  что
выбились из графика - вы же знаете, как это бывает у дальнобойщиков.
   Протянув руку, Боб взял у нее канистру.
   - Вам обычного бензина или экстра?
   - Обычного, пожалуйста, - улыбнулась Софи, заметно нервничая.
   - Хорошо, мэм...
   Лукас тем временем разглядывал гараж и примыкавший к нему  ресторанчик.
Два небольших помещения,  соединяясь,  образовывали  прямой  угол,  что-то
вроде буквы "Г".  Между  ними  стояло  с  полдюжины  заправочных  колонок.
Ресторанчик уже был забит поглощавшими ранний завтрак шоферами.  Некоторые
из  них  подошли  к  окну  и,   глядя   на   "Черную   Марию",   оживленно
переговаривались, показывая пальцем  на  грузовик  и  на  стоявшего  рядом
Лукаса.
   В гараже стояло несколько  грузовиков,  ожидавших  ремонта.  В  глубине
помещения зияли диагностические ямы, возле стен валялись детали, сломанные
инструменты и прочий ремонтный хлам.
   Сунув руку в карман, Лукас достал последнюю сигару и закурил. Глянул на
часы: семнадцать минут  пятого.  Кой  черт  дернул  его  ввязаться  в  эту
дурацкую историю с заправкой какого-то местного психа на ходу? Ради вшивых
двухсот баксов? Так важно выиграть это дурацкое пари? Или  Софи  Коэн  так
легко им вертит? Но оказалось, что все эти вопросы  не  актуальны.  Что-то
проснулось глубоко в его душе, что-то, чему нет названия. Будто перед  ним
упала в дорожную пыль брошенная перчатка, игра началась, и  теперь  ее  не
остановить никому.
   Внезапно раздавшийся за спиной голос оторвал Лукаса от раздумий.
   - Извините, мистер...
   Это был Боб. В руках у него была канистра с бензином.
   - Я не нашел длинного и тонкого наконечника, как вы просили.
   Лукас передвинул сигару в уголок рта и сказал:
   - А найдется какой-нибудь гибкий шланг? Трубка?
   - Нет, сэр.
   - Может, какой-нибудь старый шланг от радиатора?
   Боб задумчиво потер рот.
   - Такого дерьма навалом, но вроде  бы  все  не  на  вашу  канистру.  Вы
скажите мне, для чего оно вам надо, я тогда попробую чего-нибудь найти.
   Лукас оглядел парковку. Интересно, сколько из собравшихся тут водителей
слышали его разговор с  Мелвилом?  Ох,  немало.  И  этот  тощий  Боб  тоже
наверняка знает, что они затеяли, а  сейчас  просто  притворяется  дураком
(что не требовало большого напряжения). Лукас не мог  бы  поручиться,  что
дорожная полиция об этом еще не знает. Наконец он сказал:
   - Просто помочь одному дальнобойщику.
   В этот момент подошла Софи, на ходу вытирая руки бумажным полотенцем  и
нервно покачивая головой.
   - Все в полном порядке. Заплати по счету, и едем.
   Лукас затянулся сигарой, пытаясь не дать выхода своему раздражению.
   - Ага, только с воронкой напряженка. У них нет достаточно тонконосой.
   Повернувшись к Бобу, Софи натянуто улыбнулась:
   - Неужели у вас во всем хозяйстве не найдется никакого гибкого шланга?
   Боб высморкался себе под ноги, утерся, сплюнул и сказал:
   - Да я вашему напарнику говорил уже. Они к канистре не подходят.
   Лукас глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
   - Ладно, у меня есть идея. Пластиковая  канистра  для  масла  с  тонким
горлышком найдется? Отпилим горлышко и натянем его на горловину канистры.
   - Извините, - пожал плечами Боб. - Эти канистры не продаются.
   - Да ты долго будешь мне яйца морочить?! - Лукас взорвался. -  Ты  что,
не можешь продать нам одну вшивую канистру из-под масла?
   Подняв вверх руки, Софи быстро встала между мужчинами.
   - Ну хорошо, хорошо! Попробуем договориться! Мы же не дети!
   Выплюнув давно потухшую сигару, Лукас растер  ее  каблуком  ковбойского
сапога.
   - Знаешь, что я тебе скажу, Боб... почему бы тебе не потратить  секунду
и не пошарить...
   Внезапно речь Лукаса прервал чей-то тихий, монотонный голос:
   - Это подойдет?
   Софи и Лукас мгновенно обернулись: из тени к ним подошел, держа в руках
большую воронку с  очень  длинным  наконечником,  Анхел  Фигероа.  Длинные
черные волосы падали  ему  на  лицо,  почти  закрывая  глаза.  Воронка  из
сверхпрочной стеклоткани, покрытая смазкой, имела наконечник почти  четыре
фута длиной.
   Протянув руку, Софи схватила воронку и передала ее Лукасу.
   - То, что нужно, - кратко сказал Лукас после секундного осмотра.
   Анхел стоял рядом, опустив голову, и молчал.
   - Огромное спасибо, друг, - сказал Лукас, протягивая Анхелу руку.
   Тот продолжал хранить молчание и не поднимал глаз.
   - Мы действительно очень благодарны тебе, - сказала Софи. -  Ты  просто
спас нас!
   Анхел не отвечал.
   - Его зовут Анхел, - сказал Боб.  -  Он  у  нас  вроде  слабоумный,  но
славный парень. Отлично обращается с ведром и шваброй.
   - Сколько мы должны тебе, Анхел? - спросил Лукас.
   - Ницего, - пробормотал Анхел. Внезапный слабый порыв ветра сдул с  его
лица пряди черных волос, и на мгновение в ярком свете люминесцентных  ламп
резко обозначились обезображенные черты. Лукас и Софи ясно  их  видели,  и
теперь Анхел со страхом ждал неизбежного появления на их  лицах  выражения
жалости, отвращения и удивления одновременно, как это всегда бывало, когда
"нормальные" люди видели его в первый, да и не только в первый, раз. К его
удивлению, этого не случилось. Они видели  его  уродливое  лицо,  заметили
его, но смотрели ему только в глаза, будто и не думали относиться к Анхелу
иначе, чем к любому другому мальчишке.
   - Спасибо тебе за помощь, Анхел, - сказала Софи, похлопав  мальчика  по
спине.
   Обернувшись к Бобу, Лукас спросил:
   - Сколько с нас?
   Сухопарый рабочий посмотрел на счетчик и сказал:
   - Двадцать четыре доллара и тридцать шесть центов за бензин.
   Расплатившись, Лукас сделал знак Софи, и оба они быстро  направились  к
грузовику.  Они  уже  взбирались  по  лесенкам  с  обеих  сторон   кабины,
одновременно открывая каждый свою дверь, когда к машине подбежал Анхел, на
ходу крича:
   - Мистер, извините! Мистер, послусайте!
   Остановившись на верхней ступеньке, Лукас взглянул вниз:
   - Что случилось?
   Осторожно  приблизившись  к  самой  кабине,  Анхел   сказал,   стараясь
выговаривать все звуки:
   - Я слысал весь разговор с Мелвилом сегодня ноцью.
   Бросив на Софи быстрый взгляд, Лукас помедлил и спросил:
   - И что?
   - Я подумал, вам мозет потребоваться помосць.
   Лукас и Софи  вновь  обменялись  быстрыми  взглядами.  Помолчав,  Лукас
сказал:
   - И ты решил, что сможешь помочь?
   Анхел, глядя на ботинки, произнес:
   - Да, сэр.
   После секундного раздумья Лукас решительно сказал:
   - С удовольствием взял бы тебя с собой, парень, но мне не с руки  везти
тебя обратно, понимаешь?
   - Вы мозете подбросить меня до развязки  с  семьдесят  пятым  фоссе,  -
возразил Анхел. - Там зивет мой дядя.
   Воцарилась неловкая пауза. Софи не могла удержаться  от  улыбки.  Лукас
обернулся, увидел на лице Софи  идиотскую  улыбку  и  раздраженно  вскинул
руки:
   - А чего там? Мы уже так далеко зашли, что вполне можем втянуть  в  это
дело еще кого-нибудь.
   Анхел улыбнулся:
   - Только мне нузно убрать ведро и свабру! Я быстро!
   Мгновенно повернувшись на каблуках, Анхел помчался  в  глубину  гаража.
Тем временем Лукас завел мотор и ждал возвращения мальчика.  Внезапно  его
внимание привлекло  странное  зрелище.  У  входа  в  ресторан,  на  улице,
собралась кучка водителей, все они глазели на Лукаса и его грузовик.  Одни
захлопали, другие засвистели и завопили, как на футбольном матче.
   - О Боже, - пробормотала Софи, усаживаясь на пассажирское сиденье рядом
с Лукасом.
   - Ничего не  поделаешь,  -  стараясь  казаться  невозмутимым,  произнес
Лукас. - Здесь каждая собака имеет дорожную рацию.
   Тем временем толпа шоферов приближалась к "кенворту", весело  хохоча  и
хлопая в ладоши. Один из них закричал:
   - Удачи тебе!
   Другой завопил:
   - Эй, черненький! Сделай их всех! Я поставил на тебя пятьдесят баксов!
   Закусив губу, слегка нервничая, Лукас смотрел,  как  они  окружили  его
грузовик. Водилы явно заключали между собой пари, делая при этом приличные
ставки. Лукас чувствовал себя шутом, одним из клоунов на  родео,  которые,
надев широченные штаны, с визгом бегают под  самым  носом  у  разъяренного
быка, готового в любой момент насадить их на рога. По логике вещей  сейчас
должна была нагрянуть дорожная полиция и, положив конец всем пари, влепить
Лукасу штраф за нарушение правил федеральной комиссии связи.
   Ага, сейчас. Когда надо, так их нет.
   Через несколько секунд рядом с грузовиком  показался  Анхел  в  наглухо
застегнутом жилете, в пестром ситцевом платке,  обернутом  вокруг  головы.
Паренек взобрался по лесенке со стороны Софи в кабину и  робко  присел  на
краешек кровати в спальном отсеке позади. От него пахло нашатырным спиртом
и жевательной резинкой.
   - Идиотизм на марше, - пробормотал Лукас, перебрасывая рычаг передачи и
медленно выезжая со стоянки. - Крыша уехала навсегда, и помоги нам Боже.
   Толпа водителей некоторое время бежала рядом  с  грузовиком,  смеясь  и
что-то выкрикивая ему вслед. Лукас в отчаянии только качал головой. А Софи
не  могла  удержаться,   чтобы   не   высунуться   из   окна,   театрально
раскланиваясь.


   Через несколько  минут  после  отъезда  "Черной  Марии"  на  ступеньках
ресторана появился Гильермо, почесывая небритый подбородок. Держа  во  рту
зубочистку, он сощурился, не веря своим глазам.
   Тем  временем  остальные  водилы  поспешно   заканчивали   свои   дела,
заправлялись, расплачивались и чуть ли не бегом бежали к своим грузовикам,
чтобы пуститься вслед Лукасу и его команде. Один шофер из  Мемфиса  взялся
быть казначеем заключенных пари, и теперь у него в кабине  стояла  коробка
из-под сигар, почти доверху набитая  двадцатидолларовыми  купюрами.  Денег
там набралось никак не меньше тысячи с лишком. Дальнобойщица из Бирмингема
набила свой большой холодильник льдом,  бутылками  с  пивом,  апельсиновым
соком, пластиковыми стаканчиками, чипсами, вареными  яйцами  и  еще  много
чем, будто на пикник собралась, черт бы ее побрал!
   Один за другим грузовики выезжали со стоянки. Уже начинало светать. Вся
колонна  в  предрассветных  сумерках  потянулась  к  пересечению  двадцать
четвертого  и  семьдесят  девятого  шоссе  в  десяти  милях   от   станции
"Дикси-бой", в пологом распадке неподалеку от границы со штатом Кентукки.
   Гильермо не поверил своим глазам! За какие-то пять  минут  вся  станция
опустела. Как корабль-призрак. Этот чернокожий сукин сын  сманил  с  собой
Анхела, который так и не закончил уборку. А теперь  и  эти  чокнутые  янки
умчались вслед за ним. Столько клиентов пролетело мимо кассы - сотни, если
не тысячи песо!
   Сердито бормоча, Гильермо повернул обратно  в  ресторан,  где  остались
всего трое. Боб, заправщик, сидел на высоком  стуле  рядом  с  фонтанчиком
питьевой воды, держа в руках чашку кофе. За кассой стояла Филлис с  банкой
"Джуси  фрут".  Коуди,  коротко  стриженный  парень  с   прыщавым   лицом,
работавший у Гильермо поваром, удивленно разглядывал через окошко  раздачи
вдруг опустевший зал.
   - Эй, босс! - закричал он, завидев Гильермо. - А что, если нам сесть  в
мой рыдван  и  тоже  рвануть  на  Шеридан-ридж?  А  Филлис  присмотрит  за
лавочкой.
   -  Ага,  как  дерьмо  разгребать,  так  всегда  Филлис,  -   недовольно
проворчала женщина.
   Тяжелой походкой Гильермо подошел к стойке бара  и  уселся  на  крайний
стул.
   - Да пусть они все провалятся к черту! Я не собираюсь  таскаться  вслед
за этим черномазым янки, который смерти ищет!
   Стягивая на ходу фартук, в зале появился Коуди.
   - Босс, поедем! Увидим все своими глазами!
   - Я сказал "нет", Коуди!
   - Все равно нет ни одного клиента!
   - И без тебя вижу, - недовольно  проворчал  Гильермо,  обводя  взглядом
опустевший зал ресторана.
   - Так поехали! Хоть поглазеем.
   Наступила напряженная пауза. Потом Гильермо встал и пнул ногой табурет.
   - Так и быть, черт с тобой, поехали!
   Издав радостный вопль, Коуди помчался к служебному  выходу.  Недовольно
ворча и тяжело шаркая  ногами,  Гильермо  пошел  вслед  на  ним.  Они  оба
забрались в потрепанный джип Коуди, припаркованный рядом со старым  черным
"бьюиком". Не без труда завелся мотор, и Коуди с  места  рванул  машину  к
выезду со станции.


   Тем временем на другом конце округа шериф Баум  остановил  свою  машину
возле придорожной закусочной, чтобы выпить  большую  чашку  кофе.  Еще  он
купил газету и  коробку  жевательного  табака.  Врач  предупредил,  что  с
сигарами надо завязывать, и Баум  решил,  что  бездымный  табак  -  вполне
приемлемый вариант. Непонятно было только, как бороться с грязью,  которую
он разводил, сплевывая ядовитую жижу в первую попавшуюся емкость.
   Возвращаясь к машине,  он  заложил  за  щеку  солидную  порцию  табака.
Осторожно выехав со стоянки, он  направился  к  полицейскому  участку,  на
работу.
   Выехав на шоссе, Баум опустил стекло, чтобы  прохладный  предрассветный
ветерок выдул у него остатки сна. В машине сразу запахло хвоей и  навозом.
Отхлебнув кофе,  Баум  свернул  налево,  на  двухполосную  гудронированную
Гейнсборо-роуд, и направился по ней к магистрали.
   Гейнсборо-роуд представляла собой узкий подъездной  путь,  петлявший  в
лабиринте старых заводов и развалившихся  прядильных  фабрик.  Текстильная
промышленность, когда-то самая процветавшая отрасль во всем округе, пришла
за последние годы в полный упадок. Фабрики закрывались быстрее, чем  можно
было произнести слово "рецессия", и окрестные городки и трейлерные поселки
стали городами-призраками.
   Сделав еще один глоток кофе, Баум рассеянно взглянул  в  окно.  Стыд  и
позор, во что превратилась округа. Вдоль всей Гейнсборо  в  предрассветном
мраке  торчали  трубы  заброшенных  фабрик,  холодные  и  немые.  Когда-то
блестевшие окна зияли черными  провалами.  Как  замки  с  картин  Винсента
Прайса,  где  живут  призраки.  Покрытые  грязью   и   копотью   памятники
катастрофы, которую так скучно назвали рейганомикой.
   - Что за... - Баум чуть не поперхнулся горячим кофе. Что-то  непонятное
там, в тени старых фабрик. Что-то возле крыши  старой  прядильной  фабрики
Хокшоу в конце Гейнсборо-роуд. - Будь я проклят...
   Он повернул голову и всмотрелся получше. Точно, на самом верхнем уровне
хлопкохранилища в сотне ярдов от машины  Баума,  на  помосте,  соединяющем
хранилище с главным зданием... У Баума заколотилось сердце. Чем дольше  он
смотрел,  тем  яснее   понимал,   что   это   невозможно.   Фабрика   была
законсервирована и заперта наглухо. К тому же ничего такого  размера  туда
все равно не затащить. Разве что невидимым подъемным краном.
   А чем еще можно затащить здоровенный антикварный лимузин на самый  верх
этого дурацкого хлопкохранилища?
   Тут до него дошло. Хлопкохранилище высится над ближайшим шоссе. Кто  бы
ни был в машине, они приперлись поглазеть на большой спектакль на двадцать
четвертом. Трюк с заправкой машины на  ходу,  о  котором  так  возбужденно
бубнил Делберт! Они влезли по пандусу смотреть на этот чертов спектакль!
   Баум включил сине-красные маячки, и тишину разорвал рев  сирены.  Шериф
вывернул руль, пересек двухполосную дорогу и въехал  на  стоянку  фабрики.
Сквозь  потрескавшийся  асфальт  подъездной  дороги   пробивался   бурьян.
Мелькали в свете фар  разбитые  стекла.  Но  Баум  думал  только  об  этой
невероятной машине. Подрулив к башне, он взглянул на пандус.
   Лимузина не было.
   - Что за?..
   Внезапно совсем рядом  с  шерифом  раздался  визг  тормозов  и  скрежет
металла. Баум резко обернулся, и в глаза ему ударил свет двух фар.
   Секундой позже древний лимузин с ревом промчался  мимо  машины  шерифа,
оставив за собой хлопающие разбитые двери грузового лифта. Судя по  всему,
именно на этом старом  грузовом  лифте  лимузин  поднялся  на  самый  верх
хлопкохранилища, а потом точно так  же  спустился.  В  считанные  секунды,
виляя из стороны в сторону и поднимая тучи пыли, лимузин оказался почти на
шоссе, не обращая внимания на сигнальные огни и рев полицейской сирены.
   Баум яростно сплюнул табачную жижу и вдавил педаль газа  в  пол.  Этому
древнему сукиному сыну  не  удастся  уйти  от  него!  Мощный  джип  шерифа
мгновенно  нагнал  лимузин,  и  его  фары  осветили  багажник   старинного
автомобиля. И хотя  затемненные  окна  не  давали  разглядеть  водителя  и
пассажиров, он смог как следует рассмотреть машину.
   Красавица. Фаэтон "роллс-ройс дерби" 1927 года выпуска. Баум узнал этот
автомобиль, потому что видел такой  же  в  коллекции  этикеток  с  бутылок
виски, которую собирал брат его жены. Но он  никогда  не  думал,  что  ему
приведется видеть такой автомобиль воочию, не  говоря  уже  о  том,  чтобы
гнаться за ним.
   Низко сидящий сияющий  хромом  автомобиль  был  в  отличном  состоянии.
Лакированный зеленый кузов покрыт пылью. Сзади казалось, что тонкие колеса
со спицами вот-вот отлетят прочь.
   Включив мегафон, Баум рявкнул:
   - Эй, люди! Можно уже остановиться!
   В  ответ  лимузин  лишь  прибавил  скорости.  Подпрыгнул  на   "лежачем
полицейском" у выезда с фабрики и направился, ревя, к Гейнсборо-роуд. Джип
шерифа не отставал.
   - Вот сволочи! -  сплюнул  Баум  остатки  табака.  Номерных  знаков  на
лимузине не было. Надо думать, не без причины.
   Секунду  спустя  "роллс-ройс"  резко  свернул  на  дорожку,  ведущую  к
ближайшей роще. Фары он, очевидно,  тоже  погасил,  потому  что  исчез  за
деревьями. Баум ударил по тормозам, юзом пролетел поворот,  врубил  задний
ход и свернул вслед за лимузином.
   Как только шериф въехал в рощу, он тут же понял, что этим сучьим  детям
удалось-таки смыться. Солнце еще не взошло, и непроглядная тьма на дороге,
окруженной с обеих сторон деревьями, начисто поглотила все следы лимузина.
Баум затормозил почти до скорости пешехода, врубил прожектор и пошарил  по
дороге. В двадцати ярдах  от  него  дорога  сворачивала  и  скрывалась  за
деревьями.


   По дороге к развязке Коуди и Гильермо проехали  Богом  забытый  поселок
под названием Шеридан-ридж. Тут когда-то  разыгралось  небольшое  сражение
Гражданской войны, но теперь поселок состоял из нескольких десятков крытых
толем  домишек,  продуктового  магазинчика,  пары  лавок,  где   торговали
сельскохозяйственными инструментами, да бензозаправочной станции. Со  всех
сторон селение  окружали  поля,  засеянные  табаком  и  кукурузой,  издали
напоминавшие  разноцветное  лоскутное  одеяло.   Гильермо   заметил,   что
освещение стало  меняться.  Первые  лучи  еще  не  взошедшего  солнца  уже
начинали раскрашивать горизонт, размывать тени и подсвечивать асфальт.
   Подъехав к дорожному указателю,  Коуди  притормозил,  чтобы  разглядеть
полустертые надписи. К югу находилось семьдесят девятое шоссе, к северу  -
зерновой элеватор Пинкни.
   - Знаю я одно отличное местечко, - пробормотал  Коуди,  включая  первую
скорость и поворачивая свой  видавший  виды  джип  на  северный  склон.  -
Автостоянка рядом с этим элеватором - вот что нам нужно! Она на  холме,  и
оттуда шоссе видно в обе стороны  на  двадцать  миль.  Федеральная  дорога
огибает ее подножие. Оттуда весь этот номер  с  заправкой  на  ходу  будет
виден как на ладони!
   Через несколько минут Коуди  плавно  свернул  в  сторону  и  въехал  на
автостоянку элеватора.
   Гильермо так и ахнул!
   Сотни грузовиков всех цветов и форм,  моделей  и  марок  выстроились  в
аккуратную ровную линию вдоль одного края стоянки. Тут были и бензовозы, и
рефрижераторы, и фургоны, и грузовые платформы... Некоторые водители гордо
восседали на раскладных стульях, поставленных перед  грузовиками,  попивая
кофе и разглядывая простиравшееся  внизу  шоссе.  Другие,  взобравшись  на
крыши своих грузовиков, курили в ожидании невиданного зрелища. У  Гильермо
даже голова закружилась.
   - Закрой все двери и подними стекла! - сам себе приказал  Коуди,  найдя
наконец  крохотное  местечко  в  самом   дальнем   углу   стоянки,   чтобы
припарковать свой джип. - Ни разу в жизни не видел, чтобы на одной стоянке
собралось одновременно столько грузовиков!
   - Словно все они угорели или свихнулись, - проворчал Гильермо.
   Выйдя из машины, они прошли по всей стоянке и нашли наконец бревно,  на
которое можно было присесть. Внизу, под холмами, среди кукурузных полей  и
табачных плантаций,  петляла  широкая  автомагистраль.  Гильермо  пришлось
вытянуть шею, чтобы получше  разглядеть  развязку  двадцать  четвертого  и
семьдесят девятого шоссе примерно в четверти мили к западу.
   Неподалеку от перекрестка, на обочине шоссе, неподвижно  стоял  большой
"кенворт", похожий на спящего медведя гризли. Этот грузовик  был  известен
прочим водителям под именем "Черная Мария".
   Обернувшись к забившей стоянку толпе, Гильермо оглядел  ряды  зрителей.
Кто-то  притащил  фотоаппараты  и  теперь  их  заряжал,  готовясь  заснять
спектакль. Кто-то разглядывал сцену в бинокль. Кто-то что-то бормотал себе
под нос. Атмосфера ожидания сгустилась так, что хоть топор вешай.
   Гильермо повернулся к Коуди и сказал:
   - Может, заключим небольшое пари? А?
   Коуди осклабился в широкой улыбке:
   - Теперь вы завелись?
   Помолчав в раздумье, Гильермо снова посмотрел в сторону  перекрестка  и
проворчал:
   - Наш придурок за ними увязался.
   Повар закатил глаза к небу:
   - Чего б хорошего, а этот парень вернется, босс. Завтра  вечером  будет
на рабочем месте, чтоб вам было кого шпынять.
   Гильермо что-то хрюкнул, достал бумажник и стал пересчитывать купюры. В
этот момент ему и в голову не могло прийти, что он уже никогда в жизни  не
увидит Анхела Фигероа.



4. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

   - Вот он!
   В голосе Софи, показывавшей в боковое зеркало, звучала  странная  смесь
облегчения и возбуждения. Вот уже добрых двадцать минут все трое сидели  в
жаркой, душной кабине, обсуждая план действий, и напряжение действовало на
Софи убийственно.
   Сидевший рядом с ней Лукас быстро опустил боковое стекло,  высунулся  и
стал вглядываться в пустынное шоссе позади "кенворта". И  точно!  В  ярких
лучах утреннего солнца на горизонте показался загнанный "камаро"  зеленого
цвета, за рулем которого наверняка сидел Мелвил Бенуа.
   Все трое не мешкая принялись за дело. Распахнув двери кабины,  Лукас  и
Софи поспешно выпрыгнули из  грузовика.  Лукас  пробежал  к  задней  части
трейлера, а Софи, обогнув капот, поспешила к  водительскому  месту.  Анхел
побежал вслед за Лукасом.
   Мгновенно взлетев по металлической лесенке, Софи  уселась  за  руль  и,
дотянувшись  до  видеосистемы,  вмонтированной  над   приборной   панелью,
включила монитор. Через  несколько  секунд  на  большом  экране  появилось
голубоватое изображение заднего бампера прицепа.  Покрытые  толстым  слоем
пыли, гофрированные железные раздвижные двери были закрыты  посередине  на
засов.  По  бокам  прицепа  виднелись  выцветшие  на  солнце   изображения
бенгальского тигра с рекламой фирмы по прокату трейлеров.  Пониже  дверей,
над брызговиками, свисала железная подножка.
   Вот из-за угла прицепа показался Лукас, державший под мышкой длинный  и
тонкий наконечник для топливного шланга. На  лице  его  отражалась  только
озабоченность выполняемой  работой.  Отперев  засов,  он  распахнул  двери
трейлера и помог Анхелу забраться в его  темное  чрево.  Потом  влез  сам.
Задержавшись у камеры внутреннего кабельного телевидения, Лукас  подмигнул
Софи, следившей за его действиями по монитору.
   От его дружеского подмигивания внутри  у  Софи  что-то  екнуло.  Добрую
половину их совместной деятельности Софи боролась за то, чтобы Лукас  Хайд
признал  ее  равноправным  партнером.  Поначалу  это  было   непросто.   У
чернокожего были свои устоявшиеся взгляды на мир и  глубоко  укоренившиеся
привычки.  Однако  после  нескольких  напряженных  рейсов  все  потихоньку
утряслось и вошло в нормальную колею. И вот тогда-то  Софи  и  заметила  в
Лукасе нечто, заинтриговавшее ее. Под внешностью грубоватого  мускулистого
работяги с  достаточно  приземленным  отношением  к  жизни  билось  сердце
настоящего человека. Человека, который готов  остановиться,  чтобы  помочь
раненому оленю, который может снова и снова  повторять  песенку,  пока  не
выучит верно слова. Человека, который был способен уважать Софи  за  ум  и
профессиональное мастерство, а не за соблазнительную задницу.
   И вот теперь Софи смотрела, как этот настоящий  мужчина  начал  опасную
игру, в которую она сама его втянула. Ей стало немного не  по  себе.  Нет,
неправда! Она всерьез волновалась за него!  И  зачем  только  она  подбила
Лукаса на этот опасный трюк? Неужели из детского каприза? Или захотела  им
покомандовать, как провинциальная жеманница?
   Внезапно осознав, что вся эта затея была результатом долго  подавляемой
и старательно не замечаемой ею самой глубокой симпатии к Лукасу, Софи даже
покраснела.
   Много раз они с Лукасом обсуждали всю глупость и неуместность  любовных
отношений между партнерами по работе, и каждый раз у Софи в душе оставался
горький осадок. И чем больше  она  привязывалась  к  Лукасу,  тем  больнее
становились для нее  эти  разговоры.  Очевидно,  Лукас  боялся  попасть  в
ловушку обязывающих к чему-то отношений. Господи, неужели он  не  понимал,
что Софи вовсе не из тех женщин, которые жаждут лишить мужчину свободы! Ну
почему двое взрослых людей, связанных между  собой  деловыми  отношениями,
должны навечно оставаться в этих узких рамках?
   Внезапно Софи охватила паника, и по всему ее телу побежали мурашки.  Ей
захотелось немедленно выпрыгнуть из кабины, махнуть Мелвилу рукой -  езжай
дальше, - заставить Лукаса и Анхела вернуться в кабину и  прекратить  весь
этот идиотизм! Однако, взглянув на монитор, она поняла,  что  уже  слишком
поздно.
   Опасная игра началась.
   Прижав педаль газа, Софи выехала на шоссе.


   - Держись за боковые поручни! - прокричал Лукас, стараясь перекрыть рев
двигателя.
   Анхел стоял рядом с ним, пытаясь удержаться на скользком полу  прицепа.
Грузовик набирал скорость, и прицеп кидало из стороны в сторону.
   Сделанный из гофрированного алюминия, с  металлическими  полками  вдоль
обеих стен, пустой прицеп был похож на длинный товарный вагон, болтающийся
за идущим полным ходом  локомотивом.  Открытые  двери  и  пустующие  полки
немилосердно грохотали и скрежетали. В воздухе стоял запах гнилых овощей и
размокшего картона. Три вмонтированные в потолок  лампы  освещали  изнутри
весь прицеп, и все же Лукасу освещение  казалось  недостаточным.  Пол  был
покрыт гнилыми капустными листьями и  еще  какой-то  скользкой  дрянью  от
прежнего груза, и трудно было держаться на ногах, особенно на ходу.
   Приподняв канистру с бензином, Лукас подтащил ее к самому краю  заднего
борта. Казалось, чертова канистра  весит  не  меньше  тонны!  Четыре  фута
высотой и шириной не  меньше  обхвата  ствола  хорошего  дерева,  канистра
оказалась еще и скользкой на ощупь. Схватив удлиненный  наконечник,  Анхел
прикрепил его к канистре, сделав ее еще на четыре фута выше.
   Неуклонно приближавшаяся машина Мелвила была уже на  расстоянии  меньше
мили. Зеленый "камаро" 1972 года выпуска со складывающейся  крышей  чем-то
походил  на  годовалого  бычка.  Задние  колеса  больше  передних,   вдоль
переднего бампера -  противотуманные  фары,  похожие  на  оскаленные  зубы
хищного животного, стекла стильно тонированы. Двигаясь на  скорости  сорок
пять миль в час, "камаро" весь  дрожал  и  резко  дергался  из  стороны  в
сторону, словно разъяренный, готовый к нападению бык.
   Завидев машину Мелвила, Лукас напрягся всем телом.  Лихорадочный  голос
безумца обрел кровь и плоть. Настала пора действовать!  Мужское  самолюбие
не позволяло отступить от задуманного, хотя Лукас сильно сомневался в  его
целесообразности.
   - Ну, действуем так, как  договорились!  -  рявкнул  Лукас,  перекрывая
грохот и дребезжание прицепа. - Держим скорость в двадцать пять - тридцать
миль в час, и я снимаю крышку его бензобака монтировкой!
   - А если вы поскользнетесь? - выдохнул Анхел.
   На секунду задумавшись, Лукас сказал:
   - На всякий случай держи меня за ремень, договорились?
   Анхел поспешно кивнул в ответ.
   - Придерживайся нашего плана,  и  все  будет  в  порядке!  -  продолжал
кричать Лукас. - Я вставляю наконечник в бак Мелвила, а  ты  приподнимаешь
канистру!
   Анхел снова утвердительно кивнул. Тем временем "камаро" был уже в сотне
ярдов, не больше. Лучи восходящего солнца отражались на  его  тонированных
стеклах.
   Лукас обернулся к видеокамере и подал Софи условный знак.


   Заметив условный знак Лукаса, Софи закусила губу, взяла в руки микрофон
и сказала:
   - Мелвил, ты слышишь меня? Это Софи. Ответь мне!
   - Слушаю тебя, Софи, - долетел до  нее  напряженный,  сдавленный  голос
Мелвила. - Отлично слышу.
   - Мы видим тебя, Мелвил, - сказала Софи. - Мы находимся  меньше  чем  в
миле от тебя.
   - Что я должен делать? - возбужденно спросил Мелвил.
   - Выезжай на левую скоростную полосу, - как можно спокойнее  произнесла
Софи, словно она увещевала  непоседливого  ребенка.  -  Держись  на  одном
уровне с задним бортом прицепа. Я буду вести грузовик по соседней  полосе,
ты понял меня? Прием!
   - Все понял! - донеслось в ответ.
   Включив нужную передачу, Софи снизила скорость до двадцати  пяти  миль.
Слава Богу, в этот ранний  утренний  час  шоссе  было  совершенно  пустым.
Однако в воздухе словно висело страшное напряжение, какое бывает  в  цирке
перед исполнением особо опасного трюка. Софи  смотрела  вперед,  на  белые
линии дорожной разметки, время от времени поглядывая в боковое  зеркало  и
на видеоэкран, чтобы координировать сложное маневрирование.
   "Камаро" требовалось не больше  двух  минут,  чтобы  выехать  на  левую
скоростную полосу и поравняться с задним бортом  прицепа.  Но  тут  с  ним
произошло что-то неладное. Машина странно задергалась, то снижая скорость,
то снова прибавляя ход.
   Схватив микрофон, Софи сказала:
   - Мелвил! В чем дело?
   - Слишком медленно, - хрипло ответил Мелвил.
   - Но быстрее опасно, Мелвил!
   Наступила секундная пуза. Потом раздался отчаянный крик:
   - Разве ты не понимаешь? На малой скорости я испытываю  страшную  боль!
Невыносимую боль, ты слышишь?
   Софи на мгновение  задумалась.  С  увеличением  скорости  автоматически
возрастала опасность для Лукаса и Анхела. Но с другой стороны,  жаль  было
бросать начатое.
   - Ну хорошо, хорошо! - сказала она в микрофон. - Поднимаем скорость  до
тридцати пяти миль!
   Включив другую передачу и нажимая на педаль газа,  Софи  почувствовала,
как ею постепенно стала овладевать паника. На  скорости  в  тридцать  пять
миль грузовик шел как-то нестабильно, словно  подталкивая  своего  хозяина
перейти на более высокую передачу. И сейчас эта особенность  машины  очень
тревожила Софи. Меньше всего ей хотелось потерять контроль над  скоростью,
потому что это значило бы угробить всех.
   Она снова взглянула на монитор.


   - Черт побери! - в отчаянии вскричал Лукас.
   Они с Анхелом  с  трудом  удерживались  на  ногах,  едва  не  падая  на
скользкий  пол  прицепа,  ходивший  ходуном,  словно  палуба  попавшего  в
жестокий шторм суденышка. По правде говоря. за  все  годы  работы  шофером
Лукасу ни разу не доводилось испытывать все прелести пребывания  в  пустом
прицепе во время движения.
   Это не с чем было сравнить.
   Завидев на соседней  полосе  "камаро",  Лукас  первым  делом  попытался
разглядеть сквозь стекло лицо водителя. Стекло со стороны  пассажира  было
полуспущено,  и  за  ним  виднелись  смутные  очертания  головы   Мелвила.
Прищурившись, Лукас разглядел молодого негра  с  перепуганными  глазами  и
торчащими во все стороны волосами, одетого  в  спортивный  костюм.  Взгляд
Мелвила был прикован к дороге, словно он боялся взглянуть в сторону.  Судя
по всему, ему было не так-то просто  держать  машину  на  одном  уровне  с
прицепом. Всякий раз, когда задний борт сравнивался с багажником "камаро",
Мелвил прибавлял скорость, и грузовику снова приходилось догонять его.
   Лукас взглянул на  объектив  видеокамеры,  закрепленной  металлическими
скобами  на  потолке.  Ему  показалось,  что  он  почувствовал   на   себе
встревоженный взгляд карих глаз Софи.
   Спустя несколько секунд "камаро" все же сумел  подстроиться  к  заднему
борту прицепа. Лукас кивнул Анхелу и вытащил из-за пояса монтировку. Потом
он глубоко вдохнул и ступил на бампер.
   В лицо ударил сильный ветер, пахнувший бензином и навозом с  тянувшихся
вдоль шоссе полей. Втянув голову в плечи,  Лукас  стал  отыскивать  крышку
бензобака на машине Мелвила, в душе надеясь найти ее слева, что  упростило
бы ему задачу.  Однако  крышка  бензобака  оказалась  непосредственно  под
номерным знаком, на расстоянии трех, а то и четырех футов от края прицепа.
Волей-неволей Лукасу нужно было  продемонстрировать  мастерство  циркового
акробата, чтобы дотянуться до желаемой цели. Крепко держась  за  поручень,
он стал осторожно продвигаться к самому краю бампера, стараясь не выронить
при этом монтировку. И тут он почувствовал что-то неладное. Казалось,  обе
машины постепенно прибавляли  скорость,  удерживаясь,  впрочем,  на  одной
линии друг с другом. И это  Лукасу  не  понравилось.  Добравшись  до  края
бампера, он крепко ухватился свободной рукой за  ручку  распахнутой  двери
прицепа и, вытянувшись всем телом, изо  всех  сил  ударил  монтировкой  по
крышке бензобака "камаро". Сначала крышка никак не поддавалась,  но  потом
внезапно сорвалась с резьбы и со свистом взлетела в воздух, словно  пробка
от шампанского.
   И тут грузовик как  следует  тряхнуло.  Сила  инерции  толкнула  Лукаса
вперед, его левая нога чуть не соскользнула с края бампера. К счастью,  он
вовремя схватился за дверную ручку  и  в  последний  момент  удержался  от
страшного падения под колеса. Однако при этом выронил монтировку, которая,
упав на шоссе, тут же скрылась в облаке выхлопных газов. Во рту  у  Лукаса
пересохло, сердце бешено стучало в груди.
   Повернувшись к Анхелу, он закричал, стараясь перекрыть  свист  ветра  и
рев двигателей:
   - Давай канистру!
   Анхел подтащил канистру с  бензином  к  краю  прицепа.  Схватив  ее  за
длинный пластиковый  наконечник,  Лукас  стал  прилаживаться  к  открытому
бензобаку "камаро". Несмотря на то что наконечник был длиной около четырех
футов, Лукасу все же пришлось  так  сильно  выдвинуть  канистру,  что  она
наполовину свисала с края бампера. Потом он быстро  вставил  наконечник  в
бензобак "камаро".
   Ветер с такой силой бил Лукасу в грудь, что он ни на мгновение  не  мог
выпустить дверную ручку прицепа. Обернувшись к Анхелу  чернокожий  великан
заорал:
   - Поднимай канистру! Скорее!
   Анхел приподнял канистру, и бензин тонкой струйкой полился  в  бензобак
"камаро". Паренек пытался повыше поднять канистру,  чтобы  бензин  полился
как следует, но проклятая емкость оказалась для него слишком тяжелой.
   - Не могу поднять ее! - завопил Анхел  изо  всех  сил.  Грузовик  снова
сильно тряхнуло, и Лукас едва удержался на краю  прицепа.  Оглянувшись  на
Анхела, он закричал:
   - Меняемся местами!
   Поставив канистру, Анхел  сделал  глубокий  вдох  и  шагнул  на  бампер
трейлера.
   Встречный ветер бил в лицо, отрывал руки от  поручней.  Анхел  и  Лукас
кое-как поменялись местами. Потом Анхел  осторожно  придвинулся  к  самому
краю бампера, всем телом прижимаясь к вибрирующему прицепу.  Изловчившись,
он вставил выскочивший наконечник канистры обратно в отверстие бензобака.
   - Держи наконечник, чтобы не  выскочил!  -  прокричал  Лукас,  поднимая
канистру. Бензин хлынул в бак "камаро" широкой струей.


   Стараясь  удержать  грузовик  наравне  с  "камаро",  Софи  не  забывала
поглядывать  на  экран,  где  Лукас  с  Анхелом  изо  всех  сил  старались
справиться с тяжелой канистрой, опасно маневрируя на  самом  краю  бампера
прицепа и морщась от  сильных  порывов  ветра.  Софи  перевела  взгляд  на
спидометр и ахнула - стрелка уже миновала цифру шестьдесят.
   Она нервно закусила губу. Ее мучило дурное предчувствие. Она  старалась
отбросить дурные мысли и сконцентрировать  все  свое  внимание  только  на
дороге и на управлении грузовиком, но это у нее плохо получалось. Внутри у
нее  росло  мрачное  предчувствие  несчастья,  временами  переходившее   в
состояние, близкое к панике. Во рту пересохло, язык стал шершавым,  словно
кожура кофейного боба. Ее мучил страх за Лукаса.
   В этот момент изображение  на  мониторе  пропало,  и  по  экрану  пошли
широкие полосы помех.
   -  Черт  побери!  -  Софи  ударила  кулаком  по  монитору.  Изображение
вернулось, и Софи ахнула, увидев происходившее в прицепе.


   Анхел сидел верхом  на  подножке,  его  худые  ноги  болтались  в  такт
покачиваниям машины.  Лукас  поддерживал  канистру  с  бензином  в  нужном
положении, и топливо лилось непрерывной струей в  отверстие  бензобака.  В
этот момент грузовик снизил скорость перед поворотом и  внезапно  попал  в
глубокую выбоину. Прицеп тряхнуло так сильно, что Анхел мгновенно слетел с
подножки, и наконечник канистры  вылетел  из  отверстия  бензобака.  Струя
топлива ударила в воздух.
   В самую последнюю секунду, когда ноги уже коснулись дорожного покрытия,
Анхелу удалось зацепиться за край прицепа. Ноги волочились по шоссе, и  от
кроссовок чуть не шел дым. Струя бензина обдавала Анхела с головы  до  ног
Он попытался забраться в прицеп, но от маслянистого топлива поручни  стали
скользкими.
   Лукас протянул руку, чтобы схватить Анхела за одежду,  но  паренек  был
слишком далеко. Бросив канистру, Лукас осторожно придвинулся  к  подножке,
изо всех сил пытаясь ухватить мальчика за пояс. Одна попытка...  вторая...
третья... Все безрезультатно... Наконец Лукасу удалось схватить Анхела  за
рубашку и втащить его в прицеп.
   Оба без сил повалились на пол, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя.


   - О Боже... - бормотала Софи, не отрывая взгляда  от  монитора.  Сердце
словно замерло в ее груди. Она изо всех сил старалась не потерять контроль
за дорогой и не выпускать из рук управление грузовиком. Софи с такой силой
закусила нижнюю губу, что по подбородку поползла тоненькая струйка крови.
   В этот момент по рации раздался возбужденный голос Мелвила:
   - Боже всемогущий! Да они же... они чуть было... они почти... Господи!
   Софи взяла микрофон и сказала охрипшим голосом:
   - Спокойнее, Мелвил! Сбавь скорость, слышишь? Сбавь скорость!
   Положив микрофон на место,  Софи  сделала  несколько  глубоких  вдохов,
чтобы успокоиться. Она злилась на себя за то, что втянула всех в  дурацкую
затею. Имело смысл прекратить все это прямо сейчас и как можно скорее!
   Но почему-то она не могла заставить себя это сделать.


   - Разрази меня гром!
   Лукас ощущал такое страшное напряжение, словно его  тело  целиком  было
наэлектризовано. Зародившись где-то  в  самом  низу  живота,  это  чувство
расходилось  горячими  волнами  по  всем  мышцам  и  кровеносной  системе,
заставляя напрягаться каждую клеточку организма.  Альпинистам  и  летчикам
хорошо известно это чувство. Преступники тоже знакомы с ним. По их словам,
непосредственное совершение преступления всегда сопровождается этой мощной
смесью эйфории и животного ужаса.
   Помотав  головой  и  сплюнув   кровавую   слюну,   Лукас   приготовился
действовать.
   На какую-то долю секунды он вспомнил своего отца, который часто говорил
ему о всепобеждающей силе человека, исполненного  настоящей  решимости.  В
качестве подтверждения он всегда рассказывал одну и ту же историю об одном
безымянном чернокожем солдате, которого  во  время  второй  мировой  войны
командир его отряда, убежденный расист, оставил погибать в немецком  тылу.
Сражаясь в одиночку, тот  солдат  сумел-таки  пробиться  сквозь  вражеские
заслоны на территорию, занятую союзными войсками. В  детстве  эта  история
неизменно производила на Лукаса впечатление.
   Коротко вздохнув,  Лукас  мягко  отодвинул  Анхела  в  сторону,  поднял
канистру и шагнул  на  раскачивавшуюся  подножку  прицепа.  Добравшись  до
самого края, он сумел снова  вставить  наконечник  в  отверстие  бензобака
"камаро". Топливо хлынуло из канистры  в  бак,  слегка  разбрызгиваясь  по
кромке отверстия.
   Лукас не мог удержаться от победного вопля! Звук его голоса  потонул  в
реве двигателей обеих машин, но  Лукас  все  равно  продолжал  кричать  от
радости. Его тело  дрожало  от  напряжения,  голова  гудела,  но  все  его
существо было переполнено ликованием.
   Кажется, он выиграет в конце концов это идиотское пари!


   Софи прилипла к монитору. На какую-то долю секунды она полностью забыла
обо  всем  на  свете,  глядя  на  крошечный  голубоватый  экран.   Дыхание
замедлилось,  зубы  крепко  сжались,  она  напрочь  забыла  об  управлении
грузовиком и необходимости постоянно следить за дорогой.
   И поэтому не заметила приближавшейся опасности.
   Бросив взгляд на шоссе, Софи ахнула и, схватив  микрофон,  пронзительно
закричала:
   - Мелвил! Мелвил! Мелвил! Уезжай! Уезжай к чертовой матери!
   Впереди,  меньше  чем  в  полумиле,  хорошо  была   видна   огороженная
специальными знаками зона  ремонтных  работ  на  той  полосе,  по  которой
двигался тяжелый "кенворт". За ограждением  виднелись  контуры  ремонтного
оборудования и дорожных машин.
   У "кенворта" было два звуковых сигнала. Когда грузовик двигался в черте
города, Софи и Лукас пользовались электронным клаксоном,  расположенным  в
центре рулевого колеса. Но имелась еще и сирена, приводившаяся в  действие
шнуром на потолке кабины. Звучала она, как морской ревун.
   Софи схватила шнур и потянула его вниз.


   Лукас услышал пронзительный звук сирены за долю секунды  до  того,  как
грузовик внезапно резко затормозил. Наконечник канистры вырвался у него из
рук, выскользнул из "камаро" и сломался у основания.  Облако  распыленного
бензина обрушилось на Лукаса, пытавшегося ухватиться за дверную петлю,  за
рукоятку, за угол кузова - за что-нибудь, чтобы удержаться от  падения.  У
него за спиной с грохотом полетела на шоссе  канистра,  кувыркаясь  вокруг
своей оси. И уже падая сам, Лукас вдруг почувствовал на поясе чьи-то руки,
тащившие его назад, в прицеп.
   Это был Анхел. Он изо всех сил затаскивал Лукаса в прицеп,  ухватившись
за его ремень. Лукас ввалился в дверной проем, ловя ртом воздух и цепляясь
за металлический пол скрюченными пальцами.
   "Камаро" тоже ударил по тормозам, оказался сзади, его занесло и  повело
зигзагами по шоссе,  чуть  было  не  перевернув.  Передний  правый  колпак
отлетел в сторону, как ржавая монета, застонал, будто жалуясь,  двигатель,
когда Мелвил переключился на первую скорость.
   Тем временем грузовик прогрохотал сквозь зону ремонтных работ,  оставив
в кильватере тучи пыли, мусора и выхлопных газов.


   Глядя в боковое зеркало, Софи увидела,  как  "камаро"  отстает,  снижая
скорость. Схватив микрофон, она закричала:
   - Мелвил, ты слышишь меня? Мелвил, отзовись!
   Молчание. Только треск статических помех.
   Она взглянула на  монитор,  где  светилось  изображение  задних  дверей
прицепа. Внутри виднелись ковбойские сапоги Лукаса. Справа от  них  сидел,
тяжело дыша, Анхел. Похоже, с обоими ничего страшного не случилось.
   Софи снова поднесла ко рту микрофон:
   - Мелвил, отзовись! Прошу тебя, Мелвил! Прием!
   Никакого ответа. У Софи по позвоночнику пробежал  холодок.  Взглянув  в
окно, она стала искать взглядом машину Мелвила.
   Зеленый "камаро" болтался позади грузовика. Солнечные  лучи  отражались
от его крыши.
   - Мелвил?! Ты слышишь меня?!
   Включив более низкую передачу, Софи притормозила и,  съехав  на  правую
полосу, подождала, пока мимо нее проедет "камаро".
   - Мелвил?!
   И тут "камаро" неожиданно прибавил скорость и с  ревом  промчался  мимо
"кенворта", дымя выхлопными газами  и  яростно  дрожа,  словно  смертельно
раненной сильное животное. По рации внезапно раздался отчаянный вопль боли
и ужаса. Это был голос Мелвила.
   На какое-то мгновение Софи показалось, что "камаро" заденет угол кабины
грузовика, но машина Мелвила только пыхнула ей в  лицо  облаком  выхлопных
газов и промчалась мимо, расплескивая бензин из открытого бака.
   В считанные секунды "камаро" был уже в полумиле от грузовика.
   - Мелвил, отвечай! - еще раз  сказала  Софи  в  микрофон  и,  помедлив,
невольно добавила: - Прости, что так получилось...
   Однако загадочный парень за рулем  зеленого  "камаро"  уже  скрылся  за
поворотом. Без ответа. Без  "спасибо"  хотя  бы  за  попытку  помощи.  Без
ничего.


   Спустя пять минут Софи увидела подходящее место на обочине и съехала на
него.
   Зашипели  пневматические  тормоза,  и  грузовик  остановился.   Включив
габаритные огни, Софи сидела не шевелясь,  ожидая,  пока  утихнет  сердце,
весь последний час отбивавшее негритянские ритмы.  Через  некоторое  время
она достаточно успокоилась, чтобы выбраться из кабины и  подойти  к  двери
трейлера.
   Лукас уже стоял на обочине. Он все еще тяжело дышал, лицо было искажено
крайним напряжением.
   - Только не заводись, - мрачно буркнул он Софи.
   - Я и слова не сказала.
   - Ну и как поживает наш псих?
   - Ты имеешь в виду Мелвила? Умчался, словно ошпаренный. - Софи показала
головой в сторону шоссе.
   - И что он сказал тебе на прощание?
   - Ничего. Только завизжал, словно резаная свинья.
   Глубоко вздохнув, Лукас озадаченно покачал головой:
   - Ну и ну... Вот странный тип!
   Анхел тронул Лукаса за плечо:
   - Зато нам поцти удалось сделать то, цто мы хотели.
   Опустившись на  корточки,  Лукас  стал  внимательно  осматривать  шасси
грузовика в поисках серьезной поломки.
   - Вот именно... почти... - пробормотал он.
   Софи обуревали противоречивые чувства. С сильно  бьющимся  сердцем  она
смотрела на Лукаса и не понимала, чего ей сейчас хочется больше - дать ему
затрещину или прижаться к его широкой груди. В конце концов  она  дружески
пнула его в зад и сказала:
   - Еще раз так напугаешь меня, и я тебя убью!
   Лукас выпрямился и пожал плечами:
   - Да я и сам уже думал, что  мне  пришел  конец.  -  И,  обернувшись  к
Анхелу, добавил: - Но этот смелый омбре [человек (исп.)] меня спас.
   Паренек смущенно опустил глаза.
   - Мне нравятся грузовики. Я сам хоцу стать водителем  грузовика.  Церез
месяц мне предстоит сдавать экзамен на водительские права.
   Все  трое  замолчали,  пытаясь  справиться  с  расшатавшимися  нервами.
Наконец Лукас нарушил молчание:
   - Знаешь,  что  я  тебе  скажу,  амиго...  ты  нам  очень  помог,  и  в
благодарность попробуй себя в качестве водителя "Марии".
   У Анхела загорелись глаза.
   - Пойдем, - сказал Лукас, направляясь к кабине.
   Все трое забрались в кабину, причем Анхел сел за руль, любуясь  удобной
панелью с многочисленными приборами. Лукас сел на  пассажирское  место,  а
Софи поместилась сзади. Лицо Анхела светилось от счастья, как  у  ребенка,
сидящего на коленях у Санта-Клауса. Его выразительные  карие  глаза  сияли
радостным удивлением, тонкие пальцы слегка подрагивали в нерешительности.
   - У малышки тринадцать скоростей, - сказал Лукас,  роясь  в  кармане  в
поисках любимых мини-сигар. - Одиннадцать передних и две  задних.  Включай
самую низкую скорость и дай ей чуть-чуть газу.
   Взглянув в боковое зеркало, Анхел  завел  мотор  и  медленно  выехал  с
обочины на шоссе.
   - Легче, амиго! - Лукас перекрыл голосом скрежет коробки передач. - Это
тебе не шлюха. Мягче с ней, как  со  школьницей  на  первом  свидании.  Не
торопись.
   Анхел  стал  медленно  переключаться  на  более  высокие   передачи   и
увеличивать скорость.
   Сидя  позади  мужчин,  Софи  наблюдала,  как  скрупулезно  и  тщательно
действует Анхел. За короткое время, что прошло с момента их  знакомства  с
этим  невзрачным  пареньком,  она  каким-то  непостижимым  образом  сумела
полюбить его почти материнской любовью.  Софи  вздрогнула,  вспомнив,  как
подвергла его смертельной  опасности,  втянув  в  этот  идиотский  трюк  с
заправкой на ходу. Потом она склонилась к уху Анхела и спросила:
   - Ты живешь где-то поблизости, Анхел?
   - Да, мэм, - ответил тот, не отрывая взгляда от дороги.
   - И давно ты работаешь на станции "Дикси-бой"?
   - Третий год узе... с  тех  пор,  как  моя  мама  попала  в  приют  для
дусевнобольных...
   - У тебя есть братья, сестры?
   - Нет, мэм.
   Поморщившись, Софи сказала:
   - Сделай мне одолжение, Анхел, - зови меня просто по  имени  и  на  ты.
Когда мне говорят "мэм", у меня появляется такое ощущение, словно на  меня
надевают квадратные ортопедические башмаки и белые хлопчатобумажные носки.
   - Ладно, Софи! - улыбнулся Анхел.
   Выпустив облачко дыма, Лукас повернулся к пареньку и сказал:
   - Значит, ты живешь вдвоем с отцом?
   В  воздухе  повисла  неловкая  пауза,  и  на  лице   Анхела   появилась
ироническая улыбка.
   - Нет, сэр. Отец бросил нас с мамой, когда я был есце совсем маленьким,
я его дазе не помню. Сейчас я зиву совсем один. Два раза в месяц я еззу  к
маме, в приют. Это в Цаттануге. Я привозу ей зареного цыпленка и  маисовых
лепесек, которые сам пеку. А есце я навесцаю своего дядю Флако...
   - Довольно много обязанностей для такого  юнца,  как  ты,  -  задумчиво
произнес Лукас.
   Анхел только пожал плечами.
   Грузовик приближался к  повороту.  По  обеим  сторонам  шоссе  высились
старые сосны, упираясь верхушками почти в самое небо. Воздух  был  чист  и
свеж.
   -  Смотри-ка,  Софи,  -  улыбнулся  Лукас.  -  Да  этот  парень  просто
прирожденный дальнобойщик!
   Софи улыбнулась:
   - Да, это мне напоминает...
   Она замолчала на полуслове.
   Впереди,  в  сотне  ярдов  от  "кенворта",  странно  дергаясь,   словно
смертельно раненный  зверь,  на  обочину  шоссе  съезжал  автомобиль.  Его
двигатель то и дело глох, потом снова заводился  и  снова  глох.  Судя  по
всему, у него кончился бензин.
   Все трое узнали машину тут же.
   Это был "камаро" Мелвила цвета морской волны.



5. ЗА КУЛИСАМИ

   Лукас с маху ткнул сигару в пепельницу.
   - Съезжай следом за ним, парень! И передачу переключи!
   С трудом справляясь с массивным  рычагом  переключения  передач,  Анхел
снизил скорость  и  нажал  на  тормоз.  Раздалось  шипение  пневматических
тормозов, двигатель жалобно застонал, и "Черная Мария" медленно съехала на
покрытую гравием обочину, остановившись в нескольких ярдах позади зеленого
"камаро". Протянув  руку  к  приборной  панели,  Лукас  включил  аварийную
сигнализацию. Софи быстрым движением выхватила из-под сиденья  два  ручных
фонарика, и все трое выпрыгнули из кабины.
   Утренний  воздух  был  Чист  и  прохладен,  напоен  волнующим  ароматом
росистых дикорастущих трав и цветов. Солнце еще не успело  разогреть  его.
Обернувшись, Лукас поискал взглядом другие машины. На шоссе было пусто.
   - Мелвил?! - окликнул водителя Лукас, осторожно приближаясь к машине. -
Ты там жив?
   Никто не ответил. Зеленый "камаро" стоял неподвижно.  За  тонированными
стеклами никто не шевелился.
   Лукас направился к заднему  бамперу,  гравий  звонко  хрустел  под  его
ногами.
   Воображение ни с того ни с сего врубилось на четвертую скорость. Лукасу
представилось, как Мелвил, подобно ведьме  из  триллера,  тает  в  кабине,
словно мороженое на солнцепеке, и его остроконечная шляпа медленно оседает
в большую лужу грязноватого месива.
   Остановившись  в  нескольких  дюймах  от  "камаро",   Лукас   попытался
заглянуть в салон. И увидел в тонированных стеклах  отражение  окружающего
пейзажа и своего неуверенного лица.
   Неожиданно позади него что-то громко захлопало. Лукас  подпрыгнул  чуть
не на шесть дюймов и обернулся. Софи вместе с Анхелом  зажигала  аварийные
шашки, втыкая их в гравий обочины.
   - Что это ты так дергаешься, а? - сам себя тихо спросил Лукас.  -  Очко
играет?
   И тут  же  вздрогнул  от  другого  звука.  Он  доносился  из  "камаро".
Сдавленный и нечленораздельный, он напоминал вой раненого зверя. Подойдя к
водительской дверце, Лукас почувствовал  запах  протухшего  бекона  и  еще
чего-то странного, похожего на горелую резину.
   Внезапно дверь распахнулась.
   Лукас отшатнулся и, оступившись, грохнулся на гравий.
   Острые камешки прорвали штаны и больно вонзились в ягодицы.
   То, что вырвалось из автомобиля и промчалось мимо Лукаса, уже  не  было
человеком. Это был сгусток смертельной боли и дергающихся конечностей. Изо
рта этого существа вылетал пронзительный визг,  оно  бежало  к  грузовику,
руки его болтались плетьми, с губ свисала струйка кровавой слюны.
   - Бе... бе... бежать!.. бежать!!!
   Карабкаясь  по  лесенке  в  кабину  грузовика,  парень  пытался  что-то
сказать,  но  исторгаемые  им  звуки,  перемежавшиеся  с  воплями  боли  и
конвульсивными   подергиваниями,   были   совершенно   нечленораздельными.
Добравшись до пассажирской дверцы, он  схватился  за  ручку,  но  покрытые
кровью руки скользнули, и Мелвил, оставляя липкие кровавые следы крови  на
черном металле, свалился на гравий, корчась от невыносимой боли.
   Странное дело, но Лукасу показалось, что  как  только  парень  перестал
бежать, боль резко усилилась.
   - Бе... бе... бежать... бежать... бежать!.. бежать!!!
   Он корчился и бился в конвульсиях, простирая руки к небу, словно моля о
пощаде. Его  грудь  тяжело  вздымалась.  Казалось,  он  задыхался.  Широко
раскрытые глаза выражали немыслимое страдание. Кровавая  пена  стекала  на
подбородок, расцвечивая светлую футболку яркими малиновыми пятнами.
   - Бе... бе... бежать... бежать!!! бежать!!! бежа-а-ать!!!
   Насмерть перепуганные Софи и  Анхел,  прижавшись  к  переднему  бамперу
грузовика, не могли отвести глаз от ужасного зрелища. И только крик Лукаса
вывел их из оцепенения.
   - Вызовите "скорую"!  Спасателей!  Хоть  кого-нибудь!!!  -  кричал  он,
поднимаясь с гравия рядом с распахнутой дверью "камаро".
   Тут Мелвил издал еще более ужасный, полный  страшной  боли  и  отчаяния
вопль, словно  его  било  током  высокого  напряжения.  Кое-как  встав  на
четвереньки, он пополз прочь от грузовика в  сторону  высокой  придорожной
травы.
   Но уже через мгновение упал снова, скрючившись и бессильно разевая  рот
в беззвучном крике.
   Лукас подбежал к нему, крича на ходу:
   - Что с тобой, браток?! Что случилось?!
   Но Мелвил уже не мог издать ни звука. Невидимый мучитель уничтожал  его
изнутри. Он попытался подняться, но сумел только встать на колени. Поднеся
руки к лицу, он вцепился пальцами  в  собственные  глазницы,  как  человек
вцепляется в больной зуб,  словно  пытаясь  вырвать  его.  Мгновение  -  и
глазные яблоки оказались у него в ладонях, струи крови хлестнули по щекам,
перекошенный от боли рот издавал безумный пронзительный вой.
   - Мелвил! - Лукас придвинулся ближе. - Что ты делаешь?!
   Но Мелвил уже ничего не слышал и не чувствовал.
   Лукас внезапно вспомнил, как однажды нечаянно наехал  задним  ходом  на
немецкую овчарку у складов  "Игл  фудз"  в  Санта-Монике.  Тяжелые  задние
колеса раздавили собаке голову, но несчастное животное еще  три  минуты  с
жалобным визгом ползло рядом с грузовиком. Самые долгие три минуты в жизни
Лукаса.
   До сегодняшнего дня.
   Лукас решил действовать. Склонившись над Мелвилом, он попытался отвести
его руки от лица - и чуть не вскрикнул:  руки  были  невероятно  горячими,
словно раскаленные щипцы для клеймения скота. Тогда Лукас, обняв парня  за
пояс, попытался посадить его, но тщетно  -  Мелвил  словно  рассыпался  на
куски, выпадая из рук Лукаса. Его дрожащие губы произносили одно и то  же,
едва различимое слово:
   - Бе... бе... бежать... бежать!..
   И тут вспыхнуло пламя!
   Оно полыхнуло из окровавленных глазниц Мелвила, словно оранжевые язычки
кухонной газовой плиты. Волна жара обдала Лукаса, отшвырнув его  назад,  и
едва не спалила брови и ресницы.
   Мелвил всхлипнул, словно  больной  ребенок.  Крошечные  язычки  пламени
лизали его лоб, воспламеняя волосы. Из широко раскрытых ноздрей  доносился
булькающий звук вытекающей горящей слизи. На щеках и шее появились красные
волдыри и тут же стали с  треском  лопаться.  Плечи  опустились,  а  спина
неестественно выгнулась, конвульсивно подергиваясь, но тело еще  несколько
секунд стояло вертикально, дергаясь в языках пламени.
   Лукас задыхался от запаха горящих хрящей и жировой ткани.
   Последним усилием Мелвил широко раскрыл  рот.  Такого  страшного  крика
Лукас еще никогда не слышал. Невероятно пронзительный  предсмертный  вопль
подействовал на  Лукаса  словно  прикосновение  холодного  лезвия  опасной
бритвы к горлу.
   Пламя заглушило  крик.  Столб  огня  вырвался  из  раскрытого  рта,  из
ноздрей, ушей, из пупка, из промежности, из кончиков пальцев...  Оранжевое
пламя, подобно жуткому кокону, окутало все тело Мелвила с головы  до  ног.
Он горел изнутри, и никто и ничто не могли ему помочь.
   Лукас в оцепенении наблюдал страшное зрелище, лежа в  нескольких  футах
от живого факела. Руки и ноги не слушались его.  От  жуткой  вони  горелой
плоти кружилась голова. Но хуже всего было слышать шипящие, потрескивавшие
и булькающие  звуки,  которые  издавало  обезображенное  тело,  пожираемое
изнутри огнем.
   Спустя несколько секунд, показавшихся  Лукасу  вечностью,  человеческий
факел, бывший только что молодым  негром,  рухнул,  рассыпая  вокруг  себя
искры и ошметки горелой плоти и паленой одежды.
   Борясь со страхом и подступившей тошнотой, Лукас медленно  поднялся  на
ноги и огляделся в поисках Софи и Анхела.  Мальчик  прятался  за  передним
бампером  грузовика,  и  глаза  его  были  неправдоподобно  огромными   от
пережитого ужаса. Софи сидела в кабине, лихорадочной скороговоркой сообщая
кому-то по рации координаты  происшествия.  В  ушах  у  Лукаса  зазвенело.
Сначала он решил, что начинается приступ мигрени, потом подумал,  что  это
просто результат пережитого ужаса. Однако высокий, пронзительный, звенящий
звук становился все громче и громче, и тогда Лукас понял, что  дело  вовсе
не в его голове.
   Это была полицейская сирена, приближавшаяся к ним с востока.
   Лукас снова взглянул на труп. Пламя  почти  погасло,  если  не  считать
груды тлевших останков того, что несколько минут назад было телом молодого
мужчины. Лукас оцепенело  глядел  на  дымящиеся  человеческие  останки,  и
внутри у него все похолодело.
   Дело с самого начала было безнадежным...
   Сзади к нему подошла Софи. Ее глаза были широко  раскрыты,  губы  мелко
дрожали, и она повторяла, будто стараясь сама себя убедить:
   - Это из-за бензина... на его одежду попал  бензин,  а  потом  возникла
искра... да?
   Лукас ничего не ответил.  Он  не  мог  оторвать  глаз  от  обугленного,
обезображенного трупа, еще и еще раз мысленно прокручивая все  подробности
страшной трагедии. Он задыхался от густой вони горелого мяса  и  жира,  от
едкого дыма щипало глаза.
   Пронзительный вой полицейской сирены быстро приближался. Взгляд  Лукаса
случайно упал на его собственные руки, покрытые  тонким  слоем  пепла,  от
которого его черная кожа на мускулистых  предплечьях  стала  почти  белой.
Волосы встали у него дыбом,  рот  наполнился  вязкой  слюной,  и  тут  его
немилосердно вырвало на придорожную траву.
   К нему подбежала Софи, тревожно спрашивая на ходу:
   - Лукас... ты как... что с тобой?
   - Все нормально, - ответил Лукас, вытирая рот и делая  ей  знак  рукой,
чтобы не подходила  к  нему.  Потом  он  повернулся  в  сторону  "камаро",
жарившегося на солнце. Передним бампером автомобиль уткнулся в кювет и был
сейчас чем-то похож на динозавра под наркозом.
   Лукас медленно  подошел  к  "камаро"  и  заглянул  в  салон.  Увиденное
заставило его отшатнуться, словно он заглянул в ад.
   Весь салон был забит мусором и отходами, на полу  валялись  пластиковые
коробки  из-под  гамбургеров  и  хот-догов,  покрытые   засохшим   соусом,
скомканные обрывки газет, промасленная бумага, пустые бутылки из-под  вина
и содовой воды. В нос ударила нестерпимая  вонь  мочи,  кала  и  протухших
остатков пищи. Но что-то в интерьере этой машины завораживало неотвратимо.
Будто ты заглянул за кулисы психоделического театра.
   Задержав дыхание, Лукас просунул голову в салон.
   На полу, рядом с педалью газа, стояла ржавая бадья,  полная  мочи.  Все
пассажирское  сиденье  было  завалено  смятыми  конфетными   фантиками   и
коробками из-под печенья. Из-под груд  мусора  проглядывали  темно-красные
полосы, пересекавшие оба сиденья, приборную доску и даже  боковые  стекла,
словно кто-то, обмакнув палец в темно-красное машинное масло,  провел  эти
линии с непонятной для Лукаса целью. Приглядевшись, он различил  очертания
пересекающихся квадратов, внутри которых были начертаны  тайные  слова  на
каком-то непонятном языке:
   АЛИМУС. ДЕЛИОС. ЗИЗИМУТ.
   Протянув руку, Лукас дотронулся до  черты  -  на  ощупь  она  оказалась
липкой, словно смола.
   - Что за черт? - пробормотал Лукас, заметив странный предмет, свисавший
с зеркала заднего вида. Тонкий шнурок. Пушистая коричневая бечевка.  Лукас
пригляделся и понял, что она сплетена из волос.  Волос  человека,  который
только начал седеть.
   - О Господи!..
   На конце скрученных  волос  был  прикреплен  ювелирный  золотой  зажим,
нижнее кольцо которого расстегнулось, очевидно, под тяжестью висевшего  на
нем амулета. Внимание Лукаса привлекло что-то на  полу,  под  зеркалом,  -
что-то странное  и  блестящее.  Он  встал  на  колени,  чтобы  рассмотреть
получше.
   Изысканное ювелирное украшение в  форме  человеческой  руки,  усыпанное
драгоценными  камнями.  Дюймов  шести  в  диаметре,  из  темно-коричневого
мрамора,  похоже.  Чья-то  фамильная  драгоценность,   наверное,   большая
редкость...
   И тут почти одновременно произошло два события.
   Сначала Лукас услышал за своей спиной тревожный вскрик Анхела, но  слов
разобрать не смог: они потонули в пронзительном вое полицейской сирены.
   А потом на сцене появилось новое лицо.
   Этот старик вынырнул из придорожного леса.  Более  шести  футов  роста,
худой, но ширококостный. С виду лет семидесяти. Одет в  странную,  побитую
молью форму - серые эполеты, бриджи, словно для верховой езды, и  фуражка,
как у шоферов прежних времен.  Какого  черта  этот  скоморох  направляется
прямо к машине бедняги Мелвила?
   - Лукас! Ради всего святого!!! - раздался пронзительный крик Софи.
   Старик замер на месте, словно выскочивший на шоссе  олень,  попавший  в
яркий свет фар. Теперь он увидел возле машины Лукаса.  Потом  заметил  еще
что-то, резко повернулся на месте и скрылся в зарослях как ошпаренный.
   - Лукас!!! Берегись!!! - снова закричала Софи, и в ее голосе  прозвучал
неподдельный ужас.
   Лукас посмотрел и увидел. Он отскочил от "камаро",  сгреб  стоявшую  за
его спиной Софи в охапку и побежал.
   Для своих размеров Лукас был быстр. Чертовски быстр. Когда-то в юности,
когда он играл в нападении, его зазывали в сборную  города.  Его  коронкой
был самоубийственный косой проход через все поле, и  он  уводил  за  собой
четверых, а то и пятерых защитников. Не повреди он левый  мениск,  мог  бы
играть в национальном чемпионате.
   Но сейчас, когда он волок Софи через покрытую гравием обочину, его гнал
не спортивный азарт.
   Он бежал от смерти.


   Шериф Дик Баум подоспел к месту происшествия как раз, когда ад вырвался
наружу. К счастью, шериф был  очень  наблюдателен,  и  все  равно  он  еле
успевал следить,  что  происходит.  Сначала  он  увидел  белую  женщину  и
огромного чернокожего  мужчину,  изо  всех  сил  бежавших  вдоль  обочины.
Достигнув грузовика, стоявшего тоже  на  обочине,  они  нырнули  за  него,
словно в них должны были стрелять. Неподалеку стоял,  уткнувшись  носом  в
кювет, зеленый "камаро", рядом  с  которым  в  высокой  придорожной  траве
дымился обугленный человеческий труп. От  открытого  бензобака  машины  по
земле  тянулся  тонкий  след,  по  которому  теперь  стремительно   бежало
невысокое пламя.
   Вдавив педаль тормоза в пол, Баум сумел остановить свой джип в двадцати
ярдах от "камаро".
   Грохнуло  так,  что  от  звука  затряслись   кости.   Баум   пригнулся,
инстинктивно закрыв лицо руками. Через открытое окно  волна  жара  окатила
пол-лица,  ухо,  шею.  И  тут  полыхнуло.  Будто   шоссе   озарила   сотня
фотовспышек. Крыша джипа задребезжала под ударом воздушной волны.
   Спустя  секунду  Баум  выглянул  из-под  приборной   панели,   "камаро"
превратился в пылающий ад. Языки пламени взметнулись ввысь почти на  сорок
футов, издавая оглушительный рев и завиваясь вокруг вертикальной оси.  Над
пламенем поднялся  грибовидный  столб  дыма  и  пепла.  На  землю,  словно
сюрреалистические черные  снежинки,  сыпались  сгоревшие  дотла  крошечные
хлопья бумаги и ткани.
   Быстро осмотрев свой джип и убедившись, что серьезных повреждений  нет,
Баум схватил служебную  рацию.  Вызвав  диспетчера  окружной  полиции,  он
потребовал выслать на место происшествия пожарную машину, "скорую  помощь"
и полицейский  патруль.  Еще  он  продиктовал  диспетчеру  номера  черного
грузовика - не числится ли за ним чего.  Потом  расстегнул  кобуру,  чтобы
револьвер был под рукой.
   Внезапно, боковым  зрением,  Баум  различил  какое-то  движение  позади
грузовика. Двое, а может, трое, людей осторожно ползли по  земле.  Схватив
мегафон, Баум рявкнул:
   - Эй, за грузовиком! Оставаться на месте! Вы меня поняли?!
   Вытащив  револьвер,  Баум  выбрался  из  джипа.  Обошел  прицеп,  держа
наготове оружие. Он еще не знал, с чем придется иметь дело. Не знал точно,
что натворили эти трое. Пожалуй, зря он так увлекся  преследованием  этого
призрачного "роллс-ройса". Но хуже всего было  то,  что  Делберт  Моррисон
оказался прав. Следовало прикрыть эту идею  в  зародыше,  пока  ничего  не
случилось. Теперь было уже слишком поздно. У  Баума  на  руках  был  труп,
горящий автомобиль и несколько подозрительных типов из грузовика.
   - Всем стоять на месте! - еще раз рявкнул Баум.  Кто  там?  Ага,  негр,
женщина и пацан с девичьей прической.
   Чернокожий мужчина поднялся на колени и сказал:
   - Нужно отогнать грузовик, пока он тоже не загорелся!
   - Стой на месте, сынок. И руки  за  голову!  -  словно  не  слыша  его,
приказал Баум, слегка взмахнув револьвером.
   Чернокожий снова лег на землю.  Все  трое  положили  руки  на  затылок.
Некоторое время Баум осматривал всех троих, определяя, нет ли у них оружия
или вообще чего-нибудь такого, чего быть не  должно.  Шериф  знал,  что  в
случаях вроде этого главное - контроль над ситуацией. И брать его  в  свои
руки нужно сразу.
   Оглядевшись, Баум увидел, что пламя по другую сторону обочины  начинает
слабеть. Вынув из-за пояса рацию, он поднес ко рту микрофон:
   - Три-двадцать, говорит три-девятнадцать! Прием!
   В ответ раздался хрипловатый голос диспетчера:
   - Говорите, три-девятнадцать!
   - На эти калифорнийские номера что-нибудь есть?
   - Пока не успели проверить, шериф!
   - Так какого вы там...
   Шериф осекся на полуслове. У него от природы был острый слух, и сейчас,
несмотря на гудение пламени, все  еще  пожиравшего  зеленый  "камаро",  он
отчетливо услышал знакомый звук, похожий на тарахтение  старой  стиральной
машины. От этого звука, доносившегося откуда-то с соседних холмов, у Баума
зашевелились волосы на затылке.
   Это было урчание двигателя старинного лимузина.
   Шериф озадаченно помотал головой и пробормотал себе под нос:
   - Так, глядишь, скоро голоса начну слышать...



6. КАЛЕЙДОСКОП СЛОВ

   Лимузин с работавшим на холостом ходу двигателем стоял там, где  его  и
оставил Эрик Келсинджер, - на обочине, в тени старой  ивы.  Спрятанная  от
дневного света, машина казалась нереальной, призрачной.
   Добравшись до машины, Эрик остановился. Он  задыхался,  колени  у  него
подгибались. Да, давно уже ему не приходилось так бегать! Легкие горели от
недостатка кислорода, грудь тяжело вздымалась.
   Окно задней дверцы лимузина было чуть опущено, открывая вид на  лежащее
внизу шоссе. Оттуда доносился  густой  запах  ментоловой  мази  и  крепких
духов. Духи маскировали другой запах. Он выделялся на этом  фоне  -  едкий
запах. Горячий и чуть отдававший молоком запах заразы.
   Ее запах.
   Открыв водительскую дверцу, Эрик уселся за руль. Он с  силой  захлопнул
за собой дверь, и хрупкие старческие кости хрустнули. Семидесятидвухлетний
Эрик Келсинджер двигался помедленнее, чем раньше. Куда как помедленнее.  В
прежние дни он был здорово  проворен.  Настолько,  что  шесть  раз  подряд
выигрывал чемпионат мира по реслингу. И кличка у него была  -  "Тевтонский
титан". Впрочем, последний раз это было еще в шестидесятых годах, до того,
как он стал слугой у Мадам...
   Прожитые годы избороздили его лицо. Глубоко  посаженные  голубые  глаза
выцвели.  Редкая  светлая  щетина  покрывала  шею   и   грубо   очерченный
подбородок, под которым старческая кожа свисала дряблыми складками, словно
у индюка. Униформа свободно болталась на некогда могучем, а теперь  сильно
исхудавшем  теле.  Былая  выпуклая  мускулистая  грудь,  плоский  живот  и
железные бицепсы переродились в жировую и  соединительную  ткани.  Стыд  и
срам...
   Перед ним загорелся маленький экран, и на нем появились слова:
   ВЫ...
   Небольшой выносной  монитор  компьютера  был  вмонтирован  в  приборную
панель рядом с полицейским  сканером.  Эрик  со  все  возраставшим  ужасом
смотрел на  яркие  желтые  буквы,  появлявшиеся  на  экране,  предчувствуя
окончание фразы еще до того, как она полностью высветилась на мониторе.
   ВЫ... ЕЕ... НАШЛИ?
   Эрик сглотнул подступивший к горлу ком. Он уже почти десять лет ездил с
Мадам в эти странные поездки. Десять лет погони за несчастными обреченными
неграми, чтобы  Мадам  своими  собственными  глазами  могла  наблюдать  их
гибель, восседая на заднем сиденье "роллс-ройса".
   И за все эти десять лет Эрик ни разу не ошибся.
   Хотя возможностей для ошибки было  много.  Однажды  в  Бартон-Руж  один
негритянский политик сумел добраться до больницы, и тогда чуть не  сгорело
все многоэтажное здание. В другой раз, в Панама-сити, чернокожий  адвокат,
выступавший на суде против  Мадам,  нашел  смерть  прямо  в  переполненном
клиентами офисе мотеля. В тот день погибло несколько несчастных,  случайно
оказавшихся рядом с ним, но и тогда Эрик все  же  сумел  вернуть  талисман
Мадам.
   Нет, ни разу он не подвел ее.
   До этого дня.
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ... ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ...
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ... ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ...
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ???
   Экран  заполнялся  калейдоскопом  слов,  с  каждой  фразой  все   более
отчаянных. На секунду  Эрику  показалось,  что  экран  сейчас  лопнет  под
напором эмоций Мадам, как лопается перезрелая  дыня,  открывая  изъеденную
копошащимися червями сердцевину...
   Порой Эрик спрашивал себя, почему он продолжает служить у Ванессы Дега.
Ведь он не испытывал ни малейшей враждебности по отношению  к  ее  будущим
жертвам. У него не было того поистине неистового  дара  ненавидеть,  каким
обладала Мадам. Кроме того, ее магия иногда даже пугала  его  -  настолько
она была  непредсказуемой,  опасной  и  для  него  непостижимой.  Впрочем,
возможно, именно поэтому он оставался ее верным слугой все эти  годы.  Она
была столь же загадочна, как и ее магия. Сильна и притягательна.
   Повернувшись назад, Эрик собрался было отодвинуть стекло перегородки  и
сообщить ей  плохую  новость,  но  замер  в  нерешительности.  Он  еще  не
чувствовал себя готовым для неприятного разговора. Сердце билось сильно  и
болезненно, и это беспокоило его. Всю жизнь Эрик  обожал  пиво  и  жареную
колбасу с кислой капустой, и они  сделали  свое  дело.  Доктора  в  Мобиле
сказали, что  у  него  блокада  коронарных  артерий  и  скоро  потребуется
операция. Когда об этом узнала Мадам, она  тут  же  настояла,  чтобы  Эрик
больше в клинику не ходил. Она предпочла,  чтобы  он  лечил  свою  грудную
жабу, повесив на шею жало скорпиона, завернутое  в  лоскут  оленьей  кожи.
Однако Эрик побоялся выполнить это предписание и  принимал  таблетки  так,
чтобы не видела Мадам.
   Порывшись  в  кармане,  Эрик  достал  оттуда  коробочку  с   таблетками
нитроглицерина. Быстро положив под язык одну таблетку, он прикрыл глаза  и
подумал, что, наверное, стал слишком старым для таких приключений.
   Вне всяких сомнений, эта экспедиция оказалась  чрезвычайно  сложной,  и
хуже всего ему пришлось, когда Мадам велела силой похитить  свою  внучатую
племянницу.
   Жившая в Новом Орлеане Саманта Мосби была привлекательной и очень умной
девушкой с большим будущим. Улыбчивая, с нежной кожей  и  здоровым  цветом
лица, с гибким и сильным телом, она обладала к тому же чистой  и  невинной
душой.  К  несчастью,  она  была  еще  и  единственной  наследницей  всего
состояния семьи Дега, и у нее хватило глупости влюбиться  в  негра.  Мадам
решила преподать ей суровый урок. И вот  два  дня  назад  Эрик  неожиданно
напал на Саманту и силой увез ее с собой. Чтобы моментально привести ее  в
бессознательное состояние, он воспользовался носовым платком,  пропитанным
пентоталом. Эрику было велено привезти Саманту в поместье  Дега,  где  она
должна была находиться, пока с ее женихом не будет покончено.
   К несчастью, по дороге к поместью девушка  впала  в  кому.  То  ли  она
слишком много вдохнула пентотала, то ли платок закупорил  гортань,  то  ли
все вместе. Как бы там ни было, а в Мобил Саманта доехала уже мертвой.
   Несчастный случай с Самантой только подстегнул Мадам. Она настаивала на
продолжении. Эрик неохотно повиновался. Однако парень оказался куда  более
изобретателен, чем они ожидали. Прошло почти трое суток, прежде чем Эрик и
Мадам стали свидетелями его гибели.
   А  финальное  непотребство  вообще  превратилось  в   комедию   ошибок.
Появление дальнобойщиков. Неуклюжие попытки спасти парня.  Но  хуже  всего
то, что Эрик не успел забрать  из  машины  талисман  до  приезда  полиции.
Священный талисман... Черное сердце магии Мадам. Где-то он сейчас  там,  с
этими черномазыми...
   Снова  раздалось  тихое  жужжание  монитора,  и  на   нем   высветились
ярко-желтые буквы:
   ПОЖАЛУЙСТА... ЭРИК... ОТВЕЧАЙТЕ...
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ??? ПОЖАЛУЙСТА...
   ГОВОРИТЕ... ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ???
   ПРОШУ ВАС... ОТВЕЧАЙТЕ...
   ОТВЕЧАЙТЕ!!! ПОЖАЛУЙСТА!!!
   ОТВЕЧАЙТЕ!!! ВЫ!!! НАШЛИ!!! ЕЕ???
   В этих словах отражалась странная смесь аристократических манер  старой
южанки и бурных  эмоций,  охвативших  Мадам.  Эрику  она  всегда  казалась
экзотической птицей, заключенной в золотую клетку искалеченного тела. Лишь
первобытная страсть ненависти и черная магия сохраняли в этом теле жизнь.
   Преодолев страх, он отодвинул стеклянную перегородку и рассказал ей все
как было.
   И приготовился выдержать бурю.



7. НЕПОСЕДА

   Слишком долгое размышление по поводу  самых  тривиальных  вещей  любого
может свести с ума.  Но  не  такова  была  Софи.  От  природы  склонная  к
навязчивым состояниям, она могла подолгу, что называется,  "заклиниваться"
на самых незначительных мелочах, окружавших ее, и размышлять о них до  тех
пор, пока глаза едва не сходились к ее переносице.
   Вот и теперь, сидя на потрепанном зеленом виниловом диванчике у  дверей
в  кабинет  шерифа  Баума  в  здании  окружного  суда,  она   разглядывала
оштукатуренный потолок коридора, пытаясь рассмотреть  структуру  покрытия,
считая мельчайшие трещинки, анализируя ритмичность и повторяемость  лепных
украшений.
   "Хватит", - прошептала она сама  себе.  Отвернувшись  от  потолка,  она
попыталась сосредоточить свои мысли на чем-то другом,  заранее  зная,  что
это ей не удастся. Как только она переставала думать о потолке,  перед  ее
мысленным взором тотчас же вставала картина трагедии на двадцать четвертом
шоссе.
   "Нет, только не это", - хрипло прошептала она,  изо  всех  сил  пытаясь
отогнать от себя кошмарную  картину  гибели  Мелвила.  Внутри  у  нее  все
дрожало  от  напряжения.  Она  стала  свидетельницей  чего-то  ужасного  и
непонятного, и теперь ей предстояло нести этот груз в душе всю жизнь.
   Порывшись  в  сумочке,  она  достала  сигарету  и  закурила.  Казалось,
табачный дым вернул ее к жизни.
   "Ладно, давай подумаем, что, собственно, случилось", - снова прошептала
она сама себе.
   Откинувшись на спинку дивана и сделав глубокую затяжку, она  попыталась
мысленно  выстроить  ретроспективу  случившегося.  Что  она,   собственно,
видела? Молодой парень в зеленом "камаро"  съезжает  на  обочину  шоссе  и
вспыхивает ярким пламенем. Этому факту  могло  быть  много  правдоподобных
объяснений. Вполне возможно, его одежда пропиталась бензином во время  той
безумной заправки на ходу. Возможно,  она  уже  давно  успела  пропитаться
бензином за те двое суток, что он ездил от заправки к  заправке.  С  таким
шизофреником, каким был Мелвил, несчастье могло случиться в любую минуту.
   Однако внутренний голос противился столь упрощенному объяснению: "А  не
слишком ли сложным был его бредовый рассказ?"
   Что и говорить, в словах Мелвила присутствовала определенная логика,  и
вообще его рассказ не был похож на случаи психозов, с которыми приходилось
сталкиваться Софи. Она достаточно долго изучала паранормальную психологию,
чтобы суметь распознать признаки помешательства. Впрочем, правдоподобность
рассказа еще ничего не доказывала. Скорее всего  Мелвил  просто  перемешал
правду с вымыслом. Возможно, и Саманта Мосби, и Ванесса Дега  существовали
на  самом  деле.  Не  исключено,  что  старуха  действительно   убежденная
расистка. Но все остальное, несомненно, плод его больного воображения.
   Однако внутренний голос не сдавался: "Ну хорошо, а как тогда объяснить,
что Мелвил действительно погиб страшной смертью,  как  только  его  машина
остановилась?"
   Нельзя  было  отрицать,  что  Мелвил   действительно   погиб,   как   и
предсказывал  несколькими  часами  раньше.  Впрочем,  Софи   было   хорошо
известно,  насколько  действенной  может  оказаться  сила   самоубеждения,
подпитываемая буйным воображением. Мелвил настолько уверовал, будто на нем
лежит смертельное проклятие, что  подсознательно  нашел  способ  воплотить
свой вымысел.
   "Ну хорошо, - продолжал внутренний голос, - ты такая умная и начитанная
и  так  здорово  рассуждаешь  с  позиции  науки,  но  как   объяснить   то
необъяснимое, что ты видела собственными глазами?"
   Об этом Софи думать не хотела.  Она  устала  от  бесконечных  мысленных
прокрутов ужасных утренних событий. Уж лучше смотреть на  потолок,  изучая
лепнину и пятна копоти, считая вентиляционные решетки  и  мелкие  трещинки
и...
   "Так как же с этим быть?" - не унимался внутренний голос.
   То, что она видела, представлялось  одновременно  и  очень  простым,  и
ужасным, потому что не могло  иметь  реального  объяснения.  Это  страшное
воспоминание чернильным пятном залило все иные мысли и впечатления...
   "Ты собственными глазами видела, что тот парень горел изнутри!"
   Да, верно... К чему обманывать себя? Он действительно горел изнутри,  и
это никак не объяснить попаданием бензина  или  какой-либо  еще  банальной
причиной. Софи чувствовала себя так, словно после многих лет непоколебимой
веры в то, что земля плоская, ей вдруг показали, что земля на  самом  деле
круглая, как шар. Вся ее система воззрений, понятий и  концепций  полетела
ко  всем  чертям.  Она  поймала  себя  на  том,  что  старается  во   всех
подробностях   вспомнить   прослушанные   ею   эзотерические   курсы    по
паранормальным  явлениям,  шаманизму  и  пограничным  наукам.  Она  и   не
догадывалась тогда, что в один прекрасный день ей придется  примерять  всю
эту чепуху к событиям реальной жизни.
   Сделав  последнюю  затяжку,  Софи  загасила  окурок  в  стоявшей  рядом
пепельнице и теперь нетерпеливо поглядывала на дверь кабинета  шерифа,  за
которой скрылся Лукас. Интересно, оштрафует его шериф или нет? Или сунет в
камеру предварительного заключения по  какому-нибудь  притянутому  за  уши
обвинению? С этими захолустными начальниками никогда ничего не знаешь.
   Интересно, что сказал бы сам Лукас, услышь он ее размышления? Наверное,
назвал бы ее неврастеничкой и  расхохотался  своим  обычным  заразительным
смехом. Лукас всегда умел вернуть Софи с небес на землю. "Ты опять слишком
много думаешь, детка", - обычно говорил он и в общем-то  был  прав.  Лукас
полагался на чутье, и Софи это в нем нравилось. Он жил  больше  сердцем  и
гормонами, чем умом. Что, по мнению Софи, и  делало  их  такими  отличными
партнерами.
   Единственное, на что она могла пожаловаться, так это  на  его  странные
взгляды по части их взаимоотношений. Ей всегда казалось, что Лукас  возвел
между ними некую стену, прозрачную и непреодолимую. Во всяком  случае,  он
не осмеливался выходить за рамки дружеских отношений.  Всякий  раз,  когда
Софи начинала отпускать шуточки на этот счет, Лукас повторял одно и то  же
- слишком близкие отношения с напарником не приводят ни к чему хорошему...
Однако чем больше  Софи  думала  об  этом,  тем  серьезнее  подозревала  о
существовании  какой-то  более  глубокой,  личной   и,   возможно,   очень
болезненной причины. Такой, которую лучше не трогать.
   Еще раз взглянув на дверь кабинета шерифа, Софи взяла со столика журнал
и сделала вид, что читает.


   Тук-тук-тук...
   Опять! На протяжении всего  разговора  Баум  периодически  слышал  этот
странный металлический стук в своем собственном кабинете, но ему никак  не
удавалось определить, откуда, черт возьми, он исходит...
   ...Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук...
   Этот  звук  выводил  Баума  из  себя.  С  того  момента,  как  огромный
чернокожий шофер-дальнобойщик вошел в его кабинет и уселся перед  шерифом,
это ритмичное постукивание не давало Бауму покоя, словно он ехал в  машине
с неотрегулированными клапанами.
   - Так, парень, - в третий раз  прервал  он  рассказ  шофера.  -  Хватит
болтать всю эту ерунду про ведьминское проклятие! От тебя требуется только
одно: за каким чертом ты посмел проделать такой опасный трюк на трассе?!
   Лукас вытер губы тыльной стороной ладони. Он сидел на вращающемся стуле
напротив стола шерифа, нервно барабаня пальцами по краю стола.
   - Послушайте! Я знаю, это звучит нелепо,  но  парень  сказал  нам,  что
непременно умрет, как только остановится. Моей напарнице  показалось,  что
он говорит искренне.
   - Опять ты за свое... Значит, ты принял  слова  того  парня  за  чистую
монету?
   Лукас пожал плечами.
   - Я не говорил,  что  ему  поверил.  Я  сказал,  что  парень  настолько
свихнулся, что сам мог себе поверить.
   Тук-тук-тук...
   Недовольно хмыкнув, шериф достал коробку с жевательным табаком.
   - И поэтому ты решил подвергнуть  смертельной  опасности  жизнь  других
людей?
   Лукас замолчал и уставился на шерифа неожиданно  пристальным  взглядом.
От этого взгляда Бауму сделалось как-то не по себе. Понизив  голос,  Лукас
сказал доверительным тоном, словно поверяя свою тайну:
   - Если честно, я сделал это на спор с моей напарницей.
   - Иди ты к!.. - Шериф недоверчиво покачал головой  и  заложил  за  щеку
кусок табака.
   - Честное слово, - повторил Лукас, - у меня слабость заключать пари...
   В кабинете повисла напряженная  тишина.  Баум  задумчиво  снял  с  губы
прилипшую табачную крошку.  Вся  эта  история  ему  сильно  не  нравилась.
Здоровенный шоферюга с запада выводил его из себя. Пока  он  сидел  в  его
кабинете и лепил какую-то чушь, обугленный труп отвезли  в  морг  напротив
здания окружного суда, и никто не знал, что, как и почему.
   - Ладно, слушай меня внимательно, парень, - сказал наконец шериф. - Мне
плевать на твои слабости и азарт  игрока!  В  каком-то  странном  дорожном
происшествии погиб молодой парень, и никто не может объяснить, что же  там
произошло. Мне это очень не нравится, ты слышишь меня?
   - Я в таком же недоумении, как и вы, шериф, - развел  руками  Лукас.  -
Признаюсь, мы совершили глупый  и  опасный  поступок,  но  откуда  взялось
пламя, совершенно непонятно! Клянусь Всевышним, мы только пытались  спасти
этого парня!
   Тук-тук-тук-тук-тук...
   Баум раздраженно окинул взглядом свой кабинет, находившийся в цокольном
помещении, как раз под  камерами  предварительного  заключения.  Небольшая
квадратная комната пропахла вчерашним кофе и  табачным  дымом.  Свет  сюда
проникал сквозь узенькие окошки, расположенные под самым  потолком.  Вдоль
дальней стены стояли старые выдвижные ящики каталога, над  ними  висели  в
рамках дипломы и наградные грамоты. Пара плетеных ковриков  и  самодельные
абажуры были  призваны  создать  некоторое  подобие  домашнего  уюта.  Эта
комната - святая святых для шерифа, - годами в буквальном смысле поглощала
его существо.
   Там, у дальней  стены,  прислонившись  к  ящикам,  стоял  его  помощник
Делберт  Моррисон,  тощий  как  жердь,  веснушчатый,  с  очень   серьезным
выражением лица. Он внимательно  ловил  каждое  слово,  нахмурив  брови  и
слегка поджав губы. Казалось, он многократно повторял  про  себя  историю,
рассказанную Лукасом.
   Неожиданно тишину нарушил громовой раскат голоса раздраженного донельзя
шерифа:
   - Делберт! Черт побери! Что это за звук?!
   - Какой звук? - встрепенулся Моррисон.
   - Чертово постукивание! Это ты?
   - Никак нет, сэр, - выпрямился Моррисон.
   - Тогда откуда же это постукивание, черт побери?!
   Тук-тук-тук-тук-тук...
   Баум резко повернулся к Лукасу:
   - Так это ты?!
   Лукас непонимающе уставился на шерифа:
   - Извините, что?
   - Это чертово постукивание! - рявкнул Баум. - Да откуда ж оно...
   Внезапно шериф, наклонившись, заглянул  под  стол.  На  кафельном  полу
что-то поблескивало совсем рядом с ножкой стола. Окованный металлом  носок
левого ковбойского сапога Лукаса.
   И этот сапог постукивал о железную ножку стола.
   Баум выпрямился и язвительно улыбнулся Лукасу:
   - Мистер Хайд, у вас что, в штанах муравьи ползают?
   Лукас озадаченно моргнул:
   - Что, простите?
   - Ты зачем стучишь сапогом о ножку стола?
   Взглянув вниз, Лукас пожал плечами.
   - Тебе нужно отлить, что ли? - продолжал Баум.
   - Нет, сэр, спасибо.
   Отвернувшись, шериф сплюнул в корзину для бумаг и  снова  повернулся  к
Лукасу:
   - Почему же ты так дергаешься?
   Помолчав несколько секунд, Лукас ответил:
   - Наверное, потому что мне не терпится вернуться на  дорогу.  Я  должен
быть дома самое большее через два дня.
   - Ну да, - кивнул шериф, - тебе просто не терпится вылететь на трассу!
   - Точно так, сэр, - с готовностью отозвался Лукас.
   Лениво жуя табак, Баум размышлял о том, как  ему  следует  поступить  с
этим  чернокожим  шофером  и  его  напарницей.  Вроде  бы   явный   случай
ненамеренного человекоубийства, но опять же - девица вызвала  спасательную
команду еще до того,  как  Мелвил  сгорел  дотла.  Сунуть  эту  парочку  в
каталажку - придется потом составлять обвинение и писать кучу бумаг  Кроме
того, шериф вовсе не был уверен в том, что всю эту историю надо  усложнять
сверх необходимого.
   Тук-тук-тук-тук...
   Закатив глаза, Баум яростно буркнул:
   - Выкатывайся отсюда!
   - Что? - не поверил своим ушам Лукас.
   Шериф повторил.
   - Значит, я могу идти? - расплылся в улыбке Лукас.
   Сверкнув глазами, Баум молча указал ему на дверь, а потом сказал:
   - Если только еще раз узнаю, что ты снова выкидываешь коленца на шоссе,
я лично тебя достану, понял?! А теперь катись отсюда,  пока  я  не  прибил
твой чертов сапожище гвоздями к полу!
   Вскочив на ноги, Лукас поспешно  поблагодарил  шерифа  и  направился  к
двери. Не успел Баум и глазом моргнуть, как Лукаса и след простыл. Сплюнув
еще раз, шериф некоторое время молча  смотрел  ему  вслед.  Вдруг  за  его
спиной раздался негромкий голос:
   - Вы уверены, что поступили правильно?
   Баум обернулся к своему помощнику:
   - Делберт, заткнись.


   Лукас нашел Софи на диванчике рядом с кабинетом Баума. Она грызла ногти
и внимательно разглядывала старый номер  журнала  "Пипл".  Рядом  валялась
пустая смятая сигаретная пачка, пепельница была переполнена окурками.
   Надевая куртку, Лукас бросил:
   - Похоже, нас отпустили. Мотаем, пока они не передумали!
   Отложив журнал, Софи тут же собрала все свои вещи в сумочку.
   - А что случилось? Что они тебе сказали насчет Мелвила?
   - В машине расскажу.
   Лукас быстрым шагом направился к входной двери. Софи  побежала  следом,
не поспевая за ним.
   - Что за спешка? - недоуменно пробормотала она.
   - Просто хочу оставить между нами и этой конторой побольше миль.
   Распахнув  стеклянные  двери,  Лукас  направился  к  припаркованному  в
дальнем углу стоянки грузовику. Он  шел  огромными  шагами,  словно  очень
торопился куда-то.
   - Помедленнее, Лукас! - взмолилась Софи. - Дорога никуда не убежит!
   - Просто мне не терпится скорее снова сесть за руль.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТКРЫТЫЙ ГРОБ

                                      Любовь подчас бывает скоротечна,
                                      Но ненависть способна длиться вечно.
                                                        Байрон, "Дон Жуан"


8. СКЕЛЕТЫ НА ВЕЛОСИПЕДАХ

   Флако Фигероа смешивал краски в своем старом  сарае.  И  тут  случилось
это.  В  висок  словно  вонзилась  ледяная  игла.  Зашатавшись  от  резкой
внезапной боли, он попятился, уронил банку с  краской,  и  красные  потеки
поползли по дощатому настилу, заполняя щели.
   Флако стиснул зубы, чтобы не закричать.  Этому  невысокому,  сухенькому
восьмидесятилетнему испанцу с лицом, изборожденным глубокими морщинами,  и
припудренными сединой  антрацитовыми  волосами,  такая  боль  была  хорошо
знакома.
   За свою долгую жизнь он заработал артрит, гипертонию, аденому  простаты
и псориаз. Ему было не привыкать терпеть. Но ничто не могло  сравниться  с
той страшной болью,  которая  приходила  во  время  внезапных  пророческих
видений.
   Оступившись, Флако упал, повалив при этом маленький шкафчик, содержимое
которого тут же высыпалось на пол. Многочисленные  стеклянные  баночки,  в
которых  хранились  ржавые  винтики  и  шурупчики  всевозможных  размеров,
раскатились по полу, издавая тонкий мелодичный звон металла о  стекло,  но
Флако  ничего  не  слышал.  Он  ощущал  подступавшую  тошноту  и   сильное
головокружение, сопровождавшееся чувством глубокого ужаса.
   Впрочем, в этом  для  него  не  было  ничего  нового.  Такие  состояния
начались у него давно, ему тогда было десять лет и он жил с  родителями  в
Мексике. Как правило, видения посещали его ночью, во  время  сна.  Смутные
образы всегда сопровождались паническим страхом.  Мать  сочла  эти  ночные
кошмары результатом  недавно  перенесенного  тяжелейшего  гриппа  и  стала
прикладывать Флако ко лбу листья оливы,  завернутые  во  влажное  холодное
полотенце. Однако страшные видения продолжались вплоть до того дня,  когда
он, женившись, эмигрировал в США. После переезда на  новое  место  видения
практически оставили его. Но  под  старость,  после  смерти  любимой  жены
Луизы, они возобновились с невиданной прежде силой.
   Сегодняшний приступ оказался невероятно сильным.
   Флако задыхался, словно  в  воздухе  совсем  не  оставалось  кислорода.
Сердце  охватил  леденящий  ужас,  голова  кружилась,  вдоль  позвоночника
побежали колючие мурашки. Ему показалось, что стены  старого  сарая  стали
надвигаться на него. На лице, шее и руках выступил холодный липкий пот  Он
попытался встать, но слабые ноги скользили по пролитой на пол краске.
   -  За  что?  Боже  мой,  за  что?  -  едва  слышно  пробормотал   Флако
по-испански.
   Перед его мысленным взором, затуманенным  болью  и  страхом,  теснились
расплывчатые образы. Они раздувались, росли и множились.
   - Cuando?!  [Когда?!  (исп.)]  -  превозмогая  боль,  прошептал  Флако,
обращаясь неизвестно к кому. - Когда?! Когда это должно случиться?!
   Когда он был подростком, в их деревню  пришли  миссионеры-францисканцы.
Они говорили об Откровении - Апокалипсисе, и с тех пор Флако уверился, что
его видения истинны. Они  как  предостережение.  Символы  апокалиптических
событий. Он не знал, откуда взялась эта уверенность. Он  ничего  не  знал.
Просто чувствовал в своем сердце, что все  эти  годы  Господь  Бог  что-то
говорил ему. Что-то очень важное.
   - Боже милосердный! - Флако поднес ко рту дрожащие старческие руки.
   Происходящее вызывало у него слезы страха, заставляло волосы у него  на
голове подняться  дыбом.  Мысленные  образы,  светясь  и  вращаясь,  стали
сливаться в одно целое. Огромный вращающийся столб  дыма  постепенно  стал
обретать  определенную  форму.  Спустя  несколько  секунд  Флако  уже  мог
различить очертания кисти человеческой руки.
   У него бешено забилось сердце. Впервые  за  всю  жизнь  видение  обрело
отчетливые очертания. Это была почти черная и, несомненно, зловещая рука с
открытой в  апокалиптическом  жесте  ладонью.  В  ушах  у  Флако  зазвучал
нечленораздельный, лихорадочный шепот и неясные слабые стоны.
   Потом ладонь стала сжиматься в  кулак,  и  Флако  издал  жуткий,  почти
животный вопль невыносимого ужаса.
   Почти в ту же секунду видение с той  же  внезапностью  исчезло,  словно
кто-то нажал на выключатель.
   В обшарпанном сарае снова воцарились тишина и спокойствие. На улице, за
стенами, пели птички. Едва  слышно  сочились  сквозь  щели  в  полу  капли
разлитой краски.
   С трудом переводя дыхание, Флако с немалым усилием поднялся на дрожащие
ноги, пораженные артритом. От удара болел затылок.
   Но в остальном он чувствовал себя почти сносно.
   Убрав с лица прядь поредевших  к  старости  волос,  Флако  обернулся  в
поисках тряпки, чтобы убрать лужу краски на полу. В  углу  у  двери  стоял
пластмассовый бак со старыми футболками и истертыми махровыми полотенцами.
Выудив из бака самое большое из них, Флако  вернулся  на  середину  сарая,
задумчиво разглядывая большое пятно краски на полу.
   Приглядевшись, он вздрогнул всем телом.
   Пятно приняло уже знакомые очертания раскрытой  человеческой  ладони  с
мясистым отставленным большим пальцем.
   Встав на колени рядом со страшным пятном и тихо читая  молитвы,  старик
принялся дрожащими руками собирать тряпкой лужи красной краски.


   Через час Флако вышел из ветхого сарая и медленно побрел прочь.  Колени
пронзала острая боль, вся рубашка была мокрой от пота,  но  старик  упрямо
двигался вперед, к намеченной цели. Он тащил  под  мышками  две  картонные
коробки с банками краски и древесными опилками.
   Он шел через крошечный,  поросший  сорняками  участок  у  края  дороги,
отделявшей одно соевое поле от  другого.  Этот  участок  принадлежал  ему,
Флако. На этом крошечном  клочке  земли  стоял  старый  школьный  автобус.
Обшарпанный,  с  облупившейся  краской,  изрисованный  углем,  испещренный
многочисленными царапинами, автобус служил Флако  самодельным  передвижным
домом. В старые добрые времена он почти  каждое  утро  отвозил  в  местную
школу ораву весело болтавших ребятишек за сто девяносто долларов в неделю.
Вместе с небольшой пенсией, заработанной на обувной  фабрике,  этих  денег
вполне  хватало  на  жизнь  Флако  и  его  жене  Луизе,  обосновавшимся  в
небольшой, забытой Богом и людьми деревушке.
   Однако весной 1981 года Флако  постиг  двойной  удар  судьбы.  От  рака
гортани умерла Луиза, а потом он  провалил  ежегодную  переэкзаменовку  на
водительские  права.  Потеряв  работу,  Флако  вынужден  был  съехать   со
служебной квартиры. Деваться ему было некуда, только  поселиться  на  этом
клочке земли, оставшемся после смерти жены в  его  распоряжении.  Школьная
администрация милостиво продала  ему  старый  школьный  автобус  почти  за
спасибо. И Флако не смог придумать ничего лучше, как поставить автобус  на
своем участке и поселиться в нем.
   Поднявшись на  самодельное  сложенное  из  шлакоблоков  крыльцо,  Флако
отворил дверь и вошел в салон. Внутри было  сумрачно  и  прохладно.  Пахло
старой жевательной резинкой, кожаными сиденьями, тмином и перцем,  которым
старик обильно приправлял свой обед. Поставив коробки рядом с водительским
сиденьем, Флако окинул взглядом внутренность  своего  дома.  Оборудованный
старым дизельным  генератором,  автобус  обеспечивал  его  электричеством,
необходимым для различных бытовых нужд. К тому же он был в  полной  боевой
готовности, так как старик чуть ли не каждую  неделю  собирался  упаковать
свои нехитрые пожитки и отправиться назад в Мексику. Он демонтировал вдоль
одной стены все пассажирские сиденья и на  их  место  установил  небольшую
кровать, пару настенных светильников, маленькую электроплитку,  рукомойник
и  совсем  крошечный  холодильник.  Несколько  окон  пришлось   заколотить
наглухо, над остальными соорудить козырьки от солнца.
   В самом конце салона, рядом с надписью "Аварийный выход", был  домашний
алтарь - засушенные цветы,  хлеб  приношения,  множество  статуэток,  ряды
старых фотографий в  рамочках.  Красноватый  свет  сорокаваттной  лампочки
омывал алтарь, придавая всему некую мистическую окраску.
   На большинстве фотографий, сделанных в разные  годы  в  разных  местах,
была Луиза. В молодости она слыла красавицей -  с  кожей  цвета  молочного
шоколада и густой  гривой  иссиня-черных  волос.  Жизнь  превратила  ее  в
располневшую матрону с подслеповатыми глазками.
   В  самом  сердце  алтаря,  в  обрамлении  разноцветных  бус  и  искусно
сделанных муляжей плодов и фруктов, стоял большой,  восемь  на  двенадцать
дюймов, образ Иисуса Христа в Его божественной  славе.  Со  сложенными  на
коленях руками, с мягко светившимся словно изнутри лицом  Он  благосклонно
взирал из венка засушенных цветов.
   Флако приблизился к алтарю и преклонил колена. Суставы пронзила  острая
боль. В висках бешено стучало, к горлу  подступала  тошнота.  Порывшись  в
нагрудном кармане, он вынул оттуда пачку сигарет "Кэмел" без фильтра.  При
жизни - любимые сигареты Луизы. После  смерти  жены  Флако  взял  себе  за
неукоснительное правило хотя  бы  раз  в  месяц  класть  на  алтарь  пачку
"Кэмела". Сегодня, после жутких пророческих  видений,  Флако  почувствовал
острую необходимость поговорить в молитве со своей покойной женой.
   Бережно положив  сигареты  на  маленькую  деревянную  подставку,  Флако
склонил голову в  молитве.  Несмотря  на  то  что  страшный  образ  черной
человеческой руки все еще стоял у него перед глазами,  он  молился  не  за
себя, потому что уже давно не боялся страданий и смерти. Нет,  он  молился
за тех, кому еще предстояла долгая жизнь...
   Жизнь всегда страшила Флако больше, чем смерть. Истинный мексиканец, он
с молоком матери впитал присущее его предкам, ацтекам, уважение к смерти и
восхищение перед ней. Для ацтеков смерть была катарсисом -  избавление  от
жизни страданий  и  бедствий.  Детские  годы,  проведенные  на  родине,  в
Мексике, укрепили его в этой вере. Каждую осень вся  его  семья  тщательно
готовилась к празднованию Дня Поминовения Усопших. В  этот  праздник  дети
мастерили пластмассовые скелеты и  маски  смерти.  Пекари  пекли  хлеба  и
булочки  в  форме  человеческих  черепов.   Витрины   магазинов   пестрели
всевозможными скелетами - на велосипедах,  с  гитарой  в  руках,  в  белом
халате дантиста рядом  с  зубоврачебным  креслом.  Жители  всех  кварталов
собирались на кладбищах, чтобы  почистить,  подновить  и  украсить  могилы
близких. Образы смерти заполняли деревни и города. Смысл  этого  праздника
состоял в том, что нужно радоваться смерти,  потому  что  она  тоже  часть
жизни.
   Флако не боялся того дня, когда он присоединится к Луизе и своим родным
там, на небесах. Но он боялся встретиться здесь,  на  земле,  со  страшным
злом, грозящим грядущим поколениям.
   Прервав свою безмолвную молитву, Флако взглянул на алтарь. Что-то  было
не так. Он это почувствовал. Какая-то перемена. Что-то - в  образе  самого
Христа.
   С трудом поднявшись на ноги,  Флако  стал  внимательно  вглядываться  в
картину в центре алтаря. Он не верил своим глазам! Картине было по крайней
мере лет двадцать, и всю ее  поверхность  покрывал  тончайший  слой  пыли.
Обтерев тряпочкой изображение  Христа,  Флако  принялся  еще  внимательнее
разглядывать его. Несомненно, что-то изменилось. В  нижней  трети  картины
появилось несколько обесцвеченное пятно, незаметное для  постороннего,  но
только не для Флако, ревностно заботившегося о своем домашнем алтаре. Едва
заметное изменение показалось ему чуть ли не катастрофой.
   Старик  снова  упал  на  колени.  Ему   вдруг   захотелось   заплакать,
свернувшись в комочек, или убежать, навсегда исчезнуть в лесу... Однако он
отлично понимал, что не в силах бежать от этого дурного  предзнаменования.
У него не было ни малейший сомнений в том, что едва заметное  изменение  и
было знаком, ниспосланным именно ему, Флако, и никому другому...
   Старик снова начал молиться. Однако вскоре его отвлек звук шагов  рядом
с автобусом.
   - Кто там?
   - Tio! [Дядя! (исп.)] - раздался голос у входа в автобус. - Tio  Флако,
ты здесь?
   Это был голос Анхела.
   Флако поспешил к дверям, открыл их и увидел стоявшего на пороге Анхела.
От его одежды нестерпимо воняло бензином, а уродливое  лицо  светилось  от
возбуждения. Позади него отъезжал в сторону шоссе полицейский джип.
   - Анхел! Господи! - недоуменно воскликнул Флако, глядя  на  удалявшийся
полицейский джип. - У тебя неприятности с полицией?
   - Не совсем, - ответил Анхел, проходя в автобус.
   Флако поспешил вслед за племянником.
   - С тобой все в порядке?
   - Да, я в полном порядке, - отозвался Анхел, поудобнее  устраиваясь  на
дядиной койке. Он глубоко дышал и пытался взять себя в руки. - У тебя есть
цай со льдом?
   Старик принес ему немного чая и присел на скамью напротив.
   - От тебя несет бензином, - сказал он, указывая на  рубашку  Анхела.  -
Что с тобой стряслось?
   Отхлебнув большой глоток ледяного напитка, Анхел вытер  рот  и  сказал,
все еще слегка дрожа:
   - Сегодня был свидетелем самого узасного события в моей зизни...
   Повисла неловкая пауза. Флако посмотрел на алтарь,  в  центре  которого
все так же мягко светился образ Христа, едва заметно  поблекший  в  нижней
части.
   Неожиданно старику пришла мысль, что Анхел тоже заметит это  изменение,
и он испугался еще больше. Мальчик ведь может  подумать,  что  это  дурное
предзнаменование касается именно его.
   Резко поднявшись на ноги, Флако закрыл  алтарь  от  глаз  Анхела  своей
сухенькой спиной.
   - Цто с тобой, дядюска? - недоуменно спросил Анхел,  пытаясь  заглянуть
через плечо старика. - Цто слупилось с алтарем?
   - Ничего с ним не  случилось,  -  проворчал  старик,  но  руки  у  него
почему-то  тряслись.  Перед  его  мысленным  взором  вновь  возник   образ
поблекшей картины.
   Словно чувствуя волнение и нешуточное беспокойство старика, Анхел снова
спросил:
   - Цто слуцилось?
   - Ничего.
   - Скази мне, дядя, - настаивал  Анхел,  безуспешно  пытаясь  разглядеть
алтарь.
   - Все нормально, - пробормотал Флако, пятясь к алтарю. - Ничего  с  ним
не случилось.
   Проворно обернувшись, Флако схватил попавшееся  под  руку  покрывало  и
накинул его на  алтарь.  Теперь-то  Анхел  наверняка  ничего  не  заметит!
Набрасывая покрывало, Флако внезапно увидел еще одно пугающее изменение  -
левая рука Христа сделалась угольно-черной.



9. НА КРЮЧКЕ

   Около полудня в кабине грузовика раздался странный пронзительный  звук.
Поначалу он показался Лукасу каким-то металлическим, неестественным, и  он
автоматически  нажал  на  педаль  тормоза.  Кабина  слегка  завибрировала,
пронзительный звук тут же повторился. На этот раз Лукас узнал голос Софи.
   Вот уже несколько  часов  она  дремала  в  спальном  отсеке.  Наверное,
приснился кошмарный сон. Крики  перешли  в  приглушенные  ругательства,  и
тогда Лукас, включив радио, закричал, не оборачиваясь назад:
   - Эй, Коэн? Что там с тобой?
   Софи долго не отвечала. Потом наконец до ушей Лукаса донеслось:
   - Боже всемогущий, какой ужас...
   - Тебе приснился кошмар?
   - Да, - едва слышно отозвалась Софи. - И еще и цветной...
   Лукас потер висок. Последние два часа он  не  переставал  размышлять  о
странном чувстве, которое охватило его в  кабинете  шерифа,  -  невероятно
сильном желании поскорее сесть за руль грузовика и снова ехать  по  шоссе.
Несмотря на то что он  пока  себя  прекрасно  чувствовал,  воспоминания  о
пережитых событиях не давали ему покоя.
   - Кажется, эта штука распространяется, словно зараза, - заметил Лукас.
   - Ну да... Наверное, ты меня и заразил! - проворчала Софи.
   - Не надо шить мне дело, крошка! - огрызнулся Лукас.
   - Кого же мне еще в этом обвинять? - спросила  Софи,  и  в  ее  хриплом
голосе отчетливо прозвучали напряжение и озабоченность. - Кроме  того,  ты
всегда хоть в чем-нибудь, да виноват...
   Лукас невесело улыбнулся:
   - Вылезай из гроба, и мы вместе проанализируем твой кошмарный сон.
   Послышалось шуршание ткани, плеск воды в умывальнике и  мягкие  шорохи,
производимые зубной щеткой.  Спустя  несколько  минут  Софи  выбралась  из
спального отсека и села на пассажирское сиденье. Волосы были  заплетены  в
тугую косичку,  на  Софи  была  надета  свежая  футболка.  Глаза  выражали
одновременно тревогу и усталость.
   - Ты не видел мои сигареты? - спросила она.
   - Нет.
   - Вот черт...
   - Ты слишком много куришь,  -  сказал  Лукас,  не  отрывая  взгляда  от
дороги. Они уже отъехали на добрую сотню миль от  округа  Пеннингтон,  где
произошли самые трагические события в их  жизни.  Теперь  грузовик  мчался
где-то  посреди  штата  Кентукки.  Холмистый  ландшафт   начинал   заметно
сглаживаться и светлеть.
   Порывшись в карманах, Софи обнаружила  старую  забытую  пачку  сигарет.
Заглянув в нее, она в сердцах воскликнула:
   - Черт побери! Осталась всего одна!
   Осторожно зажав сигарету между зубами, она щелкнула зажигалкой. Руки ее
слегка дрожали.
   - Ну, рассказывай свой сон, - сказал Лукас.
   Софи медленно выдохнула сигаретный дым и задумчиво поглядела в  боковое
окно.
   - Да тут и  рассказывать-то,  в  общем,  нечего.  Просто  бессмысленный
тревожный кошмар...
   - Давай рассказывай, не стесняйся, - хмыкнул Лукас.
   За годы совместной работы  Лукас  и  Софи  приобрели  стойкую  привычку
пересказывать друг другу сны, что служило не только превосходным средством
против дорожного однообразия и  скуки,  но  и  позволяло  им  обоим  лучше
узнавать друг друга, не задавая при этом бестактных  вопросов.  Содержание
сна достаточно ярко характеризовало видевшего его с точки  зрения  скрытых
страхов, желаний, надежд, уязвимых мест... В этом смысле каждое сновидение
было уникальным, словно отпечаток пальцев.
   - Ну хорошо, сам напросился,  -  пожала  плечами  Софи  и  начала  свой
рассказ: - Это была какая-то смесь реальных утренних событий и невероятной
чепухи, которую я даже никак не могу  осмыслить.  Мне  снилось,  что  меня
заперли на каком-то складе в Бейкерсфилде, и все помещение было  почему-то
заполнено водой чуть ли не до самого потолка; между  поверхностью  воды  и
потолком осталось всего  два  фута.  Вода  была  очень  грязная,  покрытая
масляными пятнами. И я плавала в этой воде...
   - И уровень поднимался все выше и выше, - перебил ее Лукас. У него было
такое ощущение, словно ему самому  снился  такой  же  сон,  причем  совсем
недавно.
   - Нет, - отрывисто бросила Софи. - Вовсе нет. Просто это была  грязная,
стоячая  вода,  на  поверхности  которой  местами  то  и  дело  вспыхивали
маленькие язычки пламени,  словно  горели  пятна  разлитой  нефти.  От  их
неровного света по потолку и грязной воде  плясали  причудливые  тени.  Не
знаю почему, но я была совершенно уверена в том, что попала в  ловушку,  в
какой-то чудовищный лабиринт без начала и конца.  И  мне  оставалось  лишь
одно - барахтаться в грязной воде.
   Софи  замолчала  и  жадно  затянулась  табачным  дымом,  поеживаясь  от
неприятных воспоминаний.
   - А потом я заметила и всех остальных.
   - Остальных? - удивленно спросил Лукас.
   - Остальных людей, - уточнила Софи. - Они все были подо мной, бродили в
грязной воде. Там были работники склада - секретари, кладовщики, грузчики.
Освещенные неясным голубоватым, непонятно  откуда  взявшимся  светом,  они
бродили, сидели за столами, заполняли какие-то бумаги, куда-то названивали
по телефону. Но все они были страшно бледными,  какими-то  обесцвеченными,
как будто провели под водой не один год. Раздутые, словно утопленники, они
продолжали прилежно работать.  И  тут  я  почему-то  испугалась,  что  они
заметят меня и сочтут, что я отлыниваю от работы, потому  что  плаваю  над
ними и не выполняю своих обязанностей...
   Софи нервно засмеялась и на какое-то время замолчала.
   - И  тогда  я  поплыла  к  какому-то  торчащему  из  воды  предмету,  -
продолжила она спустя несколько минут - Я решила, что с  его  помощью  мне
удастся уплыть оттуда, вырваться на свободу...
   - Предмету? Какому предмету? - спросил Лукас.
   - Ну да, эта штука плавала в двадцати футах от меня. Она была  какой-то
очень темной, блестящей и несколько вытянутой... Сначала я  подумала,  что
это бревно или что-то в этом роде...
   Она жадно сделала еще одну затяжку.
   - И что это было? - спросил Лукас.
   - Человеческая рука.
   - Рука?
   Софи обернулась к нему и сказала:
   - Огромная черная мертвая  человеческая  рука.  Обрубок  кисти  сочился
кровью, а на пальцах были видны длинные грязные ногти. И я  схватилась  за
эту руку...
   Софи с трудом перевела дыхание и произнесла сдавленным голосом:
   - И вдруг мертвые пальцы обвились вокруг  моей  руки,  словно  ядовитые
змеи...
   Софи замолчала.
   - И тогда ты проснулась, - подсказал Лукас.
   - Да, - едва слышно произнесла Софи.
   - Вот так сон! - покачал головой Лукас.
   Вынув изо рта окурок, Софи снова поежилась:
   - Ты сам просил меня рассказать...
   Некоторое время оба молчали. Лукасом овладело непонятное  беспокойство.
В голове у него почему-то засели ее слова о черной мертвой руке...  Что-то
мучило его, словно больной зуб.
   - Погоди-ка... Ты говорила о руке...
   Он запустил пальцы в карман выцветших джинсов, где  рядом  с  армейским
складным ножом, пачкой жевательной резинки и  несколькими  десятицентовыми
монетками нащупал холодные морщинистые  пальцы  руки  -  чудной  талисман,
который висел в машине Мелвила. Лукас извлек талисман на свет.  От  одного
только прикосновения к  этому  ювелирному  изделию  у  Лукаса  закололо  в
кончиках пальцев, словно эта штука была заряжена электричеством.
   - Что это за чертовщина? - спросила Софи, с изумлением  уставившись  на
талисман.
   Не отрывая взгляда от дороги, Лукас протянул  ей  на  раскрытой  ладони
инкрустированную драгоценными камнями вещицу, загадочно поблескивающую  на
солнечном свете.
   - Хочешь услышать странную историю? - спросил Лукас.
   - Прекрати дурить меня, Лукас!
   - Я получил эту вещицу от Мелвила.
   - Ты украл ее?
   - Да ты что! Конечно, нет! Во всяком случае,  я  взял  ее  не  нарочно.
Подобрал с пола и держал в руках, когда загорелся пролитый бензин.
   Лукас   замолчал,   вспоминая   подробности   утренней   трагедии.   Он
действительно не собирался стащить эту штуковину,  хотя  красть  для  него
было  не  в  новинку.  В   детстве   он   иногда   воровал   в   магазинах
самообслуживания,  но   делал   это   всегда   бескорыстно,   из   чувства
противоречия, или желая доказать сверстникам свою  храбрость  и  ловкость.
Повзрослев, он полностью пересмотрел свое отношение к воровству. Он понял,
что это - несомненный порок, съедающий души бедняков.  Во  время  недавних
волнений в Лос-Анджелесе Лукас не мог смотреть телерепортажи  о  безумцах,
грабивших друг друга. Его просто физически тошнило от этого зрелища.
   Так что же заставило его взять безделушку из машины Мелвила? Почему  он
нарушил собственные принципы?
   - Наверное, я просто  сунул  эту  штуковину  в  карман...  -  задумчиво
пробормотал он, не отвлекаясь от управления грузовиком.
   Софи не сводила глаз с талисмана.
   - Ничего себе шуточки! Ты украл у парня его вещь, пока  он  жарился  на
медленном огне?!
   - Я же сказал, это вышло случайно!
   - Черт возьми, Лукас! - Софи была не  на  шутку  напугана.  -  Ты  хоть
понимаешь, что могло случиться, если бы полицейские увидели у  тебя  вещь,
украденную из его машины?!
   - Да откуда им пронюхать об этом?
   - Ради Бога,  Лукас!  Ты  же  знаешь,  нас  чуть  было  не  обвинили  в
непредумышленном убийстве!
   - Послушай, - примирительно произнес Лукас. - То, что случилось сегодня
утром, произвело на меня ужасное впечатление, и мне уже никогда не удастся
забыть страшную гибель Мелвила. Пойми, никто  не  станет  искать  какую-то
безделушку, висевшую в его машине...
   Лукас замолчал и снова взглянул на талисман. В  ярком  свете  дня  рука
казалась еще чернее - высохшая и сморщенная,  словно  чернослив  или  клок
старой, съежившейся кожи. Длина не превышала  четырех  дюймов.  Обрубок  у
запястья был покрыт чем-то вроде шеллака. Неизвестный мастер ловко вставил
вместо косточек  пальцев  маленькие  драгоценные  каменья.  Приглядевшись,
Лукас заметил не только тонкие ногти, но и нежную кожицу у  их  основания.
На подушечках пальцев был виден  сложный  кожный  узор.  Да,  вещица  была
выполнена с большим мастерством и выглядела крайне реалистичной. Возможно,
даже слишком...
   - Не могу поверить своим глазам! Неужели ты действительно  взял  это  в
машине несчастного Мелвила?
   Софи искоса глядела на талисман, словно считала происшедшее кощунством.
   Лукас протянул ей безделушка:
   - Да ты только посмотри, какая тонкая работа!
   - Убери эту штуку, - покачала головой Софи.
   - Что?
   - Мне противно даже прикасаться к ней.
   - Да это же просто кусок камня! - воскликнул Лукас. - Она не кусается!
   Софи провела языком по пересохшим губам и взглянула на талисман.  Потом
наморщила лоб и, взяв вещицу в руки, стала внимательно разглядывать ее  со
всех сторон. Ее  глаза  расширились  от  ужаса,  и  она  резким  движением
отбросила от себя талисман, словно он обжег ей пальцы.
   - Боже всемогущий! - воскликнула она в истерике.
   Талисман упал на приборную панель, как раз  перед  рулевым  колесом,  и
наполовину провалился в узкую щель  вентиляционной  системы.  Не  выпуская
руля, Лукас наклонился вперед и выудил талисман из щели.
   - Что это  с  тобой  такое?  -  недоуменно  спросил  он  Софи,  которая
уставилась на  талисман,  словно  увидела  привидение.  На  ее  лице  была
написана страшная догадка, глаза расширились от неподдельного ужаса.
   - Боже милосердный, - тихо пробормотала она.
   - Да что с тобой, Софи?
   Сначала она ничего не могла сказать. В кабине слышно было  лишь  ровное
гудение мощного двигателя да шорох шин. Наконец Софи выдавила:
   - Эта штука сделана вовсе не из камня.


   Около полудня шериф Баум решил  выпить  чашку  кофе.  Его  кабинет  был
расположен по  соседству  с  кабинетом  окружного  налогового  инспектора,
отделом регистрации, финансовым отделом и кабинетом окружного секретаря. К
немалому  огорчению  Баума,  на   все   эти   кабинеты   полагалась   одна
электрическая кофеварка из нержавеющей стали,  сделанная  много-много  лет
назад.  Этот  монстр  бытовой  техники  был  намертво  установлен  в  углу
коридора. С каждым годом кофе становился  все  отвратительнее,  и  Баум  с
трудом заставлял себя пользоваться ужасной кофеваркой.
   Налив чашку, Баум сделал глоток и поморщился от отвращения.  Коричневая
жидкость по вкусу напоминала дизельное топливо.
   За его спиной раздался знакомый голос:
   - Никаких результатов!
   Баум обернулся так резко, что чуть не  пролил  кофе.  Перед  ним  стоял
Делберт  Моррисон,   с   огорченным   видом   размахивающий   компьютерной
распечаткой. Баум закатил глаза и рявкнул:
   - Делберт, что ты там плетешь?
   - Я имею в виду тот старый лимузин, что вы видели.  Проверил  по  нашей
базе данных и получил в ответ пшик! - разочарованно сказал Моррисон, и  по
его виду Баум понял, что его помощник  явно  рассчитывал  на  какой-нибудь
неожиданный и интересный оборот событий. Но надежды оказались тщетными.
   - Ты сверялся со списком угнанных машин?
   - Так точно, сэр.
   Баум снова отхлебнул кофе и снова поморщился.
   - А как насчет того несчастного, что погиб?
   - Его родители уже умерли. Подружки нет дома, а ее родители  сейчас  за
границей.
   - А как насчет той старой дамы? Ну, той  чертовой  двоюродной  тетки...
как там ее...
   - Дега, - подсказал  Моррисон,  глядя  на  компьютерную  распечатку.  -
Совсем  немного  информации.  Ничего  странного  или  необычного.  Ее  дом
является памятником исторического значения, внесен  в  Историческую  книгу
города Мобила. Пытался как-то связаться с ней, но ничего не вышло.
   - И это все?
   -  Так  точно,  сэр.  Похоже,  на  большее,  чем  смерть  в  результате
несчастного случая, утреннее происшествие не потянет. Впрочем, мы пока  не
видели результатов вскрытия.
   Повисла неловкая пауза. Баум молча глядел на  Моррисона,  расстроенного
совсем по-детски, и удивлялся его неутомимому рвению  к  расследованию.  С
тех пор как этот парень поступил на службу в полицию, он говорил только  о
своей любимой телепередаче под названием "Американский детектив", о  своих
любимых  журналах  и  книгах  типа  "Журнал  настоящих  преступлений"  или
"Детективные истории, основанные на реальных событиях". Бауму это казалось
весьма трогательным, особенно если принять во внимание, что  Моррисон  при
необходимости не сразу мог найти свой собственный пистолет. Что-то в  этом
пареньке все же привлекало Баума. Ему нравилась его забавная  бойскаутская
серьезность и добросовестность. Может, потому, что у них с Глорией никогда
не было детей, а может, потому,  что  Делберт  напоминал  ему  собственную
молодость и начало службы в дорожной полиции Мемфиса...
   -  Погоди-ка,  Делберт,  -  пробормотал  Баум,  едва  заметно  улыбаясь
пришедшей ему мысли. Хоть гибель Мелвила Бенуа действительно казалась  ему
результатом несчастного случая, шерифу все  же  хотелось  подсластить  эту
горькую  для  Делберта  пилюлю.  -  А  ты  пробовал  добыть   какую-нибудь
информацию в базе данных Бюро охраны правопорядка?
   Моррисон мрачно кивнул:
   - Да, запрашивал файлы приводов в полицию, наложения штрафных  санкций,
административных взыскании и прочее в том же духе. А что?
   - Пойдем-ка со мной.
   Шериф повел своего помощника в компьютерную комнату. Это было небольшое
помещение, освещенное люминесцентными лампами, все  стены  сплошь  увешаны
картами, информационными сводками, факсами и еще какими-то бумагами.  Баум
усадил Делберта за главный компьютер и сказал:
   - Еще раз введи в программу фамилию погибшего.
   Усевшись поудобнее за большой клавиатурой, Делберт набрал: БЕНУА. Через
несколько мгновений на экране появилось пустое окно.
   - Ну вот, - сказал Делберт, - чисто, информация отсутствует.
   - Ладно, тогда введи имя старой дамы.
   Делберт набрал: ДЕГА. И снова в ответ появилось чистое окошко.
   - И тут ничего, - пробормотал Делберт.
   - Погоди-ка... - Баум  задумчиво  закусил  губу.  Он  вспомнил,  что  в
Алабаме   полиция   работает   с   другой   программой   -   "Национальный
информационный центр криминальных происшествий". -  Попробуй-ка  выйти  на
"Национальный центр".
   Делберт переключился на "Национальный Центр" и набрал  обе  фамилии.  И
снова никакого результата.
   Баум задумчиво глядел на зеленоватый экран.
   - Давай попробуем поискать под рубрикой "Письменные жалобы",  -  сказал
он наконец.
   - Жалобы?
   - Ага.
   Делберт  ввел  команду  найти  случаи  подачи  неким   Мелвилом   Бенуа
письменных жалоб на протяжении последних двенадцати лет  Спустя  несколько
секунд он-получил отрицательный ответ. Тогда Баум предложил ввести фамилию
старой дамы. Делберт набрал ДЕГА, и компьютер неожиданно выдал результат.
   Достав  из  нагрудного  кармана  очки,  Баум  стал  читать  информацию,
высветившуюся на экране монитора.  Судя  по  всему,  семья  Дега  подавала
письменную жалобу на Мемориальное кладбище Хокинса в штате Алабама, и  это
случилось  десять  лет  назад.  В  жалобе   шла   речь   о   пренебрежении
кладбищенскими  смотрителями   своими   служебными   обязанностями.   Хотя
подробности были неясны, суть жалобы состояла в том, что  кто-то  совершил
акт вандализма в фамильном склепе Дега. Странное дело, на документе  стоял
гриф секретности. Очевидно, факты совершения актов вандализма на  кладбище
Хокинса с точки  зрения  служебной  безопасности  не  подлежали  публичной
огласке.
   - Спокойнее, Шерлок, - укоризненно сказал Баум, глядя  на  загоревшиеся
азартом глаза Моррисона, почуявшего след. -  Там,  на  шоссе,  прежде  чем
изжариться живьем, этот  Бенуа  болтал  про  какую-то  ерунду,  взятую  из
чьей-то могилы. Возможно, тут была определенная доля правды  вперемешку  с
параноидальным бредом. Кроме того, возможно, из того склепа были  похищены
ценные вещи, которые следовало вернуть законным владельцам.
   - Знаете, шериф, наверное, парни из полиции  Алабамы  вряд  ли  захотят
подробно говорить об этом случае по телефону, - сказал Делберт, с надеждой
глядя на Баума.
   -  Ты  хочешь  сказать,  что  с  удовольствием  отправился  бы  в  этот
городишко, чтобы провести серьезное расследование?
   У Делберта был вид щенка, просящего, чтобы его почесали за ухом.
   - Сэр, у меня сегодня вторая половина дня свободна.
   - И что?
   - Я мог бы сгонять туда и вернуться уже к полуночи!
   В ответ Баум лишь покачал головой, пытаясь подавить усмешку.


   - Я только хочу сказать, что нам следует избавиться от этой  штуковины,
и как можно скорее!
   Софи сидела на пассажирском сиденье, прикусив  нижнюю  губу  -  признак
того, что она нервничала.
   Черный грузовик мчался по  западной  окраине  штата  Кентукки.  В  небе
высоко  стояло  жаркое  полуденное  солнце.  По  сторонам  шоссе  тянулись
невысокие холмы, поросшие  соснами,  но  Софи  даже  не  замечала  красоты
ландшафта. Она была слишком поглощена размышлениями.
   - И хватит  об  этом!  -  сердито  проговорил  Лукас.  -  Эта  штука  -
обыкновенный талисман, подобранный где-то беднягой Мелвилом!
   - Я очень сомневаюсь, что этот талисман приносит счастье.
   - И какая муха тебя укусила? - недоуменно вздохнул Лукас.
   Софи смотрела в окно и ничего не  видела.  Может,  Лукас  прав?  И  она
действительно ведет себя  глупо?  Однако  где-то  в  подсознании  все  еще
сохранялся обжигающий страх...
   Она  стала  вспоминать  те  немногие  случаи,  когда   ей   приходилось
сталкиваться с необъяснимыми явлениями. Нечто подобное случалось во  время
эзотерических лекций в университете, а также на  практических  занятиях  с
эксцентричными преподавателями и даже с настоящими шаманами  и  колдунами.
Тогда она даже сдружилась с одним раввином  из  Окленда,  его  звали  Мило
Клейн. Он не только  готовил  отличные  вегетарианские  блюда,  но  и  был
ходячей энциклопедией, знатоком всех эзотерических тонкостей. Кроме  того,
он превосходно разбирался в еврейском фольклоре и древнееврейских текстах.
Именно Мило познакомил Софи с  таинственным  миром  верований  ее  далеких
предков.
   Странное дело, но, повзрослев, Софи не разу не испытала того  глубокого
трепета, как в подростковом возрасте, когда она вместе со своей кузиной  с
помощью специальной дощечки с  нарисованными  по  кругу  буквами  алфавита
пыталась вызвать дух умершего известного певца.  Девочкам  было  тогда  по
двенадцать лет. Однажды  в  субботу  Дженнифер,  двоюродная  сестра  Софи,
осталась ночевать  в  их  доме.  Когда  взрослые  уснули,  девочки  решили
попробовать новое приобретение Софи - дощечку для вызова духов.  Остановив
свой  выбор  на  духе  недавно  умершего  певца  Бадди  Холли,  они  стали
вполголоса напевать его песни, стараясь  полностью  сконцентрироваться  на
образе техасского трубадура. Прошел целый час непрерывных  песнопений,  но
ничего особенного не  происходило.  Девочки  уже  собирались  бросить  это
бесплодное занятие, когда  стрелка  на  доске  дернулась  и  стала  бешено
кружить по буквам. Первой не выдержала Дженнифер и в страхе бросила  доску
на пол. Прошло еще немало времени, прежде чем обе  девочки  оправились  от
ужаса и поняли, что показала им стрелка. Это было  непрерывное  повторение
одного и того же слова:
   НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ!..
   На следующий  день  отец  Софи  объяснил  девочкам  этот  феномен,  так
называемое автоматическое письмо, но девочки все же были убеждены  в  том,
что им довелось прикоснуться к потустороннему миру... Сейчас, чуть  ли  не
двадцать лет спустя, Софи чувствовала себя  почти  так  же,  как  и  в  ту
ночь...
   Повернувшись к Лукасу, она наконец сказала:
   - Ты хочешь знать, какая муха меня укусила? Та самая! Ведь  тот  парень
горел изнутри!
   - Опять двадцать пять! - рассердился Лукас. - Мы с тобой  уже  сто  раз
обсуждали, почему сгорел тот бедолага! На его одежду попал  бензин,  и  он
мог загореться в любую минуту!
   - Побойся Бога, Лукас! Пламя вырывалось у него из ноздрей!
   - Зачем ты мне это говоришь? Я ведь тоже при этом был!
   - Тогда ты не хуже меня знаешь, о чем я тебе толкую!
   Лукас лишь покачал головой. Похоже, он не на шутку разозлился.
   - Хватит пороть чепуху! Ты же неглупая баба, в конце  концов!  Жизнь  и
так  ой  какая  непростая  штука!  А  ты  еще  приплетаешь  сюда  какое-то
колдовство и черную магию! Пощади мои уши!
   Софи какое-то время молча глядела на своего напарника, размышляя о  его
поведении и словах. За кажущейся  грубой  прагматичностью  ей  послышалось
что-то иное, напряженное и хрупкое...
   Наконец Софи произнесла:
   - Просто мне кажется, что нам следует как можно  скорее  избавиться  от
этой штуковины.
   Лукас сердито крякнул и открыл свое боковое окно. Порывшись в  кармане,
он так и не нашел ни одной  из  своих  любимых  маленьких  сигар.  Бормоча
проклятия, он повернулся к Софи и недовольным тоном произнес:
   - Дай мне сигарету.
   - У меня больше нет сигарет.
   - Что за черт!
   Софи ткнула пальцем в сторону измерительных приборов -  стрелка  уровня
горючего была почти на нуле. Запасные баки тоже  почти  пусты,  а  уровень
масла приближался к критической отметке.
   - Пожалуй, пора остановиться, чтобы дозаправиться,  немного  перекусить
и, может, позвонить в Бейкерсфилд насчет работы.
   Лукас даже не повернулся к ней.
   - Мне пока не хочется останавливаться...
   - Да что с тобой, Лукас? Мы едем безостановочно вот  уже  три  часа!  К
чему такая спешка? Да и курево у нас кончилось...
   - Рано еще делать остановку.
   Софи  недовольно  хмыкнула  и  решила  заняться  картой.  Она   открыла
отделение для перчаток и, порывшись в кипе дорожных атласов, вынула  карту
штата Кентукки. Их грузовик находился  в  регионе  среднезападных  крупных
городов Канзас-Сити,  Сент-Луис,  Де-Мойн.  Тут  обязательно  должна  была
подвернуться хоть какая-нибудь работенка.
   Посмотрев в  сторону,  Софи  заметила  приближавшийся  справа  дорожный
указатель, гласивший: "ЗАПАДНАЯ ПАДУКА - 2 МИЛИ".
   Свернув карту, она засунула ее обратно в отделение для перчаток.
   Если они рядом с Падукой,  значит,  где-то  неподалеку  протекает  река
Огайо, а это, в свою очередь, означало прохождение определенной процедуры.
   - Все равно скоро придется остановиться на весовой станции!  -  сердито
пробормотала Софи.
   - Что? - рассеянно переспросил Лукас.
   - Приближаемся к весовой станции штата Иллинойс, - недовольно повторила
Софи. - Дорожная полиция остановит нас, чтобы поставить на грузовые весы.
   - Не хочу останавливаться, - упрямо покачал головой Лукас.
   - Скажи это дорожной полиции!
   - Имел я твою дорожную полицию!
   Софи негодующе выпрямилась.
   - Ты что, всерьез собрался миновать весовую без остановки?
   Лукас открыл окно и молча сплюнул на дорогу.
   - Хочу как можно быстрее оказаться на  приличном  расстоянии  от  этого
проклятого округа Пеннингтон! - сказал он.
   Молча взглянув на Лукаса, Софи решила не противоречить ему. Эти весовые
станции     всегда     были     досадным     препятствием     на      пути
водителей-дальнобойщиков. Находясь одновременно в ведении и полиции штата,
и департамента транспорта, такие весовые станции располагались на въезде в
штат и на крупных  развязках  внутри  него.  Единственной  их  целью  было
определить вес грузового  автомобиля,  который  не  должен  был  превышать
установленной нормы.  Обычно  процедуру  проводил  инспектор,  назначенный
властями штата, который вполне мог не заметить промчавшийся мимо грузовик.
Но время от времени  на  весовой  станции  дежурил  полицейский,  и  тогда
пренебрежение законом, предписывавшим обязательное  взвешивание  грузового
транспортного средства, оказывалось чреватым крупными неприятностями.
   Наконец Софи произнесла:
   - Лукас, у  нас  уже  был  конфликт  с  полицией.  Неужели  ты  всерьез
полагаешь, что в такой  ситуации  стоит  рисковать  и  не  остановиться  у
весовой станции?
   - А что они нам сделают? - пожал плечами Лукас. -  Начнут  преследовать
нас? Так мы же идем порожняком!
   Снова закусив губу, Софи повернулась к боковому  окну  и  увидела  знак
въезда на территорию Западной Падуки. Шоссейная лента спускалась  к  реке,
через которую был переброшен стальной мост. На его опорах играли солнечные
блики, отраженные от поверхности воды. В воздухе запахло хорошо удобренной
землей и гнилой рыбой.
   Обернувшись к Лукасу, Софи сказала:
   - Я бы на твоем месте все же остановилась.
   - Извини, очень не хочется...
   Лицо его было непроницаемым,  мускулистая  рука  крепко  сжимала  рычаг
переключения скоростей.  Зная,  что  в  таком  состоянии  уговаривать  его
совершенно бесполезно, Софи не стала дальше пререкаться.
   - Ладно, но потом не жалуйся на большой штраф!
   Подъезжая к мосту, Лукас снизил скорость и  ловко  въехал  на  бетонное
покрытие. Выглянув из своего окна, Софи посмотрела  вниз,  на  поверхность
воды. Речной поток завихрялся вокруг опор моста, покрытый бурлящей грязной
пеной...
   Спустя несколько минут они  оказались  на  территории  штата  Иллинойс.
Здесь ландшафт сильно изменился. Деревья были мощнее  и  солиднее,  листва
имела более светлый оттенок, а вдоль шоссе виднелись бескрайние поля сои и
кукурузы. Справа, меньше чем в миле, показалась весовая станция. Небольшой
домик стоял на открытом пространстве, жарясь в горячих солнечных лучах. На
крыше виднелся транспарант "Департамент транспорта". Рядом с домиком  была
припаркована пустая полицейская машина.
   Софи еще раз предприняла попытку изменить решение своего напарника.
   - Ты теряешь последний  шанс  проявить  законопослушность,  -  нарочито
безразличным тоном произнесла Софи.
   Повернувшись к  ней,  Лукас  неожиданно  подмигнул  одним  глазом,  но,
странное дело, на его лице не было и тени  озорства.  В  глазах  светилась
лишь твердая решимость.
   - Не дергайся, - проговорил он сдавленным  голосом.  -  Им  никогда  не
поймать нас!
   Софи снова посмотрела в окно.
   Прибавив скорость, грузовик промчался в облаке пыли и  выхлопных  газов
мимо весовой станции. В боковое зеркало была видна ее  быстро  удалявшаяся
остроконечная крыша.
   Софи взглянула на Лукаса и увидела то, отчего по спине у  нее  побежали
ледяные мурашки.
   Из жилетного кармана  Лукаса  выглядывал  диковинный  талисман  Мелвила
Бенуа. Маленькая сморщенная рука указывала прямо на нее.



10. МАШИНА ВЕЧНОСТИ

   "Хвалите Бога во святыне Его...  хвалите  Его  на  тверди  силы  Его...
хвалите Его по могуществу Его..." [Псалом N 151 (150)]
   Делберт Моррисон вцепился мокрыми от пота  ладонями  в  подлокотники  и
молился, как безумный, пока "Сессна"  ныряла  из  одной  воздушной  ямы  в
другую на высоте трех тысяч футов над заболоченными полями Пойнт-Сирен. На
Делберте  была  форменная  полицейская  ветровка.   Под   пиджаком   белая
крахмальная рубашка, репсовый галстук, в кармане лежал пенал с  ручками  и
карандашами и блокнот. В кобуре - неизменный служебный револьвер  тридцать
восьмого калибра.
   Под сиденьем стоял небольшой кожаный чемоданчик, похожий на  врачебный,
внутри которого находились специальные инструменты и хитрые приспособления
для проведения криминального расследования. Этот чемоданчик  со  всем  его
содержимым Делберт купил в прошлом году на свои  собственные  деньги.  Там
были  самые  разнообразные  увеличительные  стекла,  пинцеты,  пластиковые
пакетики  на  липучках  для  хранения  вещественных  доказательств,  пачка
этикеток, порошок для снятия отпечатков пальцев, мягкие  толстые  кисти  и
даже "Полароид" с запасной пленкой. Все было тщательно  уложено  по  своим
местам в полной боевой готовности.
   - Вот сукин сын! Скачет, словно хромая кобыла!  -  крикнул  сквозь  рев
двигателей небольшого полицейского самолетика немолодой пилот  по  фамилии
Скенлон и  зло  сплюнул  в  болтавшуюся  рядом  с  ним  на  полу  жестянку
ядовито-желтую табачную жижу.
   Это был жилистый мужичок небольшого роста с  редкой  седой  щетиной  на
давно не бритом подбородке. Поверх яркой  гавайской  рубашки  на  нем  был
сильно поношенный охотничий жилет Он  служил  в  полицейском  департаменте
Франклина, в котором имелся свой полицейский самолет "Сессна", Шериф  Баум
лично звонил туда пару часов назад с просьбой помочь Делберту добраться до
Пойнт-Сирена и обратно.
   -  Скенлон!  Сколько  еще  до  аэродрома?   -   прокричал   Делберт   с
пассажирского сиденья.
   - Зови меня просто Джерри, - отозвался пилот.
   - Скоро мы приземлимся в аэропорту Пойнт-Сирена?
   Пилот громко засмеялся:
   - Во-первых, в Пойнт-Сирене нет аэропорта!  Просто  задрипанный  старый
аэродромчик! А во-вторых, мы уже минут десять кружим над ним!
   Делберт  глянул  вниз  и  увидел  потрескавшееся   бетонное   покрытие,
испещренное клочками жухлой травы. На  посадочной  полосе  едва  виднелась
сильно выцветшая разметка.  Административное  здание  сверху  казалось  не
больше спичечного коробка. Странное дело, по всему полю виднелись какие-то
движущиеся предметы, напоминавшие старые автомобильные покрышки.
   - А почему мы не садимся? - спросил Делберт.
   - Ждем, пока очистят посадочную полосу.
   - Извините, как вы сказали?
   Пилот ткнул большим пальцем куда-то вниз:
   - Чертовы аллигаторы снова заняли все поле, так мы ждем, пока  наземная
служба их разгонит.
   И тут самолет снова провалился в  воздушную  яму.  На  секунду  Делберт
оторвался от кресла и повис в воздухе, а потом плюхнулся обратно. К  горлу
подступила тошнота, спина похолодела.
   "Все дышащее да хвалит Господа!.." [Псалом N 151 (150)]
   - Если бы не эти твари, мы бы уже давно сели!  -  прокричал  Скенлон  и
снова сплюнул в жестянку. Потом он протянул  руку  к  приборной  панели  и
неожиданно ударил кулаком по альтиметру.
   Стараясь дышать как можно глубже, Делберт  отвернулся  к  иллюминатору.
Эта краткая служебная командировка обещала стать решающей в  его  карьере.
Именно теперь у Делберта появился настоящий шанс  доказать  всем,  что  он
отлично  подготовлен  к  работе  эксперта-криминалиста.  И  действительно,
последние  два   года   Делберт   посвящал   все   свое   время   изучению
криминалистики. Он заставлял свою мать экзаменовать его на разные  темы  -
типы волосяных луковиц, разновидности ковровой пряжи, кожных  выделений  и
прочих вещественных доказательств, обнаруживаемых на  месте  преступления.
Чтобы  на  практике  изучить  законы  баллистики,  Делберт  упражнялся   с
отцовским пистолетом на пустыре рядом с гаражами. Он даже научился ставить
подслушивающие устройства. Теперь настало время применить на деле все свои
добытые трудом и потом знания!  Если  будет  на  то  воля  Божья,  Делберт
наконец всем - и в особенности шерифу Бауму - покажет, из какого он сделан
теста!
   Внезапно пилот закричал:
   - Идем на посадку! Ну, теперь держись крепче!
   Закрыв глаза,  Делберт  ухватился  за  край  кресла,  словно  от  этого
зависела его жизнь. Нос самолета накренился вниз, и машина круто  пошла  к
земле.
   "Хвалите его... хвалите его... хвалите его..."


   - Опять...
   - Что опять?
   - Голос!
   Лукас вел грузовик на скорости семьдесят миль в  час,  прислушиваясь  к
разноголосице из служебной рации. По сторонам  шоссе  тянулись  бескрайние
соевые поля южного Иллинойса. Вот уже минут  двадцать  Лукас  периодически
слышал чей-то голос, упрямо пробивавшийся на волну "Черной Марии". Сначала
Лукас решил, что это  тот  латиноамериканский  паренек,  Анхел,  почему-то
говоривший сейчас по-испански, а не по-английски. Но потом ему показалось,
что кто-то говорит на ломаном английском, и  настолько  плохо,  что  Лукас
ничего не мог разобрать толком. Нет, вряд ли это Анхел...
   Чем дальше, тем больше Софи нервничала - ей  не  давал  покоя  странный
талисман, найденный Лукасом в машине погибшего Мелвила Бенуа.
   - Послушай, Лукас, я не шучу относительно этой штуковины...
   - Ну хорошо! Ты меня достала! - недовольно рявкнул Лукас. - Я знаю одно
местечко... Небольшую лавку ростовщика рядом с заправочной  станцией.  Это
как раз нам по пути.
   - Что угодно, лишь бы избавиться от нее, - пробормотала Софи, затягивая
волосы в конский хвостик и перевязывая их эластичной лентой.
   - Господи, я же сказал тебе: сбагрим  мы  ее  куда-нибудь!  Кто  знает,
может, эта вещица куплена в каком-нибудь дешевом магазине Нового Орлеана.
   - Какая разница?
   - Да что с тобой, Софи?
   - Просто я напугана, Лукас.
   - Ну-ну, успокойся!
   - Не хочу я успокаиваться!
   - Боже всемогущий! - со стоном закатил глаза Лукас.
   Грузовик приближался к национальному парку Шони, и вдали уже показались
бескрайние сосновые  леса.  Было  четыре  часа  пополудни,  солнце  только
начинало клониться к закату, и тени деревьев удлинялись.
   - Я знаю,  в  чем  дело,  -  внезапно  улыбнулся  Лукас.  -  Ты  просто
проголодалась!
   - Я совсем не голодна!
   - Но у нас сегодня ничего не было во рту, кроме пачки крекеров!
   - Сказала же! Я не голодна!
   - Да будет тебе, Софи! - нарочито бодрым тоном сказал Лукас. -  Неужели
ты хочешь уверить меня в том, что разлюбила свою кроличью еду?
   - Прекрати, Лукас, - устало отвернулась Софи.
   - Ты только представь себе... огромная тарелка ароматной спаржи, соевый
соус,  свекольные  котлетки,  пикантная  морская  капуста,   приправленная
оливковым маслом и уксусом...
   - Лукас, предупреждаю тебя...
   - Слушай, у меня просто слюнки текут от одной только  мысли  о  горячих
ароматных овощах! - не унимался Лукас. - Может,  нам  даже  посчастливится
добыть чудесного морковного сока, который я так обожаю!
   - Лукас, перестань!!! - Софи метнула на него  сердитый  взгляд.  На  ее
виске билась  жилка,  губы  были  плотно  сжаты.  Несколько  секунд  Лукас
разглядывал ее молча. Никогда он  не  видел  ее  такой  постаревшей.  Едва
заметные прежде  морщинки  вокруг  глаз  резко  обозначились,  уголки  рта
горестно опустились. Она была не на шутку испугана.
   - Не переживай так, Софи, - мягко  сказал  Лукас,  испытав  неожиданный
прилив сочувствия.
   - Я так боюсь, Лукас...
   - Расскажи мне, что тебя так страшит.
   - Слишком все это странно и  непонятно,  -  начала  Софи,  покусывая  в
волнении губы. Казалось, она могла бы прокусить губу до крови  и  даже  не
заметить этого,  до  того  была  во  власти  страха  и  волнения.  -  Этот
внезапный, взявшийся ниоткуда огонь, сгоревший мальчик, ночные кошмары, да
еще и эта... черная рука судьбы в твоем кармане! Это так страшно! Жутко!
   - Софи, прости меня, я вел себя бестактно. - Лукас ободряюще подмигнул.
- Виноват! Что тут скажешь... Еще миля-другая, и мы навсегда избавимся  от
этой вещицы.
   - Поверь, так будет лучше, - убежденно произнесла Софи.
   Лукас искоса глянул на нее. После четырех  лет  совместной  работы  эта
женщина все еще оставалась для него загадкой.  Резкая,  порой  циничная  и
острая  на  язык,  внутренне  она  оказывалась  неожиданно  беззащитной  и
уязвимой.
   Глаза Софи выражали всю свойственную ей противоречивость натуры.
   На первый взгляд ее темно-карие глаза, казалось, смотрели  испытующе  и
чуть вызывающе, готовые в любой момент вспыхнуть гневом. Но, приглядевшись
повнимательнее, можно было заметить затаившееся  в  глубине  сопереживание
всему живому и готовность прийти на помощь.  Именно  эта  черта  нравилась
Лукасу больше всего.
   Он припомнил, как два года назад, в самый  разгар  уличных  волнений  в
Лос-Анджелесе,  Софи  приехала  к  нему  домой.  Как  только   ее   машина
остановилась у его дверей,  ее  тут  же  окружила  стайка  ребятишек.  Они
выкрикивали оскорбления  и  бросали  в  нее  камнями,  пока  Лукас  их  не
разогнал.  Софи  вела  себя   совершенно   спокойно,   если   не   сказать
хладнокровно,  и  даже  немного  пофилософствовала.   Однако   позже   она
извинилась и удалилась в  ванную  комнату,  где  провела  довольно  долгое
время.  Лукас  слышал  доносившиеся   из   ванной   комнаты   приглушенные
всхлипывания, которые она  пыталась  заглушить  шумом  воды  из  открытого
крана.
   - Что с тобой?
   Голос Софи вернул Лукаса к реальности. Покачав головой, он поглядел  на
нее:
   - А что?
   - Ты пялился на меня, словно зомби!
   - Да?
   Только тут Лукас заметил  встревоженное  выражение  ее  глаз  и  сделал
нечто, нарушавшее им же установленный кодекс поведения. Протянув руку,  он
нежно обхватил ее за плечи  чисто  дружеским,  как  ему  казалось,  жестом
ободрения, и мягко произнес:
   -  Мне  очень  жаль,  что  с  этим  талисманом   так   все   получилось
по-дурацки... зря я так напустился на тебя. Ты простишь меня?
   Помолчав несколько секунд, Софи улыбнулась:
   - Никогда и ни за что!
   Лукас тоже улыбнулся, и к горлу неожиданно подступил ком. Если  бы  они
не были партнерами по бизнесу и оказались в другое время и в другом месте,
он мог бы обнять ее по-настоящему, поцеловать в теплые  завитки  волос  на
шее...
   По рации снова раздался невнятный и трескучий голос.
   - Вот! Опять он!
   Лукас попытался настроить рацию так, чтобы  отчетливо  слышать  мужской
голос, доносившийся словно из-под воды, да еще во время шторма.
   - Послушай Лукас, это просто отголоски  с  других  каналов,  -  сказала
Софи, наблюдая его безуспешные попытки разобрать хоть одно слово.
   - Да нет же! Кто-то явно пытается прорваться на наш канал,  но  у  него
очень плохой передатчик!
   Через несколько секунд голос и вовсе пропил.
   Справа показался зеленый квадрат дорожного  указателя,  оповещавшего  о
приближении границы штата Иллинойс. Лукас про  себя  обрадовался  -  через
десять - пятнадцать минут он сможет остановиться у  бензозаправки,  а  там
неподалеку знакомая лавка ростовщика,  которому  он  надеялся  сбыть  этот
чертов талисман.
   Он включил сигнал поворота и посмотрел  в  боковое  зеркало.  Сзади,  в
полумиле  от  грузовика,  виднелось  что-то  странное.  Приглядевшись,  он
различил удлиненный силуэт старинного лимузина, плавно катившего по  шоссе
в лучах предзакатного солнца. Лимузин поразительно  напоминал  катафалк  с
похорон отца, хотя был совершенно другого цвета.  Лукас  похолодел.  Он  с
такой силой вцепился в рулевое колесо, что  у  него  побелели  ногти.  Все
годы, что он колесил по дорогам страны, он  всегда  вздрагивал  от  ужаса,
заметив машину, напоминавшую тот катафалк, и  боль  воспоминаний  пронзала
его мозг.
   Так произошло и на этот раз...


   ...Дождь все лил и лил. Отсюда, из церкви,  казалось,  будто  по  крыше
стучат мелкие камешки. Сидя вместе с матерью и сестрами  на  самой  первой
скамье, Лукас изнывал от гнетущего  ожидания.  Наконец  у  старшей  сестры
лопнуло терпение, и она легонько подтолкнула его к выходу, прошептав,  что
лучше ему подождать на улице, рядом с катафалком.
   Дождь  неожиданно  кончился,  оставив  после  себя  уныло-серое   небо.
Катафалк Лукас  обнаружил  в  самом  конце  аллеи.  Матово-черный  длинный
"кадиллак"  с  кузовом  типа  "ландо",  закрашенными  задними   окнами   и
угловатыми очертаниями капота. Автомобиль производил впечатление  какой-то
мрачной серьезности и весомости. Казалось,  будто  все  прочие  машины  по
сравнению с этим лимузином были  всего  лишь  хрупкие  игрушки.  Этот  был
автомобиль на века - машина вечности...
   Лукаса  внезапно  охватила  острая  боль  утраты.  Его  отца,  сильного
мужчину, способного в одиночку поднять целый контейнер консервов,  теперь,
словно ненужную куклу, засунут в этот катафалк. Лукас в отчаянии  упал  на
капот автомобиля и разразился горькими слезами.
   - Эй! - раздался позади чей-то голос. - Эй, малыш!
   Мгновенно обернувшись,  Лукас  увидел  подходившего  к  нему  водителя,
одетого  в  сине-зеленую  униформу.  Одной  рукой  он  поправлял  на  ходу
солнцезащитные очки, а в другой держал свежую газету.  Лукасу  показалось,
что он невероятно высокого роста - метра два, не меньше...
   - Полегче с  этим  драндулетом,  -  пробормотал  водитель,  разглядывая
Лукаса сквозь зеркальные очки.
   Глотая слезы и вытирая, рукавом рот, Лукас не сводил глаз  с  водителя,
катафалка. Он думал, что тот сейчас извинится перед  сыном  усопшего,  или
выразит соболезнования, или же просто  молча  отойдет  в  сторону.  Однако
мужчина в униформе остановился рядом с Лукасом и долго  смотрел  на  него.
Зеркальные стекла очков поблескивали, лицо  не  выражало  никаких  эмоций,
лишь губы кривились в едва заметной ухмылке.
   Лукасу показалось,  что  прошла  целая  вечность,  прежде  чем  высокий
мужчина в зеркальных очках направился к водительскому месту, на ходу  тихо
произнеся фразу, которую мог слышать только Лукас:
   - Твой папаша - хороший ниггер.
   - Что?! - не веря своим ушам, спросил Лукас.
   - Хороший ниггер - мертвый ниггер, - пояснил водитель. - Поскольку твой
папаша мертвее мертвого, значит, он очень хороший ниггер.
   И  тут  человек  в  зеркальных  очках   весело   расхохотался.   Лукасу
показалось, что его смех напоминает скрежет, камня о камень.
   Несколько секунд Лукас не мог прийти  в  себя,  потом  его  захлестнула
волна ярости. Отшатнувшись от лимузина, он сжал кулачки. Тяжело дыша, стал
оглядываться вокруг в поисках взрослых, у  которых  можно  было  попросить
помощи. Но поблизости, как назло, никого не  было.  Лукас  был  наедине  с
ухмылявшимся человеком в зеркальных очках.
   И тут случилось самое страшное.  Позднее  Лукас  всегда  с  содроганием
вспоминал именно этот момент.
   Мучительное молчание.
   Он не мог произнести ни слова. Он хотел закричать - и не мог. Он  хотел
назвать человека проклятым расистом - и не  мог!  Он  хотел  заткнуть  рот
этому мерзавцу - и не мог! Он оказался не в силах постоять за себя! Он  не
мог далее убежать. Он был как парализованный.
   Ему оставалось лишь стоять, кусая губы  и  сжимая,  маленькие  кулачки,
кипя от гнева и желания отомстить...


   - Как парализованный...
   Лукас даже не заметил, что разговаривает сам с собой.
   - Что? - удивленно переспросила Софи. - Что ты сказал?
   - Да ничего особенного... просто кое-что вспомнил.
   Заметив развилку, Лукас притормозил и плавно вписал тяжелый грузовик  в
довольно крутой поворот. Потом вытер  со  лба  выступившие  капли  пота  и
сказал:
   - Ну, вот мы и прибыли туда, где  можно  будет  сбыть  ростовщику  этот
чертов талисман.
   - Наконец-то! - выдохнула Софи.



11. СИМФОНИЯ СЛЕЗ

   И о чем только думал Дирк Туай, когда  еще  в  тюрьме  решил  вернуться
обратно в свой родной городишко? Что его понесло в эту  дыру?  Неужели  он
рассчитывал разбогатеть, грабя свинофермы? О Господи, какой же он идиот!
   Убирая с глаз прядь сальных волос, Дирк сердито пробормотал:
   - Черт меня побери!
   Сидя за рулем своей развалины,  он  яростно  крутил  баранку,  давя  на
педаль газа. Вся футболка была насквозь мокрой  от  пота.  Только  что  он
избил своего шестидесятилетнего папашу, уже третий раз  за  неделю,  и  от
этого ему было как-то не по себе.
   - И кой черт меня дернул вернуться домой?!
   Меньше  месяца  назад  Дирк  освободился  из  тюрьмы,  где   сидел   за
вооруженное ограбление. Там местные заводилы пытались "запетушить" его, но
Дирк им быстро показал, что почем. Они поняли, что его  легче  убить,  чем
поставить раком.
   У поворота на шоссе он остановил машину и огляделся.  До  него  долетал
слабый запах дизельных выхлопов и ровный  гул  тяжелых  грузовиков.  Сунув
руку в карман, он стал шарить в поисках курева. Но сигарет не оказалось.
   - Черт! - выругался он.
   Резко развернувшись, он направил машину к супермаркету  Стаки,  который
одновременно являлся и культурным центром крошечного городка под названием
Раунд-Ноб в штате Иллинойс. Это было единственное  место  на  многие  мили
вокруг, где Дирк мог купить пачку любимых сигарет "Висерой", шестибаночную
упаковку темного пива и пакет жареных свиных ребрышек.
   Дирк свернул на Рейни-стрит.  Супермаркет  Стаки  виднелся  впереди  по
правой стороне улицы, а слева  тянулись  витрины  маленьких  магазинчиков,
парикмахерской, автоматической  прачечной  и  лавки  местного  ростовщика,
одновременно представлявшей собой городской ломбард.
   Была пятница, и торговый квартал был полон горожан, делавших покупки на
выходные. На скамеечке рядом с  мужской  парикмахерской  сидели  несколько
престарелых джентльменов, автоматическая прачечная была забита  клиентами.
Почти вся автостоянка казалась заставленной разнообразными машинами, среди
которых было два мини-фургона, уйма иномарок и огромный черный  "кенворт",
заправлявшийся у дизельного автомата. Дирк  невольно  задержал  взгляд  на
этом тяжелом  грузовике.  Еще  никогда  ему  не  доводилось  видеть  такой
великолепно отделанный  трейлер  -  уйма  хромированных  деталей,  внешняя
отделка ручной работы, ну чем не космический корабль!
   На боку кабины красовалась надпись: "Черная Мария".
   - Что еще за Черная Мария? - фыркнул себе  под  нос  Дирк,  въезжая  на
территорию автостоянки. И тут его внимание  было  привлечено  автомобилем,
стоявшим слева. - Ой, держите  меня!  -  пробормотал  Дирк,  с  удивлением
разглядывая машину. - Это что же такое, а?
   Позади ресторана супермаркета Стаки  была  небольшая  лужайка  с  парой
скамеечек  под  чахлыми  кленами.  В  дальнем  конце,  рядом  с  лужайкой,
находилось несколько комнат для отдыха, перед которыми и  был  припаркован
старинный лимузин. Похоже, хозяин ненадолго ушел по своим делам.
   - Вот это да! Провалиться мне на месте, если это не "роллс", мать  его,
"ройс" с настоящими роллсовскими дверными замками! - прошептал  Дирк,  все
еще не веря своим глазам.
   Развернувшись на все сто восемьдесят градусов, он выехал с  автостоянки
и припарковал свою машину  на  Рейни-стрит,  рядом  с  обшарпанным  и  уже
начинавшим ржаветь трактором. Достав из багажника необходимые инструменты,
Дирк сунул их за пояс и медленно двинулся к лимузину. Голова  у  него  шла
кругом. Если только ему удастся угнать такую конфетку, вырученных  за  нее
денег хватит на всю оставшуюся жизнь! Он не верил своему счастью.
   Осторожно  приблизившись  сзади  к  лимузину,  он,  стараясь   остаться
незамеченным, заглянул внутрь через  затемненные  маленькие  задние  окна.
Похоже, в машине действительно никого не было. Владелец,  наверное,  сидел
где-нибудь в сортире.
   Дирк отлично понимал, что на все дело у него считанные секунды.
   Оглядевшись еще раз, он убедился в том, что  никто  не  смотрит  в  его
сторону. Он подкрался на полусогнутых к водительской двери, ловко  вставил
в щель замка фомку, и дверь сразу  распахнулась,  словно  только  и  ждала
этого мгновения.
   Довольно ухмыльнувшись, Дирк сунулся в  салон,  и  тут  же  в  нос  ему
ударила странная вонь - смесь мускуса, тухлого  сыра  и  еще  чего-то,  не
поддающегося определению. Этот запах напомнил Дирку дом  престарелых,  где
когда-то доживала свои последние дни его бабка.  Там  тоже  всегда  воняло
плесенью и прокисшей затхлостью. Правда, в этом  лимузине  попахивало  еще
чем-то металлическим...
   Дирк мгновенно уселся за руль и стал шарить рукой в поисках проводов от
замка зажигания, одновременно разглядывая переднюю часть салона в  надежде
найти  что-нибудь  ценное.  Приборная  доска  оказалась   в   великолепном
состоянии. Настоящие кожаные сиденья были  слегка  потерты  от  времени  и
поскрипывали при  каждом  движении.  На  пассажирском  сиденье  он  увидел
бинокль,  сумочку  из   искусственной   кожи,   коробочку   с   таблетками
нитроглицерина.
   Справа что-то тихо гудело.
   Дирк  обернулся  на  звук  и  увидел  монитор,   встроенный   рядом   с
радиоприемником. На экране внезапно засветились желтые буквы:
   У-М-Р-И-Т-Е
   Дирку почудилось что-то  позади  водительского  сиденья.  И  не  чье-то
дыхание  или  тепло  человеческого  тела.  Скорее  -   ощущение   чьего-то
присутствия, словно кто-то смотрел ему в затылок, и от этого у него  вдруг
на голове зашевелились волосы.
   Тем временем монитор словно сошел с ума:
   УМРИТЕ - УМРИТЕ - УМРИТЕ -
   УМРИТЕ - УМРИТЕ - УМРИТЕ! УМРИТЕ!
   УМРИТЕ! УМРИТЕ! УМРИТЕ! УМРИТЕ!
   УМРИТЕ!!!
   Дирк обернулся.
   Что-то прыгнуло  ему  в  лицо  из  полумрака  на  заднем  сиденье.  Это
случилось настолько мгновенно,  что  поначалу  Дирк  решил,  будто  кто-то
ударил его резиновой игрушкой. Потом  он  ощутил  резкое  жжение  в  левом
глазу, и по щеке потекло что-то прохладное и скользкое.
   Когда Дирк понял, что ему  выкололи  левый  глаз,  он  завопил  высоким
фальцетом.
   Второй удар пришелся прямо  в  шею.  Вязальная  спица  пронзила  сонную
артерию, и сиденье оросил фонтан алой крови. Дирк конвульсивно  отшатнулся
к приборной доске, и его крик захлебнулся в потоке крови,  которая  быстро
растекалась по сиденью, забрызгивая стекла.
   Дирк рухнул на ковровое покрытие, которое,  казалось,  жадно  впитывало
вытекавшую из него жизнь. Он попытался нашарить в  кармане  свой  складной
нож, но пальцы его не слушались, к тому же их покрывала густая алая кровь.
Ноги стали коченеть, сознание затуманилось. Глядя единственным  глазом  на
заднее сиденье, Дирк в последние мгновения  жизни  все  же  увидел  своего
убийцу.
   Сквозь приоткрытую стеклянную перегородку, отделявшую задние сиденья от
передних, на него с нескрываемым наслаждением смотрела старая  ведьма.  На
ее  обезображенном  глубокими   морщинами   лице   отпечаталось   безумие,
насчитывавшее многие десятилетия. Венчик седых редких волос обрамлял почти
голый череп, покрытый старческими коричневыми пятнами.  Глаза  были  цвета
пепла, бескровный рот кривился в старческой ухмылке.
   Дирк хотел было что-то сказать, но сознание быстро покидало его.
   Старая ведьма наслаждалась его предсмертными муками,  словно  смаковала
по глоточку выдержанное вино. Потом, собравшись с силами  и  с  сожалением
вздохнув, она прошипела:
   - Умрите, будьте добры...
   И Дирк Туай повиновался.


   Через несколько секунд вернулся Эрик. Ванесса внимательно наблюдала  за
его реакцией, когда он увидел труп  в  луже  крови  между  водительским  и
пассажирским сиденьями.
   - О Боже! - Шофер на мгновение замер, с ужасом  глядя  на  лужу  крови.
Обмякший труп грабителя лежал на полу  с  неловко  подвернутыми  руками  и
ногами, словно это был не человек, а сломанная кукла.
   Эрик повернулся в сторону заднего сиденья:
   - Мадам?! Вы не пострадали?!
   Ванесса  попыталась  ответить,  но   внезапное   нападение   грабителя,
казалось, лишило ее последних сил, и говорить она уже на могла.
   - Мадам!
   Эрик наклонился вперед и принялся лихорадочно осматривать старушку.  На
ее платье он заметил мелкие брызги крови.  Скрюченные  ноги,  как  всегда,
неподвижно выступали из-под платья.
   -   Эрик,   пожалуйста...   -   с   трудом   произнесла   Ванесса,   не
воспользовавшись компьютером для  разговора  со  своим  шофером,  хотя  ее
здоровая правая рука все еще лежала на клавиатуре ноутбука. В полузакрытой
ладони виднелась вязальная спица с окровавленным кончиком.
   - Что вы натворили?! - в ужасе зашептал Эрик, обращаясь скорее к  себе,
чем к Ванессе.
   - Эрик, - слабо прошипела она, - прошу вас... скорее приберите здесь...
пока не случилось чего-нибудь похуже... и не забудьте про его глаз...
   Шофер нахмурился:
   - Пожалуйста, Мадам...
   - Не спорьте со мной, Эрик... поторопитесь...
   Ванесса боялась, что они потеряют из вида того  негра,  который  забрал
талисман из машины Мелвила.
   Всего несколько минут назад этот негр и его напарница исчезли  в  лавке
ростовщика через дорогу. Ванесса беспокоилась, что инцидент  с  грабителем
помешает ей уследить за парочкой дальнобойщиков, чего она никак  не  могла
допустить. Нельзя было  потерять  след  талисмана,  к  тому  же  ей  очень
хотелось полюбоваться на страдания этих недоносков, посмевших украсть его.
О, сладостный запах горящей человеческой плоти... Симфония слез!
   Эрик быстро и добросовестно исполнил ее приказания. Протащив труп через
всю пустую лужайку, он бросил его в мусорный контейнер. Прежде чем закрыть
крышку. Эрик запустил в  контейнер  руку  и  вслепую  извлек  из  глазницы
невредимое глазное яблоко грабителя.  Как  желток  из  сваренного  вкрутую
яйца.
   Шофер, мрачный, вернулся к лимузину, опустил глазное яблоко в  банку  у
ног старой дамы и проворно принялся за уборку салона. Хотя у него  дрожали
руки, Эрик все же сумел поразительно быстро вернуть ему  прежний  блеск  и
чистоту  Но  очистить  ковер  оказалось  гораздо  труднее:   он   насквозь
пропитался кровью.
   - Мадам, вы уверены, что с вами все в порядке? -  спросил  Эрик,  после
того как спрятал свернутый в рулон ковер в  багажник  и  снова  уселся  за
руль. Он тяжело дышал, сердце у него билось из  последних  сил.  В  глазах
отражались страх и отвращение. Он боялся, что их схватит  полиция,  боялся
тюрьмы. Боялся ада.
   Милый старый дурень.
   Ванесса начала было набирать ответ на клавиатуре компьютера,  но  потом
остановилась. Хотя голос у нее был очень слабым и она разговаривала  очень
медленно,  все  же  Ванесса  не  любила  общаться  с  Эриком  при   помощи
компьютера.
   - Эрик... пожалуйста... давайте подъедем поближе... Я хочу  видеть  все
своими глазами...
   Шофер покорно кивнул, завел двигатель и тронулся с места.
   Автостоянка заметно опустела. У главного  въезда  остался  только  один
небольшой фургончик. Рядом остановились два автобуса, из которых  выходили
пассажиры. Эрик медленно пересек стоянку и подъехал  к  лавке  ростовщика.
Ванесса дотянулась здоровой рукой до металлического стержня  длиной  около
трех футов с клещевидными челюстями на конце. С  помощью  этой  штуки  она
безо всяких  усилий  доставала  нужные  предметы,  находящиеся  достаточно
далеко от ее здоровой руки.
   Мадам Дега подцепила с полочки маленький театральный бинокль и поднесла
его к глазам. Сквозь окуляры ей был  отлично  виден  неприбранный  главный
вход в лавку ростовщика. Поцарапанная железная дверь поблескивала в  лучах
полуденного знойного солнца. Где-то там, за дверью, находились сейчас негр
и его белокожая напарница. Ванесса бросила взгляд  направо.  Здесь  стояла
пустая коробочка из тикового дерева. Крышка  была  приоткрыта.  Внутренняя
бархатная поверхность была местами потерта  и  вся  лоснилась  от  долгого
употребления. На ней  четко  выделялся  отпечаток  крошечной  человеческой
руки.
   Ванесса поклялась себе, что талисман  еще  до  наступления  ночи  будет
снова лежать в своей коробочке. Она вернет его, чего бы это ни стоило!
   - Может быть, вам что-нибудь нужно, Мадам? - спросил Эрик.
   - Нет, благодарю вас, Эрик,  -  отозвалась  Ванесса,  в  последний  раз
бросив взгляд на пустую коробочку.
   Ванесса сидела в  механическом  кресле.  Она  была  одета  в  выцветшее
хлопчатобумажное платье, поверх которого был накинут  халат  без  рукавов.
Выглядела она на все свои восемьдесят  девять.  Обе  ноги  и  левая  рука,
искалеченные  еще  в  детстве,  со  временем  высохли  и   съежились   под
воздействием остеопороза и ревматизма.  Пока  Ванесса  сидела  неподвижно,
словно старая мраморная статуя, боль была терпимой.
   Ей очень помогали различные  приспособления,  сделанные  по  последнему
слову протезной техники, которыми был буквально  набит  лимузин,  -  благо
денег у Дега было больше чем достаточно. Безопасное кресло, в котором  она
сидела  в  машине,  бесшумно  скользило  по  металлическим   направляющим,
вмонтированным в пол. Кроме того, в ее распоряжении было великое множество
электронных  устройств.   Рядом   с   дверью   была   сложена   компактная
подножка-пандус для выезда из машины. Возле кресла были развешаны,  словно
коллекция оружия, различные приспособления для  доставания  и  удерживания
удаленных предметов.  Приставная  тумба  при  необходимости  автоматически
открывалась,  чтобы  Ванесса  могла  пользоваться   встроенным   туалетом.
Электронная клавиатура рядом со здоровой правой рукой  давала  возможность
разговаривать по телефону  и  даже  включать  полицейский  сканер.  У  ног
Ванессы были вмонтированы маленькие видеомониторы, позволявшие  ей  видеть
все,  что  происходит  сбоку  и  сзади.  Собственно  говоря,  если  бы  не
магические предметы, задний отсек лимузина напоминал бы склад медицинского
оборудования.
   С помощью одного из своих бесчисленных приспособлений Ванесса  извлекла
из стеклянной банки принесенный Эриком человеческий глаз и переложила  его
в  металлическую  коробку  на  боковой  полке,  где  хранилось   множество
эзотерических  вещей.  Тут  были  и   аптекарские   склянки,   наполненные
различными органами, и связки сушеных трав и паслена, и маленькие черепа с
драгоценными каменьями, вставленными в  пустые  глазницы,  и  какие-то  не
поддающиеся определению органические остатки.
   Ванесса перевела взгляд на лавку ростовщика.
   Ожидание убивало ее, а  боль  пронзала  скрюченные,  неподвижные  ноги.
Ванесса не могла пошевелиться. Чем сильнее была эта боль, тем  действеннее
становилась ее магия. Этому научил ее отец много лет назад...
   Она  почти  не  помнила  того  времени,  когда  еще  не  была   жестоко
покалечена, самое начало века в маленьком  городке  Мобиле.  Ванесса  была
старшей дочерью в семье зажиточных южан-аристократов. В раннем детстве она
любила прыгать и скакать, словно шаловливая козочка, наперегонки  носилась
по берегу океана вместе с  сестрой  Элен,  однако  Ванесса  была  обречена
жестокой участи, и немалую роль сыграл в этом ее отец.
   Пользовавшийся дурной славой, ее отец. Морис Дега,  был  знахарем.  Для
всех, кто знал его, он оставался  загадкой.  Поговаривали,  что  он  водил
дружбу с ку-клукс-клановцами. Маленькая Ванесса равно любила и  ненавидела
отца, искала его общества и сторонилась его. После того как  в  результате
ужасной случайности она на всю жизнь  превратилась  в  калеку,  она  стала
обожать отца. Сидя в инвалидном кресле, Ванесса неустанно  денно  и  нощно
следила за ним. Она постоянно боролась с сестрой за право отнести ужин ему
в кабинет, стремилась всюду следовать за ним. Когда ей наконец  открылось,
что ее отец занимается черной магией, она совершенно преобразилась.
   Она постигла его искусство.
   Теперь Ванесса осталась последней из рода Дега. И отец,  и  сестра  уже
покоились на кладбище. А Ванесса посвятила  остаток  своих  дней  служению
Делу - при помощи своей боли приносить боль  другим,  неустанно  мучить  и
казнить...
   Ненависть,  ярость  и  боль  стали  источниками  ее  страшной   власти.
Ненависть исходила от ее искалеченного тела, словно радиация. Ее  холодное
сердце источало яд  черного  гнева,  направленного  против  всего  живого,
имевшего свободу передвижения. "Я вам покажу, грязные свиньи, раз вам  это
так нравится, вы будете двигаться,  пока  не  сдохнете...  -  беспрестанно
думала она. - Вы не сможете остановиться, иначе тут же умрете... умрете...
умрете..."



12. СВЕРХНОВЫЕ ЗВЕЗДЫ

   - Эй, друг! Сколько можно ждать? -  потерял  терпение  Лукас.  Вот  уже
десять минут он бестолково топтался в маленькой душной лавке ростовщика.
   - Сию секунду!
   Старший клерк и одновременно единственный владелец заведения  стоял  за
стеклянным  прилавком,   покрытым   бесчисленными   отпечатками   пальцев,
царапинами и масляными пятнами -  неизбежными  спутниками  провинциального
бизнеса. Большое дряблое тело имело форму груши - узкие  плечи  и  широкие
бедра. Стоя в углу, он приглушенно разговаривал по телефону. В лавке пахло
плесенью, влажным картоном и машинным маслом.
   - Передай ему, что это невозможно, потому что собака Корки уже пыталась
это сделать, и от нее осталось только мокрое место...
   -  Извини,  друг!  Мы  очень  торопимся!  -  В  голосе  Лукаса  звенело
нетерпение. У него было такое ощущение, словно по спине ползла целая армия
муравьев.
   Рядом с ним стояла Софи. Время от времени она поглядывала сквозь стекло
витрины на улицу, где на автостоянке супермаркета  Стаки  стоял  грузовик.
Молоденький  служащий  в  рабочем  комбинезоне  заправлял  "Черную  Марию"
дизельным топливом.
   Повернувшись к прилавку,  Софи  чуть  толкнула  Лукаса  в  бок  и  тихо
сказала:
   - Интересно, успеем мы закончить до ночи?
   Лукас нетерпеливо постучал о прилавок костяшками пальцев.
   - Мы дождемся, когда нас обслужат?
   Прикрыв ладонью трубку, клерк с деланной любезностью произнес:
   - Сию секунду!
   - Черт  побери!  Сколько  можно  ждать?!  -  Лукас  ударил  кулаком  по
стеклянному прилавку.
   Слегка вздрогнув от неожиданности,  клерк  тупо  уставился  на  Лукаса.
Потом произнес в трубку:
   - Я тебе перезвоню позже.
   Положив телефонную трубку, клерк с каменным лицом приблизился к  Лукасу
и спросил ледяным тоном:
   - Могу быть чем-нибудь полезен?
   - Можешь, это точно!
   Лукас  вынул  их  кармана  скомканный  носовой  платок  и,  положив  на
прилавок, развернул его. На тонкой хлопчатобумажной ткани  лежал  талисман
Мелвила.
   - Сколько дашь за эту штуку?
   Клерк внимательно посмотрел на вещицу.
   - Что это за чертовщина?
   Лукас и Софи переглянулись. Чем дольше Лукас находился  в  этом  душном
помещении, тем сильнее ему хотелось разбить башку этому неповоротливому  и
непонятливому толстяку.
   - Очень редкое французское украшение!
   Клерк надвинул на глаз лупу и низко склонился над талисманом.
   - Французское украшение?
   - Ну да! Французское украшение! - Голос Лукаса неожиданно  сорвался  на
фальцет.
   Вынув из кармана шариковую ручку, клерк слегка ткнул  ею  в  сморщенную
поверхность, повернул талисман обратной стороной и  задумчиво  поглядел  в
потолок. Казалось, ему противно касаться этой вещицы голыми руками.
   Лукас в нетерпении переминался с ноги на ногу. В животе у  него  что-то
все время переворачивалось.
   - И камни там настоящие!
   - Камни? - подозрительно взглянул на Лукаса клерк.
   - Ну да! Изумруды, бирюза и всякое такое!
   Убрав ручку в карман, клерк неожиданно посуровел  и,  искоса  глядя  на
талисман, тихо спросил:
   - Где вы это взяли?
   - Какая тебе разница? Сколько дашь за нее?
   - Нисколько.
   - Что?!
   Клерк поморщился:
   - Мне такая штука не нужна.
   - Что ты несешь?!
   Лукас почувствовал, как к горлу подкатила  тошнота,  внезапно  началась
сильная изжога. Он  болел  редко,  поэтому  нынешнее  внезапное  ухудшение
самочувствия всерьез встревожило  его.  Лукас  обладал  луженым  желудком,
безотказно переваривавшим любую  дрянь,  которую  подавали  в  придорожных
закусочных. Но теперь с ним творилось что-то неладное.
   Софи взяла его за локоть и сказала:
   - Ладно, выбрось это в мусорный бак.
   Борясь с тошнотой, Лукас выпалил:
   - Ни за что!
   - Перестань, Лукас! Пойдем отсюда!  -  Софи  настойчиво  тянула  его  к
двери. Ее глаза были широко раскрыты от страха,  и  чувствовала  она  себя
отвратительно.
   Вырвавшись из ее рук, Лукас шагнул обратно к  прилавку.  Яростно  сунув
талисман прямо под нос клерку, он рявкнул:
   - Да ты дотронься! Он же не кусается!
   Клерк развел руками:
   - Я в такие дела не лезу!
   - Дотронься!
   - Я вызову полицию!
   - Дотронься, черт тебя подбери!
   Внезапно Лукас содрогнулся от резкой боли в  животе.  Казалось,  кто-то
пытался завязать его кишки в узел. Задыхаясь от боли, он  отступил  назад,
задев при этом стеллаж с кухонной утварью. Посуда со звоном посыпалась  на
кафельный пол, осколки фонтаном брызнули во все стороны.
   Клерк за прилавком наклонился, словно пытаясь отыскать что-то на полу.
   - Я же сказал, я в это не ввязываюсь!
   Софи ухватила Лукаса за плечи и снова потащила его к выходу. Но он  все
продолжал рваться обратно к прилавку, выкрикивая:
   - Вот и отлично! Пошел ты к черту! Я в два  счета  продам  эту  вещь  в
соседнем городишке!
   Клерк в ответ вытащил  из-под  прилавка  шестизарядный  "магнум",  снял
предохранитель и навел дуло на Лукаса.
   - Вон!!! - истошно завопил он.
   - Отдай мою вещь!
   Схватив талисман, Лукас сунул его обратно в карман. И тут все его  тело
охватила внезапная дрожь, по спине побежала струйка горячего пота.
   Собравшись с силами, он двинулся к выходу. Голова кружилась, словно  от
высокой температуры. Колени подгибались. Жар и жжение в  животе  сделались
настолько невыносимыми, что он закричал и повалился на пол.
   Недвижно застыв от боли, он почувствовал новый приступ,  в  тысячу  раз
сильнее прежнего. Горячая волна боли начиналась от самых кончиков  пальцев
на ногах и поднималась все выше и выше. Когда  нестерпимая  боль  достигла
легких, Лукас открыл рот и пронзительно закричал.
   Рядом с ним тут же появилась Софи. Словно сквозь  туман  Лукас  увидел,
как она, нагнувшись, пытается поднять его на ноги.  Ее  голос  долетел  до
него, как через целлофановую пленку:
   - Нам нужно вернуться в грузовик!
   С огромным трудом Лукасу удалось встать на ноги, и Софи вывела  его  на
улицу. Четырехполосная проезжая  часть,  испещренная  следами  торможения,
пятнами машинного масла и трещинками, сквозь  которые  упрямо  пробивались
зеленые ростки травы, показалась Лукасу непроходимым  болотом,  отделявшим
его от вожделенного грузовика.
   - Надо... вернуться на трассу... - с  великим  трудом  выдохнул  Лукас,
сгибаясь пополам от жестокой боли и волочась вслед за Софи к грузовику.  С
каждым шагом тошнота становилась все сильнее, в позвоночник точно  всадили
иглу. Но он продолжал брести из последних сил,  почему-то  уверенный,  что
единственное спасение от боли - это сесть за руль грузовика и вернуться на
шоссе.
   "...на мне лежит проклятие..."
   Софи плелась рядом с ним. Похоже,  ей  тоже  очень  нездоровилось.  Она
дрожала всем телом, и ее  кожа  блестела  от  обильно  выступившего  пота.
Позади раздался резкий гудок. Обернувшись, они увидели летевший  прямо  на
них пикап, в последнюю секунду сумевший обогнуть их, избежав столкновения.
Водитель пикапа яростно погрозил им кулаком и скрылся в облаке пыли.
   Добравшись до противоположной  стороны  улицы,  они,  шатаясь,  побрели
дальше, к своему грузовику. К этому времени изо всех магазинчиков и контор
на  улицу  высыпали  горожане,  чтобы  подивиться  на  странное   зрелище.
Молоденький служащий заправочной станции тоже оторвался от заполнения бака
"Черной Марии"  дизельным  топливом  и  с  удивлением  наблюдал  за  двумя
качавшимися из стороны  в  сторону  фигурами,  приближавшимися  к  черному
грузовику.
   Не дойдя каких-нибудь шести метров, Лукас рухнул на четвереньки, и  его
вывернуло наизнанку.  Все  его  большое  тело  судорожно  изгибалось.  Его
желудок был почти пуст, поэтому его вырвало только одним желудочным  соком
и слюной, смешанной со слизью. Голова горела, словно  в  лихорадке.  Перед
глазами посыпались горячие, ослепительные искры,  похожие  на  праздничный
фейерверк.
   Ухватившись за его жилет, Софи изо всех сил  пыталась  поднять  его  на
ноги, и тут Лукаса внезапно охватил озноб.
   В полубреду он вдруг представил себе,  как  его  рвет  не  проглоченной
пищей,  а  собственными  внутренностями.  Вот  было  бы  зрелище!  Человек
выплевывает все свои внутренности! Потом, сквозь туман  невыносимой  боли,
Лукас посмотрел на тротуар и увидел, что от его рвотной  жижи  поднимается
пар, словно над тарелкой горячего супа.
   "... на мне лежит проклятие... никогда не останавливаться... никогда  и
ни за что... никогда не останавливаться..."
   Голос покойного Мелвила Бенуа  не  затихал  в  его  воспаленном  мозгу.
Измученный  невероятно  сильной  болью,  Лукас  вдруг  понял,  как   легко
поверить, что именно проклятие  ведьмы  и  ее  колдовские  чары  причиняют
страшные мучения... Превозмогая боль,  он  пополз  к  грузовику,  все  еще
отказываясь поверить в то,  что  это  действие  черной  магии.  Непременно
должно   существовать   какое-либо   логическое   объяснение   тому,   что
единственное средство от боли - возвращение за руль.
   Внезапно рядом с ним упала на колени Софи.  Вся  согнувшись,  она  дико
закричала и схватилась обеими руками за  живот,  как  женщина,  у  которой
наступили родовые схватки. Лукас хотел помочь ей, но у  него  не  осталось
сил. Такое было ощущение, словно руки и ноги пронзали  горячими  стальными
копьями.
   Перед глазами у Лукаса все поплыло...
   - Со...фи...
   Ему удалось  проползти  еще  несколько  футов  и  свалиться  почти  без
сознания совсем рядом с кабиной. Он почувствовал во рту  привкус  крови  и
дорожной гари. Глаза почти ничего  не  видели,  вместо  яркого  солнечного
света перед ним  внезапно  сгустились  сумерки.  В  любую  минуту  он  мог
потерять сознание. Тогда ему точно пришел конец.
   Сделав над собой невероятное усилие,  Лукас  взглянул  вверх  и  сквозь
красные круги и ослепительные искры, вспыхивавшие у  него  перед  глазами,
различил водительскую дверь кабины, которая показалась ему страшно далекой
и совершенно недостижимой. Двигатель был заглушен, дверь  плотно  закрыта.
Лукасу показалось, что кабина  издевается  над  собственным  хозяином.  Он
снова сделал попытку подползти поближе, но тело уже не слушалось  его.  Он
был парализован страшной болью.
   Теперь он уже был  в  нескольких  дюймах  от  кабины,  но  силы  быстро
покидали его. Приподнявшись всем телом, он попытался открыть дверь кабины,
но рука не слушалась.
   - П-по-помогите!!!
   Дверь, словно по волшебству, неожиданно распахнулась.
   Лукас замер на месте. В кабине кто-то был, и этот кто-то быстро и умело
включил зажигание и завел двигатель. Из выхлопной трубы вырвалось  облачко
дыма. Незнакомец в кабине тут же наклонился к пассажирской двери и ее тоже
распахнул настежь. А потом мгновенно исчез.
   Лукас забрался на ступени подножки  и  с  криком  отчаяния  ввалился  в
кабину. Оказавшись на водительском сиденье, он  тут  же  нажал  на  педаль
газа. Двигатель радостно взревел. И тут в кабину  с  пассажирской  стороны
упало обмякшее тело Софи. Рот у нее был распахнут  в  немом  крике,  глаза
крепко зажмурены, с нижней губы стекала тоненькая струйка слюны.
   Лукас рванул на себя рычаг переключения скоростей.
   Молоденький  парень,  все  еще  возившийся  с  заправкой,  едва   успел
отскочить с криком:
   - Сукин сын! Ты что это творишь?!
   "Черная Мария" рванула с места,  заправочный  пистолет  так  и  остался
торчать в ее баке. Двигатель  взревел,  словно  разъяренный  динозавр,  из
трубы  вылетело  облако  выхлопных  газов,  заскрежетали  задние   колеса,
поднимая в воздух тучи пыли и мелкого гравия, и тяжелый  грузовик  умчался
со стоянки. Заправочный пистолет переломился надвое, и  дизельное  топливо
фонтаном брызнуло на землю.
   Сидя в кабине, Лукас пытался перевести дух и прийти в себя. На какую-то
долю секунды ему даже показалось, что  сейчас  он,  как  Мелвил,  вспыхнет
живым факелом. Но как только грузовик начал набирать скорость,  все  стало
понемногу возвращаться на свои места. Жжение в желудке  утихло,  вернулась
острота зрения. Он открыл окно, и ветер обдувал его мокрое от пота лицо.
   В эту секунду он почувствовал себя наркоманом, принявшим приличную дозу
героина. Облегчение пришло так быстро, что, казалось,  сам  факт  движения
действует на него, как наркотик.
   Обернувшись к Софи, Лукас внимательно посмотрел на ее измученное лицо.
   - Ты как? Оклемалась?
   Софи глубоко дышала, вытирая рот краем футболки. Ее щеки покраснели,  в
глазах стояли слезы.
   - Не знаю... - едва слышно ответила она и  отвернулась  к  окну.  -  Ты
видел, кто это был? Ты узнал того, кто помог нам?
   Сделав несколько глубоких вдохов, Лукас провел ладонью  по  вспотевшему
лбу и взглянул в боковое зеркало.
   - Нет, я не успел как следует рассмотреть его.
   - О Боже... - всхлипнула Софи и открыла окно со своей стороны. Грузовик
уже подъезжал к выходу  на  скоростное  шоссе,  но  позади  еще  виднелась
автостоянка супермаркета Стаки.
   - Кто же это мог быть? -  пробормотал  Лукас,  всматриваясь  в  зеркало
заднего вида, в котором отражалась толпа горожан, собравшихся на  стоянке.
Они показывали пальцами в сторону  удалявшейся  "Черной  Марии"  и  что-то
кричали. Молоденький  служащий  заправочной  станции  лихорадочно  пытался
заткнуть фонтан дизельного топлива, бивший из сломанного автомата.
   Внезапно Лукас заметил две человеческие фигурки, торопливо  бежавшие  в
сторону припаркованного на обочине  старого  школьного  автобуса.  Старик,
одетый в выцветшую старую рубаху, полотняные штаны и кроссовки, и  паренек
в рваных джинсах, с длинными непослушными волосами. Паренька  Лукас  узнал
сразу.
   Это был Анхел Фигероа.



13. СКЛЕП

   - Эй! Есть  тут  кто-нибудь?!  -  Делберт  уже  третий  раз  принимался
барабанить кулаками в железные ворота.
   Что-то тут было не так. Собственно говоря, все пошло  кувырком  с  того
момента, как на взятой напрокат  машине  он  съехал  с  главного  шоссе  в
сторону болот. Прежде всего выяснилось, что сержант  полиции  Пойнт-Сирена
дал ему ошибочные указания,  как  добраться  до  кладбища  Хокинса.  Почти
двадцать минут Делберт колесил в поисках нужного поворота, причем  колесил
совсем не там. Когда же он наконец  нашел  старое  заболоченное  кладбище,
выяснилось, что входные ворота крепко заперты.
   Делберт постучал в четвертый раз. Костяшки пальцев стали уже оранжевыми
от ржавчины.
   - Откройте! Полиция!
   В ответ - лишь дальние крики пеликанов, гнездившихся на  побережье,  да
лягушачье кваканье.
   Отойдя на несколько шагов, Делберт принялся разглядывать  главный  вход
кладбища. По обе стороны ворот, словно  стражи,  стояли  огромные  дубы  и
кипарисы. Их стволы были покрыты мхом. Во  влажном  воздухе  пахло  гнилой
рыбой и болотным газом. Лучи  полуденного  солнца  едва  проникали  сквозь
густую листву. Делберт еще раз взглянул на ворота. Покрытая мхом и  увитая
диким виноградом арка была очень  высокой.  На  ней  красовалась  надпись:
"МЕМОРИАЛЬНОЕ КЛАДБИЩЕ ХОКИНСА".
   Снова подойдя к воротам, Делберт еще раз постучал и закричал:
   - Черт пробери! Кто-нибудь откроет мне наконец?! Я из полиции!
   И тут за его спиной раздалось:
   - Руки вверх, паршивец!
   Делберт хотел обернуться, но получил прикладом ружья  по  шее.  Выронив
чемоданчик с инструментами, он завопил:
   - Подождите секундочку!
   Сунув  руку  в  карман,  чтобы  достать  свое  удостоверение,   Делберт
оглянулся, но не успел он разглядеть нападавшего,  как  тяжелый,  кованный
железом башмак пнул его в грудь. Зашатавшись, Делберт  шлепнулся  в  грязь
рядом с воротами. И тут он наконец разглядел нападавшего.
   Женщина. И какая! Таких громадных теток он еще никогда не видел.
   - А ну, подними руки! - рявкнула громовым голосом Бабетта Дадли, взводя
курок своего ружья.
   Чернокожая великанша с пышной шевелюрой  жестких  курчавых  волос  была
одета в засаленную  рабочую  робу,  едва  не  лопавшуюся  на  ее  огромном
шарообразном животе. В ушах и  на  запястьях  сверкало  великое  множество
африканских  украшений.  Глаза  прятались  за  огромными   солнцезащитными
очками. Ткнув дулом чуть ли не в лицо Делберту, она снова рявкнула:
   - У тебя уши воском заклеены, что ли?
   - Я из округа Пеннингтон, департамент шерифа! - взмахнул дрожащей рукой
Делберт. - Ваш шеф, Таггард, должен был позвонить  вам  и  предупредить  о
моем визите!
   Некоторое время Бабетта подозрительно рассматривала Делберта, потом  ее
черное толстое лицо расплылось в широчайшей улыбке, и  она  опустила  свое
ружье.
   - Черт побери! Извини,  приятель.  Меня  зовут  Бабетта  Дадли.  Я  тут
работаю смотрителем.
   Поразительно легко наклонившись, она протянула ему руку и легко помогла
подняться. Моррисону  показалось,  что  его  поднял  не  человек,  а  вилы
автопогрузчика. В сильном смущении он торопливо отодвинулся  от  великанши
и, когда она отперла ворота, поспешно двинулся вслед за ней.


   - Это и есть склеп?
   Делберт стоял на  пороге  часовенки,  высеченной  из  мрамора,  заметно
пострадавшей от времени и сорняков.
   - Так точно, - ухмыльнулась  Бабетта  и  двинулась  к  боковой  дверце,
частично скрытой от глаз диким виноградом.  Остановившись,  она  принялась
рыться в необъятном  кармане  в  поисках  нужного  ключа.  -  Это  и  есть
последнее пристанище всех Дега.
   Встав рядом с Бабеттой, Делберт махнул в сторону склепа и спросил:
   - И часто у вас бывало, что кто-нибудь нарушал покой могил?
   - Я бы так не сказала.
   - Сколько раз случались подобные варварства?
   На мгновение задумавшись, Бабетта ответила:
   - При мне - только раз, в 1983 году.
   - Вы что, шутите?
   - Клянусь Всевышним, святая правда!
   Делберт внимательно оглядел фамильный склеп Дега. Укрытое от  солнечных
лучей захоронение  выглядело,  пожалуй,  мрачновато.  По  периметру  росли
огромные  вековые  кипарисы,  накренившиеся  на  влажной  болотной  почве.
Надгробные плиты были почти полностью скрыты зарослями сорняков  и  дикого
винограда. Надгробные памятники в ужасном состоянии - полуразрушенные,  со
стертыми надписями, они сильно пострадали от времени и океанских бризов.
   Обернувшись к толстухе, Делберт спросил:
   - Не могли бы вы рассказать мне, как это все тогда случилось?
   Бабетта продолжала сосредоточенно искать нужный ключ.
   - Да тут и рассказывать-то нечего. В один прекрасный день я задержалась
здесь чуть ли не до полуночи, а когда  снова  пришла  на  следующее  утро,
склеп Дега стоял открытый.
   Делберт посмотрел на крышу сооружения и задал еще один вопрос:
   - А легко проникнуть в такой вот склеп?
   - Очень даже легко, - пробормотала Бабетта. - А,  вот  он!  -  радостно
вскричала она, обнаружив наконец нужный ключ.
   Повернувшись к двери, она вставила  ключ  в  большой  висячий  замок  и
открыла дверь.
   - Осторожнее, приятель! Там темно,  -  предупредила  Делберта  Бабетта,
первой ныряя в темноту склепа.
   На мгновение Делберт замер, не решаясь идти за ней. Ладони у него стали
мокрыми, желудок сдавил спазм. Так он простоял на пороге минуту, а  может,
и   две,   размышляя   о   легкомыслии   принятого   им   решения    стать
экспертом-криминалистом.  Наверное,  он   переоценил   свои   возможности.
Следовало бы пойти в дорожную полицию, а не...
   - Ты что, весь день  там  стоять  будешь?  -  прервал  его  размышления
грубоватый голос Бабетты.
   Делберт вспомнил о своем старом отце, о  том,  как  он  гордился  своим
сыном-полицейским, и, собравшись с духом, отважно шагнул  вперед,  бормоча
молитвы и не выпуская из рук чемоданчик с инструментами.
   И оказался в кромешной тьме. Если бы не тонкий лучик солнечного  света,
проникавший сквозь полуоткрытую дверь, он  почувствовал  бы  себя  слепым,
словно летучая мышь. К счастью, света  от  двери  было  достаточно,  чтобы
различить пыльный каменный пол и пару дорических колонн.
   Делберт задержал дыхание и сделал несколько осторожных шагов.  Под  его
башмаками поскрипывал мельчайший гравий. В  воздухе  стоял  запах  старого
сухого камня и еще чего-то, как будто залежавшихся специй.
   - Это здесь, - раздался из тьмы голос Бабетты. Послышался металлический
щелчок, и  помещение  внезапно  озарилось  неярким  светом  ее  карманного
фонарика.
   Оглядевшись, Делберт  с  удивлением  увидел,  что  все  стены  исписаны
непонятными символами  и  словами.  Поспешно  нацарапанные  чем-то  черным
надписи несколько побледнели от времени, некоторые  знаки  и  вовсе  почти
пропали, особенно там, где Бабетта мыла стены влажной тряпкой. Видны  были
непонятные слова: АККОН ДРИ, ДАЛИМУС, ЗИЗИМУТ, Е ЮЛ.
   Рядом были начертаны пентаграммы и непонятные арабские буквы.  Все  это
не имело никакого смысла, но волосы у Делберта встали дыбом.
   Приблизившись  стене,  он  стал  внимательно  вглядываться  в  надписи,
одновременно пытаясь открыть свой чемоданчик с  инструментами.  Собственно
говоря, он хотел сделать несколько  фотографий,  но,  проведя  пальцем  по
поверхности одной из надписей, так и застыл на месте.
   - Это что, засохшая кровь?
   - Да, - кратко отозвалась Бабетта. - Полиция  считает,  что  это  кровь
овцы или коровы. Наверное, какие-то слишком умные сорванцы хотели напугать
местных жителей...
   Следуя за лучом карманного фонарика Бабетты, Делберт попал в  небольшой
альков. Толстуха повела фонариком вокруг гробницы.
   - Эти негодяи все тут разграбили и разорили - и фамильные  ценности,  и
бронзовые статуэтки, и вообще все...
   Делберт заглянул через плечо чернокожей великанши в узкий туннель,  где
находились другие захоронения:
   - А тела умерших были потревожены?
   - Да нет, похоже, они пришли сюда просто пограбить.
   С бешено колотящимся сердцем Делберт заглянул в туннель, где  покоились
гробы. В  самом  дальнем  конце  туннеля,  в  большой  нише,  стоял  самый
разукрашенный гроб, вся поверхность которого, покрытая  древней  паутиной,
была исписана таинственными надписями и словами.
   -  Минуточку,  -  проговорил  он,   заметив   какой-то   непорядок,   и
непроизвольно стиснул зубы. - Посмотрите-ка вон туда, где стоит  последний
гроб...
   Бабетта молча повиновалась. Луч фонарика, скользнув по  другим  гробам,
остановился на самом большом. Делберт смотрел - и никак не мог понять, что
же привлекло его внимание, и тут заметил, что крышка несколько сдвинута.
   - Похоже, крышка не на месте, - пробормотал он.
   Взглянув на гроб, Бабетта тихо выругалась на каком-то непонятном  языке
и двинулась через весь проход  к  дальнему  гробу.  Усилием  воли  подавив
охвативший его ужас, Делберт заставил себя последовать за ней.
   Бабетта посветила на крышку гроба. Да, действительно, крышка  оказалась
слегка сдвинутой в сторону. К тому же она еще была и  заметно  поцарапана,
словно кто-то силой пытался отодвинуть ее, и царапины были совсем свежими.
   - Это гроб Мориса Дега, - тихо сказала Бабетта. - Надо бы проверить все
погребение.
   Она решительно отодвинула крышку в сторону, и взору Делберта  открылись
останки Мориса Дега. Помощник шерифа выронил свой чемоданчик. От удара  он
раскрылся, и все его  содержимое  разлетелось  в  стороны.  Увеличительное
стекло  разбилось  вдребезги,  порошок  для  снятия   отпечатков   пальцев
рассыпался, кассеты с фотопленкой треснули, фотоаппарат раскололся надвое,
стеклянные пробирки раскатились по всему склепу.
   - Господи Иисусе! - выдохнула Бабетта, зажимая  рот  рукой  и  в  ужасе
глядя на тело.
   Делберт вдруг осознал, что почти утратил контроль над  собой  и  стоит,
оцепенев от ужаса. Единственное, что ему сейчас хотелось, -  это  поскорее
выбраться на воздух, но он не мог  ни  сдвинуться  с  места,  ни  оторвать
взгляд от того, что лежало в гробу.
   Из многочисленных учебников Делберт знал, что процесс  разложения,  так
называемое омыление жиров, всегда происходит по одной и той же схеме -  со
временем  кожа  слезает,  а  прочие  ткани  превращаются  в   мылоподобное
вещество. В результате труп становится похожим на оплывшую куклу.
   Этот же, похоже, разрушался совершенно иначе.
   Тело Мориса Дега съежилось, превратилось в маленькую коричневую  мумию.
Уменьшившееся в несколько раз лицо карикатурно выглядывало из  казавшегося
огромным воротника  погребального  костюма.  Съежились  и  высохли  ручки,
высовывающиеся из широченных манжет, сложенные на груди покойного.
   - Пломба на месте...  -  пробормотала  Бабетта,  вглядываясь  в  крышку
гроба, но Делберт не слышал ни единого ее слова.  Его  мысли  были  заняты
другим. Внезапно он  почувствовал,  как  к  горлу  подступает  тошнота,  и
дрожащей рукой зажал рот.  С  великим  трудом  заставив  собственные  ноги
повиноваться приказу мозга, он повернулся и, шатаясь, побрел прочь.
   Бабетта задержалась возле гроба. Она никак не могла взять в толк, зачем
этим паршивцам понадобилось творить такое! Хотя  старик  Дега  никогда  не
пользовался  любовью  чернокожих  жителей  городка  и  был  известен   как
отъявленный расист, но чтобы так надругаться над могилой!..
   - Стыд и срам...
   Прежде чем снова закрыть крышку гроба, Бабетта  еще  раз  взглянула  на
правую руку покойника. Кисть была отрезана.
   Какими-то здоровенными садовыми ножницами.



14. РЕЛИКВИЯ

   - Отзовитесь... канал не... фффффф... шшшшшш!..
   Софи испробовала все способы, чтобы настроить  рацию  на  неразборчивую
скороговорку, но у нее ничего  не  вышло.  Схватив  микрофон,  она  громко
сказала:
   - Вызываю Анхела! Вызываю Анхела! Ты  слышишь  меня?  Отзовись!  Прием!
Прием!
   Сквозь страшный шум и треск до нее слабо донеслось:
   -   ффффф...   шшшшшш...   пытаюсь...   сссс...    тттттттш...    вы...
тттттптттттттт...
   - Попробуй переключиться на тринадцатый, - посоветовал Лукас, вытягивая
шею, чтобы получше разглядеть в зеркале школьный автобус.
   Софи кивнула и прокричала в микрофон:
   - Вызываю Анхела Фигероа!  Переходи  на  тринадцатый  канал!  Повторяю!
Переходи на тринадцатый канал!
   - шшш... ффф... не могу... ффф... шшшш...
   - Подожди-ка!
   У Софи появилась идея. Порывшись в отделении для перчаток, она  достала
оттуда большой фломастер. Сунула руку под сиденье, обнаружила  там  связку
старых бортовых журналов и  маршрутных  карт.  Оторвав  картонную  обложку
одного  из  журналов,  она  написала  на  ней  крупными   буквами:   КАНАЛ
ТРИНАДЦАТЬ. Потом передала картонку Лукасу:
   - Покажи им!
   Лукас выставил импровизированный плакат в окно.
   Спустя несколько секунд по рации раздался голос Анхела:
   - Алло? Софи... ты слы... меня?
   - Слышу тебя, но очень плохо. Говори погромче, амиго!
   - А как сейцас?
   - Отлично, Анхел! Гораздо лучше! Как ты нашел нас?
   - Вы зе говорили, что поедете в Сент-Луис. Мой дядя Флако долго работал
водителем скольного автобуса, и это фоссе он знает как свои пять  пальцев.
Мы следуем за вами вот узе миль сто, не меньсе. Прием!
   Софи глянула на Лукаса, который не сводил глаз с дороги, и поняла,  что
он все еще не оправился от  пережитого  ужаса.  Челюсти  крепко  стиснуты,
уголки рта сурово опущены, на висках пульсируют  вены.  И  все-таки  Лукас
производил впечатление сильного  духом  человека,  и  это  поразило  Софи.
Мускулистые руки крепко сжимали руль, в глазах светилось бычье упрямство.
   Софи вновь взяла в руки микрофон:
   - Анхел, почему ты не пытался раньше связаться с нами по рации?
   - Да я все время пытался, но наса рация оцень плохо работает, и я никак
не мог правильно выбрать канал. Прием!
   Софи взглянула в зеркало заднего вида и увидела в  сотне  футов  позади
грузовика старенький  школьный  автобус,  испещренный  ржавыми  пятнами  и
царапинами. Казалось, его сдувало ветром, такой он был легкий. И  как  это
она раньше не заметила это ископаемое? Впрочем, она была занята совершенно
иным.
   Софи снова поднесла ко рту микрофон:
   - Анхел, скажи, а зачем вы с дядей следуете за нами?
   Последовала  короткая  пауза,   во   время   которой   слышалась   лишь
приглушенная испанская скороговорка. Наконец Анхел сказал:
   - Позвольте познакомить вас с моим дядей Флако... одну минутоцку...
   Послышались треск  и  шорох  -  похоже,  микрофон  передавался  другому
человеку - а потом раздался тихий старческий голос:
   - Буэнос диас, друзья. Меня зовут Флако Фигероа,  я  дядя  Анхела.  Мне
очень жаль, что... ффффф... ссссс...
   Голос старика потонул в помехах. Софи проговорила в микрофон:
   - Мистер Фигероа? Не смогли бы вы повторить сказанное? Мы вас потеряли!
   - Я сказал, что сожалею о тех печальных  обстоятельствах,  при  которых
происходит наше знакомство. Когда  мой  племянник  рассказал  о  том,  что
произошло с вами утром, я понял, что должен вам помочь.
   Поразмыслив над его словами, Софи сказала:
   - Я не понимаю вас.
   - Это трудно объяснить...
   - Что - трудно объяснить?
   - Саму ситуацию... в которой все мы оказались.
   - Какую ситуацию?
   - Простите мой плохой английский. Даже прожив почти тридцать лет в этой
стране, я... ффф... ссс...
   Голос старика снова потонул в  радиопомехах.  Софи  быстро  глянула  на
Лукаса. Он хмурился и недовольно ерзал на своем  сиденье.  Казалось,  весь
этот разговор раздражал его. Выхватив из рук Софи микрофон, он сказал:
   - Мистер Фигероа, меня зовут Лукас Хайд. Моя напарница и  я  благодарим
вас за оказанную помощь. Но теперь у нас все в  полном  порядке.  Поверьте
мне, у нас все отлично!
   Повисла   пауза,   прерываемая   лишь    потрескиванием    статического
электричества. Потом по рации раздался голос старика:
   - Мистер Хайд, прошу вас, расскажите мне, что с вами случилось.
   - Вы имеете в виду то, что произошло возле лавки ростовщика? Да  ничего
особенного! Просто нам стало слегка не по себе. Знаете, мы выпили  слишком
много кофе...
   В ответ -  взрыв  помех  и  быстрая  испанская  скороговорка.  Потом  -
раздался голос старика:
   - Мой племянник сказал, что утром сгорел заживо молодой парень.
   - Да, это был несчастный случай, - не раздумывая ответил Лукас.
   - Несчастный случай?
   - Именно так.
   - А не было ли тут какого-либо проклятия?
   Лукас раздражался все больше, но старался все же держать себя в руках.
   - Послушайте, предлагаю не обсуждать эту ерунду по рации. Сегодня  меня
уже чуть не арестовали, и мне вовсе не хочется,  чтобы  дорожная  полиция,
слушая наш  разговор,  решила,  что  мы  опасные  психи,  разъезжающие  по
американским дорогам. Компрендо?
   Воцарилась неловкая пауза. Потом старик снова заговорил, и в голосе его
на этот раз звучали умоляющие нотки:
   - Мистер Хайд, я вовсе не хочу накликать на вашу голову неприятности. Я
простой человек. Я не очень умный. Но я верю в Спасителя нашего.
   - Я не хотел обидеть вас. Я просто сказал...
   Тут в разговор вмешалась Софи. Она всем  своим  существом  чувствовала,
что им стоит выслушать старика до конца, и выслушать очень внимательно.
   - Мистер Фигероа, с вами говорит Софи Коэн. Прошу вас, продолжайте.  Мы
вас очень внимательно слушаем.
   Лукас метнул на нее сердитый взгляд и уже  хотел  было  сказать  что-то
резкое, как по рации снова раздался голос старика:
   - Мне кажется, лучше всего будет начать с объяснения, почему я здесь...
   - Звучит вполне убедительно, - подбодрила его Софи.
   - Вчера вечером мне было видение... Я верю, что  оно  было  от  Бога...
ффффф... ссссс... когда сегодня утром на пороге показался мой племянник, я
понял, что был прав...
   - Мы снова ненадолго  потеряли  с  вами  связь,  -  извиняющимся  тоном
сказала Софи. Во рту у нее все пересохло от волнения. -  Вы  сказали,  что
вам было видение... какое отношение это имеет к нам?
   Лукас внезапно ударил кулаком по приборной панели:
   - К черту всю эту дурь! Софи, ты же не настолько глупа, чтобы...
   Тем временем старик продолжал:
   - Не могу сказать ничего определенного, но я уверен в том, что это было
предостережение для всех нас...
   - Что это было за видение? - отрывисто спросила Софи.
   - Кисть человеческой руки.
   - Кисть руки? - У Софи перехватило горло.
   - Черной руки, - проговорил старик.
   Лукас хотел было что-то  сказать,  но  Софи  знаком  остановила  его  и
произнесла в микрофон:
   - Так вы видели... черную руку?
   В ответ - лишь шипение и потрескивание помех. Софи стало  не  по  себе.
Бешено стучало сердце, ее бросало то в жар, то в холод. И в это  мгновение
неосознанного ужаса она вдруг вспомнила дни, проведенные в Сан-Франциско в
обществе раввина Мило Клейна - посвященного.
   Стоило ему немного выпить, и он всегда говорил: "Откройте глаза свои, и
под внешней оболочкой этого мира вам откроются вещи чудесные и пугающие".
   Софи познакомилась с Мило в 1982 году на выставке-продаже продуктов для
здорового питания. Хотя экспонировалась не традиционная кошерная  пища,  а
классическая вегетарианская продукция, выставка все же привлекла  внимание
обладавшего независимым характером и презиравшего условности раввина. Софи
сразу почувствовала расположение к этому человеку и впоследствии  довольно
часто навещала его жилище на Рашен-хилл, проводя долгие вечера за  бокалом
вина и бесконечными рассуждениями на метафизические темы. Они всегда  были
только друзьями. Честно говоря, Софи даже подозревала, что  Мило  -  левой
ориентации. Впрочем, для нее это не имело  решительно  никакого  значения.
Небольшого роста, темноволосый, ладно скроенный раввин очень нравился ей.
   Мило  увлекался  изучением   каббалистики   -   эзотерической   системы
иудейского мистицизма. Он мог часами говорить о  невероятном  разнообразии
магических  приемов,  о  замечательной  мудрости  и   великой   духовности
каббалистических текстов. Он приводил сложные цитаты из  древних  книг  по
поводу призраков, реинкарнации души и психической энергии. Самой  пугающей
частью каббалистики была сложная и запутанная демонология, в которой  даже
Мило не смог разобраться до конца.
   "Так открой же свои глаза, женщина..."
   Голос старика прервал ее воспоминания.
   - В Мексике, - сказал Флако, - у местных цыган бытует поверье  о  некой
Руке Зла.  Это  очень  древнее  предание,  я  услышал  его  еще  в  раннем
детстве... ссссс... ффффф...
   Софи принялась лихорадочно крутить ручки настройки.
   - Флако? Флако, вы слышите меня?
   После короткого взрыва радиопомех из приемника донеслось:
   - Да, слышу вас.
   - Видите ли, в чем дело... - Софи говорила, тщательно подбирая слова. -
Мы с Лукасом нашли небольшую безделушку, талисман, который  был  в  машине
погибшего парня.
   У нее сдавило горло от страха, но после  секундной  паузы  она  все  же
продолжила:
   - Это был... ну, это... что-то вроде...
   Лукас взял микрофон:
   - Ах, как страшно! Это была маленькая черная рука! Ну и что с того?!
   По рации послышалась приглушенная испанская скороговорка.
   Покачав головой, Лукас сказал в микрофон:
   - Ну ладно, повеселились и будет! Похоже, наши шутки и так  уже  далеко
зашли!
   Порывшись в кармане жилета, он нашел скомканный носовой платок и извлек
из него сморщенную руку.  Потом  резким  движением  опустил  стекло  своей
двери, и в кабину ворвался пахнущий навозом и горячей  смолой  воздух.  Во
все глаза глядя на Лукаса, Софи спросила:
   - Что ты собираешься делать, Лукас?
   - То, что мне надо было сделать еще пару часов назад!
   И он швырнул талисман на дорогу.


   Флако хотел было что-то сказать в микрофон, как вдруг увидел вылетевший
из окна  Лукаса  крошечный  предмет.  Как  только  он  коснулся  дорожного
покрытия,  его  тут  же  охватило   пламя.   Маленький   пылающий   шарик,
подпрыгивая, катился прямо под колеса автобуса.
   - Берегись! - закричал Флако Анхелу.
   Анхел резко свернул в сторону Ударившись о  передний  бампер,  огненный
шарик подпрыгнул и упал на капот, потом оказался на лобовом стекле.  Флако
инстинктивно зажмурился, словно шарик мог проникнуть в салон прямо  сквозь
стекло. Тем временем шарик, ударившись о лобовое стекло, взорвался, словно
осколочная граната, рассыпая во все стороны ослепительные фонтаны искр. На
какую-то долю секунды эти  взметнувшиеся  вверх  и  в  стороны  фонтанчики
образовали контур человеческой руки с широко растопыренными пальцами.  Это
была рука из видений Флако. Последовала еще одна ослепительная вспышка,  и
воспламенившийся шарик исчез.
   - Боже мой, Боже мой... - прошептал Флако, чувствуя, как у него сдавило
грудь. Ему не хватало воздуха, но он изо всех  сил  старался  не  обращать
внимания на боль, страх и сомнения.  Нет,  он  не  позволит  злу  одержать
победу!
   Анхел выровнял автобус и спросил:
   - Дядя! Цто с тобой?
   - Все отлично! Просто меня слегка тряхнуло!
   Откинувшись на спинку сиденья, Флако убрал с лица прядь седых  волос  и
вытер вспотевший лоб. На нем была его любимая рубашка с ручной вышивкой на
нагрудных карманах. Ее вышила Луиза. Эта рубашка приносила ему удачу, и он
был уверен, что именно теперь для нее самое время...
   - А цто это было? - спросил Анхел, изо всех сил стараясь не отстать  от
грузовика. Длинные волосы паренька были теперь убраны назад  и  стянуты  в
конский  хвостик,  на  обезображенном  лице  появилось  суровое  выражение
крайней  решимости.  Идея  последовать  за  "Черной  Марией"  на  школьном
автобусе принадлежала дяде, но теперь и сам Анхел начинал беспокоиться  за
своих друзей.
   - Цто это было? - повторил он.
   - Не  знаю,  но,  кажется,  догадываюсь,  -  ответил  Флако,  возясь  с
микрофоном. - Алло, мистер Хайд! Вы слышите меня?
   В ответ из старенького приемника донеслось:
   - ...слышу вас... руки больше нет...
   - А что вы с ней сделали, мистер Хайд?
   Флако терпеливо ждал ответа.
   Наконец донесся голос Лукаса:
   - Просто выбросил в окно...
   Флако с досадой потер подбородок и сказал:
   - Не уверен, что это была хорошая идея.
   - ...сссссс...  фффффф...  теперь  все  позади,  старина.  Мы  искренне
благодарим вас за помощь, но теперь все кончилось.
   - Я не уверен,  что  все  действительно  осталось  позади,  -  печально
произнес Флако.
   - Ну, извините, не хотел вас обидеть, -  послышался  в  ответ  сердитый
голос   Лукаса,   -   просто   я   не   верю   во   всю   эту    чепуху...
ттттттттттттттптттшттштп... ффффффффф... сссссссс... никогда не верил и не
поверю...
   - Жаль, я не в силах все как следует объяснить вам, - сказал  Флако,  -
но это... cosa de fe... как это будет по-английски...
   Прикрыв ладонью микрофон, старик спросил у Анхела:
   - Как это сказать по-английски, сынок?
   Немного подумав, Анхел ответил:
   - Реликвия, казется.
   Флако повторил в микрофон:
   - Это была реликвия, мистер Хайд. Вы должны поверить  мне.  Именно  эту
руку я видел... Мы попали в очень серьезное положение, мистер Хайд...
   -  ...какое,  к  черту,  положение...  моя  напарница...   она   слегка
нервничает, вот и все...
   - Мистер Хайд, вы верите в Бога?
   - Наш разговор становится слишком скучным...
   - Хорошо. Вы верите в судьбу?
   Воцарилась долгая пауза. Потом из приемника донесся голос Лукаса:
   - Я верю в то, что человек способен сам себе внушить черт знает что.
   - Я знаю... я верю, что наше с племянником присутствие рядом с  вами...
и все эти события... я верю, что это наша общая битва... надеюсь, вы  меня
понимаете?
   Ответа не последовало.
   - Мистер Хайд? Вы слышите меня?
   В ответ донеслось лишь шипение и потрескивание,  смешанное  с  далекими
отголосками разговоров на других каналах.
   - Мистер Хайд?
   - Покрути руцку настройки, - вмешался Анхел.
   Флако послушно стал крутить  ручку  настройки,  но  у  него  ничего  не
получалось. Внезапно его  охватила  тревога.  Сквозь  какофонию  звуков  и
шипение помех прорезался пронзительно-высокий, поначалу очень далекий,  но
становившийся все ближе с каждой секундой звук, похожий на  протяжный  вой
неведомого зверя.
   В отчаянии Флако хлопнул ладонью по старенькой рации и пробормотал:
   - Отзовитесь же, мистер Хайд! Ну же! Пожалуйста!
   Вдруг прорезался голос Софи, то и дело прерываемый сильными помехами:
   - ...ако... ффффффф...  шшшшшшш...  толкуете  их?  Повторяю  -  как  вы
толкуете ваши видения? Флако... шшшшшшш... ффффффф...  ссссссс...  слышите
меня?
   Прежде чем ответить ей,  Флако  бросил  взгляд  на  своего  племянника,
крепко  державшего  руль  и  не  сводившего  глаз  с  дороги.  О,  у  него
благородная душа и острый ум! Он всегда  заботился  и  поддерживал  своего
старого, выжившего из ума дядюшку, делил с  ним  и  радость,  и  горе.  На
какое-то мгновение Флако вдруг почувствовал себя безмерно виноватым  перед
мальчиком за то, что втянул его в эту безумную затею.
   Но потом он понял, что именно так и должно было  быть.  Им  обоим  было
предназначено в этот день оказаться на стареньком школьном автобусе,  едва
поспевавшем за мощным "кенвортом".
   - Если быть до конца честным, - начал Флако, - я и сам не очень понимаю
значение моих видений.
   - Но что вы о них думаете?
   Флако ощутил привычную волну страха, поднимающуюся откуда-то из живота.
Он мгновенно покрылся холодным  потом.  Всю  свою  сознательную  жизнь  он
боялся сам себе ответить на этот вопрос.  Но  теперь,  когда  часы  судьбы
начали отсчет времени, он непременно должен был найти ответ.
   - Одну секунду, мисс Коэн, - сдавленным голосом  произнес  он,  пытаясь
справиться с подступившей тошнотой.
   Пришло время разобраться.
   Поднявшись, Флако сказал:
   - Держи руль крепче, Анхел, мне нужно кое-что проверить в задней  части
салона.
   Он направился к  алтарю.  Пораженные  артритом  ноги  при  каждом  шаге
подгибались  под  ним.  Добравшись  до  цели,  он  упал  на  колени  перед
основанием алтаря. Сделанное из клееной фанеры и мягкой проволочной сетки,
оно было покрыто зеленым бархатом и огорожено картонными коробками  из-под
обуви, каждая из которых была тщательно заклеена  пожелтевшей  от  времени
липкой лентой. В этих коробках хранились дорогие его сердцу вещи.
   Он открыл первую коробку.
   Сначала его глазам предстала пожелтевшая газетная бумага. Стоило к  ней
прикоснуться, и бумага буквально рассыпалась в его руках.
   Внутри лежали священные для Флако предметы.
   Белое перо тукана, подаренное ему  на  тринадцатилетие  дядей  Рамоном.
Выцветшие  от  времени  фотографии  матери,  тетки  и  бабушки,  бронзовая
статуэтка, изображавшая скелет  верхом  на  лошади,  которую  подарил  ему
однажды отец. На самом дне, любовно обернутая в  тисненую  бумагу,  лежала
потемневшая от времени карманная  Библия.  Флако  осторожно  взял  в  руки
книгу, хранившую на переплете следы огня, и вновь увидел то, что случилось
с ним так давно...


   Пожар начался на кухне. Возможно, пламя занялось  от  тлевших  в  очаге
углей, и уже через несколько минут оно бушевало в крошечной кухне.
   Флако первым почуял дым. Он сел на кровати и встревоженно оглядел  свою
комнатку. Из-под закрытой двери виднелись оранжевые отсветы, слабо  тянуло
дымком. Потом Флако  уловил  слабое  потрескивание  пламени,  доносившееся
откуда-то по соседству.
   Ему тогда было десять лет, и его охватил такой ужас, что он не  мог  ни
закричать, ни сдвинуться с места. Казалось, одеяло превратилось в каменную
глыбу. Несколько ужасных мгновений он неподвижно сидел на постели,  каждую
секунду ожидая смерти. Он был абсолютно  уверен  в  том,  что  уже  ничего
нельзя сделать, чтобы потушить пожар.
   Но потом он вспомнил о родителях. Их спальня была дальше по коридору, а
сестренка спала в соседней с ним комнате. На миг он представил  себе,  что
никогда больше не увидит никого из них. Отчаяние придало ему силы. Вскочив
с постели, Флако натянул штаны и выбежал из комнаты. Проникнув  на  кухню,
он сразу же ощутил сильный жар. Язычки пламени, подобно алмазным  змейкам,
струились по деревянным стенам. Под потолком собралось  облако  удушливого
дыма. Поколебавшись несколько мгновений, Флако  пулей  вылетел  из  кухни,
зажав рот влажным носовым, платком.
   В мгновение ока он разбудил всю свою семью.  Отец  тут  же  поскакал  в
город за помощью, а остальные  собрались  вместе  на  небольшом  холме,  с
ужасом глядя, как гибнет в пламени  пожара  все  их  нехитрое,  нажитое  с
большим трудом добро. Потом прибежали соседи  с  одеялами  и  керосиновыми
фонарями. Мать Флако рыдала в голос. Сестра молилась.
   И тут маленького Флако охватило неведомое ему  дотоле  чувство,  словно
его мозг пронизала раскаленная игла. Он внезапно вспомнил, что  в  объятом
пламенем доме,  превратившемся  в  настоящий  ад,  осталось  что-то  очень
важное...
   Его Библия!
   Вырвавшись из рук матери, Флако  побежал  к  дому.  Огонь  полыхал  иже
повсюду. Он прижал ко рту мокрый носовой платок, задержал дыхание и  пошел
вперед. Добравшись  до  своей  комнаты,  он  выхватил  из  огня  Библию  и
невредимым выбежал из адского пламени. А  потом  он  упал  на  прохладную,
покрытую росой  траву,  стряхнул  золу  и  угольки  с  переплета  книги  и
разрыдался. Он опоздал: Библия почти полностью сгорела...
   Потом он  все  же  с  великой  осторожностью  раскрыл  ее  и  ахнул  от
удивления. Большая часть страниц превратилась в склеенный  жаром  монолит,
другие  выгорели  полностью.  Но  осталась  одна,  абсолютно  не  тронутая
страница. В самом конце, в Откровении  Святого  Иоанна  Богослова.  Только
одна страница.
   Страница Зверя.


   - "Кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?"  -  еле  слышно
прошептал Флако.
   - Дядя! - позвал Анхел. - Цто слуцилось, дядя?
   В его голосе звучала неподдельная тревога.
   - Да ничего не случилось, - как можно тверже  ответил  Флако,  украдкой
пряча пострадавшую от огня Библию в нагрудный карман. Потом он вернулся  в
кабину автобуса и занял свое прежнее место рядом с водительским креслом. -
Просто я кое-что вспомнил из своей долгой жизни.
   - Цто с тобой происходит, дядя? - все с той же тревогой спросил  Анхел.
- Тебя цто-то сильно гнетет...
   - Да ничего особенного не происходит,  -  притворно  равнодушным  тоном
отозвался старик.
   - А цто это была за стука, которую уництозил Лукас?  -  после  короткой
паузы спросил Анхел.
   - Я и сам бы хотел знать... - задумчиво произнес Флако.
   В этот момент по рации раздался голос Софи:
   - Алло? Мистер Фигероа? Вы слышите меня? Прошу вас, отзовитесь! Прием!
   Флако взял в руки микрофон:
   - Пожалуйста, зовите меня просто Флако.
   - Хорошо, Флако, - тут же отозвалась Софи, и  в  ее  голосе  прозвучало
тревожное ожидание. - Вы так и не ответили на мой вопрос. Как вы  толкуете
ваши видения?
   Флако хотел уже что-то ответить, но осекся.
   До его слуха  вновь  донесся  уже  знакомый  жуткий  звук,  похожий  на
нестерпимо пронзительный вой раненого хищника.
   Горло старика сдавило железными тисками. Он  внезапно  понял,  что  вой
доносился вовсе не по рации.
   Этот вой раздавался в его голове... Именно  этот  ужасный  звук  всегда
сопровождал его видения в детстве.
   Только теперь Флако понял, что это был вой преследовавшего их Зверя!
   С трудом переведя дыхание, старик  взял  микрофон  дрожащими  руками  и
мрачно произнес:
   - Друзья мои, похоже, наши дела действительно очень плохи...



15. ПЕСНЬ

   - Дикари!!!
   - Не надо, Мадам!
   Она протянула в сторону свой захват и свалила на пол еще одну  склянку.
Стекло со звоном разбилось, и на ковер брызнула бычья кровь,  смешанная  с
соком одуванчика.
   - Мадам, пощадите ваше горло!
   - ДПДДДД-ИККККК - ДИКАРИ!!!
   - Прошу вас, успокойтесь!
   Шофер попытался выхватить из ее  единственной  здоровой  руки  стальное
приспособление, не выпуская при этом руль.
   - Мадам, прошу вас!..
   - Мерзкие... грязные...
   - ...прошу вас, иначе вы...
   Еще одна аптекарская  склянка  со  внутренностями  какого-то  животного
стала жертвой ее руки, вооруженной стальным захватом. На потолок и боковое
стекло брызнула кровь.
   - Они... погубили...
   От дикой ярости она даже  не  могла  как  следует  выговаривать  слова.
Несколько минут назад она своими собственными  глазами  видела,  как  этот
проклятый негр вышвырнул драгоценный талисман  из  окна  своего  грузовика
прямо на дорогу! Ударившись о покрытие, талисман  тут  же  вспыхнул  ярким
пламенем. Ее священный талисман был  уничтожен!  Этого  Ванесса  не  могла
перенести. У нее было ощущение, словно кто-то воткнул  в  ее  искалеченный
позвоночник оголенный провод, и теперь она сама  была  наэлектризована  до
предела!
   - Талисман?.. - подсказал Эрик и тихо добавил: - Да, я все  видел...  я
тоже все видел...
   - Эрик... эти... варвары... уничтожили... мой... талисман.
   У Ванессы сдавило горло так, что она едва могла говорить.
   - Мадам, вам совершенно необходимо успокоиться!
   - ОНИ... ПОПЛАТЯТСЯ... ПОПЛАТЯТСЯ ЗА ЭТО!!!
   - Мадам, прошу вас...
   Ванесса внезапно замолчала. Крепко сжав челюсти, она стала приводить  в
норму дыхание и... думать... думать...
   Спустя минуту-другую Ванесса подвинула к себе  клавиатуру  портативного
компьютера, и ее трясущиеся пальцы лихорадочно заплясали по клавишам:
   ЭРИК - БУДЬТЕ - ВНИМАТЕЛЬНЫ - НЕ - УПУСКАЙТЕ -
   ИХ - ИЗ - ВИДУ - ПОВТОРЯЮ - НЕ - УПУСКАЙТЕ -
   ИХ - ИЗ - ВИДУ - ЧТО - БЫ - НИ - СЛУЧИЛОСЬ!!!
   Эрик молча кивнул.
   Ванесса глубоко  задумалась.  Ледяное  пламя  болью  пронзало  здоровое
запястье и  неповрежденную  сторону  лица,  а  давно  парализованное  тело
оставалось недвижным и бесчувственным,  как  свинец.  Жидкая  седая  прядь
свесилась ей на лицо, но она даже не  почувствовала  этого.  Шофер  что-то
сказал, но она не слышала его. Тайна ее магии была,  как  всегда,  проста:
боль превращается в ненависть, ненависть - в гнев, а гнев - в месть!
   - Мадам?..
   Ванесса не отвечала. Здоровым глазом она внимательно  осматривала  свое
имущество на заднем сиденье, оценивая нанесенный  ею  же  самой  ущерб.  В
приступе палящей ярости она уничтожила большую часть магических субстанций
и  инструментов.  Впрочем,  того,  что  осталось,   должно   хватить   для
осуществления задуманного. Внизу, у ног, стояла большая  чаша  с  залитыми
эфиром пальцами всех форм и  размеров.  Рядом,  в  коробке  из-под  обуви,
лежало  оскверненное  распятие.  Глаза  распятого  Христа  были  тщательно
выколоты и закрашены чернилами.
   - Мадам, так что мы...
   Голос Эрика доносился словно издалека. Ум Ванессы пылал  ненавистью.  С
помощью специального приспособления она подтянула свое парализованное тело
к маленькому  боковому  окошку  и  выглянула  на  дорогу.  Большой  черный
грузовик  шел  в  полумиле  впереди.  За  грузовиком  по  пятам   следовал
старенький школьный автобус. Вот они, противные, мерзкие твари!
   За рулем грузовика сидел чернокожий гигант с грубыми чертами лица...
   "...аромат бугенвилий...  прохладная  роса  на  босых  ногах...  сердце
колотится... колотится в такт колоколам на звоннице собора... в полночь...
полночь... полночь..."
   Ванесса едва дышала. Память возвращала ее в  то  далекое  время...  Она
вновь была там... Видения... запахи... звуки... звон колоколов на звоннице
собора... ужасная песнь...
   Она бежит...
   Она вновь может бежать...


   Бегом через городскую площадь!.. босиком!.. рука об рука  с  Томасом!..
На звоннице звонили колокола - полночь...
   Томас подвел ее к опустевшей танцевальной площадке:
   - А теперь - тише.
   Она радостно рассмеялась и послушно последовала за  ним  на  деревянный
помост. Томас обнял ее, и они  стали  танцевать  под  воображаемую  музыку
маленького городского оркестра - скрипка, труба и тарелки  играли  на  три
четверти старомодный вальс.
   Ее босые ноги ощущали под собой прохладу деревянного помоста.  Ей  было
тринадцать, и она до сих пор еще ни разу  не  разговаривала  с  чернокожим
мальчиком, не говоря уже о том, чтобы танцевать с ним! Томас был не такой,
как все. Добрый, умный, веселый. Он  однажды  помог  Ванессе  починить  ее
неожиданно сломавшийся в пути велосипед.
   - Тише!.. - Томас коснулся пальцами ее губ, обнял ее еще  крепче,  всем
телом прижимая ее к себе.
   От аромата ночных цветов и тепла его рук ее охватила  дрожь.  У  Томаса
были длинные ресницы и гладкая кожа чудесного шоколадного оттенка.
   Она поцеловала его в губы.
   - Я люблю тебя, Томас Нильсон!
   Потом она рассмеялась и побежала.
   Он бросился за ней. Они бежали по темным улочкам, смеясь от  охвативших
их незнакомых доселе  чувств.  Вот  они  миновали  мельницу,  поле  сои  и
побежали по улице, где жила Ванесса.
   Вот они достигли фермы Дега и  забежали  в  стоявший  на  заднем  дворе
сарай. Внутри было темно. Темно, пусто и тихо.
   Они нашли удобное местечко. Тишина.
   Что-то случилось!
   Внезапно ее охватил ужас. Она хотела что-то сказать - и не могла.


   - Мадам!..
   Настойчивый голос шофера вернул ее к реальности.
   - Мадам, что мы теперь будем делать?!
   Ванесса глубоко вздохнула. Все это время  она  с  такой  силой  сжимала
металлический захват, что из-под ногтей проступила кровь. Все ее  существо
переполняла страшная черная ненависть!
   - Мадам, ответьте, прошу вас! - взмолился шофер. - Что мы сейчас станем
делать?!
   Ванесса протянула здоровую руку к клавиатуре и стала набирать ответ:
   МЫ ЗАСТАВИМ ИХ ПОПЛАТИТЬСЯ



16. БЕЗНАДЕЖНЫЙ СЛУЧАЙ

   - Отсутствует почти вся правая половина мозжечка.
   - Похоже, Кеннеди.
   - Бобби или Джон?
   - Джон.
   - Верно.
   - Легкий вопрос. Спроси что-нибудь по-настоящему трудное!
   Помощник  патологоанатома,  молодой  мужчина   с   короткими   светлыми
волосами, начинал терять терпение. Он сидел за маленьким столом в коридоре
рядом  с  моргом  округа  Пеннингтон.  Его  собеседник,  мужчина  с  тощей
бороденкой и жидкими волосиками на голове, сидел напротив него,  рассеянно
поигрывая резиновой перчаткой и  экзаменуя  помощника  патологоанатома  на
знание результатов вскрытия жертв самых нашумевших преступлений.
   - Ну ладно. Вот тебе еще один вопросик, - сказал Тощая Борода,  надувая
резиновую перчатку, словно воздушный шарик. - Шестисантиметровый синяк  на
левой голени, поверхностные повреждения задней стороны обоих бедер.
   Короткая Стрижка нахмурился.
   - Добавь еще что-нибудь из диагностики, токсикологии  или  какой-нибудь
другой области.
   - Ладно. Содержание алкоголя в  крови  составило  восемнадцать  единиц.
Все.
   Короткая Стрижка задувался на несколько секунд, потом щелкнул  пальцами
и сказал:
   - Элвис!
   - А вот и нет! - обрадовался Тощая Борода. - Харлан Стигал!
   - Что еще за Харлан Стигал?
   - Городской пьяница. Утонул прошлой весной.
   - Да пошел ты! - возмутился Короткая Стрижка.
   Вот  уже  больше  десяти  минут  он  сидел  здесь,  в  этом   коридоре,
раскладывая пасьянс и болтая со своим коллегой. Доктор Гиббоне  заперся  в
центральном анатомическом театре, выставив помощника  за  железную  дверь.
Короткая Стрижка уже  успел  как  следует  познакомиться  со  странностями
своего босса. Угрюмый  и  крайне  требовательный,  Гиббоне,  как  правило,
работал в одиночку. И лишь когда ему требовалась помощь, чтобы перевернуть
труп или отодвинуть к холодильному шкафу  стальные  баки  с  человеческими
внутренностями, он соглашался на временное присутствие своего помощника.
   Тощая Борода поскреб подбородок  и  кивнул  в  сторону  железной  двери
анатомического театра:
   - Что у нас за клиент сегодня?
   - Обгоревший труп. Мужчина лет  тридцати.  Несчастный  случай,  сегодня
утром на скоростном шоссе.
   - Ничего интересного.
   Короткая Стрижка кивнул:
   - Да, но старик почему-то с ним очень долго возится.
   Тощая Борода пожал плечами:
   - Ну и что, что долго. Зато нас с тобой не дергает за яйца!
   - Ну ладно. Задай еще один вопрос!
   - Идет! Подслизистое кровотечение, выраженная гиперемия верхнего отдела
толстого кишечника.
   - Объем желудка?
   - Пятнадцать - двадцать кубических сантиметров, почти пустой.
   - Пищевод?
   - Сильно поврежден.
   В  этот  момент  раздался  резкий  щелчок  отпираемой   задвижки.   Оба
полицейских обернулись на звук и сквозь стеклянную дверь в  дальнем  конце
коридора  увидели  направлявшегося  к  ним  грузного   мужчину,   тоже   в
полицейской форме. У него было бронзовое от загара лицо. Короткая  Стрижка
сразу же узнал гостя:
   - Вы только посмотрите, кто к нам пришел.
   - Не иначе как Старина Железные Яйца! - тоже  шепотом  отозвался  Тощая
Борода.
   Тощая Борода приветливо помахал приближавшемуся мужчине  в  полицейской
форме:
   - Шериф Баум! Как дела?
   - Привет, ребята, - отозвался шериф, засовывая за щеку приличный  кусок
жевательного табака.
   Короткая Стрижка отодвинул в сторону карты и широко улыбнулся:
   - Что привело вас в нашу лабораторию?
   - Да пока не знаю, - пожал плечами шериф. - Пару минут  назад  позвонил
доктор Гиббоне. Сказал, что мне стоит  лично  взглянуть  на  труп  Мелвила
Бенуа.
   Короткая Стрижка и Тощая Борода переглянулись.
   - Это тот, который сгорел сегодня на шоссе?
   - Он самый.
   - Ну да?
   - Да, да! - проворчал Баум, направляясь к железной двери.
   Взявшись за ручку, Баум обернулся к полицейским:
   - Извините меня, ребята, я пошел к доктору Гиббонсу.
   Шериф закрыл за собой дверь, а Короткая Стрижка и Тощая  Борода  так  и
остались  стоять  вытянув  руки  по   швам,   недоумевая,   зачем   шерифу
понадобилось глядеть на какой-то зажарившийся труп.


   Лукас перевел рычаг переключения передач  и  сильнее  нажал  на  педаль
газа. "Черная Мария" с ревом пересекла центральную  линию,  переместившись
на скоростную полосу. По правой стороне медленно двигался дом на  колесах,
и Лукас никак не мог объехать его. Сидя рядом  с  ним,  Софи  смотрела  на
служебную рацию, словно хотела услышать вселенские тайны.
   Выхватив микрофон из ее рук, Лукас рявкнул:
   - Бог ты мой!  Вы  что,  хотите  сказать,  что  мы  подхватили  чертово
проклятие, словно какую-то заразную болезнь,  потому  что  прикоснулись  к
мертвой руке... а теперь не только обречены на вечное движение, но  еще  и
должны выслушивать байки про то, что вас всю сознательную  жизнь  посещали
какие-то там видения, и именно на этот счет?!
   После  долгой  паузы,  заполненной  шумами  и  потрескиванием,   старик
невозмутимо сказал:
   - Более или менее, но дело обстоит именно так...
   Лукас хлопнул ладонью по приборной панели и резким тоном произнес:
   - Послушайте! Я занимаюсь дальними грузовыми перевозками вот уже  почти
двадцать лет! И за это время чего я только не наслышался..." но такого!!!
   Софи что-то тихо пробормотала себе под  нос.  Так  тихо,  что  поначалу
Лукас даже не расслышал ее.
   - Что ты сказала? - метнул он на нее яростный взгляд.
   - Останови грузовик на обочине.
   - Что?!
   - Останови грузовик на обочине! - Она взглянула на Лукаса - в ее глазах
светился неподдельный страх. И от этого Лукасу снова стало не по себе.
   - Что значит "останови грузовик"? Что ты хочешь этим сказать?
   - Просто останови, и все.
   - Нет!
   - Почему?
   - Не вижу в этом никакой необходимости!
   - Значит, ты так же напуган, как и я.
   - Да иди ты...
   - Останови грузовик, Лукас.
   И вдруг до Лукаса дошло, что имела в виду Софи!
   - Ну хорошо... Неплохая идея... мы остановимся  на  пару  секунд.  -  И
поднеся микрофон ко рту, сказал: - Эй, ребята, мы сейчас сделаем маленькую
остановку.
   Из приемника донеслось:
   - Мистер Хайд, что вы собираетесь делать?
   Лукас нажал на тормоза и дернул рычаг переключения  скоростей.  Жалобно
застонал двигатель, и грузовик замедлил ход.
   - Мистер Хайд? - вновь донеслось по рации.
   Лукас следил за стрелкой спидометра.
   - Как мне самому это в голову не пришло?.. - пробормотал он, глядя, как
стрелка опускается все ниже и ниже. Внезапно ему показалось,  что  у  него
вновь  заурчал  желудок,  словно  он  съел   что-то   недоброкачественное.
Спидометр показывал сорок миль в час.
   - Давно надо было это сделать...
   Тридцать миль в час. Боль и  жжение  в  желудке  нарастали,  постепенно
поднимаясь к горлу, легким, лицу. На лбу и шее выступил  пот.  Закружилась
голова, руки и ноги стали покалывать иголочки, словно он  переусердствовал
с загаром и получил солнечный удар.
   - Чертова сила воображения...
   Двадцать миль в час. Во рту стало  сухо  и  очень  горько.  Болезненные
спазмы охватили желудок, в любую  минуту  готовый  вывернуться  наизнанку.
Кончики пальцев онемели, в ушах зазвенело...
   - Нет! Не может быть! - Он ударил кулаком  по  приборной  панели.  -  К
черту! Так не бывает!!!
   Он продолжал  бы  снижать  скорость,  если  бы  не  взглянул  на  Софи.
Согнувшись пополам, она пыталась что-то сказать.  Из  широко  распахнутого
рта капала слюна, лицо стало бордово-красным, глаза плотно зажмурены,  все
тело содрогалось в конвульсиях...
   - Провались все к черту! - завопил Лукас и вдавил в  пол  педаль  газа.
Двигатель взревел, и грузовик стал вновь набирать скорость.
   Вот оно, исцеление!
   По мере того как грузовик набирал скорость, Лукасу становилось  заметно
легче. Руки и ноги перестали неметь и дрожать, желудок успокоился, пот  на
шее и на лбу постепенно высох,  сознание  прояснилось,  вернулась  острота
зрения.
   По рации снова донеслось:
   - Мистер Хайд, вы слышите меня?
   Лукас взглянул на Софи. Все с таким же  багровым  лицом,  покрасневшими
глазами, полными слез, она полулежала, откинувшись на  спинку  сиденья,  и
глубоко дышала, пытаясь прийти в себя.
   Лукас прибавил "скорость до шестидесяти пяти миль  в  час.  Взглянув  в
боковое  зеркало,  он  увидел,  что  старенький  школьный  автобус  упрямо
держится за ними, изо всех сил стараясь не отставать. Лукас вновь вернулся
к управлению. Ровное гудение мощного двигателя действовало на него  словно
транквилизатор, вселяя в душу облегчение и покой.
   - Боже всемогущий... - пробормотал Лукас, качая головой.
   По рации снова донеслось:
   - Мистер Хайд? У вас там все в порядке?
   - Да... просто... небольшой эксперимент...
   - Что там у вас случилось?
   Прежде чем ответить, Лукас повернулся к Софи. Закусив губу, она глядела
на него в ожидании окончательного решения. Лукас почувствовал, как  внутри
него поднимается волна  ледяного  ужаса.  Всю  жизнь  он  руководствовался
законом джунглей, пробиваясь силой  разума  и  воли  к  самостоятельности,
независимости. Именно благодаря  быстроте  реакции  и  умению  безошибочно
предвидеть возможные последствия того или иного шага он сумел завести свое
собственное дело и вполне сносно зарабатывать на жизнь. Даже сталкиваясь с
бесчисленными проявлениями расизма, он научился быть выше этого,  понимая,
что основа расизма - невежество.
   Прагматическая жилка помогала ему выжить в этом жестоком мире.
   Но теперь, в момент обжигающей боли и глубокого смятения, в  мир  снова
вернулась мистика, и Лукас оказался совершенно беспомощным. Его сердце  до
сих пор отчаянно колотилось, в ушах по-прежнему звенело.
   Взяв в руки микрофон, он едва слышно произнес:
   - Флако, вы слышите меня? Мистер Фигероа?
   - Я слышу вас, мистер Хайд, - ответил старик.
   - Не хочу  сказать,  что  полностью  верю  во  всю  эту  чепуху  насчет
проклятий и прочего вуду...
   - Да?
   - То есть я не могу сказать, что купился на это...
   Лукас замолчал, вспомнив о недавнем приступе страшной  боли,  когда  он
попытался  остановиться.  Потом  на  память  ему  пришли   вычитанные   из
популярных журналов теории относительно происхождения СПИДа. Одна  из  них
утверждала, что эту  страшную  эпидемию  наслал  на  гомосексуалистов  сам
Господь Бог, в другой доказывалось, что этот  страшный  космический  вирус
принесли  на  Землю   космонавты.   Все   эти   теории   казались   Лукасу
смехотворными. Потом он вспомнил, как в первый раз увидел маленькую черную
руку на грязном полу машины Мелвила. Тогда,  коснувшись  этой  вещицы,  он
почувствовал слабый разряд  электрического  тока,  и  в  кончиках  пальцев
закололо...
   Лукас вновь взглянул на Софи и сказал в микрофон:
   - Кажется, мы попали в беду.
   По рации сквозь шум помех донесся голос старого Флако:
   - Мы с племянником готовы сделать все, что в наших силах, чтобы  помочь
вам...
   - Вы рассказывали о своих видениях, о том, какое отношение они имеют  к
нам и к происходящему сейчас...
   Снова взрыв помех, потрескивание  и  попискивание,  потом  -  невнятные
слова:
   - фффффф... ссссссс...  имеет  отношение  к...  ффффффф...  шшшшшшшш...
верь...
   - Флако, мы плохо слышим вас, повторите! - попросил Лукас.
   Снова шумы  и  потрескивание,  прерываемое  отголосками  разговоров  на
других каналах. Наконец раздался голос старика:
   - Я сказал, что мои видения связаны со Зверем.
   - Со Зверем?
   -  Да,  со  Зверем...  В  Библии  сказано,  что  Зверь  творит  великие
знамения... огонь низводит с неба... ффф... шшш...  обольщает  живущих  на
земле.
   Лукас бросил взгляд на  Софи.  Она  пристально  смотрела  на  приемник.
Борясь с неясным страхом, Лукас попытался уточнить:
   - Вы говорите о Дьяволе? О Сатане?
   - Зверь - многолик... Лукас, я не знаю, как еще вам объяснить...
   - И что же вы предлагаете нам делать?
   Ответ последовал незамедлительно:
   - Сразиться со зверем можно лишь сердцем. Вашим сердцем, мистер Хайд.
   Несколько секунд Лукас недоуменно молчал. Он чувствовал панический ужас
Софи. Ему даже казалось, что он ощущает исходящий  от  нее  запах  страха.
Наконец он спросил:
   - Что значит "моим сердцем"?
   - Сначала я бы хотел задать вам обоим один вопрос, - отозвался старик.
   - Спрашивайте, - коротко бросил Лукас.
   - Способны ли вы принять безо всяких сомнений  то,  что  я  вам  сейчас
скажу?
   Лукас посмотрел на Софи: она кивнула. Он вспомнил,  как  от  его  рвоты
там, на автостоянке супермаркета Стаки, шел  горячий  пар,  словно  кто-то
плюнул на раскаленный гриль. Его сердце охватил ледяной ужас. Он едва смог
выдавить:
   - Какая разница, поверю я вам или нет?
   - Огромная разница! - донеслось в ответ.
   - Почему?
   - Потому что все это только начало. Дальше будет гораздо  хуже.  Можете
не сомневаться.
   - Хуже? Да куда уж хуже? - фыркнул Лукас.
   - Вы должны обещать, что поверите тому, что я сейчас скажу.
   На какую-то долю секунды Лукасу вдруг показалось, что он сам  сходит  с
ума. Помолчав, он проговорил в микрофон:
   - Я верю тебе, старик.
   - Рад слышать это, Лукас! - донеслось в ответ.
   - А теперь скажите, каким образом все может стать гораздо хуже.
   Но прежде чем старик успел ответить на этот вопрос, Лукас  взглянул  на
приборную панель и сам все понял.
   Стрелка уровня топлива приближалась к нулевой отметке.


   - Буду честным, - сказал Баум, показывая рукой на  обгоревший  труп.  -
Мне тут ничего не кажется странным или необычным. Обыкновенная жертва огня
и ничего больше.
   Тело молодого негра обгорело до неузнаваемости.
   Почерневшая одежда прилипла к коже, пальцы на  руках  и  ногах  сгорели
начисто. Лицевые кости  черепа  были  полностью  обнажены.  Баум  невольно
заметил золотую коронку на одном из резцов.
   - Ты вглядись повнимательнее, Дик.
   - Да гляжу, гляжу... А что я, собственно, должен увидеть?
   - Аномальные явления... - С  этими  словами  доктор  Честер  Гиббонс  с
помощью длинных деревянных пинцетов снял слой сгоревшей одежды.
   Патологоанатом  был  весьма  дороден,  обладал  двойным  подбородком  и
тяжелыми квадратными челюстями.  Сейчас  на  нем  был  огромный  фартук  и
прочные резиновые перчатки. Он склонился над хрупкими останками  погибшего
Мелвила, словно шеф-повар над нежным суфле.
   - Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? - спросил он.
   Дик Баум внимательно пригляделся к трупу. Под слоем  сгоревшей  рубашки
на животе обнажилась капсула с полурастопившимся жиром, похожим на желе из
бульона, только розоватого цвета.
   - Нет, все равно никак не могу взять в толк, что я тут  должен  увидеть
аномального, - пробормотал шериф.
   - Да вот же!  -  воскликнул  Гиббоне  и  ткнул  живот  трупа  резиновым
наконечником деревянного пинцета.
   Дряблые  ткани  тут  же  раздвинулись,  открывая  взору   темно-красные
внутренние органы, покрытые синей сеткой кровеносных сосудов.
   - Смотри! Внешний эпидермис  хотя  и  сильно  обожжен,  но  все  же  не
обуглился!
   - Ну и что?
   С помощью хирургического зажима  Гиббоне  раздвинул  в  стороны  стенки
брюшины и сказал:
   - Ткани, лежащие глубже, поражены огнем гораздо сильнее. Подкожные вены
выгорели напрочь, эпителий почти уничтожен.
   Внезапно Баум почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.
   - Эпителий? - рассеянно переспросил он.
   - Ну да, ткань, покрывающая внутренние органы тела.
   - Значит...
   - Не странно ли, что этот парень сгорел именно так?
   - Что ты хочешь  сказать?  -  Баум  недоуменно  взглянул  на  Гиббонса.
Патологоанатом был так возбужден, словно только что поймал  десятифунтовую
зубатку.
   В  помещении  стояла  абсолютная  тишина,   только   монотонно   гудели
вентиляторы и жужжали люминесцентные лампы. На площади в сотню  квадратных
футов стоял один-единственный стол из  нержавеющей  стали  для  проведения
вскрытия. На  полицейском  жаргоне  это  помещение  называлось  "люкс  для
новобрачных".  Здесь   никогда   не   смолкал   гул   системы   воздушного
кондиционирования, без устали вытягивавшей вредные испарения.
   Сейчас Бауму вдруг почудилось, что стены комнаты надвигаются на него.
   - Док, почему бы тебе сразу не сказать, в чем тут дело, а?  -  попросил
Баум. - Хотелось бы вернуться домой хотя бы к полуночи.
   Гиббоне снова ткнул пинцетом в раскрытую брюшную полость трупа.
   - Да ты сам подумай, Дик! Неужели ты не понимаешь?
   - Черт побери, Честер! К чему ты клонишь?
   - Этот парень горел изнутри, а не снаружи, как это обычно бывает!!!
   Повисла напряженная тишина. Баум  задумался.  Где-то  на  другом  конце
коридора зазвонил телефон.  Вытерев  рот  тыльной  стороной  ладони,  Баум
переспросил:
   - Горел изнутри?
   - Да! Он  горел  против  всяких  правил!  -  облизнул  пересохшие  губы
патологоанатом.
   - Разрази меня гром,  если  я  понимаю,  как  это  могло  произойти,  -
пробормотал Баум.
   Гиббонс убрал пинцет в стальную канистру, прикрепленную  к  краю  стола
для вскрытий, и устало произнес:
   - Но это еще не самое странное...
   - Ты что, шутишь? - Внутри у Баума словно что-то перевернулось.
   - Смотри сюда, приятель...
   Патологоанатом  подвел  шерифа  к  чашечным  весам,  на  которых  лежал
небольшой предмет, завернутый в тряпку. Развернув ее, Гиббоне сказал:
   - Смотри, это его сердце. Пару минут назад я вскрыл его.
   Баум взглянул на круглую, величиной с кулак лиловую мышцу, лежавшую  на
чаше весов. Она, похоже, почти не пострадала от  огня.  Гиббонс  вынул  из
кармана тонкий металлический зонд и раскрыл желудочки.
   На миокарде был четко виден выжженный рисунок.
   -  Что  еще  за  чертовщина  такая?  -  в  ужасе  воскликнул  шериф  и,
наклонившись ближе, стал рассматривать очертания ожога. Сомнений не  было.
На нежных тканях сердечной мышцы был выжжен отпечаток руки.
   В дальнем конце коридора продолжал звонить телефон.


   - Думай, думай, думай...
   Лукас крепко стиснул руль  грузовика,  шедшего  на  холостом  ходу  под
уклон. Он специально заглушил двигатель, пытаясь сэкономить  хоть  немного
топлива, но все было бесполезно - они и без  того  шли  на  соплях.  Очень
скоро мотор заглохнет, и грузовик остановится, если им не удастся каким-то
чудом добыть еще хоть каплю горючего.
   Лоб Софи покрылся крупными каплями пота.  Взяв  в  руки  микрофон,  она
сказала:
   - Флако, вы слышите меня?
   - Слышу вас хорошо. Прием! - раздался в ответ голос старика.
   - Вы с Анхелом спасли нам жизнь... Поверьте, мы очень благодарны вам...
   - У нас общая беда, - прервал ее Флако.
   - Я знаю, это чистое  безумие,  -  продолжала  Софи,  -  но  теперь  мы
нуждаемся в срочной дозаправке на ходу!
   После  нескольких  секунд,  заполненных   потрескиванием   статического
электричества, по рации донеслось:
   - То есть как сегодня утром? Дозаправка на ходу? Прием!
   - Да, именно это я и имею в виду!
   И тут Лукас выхватил у нее из рук микрофон:
   - Погодите секундочку! Всего секунду!
   Отключив звук, он повернулся к Софи:
   - Софи, послушай, нам придется сделать еще одну остановку!
   - Но это невозможно! - Глаза ее вмиг расширились от  ужаса,  бескровные
бледные губы сжались в ниточку. - Мы же не можем остановиться!
   - Но нам придется это сделать, чтобы заправить грузовик. И ты это  сама
прекрасно понимаешь.
   - Анхел и его дядя помогут нам дозаправиться на ходу!
   - Не выйдет.
   - Лукас, но мы действительно не можем остановиться! Мы прокляты!  Когда
ты наконец это поймешь?
   Глубоко вздохнув,  Лукас  вытер  ладонью  губы  и,  стараясь  сохранять
спокойствие, проговорил:
   - Мы  должны  поступить  так,  чтобы  избежать  полной  остановки.  Нам
необходимо взять хотя бы  немного  топлива,  чтобы  продержаться  какое-то
время.
   Софи мрачно усмехнулась:
   - Время для чего?
   - Не знаю... чтобы что-то придумать.
   - Думай не думай, но мы обречены! И ты это понимаешь не хуже меня!
   С трудом подавив желание закричать от отчаяния, Лукас перевел взгляд на
дорогу. Они приближались к небольшому  поселению  под  названием  Стувиль.
Один из миллиона рабочих городков в западной части штата, Стувиль вырос во
время  послевоенного  строительного  бума.   Теперь,   после   десятилетий
безработицы и депрессии, город глядел  на  мир  выбитыми  окнами  торговых
рядов, заржавевшими фонтанами и разваленными фабриками.
   Глядя невидящими глазами на местные пейзажи, Лукас  бормотал  себе  под
нос:
   - Какой-нибудь трюк, который даст нам время подумать...
   Софи запустила руку в карман в поисках сигарет. Утром она купила  пачку
в супермаркете Стаки и уже успела выкурить  почти  половину.  Закурив  еще
одну, она сделала затяжку и сказала:
   - И как же ты собираешься заправить грузовик, не делая остановки?
   Повернувшись к ней, Лукас торопливо выложил свой план:
   - Я выпрыгну из кабины на ходу, а ты  будешь  медленно  кружить  вокруг
заправочной станции, пока я не наберу полную канистру топлива.
   - А потом что?
   - Я догоню грузовик и залью горючее в бак  прямо  на  ходу,  а  ты  тем
временем вырулишь на шоссе.
   Почти задыхаясь от слишком глубокой затяжки, Софи мрачно засмеялась:
   - Отличная идея!
   Лукас ударил кулаком по приборной панели:
   - Как бы то ни было, но я не собираюсь просто так сдаваться!
   - А что ты можешь сделать, Лукас?
   Схватив микрофон, Лукас прокричал:
   - Вызываю Флако и Анхела! Прием!
   - Мы слысым тебя, Лукас, - прошепелявил в ответ Анхел.
   Сделав еще одну глубокую затяжку, Софи тихо сказала:
   - Оставь эту затею, Лукас.
   -  Впереди  скоро  будет  автозаправочная   станция,   мы   хотим   там
дозаправиться, - не обращая внимания на Софи, продолжал Лукас.
   - Вы уверены, цто это стоит делать?
   - Абсолютно! - не колеблясь, ответил Лукас.
   Софи закусила губу:
   - Это же самоубийство, Лукас...
   - Если вы готовы следовать  за  нами,  -  сказал  Лукас,  -  старайтесь
держаться на приличном расстоянии...  ну,  на  всякий  случай...  вы  меня
понимаете?
   - Договорились! - донеслось по рации.
   Софи нервно дымила сигаретой.
   - Лукас, не надо, - взмолилась она.
   - Конец связи! - рявкнул Лукас в микрофон  и,  вешая  на  место  рацию,
повернулся к Софи: - Мы должны хотя бы попытаться.
   Потом он взглянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в  отсутствии
других автомобилей, которые могли бы помешать выполнению задуманного.
   - Мы должны попробовать...
   Он включил сигнальные огни и приготовился к повороту.



17. БОГОПРОТИВНО

   - Черт возьми, Делберт! Или ты начнешь наконец говорить  вразумительно,
или завтра же окажешься регулировщиком движения!
   Шериф Баум разговаривал по телефону в коридоре рядом  с  моргом  округа
Пеннингтон.  Над  ним  жужжала,  то  и  дело  норовя   погаснуть,   старая
люминесцентная лампа.  Несколько  минут  назад  шерифа  разыскал  в  морге
Делберт, звонивший из Пойнт-Сирена. Теперь  он  обрушил  на  шерифа  столь
невероятное сообщение, что у того голова пошла кругом.
   - Делберт?! Ты слышишь меня, черт побери?!
   - Я говорю чистую правду, шериф! -  Голос  Моррисона  на  другом  конце
провода звенел от напряжения. - Вы должны мне поверить!
   Сердито сплюнув табачную  жижу  в  фонтанчик  с  питьевой  водой,  Баум
рявкнул в трубку:
   - Значит, черная магия?! Колдовство?! И это после  всех  твоих  заочных
курсов?! Значит, ты уверен, что кто-то всерьез занимается черной магией?!
   Делберт молчал.
   - Отвечай, Моррисон!!!
   В ответ донеслось тихое и невнятное бормотание,  из  которого  Баум  не
понял ровным счетом ничего.
   - Что?! Что ты сказал?!
   - Богопротивно.
   - Что значит "богопротивно"? Делберт, что тебе удалось обнаружить  там,
в Пойнт-Сирене?!
   После короткой паузы до слуха шерифа донеслось:
   - Это все... богопротивно... вот и все, что я могу сказать. То,  что  я
видел на кладбище... это было... богопротивно.
   -  А  ты  не  можешь  рассказать  об  этом  подробнее?   -   язвительно
поинтересовался шериф.
   - Покойный... его рука... была отрезана.  Шериф,  мне  потом  было  так
плохо... Тут замешан  сам  Сатана,  я  в  этом  просто  уверен...  Клянусь
Всевышним... это настоящий сатанизм, шериф!
   - Что ты там плетешь, Делберт? -  устало  проговорил  Баум.  Его  рука,
державшая трубку, вспотела. Второй  помощник  все  еще  грипповал  дома  с
высокой температурой. И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот
момент помощник Моррисон вдруг взял да и спятил!
   Немного поразмыслив, шериф решил, что слишком поторопился с выводами. В
конце концов, за последнее время произошло столько странных  и  непонятных
вещей...
   - Я подумал, - раздался  в  трубке  голос  Делберта,  -  что  лучше  бы
прислать сюда группу поддержки... и еще, может быть, попросить приехать ко
мне отца О'Коннора из Чаттануги... ну, того самого, который...
   - Священника?! - завопил Баум. - Да ты что, и впрямь спятил?!
   - Он мог бы поехать вместе со мной...
   - Нет!!! Немедленно возвращайся! Я сам возьмусь за это дело!
   - Но, шериф, мне  кажется,  вы  не  совсем  понимаете,  с  чем  мы  тут
столкнулись...
   Баум уже не слушал. Рассеянно глядя на мигающую  люминесцентную  лампу,
он вспоминал слова патологоанатома о том, что труп словно выгорел изнутри.
Потом   ему   на   память   пришло    странное    поведение    чернокожего
шофера-дальнобойщика... Интересно, как он оказался рядом с тем несчастным?


   Старинный лимузин, никем  не  замеченный,  упорно  следовал  за  черным
грузовиком.  Старуха  на  заднем  сиденье  тщательно  следила   за   всеми
действиями чернокожего  шофера  и  его  белой  напарницы  через  небольшой
бинокль. Она не хотела упустить ни единой подробности.


   Анхел первым заметил искры. Как  только  Лукас  выпрыгнул  на  ходу  из
кабины черного  "кенворта",  из-под  его  подкованных  железом  ковбойских
сапог, чиркавших каблуками по асфальтовому покрытию, посыпались мельчайшие
искры.
   - Лукас! Подозди! - закричал Анхел,  высовываясь  из  окна  старенького
школьного автобуса.
   Но он не откликнулся и не остановился. Он изо всех сил бежал к конторе,
держа в левой руке пустую тридцатигаллоновую канистру.
   Он рассчитывал залить туда дизельное топливо до того, как  его  скрутит
очередной приступ. Судя по тому, как его  шатало  из  стороны  в  сторону,
приступ был уже на подходе.
   Флако остановил автобус рядом с конторой, и Анхел стремительно спрыгнул
на земли, не дожидаясь полной остановки.
   - Лукас! Я сам займусь этим! - закричал он.
   Дверь  конторы   открылась,   и   на   пороге   показался   рыжеволосый
всклокоченный заправщик, вытиравший руки о замасленную тряпку:
   - Чем могу помочь?
   Сунув ему в руку канистру, Лукас сказал:
   - Тридцать галлонов дизельного топлива и как можно быстрее!!!
   - Что, простите?
   - Скорее! Получишь приличные чаевые!
   Вдруг Лукас согнулся пополам  от  сильнейшей  боли  в  животе.  У  него
задрожали руки, но он изо всех сил пытался держаться.
   В это время к нему подбежал Анхел и стал оттаскивать его к грузовику:
   - Уходи, Лукас, инаце тебе станет совсем плохо!!
   Заправщик задумчиво почесал небритый подбородок:
   - Мистер, вам нужно в туалет?
   - Наполни канистру!!! Скорее!!!
   Из последних сил Лукас швырнул канистру прямо в  лицо  заправщику.  Тот
ловко увернулся, и канистра попала в стеклянную дверь конторы.  Осколки  с
веселым звоном посыпались на асфальт.
   - Сукин ты сын! - завопил заправщик, отскочив назад, словно от  бешеной
собаки.
   - Лукас! Идем! - Анхел чуть не схватил его  за  руку,  но  тут  за  его
спиной прозвучал голос, заставивший парня замереть на месте.
   - Анхел! Проклятие! Не прикасайся к нему! - кричал  Флако,  высунувшись
из  окна  автобуса.  От  одной  мысли  о   том,   что   проклятие   начнет
распространяться, у старика чуть не остановилось сердце.
   Заправщик попятился к конторе, бормоча под нос:
   - Проклятые наркоманы...
   Лукас подхватил канистру и повернулся к ближайшему автомату с дизельным
топливом.
   - Я сам все сделаю...
   Он тяжело поплелся к заправочной колонке, задыхаясь от боли и  хватаясь
за живот, словно тот мог  в  любой  момент  взорваться.  Анхел  неотступно
следовал за ним.
   Добравшись до колонки, Лукас выдернул из углубления топливный пистолет.
Но сильный приступ боли заставил его снова согнуться пополам. Он  обхватил
руками живот, выронив заправочный пистолет. Из уголков рта потекла горячая
слюна. Лукас из последних сил подобрал пистолет и попытался вставить его в
канистру, но ему никак это не удавалось из-за усиливавшейся  конвульсивной
дрожи во всем теле.
   Из-за разбитой двери  конторы  выглянул  заправщик,  сжимавший  в  руке
телефонную трубку, и прокричал истошным голосом:
   - Проклятые наркоманы! Вы мне надоели!  Я  вам  сейчас  покажу,  сукины
дети! Я вызову полицию!
   Склонившись над канистрой, Анхел старался помочь Лукасу вставить в  нее
топливный пистолет, который оказался настолько горячим,  что  Анхел  обжег
кончики пальцев и вскрикнул от боли и удивления.
   И тут Лукаса стало выворачивать наизнанку. Он весь скорчился  от  боли.
Желудок был совершенно пуст, изо рта у Лукаса вытекала лишь горячая темная
желчь, смешанная с желудочным соком и слюной. Он  завыл  от  боли,  словно
волк, попавший в стальной капкан. К отчаянным воплям примешивался странный
булькающий звук, исходивший из глубины его большого, сильного,  но  теперь
почти абсолютно беспомощного тела. Этот звук создавал ощущение смертельной
опасности.
   С трудом выпрямившись,  Лукас,  шатаясь,  отступил  назад.  Его  сапоги
шаркали по жесткому дорожному покрытию,  высекая  мелкие  искры.  Внезапно
такие  же  мелкие  искры  посыпались  с  кончиков  его  пальцев.  Невольно
коснувшись рукой рубашки, Лукас  увидел,  как  на  ней  тут  же  вспыхнуло
неярким пламенем масляное пятно. В страшном смятении он стал сбивать пламя
ладонями.
   - Лукас! Скорее назад, в грузовик! - закричал Анхел, рукой показывая  в
сторону кружившего вокруг заправочной станции "кенворта".
   Лукас шагнул к грузовику. Софи, очевидно, внимательно следила за  всеми
событиями - машина тут же развернулась в  сторону  приближавшегося  к  ней
Лукаса и двинулась ему навстречу, постепенно снижая скорость.
   Когда грузовик и Лукас сблизились, чернокожий великан сумел вскочить на
подножку  и  мертвой  хваткой  уцепиться  за  поручень.  Тут  же   взревел
двигатель, и грузовик помчался прочь  от  заправочной  станции,  унося  на
подножке кабины изо всех сил державшегося за поручень Лукаса.
   Затаив дыхание, Анхел следил  за  удалявшимся  грузовиком.  И  тут  его
внимание  привлекло  что-то  странное,  происходившее  у   самой   дальней
заправочной колонки, находившейся почти у выезда на шоссе.
   Там, где случайная искра попала на пятно пролитой  солярки,  показались
маленькие язычки оранжевого пламени.
   -  Дядя!  Скорее!  -  закричал  Анхел  старому   Флако,   сидевшему   в
припаркованном в двадцати футах от него автобусе с работавшим на  холостом
ходу двигателем. Двигатель послушно взревел, и автобус дернулся  навстречу
Анхелу с раскрытой дверью-гармошкой. Анхел уже хотел было на ходу вскочить
в  автобус,  но  тут  взглянул  под  ноги  и  заметил,  что  его   штанина
воспламенилась.
   - Анхел! Осторожнее! - закричал старик хриплым  и  ослабевшим  голосом,
полным бесконечной тревоги за племянника.
   Наклонившись, Анхел стал лихорадочно сбивать руками  пламя,  охватившее
нижний край его штанины.


   Сидя в затемненном лимузине,  Ванесса  решила  ускорить  развязку.  Она
медленно поднесла зажигалку к пучку сухих  Веточек  бессмертника,  который
мгновенно вспыхнул, источая густой молочный дым...


   - Опасность! Берегись! - закричал  Анхел,  глядя,  как  язычки  пламени
быстро-быстро зазмеились по залитому маслом и топливом дорожному  покрытию
вокруг заправочной станции. - Господи, помоги!
   Очень скоро вся парковка покрылась огненно-рыжими змейками. Самое яркое
пламя вспыхнуло там, где пробегал Лукас. Огонь стремительно приближался  к
заправочным колонкам и самой конторе. Над ней уже стало собираться  низкое
облако черного удушливого дыма, от которого щипало глаза  и  перехватывало
дыхание.
   Из дверей конторы выскочил заправщик и со всех ног бросился к  соседней
рощице с воплем:
   - Боже всемогущий! Сейчас все взлетит на воздух!
   Наконец Анхел забрался в раскрытую дверь автобуса, и  Флако  до  отказа
нажал на педаль газа. Автобус со страшным  грохотом  выехал  с  территории
заправочной станции, выплевывая черное облако  выхлопных  газов.  Переводя
дыхание, Анхел закричал:
   - Торопись, дядя! Скорее! Сейцас... сейцас... Надо  поскорее  убираться
отсюда!!!
   Он обернулся и поглядел в заднее окно.
   Позади них  заправочная  станция  была  уже  вся  объята  пламенем.  На
какую-то  долю  секунды  Анхелу  вдруг  почудилось,  что  огненные   языки
превратились в очертания громадной руки с растопыренными пальцами.
   И тут раздался страшный взрыв.


   Взрывной волной довольно ощутимо качнуло и "Черную Марию". Когда позади
них раздался страшный грохот взрыва, Софи пришлось  покрепче  сжать  руль.
Даже на таком приличном расстоянии от заправочной станции  через  открытое
окно  грузовика,  быстро  удалявшегося  прочь,  ворвалась  волна  горячего
воздуха, нагретого высоким пламенем пожара.
   - Твою мать! - воскликнула  Софи,  глядя  в  зеркало  заднего  вида  на
громадный пожар, охвативший заправочную станцию.  -  Вся  автозаправка  на
воздух взлетела!
   Лукас почти не слышал ее. Он корчился от боли, держа обожженные руки на
коленях ладонями вверх. Боль была невыносимой.
   Ничего подобного он еще не испытывал. Сейчас ему было гораздо хуже, чем
во время последней остановки у лавки ростовщика. Все  внутри  него  горело
нестерпимой болью ожога, словно  он  по  неосторожности  выпил  порядочную
порцию соляной кислоты. А самая худшая боль исходила  от  глубоких  ожогов
третьей степени на концах пальцев и разбегалась волнами по всему телу...
   - Старик... парень... - задыхаясь от острой боли, выдавил Лукас. -  Как
там... они?
   Софи сразу глянула в зеркало заднего вида.
   - Они по-прежнему следуют за нами, - ответила она.  -  Кажется,  слегка
напуганы... но живы и здоровы.
   Ладони пронзила ужасная боль. Из обожженного горла  вырвался  невольный
стон, и Лукас снова  согнулся  пополам.  В  висках  стучала  кровь.  Он  и
представить себе не мог, что боль бывает настолько острой, невыносимой.
   Он посмотрел на свои руки и ахнул. Кончик каждого пальца превратился  в
надутый кровавый пузырь, окаймленный почерневшей кожей.
   Лукас перебрался со своего сиденья в спальный отсек и нашел там аптечку
первой помощи. Открыл ее с помощью локтей. Взяв  тюбик  с  антисептической
болеутоляющей мазью, он с трудом смазал ею каждый палец и забинтовал  руки
стерильным перевязочным бинтом.
   Из кабины донесся неуверенный голос Софи:
   - Лукас, Боже мой, что мы натворили...
   - Мы пытаемся сохранить жизнь, -  отозвался  Лукас,  роясь  в  ящике  в
поисках хоть каких-нибудь перчаток.
   - Мы на грани жизни и смерти.
   - Самое забавное, что эти проклятия, кажется, действительно имеют силу,
- пробормотал Лукас.
   Стараясь дышать ровно, он шарил среди запасных  чистых  футболок  Софи.
Обнаружив наконец на самом дне ящика пару кожаных шоферских  перчаток,  он
осторожно натянул их  на  свои  забинтованные  руки.  Потом  снова  открыл
аптечку первой помощи и вынул из нее баночку без этикетки. В ней хранились
таблетки кодеина, называвшиеся на шоферском жаргоне "марианнами".
   Эту баночку Лукас приобрел год назад, когда Софи сильно растянула  ногу
и щиколотка тут же сильно опухла  и  вся  покраснела.  Однако  Софи  тогда
наотрез отказалась терять время и деньги на визиты к врачам. Лукас чуть ли
не на коленях умолял ее немного отдохнуть и  подождать,  пока  опухоль  не
спадет, но ей не терпелось поскорее  закончить  рейс  и  получить  деньги.
Тогда Лукасу пришлось нелегальным путем достать  для  нее  эту  баночку  с
"марианнами".
   Вынув пару таблеток кодеина,  Лукас  тотчас  же  проглотил  их  всухую.
Мгновение спустя он почувствовал головокружение и  тут  же  вспомнил,  что
где-то тут должен валяться старый пакет с огромным  количеством  различных
медицинских снадобий, скопившихся у них за долгое время совместной работы.
Там были и просроченные лекарства, и полулегальные  амфетамины,  и  прочие
баночки и бутылочки, невесть откуда попадавшиеся на их  пути.  Вот  только
куда он засунул этот пакет?
   Лукас нашел пакет за койкой. Открыв его, он  обнаружил  целый  аптечный
склад - десятки пластиковых  бутылочек  с  какими-то  капсулами,  упаковки
контрабандных тонизирующих средств,  дешевые  желудочные  таблетки  и  еще
несметное количество лекарств. Подумав,  Лукас  достал  из  пакета  флакон
риталина, чтобы как следует взбодриться, и баночку  демерола,  чтобы  хоть
немного снять страшную боль.
   - Смотри!  -  донесся  из  кабины  встревоженный  голос  Софи.  -  Наше
сопровождение сворачивает в сторону!
   - Ты о чем? - спросил Лукас, пряча в карман пилюли.
   - Они сворачивают с шоссе!
   - И куда направляются?
   - Не знаю!
   Лукас вернулся в кабину.
   - Похоже, они направляются к  заправочной  станции  "Шелл",  -  сказала
Софи, глядя в зеркало заднего вида.
   Лукас  тоже  взглянул  в  свое  боковое  зеркало  -   Анхел   и   Флако
действительно свернули в сторону автозаправочной станции.  Весь  в  клубах
пыли и черных выхлопных газов, старенький автобус обогнул ее, миновал знак
остановки и въехал на стоянку рядом с заправочными колонками.
   Осторожно взяв обеими руками микрофон, Лукас сказал:
   - Вызываю Флако! Вызываю Флако! Отзовитесь, друзья! Что происходит?
   Сквозь шум помех прорвался  слабый  голос,  но  слова  были  совершенно
неразличимы.
   - Не понял вас, Флако! Повторите!  Прием!  -  сказал  Лукас,  осторожно
сжимая в израненных руках микрофон.
   Из рации донеслось:
   - ...доставить... вручную... шоссе... Прием!
   - Вас не слышу! Повторите! - снова сказал Лукас.
   - Я сказал, мы собираемся купить топливо, чтобы вручную дозаправить вас
на шоссе!
   Лукас глубоко вздохнул и  на  секунду  задумался.  Боль  внутри  слегка
поутихла, но кончики пальцев все еще горели нестерпимым огнем.
   - Хорошо. Мы будем готовы.
   Осторожно положив микрофон на место, Лукас повернулся к Софи и  увидел,
что она до крови закусила губу, упорно глядя только вперед, на дорогу.
   - Успокойся, Софи, - мягко проговорил Лукас.
   Она убрала прядь волос с глаз, наполнившихся слезами, и тихо сказала:
   - Чем все это кончится для нас?
   - Софи, послушай...
   Но Лукас тут  же  осекся,  потому  что  услышал  сбои  в  двигателе  от
недостатка топлива.



18. ГОРЯЧЕЧНЫЙ БРЕД

   Для Софи было хуже всего слышать, как застонал  картер  двигателя,  как
закашлялась выхлопная труба.
   Потом кабину погребальным саваном окутала тишина.
   - Господи! Вот и конец... - Софи посмотрела на стрелку уровня  топлива.
Она давно уже упала  ниже  самой  последней  отметки.  Стрелка  генератора
переменного тока безумно металась из стороны в сторону.
   - Переходи на нейтрал! - закричал Лукас.
   Софи посмотрела в боковое зеркало. Заправочная  станция  "Шелл"  быстро
уходила за горизонт, но Софи  успела  разглядеть  припаркованный  рядом  с
одной из колонок старенький проржавевший школьный автобус. Людей видно  не
было. Софи вновь перевела взгляд на приборную панель и стала дергать рычаг
переключения скоростей, но у нее ничего не получалось.
   - Не переключается! - в отчаянии вскричала она.
   - Дай-ка я попробую! - рявкнул Лукас, наклоняясь к Софи и изо всех  сил
дергая назад рычаг.  Наконец  ему  удалось-таки  перевести  его  назад,  и
грузовик двинулся дальше на нейтральной передаче.
   - Аккумулятор разрядился, - внезапно севшим голосом проговорила Софи  и
добавила, чувствуя начинающееся жжение где-то глубоко в животе:  -  Машина
не слушается руля!
   - Держи по прямой!
   Софи взглянула вперед, на простиравшееся перед грузовиком шоссе,  и  ее
охватила  паника.  Насколько  хватало  глаз,  шоссе  уходило  к  горизонту
совершенно прямой и ровной, без уклонов, линией. Вот где сейчас нужны были
дороги штата Джорджия, известные своими частыми спусками и подъемами!
   Софи схватила микрофон служебной связи и торопливо произнесла:
   - Вызываю Флако! Анхел! Кто-нибудь - отзовитесь!
   Мертвая тишина - ни помех, ни посторонних голосов. Только тут  до  Софи
дошло, что аккумулятор не дает тока. Рация молчала, словно каменная глыба.
   Тем временем грузовик стал замедлять ход.
   - Господи... Лукас, что же нам теперь делать?!
   Кровь бешено стучала у нее  в  висках,  уже  начиналась  лихорадка,  от
которой по всему телу бежали мурашки, а руки и ноги словно онемели.
   - Спокойно, Софи! - процедил Лукас сквозь зубы. - Держи крепче руль!
   - Я стараюсь... - Она уже едва сдерживала слезы. Глаза горели, словно в
них попал  горячий  песок.  Рот  наполнялся  вязкой  слюной,  предвещавшей
близкий  приступ  тошноты.  Она  снова  взглянула   в   боковое   зеркало.
Заправочная станция скрылась из виду, шоссе было по-прежнему пустынным.
   Софи бросила взгляд на спидометр - стрелка легла на  нуль.  Приборы  не
действовали, потому что не было электричества.
   - Крепче держи руль! - снова прокричал Лукас.
   Софи и так не выпускала рулевое колесо из онемевших рук. Она даже стала
невольно  раскачиваться  взад-вперед,  словно   этими   движениями   могла
заставить грузовик двигаться дальше.
   Черный "кенворт" теперь уже еле полз.
   Лихорадка усиливалась. Казалось, миллионы раскаленных  добела  кинжалов
вонзаются в тело. В ушах зазвенело, к горлу волнами  подкатывала  тошнота,
перед глазами все плыло в горячем тумане,  во  рту  стоял  медный  привкус
крови.
   Грузовик полз все медленнее и медленнее.
   - Попробуй еще раз завести двигатель! Попробуй! - едва слышно выговорил
Лукас. Он тоже испытывал ужасную боль.
   Склонившись над приборной доской, Софи несколько раз повернула в  замке
ключ зажигания.
   - Бесполезно!
   В животе у нее нестерпимо жгло, словно там горел костер. Режущая боль в
глазах заставила ее зажмуриться. Ей казалось, что ее босые ноги  стоят  на
раскаленной жарочной решетке.
   - О Боже... Лукас...
   Страшная гримаса боли исказила его лицо. Рот широко  раскрылся,  силясь
исторгнуть безмолвный крик, с губ стекала слюна. Все его большое тело била
сильная дрожь. Израненные и обожженные руки бессильно взметнулись к  небу.
На какую-то долю секунды Софи показалось,  что  сквозь  бинты  на  пальцах
проскакивают электрические искры.
   - Лу... ккк... ассссс... - прошипела Софи, не  в  силах  даже  шевелить
языком.
   Легкие горели, она задыхалась от боли и ужаса. Перед глазами все  плыло
и кружилось в страшном танце, предвещавшем скорую потерю сознания.  У  нее
больше не осталось сил противиться неизбежной мучительной  гибели.  Каждый
нерв, каждая  клеточка  ее  организма  были  теперь  переполнены  ужасной,
всепоглощающей болью...
   Грузовик почти остановился.
   В  смертельной  агонии  Софи  в  последний  раз  взглянула  на   своего
напарника. Его лицо страшно исказилось, глаза  готовы  были  выскочить  из
орбит, из ушей и ноздрей доносился жуткий булькающий звук  горячей  слизи.
Вокруг лица и рук плясали едва заметные искры. Он умирал, заживо варясь  в
собственном соку, и боль была настолько всепоглощающей, что он не в  силах
был даже закричать.
   Софи начала терять сознание. Последним мелькнуло воспоминание о картине
Эдварда Мунка "Крик". На ней был изображен человек, прижавший руки к  липу
и по-звериному оскаливший зубы в страшном крике боли и отчаяния...
   Внезапно что-то изменилось.
   Софи почувствовала облегчение. С трудом выпрямившись, она посмотрела на
Лукаса. Он дышал часто-часто, сложив на груди обожженные руки.
   Грузовик снова двигался вперед!
   Взглянув через лобовое стекло,  Софи  поняла,  что  в  самый  последний
момент, на излете, грузовик оказался  на  небольшом  возвышении  и  теперь
медленно катился под едва заметный уклон.
   -  Слава  тебе,  Господи!  -  прошептала  Софи.  Впервые  в  жизни  она
произнесла эти слова совершенно искренне и от всего сердца.


   - Вот они! - воскликнул Анхел, высовываясь из раскрытой двери автобуса.
Непослушные  волосы  трепал  ветерок.  Левой  рукой  Анхел  крепко  держал
канистру с дизельным топливом. За рулем автобуса сидел старый Флако.
   Меньше чем в миле  впереди  них  медленно  двигался  под  уклон  черный
"кенворт" с заглохшим двигателем.
   - С какой стороны у них топливный  бак?  -  прокричал  Флако,  стараясь
перекрыть дребезжание старого автобуса.
   - Со стороны водителя! - отозвался Анхел. От  ветра  у  него  слезились
глаза. Вытерев лицо рукавом рубашки, он глубоко вздохнул. По  собственному
горькому опыту он знал, что дозаправить грузовик на  ходу  будет  очень  и
очень непросто. Впрочем, целый ряд  обстоятельств  сейчас  в  его  пользу.
Во-первых, топливный бак  грузовика  расположен  гораздо  удобнее,  чем  в
легковом автомобиле, рядом  с  ним  есть  даже  специальная  площадка,  на
которую вполне может встать человек. Во-вторых, за рулем - не сумасбродный
и издерганный Мелвил, а Софи, способная держать ситуацию под контролем.  И
в-третьих, грузовик ползет на очень маленькой  скорости,  что  существенно
облегчает заправку на ходу.
   - Подъеззай к ним со стороны бака и дерзы автобус вровень с грузовиком!
- прокричал Анхел.
   Флако кивнул,  и  в  считанные  секунды  автобус  поравнялся  с  черным
"кенвортом". Флако старался держать его так, чтобы топливный бак  оказался
как  можно  ближе  к  Анхелу.  Старик  взглянул  на  спидометр  -  стрелка
показывала тридцать пять миль в час. Он  уже  хотел  перевести  взгляд  на
дорогу, но тут заметил, как стрелка поползла вверх.
   Схватив микрофон, Флако закричал:
   - Софи! Лукас! Вы слышите меня?! Отзовитесь! Прием!
   В ответ раздались лишь помехи и отголоски чужих разговоров.
   - Софи! Отзовитесь!
   Обернувшись к дяде, Анхел прокричал:
   - Оставь, дядя! У них зе  нет  электрицества!  А  знацит,  и  рация  не
работает!
   - Боже всемилостивый...  -  пробормотал  старик,  отодвигая  в  сторону
ставший ненужным  микрофон  и  с  тревогой  глядя  на  спидометр,  стрелка
которого уже перевалила за отметку сорок миль в час  и  продолжала  ползти
все выше. Крепко  вцепившись  в  руль,  Флако  старался  удержать  автобус
вровень с грузовиком.
   Для Анхела наступило время решительных  действий.  Раздвинув  до  упора
дверь автобуса, он подтащил к самому краю канистру с  дизельным  топливом.
Порывистый ветер норовил сбить его с ног.
   Протянув  руку,  Анхел  крепко  схватился  за  металлический   поручень
грузовика и, сделав широкий шаг, опустил правую ногу на площадку  рядом  с
топливным баком "Черной Марии". Стараясь удержать равновесие, Анхел так  и
застыл в этом положении - одна нога на ступеньках автобуса,  а  другая  на
топливной площадке грузовика.
   "Кенворт" шел под уклон, медленно набирая скорость.
   Внезапно раздался голос Софи:
   - Анхел! Грузовик не слушается руля! Ты слышишь меня?!
   Взглянув в сторону кабины,  Анхел  увидел  побагровевшее  лицо  Софи  с
красными слезящимися глазами.
   - Я понял! Дерзитесь! - прокричал он.
   Тут грузовик попал колесом в дорожную выбоину, и его повело в  сторону.
Расставив ноги, Анхел изо всех сил старался удержать равновесие,  прижимая
к себе локтем канистру с топливом. Флако вовремя сориентировался, и  очень
скоро автобус поравнялся с вильнувшим в сторону грузовиком.
   Крепко  держась   за   поручень,   Анхел   перепрыгнул   на   площадку.
Наклонившись, он тут же обнаружил отверстие  бака,  из  которого  все  еще
торчал обломок  заправочного  пистолета.  Одним  движением  Анхел  вытащил
обломок и отбросил его далеко в сторону.
   Тем временем  вышедший  из-под  контроля  грузовик  продолжал  набирать
скорость, которая уже превысила пятьдесят миль в час.
   В эту секунду Анхел ясно  понял,  что  чем  дольше  он  будет  выжидать
удобный момент, тем меньше у него останется шансов на  успешную  заправку.
Кроме того, силы Флако тоже были не беспредельны.  Анхел  хорошо  понимал,
Что для него самого единственным спасением было бы возвращение в автобус.
   Однако ему даже в голову не приходило бросить эту  затею.  За  короткое
время Софи и Лукас стали ему очень дороги. Анхел  испытывал  к  ним  обоим
глубокую душевную привязанность и искреннюю благодарность за их  дружеское
расположение к обезображенному от рождения мексиканскому  пареньку.  Таких
настоящих друзей у него никогда не было. И вот  теперь  они  находились  в
смертельной опасности! Нет, Анхел ни за что на свете не оставит их в беде!
   Вставив в отверстие топливного  бака  наконечник  воронки,  Анхел  стал
заливать из канистры дизельное топливо.
   Тем  временем  старый  Флако,  сидевший  за   рулем   автобуса,   начал
паниковать. Стрелка спидометра вплотную подошла к отметке шестьдесят  пять
миль в час. В салоне автобуса попадали все вещи, по полу катались кастрюли
и сковородки. Алтарь почти  полностью  развалился,  свечи  закатились  под
сиденья, фотографии веером сыпались  на  пол.  Казалось,  весь  старенький
автобус трещал по швам, грозя в любую минуту развалиться  на  части.  Было
удивительно, как эта старая развалина вообще могла набрать такую  скорость
и при этом не взлететь на воздух! За всю свою прежнюю  службу  автобус  ни
разу не двигался со скоростью выше пятидесяти миль в час. Хорошо еще,  что
несколько лет назад Флако поставил новый, более мощный двигатель. Тогда он
продал всех своих кур, чтобы расплатиться  за  него.  При  покупке  нового
двигателя его честно предупредили, что на высокой скорости старый  автобус
может не выдержать перегрузок, но старому Флако тогда и в голову не  могло
прийти, что когда-нибудь ему на самом деле придется  изо  всех  сил  гнать
свой автобус по скоростной трассе.
   - Анхел! Возвращайся в автобус! -  прокричал  старик,  но  его  хриплый
голос потонул в реве и шуме двигателя.
   Флако не  на  шутку  встревожился.  Собственно  говоря,  ради  чего  он
подвергает жизнь своего любимого племянника такой  смертельной  опасности?
Больше всего на свете ему сейчас хотелось поменяться с мальчиком  местами.
Времени на размышление не оставалось, надо было действовать.
   Грузовик вел себя как закусившая удила лошадь.
   Глядя через лобовое стекло, старик видел,  как  грузовик,  не  слушаясь
руля, с заглохшим двигателем, катился под уклон  со  скоростью  не  меньше
семидесяти миль в  час.  Жалобно  повизгивали  покрышки,  стальная  кабина
погромыхивала  и  конвульсивно  вздрагивала,  прицеп  беспомощно  болтался
позади, виляя из стороны в сторону,  хотя  Софи  изо  всех  сил  старалась
удерживать тяжелую машину.
   Флако понял, что это - предельно высокая скорость для его автобуса.
   - Сынок! - в отчаянии позвал он.
   И в этот момент он увидел нечто неожиданное. За спиной Анхела появилась
еще одна человеческая фигура.
   Это был Лукас Хайд. Его руки были забинтованы, голова повязана платком,
глаза слезились от ветра. Он вылез из  кабины  с  пассажирской  стороны  и
медленно пробирался к Анхелу.
   Внезапно старика пронзила страшная мысль! Что, если  его  мальчик,  его
Анхел, окажется слишком близко от Лукаса и, не дай Бог, коснется его?
   С обочины в воздух с неожиданным шумом поднялась стая ворон,  спугнутая
грохотом тяжелого грузовика. Флако решил, что это дурное предзнаменование.
   - Сынок! Мальчик мой! Анхел!
   Крики старика потонули в шуме и грохоте. Автобус, не выдержав  безумной
гонки, начал  постепенно  отставать  от  мчавшегося  все  быстрее  черного
"кенворта". И тут Флако заметил, как сильным порывом ветра Анхела чуть  не
сшибло с заправочной площадки грузовика. И случилось самое страшное...
   Флако не успел и глазом моргнуть, как  произошло  то,  чего  он  больше
всего боялся! В его сознании мелькнули строки из  Откровения:  "В  те  дни
люди будут искать смерти, но не найдут ее;  пожелают  умереть,  но  смерть
убежит от них".
   - Не прикасайся к нему!  Не  бери  его  руку!  -  кричал  в  бессильном
отчаянии старик. - Не касайся его руки, Анхел!
   Но все произошло так быстро, что Флако просто был  не  в  силах  что-то
изменить и тем более предотвратить.
   В последнюю секунду Лукас успел  протянуть  руку  падавшему  Анхелу  и,
крепко держа руку парнишки, втащить его на заправочную  площадку  рядом  с
топливным баком.
   Глядя на удалявшийся грузовик, старик был уверен,  что  уже  никогда  в
жизни не увидит снова своего племянника...



19. ПАДЕНИЕ

   Замочная скважина. Ну конечно! Через замочную скважину должно быть  все
видно...
   Стараясь  действовать  бесшумно,  она  подъехала  на  своей  инвалидной
коляске вплотную к двери  и  прислушалась.  За  массивной  дубовой  дверью
кто-то двигался. До ее слуха доносились  приглушенные  звуки,  словно  там
занимались приготовлением обеда. Позвякивал фарфор, из  крана  в  раковину
текла вода. Слышно было,  как  кто-то  точил  ножи,  потом  что-то  резал,
шинковал...
   Единственная проблема заключалась в том, что все эти  звуки  доносились
из... спальни ее отца!
   После безвременной кончины жены, случившейся  почти  год  назад,  Морис
Дега  впал  в  глубочайшую  депрессию,  став  добровольным  затворником  в
собственной спальне. Он выходил из нее всего два раза в неделю, только для
целительства. Ванесса была полностью на попечении слуг.  Они  умывали  ее,
одевали и раздевали. кормили, усаживали в  инвалидное  кресло  и  вынимали
оттуда, когда это было необходимо. Маленькая Ванесса  страшно  тревожилась
за отца. Врачи говорили, что он страдает глубочайшей меланхолией,  которая
со временем должна пройти, но Ванесса всерьез  опасалась,  что  меланхолия
доведет отца до безумия. Опершись о подлокотник, она припала ухом к двери.
Там что-то капало, потом послышалось позвякивание столовых приборов,  звон
хрустальных бокалов.
   Замочная скважина...
   Решившись наконец, она наклонилась и заглянула в нее.
   Сначала она ничего не могла различить. Отверстие для ключа  было  очень
маленьким,  к  тому  же  уже  вечерело,  и  в  комнате   царил   полумрак.
Прищурившись, она вдруг увидела отца, занятого разделкой кошачьих тушек.
   Во рту у Ванессы сразу пересохло. Вытаращив глаза, она смотрела, как ее
отец,  святой  человек,  разделывал  кошачьи  тушки  на  сосновой  скамье,
стоявшей в его спальне. Ванесса невольно сосчитала несчастных  животных  -
шесть маленьких головок были аккуратно  расставлены  в  ряд.  В  раскрытых
пастях виднелись розовые язычки, глаза широко  распахнуты  в  предсмертной
муке. Кровь стекала в стоявшую на полу широкую  чашу.  Морис  был  целиком
поглощен исполнением какого-то ритуала - макал кончики пальцев  в  кошачью
кровь, подносил их ко рту и...
   Ванесса чуть не задохнулась!
   Нет,  она  не  испытала  ни  отвращения,  ни  стыда  или  смущения.  Не
почувствовала ни гнева, ни ненависти... Нет, больше всего ее пугала, почти
до   смерти,   неожиданная   странная   музыка.    Поначалу    нестройная,
диссонирующая, она постепенно превращалась  в  чудную  гармонию.  Волнующе
пели скрипки, контрапунктом вторили флейты, басовитый голос фагота  служил
им опорой.
   Для Ванессы настало время преображения.
   Она сердцем приняла отца, каким он был в тот момент, когда тайно служил
черную мессу в полумраке  спальни.  Во  всех  его  движениях  было  что-то
завораживающее,  словно  Ванесса   смотрела   на   балет   с   музыкальным
сопровождением.  Широкие  плечи  Мориса  обтягивала   черная   сутана.   С
неподражаемой грацией он зажег черные свечи и поднес пламя к  пучку  сухих
трав. Потом сделал жест, которому было суждено остаться в  памяти  Ванессы
на всю жизнь.
   Предки Мориса были бельгийцами, добрыми католиками. В  положенный  срок
Ванессу окрестили и до восьми лет она регулярно посещала воскресные мессы.
Потом Морис обрел иных богов, но  детские  годы,  проведенные  Ванессой  в
католической вере, еще долго оставались в ее памяти. Вот и  сейчас,  когда
она  молча  наблюдала  за  ритуальными  действиями  своего  отца,  на  нее
нахлынули детские впечатления.
   Морис продолжал ритуал - обмакнул кончики пальцев правой руки в чашу  с
кровью. Потом тряхнул рукой вниз и коснулся ею  лба.  Поначалу  этот  жест
показался Ванессе знакомым, но уже через секунду она вдруг поняла, что это
было извращенное, как бы перевернутое крестное знамение...
   Чудная музыка звучала все громче в ее  ушах.  Она  решительно  толкнула
дверь и вошла в новую церковь отца.


   - Мадам?
   Через перегородку до нее донесся голос шофера. Вот уже  с  полчаса  она
сидела молча, погруженная в размышления, и это начинало беспокоить шофера.
Старый дурак! Он и понятия не имел, что Ванесса была  на  грани  свершения
чуда.
   - Мадам! Нам нужно поговорить!
   Ванесса взяла в руки клавиатуру и набрала на ней:
   ВЫ УВЕРЕНЫ?
   - Насчет этих ребят, которые в грузовике...
   ДА?
   - Даже не знаю, с чего начать...
   НАЧНИТЕ С ЧЕГО-НИБУДЬ, ЭРИК!
   -  Может,  отпустим  их?  -  промямлил  наконец  шофер.  -  Пусть  сами
выпутываются, если смогут, а мы с вами...
   НЕТ!!!
   - Подумайте о своем здоровье, Мадам!  Эта  поездка  становится  слишком
утомительной и...
   НЕТ НЕТ НЕТ НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ!!!
   Помолчав несколько секунд, шофер тихо произнес:
   - У меня дурное предчувствие, Мадам.
   Ванесса в сильном раздражении отшвырнула от себя клавиатуру  и  сказала
сильно ослабевшим, хриплым голосом:
   - Эрик... прошу вас... держите свои эмоции при себе...


   Софи скрылась в спальном отсеке, чтобы принять обезболивающее, а  Лукас
тем временем решил ненадолго посадить за руль Анхела. Сам он  все  еще  не
мог  оправиться  от  последнего  приступа  мучительной   боли.   Сидя   на
пассажирском месте, он глубоко  дышал,  давало  о  себе  знать  обожженное
нутро. Перед глазами все еще плясали мушки.
   - Я сяду за руль, как только мы доберемся до реки, - едва слышно сказал
он.
   - Не  волнуйся,  Лукас!  Я  отлицно  себя  цувствую!  -  с  готовностью
откликнулся парнишка.
   Помолчав несколько секунд, Лукас произнес:
   - Езжай по пятидесятому шоссе, а за городом  сверни  на  семидесятое  и
направляйся на запад, хорошо?
   - Договорились!
   Лукас взглянул на Анхела. Парень так крепко вцепился в руль, словно  от
этого зависела его жизнь. Глаза неотрывно смотрели на шоссе. Лукас не  мог
удержать слабую улыбку:
   - Вот уж не думал, что когда-нибудь возьму в напарники такого  молодого
шофера.
   -  В  феврале  мне  исполнится  девятнадцать,   -   торопливо,   словно
оправдываясь, проговорил Анхел.
   - Не обижайся, - сказал Лукас. - Мозгов у тебя побольше, чем  у  любого
девятнадцатилетнего парня. Даже представить себе не могу, что  было  бы  с
нами, если бы не ты и твой дядя.
   - Рад был помоць.
   - Чем мы заслужили такое отношение, Анхел?
   Парень метнул на Лукаса быстрый взгляд умных глаз и тихо сказал:
   - Но ведь ты на моем месте сделал бы то зе самое.
   Лукас молча кивнул, подтверждая справедливость его слов.
   Какое-то время они ехали молча. Лукас  сосал  обезболивающее,  стараясь
забыть о мучениях и думать о том, как  же  им  всем  выпутаться  из  этого
невероятного  кошмара.  Тем  временем  грузовик  приблизился  к   окраинам
Сент-Луиса. По рации то и дело доносились обрывки слов, которые произносил
слабый голос старого Флако. Похоже, это были цитаты из Нового  Завета,  но
Лукас решительно ничего не мог понять.
   Наконец на шоссе стали появляться другие машины, но  Лукас  по-прежнему
чувствовал себя в полной изоляции от внешнего мира. Его угнетало  сознание
того, что все они втроем зажарятся словно тосты, если он не  найдет  выход
из положения.
   - Сколько ты залил в бак, Анхел?
   - Около двадцати галлонов.
   - Этого хватит на сотню миль, не больше.
   Анхел кивнул, продолжая глядеть на дорогу и не выпуская из рук  рулевое
колесо.
   - Слушай, надо сказать твоему дяде, чтобы  он  не  гнался  за  нами,  -
задумчиво произнес Лукас.
   - С дядей Флако все нормально, - возразил Анхел.
   - Что-то мне не нравится все это... Я беспокоюсь за него, понимаешь?
   - Но поцему?
   - Ну, он уже далеко не  молод,  а  его  школьный  автобус  кажется  еще
старше. Не хочу, чтобы из-за меня с  твоим  дядей  случилась  какая-нибудь
беда.
   После недолгого раздумья Анхел сказал:
   - Дядя Флако уверен, цто теперь, когда я коснулся твоей  руки,  на  мне
тозе лежит  проклятие.  Он  хоцет  быть  рядом  и  помоць  при  первой  зе
возмозности...
   В кабине повисло напряженное молчание.
   Лукас машинально сжал  свои  забинтованные  руки  в  кулаки  и  тут  же
вскрикнул. Боль ударила в голову, как запах нашатырного спирта.
   - Есть же выход из этой задницы! Должен быть!
   Через  двадцать  минут  грузовик  миновал  Сент-Луис,  и  шоссе   снова
обезлюдело. Лукас посмотрел на часы - шел уже  десятый  час.  Мощные  фары
освещали дорогу на сотню ярдов вперед. Они двигались по семидесятому шоссе
на запад, в направлении Канзас-Сити, и белые линии отсчитывали время,  как
стрелки тикающих часов.
   Время кончалось.
   - Мне нужно поговорить с Софи,  -  пробормотал  Лукас,  повернувшись  к
Анхелу. - Как ты думаешь, сможешь побыть тут за главного?


   Старый Флако так крепко  держал  большой  руль  автобуса,  что  у  него
побелели косточки  пальцев.  Каждый  удар  и  толчок  бил  по  рукам,  как
электроток. Он не сдастся. Как бы ни мучил его артрит, он не бросит в беде
своего племянника и его новых друзей.
   Автобус попал в очередную колдобину, и его сильно  тряхнуло.  По  всему
салону с  грохотом  перекатывались  сковородки  и  кастрюли.  Стараясь  не
обращать внимания на боль в суставах, Флако упрямо продолжал держаться  за
черным "кенвортом", сжигавшим последние галлоны топлива.
   Собственно говоря, ему было не привыкать к острой боли за рулем.  В  те
далекие  дни,  когда  он  работал  водителем   школьного   автобуса,   ему
приходилось еще до рассвета подниматься с постели на негнущихся ногах.  Он
водил автобус, страдая тяжелейшим бронхитом. В любую  погоду.  Однажды  он
прошел весь маршрут с температурой под сорок, скрывая от ребятишек болезнь
и украдкой блюя в собственный термос на  каждой  остановке.  Но  ничто  из
пережитого им не шло ни в какое сравнение с теми  муками,  которые  сейчас
испытывали его новые амигос.
   Отвлекаясь от боли в суставах, Флако  пытался  найти  решение.  Он  был
совершенно убежден в том, что его друзья попали в ловушку самого  дьявола,
и точно так же был убежден в том, что именно ему  было  суждено  оказаться
рядом с ними в этот суровый час испытаний. Но как противостоять проклятию?
Как человеку бороться с  нематериальным  злом?  Флако  ничего  не  знал  о
колдовских чарах,  заклинаниях  и  проклятиях.  Будучи  человеком  глубоко
верующим, он никогда не интересовался этим. Все, что ему было  известно  о
дьяволе, сводилось к тому, что он считал его злым волшебником...
   Автобус вновь попал колесом в яму. По  рукам  ударила  боль,  загремели
катающиеся в салоне предметы. Флако поймал  себя  на  том,  что  повторяет
слова из Нового Завета: "Будьте бдительны,  ибо  враг  рода  человеческого
диавол бродит, как лев рыкающий, ища, кого пожрать..."
   - Un momenta, - шепнул вдруг сам себе Флако.
   Где-то внутри у него родилось новое  чувство,  еще  неясное,  но  очень
сильное. Казалось, он пытался вспомнить что-то очень важное, что вертелось
у него на языке - название песни или  имя  человека  -  и  что,  возможно,
подсказало бы способ снять проклятие.
   Что-то мелькнуло в зеркале заднего  вида.  В  темноте  позади  автобуса
виднелась пара автомобильных фар, слишком маленьких и тесно посаженных для
современной машины. Они были неприятно ярко-желтого  цвета,  напоминавшего
цвет мочи. От этих фар по телу старика почему-то пробежала дрожь.
   - Un momenta...
   Флако пытался собраться, но не мог выбросить эти фары  из  головы.  Они
были как докучливые  насекомые  с  ядовитыми  жалами,  нацеленными  в  его
незащищенную шею.
   Старик был так поглощен своими  размышлениями,  что  не  сразу  заметил
позади себя еще одну пару ярких фар.


   Отодвинув в сторону дверь спального отсека, Лукас  увидел  сидевшую  на
койке Софи. Ее глаза  покраснели  от  слез.  Она  сняла  свою  пропотевшую
футболку и завернулась в простыню, которая чуть сползла  с  левого  плеча,
открывая  обнаженную  грудь.  Завидев  Лукаса,  Софи   поспешно   натянула
простыню.
   - Ну, как ты? - спросил он. Ему было очень странно находиться во  время
движения в спальном отсеке одновременно со своей напарницей.
   - Нормально.
   Выдавив немного анастезирующей мази из тюбика,  найденного  в  аптечке,
она стала втирать  ее  в  покрывавшуюся  волдырями  кожу  левого  плеча  и
предплечья.
   - Очень больно? - Лукас присел рядом с ней.
   - Такое чувство, словно я лежала на раскаленном песке.
   - Дай-ка взгляну.
   Осторожно стянув перчатки, Лукас отложил их в сторону и бережно взял  в
свои забинтованные ладони руку Софи, почти полностью покрывшуюся  красными
волдырями, как будто побывавшую в микроволновой печи.
   - Не слишком красивое зрелище, да? - вздохнула Софи.
   - Тебе очень больно?
   Софи слабо улыбнулась:
   - Смотря с чем сравнивать...
   Молча покачав головой, Лукас выпустил ее руку  из  своих  забинтованных
ладоней.
   Софи взглянула на Лукаса, и в ее глазах  можно  было  прочесть  суровую
решимость. Похоже, она еще не собиралась сдаваться перед неизбежностью.
   - Ну как, ты все еще не веришь в колдовство и черную магию? - отрывисто
спросила она.
   - Очень смешно.
   - Лукас, мы по уши в дерьме!
   - Мягко сказано, - закатил глаза Лукас.
   - Идеи есть?
   Лукас внимательно посмотрел ей в лицо. На нем отражалась странная смесь
страха и сосредоточенности. После секундного размышления он сказал:
   - Ехать дальше.
   - А что потом? Ведь мы не сможем двигаться вечно, правда?
   Острая боль пронзила ладони Лукаса, которые были сейчас очень похожи на
мясо по-татарски.
   - У тебя есть другое предложение? -  спросил  он,  кривясь  от  режущей
боли.
   - Знаешь, я все это время непрерывно думала... - тяжело вздохнула Софи.
   - Да?
   - Думала о наших шансах.
   - Шансах?
   - Что мы знаем об этом проклятии, или болезни, или как еще это назвать?
   Лукас вновь скривился от  страшной  боли  в  обожженных  пальцах.  Едва
сдерживая стон, он сказал:
   - Похоже, мы подхватили эту заразу, черную мертвую человеческую руку. И
теперь, если мы не хотим превратиться в жаркое, вынуждены все время быть в
движении. Что еще нам нужно знать, по-твоему?
   - Это ты серьезно? - Софи метнула на него быстрый сердитый взгляд.
   - Ну, не знаю... Тогда ты скажи мне, что думаешь об этом.
   - Ты заметил, оно начинается постепенно?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ты заболел не сразу Только через  несколько  часов  после  того,  как
коснулся той руки.
   - И что из этого?
   - Понимаешь, мне кажется, эта штука имеет прогрессирующий характер!
   Лукас на минуту задумался над ее словами, соображая, куда она клонит.
   - Подожди-ка, ты говоришь, прогрессирует... значит...
   - Ну да! - кивнула Софи. - Значит, может быть, пройдет само по себе.
   - Значит, нам нужно...
   - Нам нужно продержаться в  движении  до  тех  пор,  пока  не  кончится
действие проклятия!
   Оба замолчали. Колеса тяжелого грузовика  громыхали  по  ухабам.  Лукас
боролся с болью в ладонях. План казался  довольно  хилым.  Очень  и  очень
хилым. Просто двигаться вперед и  не  пробовать  ничего  другого  казалось
нелепым. А ситуация не нелепая - когда  Лукас  тут  сидит  и  трясется  от
страха при одной мысли об остановке?
   Он взглянул в сторону кабины, почувствовал  вибрацию  двигателя,  дрожь
соединений и неумолимое убывание горючего с каждой милей. Шансы...
   - Помню, как-то раз, много лет назад, мой отец взял меня с собой в горы
в Йосемит. - Глаза Софи затуманились. - Настоящая экспедиция. Поднялись до
рассвета. Взяли  с  собой  кучу  снаряжения,  нейлоновые  веревки,  всякие
железяки. Знаешь, как люди любят такие штуки.
   - Воины выходного дня, - кивнул Лукас.
   - Мой отец обожал лазать  по  горам  и,  конечно  же,  думал,  что  его
маленькая дочка-сорванец  будет  отличным  напарником  в  скалолазании.  В
общем, мы нашли здоровенный каменный столб, торчащий  над  лесом,  и  отец
сделал мне обвязку по всем правилам. И повел вверх  по  трещинам.  Занятие
для настоящих мужчин.
   Софи замолчала и протерла глаза.
   - И что? - спросил Лукас.
   - На полпути к вершине, в двухстах футах от земли, что-то случилось,  -
сказала Софи. - Моя веревка запуталась. Я пыталась ее распутать и  тут  же
почувствовала, что падаю. Отец вышел из себя. Он  стал  кричать  на  меня,
тянуть веревку, но вышло  только  хуже.  В  общем,  я  пролетела  примерно
пятьдесят футов  и  приземлилась  на  дерево.  Сломала  руку  и  проколола
легкое... Но знаешь, что мне из этого запомнилось?
   - Что?
   - Ощущение скольжения вниз, - сказала Софи. Глаза ее горели: она  снова
переживала этот момент. - Сначала  я  очень  испугалась.  Тело  как  льдом
сковало, а сердце колотилось где-то в горле. Я  старалась  удержаться,  но
скользила все быстрее и быстрее. Но потом настал тот миг, когда я  бросила
бороться - умирать так умирать, чего уж там... Я сдалась... Вот это и было
самое страшное ощущение. Полная потеря контроля. Сдача.
   Лукас понял, о чем она говорит.
   - До меня дошло.
   Софи повернулась к напарнику и впилась в него взглядом.
   - Лукас, я до чертиков боюсь.
   Лукас в ответ взглянул так же пристально.
   - Тогда мы с тобой в одном клубе.  -  Тут  его  окатила  горячая  волна
чувства. - Мы вылезем из этого дерьма, Софи...
   Она отвернулась. По щеке скатилась одна-единственная слеза, которую она
тут же торопливо стерла ладонью. Внезапно лицо ее скривилось от боли.
   - Твою мать!
   - Что с тобой?
   - Плечо свело...
   - Протянуть руку помощи? - Лукас протянул руку, чтобы дотронуться до ее
плеча, но Софи отодвинулась от него и как-то странно посмотрела.
   - Что стряслось? - недоуменно спросил Лукас.
   - Хватит с нас той, что ты уже подобрал, - криво улыбнулась Софи сквозь
выступившие на глазах слезы.
   - Как всегда остришь? - ухмыльнулся Лукас.
   Потом он внимательно осмотрел ее руку, взял тюбик с мазью и  смазал  ее
еще раз. Его прикосновения были осторожными и нежными.
   Порывшись в кармане, он достал оттуда таблетку кодеина.
   - Вот, прими.
   - А что это?
   - То, что на время избавит тебя от боли.
   - Не хочу.
   - Проглоти, легче будет!
   - Не буду!
   - Ну-ка, открой ротик! - Лукас поднес таблетку к ее губам.
   Софи покорно вздохнула и,  закрыв  глаза,  проглотила  таблетку.  Лукас
протянул ей небольшую фляжку с виски, и она сделала глоток.  Поморщившись,
она замотала головой:
   - От этого я уж точно отдам концы!
   - Выживешь, - усмехнулся Лукас.
   - А теперь давай посмотрим твои пальцы, - сказала Софи и стала помогать
Лукасу снимать с ладоней бинты. Увидев раны, она ахнула. Пальцы  опухли  и
готовы были загноиться. - Господи, тебе нужны антибиотики.
   - Ничего, не помру, - пробормотал Лукас, у  которого  начала  кружиться
голова от пряного запаха ее волос. Что-то горячо зашевелилось  в  паху,  и
Лукас  окончательно  смутился.  Во-первых,  в  такую  страшную  минуту,  а
во-вторых, это же, черт побери, напарник!
   - Кажется, в аптечке где-то был флакон  со  спиртом,  -  сказала  Софи,
наклоняясь к ящику под кроватью. Пока она там рылась  в  поисках  аптечки,
простыня незаметно сползла с ее плеч, и Лукас увидел нежный изгиб спины  и
полумесяц груди.
   - Не нужно, мне и так хорошо, брось... - бормотал Лукас.
   Порыв был так силен, что в глазах плыло.
   Наконец Софи выпрямилась, держа  в  руке  ватный  тампон,  смоченный  в
спирте.
   - Я осторожно, - сказала она.
   - Ладно, давай!
   Лукас протянул ей ладони и крепко  закрыл  глаза.  Не  потому,  что  он
боялся боли или не мог смотреть на свои раны. Нет, просто иначе он не  мог
оторвать взгляда от Софи.
   - Ай!
   При первом же прикосновении тампона  Лукас  дернулся  от  жгучей  боли.
Мгновенно откинувшись назад, он широко раскрыл глаза. Простыня от  резкого
движения свалилась с плеч Софи, обнажив груди.  Софи  резко  вздернула  ее
обратно, уронив тампон, и взяла мозолистые руки Лукаса в свои.
   - Я сделала тебе больно?
   - Все путем, - тихо произнес Лукас.
   Возникла неловкая пауза. Пристально глядя в глаза Лукасу, Софи закусила
нижнюю губу, потом погладила его по щеке. Ее рука была удивительно  нежной
и прохладной.
   - Все путем, правда. - Лукас осторожно прижал своей ладонью руку  Софи,
все еще лежавшую на его щеке. Их взгляды встретились, и какое-то время они
молча смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз.
   Лукас ощущал порыв обнять,  успокоить  ее,  прижать  к  своей  груди  и
признаться наконец, что он испытывает по отношению к ней. Это была  пытка.
Голова у него пошла кругом, на глазах выступили  жгучие  слезы,  по  всему
телу  побежали  мурашки.  Он  попытался  найти  слова,  но  чувства  вдруг
оказались отравлены горьким жалом реальности.
   По причинам, непонятным ему самому, он не мог себе  позволить  ни  шагу
сделать в эту сторону.
   Он отодвинулся и сказал:
   - Лучше нам сейчас подумать, как набить брюхо какой-нибудь жратвой.


   - Анхел! Ответь мне! - проник голос Флако в молчание кабины.
   Анхел поспешно убавил громкость. Он не хотел беспокоить  своих  раненых
друзей в спальном отсеке. Аккуратно взяв микрофон, он сказал:
   - Слысу тебя, дядя Флако. Прием.
   - Большая беда на дороге, племянник. Большая беда!
   В голосе старого Флако звучала тревога.
   - Цто слуцилось? - спросил Анхел.
   Но прежде чем Флако успел ответить, вся кабина грузовика внезапно  ярко
осветилась. Источник этого света был  где-то  сзади.  На  какой-то  момент
яркий свет, отразившись от боковых зеркал, ослепил Анхела.
   Потом  раздался  усиленный  мегафоном  голос  человека,  имевшего   все
основания преследовать "Черную Марию".



20. ДОЖДЬ С НЕБЕС

   - ВНИМАНИЕ, ВОСЕМНАДЦАТИКОЛЕСНЫЙ ГРУЗОВИК  НОМЕР  НУХ-7557!  НЕМЕДЛЕННО
ОСТАНОВИТЬСЯ! Я - ШЕРИФ ОКРУГА ПЕННИНГТОН, ПОЛИЦИЯ ШТАТА МИССУРИ! СО  МНОЙ
ПРЕДСТАВИТЕЛИ ФБР! ТРЕБУЮ НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЬСЯ!
   В сотне ярдов позади черного "кенворта" мчалась живописная процессия  в
сопровождении сирен и яркого мигания синих маячков. Первой неслась  машина
шерифа Баума. Полицейский  джип  занимал  левую  полосу,  и  его  скорость
превышала семьдесят миль в час.
   - ПОВТОРЯЮ! НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЬСЯ! У НАС ОРДЕР НА  АРЕСТ  РЕДЖИНАЛЬДА
ЛУКАСА ХАЙДА И СОФИ КОЭН!!!
   Баум весь кипел от ярости, на  лбу  у  него  выступили  капельки  пота.
Слишком много всего произошло - гибель в огне чернокожего парня, внезапное
помешательство Делберта Моррисона, странный стигмат, выжженный  в  глубине
сердца покойника. А под вечер по  служебной  рации  начались  разговоры  о
каких-то бандитах, разъезжающих  в  огромном  черном  грузовике,  грабящих
лавки и взрывающих автозаправочные станции по  всему  штату  Миссури.  Для
простого захолустного шерифа, каким был Дик Баум, это был выдающийся день.
   - НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ, ПОКА БОЛЬШЕ НИКТО НЕ ПОСТРАДАЛ!
   За джипом Баума  ехали  в  своем  "понтиаке"  1991  года  выпуска  двое
федералов - Хокинг и Массаморе. Оба  были  одеты  в  одинаковые  шерстяные
форменные костюмы. Короткие стрижки и мрачные лица делали  их,  на  взгляд
Баума, похожими на плохих шутов, фигляров-неудачников. Бауму они были и на
фиг не нужны, но присутствие федералов придавало важности той ситуации,  в
которой собирался отличиться шериф.
   Замыкала процессию машина Эрни Парриша, ветерана полиции штата  Миссури
с двадцатипятилетним  стажем,  друга  и  собутыльника  шерифа  Баума.  Как
правило, на пасхальный уик-энд они вместе выезжали охотиться на перепелов,
прихватив с собой порядочное количество виски и побольше мелких купюр  для
нескончаемого покера. Когда Эрни услышал, что шериф отправляется в  погоню
за каким-то дальнобойщиком, хулиганящим на дорогах штата, он тут же вызвал
федералов и присоединился к отряду. Но хотя вся  эта  каша  заварилась  на
территории Эрни, он знал, что будет всего лишь статистом.
   Сегодня бенефис Дика Баума.
   -  НЕМЕДЛЕННО  ОСТАНОВИТЕСЬ!  ДАЮ  НА  РАЗМЫШЛЕНИЯ  ОДНУ  МИНУТУ!!!   -
продолжал орать в мегафон Баум. Его усиленный динамиками голос  перекрывал
рев двигателей и вой ветра.
   Джип шерифа неуклонно приближался к  "кенворту".  Случайно  оказавшиеся
поблизости автомобили отставали, съезжали на  обочину  или  сворачивали  с
шоссе. Лишь какой-то  потрепанный  школьный  автобус  продолжал  болтаться
между грузовиком и джипом шерифа.
   Баум взглянул на спидометр. Стрелка перевалила  за  отметку  шестьдесят
пять миль в час и продолжала упорно подниматься. Школьный автобус изо всех
сил тарахтел вслед за грузовиком, грозя  в  любую  минуту  развалиться  на
части. Было совершенно очевидно,  что  его  водитель  намеренно  не  хотел
отставать от  "кенворта".  Но  почему?  За  каким  чертом  этому  дряхлому
автобусу рисковать собственным скелетом, лишь бы удержаться за грузовиком?
Интерес Баума был так силен, что даже в носу засвербило.
   Баум прибавил газу и  промчался  мимо  автобуса,  окутанный  яростью  и
выхлопными газами.
   Приблизившись к заднему  бамперу  стремящегося  уйти  от  него  черного
грузовика, Баум осветил его своими фарами. Поперек грязной грузовой  двери
трейлера было написано: "БЮРО ПРОКАТА САКРАМЕНТО".
   Шериф разглядел и громадные, бешено вращавшиеся  колеса,  взбрасывающие
грязь и мелкие камешки в световые конусы фар.
   Баум возмущенно  втянул  в  себя  воздух.  Грузовик  набирал  скорость.
Схватив потной ладонью микрофон, Баум рявкнул:
   - ЧЕРТ ПОБЕРИ, ОСТАНОВИТЕСЬ! ИНАЧЕ МЫ САМИ ВАС ОСТАНОВИМ,  И  ТОГДА  НЕ
ПОРАДУЕТЕСЬ!
   Внезапно  в  машине  шерифа  ожил  сканер.  Через  посторонние  шумы  и
потрескивание помех донесся слабый голос Лукаса Хайда:
   - Вызываю... шфшфшф... шериф... отзвсссь... шшшш...
   Баум подкрутил настройку, и голос вернулся.
   - Вызываю шерифа Баума! -  Голос  дребезжал  и  прерывался  треском.  -
Слушай меня ушами, шериф! Говорит Лукас Хайд! Прием!
   Схватив микрофон служебной рации, Баум грозно рявкнул:
   - Хайд, это шериф Баум. Не делай хуже, чем есть сейчас,  -  съезжай  на
обочину, на фиг!
   - Не могу, шериф!
   - Это почему же?
   Взрыв помех и ответ:
   - Не могу остановиться!
   - Послушай, сынок... - Баум стиснул микрофон чуть сильнее необходимого.
- Я служу в полиции уже больше тридцати лет и  еще  ни  разу  не  встречал
человека, у которого были бы более серьезные причины остановиться.
   После короткой паузы, наполненной шумами и потрескиванием  статического
электричества, по рации донесся голос Лукаса:
   - Послушай, шериф, если ты заставишь нас сейчас  остановиться,  смертей
станет больше. Это я тебе гарантирую.
   - Брось мне заливать!
   - Мы не сделали ничего противозаконного!
   - Выкрутасы с  дозаправкой  на  ходу,  взрыв  на  заправочной  станции,
осквернение могил - парень, я тебе даю последний шанс. Съезжай на обочину.
   - Шериф, я же сказал, мы не поджигали  заправку!  Я  знаю,  что  ты  не
поверишь, но мы этого не делали!
   Вне себя от ярости шериф завопил в микрофон:
   - Слушайте, падлы, я не знаю, что вы затеяли, но  затея  кончилась!  Ты
понял, что я сказал? КОНЧИЛАСЬ! ТЫ ПОНЯЛ?!
   - Я ж тебе сказал, дураку! - крикнул  Лукас.  -  Мы  во  всем  этом  не
виноваты!
   - Ах ты, черномазый ублюдок! Подожди, я сам до тебя доберусь!
   - Жирная белая скотина! Ты что, не понимаешь, что я тебе говорю?!
   И  тут  Баум  окончательно  потерял  самообладание.  В  висках   бешено
застучала кровь, лицо моментально побагровело.
   - Кончай выкобениваться, ниггер! Я тебя раздавлю, как вошь!
   Внезапно по рации донесся низкий, красивый  голос  специального  агента
Массаморе:
   - Шериф Баум, может быть, в дело пора вступить нам, и тогда...
   - Поостынь, федерал! - отрезал шериф. - Этот черномазый - мой! А  тебе,
- обратился он уже к Лукасу, - я  даю  десять  секунд,  чтобы  съехать  на
обочину, ниггер. А потом молись.
   В ответ донеслось:
   - Ты, тупой деревенский расист, пидор гнойный, ты  что,  не  понимаешь,
что убиваешь троих человек?
   - Десять, - начал обратный счет шериф.
   - Шериф, я не стану останавливаться...
   - Девять.
   - Ты хоть слышишь, что я тебе пытаюсь втолковать?
   - Восемь... семь... шесть...
   - Да пошел ты!!!
   - Пять... четыре... три... два... один - абзац!
   Взглянув в зеркало заднего вида, шериф разглядел  позади  своего  джипа
фары машины с федеральными агентами. Он поднес ко рту  микрофон  служебной
рации и сказал:
   - Хокинг! Массаморе!  Давайте,  ребятки,  принимайтесь  за  дело!  Пора
кончать эту петрушку!
   В ответ раздался голос специального агента Хокинга:
   - Мы были бы признательны вам, шериф, если бы вы  отодвинулись  чуть  в
сторону и дали нам место для работы.
   Баум притормозил и пропустил федералов вперед.


   Первая пуля звякнула, когда Лукас менялся местами с сидевшим  за  рулем
Анхелом.
   - Это что за черт? - спросила Софи с пассажирского сиденья. Пока  Лукас
и Анхел менялись местами, она  придерживала  руль  левой  рукой,  прижимая
ногой педаль акселератора.
   Мгновенно усевшись за руль, Лукас переключил скорость и нажал  на  газ.
Взревел двигатель, и грузовик вылетел из гудевшей вокруг какофонии сирен.
   - Это был выстрел, - рассеянно ответил он.  Лукас  отлично  знал  сухой
хлопающий  звук  выстрела  мощной  винтовки.  Во  время   лос-анджелесских
беспорядков они стучали со всех крыш не смолкая. И звук этот не был  похож
на хлопки пистонов и  взрывпакетов  из  телевизионных  сериалов  и  плохих
детективов. Это был резкий щелчок на грани слышимости, от которого по коже
всегда бежали мурашки.
   - Они стреляют в нас, - объявила Софи, не  столько  тревожась,  сколько
признавая свою обреченность.
   - Наклонись! Отодвинься от окна! - крикнул  Лукас,  стараясь  перекрыть
рев двигателя. Скорость грузовика уже перевалила за девяносто пять миль  в
час. Двигатель яростно ревел. Вся кабина дрожала мелкой  дрожью  и  ходила
ходуном. По трансмиссии передавалось усилие в двадцать тонн.
   Будто мчишься верхом на доменной печи.
   Вторым выстрелом пробило одну из шин с правой  стороны.  Ощущение  было
такое, будто на бегу оторвался каблук.  Корму  занесло,  грузовик  яростно
завилял. Лукас  напряг  все  силы  гидравлического  управления  и  удержал
громаду машины в повиновении.
   Третья пуля вырвала кусок металла из заднего борта прицепа и  рикошетом
пролетела мимо кабины.
   - О Боже... - пробормотала Софи, зажимая ладонями уши.
   Лукас посмотрел вперед. В свете фар примерно в миле перед ними виднелся
силуэт поперечной эстакады, по обеим сторонам которой  змеились  наклонные
въезды. На какую-то бредовую секунду Лукас представил себе,  как,  погасив
все огни, он свернет на боковую дорогу и растворится  во  тьме  полей.  Но
голос разума тут же отбросил это как чушь.
   "Конечно, это было бы просто здорово - вильнуть на боковой съезд  и  на
проселке стряхнуть с хвоста копов... Только будь готов умереть,  когда  на
такой скорости тяжелую "Марию" занесет на гравии, перевернет и хлопнет  об
ограждение, как жука о ветровое стекло..."
   Софи посмотрела в боковое зеркало, и тут четвертая пуля  скользнула  по
борту, вдребезги разбив зеркало и оторвав  кусок  от  верха  кабины.  Софи
вскрикнула и отшатнулась назад.
   - Вот сукины дети! За нами гонится "седан" без опознавательных знаков!
   - Тебя не задело? - быстро взглянул на нее Лукас.
   Софи вся тряслась, закрыв дрожащими руками лицо. По стеклу с ее стороны
побежала паутина трещин от пулевого удара по обшивке.
   - У тебя кровь! - воскликнул Анхел,  сидевший  позади,  возле  двери  в
спальный отсек. Полудюймовый осколок оцарапал ей шею,  и  теперь  царапина
сильно кровоточила. - Подозди! - закричал Анхел, перекрывая  вой  ветра  и
рев машины. - Я бинт возьму!
   Следующая пуля ударила под тягач, в правую заднюю шину Кабина качнулась
от взрыва. Грузовик завилял как бешеный. Лукас боролся с  рулем,  стараясь
выровнять машину. С его переносицы стекла струйка пота и упала на  рулевое
колесо. Лукас одним движением вытер лицо  рукавом  и  крикнул,  перекрывая
грохот:
   - Так мы долго не продержимся!
   Двигатель жалобно стонал, две шины были пробиты, вести стало  в  тысячу
раз тяжелее. Машина теряла скорость, виляя, как рыбий хвост,  и  дергаясь.
Будто ехала по полю набросанных кирпичей.
   - Кажется, у нас поврежден двигатель! - прокричала Софи,  показывая  на
видневшийся через лобовое  стекло  густой  пар,  валивший  от  решетки.  В
темноте он выглядел, как занавес, повешенный перед ветровым стеклом.
   -  Радиатор  пробили!  -  Лукас  дернул  передачу  на  нижнюю  и   стал
выравнивать машину, сражаясь  с  заносом.  Двигатель  забарахлил,  коробка
передач выла, как издыхающий динозавр.
   Вынырнув из спального отсека с перевязочным пакетом в руках, Анхел стал
накладывать повязку на шею Софи. Глядя через плечо, он спросил:
   - А мозно как-нибудь отцепить прицеп?
   - Отличная идея, но невыполнимая, - отозвался Лукас.
   - Мозет, я все-таки попробую слазить по крыфе и  разбить  сцепку  мезду
кабиной и прицепом?
   - Это невозможно, - покачала головой Софи.
   - Ты, видно, насмотрелся фильмов, парень, - проворчал Лукас,  борясь  с
рулевым колесом.
   - Но я мог бы...
   И в этот момент грузовик хлестнула еще одна волна пуль.  Как  салют  на
Четвертое июля [День Независимости -  национальный  праздник  США],  будто
кто-то зажег сразу целую пачку бенгальских огней прямо  рядом  с  кабиной.
Взвились искры. Сквозь темноту пролетели осколки металла и пластика.
   Еще  три  шины  лопнули  -  две  задних,  одна  под  кабиной.  Грузовик
накренился, пошел юзом. Лукас вывернул руль против заноса, удержал тяжелую
машину и вдавил педаль в пол.
   Грузовик терял управление.
   - Лукас, надо съезжать с шоссе!
   Голос Софи звучал пронзительно, как визг помоечной кошки.
   - Не могу!
   - Нас сложит пополам!
   - Хрена с два, пока я жив, - прошипел Лукас, рванув на себя рычаг.
   Рулевое колесо теперь жило собственной  жизнью.  Оно  дергалось,  и  по
рукам расходилась дребезжащая боль. Но Лукас держал твердо.  К  несчастью,
машина теряла скорость.
   - У нас гости! - Анхел ткнул пальцем на окно со стороны Лукаса.
   Тот взглянул в зеркало и увидел совсем рядом "понтиак" федералов.  Чего
он не увидел - как агент ФБР на пассажирском сиденье "понтиака" собирается
разрешить ситуацию быстрым и надежным способом.


   - Прими чуть в сторону, Джон, -  сказал  своему  напарнику  специальный
агент Хокинг - Уменьшится угол, и увеличится зона поражения.
   - Понял! - кивнул специальный  агент  Массаморе,  уводя  автомобиль  на
скоростную полосу у края дальней обочины. Они шли быстрее семидесяти  миль
в час, трясясь в пылевом хвосте удирающего грузовика.  Хотя  эта  скорость
далеко не доходила до безопасного предела, предписанного для дорог  такого
класса,  Массаморе  беспокоило  слишком  близкое  соседство  грузовика.  С
пробитой полудюжиной шин и не желающим сдаваться  водителем  грузовик  был
непредсказуем. В любой момент он мог вильнуть и смять их в лепешку.
   - Нормально, - пробормотал Хокинг, щурясь в  прицел.  -  Выводи  машину
вровень с грузовиком!
   Снайпер сделал глубокий вдох и задержал  дыхание.  В  зеленоватом  поле
прицела ночного видения  в  фокус  на  фоне  перекрестья  вплывал  объект.
Возраст -  чуть  больше  сорока,  чернокожий,  пол  мужской,  телосложение
атлетическое.  Водитель  боролся  с  рулевым   управлением   поврежденного
грузовика, стараясь не дать ему выйти  из-под  контроля.  Один  выстрел  в
голову поставит точку в конце сценария.
   Хокинг спустил курок. В то же мгновение  грузовик  резко  накренился  и
вильнул в сторону. Задев левую  верхнюю  панель  кабины,  пуля  беспомощно
чиркнула по металлу и рикошетом умчалась в ночь.
   - Черт побери!
   Хокинг разозлился.  Он  не  любил  промахиваться.  Не  любил  подводить
товарищей по команде. Будучи в академии весьма  посредственным  курсантом,
на огневом рубеже он был лучшим. Потом прослужил шесть лет на  оперативной
работе и заработал репутацию одного из  лучших  стрелков.  Даже  поговорка
была: "Хокинг второй раз не стреляет".
   - Все путем, Стив, - ободряюще сказал Массаморе.  -  Сравняешь  счет  в
следующем раунде.
   - Спасибо, Джон, - пробормотал Хокинг, перезаряжая винтовку. Он работал
с "винчестером" модели "Икс"  двадцать  пятого  калибра  с  цилиндрическим
затвором, снабженным прицелом ночного видения  компании  "Дьюлей".  Оружие
выдающееся, и нет причин, почему бы ему не сработать на второй попытке.
   Хокинг снова навел оружие. Сделал вдох, задержал  дыхание,  прицелился.
Но не успел  он  нажать  на  спусковой  крючок,  как  пара  фар,  внезапно
возникших позади, сбила его внимание.
   Потом последовал удар.


   - Chingado!!! [испанское ругательство]
   Флако не был готов к тому, что произошло потом. Он вдавил педаль газа в
пол и таранил машину федералов. Удар перенес его через  рулевое  колесо  и
вбил в ветровое стекло. Перед глазами вспыхнули звезды,  стекло  покрылось
сетью волосяных трещин. Все пожитки, еще оставшиеся на полках и валявшиеся
на полу, загремели вперед.  Чашки,  тарелки,  банки,  блюдца  ударили  его
сзади, грохнулись о приборную панель, забарабанили по ветровому стеклу.
   Флако упал обратно в кресло и схватился за руль. Автобус  волокло  юзом
по усыпанной гравием обочине.
   - Боже всемогущий!
   Он вырулил  на  шоссе  и  выровнял  машину.  Перед  ним  вертелся  юзом
отброшенный в другую сторону "понтиак". Его багажник превратился  в  груду
лома.
   Флако скрюченными пальцами стиснул микрофон рации.
   - Анхел! Ты слышишь меня?!
   В ответ - лишь потрескивание статического электричества.
   - Мистер Хайд?!
   Тишина.
   - Софи?!
   Опять тишина.
   - Господи Иисусе! Луиза! Отче небесный! - одними губами  шепнул  Флако.
Это был момент истины. Он готов был ударить в "понтиак" еще  раз,  и  будь
что будет.
   Внезапно темное ночное небо словно разверзлось, и луч яркого света упал
на  старого  Флако.  О,  это  было  воистину  ангельское  сияние!  Чистое,
серебристое, всемогущее, оно наполнило салон автобуса как святая  вода,  и
все засветилось.
   Сердце  Флако  забилось  еще  сильнее.  Мощный  луч  света   отбрасывал
гигантские тени перед автобусом, перед машиной  ФБР  и  грузовиком.  Флако
узнал их. Почти всю его жизнь они преследовали его во снах -  бесформенные
очертания. Тени из его видений.
   И в этот момент откровения Флако понял, что он должен сделать.
   - Мистер Хайд! - закричал старик в микрофон.
   В ответ донеслось:
   - ...ффффф... тшттттптт... сссс... Флако?
   - Мистер Хайд, вы меня слышите?!
   - Уезжайте отсюда! Уезжайте прочь, Флако... шшшшш...
   Голос Лукаса потонул в помехах и шумах.
   - Друзья мои! -  торжественно  произнес  старик.  -  Анхел!  Вы  должны
поступить так, как сказано в Библии! Вы слышите меня?!
   К реву двигателя и треску помех стал  постепенно  примешиваться  низкий
рев, доносившийся откуда-то с неба. Флако изо всех сил кричал в  микрофон,
срывая хриплый голос:
   - Поступайте, как сказано в Библии! Сопротивляйтесь!  Будьте  тверды  в
вере - во что бы вы ни верили, будьте тверды!
   Через  растрескавшееся  лобовое  стекло  Флако   увидел,   как   черный
"кенворт", окутанный облаками пара, уходит все дальше и дальше,  виляя  из
стороны в сторону на пробитых шинах. Звон в ушах нарастал. Он  давил,  как
давит тяжесть грозового ливня. Свет стал ярче.
   Что-то ударило его по ноге. Взглянув  вниз,  старик  увидел  упавшую  с
алтаря и прокатившуюся по полу свечу. Она горела.
   Он обернулся через плечо и увидел чудо.
   Весь алтарь был ярко освещен. Десятки крошечных свечей загорелись  сами
собой и теперь мягко светились внутри алтаря. Некоторые  из  них  упали  и
катались по всему полу.  Другие  подожгли  обрывки  старых  газет  и  углы
потертого бархатного покрова.
   Стиснув одной рукой руль, Флако вознес другую к небу ладонью вверх:
   - Луиза! Любимая, помоги мне!
   В спину Флако ударил прожектор. Это был джип шерифа Баума. Флако глянул
в боковое зеркало и успел разглядеть ветровое стекло,  искаженное  потоком
ослепительного света.
   Флако был пойман в круг света. От машины ФБР впереди, от  джипа  шерифа
сзади и от Господа на небесах. Эфирная симфония звучала  громом,  заглушая
рев двигателя, ветер и даже мысли Флако.
   Настал наконец его час.
   Собрав остатки сил, старик выглянул из окна и, выгнув шею, посмотрел  в
ночное  небо.  Там,  в  нимбе  света,   он   увидел   быстро   вращавшиеся
металлические лопасти  винта,  поблескивающий  стеклом  фюзеляж  и  черный
стрекозиный хвост. Это был ангел в  обличье  полицейского  вертолета!  Как
"юпитер" на  киносъемке,  нацелен  был  его  прожектор  на  ничтожный  мир
Флако...
   "...И седьмый ангел вострубил, и  раздались  на  небе  громкие  голоса,
говорящие: царство мира соделалось Царством Господа нашего и Христа Его, и
будет царствовать во веки веков".
   Падавшие на крышу автобуса лучи света начали меняться.  Они  вращались,
переливались, складываясь в образ полной пожилой мексиканки. На  ней  было
чудесное белое подвенечное платье со шлейфом и  фатой.  Она  улыбалась,  с
веселого лица с ямочками глядели на Флако любящие карие глаза.


   - Не бойся, - сказала  Луиза,  низ  ее  полураскрывшихся  губ  вылетели
тонкие световые лучики.
   - Уже пора? - спросил Флако.
   - Si, mi amor [да, любовь моя (исп.)].
   - Окажете ли вы мне честь танцевать со мной этот танец?
   Луиза наклонила голову, и в ее глазах  вспыхнули  мириады  ослепительно
ярких звездочек.
   - Это честь, оказанная мне.


   Флако снова почувствовал легкое прикосновение к ноге. Взглянув вниз, он
увидел, что огонек одной из перекатывавшихся по  полу  свечей  воспламенил
край  штанины.  Желтое  пламя  взвилось  и   охватило   его.   Это   тепло
облагораживало.
   Отныне и навеки Флако знал свое предназначение.
   Он вдавил в пол педаль газа и бросил свой автобус на "понтиак", но  еще
до удара ливень пуль обрушился на него и навсегда унес из этого мира.


   - ДДДДДДЯЯЯЯЯЯЯЯЯДДДДДДДЯЯЯЯЯ!!!
   Перегнувшись через колени Софи, Анхел чуть ли не по пояс  высунулся  из
кабины и смотрел, как жизнь обернулась кошмаром. Он, дернулся  и  затрясся
всем телом. Софи схватила его за пояс, испугавшись, что  он  вывалится  из
кабины. Но сам Анхел был сейчас слеп и глух к любой опасности.  Он  только
твердил:
   - Нет, нет, нет, нет, нет!
   Софи втянула его в кабину и  крепко  обняла  за  плечи.  Горячие  слезы
Анхела пропитали ее футболку. Он дрожал в ее руках, как раненая птица.
   - Он знал, цто умрет! - всхлипывал Анхел. - Он знал!
   Софи крепко его держала и ласково гладила по волосам.
   - Господи!
   Лукас увидел в боковом зеркале  огненный  факел.  Полицейский  вертолет
возник из ниоткуда.  Паря  в  воздухе,  он  накрыл  автобус  ковром  пуль,
выпустив целую обойму "М-16". Автобус разнесло на части. Вылетело ветровое
стекло, автобус будто икнул, подпрыгнул и покатился.
   Лукас,  как  будто  в  страшной  цепной  реакции,  разворачивающейся  с
нереальностью сна, видел, как "понтиак" перелетел разделительную канаву  в
сотне ярдов от "Марии", приземлился на центральную полосу, перевернулся  и
покатился на  крыше,  как  огромный  жук,  крутя  в  воздухе  бесполезными
колесами.
   В "понтиак" ударил автобус. Машины  взорвались.  В  ослепительно  белой
вспышке чуть не зажарился вертолет. Ударная волна долетела до "кенворта" и
встряхнула кабину, как таран.
   - О Боже! - воскликнула  Софи,  инстинктивно  прикрывая  ладонью  глаза
Анхела и глядя в окно на то, как небеса озаряет зарево.
   Лукас не мог оторвать глаз от зеркала.
   Из пламени, как механический феникс, с натужным стоном взмыл  вертолет.
Казалось, его вот-вот поглотит огненный ад, но в последнюю минуту он сумел
вертикальным подъемом уйти от смерти. На мгновение вертолет  завис,  потом
боком удалился со сцены и приземлился на ближнем кукурузном поле.
   Лукас заставил себя отвернуться к дороге.


   - Мадам! Грузовик уходит!
   Лимузин находился в четверти  мили  позади  разверзшегося  хаоса.  Эрик
специально отстал,  чтобы  смотреть  издали.  Мигалка  полицейского  джипа
преломлялась в ветровом  стекле,  и  по  испуганному  лицу  шофера  бежали
серебряные блики.
   Через несколько секунд лимузин проехал мимо горящих машин.
   На заднем сиденье  Ванесса  при  зловещем  свете  пожара  приступила  к
ритуалу. Захватом с пружинами она открыла коробку. Там  лежал  кубок.  Ему
было почти сто лет, и был он из полированного хрусталя,  с  никелированной
крышкой. На боку его  была  выгравирована  изящная  пентаграмма.  Ее  отец
первый  начал  хранить  в  нем  кровь  ягнят  для  обрядов.   Кубок   чуть
перекатывался в такт движению лимузина, и жидкость внутри плескалась.
   Ванесса  открыла  кубок   и   вдохнула   запах   маслянистого   варева.
Сладковатый, медный запах. Состав был довольно прост. Девяносто  процентов
- кровь животных. Загуститель - могильная земля. Последний ингредиент  был
настолько дорогостоящим и подлинно  эзотерическим,  что  Ванессе  пришлось
послать за ним Эрика в Гондурас. Туземцы называли  это  вещество  гадючьей
эссенцией. Это был самый сильный из всех известных  человечеству  ядов.  В
малых дозах применялся для мощной магии.
   Такова была святая вода Ванессы.
   Она работала быстро. Пока машина мчалась по выбоинам в бешеной  попытке
не отставать, Ванесса поставила кубок на  подлокотник,  погрузила  в  него
трясущийся  указательный  палец   и   закрыла   глаза.   Потом   сотворила
перевернутое крестное знамение и слегка коснулась  кончиком  пальца  обоих
век. Там, где жидкость попала на кожу,  началось  нестерпимое  жжение,  но
магия получалась великолепная.
   -  Приносящий  боль...  приносящий  видения...  -  прерывисто   шептала
Ванесса, напрягая остатки рвущегося дыхания. - Да увидит любой...  человек
или зверь... видение мое... да примет его... да от него погибнет...
   Ванесса представила себе образ.
   Она строила его по памяти, из фрагментов, виденных за  многие  годы  на
дорогах, на фотографиях, в журналах, книгах...
   Образ начал обретать форму.


   Лукас моргнул.
   Сначала там не было ничего. Потом возникло что-то, вырастающее  на  сто
ярдов впереди посреди дороги, колеблясь под фарами "Черной  Марии",  будто
пар поднимался от бетона шоссе.
   Заграждение на дороге.
   Оно возникло ниоткуда, прямо посреди  ведущих  на  запад  полос,  будто
раскрылось под  светом  фар.  Огромная  баррикада  из  гигантских  бревен.
Обвешанная  красными  флажками,  кричащими  о  разрушении  и  гибели.  Без
предупреждения. Без дорожных знаков. Просто конец дороги.
   - Лукас! Смотри!
   Анхел тыкал пальцем перед собой,  губы  дрожали,  глаза  раскрылись  от
ужаса.
   - Вижу!
   Времени на размышление не было. Не было даже времени, чтобы сообразить,
куда свернуть. Единственное, что он успел, это резко вывернуть руль  влево
и закрыть глаза. Грузовик пошел юзом и со всего маху ударился  о  бетонное
заграждение на скорости шестьдесят миль в час.
   И будто прошел сквозь воздух.
   И ничего.
   Лукас завопил. Не в гневе, не в отчаянии, просто в  первобытном  ужасе.
Он вдруг стал первобытным человеком. Он только что открыл огонь и придумал
названия пальцам. Мир перевернулся.  Небо  зеленое,  коровы  летают,  рыбы
ходят по суше.
   Потом изумление сменилось диким страхом: он ощутил то,  от  чего  молил
навсегда уберечь его всех богов. Перегрузка, выбрасывающая его с  сиденья.
Визг колес. Скрежет.
   "Черная Мария" складывалась пополам.
   Это было похоже на ярмарочный  аттракцион.  Руль  бешено  завертелся  и
плюхнулся со всей инерцией вправо, когда кабина  развернулась  на  сцепке.
Шасси взвыло предсмертным воплем гигантского  зверя.  Лукаса  выбросило  с
сиденья. Софи и  Анхел  полетели  в  пассажирскую  дверь,  как  шарики  из
детского автомата. К счастью, никто ничего себе не сломал. Они ударились в
виниловую обивку, а  металлическая  кабина  была  слишком  жесткой,  чтобы
сложиться.
   И тут последовал второй удар.
   Увлекаемый инерцией прицеп рванул за собой кабину, и она завертелась. В
вихре искр и пыли перевернулся мир. Крыша стала полом. Стены  завертелись,
слились в одно вращающееся веретено, смешались болтающиеся руки и ноги...
   Резкая боль  пронзила  спину  и  ноги,  быстро  поднялась  к  легким  и
зазвенела в ушах. Снаружи раздался пронзительный визг шин.
   Лукас вскочил на ноги и  встряхнул  головой,  прогоняя  головокружение.
Осмотрелся, выглянул в рваную дыру позади спального отсека. Сердце  готово
было взорваться. За ним в темноте ползала Софи и  слабо  стонала,  пытаясь
выбраться. Лукас повернулся, схватил ее и Анхела  в  охапку  и  потащил  к
дыре.
   Визг шин снаружи стал невыносимым. Лукас вылез как раз  вовремя,  чтобы
увидеть этот пандемониум.
   Шериф Баум, уходя от перевернутого грузовика, резко вывернул  руль.  На
скорости семьдесят миль в час джип  занесло  в  разделительный  кювет.  Он
бешено завертелся, а Баум вылетел из кабины,  словно  тряпичная  кукла,  и
пролетел по кукурузному полю  ярдов  пятьдесят,  крутясь,  как  городошная
бита, пока с треском не остановился.
   Эрни Парришу повезло меньше.  Он  попытался  затормозить,  и  его  юзом
понесло на прицеп. Под звон разбитого стекла и скрежет металла машину Эрни
смяло в гармошку, словно бумажный пакет Он погиб  на  месте,  а  в  воздух
взметнулись веером осколки стекла и металла.
   Лукас тащил Софи  и  Анхела  подальше  от  места  катастрофы.  Его  уже
охватила агония боли и ужаса, волны  жара  прокатывались  по  всему  телу,
обжигая грудь, легкие, руки, мозг. Перед глазами все поплыло,  завертелись
яркие оранжевые круги.
   Он рухнул на колени.
   Сквозь агонию он услышал  позади  визг  колес  еще  одного  потерявшего
управление автомобиля. Он шел юзом по маслянистым осколкам, шины скрипели,
визжали тормоза. Пронесясь сквозь  обломки,  он  ударил  в  борт  горящего
трейлера. Коллекционный автомобиль. Лимузин.
   Это было последнее, что разглядел Лукас.



21. ПРЕОБРАЖЕНИЕ

   Для Анхела следующие несколько секунд длились долго, как в кошмаре.  Он
знал, что единственный шанс Лукаса и Софи - это его собственные худенькие,
костлявые плечи.
   Обхватив друзей руками, Анхел  потащил  их  по  толстому  ковру  битого
стекла. Рядом с дорогой, запутавшись среди кукурузных  стеблей,  стоял  на
колесах джип шерифа Баума. Его полицейские огни все еще беспомощно мигали.
Из выхлопных труб вырывались язычки пламени, как указующие на него стрелы.
   Уцелевший джип был их билетом на путь к спасению.
   -  Коповский  дзип!  Возьмем  коповский  дзип!  Ну  зе,  севелитесь!  -
лихорадочно хрипел Анхел.  Ему  казалось,  что  он  тащит  за  собой  двух
стельных коров! Софи билась в судорогах.  Глаза  плотно  зажмурены,  а  из
углов рта стекает горячая слюна. Она хотела что-то ответить Анхелу, но  не
смогла. Лукасу было еще хуже. Он висел мертвым грузом. Ноги у него  словно
превратились в бетонные блоки, его непрерывно рвало  желчью  и  желудочным
соком.
   Анхел почувствовал запах горелого и внезапно с  ужасом  понял,  что  он
исходит от его друзей!
   - Ну зе, вперед!!! Есце несколько футов!!!
   Анхел втащил их в кукурузу. Острые края листьев и кончики початков били
по рукам и ногам, оставляя царапины. Их окутывал дым.  Они  пробивались  к
джипу, мокрая земля чавкала под ногами. Джип стоял всего в тридцати футах.
   Анхел наступил на что-то влажное.
   Он не успел глянуть вниз, как из темноты вылетела рука  и  вцепилась  в
его щиколотку. С воплем ужаса Анхел вырвался, и тут за ним будто  хлопушка
разорвалась. Рядом с головой Софи взметнулся кукурузный шелк.
   - БЫСТРО!
   Анхел толкнул Лукаса и Софи к джипу и обернулся через  плечо.  За  ними
полз шериф Баум. Он был с головы до пят залит кровью.  Волосы  слиплись  в
алый ком. Из разорванного плеча  сквозь  дыру  рубашки  блестела  молочным
блеском ключица. Бесполезные ноги с множественными  переломами  волочились
сзади, глаза горели от болевого шока и ярости.
   - Ы-ы-ы...
   Язык не слушался шерифа. Он снова поднял револьвер и выстрелил, но пуля
зарылась в землю перед ним. Тело шерифа внезапно выгнулось в агонии, и  он
затих.
   Остекленевшие глаза еще долго смотрели на  Анхела,  и  невозможно  было
понять, умер ли шериф, или все еще смотрит.
   И тут раздался жуткий крик. Анхел повернулся к джипу. Кричал Лукас.  Он
стоял на  коленях,  крича  и  захлебываясь,  как  новорожденный,  цепляясь
ногтями за водительскую дверцу. Его лицо было искажено до  неузнаваемости.
По щекам текли слезы, все  тело  содрогалось  в  конвульсиях.  Из  ноздрей
вылетали искры. По другую сторону кабины Софи  на  четвереньках  ползла  к
машине, и дыхание вырывалось из нее дымом.
   Друзья Анхела горели, как предохранители в коротком замыкании.
   Анхел рванулся к джипу.
   Дальнейшие события разворачивались в течение десяти секунд, не  больше,
но Анхелу они показались длиннее вечности. Внутри его живота уже  начинала
пульсировать обжигающая боль - проклятие обретало  силу,  -  но  Анхел  не
замечал ее. Он не замечал ничего, кроме водительской дверцы джипа.  Только
потом он поймет, как им всем тогда повезло -  все  двери  джипа  оказались
незапертыми, а счет уже шел на секунды.
   Распахнув водительскую дверцу,  Анхел  втолкнул  Лукаса  внутрь.  Лукас
перетащил себя по сиденью и вцепился  в  руль.  Анхел  прыгнул  на  заднее
сиденье. Софи уже наполовину забралась в салон, когда Анхел втащил  ее  за
рубашку.
   Лукас ударил по педаль газа, и джип рванулся с места.  Виляя  в  потоке
взметенной земли и  кукурузных  волосьев,  машина  перла  к  шоссе.  Анхел
торопился захлопнуть бешено болтающиеся двери.
   Через минуту джип снова был на дороге.


   Шины визжат... скребут по  дороге  и  уворачиваются  во  тьму...  бегут
прочь... крысы бегут с тонущего корабля...
   И запахи...
   Запах дизельного топлива сливается с  медным  запахом  крови...  внутри
нее... клокочут в водовороте боли и ненависти...
   Ванесса захлебывается в собственной ненависти.
   Удар сбросил ее с сиденья на пол. Высохшие ноги сложились под ней, тело
наполнилось хрустом ломающихся  костей.  Она  лежала  лицом  вниз.  Волосы
пропитывались пролитой жидкостью. Нос забило  сгустком  крови.  Шевелиться
она не могла, но еще слышала.  Слышала,  как  замирает  вдали  гул  машины
шерифа.
   Злая ирония, что все так  кончилось.  Эрик,  этот  безголовый  увалень,
подъехавший  слишком  близко.  Галлюцинация,  вызвавшая   аварию.   Цепная
реакция, затянувшая лимузин в водоворот огня и битого стекла. И теперь это
позорище...
   Подыхать на полу, уткнувшись лицом в размокший ковер, тонуть в трясине,
как  дворняга...   как   сука...   ползти...   ползти   сквозь   падаль...
экскременты... сквозь эту вонь...
   Вонь мокрого сена и навоза... и возвращение страшного воспоминания...
   Источника всей боли...


   Бегом!..
   Вниз мимо мельницы. Вверх по холму  Тасситер.  Через  поле  и  туда,  к
задворкам фермы Дега. На расчистке, за домом, старая маслобойня.
   Сквозь дверной проем, в темноту, впереди  Ванесса,  за  ней  Томас.  За
пустое стойло, в  дальний  укромный  угол.  У  Ванессы  бешено  колотилось
сердце. Этот вечер будет самым безумным за всю ее тринадцатилетнюю  жизнь.
Она уже целовалась с чернокожим мальчиком. Сейчас они  с  Томасом  откроют
друг другу все свои тайны.
   Они опустились на сено. Томас  сказал  ей,  что  она  красива.  Ванесса
сказала  Томасу,  что  он  лучше  всех  мальчишек  на  свете.  Они   снова
поцеловались. Губы их дрожали, ощущая,  исследуя,  пробуя...  Томас  начал
тихо сдвигать вниз бретельки ее платья...
   Внезапный звук.
   Томас застыл. У Ванессы во рту стало суше песка. Отчетливо  послышалось
постукивание прутиком по деревянным перегородкам, тяжелые медленные  шаги.
Томас повернулся и заметался вдоль стены в поисках выхода. Ванессу охватил
ужас.  Через  несколько  секунд  перед  ними  возникла   фигура   мужчины,
смотревшего на них сверху вниз.
   В лунном  свете  Морис  Дега  казался  десяти  футов  роста.  Одетый  в
священническое  облачение,  в  широкополой  шляпе,   он,   казалось,   был
воплощением власти и могущества. Помолчав, он произнес ледяным голосом:
   - Возопи, как дева, подпоясанная власяницей, ибо нечиста ты теперь.
   Треснуло дерево. Томас выбил прогнившую доску и  ужом  проскальзывал  в
дыру. Миг - и его не стало.
   - ТОМАС!
   Ванесса бросилась к щели, но крепкая рука  сомкнулась  на  ее  лодыжке.
Держа, как тиски, она втащила Ванессу обратно во тьму.
   - Лишь кровь может искупить грех!
   Морис закатывал рукава.
   - Папочка, пожалуйста!..
   Ванесса пыталась вырваться, но рука держала, как ножные кандалы.
   - Ты согрешила. Ванесса!
   - Не на-а-а-адо!!!
   - Прими лекарство, дитя!
   Ванесса отчаянно закричала,  но  Морис  был  неколебим.  Он  перевернул
Ванессу на живот и придавил. В рот ее набилось заплесневевшее сено,  слезы
градом катились из  глаз.  Она  пыталась  посмотреть,  что  он  собирается
делать, но слезы, ужас и стыд застилали ей глаза.
   Потом обрушился первый удар.
   Морис пользовался заслуженной славой одного из самых сильных мужчин  во
всей  округе  Мобил-Бей.  При  жизни  жены  он  каждый  год  участвовал  в
состязании силачей на ярмарке округа Болдвин. Он мог  приподнять  груженую
телегу и сменить колесо. Ударом ладони он мог вогнать гвоздь в бревно.  За
все эти годы отец шлепнул Ванессу только один раз, когда ей было десять, и
с тех пор у нее на ягодицах остался рубец. Но теперь было  по-другому.  За
этими ударами ощущалось безумие.
   Ванесса взвизгнула от боли. Будто в нее выстрелили крупной дробью.  Она
судорожно обернулась, и перед ней мелькнуло лицо отца в  отсвете  луны.  В
темных глазах горел гнев. Но хуже всего была его рука. Мускулистая  правая
рука. Сложенные вместе пальцы, тверже металла,  пульсирующие  на  запястье
вены. Рука стала смертельным оружием.
   Морис ударил снова. Ванесса взвизгнула и захлебнулась  рыданиями.  Боль
была  титанической.  Она  взорвалась  во   всем   теле,   как   от   удара
электропогонялкой для скота. Не может быть, чтобы он бил ее и дольше.
   Ванесса молилась, чтобы он перестал.
   От третьего удара в ушах у нее зазвенело,  тело  болезненно  задрожало.
Она хотела закричать,  но  дыхание  перехватило.  Так  она  и  лежала,  на
отсыревшем сене - широко разевая рот  в  беззвучном  крике,  словно  рыба,
выброшенная на берег. Ноги немели, перед  глазами  плыл  зазубренный  край
дыры, куда лишь несколько секунд назад исчез Томас.
   Потом оказалось, что главные повреждения были получены  от  четвертого,
пятого и шестого ударов. Позднее, собравшись на  консилиум  в  доме  Дега,
доктора приглушенно говорили друг другу, что именно произошло с  девочкой.
Повторные удары отцовской руки сплюснули кость вокруг  основания  спинного
мозга. Это  привело  к  разрыву  нерва,  стенозу  спинномозгового  канала,
атрофии седалищного нерва и в результате - к необратимому параличу.
   Но в ту ночь, в темноте маслобойни, в разгар избиения, это уже было  не
важно. Когда эта тяжелая рука наносила седьмой удар, Ванесса больше ничего
не чувствовала. Ее тело онемело полностью. И она лишь  беззвучно  плакала,
не отрывая глаз от зазубренной дыры в стене.
   В отдалении на фоне полной луны мелькал силуэт Томаса. Он бежал к  роще
на западном горизонте. Бежал изо  всех  сил.  Бежал,  спасая  свою  жизнь.
Бежал, как вспугнутый олень. Бежал, скользя над  буреломом,  петляя  среди
деревьев, бежал беззвучно. Бежал.
   Предав Ванессу.
   Да будет он проклят!
   Рука опустилась вновь...


   Сильный приступ кашля вырвал ее из воспоминаний.
   Беспомощно извиваясь на полу лимузина, Ванесса умирала.
   Легкие постепенно наполнялись жидкостью. Сердце  было  готово  лопнуть.
Боль терзала здоровую руку и правую  половину  лица.  Будто  кто-то  пилил
плечо ржавой пилой. Боль пульсировала,  проникая  внутрь  и  натягивая  на
глаза темный саван.
   Ванесса закашлялась и выхаркнула ком крови.
   Собрав все силы,  она  попыталась  разглядеть  хоть  что-нибудь,  кроме
грязного пола лимузина. От сильного удара  двери  автомобиля  распахнулись
настежь. На спинке переднего сиденья виднелась безжизненная рука, покрытая
старческими пятнами, скрюченная окоченевшая кисть наполовину высунулась  в
переднюю дверь.
   Шофер погиб в столкновении.
   Жалкий старый дурак.
   Ванессе удалось повернуть голову к заднему сиденью.  Перед  нею,  возле
самого  подбородка,  лежало  оскверненное  распятие.   Зачерненные   глаза
смотрели прямо на Ванессу.
   Закрыв глаза, она стала молиться.  Молиться  своим  темным  богам.  Она
молила их превратить ее ненависть в черный прилив,  который  прокатится  и
захлестнет это шоссе дураков. Молила их принести огонь.
   С неумолимостью змеи прокатилось  по  ней  изменение.  Тело  задрожало,
будто кто-то натягивал ее кости и жилы в гигантский лук. Дрожь усиливалась
и нарастала, как диссонирующая гармония.
   Она  открыла  глаза.  Чаша  с  отрезанными  пальцами   опрокинулась   в
столкновении, и высушенные  белые  кончики  выстроились  вокруг  нее,  как
опилки возле магнита.
   Все они указывали на нее.
   Она еще успела заметить кубок  с  нечестивой  жидкостью.  Он  тоже  был
опрокинут, но в отличие от других ящичков и чаш  остался  лежать  на  краю
подлокотника. И яд медленно, как патока,  сочился  на  пол  рядом  с  ней.
Ванесса смотрела и думала, как  принести  смертельные  видения  всем  этим
мерзким псам.
   "Приносящий боль... приносящий видения... Да  увидит  любой...  человек
или зверь... видение мое... да примет его... да от  него  погибнет...  ибо
видения суть боль...
   Ибо я есть видение..."
   И Ванесса весь остаток жизненных сил  потратила,  передвигая  лицо  под
кубок, чтобы последние капли яда поцеловали ее дрожащие губы.


   Первым на месте катастрофы  появился  Эрл  Кунц,  ветеран  Колумбийской
службы  скорой  помощи  с  семнадцатилетним  стажем.  Его  напарник  Барри
Стрейтерн провел машину по битому стеклу и обломкам и юзом  затормозил  на
обочине.
   Они оба выпрыгнули из машины.
   Обстановка напоминала Бейрут после урагана. Из рваной дыры в  бензобаке
огромного  грузовика  сочилось  топливо.  На  шасси   прицепа   намоталась
патрульная машина. Через край обочины перевесился старинный лимузин, а  на
дороге рядом с ним горела цепочка огоньков, уходящая к обочине и дальше  в
глубь соседнего кукурузного поля.
   Огоньки были похожи на следы ног.
   Схватив свой чемоданчик первой помощи,  Эрл  поспешил  к  обгорелому  и
окровавленному Эрни Парришу, лежавшему рядом  с  прицепом.  Барри  побежал
проверять кабину.
   Опустившись на колени рядом с телом,  Эрл  раскрыл  чемоданчик  и  стал
искать нужные ампулы. Маленький и плотный,  с  толстыми  линзами  очков  и
редеющими волосами цвета старой бронзы, Эрл Кунц был одет в обычный  белый
фельдшерский халат На шее под стетоскопом у  него  был  аккуратно  повязан
красный галстук-бабочка.  Кое-кто  из  его  коллег  подшучивал  над  такой
утонченностью, некоторые даже подозревали его в гомосексуализме, но  Кунцу
было наплевать. Он верил в порядок на корабле.
   Кунц прижал пальцы к шее Эрни. Пульса не было. Тело холодное  как  лед.
Эрни уже готовил дефибриллятор,  когда  его  внимание  неожиданно  привлек
раздавшийся за спиной звук.
   Какое-то движение в антикварном лимузине.
   Задняя дверца распахнулась. Петли  оторвались,  и  покореженная  дверца
упала, как сухой лист. Из лимузина возникла фигура. Будто  на  проволочных
кривых ногах, двигаясь с паучьей сноровкой, она направилась к водительской
двери.
   - Эй! - Эрл встал и повернулся к фигуре. - Вы не ранены?
   Существо остановилось, развернулось и уставилось на фельдшера.
   Эрл почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.
   - Мэм? Вы не ранены?
   Старуха была вся залита кровью. Но что-то было  в  ней  неестественное.
Она стояла так, словно вместо позвоночника у нее был железный стержень. Ее
ноги походили на скрюченные спирали окровавленной плоти.  Седые  волосы  с
тусклым  металлическим  блеском  клочьями  торчали  вокруг  головы.  Глаза
светились, словно вместо зрачков в них были вставлены жучки-светляки.
   Старуха неожиданно улыбнулась, и зубы ее были чернее головешек.
   - Кунц!
   Голос исходил от старухи, но этого не могло быть. Сиплый мужской голос,
в котором явственно звучала похоть, был Эрлу смутно знаком. А клички  этой
Эрл не слышал уже со школьных лет.
   - Малыш Кунци... - Ведьма двинулась к нему на своих паучьих ножках.
   Эрл Кунц наложил в штаны. Он  пытался  присмотреться,  пытался  понять,
разобраться, что видит. Но лишь смотрел  кроличьим  взглядом  и  беззвучно
разевал рот, глядя, как лицо ведьмы обретает знакомые черты.
   Черты садиста-физкультурника, изнасиловавшего Эрла в шестом классе.
   - Хочешь отсосать? Тебе же понравилось брать в рот, а?
   Механический голос окатил Эрла  волной,  а  старуха  приближалась.  Как
марионетка, и голос - точная копия голоса насильника. Эрл сел на  землю  и
зарыдал. Это был плач горя  и  стыда,  плач  маленького  мальчика.  Тонкие
ниточки, удерживавшие психику Эрла, оборвались.
   Он рухнул наземь и зарылся носом в битое стекло.


   О, как сладостно... сверкающие осколки...  капли  крови,  отливающие  в
свете натриевых ламп... жалкая масса у ее ног...
   Ванесса постояла еще немного, глядя  на  дрожавшего  фельдшера.  Шивший
внутри нее дух  теперь  расцвел,  будто  черная  бабочка  сбросила  кокон,
взмахнула крыльями и наполнила пустую оболочку Ванессы  энергией  и  новым
чудесным даром... даром вбирать боль... превращать страхи в видения...
   Она повернулась и широким шагом пошла назад, к лимузину.
   Ощущение  было  такое,   будто   она   повелевает   кораблем-призраком.
Проснувшаяся сила дергала за ниточки ее разрушенные  ноги,  руки,  пальцы.
Она стала невесомой. Мощной, как молния. Куда более смертоносной.
   И это было восхитительно.
   Она подошла к лимузину Водительская дверца  была  заклинена  остывающим
трупом шофера. Ванесса обхватила его  голову  руками  и  стала  крутить  и
дергать,  пытаясь  вытащить  светловолосого  гиганта,  но  широкие   плечи
намертво застряли в хаосе скрученного металла.  Она  потянула  сильнее,  и
вдруг голова Эрика оторвалась от шеи, словно спелая тыква  от  стебля.  Из
разорванных артерий и яремной  вены  лениво  запенилась  кровь.  Но  кровь
оказалась  отличной  смазкой  для  застрявшего  тела,  и  Ванесса  смогла,
вытолкнув останки наружу, сесть за руль.
   Она приготовилась ехать. В своей  смертной  жизни  Ванессе  никогда  не
приходилось управлять автомобилем, но теперь в ней был дар, и  теперь  она
прекрасно умела водить машину.
   Она завела побитый лимузин и отправилась завершать начатое.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МАЛЬСТРЕМ

                                        И будут выходить, и  увидят  трупы
                                     людей, отступивших от Меня; ибо червь
                                     их не умрет, и огонь их не угаснет; и
                                     будут они мерзостью для всякой плоти.
                                                              Исаия, 66:24


22. В ПОЛИЦЕЙСКОМ ДЖИПЕ

   - Поищи...
   - Лукас, нужно...
   - ...аптечку!
   - Где?
   - Поищи...
   - Черт побери...
   - Под сиденьями!
   Слова с шипением выходили  из  обожженного  горла  Лукаса.  Голова  шла
кругом от обезболивающих таблеток и животного  страха.  Все  тело  гудело.
Хотя они мчались на большой  скорости  по  левой  полосе  и  это  помогло,
глубокие повреждения тканей не проходили.
   Оглядывая салон джипа, Лукас мысленно составлял представление  о  своем
новом железном коне.  Это  был  серийный  "форд  таурус"  с  форсированным
двигателем, поисковыми фарами  и  отличным  комплектом  радиооборудования.
Хотя корпус сильно пострадал, салон и усиленные шасси практически остались
неповрежденными. Лукас приписал  это  знаменитому  американскому  качеству
вкупе со слепым везением.  На  скобах  приборной  панели  было  закреплено
помповое ружье двенадцатого калибра. В кромешной тьме огоньки на приборной
панели придавали машине какой-то праздничный вид.  В  салоне  до  сих  пор
стоял запах шерифа - стылого кофе и помады для волос.
   Что хуже всего, Лукас потерял свою  любимую  "Черную  Марию".  Все  его
детские мечты, вся грязная и тяжелая работа, обучение на права класса "А",
часы за рулем чужих грузовиков, работа по выходным,  экономия  на  покупку
нового двигательного узла, все годы труда владельца-водителя,  почти  пять
миллионов миль на черной красавице - все коту под хвост!  Как  из  колодца
накатывали ошеломление, горе, слезы, но времени плакать не было.
   В данный момент были более срочные дела.
   Найдя нужный тумблер, Лукас выключил мигалку на крыше. Внезапно все его
тело снова пронзила острая боль.
   - Посмотри, не откидываются ли задние сиденья? - прохрипел Лукас назад,
в темноту. - Может, найдешь что-нибудь в багажнике.
   - Лукас, нам надо к врачу!  -  всхлипнула  позади  него  Софи,  пытаясь
поднять сиденье. Анхел, свернувшись у окна в позе эмбриона, тихо стонал  и
часто дышал. На его лице застыла гримаса боли и горя из-за гибели дяди.
   Софи наконец нашла опускающееся сиденье и  открыла  за  ним  ящик.  Там
обнаружилась пластиковая коробка. Порывшись в аптечке, Софи  достала  пару
тюбиков мази, один из них бросила Анхелу и  полезла  на  переднее  сиденье
помочь Лукасу.
   - Сначала себя! - прошипел Лукас, мотнув головой в ее сторону. -  Смажь
себе руки!
   Софи принялась  за  работу.  Выдавив  на  ладонь  пригоршню  мази,  она
наложила ее толстым слоем на  обожженную  кожу  рук,  лица  и  шеи.  Потом
бережно покрыла мазью волдыри на щеках Лукаса, его шею, подбородок,  губы.
Из ноздрей Лукаса расходилась полоска сажи, Софи ее стерла.
   Лукас хрипел, подавляя стон. Сначала мазь жалила, как миллион термитов,
потом уколы сменились медленным жжением. Порывшись в  кармане,  он  достал
оттуда пару таблеток демерола и бензедрина, сунул их в  рот  и  скривился.
Вкус, как у гуталина.
   Лукас глубоко вздохнул и стиснул руки на руле.
   Самое главное теперь - не заснуть.
   Если они собираются выжить, спать нельзя. Но за  последние  часы  Лукас
потерял счет принятым таблеткам.  Четыре  таблетки  болеутоляющего  и  две
бензедрина? Или шесть демерола и четыре бензедрина? А что может  натворить
такой коктейль?  Может,  не  стоило  принимать  болеутоляющих,  сама  боль
помешала бы заснуть.
   - О Господи, Лукас! - задыхаясь, прошептала Софи. Сдавленный, хрипящий,
перепуганный голос, как будто за милю отсюда.
   - Ну-ну, детка, успокойся, - пробормотал Лукас, стараясь не отвлекаться
от вождения. Странно было сидеть в четырехколесной машине. Годы  прошли  с
тех пор, как он последний раз сидел в легковушке.
   - Лукас, те копы... они...
   - Успокойся, Софи.
   - Боже, в каком же дерьме мы оказались!
   Оглянувшись через плечо, Софи увидела скорчившегося на  заднем  сиденье
Анхела. Вроде бы он в порядке. Физически по крайней мере.
   Еще несколько минут прошло в молчании. Потом Софи повернулась к Лукасу:
   - Дай мне отчет о повреждениях.
   - Машина в полном порядке.
   - Я имею в виду тебя.
   - Никогда еще не чувствовал себя лучше, - соврал Лукас.
   - Ври больше!
   - Все в норме.
   Софи смахнула с глаз слезы.
   - Сколько у нас бензина?
   Лукас взглянул на приборную панель. Спасибо тебе, шериф Баум, где бы ты
ни был!
   - Полный бак.
   - Ведешь нормально?
   - Да.
   - Как ты думаешь, не стоит ли свернуть с шоссе?
   Лукас задумался. В этом  был  смысл.  Вертолет  может  снова  прочесать
местность. На сельских дорогах у них было гораздо больше  шансов  укрыться
от властей.
   - Пожалуй, ты права. Посмотри, нет  ли  у  шерифа  в  бардачке  местных
дорожных карт.
   Софи порылась в отделении для перчаток  и  нашла  несколько  полупустых
коробок с сигарами, старую замасленную инструкцию к джипу,  пару  жестянок
жевательного табака, пачку бланков штрафных квитанций и карманный фонарик.
   - Карт нет, - сокрушенно произнесла она.
   - Мать его!
   - Подожди. - Софи показала пальцем в окно. - Там какой-то указатель.
   Повернувшись, Лукас увидел в свете фар зеленоватый дорожный  указатель:
"ШОССЕ 15 - 2,5 МИЛИ".
   Пятнадцатое шоссе... Снова повезло!
   Несколько лет назад Лукас и Софи по заказу "Метрик  инкорпорейтед"  шли
рейсом от побережья до побережья, везя  полтонны  печатных  плат.  Пунктом
назначения был город Трентон в штате Нью-Джерси. На  середине  пути  Лукас
решил срезать путь вокруг Канзас-Сити. Софи сомневалась, но  Лукас  уверил
ее, что это сэкономит им целый час времени.  А  иначе  по  расписанию  они
проедут Канзас-Сити как раз в час пик. К  сожалению,  самые  лучшие  планы
Лукаса Хайда часто выходили боком. На объездном пути им пришлось семьдесят
пять миль трястись по пустынному  проселку,  бесконечно  петлявшему  среди
полей. Конечно, там не было ни  заправочных  станций,  ни  закусочных,  ни
объездов, ни освещения... Даже отражающего слоя по краям дороги не было. И
была эта дорога такой узкой и извилистой,  что  десяток  раз  их  чуть  не
сложило пополам.
   Но сейчас это было именно то, что нужно.
   Лукас даже прищелкнул пальцами.
   - На пятнадцатом шоссе мы на время укроемся, - сказал он.
   Софи наморщила лоб.
   - О Боже! Мы уже в Канзасе!
   - Нет, Тотошка, вряд ли  мы  в  Канзасе,  -  ответил  Лукас  фразой  из
"Волшебника страны Оз".
   Софи слишком страдала от боли, чтобы улыбнуться его шутке.
   Через минуту они свернули на пустынную дорогу с гудронным покрытием,  а
еще через пять минут пересекли границу штата  Канзас.  Ландшафт  изменился
сразу.  Зеленые  пятна  холмов  утонули  в  море  желто-коричневых  полей.
Кукуруза, озимая пшеница, сорго, ячмень.  Через  зазубренные  дыры  стекол
доносился густой аромат влажной земли и навоза.
   - Лукас, что же нам теперь делать? - нарушила молчание Софи.
   Лукас поежился. Он не знал, что ответить.  Тошнота  сменилась  глубоким
урчанием где-то в кишках, но оно ощущалось четко.  Проклятие  затаилось  в
нем, как вялотекущая инфекция. Взглянув  в  зеркало  заднего  вида,  Лукас
увидел за собой пустынное шоссе.  Полиции  нет.  Вообще  нет  машин.  Даже
местные не возвращаются с ночной смены. Он почти ждал, что с небес в любую
минуту вынырнет вертолет, который способен прикончить их в  одну  секунду.
Всего одна очередь из крупнокалиберного скорострельного пулемета - и  бах!
Игра окончена.
   - Хотел бы сказать, что у меня есть план, - выдавил наконец Лукас. - На
самом деле я ни хрена не знаю, что нам делать.
   В салоне джипа воцарилось угрюмое молчание.
   Каждый думал...


   Полицейские вертолеты всегда напоминали Лукасу восточный  Лос-Анджелес.
В негритянских районах это был ежедневный  символ  угнетающей  полувоенной
силы.  Дальнобойщики  называли  их  "глаза  с  небес".  Местная  шпана   -
"пугалами". Народ в Инглвуде и Торрансе - просто "садистами говенными" или
еще покрепче. Летом девяносто первого, после бунтов в  Лос-Анджелесе,  они
вошли для Лукаса в кошмары.
   Когда это случилось, он был у себя дома,  в  Санта-Монике,  возился  со
своим мотоциклом. Из переносного телевизора  в  треске  помех  послышалось
сообщение.  Печально  знаменитое  дело  о  четырех  полицейских,  забивших
насмерть черного водителя и  заснятых  при  этом  случайным  любителем  на
видеокамеру, кончилось оправдательным вердиктом! Оправдали, мать их так!
   Лукас помнил, как запустил в окно гаечным ключом.
   Час спустя он отправился в Сими-Вэлли, где состоялся судебный  процесс.
Добравшись до здания суда, Лукас увидел огромную  многонациональную  толпу
протестующих. Они размахивали самодельными плакатами и выкрикивали гневные
слова против абсурдного вердикта. Лукас смешался с толпой и кричал  вместе
с другими, пока не охрип. Странное дело, но ему стало как-то спокойнее  на
душе - по крайней мере хоть кто-то протестовал.
   В тот вечер по дороге домой Лукас, проезжая по фривею Сан-Диего, увидел
крохотные оранжевые точки, расходившиеся  вдоль  горизонта.  Так  начались
апокалиптические бунты, охватившие южный и центральный Лос-Анджелес,  весь
Торранс, Комптон и Инглвуд. И чувства, которые при этом  охватили  Лукаса,
были  странными,  радостными  и  какими-то  противоречивыми.   Будто   его
собственный гнев  на  слегка  завуалированный,  но  глубоко  укоренившийся
расизм этой страны взорвался неисчислимыми  оранжевыми  огоньками  там,  в
Лос-Анджелесе, городе его детства.  Злость  нашла  выражение.  Гнев  обрел
твердость. Его детство пожирало само себя.
   А потом он увидел вертолеты. Десятки их летели с востока, как наводящие
ужас  валькирии,  снижаясь  над  южной  и  центральной  частями  города  в
смертельной пляске собственных прожекторов. И в этот страшный миг познания
истины Лукас понял, что настоящая убийственная сила всегда будет  с  Белым
Хозяином. Его братья могут вспыхнуть огнем в минуту гнева, но контроль над
истинной огневой мощью всегда будет у сучьего Белого Хозяина и его  верной
армии  штурмовиков.  И  Лукас  по  пути  домой  на  подержанном  "харлее",
подставив лицо ветру, не мог удержаться от слез. Он плакал всю  дорогу,  и
слезы высыхали на его щеках под ветром нескончаемого движения.
   Как-то странно вышло так, что с тех пор Лукас непрестанно  находился  в
движении, в дороге.
   - Это Эмпория, штат Канзас?
   Голос Софи прервал молчание. Мимо  джипа  мелькнул  еще  один  дорожный
указатель. Убрав дрожащей рукой прядь волос,  упавшую  ей  на  лицо,  Софи
сказала:
   - Был у меня дядя, который жил в Эмпории.
   - Может, он знает что-нибудь о колдовских проклятиях? - спросил  Лукас,
не отрываясь от дороги.
   - Он умер, когда мне было двенадцать лет.
   - Мои соболезнования.
   Софи молча кивнула. У нее  кружилась  голова  от  принятых  таблеток  и
нескончаемого ужаса. Она сунула руку в карман в  поисках  сигарет,  и  тут
позвоночник пронзила острая боль, словно  ей  прижгли  копчик  раскаленной
кочергой. У нее перехватило дыхание, и она подалась назад, тяжело  дыша  и
пытаясь понять, что случилось. Должно быть, повредила себе  позвоночник  в
катастрофе.
   - Софи? - Лукас заметил, как она дернулась от боли.
   - Ничего страшного, все в порядке. - Софи откинулась на спинку  сиденья
и ждала, пока боль отпустит.
   Задумчиво посмотрев на нее еще раз, Лукас достал из  кармана  несколько
таблеток и протянул их Софи:
   - Вот, прими дарвон и полтаблетки бензедрина.
   Софи  посмотрела  на  таблетки.  Она  больше  не  хотела  глушить  боль
наркотиками. Это - как сидеть на спасательном плоту,  а  под  ним  плавает
акула. Софи знала, что раны никуда не денутся. Как бы ни удалось  замутить
и успокоить разум, все равно рано или поздно боль  вернется.  Отрицательно
покачав головой,  она  засунула  таблетки  в  карман  джинсов  и  сказала,
обращаясь к Анхелу:
   - А как ты? Живой, парнишка?
   Анхел оперся локтями о спинку переднего сиденья и молча  кивнул.  Слезы
на его глазах уже высыхали. Хотя он не так страдал, как  Лукас  и  Софи  -
слава Богу, его болезнь находилась еще в ранней стадии, - он был ошеломлен
горем и потрясением.
   Достав из кармана пачку "Мальборо",  Софи  принялась  искать  сигарету.
Почти все они были смяты и сломаны во  время  катастрофы,  но  ей  все  же
удалось найти одну уцелевшую и закурить. Руки ее сильно дрожали.
   - Полицейский джип - машина заметная, - пробормотала она.
   - Сам знаю, - проворчал в ответ Лукас.
   - Нам нужна помощь, Лукас. Нужно избавиться от  этой  чертовой  машины,
пока нас не нашли.
   Лукас горько рассмеялся:
   - А кто нам, на хрен, поможет? Ты сама подумай, детка, кто?!
   - Надо что-то придумать.
   - Да нам никто ни на мизинец не поверит!
   - Ты кого-нибудь знаешь в Канзас-Сити?
   Лукас отрицательно покачал головой.
   - А в Лоренсе? Может, в  университете  найдется  кто-нибудь  достаточно
сумасшедший?
   - Что ты имеешь в виду?
   Софи сделала глубокую затяжку и сказала:
   - Ну, какой-нибудь психованный  преподаватель  фольклора  или  студент,
изучающий оккультизм, религию, философию или что-то там еще,  -  в  общем,
кто не станет  смеяться  над  этим  невероятным  кошмаром,  в  который  мы
влипли...
   - И чем он сможет нам помочь?
   Софи сделала еще одну глубокую затяжку.
   - Ну, не знаю... Может, найдут какое-нибудь там контрзаклинание.
   - Ой, вот только этого не надо! - раздраженно простонал Лукас.
   - Надо же что-то делать! - заорала Софи, почти срываясь на визг. -  Эта
чертова болезнь крепнет!
   - Мы движемся, и в данный момент этого для меня достаточно!
   - Класс!!! Просто класс!!! - Софи орала не сдерживаясь. - А что  будет,
когда у нас кончится бензин?! Что тогда, Лукас?!
   - Загорать будем, мать твою так и этак!!!
   - ХВАТИТ! - донеслось с заднего сиденья.
   Голос Анхела подействовал на Софи и Лукаса словно ушат холодной воды.
   - Мы долзны дерзаться вместе... ссора ницем не помозет!
   Наступила напряженная тишина. Софи и Лукас обменялись взглядами.  Потом
Софи обернулась к пареньку и убрала прядь волос с его глаз.
   - Вот тут ты прав... В чем прав - в том прав.
   Анхел со вздохом откинулся на спинку сиденья и едва слышно проговорил:
   - Дядя Флако говорил, цто мы долзны иметь веру... быть стойкими в своей
вере.
   Софи на несколько секунд задумалась. И даже не заметила, что  тихо-тихо
повторяет:
   - ...стойкими в своей вере.
   Она  оглядела  приборную  панель,  служебную  рацию,  помповое   ружье,
отделение для перчаток... и заметила телефон. Маленький  сотовый  телефон,
задвинутый в гнездо под рацией.
   На его базе мигал зеленый светодиод.
   - ...в вере...
   Она сняла трубку и набрала номер.
   - Что ты делаешь? - покосился на нее Лукас.
   - Звоню одному другу.
   После серии щелчков и гудков в трубке раздался голос:
   - Справочное бюро - какой вам город?
   - Пожалуйста, Беркли, телефон Мило Клейна.
   Это было так очевидно, что Софи не могла  понять,  как  она  раньше  не
сообразила.  Единственный  человек  на  свете,  который   поверит   в   ту
смертельную петлю, что стянулась вокруг нее и ее друзей.
   Мило родился в Праге, учился в Израиле и в  Нью-Йорке  и  был  фонтаном
эзотерических познаний. Именно он  впервые  познакомил  Софи  с  иудейским
мистицизмом  и  загадочными  преданиями  Каббалы.  Древние   спиритические
системы иудаизма. Незримые силы космоса. Никогда прежде это  не  было  для
Софи так значимо.
   Телефонистка попросила Софи назвать нужное имя по буквам. Софи назвала.
Телефонистка сообщила номер. Софи выслушала и набрала его.
   Телефон  ответил  после  пяти  гудков.  Хриплый,  сонный  и   несколько
недоумевающий голос произнес:
   - Алло?
   - Мило? Это Софи, Софи Коэн!
   После нескольких секунд недоуменного молчания голос произнес:
   - Только не говори, что попала в беду.
   - Ты угадал, Мило, я в таком дерьме... А как ты догадался?
   - Люди не звонят в такой час  и  таким  голосом,  чтобы  узнать  рецепт
вегетарианских блинчиков.
   - Точно в цель.
   После долгой неловкой паузы Мило спросил:
   - Что-то сверхъестественное?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я же ясно спрашиваю - тут замешано что-то сверхъестественное?
   - Определи понятие "сверхъестественное".
   - Ну хорошо, что-то странное, необычное, необъяснимое...
   Софи не могла удержаться от кривой улыбки:
   - Да, Мило. Можно сказать, именно так.
   Долгая минута мертвого шипения спутниковой связи. Потом после  тяжелого
вздоха вернулся голос раввина:
   - Я знал, что это случится.
   - Что значит знал? - задержала дыхание Софи.
   Ответ последовал незамедлительно:
   - У тебя всегда был вид как у девицы, которая  наверняка  вляпается  во
что-то сверхъестественное.
   Некоторое время Софи молча глядела на дорогу невидящим взглядом,  потом
улыбнулась и покачала головой:
   - Все тот же Мило...
   - И ты все та же Софи Коэн.
   И Софи стала излагать рабби события последних суток.



23. ОТМЫЧКИ

   Дон Бишофф сидел в своем "шевроле" с  распахнутыми  настежь  дверьми  в
ожидании хоть  какой-нибудь  случайно  оказавшейся  на  пятнадцатом  шоссе
машины. Полчаса назад он проколол правую заднюю шину, и пока  что  доброго
самаритянина  видно  не  было.  Даже  промчавшийся  мимо  джип  шерифа  не
остановился.
   Он в десятый раз взглянул на часы, и его сердце тоскливо сжалось. Синди
уже должны были уложить спать, а значит, Дон  уже  второй  год  подряд  не
попадал на ее день рождения.
   - И зачем я только отдал свою единственную запаску Бертону?  -  задавал
он сам себе риторический вопрос. - Ну зачем?
   На прошлой неделе Дон одолжил своему шурину запасное колесо и теперь ел
себя за это поедом.
   Он порылся в кармане в поисках еще  одной  сигаретки.  Крупный  молодой
мужчина, широкоплечий, с  открытым  лицом,  Дон  вовсе  не  был  похож  на
банкира. В своей клетчатой фланелевой рубашке, потертых джинсах и  тяжелых
рабочих башмаках он больше всего  напоминал  фермерского  сына.  Но  такая
теперь была мода. Из-за нескончаемого спада и бесчисленного разорения ферм
в этих краях  популярность  банковского  дела  тоже  упала  на  несколько,
делений по шкале.
   Поднявшийся ветерок донес с полей запах удобрений. Несмотря на довольно
теплую ночь, Дон  поежился.  Наверное,  он  еще  не  совсем  оправился  от
недавней простуды. И тут он услышал отдаленный шум двигателя  -  с  запада
приближался автомобиль.
   - Даст Бог, это она и есть - последняя добрая душа во  всем  округе,  -
пробормотал Дон себе под нос.
   Закурив еще одну сигарету, он подумал о  своей  маленькой  Синди.  Этот
день рождения был для нее так важен! Она вступала в возраст пятого класса,
возраст косметики, мальчиков, подработок нянькой по вечерам. Дон так хотел
оказаться с ней в этот день! Синди  была  его  единственной  дочерью,  его
принцессой. И огорчать ее Дону было хуже всего на свете.
   Ребенок стал дорог ему вдвойне после того, как  два  года  назад  Синди
чуть не утонула. Она купалась в пруду  Бемини,  и  нога  ее  застряла  под
корягой. Слава Богу, Дон оказался рядом и успел ее  вытащить.  Она  только
глотнула пару галлонов стоячей воды, а так ничего  у  нее  не  пострадало,
кроме самолюбия. И все равно Дон никак не мог избавиться от кошмара.  Даже
теперь он не реже раза в  месяц  просыпался  в  холодном  поту,  с  воплем
вырываясь с заросшего дна пруда.
   Фары приближались. Дон потушил окурок и, подойдя к самому краю обочины,
приготовился голосовать.
   Приближавшиеся фары  почему-то  показались  Дону  несколько  странными.
Ярко-желтые, близко поставленные, они были уже почти в миле от него. С  их
приближением все труднее было  для  Дона  определить,  с  какой  скоростью
двигался  автомобиль.  Поначалу  ему  показалось,   что   машина   мчалась
невероятно быстро. Может быть, глаза его подвели, но когда фары  виднелись
уже в полумиле, ему показалось, что автомобиль едва ползет.
   Дону стало как-то не по себе. Отчего-то он начинал  нервничать.  Волосы
на затылке  зашевелились.  Желудок  подскочил  к  горлу,  изнутри  накатил
безотчетный страх.
   Фары приближались.
   - Эй, пого...
   И тут Дон услышал какой-то звук, примешивавшийся к шуму  автомобиля.  К
рокоту цилиндров и вою шин. Тоненький, булькающий, смутно  знакомый  звук.
Автомобиль подъехал ближе, и Дон учуял  болотную  вонь,  ощутил  скользкую
текстуру воздуха, холод и сумрак  глубины,  услышал  захлебывающийся  крик
дочери...
   - Синди?!
   Старый лимузин проплыл мимо него медленно, как проявляется отпечаток на
фотокарточке.  Дон  зашатался,  голова  у  него  пошла  кругом.  Внезапная
слабость потянула вниз, на гравий обочины, но  он  еще  не  успел  упасть,
когда взгляд его остановился на окне водителя  обугленного  лимузина.  Там
сидела его дочь, окруженная зеленым ореолом болотной воды.
   На него смотрел распухший трупик.
   - Нет! Господи, нет!
   Дон сорвал с себя шапку и вцепился руками в волосы. Он  стоял  лицом  к
лицу со своим кошмаром.
   Когда лимузин проехал, призрак Синди неожиданно показал  Дону  багровый
распухший язык.
   Крик Дона утонул в  реве  мотора  "роллса",  устремлявшегося  за  более
крупной дичью.


   - Значит, вы считаете, что случайно во все это вляпались?
   - В общем, можно сказать именно так.
   - И вы не можете остановиться,  словно  кто-то  наложил  на  вас  такое
проклятие?
   - Я знаю, что это звучит нелепо...
   - Разве я так сказал?
   - Нет, но...
   - Разве я хоть раз произнес слово "нелепо"?
   - Нет, но...
   - Разве я сказал, что ваше положение  хоть  в  малейшей  степени  можно
назвать нелепым?
   Софи не удержалась от улыбки.  Она  переключила  разговор  на  динамик,
чтобы и Лукас, и Анхел могли слышать энергичную скороговорку раввина. Звук
его  голоса  вернул  ее  к  беззаботным  дням   студенческих   кофеен   на
Бейкер-стрит. Но тепло воспоминаний не могло пробиться сквозь ужас и боль,
не отпускавшие ее в настоящем. Софи загасила окурок и перестала улыбаться.
   - Ну, для меня  это  звучит  нелепо,  хотя  это  именно  у  меня  брюхо
поджарено.
   Голос Мило вернулся:
   - Без разницы, как это звучит. Вы видели ужасы, и погибали люди. Вот из
чего и будем исходить.
   - И какой ты делаешь вывод, Мило? - затаив дыхание, спросила Софи.
   - Вполне возможно, что это самый настоящий дьяволизм.
   - Дьяволизм?
   - Простонародное название черной магии. Честно  говоря,  в  наше  время
никто не знает, как ее теперь называть. Очень многие  религии  включают  в
себя элементы черной магии - сантерия, ифа, вуду, викканизм. Как  правило,
это вполне порядочные люди пытаются друг другу помочь. Но дьяволисты - это
совсем другое. Просто чан ядовитых отбросов.
   Софи жадно затянулась. Сидевший  рядом  Лукас  внимательно  слушал,  не
выпуская  руль  из  забинтованных  рук.  Ночь   была   безлунной,   только
зеленоватое  мерцание  приборной  доски  да  светившиеся  кнопки  сотового
телефона слабо освещали их бледные лица.
   - Допустим, ты прав, - сказала Софи, - и это дьяволизм или как там  его
ни назови. Что нам тогда с ним делать?
   После короткой паузы раввин задумчиво произнес:
   - Интересный вопрос.
   Софи закусила губу.
   - Спасибо за комплимент, я сама его придумала.
   - Самой большой проблемой для вас  является  сама  борьба,  -  медленно
проговорил голос. - Она теперь в ваших головах. Семя посеяно.
   - Что вы хотите этим сказать? - вмешался в разговор Лукас.  -  Нам  вся
эта чертовщина только мерещится, что ли?
   - Можно сказать и так. Дьяволисты без участия разума жертвы не могут  и
комара прихлопнуть. Может быть, вы в самом начале случайно влезли куда  не
надо, сунули ножку в бяку, но сейчас против вас работают ваши мозги.
   Ошарашенный Лукас потряс головой.
   - Слушай, мужик, ты чего? Ты мне хочешь сказать, что  все  эти  волдыри
существуют только у меня в воображении?
   -  Нет,  Лукас,  слушайте  внимательнее!   Я   не   говорю,   что   это
психосоматические явления. Я говорю, что ваши мозги служат сейчас  кабелем
для заклинаний, черной магии и прочей мерзости.
   - Что значит "кабелем"? - спросила Софи.
   - Мозг - проводник. Медиум. Каким-то образом вся  отрицательная  магия,
особенно  вот  такие  противочеловеческие  заклинания,  как  это,  -   все
вынашиваются в мозгу. Они там растут.
   - Так каков же ответ, Мило?
   - Вы должны биться на единственно важном поле боя. Это - мозг.  Растите
там то, что не даст вырасти злу!
   Задумавшись на несколько секунд, Лукас сказал:
   - Извините, рабби, я никого не хочу обидеть... но ведь это  все  как-то
не бар-мицва [еврейский обряд совершеннолетия], если вы понимаете,  что  я
имею в виду... то есть откуда вы все это знаете?
   - Я же раввин, а не неуч.
   - А раввинов этому учат?
   Ответ прозвучал так, будто говоривший тщательно взвешивает слова:
   -  Лукас,  очень  многие  люди  не  понимают,  что  в  иудаизме   масса
мистических уровней. Еврейский фольклор полон привидений  и  демонов.  Это
есть в Каббале, в древних книгах. В раввинистической литературе упоминания
о чернокнижии есть на каждом шагу...
   - Я вовсе не хотел... - попытался перебить его Лукас.
   - Известно ли вам, что в колдовстве часто используется  так  называемая
Соломонова Печать?
   - Соломонова Печать?
   - Ну да, Звезда Давида. В колдовстве она используется,  чтобы  прогнать
злых духов и отвратить несчастье.
   Лукас мотнул головой:
   - Эх, мне бы сейчас одну такую!
   -  Посмотрите,  что  происходило  в  Европе  в  четырнадцатом  веке,  -
продолжал голос, явно оседлав любимого конька. - Во времена черной  смерти
евреев обвиняли в  том,  что  они  разносят  эту  смертельную  заразу  для
истребления христиан. Сотни тысяч евреев были перебиты.  За  то,  что  они
поддерживали в гетто такую чистоту, их обвиняли в колдовстве и  сжигали  у
столбов.  Да,  мистер  Хайд,  много  было  неожиданных  точек  пересечения
иудаизма и колдовства...
   Голос заговорил дальше:
   - Что следует помнить - это то, что разум и Космос  взаимосвязаны.  Так
говорит Каббала, так говорят  древние  книги,  а  сегодня  то  же  говорит
квантовая физика: душа и физические миры - одно.
   Софи глядела на мигающий огонек телефона. Потом спросила:
   - Ты говоришь, мы должны бороться с этой штукой внутри своего разума...
   - Именно.
   - Как, молитвами?
   В ответ донеслось:
   - Царь Давид говорил: "Откройте мне глаза, дабы я мог созерцать  чудеса
моей Торы".
   Выбросив в окно окурок, Софи сказала:
   - Мило, должна признаться тебе: много лет прошло, как я  последний  раз
читала Тору. К тому же все мы тут принадлежим к разным культурам, ты  меня
понимаешь? Ноев ковчег или варьете Гейнца на Пятьдесят седьмой улице.
   - Не важно, - ответил голос. - В том мире, который сильно отличается от
нашего, все религии едины. Каббала говорит, что наш  долг  -  развенчивать
иллюзии тьмы. Вот так просто. И ты в правильной команде, Софи. Вы и есть в
этой игре хорошие парни.
   - Со всем уважением, рабби, - не  унимался  Лукас,  -  должно  же  быть
что-то еще, что мы можем сделать. Что-то осязаемое. Плюнуть на восток, или
бросить соль через левое плечо, или еще что-нибудь...
   После короткой шипящей паузы голос в телефоне произнес:
   - Заклинаний, заговоров, контрзаговоров, проклятий  на  свете  столько,
что голова может пойти кругом.
   - Приведите пример.
   - Ну... не знаю... например, лестница ведьмы. Чтобы кого-то  проклясть,
делается веревка с узлами и куда-нибудь прячется. Если несчастный шмендрик
не сможет ее найти и развязать, он будет умирать медленной смертью.
   Лукас тяжело сглотнул.
   - Очаровательно. А что насчет этой черной руки? Как вы ее назвали? Рука
Славы?
   - Считается, что Рука Славы делается из правой кисти убийцы, отрезанной
во  время  лунного  затмения  и  засушенной.  Ее  используют   во   многих
заговорах... так считается... но я вообще-то не думаю, что...
   - А какие есть контрзаклинания? - прервал его  Лукас.  -  Каковы  общие
принципы борьбы с проклятиями и порчей? Как вообще люди поступают  с  этой
чертовщиной?
   Повисла напряженная пауза.
   - Я вообще-то не...
   - Давайте, рабби Клейн, говорите. Как  обычно  люди  борются  с  такими
штуками?
   Снова  пауза.  Потом  зазвучал  голос,  и  в  нем  ощущалась   какая-то
неловкость:
   - В конце концов я всего лишь раввин,  а  не  какой-нибудь  сумасшедший
чернокнижник. Но могу сказать вот что - обычно требуется какая-то жертва.
   Лукас взглянул на Софи и переспросил:
   - Жертва?
   - Именно так. Жертвоприношение того или иного рода.
   Вновь воцарилась напряженная тишина.
   Софи медленно  провела  рукой  по  волосам  и  посмотрела  на  стрелку,
указывавшую уровень бензина. Оставалась половина бака.
   -  Извини,  Мило,  -  проговорила  она,  -  у  нас   девственницы   для
жертвоприношения только что кончились.
   - Полагайтесь на себя, на силу своего духа,  -  говорил  голос.  -  Это
единственный путь борьбы с такими вещами.
   Софи глядела на мигающий огонек телефона.
   - Значит, полагаться на силу своего духа?
   - Да.
   - А твой дух что тебе говорит?
   Никакого ответа. Только шипение мертвого эфира.
   - Мило? Ты слышишь меня?
   После долгой паузы голос спросил:
   - Где вы сейчас находитесь?
   - Подъезжаем к Вичите, штат Канзас, - ответил Лукас.
   - Я могу приехать туда экспрессом к шести утра.
   Софи покачала головой:
   - Брось, Мило. Тебе нас не найти.
   - Софи Коэн, ты всегда была дикаркой, - вдруг сказал голос.
   Софи печально улыбнулась:
   - Ты меня научил всему, что я знаю.
   - Софи, чем я могу помочь?
   Софи смотрела на телефон.
   - Я тебе позже перезвоню, Мило.
   - Послушай, экспресс в Канзас отходит меньше чем через пять часов.
   - Нам надо будет обсудить твое предложение.
   - Я буду в Канзасе уже ранним утром.
   - Нет, мы должны справиться сами.
   - Софи, не вешай трубку, я хочу помочь тебе...
   - Ты уже помог, Мило.
   - Перезвони мне, когда вы что-нибудь решите.
   Софи обещала, что перезвонит. Они попрощались, и разговор кончился.
   Софи положила трубку, протерла глаза и едва слышно прошептала:
   - Чистое безумие.
   Лукас снова смотрел в лежащую впереди темноту и думал.
   - А в одном он был прав, Софи.
   - Да? В чем? - спросила Софи, рассеянно глядя через лобовое  стекло  на
бегущую белую разметку.
   - Нам следует полагаться в этом деле на себя.
   Софи повернулась к Лукасу. Он определенно что-то задумал.
   - Что у тебя на уме, Лукас?
   Облизывая обожженные губы, он тихо сказал:
   - Кое-что, что даст нам выиграть кучу времени.
   - Слушаю тебя внимательно, - сказала Софи, глядя на него.
   Лукас кивнул в набегающую тьму:
   - Спорим на сотню баксов, что я найду обратную дорогу в Вичиту.
   - И что?
   - Мы сейчас поедем в Парк-Сити.
   - Зачем? - Софи чувствовала, как  пульсирует  ее  мозг,  взбудораженный
неясными словами Мило, от которых только туже затянулся узел мыслей.  -  К
чему нам сейчас ехать в населенные места?
   - Помнишь, мы когда-то везли в Тулзу груз компании "Птичий глаз"?
   - Ага. Кошмарный рейс туда-обратно.
   - А помнишь почему?
   - Потому что тебе в голову пришла  блестящая  идея  поехать  по  хайвею
"Пони экспресс" через...
   - Вот именно! - Лукас ткнул в ее сторону забинтованным пальцем. -  Этот
гадский хайвей обвел нас вокруг северной окраины Вичиты - помнишь?
   - Мы тогда целые часы прождали...
   Тут Софи поняла, к чему он клонит, и просто застыла. По  коже  побежали
мурашки. Не может быть, чтобы он серьезно... Просто не может быть.
   - ...из-за этих проклятых поездов! - закончил ее предложение  Лукас.  -
Рядом  с  Парк-Сити  большая  сортировочная  станция,  обслуживающая  весь
регион!
   В зеленом свете кабины глаза Лукаса горели лихорадочным огнем.
   - Лукас, у тебя крыша, на  фиг,  съехала,  если  ты  думаешь,  что  нам
удастся на ходу запрыгнуть в вагон.
   - Если все  правильно  рассчитать,  можно  сесть  в  пригородный  поезд
компании "Амтрак".
   - Эти штуки там лупят по сотне миль в час.
   - Только не через сортировку.
   - И останавливаются у каждого столба отсюда до Вегаса.
   - Тогда нам придется прыгнуть на товарный поезд.
   - Что?!
   - Нам придется прямо на ходу выбраться из джипа и перепрыгнуть в  вагон
товарного поезда.
   - "Мы теперь подадимся в железнодорожные бродяги?
   Лукас ударил по рулю замотанным кулаком:
   - Черт возьми, Софи, должен быть способ! Это единственная вещь, имеющая
смысл, значит, должен быть хоть один, на фиг, способ ее сделать!
   - Мы мозем это сделать, - послышался  слабый  голос  Анхела  с  заднего
сиденья.
   Софи резко обернулась:
   - Что ты сказал, амиго?
   - Я знаю способ.
   - Способ для чего?
   Анхел наклонился вперед и  сплел  руки  на  спинке  переднего  сиденья,
зеленоватый отсвет упал на его обезображенное лицо.
   - Я знаю, как нам перебраться на поезд.



24. ГЛУПЫЙ РЕБЕНОК

   Она ехала в полной тишине.  Поскрипывали  хрупкие  искривленные  кости.
Бледная до прозрачности кожа туго обтягивала череп.  Рулевое  колесо  было
крепко зажато в кривых пальцах, дрожавших от злобного  возбуждения.  В  ее
жилах вместо живой крови текла, казалось, черная расплавленная  ненависть,
вызывающая болезненные воспоминания...
   Сухие прошлогодние травинки и листочки... стая синих гусей в  небе  над
плантацией ее отца... яркие голубые просветы между серыми облаками...
   Весеннее равноденствие.
   В  тот  вечер,  почти  семьдесят  лет  назад,  Ванесса  подкатила  свое
инвалидное кресло к самому краю веранды, чтобы  получше  разглядеть  птиц,
пролетавших высоко в весеннем небе.
   - Почему они каждый год возвращаются на север? -  спросила  она  своего
отца.
   - Глупый ребенок! - сказал он из затененного угла веранды. В те дни  он
особенно походил на снедаемое глубочайшей скорбью привидение. -  Разве  ты
не знаешь, что в них от рождения заложена тяга вернуться к родным гнездам?
   - Тяга?
   - Ну да! Она у них в крови!


   Теперь это было у нее внутри - тяга. И дар. Они пробивали  и  пробивали
среди морщин ее лица  одну  новую,  пока  не  появилось  какое-то  подобие
оскаленной улыбки.
   Черной как дно колодца.



25. ВЫЛЕТАЮЩИЕ ИЗ АДА

   Еще со дня их знакомства Софи кое-что от  Лукаса  скрывала.  Кое-что  о
тайном страхе, преследовавшем ее с раннего  детства.  В  отличие  от  всех
фобий, перечисленных в диагностических справочниках, он был присущ  только
Софи. А если учесть, чем она зарабатывала себе на жизнь, в этом  была  еще
какая-то ирония судьбы.
   Все началось много лет назад, во время  трагического  случая  на  шоссе
между Парадиз-Вэлли и Фресно.
   Ее семья проводила  отпуск  в  Гранд-Каньоне.  Это  была  одна  из  тех
туристических поездок, в программу которой входило  шестидневное  плавание
на плотах по горным рекам, жизнь в лесу и пешая экскурсия по  каньону  под
руководством проводника-натуралиста. Все было здорово, но к  концу  недели
Софи и ее родители выдохлись. Обратный путь оказался чудовищным.
   У Харри  Коэна  был  старый  "додж"  без  кондиционера.  От  жары  люди
срывались по пустякам, обнаженные руки  прилипали  к  виниловым  сиденьям.
Софи так сильно укачало, что пришлось трижды останавливаться.
   К тому времени, когда они пересекли  границу  Калифорнии  и  въехали  в
Долину Смерти, Коэны уже не разговаривали друг с другом.
   Кровь появилась ниоткуда.
   Первой ее увидела Софи, глядевшая в окно  на  дорогу.  Кровь  появилась
посреди шоссе, пятнышко... мазок...  тонкая  струйка...  и  куча  кровавых
кишок, ползущих к...
   Бойня! Потроха большеротого барана были  разбросаны  возле  центральной
линии, и автомобиль Харри двигался на слишком большой скорости, чтобы уйти
в сторону. У Харри не было выбора, только пропахать через эту  кучу.  Шины
проглиссировали по крови и внутренностям, как поплавки гидроплана.  Эвелин
Коэн издала звук, будто ее вырвало. Машину повело, но  Харри,  ругаясь  на
чем свет стоит, сумел удержать ее.
   Спустя несколько минут все вернулось на  свои  места.  Харри  и  Эвелин
продолжали склоку, о неприятном инциденте никто уже не  вспоминал.  Никто,
кроме маленькой Софи.
   Когда автомобиль был посередине лужи, кровь брызнула на заднее  боковое
стекло. Софи это видела и уже не могла отвести взгляд от крови. Высыхая на
ветру, растекаясь струйками по стеклу, кровь не уходила. Софи смотрела  на
нее долгие часы, пока они  не  приехали  в  Сан-Франциско.  Кровь  застыла
густой алой паутиной. Вечное напоминание о мимолетной бойне на шоссе.
   По многим причинам эти пятна крови на стекле запомнились  Софи  на  всю
жизнь. Они зримо присутствовали в ее снах, в моментальных вспышках  страха
на обледенелых дорогах, в ее параноидальных домыслах. Казалось, эта  кровь
алым штампом легла на всю ее жизнь. Кровь жертвенного агнца на ее машине.
   Иногда Софи  вполне  трезво  оценивала  все  безумие  этих  бесконечных
воспоминаний. Она считала это типичным неврозом девушки  среднего  класса.
Комплекс вины. Вины в том,  что  она  пренебрегла  образованием  в  пользу
рабочей профессии, несмотря на  протест  родителей.  Вины,  что  предпочла
свободу обязательствам. Вины, что жила так,  как  ей  хотелось.  Проклятая
вина. Софи так устала от нее, что готова была плакать.
   Со временем воспоминание о  крови  стало  проявляться  по-другому.  Год
назад Софи все сильнее стали преследовать сны. Сны, мучившие ее по ночам и
преследовавшие  днем.  Сначала  она  приписывала  их  стрессу.   Заработки
уменьшились, количество неоплаченных счетов росло. И не покидало ощущение,
что Лукас словно возвел между ними стену.  Чем  больше  преследовало  Софи
видение той крови, тем больше она понимала, что для нее это  обрело  новое
значение.
   Теперь, когда их нашло проклятие, образ крови ехал с ней рядом миля  за
милей. Поворот за поворотом. И  пробивалась  к  сознанию  мысль,  что  это
повторится. Что не всегда виденная кровь будет бараньей.
   Скоро это может оказаться ее кровь.


   Самой короткой дорогой, которая  вела  к  сортировочной  станции,  было
старое семьдесят девятое шоссе возле города Ньютона в штате Канзас. Меньше
чем через пятнадцать  минут  Лукас  выехал  на  него.  К  своему  немалому
удивлению, он до сих пор помнил каждую выбоину, каждый ухаб,  каждую  милю
этого пустынного двухполосного шоссе.  Старое  семьдесят  девятое  огибало
залив озера Рейнкиллер и пригороды Тованды, Уайтвотера и  Ферли.  В  такое
позднее время на нем не  было  видно  ни  единой  машины.  Пусто,  как  на
кладбище.
   - Анхел, ты можешь погибнуть.
   Софи снова закусила нижнюю губу, обернувшись через плечо к Анхелу.
   - Софи, я знаю, цто делаю.
   - Да?
   - Да, мэм.
   В голосе паренька звучала странная смесь решимости и злости.
   Обернувшись, Лукас поглядел на  Анхела.  Слабо  освещенный  зеленоватым
светом приборов, он сейчас был чем-то неуловимо похож на  персонаж  фильма
ужасов сороковых годов.
   Эта неожиданная ассоциация перенесла Лукаса  во  времена  его  детства,
когда он  любил  ходить  в  кино.  Он  вспомнил  красавца  Рондо  Хаттона,
игравшего  почти  все  главные  роли  в  фильмах  тех  лет.   Он   заболел
акромегалией  -  неизлечимой  болезнью,   которая   обезображивает   лицо.
Обреченный  на  роли  убийц  и  уродов  во  второразрядных  фильмах  вроде
"Грубияна", Хаттон старался играть как можно лучше до самой своей смерти в
конце сороковых. В детстве Лукас подозревал,  что  на  самом  деле  старый
Рондо - хороший. Даже вышло так, что Лукас вырос, болея за плохих  парней,
- не из-за собственных антиобщественных порывов, а потому, что  в  фильмах
чужаков   рисовали   дьяволами.   Чудаков,    иностранцев,    сумасшедших,
представителей иных национальностей - а это и были люди, с которыми  Лукас
себя отождествлял. И целая жизнь ему понадобилась,  чтобы,  стряхнув  горы
лжи, понять, что часто именно  такие  люди  совершали  великие  подвиги  и
меняли этот мир.
   Несколько секунд Лукас всматривался  в  возбужденные  глаза  Анхела,  а
потом спросил:
   - Тебе когда-нибудь раньше доводилось целиться в человека?
   - Нет.
   - Ты понимаешь, это вовсе не похоже на то, как бывает в кино...
   - Понимаю.
   - Это самое страшное и тяжелое дело. Чуть ли  не  труднее,  чем  самому
стоять под дулом. А знаешь почему?
   - Нет, сэр.
   - Потому что этот хмырь, в которого ты целишься,  может  оказаться  как
раз тем, кто заставит тебя спустить курок.
   После секундной паузы Анхел сказал:
   - Я готов к этому, Лукас.
   Софи лишь покачала головой и пробормотала:
   - Да поможет нам Господь...
   Лукас взглянул на часы - было  почти  три  часа  ночи.  Он  внимательно
оглядел шоссе, которое явно  знавало  лучшие  времена.  Потрескавшийся  от
времени  асфальт,  испещренный  тормозными  следами  шин,  выглядел  почти
сюрреалистически  в  мощном  свете  фар  полицейского  джипа.  Он   чем-то
напоминал поверхность иной планеты.  По  обеим  сторонам  дороги  тянулись
усыпанные гравием и утыканные старыми  автомобильными  покрышками  широкие
обочины. Повсюду проблескивали осколки стекла. Да, на этой дороге запросто
можно было затеряться.
   Главная проблема состояла в том,  что  Лукас  не  знал,  хватит  ли  им
бензина до  железной  дороги.  Уже  сейчас  бензобак  опустел  больше  чем
наполовину. По его расчетам выходило, что у них в запасе около часа.
   План Анхела был довольно прост. Поскольку его болезнь была еще в  самой
начальной стадии, решено было, что именно он выпрыгнет из джипа неподалеку
от сортировочной станции и проникнет на ее  территорию  пешком.  Затем  он
захватит пригородный поезд, наставив на машиниста пистолет, и заставит его
двинуться к ближайшему переезду, где их будут ждать Лукас и  Софи.  Нельзя
сказать, чтобы в плане не было дырок, но Лукас готов был поспорить, что  у
этого маленького мексиканца хватит духу его выполнить.
   - Насколько мы близко?  -  Голос  Софи  звучал  как  пропущенный  через
мясорубку.
   Лукас глянул на горизонт:
   - Думаю, милях в двадцати от Вичиты.
   - Бензина хватит?
   - Несомненно.
   Софи закусила нижнюю губу.
   - И ты уверен, что это самый лучший план?
   Лукас метнул на нее быстрый взгляд:
   - Я знаю, о чем ты думаешь...
   - Лукас, я просто хочу...
   - Послушай...  я  знаю,  что  сейчас  мы  просто  выигрываем  время  по
кусочкам, но поезд даст нам время подумать как следует.
   Софи ничего не ответила. Лукас снова глянул на ее сведенное напряжением
лицо. Софи грызла ногти. Странно, как она еще не  сгрызла  их  до  корней.
Неподвижный взгляд сфокусировался за стеклом  джипа,  как  солнечный  луч,
прошедший  сквозь  линзу.  Волосы  свалялись,  торчали  рыжими   крысиными
хвостами, как у обколотой наркоманки из группы "Маленькие  негодяйки".  На
окровавленном ухе не было половины  сережек.  Футболка  вся  промокла  под
мышками. На нее  страшно  было  смотреть,  но  почему-то  у  Лукаса  вдруг
забилось сердце просто от взгляда на нее.
   Во многих смыслах Софи была для него  единственным  близким  человеком.
Родители  умерли,  с  сестрами  он  совсем  потерял  связь.  А  нормальные
дружеские отношения любого рода при такой жизни,  когда  мотаешь  милю  за
милей во сне и наяву, поддерживать практически невозможно. Все, что у него
осталось, - это Софи. Его лучший друг, его сестра,  его  напарник,  его...
_любовница_? Это он хотел сказать? Его _женщина_? Чем ему так не  нравится
эта мысль? В каком-то смысле они уже  женаты.  Черт  побери,  что  же  его
пугает в Софи? Сейчас он был бы готов ради нее на все...
   В голове молнией вспыхнул неизбежный вопрос: положит  ли  он  жизнь  за
Софи? Вопрос путал. Тем более в таких обстоятельствах. А хуже всего  было,
что в самой глубине своего сердца Лукас не знал ответа.
   - И что-нибудь придумаем, - неуклюже добавил он.
   Софи метнула на него сердитый взгляд:
   - Очень хочется тебе доверить.
   - Если вдуматься, нам нужно только...
   Внезапно  Лукас  прервался  на  полуслове.  В  зеркале   заднего   вида
неожиданно появилась пара фар. Сзади быстро приближался автомобиль.  Лукас
взглянул на спидометр - стрелка показывала шестьдесят восемь миль  в  час.
Разрешенная скорость тут была пятьдесят. Догоняющий  автомобиль  шел  куда
быстрее, летел, как из ада. Не меньше девяноста.
   - Что случилось? - спросила Софи, оглядываясь через плечо.
   - Позади нас фары...
   - Черт, а если это...
   - Не волнуйся. Наверное, какой-то лихач решил  проветриться  по  ночной
дороге.
   - Да, но когда он увидит полицейский джип...
   - Тут же затормозит на фиг, - закончил Лукас.
   Фары приближались. У Лукаса  по  плечам  побежали  мурашки.  Волосы  на
голове зашевелились. Фары были мутно-желтые.  Близко  посаженные.  Слишком
близко для современного автомобиля.
   - Подожди-ка, - пробормотала Софи, оглядываясь через плечо.  -  Это  не
лихач.
   - То есть?
   - Похоже на старый "форд" модели "Т" или что-то в этом роде.
   - Модели "Т"?
   Лукас тоже оглянулся через плечо.  Заднее  стекло  джипа  было  разбито
вдребезги, дыра зияла, как неровная зубастая пасть. Сквозь нее были  видны
надвигающиеся фары. Они были уже менее  чем  в  четверти  мили,  и  разрыв
постоянно  сокращался.  Вырисовывался  корпус.  Контуры  крыльев,   обводы
крыши...
   - Разрази меня гром...
   Узнавание обдало Лукаса ледяной волной.
   - Что это?! Что ты там увидел?! - в ужасе закричала Софи.
   - Тот самый гадский лимузин!
   Только теперь до  Лукаса  вдруг  дошло,  что  на  протяжении  последних
двадцати  четырех  часов  поблизости   все   время   появлялся   старинный
"роллс-ройс", самый что ни на есть настоящий - от  маленького  винтика  до
громоздкого кузова, только Лукас не обращал  внимания.  Он  точно  не  мог
сказать, но, кажется, увидел его в  первый  раз  у  Раунд-Ноб,  где  погиб
Мелвил Бенуа. Зато точно этот лимузин стоял перед лавкой ростовщика. Лукас
мог поручиться, что  видел  этот  лимузин  в  свалке  битых  машин,  когда
сложилась пополам "Черная Мария". Теперь до Лукаса дошло, что этот гад  их
преследует.
   - Лимузин? - переспросила Софи.
   Лицо ее было освещено приближающимися фарами.
   - Ага... Ты же знаешь, как я их терпеть не  могу,  -  проворчал  Лукас,
прибавляя скорость.  Семьдесят,  семьдесят  пять  миль  в  час.  Старинный
лимузин продолжал догонять. Неумолимо, как ураган в Санта-Ане.
   Софи повернулась к нему:
   - Он тебе знаком?
   - Можно сказать, да.
   - Как это?
   - Видел его пару раз. Думаю, он специально едет за нами.
   Лукас взглянул в зеркало заднего вида,  и  у  него  сперло  дыхание  от
страха.
   Очертания старинного лимузина вдруг начали на глазах расплываться...


   Анхел смотрел на приближавшийся лимузин сквозь дыру в заднем стекле.
   Машина подошла к ним на двадцать ярдов и там зависла. Желтые пятна  фар
бежали по зернистой мостовой, как две луны по черной воде  порогов.  Анхел
ощутил, как лимузин вынюхивает их след. Завис и вынюхивает. Водителя  было
не разглядеть - просто бледное пятно за ветровым стеклом.
   Потом лимузин приблизился, и  вдруг  сквозь  его  крышу  наружу  что-то
выпрыгнуло.
   У Анхела перехватило дыхание.
   Это было воплощение его страха.
   Когда ему было всего шесть  лет  и  его  мать-алкоголичку  отправили  в
местную клинику, он попал под социальную опеку властей штата. Отец  слинял
из города еще год  назад,  дядя  Флако  был  в  Мексике,  и  чиновники  из
департамента попечения не нашли другого  варианта,  как  отдать  Анхела  в
приемную семью в Мемфис. Дом Макаллистеров оказался далеко не  из  лучших.
Кормить троих приемышей - кожа да кости - на приходящей в упадок  ферме  -
дело нелегкое, а в условиях сельскохозяйственного кризиса восьмидесятых  -
почти  невозможное.  Мэри  и  Бен  Макаллистеры  были   честными   людьми,
вынужденными работать в поле от зари до  зари,  стараясь  свести  концы  с
концами. Слишком часто Анхел оставался один.
   В одну особенно бурную ночь  Анхел  лежал  запертый  в  своей  спальне,
совсем один. Снаружи бушевала  гроза,  на  фоне  окон  все  чаще  сверкали
молнии. Анхел то задремывал, то просыпался. Одеяло  сбилось  к  шее,  было
неудобно. В три часа его разбудил  раскат  грома.  Он  заплакал  и  плакал
непрестанно, но никто не приходил.
   Наконец он выбрался из постели и в темноте стал  ощупью  пробираться  к
двери. Он попытался выйти, но дверь была заперта. Повернувшись к  постели,
он зацепил что-то ногой. Сверкнула молния, раздался  злорадный  смешок.  В
свете вспышки из тени что-то прыгнуло! Маленький Анхел  завопил,  зовя  на
помощь, припал к запертой двери, визжал и всхлипывал, зажимая сам себе рот
одеялом. Никогда в жизни он не был так напуган. Палящий  ужас,  пронзивший
все его шестилетнее тельце, изменил Анхела раз и навсегда.
   "Джек из коробочки".
   Он случайно задел ногой валявшуюся на полу игрушку, и из нее  выпрыгнул
человечек на пружинке. Это совпало с  ударом  молнии,  и  к  лицу  ребенка
прыгнула размалеванная рожица. Механический смех показался  оглушительным.
И лицо. Белое, как у призрака. Огромные желтые глаза.  И  улыбка  -  оскал
красной пасти.
   Всего лишь "Джек из коробочки".
   И вот тринадцать лет спустя такой же клоун вдруг выпрыгнул сквозь крышу
лимузина. Выскочил на пружине сквозь  разбитый  люк,  разбрызгивая  крошки
металла и капли света. Как на проявляющейся фотографии,  материализовалось
лицо клоуна.
   К Анхелу вернулся голос.
   От его крика встрепенулись Софи и Лукас.
   - Что там?!! - резко обернулась Софи.
   Анхел кричал, тыча рукой в разбитое заднее стекло.  Чудовищная  игрушка
наклонялась к зазубренной дыре, покачивалась  на  ветру  огромная  голова,
горели янтарем  желтые  глаза,  и  все  шире  становился  кровавый  оскал.
Немыслимо, но с ее губ стекала  пена,  будто  деревянный  предмет  выделял
слюну. Анхел более не сомневался: эта штука собирается его проглотить.
   - Этого не мозет быть! - Анхел разрыдался - Так  не  бывает...  Так  не
бывает!
   Страх сдавил ему горло, яички втянулись внутрь, он  съежился  на  полу.
Ему снова было шесть лет, и он снова умирал от страха.
   - Анхел! - продолжала кричать Софи, словно не понимая, чего он  боится.
- Что с тобой?! Что стряслось?!
   - Она... она приблиз-з-з-зается!
   Анхел  пытался   ей   объяснить.   Чудовищная   игрушка   приближалась,
механический смех перекрывал ветер и шум. Будто  в  длинном  металлическом
туннеле живьем обдирали кошку.
   - Анхел!!!
   - Дзек... Это Дзек!!
   - Не понимаю, что ты говоришь!
   Напряженное лицо Софи сияло в желтом отсвете.
   Сквозь волну страха Анхел  понял,  что  Софи  действительно  ничего  не
видит. Вообще не видит Джека. И не понимает, о чем он говорит.
   Значит, это чудовище только для него.
   Для него одного.
   Анхел обернулся  и  увидел,  как  приближается  огромное  лицо,  словно
неимоверно большой астероид, зависший в зазубренном проеме стекла, красный
оскал раскрывается, голодные, голодные, голодные ряды  изъеденных  червями
клыков...
   Анхел закрыл лицо руками, заранее чувствуя, как смыкаются  вокруг  него
эти челюсти.


   Софи увидела, как упал Анхел. Обхватив голову руками.  Зажмурив  глаза.
Молится? Без сознания? Или горе наконец его достало?
   - Анхел?!
   Софи наклонилась над ним и осторожно тронула за плечо.  Худенькое  тело
Анхела била крупная дрожь.
   - Анхел, да что с тобой?
   И тут Софи услышала странный звук.
   Капля.
   Резко обернувшись, она увидела первую каплю. Капля щелкнула по стеклу и
растеклась не шире четвертьдолларовой монеты. Ветер разогнал ее струйками.
Вторая  капля  упала  чуть  пониже  первой.  Большая  жирная  капля.   Она
растекалась под ветром, рябя...
   - Что это - грязевой дождь, что ли? - обернулась  она  к  Лукасу  и  по
глазам увидела, что с ним что-то неладно. Он вскинул голову, скосил  глаза
- как собака, услышавшая свист. - Лукас, что с тобой?!
   Лукас крепко держал руль и почему-то пристально  смотрел  на  молчавшую
рацию.
   - Пошел ты к черту! - неожиданно закричал он неизвестно кому, и губы  у
него задрожали. - Пошли вы все к чертям собачьим!
   - Лукас?! Что происходит?!
   Дождь усиливался.
   Софи посмотрела на ветровое стекло, и сердце подскочило к горлу.
   Дождь был ярко-алый. Усилившись до ровной мороси, он заливал  стекло  и
скатывался рябящими под ветром струйками. Он шел из тьмы сверху. Из  теней
снизу. От бегущей мостовой под колесами. Шлепаясь о радиатор  и  смывая  с
него грязь. Густая артериальная кровь.
   - О Господи! - выдавила Софи, зажав рукой рот.
   По капоту и лобовому стеклу  джипа  хлестали  потоки  крови.  По  крыше
гудела стекающая кровь,  брызги  залетали  в  салон  через  вентиляционные
отверстия. Часть крови засасывалась потоком  воздуха  в  разбитое  боковое
стекло. Щеки Софи стали покрываться влагой. Густой, с медным запахом.
   Она узнала этот запах. Так пахло на пустынной горной дороге  много  лет
назад.
   Кровь агнца.
   Она лихорадочно завозила ладонями по  лицу,  стирая  галлюцинацию,  как
будто отскребая едкую кислоту. На лице ничего не  было,  но  это  было  не
важно. Она же ощущала кровь. Чуяла ее запах. Ощущала, как она проникает  в
поры.
   Ее стало колотить от непередаваемого ужаса.  Она  теряла  контроль  над
собой. Ее били судороги, она колотилась о сиденье, из горла  шел  дрожащий
прерывистый звук:
   - Н-Н-НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ-Т!!
   Кровь хлестала ливнем. Кровь перекатывалась через козырек и  барабанила
по  крыше.  Заливала  треснутые  стекла.  Густая,   непрозрачная,   веером
разлеталась из-под колес. Постепенно на стеклах стали проявляться размытые
ветром узоры из запекшейся крови. Кружевная паутина кровавого письма.
   У Софи перехватило дыхание. Как в кляксах Роршаха, увидела она  в  этих
узорах свои самые глубокие страхи.
   Внезапно Софи разрыдалась в голос, как ребенок. Джип стал  глиссировать
по лужам крови, корму занесло. Софи  инстинктивно  схватилась  за  руль  и
попыталась удержать машину.
   Лукас оттолкнул ее.
   Его глаза горели ужасом. Ясно было, что он тоже ведет  свою,  отдельную
от всех, войну.


   "Лукас, сынок, ты слышишь меня?"
   Это был новый голос.
   До этого момента Лукас слышал доносившиеся по рации  голоса  из  своего
прошлого: пронзительные вопли Мигеля Торреса,  местного  хулигана-испанца,
который много раз  бил  Лукаса  в  детстве,  сочный  баритон  полицейского
сержанта Симмонса по кличке "Бык", отъявленного расиста, завсегдатая бара,
расположенного рядом с домом Лукаса. Он слышал даже  обрывки  фраз  времен
своего срока в колонии. Все эти звуки и голоса непрерывным потоком  лились
из молчавшей на самом деле рации, как злые угрозы,  произнесенные,  но  не
услышанные, как всплески эхо, исчезающего в пустой комнате.
   Кусочки и обрывки кошмаров Лукаса.
   Но этот новый голос был совсем другим.
   "Ты слышишь меня, сынок?"
   Голос Чарльза Хайда всегда обладал особенным тембром.
   Хотя он был всего лишь управляющим маленького бакалейного  магазинчика,
у   него   был   необычайно   красивый,   звучный   голос   диктора    или
радиокомментатора. И еще  его  голос  обычно  был  окрашен  какой-то  едва
уловимой глубокой печалью - качество, благодаря которому он сделался самым
знаменитым дьяконом приходской  баптистской  церкви.  Он  всегда  принимал
участие во всех рождественских службах и  воскресных  проповедях.  Иногда,
когда  его  удавалось  раззадорить,  он  вел  сольную  партию  в   хоровом
песнопении.
   И сейчас Лукас слышал именно  этот  сочный,  богатый  оттенками  голос.
Голос покойного отца, который доносился из молчавшей все это время рации.
   "Лукас, я же просил тебя вернуться домой сразу же после  того,  как  ты
доставишь яйца Винсенту, а  ты  где-то  шляешься.  Потом  приходишь  домой
ночью, будишь маму... Иди сюда, сынок... ты же у меня умница. Я же знаю, я
же тебя правильно воспитал!"
   Лукаса переполняли  давно  забытые  чувства,  горло  сдавило,  из  глаз
потекли слезы. Усилием воли  оторвав  взгляд  от  рации,  он  посмотрел  в
зеркало заднего вида. Машина была теперь в сотне ярдов  от  джипа,  горели
фары, блестел в лунном свете корпус.
   Это был... но Лукас знал, что это невозможно.
   Ехавший  за  ними  катафалк  был  точной   копией   того   "кадиллака".
Увеличенный, с низкой подвеской, со всем, что полагается.  Кузов  "ландо",
маленькие  задние  боковые  окна  и  угловатый  срез  сзади.  В   темноте,
охватившей рамой сияние фар, он был как поблескивающая дикая пантера.
   Уставившись на рацию, Лукас хрипло пробормотал:
   - Нет, ты не мой отец! Ты - ничто! Ты - никто!
   "Сынок, запомни, что я тебе сейчас скамей. Будь мужественным...  теперь
тебе придется заботиться о маме и сестрах. Ты понимаешь  меня?  Теперь  ты
единственный мужчина в доме. Ты хороший мальчик, и я уверен,  что  ты  все
сделаешь правильно, тогда я смогу гордиться тобой..."
   Слова, доносившиеся по  рации,  произносились  ослабленным  и  каким-то
металлическим голосом. Это были последние слова Чарльза Хайда, которые  он
успел  сказать  своему  единственному  сыну.  От  них  у   Лукаса   сейчас
разрывалось сердце.
   "Ты хороший мальчик, и я уверен, что ты все сделаешь правильно, тогда я
смогу гордиться тобой".
   Лукас вскрикнул.
   Это был резкий, рыдающий крик, разрезавший воздух как острый нож.
   Сидевшая рядом Софи подпрыгнула. Ее глаза были расширены от ужаса.
   - Лукас! Это не настоящее! Это...
   Лукас  мгновенным  усилием  стряхнул  с  себя   наваждение   и   вдавил
акселератор в пол. Джип рванулся вперед. В зеркале заднего  вида  катафалк
держался за ним как приклеенный. Зловещий, ядовитый, горящий желтым светом
фар.
   Лукас снова и снова ударял обожженными ладонями по рулю, повторяя:
   - Это трюк, это гадский трюк!
   Вдруг через радиопомехи пробился еще один голос:
   -  ффффф...  шшшшш...   хххххшшшшший   ниггеррррр...   мммеррррртвый...
нигггерррррр!..
   Лукас ударил кулаком по рации. Ее лицевая  панель  раскололась  надвое.
Резкая боль пронзила руку, но он едва заметил ее. Сейчас его питала только
ярость.
   Казалось, катафалк поглощает эту боль и ярость как  губка.  Он  подошел
вплотную, рокоча и чуть не касаясь багажника джипа.
   - Возьми руль! - прошипел Лукас Софи сквозь зубы.
   - Что ты собираешься делать?! - завопила Софи, стараясь перекричать рев
двигателя и хватаясь за рулевое колесо.
   Лукас выхватил помповое ружье из скоб на приборной  панели  и  проверил
патронник. Ружье оказалось заряжено до упора, не  меньше  шести  патронов.
Очевидно, шериф Баум позаботился, когда выехал на операцию.
   Ненавистный Лукасу голос звучал теперь  со  всех  сторон,  просачиваясь
сквозь вентилятор, сквозь радиатор, сквозь  щели  в  дверях,  нарастающий,
диссонирующий, неистовый.
   Лукас взвел курок, резко повернулся назад и крикнул:
   - Анхел, пригнись!
   И выстрелил поверх головы Анхела в темноту за разбитым задним  стеклом.
Выстрел  вспыхнул,  как  блиц  фотографа.  Воздушная   волна   ударила   в
зазубренные остатки заднего стекла и в наружный воздух.
   Голос смолк.
   Звук выстрела еще звенел в ушах Лукаса, когда он бросил помповое  ружье
к ногам, взялся за руль и подчинил себе машину.
   - Кажется, достал я гадов,  -  пробормотал  он,  чувствуя,  как  бешено
колотится в груди сердце. - Точно достал.
   Внезапно джип окатило волной света сверху и слева.  Катафалк  вышел  на
полосу обгона и обходил Лукаса. В боковом зеркале  он  был  хорошо  виден.
Картечь  проделала  в  радиаторе  рваную  дыру.  Мигала  фара.  За   рулем
вырисовывался силуэт водителя.
   И на лице у него были зеркальные солнцезащитные очки.
   - Нет, о Господи, нет!!!
   Катафалк с ревом промчался мимо джипа и вновь перестроился  на  прежнюю
полосу. Теперь он мчался точно перед джипом.  Лукас  узнал  катафалк  того
страшного дня. Дня, когда увезли отца. Овальные задние сигнальные огни. Та
же хромированная облицовка. Окно в верхней трети.
   И сквозь окно был виден гроб отца.
   - Этого нн... не... - с ужасом выдохнул Лукас.
   Внезапно крышка гроба откинулась в сторону.
   - ...не мож-ж-ж-жет... не может быть...
   Труп Чарльза Хайда сел и помахал рукой. Лицо его  было  цвета  мастики,
зубы обуглились, глаз не было.
   - Этого не может быть!!! - завопил Лукас.
   И в этот момент вспыхнули стоп-сигналы катафалка.
   Крик Софи был резок как удар по лицу. Лукас действовал по инстинкту. Он
ударил по тормозам и вильнул. Перегрузка прижала Софи и Анхела  к  дальней
двери.
   В последний момент Лукас зацепил хвост катафалка и с креном вылетел  на
обочину.
   Машина попала на гравий со  скоростью  чуть  меньше  семидесяти.  Людей
сорвало с мест, когда джип перевалил через  обочину  на  кукурузное  поле.
Колеса  вдавило  в  дерн.  Взревел  мотор,  и  машина,  словно  бульдозер,
двинулась напролом  сквозь  высокие  кукурузные  стебли.  Рулевое  колесо,
словно ожив, вырывалось из рук, причиняя каждым толчком невыносимую  боль.
Джип вскидывал задом, как норовистый конь.
   Было видно, как позади желтые фары въезжают в кукурузу.
   - А, чтоб твою мать! - завопил Лукас, перекрывая хаос.
   Он заставил себя  сосредоточить  все  внимание  на  кромешной  тьме  за
лобовым стеклом. Фары джипа беспомощно упирались в сплошную зеленую стену.
Машина безжалостно давила кукурузные стебли, словно обезумевший  уборочный
комбайн. Лукас совершенно потерял ориентацию.  Единственное,  что  он  еще
мог, так это направлять джип по прямой в надежде, что они  ни  на  что  не
напорются.
   - Оно едет за нами!
   Анхел мотался по заднему сиденью, стараясь не упустить из  виду  желтые
фары.
   Лукас и сам видел их в зеркало. Позади джипа  неуклонно  двигались  два
снопа желтого ядовитого света, шурша как степной пожар.
   - Черт бы тебя побрал!
   - Лукас!
   Софи цеплялась за приборную панель, словно  утопающий  за  спасательный
плот.
   Они шли вслепую. Свет фар тонул в безграничной зеленой  массе.  Влажная
земля, веером разлетавшаяся из-под колес, сыпалась на  крышу,  залетала  в
разбитые окна.
   Желтые фары нагоняли. Словно акула, почуявшая добычу, рвалась  схватить
ее острыми зубами и сожрать живьем. Сердце колотилось в груди  Лукаса  как
молот по наковальне. Руль вырывался, легким не хватало воздуха. Он  вдавил
педаль газа в пол, но машина лишь глубже зарывалась в грязь.
   - Дзек! Он нас сейцас... - кричал Анхел.
   Позади взорвался сноп желтого света.
   - Берегись!
   Первый удар Лукас ощутил скорее сознанием, чем телом,  хотя  он  и  был
страшным. Казалось, джип сотрясся до основания, завертелся в  туче  мокрой
земли и волос  кукурузы,  и  звук  удара  был  неописуем.  Низкая  влажная
органная дрожь сейсмических вибраций прошла по раме и сиденьям.
   Насекомых первым заметил Анхел. Они лавиной  вливались  из  темноты  за
задним сиденьем.
   Неисчислимые орды жуков, тараканов, муравьев, тлей  сплошным  блестящим
ковром накрыли  тьму.  Блестящие,  тусклые,  отсвечивающие,  с  шуршанием,
подобным треску огня, пожирающего сучья, они покрыли Анхела,  зарываясь  в
кожу миллионами колючих лапок.
   Анхел заорал.
   Лукас дернул головой как раз вовремя,  чтобы  заметить  нахлынувшую  на
сиденья волну. Это была туча жужжащей костистой  тьмы,  размахивающей  над
ним острыми жвалами. Софи завизжала. Обернувшись к ней, Лукас крикнул:
   - Это же не взаправду, черт тебя побери! Эти гадские гады не настоящие!
   Нажав на педаль газа,  Лукас  резко  вывернул  руль.  Джип  рванулся  в
сторону от катафалка и влетел на нетронутый участок кукурузного поля.
   - НЕ ВЗАПРАВДУ!!!
   Насекомые кишели вокруг Лукаса,  накрыв  его  голову,  тревожно  жужжа.
Потом обратились в дым. Потом испарились.
   Просто исчезли.
   Это  произошло  так  внезапно,  что   Лукас   ощутил   громкий   хлопок
сомкнувшегося воздуха. Перед джипом неохотно  расступалась  зеленая  стена
кукурузы. Треск стеблей. Бесконечное  зеленое  море.  Лукас  кожей  ощущал
испуганный взгляд сидящей рядом Софи, ее  глаза  застыли  в  жарком  ужасе
человека, застрявшего в кошмаре. На заднем сиденье Анхел все еще  отчаянно
сбивал с себя невидимых насекомых.
   И тут последовал второй  удар.  Катафалк  снова  задел  джип,  раздался
судорожный звук металла о металл, и джип бешено завилял по грязи.
   Сзади в салон  ввалилась  взявшаяся  ниоткуда  лавина  саранчи,  цикад,
стрекоз, богомолов и даже каких-то гигантских, давно вымерших  кузнечиков.
Вылезая  из  каждого  угла  и  щели,  они  сердито  стрекотали  и  гудели,
скрежетали жесткими крыльями.
   Лукас открыл рот, чтобы закричать, и тут же вдохнул целый рой  ос.  Это
было как проглотить пригоршню острых  иголок.  Лукас  пытался  продохнуть,
отплевывался, хрипел. Машина снова потеряла управление. Она виляла по всей
обочине, раскидывая гравий, скребя по рельсу ограждения. Скрежетал металл,
во все стороны летели искры.
   И опять насекомые  закружились  вокруг  Лукаса  плотным  столбом  дыма.
Невыносимый  гул  поднялся  до  такой  визжащей  ноты,  что   Лукас   стал
выкрикивать неразборчивые слова ярости, гнева, страха, только  бы  слышать
собственный голос, пока...
   ...с сухим электрическим треском рой исчез.
   Лукас с трудом дышал. Голова шла кругом, он  отчаянно  искал  выход  из
моря кукурузы. Двигатель начинал сбоить и стучать. Мозг Лукаса  охватывало
клубящееся забытье, грозящее обмороком. Рядом  слышалось  тяжелое  дыхание
Софи.
   На заднем  сиденье  корчился  Анхел,  яростно  размахивая  вокруг  себя
руками. Он хотел что-то сказать, но его вырвало. Желудок его был пуст, изо
рта потекла лишь слюна и желчь.
   - Сынок! - закричал ему Лукас. - Как ты... - Слова застряли  у  него  в
горле.
   Они  находились  на  заднем   дворе   какой-то   фермы.   Без   всякого
предупреждения машина выскочила  к  ней  из  стены  кукурузы  и  попала  к
фермерскому дому. В тридцати ярдах перед ними  возникли  двухэтажный  дом,
белая изгородь металлических столбиков и гараж.
   Лукас резко вывернул руль.
   Джип пропахал ограду, как танк. Металлические столбики полетели, словно
спички, простучав по кузову  и  разбив  правую  фару.  Лукас  снова  резко
повернул, и машина закрутилась на месте.
   Центробежная сила прижала Софи и Анхела к  дверям,  машина  практически
перестала слушаться руля. Натриевые фонари фермы и желтый свет хищных  фар
слились в одно страшное гало. В этот миг безумного ужаса в сознании Лукаса
всплыла старая  расистская  сказочка  про  маленького  черного  Самбо,  за
которым гнались тигры по кругу, по кругу, по кругу...
   Борясь за жизнь, Лукас вцепился в руль и вытащил машину из вращения.
   В фермерском доме стали зажигаться огни, его обитатели  просыпались  от
шума.  Над  крыльцом   загорелся   фонарь,   осветивший   асфальтированную
подъездную дорожку с противоположной стороны дома. Лукас провел джип между
старым сараем и ржавым колодцем, потом направил его в сторону дорожки,  до
упора нажав педаль газа. Через мгновение машина выскочила на нее, зарылась
в гравий и загрохотала в  сторону  подъездной  дороги,  ведущей  к  шоссе.
Желтые фары не отставали.
   Отросток дороги оказался  асфальтированной  змеей.  Разбитой  колесами,
размытой дождями. Минное поле ухабов и выбоин. Лукас добрался до  него  за
пять секунд. Со скрежетом взобрался на крутой въезд с  гравийной  аллеи  и
перевалил на дорогу. Джип зашелестел шинами по асфальту.
   Спустя несколько секунд Лукас заставил себя обернуться.
   Сквозь зазубренную пасть  заднего  стекла  отчетливо  виднелись  желтые
огни. От всех принятых наркотиков у Лукаса болезненно трепетало сердце, во
рту было сухо как в каменной пустыне. Душу,  казалось,  раздирают  изнутри
зубы бешеного зверя. Перед глазами стояло мертвое  лицо  отца.  Боль  была
невыносима. И впервые за всю ночь мысль  о  сдаче  мелькнула  среди  хаоса
мыслей, как мелькают первые струйки воды,  просочившиеся  в  течь  корпуса
корабля...
   Лукас застыл.
   Перед ним материализовалась еще пара огней.
   - ТАК ТВОЮ РАСТАК!
   На них летел грузовик.
   Он только что вывернул из-за  поворота  на  расстоянии  меньше  мили  и
летел, сияя огнями, как рождественская елка, ревя  клаксоном.  Если  Лукас
немедленно что-нибудь не сделает, они столкнутся, и в сегодняшней летописи
будет поставлена точка.
   Лукас вывернул руль до упора вправо.
   Джип тут же выбросило на усыпанную гравием обочину и повело юзом,  чуть
не вбив в полосу придорожных берез. От задних колес поднялся вихрь пыли  и
гравия. Лукас рванул руль обратно, перегрузка прижала Софи к нему,  Анхела
- к дальней двери. Грузовик с грохотом и воем промчался мимо.
   Темноту ночи разорвал глухой мощный удар, ярость  скрежета  металла  по
металлу. Грузовик с катафалком столкнулись лоб в лоб.
   Воздушная волна взрыва подбросила джип и будто высосала из ночи воздух.
Лукас мигнул, стараясь отогнать застрявшую на сетчатке глаз  картину.  Это
было похоже на брачный ритуал обезумевших зверей. Грузовик подмял  лимузин
под себя и высился над ним застывшим в спазме вздыбленным металлом.
   Лукас вывернул руль влево. Джип завилял по  грязи  и  гравию,  чуть  не
остановился, но тут же перевалил на дорогу, и Лукас  прибавил  газ.  Мотор
взревел и завыл, джип застонал, вопя и дергаясь, и понесся  по  подъездной
дороге вдаль.
   К хайвею.


   Кабина превратилась в пылающую печь. От горящих обломков внизу вставали
языки пламени, охватывая двери и окна. Сквозь вентиляцию  валил  дым.  Еще
пара секунд, и все взорвется к чертям собачьим! К сожалению,  Шон  Сноуден
двигался медленно.  Он,  грузный  татуированный  мужик,  при  столкновении
заработал трещину в черепе и теперь дрейфовал на грани сознания.
   Усилием воли он  все  же  заставил  себя  сесть.  Футболка  с  надписью
"Погуди, если хочешь потрахаться" была залита кровью. Кровь стекала по шее
со слипшейся шапки волос. Шон не знал, насколько сильно ему досталось.  На
самом деле в этот момент ему было бы трудно даже вспомнить, как его зовут.
   Шон распахнул дверь.
   В нос ему тут же ударила вонь  разлитого  дизельного  топлива,  а  тело
обдало жаром разгоравшегося  пламени.  Где-то  в  неповрежденных  глубинах
сознания звучал голос: "Уноси ноги, быстрее давай, пока все не взлетело на
воздух!"
   Но Шон был порядочный парень и  хотел  сначала  проверить,  что  там  с
машиной под его грузовиком. Надежда была хилая, но Шон  слыхал  истории  о
чудесах, когда людей вырезали из смятых обломков и те даже потом могли  об
этом рассказать.
   С трудом спустившись из кабины, Шон ступил  на  землю.  Собрав  остатки
сил, он встал на колени и заглянул под  грузовик.  По  мостовой  стелилось
низкое пламя, выбрасывая клубы густого черного дыма. Шон моргнул. Сознание
поплыло, и он заставил себя не отключаться. Черт побери, этого  просто  не
может быть! Воображение, галлюцинация, как оно там называется...
   Искореженного лимузина не было.


   - Никто не ранен? - спросила Софи, с трудом переводя дух  и  приходя  в
себя.
   Она оглядела машину. Анхел скрючился  в  углу  заднего  сиденья,  Лукас
молча вел машину. Взгляд его изменился.  Что-то  в  нем  появилось  новое.
Боль. И еще кое-что. Такой взгляд, будто Лукас что-то решил.
   Несколько минут все  молчали,  не  в  силах  заговорить.  Наконец  Софи
сказала:
   - Ребята, живые?
   - Вполне, - пробормотал Лукас, стараясь дышать ровно.
   Софи не понравился его голос.
   - Со мной все нормально, Софи.
   Анхел давил в себе страх.
   Еще какое-то время ехали молча. Софи взглянула в боковое зеркало. Место
катастрофы было уже в двух милях позади них и  отчетливо  виднелось  яркой
пламенеющей точкой на фоне кромешной ночной тьмы.
   - На этих боковых дорогах можно ехать полгода и ни  разу  грузовика  не
увидеть.
   Лукас кивнул.
   - Нам повезло, что попался этот бедняга.
   Софи покачала головой. Когда она заговорила, во рту ее уксусом и желчью
отдавался вкус страха.
   - Лукас, что же это за чертова фигня, с которой мы связались?
   Лукас не ответил.
   Софи только покачала головой. Никто из них не  хотел  вслух  произнести
худшее. Никто из них не признал бы этого в  открытую.  Но  в  душе  каждый
знал, что худшее во всей истории проявилось несколько секунд назад. Кто бы
ни был или что бы ни было - в том лимузине, это было связано с проклятием.
После неразберихи,  когда  лимузин  столкнулся  с  грузовиком,  в  краткие
мгновения после разрушения лимузина, джип почти остановился.
   И в этот момент страха они все ощутили болезнь.
   Которая их не покинула.
   В свете разбитых фар промелькнул дорожный  указатель:  "ПАРК-СИТИ  -  5
МИЛЬ".
   Это было хорошей новостью, потому что двигатель джипа  начинал  зловеще
покашливать. И непонятно было, то ли раньше кончится бензин, то ли  машина
просто отдаст Богу душу.
   Софи еще раз взглянула в зеркало:
   - Что бы это ни было, теперь его уже нет.
   - Ага, - вполголоса согласился Лукас,  и  Софи  поняла,  что  он  хотел
сказать еще что-то.
   Но не сказал.
   Просто вел машину дальше.



26. ЗАПАХ ГОРЯЩЕГО МЕТАЛЛА

   Машинист Барни Холлис обожал читать  юмористические  журналы.  Особенно
ему нравился "Битл Бейли", который напоминал  о  далеких  годах  службы  в
Пятой армии во  время  второй  мировой  войны,  о  прекрасных  сицилийских
закатах и о роскошных  смуглых  красотках.  Барни  перевернул  страницу  и
слегка поерзал на своем сиденье. Задница чесалась немилосердно.  Проклятый
геморрой! Проклятие железнодорожников - геморрой, плохой кофе  и  ожидание
на этих чертовых сортировках.
   - Нормальная ситуация, - буркнул  Барни  себе  под  нос,  переворачивая
страницу. - Полный бардак.
   Барни ждал звонка  диспетчера  уже  больше  пятнадцати  минут.  Средней
оживленности ночь на сортировочной станции Парк-Сити  -  в  очереди  перед
Барни стояло несколько товарных поездов. Вот так всегда! Хотел бы он  хоть
разок в жизни проделать ночной маршрут вовремя!  Он  взглянул  на  часы  -
третий час ночи. При таком темпе раньше трех тридцати, а то и четырех  его
не выпустят. Черт побери! Похоже, он становится слишком стар для  подобной
нервотрепки.
   "Это все из-за этих молоденьких  головастиков  в  конторе  станции!"  -
раздраженно подумал он, отправляя в  рот  остатки  чуть  теплого  кофе  из
термоса.
   Тощий, одетый в замасленную робу, Барни сидел, скрестив ноги,  в  своем
высоком кресле, словно большой старый аист на гнезде. У  него  была  очень
белая кожа, редкие седые волосы и  лицо,  изборожденное  морщинами.  Барни
давно перевалил за официальный пенсионный возраст, но руководство компании
позволило ему работать на полставки. Один-два рейса  в  неделю  на  старой
пригородной электричке давали Барни  возможность  оставаться  при  деле  и
отвлекаться от домашних забот.
   О поездах Барни узнал во время войны. Служа интендантским  писарем,  он
больше наблюдал события войны в борделях Мессины, чем на фронтах  Сицилии.
Однако один-два раза в месяц он бывал на местных  сортировочных  станциях,
привозя заявки на новые поставки, а от нечего делать интересовался всякими
мелочами - что такое автоматическая сцепка, электрическое реле,  аварийные
тормоза и сигнальные системы  со  взаимной  блокировкой.  Перед  отправкой
домой он уже был готов к карьере железнодорожника.
   Сначала  он  работал  ремонтником  на   линиях   "Нортен   Пасифик"   и
"Берлингтон". Потом водил большие товарные поезда из Вашингтона и Орегона,
пройдя путь от смазчика до машиниста. Он женился, завел троих детей и  был
доволен жизнью. Но всегда у него была мечта  водить  большой  пассажирский
поезд класса "люкс", вроде "Вождя сиу" или "Зефира Калифорнии", в  шике  и
комфорте возить тысячи людей через  просторы  Америки.  Вот  это  была  бы
настоящая жизнь.
   И вот в 1971 году Барни выпал счастливый случай. Из-за  государственных
субсидий железным дорогам много региональных маршрутов отошло к "Амтраку",
и Барни был поставлен на новый пригородный маршрут Додж-Сити - Ньютон.
   Машинист Барни и думать не думал, что будет неделю  за  неделей  водить
поезда по одному и тому же маршруту всю свою жизнь. Но недели складывались
в месяцы, месяцы в годы, годы в десятилетия. Стопятидесятимильный  перегон
между Вичитой и Додж-Сити стал частью его самого. Он  знал  каждый  уклон,
каждый поворот, каждый светофор,  каждую  стрелку,  чуть  не  каждый  стык
рельсов...
   Барни оторвался от журнала.
   За высоким окном  тепловоза  ему  послышался  какой-то  странный  звук,
приглушенный и неясный, но  вроде  бы  кто-то  копается  в  гравии  позади
поезда. Как далеко - сказать трудно, но Барни  после  тридцати  лет  стажа
работы автоматически улавливал любой подозрительный шум что в машине,  что
вне ее.
   Подойдя к окну, он  открыл  его  и  высунулся  наружу.  В  непроглядной
темноте он увидел лишь хвост темных вагонов  позади  локомотива.  Их  было
всего шесть. Поезд Барни был одним из самых коротких на этом маршруте,  но
ведь и Парк-Сити тоже не Главная Центральная. Барни потянул носом  воздух.
Пахло машинным маслом, гарью и пылью.
   Он снова обвел взглядом территорию сортировочной станции.  То  там,  то
сям позвякивали железные сцепки вагонов, мигали  сигнальные  огни,  тускло
светились газовые фонари. Клубы густого дыма поднимались над крышей  поста
у маневровой горки.
   - Первис, это ты?  -  крикнул  Барни,  стараясь  перекрыть  низкий  гул
дизелей, работавших на холостом ходу. Звуки  торопливых  шагов  по  гравию
насыпи стали отчетливее. Барни решил, что это идет его помощник. - Первис?
Это ты?
   Ответа не было.
   - Что за чертовщина! -  пробормотал  Барни,  возвращаясь  к  термосу  и
журналу. Подумав, он решительно убрал их в  свою  корзинку  для  завтрака.
Внезапно его охватило дурное предчувствие. Как правило, если к  локомотиву
подходил кто-то из конторы станции, особенно во время долгой стоянки,  это
могло означать лишь одно - плохие новости. То ли  на  стрелках  аппаратура
барахлит, то ли заторы на линии.
   Барни нажал кнопку интеркома:
   - Грейнджер? Ты на месте?
   Грейнджер  Толлифсон  был  у  Барни  проводником.  Приятной   внешности
коротышка  лет  шестидесяти,  он  служил  на  этой  линии  еще  со  времен
президентства Джимми Картера. Только сейчас его почему-то было не найти.
   - Грейнджер! Где ты?
   Опять никакого ответа.
   Внезапно дверь в кабину распахнулась настежь.
   - Какого... - начал было Барни, но  тут  же  осекся,  увидев  в  проеме
молоденького парнишку, державшего в руках помповое ружье. Он тяжело  дышал
и весь дрожал словно осиновый лист. У парня были волосы, как у девчонки, а
лицо - как вытянутая тыква. Судя по тому, как он держал ружье,  шутить  он
не собирался.
   Слабое   сердце   Барни   учащенно   заколотилось.    За    всю    свою
двадцатидвухлетнюю  службу  машинистом  он  ни   разу   не   был   жертвой
преступления или серьезного инцидента. В этом смысле Барни вообще  никогда
не видел ничего, выходящего за рамки обычного.
   Похоже, его удача готова перемениться.


   - А ну, подними руки так, чтобы я их видел! - закричал  Анхел.  У  него
было ощущение, что по  телу  бегают  скорпионы.  От  лихорадки  начинались
галлюцинации. Но он старался сохранять спокойствие и избегать шипящих.  Он
хотел, чтобы машинист понимал каждое слово с первого раза.  -  Подними  их
вверх!
   Старик неохотно поднял вымазанные машинным маслом руки.
   Анхел ткнул дулом ружья в щиток управления и сказал:
   - Давай трогай!
   - Подумай, сынок, - сказал старик. - Ты кучу бед себе наживешь!
   - Я сказал, трогай свою развалину! Поехали!
   - Что ты сделал с Грейнджером?
   - Цего?!
   Старик махнул рукой в сторону поста у горки и пояснил:
   - Мой проводник.  Он  должен  вернуться  с  минуты  на  минуту.  Парень
вооружен и свиреп как бык.
   Это была ложь. Анхел это знал, и старик понял, что он знает. Прежде чем
ворваться в  кабину,  он  силой  затолкал  проводника  в  инструментальную
кладовую неподалеку от поезда. В поезде были только Анхел и машинист, и  у
обоих кончалось время. Подойдя ближе и поводя стволом перед носом старика,
Анхел сказал:
   - Даю тебе две секунды, цтобы тронуться с места! Ты слышал?!
   - Не могу!  -  Старик  завороженно  глядел  в  дуло.  Вид  у  него  был
перепуганный. И растерянный. - Стрелки еще не освободились!
   Анхел ткнул дулом ружья чуть ли не в нос старику и заорал:
   - Последний раз говорю! Трогайся с места! Поехали!
   - Сынок, не дело это!
   Анхел взвел курок. Услышав громкий щелчок, старик замер на месте.
   - Поехали! Или я стреляю! - заорал Анхел.
   - Сынок, я же говорю тебе...
   - ПОЕХАЛИ!!! - Анхел прижал дуло к виску машиниста.
   Старик медленно повернулся и склонился над щитком. Отпустив тормоза, он
взялся за ручку управления. Дизеля локомотива тут же ожили.
   - На восток все равно нельзя, сынок! Там куча вагонов на всех путях!
   - Ницего... - Анхела скрутила боль в животе, он пошатнулся, стараясь не
отводить ствол. Желудок сводило судорогой. Началась отрыжка. Горло горело,
будто туда сунули факел... - Я хоцю на запад! Понимаесь? Едем на запад...
   Старик оказался занудой.
   - Еще раз скажи, сынок. Я не понял, что ты сказал.
   Анхел показал в сторону вагонов:
   - Д-дд-давай н-на з-запад.
   - На запад? - Машинист дрожал. Когда он увидел, что  Анхел  рыгает,  то
уже не знал, чего ждать от этого психа.
   - ДА, ЦЕРТ ПОБЕРИ!!! НА ЗАПАД!!!
   - Не могу, сынок!
   - ДВИГАЙ!!! СЕЙЦАС ЗЕ!!!
   Внутри у Анхела все горело. Ему  казалось,  что  сейчас  у  него  глаза
вылезут из орбит.
   Старик на мгновение высунулся из окна и сказал:
   - На пути стоит ремонтный вагон!
   - ПРОТАРАНЬ ЕГО!!!
   Старик нервно облизнул губы, взялся  за  ручку,  в  глазах  его  застыл
непритворный ужас.
   - Нельзя, сынок...
   Анхел упал на колени. Нестерпимый жар  охватил  его  легкие,  спину  Он
начал терять сознание, ружье почти вываливалось из рук.
   - ...тарань... - едва слышно прошипел он.
   Старик внимательно посмотрел на  парня,  раздумывая,  не  выхватить  ли
ружье. Но что-то остановило его. Не риск, что  ружье  стрельнет.  Даже  не
перспектива погибнуть в драке. Скорее что-то такое было в этом  искаженном
болью несчастном лице.
   Анхел взглянул на старика помутившимся взором и едва  слышно  прошептал
сквозь стиснутые от боли зубы:
   - Просу...
   Поразмыслив еще секунду, старик сказал:
   - Придется объезжать.
   Анхел кивнул.
   Взяв ручку управления, машинист тронул поезд в сторону  западных  ворот
сортировочной станции.


   - А как мы узнаем, что это он? -  спросила  Софи,  прижавшись  носом  к
боковому стеклу джипа. - Сейчас нам только не хватало перепутать поезда...
   Она приняла еще полтаблетки болеутоляющего, и боль понемногу утихла. Но
пульсирующий лихорадочный узел страха не рассасывался. Окружающий ландшафт
казался  ей  сюрреалистическим,  как   пурпурная   страна   папье-маше   с
мелькавшими  в  свете  рассветной  луны   силосными   башнями,   амбарами,
соломенными чучелами...
   - Ищи мигающий прожектор, - пробормотал Лукас, но  его  голос  заглушил
рев двигателя. Он неотрывно глядел в  зеркало  заднего  вида,  высматривая
поезд.
   - А если у Анхела ничего не вышло? - спросила  Софи.  В  голове  у  нее
шумело.
   - Вышло. Парнишка крепче стали.
   - А если его скрутила боль?
   - Хватит, Софи.
   - А если...
   - Хватит! - Лукас потряс головой и добавил: - Лучше  помоги  мне  найти
место, где подъехать к рельсам.
   Они мчались по сельской подъездной дороге между Маунт-Хоуп  и  Ковичем.
Она много миль шла параллельно рельсам. Им было  известно,  что  небольшой
пригородный поезд компании "Амтрак" проходит по этому участку пути  каждое
утро. Лукас узнал это еще в том злополучном рейсе для "Птичьего глаза".
   Если повезет, на тепловозе хватит топлива, чтобы доехать  до  Колорадо,
минуя Додж-Сити.
   - Смотри! Переезд!
   Лукас мотнул головой в сторону приближавшегося переезда.
   Он слегка притормозил и  свернул  с  дороги.  Переехав  железнодорожное
полотно, он внимательно осмотрел землю по обе стороны от рельсов. С каждой
стороны шла довольно широкая гравийная отсыпка, поросшая редкими кустиками
сорняков, достаточно широкая для полицейского джипа.
   - Лукас! Осторожнее!
   Лукас как  раз  разворачивался,  когда  из  темноты  внезапно  вынырнул
грузовик. Отчаянно сигналя, он промчался буквально в дюйме от джипа. Лукас
вывернул на дорогу, удержал машину и завершил разворот.
   - Подожди-ка! - Софи чуть не по пояс высунулась  из  окна,  вглядываясь
вдоль полотна. - Поезд идет.
   - Огни мигают?
   - Ага.
   Лукас снова переехал через рельсы и круто повернул. Из-под колес веером
посыпался гравий. На какую-то долю секунды джип зарылся в гравий  и  почти
остановился. Голова Софи тут же наполнилась болью, горло перехватил спазм.
Но тут автомобиль рванул вперед по обочине,  рядом  с  рельсами,  взметнув
тучи пыли к индиговому небу.
   Тридцать  пять  миль  в  час,  сорок...  Машина  завибрировала,   грозя
рассыпаться на части.
   Софи глянула через  плечо.  В  зазубренной  дыре  заднего  стекла  были
отчетливо видны мигавшие огни приближавшегося поезда. Теперь он был уже  в
сотне ярдов от них. Он  шел  примерно  тридцать  миль  в  час.  Яркий  луч
лобового прожектора резал темноту как волшебная коса.
   - Давай, Софи! Выбирайся! - закричал Лукас, глядя в боковое зеркало.
   - Подожди! - У нее кружилась голова. Смесь таблеток и страха заварилась
в ядовитое зелье. - Подожди секунд очку!
   - Поторопись! - закричал  Лукас,  не  отрывая  взгляда  от  зеркала,  в
котором был виден поезд.
   Разум Софи  замер  как  заклиненные  часы.  На  заднем  плане  сознания
мелькнуло видение - размахивая руками  и  ногами,  она  летит  вниз,  зубы
ударяются о рельсы и уходят в череп. Потом изнутри взрыв  заливающего  все
пламени. Конец. Видение пронеслось в долю мгновения.
   - Лукас! - Софи пыталась подобрать слова. - Может, нам надо...
   - Скорее, Софи! Черт побери, скорее!!!
   Железный зверь надвигался. Дрожала земля, воздух  наполнился  лязгом  и
грохотом.
   - Лукас, послушай, я...
   - СОФИ! Давай, черт побери!
   Она посмотрела в его удивительно хладнокровные глаза. В них не осталось
ни смятения, ни страха - одно  лишь  спокойствие.  Отвага  Лукаса  тут  же
передалась ей словно спасительный глоток воздуха.
   - А, мать его! - выкрикнула Софи и стала выбираться наружу  через  окно
джипа, чувствуя на своих ягодицах  сильные  мужские  руки,  помогавшие  ей
удержать  равновесие.  Оказавшись  снаружи,  она  была  тут  же   оглушена
невероятным грохотом и лязгом. В рот ей набилась гарь,  голова  гудела  от
избытка адреналина. Обернувшись на секунду к  Лукасу,  она  коснулась  его
потной щеки и крикнула, пересиливая ветер:
   - Поосторожнее!
   И с этими словами исчезла в окне.


   - Дерзы скорость! - прокричал  Анхел,  стоя  в  дверном  проеме  кабины
тепловоза.  Одной  рукой  он  ухватился  за  поручень,  в  другой   сжимал
нацеленное на машиниста ружье.
   Барни держал скромные тридцать пять миль в час,  высматривая  необычные
сигналы или препятствия на рельсах.  Он  все  еще  был  здорово  напряжен.
Десять минут  назад  его  локомотив  с  грохотом  выехал  с  сортировочной
станции, игнорируя яростные крики диспетчеров по рации. Теперь он катил  в
сторону Додж-Сити. К виску Барни было приставлено ружейное дуло, с  минуты
на минуту на поезд должны были забраться еще Бог знает какие бандиты...
   Странное дело,  старик  уже  не  чувствовал  страха.  В  нем  искрилось
какое-то  электричество.  Барни  ощущал  его  как  жаркий  запах  горящего
металла. Хоть раз в жизни на этом Богом забытом поезде что-то  интересное.
И как бы там ни было, а он тоже стал участником чего-то  серьезного.  Черт
возьми, ведь почти все  его  приятели  либо  на  кладбище,  либо  в  домах
призрения. Эх, видели бы его сейчас ребята с "Берлингтон Нортен"...
   Рядом с локомотивом появился полицейский джип, из-под капота его  валил
густой черный дым. Двигатель выл как обезумевшая  ведьма.  Барни  подумал,
что до взрыва уже недалеко.
   Потом в проеме показалась женщина.
   Парень помог ей взобраться в кабину. Тяжело дыша, чуть  не  плача,  вся
красная, Софи попыталась что-то сказать, но не смогла. Она просто отползла
в дальний угол и прислонилась к стене, пытаясь прийти в себя.
   Барни посмотрел на женщину и кивнул.
   Софи все еще не  могла  говорить.  Барни  показалось,  что  ей  уже  за
тридцать, мужская стрижка, никакого макияжа, насквозь пропитавшаяся  потом
и грязью одежда... Ей явно было очень плохо, но  глаза  еще  горели  живым
любопытством. Она чем-то напомнила Барни его собственную дочь.  Интересно,
что же натворили эти люди? Барни догадался, что они бегут  от  закона,  но
что же надо было натворить, чтобы бежать в таком отчаянии?
   Потом появился чернокожий мужчина. Очевидно, он чем-то заклинил руль  и
прижал педаль газа  свернутым  ковриком,  чтобы  выбраться.  Ввалившись  в
кабину, он устало отполз к стене и замер, переводя дыхание.  Тем  временем
джип вильнул в сторону в придорожные заросли кустарника и скрылся в облаке
дыма и пыли.
   Еще мгновение - и тяжелый взрыв заглушил стук колес поезда.
   У Барни участился пульс. Он вспомнил криминальные передачи, которые его
жена  любила  смотреть  по  телевизору,  -  похищения  людей,   ограбление
ювелирных магазинов, мошенничество со  страховкой...  Боже  мой,  сюда  бы
сейчас этих ребят с телевидения!
   - Добрый вечер, - сказал наконец Барни, обращаясь к чернокожему. - Рады
приветствовать вас на нашем поезде!
   Лукас оглядывался вокруг, словно испуганное цирковое животное, внезапно
выпущенное из привычной клетки. Его глаза тревожно блестели,  одежда  была
насквозь пропитана потом и  кровью.  Барни  показалось,  что  он  серьезно
болен, если не сказать больше. Вид у него был такой, будто  он  побывал  в
гигантской фритюрнице. Кожа  была  покрыта  многочисленными  волдырями  от
ожогов.
   Парень с ружьем рванулся к своим друзьям.  Несколько  минут  они  молча
сидели вместе, осматривая свои  раны.  Паренек  что-то  шепнул  им  насчет
Барни,  показывая  на  него  рукой  и,   очевидно,   рассказывая   о   его
покладистости и полном миролюбии.
   Наконец к машинисту подошел Лукас и заговорил с  ним,  все  еще  тяжело
дыша:
   - Держите разумную скорость -  ничего  сверх  нормы  -  и  постарайтесь
экономить топливо. Главное, держите поезд в движении.
   - Могу я задать один вопрос?
   - Давайте.
   - От кого вы так бежите, люди?
   Лукас вытер губы тыльной стороной ладони и тяжело вздохнул.  Похоже,  у
него была горячка.
   - Это сложно... - начал  он  и  вдруг  улыбнулся  болезненной,  усталой
улыбкой.
   - Чего это вы? - поинтересовался старик.
   - Да ничего, - ответил  Лукас.  -  Просто  вспомнил,  что  сказал  один
покойник по рации. Мелвил его звали. Он тоже думал, что все это  чертовски
сложно.



27. ЧЕРНОЕ ПЛАМЯ

   Они еще с  полчаса  сидели  в  кабине  локомотива,  приходя  в  себя  и
присматривая за стариком. Периодически они молча поглядывали на мелькавшие
за окнами широкие луга штата Колорадо, сменившие холмы Канзаса, на  озера,
в темных водах которых отражались черно-синие тучи. Все  это  время  Лукас
размышлял над следующим шагом.
   Впервые за весь этот долгий кошмар Лукас  точно  знал,  что  он  должен
делать. Взяв помповое ружье, он подошел к машинисту.
   - Можно задать вам очень простой вопрос?
   Барни удивленно приподнял одну бровь и приготовился слушать.
   - Могу я доверять вам? - спросил Лукас.
   - Ну, это зависит...
   - От чего?
   - От того, в чем вы мне хотите довериться.
   Теребя мочку уха, Лукас сказал:
   - Хорошо, могу я быть уверенным в том, что вы  продолжите  движение  по
маршруту, пока мы будем находиться в хвостовом вагоне?
   Обернувшись к Лукасу, Барни серьезно посмотрел на него:
   - Да, сэр, в этом вы мне можете довериться.
   Еще  несколько  секунд  Лукас  продолжал  смотреть  в   глаза   старого
машиниста. Было в нем что-то трогательно детское. Своим  необычным  мягким
выражением глаз он напомнил Лукасу его дядюшку Вилли. Почти пятьдесят  лет
он прожил на ранчо неподалеку от Хьюстона, занимаясь разведением  лошадей.
Лукас частенько  навещал  дядю,  всякий  раз  восхищаясь  его  беззаветной
любовью к лошадям. Вплоть до последнего дня в своей жизни он весь светился
от счастья, когда расчесывал гриву одному из  своих  любимых  жеребцов.  И
теперь Лукас был почему-то уверен, что и Барни относился к  своему  поезду
точно так же, как дядюшка Вилли к лошадям. В его глазах читался интерес  к
жизни, не исчезнувший с годами тяжелого, порой изнурительного труда.
   И Лукас решил, что этому старику можно доверять.
   - Хорошо! Тогда вот что, - сказал наконец Лукас.  -  Мне  нужно,  чтобы
поезд двигался с постоянной, но не слишком высокой скоростью.
   - Понял вас, сэр.
   - И не останавливайтесь ни  при  каких  обстоятельствах!  Вы  понимаете
меня?
   - Понимаю.
   Лукас махнул рукой куда-то вперед и спросил:
   -  Есть  тут  шанс  напороться  на  копов  или  железнодорожные  власти
ближайшую сотню миль?
   Сидевшие в дальнем углу Софи  и  Анхел  напряженно  вслушивались  в  их
разговор. Они оба уже немного пришли в себя, но все равно выглядели просто
ужасно. Особенно измученной казалась Софи.  В  ее  лихорадочно  блестевших
глазах отражался безмерный ужас.
   Немного помолчав, Барни ответил Лукасу:
   -  Сегодня  на  всем  маршруте  должно  быть  спокойно.  Насколько  мне
известно, никаких проверок не предполагалось.  Диспетчер,  который  видел,
как мы удирали с сортировочной станции, вряд ли поднимет сильный шум. Если
у нас и будут неприятности, то где-нибудь в районе станции.
   - И часто нам придется ехать мимо станций?
   Старик чуть искоса взглянул на Лукаса и проговорил:
   - Ну, не очень часто, если знать, как их объехать.
   Лукас понимающе кивнул. Он был искренне рад тому, что старому машинисту
можно доверять - иного выбора у них просто  не  было!  Согласие  машиниста
полностью выполнять все просьбы Лукаса было одним из самых важных моментов
в его плане дальнейших действий.  Поезд  должен  был  продолжать  движение
любой ценой, несмотря ни на  что!  Чтобы  еще  больше  убедить  старика  в
важности  именно  этого  момента,  Лукас  взял  его  руку  и   как   можно
значительнее произнес:
   - Обещайте, что не станете геройствовать и вызывать полицию.
   Барни поглядел на Софи и Анхела и проворчал:
   - А кому они нужны?
   - У вас будет способ известить нас в  случае  чего?  -  спросил  Лукас,
указав рукой на приборную панель.
   Задумавшись на несколько секунд, старик ответил:
   - Да, сэр. Я могу помигать огнями.
   - А где рация?
   Барни молча указал на небольшой аппарат, висевший  слева  от  приборной
панели.
   Лукас изо всех сил ударил прикладом  ружья  по  служебной  рации,  и  в
воздух полетели осколки металла и пластика. Старый машинист  посмотрел  на
разбитый аппарат и тихо произнес:
   - Вас понял.
   Обернувшись к Анхелу, Лукас сунул ему в руки помповое ружье и сказал:
   - Анхел, тебе нести первую смену караула. Если  что,  сначала  стреляй,
потом спрашивай.
   Анхел понимающе кивнул.  Но  тут  Софи  взмахнула  дрожащими  руками  и
сказала:
   - Подожди! Подожди минутку, Лукас! Что это за шоу в стиле Дьюка Уэйна?
   - А что?
   - Что ты задумал? Какой у тебя план?
   После минутного колебания Лукас ответил:
   - Давай потолкуем об этом в последнем вагоне.


   Чтобы добраться до вагона-ресторана, им пришлось через  запасный  выход
из  кабины  локомотива  вылезти  на  массивную   стальную   сцепку   между
локомотивом и вагонами. Прохладный ночной ветер ударил им в лицо. Стальная
сцепка ходила  под  ногами  ходуном.  Стараясь  не  обращать  внимания  на
головокружение, Лукас помог Софи и Анхелу перебраться в соседний  вагон  и
двинуться дальше.
   Вагон-ресторан был слабо освещен. Длиной в двадцать семь футов, он весь
насквозь пропах кухонными ароматами и застарелым сигаретным  дымом.  Вагон
был из добрых старых пятидесятых  годов.  В  нем  даже  сохранились  самые
настоящие столики и перегородки между  ними.  Светильники  тоже  были  тех
времен.  Пол  вагона  был  истерт  за  десятилетия  бесчисленными   ногами
пассажиров. Найдя небольшой туалет в самом дальнем конце  вагона,  Софи  и
Лукас по очереди  опорожнили  свои  давно  переполненные  мочевые  пузыри.
Спустя минуту они уселись рядышком возле пустого буфетного прилавка.
   - Что ты задумал, Лукас? - спросила Софи, закуривая "Мальборо". Руки ее
неудержимо дрожали, когда она распечатывала свежую пачку,  обнаруженную  в
сигаретном автомате рядом с туалетом.
   Внимательно поглядев на свою напарницу, Лукас мягко сказал:
   - Софи, тебе бы надо что-нибудь съесть.
   - Ни за что! Меня сразу вырвет.
   - Мы с тобой уже давно  ничего  не  ели,  -  возразил  Лукас,  окидывая
взглядом вагон.
   Соскользнув со своего стула, он  подошел  к  стойке  бара,  за  которой
виднелся небольшой холодильник. Внутри не оказалось ничего  существенного,
кроме нескольких бутылок сока,  сваренных  вкрутую  яиц  и  упакованных  в
фольгу пончиков. Но и этого для Лукаса и Софи было вполне достаточно.
   - Ух, как есть хочется, - пробормотал Лукас, откусывая вкусный пончик и
запивая  его  холодным  молоком  -  полпакета  его  он  тоже  обнаружил  в
холодильнике. Вкуса молока  он  не  почувствовал,  зато  прохлада  приятно
обволакивала обожженный желудок. Потом он  открыл  пластиковую  бутылку  с
апельсиновым соком и сунул ее в руки Софи.
   - Терпеть не могу апельсиновый сок, - заметила Софи,  сделав  несколько
глотков из бутылки. Изобразив на лице гримасу, она  поставила  бутылку  на
стойку и глубоко  затянулась  табачным  дымом.  Дрожь  в  руках  никак  не
унималась.
   - Скажи, Лукас, что ты задумал, - попросила она. - Я же чувствую, что в
твоей хитрой голове созрел какой-то план.
   Отставив пустой пакет  из-под  молока,  Лукас  провел  рукой  по  своим
волосам, чувствуя каждый обнаженный нерв на кончиках пальцев.
   - Ничего в этой голове нет, кроме боли.
   - Ну, не ты один страдаешь от боли.
   - Но я говорю о другой боли.
   Софи взглянула на Лукаса и недоуменно пожала плечами:
   - О другой боли?
   Лукас утвердительно  кивнул.  Он  никак  не  мог  подобрать  слова  для
описания чувства, которое все нарастало в нем после  атаки  темно-зеленого
лимузина. Это была раковая опухоль. Черное пламя, пожиравшее мозг изнутри.
Но каким-то странным вывертом оно  было  полезно.  Оно  было  как  магнит,
выстраивавший в линию все фибры его существа, направлявший  его  в  нужную
сторону.
   Еще раз жадно затянувшись, Софи спросила:
   - Так о какой боли ты говоришь?
   Лукас посмотрел ей в глаза:
   - Та штука на дороге...
   - Лимузин?
   - Да, лимузин.
   - И что? При чем тут лимузин?
   - Хмыри, что были в нем...
   - Ну да, они пытались нас остановить.
   Софи вздрогнула и еще раз жадно затянулась.
   - Правильно, - кивнул Лукас. - Они пытались нас остановить.  Кто  бы  -
или что бы - там ни было, оно пыталось нас остановить. Именно так.
   - Ты что, думаешь, проклятие исходило от них?
   Лукас ответил не сразу. Он молча отошел к  окну,  его  ноги  болезненно
отзывались на постоянную вибрацию пола. Сейчас он находился в  транспорте,
которым управлял не он сам, а кто-то другой. Это наводило на мысль о  том,
что в любой момент вагон может остановиться, и  тогда  все  трое  вспыхнут
живыми факелами и погибнут мучительной смертью. И он уже ничего не  сможет
сделать.
   Глядя в окно на ночные пейзажи, Лукас  в  который  раз  обдумывал  свой
план. Он чувствовал, что находится на волоске от гибели. Потом  повернулся
к Софи и сказал:
   - Да, я думаю, от них.
   Глаза Софи внезапно наполнились слезами.
   - Их больше нет, Лукас. Их нет, а мы все еще в заднице!
   - Подожди, не кипятись! Не все так просто... Когда тот лимузин  шел  за
нами...
   - Ну да, ты слышал по рации какую-то ерунду...
   - Да, какую-то ерунду. - Лукас взвешивал слова. Он не знал, что  видела
или слышала Софи на семьдесят девятом шоссе. - Ерунду,  которую  не  может
знать никто на свете. Это  было  из  моего  детства.  Из  давней  жизни  в
Лос-Анджелесе. Эта ерунда шла точно в мою  проклятую  центральную  нервную
систему - понимаешь? Мерзкая и  болезненная  ерунда,  которая  никогда  не
уйдет...
   - О чем ты говоришь?
   - Я говорю, что, похоже, ни один из нас до конца не понимает, с чем  мы
имеем дело.
   - А как ты думаешь, с чем?
   - Не знаю.
   - Что это было, по-твоему?
   - Не знаю.
   - Брось, Лукас! Ты что, считаешь, это  как-то  связано  с  тем,  о  чем
говорил дядя Флако? Это был Зверь?
   Лукас покачал головой:
   - Нет, нет, нет... Послушай, это уже  не  имеет  значения,  потому  что
лимузина больше нет. Я просто хочу  сказать,  что  мне  тогда  было  очень
больно.
   - Лукас, что ты задумал?
   Он уже хотел было во всем ей признаться, но сдержался и  долгую  минуту
смотрел на хрупкую маленькую фигурку. Он всегда гордился  тем,  что  их  с
Софи взаимоотношения были построены на полной  честности.  Они  ничего  не
скрывали друг от друга. Ничего. И от этого,  казалось,  их  дружба  только
выигрывала. Но теперь, впервые за все время  их  знакомства,  Лукас  решил
соврать, и крупно.
   - Мой план, - ответил он, - состоит в том, чтобы оставаться в поезде до
тех пор, пока это сучье проклятие не ослабеет.
   Софи погасила  окурок  о  стальной  прилавок.  На  ее  лице  отразилась
нараставшая тревога, щеки вспыхнули.
   - Это и есть твой план?
   - Да, это и есть мой план.
   - Лапшу мне на уши вешаешь?
   - Никак нет, мэм.
   - Лукас, мы в этом поезде считай что покойники. Не говоря уже о прочем,
топливо кончится раньше проклятия - если проклятие вообще кончится.
   Лукас посмотрел ей в глаза.
   - У этих тепловозов топливные баки на тонны.
   - Нас рано или поздно остановят, Лукас.
   Лукас молчал, рассеянно прислушиваясь к ровному перестуку  колес.  Софи
была абсолютно права. На теперешней скорости к рассвету они  доберутся  до
города Пуэбло в штате Колорадо. Но  кто  знает,  что  сейчас  делается  на
сортировочной станции, откуда самовольно уехал этот  поезд?  Мало  ли  что
сказал им старый машинист! Возможно,  руководство  компании  "Амтрак"  уже
поставило на уши дорожную полицию на всех станциях по маршруту  сбежавшего
поезда! Возможно, уже сейчас устанавливаются многочисленные автоматические
ловушки, блокираторы рельсов, переводятся дорожные стрелки.  Пусть  старик
машинист стал их почти добровольным  соучастником,  поезд  так  или  иначе
сумеют остановить. Именно поэтому Лукасу было необходимо как можно  скорее
начать действовать. Элемент внезапности был для его плана критичным.
   Но теперь он не мог придумать ничего лучшего, кроме как сказать:
   - Я ж тебе говорил, что мы из этой задницы вылезем.
   Софи не могла справиться с дрожью.
   - Нам надо просто сдаться. Давай попробуем попасть в больницу.
   Лукас решительно покачал головой:
   - Не выйдет.
   - Лукас, может, они смогут остановить болезнь.
   - Ни хрена не выйдет. Мы зажаримся еще до дверей приемного покоя. Кроме
того, если ты помнишь, мы убегаем и от закона.  Ты  думаешь,  нас  сначала
повезут в больницу, а не в полицейский участок?!
   Воцарилось напряженное молчание.  Стучали  колеса  внизу.  Лукас  снова
почувствовал подступавшую к горлу волну горячей дурноты. Съеденные пончики
лежали в желудке мотком проволоки. Наконец он обернулся к Софи и сказал:
   - Девочка, ты просто должна иметь веру. Должна  вспомнить,  что  сказал
твой друг Мило насчет...
   И тут Лукас  остановился  на  полуслове.  Он  увидел,  что  Софи  низко
опустила голову и уже его не слушает.
   - Софи!
   Она подняла глаза. Лукас увидел, что она плачет.
   - Софи?
   Слезы струились по ее щекам, и она не сразу смогла ответить ему:
   -  Знаешь,  мне  всегда  казалось...  понимаешь,  я  никогда  особо  не
верила...
   Лукас ощутил в душе знакомую боль. Тупую сладковато-горькую боль. И она
была  непреодолима.  Не  сама  боль,  а  желание,  необходимость  утешить,
успокоить Софи. Он обошел стол, сел рядом с ней и сказал:
   - Ничего, девонька, не переживай.
   И не зная, что сказать лучшего, добавил:
   - Скоро все это кончится.


   Анхел Фигероа сидел на сосновой  крышке  ящика  в  вагоне-кухне.  Глаза
щипало, наворачивались слезы. Ружье он поставил между худыми коленями.  Он
глядел в забранное решеткой окошко и вспоминал дядю  Флако  и  как  старик
любил этот  волшебный  час.  Тот  рассветный  час,  когда  мир  становится
таинственным, загадочным. Когда еще не окрасился горизонт, еще  не  начали
гаснуть звезды, еще не запели птицы. Небо еще темно-лиловое. Тени отливают
лавандовым оттенком. Воздух так неподвижен, что  малейший  звук,  кажется,
разобьет его с хрустальным звоном.
   Много раз Анхел встречал вместе с  дядей  Флако  этот  час.  На  ранней
рыбалке, на охоте на лягушек с острогой вдоль ручья за домом  дяди  Флако,
просто на долгих предрассветных прогулках по  окрестностям.  Теннессийские
холмы, поросшие красными соснами, светятся в темноте, и гулять там  просто
здорово. На этих прогулках старый Флако и Анхел  говорили  обо  всем,  что
есть под солнцем. Они говорили о легендах детства  Флако,  о  мексиканских
преданиях, о мифах индейцев майя - обо всем  чудесном  и  таинственном.  В
памяти Анхела каждое такое утро осталось на всю жизнь.
   И в самый этот предрассветный час  Анхел  вдруг  разглядел  на  рельсах
позади вагона какой-то странный предмет.
   Сначала он увидел  расплывчатое  пятно  примерно  в  четверти  мили  от
поезда, на фоне темноты еще темнее. Анхел решил,  что  это  тень  большого
кактуса или пустынные колючки. Однако, приглядевшись, он понял, что  пятно
движется. Оно щелкало в свете луны по рельсам, поднимая искры и пыль.
   Анхел протер глаза.
   Это было  похоже  на  искореженный  кусок  металла,  гудящий  вдоль  по
рельсам, и притом довольно быстро - сорок, а то и  все  пятьдесят  миль  в
час. За штуковиной тянулся хвост черного дыма, с боков то и дело отлетали,
поблескивая, стеклянные и металлические осколки. Какое-то мгновение  Анхел
думал, что это какая-то железнодорожная машина - одноместная  дрезина  или
ремонтная тележка.
   Но интерес тут же сменился диким страхом - Анхел понял, что это  такое.
От желудка поднялась волна животной  паники.  Будто  его  окатили  ледяной
водой.
   Он  должен  был  понять,  что  что-нибудь  в  этом   роде   обязательно
произойдет! Должен был понять - после всех последних событий. К несчастью,
в глубине его души оставался еще клочок надежды, что все  это  -  какая-то
космических масштабов ошибка. Он был хорошим  человеком.  Дядя  Флако  был
хорошим. Хорошими людьми были и Софи с Лукасом. Никто из них  не  заслужил
такого. Это все была ошибка! Просто Бог ошибся.
   Как бы не так.
   Анхел сорвался с ящика, схватил ружье и высунул голову в боковое  окно,
чтобы посмотреть получше.  Порыв  ветра  растрепал  его  волосы,  заставил
заслезиться  глаза.  Прохладный  ночной  воздух  нес  запах  сосны.  Анхел
поморгал,  стараясь  разглядеть  непонятное   чудище,   столь   неожиданно
появившееся позади поезда.
   - Не мозет быть...
   Ветер поглотил его шепот.
   Лимузин был всего в двух сотнях ярдов от хвостового вагона  и  нагонял.
Он мчался между рельсами, как изуродованный стальной краб,  и  подпрыгивал
на шпалах. Казалось, его движет какая-то скрытая внутренняя сила.
   Анхел отодвинулся в  глубь  кухни.  Сердце  отбивало  индейские  ритмы.
Волосы стояли дыбом, по  коже  бежали  мурашки.  Но  Анхел  заставил  себя
побороть страх и начать думать ясно, ради Лукаса и Софи,  даже  ради  дяди
Флако.
   Он взвел курок.
   Руки задрожали мелкой дрожью. Анхел  никогда  в  жизни  не  стрелял  из
ружья.  Долгие  годы  в  автобусе  дяди  Флако  на  стене  висела   старая
мелкокалиберка для охоты на белок, и Анхел  брал  ее  иногда  для  игры  в
ковбоев и индейцев. Но никто даже не помнил, когда это ружье  стреляло.  У
него уже двадцать лет не было бойка, а механизм изъела ржавчина.
   А теперь он держал в руках настоящее полицейское оружие и собирался  из
него стрелять, потому что игра в ковбоев и индейцев пошла взаправду.
   В бледнеющей тьме искореженный "роллс-ройс" нагонял  поезд.  Теперь  он
был уже в сотне ярдов от вагона. На таком расстоянии Анхел  с  трудом  мог
разглядеть потрескавшееся ветровое стекло и силуэт кого-то - или чего-то -
внутри. Хлопала по ветру оторванная в катастрофе и державшаяся на  честном
слове крыша. Бока вдавились внутрь, как у старой консервной банки.
   Фары все еще светили.


   -  Похоже,  я  действительно  веду  себя  словно  кисейная  барышня,  -
всхлипнула  Софи,  первой  нарушив  длившееся  почти  пять  минут  мрачное
молчание. Все это время Лукас неподвижно сидел рядом с ней. В конце концов
ей удалось справиться со слезами, но теперь  ее  сковал  отчаянный  страх.
Вытирая со щек  последние  слезинки,  она  сказала:  -  Знаешь,  я  сейчас
вспомнила, как однажды в штате Юта вела грузовик по обледеневшему шоссе  и
понятия не имела, где же этот чертов выход на нужную дорогу.
   Протянув руку, Лукас вытер влагу с ее щеки:
   - Я тогда орал на тебя, пока не охрип.
   Прошло еще несколько секунд в полном молчании.
   - Сукин ты сын, - внезапно произнесла  Софи,  сжимая  ладонь  Лукаса  в
своей руке и заглядывая ему прямо в душу.
   Лукас  тяжело  сглотнул.  Как-то  слишком   тихо   стало   в   стучащем
вагоне-ресторане. И как-то слишком близко. Он заметил, что отодвигается от
женщины. Не сильно - всего на несколько дюймов.
   - Опять. - Софи сжала его руку, так что даже стало больно.
   Лукас высвободился.
   - Ты это о чем?
   - Отодвигаешься от меня подальше! - Софи  оттолкнула  его.  Лукас  сбил
пакет с молоком, и из него во все стороны брызнула белая жидкость. -  Даже
сейчас, когда мы на краю гибели, ты все еще боишься прикоснуться ко мне!
   - Что?! - ошеломленно спросил Лукас.
   - Так твою мать, Лукас! После всего, что с нами стряслось, ты не можешь
даже прикоснуться ко мне?!
   - Софи, не надо...
   - Хватит, я устала! И ты и я знаем, что друг в  друга  втрескались,  но
сохраняем платонику, да? Дело важнее всего, да? Ничего личного на  трассе,
да? Но теперь мы вместе гибнем к хренам собачьим, а ты не можешь  до  меня
дотронуться?!
   Из ее глаз снова полились горячие слезы, отдались болью в груди, но  от
них ее злость только разгорелась, как от бензина.
   - В чем дело, Лукас?! Что с нами?! Зачем тебе эта стена между нами?
   - Софи, давай не будем сейчас...
   Софи с размаху ударила кулачком по буфетной стойке.
   - В чем дело, Лукас? Что это за кирпичная стена между нами?!
   - Софи, перестань!
   - Эту гадскую мертвую руку ты не побоялся тронуть! И всех нас  к  черту
заразил! Это ведь ты! Какого же хрена ты сейчас боишься? Боишься оказаться
слишком близко от своей еврейской суки-напарницы?! Какого хрена?  Чего  ты
так испугался?!
   - Перестань! - Лукас схватил  ее  за  плечи  и  встряхнул.  -  Прекрати
немедленно!
   Лицо Софи заливали слезы ярости, она уже не могла остановиться.  Теперь
она холодно и решительно смотрела Лукасу прямо в глаза.
   - Значит, в этом дело, да? В  том,  что  я  еврейка!  Вот  оно  что!  Я
еврейка, а это для черных братцев западло! Правда? Выходит, старина  Лукас
такой же сдвинутый, как гады-расисты, которых он так ненави...
   - ЗАТКНИСЬ!!!
   Лукас с силой отшвырнул ее через весь вагон. Упав на пол, она ударилась
спиной о перегородку, отделявшую один  столик  от  другого.  Вскрикнула  -
замолчала, ошеломленная, оглушенная болью.
   Лукас оцепенел. В ушах гудела кровь. Сердце колотилось о ребра. Но хуже
всего было то,  что  слова  Софи  пронзили  его  словно  отравленное  жало
скорпиона.
   В конечном счете Софи была права. Вся эта умственная  фигня  насчет  не
заводить романы на работе была именно тем, чем была, - фигней.  Просто  он
боялся. Боялся любить белую женщину. После всех этих лет праведного  гнева
он оказался одним из тех, кого сам ненавидел.
   Это заставило его понять, что план его тем более правилен.
   - Прости, я не хотел! - Он бросился к ней и встал рядом на колени. Взяв
в обе ладони ее голову, он мягко произнес: -  Прости  меня,  Софи.  Прости
ради Бога - никак не хотел делать тебе больно.  Как  ты  себя  чувствуешь,
деточка?
   Софи  молча  глядела  на  него.  Ее  глаза  были  полны  слез,   зрачки
расширились, взгляд блуждал.
   - Нормально, - ответила она. - Голова только слегка кружится.
   Лукас ласково погладил ее по щеке, по волосам:
   - Прошу тебя, прости.
   - Кажется, я тебя задела за живое. - Софи слабо улыбнулась.
   Лукас кивнул:
   - Можно сказать и так. И еще можно сказать, что ты чертовски права.
   Софи старалась остановить на нем блуждающий взгляд.
   - Нам придется что-то с этим делать.
   - Сделаем.
   -  Послушай,  Лукас...  -  Софи  облизала  губы,  речь  ее  стала  чуть
невнятной. - Как-то мне вдруг не по себе. Перед глазами плывет, и  во  рту
пересохло.
   Лукас смахнул слезы с ее щек.
   -  Помнишь  тот  марафон,  когда  мы  везли  яблоки  в   марте?   Когда
возвращались?
   Софи медленно сказала:
   - Мы оба тогда держались на декседрине.
   - Вот именно.
   - Ты мне дал потом что-то, чтобы снять действие стимулятора.
   Лукас снова кивнул:
   - Это был далмен. У меня  осталось  немного  в  заначке,  и  я  положил
парочку в апельсиновый сок.
   На мгновение глаза Софи расширились от ужаса, она попыталась ухватиться
за его рубашку, но ослабевшие пальцы  уже  не  слушались  ее.  С  огромным
усилием она выдавила:
   - Лукас... что ты собираешься... Лукас?
   - Ты поспи, девочка,  -  нежным  голосом  произнес  Лукас.  -  А  когда
проснешься, все уже будет позади. Обещаю.
   - Лукас... что... ты...
   Невнятная речь сменилась тихим бормотанием.
   Лукас осторожно отвел прядь волос с ее влажного лба. Он знал,  что  она
выпила  недостаточно  сока,  чтобы  полностью  отключиться,  но   все   же
барбитурат на какое-то время задержит ее. Лукасу хватит времени.
   - Поспи, детка.
   Он встал и направился к вагону-кухне.



28. АНХЕЛ ЗА СТЕКЛОМ

   Словно завороженный, Анхел глядел на  прыгавший  по  рельсам  вслед  за
поездом лимузин, разваливавшийся буквально  на  ходу.  Сначала  отвалилось
левое колесо, потом сломалась передняя ось. Багажник  высоко  подскочил  в
воздух, и вся машина тут же рассыпалась на части.
   - О Бозе!
   Анхел зажал ладонью рот. Он изо всех сил боролся со страхом.
   Было ясно, что лимузин влечет что-то очень страшное и столь же  мощное.
Будто его гнал по рельсам  электрический  ток.  Тащило  скрытое  магнитное
поле. В горячечное мгновение из подсознания Анхела всплыл похороненный там
образ. Из давнего прошлого, что так беспокоило  его  когда-то,  мучило  во
сне, семнадцать лет отравляло память. Теперь  он  зазвучал  в  мозгу,  как
адский патефон.
   Это был образ крылатого жука, который удрал из рук жестокого мальчишки.
Его панцирь был пронзен прямой иглой. Жука гнала боль.  Дервишем  вертелся
он по поверхности стола, неостановимый  в  своей  агонии,  как  игрушка  с
перекрученной пружиной.
   Неостановимый.
   Анхел  снова  выглянул  в  окно  и  увидел,  как   развалился   древний
автомобиль. Передним бампером он  ткнулся  в  шпалу  и  взлетел  в  воздух
ветряной мельницей. С глухим взрывным звуком он упал в бурьян крышей вниз.
Вокруг закипела пылевая туча.
   У Анхела начался приступ нервного, почти истерического смеха.
   - Так тебе и надо, сука! Так тебе и надо!
   Поезд быстро удалялся. Анхел не сводил глаз  с  искореженных  останков.
Ему казалось, что внутри груды помятого металла что-то шевелится,  пытаясь
выбраться наружу.
   Улыбка Анхела исчезла.
   В тусклом свете из скрученного металла возникло что-то  и  поползло  от
разбитого автомобиля,  как  рак-отшельник.  Сначала  оно  было  похоже  на
животное - кривые конечности, обвислые  складки  кожи,  какая-то  странная
черепашья походка. Но тут на него упал  свет  отраженной  крышей  лимузина
луны.
   Старая дама.
   Насаженный на иголку жук.
   Всклокоченные седые волосы развевались на  ветру,  светившиеся  изнутри
глаза измеряли расстояние. Старуха взобралась на  рельсы  и  помчалась  за
поездом. Складки кожи болтались из стороны в сторону, хрустели  старческие
кости. Тускло посверкивала металлическая шина на левой ноге.  Как  поршни,
ходили туда-сюда деформированные бедра. Это была древняя машина.
   По телу Анхела прокатилась ледяная волна ужаса. Он принялся лихорадочно
оглядываться, ища способ оповестить остальных.  Над  головой  покачивались
забранные  в  мелкую  металлическую  сетку  электрические   лампочки   без
колпаков.  В  дальнем  углу  громоздились  пустые   ящики.   Этот   вагон,
отхваченный десятилетия тому назад от товарного поезда, служил в  основном
кладовой.
   У Анхела зашевелились волосы на голове и на шее. Утирая с глаз пот,  он
снова бросился к окну.
   В предрассветных сумерках хорошо была видна приближавшаяся Ванесса. Она
была уже в пятидесяти ярдах и догоняла. На каждом шаге болталась  обвисшая
кожа, руки и ноги  дергались,  как  зубья  сломанной  передачи.  С  такого
расстояния нельзя было сказать, что на ее лице - гримаса или  ухмылка.  Но
что-то брызгало и отлетало хлопьями с ее рук и ног - то ли  кровь,  то  ли
плоть, кусочки костей, обрывки одежды или все вместе.
   Анхел не стал разглядывать подробнее.
   Он бросился к двери.


   Пока Лукас добирался до  двери  последнего  вагона,  он  продумал  свои
действия до последней секунды. Он двигался быстро, мускулы напряглись, как
в старые футбольные дни.
   Его коронный косой проход нападающего-камикадзе.
   В узком проходе не поманеврируешь. То и  дело  он  натыкался  ногой  на
подлокотник или обдирал подбородок. Но  он  пробирался  к  кухне,  стиснув
зубы, шел, отвоевывая каждый дюйм, пробиваясь к линии гола.
   Подойдя, Лукас увидел Анхела с другой стороны задней двери.
   - Лукас!!!
   Заглушенный стеклом голос был полон страха. Он стоял  на  сцепке  между
кухней и вагоном-рестораном. Шириной меньше  трех  футов  и  скользкая  от
смазки, сцепка была опасной, ходить по таким  рекомендуется  лишь  опытным
железнодорожникам. Но судя по испуганному лицу  парнишки,  еле  видному  в
рассветном сумраке,  не  безопасная  позиция  интересовала  его  в  первую
очередь.
   - Л-л-лу... Лукас!
   Распахнув дверь, он ввалился внутрь и пытался что-то сказать заикаясь.
   - Спокойно, парень! - Лукас крепко схватил его за  руку.  Анхел  держал
помповое ружье и трясся как осиновый лист. Несколько секунд  Лукас  крепко
сжимал его худенькое плечо. - Остынь.
   - Там... там...
   - Что?
   Анхел ловил ртом воздух.
   - Лукас! Там кто-то... цто-то... по рельсам... за нами!
   Лукас легонько встряхнул его.
   - Успокойся, Анхел. Тебе мерещится - ты просто очень устал...
   - Нет! Нет, Лукас! Нет!
   - Сынок, послушай, - сказал  Лукас  как  можно  мягче  и  убедительнее,
словно успокаивая испуганное животное. Он не хотел, чтобы парень  испортил
ему всю игру. - Я просто пришел тебя сменить. Ты устал. Тебе нужно немного
поспать.
   Анхел пытался перевести дыхание, а глаза его горели ужасом.
   - Но они идут за нами, вот сейцас!
   - Кто идет?
   - Старуха!
   - Кто-кто?
   - Та старуха из лимузина!
   Лукас не сразу понял, что так напугало Анхела.
   - Сынок, лимузин разбился в лепешку, - наконец сказал он. - Ты сам  это
видел.
   - Это она, Лукас! - с трудом переводя дыхание, выкрикнул Анхел.
   - Успокойся, Анхел.
   Какое-то  мгновение  Лукас  вглядывался  в  взволнованное  лицо  юноши.
Спутанные волосы в полном беспорядке падали на расширенные от ужаса глаза.
Изуродованные губы дрожали. С чего это он впал в истерику?  Нет,  на  него
это вовсе не похоже... Лукас внезапно почувствовал звон в  ушах  и  мелкую
дрожь в коленях. Эта  тварь  из  лимузина,  чем  бы  она  ни  была,  могла
вернуться. Может быть... Чем дальше, тем веселее.  Тем  лучше  для  плана,
который задумал Лукас.
   Он вгляделся в полумрак кухни и сказал:
   - Дай-ка мне ружье!
   Анхел протянул ружье Лукасу.
   - Цто ты собираесся делать?
   - Сменить тебя.
   Анхел замер на месте.
   - Тебе нельзя туда одному!
   - Все будет в порядке!
   - Туда зе нельзя!
   Лукас отстранил Анхела и открыл дверь. Ветер хлопнул его по лицу, в нос
ударил острый запах металла, скребущего по металлу.
   Анхел схватил Лукаса сзади за ремень и потянул обратно, крича:
   - Лукас! Просу тебя! Позалуйста!
   Лукас резко обернулся и отшвырнул от себя Анхела. Ударившись о  скамью,
тот упал на пол.
   - Извини, сынок, - сказал Лукас, - но я должен сделать это сам.
   И перед тем, как повернуться к ветру и шуму, он кивнул Анхелу:
   - Как сказал твой дядя, надо быть твердым в своей вере.
   Лукас повернулся и шагнул на сцепку. Смазанное  железо  колыхалось  под
ногами. Бешено визжали внизу колеса. Как ножи на точильном круге.
   Он захлопнул за собой дверь  и  ударил  по  ней  прикладом,  заклинивая
замок.
   Оставшийся в вагоне Анхел кинулся обратно к двери. Попробовал открыть -
заклинена. Он завопил, но крик утонул в грохоте поезда.
   Лукас повернулся и пошел вдоль сцепки.
   Дверь в кухню была еще открыта. Лукас обернулся и за стеклянным окошком
двери вагона увидел искаженное ужасом лицо Анхела. Парень колотил кулаками
в толстое стекло, кричал, умолял, просил... Благослови его Господь!
   Лукас взвел курок.
   На глаза  неожиданно  навернулись  слезы.  Он  подавил  жгучее  желание
завопить, закричать, обращаясь к небесам. Ему самому казалось, что  сейчас
он забьется в истерике. О Господи, как он хотел надеяться,  что  поступает
правильно! Слезы текли по его щекам,  ветер  срывал  их  и  уносил  прочь.
Душевная боль была невыносима, казалось, она бросит его на пол и  задушит.
Но ярость дала ему силы идти дальше. Ярость и страх и  любовь  к  друзьям,
оказавшимся с ним в поезде.
   Прицелившись в рычаг автосцепки, Лукас выстрелил.
   Из-за сильной отдачи  он  чуть  не  упал.  Выстрел  оторвал  от  рычага
шестидюймовый кусок маслянистого железа,  но  сцепка  держалась.  Древний,
изъеденный временем рычаг был  приварен  к  раме  вагона  и  рассчитан  на
десятилетия вибрации. С  яростным  криком  Лукас  выстрелил  снова.  Рычаг
сработал.  С  громким  хлопком  и  шипением  разорвались   шланги.   Кухня
отделилась от поезда.
   Дальше все происходило одновременно. В вагоне-кухне погасли  все  огни,
перестук колес стал заметно реже, вагон будто ощутил собственную  тяжесть.
Лукас молча наблюдал, как уходит вперед поезд. Однако это  происходило  не
так быстро, как он ожидал. Лицо плачущего Анхела  за  стеклом  двери,  как
камея в раме, стояло перед  ним  в  нескольких  дюймах  бесконечно  долгие
мгновения. Потом просвет стал расширяться.
   Лукас повернулся и вошел в останавливающийся вагон.
   Жертва... В темноте вагона это слово вспыхнуло в  его  голове  с  новой
силой. Слово, сказанное раввином в телефонном  разговоре  с  Софи,  крепко
засело в его памяти. Раввин сказал, что противодействие  проклятию  всегда
связано с приношением жертвы - будь  то  животное,  девственница  или  еще
что-то. Лукас не был девственницей, но все же казался самому себе отличным
кандидатом на роль жертвы. Ради своих друзей, оставшихся  в  поезде.  Ради
Софи. Ради своей собственной семьи. Ради себя самого. Он бежал всю  жизнь.
Настало время остановиться и рассчитаться.
   Бледный рассвет начинал проникать  в  вагон  сквозь  зарешеченные  окна
крыши. Сквозь щели в стенах заструился неясный  пока  еще  свет  утреннего
солнца. Пахло отсыревшими картонными коробками. Колеса все еще стучали  по
стыкам. По его расчетам, вагон должен был остановиться минут через десять,
не больше.
   Тогда он и увидит, сработал ли план.
   И тут до его слуха донесся снаружи странный звук. Из-за задней двери.
   Сначала звук напоминал лошадиное фырканье. И будто бы вместе с ним стук
копыт. Потом исчез за стуком колес.
   Лукас проверил ружье. Автоматическое действие - принятие  желаемого  за
действительное. Теперь двенадцатизарядное помповое ружье  было  совершенно
бесполезным. Что бы ни происходило, решать будет не  оружие.  К  тому  же,
когда Лукас открыл казенную часть, она была пуста, как церковная касса.
   Отбросив ружье в угол, Лукас выдвинул на середину вагона пустой ящик  и
уселся на него в ожидании приступа боли.


   - Софи!
   Анхел почти обезумел от ужаса. Он нашел Софи на полу вагона-ресторана в
луже рвоты. Ее тело безвольно повисло на руках Анхела, который тряс ее изо
всех сил, хлопал ладонями по щекам и отчаянно кричал, пытаясь  привести  в
чувство.
   - Софи! Оцнись зе! Надо спасать Лукаса!
   Похоже, она стала понемногу приходить в  себя.  Вяло  ткнув  пальцем  в
сторону лужи на полу, она едва слышно произнесла:
   - Он... хотел... заставить... меня... уснуть,  но...  я...  справилась.
Сунула палец в горло... а потом нашла в кармане бензедрин...
   - Софи, послусай!
   Ее глаза все еще были мутными.
   - На бензедрине машину вести проще...
   - Софи! Лукас отцепил кухню от поезда!
   Ее глаза прояснились, в них снова засветилась жизнь.
   - Он - что сделал?!
   - Он отцепил кухню. И там остался!
   - О Боже! - пробормотала Софи, пытаясь  подняться  на  ноги.  -  Анхел,
помоги!
   У нее тут же закружилась голова, и ее отбросило к стене. Ноги дрожали и
подгибались, к горлу подступала отвратительная дурнота.
   Анхел помог ей встать, и  они  вдвоем  направились  к  двери,  но  Софи
внезапно  остановилась.  В  замутненном  еще  мозгу  прозвучало   какое-то
предостережение. За многие годы у нее развилось шестое чувство  -  чувство
времени. Оно возникло из постоянной борьбы за график. Битвы с  часами.  На
каждой  автозаправке,  весовой  станции  или  в  закусочной  Софи   всегда
интуитивно чувствовала, сколько они могут  потратить  времени.  Сейчас  ее
внутренний будильник трезвонил не смолкая. Она знала, что  осталось  всего
несколько минут, чтобы вытащить Лукаса из ловушки.
   Крепко ухватившись за рубашку Анхела, она спросила:
   - Подожди... подожди минуточку. Ты сказал, он отцепился от поезда?
   Анхел быстро кивнул.
   - Тогда нам остается только одно.
   Софи потащила Анхела в другую сторону. К голове поезда.
   К тепловозу.



29. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД

   Лукас ожидал приступа жара и боли, но происходило что-то другое.
   Ему вспомнилось, как он однажды на разгрузке говяжьих полутуш  случайно
запер себя внутри рефрижераторного фургона. Ничего особенно  страшного  не
произошло. Через несколько секунд бригадир заметил и выпустил его  наружу.
Но те мгновения дикого  страха,  когда  Лукас  случайно  толкнул  дверь  и
услышал, как лязгнул автоматический запор, занимали теперь почетное  место
в его кошмарах. Внезапный ужас,  усиленный  морозным  воздухом.  И  сердце
будто схватили ледяными пальцами.
   И вот теперь тот же холодный ужас охватывал его  в  этом  катящемся  по
инерции вагоне.
   Онемение  началось  с  кистей  рук,  как  от  уколов   новокаина.   Оно
усиливалось. Суставы захрустели, как храповики. Пальцы заныли  от  холода.
Лукас взглянул на стены вагона  -  они  покрывались  инеем.  Бледный  свет
сочился сквозь щели, и Лукасу стал виден пар от его собственного дыхания.
   Вскочив на ноги, он отбросил в сторону пустой ящик, на  котором  сидел.
Он попробовал сделать  глубокий  вдох,  но  холод  сдавил  ему  горло.  Он
закашлялся. Тоненькая струйка крови брызнула ему на грудь.  Ноги  сводило,
будто стянутые  ледяными  тросами.  Он  перестал  чувствовать  собственную
спину. Тогда он начал бегать по вагону, стараясь согреться в  убийственном
холоде, и истертые доски прогибались под его башмаками.
   Вагон продолжал замедлять ход.
   Лукас стал молиться.
   Он никогда не был  особо  верующим.  Детство,  проведенное  на  грязных
задворках Лос-Анджелеса, почти убило в нем веру в  Господа  Всемогущего  и
Милосердного. Он просто не мог понять, почему этот  Большой  Босс  Наверху
обращается с хорошими людьми как с дерьмом. Со всем почтением  к  верующей
матушке Лукасу было наплевать на Бога, поскольку и Богу было наплевать  на
Лукаса. Даже после всех  невероятных  событий  последних  суток,  со  всем
бредом  старого  Флако  насчет  Апокалипсиса  и   скороговоркой   Мило   о
потустороннем мире, до него еще не совсем дошло, что он может черпать силы
в своей вере. Но в нем циркулировал могучий ток. Текучий и неизменный,  он
исходил из глубин его души. Это была сущность Лукаса. Источник  его  духа.
Та не  имеющая  названия  внутренняя  область,  где  он  более  всего  был
человеком.
   Его собственный вид магии.
   "Я готов встать с тобой, зараза, лицом к лицу, потому что готов умереть
за свою семью, за своих друзей, и мне не жаль отдать за  них  свою  жалкую
жизнь, потому что я и так слишком долго убегал..."
   Снаружи загрохотало.
   Лукас разлепил глаза.  Кто-то  бешено  выламывал  ржавый  запор  двери.
Сквозь крошечное окошко Лукас видел лишь впившуюся в металл неясную  тень.
Дверь тряслась и ходила ходуном, петли скрипели и гнулись.
   Потом  последовал  первый  удар.  Громкий,  как  удар   тарана.   Дверь
выгнулась, словно консервная банка, чуть не вырвав  петли.  После  второго
удара от двери отскочил тяжелый навесной замок, но она все  еще  держалась
на массивной задвижке. От третьего удара затрясся весь вагон.
   Снаружи раздался яростный вой, словно у  вагона  собралась  целая  стая
голодных бешеных псов. Лукас задрожал от накатившей яростной волны холода.
Стиснув зубы, он отшатнулся в глубь вагона и закрыл уши ладонями. Вой  был
невыносим.  Режущий,  металлический,  безжалостный.  Миллион  остервенелых
баньши. Окна под потолком вылетели от резонанса.
   К этому времени вагон двигался уже со скоростью не больше двадцати пяти
миль в час.
   Лукас лихорадочно молился. "Если тебе нужен жертвенный  агнец,  гадюка,
то я здесь, и я готов умереть, потому что больше не буду убегать..."
   Будто подстегнутое его молитвой,  ужасное  существо  принялось  громить
вагон. Вспрыгнув на крышу, дико  шатаясь,  оно  искало  отверстие.  Брешь.
Дорогу  внутрь.  Потолок  трещал  и   прогибался   под   ударами,   сквозь
образовавшиеся щели сочился бледный рассвет. Воздух стал таким  леденящим,
что казался хрустальным.


   ...ее взгляд упал на  чернокожего  мужчину...  память  всколыхнулась...
память о другом молодом парне...  Такие  же  непокорные  глаза...  сильный
подбородок, широкие плечи...
   Томас...
   ...это слово было ядом на ее губах... запах яда из прошлого... роса  на
траве... аромат цветущих магнолий... запах его пота... сладкий  и  густой,
словно персиковый ликер...
   ...усиливающий ее магию...
   - ЗАЧЕ-Е-ЕМ? - зашипел  безумный  голос  за  спиной  Лукаса.  С  трудом
повернувшись, он увидел в дверном проеме своего врага.
   Он был похож на глубокую старуху.


   Лукас попытался отойти от нее.
   И ушел недалеко. Неловко зацепившись ногой за  ногу,  он  повалился  на
пол. Прополз чуть вперед и оглянулся через плечо.
   Она выла, стоя в  дверях,  широко  открыв  страшный  беззубый  рот,  из
которого валили клубы пара. Трясущиеся контуры перекрывали свет. Одетая  в
заляпанную засохшей  кровью  пелерину  с  оборками,  она  была  похожа  на
окровавленную тряпичную куклу, сделанную из сломанных палок.  Внутри  нее,
свободно перекатываясь, лязгали кости.
   Охваченный безотчетным ужасом, Лукас судорожно думал лишь об одном: как
бы ему убежать, уползти, скрыться от этого чудовища.
   Он попытался встать на ноги.
   Старуха метнулась к нему, схватила за лодыжку и  снова  сбила  на  пол.
Страшная боль, пронзившая ногу, лишила его способности мыслить. Скрюченные
пальцы с длиннющими когтями вонзились  в  лодыжку.  Как  слесарные  тиски.
Старуха согнулась и стала похожей на чудовищную уродливую обезьяну.  Глаза
ее полыхнули яростным огнем, губы растягивались в безобразной  улыбке.  Ее
правая рука почернела. Сморщенная и обезображенная старостью,  она  теперь
была точно такой,  как  высохшая  рука  ее  покойного  отца,  рука  Славы.
Светящаяся внутренним антисветом. Корень всей жестокости, боли, насилия  и
зла!
   Внезапно Лукас понял, что это  за  старуха.  Проклятая  старая  ведьма!
Ванесса Дега! Сука, что все это устроила. Сделала при помощи своей  магии,
при помощи отцовской руки!
   Сморщенная ведьма пронзительно завопила:
   - _Ты не предашь меня более, Томас!_
   - Отстань от меня, чертова ведьма!!! - крикнул в ответ  Лукас,  пытаясь
вырваться из ее цепких рук. Но старуха только еще сильнее сжала его  ногу.
Невыносимая боль пронзила Лукаса.
   - _Отмщение, говорит Господь!_
   И ударила.
   От удара у Лукаса перехватило дыхание.
   Внезапно его мозг наполнился странными  ощущениями...  вонь  застарелой
мочи... приглушенный звон  церковных  колоколов...  желтые  пятна  тяжелой
болезни на больничных простынях...
   Он  хотел  закричать,  но  голосовые  связки  не  слушались  его.  Кожа
покрылась  уродливыми  пятнами  псориаза  и  болезненно  натянулась.  Икры
сводила судорога.
   Большие пальцы на ногах скрючились и окостенели.
   - ОТМЩЕНИЕ!!!
   И снова опустилась ее рука.
   Острая боль вспыхнула в его мозгу миллионами обжигающих искр. По  всему
телу пробежали судороги. На худых, изможденных ногах  выступили  варикозно
расширенные, синюшные вены, ногти на пальцах почернели и отвалились...
   Глаза Лукаса наполнились слезами. Теперь он был наполовину  парализован
и лежал неподвижно, словно каменная глыба.  Странные  ощущения  продолжали
волновать его мозг, запах пролежней, прикрытых льняными бинтами...
   Вагон замедлялся.
   Ванесса ударила в третий раз.
   Пораженные сильнейшим артритом  суставы  не  позволяли  ему  двигаться.
Теперь  он  мог  только  повернуть  голову  так,  чтобы  увидеть   ужасные
превращения, происшедшее с его когда-то  сильным  телом.  Руки  высохли  и
скрючились,  беспомощно  тряслись  от  слабости.   Ставшие   в   одночасье
косолапыми  ноги  бессильно  подогнулись,  неестественно  вывернувшись   в
распухших коленных суставах. Почти полностью парализованный, Лукас валялся
на грязном полу вагона.
   Ванесса хохотала. Ее омерзительный смех был похож на громыхание  костей
в металлической коробке.
   Вагон еще полз, не быстрее пятнадцати миль в час.
   Лукас  закрыл  глаза  и  подумал:  "Ты,  сука,  я  готов   пожертвовать
собственной жизнью ради людей, которых я люблю, так что давай,  убей  меня
убей убей убей меня ПРЯМО СЕЙЧАС!!!"
   Следующий удар лишил его зрения.
   Он ударился лицом об пол. В голове вспыхнул фейерверк, воздух загустел.
Свет померк. Лукас стал падать в бесконечную угольно-черную пропасть.
   Свет погас.
   И не стало ничего.


   Он очнулся в кромешной тьме.
   Сколько времени он был без сознания? Минуту? Час? Мгновение?  А  вагон?
Он еще движется? Лукас потерял всякое чувство направления,  как  сломанный
гироскоп. Не понимал, где верх, а где низ. Со  всех  сторон  его  окружала
непроглядная холодная тьма, запах могилы, и  еще  чего-то  -  непонятного,
пугающего. Лукас попробовал пошевелиться. Ноги,  казалось,  были  намертво
скованы льдом, руки - тяжелые как свинец. Где-то в темноте совсем рядом он
чувствовал чье-то присутствие, но никак не мог распознать, чье именно.
   Ему почудилось  какое-то  движение.  Инстинкт  самосохранения  заставил
вглядеться во тьму. Глаза невыносимо болели и слезились, и  ему  никак  не
удавалось сфокусировать взгляд. Внезапно сверху на него  упал  слабый  луч
света, посеребривший  его  парализованное  уродливое  тело.  Свет  был  не
дневной, но и не искусственный. Лунный свет. Ее огромный  желтый  диск  во
всем блеске полнолуния медленно появился в большой дыре с  рваными  краями
на потолке.
   С трудом ворочая шеей, Лукас огляделся.
   Он  был  в  сарае.  Над  ним  старые  деревянные  балки   сходились   в
остроугольный конек крыши. Углы  сарая  были  густо  оплетены  паутиной  и
покрыты многолетней пылью. В  воздухе  стоял  характерный  запах  гниющего
дерева и заброшенной конюшни. Повсюду валялись сломанные колеса от повозок
и телег, рваная лошадиная упряжь, кузнечные  инструменты,  подковы.  Угол,
где лежал Лукас, был завален заплесневелым сеном.
   Опять что-то  зашевелилось  позади.  Ухо  Лукаса  уловило  еле  слышное
затрудненное дыхание. Выгнув шею, он оглянулся через плечо, вглядываясь  в
тени за спиной.
   Внезапно из темноты возникла худая рука и обвилась вокруг шеи.
   - Томасссс!
   Кривые когти впились в ключицу. Будто на шею надели  железные  колодки.
Теперь голос Ванессы изменился. Он стал выше, пронзительнее.
   - Ты предал меня!
   Он с трудом перевел дыхание. Из темноты возникло страшное лицо старухи,
слабо освещенное лунным светом. Мертвенно-бледным, словно  снятое  молоко.
Волосы потемнели и  стали  гуще,  глаза  сверкали  молодым  блеском.  Даже
одеяние ее изменилось - теперь  она  была  в  нарядном  платье  из  яркого
набивного ситца.
   Кричащая пародия на юность.
   - НЕТ!
   Лукас вывернулся из  тисков,  повернулся,  пополз  по  грязи,  цепляясь
ногтями, к зазубренной дыре. Там, за дырой, лежала темная  пустота.  И  он
пополз к ней, прочь от  этого  безумного  кошмара,  прочь  от  сумасшедших
обвинений старухи...
   "Трус! ТРУС!!!"
   Он стал протискиваться через рваную дыру.  Окаменевшие  ноги  безвольно
тащились  по  земле.  Острые  края  досок  рвали  рубашку,  ржавые  гвозди
впивались в тело, но запахи свободы звали вперед, к волшебному пейзажу  за
стенами сарая. Там, снаружи, ночь сгустилась в туннель, будто  смотришь  в
перевернутую  подзорную  трубу.  Темнота  улетала  вдаль.  Открылся  новый
ландшафт. Пустынный луг, залитый светом и тенью. Силуэты деревьев за  ним.
Южные сосны. Их запах вывел  Лукаса  из  паралича.  Вскочив  на  ноги,  он
стряхнул с себя боль.
   И помчался в этот невероятный новый мир.
   Ночной воздух приятно холодил.  Ботинки  куда-то  пропали,  и  покрытые
волдырями подошвы жалила жесткая трава. Но он бежал. Черт побери, он бежал
сквозь этот кошмар, он был жив, он был свободен!
   Позади летел отчаянный вой старухи:
   - ТОМАС!
   Он продолжал бежать, и в голове  у  него  проносились  обрывки  мыслей:
"Этого не может быть... на самом, деле этой старухи нет...  ее  просто  не
может быть... это  обман...  она  приняла  меня  за  Томаса...  за  какого
Томаса?.. кто тот чертов  Томас?!.  Не  может  быть...  я  не  отвечаю  за
какого-то хмыря... которого не было... это не я!"
   Лукас вбежал в лес.
   Прохладная  тьма  поглотила  его.  В  голове  мутилось  от   страха   и
недоумения. С обеих сторон блестели под луной линии воображаемых деревьев,
как бархатные полоски в книжке-игрушке. Мерцали  в  темноте  ночи  далекие
огоньки. Его окружали запахи болота и жирного чернозема,  усиливая  страх,
обостряя ощущение, что там,  позади,  происходит  что-то  очень  важное  и
ужасное.
   - ТОМММММММАААААААСССССС!!!!
   Лукас  остановился  на  темной  поляне.  Стараясь  перевести   дыхание,
прислушался к  отчаянным  крикам  из  темноты.  Температура  упала  круто.
Режущий холод. Куда сильнее, чем раньше. Обернувшись,  сквозь  деревья  он
увидел позади, в двадцати ярдах, сарай, в стене  зияла  зазубренная  дыра.
Через дыру виднелась распростертая на грязном полу старуха с искаженным от
боли лицом. Ее скрюченные руки были воздеты к небу.
   Из тени за ней вдруг что-то возникло.
   Сначала Лукас принял это за столб дыма,  будто  затлело  сено.  Но  дым
задвигался, и Лукас понял, что это  призрак.  Высокий  мужчина.  Поднявший
дымные руки. Призывающий какого-то безымянного бога. Откачнувшийся  назад,
как кобра перед броском.
   И он ударил.
   От крика Ванессы содрогнулась земля.
   Лукас в лесу задрожал. Оцепенев, он смотрел, как призрак бьет  старуху.
Каждая клеточка его тела жаждала сейчас одного  -  повернуться  и  бежать,
бежать в самую чащу сонного леса. Бежать от старухи и человека из дыма. Но
что-то держало его на месте.  Какие-то  остатки  разума,  погребенные  под
лавиной страха. Проблеск понимания. То, что человек  был  из  дыма  -  это
ключ. Как черная рука. Как ненависть старухи. Как проклятие.
   Источником всего был этот дымный человек.
   Призрак снова ударил. Ее вопль наполнил воздух, как звук рога. У Лукаса
волосы встали дыбом. Не от громкости, не от резкости самого вопля,  не  от
того, как он рассек тишину леса. А - от тона.  Безнадежный,  агонизирующий
тон. Он дошел до Лукаса, добрался до самых  корней  его  нервной  системы.
Такого горя Лукас не слышал никогда.
   Он должен это остановить.
   Несколько робких шагов из рощи, обратно к сараю.
   На полпути он увидел перемену. В тени за спиной  Ванессы  дьявол  менял
облик. Темные дымовые щупальца удлинялись, обретая новую форму и цвет, как
хамелеон. Неоновая игра светотени. Мундир. Темно-синие погоны. Газета  под
мышкой. И глаза, как серебряные монеты.
   Зеркальные очки.
   - Эй, парень! -  проскрипел  металлический  голос.  -  Полегче  с  этим
драндулетом!
   Лукас застыл, не дойдя  каких-нибудь  двадцати  футов  до  сарая.  Тело
отказывалось повиноваться ему. Трава стала вязкой, как смола, и  ноги  его
прилипли. Руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Колотилось сердце  -
сердце ребенка. В горле застряли  льдинки,  они  душили  его.  В  сознании
всплывало слово "извините", но он не хотел его произносить.
   - Твой папаша - хороший ниггер, - прошипел  человек  из  дыма  и  снова
принялся избивать старуху.
   С каждым ударом глаза монстра  вспыхивали  все  ярче.  Зеркальные  очки
переливались магниевым блеском. Наглым, радужным блеском. У  ног  призрака
рыдала Ванесса, морщинистое лицо искажали ярость и боль.
   - Хороший ниггер  -  мертвый  ниггер!  Поскольку  твой  папаша  мертвее
мертвого, значит, он очень хороший ниггер!
   На  глаза  Лукаса  навернулись  слезы.  Отчаяние  сдавило  грудь.  Этот
скрипучий голос воскресил боль, которую  он  испытал  на  похоронах  отца.
Парализующую боль. Боль, отнимавшую слова. Боль,  которая  заставляла  его
знать свое место. Боль, которая заставляла  его  бежать,  бежать  всю  его
взрослую жизнь.
   Но теперь пришло время остановиться.
   - Хватит! - сказал Лукас. Голос его донесся из дальней дали.
   Человек  с  серебряными  глазами  лишь  насмешливо  дернул  головой   и
продолжал избивать женщину.
   Лукас  прошел  оставшиеся  футы.  По  мере  его  приближения   призрак,
казалось,  увеличивался  в  размерах.  Раздувшись  от  ярости  и   разинув
невероятно огромный рот, он свирепо расхохотался, обнажив черные и  острые
как бритва зубы, высунув змеиный извивающийся язык.
   Добро пожаловать в ад!
   Лукас застыл как вкопанный, ощущая на лице гнилой ветер, черный  холод,
исходящий от дымного человека. Из сарая вырывались щупальца  дыма,  и  они
пахли могилой. Они обвивались вокруг Лукаса и обдавали его  волной  ужаса,
еще более холодного, чем ненависть.
   Лукас глянул прямо в лицо Дьяволу и вновь обрел голос:
   - Я СКАЗАЛ, ХВАТИТ!!!
   Откуда-то  снизу  до  его  слуха  донеслись  какие-то  странные  звуки.
Взглянув себе под ноги, он увидел, что старуха  смотрит  на  него  полными
слез глазами. Ярость ее сменилась благоговением. Казалось, она не  верила,
что он вернется.
   - Томас... ты вернулся...
   От страха у Лукаса подгибались колени,  но  он  продолжал  смотреть  на
старуху, не в силах вымолвить ни слова, не в силах сдвинуться с места. Ему
казалось, что сейчас он потеряет  сознание,  но  он  не  отрывал  глаз  от
старухи. Что-то в ее страдающем голосе...
   - Ты вернулся...
   И тут с Лукасом что-то произошло. Он задрожал. Все вокруг замерло,  как
на экране остановленного видеомагнитофона. Потом его словно ударило током.
   Лукас снова взглянул в мутные глаза и понял, что это.  Жалость!  Вместо
ненависти он испытывал сейчас к этому искалеченному  существу  жалость.  И
тут он понял: весь ужас, страх, видения, призраки - все  это  исходило  от
этой искалеченной старухи!
   Источником была она.
   Лукас посмотрел вверх. Человек из дыма исчез, исчез  и  сарай.  Остался
только сгусток теней, медленно смыкающийся, как  гигантский  черный  ирис.
Стягивающийся.  Пока  не  осталась  только  старуха,  обрамленная   черной
спиралью, и глаза ее сверлили Лукаса. Они ждали. Ждали ответа.
   - Ты вернулся...
   И тут он заметил еще что-то в лице старухи. И это что-то  пронзило  его
сердце. Внезапно перед его  глазами  предстала  совсем  другая  женщина  -
рассерженная, обиженная, одинокая. Раненная не силой черной магии, а самим
Лукасом. Его страхами и предубеждениями.
   Это была Софи.
   Лет  через  двадцать,  мучимая  горькими  воспоминаниями,   Софи   тоже
превратится в старую деву, оставленную  чернокожим,  которого  она  всегда
любила. Теперь он знал, что делать.
   - Да, - мягко произнес он. По его щекам текли слезы. - Я вернулся.
   И он протянул руку.


   ...в кончиках  пальцев  закололо...  покалывание  перешло  выше  по  ее
рукам...  заполнило  собой  ее  вены...   ее   сотрясала   противоположная
магнетическая сила... в ней  проснулось  давно  забытое...  спавшее  почти
полвека...
   ...нежность...


   И в тот момент, когда Лукас нежно взял Ванессу за руку, магия  внезапно
лопнула по швам.
   Лукаса чуть не сбило с ног.  Мимо  него  со  свистом  полетели  обрывки
одежды, костей, тканей... Галлюцинация охлопывалась как  карточный  домик,
слезали  тени,  открывая  старые  раны.  Уходил,  извиваясь,  столб  дыма,
уносимый шквалом голосов, бесплотных заклинаний, шепотов...
   - ТЫ ВЕРНУЛСЯ...
   Изо рта старухи вырвались первые языки пламени,  закружились  во  тьме,
вылизывая воздух, всасывая в свой  водоворот  весь  черный  дым  и  магию.
Лукаса отбросило назад. Ноги у него подкосились, он тяжело ударился о  пол
и задохнулся.
   Запахло машинной смазкой и дизельным топливом. Сквозь разбитое окно  на
крыше сочился бледный рассвет. В проеме сорванной с петель двери  виднелся
самый обычный утренний пейзаж Колорадо. Лукас понял, что снова оказался  в
вагоне. Каким-то образом все видения - вся схватка  -  заняли  в  реальном
мире считанные секунды.
   А что важнее, вагон останавливался.
   Ванесса вспыхнула ярким пламенем. Из ее головы вырвался огненный столб.
Шатаясь на кривых, тонких ногах, она  поднялась  с  пола.  Она  воздела  к
небесам скрюченные руки, открыла рот, и вверх взметнулся  огненный  факел,
лизнул потолок и зазмеился по крыше. В вагон хлынул дневной свет. Старуха,
вскинув скрюченные руки, с раскрытыми в экстазе горящими глазами, купалась
в огне. От глаз ее исходили желтые лучи, как от старинных фар.  Изодранная
одежда чернела на глазах. Рот раскрылся в предсмертном вопле.
   Воздух содрогнулся.
   Лукас закрыл лицо руками.  По  всему  вагону  поползли  языки  пламени.
Пугающие и красивые, они пожирали темноту. Лукас хотел, пытался остановить
взгляд на фигуре в огненном нимбе, но пламя поглотило все.  Глаза  опалило
жаром. Дыхание обжигало легкие. В желудке возобновился пожар. Он  поднялся
на ноги. Суставы кричали от боли, жилы звенели  от  напряжения.  Все  тело
было будто обварено кипятком. Но он еще мог двигаться. С трудом, но мог.
   В нескольких футах от него Ванесса обратилась в чистое пламя.
   Вагон был готов развалиться. Пламя ревело, словно ураган. Лукас  понял,
что надо действовать. Обе двери пылали. Пол проваливался. И тут он заметил
участок стены, где еще не горело. Набрав в  легкие  побольше  воздуха,  он
наклонил голову и как камикадзе ринулся на стену



30. ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ

   Пригородный  поезд  компании  "Амтрак"  был  в  трехстах  ярдах,  когда
отцепленный вагон загорелся.
   - Господи! Смотрите! - закричал Анхел, высунувшись из окна локомотива и
глядя вдоль всего поезда на загоревшийся вагон, отцепленный Лукасом. Поезд
теперь двигался задним ходом - впереди вагоны, за ними тепловоз.
   - Я вижу его! - крикнула Софи. Она тоже изо всех  сил  высовывалась  из
окна, чтобы получше разглядеть страшный пожар. Всего несколько минут назад
ей удалось уговорить Барни остановить поезд и  двинуться  обратным  ходом.
Конечно, в тот момент, когда  локомотив  остановился,  Софи  ожидала,  что
придется глотать огонь. Каким-то  чудесным  образом  этого  не  случилось.
Кажется, они с Анхелом каким-то образом исцелились.
   - Сейцас мы вреземся в него! - снова закричал Анхел.
   - Помедленнее, Барни! - крикнула Софи, перекрывая шум. Слезы  застилали
ей глаза.
   Вдруг из объятого пламенем вагона вырвался  кто-то  в  горящей  одежде,
упал на железнодорожную насыпь и откатился на несколько футов.
   - Великий  Боже!  -  воскликнул  Барни,  глядя  в  зеркало,  как  поезд
приближался к горевшему вагону. - Кто это, черт возьми?!
   Софи изо всех сил вглядывалась в неясный силуэт,  лежавший  на  насыпи,
пытаясь определить, кто это.
   - Подожди-ка!
   - Кто это? - тревогой отозвался стоявший рядом с ней Анхел.
   Софи усмехнулась:
   - Да это Лукас!
   - Лукас! - крикнул Анхел.
   - Слава Богу! - прошептала  Софи.  Теперь  она  ясно  видела,  что  это
действительно Лукас, скатившийся в дренажную канаву. Его  одежда  частично
горела, но он уже почти сбил пламя. Похоже, он практически не пострадал.
   - Боже милосердный, кто это?!
   Барни глядел на горящий вагон.
   Улыбка Софи исчезла.
   - Прибавь скорости, Барни! - приказала она.
   - Как это - "прибавь скорости"?
   - Быстрее!
   - То есть...
   - Прибавь скорости!!!
   Барни повиновался. Тридцать, тридцать пять, сорок миль  в  час.  Теперь
пылавший вагон был уже всего в  сотне  ярдов  от  приближавшегося  к  нему
поезда. Вдруг на  его  провалившейся  посередине  крыше  появилось  нечто,
объятое пламенем.
   - А это еще что такое? - воскликнул Барни.
   - Ты можешь ехать быстрее? - вместо ответа спросила Софи.
   - Да, мэм. - Барни прибавил скорость. Теперь они уже были в  пятидесяти
ярдах от  вагона.  В  тридцати,  двадцати  пяти,  двадцати...  Барни  весь
напрягся перед неминуемым столкновением и завопил: - Черт побери,  что  же
это там такое?
   Софи обхватила себя руками.
   - Это? Чертова падаль.


   Сторонний наблюдатель этого не заметил бы.  Но  Лукас  в  краткий  миг,
предшествовавший столкновению вагона с поездом, разглядел в  самом  сердце
этого кромешного ада то, что навсегда осталось в его памяти.
   Оно появилось на крыше  сквозь  огромный  пролом,  словно  убегающая  с
тонущего корабля крыса. Объятое пламенем  существо,  в  котором  с  трудом
можно  было  узнать  старуху  Ванессу,  выпрямилось  во   весь   рост   на
подгибавшихся кривых ногах.  Потом  оно  сделало  несколько  движений,  от
которых у Лукаса перехватило дыхание.
   Скрюченная нога скользнула вперед. Тело плавно повернулось. Локоть  был
поднят.
   Ванесса танцевала.
   Пожираемая пламенем, шипя и съеживаясь, словно вязанка сухого хвороста,
Ванесса  танцевала.  Танцевала  старинный  вальс  с  невидимым  партнером,
которого она на самом деле никогда не знала.
   Поезд ударил.
   Вагон взлетел на воздух.
   Земля затряслась, и Лукас зарылся лицом в грязь, чувствуя, как взрывная
волна пытается оторвать ему голову. С неба обрушился град пепла и  горящих
обломков. Над  землей  прокатилась  волна  испепеляющего  жара,  опалившая
волосы.
   Мгновение спустя Лукас поднял  глаза.  Вглядевшись,  он  увидел  сквозь
густой дым поезд,  медленно  идущий  среди  дымящихся  куч,  которые  были
когда-то вагоном.
   Лукас с трудом поднялся на ноги. Странное дело, ему стало даже  весело!
Впервые за последние двое суток он  вновь  почувствовал  себя  здоровым  и
сильным, хотя и очень измученным. Взглянув на свою рубашку, он увидел, что
она  превратилась  в  истлевшие  лохмотья.  Потом  он  перевел  взгляд  на
обожженные руки и с удивлением понял, что раны под грязными бинтами  стали
понемногу заживать. Лукас чувствовал себя как-то  странно.  В  ушах  стоял
звон, голова  слегка  кружилась...  Внезапно  он  понял,  что  именно  ему
показалось странным - он стоял на месте!
   Он не двигался!
   Раздалось громкое шипение поездных тормозов. Отъехав  на  сотню  ярдов,
локомотив  остановился.  Дверь  кабины  распахнулась,  и  первым  из   нее
выпрыгнул Анхел, За ним - Барни Холлис.
   Шатаясь, Лукас побрел  к  поезду.  Голова  кружилась,  сердце  учащенно
билось. Он искал взглядом одного-единственного человека.
   Софи появилась последней. Спрыгнув на насыпь, она не пошла  и  даже  не
побежала, она понеслась навстречу Лукасу.
   Мгновение - и они очутились в объятиях друг друга. Это было  первое  их
объятие. Их тела очень подошли друг другу - как рука и перчатка.
   - Господи, Лукас... ну зачем?.. - тихо прошептала Софи,  вся  дрожа  от
нервного напряжения. - Зачем ты...
   - Не надо, ничего не говори.
   - Как всегда, хочешь быть героем?
   - Это точно. - Лукас еще крепче прижал ее к себе, с наслаждением вдыхая
пряный аромат ее волос и медленно проводя рукой по гибкой спине. - Никогда
не был особенно умным.
   Софи взглянула ему в глаза и тихо сказала:
   - Лукас, вот мы с тобой стоим неподвижно... и не горим...
   - Ну надо же! - улыбнулся Лукас.
   Она закрыла глаза, и по щекам заструились слезы.
   Лукас хотел  было  утешить  ее,  но  увидел  стоявших  на  почтительном
расстоянии Анхела и Барни. Старый машинист  нервно  поглядывал  в  сторону
железнодорожного полотна, словно ожидая появления другого поезда. В глазах
Анхела можно  было  прочесть  сотни  вопросов.  Лукасу  не  терпелось  все
рассказать, но для этого у них еще будет уйма времени. А сейчас важно было
сказать совсем иное.
   - Я хочу тебе кое-что сказать, Софи, - неуклюже начал он.
   - Да?
   - Я хочу сказать... знаешь, ты была права насчет меня... то есть я хочу
сказать, что я действительно...
   Софи внимательно поглядела на него.
   - Что ты хочешь мне сказать, Лукас? Ты хочешь сказать, что любишь меня?
Или еще что-то?
   Несколько секунд Лукас молча всматривался в ее выразительные глаза. Ему
все еще было не по себе от пережитой боли и ужаса.
   - Ну да, похоже на то, - наконец улыбнулся он.
   Софи нежно коснулась щекой его щеки и прошептала:
   - Знаешь, это чувство взаимно...
   Лукас поцеловал ее в лоб.
   - Идем, - Софи взяла его за руку. - Надо уходить отсюда.
   Но Лукаса уже не держали ноги, и он потерял сознание.
   Земля показалась ему нежной и чудесно прохладной.



ЭПИЛОГ. ЗАСТЫВШЕЕ ВРЕМЯ

                     В тот день многие горожане устремились к реке, потому
                  что наступила самая жаркая неделя в году. И многие потом
                  свидетельствовали о том, что из воды внезапно показалась
                  черная рука размером со ствол дерева, сжалась в кулак, а
                  потом раздался страшный  вопль:  "Нет  здесь  того,  что
                  принадлежит мне!"
                                              Говард Шварц, "Пещера Лилит"

   Было семь часов утра. За окном  звучали  два  голоса.  Один  высокий  и
звонкий, обладатель другого голоса не выговаривал шипящие.
   Лукас прикрыл глаза и с наслаждением потянулся. Ему совсем не  хотелось
вставать, не хотелось покидать нежное тепло постели. Рано еще. Подтянув  к
шее одеяло, он тесно прижался к теплому телу Софи.
   Она еще спала. От нее пахло сосновой хвоей и лимонами. Накануне она  до
темноты работала в своем крошечном садике, выдирая  вездесущие  сорняки  и
устанавливая бордюрные камни. Этот садик был ее любимым  детищем.  Были  у
нее грандиозные планы  организовать  продажу  лимонов  в  магазинчике  при
автозаправочной  станции.  Лимонный  сок,   лимонные   леденцы,   лимонное
мороженое, лимонное желе, лимонное вино... Ему тоже нравилась эта идея.
   И лимоны ему нравились.
   Софи тихо застонала во сне. Она тоже слышала голоса за окном -  значит,
пора вставать, умываться, начинать новый день.  Плотно  зажмурившись,  она
повернулась на другой бок и тесно прижалась к большому телу Лукаса.
   Забавно. Просто удивительно, как подходили друг к другу их тела. Вот  и
теперь ее  круглый  зад  устроился  между  его  полусогнутыми  коленями  и
животом. Ее плечо удобно нырнуло  ему  под  мышку,  ноги  переплелись.  Он
почувствовал исходящее от нее тепло. Его большие руки ласково коснулись ее
тела. На ней была  тоненькая  ночная  рубашка  -  короткая,  без  рукавов.
Нащупав ее маленькие  груди,  Лукас  с  наслаждением  накрыл  их  большими
ладонями и слегка сжал. Она вздрогнула,  что-то  сонно  прошептала,  потом
ласковым движением сдвинула его руки вниз, к ложбинке между ног...
   - Доброе утро, маленькая школьница, - прошептал он,  чувствуя,  как  по
его позвоночнику пробежало тепло. Софи накануне позабыла надеть трусики, и
теперь он явственно чувствовал ее горячую влажную плоть.
   - Возьми меня, - пробормотала она и потянула его в себя.
   Лукас повиновался.
   Их небольшая медная кровать заскрипела в тишине задней комнаты,  и  это
было как ритм барабана в любимой мелодии  Лукаса.  В  римейке  "Ежедневные
люди", сделанном группой "Арестед дивелопмент".  Ежедневные  люди.  Именно
такими стали теперь Лукас и  Софи.  Ежедневные  люди.  Ежедневная  любовь.
Ежедневно  они  заставляли  останавливаться   время   в   задней   комнате
автозаправки "Оазис Амоко".
   Голоса за окном не унимались.
   -  О  Господи,  -  пробормотал  Лукас,  осторожно  отстраняясь  от   ее
разгоряченного жаркими ласками тела и перекатываясь на спину.
   - Вопят, как в клубе потерянных детей.
   - Ага.
   - Ты сам ими займешься, или мне заняться?
   Лукас уже натягивал штаны.
   - Я займусь, - сказал он, наклоняясь и целуя ее в нос. - Вот уже  почти
два года они были женаты и каждую минуту бодрствования все так  же  хотели
друг друга. - Я сейчас вернусь, ты не глуши мотор, - подмигнул он Софи.
   Выйдя из комнаты, он направился по коридору к  главному  офису.  "Оазис
Амоко" был самой обычной автозаправкой в  пустыне  Невады  возле  Герлаха.
Анхел жил в трейлере и работал с заправочными  колонками  на  две  машины.
Помимо его царства бензина и дизельного топлива, на станции был  маленький
офис и магазинчик. Насчет этого магазинчика у Софи были грандиозные планы,
но туго было с деньгами. Большая часть их сбережений ушла на  адвокатов  и
судебные издержки, когда они почти четыре года назад  сдались  колорадской
полиции. В историю  с  проклятием  никто,  конечно,  не  верил.  Призывали
судебных  психиатров.  В  согласованном   признании   вины   [принятая   в
американском судопроизводстве договоренность  между  судом  и  подсудимым,
когда подсудимый добровольно признается в менее тяжком преступлении, а суд
не  рассматривает  обвинение  в  более  тяжком   преступлении]   всю   эту
сверхъестественную чушь пришлось бросить.
   Теперь, спустя четыре года, они и сами уже в это не верили. Все, в  чем
они теперь нуждались, - это друг в друге.
   Дойдя до офиса, Лукас  распахнул  входную  дверь  и  вышел  на  залитую
солнцем станцию.
   Анхел возился с маленьким  пластмассовым  самокатом,  пытаясь  починить
его. Рядом с ним маленький мальчик в штанишках на бретельках  подпрыгивал,
сердито кричал и сжимал крохотные кулачки. Он явно был недоволен тем,  что
Анхел чинит самокат недостаточно быстро.
   - Пусть едет! - пищал трехлетний малыш. - Пусть колесо едет!
   Приблизившись к ним, Лукас грозно рявкнул:
   - Парни! Семь часов утра! Люди хотят спать!
   - Извини, Лукас, - сказал Анхел. - У Флако небольсая поломка.
   Он вытер выступивший на лбу пот. Анхел был одет в  рабочий  комбинезон,
на груди была надпись: "АНХЕЛ".
   Достав из кармана небольшую отвертку, он продолжал  возиться  с  задним
колесом самоката.
   Малыш рванулся навстречу Лукасу.
   - Папа! Пусть колесо поедет!
   - Осади, ковбой! - Лукас подхватил на руки побежавшего к нему малыша. У
маленького Флако была густая копна черных курчавых волос, кожа цвета  кофе
со сливками, материнские томные глаза и отцовский широкий рот.
   - Папа! Пусть едет! - не унимался малыш, дрыгая ногами.
   Лукас поцеловал сына в лоб и сказал:
   - Спокойнее, ты же мужчина!
   - Пусть колесо едет!
   Лукас осторожно поставил сына на землю, придержал его за плечи и сказал
спокойным, но твердым голосом:
   - Успокойся, Флако. Твой самокат будет готов, когда  будет  готов...  -
Тут Лукас взглянул на Анхела и добавил: - А  к  тому  же  никто  не  любит
людей, которые не могут остановиться хоть на жалкие пять минут.
   Анхел  усмехнулся.  Малыш  нетерпеливо  подбежал  к  своему  сломанному
самокату.
   Встряхнув головой, Лукас направился к офису. На полпути он увидел,  что
за стеклянной дверью стоит Софи и ждет его, потягивая утренний  кофе.  Она
уже была одета в свой рабочий комбинезон, и Лукас не мог сдержать  улыбки.
Никогда она не была так довольна.
   Довольна тем, что может оставаться на месте.
   Шагая к двери, Лукас испытывал точно такое же чувство.
Last-modified: Sun, 04 Aug 2002 13:00:58 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321