Михаил Веллер. Нас горю не состарить
слова к попутчику
Солнце, сгусток космического огня в бесконечности, так жутко
живописен закат за черным полем и бегущим лесом в окнах вагона, что матери
показывали его детям.
- Я жизнь - люблю! Жить люблю. Это же, елки зеленые, счастье какое;
это понять надо.
И когда услышу если: жить, мол, не хочется, жизнь плохая, - не могу
прямо... в глотку готов вцепиться! Что ты, думаю, тля, понимал бы! Куда
торопишься!..
...Я не очень о таком задумывался до времени.
В армии монтажником был, высотником. И после дембеля тоже - в
монтажники. Специальность нравится мне, еще ребята хорошие подобрались в
бригаде, заработки - хорошие заработки.
Поначалу же как? - трясешься. Я в первый раз на высоту влез - влип,
как муха, и не двинуться. Ну, потом перекурил, - шаг, другой, - пошел...
Месяца через четыре - бегал - только так!
Заметить надо - салаги не срываются; перестрахуется всегда салага.
Случается что - с асами уже. Однако - не старики, опыта настоящего нет, -
но вроде постигли, умеют - им все по колено.
И вот - работаю я на сорока метрах. Три метра на два площадка -
танцплощадка для меня! Я и не закреплялся, куда я денусь? И - сделал назад
шажок лишний...
Внизу тяга была, трос натянут над землей. Я спиной летел. Попал на
тягу, она самортизировала, и от нее уже я упал на землю. Удар помню.
Ну, ключица там, ребра, нога поломанная. Главное - позвоночник
повредил. Шок там, тошнит, черт, дьявол, лежу поленом в гипсе, как в
гробу, а жить хочется - ну спасу нет как, за окном снежинки, воробьи на
подоконнике крошки клюют, и так жить хочу... аж дышать затрудняюсь от
усилия.
Месяцы идут...
...Короче, когда выписывался, доктора меня здорово поздравляли.
По комиссиям я оттопал... будьте-нате. Добился - обратно в
монтажники.
Теперь я на риск фиг зря пойду. Такое счастье чемпионам по везению
через раз выпадает.
А сейчас вот к брату на свадьбу еду. Ребята мне, понимаешь, триста рэ
на дорогу скинулись с получки. У нас так, если там праздник у кого или еще
что - мы скидываемся всегда. И правильно, верно же?
"Возлюби ближнего..." Душа жаждет счастья в братстве. И
несовершенство окружающих ранит.
Вражда безответна не чаще, чем любовь - взаимна.
"Все мы - экипаж одного корабля"; да. Но как порой успевает
переругаться команда к концу рейса!..
- Любил он ее, понял? Со школы еще. А она хвостом крутила.
Ну, он - вопрос ребром. И свалил на Камчатку.
Из резерва его на наш СРТ определили.
В район пока шли, болтало нормально. Он, салага, зеленым листом
прилипнет к койке или наверху травит, глотает брызги. Но треску стали
брать - оклемался, ничего; держится.
Пахарь оказался, свой парень. К концу рейса ребята уважали его.
Пришли мы с планом тогда; загудели. Как-то он и выложил жизнь-то
свою. Мы, значит: да пошли ты ее, шкуру, отрежь и забудь, ты же мореман,
понял? Конечно, сочувствуем сами тоже.
Я сразу снова в рейс, деньжат подкопить, у стариков в Брянске пять
лет не был. Он со мной: чего на берегу; и верно...
Неудачно сходили, тайфун нас захватил. Течь открылась, аврал, шлюпку
одну сорвало. А его смыло, когда крепил. Море, бывает, что ж...
...Родственников официально извещают, как положено. А я швабре этой
написать решил: адрес в записной книжке нашел. И написал, не так чтоб
нецензурно, но, однако, все, что есть.
С полмесяца после лежу раз по утрянке в общаге, башка муторная,
скука. Стук в дверь - входит девушка. Красивая!.. по сердцу бьет... Вы,
говорит, такой-то? И слезы сразу. На пол опустилась и рыдает так, не
остановить девчонку. Дела...
До меня - доходит. Такая я сякая, говорит, из-за меня он сюда поехал,
один он меня любил, и прочее... И теперь я всю жизнь с ним буду, замуж не
выйду никогда, сюда институт кончу - работать приеду, где он погиб, и...
Эх, переживания бабские, обеты!.. Молодая, - пройдет.
Так - вот тебе... Она третий год у нас в Петропавловске, в областной
больнице работает. И не замужем. Мужики льнут - на дистанции держит. Что?
Точно; я знаю...
Люблю я ее, понял?
Отказываясь от прихотей настроения, мы лишь следуем желанию, которое
продленнее настроения.
Коммуникативная функция курения.
- Акцент?.. да. Нет, я не из Прибалтики. Я немец. За тридцать лет
выучишь язык хорошо. С войны, да плен. Я пришел сам.
Я воевал. Все воевали. Я был солдат. Я сражался за родину. Я так
считал. Нам так говорили. Мы считали так. Война.
У меня была семья. Жена, сын и дочка. И старые родители. И брат.
Брат погиб в сорок первом. И я воевал со злом. Я хотел мстить. Я
хотел скорее кончить войну, и чтобы моя семья жила хорошо, и я вернулся к
ней. Я думал правильно - нам так говорили.
В сорок втором они погибли все. Бомбежка. Город Киль.
Я не хотел умирать. Умерли все, кого я любил. Их не было больше. За
кого мне воевать?
Мы наступали; какая победа? Родина - фотография в кармане. Нет
смысла.
Идеи? Я не был национал-социалист. Фюрер? Он высоко, бог; человеку
надо тепло людей. Только мальчики и фанатики могут думать иначе. Бога нет,
когда нет тех, кого любишь.
Был долг солдата, присяга; им легче следовать, чем нарушить... легко
умирать, когда терять некого... я не боялся, но зачем; я не хотел. Они
умерли и не будут счастливы! Мне говорят: теперь умри ты! - нет!
Даже - я хотел смерть, но воевать - нет! Я дезертир - не трус, нет.
Долг, присяга, - я был солдат, я пошел против - я был храбр! Да! Я был
готов умереть, в плен, в Сибирь, - я не хотел воевать.
Оказалось - не страшно. Потом... Я остался в России. Это долго
говорить... Мне лучше здесь. Да.
Он был блестящий преподаватель - школьный учитель математики. Он
ревностно следил, как его ученики поступали в центральные вузы и защищали
диссертации. У него не было ноги, он ходил в железном корсете. Последний
раз он водил свою роту в рукопашный в июне сорок четвертого года под
Осиповичами.
Мое окно выходит на восток; на старости лет я встречаю рассветы. О
память, упрямая спекулянтка, все более скаредная.
Для большинства горожан соловей - метафора.
- Мы почему за водкой разговариваем? - душа отмякает. Теряешь с
возрастом нежность, так сказать, чувств. Предлагаешь: "Выпьем!" - а на
деле это: "Давай поговорим..."
Заброшенный город мне снился. Стены сиреневым отсвечивают,
полуобвалившиеся лестницы деревьями затемнены. И щемяще - наяву не
передать. Просыпаешься - в памяти все как будто слезами омыто, блестит.
Утро пойдет - словно роса высыхает, ощущение только остается,
выветривается со временем.
В жизни - привычка; во сне случится - самым нутром позабытым чему-то
касаешься.
Девчонка снилась. С семнадцати не видел. Влюблен был - юность. Уж и
не помнил начисто сколько лет. А тут - сидит печальная, ждет, старая дева
- а все одно девчонка. Мать честная, взяла меня за руку - ввек я такого не
испытывал... не пережил того, что в лицо ее забытое глядя. Уж и внук у
меня есть, с женой хорошо жил всегда.
Раньше не было, последние годы привязалось лишь, дьявол дери.
В школе я архитектором мечтал стать. Дома строить, города. Война свое
сказала. Взрывник я; вот какой поворот. Взрывать оно тоже - одно дело со
строителями, конечно...
Странно узнавать о смерти знакомого много спустя.
- Причесочка-то. "Нет..." Ладно, не темни. Я понимаю.
Завязал я давно. Ты молодой совсем, советую: кончай с этим делом.
Верно.
Я после войны, понимаешь, без отца рос. Озоровал, и понятно... С
ерунды - дальше больше... Полагал - кранты; четыре судимости. Молодость за
проволокой осталась. Специальность: тяни-толкай. Мать умерла, я им на
похоронах не был... сидел опять. Выходишь - кореша встретят вроде,
поддержат; отметить, погулять хорошо - ан и деньги занадобились!.. Круг
известный.
...Последний раз, в Саратове, следователь мне попался, майор
Никифоров... Так он мне, понимаешь, по-человечески... Я: знакомо, добротой
берет; выкуси!.. Он - свое. И ни разу - голос ни разу не повысил! Веру в
тебя, растолковывает, имею, не конченый ты человек, стОящий. Перед судом о
скидке все хлопотал... Такое отношение, понимаешь.
Все годы мне в лагерь писал. Помочь с работой обещал, с пропиской,
вообще насчет жизни. Задумаешься, конечно.
Освободился я, - ну вот только из ворот шагнул! - он, меня встречает.
Прописался я, на завод оформился, все путем. Он зайдет иногда,
по-дружески: как живешь. Посидим, бывает, выпьем. Приглашает, у него
бывали.
Сейчас я в Кирове живу, жена сама оттуда. В отпуске на теплоходе
познакомились.
Переписываемся с ним.
Вот на день рождения еду к нему. Звал очень. Он на пенсию тот год
вышел.
Слушай меня, паренек. Завязывай.
Июнь, бульвар, людно, два юноши пересчитывают на ходу купленные
билеты (экзамены? защита дипломов?). Один вручают встречной старушке.
Они читали в детстве Андерсена?
Если завтра исчезнут все шедевры - послезавтра мы откроем другие.
Искусство - и для того, чтобы каждый осознал, что он всемогущ. Дело в
том, чтобы открыть тот аспект жизни, где ты непобедим.
- Хрен его знает, как вышло. Главное - он ноги, видать, из стремян не
вынул. Да и - Катунь, иди выплыви...
К берегу подошли, значит, с гуртом, пасти стали. Он пас, на коне,
остальные лагерь делают, кто что.
А она с того берега на байдарке переправлялась. За хлебом хотела в
деревню, туристы их потом говорили.
И опрокинуло ее. Тонет - на середине. Вода кружит, затягивает.
Он с конем - в реку. Телогрейку не скинул даже. Хотел доплыть на
коне.
Ее совсем скрывает. Он доплыл почти!.. Пороги... вода, видать, коню в
уши попала, или что... Закрутило тоже. И все.
Через год друзья ее, туристы, вернулись, памятник поставили;
красивый, стоит над Катунью. Молодая была.
Он тоже молодой был.
Я поднимался на Мариинский перевал. Конь шел шагом. Колеса таратайки
вращались мягко. На склоне, метрах в восьмистах, алтаец пас овечий гурт.
Качаясь в седле, он высвистывал "Белла, чао". Серый сырой воздух был
отточенно чист - звучен, как бокал. В тишине я продолжил мотив. Он помахал
рукой. У поворота я сделал прощальный жест.
Last-modified: Thu, 03 Jul 1997 10:00:23 GMT