Они так нежно и изысканно звенят, эти маленькие колокольчики в
хрупких ажурных беседках. Утро -- перламутровое, неопределенное. Каждый
миг мимолетен и неповторим, и вся жизнь такова -- миги, мгновения, каждое
-- единственное.  Эта мимолетность, манящая печаль неопределенности и
изменчивости -- во всем. И девушки в ярких платьях, что идут за водой к
источнику -- иные каждую минуту.  Странно, как при этой изменчивости вещь
остается самой собой? Суть? Что есть суть? Все меняется, все хрупко и
изысканно, нежно и зыбко. Одно повторяется -- эти проклятые видения.
Каждую ночь новолуния -- всегда, неизбежно и страшно. И это с детства.
Непонятно и страшно. Здесь такого нет. Здесь -- гармония даже в смерти.
Печаль неизбежности, но не ужас. Но ночью -- не смерть. Жизнь, но страшнее
смерти. И он ее видит.
     Страшно жить двойной жизнью. Днем еще как-то можно отогнать мысли.
Поэтому -- нет наездника и охотника, поединщика и музыканта лучше его.
Ночью -- опять эти страшные, непонятные видения, от которых перехватывает
дыхание. Сначала пытался спрашивать. Затем -- затаился.

     -- ...Пропала, понимаешь, -- плачет. -- Куда я без нее? Как детей-то
накормить, а?
     Всадник остановился. Он не знал, о чем речь, не знал, что случилось.
Но, еще не осознав сам, сказал:
     -- Иди к Еловой горе. Она там, у порубки.
     Оба воззрились на него в изумлении. А вечером крестьянин прибежал,
благодаря и кланяясь в землю, говорил:
     -- Нашел, прямо там и была! Да будет вам счастье и тысяча лет жизни,
молодой господин!
     "Счастье и тысяча лет... Зачем столько... Если бы понять, что я
вижу..."
     И началось. Он стал понимать, что видит потаенное. Особенно ясно это
стало, когда он во сне увидел, как мать обрезала руку. На другой день все
произошло в точности, как во сне. Он испугался. А потом привык. Он видел
всякие грядущие мелочи, и даже забавно было иногда подшучивать над
друзьями.  Но все было до поры.

     ...Он увидел, как его убили, увидел -- кто. Он сказал. Не поверили.
Но так и случилось. Тогда стали верить. И бояться его и его видений. Его
глаз. Он это видел. Страшно. Все хуже и хуже. Теперь он видел события, как
бы на развилке: одно событие и много исходов, в зависимости от
обстоятельств. И в ужасе понял, что от его слов зависят судьбы слишком
многих, и он должен судить и решать. Страшное бремя. Предотвращая близкое
зло, он слишком часто давал жизнь злу дальнему, более страшному.
     И он ушел, чтобы не быть с людьми, чтобы не судить... Ведь никто не
давал ему права, никто! Страшно видеть -- и молчать, знать и мочь, но не
уметь пользоваться, о, боги...
     "Зачем, за что? Зачем -- я, почему? На что мне этот дар? За что
наказание, о боги? Я так молод, я еще ничего дурного не сделал..."

     Отшельник, сухой, словно ветка сосны с осыпавшимися иглами, но глаза
-- как раскаленные гвозди. Не скроешь ничего.
     -- Тебе дан великий дар, и грех губить его. Говорят, раз в тысячу лет
рождаются такие люди. Видно, ты избран судьбой.
     -- Если бы я знал, что делать с этим даром...
     -- Помнишь ли -- "Зов, что заставляет покинуть край счастливый, это
-- моя дорога. Я разменял золото бездумного счастья на черствый, но живой
хлеб страданий. Горько мое вино, но я пью его, ибо в нем -- свершенье.
Хочешь -- возьми мой хлеб, испей из чаши моей -- я жду. Боль приноси свою
-- я возьму ее, дав взамен знание и мудрость."
     -- Темны эти слова...
     -- Разве не темны твои сны? Ты хочешь знать их значение?
     -- Нет... Я не хочу больше этого видеть, не хочу!
     Отшельник встал, прямой и строгий, и поднял свой посох.
     -- Вон отсюда... трус... будь ты проклят!

                               *    *    *

     "Я должен измениться. Перестать быть собой. Мудрые говорят -- не
желай себе смерти, ибо жизнь не повторится. Лучше уж умереть, чем это..."
     Он помнил сказание: "Глядящий в глаза белого тигра, седого, древнего,
бессмертного тигра -- изменится. Познавший суть свою -- изменится.
Познание -- убийца покоя, похититель счастья для имеющего жалость. Хочешь
мудрости -- иди, но оставь покой. Хочешь покоя -- убей свою жалость,
умри." Это был первый выбор. Он не хотел умирать -- но и жить ТАК больше
не хотел.
     Глаза зверя -- светло-зеленые, затягивающие. Воля -- где? Он не видел
ничего, он шел, держась рукой за теплую короткую шерсть. Тело зверя --
мускулистое, упругое, струится, словно растворяясь. Где я? Что там? Я это
видел когда-то... Что это?
     Зверь несется гигантскими прыжками, почти не касаясь земли. Туман
скрывает его тело -- призрачное, как и он, и глаза его -- как болотные
огни... Человек сидит, изо всех сил держась за жесткую холку...

                               *    *    *

     "Я его видел... Он был другой -- моложе, сильнее... Если это он -- то
я знаю, кто это..."
     -- Приветствую тебя, Идущий к Закату, -- неуверенно, еще сомневаясь.
     -- Привет тебе, приехавший на Белом Звере...
     -- Я тебя откуда-то знаю. Я тебя видел? Но ты был так давно. Ты мудр
-- так говорят. Объясни!
     -- Что?
     -- Объясни мне меня.
     -- Что с тобой?
     -- Я вижу. Не знаю, не понимаю -- что? Если понимаю -- то не могу
сказать другим, ибо тогда должен судить, а я не в силах...
     -- Ты всегда видишь? Как это бывает?
     -- Иногда, теперь очень часто. Словно как слышишь -- надо затыкать
уши. Но как закрыть душу?
     -- Ты этого хочешь?
     -- Не знаю... Теперь -- не знаю.
     -- Сейчас ты можешь видеть? Смотри на меня -- что ты видишь? Говори.
     И он заговорил. И не выдержал Черный Повелитель.
     -- Замолчи! Замолчи! -- крикнул он, закрывая лицо руками. -- Все
правда,  все так было... Иди за мной.
     Листы книги были потрепанными и ломкими.
     -- Читай. Здесь все поймешь -- все, что ты видел. Я буду ждать.

                               *    *    *

     -- Ты хочешь, чтобы я отнял твой дар?
     -- Нет. Теперь -- нет.
     -- Чего же ты желаешь? Говори -- все будет, как ты выберешь. Ведь ты
можешь видеть грядущее -- загляни. Реши.
     -- Не хочу. Мне это не нужно, я выбрал. Нужно ли мне говорить, что я
избрал, Повелитель?
     -- Нет. Благодарю тебя. Только знай... впрочем, ты уже это сам
знаешь.  Тяжело знать -- предвидеть -- и не сметь сказать.
     -- Да. Я не смогу ничего изменить сам... Молчание.
     -- Нет. Иначе это будет та же проклятая предопределенность.
     -- Но зачем тогда мой дар!
     -- Тот, кто стоит на развилке, спросит -- туда ли я иду? Знающий
скажет -- да или нет. Но не скажет -- почему. И не скажет -- как дойти,
иначе нет смысла в дороге.
     -- Я отвечу, Повелитель.

                               *    *    *

     "Сталь кольца -- оковы на устах моих, на сердце моем. Я знаю. Я вижу.
Я молчу. Я не смею менять -- предопределенность и зло, что я призову на
головы других. Я не смею судить. Не судья, а слуга... Сталь кольца -- как
печать, как клеймо, как судьба... Лунный камень и ночь, и молчанье пути, я
не смею, я смею... Молчать -- и идти..."
Last-modified: Sat, 27 Apr 1996 20:46:37 GMT