ы мне это много раз говорили, -- вздохнул Ребозо. -- Однако этим вовсе не объясняется ваша решимость следить за справедливостью, за тем, чтобы невинные были защищены от незаслуженного наказания или преследований. -- Неужели? Люди трудятся более старательно и усердно, канцлер, если чувствуют себя в безопасности, если больше думают о своих прямых обязанностях, если их постоянно не угнетает страх, если они все время не думают о том, что на их шеи в любое мгновение может опуститься карающий меч или что их добро будет отнято у них по прихоти их господина. Когда они уверены, что им будет позволено сохранить львиную долю того, что они выращивают, крестьяне, конечно же, будут стараться вырастить как можно больше. Когда сервы уверены, что их не накажут за то и за это, они будут в поте лица выполнять ту работу, за которую их не накажут. -- И это вы мне тоже часто говорили, -- кивнул Ребозо. -- И еще вы думаете, будто бы уверенность в безопасности и благосостоянии должна сподвигнуть людей тратить свои новообретенные сбережения на то, чтобы купить себе всяческие радости. -- Вот именно, этим они и занимаются, -- подхватил Бонкорро и махнул рукой в сторону придворных. -- Посмотри на них -- все очевидно! Они одеты лучше, чем раньше, они толпами валят в мой замок, чтобы развлечься, и большей частью молодежь! А на каждого из тех, кого тут ты видишь, Ребозо, приходится по тысяче сервов, которые теперь купаются в вине и покупают услуги блудниц. Порок процветает, так что Дьявол должен быть не только спокоен, но даже доволен. -- Тогда с какой стати этот самый Дьявол дает какому-то колдуну силу действовать против вас? Бонкорро пожал плечами: -- Чем больше волнений и страха, тем больше радуется Дьявол. Найди того, кто ни о чем, кроме злого колдовства, думать не желает, Ребозо. Того, кто верит, что человек ни в коем случае не может быть счастлив, если это счастье не вызвано болью и страданиями других, найди его -- и мы найдем моего возможного убийцу. -- Ваше величество, -- торжественно проговорил канцлер, -- я так и сделаю. -- Вот-вот, сделай. Ступай. -- И король жестом отослал канцлера прочь. -- Будь непреклонен, Ребозо, делай свое дело, но запомни: никаких пыток! Ну, или... совсем немного, -- поправил себя король. -- Немного, совсем немного, ваше величество, -- согласился канцлер. -- Вот только чего мы тогда добьемся от виночерпия, слуг и поваров, не знаю. Но я попытаюсь. Он поклонился и ушел. Бонкорро взглядом проводил старика через весь огромный зал. Только тогда, когда тот скрылся из глаз, Бонкорро перестал хмуриться, проверил целый кувшин вина, сам налил себе кубок до краев и залпом выпил. Тут от стола к нему направилась дочка одного из герцогов, строя королю глазки. Бонкорро рассмеялся и спрыгнул с возвышения. Он крикнул: -- Эй, скрипачи! Сыграйте танец! Попляшем перед переменой блюд! Скрипачи заиграли веселую, живую мелодию, и Бонкорро пустился в пляс с юной красавицей, пожирая глазами ее прелести. Та стыдливо покраснела, опустила ресницы, но нет-нет да и стреляла глазками в короля. Придворные перестали жевать мясо и тоже пустились в пляс. Им хотелось как можно скорее задобрить короля, развеселить его -- глядишь, он их потом как-нибудь отметит. Ребозо хлопнул дверью своего кабинета, что-то мрачно бормоча себе под нос. ЛоКлеркки, его секретарь, изумленно взглянул на него. -- Добрый вечер, лорд-канцлер. -- Какой уж добрый, когда какой-то идиот-недоучка пытался отравить нашего короля, -- проворчал Ребозо. -- А король велел мне срочно разыскать злоумышленника. -- Ах, -- сочувственно кивнул секретарь, -- и вправду, вечер недобрый, что и говорить. Только боюсь, я испорчу его еще сильнее. -- Еще сильнее? -- вздрогнул Ребозо. -- Это как? -- Известие. -- И секретарь протянул канцлеру клочок пергамента. -- Почтовый голубь принес это на голубятню перед самым заходом солнца. -- Новости от лазутчика? -- Ребозо жадно выхватил у секретаря пергамент и принялся всматриваться в крошечные буковки. В конце концов он в сердцах швырнул пергамент на стол. -- О, чума его порази! У тебя глаза помоложе, ЛоКлеркки. Что там написано? Секретарь взял маленький клочок пергамента, но не стал в него заглядывать. Ребозо понимал, что секретарь уже прочел послание. -- Это от вашего лазутчика-крестьянина, проживающего на землях герцога Риерры, господин. Он пишет вам с ярмарки в Меровенсе -- правда, это не то чтобы очень уж далеко от границы, но... -- Не имеет значения! -- рявкнул Ребозо. -- О чем он пишет, если уж написал? -- Он пишет о том, что по рынку разгуливает чародей, -- ответил секретарь. -- Ходит, рыскает, подслушивает разговоры. Особенно его интересуют те, кто расхваливает жизнь в Латрурии. Наш лазутчик испытал этого человека и предполагает, что это может быть сам придворный маг Меровенса. Ребозо потер руки, яростно закивал: -- Так я и думал, что от него не укроются реформы нашего короля! -- Особенно тогда, когда наши подданные об этом трубят во всю глотку, стоит им пересечь границу, -- насмешливо уточнил ЛоКлеркки. -- Прекрасно иметь людей, которые работают задаром, господин, даже не подозревая при этом, что работают на нас. Просто не представляю, как вам удалось этого добиться. -- Ладно тебе придуриваться! Ты прекрасно знаешь: я послал одного человека по всем приграничным крестьянским хозяйствам, чтобы он подучил всех отправляющихся торговать в Меровенс хвастаться, как хорошо нынче живется в Латрурии. А наш крестьянин-осведомитель не сообщает, какой именно проверке он подверг чародея? -- Нет, мой господин, он бы и не смог об этом написать: слишком мало места. И потом, честно говоря, мне кажется, он не умеет писать быстро. Буквы у него корявые, и ошибок хватает. -- Все равно мне не жаль денег, истраченных на его обучение грамоте -- на такое-то сообщение! Ну а теперь подождем. Пусть крестьянин вернется домой, а там его получше допросит управляющий. И если то был действительно маг ее величества, нам недолго придется ждать, покуда он пересечет границу и попытается убить беспорядки в лице их источника! Секретарь в страхе воззрился на канцлера: -- Но он же... он же может разрушить все замыслы короля Бонкорро, господин, и ваши тоже! Канцлер нетерпеливо отмахнулся. -- Замыслы короля -- это и мои замыслы, ЛоКлеркки, как я ни увещеваю его, как ни призываю к осторожности. -- А ваши замыслы -- это также и его замыслы? -- заинтриговано спросил секретарь. Но Ребозо покачал головой: -- Этого я не могу утверждать. Я бы не смог так быстро отказаться от привычек старого короля. На самом деле я трепещу от страха за моего молодого повелителя и надеюсь, что Дьявол помедлит, не разгневается на него и пока оставит его в живых. -- И нас вместе с ним, -- добавил ЛоКлеркки дрожащим голосом. -- Будем надеяться, что наш молодой король удержится на канате, который сам для себя натянул. -- Изгороди нужны во все времена, -- согласился Ребозо, -- но только не для того, чтобы через них лазили все, кто ни попадя. Между тем у нас нет иного выбора, как либо уйти, либо следовать его замыслам. А я слишком стар для того, чтобы искать новую работу, и слишком погряз в грехах для того, чтобы захотеть себя переделывать. -- Канцлер взглянул на своего секретаря. -- Но ты еще молод, ЛоКлеркки, если хочешь уйти -- уходи. ЛоКлеркки не мигая смотрел на канцлера, взвешивая все "за" и "против" добродетельной жизни с неопределенным доходом и скромными запросами и уверенности в богатстве и привилегиях, проистекавших из службы в секретарях у канцлера. Решение он принял почти мгновенно, поскольку много лет назад он уже выдержал битву против такого искушения и воевал с ним время от времени и потом. Как бывает со многими молодыми людьми, он решил, что на спасение души в его жизни еще будет предостаточно времени -- после того как он сколотит состояние. -- Я верен вам, мой господин, -- сказал ЛоКлеркки. Ребозо довольно кивнул: -- Славно, славно. А теперь давай подумаем, как нам быть с этим магом. -- Может быть, он не создаст нам особых трудностей, -- с надеждой проговорил ЛоКлеркки. -- Может быть, он так и останется по свою сторону границы. -- Может быть, ЛоКлеркки, а может быть, и нет. Конечно, ему не о чем волноваться -- пока. Но я бы предпочел поволноваться заранее. Не имеет смысла рисковать понапрасну, а мой долг перед королем Бонкорро состоит в том, чтобы не ждать, когда этот человек станет представлять собой угрозу. Сядь и напиши то, что я продиктую тебе. Секретарь вытащил из ящика стола пергамент и чернила. Ребозо, расхаживая по кабинету, принялся диктовать: -- Дорогой мой юный Камано. Надеюсь, ты теперь находишься в замке своего отца, графа д'Аррете, у подножия Альп в Меровенсе. По моим сведениям, вскоре у ворот вашего замка может оказаться дворянин или рыцарь, который попросит приютить его. Он будет утверждать, что он всего лишь странствующий рыцарь, или гонец, исполняющий поручение королевы, или еще кто-нибудь в этом роде. Не обманись, этот человек -- чародей. Очень даже может быть, что это сам придворный маг Меровенса. Далее Ребозо подробно до самых последних мелочей изложил, как именно следует молодому человеку испытать чародея и как себя с ним вести. Как только секретарь закончил писать, Ребозо взял у него перо и подписал документ. Затем он сел за отдельный столик, посыпал письмо отвратительно пахнущим порошком, прошептал над ним стихи на замысловатом языке и поднес к краешку пергамента пламя свечи. Пергамент вспыхнул так ярко, что эта вспышка озарила весь кабинет, и исчез. Канцлер довольно кивнул. -- Он найдет мое письмо на столе у себя в комнате нынче же вечером, в ста милях к северу отсюда. -- Канцлер поежился, словно ему вдруг стало зябко. -- Какое счастье, что мне не приходится страдать от капризов тамошнего климата! Как же там холодно, в горах! Что ж, поглядим, как юный Камано обойдется с этим чародеем. В любом случае мы все равно узнаем, что у него на уме. -- Он обернулся к секретарю. -- А теперь отдай распоряжения, дабы всех поваров и судомоек, как только они управятся с работой, по одному препроводили в мою комнату для аудиенций. Как только освободятся прислуживающие за столом, пусть их препроводят туда же. Затем я каждого из них допрошу поодиночке и с пристрастием. ЛоКлеркки хмуро поглядел на канцлера: -- Что в этом толку? Тот, кто отравил вино, уже наверняка смылся. -- Это точно, -- вздохнул канцлер. -- Если он вообще тут присутствовал. Если это не какой-нибудь колдун, который заколдовал вино издалека -- за мили отсюда. А может, это и не колдун, а чародей. Не будем забывать о том, что у нашего молодого короля теперь везде враги. -- Но какому колдуну взб... Но Ребозо так глянул на своего секретаря, что у того язык примерз к небу, и он не закончил фразы. -- Есть, конечно, еще его придворные, и любой из них мог подсыпать яда в кубок короля, покуда слуга, наливавший вино, пялился на какую-то из дамочек, -- продолжал канцлер так, словно его и не прерывали. -- Однако наш добренький Бонкорро, безусловно, не одобрит, чтобы придворных допрашивали по такому пустяковому подозрению. Нет, мы все сделаем как положено, ДоКлеркки, но при этом не узнаем ничего. По мне так лучшее чтобы мы попытали как следует пару-тройку слуг, как в былые деньки, вот тогда мы по крайней мере получили бы нужный нам ответ! -- Даже если бы этот ответ был неправдой! -- Правда, неправда! -- вскричал канцлер запальчиво. -- Какая разница! Потрафить нашему повелителю -- вот что главное! ГЛАВА 3 Начальник стражи придирчиво осмотрел Мэта с головы до ног: -- Странствующий рыцарь и без доспехов? -- Я их потерял на последнем турнире[1], -- пояснил Мэт. -- Знаю-знаю, я слишком стар, чтобы вести холостую бездельную жизнь, но что поделать? Кому-то везет больше, кому-то меньше. -- Ладно, Ты не первый рыцарь, кто стучится в эти ворота в трудную минуту, -- успокоил Мэта стражник. -- А по манерам да по одежке ты уж точно рыцарь. Мэта подобное заявление очень порадовало. Он ведь так старательно подбирал себе аристократическую одежду -- в меру поношенную, дабы соответствовать облачению рыцаря, у которого за плечами несколько неудачных турниров. Ну а манеры -- манеры у него такие, потому что он и на самом деле посвящен в рыцари. Так уж с ним случилось в этом мире. -- Спасибо, начальник. А теперь, если бы вы послали кого-нибудь известить вашего господина о моем приходе, я бы хотел засвидетельствовать свое почтение. -- Ясное дело, -- проворчал офицер. -- Эй, паж! Проходивший мимо мальчик остановился и бегом бросился к начальнику стражи, возле него резко затормозил и отвесил подобающий поклон. -- Отведи этого незнакомца к графу, -- велел пажу офицер.-- И помни о том, что он гость! Затем стражник щелкнул пальцами, и на его зов явился конюший, который взял под уздцы коня Мэта и увел его. -- Сэр Мэтью из Бата, говорите? -- Граф д'Аррете уставился в потолок, подергал себя за бороду. -- А, вспомнил. Это город в Англандии, верно? Мэта всегда удивляло, что Англия, Шотландия и Ирландия в этом мире сохранили названия очень похожие на те, что имели в его родном мире, -- Англандия, Скотия, Эйр. Все остальные страны назывались так, что он первое мгновение с трудом понимал, о каком государстве речь, хотя, подумав, догадывался, почему они именно так называются. С другой стороны, тот английский, который Мэт знал и любил, здесь не существовал. В Англандии все разговаривали на том же языке, на котором говорили в Меровенсе, да и во всей Европе, если на то пошло. На этом варианте земного шара пролива Ла-Манш (он же Английский канал) не имелось, посему Гардишану -- здешнему Карлу Великому -- пришлось завоевать англосаксов, валлийцев, а заодно и шотландцев. Эйр то ли присоединился к альянсу по доброй воле, то ли только вошел в него на правах автономии, Мэт пока не слишком хорошо разобрался в тонкостях здешней истории. В книгах из библиотеки Алисанды он находил только самые общие упоминания о тех или иных событиях, а времени съездить в Англандию и заглянуть в первоисточники у него не было. Но он догадывался, что викингов здесь разбили практически наголову -- но как, это оставалось загадкой. В общем, Мэт много чего не знал в истории этого мира -- в частности, почти ничего не ведал об истории Латрурии. Да, главный город этой древней империи назывался Рэм, а не Рим, а это означало, что здесь в кулачном бою победил не Ромул, а Рэм, хотя какая по большому счету разница? В остальном же история была изложена крайне скупо, притом по описанию выходило, что для Римской империи там слишком здоровая атмосфера. Правда, здесь это никакого значения не имело. -- Верно, ваша светлость. Там лечебные ванны[2]. Что касается меня, то я не думаю, что они такие уж целебные. Просто, наверное, в горячей водичке всегда полезно полежать. -- Там вода горячая, вот как? Как интересно! Надо будет как-нибудь съездить туда и посмотреть. Мэт чуть было не ляпнул, что нагреть воды в котле над очагом граф мог бы и здесь, в собственном замке, но он вовремя прикусил язык. Тогда бы граф, не сообразив, что это кипяток, мог запросто свариться заживо. Нет уж, пусть все остается, как есть. -- Итак, вы рыцарь из Бата! То есть из ванны! -- Граф Д'Аррете рассмеялся собственной шутке, а его придворные вежливо захихикали. Мэт и сам натянуто улыбнулся. В каком-то смысле он действительно по-рыцарски относился к ванне, и в свое время по его настоянию в тайной гробнице Гардишана была подведена труба с холодной водой, но зачем сейчас об этом? -- Ага, я вижу, вы не в первый раз слышите эту остроту, -- проговорил граф с сожалением. -- Что ж, странник, оставайтесь и отужинайте с нами нынче вечером. Мы всегда рады гостям, которые приносят нам вести со всего света за пределами наших владений, а особенно мы рады гостю сегодня, когда к нам наконец прибыли мои кузены из Латрурии. Их молодой король несколько лет назад открыл границу, а теперь даже издал указ, позволяющий аристократам посещать своих родственников за рубежом! Мэт навострил уши. Вот и говори после этого о том, что такое везение! Правда, могло быть и так, что все дворяне, обитавшие у границы, только и делали, что принимали у себя родню, а это не исключалось, поскольку указ только-только вышел. -- Славно, -- одобрил Мэт. -- А то ведь сколько лет уже, мой господин, родственники не видались друг с другом! -- Что там лет, веков лучше скажите! Наших южных кузенов мы в глаза не видали со времен моего деда! Старый король Маледикто держал границу на запоре колдовскими чарами, а также и войско у него там торчало нешуточное! Ох, как же славно, что мы наконец увидим нашу родню. -- Мне и самому не терпится на них поглядеть, -- заявил Мэт куда более искренне, чем мог подумать граф. Здешний большой зал, конечно, уступал залу в замке Бонкорро. Правда, Мэт никогда не видел королевского замка в Латрурии, но видел дворец Алисанды. Естественно, замок простого провинциального графа не выдерживал сравнения. К счастью, Мэт их сравнивать и не собирался. У него были другие взгляды. Краеугольным камнем его эстетических воззрений было то, что всякое произведение искусства и архитектуры он воспринимал так, словно оно существовало само по себе, имело свои собственные достоинства, проистекавшие из его функции и замысла проектировщика. Тот, кто строил этот замок, наверняка пытался достичь оптимального равновесия между удобством для жизни и мощью для обороны и преуспел в этом насколько смог. В большом зале могла бы разместиться небольшая армия во время осады либо все крестьяне из окрестных хозяйств, а также и поместное дворянство со всего графства в какой-нибудь праздник. Крестьян тут сейчас не отмечалось, зато дворян было полным-полно. О них и говорил граф д'Аррете, когда распинался перед Мэтом. Если говорить о внутреннем убранстве, графиня постаралась не меньше архитектора: поблекшие старые гобелены чередовались с яркими новыми, за гирляндами цветов прятались угрюмые древние боевые трофеи. Над возвышением висел громадный щит, увешанный фамильным оружием, а вдоль стен щиты поменьше, украшенные оружием, принадлежавшим рыцарям графа. За этими щитами скрывались старые пыльные флаги покоренных врагов. На стене, противоположной возвышению, висел еще один огромный щит, украшенный оружием латрурийской ветви семейства. Между тем эти самые латрурийцы вовсе не склонны были восторгаться былой славой своих предков. -- Эти старые замки, конечно; хороши для обороны, кузен, и как трофеи, -- заявил граф Пувекки, махнув рукой. -- Но уж для будничной жизни можно бы выстроить что-нибудь поприятнее. Граф д'Аррете улыбнулся, но Мэт готов был поклясться, при этом он скрипнул зубами. Поскольку с д'Аррете Мэт уже познакомился, ему не нужно было долго гадать, что второй взрослый мужчина за столом, стоявшим на возвышении, -- это латрурийский кузен графа. Стало быть, в Латрурии сейчас в моде завитые волосы и остроконечные бородки. Мэт быстро окинул взглядом зал, отметил, где сидят остальные гости с локонами и с остроконечными бородками, то бишь латрурийцы. Он очень порадовался, что тамошних дворян так легко отличить от местных -- это в значительной мере облегчало ему подслушивание разговоров. К столу Мэт обернулся как раз в тот миг, когда граф д'Аррете объяснял: -- Тут, кузен, царит чувство непрерывности, связи с нашими предками, а это чувство возникает только тогда, когда живешь там, где жили они. -- Что верно, то верно, -- кивнул Пувекки, -- и, когда я чувствую в этом нужду, я еду и ночую пару ночек в своем замке. -- Один? -- в испуге выдохнула графиня д'Аррете. Пувекки одарил ее снисходительной усмешкой. -- Понимаю, понимаю, но как можно чувствовать себя одиноким среди призраков своих предков или среди своих воинов? Да-да, я вынужден выставлять стражу, когда приезжаю туда. Ведь это в конце концов моя крепость, и она обороняет всю долину, но наше новенькое беломраморное палаццо куда как красивее! -- Вам непременно надо навестить нас, -- проворковала графиня Пувекки. -- Я нашла такого замечательного художника, вы даже представить себе не можете. И он расписал у нас в палаццо все стены сценами из жизни героев Древнего Рэма и наших богов и богинь! -- Мрамор, конечно, влетел в копеечку, -- выразительно проговорил граф. --Но когда строишь на века, стоит ли скупиться! Графу д'Аррете удалось сдержать улыбку. Он спросил: -- Наверное, ваши земли удивительно щедры? -- О да, да! И наш молодой король Бонкорро был прав, когда настоял на том, чтобы мы оставляли крестьянам побольше урожая -- они сразу же стали трудиться с большим рвением! Ну и конечно, нам тоже стало больше оставаться, чего уж там говорить. -- Граф Пувекки радостно кивал головой. -- Он хороший король, хороший король! И думаю, со временем станет еще лучше! Мэту не надо было переквалифицироваться в телепата, чтобы заметить, что у графа д'Аррете появились сомнения в безупречности правления королевы Алисанды. -- Не сказал бы, чтобы жизнь при дворе короля Бонкорро была одним сплошным праздником, -- говорил между тем сын Пувекки Жанкарло сэру Джону, начальнику стражи. -- Он же требует, чтобы мы поднимались до зари и упражнялись в фехтовании и поединках на копьях. Притом каждый из нас должен присматривать за тем, как работает какой-нибудь управляющий в провинции, мы обязаны приглядывать за чиновниками, которые проверяют отчеты и счета, поступающие от этого управляющего. Кроме того, он требует, чтобы каждый из нашего корпуса по очереди патрулировал улицы города по ночам. Потому в городе теперь тишь да гладь, и, когда говорят, что любая женщина может спокойно идти ночью, куда захочет, это почти что чистая правда. -- Почти что? -- осклабился сын графа, Камано. Жанкарло пожал плечами: -- Случайности всегда бывают. -- А тебе никогда не хотелось поучаствовать в такой случайности, кузен? -- Герцогиня устраивает приемы каждый вечер, -- щебетала леди София, дочь Пувекки. -- И там всегда чудесное вино, танцы и песни! А какие там кавалеры, кузина! Такие галантные кавалеры, такие красивые, они непременно когда-нибудь прославятся! Леди Жанетт д'Аррете чуть не позеленела от зависти. -- И что, вся молодежь находится при дворе его величества? -- Все, кому удалось уговорить родителей отпустит их, -- отвечала София, сочувственно смеясь, -- ну, или почти все. Король велел выстроить специально для нас множество апартаментов. Там столько народу! -- А мужские апартаменты от ваших далеко? -- Ой, да они совсем рядом, кузина. Между нашими двумя зданиями даже устроен переход, чтобы не бегать по улице в холодную погоду! Да дама, которая не найдет себе там мужа, -- просто ужасная рохля! Жанетт побледнела, завздыхала, а на другом краю стола Камано побагровел и набычился. Конечно, и то, и другое могло быть всего лишь игрой света и тени в отблесках факелов и свеч, но Мэт в этом сильно сомневался. Ему здорово повезло с тем, как его усадили. Он слышал не все, о чем говорили за столом у хозяев замка, однако кое-что он все-таки слышал и поэтому считал, что выражения физиономий младших д'Аррете не связаны с фокусами освещения. Между тем тусклое освещение скрадывало не только древние трофеи, которые графиня не смогла бы убрать отсюда, иначе она нарушила бы вековые традиции, но и возраст перезрелых матрон, которые хохотали и потихоньку напивались рядом со своими мужьями. Но с другой стороны, отсветы факелов так чудесно подкрашивали щеки более молодых дамочек -- дворянок и тех, которые были попроще, и играли искрами в глазах молодых людей, что поглядывали на дам. Девушки-служанки сияли не меньше, чем благородные госпожи, смеясь и кокетничая с молодыми мужчинами. Виночерпию и стражникам приходилось значительно скучнее -- на их долю кокетства не выпадало, однако их глаза поблескивали. Праздник был для всех, и все были веселы. Поэтому Мэта очень удивлял мрачный молодой человек, сидевший по левую руку от него. Он взирал на веселящееся общество без тени удовольствия, и, похоже, всякий раз, стоило ему поймать на себе кокетливый взгляд сидевшей напротив молодой дамы, его просто-таки передергивало. В конце концов он через силу улыбнулся даме, потом отвел глаза и задумчиво уставился на стол, за которым сидели хозяева. Девушка явно была не в себе от такого обращения, но вот она в который раз взяла себя в руки, обернулась к соседу по столу, но тот уже болтал с дамой, сидевшей по другую руку от него. Девушка перевела взгляд на второго своего соседа и застала ту же самую картину. Мэт бросился ей на помощь. -- Сжальтесь над странником, мадемуазель, и расскажите мне, кто все эти высокородные господа. Девушка устремила на него взгляд, полный удивления, которое, впрочем, тут же сменилось благодарностью. -- Но мне здесь знакомы только рыцари и соседи графа д'Аррете, сэр, а также их дочь Жанетт и тот молодой красавец, что сидит на краю хозяйского стола. Его зовут Камано, он сын графа. -- Это вы про того, который весь вечер на меня враждебно поглядывает? А в чем дело? Он не любит чужих? Девушка весело улыбнулась в ответ: -- Нет, сэр, не любит, ну разве только что чужих девушек. Однако я думаю, его больше раздражает сквайр Паскаль, чем вы. А он сидит рядом с вами. Сосед Мэта бросил на девушку сердитый взгляд. -- Вы со мной разговариваете, дамочка? -- Нет, сэр, не с вами. Я говорю о вас. -- Она покраснела, но тут же взяла себя в руки. -- Я представила вас вашему соседу, поскольку вы сами не удосужились до сих пор представиться ему. -- Это верно... Но он тоже мне не представился. -- Молодой человек повернулся к Мэту. -- Я -- Паскаль де ла Тур, сэр, а эта молодая дама, моя соседка, мадемуазель Шарлотта Эспер. Наши отцы хотят, чтобы мы поженились, но нашего согласия на то не спросили. -- Паскаль! -- Шарлотта зарделась и в испуге бросила быстрые взгляды на соседей слева и справа. На ее счастье, те увлеченно болтали со своими соседками и на Шарлотту никакого внимания не обращали. -- Будь откровенна, Шарлотта, -- вздохнул Паскаль. -- Я тебе не очень нравлюсь, просто тебе хочется быть послушной дочерью, вот ты и разыгрываешь любовь там, где ее нет. Слезы набежали на глаза бедняжки Шарлотты. -- Жестоко с твоей стороны так говорить! -- Ну, не странно ли? -- обратился Паскаль к Мэту с печальной улыбкой. -- Я говорю правду -- так, как тому учит нас Библия, а меня ругают за это. -- Правда может приность боль, -- отвечал ему Мэт. -- А Библия этого не поощряет. По крайней мере в Новом Завете про такое ничего не сказано. В глазах Паскаля вспыхнул интерес. Или не интерес, а ответный вызов? -- Значит, мы должны выбирать между двумя грехами? Между ложью и жестокостью? -- Нет, не должны, пока никто не спрашивает нашего мнения. Паскаль сразу же утратил к нему интерес. -- Вас, я вижу, правда так же не волнует, как всех остальных. Он отвернулся и принялся блуждать взглядом по залу. Мэт сдержал возмущение, наклонился к столу и, стараясь говорить как можно тише, обратился к сидевшей напротив девушке. -- Я думаю, -- сказал он, -- что вы должны быть благодарны ему за откровенность, мадемуазель. По крайней мере вы избежите брака без любви, и отец не сможет за это винить вас. -- Он-то всегда придумает, за что меня поругать, -- отвечала Шарлотта, однако вид у нее был скорее задумчивый, нежели напуганный. -- Я-то думала, что, когда люди женятся, любовь рождается сама собой. -- А я такого ни разу не видел. Я мог бы придумать тысячи причин для брачного союза получше, нежели соединение двух земельных наделов, примыкающих один к другому. -- Мэт устремил взгляд на стол, стоявший на возвышении, желая сменить тему разговора -- А там, стало быть, сидит кузен графа? Шарлотта, похоже, так же обрадовалась перемене темы, как и сам Мэт. -- Да, это граф Пувекки со своей женой, сыном и дочерью. Мэт невесело улыбнулся. -- Ох, похоже, там сидит еще одна девушка, которую родители хотят выдать замуж ради укрепления рода. -- За Камано, вы хотите сказать? -- Шарлотта была явно потрясена. --Я бы и не подумала, но вот вы сказали, и... а может быть... -- Мне жаль ее. -- Вы так думаете? Вы же совсем не знаете Камано! -- Девушка с улыбкой обернулась к Мэту. -- Я его лично, конечно, не знаю, но слышала про него много всякого и также могу ее пожалеть, -- Глаза у нее стали большие и круглые. -- Но мы же про меня говорили? Мэт испустил вздох облегчения. -- Да, но только вам не стоит так переживать из-за нынешних неурядиц. Пусть Паскаль и жесток, но он спасет вас от худшего. -- Спасет! -- воскликнула девушка и улыбнулась. -- Спасибо тебе, Паскаль! Паскаль резко обернулся, удивленно уставился на девушку: -- За что, Шарлотта? -- За то, что ты такой, каков ты есть, -- отвечала Шарлотта. Она бросила на стол свою салфетку и встала. -- Пойдем, скрипачи уже ударили по струнам. Видишь, другие готовятся к танцу! Пойдем потанцуем! Паскаль растерялся. Он смотрел на девушку, плохо понимая, что с ней происходит. -- Она вам мир предлагает, -- прошептал Мэт, легонько поддев Паскаля локтем под ребра. -- Выбирайтесь же из-за стола да попляшите с ней, ротозей! Злобу Паскаля как рукой сняло. -- Ну, это можно... только если так бывает, чтобы парень и девушка дружили? -- Бывает, бывает, она и была вам другом столько лет, -- подгонял Мэт Паскаля, хотя на самом деле, конечно, ничего про них не знал. Шарлотта ему очень понравилась, и он не мог взять в толк, почему такая милая девушка не нравится Паскалю. -- Ну, вылезайте же из-за стола да помиритесь с ней. И не удивляйтесь, если вы в скором времени найдете выход из всех ваших неурядиц. Паскаль снова помрачнел. -- Да как это? Наши отцы... -- Они не смогут заставить вас пожениться, если и вы, и она наотрез откажетесь. А вы так себя вели, что и святому вас не уговорить. Паскаль оскорбленно вздернул подбородок. -- А я думал, что вы притворялись, -- улыбнулся Мэт. __ Ну, идите помиритесь. В этой жизни нам нужно как можно больше друзей. Да и в следующей тоже. -- Что правда, то правда, -- кивнул Паскаль, положил на стол салфетку и поднялся. -- Но только один танец. -- А больше и не потребуется. Мэт проводил их взглядом и вздохнул. Вот если бы его проблему можно было бы решить с такой же легкостью! Неподалеку от него какой-то молодой помещик говорил: -- Они так говорят, будто у них не жизнь, а сплошной праздник! Ну, сколько-то часов в день им приходится послужить, но это разве считается? -- А дамам-то и того не надо делать, -- вздохнула молодая женщина. -- И они всегда среди равных! -- воскликнул еще один молодой человек. -- Они вращаются среди ровесников, среди ровни по сословию, и рядом с ними нет родителей, которые указывали бы им, как себя вести, живут себе все вместе, и король им особых хлопот не доставляет! -- А с чего бы это он такой щедрый? -- заинтересовалась одна из девушек, но ее голос утонул в буре восторгов. -- Сплошные парикмахеры, сплошные вечеринки! -- Сплошной флирт с благородными дамами, да еще и с блудницами развлечься можно! -- Сплошная выпивка с песнями! Мэт уныло подумал, что был прав. Алисанде следовало бы основать университет. Потом он задумался, насколько быстро он мог бы ретироваться отсюда. -- Мои родители просто обязаны позволить мне отправиться в столицу к королеве! -- упрямо заявила одна хорошенькая девица. -- Не позволят, -- кисло проговорила сидевшая рядом с ней столь же хорошенькая девица. -- Скажут, что, мол, больно дорого и что мне, к примеру, будет очень даже хорошо выйти за сквайра Нокни, нашего соседа. -- За сквайра Нокни? Да ему же сорок, если не больше. Он жирный, у него лысина, и половины зубов не хватает! -- Ага, и изо рта у него несет, -- уныло добавила девушка. -- Подумать только! Эти молодые девушки из Латрурии могут гулять с молодыми людьми, от которых приятно пахнет, могут найти себе мужей, выйти замуж по любви, а не по прихоти родителей! -- И мы бы так могли, если бы королева Алисанда нам позволила, -- проворчал ее брат. -- А денег ей откуда на такое взять? -- съязвил его дружок с печальной практичностью. -- А король Бонкорро где берет? -- Это да, но вот почему ему охота тратить деньги на молодежь, вот вопрос? -- Ну как, он же сам молодой и не хочет, чтобы его старичье окружало. -- Королева у нас тоже не старуха! -- Да, но она уже замужем, -- тоскливо промолвила одна из девушек. -- Она замужем, у нее целое королевство. Стало быть, она обо всем рассуждает, как пожилой родитель, а не как юная девушка, мечтающая о любви. Мэт внутренне возмутился. Она мечтала о любви, и любовь нашла ее. Пусть это и не самый романтический союз, но... Тут ему пришлось потратить немало сил, чтобы ничем не выдать беспокойства. А он-то, он, что -- самый романтический супруг в мире, что ли? Пожалуй, ему следовало бы поработать над собой. Вернулся Паскаль, вполне дружелюбно переговариваясь с Шарлоттой, правда, довольно-таки рассеянно. Они сели за стол, и Мэт спросил: -- Я был прав? -- Гм? -- непонимающе произнес Паскаль. -- Ну в том, что вы сможете остаться друзьями, если решите не жениться. -- А! Да. Мой папаша, конечно, поднимет шум, это как пить дать, но Шарлотте ничего не грозит, потому что это же я откажусь жениться. -- Ну, чтобы мне совсем ничего не грозило, этого я не скажу, -- печально вздохнула Шарлотта. -- Папа и мама обязательно пожурят меня, что я не сумела завоевать твое расположение, милый Паскаль. Но все равно, конечно, больше всех достанется тебе. Если бы я смогла хоть чем-то облегчить твою участь. Паскаль пожал плечами: -- Если станет совсем невмоготу, я просто уйду из дому. Шарлотта широко распахнула глаза. -- Разве твой отец тебе позволит? Паскаль вяло улыбнулся ей в ответ. -- Если разгорится скандал, -- а я думаю, он разгорится, -- как бы он сам меня не выгнал! -- Но я не хочу этого! -- воскликнула Шарлотта. -- А я что, хочу? Я бы предпочел уйти с его благословения, но уйти все равно придется. Мэту перестало нравиться, как развиваются события. -- Почему придется? -- спросил он. Паскаль отвернулся, стыдливо отвел глаза. Шарлотта взглянула на него, потянулась через стол, сжала руку Паскаля и сказала Мэту: -- Он любит другую. На миг Мэт окаменел. -- О! -- весьма глубокомысленно произнес он, а затем добавил: -- Это меняет дело. -- Верно. -- Глаза Шарлотты затуманились. -- Если бы я знала, я бы ни за что... -- И она растерялась. -- не обижалась на его холодность, -- закончил за нее Мэт. -- Но как это связано с вашим желанием покинуть отчий дом, Паскаль? Молодой человек опасливо огляделся и негромко ответил: -- Дама, в которую я влюблен, -- моя кузина, но она живет в Латрурии. -- Четвероюродная сестра, -- уточнила Шарлотта и добавила заговорщицким шепотом: -- Ее туда увезли. -- Значит, все совершенно законно и совершенно этично. Но как вам удалось ее увидеть, Паскаль, если граница все эти годы закрыта? -- Уже несколько лет, как открыта, -- напомнила ему Шарлотта. -- По крайней мере для крестьян и помещиков. Паскаль кивнул. -- Прошлым летом наши семейства наконец повстречались и снова стали одной семьей, и я увидел Панегиру. -- Он уставился в одну точку, лицо его озарилось глуповатой улыбкой. -- О, она -- воплощение красоты, она -- самое прекрасное создание на свете. Шарлотта опустила глаза, сжала руки в кулаки, и костяшки ее пальцев побелели. Мэт быстро вмешался в разговор: -- Вы одного сословия? Паскаль резко обернулся к нему. -- Да. Наши родители -- сквайры и дети сквайров. Мэт нахмурился. -- Что, никто не захотел стать рыцарем? Паскаль горько усмехнулся: -- Мой прадед Айелло стал сквайром не потому, что служил рыцарю, сэр, а потому, что его отец был чародеем. Это было до того, как злобный король Маледикто узурпировал престол. -- Сквайр? -- Мэт нахмурился. -- Но разве он не мог сам стать чародеем, и... Нет, не мог. -- Вот именно, -- кивнул Паскаль. -- При короле Маледикто, когда белая магия преследовалась, нельзя было творить даже самые маленькие чудеса в пользу Добра. И только милостью Божией прадедушка Айелло стал сквайром, а не крестьянином и не сервом. -- Милостью Божией, а также с помощью денег и земли, скопленных его отцом? -- уточнил Мэт. Шарлотта удивленно улыбнулась. -- Если у человека есть земля, то ему обязаны либо дать соответствующий титул, либо отобрать землю. -- А его сюзерен был хорошим человеком и землю не отобрал, -- догадался Мэт. -- Может, и так, -- кивнул Паскаль. -- Только в семейных преданиях говорится о каком-то долге... Ну, да ладно. Так или иначе, но мой отец сквайр, так же, как и отец Панегиры, но мне-то рыцарство не светит, а вот она запросто может стать благородной дамой. -- Голос у него сделался кислый-прекислый. Ни дать ни взять -- молодое вино. -- Если выйдет замуж за рыцаря, вы хотите сказать. Паскаль закрыл глаза и поежился. -- Прошу вас, не надо! Хватит с меня страшных снов! -- Я вас понимаю, -- сказал Мэт. -- Значит, вы хотите покинуть дом, чтобы добраться до вашей кузины, и... Тут он получил удар в спину. Мэт вскочил и гневно оглянулся. Боль была ужасная, однако как настоящий рыцарь он был вынужден разобраться, случайно его ударили или нет. Рядом стоял Камано, сын графа д'Аррете, и ухмылялся: -- Прошу прощения, сэр рыцарь! Я вас не заметил. -- Не заметили! Да вы на него все время пялились из-за своего стола! -- возмущенно выкрикнула Шарлотта. -- Он мог бы на меня поглядеть из вежливости, -- буркнул Камано, и ухмылка его стала еще враждебнее. -- Должен же он был хотя бы время от времени поглядывать на хозяев дома. Мэт прекрасно помнил, что занимался этим даже слишком часто и что как минимум дважды он встречался взглядом с Камано. Однако за спиной у Камано стояли трое молодых светловолосых верзил, руки которых весьма красноречиво покоились на рукоятях рапир, и потому Мэт ответил обидчику, старательно подбирая слова: -- Прошу прощения, сэр Камано. Меня так увлекли ваши гости, так очаровала красота вашего большого зала, что я... -- Очаровала! -- прогремел Камано во всю мощь своих легких. -- Оно и видно, что воспитания вам недостает! Что же до того, как вас увлекли гости, так я видел: вы глазели на всех красоток. И не стыдно такому старому козлу на молоденьких пялиться? Мэту едва перевалило за двадцать. -- Стыдиться нужно тогда, когда для этого есть причина, -- медленно проговорил Мэт. -- Вот тому, кто подал повод, действительно должно быть стыдно. -- Оскорбление! -- радостно вскричал Камано. -- Вы слышали, друзья мои, -- разве меня не оскорбили? -- О да! Еще как оскорбили! -- согласно затараторили его спутники-молодчики. -- А вот и нет! -- гневно взревел Паскаль. -- Он и не собирался вас обижать, он только... Перчатка Камано хлестнула Паскаля по щеке. -- Молчать, деревенщина! -- крикнул Камано. -- Ну, уж это совсем неблагородно, сэр Камано, -- медленно проговорил Мэт и сжал рукоять своего меча. -- Ну так докажите это в поединке, сэр Мэтью из Бата, -- вскричал Камано, разъярившись не на шутку. -- Докажите, если вы действительно рыцарь и действительно Мэтью из Бата. -- Я действительно сэр Мэтью, -- спокойно ответил Мэт и обнажил меч. Дамы завизжали и разбежались в разные стор