Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Бондарь
     Email: abondar2002@yahoo.ca
     Date: 10 Feb 2003
     Комментарии и впечатления о произведении
---------------------------------------------------------------
      По вопросу о коммерческом распространении текстов
произведений Александра Бондаря обращайтесь к автору.
 E-mail:  abondar2002@yahoo.ca.
 Адрес: Alexandre Bondar 1660, Bloor Street East, Unit 816,
Mississauga, Ontario, L4X-1R9, Canada. Телефон: (905) 625-8844
---------------------------------------------------------------







     Год  1992-ой. Где-то  в Югославии. Солнце  с час уже, как опустилось за
верхушки высоких деревьев, и в лесу было очень темно. Только тусклая Луна то
там,  то тут  показывала  себя в  густой листве. Три человека,  в  пятнистых
куртках, пробирались сквозь чащу. Они с трудом могли видеть  друг друга. Два
автоматных дула тихо покачивались - в темноте их можно было не разглядеть.
     Уже  прошло  больше часа, а лес все не заканчивался. Двое остановились,
услышав  за спиною треск сучьев и  что-то  русское,  очень матерное.  Это их
товарищ,  что  ковылял  следом, рухнул, зацепившись за какую-то  корягу.  Он
медленно  и неловко  поднялся,  бормоча при этом  грозные, но непонятно куда
направленные ругательства. Двое молчали, наблюдая за ним.
     Спутник их продолжал ругаться, растирая ушибленное колено.
     - Тихо! - Послышалось по-русски, но  коряво. - Здесь много  НАТО. Очень
опасно. Нельзя говорить громко. НАТО могут услышать.
     Русский что-то пробурчал в  ответ, и все  трое двинулись  дальше вглубь
леса  -  туда,  где совсем  ничего  не  виднелось, где  только  расплывчатые
очертания веток, сливаясь, таяли в темноте.
     Вообще, он был не совсем русским, о  чем говорили его смуглая внешность
и кавказский акцент.
     - Отдохнем, - сказал один из проводников и присел на траву.
     Кавказец обернулся.
     - Я не устал, - бросил он резко. - Отдыхать будем после.
     - Нельзя, - ответил проводник. - Идти еще долго. Надо отдохнуть.
     По тону, каким это прозвучало, кавказец понял: возражать не стоит.
     Он  упал  на  траву.  Лиц людей  рядом было  не  разобрать  сейчас и не
разобрать  вообще  ничего  - все  покрывал  ночной  мрак. Только  листья над
головой перешептывались, встревоженные ветерком. Хотелось курить, но  каждый
знал, что об этом нельзя даже думать.
     - Откуда ты? - Негромко спросил кавказца один из проводников.
     - С Кубани, - ответил тот.
     - Какой город?
     - Краснодар.
     -  Краснодар? Нет, не слышал. У  нас тут в отряде один русский был -  с
Ленинграда. Хороший боец. С каждого боя по две головы  в мешке приносил. Его
мусульмане в плен взяли. Мне рассказал потом один наш, который с ним в плену
был.  Когда мусульмане этого русского  пытать начали, он  сам  руку  в печку
положил. Те его стали уважать - без пыток застрелили.
     Кавказец смотрел на  рассказчика, не  видя его.  Он почувствовал,  как,
вдруг, стало холодно и неуютно.
     - Что, сильно пытают?
     - Спроси у Милоша, - серб  кивнул в сторону другого проводника и хрипло
захохотал. - Но только он тебе  не ответит. Ему мусульмане язык отрезали. Но
убить не успели. Он вырвал  нож у  одного из  них и убил обоих, которые  его
пытали.  Потом убежал. Обычно мусульмане кастрируют пленного и - таиландский
галстук, как их ваши чеченцы научили:  в горло - ножом  и вытягивают  оттуда
язык. Долгая смерть... Если нас мусульмане захватят, лучше сразу себя убить.
-  Он  помолчал,  наслаждаясь  впечатлением,  какое  должен  был  произвести
рассказ.  Серб  чувствовал,  что  кавказцу  не  по  себе. Тот  не отвечал, и
рассказчик продолжал говорить  своим  тихим, но внятным  шепотом.  - Милош -
хороший солдат.  У него на счету восемнадцать мусульман  и  четыре  НАТО. Он
поклялся мстить за  родных. Когда в его деревню  пришел отряд  ООН, это были
мусульмане в их  форме. Они убили всех.  Каждому,  даже детям, отрубали  три
пальца на руке - которыми крестятся. Его жену насиловали, а потом  резали на
куски. Голову ее  повесили на дереве.  Детей  закопали  живыми. А  потом его
родители  погибли, когда НАТО бомбили город. Их самолеты бросали бомбы туда,
где были только дома людей, больницы, школы. Мы сбили один самолет и взяли в
плен летчика.  Он рассказал,  что их генералы хотят больше мертвых  и больше
разрушенного. - Серб  помолчал. - Мы  с  этим летчиком  все то сделали,  что
мусульмане с пленными: кастрировали, а потом - таиландский галстук. Он очень
нас  просил, чтоб мы его застрелили... - Кавказец  по голосу чувствовал, что
рассказчик улыбается. -  Позавчера я  фото видел. Там хорват стоит  и голову
нашего  держит отрезанную  - трофей такой. Мы ее  у убитого  офицера  ихнего
нашли.  Он  и еще  несколько их солдат в  селе хорватском прятались.  - Серб
почесал за спиной и мрачно сплюнул в траву. - Нет больше того села. И вообще
ничего нет там  - угли только и  кости обугленные... Ладно, - он привстал. -
Пошли, идти надо.
     Все  трое  поднялись   и  молча  двинулись  дальше,   раздвигая  руками
переплетения густых зарослей и колючих, торчащих во все стороны веток.
     Когда  обходили  стороной  небольшую поляну,  показалось,  что  там, за
деревьями,  почти как  днем: сияющий диск Луны обливал  тишину вокруг  своим
светом, выдавая там и тут фантастические силуэты.
     Поляна  осталась  позади в нескольких метрах, и тут  кавказец замер  на
месте.  Сквозь полумрак и  ветки деревьев он ясно  различал сейчас очертания
трех фигур в касках. Рука его поползла к торчащей из-под кожаного армейского
ремня рукоятке браунинга.  Но  едва  он ухватился  за  пистолет,  как тишину
взорвали  три   короткие  автоматные   очереди.  Оба  его  спутника  мешками
повалились в траву.  Кавказец стоял, как  парализованный. Он  боялся дышать.
Двое в касках шагнули к нему из кустов. Это были натовские солдаты. Два дула
разглядывали его в упор.
     - No! - Закричал  он все, что знал  по английски. - No! Не стреляйте! Я
уже сдаюсь.
     Медленно,  двумя пальцами, он извлек из-за  пояса  пистолет и отшвырнул
его в сторону как можно дальше, после чего поднял высоко вверх обе руки.


     - Имя!
     - Артур.
     - Фамилия!
     - Гаджибов.
     - Откуда?
     - Из Краснодара.
     Блондин в белой рубашке, верхние три пуговицы которой были расстегнуты,
жевал  во рту  окурок. Руки он прятал в карманах белых отутюженных брюк.  На
стуле перед  ним сидел  бородатый кавказец. Тот тупо разглядывал наполненную
сдавленными окурками фарфоровую пепельницу.
     - Как попал в Югославию?
     Кавказец молчал, продолжая смотреть в сторону.
     - Тебя спрашиваю.
     - Вашим людям я уже все сказал.
     -  Похоже,  ты  не понял еще,  где  находишься.  - Блондин с  интересом
смотрел на кавказца. - Мы умеем разговорить любого.
     Кавказец, не отрываясь, глядел на пепельницу.
     - Я все уже сказал.
     Кроме  них в комнате был  еще усатый  брюнет в мятой  рубашке. Он сидел
прямо  на  столе,  свесив  ноги  и  молча  курил.  Сквозь  зашторенные  окна
пробивались очертания  небоскребов  - типичный пейзаж большого американского
города.
     Открылась дверь, и в комнату вошла аккуратно одетая секретарша.
     -  Would  you  like  a  coffee?  -  Поинтересовалась  она,  выговаривая
последнее  слово через  "а", как это делают обычно  американцы, вопреки всем
правилам оксфордского произношения.
     - No. Thank you. - Отпустил ее блондин.
     Дверь за  секретаршей  закрылась.  Усатый брюнет раздавил в  пепельнице
окурок и, встав со стола, подошел вплотную к кавказцу.
     -  Ненавижу  черных,  -  спокойно выговорил он,  разглядывая Гаджибова.
Потом,  вдруг,  с разворотом нанес  ему  сильный прямой удар  в челюсть,  от
которого кавказец слетел на пол, перевернув стул.
     Брюнет деловито  размял кулак. Гаджибов,  сидя на полу, широко  раскрыл
рот и, запустив туда грязные  пальцы, принялся ковыряться. Довольно скоро он
извлек наружу обломок зуба. Пальцы и рот у Гаджибова были перемазаны кровью.
С  любопытством разглядев находку, он  бросил ее на  ковер.  Усатый  надавил
кнопку. Когда появилась секретарша, он быстро обернулся к ней:
     - Please,  go down stairs and fetch as  two Big Macs  and two Cokes and
that'll be it for the day.
     - O.K, sir, - секретарша вышла, даже не взглянув на Гаджибова, который,
вдруг, подал голос:
     - Курить хочу.
     Брюнет  взял со стола пачку "Marlboro'', и,  выбив оттуда щелчком  одну
сигарету, бросил ее кавказцу. Тот  поднялся, держа сигарету во  рту, кое-как
отряхнулся и выразительно сплюнул на пол. Потом спросил:
     - А огня?
     Усатый глянул на него с ненавистью.
     - Just a moment!
     ...Второй раз Гаджибов поднимался с пола уже не быстро. Правой рукой он
держался о стул, левой - придерживал разбитую челюсть. Усатый жестом отозвал
своего  коллегу  в сторону  и,  не  сводя  глаз с  усаживающегося Гаджибова,
негромко сказал:
     - Надо будет связаться с нашими людьми в Краснодаре. Если это то, что я
думаю, предстоит серьезная работа.
     - Надеюсь, что ты ошибаешься, -  блондин продолжал стоять, держа руки в
карманах.
     Усатый поглядел  на  Гаджибова,  на пепельницу  с горой  окурков. Потом
задумчиво почесал подбородок:
     - Я тоже надеюсь.




     Из-под кровати  рассерженно затарахтел  будильник, что означало: сейчас
полвосьмого утра.  Сергей  перевернулся на спину  и открыл глаза.  Будильник
тушить не стал  - подождал, пока дозвенит. Не глядя, нащупал  радио, включил
его и запустил руку под кровать.
     -    ...азербайджанские    войска    отбили   атаку.    Как    сообщает
"Азербайджанинформ",   армянские   боевики   потеряли   пятнадцать   человек
убитыми...
     Сергей извлек зажигалку и мятую пачку "Monte-Carlo".
     - ...о собственных потерях азербайджанская сторона не сообщает.
     Он чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. С потолка  доносились
равномерно  хрустящие звуки, словно бы кому-то  там перемалывали кости - это
только что пробудившийся сосед сверху мял тренажер.
     -   ...по  сообщениям   из  армянских  источников,   вчера   в  полдень
азербайджанская сторона  предприняла  наступление  в  районе  села  Ашкенар.
Погибло около двадцати  человек. В  основном  - мирные жители. В перестрелке
убито три азербайджанских омоновца.
     Тетя  не любила,  когда  Сергей  курил  в  квартире,  но его  это  мало
беспокоило.
     - ...азербайджанская сторона никак не прокоментировала это сообщение. В
эфире "Радио  России".  Вы  слушаете  последние  известия.  Сейчас в  Москве
проходят   одновременно  два  митинга.  Один,   на  Манежной  площади  -  он
организован  "Трудовой Россией"  и  "Трудовой  Москвой".  Собравшиеся  здесь
поддерживают постановления  Верховного  Совета России и требуют  немедленной
отставки Президента и Правительства...
     Сергей раздавил  недокуренную  сигарету  о  грязное дно  пепельницы  и,
зевая, поднялся.
     Тетя - пожилая  женщина в мятом  халате и с кое-как взбитой  прической,
стояла на кухне  у плиты и что-то поджаривала. Сергей, войдя,  потянул носом
воздух, но понять  - что  именно,  так и не  смог. Тетя  приходилась сестрой
матери Сергея, и он  жил  у нее уже два  года -  с тех пор  как перебрался в
Краснодар  из  своего родного Новокубанска. Сергей аккуратно  платил тете за
жилье  и еду, но отношения их уверенно  ухудшались в  последние месяцы, и он
размышлял над тем, чтобы куда-нибудь отсюда съехать.
     - Опять дымил в квартире? - Тетя смотрела на него с неприязнью.
     Сергей, не ответив, побрел в ванную.
     -  Сгоришь  когда-нибудь, как  твой  отец! - Сердито бросила  ему вслед
тетя.
     С отцом Сергея произошел раз один неприятный случай. Тот  как-то спьяну
задремал в постели и непотушенный окурок задымился, упав  на простынь. Огонь
не успел толком разгореться - дома появилась жена.
     Тетя много раз вспоминала это эпизод Сергею. История с горящим окурком,
падающим  в постель, становилась семейным преданием и с течением времени все
продолжала обрастать новыми  и  новыми подробностями, в основном, нелестными
для героя. Тетя не любила отца Сергея и не хотела делать из этого тайны. Она
все время  твердила,  что  сестра ее сотворила в  свое  время очень  большую
глупость, выйдя замуж за этого человека. В ответ на замечание Сергея, что не
случись такой глупости, он бы и не родился, тетя всегда добродушно отвечала,
что это было бы лучше для всех.
     Умывшись  и почистив зубы, Сергей сел  за стол.  Тетя явно плохо спала.
Сергей понял,  что в  его интересах съесть завтрак  быстрее и быстрее отсюда
убраться.
     Тете его было под  семьдесят. Она побывала когда-то замужем,  но муж ее
умер сразу после войны, и детей  они  завести  не успели. Тетин характер был
чрезвычайно  тяжел, и единственное, что Сергея держало тут, это плата за еду
и жилье - относительно небольшая.
     - Что,  не  нравиться?! - Тетя  бросила на  племянника злобный  взгляд,
увидев, как тот без интереса ковыряется в своей тарелке. - Не ресторан?!
     Сергей пожал плечами.
     - Нормально.
     - Нормально! -  Тетя чуть не  поперхнулась от возмущения. - Не сидел ты
голодный!  Папочка за тобой, как за грудным  ходил! От  того такой  дурень и
вырос! А я бы тебя  порола! Каждый  день!  До  крови бы  порола! Чтоб  шкура
слазила!
     Сергей подумал о том, что многие пожилые люди, не имеющие детей, тяжело
это переносят под старость. Вслух он, конечно, ничего не сказал.
     Он вышел из дома спустя минут пятнадцать. Стояло утро, не по декабрьски
теплое.  Снег, выпавший  с  вечера, уже расстаял. Земля,  тротуар,  деревья,
давно простившиеся со своими листьями - все почернело и набухло от влаги. На
небе не было видно сейчас ни одного облачка. Где-то  на востоке  поднималась
ярко-оранжевая заря, обещая ясный солнечный день.
     Сергей  посмотрел на часы. Время у  него  еще  есть,  можно особенно не
торопиться.  Редакция  газеты  "Демократическая  Кубань", где  он  -  Сергей
Макаров  два  года  уже работал штатным репортером,  находилась  в  получасе
ходьбы от его дома.
     ...Андрей  Никитченко -  штатный автор "Демократической  Кубани" провел
тяжелую ночь. В глазах  у него рябило, во рту разместилась пустыня - горячая
и  горькая  на  вкус. Стакан крепкого  чаю  и пол-пачки "Явы"  на завтрак не
помогли развеять  этого ощущения. Мысленному  взору Никитченко представлялся
сейчас  коммерческий  ларек,  что  в квартале от  редакции, где  на  витрине
красовались аккуратные бутылки с  бесцветной жидкостью. Подумав,  Никитченко
зажег  еще  одну сигарету и, накинув  куртку, неспешными шагами выбрался  из
кабинета.
     ...Проходя  по  улице,  Сергей  увидел  кучку   людей,  столпившихся  у
подъезда.  Он  подошел  ближе. Тело,  прикрытое  белой простыней, лежало  на
тротуаре  рядом с  бордюром.  Краешком  из  под  простыни  выглядывало  дуло
пистолета, который покойник все еще продолжал сжимать в руке.
     -  Ничего  интересного!  - Патрульный  в форме  грубо схватил Сергея за
руку.
     Потянув носом, Сергей  понял, что тот  пьян.  Спорить  не  стал.  Молча
отошел в сторону и продолжал наблюдать за происходящим.

     ...Редакция   газеты   размещалась  в  двухкомнатной   квартире   внизу
пятиэтажного здания, каких  немало появилось тут в хрущевские времена.  Одна
из  комнат была чем-то  вроде  рабочего кабинета  трех штатных авторов "Дем.
Кубани",  которые, собственно,  и  делали  всю  газету. Кроме  Никитченко  и
Макарова здесь трудился еще один их коллега - Вадим Ромашов, но он вчера еще
уехал  в командировку  в Майкоп,  и возвращение его ожндалось  только  после
обеда. Вторую комнату занимали  стол главного  редактора и пара компьютеров.
Одна из двух компьютерщиц выполняла также и обязанности  корректорши, за что
ей приплачивали дополнительные гроши.
     Газета  "Демократическая  Кубань"   вынырнула  на  волне  гласности   и
демократии  -  в  1990-ом году.  Но  сейчас, когда  на дворе  стоял 1992-ой,
главный редактор  ее  - Дмитрий Сергеевич Покровский понимал:  звездный  час
газеты, увы, позади. Коммунизм отошел в  прошлое,  и  критика его  перестала
быть показателем прогрессивности мышления. Но, что самое  страшное - она уже
не интересовала  читателя. Исчез  привкус скандальности, появилось ощущение,
какое  бывает  при пережевывании  чего-то давно приевшегося.  Многие  газеты
поспешили продаться  кому-нибудь: одни стали неофициальными органами  новой,
нарождающейся оппозиции, другие тесно сдружились с мафиозными группировками.
Покровский и сам  был  не прочь продаться  сейчас, но только беда -  не было
покупателя.  Он чувствовал: газета идет к своему концу, и  недалек тот день,
когда в печати появится последний ее номер.

     ...Макаров увидел Диму Вартастева - репортера  из "Кубанской Молодежи".
Интересно, как этот тип успел?  Сергей посмотрел на часы. Половина десятого.
Пора в редакцию, он здесь и так задержался.

     ...Дмитрий Сергеевич - полный мужчина в  возрасте, с круглым  обрюзгшим
лицом, был сегодня не в настроении. Его что-то очень беспокоило.  Покровский
нервно  перелистал пухлый потертый справочник, но видно было, что мысли  его
не здесь. Дрожащими пальцами он вынул  из раздавленной пачки мятую сигарету,
еще  зачем-то  размял ее, после чего  сунул  в рот. Затем посмотрел, как  от
кипятильника,  опущенного   в  чашку  с  водой,  отделяются  первые,  робкие
пузырьки.  В  тот  момент,  когда  Никитченко прошаркал  мимо  по  коридору,
Покровский  зажег  сигарету  и,  глядя  на  тлеющий  кончик  ее,   судорожно
затянулся.
     Никитченко, доковыляв до двери, открыть  ее  не успел.  Он увидел,  как
дверь распахнулась  ему  навстречу,  и перед  ним возникла  рослая фигура  в
черной  кожанке. Никитченко инстинктивно  шагнул  назад,  и в  тот же момент
что-то  бесшумно  стукнуло его  -  точно  в лоб. Убийца,  опустив  пистолет,
спокойно переступил через труп и направился к редакторскому кабинету. Следом
за ним появились еще четверо. Каждый держал наготове пистолет  с глушителем.
Все  происходило быстро.  Один  остался стоять у двери. Другой направился на
кухню.  Потом  вернулся  и, не опуская ствола, прошел в комнату, соседнюю  с
редакторским кабинетом. Обычно здесь работали Макаров, Никитченко и Ромашов.
Сейчас  не было  никого:  Макаров  опаздывал,  Ромашов не  вернулся  еще  из
Майкопа, а Никитченко лежал в коридоре с простреленным черепом.

     ...Когда  Покровский услышал шаги  за дверью и удар  об пол, его словно
парализовало. Он  не  мигая  уставился  на  дверной  проем,  где  тотчас  же
появилась фигура крепко сложенного кавказца, небритого, с пистолетом в руке.
Дуло,  увенчанное  тяжелым  набалдашником, тупо  глядело  в  лицо редактору.
Белый, как  будто, уже покойник, Покровский не мог даже  пошевелить  языком.
Одна  из компьютерщиц  дико взвизгнула  -  словно  кошка,  которой  нечаянно
прищемили хвост.  Усатый тип, что стоял за спиной кавказца, резким движением
выбросил вперед руку с пистолетом. Ствол его затрясся от судорожных хлопков.
Он не прекратил стрельбу, пока не выпустил всю обойму. Глаза у него налились
кровью, как у быка: с полминуты он молча разглядывал два тела, развороченных
прицельными выстрелами.
     Кавказец в кожаной куртке продолжал держать на прицеле редактора.
     - Мне нужно то, что ты вчера получил от Макарова, - сказал он спокойно.
     Покровский  с  усилием разжал челюсти. Сигарета  выпала  у него изо рта
прямо на стол.
     -  У меня ничего  нет,  - выговорил он, заикаясь.  Зубы у него дрожали,
язык не слушался. - Он все забрал, ничего не осталось. У меня нет, правда...
     Кавказец продолжал стоять, изучающе разглядывая Покровского.
     - Вы должны мне верить, - пролепетал тот. - Я не обманываю.
     - Я верю. - Кавказец равнодушно спустил курок.
     Редактор  вздрогнул всем  телом.  Потом  тяжело  съехал  вниз. Кавказец
опустил пистолет  и посмотрел  на чашку с кипящей водой. Он  отодвинул  ящик
редакторского стола и, вытащив двумя пальцами кипятильник, положил его прямо
на бумаги.
     - Пойдем,  -  бросил  он усатому, который с интересом  глядел,  как над
столом поднимается струйка дыма.
     Все  четверо  вышли  в  подъезд, оставив дверь  в редакцию приоткрытой.
Кавказец в кожанке заткнул  за пояс свой  пистолет и сунул в рот сигарету. В
подъезде было темно: лампочку вывинтили еще на той неделе. С улицы появилась
женщина в сбитом платке  и с кошелкой. Она  боязливо  покосилась  на пятерых
мужчин с угрюмыми физиономиями и, тяжело ступая, направилась на второй этаж.
Кавказец молча поглядел ей вслед.
     - Чего ждем? - Спросил усатый нетерпеливо.
     - Не рыпайся. - Кавказец чиркнул зажигалкой и выпустил изо рта дым. Он,
вдруг,  заметил  высокого парня,  быстрым шагом  пересекающего улицу  с  той
стороны.  - Стоп!  - Кавказец выдернул пистолет из-за  пояса  и  сделал знак
остальным. - Спрятались быстро!
     Все  пятеро  достали  оружие  и  отошли в сторону, затаившись во  мраке
подъезда. Кавказец потушил сигарету о грязную,  почему-то  склизкую стену  и
бросил сдавленный  окурок в угол, где в  темноте поблескивала большая черная
лужа. Он приподнял дуло и взял на прицел пространство, где сразу же окажется
тот, кто  в  следующую  минуту войдет  в подъезд. Палец плавно  опустился на
теплый еще курок...
     Макаров,  подходя  к подъезду, увидел мужчину с  авоськой в  руке - тот
закрывал ключом дверь своего "Москвича".  Сергей  на минуту остановился -  у
него развязался шнурок...
     Мужчина с авоськой вошел в подъезд первым. Сергея отделяла от него пара
шагов... Выстрела  он не слышал. Только увидел, вдруг,  как мужчина,  шедший
впереди опрокинулся и,  обронив  авоську, упал  на ступеньки.  Сергей  успел
отскочить  в  сторону.  Дуло с глушителем  выглянуло  из  подъезда. У Сергея
оставалось мгновение, чтобы спасти свою жизнь.
     Соскочив со ступенек, он спрятался за чью-то машину. Прозвучали еще три
хлопка.  Три  аккуратные  дырки  легли  на боковое  стекло.  Макаров вытащил
пистолет  и,  не  целясь,  послал  в  распахнутую  дверь  две  пули.  Потом,
оглянувшись, перебежал к "Жигулям" у соседнего подъезда.
     Из-за побитого пулями "Москвича" появились двое с пистолетами наготове.
За ними  - еще трое. Макаров  поглядел назад.  Метра четыре  отделяли его от
ближайшего угла пятиэтажного дома. Добежав  до угла, он  растворится в суете
многолюдной улицы. Высунувшись  из-за  автомобиля,  Сергей  взял  на  прицел
худощавую фигуру и плавно  спустил курок. Эхо  выстрела  зазвенело у  него в
ушах. Макаров увидел, как один  нз преследователей выронил оружие и неуклюже
повалился на тротуар, схватившись руками  за  простреленное бедро. Остальные
четверо кинулись в разные стороны.
     По "Жигулям" ударило  сразу несколько  выстрелов. Но  Сергея там уже не
было. Он исчез за углом дома.




     Стемнело.   Маленькая  неровная  улочка  с  двумя  рядами   приземистых
одноэтажных  строений  уходила  куда-то вдаль  -  туда,  где, мерцая,  таяли
огоньки ночных перекрестков. Обычная улочка, из каких и состоят, в основном,
старые районы города.
     Лена  прибавила  шаг,  отойдя  от  остановки.  Похолодало,  и  одинокие
прохожие спешили по  своим  домам: никому не хотелось задерживаться здесь  в
такую  погоду. Лене - тоже. Прошло уже три  с половиной  года с тех пор, как
она оставила Туапсе, где родилась и где закончила школу. Лена училась сейчас
на третьем курсе журфака, мелькая внештатным автором то в одной, то в другой
краснодарской газете. Снимала она небольшую комнатушку с  отдельным входом в
частном домике, куда сейчас и направлялась.
     Вчера  Лена побывала на концерте  одной заезжей знаменитости,  и теперь
набрасывала в уме статью, вспоминая подробности вчерашнего вечера.
     Здание  театра,  где  проходило  мероприятие,  было   оцепленно  строем
качков-омоновцев:  надежды  на  бабушек-билетерш у администрации  не было, и
опасались, как  бы разгоряченная толпа безбилетников все кругом не разнесла.
Лену  тоже сначала пускать  не  хотели. Администраторша  - упитанная дама  в
возрасте и в строгих очках надменно разглядывала молодую журналистку и долго
смотрела в ее  удостоверение. Потом, вернув корочку, разрешила  занять любое
свободное место.  Но мест  не было, и Лене пришлось сидеть на полу.  Правда,
интервью она, все-таки, получила.
     Певица в гримерной выглядела не так энергично, как на сцене. Смотрелась
она замученно  и  разговаривать  не  хотела.  На  вопросы  Лены  отвечал  ее
администратор -  словоохотливый  человечек в круглых очках. "Звезда" эстрады
только устало кивала, соглашаясь со всем, что тот говорил.
     Сейчас Лена прикидывала, что она напишет в статье и думала о том, какой
замечательной  была  бы ее  жизнь, если бы  она сама, вдруг, стала известной
певицей.
     Размышления  были  прерваны:  чья-то  рука,  вдруг, опустилась  Лене на
плечо. Она хотела  взвизгнуть,  но не успела: другая  рука быстро  зажала ей
рот.
     - Тихо! - Услышала Лена. - Только не нужно кричать. Это - я.
     Макаров выпустил ее  и шагнул в сторону.  Руки он  держал перед  собой,
приподняв их, словно сдавался.
     - Не пугайся.  - Сергей  попробовал  улыбнуться.  Он сейчас походил  на
зайца, минуту назад укрывшегося от пуль охотников. - Видела новости?
     Лена  отошла  к  забору  и  машинально  огляделась. Потом  с  интересом
рассмотрела Макарова.
     - Ты их всех убил? Зачем?
     Она  почему-то  не испугалась. Почему - не поняла сама. Макаров опустил
руки.
     - Ты этому веришь?
     Лена  глядела на Сергея, не отрываясь. Было темно, но  она  видела, что
тот тоже смотрит ей в глаза.
     - Нет, - ответила она.
     Макаров кивнул.
     - Это лучше. Я не хочу, чтобы завтра сообщили, что я еще и тебя убил.
     - Угрожаешь? - Лена прищурилась.
     - Нет. Пытаюсь спасти. Через несколько метров к дому  тебя ждет смерть.
Если ты меня сейчас не послушаешь, это будет твоя последняя ошибка.
     Лена хотела что-то сказать, но Сергей знаком остановил ее.
     - Подожди. Слушай меня.  Вчера я  отдал Покровскому кое-какой материал.
Не знаю  как, но об этом  узнали люди, которых это  касалось. Сейчас уже  не
важно - как  они  об этом узнали. - Он  сунул руки в карманы и  огляделся по
сторонам. Вокруг не было ни души. Только покосившийся одинокий фонарь метрах
в  ста  освещал путь  запоздалым прохожим. Слышно  было,  как  вдалеке гудят
редкие машины. - Запомни: эти люди не оставят в живых никого, кто может хотя
бы случайно  хоть  что-то  знать.  Кроме  меня  есть  еще  двое,  с кем  они
постараются разобраться. Двое - ты и Ромашов...
     - Что это был за материал? - Лена пристально  всматривалась в  темноту,
пытаясь там разглядеть лицо человека, который сейчас стоял в полутора  шагах
от нее. - Что это за люди?
     В темноте Лене показалось, что Макаров усмехнулся. Усмешка прозвучала и
в его голосе.
     - Чем меньше ты будешь об этом знать, тем больше у тебя шансов остаться
в живых. Знаешь Красикова из уголовки?
     - Красиков?  - Лена  удивленно нахмурилась. - Я у  него брала пару  раз
криминалки...
     - Оперуполномоченный уголовного розыска...
     - Что ты этим хочешь сказать? Он...
     - А для тебя это удивительно? Ты не знала, что Красиков - бандит?
     Лена отступила еще на шаг назад. Она неуверенно вглядывалась в темноту.
     - Пошли.  -  Сергей шагнул к Лене  и  взял ее  за  руку. -  Покажу тебе
кое-что.
     Девушка отстранилась.
     - Ладно. Ты идешь по этой стороне улицы, я - по той. Согласна?
     Лена смотрела на Сергея с недоверием. Потом все-же кивнула.
     - Дойдешь до последнего угла перед твоим домом. Дальше ни шагу...
     - Хорошо.
     Сергей отошел от  нее и  быстро пересек улицу.  Запустив руку  в нижний
карман  куртки,  нащупал там рукоятку милицейского  макара.  Сергей  постоял
немного на  месте и огляделся, как следует... Тихо. Только  ветер беспокойно
гудел  в высоковольтных  проводах;  посвистывая,  пытался пробудить ото  сна
закоченевшие деревья, что  растопырили  во  все  стороны  свои голые корявые
ветки.
     Дойдя до угла,  Лена остановилась. Макаров караулил ее  напротив, через
улицу. Лена могла разглядеть в  темноте его силуэт. Сергей  махнул ей  рукой
два раза. Лена послушно направилась к нему.
     -  Которая калитка  твоя?  -  Спросил Макаров негромко,  когда  девушка
подошла ближе.
     Лена обернулась,  и  с  сомнением посмотрела туда, где ряды  маленьких,
невероятно  похожих один  на  другой домиков  уходили куда-то  вглубь улицы,
теряясь в ночном полумраке.
     - Четвертая от угла.
     Все окна  в доме,  возле которого стояли  Лена с Сергеем,  ярко горели.
Оттуда, сливаясь,  неслись веселая музыка и  пьяные голоса.  Кто-то вышел во
двор. Голоса стали громче, отчетливее.
     - Смотри, что теперь  будет. - Сергей  вытащил  из кармана макар.  Лена
увидела, как дуло пистолета  тихонько  блеснуло  в  свете далекого фонаря на
соседней улице.
     Рядом совсем громыхнул выстрел, вслед за которым  послышался  радостный
пьяный  вопль. Сергей нервно вздрогнул и обернулся. Сквозь щель  в заборе он
разглядел во дворе мужика  в пижамных  штанах и  рубахе навыпуск. Тот стоял,
тяжело  шатаясь, сжимая двумя руками двустволку.  Вокруг него бегала толстая
немолодая баба в растрепанном драном халате.
     -  Дай мне! - Орала она охрипшим от водки  и от  табака голосом. Язык у
нее заплетался. - Я попаду! Я попаду!
     - Смотри сюда, - Сергей прицелился. - Спрячься за угол.
     Лена отошла  назад, и  Сергей тут-же  спустил  курок. Выстрелом калитку
распахнуло настежь. Она  качнулась, тяжело заскрипев  на  старых проржавелых
петлях. Секунд через восемь оглушительно  грохнуло...  Вспышка  ярко-желтого
пламени  ударила  по  глазам.  Из  окна  дома  напротив,  обиженно зазвенев,
посыпались  стекла.  Потом  все  стихло, только столб тяжелого черного  дыма
тянулся кверху в том месте, где только-что была калитка.
     Сергей ухватил руку Лены и крепко сжал ее.
     - Пошли. Быстро.
     Во  дворе  дома,  у забора которого  стояли Лена с  Сергеем, воцарилась
глухая тишина. Тамошние обитатели, явно, заинтересовались грохотом на улице.
     -  Что это  было?  - Спросила Лена, когда они отошли квартала  два. Она
высвободила свою ладонь из пальцев Сергея.
     Тот, как будто, размышлял о чем-то, но на вопрос Лены ответил сразу.
     - Ручная граната, которую прикрутили к калитке. Если  бы  тебя разнесло
на куски, они бы сказали, что это тоже я сделал.
     Лена молчала.  Они шли быстро,  не останавливаясь, пока не оказались на
Северной - одной из центральных улиц города,  по которой  ходят троллейбусы.
Не дойдя немного до остановки, Сергей остановился.
     - Слушай меня внимательно...
     Здесь было светло от в два ряда расставленных фонарей, и Лена с Сергеем
могли хорошо видеть друг друга.
     - Исчезни из города завтра утром. Лучше - сегодня...
     Лена смотрела  не  на Сергея.  Она видела,  как автомобили, пробегающие
мимо них, шарили фарами по кустам, и как суетливые тени метались испуганно в
разные стороны, словно бы хотели укрыться от слепящего бледно-желтого света.
     - Если  к  завтрашнему вечеру не уберешься  из  Краснодара,  ты станешь
трупом. Они тебя найдут, где угодно. - Сергей стоял засунув руки  в карманы.
Лена смотрела в сторону. - Поняла?
     - Ты Вадиму сообщил? - Вдруг спросила она.
     Сергей удивился вопросу.
     - Мне больше делать нечего?
     - Может, его уже убили...
     - Может быть. - Голос у Макарова прозвучал достаточно спокойно.
     Лена посмотрела ему в глаза.
     - Тебе это не интересно?
     - Не очень, - честно признался Сергей.
     Лена внимательно его разглядывала.
     - Ты такой же, как этот Красиков, - сказала она. - Ничуть не лучше.
     - Это после того, как я  тебя спас? -  Макаров обиженно кивнул. Если бы
не  я,  ты бы сейчас с дедушками со своими  разговаривала. Даже "спасибо" не
сказала...
     Лена вздрогнула.
     - Да, действительно. Извини. - Она  замолчала, глядя себе под ноги... -
Спасибо.
     - Пожалуйста.
     Сергей  усмехнулся и  достал из  кармана  красную книжечку  с  золотыми
буквами на обложке,  раскрыл  ее и, повернув так, чтобы  падал свет уличного
фонаря, прочитал:
     -  Артемина  Елена  Александровна,  действительно  является  внештатным
корреспондентом газеты "Демократическая Кубань".
     Лена  сунула  руку  в  карман  куртки,  но  ничего  там не  нашла.  Она
нахмурилась.
     - Дай сюда. Мне не смешно.
     Сергей закрыл корочку  и вернул ее Лене.  Он снова хотел улыбнуться, но
на этот раз у него вышло что-то совсем беспомощное.
     - Тебе надо было карманником стать. Талант пропадает.
     -  У меня  пропадает много  талантов,  -  Сергей усмехнулся криво.  Но,
вдруг, лицо его  стало  серьезным.  Молодой человек молча  смотрел на  Лену.
Девушка опустила глаза. Казалось, она знала, что он сейчас скажет.
     Мимо   пробежало   забрызганное   грязью  "Жигули".  Оно   пронзительно
взвизгнуло, заскользив по мокрой дороге, и в разные стороны полетели тяжелые
комья мутной и вязкой жижи. Начинался дождь. Несколько крупных  капель упали
сверху. Подул мокрый и холодный ветер.
     Сергей  улыбнулся  растерянно и виновато.  Потом открыл рот было, но...
слова  прилипли у него  к языку. Он  не знал, что  говорить и как. Лена тоже
молчала.
     - Может быть, мы с тобой уже не увидимся, - начал Макаров. - Хочу, чтоб
ты знала... - Сергей осекся. Лена подняла на него глаза.  -  А, впрочем, это
не важно...
     И отошел назад.
     - Счастливо оставаться.
     Он развернулся и, не  оглядываясь, быстро пошел прочь. Лена завороженно
смотрела ему в спину.
     - До свиданья, Сережа, - проговорила она негромко.
     Но Макаров был уже слишком далеко и не мог этого слышать.




     Артур поднимался из-за  стола медленно  и  с  трудом. Незаконченная еще
бутылка, которую он неловко задел локтем, полетела вниз. Водка  выплеснулась
на  паркет. Вова -  друг Артура и его постоянный партнер по  бизнесу сидел в
кресле, вытянув ноги и  тяжело свесив голову. Все, вокруг происходящее, Вову
уже не интересовало. Артур медленно посмотрел  по сторонам. Зашатался, но не
упал.  Постояв немного  и подумав, он заковылял в направлении ванной. Сделав
так несколько шагов, Артур чуть не свалился, но вовремя успел  удержаться за
холодильник. Вова пробурчал что-то невнятное и снова затих.
     Продвигаясь мимо двери, Артур услышал звонок. Сразу он ничего не понял.
Какая-то дрянь назойливо жужжала ему прямо в уши. Сообразив, начал открывать
дверь.  И  на  пороге  увидел  Лену. Та  держала в  руках  большую  сумку  и
озадаченно глядела на Артура.
     - Лена пришла, - выговорил тот медленно. Язык у него заплетался, и речь
давалась с трудом. - Заходи, Лена, не стой.
     Он повернулся и тяжелыми шагами поплелся дальше, в ванную. Лена, войдя,
пристроила на полу сумку и заперла за собой  дверь. Потом пошла за Артуром и
долго смотрела, как тот блевал, свесившись  над ванной. Когда  он  закончил,
Лена открыла  душ и сильной струей пустила  холодную воду. Артур наблюдал за
ней с интересом.
     - Мыться хочешь? - Поинтересовался он.
     Лена ухватила Артура  за шкирку и резко сунула  его голову  под ледяную
струю. Тот  замычал пронзительно и громко. Физически он был гораздо сильнее,
и  Лена  не  могла  долго  его  держать. Выпустив  Артура, она  отпрыгнула в
сторону. Тот сидел на  полу;  тяжело дышал и отфыркивался. Он сейчас походил
на горемычного пса, которого не сумел утопить неловкий хозяин.
     Наконец, очнувшись, Артур искоса разглядел Лену. Потом, качнув головой,
засмеялся. Обижаться он на нее не умел, и  Лена знала это. Из другой комнаты
подал свой голос Вова. Но никто не понял, что он хотел. Лена закрыла воду.
     - Артур, - сказала она. - Мне надо с тобой поговорить.
     Двадцатисемилетний фарцовщик Артур Багиров знал  Лену два месяца. И два
месяца  он  мечтал о том дне, когда он  раскроет  перед ней  двери ЗАГСа. Но
Артур  понимал,  что  мать его и  отец  никогда не  одобрят такой выбор: они
хотели, чтобы  их сын женился непременно на черкешенке. Багиров рассчитывал,
что  когда-нибудь  он провернет  крупное  дело,  и  в  карман  ляжет  сумма,
сделающая его достаточно  самостоятельным и независимым  от воли  родителей.
Сейчас  ему не хотелось жить  с  ними под  одной  крышей,  и  он предпочитал
снимать  жилье.  Это  была  небольшая  однокомнатная  квартирка,  украшенная
расставленными там и сям пустыми бутылками, банками из-под заграничного пива
и тюками - большими и малыми - с добром, привезенным из очередного шоп-тура.
     Лена присела против Артура на корточки.
     - Завтра я уезжаю, - сказала она  просто,  без предисловий. - Я уезжаю,
Артур, и хочу, чтобы ты одолжил мне денег и газовый пистолет.
     Левая бровь у Багирова поползла вверх. Он внимательно  смотрел на Лену.
Та поняла, что теперь он протрезвел окончательно.
     - Зачем тебе пистолет?
     Лена опустила глаза.
     -  Может случиться, что мне прийдется себя защищать. Есть люди, которых
я должна сейчас бояться.
     Бровь  у Багирова  опустилась. Выражение глаз  сделалось,  как у хищной
пантеры перед прыжком.
     - Скажи мне, кто это, и они пожалеют, что родились на свет.
     Лена не ответила. Она подняла глаза и смотрела на Артура так, словно бы
хотела его сейчас загипнотизировать.
     - Дай мне  денег  и пистолет. Ты  все узнаешь когда-нибудь  - когда эта
история закончится.
     Артур поднялся с пола.
     - Если менты возьмут тебя с этим,  тебе будет  плохо. - Он сунул руки в
карманы и, опустив голову, разглядывал Лену. Та смотрела в угол.
     - Именно от ментов мне и прийдется сейчас прятаться.
     Багиров молчал. Размышляя, прохаживался туда-сюда.
     - Ты влезла куда-то? - Спросил он.
     Лена устало кивнула.
     - Куда-то влезла. - Потом,  помолчав, добавила. -  Только, не спрашивай
ни о чем. Я сама ничего не понимаю.
     Артур вынул руки из карманов и сел против нее.
     - Хорошо, что ты думаешь делать?
     Лена откинулась  назад  и потрогала пальцами стену. Кафель был  сырой и
холодный.
     -  Я хочу  спрятаться.  Уеду куда-нибудь  из города на пару  месяцев  -
отсидеться просто.
     Багиров мрачно посмотрел на нее.
     - Хочешь, чтобы я отпустил тебя? Нет.
     Лена почувствовала, что пальцы ее онемели, прижимаясь к мокрому кафелю.
     -  Артур, я не хочу  тебя подставлять.  Я не хочу знать, что тебя из-за
меня убили.
     Багиров присел на край ванны и обреченно кивнул.
     - Мы встречаемся два месяца, - начал он. - И два месяца, каждый день, я
думаю о  том,  что  прийдет  час,  когда ты  скажешь  мне: "Артур, мы должны
расстаться".  Я  этого часа боялся  больше всего. И вот, это случилось. - Он
помолчал. - Я тебя не отпущу никуда.
     Лена грустно ему улыбнулась.
     - Я уезжаю не навсегда. Только на пару месяцев...
     - Это не важно.
     - Ты говоришь, как мальчишка.
     Артур вспыхнул.
     -  Скажи лучше,  как  идиот! Потому, что  я  и есть идиот! Я  давно уже
свихнулся - с тех пор, как встретил тебя. И  перестал  понимать,  что делаю,
перестал  себя  понимать. Если ты скажешь мне завтра "прыгни  под  поезд"  -
прыгну!
     Он, вдруг, бросился к ней, упал на колени, сжал ее руки.
     - Я точно идиот! Если ты уедешь и бросишь меня, клянусь, я себя зарежу!
     Лена улыбнулась ему, потом покорно кивнула.
     - Хорошо. Завтра мы едем вместе.
     Глаза  у  Артура вспыхнули жадно. Он крепко схватил Лену и поднял ее на
руки так быстро, что у нее все завертелось перед глазами.
     - Не урони, - шепнула она, улыбнувшись  и обхватив Артура за шею. Артур
хотел  ей что-то  ответить,  но  у  него  уже  перехватило  дыхание.  Сердце
выскакивало, глаза горели безумным огнем. Ногой он распахнул дверь.
     Держа  на  руках счастливую  Лену,  Артур  пронес  ее мимо  Вовы, мирно
посапывающего, который на минуту проснулся,  но  ничего не понял и,  опустив
голову, уснул опять.




     ,          ,        
          .  , 
-  ,   ,        ,   
,         -      ... 
-       ,     
            .  
   .         
:      ,         
.      .
     Она  еще раз попробовала набрать этот номер уже утром на  троллейбусной
остановке,  но   телефонная  трубка   все  так   же   отвечала  ей  долгими,
настороженными гудками.
     Выходя  из  дому,  Лена   надела  темные   очки   -  единственная  мера
предосторожности. Законспирироваться  лучше она  не могла. Вчерашнее бегство
ее случилось  так неожиданно, и Лена не имела возможности взять с собою даже
запаса одежды. На  ней было  сейчас все то же,  что  и вчера: мятые  светлые
джинсы,  кроссовки и темно-синяя "Аляска" с  глубокими карманами. В руке она
держала  небольшую  сумку  с кое-какими дорожными пожитками.  Ни  денег,  ни
пистолета Артур ей не доверил. Сам он стоял от  нее чуть в стороне, никак не
показывая, что они знакомы. Артур был в белых "варенках" и в теплой, на меху
джинсовке,   застегнутой  на  две  нижние   пуговицы,   дабы  не  был  виден
постороннему  глазу  торчащий за  поясом газовый  пистолет.  Через  плечо он
держал большую спортивную сумку, привезенную месяц назад из Египта. Артур то
и дело  нервно оглядывался по сторонам.  Взгляд его  из-под круглых  (как  у
слепого нищего) темных очков,  старался  не  упустить никого,  кто  проходил
мимо.
     Лена с  Артуром  ехали на  вокзал. Им хотелось одного  только: поскорее
покинуть город. Но куда именно они  ехали - не  знала сейчас  Лена, не  знал
этого и Артур.
     Вначале  Лене  было  предложено взять  попутку. (Собственный  "Москвич"
Артура парился вторую неделю в ремонте.) Но ей показалось, что в пригородной
электричке, в разноликой толпе, они окажутся в большей безопасности.
     Кроме них на остановке был еще какой-то бомж - небритый  и грязный.  Он
сидел на земле, кутаясь в свои лохмотья. Поодаль от него валялась пустая уже
фляжка из-под "Тройного".
     Бомжу  этому  явно  ни до  чего вокруг  не  было  дела.  Когда подъехал
троллейбус, он даже не пошевельнулся.
     Лена с Артуром вошли в салон отдельно, не  оборачиваясь  друг на друга.
Каждый из  них  прокомпастировал свой  билет. Троллейбус  был  битком  набит
пассажирами. Лену сразу прижало  к  полной женщине с  красным  лицом. Кругом
пахло сыростью и еще чем-то. Лена стояла спиной к Артуру, следя за ним краем
глаза.  Снимать в салоне  очки  она  не  решилась, опасаясь,  что  их просто
раздавят.
     Поползав по  городу, троллейбус, наконец, прибыл на конечную  остановку
маршрута - из окон виднелись башенки железнодорожного вокзала "Краснодар-I".
Лена вышла вперед Артура  и  двинулась в сторону касс. Она проследовала мимо
стоянки такси, где розовощекие водители отлавливали редких пассажиров.
     - Куда  едем? - Бодро поинтересовался один из таксистов, направившись к
Лене.
     - Никуда, - ответила она, покачав головой. - Уже приехали.
     Лена  миновала  билетную  кассу  и,  обернувшись, увидела  Артура:  тот
заходил  внутрь.  Стоя  на пероне, она  разглядывала пассажиров.  В этот час
здесь было  немноголюдно. Пожилая женщина, грязная и явно обкуренная, сидела
на  тротуаре, раздвинув ноги,  и бессмысленно  глядела куда-то в  угол. Двое
парней,  по виду  - рабочие, прихлебывали  из  бутылок пиво, ни  на  кого не
обращая  внимания.  Старичок  в  очках,  у  газетного  киоска,  с  интересом
пролистывал свежекупленный номер "Кубанского Курьера". Пропитый и оборванный
дедушка медленно  копошился в заплеванной урне, но ничего интересного там не
находил. Патрульный милиционер в форме  угрюмо блуждал вдоль путей. На ремне
у него уверенно  покачивалась  кобура, из которой выглядывал пистолет, рядом
висела дубинка.
     Лена направилась к фонтанчику - захотелось пить. Она заметила вышедшего
из кассы Артура. Тот примостился на ближайшей лавочке. На их условном  языке
это значило: билеты уже у него в кармане. Куда - Лена еще не знала.
     Попив  воды, она  поправила  очки.  Увидела свое отражение в зеркальной
витрине вокзального буфета.  Блондинка, очень  симпатичная, с острым  носом,
отмеченным  небольшой  горбинкой  (подарок  от  дедушки-горца), настороженно
смотрела на нее сквозь темные круглые стеклышки. Лена огляделась воровато  и
отошла  в сторону. Обойдя буфетный киоск, встала у стены - так, что никто не
мог ее видеть.
     Лена  вынула из-под  одежды металлический  крестик. У нее были  сложные
отношения с  Богом.  В детстве Лену  крестили, и  она  аккуратно, раз в год,
посещала церковь - для исповеди  и причастия. Лена не знала ни одной молитвы
и никогда  не  держала  в руках Библию.  Но  иногда обращалась за помощью  к
Господу. Когда, как  казалось,  уже не к  кому  обратиться. Сейчас она долго
смотрела на маленькое распятие; потом огляделась и, увидев, что вокруг точно
никого нет,  тихонько  поцеловала его  и спрятала под  одеждой.  Затем снова
вышла на перон.
     Было  тепло,  словно уже  наступила весна или же, передумав,  вернулась
осень. Лена  неспеша  направилась к лавочке, где ее ждал Артур. К  платформе
подошел  поезд "Адлер - Москва". Радио женским голосом дважды повторило, что
поезд стоит две минуты.
     ...Лена застыла  на месте. Невысокий парень в  сером  костюме  стоял  в
десяти шагах от нее, держа руку за пазухой. Оглянувшись вокруг, она увидела:
патрульный  милиционер, что  прогуливался  минуту  назад  по  перону,  исчез
бесследно, словно его и не было.
     Человек в  сером костюме не сводил  глаз с Лены, медленно вынимая руку.
Бросив быстрый взгляд на Артура, Лена машинально шагнула назад. Она увидела,
как Артур встает со скамейки.
     - Лена, это - мент! - Вдруг закричал он. - Сматывайся!
     Субъект  в сером костюме шарахнулся  от неожиданности. Появилось дуло с
глушителем  на  конце.  Три раза хлопнуло  что-то,  и  оперативник,  выронив
оружие,  обеими  руками  схватился за обожженное лицо.  Артур держал газовый
пистолет  в вытянутой  руке.  Лена  отпрыгнула  в сторону.  Она видела,  как
раненный оперативник рухнул на тротуар, и как  Артур быстро подобрал с земли
его пистолет. Оперативник сунул руку  за пазуху и, не глядя, выдернул второй
пистолет, но выстрелить не успел: Артур сильным ударом выбил у него оружие.
     Хлопнуло еще дважды: у газетного киоска парень в спортивной куртке  и с
сигаретой в зубах держал на прицеле Артура.
     Лена вскрикнула, но - поздно. Артур шмякнулся спиною  о стену  и тяжело
пополз  вниз,  прочертив на серой, облупленной  штукатурке нечеткую кровавую
полосу. Пистолет  его  два  раза вздрогнул  в  ответ, и оперативник выплюнул
сигарету. Потом шатнулся устало и начал медленно опускаться на тротуар.
     Лена остолбенела. Она  не  могла  оторвать  глаз от  Артура.  Не  могла
поверить во все то, что произошло сейчас. Лена заторможенно качнула головой,
хотела сказать что-то, но не получилось: слова застряли.
     ...Резко  она очнулась.  Оперативник в сером костюме сидел на тротуаре.
Рука  его подкрадывалась к пистолету,  который валялся рядом. Лена что  было
силы наступила пяткой на растопыренную ладонь.  Оперативник завыл от боли. И
тут же получил удар ногою в лицо.
     Подобрав  пистолет, Лена  огляделась.  Тот тип,  что стрелял в  Артура,
лежал  на  земле,  раскинув руки. С  левой стороны вокзала двое  в  штатском
двигались  прямо  к  ней.  Бросив взгляд направо, она увидела еще одного.  С
первого пути трогался поезд "Адлер-Москва". Времени, чтобы думать, у Лены не
оставалось. Разбежавшись, она  запрыгнула  на подножку  движущегося  вагона.
Проводник  -  толстый  кавказец,  увидев  дуло,  не  сказал  ничего,  только
испуганно   посторонился.  Краем  глаза   Лена  успела  заметить,  что  трое
преследователей тоже бросились к поезду.
     Очутившившись  в вагоне, она подергала ручку туалетной  двери. Заперто.
Потом  быстро  открывала купе -  одно  за  другим, надеясь  найти свободное.
Пассажиры  испуганно  на  нее  глазели.  Выбежав  в  тамбур,  Лена  с  силою
распахнула дверь, за  которой начиналась  площадка между вагонами. Здесь она
поскользнулась неловко и  плюхнулась  на железный пол.  Падая,  она расшибла
колено и выронила  пистолет,  который  тут  же  пропал  бесследно  в широкой
сдвигающейся щели.
     Поднявшись  на ноги,  Лена  раскрыла дверь. В тамбуре  никого  не было.
Первое, что  она увидела в коридоре  - невысокого парня в  штатском. Заметив
Лену,  тот  спокойным, натренированным движением  полез  в  карман  и  молча
направился  прямо к  ней. Рядом  -  высокий усатый проводник  держал в руках
несколько стаканов с  дымящимся чаем. Он с интересом посмотрел  на  Лену. Та
замерла  на  месте.  Следила,  как  парень  в  штатском  быстро  и  уверенно
приближается. Решение пришло само. Лена схватила из рук у проводника один из
стаканов  и выплеснула чай в лицо оперативнику.  Тот завыл дико и отскочил в
сторону, уронив пистолет. Не  теряя секунд, Лена подобрала оружие и кинулась
к выходу.
     Поезд начал сбавлять скорость.  За окном проплывали составы с грузовыми
вагонами.  Распахнув  дверь,  Лена посмотрела вниз.  Скорость  небольшая.  В
поезде ее все равно  достанут. Надо  бежать  отсюда. Она прыгнула вниз  - на
вязкую  мокрую землю.  Прозвучал  выстрел.  Пуля  расколола  дерево  над  ее
головой, ударившись о стену вагона.
     Стало  тихо.  Поезд  проехал,   и  хвост  его  потерялся  за  грузовыми
составами.  Лена  сидела  на  корточках,  затаив  дыхание.  Оперативники  не
показывались.
     ...Рядом  стоял  грузовой состав, который, вдруг,  дернулся  и медленно
потащился  куда-то.  Тут  Лена  увидела  - двое в штатском бегут по  шпалам.
Стукнуло  еще два выстрела. Пронырнув  под тронувшимся с места вагоном, Лена
очутилась на другой  стороне. Перед ней  стоял  еще один строй вагонов.  Они
тяжело заскрипели, тоже, видимо,  собираясь в дорогу. Лена прошмыгнула между
двумя  колесами и оказалась под составом, который уже  набирал скорость. Она
поняла, что  выбраться отсюда  не  сможет: сначала  над ней протащаться  все
вагоны  до последнего. Стиснув  горячую рукоятку макарова,  Лена прижалась к
земле.
     Послышался вопль:  один из  преследователей не  успел проскочить  между
колесами. Он лежал на насыпи рядом с рельсами. Обрубок его ноги, отброшенный
в сторону, валялся где-то поодаль.
     Лена попыталась  отползти немного  назад.  Минуты  через  полторы стало
тихо:  состав промчался.  Лена  приподняла  голову.  Нацеленное на нее  дуло
неподвижно  висело  в  воздухе.  Она  положила  руку  на  спусковой   крючок
спрятанного в куртке макара. Против  нее стоял оперативник. В руке он держал
пистолет... Но не стрелял  почему-то. Что-то ему  мешало... Хлопнул выстрел.
Оперативник, всплеснув руками, рухнул на насыпь.  Лена  медленно поднялась с
холодной земли. Дрожащая рука ее продолжала сжимать рукоятку. Лена с минуту,
не   отрываясь,  смотрела  на  убитого.  На  груди  у   него  увеличивалось,
расплываясь,  кровавое  пятно.  Потом  Лена  также  внимательно  смотрела на
макаров  в  своей руке. Неужеди, это она нажала курок?.. Как получилось, что
пистолет  не дал  промаха?  Ведь Лена, хоть и  занималась стрельбою довольно
долго, но стреляла посредственно...
     Вокруг не  было  ни  души.  Осмотревшись,  Лена  поняла, что  находится
по-прежнему на территории города - где-то недалеко от станции "Краснодар-2".
Метрах  в  ста,  за  составами, виднелся  какой-то  заброшенный  полустанок.
Перешагнув через труп, Лена побрела туда.
     Ударил  выстрел.  Оперативник,  оставшийся без  ноги, лежал  на  земле.
Злобно морщась,  он  целился в Лену. Та  пригнулась.  Грохнуло еще раз. Лена
наугад послала  две пули.  Потом,  пригибаясь, подлезла под  вагон - один из
вагонов в строю неподвижно стоящего состава.




     Вишневые  "Жигули" затормозили  у  подъезда  девятиэтажки, в  одной  из
квартир которой проживал  Макаров. Из "Жигулей" появился  опер  Красиков и с
ним - еще двое оперативников в штатском. Красиков огляделся  по сторонам. На
детской площадке, рядом  с  качелями,  где радостно визжа раскачивались двое
мальчишек,  сидел  невысокий  рыжий  парень  в  джинсовой  куртке. Он  курил
"L&M" и читал "Комсомолец Кубани". Увидев подъехавшее авто, парень встал
и, сложив газету,  быстро пошел к подъезду.  Красиков молча наблюдал за ним,
опершись о дверцу "Жигулей" и  тихонько выстукивая костяшками  пальцев  ритм
песни Алены Апиной,  что звучала из магнитофонного динамика в салоне машины.
Сегодня опер побрился  и оставил дома свою кожанку. На нем сейчас красовался
его обычный серый костюм с галстуком и светло-бежевый плащ. Он вопросительно
поглядел на рыжего парня, когда тот подошел ближе.
     - Не появлялся. - Парень развел руками.
     -  Пошли. -  Красиков  махнул  рукой и  захлопнул  дверцу. Все четверо,
поднявшись по лестнице, вошли в подъезд.
     Макаров  жил  на четвертом этаже. Красиков  не  стал суетиться и вызвал
лифт. Пока  тот,  гудя, опускался, опер разглядывал почтовые ящики с  коряво
выведенными номерами  квартир.  Найдя  ящик  под  нужным  номером,  Красиков
запустил туда руку, но кроме пыли и дохлого таракана, ничего не обнаружил.
     Когда подошли  к самой  квартире, опер  надавил на  кнопку  звонка и не
отпускал ее с полминуты.  Ответа не последовало, и Красиков кивнул одному из
оперативников.
     - Давай.
     Тот вынул пистолет, ввинтил в него звукоглушитель и выстрелил два раза,
целясь в покрытую ржавчиной замочную скважину. Потом  ногой распахнул дверь.
В  соседней  квартире   деловито  защелкал   замок.   Чья-то  интересующаяся
физиономия выглянула и тут же засунулась обратно.
     - Сейчас в милицию звонить будет, - скучно проговорил оперативник.
     - До фонаря. - Бросил Красиков. - Пусть звонит. Пошли.
     Внутри квартиры было тихо и пусто. Обстановка - бедная, мебель - старая
и обшарпанная, обои на стенах  - пожелтевшие от времени  и местами облезшие.
По углам там  и тут виднелся  какой-то хлам,  которому место было скорее  на
мусорнике. Кухня поражала  почти  полным  отсутствием чего  бы  то  ни  было
съестного.   Только  две  бутылки  кефира  сиротливо   дожидались  хозяев  в
холодильнике и  рядом,  на  полочке,  лежал  открытый целлофановый  кулек  с
несколькими  яблоками,  сморщившимися  от горькой  жизни  и  от  преклонного
возраста.   Мертвую   тишину   вокруг  тревожили  только   стенные  часы  со
спрятавшейся   в   дупле   деревянной   кукушкой.  Они   мерно   отсчитывали
металлические секунды.
     Красиков задумчиво пнул резиновый мяч, что лежал у стены. Тот покатился
встревоженно,   ударился   о   старую   потертую   тумбочку,   стукнулся   в
противоположную  стену и  затих, оказавшись  между стеной и тяжелым  дубовым
шкафом.
     Одна из  двух комнат,  судя по виду,  как  раз и  была  жилищем  самого
Макарова. Со  стены,  словно  насмехаясь,  смотрел  на  опера  желтоватый от
времени Бельмондо. Рядом поигрывал мускулами Шварценеггер.  Угрюмый Сталлоне
разглядывал гостей  с  явной враждебностью.  Зато  бородатый  Шуфутинский  в
генеральском мундире и с микрофоном в руке вроде бы был всем доволен и ни на
кого не злился. Стену украшала также выставка пустых пачек из-под выкуренных
в разное  время сигарет и  ряд пивных  банок. Чуть  сбоку внизу на небольшом
черно-белом  фото  Брежнев взасос целовался с Хоннекером. Фотографию венчала
надпись:  "Минздрав СССР предупреждает: СПИД  вреден для вашего здоровья". В
разных местах тут и  там валялись клочки старых рукописей, мятые  газеты  (в
основном, краснодарские), и  несколько ненадписанных  кассет. Магнитофон  на
столике  явно знавал лучшие  времена. На  полочках секретера, бывшего также,
как  видно, и письменным  столом, стояло два  ряда  книг. В  основном  здесь
покоились пожелтевшие томики русской  классики и  яркие  корешки  переводных
детективов.
     Закончив  обход,  Красиков  вытащил  из кармана пачку  "Кэмела",  выбил
щелчком одну сигарету и, закурив, устало присел на диван.
     -  Начинайте,  -  сказал  он оперативникам и  задумался, глядя,  как те
перебирают бумаги, листают книги и выворачивают все содержимое секретера.
     Из  прихожей донесся  стук  и  негромкие  шаги. Все замерли.  Несколько
пистолетов сразу же появились,  готовые начать стрельбу. Красиков сунул руку
в  карман.  Оперативник,  который   был  ближе  к  двери,  прервал  изучение
цветочного горшка и быстро направился в коридор. Однако в прихожей он увидел
всего  лишь  пожилую  женщину с  большой хозяйственной сумкой.  Она  стояла,
держась за тумбочку, и не  мигая  глядела  на  незнакомого  мужчину  в сером
костюме. В  глазах  у нее застыл  ужас. Оперативник поспешно спрятал дуло  и
достал удостоверение.
     - Мы из милиции, - проговорил он сухо. - Делаем у вас обыск.
     Хозяйка квартиры помалу начала приходить в себя. Она поставила сумку на
пол. Это была тетя Макарова.
     - Обыск?  - Не понимая, она  смотрела на милиционера.  - Какой обыск? Я
здесь  живу... - Отодвинув оперативника в  сторону,  тетя прошла внутрь. То,
что она там увидела, заставило ее онеметь на мгновение.
     - Что вы тут делаете?  -  Забормотала тетя, будто проснувшись. - Что вы
делаете? Уходите отсюда. Или я буду жаловаться. Сейчас уходите...
     Красиков  по натуре не был злым человеком,  но нервы пошаливали. Сейчас
он взорвался. Резко поднявшись, выдернул из кармана пистолет с глушителем  и
прежде, чем тетя  успела  понять  что-нибудь, влепил ей в  лоб пулю.  Бедная
женщина, как столб,  грохнулась  на пол.  Глаза  ее  неподвижно уставились в
потолок. Мимо носа бежала густая темная струйка. Оперативник, который только
что разговаривал с несчастной, молча смотрел на ее труп. Все остальные также
оторвались от своего занятия.  Опер  сунул пистолет в карман  плаща и  снова
присел  на диван.  Глубоко  затянулся,  выпустил  изо  рта  дым  и,  оглядев
сотрудников, сказал:
     - Продолжайте.




     Лена узнала  дом.  Здесь, в  трехкомнатной  квартире, на  шестом этаже,
проживал Ромашов. Она уже бывала  тут - бывала много раз. Они познакомились,
когда   однажды   Лена,   новенькая  сотрудница  и  девочка  на  побегушках,
притащилась  сюда по заданию Покровского -  ей было порученно отнести Вадиму
какие-то  бумаги.  И  Ромашов,  увидев  молодую,  очень   красивую  девушку,
влюбился. Или только сделал вид,  что влюбился...  Все это было ужасно давно
теперь, Лене  казалось,  что с этих времен  минули годы, столетия.  Ведь так
необратимо изменилась жизнь,  изменились люди, изменилась  она  сама.  И  их
короткий,  неуклюжий  роман,  закончившийся  три  месяца  назад  нелепой   и
беспричинной  ссорой, сейчас воспринимался, как что-то из совершенно другой,
навсегда уже законченной жизни.
     Шла сюда  Лена пешком. В  кармане у нее нашлось немного  денег  с парой
троллейбусных  билетов.  Но, прикинув,  она  решила, что лучше два-три  часа
попетлять глухими улочками города, дабы не встретить случайно кого-нибудь, с
кем ей  лучше сейчас не встречаться. Даже  тот,  кто родился в Краснодаре  и
прожил  тут достаточно  долго,  не  может  знать  весь  этот город.  Лена же
родилась не здесь, и она  почти наугад бродила между рядами одинаково-серых,
похожих на казармы, пятиэтажных строений, маленьких немецкого типа домиков в
два этажа, оставшихся в Краснодаре от  времен оккупации и понатыканных там и
тут ветхих лачуг, обнесенных со всех сторон кривыми заборами.
     ...Подойдя к  дому,  Лена сразу же увидела небольшое  скопление  людей,
собравшихся у  подъезда Ромашова. Прямо на дороге, загораживая проезд, стоял
милицейский "бобик". Рядом  прохаживалось несколько человек -  в  форме и  в
штатском. Чуть в стороне Лена увидела что-то ярко белое, лежащее на проезжей
части.  Подойдя к  подъезду еще на несколько шагов, остановилась. Теперь она
могла разглядеть  простыню,  которой было с головою накрыто распластанное на
тротуаре тело.
     Дальше идти Лена не отважилась  - ее  могли  узнать. У детской площадки
несколько  женщин  увлеченно обсуждали  что-то. Лена решила медленно  пройти
мимо них.
     -  ...номера  успели  записать? - Услышала  она,  подойдя  ближе.  Лена
встала,  как  вкопанная в паре шагов от собеседниц, боясь пропустить хотя бы
слово.
     - Да кто там! Даже цвета какого машина - никто не помнит...
     Лена обернулась и посмотрела на женщину, которая говорила. На вид - лет
сорок.  Та  была в пестром платке, из-под которого  выбивались  растрепанные
каштановые волосы.
     - Выпил,  наверное, - предположила другая. - Они  там все  в  редакциях
неделями  не  просыхают.  У  меня племянник,  вон,  работал в газете, так он
рассказывал...
     - А может и трезвый. Написал про кого - что не  надо, его и  убили... -
Высказала женщина в пестром платке свою версию случившегося.
     Лена не стала  больше  стоять.  Ноги сами уносили  ее  от этого  места.
Пошарив  в кармане,  нащупала  там пистолет. Тут взгляд  ее уперся в лежащую
возле бордюра, выброшенную кем-то, зеленую вельветовую сумку. Лена подобрала
ее,  сунула  пистолет  и  обмотала  сумку вокруг руки.  Она теперь  шла,  не
выпуская  рукоятки.   Перед  глазами  сумрачной   чередой   проходили  лица.
Покровский,   Никитченко,  девочки-компьютерщицы,   Артур,  теперь   вот   -
Ромашов... Кто следующий?.. Мозг ее отчетливо  выбивал все одно и  все то же
самое: ОНИ НЕ ОСТАНОВЯТСЯ, ПОКА НЕ УБЬЮТ ВСЕХ... ПОКА НЕ УБЬЮТ ВСЕХ... УБЬЮТ
ВСЕХ...
     Лена, вдруг,  встала на месте. В нескольких  метрах она  увидела  серые
"Жигули".  Возле машины стояли  двое  в штатском.  Один -  усатый и толстый,
небрежно  опирался рукой о раскрытую дверцу.  Другой  -  молодой,  худощавый
парень, держал руку за пазухой и явно не спешил вынимать. Толстый усмехнулся
- он был доволен встречей. Вкус легкой добычи его устраивал.
     Оба глядели на Лену. В глазах их она прочитала свой приговор.
     Лена  зачем-то шагнула  назад,  хотя хорошо поняла, что пытаться бежать
бессмысленно...


     - Артемина!
     Лена повернула  голову.  Она  смотрела  в  окно  и  не  слушала то, что
рассказывала учительница истории Надежда Петровна - полная, скучная дама. Та
открыто  ненавидела  свой  предмет,  своих  учеников,  школу и  все,  с этим
связанное. Единственное, что еще как-то смягчало душу учительницы - это были
подарки,  которые  ей  подносили  родители  подопечных. Лена  же,  прочитала
параграф  еще вчера,  и монотонно-нудный рассказ  исторички  наводила на нее
скуку.  Скука,  впрочем,   не  отпускала  и  саму  Надежду  Петровну.  Та  с
отвращением  смотрела  на Лену сквозь  свои  толстые круглые  очки.  Надежда
Петровна в них походила на жабу.
     -  Тебе  неинтересно,  что я рассказываю? -  Произнесла она нараспев. -
Тебе вообще неинтересно учиться?
     Лена испуганно поглядела на учительницу.
     - Я это вчера все прочитала...
     Надежду Петровну такой ответ разозлил еще больше.
     - Так, значит, тебе не интересно... Тебе не интересно, что рассказывает
педагог. Ты все уже  и так знаешь... - Надежда Петровна покивала. - И что, -
она с любопытством смотрела на Лену, - можешь ты сейчас все рассказать?
     Такого поворота Лена не ожидала.
     - Могу, - произнесла она без уверенности.
     - Мало того, что не желаешь попросить прощения у педогога, так ты еще и
продолжаешь дерзить.  - Голос у исторички  уже задрожал от злости. Сегодня в
автобусе она лишилась рубля при неудачной попытке  сэкономить пять копеек, и
настроение  с  утра  было  омерзительным.  А  сейчас  она  начинала  всерьез
заводиться.  -  Так  значит,  ты  не уважаешь  педагога и  вообще  никого не
уважаешь...
     - Она всех считает плебеями,  а себя - аристократкой, -  подала голос с
задней парты прыщавая Таня Семенова.  Ее отец  раньше  работал зав складом и
сидел уже второй год. Лену она ненавидела искренне и от всей  души. За что -
не знала сама.
     - Вот видишь, - Надежда Петровна строго и осуждающе смотрела на Лену, -
какого о тебе мнения твои товарищи.
     Потретный  Ленин задумчиво глядел на учительницу  истории. Казалось, он
соглашался со  всем,  что  она  сейчас  говорила.  Чуть в стороне красовался
портрет  какого-то передовика  социалистического производства. Еще в прошлом
году передовику от  безделья  и  скуки пририсовали рога, синяк под глазом  и
большие  острые  зубы.  На  его нелепом лице застыло  выражение  уверенного,
тупого  самодовольства. Прямо  под  портретом висела книжная полка. С начала
учебного  года  прошло  уже  несколько  месяцев,  и  содержимое  ее  заметно
поредело: половину книг разворовали.
     Лена молчала, глядя на учительницу.
     - И ты  не хочешь  извиниться  перед педагогом, ты не хочешь извиниться
перед своими товарищами?
     У Лены дрожали губы.
     - Мне не за что извиняться...
     -  Сегодня после  уроков  Ленку  всем классом мочим. -  Это был  Женька
Кошелкин. В том году он вернулся из "малолетки", где провел три  года. Они с
дружками обокрали газетный ларек,  после чего Женька этот ларек зачем-то еще
и  поджег.  Он  вообще  не  знал,  зачем   ходит  в  школу.  Из  всего,  что
рассказывалось на уроках,  и из  всего что описывалось в учебниках, Кошелкин
не понимал почти ничего.
     -  Я думаю, - голос Надежды Петровны звенел от  холодной  ярости, - что
таких скотов,  которых не воспитали родители,  должен воспитывать коллектив,
должны воспитывать их товарищи.
     - Они мне не товарищи,  - вдруг произнесла Лена, исподлобья разглядывая
учительницу.
     Та аж опешила от такой дерзости. Она резко подошла к Лене.
     -  А  ну, давай сюда дневник! -  Надежда Петровна  была  вне себя.  - Я
напишу твоей матери, чтоб  она  немедленно явилась в школу! Я  вижу, с тобой
разговаривать бесполезно! Я буду с твоей матерью разговаривать!
     Лена тупо рассматривала  дешевую брошку на груди  у  Надежды Петровны -
подарок от бросившего любовника.
     - Не дам, - произнесла она тихо, но внятно.
     Учительница  ничего другого и не  ждала. Она знала, что  у Лениной мамы
больное  сердце, и каждый такой визит  может  стать для  нее  последним. Это
знание  Надежду Петровну ничуть  не расстраивало.  Она  вплотную  подошла  к
парте.
     - А ну, давай сюда дневник! Я кому говорю!?
     Кое-то из одноклассников злорадно  хихикал.  Отличница Вера Романова  с
соседней парты глядела на Лену, строго осуждая.  Вера старалась поддерживать
хорошие отношения с учителями и аккуратно  докладывала Надежде Петровне  обо
всем, что делалось  и  говорилось в классе за спиною преподавательницы. Лена
продолжала  тупо  и  бессмысленно  разглядывать брошку. Она сунула  портфель
глубже в парту.
     - Я не дам, - повторила  Лена  упрямо. С задней парты снова подал голос
Кошелкин:
     - Не, после уроков Ленке точно - хана...

     ...Лена  медленно приподняла пистолет, обернутый  вельветовой сумкой  и
нащупала пальцем курок. Двое  у "Жигулей" не успели ничего понять.  Канонада
выстрелов взорвала  тишину вокруг, распугала  голубей на  крышах, всполошила
котов, собравшихся  у подъезда. Лена продолжала давить на спуск, когда у нее
уже  вышли патроны,  продолжала,  когда вместо очередного  выстрела услышала
только легкий щелчок...
     Она опустила дуло. Худощавый лежал на  спине, раскинув  в стороны руки.
Рядом все было залито кровью. Макар валялся в стороне.  Толстый  оперативник
неуклюже попытался  подняться и устало присел. Он тяжело дышал.  У него были
прострелены  правый  бок и нога. Заднюю дверцу "Жигулей" украшало отверстие.
Другая пуля разбила стекло передней двери.
     Лена шагнула  вперед, сжимая в руке  разряженный ствол. Сквозь  тряпку,
порванную выстрелами, проглядывал кончик дула. Толстый понял, что у Лены нет
больше патронов  и потянулся  к  брошенному посреди кровавой лужи  макарову.
Лена подбежала ближе и ногой отшвырнула пистолет далеко в сторону.

     ...Смеркалось.  Пустели улицы города. В окнах многоэтажек загорались по
одному далекие огоньки. Редкие запоздалые  прохожие спешили  по домам - пить
чай и смотреть вечерние новости.
     Лена  вспомнила,  что ничего не ела сегодня.  Пошарив  в карманах,  она
пересчитала  оставшиеся  деньги. Все магазины  и столовые,  где  можно  было
поесть  за  недорого, были  в  этот  час  уже на  замке.  Оставалось  только
перекусить в каком-нибудь кафе - из тех, что работают допоздна и  отличаются
более  жесткими  ценами.  Побродив  немного,  Лена  увидела  вывеску   "Кафе
"Магнолия", работает с 10  до 22 ч."  Выбора не было, и  она, недолго думая,
направилась туда.
     У входа  сидело  несколько  парней. Они курили,  разглядывая  прохожих.
Увидев Лену, парни с  любопытством на нее уставились.  Лена не  обманывалась
насчет  своего внешнего  вида: лицо ее, волосы,  одежда - все было  в грязи.
Зайдя внутрь, она сразу же направилась в туалет. Умылась и как могла привела
в порядок волосы.  Одежду решила не чистить - оглядев себя, Лена поняла, что
это бессмысленно: к тому, что грязная, она стала бы еще и мокрой.
     В  маленьком зальчике  кафе, где  разместилось не  более,  чем  полтора
десятка  столиков, было относительно многолюдно. Из  двух  колонок исполняла
свою   грустную  песню  Таня  Буланова.  Публика   потягивала  кофе,  дымила
американскими сигаретами и разговоривала тихонько - каждый о  своем.  Кругом
царил  полумрак,  и  очертания лиц скрадывались  в неярком  свете  оранжевых
фонариков.  Все казалось  ненастоящим и  походило на  декорацию, набросанную
старым, давно уже не живущим сказочником.
     Лена подошла  к стойке  и  принялась  изучать  меню.  Она  видела,  как
буфетчица - полная дама с вылизанной прической брезгливо оглядела ее наряд.
     - Апельсиновый напиток, три бутерброда с колбасой и два с сыром. - Лена
выложила на  стойку  купюры.  Песня,  что звучала под потолком, была о любви
(несчастливой, конечно). Дым сигарет, мелодия, оранжевая полутьма.
     - И еще - кофе.
     Буфетчица взяла  деньги  и  вернула  сдачу. Пока кофе  приготавливался,
Лена, забрав  тарелку  с бутербродами и стакан с напитком,  отнесла  это  на
соседний столик, где одиноко  сидел молодой  человек.  Он курил, и перед ним
стояла  нетронутая  чашка.  Парень  кисло  оглядел   новую  свою  соседку  и
отвернулся.  От  Лены  не  ускользнуло  то  выражение,  с  каким  он на  нее
посмотрел, но ей было сейчас все равно.
     Напиток оказался невкусным. Лена высушила  его залпом - очень  хотелось
пить.  Она  поглощала засохшие бутерброды и не  заметила, как кончила все до
последней крошки. Затем принялась за кофе. Но он был  еще слишком горячим, и
Лена отодвинула чашку в сторону.
     Она принялась  разглядывать  лица людей за соседними столиками, пытаясь
угадать  черты  их,  размытые  полумраком.  В углу Лена  увидела  невысокого
молодого человека в кепке. Он сидел  один, пил кофе, и как ей показалось, не
сводил  с  нее глаз. Черты лица  его в  полупогашенном свете фонарика сверху
показались  Лене знакомыми. Она  попыталась вспомнить, но  не могла.  Память
выдавала  ей  сейчас  только  какие-то  неясные  обрывки  воспоминаний.  Все
мелькало, кружилось,  пряталось; исчезало  и появлялось вновь.  Однако  лицо
человека за столиком в углу оставалось загадкой.
     Лена  посмотрела  в окно.  Две  распутного  вида  девицы  беседовали  с
приблатненными  молодыми   людьми.   Мужчина,   безобразно  пьяный,  блевал,
прислонившись к стене  дома.  По мостовой пробегали машины, разбивая  фарами
ночной полумрак улиц.
     Повернув голову, Лена  снова  глянула на человека  в кепке. И снова  ей
показалось, что тот смотрит прямо на нее.  Теперь она  уже различала  сквозь
сумеречный отсвет фонарика сухой блеск его глаз. И  сомнений у нее больше не
оставалось. Это - глаза охотника; охотника, нацеленного на свою жертву.
     Лена не забывала ни на  минуту, что в пистолете  у  нее не осталось  ни
одного патрона. Обжигающий  холодок бегал по спине.  Она еще раз  отхлебнула
кофе, и тут словно  вспышка молнии осветила ее сознание: за  столиком в углу
сидел один из детективов частной фирмы "Поиск". Директор фирмы Вадим Беляков
был хорошим знакомым Лены. По крайней мере, она сама так когда-то считала.
     Полтора года назад  Лена писала статью  о "Поиске" и о  его  директоре.
Статья  была рекламного  характера и  стоила Белякову  денег. Глава  частной
детективной  фирмы  показал тогда  себя джентльменом  и  понравился  молодой
журналистке. Он завораживающе улыбался, поил ее кофе с ирландским ликером, а
на  прощанье  поцеловал руку и пригласил  обязательно зайти еще.  Лена сразу
почувствовала, что сорокалетний Беляков,  восемь лет уже как разведенный, не
прочь  завязать  с  нею  более   близкие  отношения,  и  потому   так  и  не
воспользовалась приглашением.
     Сейчас  она  пыталась  собраться  с  мыслями,  но  это  было  непросто.
Наружность  симпатичного  Белякова никак  не  вязалась  с образом  жестокого
хладнокровного убийцы. Лена понимала одно - ей еще многое предстояло  понять
и  многое  выяснить. Если  все это, конечно, не закончится  прежде, чем  она
доберется до истины.
     Допив кофе, Лена поднялась с  места и направилась к выходу. Она засекла
краем глаза, что детектив тоже встал и пошел  за ней. Лена не знала еще, что
она собирается делать. Понимала только, что на  улицу ей выходить нельзя: ее
там  пристрелят в два  счета.  Оказавшись в коридоре, где  было пусто,  Лена
огляделась кругом. Деваться некуда. Она забилась в темный угол за дверью.
     С улицы появились двое: похожий на уркагана кавказец в кожаной куртке в
обнимку с шикарной светловолосой девицей.
     - Ладно, давай быстро, - сказал ей кавказец, после  чего пошел в зал, а
подруга  его направилась вниз по лестнице  - туда, где был туалет. Блондинка
спускалась медленно, боясь в темноте поскользнуться. Она была пьяна.
     Из  зала вышел  парень  в кепке  - тот самый, что следил за  Леной.  Он
увидел  блондинку,  спокойно  спускающуюся  вниз.  Пара  секунд, и  пистолет
появился  у  него  в  руке. Прогремело  два  выстрела. Блондинка как  бревно
рухнула  вниз,  перевернувшись  и стукнувшись головой о каменный пол. Убийца
опустил пистолет, потом сошел на пару ступенек и, вскинув руку, выпустил еще
три пули.
     Дверь  распахнулась,  и  появился кавказец  в кожаной  куртке. Взглянув
вниз, он  увидел  свою  подругу  - та, разбросив руки, неподвижно  лежала на
полу. Он  ошалело  уставился на  пистолет. Детектив растерянно посмотрел  на
кавказца.  Немая сцена эта была недолгой. Быстрее  молнии сверкнул в воздухе
кривой изогнутый нож, и раньше, чем детектив успел опомниться, нож вошел ему
в брюхо  по самую рукоятку. Кавказец выдернул нож и еще  раз  всадил  его  в
живот убийце.
     Лена  показалась   из  своего  укрытия.  Детектив  дважды  выстрелил  в
кавказца. Тот  повалился на  пол. Детектив удивленно глянул сначала на Лену,
потом  - на  лезвие,  заляпаное кровью.  Тяжело шагнул, зашатался  и рухнул,
покатившись вниз по ступенькам.




     "ПЕРЕСТРЕЛКА НА ВОКЗАЛЕ.
     Вчера  на  железнодорожном  вокзале  "Краснодар-1"  стреляли.  Как  нам
сообщили  в  УВД, работники  милиции пытались задержать  двух особо  опасных
преступников. Отстреливаясь  от  оперативников, один  из них был  убит.  Его
сообщнице удалось  скрыться.  В жестокой перестрелке с бандитами были тяжело
ранены  пятеро  работников милиции. Двое из  них скончались на месте. Органы
правопорядка ведут усиленный розыск преступницы."
     Красиков отложил газету. Рабочий день его  подходил к концу. Выдался он
вполне обыкновенным. Раз десять Красиков выезжал на происшествия. В основном
это была "бытовуха": опостылевшие друг другу соседи и домочадцы хватались за
чайники, утюги, молотки, швабры - что только не попадало под горячую, пьяную
руку.
     В  одной  из коммуналок  муж-алкоголик  гонялся с  топором  за женой  -
матерью двоих его  детей.  Приехавшим оперативникам  он заявил, что хочет по
нужде. Закрывшись в уборной, он  не открывал до тех пор, пока милиционеры не
начали ломать дверь. В другой коммуналке сосед ударил соседку ножом.  Соседа
отвезли в камеру. Соседку - в морг. Патрульные привели двадцатилетнего парня
- рабочего городского фабрики. Тот выпил  после смены  и избил до полусмерти
прохожего. На вопрос Красикова "Зачем бил?", парень только ухмылялся глупо и
не говорил ничего. Тот попросил  сержанта - здоровенного детину,  у которого
вечно чесались  кулаки, отвести задержанного в отдельную камеру и там  с ним
поговорить.   В  ресторане  "Кавказ"  сцепились  две  подвыпившие  компании.
Красикову не  хотелось вникать в детали. Он распорядился отъездить дубинками
и тех,  и  других.  Привели  провинившегося опера. Тот где-то лишился своего
табельного пистолета. Опер был  пьян  настолько,  что даже приблизительно не
мог вспомнить,  где он его оставил. У  входа в  военную часть двое кавказцев
пытались отнять  автомат  у  часового. Тот выстрелил в воздух,  и нападавшие
убежали.
     Сейчас Красиков беседовал с еще одним задержанным. Генеральный директор
коммерческой фирмы -  конченный алкаш,  с физиономией  переспелого помидора,
отличался тем, что регулярно напивался до безобразия  и потом лез  драться с
соседями. Те написали уже не одно и не два заявления.
     Когда дебошир-директор  разговаривал  с  Красиковым, он был как  всегда
пьян. От него  несло  водкой  и еще какой-то  непонятной  гадостью. Директор
виновато мялся, заглядывал в глаза оперу, говорил, что соседи его - сволочи,
каких  мало, и жить с ними тяжко; да и вообще, существование нелегко теперь,
когда простой работяга уже не разъестся так, как бывало при коммунистах - не
то,  что на хлеб, на  водку порой не хватает. Он наклонился,  и Красикову на
стол приземлилась  двадцатидолларовая  бумажка.  Директор  посмотрел на нее,
потом  поднял  виноватые  глаза  на Красикова. Опер  накрыл  купюру  листком
протокола.
     -  Ладно,  не переживайте так,  - сказал  он спокойно.  -  Разберемся с
вашими соседями.
     Скоро  директор  ушел домой. Красиков потянулся в кресле  и поглядел на
часы.  Потом  закурил  и  включил  радио.  Оттуда  послышался  натужный  бас
Президента России.  Ельцин,  выступая  перед депутатами  Верховного  Совета,
излагал свои оправдания по поводу разваленной экономики.
     В дверь постучали. Вошел  опер  Сергеев -  толстый детина сорока  лет с
пропитым лицом. В руке он держал бутылку "Столичной". Красиков посмотрел  на
бутыль.
     - Ну че, Леша, врежем что ли? - Сергеев подошел к столу.
     - Давай, - Красиков махнул рукой.
     Скоро на  рабочем столе  уже  стояла откупоренная бутылка.  Рядом - два
стакана и кое -  какая закуска.  Первую пили молча. Потом Красиков, сумрачно
поглядев на радио, поинтересовался:
     - Когда этого козла, наконец, повесят?
     Сергеев налил еще по одной и тяжело откинулся в кресле.
     -  Долго  не  протянет, -  он уверенно покивал.  - Наши  скоро придут к
власти. Тогда не только его - всех демократов вешать будем.
     - Хоть бы  Руцкого какого-нибудь  президентом  сделали, - высказал свое
пожелание  Красиков.  -  Скока  можно  уже  на  этот  бардак  смотреть?  Или
Хасбулатова - тоже умный мужик.
     Сергеев поднял стакан.
     - Не гони, - проговорил Красиков, - успеешь.
     Сергеев поставил стакан на стол и вытер сухие губы.
     - По моему, лучше Жириновского никого не найти. Это - голова.
     - Он - псих. - Парировал Красиков. - Ему в дурке место, а не в Кремле.
     - Не, Леша, ты не  прав. - Сергеев обиженно покачал головой. - Он, вон,
сколько языков  знает, два  университета кончил.  Вот,  я,  например, только
школу вечернюю. И то - с  "двойки" на "тройку". По английски: "мерси" - все,
что я знаю.
     - Не нравится  мне  он, - Красиков посмотрел на портрет Дзержинского на
стене. - Я бы, вот, лучше Невзорова президентом сделал.
     - Невзоров - наш человек. - Согласился Сергеев.
     Послышался стук в дверь.
     - Да. - Сказал Красиков. - Войдите.
     На пороге показался младший лейтенант  Петренко  из отдела по  борьбе с
бандитизмом. Он вначале поглядел на бутылку, потом - на Красикова.
     - Макарова больше нет. - Начал Петренко без предисловий. - Десять минут
назад он пытался открыть дверь своей квартиры. Все сработало точно.
     Красиков удовлетворенно кивнул.
     - Уже лучше. Уверен, что это был Макаров?
     - Точно -  он. - Петренко  радостно улыбнулся. -  Там все  разнесло  на
хрен, но его видели, как он входил в подъезд.
     -  Ладно,  поехали туда, -  Красиков поднялся и глянул на  Сергеева.  -
Допьем потом.




     Лена бродила  по опустевшим улицам ночного города. Денег у нее почти не
осталось. В кармане лежал пистолет с пустой обоймой.
     Ей некуда было  идти. Спать на лавочке -  холодно.  Идти на вокзал Лена
опасалась:   там   полно   милиции,   и   любой  патрульный   запросто   мог
поинтересоваться  ее личностью.  Сколько сейчас было  времени, она не  знала
даже примерно: стрелки больших часов на башенке,  что на пересечении Красной
и  Мира, стояли столько, сколько Лена себя помнила; ее же  собственные  часы
разбились еще утром, на вокзале.  Пряча руки в  карманах  теплой куртки, она
шла куда-то. Куда - не знала сама.
     Так  бесцельно  блуждая,  Лена  забрела  в  один  из  проходных  дворов
неподалеку от центра  города.  Уже решила - заберется в  любой подвал  и там
проведет ночь. Ничего лучше придумать сейчас она не могла.
     - Стой! - Голос из-за спины прозвучал довольно тихо, но внятно.
     Лена  вздрогнула  и   обернулась.  У   подъезда  стояли  два   парня  и
недружелюбно ее разглядывали. В неярком свете уличного фонаря Лена  с трудом
различала их  лица. Но  она поняла сразу:  эти  хлопцы не  имеют отношения к
Красикову и его оперативникам.  Типичная местная  шпана - ребята, которым не
хватало ни то на бутылку, ни то на косяк. Один из них подошел к Лене  ближе,
оглядел ее и презрительно хмыкнул. Выглядел он лет на двадцать.  На нем была
пожеванная кожаная куртка и порванные штаны.
     - Ладно, дергай отсюда, - сказал он также негромко.
     Лене  стало ясно, что карманы ей  выворачивать не будут. Подошел другой
тип - с вызывающе крупным фингалом под левым глазом. Он тоже оглядел  Лену и
присвистнул.
     - Че, ночевать негде? - Спросил он сочувственно. - Пошли к нам.
     Лена  испытывающе рассматривала парней.  Страха они  у нее почему-то не
вызывали. Позже она не могла понять, что же такое случилось с нею. Но тогда,
в тот момент, она чувствовала только какое-то пустое, холодное безразличие -
безразличие ко всему, что с ней сейчас происходило.
     - Да, пойдем,  не бойся, - сказал тип с фингалом. - Прозвучало это чуть
нахально, но по-дружески.
     Лена равнодушно кивнула.
     - Пошли.
     Они поднялись в подъезд. Дверь подвала была разворочена. В  середине ее
красовалась  дыра,  в  которую легко  можно  было просунуть  голову.  Ничего
похожего  на замок или же на защелку не было в  помине. Тип с фингалом полез
первым. Он сделал несколько шагов и исчез в  темноте. Лена двинулась следом.
Низко  наклонив  голову,  она  пробиралась на  ощупь  вдоль  узкого  глухого
коридорчика. Субъект в кожаной  куртке двигался  сзади. Вскоре Лена  увидела
отблески света и, свернув за угол, все трое очутились в маленькой комнатке с
низким потолком, которую освещала  яркая лампочка  без  какого-либо абажура,
привинченная к потолку. Тут сидела компания - четверо  парней и  трое девиц.
Поглядев на них внимательно, Лена уже окончательно поняла, куда она попала.
     -  О, Валек пришел! - Радостно взвизгнула рыжая, общипанного вида девка
с сигаретой во рту. - А эт - хто? - Она увидела Лену.
     - Ночевать негде, - коротко объяснил тот, кого она назвала Вальком.
     Рыжая девица оценивающе оглядела Лену и презрительно хмыкнула.
     - Понятно.
     Она  высокомерно отвернулась в сторону, всем своим видом показывая, что
новоприбывшая нисколько ее не интересует. Другие две девицы тоже не выразили
ни малейшей симпатии к Лене, но продолжали ее рассматривать. Парень, сидящий
в углу на корточках, сплюнул на пол и хрипло захохотал.
     - Валек, - заявил он весело, - ты должен седня Лерку  отодрать, или она
тебе еще хрен когда даст.
     Валек - тип с фингалом, тот самый, кто пригласил Лену  спустится, сунул
руки в карманы  дырявых штанов и с вызовом поглядел на  рыжеволосую, которая
демонстративно продолжала смотреть в сторону.
     - Ни хрена! - Бросил Валек. - Пусть попробует! - Он подошел к угрюмому,
низкорослому парню, самому младшему, видимо, в этой компании, который  молча
сидел  у  стены на ящике и сосредоточенно  разглядывал  пустой стакан из-под
водки. - Подвинься, Косой.
     Косой  пересел на  самый  край.  Валек деловито  плюхнулся  на  ящик  и
устроился, раздвинув ноги. Он посмотрел на Лену.
     - Садись, вон - рядом  с  Горбом, - Валек  указал на усатого  кавказца,
пристроившегося возле Лерки. Кавказец усмехнулся.
     Лена  покачала головой. Она обвела взглядом  комнату,  подобрала в углу
пустой ящик и поставила его у стены, подальше от всех.
     Один из  парней, самый старший по виду  и явно  - главный, восседал  на
старой побитой тумбочке в центре комнаты. Он был в  потертой джинсовке, щеку
его  украшал  длинный  глубокий шрам. И если по физиономии  любого  из  этой
компании читалось, что он уже знает про жизнь все,  что только можно узнать,
то у парня со шрамом на морде было в глазах написано, что, вот, ему известно
еще больше. Он посмотрел  на Лену, как только та появилась в комнате, но тут
же  и  отвернулся,  не выразив  никакого  интереса.  Сейчас он  молча достал
початую бутылку сорокоградусной и начал разливать ее по стаканам, протянутым
к нему  со  всех углов комнаты.  В  сторонке Лена увидела  скромно ожидающую
своей очереди  компанию  запечатанных  бутылей,  в  другом углу  -  валялись
пустые. Ничего похожего на закуску не было видно нигде.
     -  Держи,  -  тип со  шрамом  протянул Лене  грязный  стакан, до  краев
наполненный водкой.
     - Я не буду пить, - Лена покачала головой. - Я не пью водку.
     - Говорю - держи, - в голосе у того зазвучала уже открытая угроза.
     - А я говорю, что я не пью водку, - ответила Лена все так же спокойно.
     - По моему, она нас не уважает, - Валек начал медленно приподниматься с
места.
     В комнате воцарилась тягостная тишина. Главный продолжал держать стакан
с водкой в протянутой руке. Все  выжидательно смотрели  на Лену. Та пошарила
незаметно в кармане и нащупала там разряженный, ледяной пистолет.  Парень со
шрамом вдруг обернулся к Вальку.
     - Сядь! - Приказал он ему.
     Валек покорно присел.
     - Не  хочет -  не надо. -  Главарь передал  стакан сидящей  с ним рядом
оборванной девке в грязной потрепанной кофте.
     Пили не чокаясь  и не закусывая.  Залпом опрокидывали стаканы в  рот и,
морщась, глотали водку. Стакана  здесь было только  четыре,  и  они проворно
переходили  из рук  в руки. Вся компания, не переставая, курила, и в комнате
столбом стоял едкий удушливый дым дешевых сигарет.
     - Я седня Клопа видела,  - Лерка, затянувшись,  выпустила облако серого
дыма. - У них той ночью мусора были. Загребли всех...
     - Ментов ненавижу, сука, - Валек аж сплюнул на пол.
     - Маг  у  них двухкассетный японский забрали. Сигареты, бабки - у  кого
что нашли. У Клопа ножик был классный - финский. Тоже взяли.  Всех отпустили
наутро, кроме Железяки. На нем мокруха висела.
     - Хреново ему, - пожалел Железяку тип со шрамом. - Петрофан получит, не
меньше.
     Все молчали, размышляя над участью горемычного Железяки.
     -  Щас  на  зоне  -  совсем херово, -  сказала одна  из  девиц. -  Понс
рассказывал. У них там менты  зверели по черному. На зоне как: замочит мусор
зэка  при побеге - ему  день отпуска. Они так  и делали. Захотел  в отпуск -
зэка шлепнул какого-нибудь, кинул его на проволоку - вроде, как при побеге -
и день можешь гулять.
     - Падлы, - подала голос Лерка. - Сама бы всех ментов положила.
     - Я бы первого -  нашего  участкового замочил, -  поддержал  ее  мнение
Горб. - Ведь такая сука! На той неделе, вон, идем после смены с кентами. Ну,
вмазали, там. Видим - чувак идет. Морда у него хреновая. Мы ему в бубен дали
и идем дальше, никого, в натуре, не трогаем. А тут нас,  сука, менты берут -
козлы вонючие и - к себе, в мусарню. Че мы  такого сделили? А они нас месили
- всю ночь. И этот... участковый... я б его мозги, сука, по сортиру два часа
размазывал...
     - Понс  говорил,  - продолжала девица, - у них там менты брали от скуки
кого-нибудь и  тащили в карцер. Подвешивали головой вниз и мочили по пяткам.
Боль потом, говорит,  такая - неделю  ходить не можешь. На  пятку станешь и:
как ножом тебя - аж до задницы.
     - У  нас то же самое на губе  делали, когда  я  в стройбате  служил,  в
Североморске, - подал голос какой-то угрюмый тип в рваном свитере.
     - Твой Понс ни хера не знает, - Валек выпил водку и затянулся очередной
сигаретой. - Он сидел по 117-ой, петухом был там, жопу всем подставлял.
     - Ты видел?! - Девица нервно подскочила на месте. - Не видел, а гонишь!
     - Сама  гонишь. - Невозмутимо ответил Валек. - Всех опускают, кто сидит
по 117-ой.
     - Это - правда, - авторитетно прокомментировал тип со шрамом. - Когда я
сидел, мы на всех юбку надевали - кто по 117-ой шел.
     -  А  когда я сидел, -  начал  делиться своими воспоминаниями  парень в
рваном свитере,  - мы, раз,  помню, глядим  - бабка идет  какая-то, козу  на
веревке тащит. Мы  ее подозвали. "Сока,  -  спрашиваем, -  за козу  хочешь?"
Вобщем, поторговались. Собрали  капусту и  бабке  отдали, а  козу пропихнули
через проволоку. Короче,  мы ее дрючили все в очередь. А потом  - зарезали и
сожрали. Еще помню:  у  нас, раз, два кадра свалили.  Только чуть  отбежали,
видят - коза пасется. Они ее протянули по очереди и смылись. Коза та потом с
месяц еще, наверное, подходила к колючке и блеяла: еще, сука, хотела.
     - Гонишь ты все!  - Уверено  заявила  Лерка, бросив окурок  на землю  и
раздавив его пяткой своего ботинка. - Не было этого.
     - А ты заглохни!
     - Сам заглохни! - Лерка глянула на него. - А то заглохну щас!
     По тому,  как тот  сразу притих, Лена поняла,  что блатная девица Лерка
пользуется в этой компании неженским авторитетом.
     Когда  опустела  очередная  бутылка, Горб  бросил  ее  в угол  и достал
следующую, собираясь откупоривать.
     - Погоди, - остановил его Валек, - может, косяк по кругу запустим?
     - Давай косяк. - Горб спрятал бутылку.
     - Как насчет косяка? - Валек вопросительно оглядел компанию.
     Никто не был  против.  Подрагивающими пальцами  Валек достал  из  пачки
"БАМа" одну  сигарету, выпотрошил  из нее табак и  аккуратно всыпал  туда из
пакетика растертую коноплю. Кончик сигареты он оставил свободным и тщательно
его закрутил. Скоро косяк задымился, и вся компания начала жадно  обсасывать
его по  очереди, боясь  пропустить  хотя бы каплю драгоценного  дыма.  Когда
кто-нибудь  брал губами фильтр,  всегда находился желающий  подержать во рту
дымящийся кончик. Рискуя обжечься, он с наслаждением втягивал в свои отекшие
от курева легкие несколько капель сладковатого на вкус дурмана.
     ...Настроение у всех заметно  улучшилось. Никого больше  не  тянуло  на
грустные темы.
     -  Мы  вчера, сука, с  Обезей нажрались, - начал  радостно рассказывать
Валек. - Я из сортира иду, а он, мудак, стругает прям на пол. "Ты, - говорю,
- падла, это  потом убирать будешь?" Мы с ним, сука, хлестали "Смирновскую".
У него бабки  с позавчера  завелись: он  какого-то фраера на вокзале раздел.
Заточку ему показал тока: тот сразу и кожух с себя снял и лопатник вытащил -
прикол, в натуре! - Валек усмехнулся.
     - За Обезей менты седня приходили, - сообщила Лерка без выражения.
     - Кто те сказал? - Валек с интересом на нее уставился.
     - Верка рассказывала. Она видела днем, как его вели.
     - Вот,  с-сука!  -  Выругался Валек, -  Он у меня,  падла, штуку занял,
говорит - верну через пару дней.
     - Вернет, -  тип  со  шрамом  усмехнулся мрачно. - Если  не загремит на
два-три  года. -  Потом  добавил, -  К  деловым лучше не  лезть.  Проще лоха
раздеть какого-нибудь.
     Косяк пошел по второму кругу,  по третьему,  и на четвертом закончился.
На  столе появилась  очередная бутылка водки.  Когда  она вышла,  смастерили
новый  косяк.  В комнате  царило  веселье.  Смеялись  так,  словно  смотрели
кинокомедию. Лена сама не заметила, как уснула. Как долго она спала, для нее
так и осталось  загадкой. Очнулась,  когда почувствовала, что чьи-то  пальцы
неровно  и жадно ее ошупывают. Открыв клаза, Лена  увидела Валька. Тот сидел
на корточках, наклонившись над  ней  и  спешно пытался раздеть. Руки  его не
слушались, каждая  пуговица  давалась медленно и  с  трудом.  Вся  остальная
компания  была в отключке: парни и девицы  лежали обнявшись; кто  -  где,  в
разных позах. Лампочка вверху продолжала гореть: она никому не мешала.
     Валек  был  настолько  занят,  что  не  заметил,  как Лена  проснулась.
Прервался он только, когда в подбородок ему уперлось стальное дуло макарова.
Валек не шевелился несколько секунд: обдумывал ситуацию.
     -  Убери, -  сказал он наконец.  Голос  его звучал  спокойно,  но  язык
двигался  с  трудом. -  Я  сейчас  друзей разбужу.  Мы  тогда  по  тебе  все
пройдемся.
     Лена с силой заехала ему в лоб рукояткой. Валек сполз вниз, не издав ни
звука.  Лена  встала, засунула  пистолет в  карман и, стараясь ступать,  как
можно более тихо, выбралась из подвала.




     Ресторан "Краснодар",  что  на  углу  Мира и  Красной, все еще  блестел
своими  огоньками на  оживленную улицу, но уже не манил прохожих: время было
позднее,  и ресторан закрывался. Оттуда  кучками и в  одиночестве вываливали
подвыпившие кавказцы, проститутки, мелкие урки и крутые мафиози, их друзья в
штатском с милицейскими удостоверениями, фарцовщики  - словом, все те,  кому
карман  жгут  не  слишком  тяжело  доставшиеся  деньги.  В сторонке  дежурил
милицейский "бобик": пьяные драки здесь - не редкость.
     У  входа,  спрятавшись  в  тень,  стоял  высокий  темноволосый  молодой
человек. Он  курил, и внимательный  взгляд  его из-под низко  надвинутой  на
глаза кепки  ощупывал  каждого,  кто появлялся  из  ресторана. Увидев  серое
"Жигули"  через  дорогу,  молодой  человек  всмотрелся   пристально.  Номера
прочитать было нельзя,  но  стало  понятно сразу: это та  машина, которую он
ждет. "Жигули",  миновав патрульный  "бобик"  и проехав еще  метров  десять,
притормозило. Молодой человек выплюнул сигарету и быстро пошел к машине.
     -  Валет? - Шофер  узнал его  сразу. Нервно  оглядевшись,  посмотрел на
"бобик". - Не боишься, что заметут?
     Парень залез в машину и спокойно плюхнулся на заднее сиденье.
     - Здесь слишком много ментов, - сказал он.  - Никто  не будет меня  тут
искать. - Потом спросил: - Ждешь Павловского?
     - Должен сейчас выйти.
     Тот, кого они вдвоем  дожидались,  появился минут через десять. Это был
немолодой  уже человек, и выглядел он на  пятьдесят с  хвостиком. Череп  его
украшала   солидная   лысина,   прикрытая  старомодного   вида   шляпой,   а
немногочисленные  волосы успели  поседеть местами. Чувствовалась  кабинетная
выправка, а манеры выдавали человека, привыкшего командовать себе подобными.
Одет он был в бежевый плащ и мятый костюм  с галстуком.  Павловский  Алексей
Михайлович  четвертый  год  уже,  как  занимал  кресло  главного   редактора
еженедельника "Заря Кубани" - оплота местной национал-патриотической мысли.
     Увидев молодого человека в кепке, он  не  сказал ничего. Только покачал
головой.
     - Думал, я уже в морге? - Неуклюже пошутил тот.
     -  Если  не  исчезнешь  из города,  точно  там  окажешься. - Павловский
устроился  рядом с ним на  сиденье.  Мимо  проследовал  какой-то тип в сером
костюме.  Он  взад-вперед прохаживался по  тротуару,  словно  кого-то  ждал.
Внимательно оглядел тех, кто сидел в машине.
     - Похож на мента, - предположил шофер.
     - Наверняка - мент. - Валет вытащил из кармана плаща пистолет и положил
его на колени.
     Алексей Михайлович занервничал.
     -  Езжай быстрее.  - Он с тревогой посмотрел на оружие.  - Незачем  тут
торчать.
     -  Какие  новости?  - Спросил  Валет,  когда их машина уже вывернула на
другую улицу.
     Павловский смотрел в окно.
     -  Ахмет  говорил вчера  с  Султаном. Тот -  ни  в какую. Илюшенко тоже
против. Оба боятся,  что  если  мы  начнем поставлять оружие сербам, то этим
наверняка заинтересуются Интерпол и разведки; словом, не хотят осложнений.
     - Илюшенко-то  чего боится? -  Валет повертел в руке пистолет и спрятал
его снова в карман.- Он и с Ельциным и с Егоровым на - "ты".
     - Дьяконов тоже с Ельциным на "ты" был.  И потом, как раз Илюшенко-то и
есть чего бояться. Он - не  Султан, он  на виду. Ему потом,  в  случае чего,
труднее будет исчезнуть.
     - Ахмет, он - что, настолько с ними завязан?
     - Завязан.  У них  общие каналы  с Султаном.  Но у того больше реальной
власти и, значит, силы. Ахмету здесь остается только подчинится.
     - Я бы на его месте разобрался и с Султаном и с Илюшенко.
     Павловский молчал, и Валет понял, что Алексею Михайловичу этот разговор
не нравится.
     - Боишься, что к тому и идет? - Спросил Валет.
     Павловский  ответил  не  сразу.  Он  нервно потискал ручку двери и,  не
отрываясь, смотрел в окно.
     - Я - старый человек, - сказал  он, наконец.  - Я хочу спокойно дожить,
что мне отмеренно и умереть тихо в своей постели, а не от автоматной очереди
где-нибудь  в подъезде. Но  я,  все-таки думаю,  что мы должны  помочь нашим
братьям по вере.
     Валет сморщился.
     - Слушай... Бодягу будешь читателям своим разводить... Пожалуйста.
     Павловский недовольно на него покосился. Валет понял, что перебрал.
     - Алексей Михайлович, -  он изобразил сейчас подчеркнутое дружелюбие. -
У нас с вами общие интересы, но ваши взгляды меня  не касаются. То, что мы с
вами делаем - бизнес. А что до веры, это уже - личное дело каждого. Идет?
     Павловский не ответил.
     -  Еще  -  неприятности.  - Сказал он, помолчав. -  Летом Ахмет посылал
своего человека в Югославию. Уже несколько месяцев от того никаких известий.
- Павловский  глядел,  как  за  окном  проплывают  мокрые  и  грязные  улицы
декабрьского Краснодара. -  Ты лучше скажи, что сам думаешь делать. Угрозыск
тебя  ищет  везде,  а  ты  по  Красной  разгуливаешь. Честно  скажу  - Ахмет
предлагал разобраться с тобой: подкинуть Красикову - с дыркой в башке.
     Валет нахмурился. Потом, поглядев в окно, кивнул.
     - Я от него другого не ждал.
     - Хоть бы сказал мне "спасибо".
     - Пожалуйста.
     Павловский помолчал.
     - Ясно. Но чтобы ты  знал, что я  -  не Ахмет и ценю людей,  которые на
меня  работают, предлагаю тебе - исчезни завтра же  месяца  на два.  Билет в
Стамбул, паспорт и деньги я устрою. Если останешься здесь - либо Красиков до
тебя доберется, либо Ахмет решит, что ты все-таки мешаешь ему, и я уже ничем
не смогу тебе помочь. Думай.
     Валет кивнул.
     - Думать  не над чем. Я согласен. Но только одно -  в Стамбул поеду  не
завтра, а через три дня.
     - Почему? - Павловский устало посмотрел на него.
     - Я должен здесь кое-что уладить.
     - Что? - Алексей Михайлович глядел на молодого человека с жалостью.
     - Мне нужно вытащить кое-кого.
     - Кого ты хочешь вытащить? Говори.
     - Вы ее не знаете.
     - И все-таки.
     - Артемина. Лена. Говорит о чем-нибудь?
     Павловский покачал головой.
     - Ни о чем.
     - Это не та, которая двух ментов положила сегодня? - Подал  голос шофер
Юра.
     - Она самая, - кивнул Валет.
     -  Не хотел бы я  быть на ее месте. - Юра  покачал головой. - Менты  ее
теперь не оставят - будь уверен. А тебе она зачем? Трахаться хочешь?
     - Заткнись и следи за дорогой, - Валет оборвал его.
     -  Ты, хоть, знаком с ней? - Продолжал Юра.  - Знает  она, что ты есть,
вообще?
     - Догадывается.
     - Ты сможешь трахать  стамбульских шлюх,  пока  деньги  не  кончатся. -
Павловский  смотрел  на  него с неодобрением. - Ведешь себя, как пацан. Если
тебя так девчонки интересуют, зря ты вообще в эти дела полез.
     Машина остановилась у  подъезда элитно-начальственной девятиэтажки, где
проживал Павловский.
     -  Мне нужно два дня.  - Валет  упрямо смотрел в окно.  В глазах у него
ясно было написано: он от своего не отступит.
     Павловский размышлял.
     - Хорошо. Завтра и еще  день - твои. Послезавтра вечером, в полшестого,
идешь  в турагенство "Глобус". Здесь адрес. - Он достал из  кармана визитную
карточку. - Спросишь директора. Скажешь, что от меня. Получишь билет, деньги
и паспорт.
     Валет взял протянутую визитку.
     - Ну, счастливо увидеться.  - Павловский вышел из машины  и нагнулся  к
окошку водителя.  -  Забрось  его куда-нибудь.  Но только не  катайся с  ним
долго, чтоб потом и у меня не было неприятностей.
     Он повернулся и пошел к подъезду.
     - До свиданья, - негромко проговорил ему в спину Валет.




     С  Владимиром  Александровичем  Илюшенко Лена  познакомилась в  августе
91-го.  В  том  самом августе,  когда мир три  дня, не отрываясь,  следил за
смертельной  агонией  безжалостного,  кровожадного   и  вчера  еще  могучего
монстра, теперь  издыхающего  в  мучительных судорогах.  Бронетранспортеры и
танки на улицах Москвы, лужи пузырящейся крови на Садовом Кольце - ничто уже
не могло спасти Зверя. День  22-го, когда  наручники щелкнули  на  запястьях
бывших членов низвергнутого ГКЧП (кроме  Бориса  Пуго, выстрелившего  себе в
рот), стал последним днем  коммунистической России,  последним днем  красной
империи, десятилетиями внушавшей ужас миру.
     В тот же день Указом Президента со своим постом простился  председатель
краснодарского  крайисполкома   Николай  Кондратенко.  Над  зданием  краевой
администрации, как и над Кремлем в Москве, поднялось трехцветное знамя. Сюда
теперь пришли новые люди -  скромные, незаметные. Они избегали громких слов,
они молча взялись за дело. В их числе был и Илюшенко.
     Лена сделала  интервью  с ним  в один из  послеавгустовских дней, когда
трехцветные  флаги  над  административными  зданиями  воспринимались еще как
экзотика. Илюшенко был немногословен,  коротко рассказал о себе, посмущался,
что никогда раньше, до этого, интервью  не  давал  и потому  чувствует  себя
скованно. Сказал,  что  не  относится  к  тем,  кто призывает крушить все до
основания,  что главное  сейчас  - возводить,  и что только  потомки  смогут
оценить по  достоинству  то,  что уже сделано и что еще будет сделано  новой
властью.
     На  Лену  он  смотрел  с  видом  состарившегося  ловеласа,  у  которого
очаровательная молодая девочка уже не может вызывать ничего  другого,  кроме
чисто  отцовских чувств. Илюшенко поил ее кофе и пригласил  зайти как-нибудь
еще,  что Лена  вскоре и  сделала.  Потом они  стали  друзьями  - настолько,
насколько  позволяла  разница в возрасте. Лена  знала, что кабинет Владимира
Александровича открыт для нее практически всегда и этим охотно пользовалась.
     Разговоры о том, что Илюшенко напрямую связан с местной мафией, до Лены
доходили не раз.  Она затронула эту тему в одном  из своих  интервью  с ним.
Седеющий  представитель  демократической власти  улыбнулся скромно и сказал,
что клеветники были всегда  и скорее всего уже не переведуться.  Лена  молча
проглотила этот ответ.
     На днях в  администрации края случилась еще одна  замена: под давлением
местных нардепов Президент сместил кубанского губернатора Василия Дьяконова.
Илюшенко от этого не проиграл.  Новый глава края Николай Егоров  ввел его  в
число своих замов.
     Лена  первой из журналистов узнала об этом  и  первой  взяла интервью у
нового  заместителя  нового  главы кубанской администрации. Статья легла  на
стол редактора "Демократической Кубани" утром следующего же дня, но в номере
так и не появилась: еще через день газета перестала существовать.

     Серело. Лена направлялась к  большому желтому зданию  на  Красной,  где
размещалась    краевая    администрация.    (Журналисты   проегоровского   и
оппозиционного   Дьяконову  "Комсомольца   Кубани"  в  бытность   последнего
губернатором прозвали  краевую администрацию Желтым  Домом  - по аналогии  с
Белым  Домом  в  Москве.) Она избегала больших  улиц, предпочитая  проходные
дворы.  Вокруг  было  пусто.  Только   изредка  Лене  встречались  заспанные
прохожие.
     Она не обратила внимания на красный "Москвич", у входа  в серо-каменное
строение -  здесь  когда-то в  советские  годы  располагался местный КГБ,  а
сейчас оно по наследству перешло контрразведчикам. За рулем "Москвича" сидел
усатый  кавказец в джинсовке. Он внимательным, пристальным взглядом проводил
Лену,  потом посмотрел  снимки, разложенные  на  соседнем сиденьи, и  достал
трубку сотового телефона.
     - Я засек ее, - сказал негромко. - Она идет к Мира по Красноармейской.
     Лена шла  быстро.  Она  чувствовала,  что силы ее на  исходе,  и хотела
побыстрее    добраться.   Сквозь    молочную   слякоть    утреннего   тумана
прорисовывались голые силуэты деревьев. Это - сквер. Здесь, на углу Ленина и
Красноармейской, когда-то стоял храм святого Александра Невского, взорванный
в тридцатые годы. Напротив - здание крайисполкома, куда она и идет.
     Лена огляделась вокруг. Рассвело. Красная в это  время еще пуста. Здесь
не видно праздных гуляк, и вообще никого не видно.
     Когда  Лена уже поднималась  по крайисполкомовским  ступенькам,  ее  не
отпускала  тревожная мысль: а  что, если Илюшенко не будет  на месте? Должен
быть  - говорила  она  себе. Лена  хорошо знала,  что Владимир Александрович
приходит на работу очень рано, задолго до секретарши.
     Гардеробщиц  внизу  видно  не  было.  Почти  никого  не  встретив,  она
добралась  до самого кабинета. Только какой-то мужчина в деловом костюме и с
кейсом проследовал мимо  нее  по коридору.  Он  строго поглядел на Лену,  но
ничего не сказал.
     Как и ожидалось, секретарша еще не пришла. Владимир Александрович  один
сидел у себя  в кабинете, наморщив  лоб и разбирая  какие-то бумаги.  Увидев
Лену, он посмотрел на нее как на привидение. Потом показал на соседний стул.
Илюшенко молча глядел, ожидая, видимо, что Лена сама  начнет  говорить. И та
поняла, вдруг, что он знает если и не все, то по крайней мере многое.
     Усевшись напротив,  Лена пошла выкладывать историю  своих приключений -
что  с ней произошло  за эти полтора дня. Она говорила сбивчиво, спотыкаясь,
забегая вперед и снова возращаясь к началу. Илюшенко слушал ее, не перебивая
и не задавая никаких вопросов.
     Когда Лена закончила, он еще помолчал, потом спросил:
     - Как можешь ты доказать, что все это - правда?
     Лена откинулась назад.
     - А как я могу доказать?
     - Мне рассказывали другое...
     - Что?
     Илюшенко поднялся с места.
     - Сиди тут, - сказал  он, -  и жди, пока не вернусь.  Я  должен вызвать
своих  людей. Тебя  спрячут,  ты  побудешь в  безопасном  месте, пока  я  не
разберусь с  этой  историей. - Он  посмотрел на часы. - У нас  мало времени.
Тебя не должны здесь видеть.
     Илюшенко вышел,  и Лена  осталась в кабинете одна. Она сидела на стуле,
прислушиваясь к шуму  редких машин за окном. Беззвучно передвигались стрелки
больших часов. Прошло минут двадцать. Дверь отворилась.
     -  Быстро  пошли.  -  Илюшенко  взял  ее  за руку.  -  Вот-вот  прийдет
секретарша.  Нельзя,  чтобы  она  тебя  здесь  застала.  Посидишь  в  пустом
кабинете, пока за тобой не приедут мои люди.
     Не выпуская  ее руки, Илюшенко  тащил Лену по длинному узкому коридору.
Мимо  проследовал бородатый  мужчина с  большим портфелем.  Он очень вежливо
поздоровался, но Владимир Александрович ему не ответил.
     Они прошли мимо усатого кавказца в джинсовой куртке. Тот, не отрываясь,
смотрел в окно.
     Дверь в кабинет была приоткрыта.  Илюшенко втолкнул  туда  Лену и вошел
сам. Лена увидела Красикова. Опер держал в руке пистолет с глушителем. Рядом
стояли еще четверо в штатском. Илюшенко захлопнул дверь.
     Оперативник, шагнув к Лене, быстро ее ощупал. Найдя "Макаров", заглянул
в обойму.
     От ужаса у Лены перехватило дыхание. Мозг не хотел думать. Оперативник,
повертев в  пальцах  ее пистолет, вдруг развернулся и сильно ударил Лену  по
голове. Та бы упала на пол, но Красиков ее удержал.
     - Сделайте это быстро, - сказал Илюшенко. - У вас на все - минуты три.
     Он открыл дверь, и  Лену выволокли наружу. Та была в глубокой отключке.
Ноги ее безчувственно волочились по полу.
     - Жди тут, - бросил Красиков одному из оперативников.
     В коридоре никого не было. Ёе быстро потащили к женскому туалету.
     Красиков   ногой  распахнул  дверь   и  Лену  заволокли  внутрь.   Один
оперативник остался ждать в коридоре.  Двое и  Красиков закрылись в уборной.
Лену  посадили  в  угол.  Красиков  достал из  кармана  веревку и быстро  ее
размотал.  Смастерив  петлю,  он  смазал  веревку куском  мыла, который  ему
швырнул стоящий в дверях оперативник. Затем он схватил девушку в охапку.
     В этот момент дверь распахнулась. Красиков вздрогнул. Два дула смотрели
в лицо оперу. Валет сделал шаг вперед, и пистолет его  уткнулся Красикову  в
глаз. За спиной у него стоял кавказец в джинсовой куртке.
     - Пусти ее, - сказал Валет спокойно, - и может быть - я тебя не убью.
     Палец его плавно лег на курок. Красиков побелел.
     - Можешь забирать, - бросил он резко.
     Кавказец  шагнул вперед  и,  подхватив  девушку  на  руки,  вынес  ее в
коридор. На полу, у входа, лежал оперативник. Горло  его было залито кровью.
Глаза  неподвижно таращились под  потолок.  Рядом, в кровавой  луже, валялся
пистолет с глушителем на конце.
     Валет усмехнулся.
     - Ну, вот,  и все,  - он  кивнул  и погладил пальцем курок.  - Осталось
сказать самое последнее слово.
     Выстрел громыхнул откуда-то снаружи.  Валет вздрогнул от неожиданности,
и  в  этот  момент  на  него  бросился  оперативник, что стоял слева.  Пуля,
предназначенная оперу, ударила в оконное стекло. Выстрелить второй раз Валет
не  успел:  у него вырвали пистолет. Он отшвырнул  оперативника и выскочил в
коридор,  хлопнув за собой дверь, которую в тот же момент продырявили четыре
пули...

     Кавказец быстро  вернул Лену в сознание, хлопнув ее пару  раз по щекам.
Девушка открыла глаза и посмотрела вокруг. Все было  словно  в тумане.  Лена
пыталась сообразить - где она, и что происходит.
     - Очухалась?
     - Кто вы? - Язык у Лены ворочался слабо - как спросонья, слова давались
с трудом.
     За спиною кавказца она, вдруг, увидела кого-то, и еще - увидела  руку с
пистолетом,  дуло  которого  было  увенчанно   толстым,   солидного  размера
глушителем. Память к Лене вернулась мгновенно.
     - Сзади, - прошептала она.
     Голос свой она услышала как бы со стороны. Как бы - не ее голос.
     Хлопнул выстрел, и Лене в лицо  брызгнула кровь. Она отползла в сторону
и  прижалась  к  стене. Кавказец ткнулся носом  в  паркет, и  стиснул  рукой
пистолет за поясом, но оперативник, подойдя, дважды выстрелил ему в спину.
     У Лены было ровно полсекунды на все. Вскочив на ноги, она спряталась за
угол.  Потом  бросилась  вниз  по  лестнице.  Оперативник  бежал  следом, но
поскользнулся, неуклюже  грохнулся  и покатился по ступенькам. Пистолет  его
улетел далеко в сторону. Лена остановилась, увидев оружие в четырех шагах от
себя.
     Мгновение решило все. Оперативник торопливо поднялся на ноги и захромал
туда,  но поздно:  Лена  уже подобрала его  пистолет. Оперативник  замер  на
месте. Напрягшись, не мигая, глядел на наведенное дуло.
     Продолжая  целиться,  Лена  сделала  несколько шагов в сторону и  снова
побежала по лестнице. В голове у нее шумело, ноги заплетались. Перед глазами
маячили пятнисто-розовые облака.
     Преодолев еще два пролета, она  оказалась в холле. В тот  самый момент,
когда до  двери осталось всего несколько  шагов,  перед  ней выросла, вдруг,
фигура Красикова. Лена успела отскочить за угол. Две пули  продырявили стену
как раз рядом с ней. Сжимая пистолет  в вытянутой руке, опер шагнул вперед и
выстрелил  еще трижды. Он не  успел заметить  подбежавшего  сзади  дежурного
милиционера, что  присматривавал за порядком  в  холле.  Тот  с размаху  дал
Красикову по затылку рукояткой макарова. Словно мешок, опер свалился на пол.
Дежурный  милиционер грубо ткнул  нарушителя носом в каменный пол и, заломив
назад руки, щелкнул на запястьях наручниками.
     Лена выбралась из своего укрытия и, не задерживаясь, побежала к двери.

     ...Почти час она сидела здесь,  на этой лавочке. Уснула бы, если  б  не
боялась замерзнуть.  Конечно,  она находила,  что всего, с  ней случившегося
достаточно  - и не на полтора дня  только, а на  целую жизнь. Но выбирать ей
было, так и  так,  не из чего.  Лена поднялась и двинулась дальше. Куда - не
знала сама.
     Она поняла, вдруг,  что до  тошноты  хочет есть. Лена вынула из кармана
оставшиеся  там деньги и медленно пересчитала их. По  крайней  мере, на пару
пирожков и стакан чаю в дешевой столовой хватит - решила она.
     Лена брела по улице, оглядываясь  по сторонам. Город жил  своей жизнью.
Какие-то прохожие попадались ей то и дело  навстречу. Они не обращали на нее
никакого внимания. Им хватало своих проблем. У подьезда дома напротив играли
дети. Пожилые  женщины на лавочке  неторопливо  обсуждали  что-то. Откуда-то
доносилась мелодичная песенка.
     ...Лена застыла  на  месте, увидев  того, кто  вышел из  магазина через
дорогу. Беляков.  Лена  вгляделась пристальней. Точно - он.  Ошибки быть  не
могло. Она опустила руку в карман и нащупала там пистолет.
     Беляков ее не заметил. Он спокойно залез в свой "Москвич", дожидавшийся
его на  улице  у  входа в  магазин, и пристроил  на заднем сиденье  какие-то
покупки. Потом  включил двигатель. Лена вышла на проезжую  часть и  зашагала
навстречу. Беляков увидел  ее и притормозил.  Он  узнал  Лену. Ей показалось
даже, что он, вдруг, напрягся.
     Лена подошла ближе и вытащила пистолет. Черное  дуло единственным своим
глазом смотрело в лицо частному детективу.
     - Выходи, - сказала Лена спокойно. - Палец ее лежал на курке.
     Беляков медленно поднял руки кверху. Он попробовал улыбнуться.
     - Не горячись. Поговорим спокойно, как взрослые люди. Сейчас я  тебя не
пойму.
     Не  опуская ствола, Лена шагнула вперед. Беляков  невозмутимо покосился
на дуло,  что  висело  теперь в метре  от  его лба. У Лены дрожали губы. Она
повторила негромко, но внятно:
     - Выходи.




     Валет еще часа два бродил по городу, смутно надеясь где-нибудь случайно
встретить  Лену.  Он съел завтрак  в  дешевом  кафе  и, когда проходил  мимо
гостиницы, на глаза ему здесь попалась девчонка лет восемнадцати. Та  стояла
у  входа и терпеливо смотрела  по сторонам,  словно  бы  дожидалась кого-то.
Темноволосая,  ярко-накрашенная,  с большими  и грустными,  как у  бездомной
собаки, глазами. Валет подошел ближе.
     - Не меня ждешь? - Спросил он как мог более развязно.
     Девчонка изучающе его оглядела.
     - Может, и тебя.
     Валет усмехнулся и посмотрел на нее с состраданием.
     - Сколько ты хочешь?
     - Сорок пять штук - час, - с готовностью ответила девица.
     - Я думаю, тридцати пяти хватит выше крыши.
     - Хорошо, тридцать пять.
     - Идем, - Валет взял ее за руку и повел внутрь.
     Женщина-администратор строго посмотрела  на  них  сквозь дымчатые очки.
Валет сунул ей в окошко несколько пятитысячных купюр.
     - Развлечься хочу. - Заявил он вальяжно. - На пару часиков.
     Администраторша  благосклонно  подобрала  деньги  и,  не  задерживаясь,
выписала квитанцию. - Номер тридцать первый, третий этаж.
     Валет щелчком отбросил листок назад в окошко.
     - Оставь себе.
     Девица тоскливо поглядела  в  сторону  коммерческого  ларька,  прямо  у
входа,  где,  словно  на   выставке,  красовались  бутылки  с  разноцветными
этикетками.
     - Ты не угостишь меня выпивкой? - Произнесла она томно.

     Наверх  поднимались  с  бутылкой   сладкого   шампанского   и  немецкой
шоколадкой на закуску.
     Номер  был одноместный - небольшой, но  уютный.  Тут - все, что  сейчас
требовалось -  кровать, аккуратно  заправленная  и душевая  - сразу у входа.
Девица  томно вздохнула,  узнав номер. Ей,  видимо,  не  раз уже приходилось
здесь отрабатывать.
     - Лет тебе сколько? - Спросил ее Валет, откупоривая шампанское.
     - Четырнадцать, - ответила та, начав  раздеваться. - Но ты  не бойся: я
свое дело знаю.
     По уверенности, с какой это было сказано, Валет поверил - действительно
знает. Из  душа девица  вернулась совершенно без ничего. Валет  удивленно на
нее уставился.
     - Че смотришь?  - Та повела плечами  и улыбнулась.  - В первый раз, что
ли, видишь женщину без одежды?
     - С чего ты взяла? У меня полно было женщин разных.
     Девица пододвинула стульчик и  села  напротив.  Чуть  наклонив  голову,
хитро прищурилась.
     - Сколько?
     Валет помялся.
     - Да, ну, не помню уже...
     - Сбился на  седьмом десятке? - По губам ее пробежала усмешка. - Так не
бывает, - сказала она тихо, почти шепотом, -  это все равно, как если  бы ты
забыл, сколько у тебя детей.
     - Ну, почему? -  Валет  поерзал  на кровати.  -  А  если  детей  много?
Например, у шаха какого-нибудь или султана?
     Девица сжала полоской губы. Медленно и убежденно покачала головой.
     - Ты не похож на  шаха.  И на султана тем более. А мужики - они  всегда
врут,  когда  про баб рассказывают. Я  мужиков  хорошо знаю. Они герои  - на
языке только... А так... - Она отмахнулась.
     Взяла пустой стакан с тумбочки, где стоял графин с водой и потянулась к
откупоренной бутылке шампанского.
     - Давай пить.
     - Давай, - согласился Валет.
     Он забрал у девицы бутылку. Налил себе, а потом ей.
     Содержимое  бутыля  уменьшилось  на  треть,  и  девицу  уже  тянуло  на
разговоры. Похрустев шоколадкой с орешками, она начала:
     - Когда меня мой пахан завалил, мне десять лет было...
     Валет сморщился.
     - Ч-т-о он с тобой..?
     Девушка пожала плечами.
     -  Что -  что? Трахнул.  Он двинутый был.  Его потом  все  равно  менты
посадили; я  даже не знаю - за что. А в одиннадцать меня снял один кент. Ему
тогда было  семнадцать. Мы целый год жили с ним вместе. Потом его тоже менты
забрали -  говорят, за грабеж или, может -  за  драку. После  у меня столько
мужиков  было...  Я их отшиваю,  а они, сука, липнут.  И я решила тогда, что
если так и так трахаться, то пусть хотя бы бабки платят.
     Она  еще что-то рассказывала, но Валет уже ее  не слушал. Когда  допили
шампанское, девица  замолкла.  Она  жевала  шоколад  и молча,  с  интересом,
рассматривала нового своего знакомого. Валет сидел, сложив  руки, и тоже, не
говоря ничего, глядел на подругу. Его, вдруг, охватила робость, с которой он
не мог сейчас ничего поделать.
     Девица хмыкнула.
     - И долго так будешь сидеть? На смотрины пришел?
     Она  пристроила  свой  стакан  на  краю  тумбочки  и  подошла  ближе  к
стеснительному своему кавалеру.
     -  А  говоришь, было  много женщин...  Вставай,  - она  его тряхнула за
шиворот, - иначе я тебя не смогу раздеть.
     Валет согласно  поднялся и  разрешил стащить с  себя  плащ.  Из кармана
вывалился  пистолет. Он  тяжело  стукнулся о  паркетный пол. Девица с  живым
интересом глянула на оружие.
     - Ты - или мент или бандит, - проговорила она спокойно.
     - Я - бандит, - так же спокойно ответил молодой человек.
     Подружка стащила с него пиджак.
     - А меня в том  году, в этой самой гостинице,  мент раздевал. Он мне  и
удостоверение  свое  показывал  и  пистолет  табельный...  Слабенький  такой
мужчинка - раз всего смог кончить.
     Пиджак упал на пол рядом  с кроватью,  и девица занялась расстегиванием
рубашки.
     -  А, вот, интересно, - рассуждала она, -  вот,  когда мы  умрем -  что
будет с нами дальше, что будет потом?
     - Что было до того, как мы родились?
     - Ничего не было. - Девица сбросила рубашку на пол.
     - Вот тоже самое и потом будет, - мрачно ответил Валет.
     -  А я бы хотела, чтобы было ну хоть что-нибудь. Пусть  - ад,  пусть  -
вечные муки. Это лучше, чем совсем-совсем ничего.
     Валет пожал плечами.
     - Если ад есть, мы там с тобой точно окажемся.
     - Конечно, я бы не ад хотела.  Эта жизнь - она, ведь, такая страшная, и
я думаю, что может, хоть там будет че-нибудь получше.
     Она чмокнула его в губы. Валет испуганно сжал рот.
     - Тебя, че, целоваться не научили? - Девица глядела насмешливо.
     - Почему? Я умею. - Валет снова пожал плечами.
     - Открой рот... Вытащи язык.
     - Зачем тебе мой язык?
     - Вытащи язык.

     ...Валет надел плащ и сунул в карман пистолет.  Вид у него был помятый.
Он удивленно смотрел  на проститутку.  Та  пересчитала  купюры,  собрала  их
аккуратно и сунула в тугой кармашек юбки. Валет взял  с тумбочки  шоколадную
обертку, смял, потом швырнул в направлении мусорной корзины.  Пустую бутылку
пристроил рядышком.
     - Идем, - сказал он, глянув на дверь.
     Девушка взяла его под руку.
     - Пошли. Проводишь меня до выхода.
     Валет затравленно смотрел на нее. Девица ему улыбнулась.
     -  Единственное,  что  мне все еще нравится в  жизни, это  - элегантные
мужчины.


     Дождь уже кончился. Лена выглянула  из дверей и поняла,  что зонтик  ей
больше   не  нужен.  Не   торопясь,  она  сошла   по  аккуратным  ступенькам
горисполкомовского   здания.  Тут   только   что   прошла  пресс-конференция
"Адыге-Хасэ". Полтора часа Лена слушала речи о  том, что пришел час  уважить
четыре  процента   местного   населения  и   образовать   здесь   шапсугский
национально-территориальный  округ в составе Туапсинского района с небольшим
куском соседнего Сочи в придачу.
     Под конец Лене начало это надоедать.  Она смотрела в окно. Там  большие
мохнатые тучи  двигались  куда-то вдаль, туда,  - где белые  шапки  гор тихо
дремали, укутанные серой вечерней  дымкой.  Ей стало грустно. Город, где она
родилась когда-то и выросла,  был и оставался для нее навсегда  чужим. Глядя
как  тяжелые  капли,  неслышно  постукивая,  сбивали с  деревьев  последние,
осеннего цвета, листья, Лена  думала о том, что уже почти вечер, и  ей нужно
еще успеть купить хлеба.
     А  сейчас  она брела  по  пустой улице, набрасывая  в уме план  будущей
статьи.  Темнело. Все  вокруг  окутывал  мрак,  зажигая на  небе первые, еще
неяркие звезды.  Похожая  на  недожаренный  блин Луна глядела  встревоженно,
точно  боялась, что  без нее  весь мир непременно  опустится в беспроглядную
кромешную   тьму.  Горы  стояли  вокруг   стеною,   возвышаясь  над  крышами
белокаменных зданий  и  раздвигаясь там  только, где за  старым  причалом, в
тишине вечера, шептались друг с дружкой холодные морские волны.
     -  Артемина!  -  Услышала Лена, в  тот момент, когда она, только-только
свернув за угол, направилась в сторону хлебного.
     Вздрогнув  невольно, Лена  обернулась.  Парень  в джинсовке и  турецких
спортивных  штанах  стоял  у  входа  в  коммерческий  магазин.  Темные очки,
сигарета  во  рту,  руки  в  карманах.  Лена не могла  видеть его глаза,  но
чувствовала - парень ее разглядывает.
     Узнала она его сразу же, в  одну секунду. Романов Володька. Отличник  и
любимчик всех без исключения учителей. Отец Володьки заседал в горисполкоме,
и ни у кого не было сомнений, что после школы  Володька обязательно поступит
в какой-нибудь вуз. В какой - неважно.
     На Лену Володька всегда смотрел сверху вниз. Не третировал,  как многие
в классе, а просто, как проходя мимо пустого место, не замечал. Для Володьки
ее не существовало.
     Сейчас Лена, спрятав руки в карманах, молча наблюдала, как тот подходит
ближе.  Романов  снял  очки.  Недокуренную  сигарету,  не глядя,  бросил  на
тротуар.
     - Ба! - Глаза  у  него засверкали.  - Никогда  не  думал, что люди  так
меняются!
     "Действительно" -  подумала Лена. Она, сощурившись, оглядела  володькин
наряд.   Когда-то  Володька   Романов  носил  только  аккуратные  фрайерские
костюмчики.
     -  Девушка, да вы теперь просто  красавица!  Да  вам  теперь  только  в
Голливуд ехать! - Продолжал он.
     Володька  напрягся,  пытаясь  родить еще  какой-нибудь  комплимент - по
возможности умный, но  не  смог. Лена молчала.  Она выжидательно  глядела на
Романова. И тот решил перейти к делу.
     - Сегодня  мы пойдем в ресторан! - Заявил Володька так, как  будто речь
шла о чем-то, уже решенном.
     Лена медленно покачала головой.
     - Думаю, что не пойдем.
     Тот опешил. Уверенность, с которой это было сказано, поставила Володьку
в тупик. Он не умел получать отказы.
     - Почему? - В голосе его звучало сейчас одно только удивление. Обиду он
еще не успел прожевать.
     - Мы не знакомы, - холодно проговорила Лена.
     Тот аж отошел в сторону. Володька не знал, как это ему понимать.
     - Ленка, ты че? Придуриваешься?
     Лена не отвечала. Она спокойно смотрела  в глаза Романову.  Тот  видел,
каким неживым светом блеснули ее зрачки.
     - Вы обознались,- сказала она тихо и скучно.

     ...Валет, в последний раз затянувшись,  швырнул на  землю окурок. Среди
пассажиров,   вывалившихся  из  забрызганного  грязью  автобуса,  он  увидел
Красикова.  Опер  был  не  один. С ним  рядом  шагал невысокий рыжий  тип  в
кожанке. Валет узнал еще одного опера из  отдела по борьбе с бандитизмом. Он
выяснил уже, что личная машина Красикова вторую неделю отдыхает в ремонте, и
тот пользуется - когда такси, а когда и общественным транспортом.
     Переждав с минуту,  Валет  двинулся следом.  Пальцы  погладили рукоятку
макара,  что грелся в кармане плаща. Валет не обратил внимания на бородатого
типа в  шляпе,  который тихо сидел у остановки и читал "Кубанские  новости",
вяло пожевывая торчащую в зубах  спичку. Газета была свернута  и  исчезла  в
кармане, как только Валет скрылся за ближним углом.
     Уже  стемнело.  Глухие  ряды  многоэтажек  неясно  проглядывали  сквозь
вечерний туман. Дойдя до дома, где жил Красиков, Валет прибавил шагу.  Здесь
Красиков обернулся. И  тут же  два выстрела свалили  его на тротуар.  Другой
опер сунул руку в карман плаща, но Валет опередил его, дважды надавив курок.
Не опуская дула, подошел ближе. Огляделся. Вокруг -  тихо. Прицелившись,  он
выпустил еще одну  пулю  в одного  и  пулю -  в  другого.  Опять огляделся и
спрятал оружие.

     ... Минуты две прошло с момента, как он растаял в темноте  улицы, и тут
откуда-то вынырнула фигура человека в шляпе со  спичкой  в зубах. В руке тот
держал браунинг.  Подойдя  к рыжему  оперу, незнакомец тяжело пнул его. Опер
зашевелился и что-то  промычал, как спросонья. В ту же секунду пуля разнесла
ему  череп.  Держа  наготове  дуло, бородатый  шагнул  к  Красикову. Пожевав
спичку, прицелился.
     Громыхнул  выстрел.  Всплеснув  руками  и  выронив  пистолет, бородатый
рухнул. Красиков с усилием  приподнялся, вытащил из кармана дуло и, ковыляя,
подошел ближе.  Тяжело качнулся,  перевел  дыхание. Потом приподнял ствол. С
расстановкой всадил три пули в распластанное на тротуаре тело.
     Тяжело спотыкаясь и придерживая правой рукой  простреленную левую, опер
зашел в подъезд. Кровь стекала по пальцам и капала на грязный  пол. Красиков
негромко скулил.
     Войдя в квартиру, он первым делом стащил с себя намокший от крови плащ.
Расстегнув  рубашку, убедился, что две  пули  сплющились о пуленепробиваемый
жилет, не причинив никакого  вреда.  Однако боль в  ране  - тупая  и ноющая,
заводилась сильнее и  сильнее,  не думая  отпускать ни на секунду. Дрожащими
пальцами опер потянулся к телефону и набрал "03".




     Лена опустила пистолет. Беляков облегченно вздохнул  про себя. Он понял
- стрелять в него,  по  крайней  мере, сейчас  не  будут.  Помолчал немного,
побарабанил пальцами по кожаной обшивке руля.
     - Залезай,  - сказал Беляков. - Он смотрел  не на Лену, а куда-то вдоль
улицы. - Залезай. Поговорим спокойно.
     Лена  стояла, не двигаясь. Пистолет устало  висел,  глядя  своим  тупым
носом  в асфальт.  Беляков сочувственно оглядел девушку. Ее одежда, волосы -
все было перемазано грязью.
     - Видок у тебя сегодня... - Беляков усмехнулся. - Лезь в машину.
     Он неспеша открыл дверцу. Лена медленно подошла ближе.  Беляков смотрел
на нее внимательно,  пока та не оказалась внутри и не пристроилась на заднем
сиденьи.
     - Хлопни дверь, - сказал Беляков. - И спрячь пистолет.
     Машина, заурчав, сорвалась с места и побежала быстро по узенькой кривой
улочке вдоль жалких, согнутых  жизнью,  домишек. Лена сунула оружие в карман
куртки и, ничего не видя, смотрела прямо перед собой на дорогу.
     -  Начнем  с  того,  что  мне ничего  не  известно, -  Беляков спокойно
повернул баранку.
     -  Я  не верю, - отозвалась Лена глухо. Она знала -  Белякова  отличала
болезненная подозрительность, и тот собирает досье на каждого, с кем его так
или иначе знакомит жизнь. Частный детектив, не считаясь со своей занятостью,
открывал  досье  на  дворника,   подметающего  улицу   напротив  дома  и  на
почтальона, приносящего письма. То, что он, конечно же, имел досье и на саму
Лену, та  знала наверняка. Но знала она и другое:  Беляков никогда не станет
ни  с  кем делиться  своей информацией. Все, что  было ему  известно  - было
известно ему одному.
     - Откуда я знаю, что  там у тебя случилось? - Детектив пожал плечами. -
Мне хватает своих забот.
     - А этот  твой ублюдок,  который грохнуть меня  хотел? - Лена повернула
голову и глянула на Белякова.
     - Не  знаю,  про кого  ты  говоришь, - тот снова  пожал  плечами, -  но
догадываюсь.  Некоторые мои люди подрабатывают иногда  где-то на  стороне. У
многих  - семья, дети. Я к этому отношусь с пониманием, - он  очень серьезно
кивнул.
     -  Бедный,  -  Лена качнула  головой, -  тебя завтра  прирежет твой  же
охранник, который захочет где-то, на стороне, подзаработать.
     - Все мы смертны, - Беляков, поджав губы, смотрел на дорогу.
     - И ты,  конечно,  не знаешь, что  произошло позавчера в редакции "Дем.
Кубани"?
     - Почему? - Беляков повернул голову. - Знаю. Читал в газете.
     - Как свихнувшийся журналист перестрелял редакцию,  убил еще  какого-то
прохожего и ранил мента, который хотел его задержать?
     - Ну видишь, - Беляков пожал плечами, - ты тоже в курсе.
     - И что случилось с Ромашовым - не слышал?
     - Это кто такой?
     Лена   молчала,  прикусив  губу.   Они   подъехали   к   большой  серой
девятиэтажке. У  подъезда было пусто. Вокруг тоже -  ни души: дома, деревья,
лавочки  -  все  терялось и пропадало в молочно  - кисельном тумане. Беляков
вылез наружу. Он запер левую дверцу и открыл правую.
     - Давай. - Бросил он Лене. - Пока тебя никто не увидел.
     В  подъезд  он  вошел первым.  Лена  брела  сзади, держась за  рукоятку
пистолета и все время туда-сюда оглядываясь.
     У лифта царил полумрак. Беляков повернул выключатель, но ничего за этим
не  последовало:  лампочку  опять  кто-то  выкрутил.  Обычно  ее  вымазывали
красным, чтобы  она уже  не представляла  интереса ни для кого, но  желающие
разжиться  все   равно  находились.  Приехал  лифт.  Дверцы  его,  заскрипев
распахнулись,  и осветили своим мутно-зеленым светом облезлые и покареженные
почтовые ящики напротив. Беляков нащупал в кармане ключи и вошел в лифт.
     - Давай.
     Дверцы  сомкнулись.  Лена  молча  смотрела на  узенькую  полоску-щелку.
Беляков  размышлял о чем-то. Ключи в руке у  него  самоуверенно позвякивали.
Обернувшись, он посмотрел на Лену.
     - Ты рано обычно встаешь?
     Та глядела, не понимая.
     - Чего?
     Детектив спокойно дожидался ответа.
     - Я спрашиваю, ты спать любишь долго?
     Лена смотрела на него молча, прожевывая вопрос, потом скривилась:
     - Ты нормальный?
     Беляков устало пожал плечами:
     - Я тебе пытаюсь помочь, а ты меня обижаешь.
     Лифт встал. Двери раскрылись.
     - Пойдем, - пригласил ее Беляков.
     Лена вышла следом за ним.
     - Что все  это значит? - Спросила она, когда тот открыл дверь. -  Зачем
ты меня сюда привел?
     -  Я  думаю,  -  ответил  Беляков,  -  тебе  следует  прежде  помыться,
переодеться, поесть. Потом поговорим об остальном.
     Очутившись внутри, Лена поняла сразу - таких богатых квартир она еще не
видела.  Стены  в  коридоре были оббиты красного цвета  кожей.  Пол  выложен
мозаикой. Под  потолком красовалась маленькая хрустальная люстра. Когда Лена
разделась, Беляков повел ее в ванную. Там в нос  ей ударил букет ароматов, в
основном   незнакомых  -  мыла,  шампуни,  одеколоны.   В  большом  зеркале,
обнесенном узорчатой железной рамкой, она увидела  себя.  Рядом с холеным  и
чистым Беляковым Лена выглядела ужасно.
     - Здесь - мыло, вот - шампунь. Возьми эту мочалку.
     Беляков показал ей, как пользоваться краном.
     - У  меня  в  прошлом году девица одна ночевала,  -  он  заулыбался.  -
Сломала мне ручку. Стала ее крутить, когда нужно - оттягивать.
     Беляков вышел,  и Лена защелкнула за  ним  дверцу.  Потом  разделась  и
пустила  воду.  Пистолет она  пристроила  на полке,  между  шампунями и  еще
какими-то  пузырьками  -  так,  чтобы  в  любой момент можно  было  до  него
дотянуться.
     Лена легла в ванну  и  закрыла глаза. Не треволнения последних  дней, а
какие-то очень далекие  воспоминания  - стершиеся и почти забытые, нахлынули
на нее: школьный  двор,  туапсинские улицы, пляж, нагретый от солнца... Лена
чуть  не уснула.  Она отряхнулась, мгновенно  вернувшись в действительность.
Конечно, было бы глупо сейчас утонуть в ванне.
     Вымывшись, Лена облачилась в мягкий махровый халат, оставленный для нее
Беляковым. Сунула пистолет в кармашек.
     Когда  она вышла в прихожую, то сразу же уловила запахи, которые  шли с
кухни.  Там возился  хозяин квартиры. Запахнувшись  в халат,  Лена  потянула
носом  и  прислушалась:  что-то  аппетитно  шипело  и  булькало.  Когда  она
появилась на  кухне,  Беляков,  повернув голову, быстро  оглядел  ее.  Потом
прервался  и  сходил в ванную. Он брезгливо  скосился на ком грязной одежды,
лежавший в углу.
     - Я  думаю, все  это пойдет в мусор, -  Беляков почесал нос.  - Я  тебе
подберу  что-нибудь. - Потом он увидел цепочку с крестиком  на полочке между
шампунями и дезодорантами. - И украшение свое забери.
     - Это - не украшение.
     Лена взяла крестик. Беляков поглядел на нее с интересом.
     - Ты веришь?
     Лена серьезно кивнула. Частный детектив пожал плечами.
     - Каждому свое, - сказал он. - Я верю только в то, что могу пощупать.
     Беляков вернулся на кухню  и продолжал  возиться с едой.  Лена  подошла
ближе и поглядела насмешливо.
     - Сразу будем трахаться, - спросила она, или вначале покормишь?
     Беляков обиженно скривился.
     -  Как захочешь. Но,  вообще-то,  я еще  никогда не принуждал женщин. Я
тебе не хачик какой-нибудь.
     Лена вернулась назад, в прихожую.
     - Дай мне расческу.
     - Возьми в ванной - какая нравится,  - ответил  Беляков, не поворачивая
головы.

     ...Опер Красиков сидел  у себя  в  кабинете.  Его перебинтованная левая
рука неподвижно покоилась перед ним  на  столе. Красиков рассеянно глядел на
охотничью  двустволку, изъятую  сегодня утром у  одного  мужика  из  станицы
Пашковской. Тот  стрелял в соседа, изнасиловавшего  его дочь, которая наутро
повесилась. Сосед лежал сейчас в больнице. "Лучше бы убил, - думал Красиков.
-  Одной  скотиной стало  бы меньше." Но  главное, что его заботило  теперь,
было, конечно, не это.
     Послышался стук в дверь.
     - Да, - устало проговорил опер, - открыто.
     В  кабинет  ввалился   Сергеев.  Следом   показалась  смуглая  небритая
физиономия.
     - Знакомьтесь, - Сергеев  подвел  гостя к столу Красикова. - Это - Алик
Кабардинец. А это - Леша Красиков. Между прочим, старший оперуполномоченный.
     Алик  угрюмо хмыкнул. Для него это явно не звучало как лестная похвала.
Он молча бухнулся на стул и зажег сигарету. Сергеев присел рядом.
     - Короче, че делать? - Алик Кабардинец с вызовом разглядывал Красикова.
     - В самом деле - кабардинец? -  Недоверчиво спросил тот, отодвигая ящик
стола.
     - Он в Нальчике родился, - ответил за Алика опер Сергеев.
     Красиков  вынул фото  и бросил его  небрежно  на  стол  перед уроженцем
горной республики.
     - Я больше не хочу ничего  слышать об  этом  человеке, - проговорил  он
сумрачно. - На обороте - все данные.
     Кабардинец  двумя пальцами подобрал  карточку, где  анфас был изображен
Валет  и  брезгливо  ее повертел.  Наморщив  лоб  и  шевеля губами, прочитал
нацарапанное на другой стороне. Письменная речь ему явно давалась с трудом.
     - Четыре штуки баксов сразу - чтобы не торговаться. - Он достал изо рта
сигарету и потушил ее о крышку стола, рядом с пепельницей.
     Красиков посмотрел на Сергеева.
     - Он не понимает, где находится?
     Сергеев серьезно кивнул.
     - Понимает.
     - Бабки вперед, - сказал Кабардинец. - И - два, три, четыре дня, неделя
максимум: будет трупак.
     - А если не будет? - Красиков спокойно смотрел на кабардинца.
     Глаза у Алика холодно блеснули.
     - Если не будет - верну бабки.
     - А если ни тебя не будет, ни бабок?  - Красиков продолжал разглядывать
нальчикского хулигана.
     Тот спокойно поднялся.
     - Слушай, - сказал он медленно. - Я -  Алик Кабардинец. Я свою  мать на
куски порежу...
     Развернулся  и двинулся  прямо к двери. Сергеев проворно ухватил его за
куртку.
     - Стой, Алик, не горячись. Сядь на место, не дергайся.
     Кабардинец снова уселся.
     - Леша, послушай меня, - Сергеев говорил убежденно, и Красиков, который
знал его не один день, понимал - тот не лукавит. - Алик - хороший парень. Он
ошибок не делает.  У Алика восемнадцать мокрух на счету. Ему еще четыре года
назад ростовский суд расстрел дал. Он убил двух конвойных и свалил. А сейчас
он  на таких  серьезных  людей  работает, он  с  такими  людьми повязан... -
Сергеев несколько раз поднял к потолку палец - так, словно бы хотел воткнуть
палец  в  потолок.  -  За  него... - Опер замолк  и огляделся.  -  ...Карлик
поручился. Карлик - ты понял?.. И, Леша, ты  меня знаешь. Я бы тебе не  стал
абы кого пихать.
     Красиков с  тяжелым сомнением  посмотрел  на  кабардинца. Как только он
услышал  о  Карлике, все  вопросы  сразу отпали. Этот человек, очень  хорошо
известный в бандитском мире, держал свою киллерскую школу. С одной стороны -
это  солидная  рекомендация, и  Алик  Кабардинец уже  не  сможет просто  так
исчезнуть  с полученным  гонораром.  Ведь, в этом  случае  обманутый  Карлик
отыщет его и в преисподней. И он отыщет - ведь под вопросом уже будет стоять
его,  Карлика,  репутация. А  с  другой  стороны  покровительство последнего
внушало нальчикскому уроженцу невероятную наглость. Но не  преувеличивает ли
он  свои права и возможности?  Что помешает ему, Красикову, примочить Алика,
когда уже будет сделана вся работа. Красиков терпеть не мог наглецов.
     - Хорошо,  - он  кивнул, наконец,  и  достал  из  ящика толстую  пачку,
обернутую газетой. Повертев,  бросил  ее на  стол. -  Здесь - три  штуки.  -
Вытащил еще несколько  стодолларовых купюр, отсчитал десять и положил рядом.
- Не буду тебе говорить, что случится, если провалишься.
     Алик молча сгреб деньги, сунул их в карман и, не прощаясь, вышел.
     -  Он  - парень грамотный,  -  уверенно повторил Сергеев. -  Можешь  не
сомневаться.
     -  Ты, что, серьезно считаешь - я  дам  ему  уйти с этими  деньгами?  -
Красиков с интересом глядел на своего коллегу.
     Тот развел руками.
     - Ну, это уже - чисто твое дело.
     - Интересно, - Красиков  покосился на смятый окурок и потрогал  пальцем
след от него посреди стола, - там у них  в Нальчике  - все  такие отморозки,
или он один?
     - Не знаю, - Сергеев пожал плечами. - Спроси у него самого.




     Ресторан "Три  платана" бодро сверкал  разноцветными огоньками неоновой
вывески, зазывая  праздную  публику и  обещая  прямую  возможность просадить
лишние деньги.  Веселье  тут  кипело  наполную. Смазливого вида девица,  без
голоса,  но  с  ногами,  исполняла  последний  шлягер  из  репертуара   Маши
Распутиной.  Столы  были  уставлены  тарелками  с  расковырянной  уже  едой,
початыми  бутылками  самого  разного содержания. Путаны  угощались  за  счет
клиентов. Столбом  стоял сигаретный дым. Кто-то уже  нажрался, кто-то только
еще  начинал.  Кого-то  от выпитого неумолимо  клонило в  сон, и он  начинал
дремать,  упав  носом  в тарелку,  кого-то -  тянуло в  уборную,  кого-то  -
танцевать,  а кого-то  -  в драку,  но он не находил  пока повода.  Бандиты,
фарцовщики, милиционеры, деятели полуподпольного бизнеса, судьи и адвокаты -
все хотели хорошо отдохнуть, расслабиться и  не думать,  хоть пару  часов, о
проблемах минувшего дня.
     За одним из столиков, в углу зала, восседал усатый горец лет сорока  на
вид.  Он отдыхал тут  почти уже четыре часа  и успел  набраться. С ним рядом
пировали  трое  молодцов с мрачными  бандитскими  физиономиями. Один  из них
примостил у себя на коленях раскрашенную девицу. Он ее накачал "смирновской"
и предложил, чтобы не торговаться, сто баксов за ночь.
     Оркестр заиграл какую-то новую мелодию, и веселые огоньки разных цветов
заплясали  вдоль ресторанной эстрады.  Усатый  горец  неспеша  сгреб бутылку
сухого вина, уже почти приконченную и угрюмо выплеснул остатки себе в бокал.
Потом поглядел  на пустую бутыль  и  с размаху швырнул ее  куда-то  в вдаль.
Зазвенело. Брызги оконного стекла посыпались на пол.
     Всем в зале стало,  вдруг, неуютно. Посетители  нервно переглядывались,
ожидая, что произойдет  следом. Никто из них не  посмел бы вмешиваться.  Все
знали усатого горца.  Ахмет захаживал сюда  частенько, но буйствовал  только
время от времени.  Это был  тот  самый Ахмет, именем  которого  в Краснодаре
пугали друг друга фарцовщики и мелкие урки.
     Ахмет  не был вором  в законе.  За жизнь он  успел отсидеть только один
срок:  в  молодости  его  осудили  за  изнасилование.  Сам  Ахмет  не  любил
вспоминать об этом и  никому не показывал, оставшуюся как память,  выколотую
на спине и позорную для него, татуировку.
     Сейчас он залпом  докончил вино, и  опустевший стакан полетел вдогон за
бутылкой. Угрюмые  парни, сидевшие  рядом,  переглянулись.  Они  уже  знали:
что-то  сейчас  будет.  В  глазах  у Ахмета плясали недобрые белые  огоньки.
Раскрашенная девица,  почуяв, что  к  хорошему не  идет,  слезла с  колен  и
куда-то  в  момент  испарилась.  К  столу  подобрался,  бледный  как смерть,
официант.
     - Желаете что-нибудь? - Спросил он, заикаясь от страха, ни то у Ахмета,
ни то у всей компании сразу.
     Ахмет медленно покачал головой.
     - Исчезни, - проговорил он глухо, но выразительно.
     Парни  его  угрюмо  молчали. Официант  сделался  еще бледнее  и  быстро
пропал, как будто его и не  было. Ахмет, с силою грохнул кулаком по  столу -
так что  пепельница рядом  с  ним  подпрыгнула  высоко, и окурки полетели  в
разные стороны.  Бутылка с  остатками  "смирновской"  тоже очутилась  внизу,
поливая паркет.
     Все  замерли.  Музыка  стихла.  Певица  оборвала  песню  на  полуслове.
Посетители, съежившись и потупив глаза,  ждали. Ахмет оглядел всех медленно,
потом, вдруг, ткнул в какого-то смуглого парня, тихо жующего свой бифштекс в
компании двух приятелей.
     - Ты! - Ахмет мрачно прищурился.
     Парень  сделался белее тарелки, из которой ел.  Ахмет показал пальцем в
рыжую девицу, сидящую со своим кавалером возле самой эстрады. - И ты! Оба ко
мне! Быстро!
     Наклонившись, он тупо смотрел в пол и, как казалось, не замечал ничего.
В зале  царила жуткая тишина. Все здесь не отрывали глаз от Ахмета. И каждый
радовался  втихоря,  что не на  него пал  выбор мрачного горца.  Тот, вдруг,
встряхнул головой и хищно прищурился.
     - Раздевайтесь!.. И трахайтесь!.. Прямо вот здесь!.. - Он ткнул пальцем
в залитый водкой паркет. - Чтобы я видел! - Ахмет закатил рукав и  посмотрел
на свои швейцарские часы. - Даю пять минут на все. Если не уложишься... - Он
медленно глянул на молодого человека и, вытащив из кармана тяжелый браунинг,
бросил на стол - между початой бутылкой водки и полной до краев салатницей.
     Никто не двигался. Ахмет еще раз глянул на часы.
     - Время пошло.
     Бедная  девушка,  испустив  вопль,  бросилась  в  сторону  и  судорожно
ухватилась  за  белокаменную колонну.  Парень растерянно замер на месте.  Он
явно  решал  -  куда  ему убегать.  Один из  телохранителей Ахмета встал  и,
выдернув пистолет, прицелился. Несчастный обреченно посмотрел на дуло, потом
-  на Ахмета, и наконец  -  на неживую от страха  девицу.  В  глазах  у него
отразилась какая-то мрачная, жестокая решимость. Девушка не отводила глаз от
того, кто  должен был  сейчас  ее  изнасиловать.  Она испустила  еще  вопль,
ужаснее прежнего. Крепче  обхватила каменную колонну,  словно бы та могла ее
защитить. Голос у нее осекся.
     И тут тишину оборвало.
     - Хватит! - Не очень громко, но сейчас это  прозвучало, как пистолетный
выстрел.
     Все, кто был в зале,  обернулись. В нескольких шагах от  Ахмета, тяжело
качаясь, стоял военный офицер в форме - здоровенный мужик богатырского вида,
с  пышными казачьими усами.  Дуло короткоствольного автомата  в руке  у него
было  нацелено  в  лоб Ахмету.  Тот  прищурился  недовольно  и  с  интересом
разглядывал незнакомца.
     -  Хватит,  -  повторил  военный.   Слова  путались.  -  Я...  -  есаул
Всекубанского Казачьего Войска. Я запрещаю... это продолжать.
     Телохранитель Ахмета оглядел  есаула и неспеша перевел ствол. Он видел,
что палец у казака  - на курке. Есаул развернулся... Все потонуло в  грохоте
выстрелов. Оконные  стекла  дрогнули. Каждому, кто был в зале, заложило уши.
Есаул, продырявленный двумя пулями,  рухнул  прямо  на  стол. Противник его,
скошенный автоматной очередью, лежал на полу, в проходе между столами.
     Трое, кто сидел  за одним столом с есаулом, молча достали оружие. Ахмет
угрюмо  глядел  в  три  пистолетных  дула. Потом посмотрел на девушку. Та не
отпускала колонну.
     - На сегодня все, - сказал он,  обернувшись к двум своим людям, которые
продолжали держать наготове стволы.
     Ахмет  сгреб со стола пистолет и неспеша опустил  его  в боковой карман
кожаной куртки. Вытер губы и бросил  салфетку в салатницу. Медленно встал и,
не оборачиваясь на три  пистолета, что глядели ему в спину, побрел к выходу.
Официант, чуть живой,  наблюдал все это  из  укромного  места. Он знал,  что
Ахмет  никогда не  платит  и  сейчас  не ждал от него  никаких  денег.  Двое
телохранителей Ахмета  пятились за хозяином, не опуская  оружия.  Как только
тот очутился на улице, они поспешно скользнули за ним.
     Подойдя к  своему белому "Шевроле", Ахмет постоял, хмуро опустив голову
и  сунув руки в карманы  широких  спортивных штанов. Один из  телохранителей
услужливо раскрыл перед ним дверцу.
     - Что-то  мне  грустно сегодня,  -  проговорил Ахмет медленно. - Что-то
охота развеяться... Поехали-ка в "Кавказ".
     Команда была принята. Один из  парней сел за руль.  Другой устроился на
заднем сиденьи.  Сам Ахмет,  сложив на животе  руки, сидел  впереди, рядом с
водителем.
     - Кто это были? - Он задумчиво глядел в окно.
     - Казаки из екатерининского, - спокойно ответил тот, что крутил руль. -
Двоих я знаю.
     Машина  мчалась  куда-то в  ночь  по  широкому  мокрому шоссе, облитому
огнями  больших  уличных  фонарей.  Из-за дерева показалась почти незаметная
фигура в сером плаще. Черный короткий ствол автомата холодно и тихо блеснул,
шелкнул  негромко  затвор,  и  удаляющийся  по  дороге  автомобиль  заплясал
обреченно, пойманный в прорезь прицела.
     - Напомни мне завтра, чтобы я  не забыл это разобрать. - Сентиментально
процедил Ахмет, глядя в окно.
     Автоматная очередь выбила оконные стекла. Они брызнули в разные стороны
дождем мелких  осколков. Не успевшее  как следует набрать скорость "Шевроле"
изобразило  на  дороге  кривую  черту  и  замерло,  въехав в большое толстое
дерево.
     Кругом  было  тихо. Еще раз  передернув затвор,  убийца  подошел ближе.
Немного постоял, всматриваясь. Потом  одной рукой вскинул ствол и прицельно,
короткими очередями, расстрелял три неподвижных фигуры.

     ...Утро  случилось солнечное  и не по-зимнему теплое.  Кафе "Летнее" на
Красной открылось только-что. Первые сонные посетители, желая  разбудиться в
предверии  наступающего  дня,  пили  крепкий  дымящийся  кофе  и  потягивали
армянского разлива коньяк. Из охрипшего транзистора пел Миша Шуфутинский.
     Валет расположился  за  крайним столиком в самом углу, спиной к стене и
лицом к  улице.  Он курил,  поглядывая вокруг. На  столике  перед ним стояла
чашка уже остывшего  кофе.  Рядом - самодельная  пепельница, бывшая когда-то
пивной банкой и  приоткрытая пачка "L  & M".  Валет ждал. Редактор "Зари
Кубани" должен был появиться вот-вот.
     Минуты текли медленно. Валет смотрел на часы, потом  гасил в пепельнице
окурок и зажигал следующую сигарету. Павловский появился из серых "Жигулей",
притормозивших у  бордюра. Он  нагнулся,  что-то сказал  шоферу,  и  машина,
тронувшись с  места, укатила. Валет увидел, что Алексей Михайлович  держит в
руках  какие-то  бумаги.  Павловский  не подал  ему  никакого  знака,  молча
направился к стойке и взял сто грамм коньяка.
     Валет, не отрываясь, глядел на  тлеющий кончик сигареты, когда редактор
брел к его столику. Павловский снял шляпу, поставил коньяк и  бросил на стол
две газеты.
     - Читал? - Начал он вместо приветствия.
     Валет оторвал взгляд от  сигареты и  посмотрел  туда,  куда  Павловский
ткнул пальцем.
     - Прочти, интересно.
     Валет развернул  газеты к  себе и  быстро  пробежал  глазами.  Одна  из
заметок называлась "Труп на обочине". Валет узнал из нее, что  вчера днем, у
проезжей  части,  нашли лейтенанта милиции.  Тот был убит выстрелом в горло.
Стреляли,  предположительно,  с  нескольких шагов  и,  предположительно,  из
пистолета Макарова, милицейского образца. В  другой заметке,  под заголовком
"Нападение на работников милиции", сообщалось, что вчера вечером, у подъезда
своего  дома  был ранен выстрелом  из пистолета  старший  оперуполномоченный
уголовного  розыска  Алексей  Красиков.  Сопровождавший  его  коллега,  тоже
работник милиции, от полученных огнестрельных ранений скончался на месте.  В
завязавшейся  перестрелке  один  из нападавших  был  убит.  Другому  удалось
скрыться.
     -  У  них  оперативная  информация,  -  скучно  сказал  Валет.  - Вчера
постреляли, а уже сегодня - в номере. Совсем, как в Чикаго.
     Павловский свернул газеты и сунул их в карман.
     - Это все, что ты мне можешь сказать?
     - А что еще? - Валет пожал плечами. - Мента у дороги нашли - понятия не
имею, кто это. А про второго нападавшего ты, думаю, знаешь  лучше меня. - Он
ткнул недокуренную сигарету в пепельницу.
     Павловский молчал, глядя на молодого человека с сочувствием.
     - Ты всегда знаешь больше, чем говоришь. - Закончил Валет.
     - Что я знаю - это  мое  дело. Я перед тобой отчитываться не собираюсь.
Хотелось тебя послушать.
     Валет отпил кофе и снова пожал плечами.
     - О  чем  именно?  Я думал,  ты будешь говорить, как тебе  это  все  не
нравится,  что  заинтересован  в  серьезных  людях,  что  если дальше  будет
похожее, сдашь меня Ахмету. Ведь, ты это хотел сказать? Давай.
     Павловский медленно покачал головой.
     - Не буду. Ты все и так знаешь. Без меня. Слушай другое. - Он посмотрел
на пропитого вида бомжа,  который просил  мелочь, сидя у входа в кафе. -  Ты
говорил, что тебе надо будет еще за чем-то съездить в Москву, чтоб закончить
материал на Илюшенко.
     Валет отпил кофе. - Ахмет этим снова заинтересовался?
     Павловский кивнул.
     -  Я вчера говорил с  ним. Тебе  хватит суток, чтобы слетать в Москву и
вернуться?
     - Хватит. - Валет допил кофе и отодвинул чашку.
     -  Рейс до  Стамбула переносится на завтра. Сначала  слетаешь в Москву.
Возьмешь, что хотел там взять...
     Павловский без интереса глядел на свой коньяк.
     - Хочешь? Я не притрагивался.
     Валет медленно и с сожалением покачал головой. Обернулся и увидел бомжа
у входа.
     - Предложи ему. Он не откажется.
     Павловский надел шляпу.
     - Какая жизнь гадкая...
     Валет потрогал пустую чашку.
     - Думаешь, на том свете лучше будет?
     Павловский зевнул.
     - Не знаю. Может, и не лучше.




     Звезды  тихо  таяли  над  ночным  городом.  Ровные  силуэты многоэтажек
прорисовывались нечетко  сквозь синеватую мглу. Свет на кухне в этот час был
потушен. Лена и Беляков  сидели в  креслах и  неспеша потягивали  остывающий
чай. Беляков смотрел в окно.
     - Бывают моменты, - проговорил он, cкосившись на Лену,  когда я, вдруг,
начинаю чувствовать себя романтиком.
     Та повернула голову.
     - Ты хочешь сказать, что хочешь сейчас меня трахнуть?
     Детектив поморщился.
     - Я пытаюсь говорить стихами, а ты сводишь все к грубой пошлости.
     Лена поставила свою чашку на стол.
     - Говори прозой. Я это скорее пойму.
     - Ты не любишь стихи? - У Белякова в голосе прозвучала обида.
     Лена откинулась в кресле.
     - Не сейчас.
     -  Жаль.  Это грустно  очень. - Беляков  разочарованно пожал плечами. -
Именно  теперь-то меня и тянет на поэзию. Все мы  немножко поэты. И немножко
романтики. Помню, я в детстве был ужасно сентиментальным.  Всегда плакал, по
любому поводу.  Или мне не дали конфету, или мама  ушла надолго. А уж, как я
надрывался, когда падал  или ударялся обо что-нибудь  нечаянно... Ты знаешь,
наверное,   и  не  от   боли   даже.  Просто  себя   было   жалко.  Думал  о
несправедливости своего страдания.
     Детектив усмехнулся и покачал головой.
     - Я просто рыдал.
     Лена взяла свою чашку.
     - Когда я была маленькой - старалась никогда не плакать. Даже если было
действительно очень больно.  Все другие девчонки плакали по любому поводу, а
чаще  -  без повода.  Я  -  нет. Мама  всегда удивлялась. Ей такое  казалось
странным. А мне - наоборот. Я всегда думала, что плакать - это унизительно.
     Беляков смотрел  на  Лену с уважением. Та допила  свой  чай и поставила
чашку на столик. Потом поднялась с места, отряхнув на себе халат.
     - Я хочу спать, - сказала она негромко.
     Лена заметила,  как  в  темноте у Белякова тихо,  по-кошачьи,  блеснули
зрачки.
     - Я - тоже, - заявил он.
     Лена посмотрела на  него с сочувствием  и,  чуть  улыбнувшись,  качнула
головой:
     - Я имею в виду не это.

     ...  Алик  Кабардинец  сидел один за ресторанным столиком.  На  тарелке
покоился расковырянный ужин. Рядом  - две  почти пустые бутылки -  с русской
водкой  и  грузинским вином. Алик выплеснул в  бокал  остатки водки и залпом
прикончил. Пустой бокал он отчаянно, с силой, швырнул об пол.  Несколько пар
глаз за соседними столами покосились на него с опаской. Кабардинец откинулся
на  спинку  стула  и,  дымя сигаретой, слушал, как колхозного вида девка  на
сцене пропито-прокуренным голосом исполняла прошлогодний шлягер Алены Апиной
-  грустную историю о непутевой  Ксюше,  отвергнувшей клевого парня Витюшу и
спутавшейся с уголовником.
     - И что дальше? - Вдруг прозвучало откуда-то сзади.
     Алик повернул туда голову и увидел  надменную физиономию официанта. Тот
глянул на останки  бокала, разбросанные там  и сям по  полу и  так  же -  на
Кабардинца. Алик оживился. Он небрежно прищелкнул пальцами.
     - А, офцант! Икры хочу! -  Это  было заявлено громко, и многие еще  раз
обернулись, поглядев на Алика с недображелательным интересом.
     Официант, усатый чернявый парень, разглядывал его,  как если бы смотрел
на грязь у себя под ногами.
     - Красную, черную? - Поинтересовался он спокойно.
     - Черную! - Алик снова прищелкнул. Он не понял иронии.
     Официант продолжал холодно глядеть на клиента.
     - Я тебе сейчас коричневую принесу...
     Кабардинец посмотрел сначала на официанта,  потом - на осколки.  Лицо у
него брезгливо скривилось.
     - Ой, сука, мелочный! - Он вытащил из кармана двадцатидолларовую купюру
и, скомкав, бросил на пол.
     Официант  быстро  подобрал  деньгу  и  сунул   ее  в  кармашек   своего
белоснежного костюмчика. Лицо у него ожило. Взгляд подобрел.
     -  Одну минуту, пожалуйста. -  В голосе прозвучало раскаяние. -  Сейчас
будет икра.
     Он исчез быстрой проворной походкой. Алик сгреб со стола бутылку вина и
сделал несколько больших глотков прямо из горлышка.
     Следующей  песней Марина  Журавлева  приглашала  желающих  на медленный
танец. Алик  тупо  отстранил от себя  недоконченную бутыль и  обвел  глазами
соседние столы. Уже достаточно мутный  взгляд его остановился на  роскошного
вида брюнетке, которая неспешно беседовала со своим спутником. Алик встал и,
покачиваясь, направился  к ней. Брюнетка  и ее молодой человек  настороженно
разглядывали приближающегося горца.
     - Я - Алик Кабардинец, - заявил он, подойдя. - Меня тут все знают. - Он
неопределенно махнул рукой. - Если кому не нравится Алик Кабардинец - я  его
убиваю сразу.
     Брюнетка и ее приятель  пристально и без интереса  рассматривали нового
своего знакомого.  Тот,  не тратясь больше на церемонии, ухватил девушку  за
руку.
     - Пошли,  - заявил он  хрипло, но  дружественно,  и решительно  потащил
девушку из-за стола. - Танцевать будем.
     Брюнетка,  взвизгнув, пыталась  высвободиться,  но Алик держал  крепко.
Парень ее, бросился на  кабардинца, однако  переоценил себя. Алик,  проворно
выпустив  руку  девушки,  уложил  противника  точным  ударом  в челюсть. Тот
грохнулся  прямо на стол,  круша  посуду и переворачивая стулья.  С  другого
конца зала быстро приближался патрульный милиционер  в форме.  Алик, разведя
руки в стороны, двинулся ему навстречу.
     -  Командир, погляди:  я говорю  -  танцевать  идем, а  она - ненавижу,
говорит, черных. Че делается, погляди...
     Патрульный сверху вниз  смотрел на кабардинца. Наметанным глазом  сразу
усек - человек при деньгах. Милиционер  шагнул к Алику и твердо  взял его за
локоть.
     -  Пойдем, - сказал он еще  вполне миролюбиво.  -  Не надо  тут скандал
устраивать.
     Алик  выдернул   руку   из   пятерни   патрульного.   Мелькнула  смятая
стодолларовуя  бумажка,  которую  он  сунул  в  верхний карман  милицейского
пиджака. Потом доброжелательно хлопнул милиционера по небритой щеке.
     - Исчезни, - Алик развернулся на все девяносто градусов и, покачиваясь,
двинулся назад, к своему столу.
     Тяжелая милицейская дубинка быстрее  молнии взлетела в воздухе и звучно
опустилась на спину кавказца. Тот упал на колени и  заполучил  еще один удар
по  спине.  Патрульный  ухватил  кабардинца за шиворот и  под  одобрительные
взгляды зала поволок к выходу. Но Алик проделал, вдруг,  то, чего патрульный
от него не ждал.  Ухватив  правой рукою никем  не занятый  стул, он  резким,
неожиданным, ударом навернул своего противника.  Вскочив на ноги, сграбастал
за  шкирку  полуоглушенного  милиционера  и  со  всей  дури звезданул ему  в
челюсть. У  того  зазвенело  в  ушах,  в глазах  померк свет. Вторым  ударом
кабардинец вырубил патрульного,  который чурбаном свалился  на пол. Алик еще
раза два пнул его.
     Оглянувшись,  увидел,  что все  глаза  в зале смотрели сейчас на  него.
Музыка  тоже  стихла.  Все наблюдали  за разбушевавшимся  клиентом. Поправив
прическу, Алик двинулся обратно к  своему столику, но тут увидел появившуюся
у входа группу в синих, милицейского образца, мундирах. Это были "срочники":
у них не виднелось никакого оружия,  кроме дубинок. Энергично ими помахивая,
парни направлялись к будущей своей  жертве. Глаза у них возбужденно сверкали
в предчувствии жестокого и кровавого мордобоя. Иначе "срочники" не привыкли:
любой ими задержанный должен был харкать кровью и выплевывать зубы.
     Алик застыл на месте. Публика в зале радостно съежилась в  предвкушении
мрачного  зрелища.  Те, кто  был опытнее,  поднимались и  уходили  тихонько:
ситуация обещала мало хорошего - здесь обычно не ограничиваются хулиганом, а
успевают отделать еще человек десять. Газеты напишут  потом, что в ресторане
случилась массовая драка.
     Когда между  "срочниками"  и  кабардинцем осталось шагов несколько, тот
выхватил браунинг. "Срочники" замерли. Они не ждали такого.
     -  А ну, стоять!  -  Заорал  кабардинец,  беря на  прицел то одного, то
другого. Глаза его горели безумным огнем. - Кто сделает шаг, первый ляжет на
месте!
     "Срочники" и не собирались двигаться. Им стало, вдруг, зябко. За долгие
месяцы  суровой  армейской  школы парни здорово  обучились колотить пьяных и
выворачивать карманы  прохожим.  Наведенный  на  них  пистолет  они  увидели
сегодня впервые.
     Не опуская дула,  кабардинец  боком прокрался  к выходу. Оказавшись  на
воздухе, он быстро спрятал оружие и, не теряя времени, зашагал прочь.
     Было темно. Только холодные звезды и одинокие скучные фонари рассеивали
черноту декабрьской ночи. Луна, вчера еще круглая и полнолицая, стала теперь
полумесяцем, обещая  скоро  ни  то дождь,  ни то снег,  ни то и дождь и снег
сразу.  Алик  остановился,  достал  пачку  "Marlboro",  распечатал и неспеша
закурил. Машины, забрызганные  дорожной  грязью,  выныривали  и  пропадали в
темноте пустых улиц.
     На  остановке Алик увидел  трех  скромного вида девушек. Те  дожидались
троллейбуса, запаздывавшего в  этот час.  Отшвырнув  в сторону  недокуренную
сигарету, кабардинец решительно  направился к ним. Девушки почуяли  недоброе
сразу. Они настороженно стихли.
     Алик, подойдя, оглядел их внимательно.
     -  Я  -  Алик  Кабардинец, - заявил  он твердо, хотя язык заплетался. И
добавил: - Меня здесь каждая сволочь знает.
     Подумал  немного  и решил,  что для недолгого знакомства  этого хватит.
Алик выхватил пистолет из-за пояса и  с размаху въехал одной из  них  в лоб.
Потом  -  другой. Обе  девицы  без  чувств лежали  на тротуаре. Алик схватил
третью и ткнул ей в живот дуло.
     -  А  ну, идем! - Хрипло приказал он  и тут же оттащил в сторону  - где
жалкие облезлые кустики рядом с троллейбусной  остановкой кое-как прятали от
чужих  глаз  небольшую  лужайку. Несчастная  отчаянно  взвизгнула  и  хотела
вырваться, но Кабардинец заехал ей рукояткой в темя и отволок бесчувственное
тело в кусты.
     Уложив свою жертву, он начал расстегиваться.  Пистолет бросил рядом, на
землю.
     Было  тихо.  Луна печально  глядела сверху, но молчала.  Немые  деревья
равнодушно смотрели в небо, протягивая к звездам кривые мерзлые ветки.
     Когда  Алик  кончил,  он  удовлетворенно  хмыкнул  и  неспеша  вытерся.
Подумал, что у остановки лежат еще две, но... мужские резервы его, увы, были
на исходе.




     Надежду Павловну Романцову Валет знал давно; она была первым редактором
"Демократической Кубани"  -  еще  до  Покровского.  Газета  тогда занималась
критическим  разбором любой власти:  начиная с кремлевских  коммунистических
шишек и кончая их кубанскими наместниками. В августе 91-го она сменила тон -
стала   официозной,  продьяконовской.   Но   давняя   тяга   к  скандалам  и
разоблачениям  осталась. Новой мишенью  стал мэр Краснодара  Николай Егоров,
противостоявший  губернатору  Дьяконову  в  борьбе  за  власть,  и  люди  из
администрации, считавшиеся его сторонниками.
     Сентябрь 92-го стал переломным. Появившаяся в газете статья с открытыми
обвинениями  в  адрес   Илюшенко  наделала   шуму.  Речь  шла  о   серьезных
злоупотреблениях,  делались намеки,  достаточно внятные,  на связь  будущего
заместителя главы края с местной мафией.
     В суд Илюшенко не подал.  Ограничился интервью  одной из  оппозиционных
Дьяконову  газет:  все, что про него написали -  клевета.  Удар последовал с
другой  стороны. Удар  резкий  и неожиданный.  "Москвич", за  рулем которого
сидел  тридцатипятилетний  муж  Романцовой, столкнулся  на  ночном  шоссе  с
патрульной милицейской машиной.  От удара "Москвич"  оказался в обочине. Все
разнесло  всмятку.  Муж  Надежды и  их  девятилетний  сын  погибли на месте.
Экспертиза показала потом: водитель "Москвича" был пьян.
     Романцова знала все. И что  аварию заказал Илюшенко,  и что организовал
ее опер из угрозыска Красиков.  Но сделать ничего  не  могла.  И  не хотела.
После месячного лечения в нервном отделении краевой больницы решила твердо -
уйдет в  монастырь и  закончит этим мирскую  жизнь.  Наверное, навсегда. Она
умрет для этого мира. Никто не будет ей интересоваться. И она - никем.

     ...Валет забрался в  такси и сунул водителю  мятую  бумажку  с адресом.
Таксист,  толстый и  румяный от  мороза,  детина  с рыжими  усами,  прочел и
усмехнулся добродушно:
     - Грехи замаливать?
     Валет неспеша устроился на переднем сиденьи и пристегнул ремень.
     - Дела, - ответил он коротко и откинулся назад в кресле. - Знаешь,  где
это?
     Патрульный милиционер, проходя  мимо,  пристально оглядел обоих.  Валет
посмотрел ему вслед.
     - Знаем,  - ответил таксист.  - Бывали  и там. Он  сунул  в  магнитофон
кассету и, нажав "PLAY",  врубил  двигатель. Запел  Миша  Шуфутинский. Песня
была про Таньку, оказавшуюся  по  молодости своей  в  неприятной истории.  -
Месяц назад  возил  одного  батюшку. Честно  говоря,  с трудом  нашел  тогда
дорогу. Но сейчас хорошо помню, как ехать.
     Валет смотрел  в окно. Там  мелькала Москва. Москва  несоветская  уже -
грязная   и  суетливая.   Москвичи  и  приезжие,  вечно  куда-то   спешащие,
спотыкались неуклюже  на  каждом  шагу.  Тротуар был  покрыт  плотным  слоем
смерзшегося  позавчерашнего  снега и  не  давал  передвигаться  быстрее.  По
мокрому шоссе пробегали забрызганные авто.  Во все  стороны от их шин летели
комья рыжего снега.
     - Можно здесь курить? - Спросил Валет, поглядев на водителя.
     - Кури на здоровье, - разрешил тот.
     Валет вытащил  пачку  "Marlboro", вытряхнул одну  сигарету и,  чиркнув,
пустил дым.
     Ехали минут двадцать. И, вот,  в окне показались большие каменные стены
- на манер тех, какими в средние века обносили крепости.
     Валет поглядел внимательно.
     - Это - тот монастырь?
     - Тот самый.
     Таксист выгрузил его у входа с небольшой табличкой. Валет расплатился и
направился к монастырским воротам. Открыла ему монашенка  в черной рясе. Она
глядела  на молодого человека с  интересом и даже с некоторым недоверием, но
внутрь   впустила.  Даже  проводила  его  и   усадила  на   лавочке,   возле
монастырского кладбища, объяснив, что сейчас - обедня, но  через полчаса она
закончится, и тогда можно будет увидеться с сестрой.
     Валет  разглядывал неподвижные камни с выгравированными  на них именами
умерших в разное  время  людей.  Появился какой-то батюшка  и сел  рядом  на
лавочку. Еще не  старый -  с  лысиной и небольшой бородкой. Он вначале читал
книгу, а потом просто сидел, размышляя о чем-то.
     - Извините, святой отец, -  Валет, вдруг,  отвлек  священнослужителя от
его мыслей. - Эти люди, что здесь похоронены  - они, что, все сейчас живут в
раю?
     Священнослужитель  повернул голову и  с интересом глядел на незнакомого
молодого человека.  Ответил он почти сразу. Хотя вопрос этот явно застал его
врасплох.
     - Мы молимся об этом, - осторожно сказал батюшка.
     - А если нет  ничего?  То есть, нет жизни за гробом?  Если смертью  все
заканчивается? Навсегда заканчивается? Тогда что? Зачем тогда все это?
     Батюшка усмехнулся и пожал плечами.
     -  Мы не  можем проверить.  Мы  можем только верить  в это.  А можем не
верить. Выбор остается за каждым из нас.
     -  Значит,  всего лишь вера. А смысл? Я  могу  поверить, что  у меня за
спиной растут крылья, но только они от этого не появятся.
     -  Есть иная  вера. - Батюшка серьезно смотрел на молодого  человека. -
Вера,  которая меняет  тебя,  меняет жизнь  вокруг. Эта вера открывает глаза
тому, кто верит, а не закрывает  их. Человек становится другим. Он  начинает
понимать то, что раньше для него было загадкой.
     Валет улыбнулся сконфуженно.
     - Когда я был маленьким, - сказал он, - меня зачем-то крестили. Бабушка
водила в церковь.  Я  ничего  не  понимал,  но мне  там нравилось.  Она была
казачка - верила во все, во что верили ее родители...
     Священнослужитель задумчиво повертел книгу, которую держал в руках.
     - Мирской человек, оторванный от Бога, -  неспеша проговорил он, - не в
состоянии  почувствовать вечность.  Жизнь для  него  - это  короткий отрезок
времени - от рождения и до смерти.
     - Я бы не отказался жить  и потом,  -  Валет смотрел на камни. - Но как
понять, что все  это - не обман?  Церковь у  меня  всегда ассоциировалась  с
прошлым, а не с будущим...
     - Будущее скрыто  в  прошлом,  - батюшка  закрыл книгу и положил ее  на
колени. - Но человеку, воспитанному в материализме, воспитанному на книгах о
космонавтах, человеку, слепо верующему в науку и слепо  верующему в прогресс
- такому человеку это понять нелегко.
     - Я хочу понять. - Валет развел руками. - Но как?
     - Очень просто. Надо поверить. Просто поверить. Других способов нет.
     Валет усмехнулся.
     - Как я могу верить в то, чего не знаю?
     -   А  это   невозможно   подвести   доказательствами.  Но   тому,  кто
действительно  верит - тому доказательства не нужны. И не из-за того, что он
ослеплен своей  верой. -  Батюшка покачал головой.  -  Напротив, он начинает
видеть и  понимать  то, что раньше было  для  него  закрыто. Здесь все очень
просто. Человек  говорит: увижу, тогда поверю.  Бог отвечает:  поверь, тогда
увидишь. Тот, кто  уверовал, начинает замечать Божий промысел в своей жизни.
Он,  вдруг,  понимает:  все  то,  что  происходит  с ним  сейчас и  всегда -
подчиненно одной общей логике.  Нет ничего случайного, ничего лишнего. Любая
деталь,  любая  мелочь  теперь имеет свой  смысл. Ты замечаешь, как незримая
могучая сила оберегает тебя, наставляет на каждом шагу, ведет каким-то своим
путем...
     - Хорошо, - Валет кивнул. - Но ученые говорят, что Бога нет.
     Священнослужитель улыбнулся печально.
     - Так говорят полу-ученые. Я ведь тоже учился в советской школе, и тоже
проходил,  что  человек от обезьяны родился.  Но  потом задумался:  мы уже в
космос  летаем, а обезьяны  - все еще обезьяны. Я начал интересоваться этим,
читать книги, и узнал, что почти все ученые-атеисты на Западе уже от Дарвина
отказались,  хотя  сам  Дарвин атеистом  не был.  Никакая  наука  никогда не
докажет того, что доказать невозможно. Это ведь все очень непросто...
     Валет посмотрел себе под ноги.
     - Не знаю, - сказал он, -  может,  и так.  Но вокруг глянуть -  столько
мерзости разной...
     - Дела сатаны...
     - Но почему Бог не может прекратить это, если Он всемогущ?
     Священник положил книгу на лавочку.
     - Бог сотворил человека свободным. Он дал ему право выбора. Человек уже
сам для себя решает: добро или зло, жизнь или смерть...
     Валет привстал с места. Медленно  прошелся взад и  вперед. Тема эта его
неожиданно взволновала.  Он  не мог  понять,  что, вдруг,  с ним происходит.
Религией Валет никогда раньше не интересовался. Ни в какой форме.
     Сейчас он присел на корточках, напротив духовного лица.
     - Но, ведь, столько несправедливостей. Например, когда умирают дети...
     -  Мы не  можем понять всего, что думает Бог,  и всего,  что  Он  хочет
сделать, и многое поэтому нам кажется несправедливым. Но...  горшок ведь  не
скажет горшечнику: "Зачем ты меня таким сделал?" Многим людям - большинству,
очень непросто принять  веру. Их сознание затуманенно грехом, грех мешает им
увидеть Бога, грех - часть их самих. Билет - у них в кармане, но побегут они
тогда, когда поезд уйдет. Они уже здесь,  на земле, живут в аду; ведь,  ад -
не там, где котлы, и где сковородки, ад - где нет Бога.
     Валет медленно покачал головой.
     - Я  видел столько всего, столько грязи... - Он огляделся. На  каменные
изваяния с  именами и  датами, потом  на священнослужителя. -  У меня  плохо
укладывается в голове, что этот мир кто-то создал.
     - Грех вам  мешает это понять. - Священнослужитель  смотрел на молодого
человека с сочувствием. - Мир - большая Библия. Но ее надо уметь читать. Это
дано не каждому.
     Валет не отвечал, он молча смотрел на могильные камни, потом сказал:
     - Если  Бог есть,  мое место -  в аду. Я знаю  это. Меня Он никогда  не
простит. Я, ведь, и сам себя иной раз не прощаю.
     - Бог прощает всех, кто кается, - мягко заметил священнослужитель. - Но
только  каятся нужно  теперь, не откладывая.  За воротами смерти покаяния не
будет...
     Валет напрягся. Его осенила, вдруг, резкая, неожиданная мысль.
     -  А  можете  вы  меня  исповедовать?  Прямо  сейчас.  Здесь. Пока я не
передумал.
     Священнослужитель слегка  опешил. Он не  ждал  такого поворота. Валет -
тоже.
     - Вообще-то, нужно сначала два дня поститься, - батюшка медленно развел
руками, - потом - прийти на вечернюю службу... Ну и - крестик надо иметь...
     Валет, поковырявшись, вынул из-под одежды  крохотную ладанку на  желтой
блестящей цепочке. Он всегда имел ее при себе. Рассуждал так: поможет - вряд
ли, факт, что не повредит.
     - ...и, еще нужна вера.
     Валет кивнул.
     - Я верю.
     Священнослужитель  испытывающе,  с  интересом,  глядел  на  него. Потом
согласился.
     - Если вы так считаете...
     Из  дипломата своего он  достал Евангелие  в  металлической  золоченной
обложке,  большой  блестящий крест и  еще  темно-синюю епитрахиль,  расшитую
золотистыми крестиками.
     - Целуй крест, целуй Евангелие, - тихо  сказал священнослужитель. Валет
осторожно коснулся губами того и другого.
     - Клади сюда два пальца... Вот так... Клади голову.
     Валет  опустился  на колени.  Вокруг  никого не  было,  и только  немые
надгробья могли наблюдать эту сцену. Священнослужитель расправил епитрахиль,
накрыл ею голову молодого человека и спокойно начал:
     -  С какими грехами ты  пришел  сюда?  Сам Господь Иисус  Христос стоит
сейчас между нами.
     - У  меня  много грехов, -  сказал Валет.  - Я  - преступник. Я  убивал
людей. Я - в мафии.
     Он  почувствовал,  как  рука  у  исповедника  дрогнула,  и  как неловко
заерзало в золоченной обложке Евангелие.
     - Если такое начало не нравится вам, мы можем на этом закончить...
     Священнослужитель не отвечал. Он собирался с мыслями.
     -  Ты  каешься,  значит,  еще не погиб. Начало смерти  - когда  человек
перестает видеть в себе плохое. Как твое имя?
     Валет назвал.
     - Если Бог простит меня сейчас, я никогда больше  не буду грешить. - Он
сам удивился твердости, с какою произнес это.
     -  Властию,  данною  мне  от   Господа,  прощаю  тебе  грехи   твои.  -
Священнослужитель перекрестил его и снял епитрахиль.
     - Это все? - Валет поднял голову.
     Батюшка кивнул.
     - Если ты каялся искренне, можешь быть уверен - Господь простил тебя.
     Валет присел на скамейку и глядел вокруг. Он понимал: случилось что-то,
пока неясное, но все теперь стало другим - деревья,  могильные камни, земля,
снег. Мир ушел  в  холодную  мертвую  мглу,  и родился опять для  новой, еще
неведомой жизни. Валет  захотел сказать  об этом исповеднику, но  не  знал -
какими словами. Тот встал с места.
     - Мне  пора  идти.  Я  искренне  желаю вам найти  Бога.  - Он  медленно
перекрестил молодого человека.
     ...Прошло минут десять, и Валет увидел, как открылась  дверца небольшой
церквушки,  и  оттуда появилась группа  монашек. Он  вспомнил,  зачем пришел
сюда.  Вглядевшись,  сразу  узнал  Романцову.  Та  перекинулась  несколькими
словами с  другими женщинами и,  отойдя в сторону, теперь шла одна  по узкой
дорожке, присыпанной утренним снегом. Шла, глядя  куда-то перед  собой, и не
замечая того, кто сидел на лавочке.
     Когда  расстояние  между  ними сократилось до  нескольких  шагов, Валет
негромко ее окликнул. Надежда застыла. Потом обернулась медленно.
     - Ты?
     Валет встал и подошел к ней ближе.
     - Добрый день. Или, точнее, уже добрый вечер.
     - Добрый.
     Валет разглядывал Романцову. Она нисколько не изменилась за  это время.
Просто он начал ее забывать.
     - Я рад тебя видеть.
     - Мне тоже приятно.
     Валет знал - она не будет его ни  о чем расспрашивать. Все то, чем  она
жила когда-то,  осталась теперь за глухою стеной. Подглядеть было нельзя. Да
и незачем. Та жизнь кончилась, чтобы больше уже никогда не начаться.
     - Я хотел поговорить с тобою, - Валет начал неуверенно.
     Он увидел, что глаза у Надежды стали холодными. Как те камни с выбитыми
на  них  фамилиями,   рядом,  у  дорожки.  Камней  она  не  видела.   Видела
покореженные  обломки дымящегося автомобиля. И ответила  не  сразу. С минуту
молчала. Валет ждал.
     - У меня  нет времени, - проговорила Романцова  сухо и двинулась дальше
по дорожке.
     Валет шел следом.
     - Надя, - он почти умолял. - Только минут десять. Не больше.
     Та вдруг остановилась. Лицо ее сделалось усталым и безразличным.
     - Хорошо, - сказала она спокойно. - Десять минут.
     Потом присела на лавочку. Валет - рядом.
     - Я тебя слушаю.
     Валет решил опустить предисловия.
     - Я знаю,  - он наклонил голову, - тебе тяжело говорить об этом... - он
замялся,  подыскивая слова.  -  Я слышал, у  тебя  есть  бумаги,  касающиеся
Илюшенко...
     - Я отдала их Покровскому, - глаза у нее были пустые, как у покойника.
     - Все отдала?
     Романцова  молчала.  Она  глядела  туда,  где  струи  горячего  пламени
пробивались сквозь стены, стекла перевернутого в кювете "Москвича".
     - Все отдала? - Повторил Валет свой вопрос.
     Романцова медленно повернула голову и глядела без выражения.
     - Зачем тебе?
     -  Надя, -  Валет  смотрел ей  в глаза.  -  Эти люди  должны,  наконец,
ответить  за  все.  Они не  могут  всегда говорить последними.  Кому-то надо
высказаться и после них.
     Романцова покачала головой.
     - Мне все это неинтересно. Я знаю: рано или поздно Бог их накажет. И не
хочу об этом думать.
     Валет выпрямился.
     - Кому это нужно? -  Спросила  Романцова устало. -  Ахмету? Павловскому
твоему? Или  ты  уже  себе новых  хозяев  нашел?..  Я  не  хочу,  чтобы  еще
кого-нибудь убили. Пусть Бог сделает так, как Ему угодно...
     Валет  кивнул  и опустил голову. Он  держал  ладонями холодные доски  и
глядел на белый, как свежевыстиранная простыня, снег.
     - Хорошо, - сказал он негромко. - Пусть будет, как будет. Пусть Бог все
делает. Мы не станем вмешиваться. Я вчера вечером телевизор смотрел: новости
из "Останкино".  Показывали  Илюшенко.  Он  там  на  собрании  выступал,  на
каком-то,  рассказывал, как  Россию  обустраивать надо.  Скоро  он поедет  в
Италию - в деловую поездку. Жену он туда не возьмет, конечно. Зачем? Там ему
и без жены будет хорошо. Сын его сейчас в Америке, в университете учится...
     Он залез в  карман, вынул оттуда  пачку "Marlboro". Подумав, засунул ее
обратно.
     - Забыл,  - проговорил он рассеянно. - Забыл, что тут наверняка  нельзя
курить.
     Романцова, вдруг, резко поднялась с места.
     - Жди меня здесь, - сказала тихо, - я минут через пять буду.
     Быстрыми шагами она  направилась туда,  где  виднелись крохотные окошки
монашеских келий. Смеркалось. Черные мохнатые тучи  над монастырским  двором
уплывали куда-то, грозя по дороге рассыпаться пушистым сверкающим снегом.
     Надежда вернулась, держа  в руке  картонную  папку.  В глазах у нее  не
отражалось ничего. Она молча протянула бумаги.
     - Мне пора идти, - проговорила она сухо.
     Валет быстро поднялся и схватил  папку. Романцова, наклонив голову, шла
по аллее прочь.
     - Надя! - Окликнул он ее негромко.
     Та обернулась.
     - Спасибо, Надя, - он был искренне ей признателен.
     Взгляд у Надежды потеплел немного.
     - Пожалуйста, - тихо сказала она.
     Валет стоял  на месте и удивленно  смотрел ей вслед.  Он  видел, как на
дорожке,  присыпанной декабрьским снегом,  остаются  небольшие продолговатые
следы.




     Лена протянула руку и нажала на пульт. Экран зажегся. Выглянула холеная
физиономия телеведущего, который рассказывал зрителям, что и где случилось в
крае за последние дни. После праздника в казачьей станице показали выпускной
вечер  в  городской  школе.  Затем  поведали о  проблемах фермера,  которому
колхозное начальство,  при  дружном одобрении  односельчан, никак не  желало
отдавать в аренду коровник.
     В комнату  вошел Беляков.  Он  нес в руках два бокала с мутно-оранжевой
жидкостью, в которой плавали серебристые кубики льда.
     - Этот коктейль  меня  научили делать на Гаваях,  - самодовольно заявил
сыщик и поставил один бокал рядом с Леной.
     Та снисходительно посмотрела на жидкость, потом - на Белякова.
     - Хочешь меня напоить, а потом затащить в постель?
     Детектив брезгливо скривился.
     - Как вульгарно. Но ты меня все равно обидишь, если откажешься немножко
выпить со мной.
     - Разве, что, совсем немножко.
     Лена взяла коктейль. Они пили молча. Лена смотрела на экран.  Беляков -
на Лену.
     -  ...А   сейчас,  в  нашей  передаче  криминальная   тема,  -   сказал
телеведущий.  -  Мы  уже говорили  вам,  что два дня  назад  в  Фестивальном
микрорайоне в перестрелке с вооруженным бандитом, которому удалось скрыться,
погиб лейтенант милиции  Андрей  Макашов.  Его коллега  Анатолий Мищенко был
тяжело  ранен в  этой перестрелке и доставлен  в больницу. Как сообщили нам,
сейчас его жизнь вне опасности. Андрею Макашову было двадцать  шесть лет.  -
Лицо телеведущего сделалось скорбным. - Вдовой стала жена, без отца остались
двое  детей. Сегодня коллеги  пришли  проводить  своего товарища в последний
путь...
     На экране  возник утопающий  в венках гроб.  Среди публики Лена увидела
Красикова.  Тот  стоял  рядом с  гробом.  Его  рукав был  перевязан траурной
ленточкой.  На  вдетом в  черную  рамку фото Лена узнала  того, в  кого  она
стреляла два дня назад. Она вспомнила тот подъезд, побитую пулями машину...
     - Много теплых  слов  было сказано о безвременно  ушедшем товарище, чью
жизнь  оборвала  подлая  рука убийцы, -  рассказывала  за  кадром бабушка. -
Выступивший на  траурном  митинге представитель администрации  края  Алексей
Федорович  Миндалев  сообщил,  что  администрацией принято  решение выделить
вдове погибшего на боевом посту милиционера пятьсот тысяч рублей, чтобы хоть
как-то  поддержать  семью,  оставшуюся  без  кормильца.  На   митинге  также
выступили представители некоторых  политических партий. Очень  эмоциональным
было выступление представителя краснодарской фракции ЛДПР.
     На экране  появился бородатый  дедушка с явными признаками психического
нездоровья. Он что-то кричал в микрофон. Глаза у него злобно блестели.
     - До каких пор, - зазвучал его голос  с экрана, -  я спрашиваю  вас, до
каких пор, будут гибнуть от пуль бандитов хорошие и честные парни?!  И я вам
отвечу! - Дедушка надрывался так, словно  бы не рассчитывал  на усилители. -
Пока  у власти  в Кремле будут  сидеть безответственные и,  не побоюсь этого
слова  -  преступные люди!  Только тогда в стране  у нас наступит,  наконец,
порядок, когда появится  мудрый  правитель,  правитель, глубоко болеющий  за
судьбы своей страны. Я имею в виду Владимира Воль...
     Лена отшвырнула пульт в сторону.
     - Отвратительно, - процедила она.
     Беляков глядел на нее с сочувствием.
     - Бедная девочка. Ты  еще так мало слопала в этой жизни  дерьма, а тебя
уже успело стошнить.
     Он  пристроился рядом с ней  на диване. Лена, вдруг,  повернула голову.
Она смотрела на Белякова так, как если бы увидела его сейчас впервые.
     - Хочешь меня  напоить?  - Спросила резко. - Валяй! -  Лена поглядела в
черный пустой экран телевизора. Потом откинулась на спинку дивана. - Хорошо.
- Сказала она устало. - Давай пить. А там - будь, что будет...

     Веселая музыка лилась отовсюду.  Подвешенные к потолку динамики натужно
кряхтели и тяжело кашляли. Они, как могли, старались, создавая всем, кто тут
был,   праздничное   настроение.  Тусклые  огоньки  разноцветных   фонариков
перемигивались играючи, словно  хотели развеселить  тех, кому  все еще  было
грустно.  Но  развеселить  Лену  у них  не получалось.  Та стояла,  подперев
стенку, и мрачно смотрела на кружащиеся пары.
     Проходили какие-то молодые люди. Они критически разглядывали девушек  у
стены. Лена знала наверняка: ее не выберут.
     Шла уже вторая половина выпускного вечера. Скоро Лена покинет эту школу
уже  навсегда,   и  за   порогом  останутся  самые  разные  воспоминания  ее
шестнадцатилетней  жизни.  Какой-то прыщавый парень,  проходя  мимо, оглядел
Лену,  хмыкнул  презрительно  и  направился  к стоящей с ней  рядом прыщавой
девице.
     - Ну че? Подем, потанцуем? - Предложил он.
     Та охотно согласилась. Лена  проводила их взглядом, пока они не исчезли
среди вальсирующих пар. Ей захотелось уйти. Она посмотрела вокруг.
     В одну из дверей ввалилась компания: Вовка Фокин  -  ее  одноклассник и
еще трое  его дружков. Всех  четверых  шатало  от выпитого.  Прохаживаясь по
залу,  задели  кого-то,  но  драки  не произошло  -  немного  попетушившись,
разошлись. Вовка Фокин заметил Лену.
     - Ой, ребя, Артемина стоит! - Все четверо радостно уставились на нее. -
Погнали, - пригласил всех Вовка. - Поприкалываемся.
     Компания двинулась в направлении Лены. Та посмотрела на них и внутренне
съежилась.
     - Ты ли  это,  Елена?!  Тебя  ли я  вижу?! - Фокин шел к ней, расставив
широко руки.  -  Или это глаза  мои  сегодня  галлюцинируют?  -  Все четверо
давились от смеха. - Нешто  и  ты  пришла сюда? Или я слишком  много сегодня
выпил?..
     Лена  подняла глаза. Взгляд  ее блеснул ненавистью. Всей компании стало
еще веселей.
     -  Не, она!  Точно  она! - Кривляясь,  Фокин  обошел  Лену  полукругом.
Слишком близко, на  всякий  случай, подходить не стал. -  А, может,  мне  на
танец тебя пригласить? - От  смеха он чуть не  свалился на пол. Некоторые из
танцующих  оборачивались  на  развелилившуюся  группу.  -  Вот,  я  на  того
посмотрю, кто ее пригласит!
     Лена поняла - теперь уже точно пора сваливать. Один из приятелей Фокина
шагнул к ней совсем близко и, растягивая слова, произнес нараспев:
     - Девочка, скажу тебе по-дружески: ты - уродина. Ведь это - правда! Иди
к маме домой. Или ты не согласна, что ты у-ро-ди-на?
     Оплеуха,   звучная,  громкая,  прекратила  всеобщий  смех.   Со  жгучей
ненавистью глядела Лена  на  вовкиного  приятеля. Тот,  ошалев,  отскочил  в
сторону. Ладонь он прижимал к красной  от удара щеке. Ошарашено посмотрел на
Лену. Потом, повернувшись к остальной компании, захихикал довольно и ткнул в
девушку пальцем.
     - Смотри, кусается.
     Не глядя ни на кого, и  нигде не задерживаясь, Лена выбежала  из  зала.
Она  быстро  шла  по пустынным  коридорам  школы,  где  навсегда  оставалось
детство. Мертвыми  рядами стояли  пустые  классы. Со  стен  на  нее смотрели
задумчивые лица разного рода деятелей всех времен  и  народов. Лена слышала,
как звонкое  эхо  шагов  дребезжало  тихонько в оконных  стеклах  и  убегало
куда-то вдаль по тихому коридору, словно хотело там в темноте спрятаться.
     Вот, она и на улице. Летняя южная ночь пахнула в лицо прохладою с моря.
Уже  начинало светать. Лена брела по тихой кривой улочке, сама точно не зная
- куда.  Отовсюду  обступали  неподвижные силуэты ночных  девятиэтажек.  Они
глядели серьезно, сверху, из полумрака, несколькими горящими окнами.
     Лена приземлилась на какую-то раздавленную лавочку у подъезда и сидела,
глядя, как коты в сторонке шумно решают между собой свои кошачьи проблемы.
     Она  не заметила,  как стало  светло. Коты разошлись,  и Лена  осталась
одна. Издалека до нее  добежал  неясный гул первого  автобуса.  Забулдыжного
вида  мадам  с  припухшей  от  водки  физиономией  явилась, покачиваясь,  из
подъезда  и  тяжело опустила себя  на  лавочку,  рядом  с  Леной. На ней был
недозастегнутый  халат.  Ее  растрепанная  шевелюра,  давно  не  мытая  и не
чесанная, походила на половую тряпку. В руке женщина держала початую  бутыль
сорокоградусной. Несло перегаром и не понять было, то ли она пила с вечера и
еще не ложилась спать, то ли уже начала похмеляться.
     Лене хотелось сейчас побыть наедине с  собою, и  общество, любое, ее не
устраивало. Она уже хотела  подняться, чтобы уйти, но  пьянчуга протянула ей
свою бутыль.
     - Будешь пить? - Спросила, сонно ворочая языком.
     Лена обернулась, посмотрела удивленно.
     - Буду, - вдруг сказала она.
     Взяла бутылку и  приложила к губам. Ей приходилось уже как-то пробовать
водку,  и она наверняка знала, что  пить ее  лучше  резко, залпом, чтобы  та
сразу же не  попросилась обратно. Лена  сделала несколько быстрых глотков  и
после короткой паузы - еще  несколько.  Водка  текла у нее по  губам,  капли
сбегали  на  платье.  Девушка поставила бутылку  рядом с  собой на лавочку и
медленно огляделась вокруг.
     Большие  девятиэтажки,  раздваиваясь,  качались  неловко,  словно  и им
кто-то налил. Деревья, лавочки, мусорные баки - все просматривалось нечетко,
мутно.  Все расплывалось  перед  глазами,  кружилось,  вертелось в  каком-то
странном, безостановочном хороводе.
     Лена попыталась встать, но тяжело упала на лавочку. Женщина смотрела на
нее с укоризной и медленно покачала головой.
     - Такая молодая девушка, - сказала она, - а уже пьяница...

     Аккуратно  придерживая правой  рукой  перебинтованную  левую,  Красиков
поднимался по лестнице. Это - ресторан "Заря Кавказа". В кабинете, на втором
этаже, у опера  назначена встреча. В запасе оставалось еще минут двенадцать,
но Красиков не сомневался - тот, с кем он сейчас должен встретиться, уже его
ждет.
     На Красикове был  его обычный серый  костюм  с  обязательным галстуком.
Общее  впечатление  слегка  портили больничного  вида  бинты, проглядывавшие
из-под интеллигентного пиджака.
     Виктора  Шкляревского, известного в уголовных кругах больше по прозвищу
"Мокрый", Красиков знал  давно. Тот  был одним из  лучших киллеров  - с  кем
оперу   когда-либо  приходилось  сталкиваться.   На  счету  у  Мокрого  было
четырнадцать дел - и это  только то, о чем знал Красиков. Об остальном он не
спрашивал,  но догадывался: четырнадцать смертей - далеко не все, чем  успел
отметить свои пятьдесят лет Шкляревский. Сейчас уже волосы на голове киллера
поредели и начали седеть, рука его была не  так тверда, и глаз не так меток,
как когда-то, но Красиков, рассчитав все, пришел  к выводу, что с тем делом,
которое он собирался предложить Мокрому, тот справится.
     Опер тихонько  толкнул дверь  и увидел, что не  ошибся: Шкляревский уже
был там.  Стареющий мокрушник сидел за  столом,  деловито разрезая бифштекс.
Подняв глаза, посмотрел на опера.
     - А! - Бросил он вместо приветствия. - Пришел? Ну, садись.
     Это  был худощавый субъект с вытянутой, нездорового цвета, физиономией.
Увидев его костлявые пальцы, Красиков задал себе вопрос - по делу ли он сюда
пришел.  Глядя,  как неловко  тот разрезает  бифштекс,  опер  сомневался:  а
сохранил ли Мокрый нужную форму? А не слишком ли он состарился?..
     Красиков отодвинул стул и устроился напротив Шкляревского.
     -  Добрый вечер, -  проговорил он негромко. Взял со  стола  салфетку  и
заткнул ее себе за воротник.
     -  Добрый,  -  согласился  Шкляревский,  кладя в  рот  кусочек мяса.  -
Отличный  бифштекс,  кстати. Рекомендую. -  По-русски  он говорил  с  легким
акцентом  -  все,  что осталось у него  на память  от его родины, которую он
оставил двадцать пять лет назад. Польский язык Шкляревский почти забыл.
     Красиков решил обойтись  без  вступлений.  Он достал из кармана фото  и
положил его на стол, между тарелками.
     - Знаешь этого человека?
     Красиков видел, как у Шкляревского вытянулось лицо.
     - Что ты хочешь?
     Опер достал  зажигалку и,  чиркнув, подпалил карточку. Потом  кинул  ее
догорать  в пепельницу.  Подождал  и  затем  сосредоточенно  размешал  пепел
пальцем. Мокрый, прервав еду, настороженно следил за его движениями.
     - Что ты хочешь? - Повторил он вопрос.
     - Я хочу, чтобы ты с ним разобрался, - ответил Красиков очень спокойно,
не отводя глаз от Шкляревского.
     - Я - не самоубийца. - Бросил тот резко и принялся нервозно разделывать
свой бифштекс.
     Красиков, сложив на столе руки, смотрел на Шкляревского с сожалением.
     - Я всегда считал тебя рисковым парнем.
     - Повторяю, - все так же твердо проговорил тот. - Для  этой работы тебе
нужен смертник. Я не гожусь.
     - В  82-ом, в Ростове, ты завалил  нашего пахана.  Менты долго потом за
тобой бегали...
     Шкляревский отложил в сторону вилку и нож.
     - Помню, - он усмехнулся. В голосе его зазвучала сентиментальная нотка.
- Ваши тогда со всех сторон меня,  как  мамонта, загоняли... -  Он помолчал.
Лицо его  вновь сделалось сухим и  уверенным. - Это было давно. Я был молод,
горяч. Мне хотелось больше денег. Сейчас хочу только одного - покоя.
     - Ты абсолютно в этом уверен? - Красиков разглядывал седеющего убийцу.
     - Уверен.  -  Шкляревский  снова  взял  нож  и  продолжил  разделывание
бифштекса.
     - А тебе не интересно, сколько я плачу?
     Мокрый покачал головой.
     - Совершенно неинтересно.
     Красиков вытащил из кармана авторучку и нацарапал на салфетке число.
     Тот прочитал его и усмехнулся грустно.
     -  Деньги только  живому в  радость,  - ответил Шкляревский, прожевывая
очередной кусок. - А жмурику они зачем?
     Оперуполномоченный скомкал салфетку и бросил ее в сторону.
     - Ладно,  - проговорил  он, вставая. -  Выходит, я зря потерял время. -
Красиков подошел к выходу. Обернувшись, он посмотрел в затылок Шкляревскому.
Потом - на свисающую с потолка яркую, старинного типа, люстру.
     - Ты не съешь бифштекс? - Спокойно поинтересовался Шкляревский.
     - Не  хочется,  - ответил Красиков, доставая пистолет  с привинченным к
нему глушителем. - Аппетита нет. - Потом добавил. - Значит, не договорились.
     Быстро подняв руку, он выпустил пулю в стриженный затылок Шкляревского.
     Убрав  пистолет, подумал, что реакция у Мокрого,  конечно,  уже  не та.
Раньше,  когда Красиков его знал, Шкляревский бы никогда не позволил с собою
так  легко разделаться.  Красиков  понял,  что и впрямь  ошибся.  "Он  бы не
справился с этим делом," - подумал опер.
     Шкляревский лежал носом в тарелке. По волосам его стекала туда красная,
как кетчуп, теплая и густая кровь.




     Павловский открыл дверцу и, поправив  пальто,  устроился на  сиденье. В
салоне играл магнитофон. Что-то жуткое: вытягивали жилы  из организма живого
кота. Алексей Михайлович досадливо поморщился.
     - Самая популярная сейчас  группа  на Западе, -  виновато пожал плечами
шофер Юра.
     - Будешь это без меня слушать, - сухо отрезал ему Павловский.
     Юра  еще  раз  пожал  плечами  и  надавил  "stop".  Потянул  двигатель.
Павловский явно был не в  настроении сейчас. Всю дорогу он молча глядел, как
в окне, один за другим, менялись унылые виды зимнего Краснодара.
     - Холодно сегодня очень, - заметил Алексей  Михайлович, отрешенно глядя
в пустоту  улицы,  когда машина подкатила к его  подъезду. Потом  добавил: -
Вчера было теплее.
     - Да, - согласно кивнул Юра, - сегодня холодно.
     -  До  свиданья,  -  сухо  проговорил  Павловский, вылезая из машины. -
Завтра увидимся.
     - До свидания, Алексей Михайлович.
     Машина сорвалась  с места  и исчезла за поворотом. Павловский посмотрел
на  белое "Шевроле", припаркованное у подъезда.  Водитель -  кавказец курил,
читая  свежий номер "Комсомольской правды". Алексей Михайлович сунул  руки в
карманы пальто и неспеша направился по ступенькам. Валет выплюнул на асфальт
потухший окурок.  Он издали наблюдал за Павловским. Сейчас,  подумав,  пошел
следом.  Ему нужно было  переговорить, но сделать это  хотелось наедине, без
свидетелей.
     Открыв  дверь в подъезд, Алексей  Михайлович сразу  оказался во  мраке:
кто-то  погасил   свет  или,  может  быть,  вывинтил  лампочку.   Павловский
продвигался наощупь. Несколько шагов он сделал, как, вдруг,  его ударило  по
глазам. Алексей Михайлович закрылся рукой, шагнул назад. На верхней площадке
стояла   блондинка   с  распущенными  волосами.  Левая  рука  ее  лежала  на
выключателе. В  правой  торчал пистолет с тупым  набалдашником. Дуло глядело
редактору в лицо.
     Павловский остановился. Ровно  на полсекунды. В полуприщуренных  глазах
красивой блондинки, в безжалостной улыбке ее, он прочитал приговор.
     Набалдашник  вздрогнул  испуганно, и  на  лбу  у  редактора  отметилась
маленькая красная  точка. Грузное тело его съехало вниз и затылком ударилось
о каменный пол подъезда. Девушка-снайпер быстро убрала  оружие и погасила за
собой свет. В дверях  она столкнулась с  Валетом.  Они  чуть  не  стукнулись
лбами.
     - Куда прешься? - Блондинка фыркнула.
     Валет покорно пропустил  нахальную  незнакомку и прошел  в подъезд.  Он
остановился, вдруг. Замер. Дверь  хлопнула у него за  спиной,  и  все кругом
утонуло в тяжелом мраке.
     Поднимаясь осторожно, Валет споткнулся: что-то покоилось  на ступеньках
- прямо у него под  ногами. Промелькнуло нехорошее предчувствие. Валет, тихо
ступая, вернулся  назад. Распахнул  дверь. В полосе света с  улицы  он сразу
увидел  распростертое  тело.  Валет инстинктивно  опустил  руку  в  карман и
нащупал рукоятку. Подходить ближе  не захотел.  То, что  редактор мертв,  не
вызывало сомнений.
     Продолжая  держаться  за  свой макаров,  Валет  выглянул  из  подъезда.
Лавочка,  где обычно  сидят  дежурные  бабушки, детская площадка  - все было
пусто теперь. Он увидел только белое "Шевроле", исчезающее за поворотом.

     ...Оглянувшись, Валет  толкнул дверь,  где среди прочих  табличек  было
написано:  "Глобус".  Агенство  путешествий   и   экскурсий".  В  маленьком,
сумрачном  коридоре  он  никого не встретил.  Стрелка  с  надписью  "Глобус"
приглашала наверх по  лестнице.  Валет,  поднявшись,  очутился  перед мощной
начальственной дверью. Он медленно обернулся. Посмотрел вниз. В холле царили
по прежнему тишина и полумрак.
     За дверью Валет  разобрал, вдруг, какие-то голоса и,  подумав,  толкнул
ее.  Он  увидел элегантную  молодую  женщину в  короткой юбке, с  бумагами в
руках. Рядом стоял невысокий, холеного  вида,  блондин. Валет сделал деловую
физиономию и, поздоровавшись, сказал:
     - Я хочу видеть директора.
     Он заметил, как что-то дрогнуло на лице у холеного блондина.
     - Я - директор, - ответил он сухо. - Как ваша фамилия?
     Валет  увидел,  как  тот  побледнел,  вдруг. Директор смотрел куда-то в
сторону.  Взгляд его застыл. Валет обернулся. В проходе соседней двери стоял
Юра  - бывший шофер Павловского.  Пистолет в  руке  у него не  оставлял  уже
никаких сомнений. Палец лежал на курке.  Выражение глаз такое  же  холодное,
как и пистолетное дуло. Валет понял: сейчас грохнет выстрел.
     Терять  было нечего. Он отскочил в сторону  - быстро,  как  только мог.
Директор "Глобуса", которому пуля попала в грудь, рухнул на стол секретарши,
сворачивая все бумаги на пол.
     Валет  рывком  извлек  пистолет и,  выбросив руку,  поставил Юре  точку
посреди лба.  Тот  вмазался  затылком в стену и опустился  вниз, оставив  на
бледно-розовых в цветочек обоях кроваво-красную полосу. Секретарша завизжала
пронзительно. Дверь  распахнулась,  и  на  пороге  возник  Красиков  с двумя
оперативниками.
     Времени  думать  не  оставалось.  Разбежавшись, Валет  высадил  окно  и
прыгнул наружу. Высота  была - метра три,  и  он  угодил  на  чей-то огород,
присыпанный  ворохом   осенних  листьев.   Не  дожидаясь,  пока  сверху  его
подстрелят, Валет отбежал в сторону - к стене дома. Три выстрела стукнули, и
пули вбуравились  в землю.  Прижимаясь  к стене,  и держа пистолет наготове,
Валет отползал прочь.
     Было  тихо. Преследователи  никак не давали о себе знать. Валет обратил
внимание на скопление гаражей в нескольких метрах. Он быстро перебежал туда.
За  гаражами  обнаружил детскую площадку.  Миновав  ее, очутился  на Мира  -
оживленной  улице  в  центре города. Валет спрятал  оружие. Вокруг все  было
спокойно.  Ему  хотелось  сейчас  отойти  куда-нибудь  в сторонку и  малость
почиститься. Все остальное - потом.

     ...Он еще часа  полтора бродил по  улицам.  Потом  завернул  в какое-то
небольшое  кафе. Протолкавшись через гущу праздного  вида  парней  и  девиц,
Валет  очутился  в  углу,  где тоже заняты  были почти все  места. Красикова
увидел он слишком поздно. Пистолет висел в метре от его головы.
     - Подними руки, -  спокойно скомандовал оперуполномоченный. - И пушку -
сюда.
     Валет подчинился. Опер шагнул к нему, спрятал  его  макаров, и вынул из
кармана наручники. Он мрачно разглядывал своего недруга.
     - Руки давай! Живо!
     Один наручник защелкнулся на запястье. У опера это получалось небыстро:
левая  рука  его все еще была перебинтована. Сидящие за  соседними столиками
настороженно разглядывали их.
     Валет, вдруг, схватил  со стола стакан  с  оставленной кем-то  водкой и
выплеснул  содержимое в лицо оперу.  Красиков вскрикнул  от неожиданности  и
спустил курок. Пуля  ударила в одну из  бутылок,  что стояла возле  бармена.
Осколки стекла и капли виски брызнули во все стороны.
     Ударом в  челюсть Валет повалил  опера на пол. Открыв глаза, тот увидел
дуло.
     - Ключ сюда! - Прохрипел Валет.
     Красиков  покорно  запустил  руку  в карман. В  дверях  появились  двое
оперативников.  Один  из  них вскинул  пистолет  и прицелился.  Валет быстро
схватил ключ и бросился к стойке. Пуля угодила в окно, сделав там аккуратную
дырочку.  Все, кто сидел в кафе, оцепенели от ужаса. Они не могли еще ничего
понять. Выглянув из-за своего  прикрытия, Валет  попытался  взять  на прицел
Красикова, но опер уже забился куда-то под  стол. Валет не успел выстрелить:
пуля, выпущенная одним из оперативников, ударила в  стойку, другая  разнесла
бутылку у  него над головой. Публика бросилась  врассыпную. Каждый спасался,
как мог. Какие-то девицы кричали, пронзительно  и ужасно. Не теряя  времени,
Валет  добрался  до задней  двери с надписью  "Посторонним  вход воспрещен".
Ногой распахнув дверь, он быстро нырнул туда.




     Беляков поднялся,  тихонько  присел на кровати, стараясь  не  разбудить
дремавшую  рядом Лену, и  аккуратно опустил ноги  в  уютные меховые тапочки.
Набросил  халат  и,  бесшумно ступая,  вышел  из  комнаты.  Дверь  аккуратно
прикрыл. Было  еще темно  на улице.  Часовая  стрелка больших кухонных часов
лежала  на  семи.  Утренний Краснодар  медленно пробуждался.  Первые  машины
бежали куда-то, разгоняя фарами  темноту.  Сонные еще прохожие торопились по
своим делам.
     Зевнув протяжно,  Беляков полез в морозильник  и  вынул оттуда покрытую
инеем бутылку  "смирновской".  Он  плеснул  немного  в чистый,  из  сушилки,
стаканчик и проглотил залпом. Засунув назад бутылку, потушил свет на кухне и
поглядел в окно. Потом вернулся  в прихожую. Достал из кармана брюк вальтер,
из  другого  кармана -  глушитель. Мягкие лунные отблески  от кухонного окна
чуть-чуть рассеивали полумрак в  коридоре. В зеркале напротив Беляков увидел
слабый силуэт своего отражения.  Холодный пистолет жег ему руку. Стараясь не
шуметь, Беляков привинтил глушитель к стволу  и взвел курок. Затаив дыхание,
прислушался... Глухо. Только часы тикают на кухне,  и назойливый ветер гудит
в  окне,   заглушая  шум  бегающих  там  машин.  Беляков  на  цыпочках,  как
привидение, пошел назад - в спальню. Тихонько отворил дверь.
     В тяжелом полумраке  комнаты он  разглядел Лену. Голова ее покоилась на
подушке. Он не промахнется. Беляков подошел  ближе, и тут в лицо  ему ударил
свет.  От неожиданности он зажмурился. Лена привстала  с кровати. Макаров  в
руке ее не сводил своего единственного глаза с частного сыщика.
     - Выкинь, - сказала она спокойно. - Там все равно нет патронов.
     Беляков повертел в руке вальтер, открыл обойму.
     - Я его разрядила еще вчера, - так же тихо и безразлично добавила Лена.
- Мог бы и проверить.
     - Действительно, - сказал Беляков озадаченно и отбросил пустой пистолет
в угол.
     Все,  что  произошло,  плохо  укладывалось  в  голове  его.  Он  сейчас
растерянно смотрел на девчонку. Лицо у Лены светилось холодной ненавистью.
     -  Хотел меня кончить и выдать потом Красикову. - Лена  надвигалась  на
него, не опуская ствола. - Вышел отсюда!
     Беляков развернулся и покорно двинулся по коридору.
     - Куда? - Он не оборачивался, ожидая в любой момент получить пулю.
     - В ванную! Я тебя там запру.
     Когда   задвижка  равнодушно   звякнула  за   спиной   детектива,   тот
поинтересовался:
     - А как я потом выйду?
     - Дверь сломаешь, - бросила Лена.
     Она быстро оделась. Сунула за пояс беляковский вальтер.
     - Возьми денег, -  вдруг услышала она из ванной, - в кармане  плаща, во
внутреннем.
     Лена удивилась.
     - За что?
     - Просто так возьми.
     Беляков добавил:
     - Возьми потому, что у тебя - нет, а у меня - много...
     Аргумент  прозвучал  убедительно.  Лена, покопавшись,  нашла  увесистую
пачку купюр.
     - Что, все?
     - Все бери, - ответил  Беляков без  интереса. - И возьми еще на вешалке
пуленепробиваемый жилет. Пригодится.
     Лена спрятала  в кармане деньги,  взяла в охапку жилет и раскрыла дверь
ванной. Беляков увидел нацеленный на него пистолет.
     - Замочишь меня на прощанье?
     Лена медленно покачала головой.
     - Зачем? Ты уже и так труп...
     Она  повернулась и,  не  опуская  дула,  распахнула дверь на лестничную
площадку. Там было сейчас пусто.  Где-то внизу гудел лифт. Лена шагнула туда
- в темноту, и пропала. Беляков стоял, спрятав руки в карманах и слушал, как
таяли вдалеке ее шаги.

     -   ...то,   что  алкоголик   -  элемент   антиобщественный,  пережиток
буржуазного  общества,  вы,  дети,  конечно,  знаете.  - Светлана Георгиевна
обвела своими маленькими глазенками класс. - Я вам хочу рассказать о другом.
О  том,  как  пьяница  губит  не только себя и свое здоровье,  но и здоровье
детей.  Ведь  у  них   дети  потом  рождаются  умственно  неполноценными.  -
Учительница внимательно посмотрела на Лену. Кто-то с  соседних парт радостно
и зло захихикал.  - И  главное,  вы должны понять  - они  не  виноваты,  что
родились такими. - Глаза у учительницы были добрые, как у ласковой мамы... -
Каждый из вас должен помнить: то, что он родился нормальным, это  - счастье.
- Светлана Георгиевна продолжала разглядывать Лену.
     Одноклассники злобно шушукались. Слышался чей-то смех.
     - Артемина! Про тебя!
     - Артемина!
     Лена сидела, собравшись  в тугой комок. Не отрываясь, глядела в  стену.
Она старалась не видеть обезьяньи физиономии.
     - Да, дети, - Светлана Георгиевна покачала головой печально. И смотрела
уже не на Артемину,  а в класс. - Когда ребенок  ненормальный, когда ребенок
умственно неполноценный, это  большое  горе  для родителей.  - Казалось, она
заплачет сейчас. - Очень большое, ребята, горе...

     ...  Офис  фирмы  "Поиск"   размещался  в   небольшом  частном  домике,
неподалеку  от  Красной. Беляков  в свое время  подмазал нотариуса, и хозяин
строения  узнал, вдруг, что  оно ему  больше  не  принадлежит. Многомесячные
хождения  по судам больного семидесятилетнего пенсионера  ничего не  дали  и
окончились на тихом, смиренном кладбище за чертой города.
     Беляков  владел собственностью  уже больше года. Вход  украшала строгая
официальная  табличка  с  трепещущим  на   ветру  демократическим  флагом  и
надписью:  "Частная детективная фирма  "Поиск".  г.Краснодар".  Рядом курил,
примостившись на облезших ступеньках, здоровенный рыжий детина. Под курткой,
за  поясом,  у него,  на  всякий возможный случай, торчала рукоятка газового
пистолета. Мера предосторожности  эта была продиктована самой  жизнью: любой
местный урка мог позариться на недешевую аппаратуру, что стояла в офисе.
     Сейчас глава фирмы сидел,  развалившись  вальяжно  в своем директорском
кресле и давал интервью  местной краевой  газете в лице короткоподстриженной
брюнетки.  Он улыбался и томно глядел на молодую девушку, чем приводил  ее в
смущение. Статья была  оплачена. Редакция получила  деньги,  и ей оставалось
выполнить свою часть рекламного договора.
     Беляков рассказывал, а в столе у него крутилась  пленка вделанного туда
портативного магнитофона. Сыщик никому не верил на этом свете и  хотел после
иметь запись.  Магнитофон он включал всякий  раз,  когда кто-нибудь входил в
кабинет.
     Стрелки часов над головой сошлись вместе и показали полдень.
     Рыжий  детина у  входа  поднялся, затянулся  последний  разок, и окурок
полетел в  кусты. Из-за угла,  на  той  стороне  улицы,  показались  трое  в
одинаковых серых костюмах. Красиков и пара оперативников. Охранник огляделся
нервно.
     -  Он  и с ним  двое,  -  сказал  он,  когда опер подошел  вплотную.  -
Корреспондентка еще какая-то. Интервью берет.
     - Плевать! - Бросил Красиков. - Пойдем.
     Рыжий достал рацию.
     - Алле, -  сказал он  спокойно,  -  тут  клиент. Хочет,  чтобы жену его
проверили. Боится, там не то что-то.
     Слежка  за неверными или же подозреваемыми супругами  -  основное,  чем
занималась контора. И рыжий,  успевший там поработать  пару  месяцев, хорошо
это знал.
     Он  увидел,  как  один  из  милиционеров достал  пистолет и,  не  теряя
времени,  испарился.  Железная дверь, тяжело скрипнув,  открылась. На пороге
появился заспанный парень в джинсовке. Протяжно зевнул и тут же грохнулся на
пол, сваленный двумя выстрелами.  Все трое, с  пистолетами  наготове, быстро
вошли  внутрь. Красиков  первым оказался в  проеме. Быстрая пуля свистнула у
его уха и ударила в стену, стряхнув на пол белую, как снег, штукатурку. Опер
нырнул  и  спрятался  за  массивным  дубовым  шкафом,  держа наготове  своей
макаров. Охранник  пустил  наобум  еще две пули и  скрылся  в проеме  двери.
Пригибаясь, он добрался до комнаты, где затаившись сидели Беляков и насмерть
перепуганная журналистка.
     Как только голова  сыщика оказалась в дверном  проеме, дуло парабеллума
повисло у его носа. Беляков держал пистолет двумя руками.
     - Это - я, - детектив растерянно смотрел в черный глазок ствола.
     - Вижу, - Беляков быстро убрал оружие.
     - Там - Красиков,  - сказал детектив, устраиваясь на полу рядом. С  ним
еще двое. Колян нас продал. Это из-за него менты здесь.
     Беляков молчал.
     Журналистка сидела, обхватив руками колени, и пыталась соображать.
     - Что здесь происходит? - Спросила она, наконец, глядя то на одного, то
на другого. - Кто-нибудь мне объяснит?
     -  Заткнись! - Беляков ткнул ей в лицо указательным пальцем. - Заткнись
и не высовывайся!
     Красиков и его люди расположились в соседней комнате.
     -  Беляков! - Прозвучало оттуда. Это  был Красиков. - Выходи! Мне  надо
поговорить с тобой.
     - Говори оттуда. Я слышу.
     - Если  выйдешь сейчас и не будешь выделываться, останешься  в живых, -
пообещал опер.
     Беляков не отвечал.
     -  Предупреждаю, -  продолжал  Красиков. -  У меня  нет  времени ждать.
Выходи быстро, если хочешь, чтобы мы разошлись по-мирному.
     - Спрашивай оттуда! - Беляков не сдавался. - Что тебе надо?!
     - Ты  че,  надеешся на чью-то помощь?! Хочешь  протянуть  время?! Лучше
выходи! Это без толку! Обещаю - пальцем тебя не тронем, если сам выйдешь!
     - Он сейчас  милицию вызовет. - Сказал оперативник, что сидел рядом,  и
тут же мрачно захохотал, довольный  своим  юмором. Но никому из осажденных в
беляковском офисе смешно не было.
     - Слушай, шерлок холмс, - это снова был Красиков. - Твоя контора мне на
хрен  сдалась. Мне нужна Артемина.  Ты обещал ее сегодня  утром  - живую или
труп. Сейчас - обед.
     Беляков ответил не сразу. Молчал, разглядывая ствол своего парабеллума.
     - У меня нет Артеминой! - Бросил он наконец. - Не вышло.
     Красиков переглянулся со своими коллегами.
     - Издевается. - Подвел он итог.
     Канонада выстрелов  намертво  заложила уши всем,  кто  сидел  в  офисе.
Несчастная журналистка согнулась чуть ни до земли и обхватила руками голову.
Волосы  ей  обсыпало  осколками  вазы  и  белой   пылью  от  побитой  пулями
штукатурки.  Один  из оперативников появился в  проеме двери. Вскинув  руку,
выстрелил  в детектива, что прикрылся шкафом.  И  тут же  грохнулся на  пол,
схватившись за  простреленное  бедро. Детектив прицелился, но следующая пуля
разнесла ему голову. Мозги, кровь брызнули во  все стороны, большими каплями
осев  на  оконном  стекле.  Беляков  взял на  мушку  Красикова,  но,  увидев
нацеленные на него два дула, замер.
     - Брось ствол! - Внятно произнес  Красиков.  -  Если спустишь курок,  у
тебя никаких шансов.
     Беляков понял, что тот не врет. Он выкинул пистолет в угол комнаты. Уже
через пару минут сыщик и его бывшая  интервьюерша сидели, крепко привязанные
к  своим  креслам. Красиков  хмуро прохаживался  взад и  вперед по  комнате.
Раненный оперативник сидел в углу и, кряхтя  от боли,  перевязывал ногу. Его
коллега курил, усевшись на беляковском столе.
     - Ну?! - Красиков собрался с мыслями и подошел к Белякову вплотную. - Я
жду.
     - Чего? - Беляков искоса посмотрел на опера.
     - Не придуривайся. - Красиков покачал головой. - Где Артемина?
     - Кто-нибудь мне объяснит,  что происходит? -  Это жалобно подала голос
привязанная журналистка.
     Красиков развернулся и, вытащив пистолет, ткнул ей стволом в глаз.
     - Заткнись! - Прошипел он. - Заткнись, или я выпущу тебе мозги!
     Лицо у несчастной стало  белым. Единственный  открытый глаз ее смотрел,
не мигая, на прижатый к курку палец.
     Красиков опустил дуло. Потом повернулся опять к Белякову.
     - Итак, - произнес он медленно.  - Скажешь мне, где Артемина или выбить
тебе сначала зубы?
     Потом  развернулся,  вдруг,  и, что  было силы,  засветил  рукояткой  в
челюсть. Беляков  стукнулся о стену головой и  чуть  не  лишился сознания. В
ушах  звенело.  Перед  глазами  поднялся  туман,  бежали  в  разные  стороны
розово-желтые кружочки. Опер плеснул ему в лицо из графина.
     - Теперь понятнее?
     Беляков поднял глаза на Красикова. Просочившись между губами, изо рта у
него потекла кровь.
     - Можешь меня сразу прикончить, - выдавил  он.  - Я все равно ничего не
знаю. Она просто ушла от меня. Куда - не сказала. Большего ты не услышишь.
     Опер отступил назад.
     - Хорошо, - сказал он, вдруг. - Я верю.
     Потом прошелся по комнате. Беляков наблюдал за ним.
     - Когда она ушла? - Спросил Красиков.
     - Сегодня утром. Около семи.
     - Хорошо.
     - Вы меня здесь не бросите, - услышал опер сзади.
     Он обернулся. Раненный  оперативник сидел на полу. Пистолет в вытянутой
руке  его глядел на Красикова. В глазах заплясали  огоньки злобного безумия.
По лицу струился крупными каплями пот.
     Красиков  шагнул  в  сторону. Дуло  по  прежнему  следило  за  ним.  Он
побледнел.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     Раненный убежденно покачал головой.
     - Вы меня не бросите здесь, - повторил он, бессмысленно  глядя на опера
сквозь мушку прицела. - Вы меня здесь не бросите.
     Красиков увидел, как коллега его, что сидел на столе, достает оружие...
Громыхнуло дуплетом. Один оперативник успел  пригнуться,  и пуля продырявила
стену над его головой. Другой - не успел. Теперь он лежал, разбросив руки, в
расширяющейся кровавой луже.
     Красиков мрачно, не отрываясь, смотрел на труп. Потом отряхнулся.
     - Хватит! - Сказал он. - Пора кончать!
     Подошел  к  столу  и  рывком  вывернул  на пол  бумаги из ящика. Достал
зажигалку. Чиркнул. Посмотрел, как дымок синей струйкой пополз к потолку.
     - Шо ты хочешь делать? - Беляков похолодел от ужаса.
     Журналистка извивалась, как только могла, пытаясь одолеть веревки.
     - В понедельник у меня встреча в администрации  края с  генерал-майором
МВД! - Закричала она. - Он все узнает, чем вы тут занимаетесь!
     Оперативник добродушно усмехнулся, набивая анашой сигарету.
     - Сегодня у тебя будет встреча  с  прадедушкой.  -  Он закрутил  кончик
косяка и подпалил его о язычок, что прыгал над крышкою беляковского стола. -
Ему и пожалуешься.  Расскажешь,  какие  в Краснодаре менты  нехорошие. Живую
тебя поджарили...
     - Пошли, - бросил Красиков.
     Несчастная испустила  вопль -  такой  громкий,  какой  только смогла. И
продолжала дергать веревки, раскачивая туда и сюда кресло.
     ...Стихли шаги за порогом. Прогудела машина.
     Беляков  огляделся. Он посмотрел на пламя и понял, что  потушить его он
уже  не сможет. Развернувшись всем  креслом,  он начал передвигаться  назад.
Девушка видела  это.  С  безумной  надеждой  в глазах она  наблюдала за  его
движениями.  Когда Белякову удалось-таки  справиться с одним  из  ящиков, он
начал просовывать  туда  пальцы, пытаясь  захватить  что-то,  лежавшее  там.
Связанная  журналистка  не  понимала  смысла  его  действий,  но  соображала
подспудно,  что от  этого  зависит сейчас ее  жизнь. Она  вся подобралась  и
судорожно шевелила губами, бессильная чем-нибудь помочь Белякову.
     И вот, наконец, получилось  извлечь из ящика  письменного  стола нечто.
Это  был  большой складной  нож,  в костяной  рукоятке  которого  пряталось,
наточенное  как бритва, лезвие. Руки  у Белякова затекли, стянутые веревкой,
кнопка  ему  никак не  давалась.  Минуты две он  промучился, прежде  чем  из
массивной и  тяжелой,  как кастет,  рукоятки лезвие  выскочило  наружу.  Тем
временем пламя, сожрав уже  почти  все  бумаги, жадно  облизывало письменный
стол.
     Сдавив дыхание,  следила молодая женщина  за тем, как  Беляков пытается
разрезать веревку.
     Занавеска  вспыхнула  так, словно  была  из  ваты.  Огонь  все  сильнее
расползался вокруг. Комната  наполнялась дымом; оба - Беляков  и журналистка
уже  начинали кашлять  от  едкой гари, что  забивала нос и разъедала  глаза.
Девушка  вскрикнула  от бессильного ужаса: раскрытый  нож выскользнул из рук
Белякова  и сейчас лежал на полу. Подумав секунду, тот  оттолкнулся от стены
ногами,  качнулся и тяжело ударился спиною об  пол. У него чуть не  вылетели
все внутренности. Но удушливый дым все активнее распространялся  по комнате,
и Беляков понимал, что времени у него осталось немного. Ковер, на котором он
лежал сейчас, медленно тлел, и пламя подбиралось все ближе.
     Намертво  привязанная к  креслу  несчастная  репортерша, не  отрываясь,
продолжала следить за всеми движениями Белякова. Дым дурманил, слепил глаза,
и не отпускала одна мысль: стоит только сейчас отключиться,  и это -  конец.
Это - смерть.
     ...Но  вот,  веревки  треснули.  Пошатываясь,  словно  пьяный, детектив
поднялся  на ноги.  И  сразу  же  поперхнулся  дымом.  Чуть не  упал.  Потом
отшвырнув нож, подхватил кресло и с размаху бросил его в  дверь, уже объятую
пламенем. Дверь распахнулась, тяжело закачавшись на петлях. Беляков двинулся
к выходу.  И  тут, только, до связанной журналистки  дошло окончательно:  ее
участь здесь никого не интересует.
     -  Стой!  - Закричала  она,  задыхаясь от  ужаса и  от  дыма.  - Назад!
Освободи меня!
     Беляков остановился и поглядел. В голове у него что-то провернулось. Он
подошел к журналистке, подобрал нож с пола и одним взмахом рассек веревки.
     Спотыкаясь, оба вышли наружу. Здесь ноги у несчастной подкосились сами,
она опустилась на траву. Не оглядывась, Беляков пошел к своей машине.




     Лена брела по  улице.  Старалась  идти не быстро, чтобы  не обращать на
себя  внимание редких  прохожих. То и дело осторожно  оглядывалась. Руку она
держала в кармане плаща, который ей достался от Белякова. Пальцами согревала
влажный  ствол  вальтера.  Это  и еще тяжесть пуленепробиваемого  жилета под
курткой  чуть-чуть  успокаивали. Лена понятия  не имела, куда  направляется.
Покинуть  город  она  уже  не  рассчитывала.  Догадывалась:  вокзалы  и  все
возможные дороги-выезды из Краснодара -  под милицейским контролем. В голове
гудело после вчерашнего, а на душе было тошно. И не помогла оправиться чашка
кофе, что заменила завтрак.
     Кучерявыми хлопьями падал снег, все было кругом  запорошено, и прохожие
передвигались по тротуару медленно,  боясь поскользнуться.  Машины  тоже  не
торопились,  пробегая  по   отутюженной,  белой  от  снега,  мостовой.  Лена
обернулась на  магазинную  витрину.  Большой  плакат  разноцветными  буквами
поздравлял ее с новым 1993-им годом. Рядом опирался на свой
     обычный  бумажный посох Дед  Мороз.  В другой руке он держал  мешок,  в
котором,  как  считалось, были подарки.  Возле стояла Снегурочка,  такая  же
бумажная, но  только  размером  поменьше - как  и  положено  Снегурочке.  На
небольшой  елке,  усыпанной  ватой,  что  изображала снег, скромно  блестели
четыре  шарика.  Лена  вспомнила,  что  когда-то Новый  Год  был ее  любимым
праздником. Еще она подумала о том, что сегодня уже двадцать девятое число.

     ... - Можно?
     Красиков поднял голову. Симпатичная, ярко накрашенная брюнетка уверенно
вошла в кабинет. Опер осторожно оглядел ее.
     - Да-да. - Он отодвинул в сторону папку с бумагами. - Вы - Света?
     На девушке была пожеванная временем кожаная  куртка, а также  мятые, но
чистые, джинсы.
     - Света, - она кивнула и бухнулась в кресло напротив опера.
     Красиков продолжал изучать гостью. Та, посмотрев на него,  отвернулась.
Над вид  Свете едва ли исполнилось  восемнадцать. Ее маленькие белые  ручки,
мягкий спокойный голос наводили на  опера  сильные сомнения в  том, что  эта
девчонка может кого-то убить.
     - Знаешь, о чем пойдет речь?
     Света кивнула. Он продолжала смотреть в сторону.
     - Мне обо всем рассказали.
     Красиков передвинул с места на место пепельницу.
     -  Зайдешь с  черного хода. Вернешься так  же. Я  тебя  подожду  внизу.
Сделать все нужно быстро и точно. Ошибка будет тебе стоить жизни.
     Света холодно глядела на опера.
     - Я знаю.
     - Хорошо, - Красиков сложил руки на столе. - Вопросы есть?
     - Оружие покажите.
     Опер  достал из  ящика  стола  небольшой  автомат  с коротким стволом и
положил его перед собою. Света  взяла автомат в руки, взвесила, повертела  и
начала  быстрыми,  проворными движениями разбирать  его  на части.  Красиков
продолжал про себя удивляться.
     -  Поняла:  никаких  ошибок?  -  Повторил он, когда  девушка,  закончив
разбирать автомат, так же быстро собрала его обратно.
     Света,  вдруг,  резко  вскинула ствол и нацелила его в лицо оперу, чуть
ниже левого глаза. Дуло  повисло  в воздухе. Палец  лежал на курке. Красиков
вытаращил глаза. Он,  не отрываясь, смотрел  в  лицо  киллерше,  в ее сухие,
ледяные зрачки. Света убрала оружие.
     -  Моя  мать ошиблась, - сказала она спокойно.  -  Когда родила меня на
этот свет.

     ...Лена  завернула в какое-то небольшое кафе.  Просто надоело  бродить,
захотелось посидеть в  тепле. Она  взяла  кофе и  примостилась за столиком у
окна.
     Здесь в  этот час было пусто. Только за соседним столом сидела компания
безобразно раскрашенных девок. Они пили коньяк  и  закусывали его шоколадом.
Лена могла слышать их беседу.
     -  "Марс" - это гадость, - заявила одна, что сидела к Лене спиной.  - Я
только "Сникерс" ем.
     -  "Сникерс" - тоже гадость, - это было мнение тощей, как  мумия, рыжей
девки напротив.
     Лену   перестал   интересовать  разговор,  и  она  углубилась  в   свои
размышления,  не  заметив, как  к ее  столику  подошел  кучерявый  парень  с
одиноким, блуждающим взглядом.
     - Можно?  - Это  прозвучало даже как-то  заискивающе.  В руке он держал
стакан с  коктейлем,  где плавали кусочки пожеванного  мандарина, и  торчала
пластмассовая соломинка.
     - Пожалуйста, - Лена равнодушно повела плечами.
     Барменша - дама лет двадцати пяти  с потухшими глазами и с сигаретой во
рту  включила  негромко  музыку.  Из  простуженного динамика  запела  Марина
Журавлева. Песня была про звездную ночь.
     Парень  устроился  напротив  Лены   и  принялся  медленно  тянуть  свой
коктейль,  искоса на  нее поглядывая. Лена смотрела в сторону. Одна из девиц
за соседним столиком поднялась с места и, разглаживая юбку, сказала:
     - Ну, я пошла в туалет. Пойдешь со мной?
     Это она пригласила подружку, что  сидела рядом. Та  охотно встала из-за
стола.
     Они  направились к  женской  уборной. Парень  чуть  наклонился  и хитро
посмотрел на Лену.
     -  Развлекаться пошли, -  прокоментировал он негромко -  так, чтобы  не
слышали  соседки  по столику. Потом  доверительно  улыбнулся девушке и  тихо
продолжил: - Это  - шлюхи. Они с мужиками - за  деньги,  а между собою  - за
так. - Парень захихикал. - Им мужики до того надоедают, что за бесплатно они
уже не согласны.
     Лена слушала, устало на него глядя. Парень понял - ловить здесь нечего.
Допив  коктейль  и  рассказав еще  что-то, тоже -  тихонько, он попрощался и
вышел. Лена проводила его сонным, пустым взглядом и уставилась в окно, забыв
про остывающий кофе. Сквозь грязное замызганное стекло она видела, как ветер
с  тяжелым свистом  сбивает  капли с  ветки  окоченевшего дерева.  Суетливые
голуби копошились в снегу и искали там что-то, видимо, для них съедобное.
     В кафе зашел еще один посетитель. Лена глянула и... сразу - как провели
холодным ножом. Она узнала. Это - Эдик,  бывший телохранитель Ахмета. Они не
были  никогда  знакомы,  но Лене как-то показывали  его в ресторане  -  Эдик
квасил тогда в компании со своими приятелями.
     Небритый, стриженный под Арнольда, кавказец в обтертой кожаной куртке и
в широких,  спортивного  вида  штанах.  Он  деловой  походкой  -  вразвалку,
прошелся по кафе, поймав на себе заинтересованные взгляды с соседнего к Лене
столика. Перекинулся парой слов с барменшей, взял сто грамм коньяка и уселся
в сторонке, никого вокруг не замечая.
     Лена  залпом опрокинула  холодный кофе,  пригладила волосы и,  стараясь
игриво покачивать бедрами, двинулась вперед.
     Эдик искоса и  удивленно  поглядел на незнакомку. Лена ослепительно ему
улыбнулась  и  приземлилась  напротив.  Эдик  выжидательно  глядел  на  нее,
поигрывая граненым  стаканом. Лена  чуть-чуть  наклонила  голову и зашептала
таинственно:
     - А меня ты не угостишь?
     Эдик разглядывал Лену.
     - Чего ты хочешь?
     - От кофе не откажусь. - Она лукаво улыбнулась.
     Эдик подумал немного, и, обернувшись, деловито щелкнул пальцами.
     - Свет! Кофе принеси.
     Лена опять улыбнулась.  Эдик продолжал внимательно ее рассматривать. Из
туалета, отряхиваясь, вывалили две девицы. Лена подумала, что управились они
быстро. Эдик достал из кармана куртки пачку "Кэмела".
     - Будешь? - Предложил он Лене.
     Та медленно покачала головой.
     - Берегу здоровье.
     - А! Все одно - подыхать!
     Эдик  сунул  в  рот  сигарету,  чиркнул зажигалкой и,  выпустил  дым  в
сторону. Появилась барменша, которую Эдик назвал Светой. Она молча поставила
на стол неполную чашку дымящегося кофе.
     Лена покосилась внимательно на дверь уборной.
     - Не хочешь в туалет? - Негромко спросила она.
     Эдик удивился.
     - Что, прям сейчас? Здесь?
     Лена, хихикнув, кивнула.
     - А чем плохо?
     Эдик  отхлебнул  еще  коньяку,  потом  раздавил  сигарету   о  грязную,
заржавленную пепельницу.
     - Идем.
     Лена встала  и, плавно  качнувшись,  двинулась к затертой,  выпачканной
двери общественного  сортира.  Эдик  шел позади.  Девицы смотрели  на Лену с
нескрываемым  отвращением.  Дверца  хлопнула  у   Эдика  за  спиной,   и  он
остановился.  Лена развернулась  к нему. Эдик моргнул. Тяжелое дуло вальтера
повисло у его носа.

     Вернувшись домой, Красиков  разделся, бросил, где попало, вещи и двинул
под  душ.  На  кухне  бухтело радио: Ельцин в  новостях  из  далекой  Москвы
радовался, что  низложение его  не  состоялось.  Опер расположил пистолет на
полочке, между шампунями,  и  минуты две стоял,  не  двигаясь, под обжигающе
холодными струями. Прикрутив воду,  он услышал, как  из  прихожей  осторожно
защелкал дверной  замок.  Красиков снова  открыл кран.  Подобрав пистолет  с
полочки, он вышел в коридор. Свет в ванной оставил включенным.
     Замок пощелкал еще, и дверь медленно приотворилась. В щели образовалось
лицо с  кепкой,  низко  надвинутой  на глаза.  Потом -  рука  и револьвер  с
глушителем. Поймав шум падающей воды, киллер направился в ванную, не опуская
пистолета.  Заглянув  туда,  успел  только  удивиться.  Думать   времени  не
осталось: пуля разнесла ему голову.

     - Одно движение, и ты - труп. - Лена шагнула назад,  тихо взведя курок.
Лицо ее словно окаменело. Холодные, пустые глаза в упор рассматривали Эдика.
Постояв  так молча, она, вдруг, засветила ему рукояткой в висок. Оглушенный,
чуть не  лишившись сознания, тот  тяжело опустился на пол.  Встал на колени.
Держа пистолет в правой руке, Лена обошла Эдика и с силою ткнула ему стволом
в  бок.  Левой  она  прищелкнула  на двери  задвижку.  Потом  быстро ощупала
пленного.
     -  Деньги  в  правом кармане брюк, - сказал тот  спокойно,  глядя,  как
тускло поблескивает лужа в углу.
     - Себе оставь. - Тихо ответила Лена.
     Пальцы  ее нащупали что-то  твердое  и объемистое.  Наружу был извлечен
вальтер. Лена  сунула  его себе  в  карман.  Потом  она нашла  складной нож.
Надавила на кнопку. Скупо блеснув, из  рукоятки выскочило наточенное лезвие.
Огоньки,  переливаясь,  играли  в неярком  свете, что  падал с  улицы  через
разбитое  окошко под  потолком.  Лена закрыла нож  и  сунула его  следом  за
вальтером.
     -  Что  тебе  нужно? - Пробормотал  Эдик.  - Если бы ты знала, кто  - я
такой, поискала  бы другого фраера.  - Он помолчал, потом  добавил, - завтра
тебя отвезут в морг. Как неопознанный труп. Если ты...
     Кончить он не успел. Получил ногою по почкам.
     - Заткнись, сука! - Лена прошипела ему в ухо.
     Она схватила Эдика левой  рукой за волосы и  прочертила физиономией  по
холодной шершавой стене.  Там  отпечатался,  не слишком  видный  в полумраке
клозета, мутно-кровавый след.
     - Ненавижу мразей!
     Лену теперь было не узнать. Лицо ее стало черным от злобы.
     Эдик пошевелил израненными губами. Хотел что-то сказать, но его еще раз
уткнули носом в стену.
     - Заткнись!
     Эдик  молчал, ожидая, что произойдет. Кровь стекала с его лица и капала
на куртку. Лена переводила дыхание.
     -  А теперь - говори, - прошептала она,  еще сильнее вдавив ствол ему в
ребра. - Говори, кто перестрелял редакцию "Дем. Кубани".
     Эдик искренне удивился.
     - Какая редакция? Какая Кубань?..
     И получил физиономией в стену.
     - Я тебе, сука, сейчас  все мозги вышибу! - Лена чуть не задохнулась от
ярости. - В сортире подохнешь!
     Эдик молчал, он обдумывал. Потом его, вдруг, осенило:
     - Ты - Артемина.
     Лена  застыла.  Отошла  назад.  Она  затаилась, но молчание ее говорило
больше сейчас, чем любые слова. Эдик усмехнулся зло. Кровавые губы его жутко
скривились.
     - Ты уже в могиле. - Произнес он тихо. - Может еще денька два  по земле
погуляешь,  но  долго  ходить  не  будешь  -  точно.  - Он  помолчал,  потом
продолжил: - Я тебе ничего не скажу -  даже  то, что знаю. Хотя знаю я мало.
Ты можешь меня сразу грохнуть - это тебе все равно не поможет. - Он медленно
покачал головой. Так качает врач, разговаривая с безнадежным больным.
     Несколько  мгновений  Лена не двигалась. Она и хотела бы  -  не  могла.
Потом проснулась. С силою съездила Эдику рукояткой пистолета по  затылку, от
чего  тот почти потерял сознание. Потом  обеими руками  поймала его голову и
колотила о стену.
     - Заткнись, падаль! - Шипела она, задыхаясь. - Заткнись!
     Что-то где-то тихонько пропикало. Лена  остыла. Опустила руки. Это были
всего лишь часы. Они  не понимали  того,  что  здесь  происходило  и  просто
сообщили время. Лена отошла в сторону, прижавшись к углу. Посмотрела на свои
руки.  Пахло ужасно.  Все  тут было  посыпано  какой-то зловонной  гадостью,
которая должна  была  забить тяжкий запах  сортира.  Но  она не забивала,  а
только смешивалась с этой вонью.
     Сквозь мутно-сиреневый полумрак Лена различала: руки ее были в крови.

     Волна  зашипела и тихо  ударила в каменистый берег, разбросав  в разные
стороны мелкие соленые брызги. Лена  подошла  ближе  и, сняв шлепки, шагнула
медленно в  холодную прозрачную воду. Потом посмотрела вверх.  Стояло раннее
утро. Начало июля. На пляже в этот час было пусто.
     "Наверное,  вот так выглядело  все когда-то, -  подумала Лена,  - когда
людей еще не было." Когда-то, очень давно.
     Море уходило до  самого  горизонта -  насколько хватало глаз.  Издалека
долетали  сюда  испуганные  крики чаек.  Над  водой висели  два  неподвижных
пуховых облачка, похожие на кротких,  задумчивых  барашков. Наверное, Адам и
Ева  были счастливы  в этом своем  райском  Эдеме.  Но только все это теперь
ужасно давно.
     ...Лена вышла из воды и присела на прохладные, еще не согретые солнцем,
камни. Поежилась. Утренний ветерок тихонько, играючи, пощекотал ее по спине.
Потом убежал. Лена, не  отрываясь, смотрела туда, где за бесконечной морской
синью, скрывались далекие неведомые берега.

     - Не хочется подыхать? - Шевелил  Эдик окровавленными губами,  медленно
вставая на ноги.
     - Тебе  хочется? -  Лена глянула на него и приподняла дуло. Палец лежал
на курке. В  глазах не было никакого выражения. - Тебе хочется? -  Повторила
она устало, целясь Эдику в лоб.
     Тот,  вдруг, наклонился,  схватил  руками живот и  тяжело  плюхнулся на
грязный кафель. И,  хоть  лицо  его было залито кровью,  Лена  увидела,  как
сильно  он  побледнел. На окровавленных губах проступила белая пена.  На лбу
сквозь кровь появились тяжелые капли пота. Лена убрала дуло.
     - Что это? - Шептал Эдик. - Что это?
     Потом, вдруг, стих, замер.
     - Сука... Она мне что-то подсыпала...
     Лена  не  могла  ничего  понять,  но чувствовала  почему-то  - Эдик  не
притворяется... Тот стоял на коленях и глядел  неподвижно в  мертвую  жгучую
пустоту. Лена растерянно молчала. Эдик протянул руку.
     - Дай  мне пистолет, - прохрипел он, -  дай мне пистолет, и я ее сейчас
кончу.
     Лена встрепенулась быстро. Села на корточки.
     - Когда ответишь на пару вопросов...
     Эдик опустил руку.  Он несколько раз тяжело  моргнул. Несколько крупных
прозрачных капель выступило у него на лбу. Он продолжал смотреть в стену.
     - Спрашивай.
     - Кто организовал нападение на редакцию "Дем. Кубани"?
     - Красиков, - безразлично проговорил Эдик.
     - На кого он работает?
     - На Илюшенко.
     - То есть, заказал Илюшенко?
     - Я думаю.
     - Но зачем? Что ему было нужно?
     Эдик закачался на  месте и,  чтобы не упасть,  ткнулся рукой в  грязную
стену. Он проглотил тяжелый комок в горле и только потом смог ответить.
     -  У  Макарова  была  какая-то статья.  Илюшенко  не  хотел, чтобы  это
появилось в газете.
     - Что за статья?
     Дверь  туалета  резко подергали с той стороны. Эдик молчал, тупо  глядя
перед собой.
     - Что это была за статья? - Повторила Лена.
     - Не знаю.
     - Примерно - о чем?
     - И примерно не знаю.
     В дверь постучали. Настырно и долго.
     - На кого работал Макаров?
     - На Ахмета.
     - То есть, это был заказной материал?
     - Наверно, заказной.
     В дверь продолжали стучать.
     - Где сейчас Ахмет?
     - Убрали.
     - Кто?
     - Менты Красикова.
     Эдик протянул руку.
     - Дай ствол.
     - А где Макаров сейчас?
     - Тоже убрали.
     - И тоже Красиков?
     - Да. Пистолет дай.
     Лена вынула из кармана вальтер и, держа Эдика на прицеле, сунула ему  в
руку  свой макаров. Эдик тяжело встал с  колен и, шатаясь, побрел к  выходу.
Стук  прекратился.  Лена  поняла - сейчас  будут  ломать  дверь. Эдик  резко
откинул защелку.
     Дверь распахнулась.  У  входа  стояли  трое верзил  мрачной наружности.
Увидев Эдика, они будто оторопели  сперва. Один, сориентировавшись,  полез в
карман.
     - Все путем, парни,  -  прохрипел им Эдик. -  Можете расслабиться. - Он
выбросил руку и трижды надавил курок.
     Стекла  зазвенели  от грохота  выстрелов.  Все  трое свалились  на пол.
Тиская пистолет в руке,  Эдик шагнул вперед и медленно повернулся  к стойке.
Барменша Света каменным изваянием стояла посреди бутылок и чашек. Белая, как
ее фартук. От ужаса она не могла двинуться.
     - Сука! - Выплюнул Эдик, держа пистолет в вытянутой руке.
     Света метнулась в сторону, и пуля разнесла бутылку  среди витрины. Эдик
опустил пистолет. Хромая, подошел ближе. Барменше некуда было бежать и негде
спрятаться. Вытаращив  зрачки,  она  стояла, как на  расстреле. Прижавшись к
холодной стене, твердой - почти крышка гроба.
     - Падла! - Пистолет  Эдика выплюнул последнюю в обойме пулю -  поставил
точку посередине лба. Света всем телом тяжело съехала вниз.
     Громыхнул еще выстрел. Другой.
     Один  из громил, подстреленных  Эдиком,  уронил пистолет  и  как бревно
разлегся на холодном полу.
     Появилась Лена, держа наготове свой  вальтер. Кровавая  лужа расплылась
там, где вразброс лежали три мертвых тела. Краешком из-за стойки выглядывали
ноги  барменши.  Несколько посетителей,  неживых от  страха, прятались между
столами. Они ждали,  что  стрельба вот-вот  начнется  опять. Эдик,  прошитый
двумя точными пулями, попытался удержаться  руками  за  буфетную стойку,  но
медленно сполз и уткнулся в пол.
     Спрятав дуло за пояс, Лена вышла на улицу.

     Стемнело. Сиреневый "Москвич" остановился у подъезда. Фары его погасли,
уступив место сгустившемуся ночному  мраку. Беляков распахнув дверцу, первым
вышел  наружу.  Втянул  в  себя  морозный  сырой  воздух  и огляделся. Ветер
свистел, обдувая голые ветки деревьев,  и перебирал старую газету, волоча ее
куда-то, вдоль по замерзшему тротуару.
     Из "Москвича" появились еще двое.
     - Пошли, - негромко скомандовал Беляков.
     Тот, что двигался за его спиной, поднял воротник замшевого плаща. Вошли
в  холодный  сумеречный  подъезд.  Под  потолком  в углу  сиротливо  мерцала
кончающаяся  лампочка. Пахло сыростью и  неуютом.  Беляков погладил рукоятку
своего парабеллума в боковом кармане. Взвел курок.
     На четвертый этаж  поднялись молча. Говорить  было не  о чем.  Лифт  не
работал, и пришлось добираться пешком.
     Беляков  отошел в сторону.  Один  из его сыщиков звякнул  в  дверь.  На
лестнице услышали сонный голос хозяина.
     - Кто там?
     - Телеграмма.
     Замок защелкал. Беляков вытащил пистолет,  потрогал  курок пальцем. Как
только  дверь раскрылась, хозяин - небритый парень  в  пижаме сразу  застыл,
увидев дуло. Потом дернулся, но  - поздно. Его  ухватили за  шкирку, ткнув в
брюхо стволом. И затащили внутрь.
     Дверь  закрылась.  Один  из  сыщиков, не  опуская пистолета, обошел всю
квартиру и  убедился,  что больше  здесь никого  нет. Жилье состояло из двух
комнат. Стенку над большим  двуспальным  диваном  украшел турецкий ковер.  В
углу, рядом с японским телевизором - видео. Напротив - стереосистема с парой
динамиков.
     Беляков  молча  разглядывал  бывшего своего  сотрудника, у которого  из
кармана пижамы достали пистолет с полной обоймой.
     - Ну  что, Коля, - проговорил он медленно, доставая сигарету, - думал -
не увидимся больше?
     Того от ужаса перекосило. Коля раскрыл рот и еле-еле сумел выговорить:
     - Красиков меня заставил. Хотел грохнуть...
     - Уберите звук.
     Чиркнув пару раз зажигалкой, Беляков выпустил дым.
     - Стой!  - Коля хотел вырваться,  но его держали  крепко. - Подожди,  я
скажу еще...
     - Ты уже все сказал, - Беляков затянулся. - Красикову.
     В рот  Коле засунули  кляп. Несчастный  пронзительно  замычал,  замотал
головой, пытаясь освободиться.
     - Кончайте быстрее, - сказал Беляков. - У нас мало времени.
     Коля извивался,  как  только мог,  но двое детективов проворно и быстро
связали  ему  за спиной руки  и  ноги. Одним  из свободных концов смастерили
петлю, которую затянули на шее. Беляков молча наблюдал, дымя сигаретой.
     В дверь позвонили.
     Сыщики  замерли,  переглянулись.  Беляков  дал  им  знак, и  связанного
уложили на пол лицом вниз, еще придавив, чтобы не производил шума.
     Часы  тикали где-то на  кухне. И  так - несколько секунд. Потом  звонок
повторился. Назойливый  и  долгий  - как сирена.  После этого начал  щелкать
замок. Очевидно, у того, кто звонил, был ключ.
     Беляков  вытащил парабеллум  и  отошел в сторону.  Его  детективы  тоже
достали оружие, продолжая крепко  держать связанного.  Три  дула целились  в
дверь. Мелодичный звон заставил всех  вздрогнуть: это часы  отсчитали восемь
ударов.
     Дверь отворилась. На  пороге возникла игриво  раскрашенная  девица. Она
молча  смотрела  на  трех  вооруженных  людей  и  тело,  связанное  на полу.
Испугаться по настоящему не успела. Беляков дважды надавил курок.
     Оставив связанного Колю, детективы проворно затащили тело убитой внутрь
и бросили у дверей спальни. Дверь снова заперли.
     Коля  мычал  пронзительно  и  ужасно  -  его  волокли в ванную.  Сыщики
заткнули здесь дырку и  пустили горячую  воду. Связанного погрузили туда. Он
опять взвыл - теперь уже и от боли. Горячий пар поднимался над ванной.
     - Классный бульон получится. - Сказал один из сыщиков.
     Беляков  выплюнул сигарету, и  окурок поплыл по  воде. Издавая громкое,
пронзительное мычание, Коля пытался выбраться, но ему не давали веревки.
     -  Ничего  страшного.  -  Сказал  ему  Беляков.  -  Поплаваешь здесь. А
продолжишь в аду. Тебя засунут в котел для стукачей. - Он посмотрел на часы.
- Пора идти.
     - А  если из  соседей  кто ментов вызовет? Или уже вызвал?  Они слышали
выстрел... - Тот сыщик, что первым оказался в прихожей, достал пистолет.
     - Не вызовут, - Беляков уверенно покачал головой. - Сыкливые.




     Илюшенко  набрал  номер  и  слушал  в  трубке  гудки  -  как  будто  бы
действительно очень издалека. Потом сонный ленивый голос:
     - Алле.
     Владимир Александрович хотел выругаться, но... вдруг  накатила какая-то
жуткая, смертельная почти, усталость.
     - Андрей, здравствуй, - сказал он спокойно.
     - Ты, пап?
     - Андрей, что происходит?
     - Чего?
     Андрея Илюшенко  собирались депортировать  из Америки, где он  учился в
университете.  (Или  скорее - пытался  учиться.) Андрей нализался  в баре  и
разбил   физиономию  полицейскому.   Его   держали   пока   на  свободе   до
департационного  слушания,  которое  должно  было  состояться  вот-вот.  Для
Владимира  Александровича   случившееся  было   трагедией.  Сын   Андрей   -
единственное, что его по настоящему привязывало к этому миру. Глаза отпрыска
напоминали жену, умершую четырнадцать лет назад. Казалось иногда, что именно
ее видит он перед собою. Даже делалось страшно.  И хотелось разрыдаться, как
и  обычно при  встрече с годами  безвозвратно далекими,  что  прожиты  были,
конечно, неправильно.
     Владимир Александрович безумно любил  свое  чадо. Он  думал о  том, что
когда-нибудь, на Последнем Суде, где придется  ответить за прожитое, скажет:
не виноват; не виноват, ибо все мерзкое и все преступное, им сделанное, было
совершено  ради  Андрея. Чтобы тому  не  пришлось, как отцу  его в  детстве,
воровать картошку  с  колхозного  поля,  опасаясь  ежеминутно  нарваться  на
дробовик пьяного сторожа.
     - Андрей, что происходит? Мне сказали - тебя депортируют...
     - Отец... - тот помялся, - хоть ты не нуди. Итак тошно.
     - Андрей, что ты думаешь делать?
     - Отец, ляг поспи.
     Илюшенко услышал, как щелкнула трубка на том конце. "В  Чикаго сейчас 7
вечера.  Разница  в  девять  часов,  -  подумал он."  Хотел  с размаху  дать
телефоном по  столу,  но  остановился  - телефон-то  причем? Зам губернатора
медленно сел в кресло. Он соображал. Мутный хоровод мыслей был не по делу, и
Илюшенко  пытался как-то собраться. Он достал карты и в  беспорядке разложил
их  на  столе  картинками  вниз.  Из  пяти  карт  соорудил  домик.  Владимир
Александрович играл сам с собою в "мокрую курицу"  когда ему  было  особенно
плохо. Как сейчас.
     В дверь деликатно постучали.
     - Да-да, - пригласил Илюшенко.
     Это  была  секретарша.   Стройная  брюнетка   в  недлинной   юбке,  она
приблизилась к столу зама, аккуратно наступая на мягкий ковер.
     - Там вас Красиков хочет видеть, из уголовного розыска.
     Илюшенко  даже  не взглянул на секретаршу. Он, не отрываясь, смотрел на
карты.
     - Я занят. - Проговорил сухо. - Пусть подождет.
     Потом  проводил  секретаршу  бессмысленным  взглядом -  как  та,  качая
бедрами,  выходила из  кабинета. Оторвавшись  от карт,  Илюшенко  снова взял
телефон. Он звонил сейчас своему нью-йоркскому адвокату Вадику  Цинфировичу,
с  которым имел  дело уже давно. Вадик был хорош  тем, что здорово знал, как
обойти  закон любой  страны мира и не обижался никогда на тех, от  кого имел
деньги.
     -  Алло... Ты, Вадик?.. Здравствуй. - Илюшенко смотрел в окно,  пытаясь
разглядеть  там, среди домов и деревьев  улицы Красной, очертания  далекого,
призрачного  Нью-Йорка - где он, Владимир Александрович Илюшенко, никогда не
был. - В курсе того, что с Андреем случилось?
     - В курсе, - отозвался Вадик. - Он мне звонил.
     - Ты должен разобраться с этим. Мои цены знаешь.
     - Это не так просто, -  лениво пропел в трубку нью-йоркский Вадик. - Я,
конечно,  сделаю,  что  смогу,  но он  избил  полицейского,  а  это  тебе не
Краснодар...
     - ...Слушай, ты, - Владимира Александровича душило от ярости, - сука...
мудрец  пархатый,  я  тебя  в  сортире  грохну,  дерьмо  жрать  будешь...  -
Заместитель краевого главы споткнулся на слове, не знал, что сказать дальше.
Вадик на том конце провода тоже притих.
     -  Послушай. - Зам  губернатора перевел  дыхание. - Я утраиваю гонорар.
Если все кончится хорошо. Но...  - Он помолчал. - Вдруг, мой сын вернется...
Молись, чтобы ты умер быстро и сразу. Чтобы не пришлось мучиться...
     Владимир Александрович  убрал трубку  и посмотрел  на нее  внимательно.
Трубка не отвечала. Потом снова приставил к уху.
     - Не говори ничего. Просто скажи "понял".
     - Понял, - тихо и быстро ответил Вадик.
     Илюшенко  нажал "отбой". Потом откинулся  в  своем кресле. Он физически
чувствовал, как пар вышел весь, и осталось только ощущение пустоты. Владимир
Александрович вернулся к своим картам.
     Он вытягивал  их одну за  другой. Домик  покачивался, начинал  съезжать
набок, но еще держался. Илюшенко вызвал секретаршу.
     - Пригласи Красикова, - сказал он тихо.
     Тот  вошел,  аккуратно  придерживая  перебинтованную  руку.  По кошачьи
ступая, проследовал через кабинет, настороженно заглянул в глаза заместителю
губернатора.
     - Садись. - Илюшенко указал на пустое кресло. - Чем радовать будешь?
     Красиков сел. Потом чуть наклонил голову набок.
     - На какую тему?
     -  Не догадываешься? - Илюшенко вытащил одну карту. Домик  вздрогнул  и
чуть не упал.
     Красиков догадывался.
     - Карту тяни.
     Опер, не понимая, смотрел на хозяина.
     - Тяни карту.
     Красиков приподнял руку  и  дрожащими  пальцами потащил  карту  к себе.
Домик качнулся неуверенно и рухнул. Красиков  отодвинулся. Илюшенко спокойно
смотрел на него.
     -  Ты  взял не  ту карту, - проговорил  он тихо. - И все  полетело. Так
бывает,  когда  не  умеешь  играть.  Это  делать  надо аккуратно.  Не  то  -
проиграешь.
     Илюшенко отодвинул рукой карты.
     - Где Артемина? - Спросил он резко. - Где Валет? У меня вчера  разговор
был с Егоровым. Где они?
     Опер нервно заерзал в кресле.
     - Мои люди работают сейчас над этим.
     Илюшенко молча рассматривал Красикова. Потом, повернув голову, глядел в
окно. Как тяжелые  тучи собираются над домами, над крышами, над обнажившимся
сквером.
     -  Интересно, - очень тихо сказал он,  -  снег пойдет или  дождь?  Или,
может, вообще ничего не будет?
     Красиков развел руками. Он не знал.
     - Когда ты их достанешь мне?
     - Кого? - Опер моргнул.
     - Не знаешь - кого? - Илюшенко отвернулся от своего окна.
     - Еще пять дней. - Опер смотрел прямо в  глаза хозяину. - Пять дней - и
я  обещаю вам:  мы  все  сделаем.  Краснодар -  это  джунгли.  Человек здесь
теряется легче иголки.
     - Три. - Взгляд у зама главы не отпускал жертву. - Только три дня. Твоя
голова полетит, если их головы мне не достанешь...
     Лицо у  него,  вдруг, побагровело. Глаза  широко  раскрылись.  Илюшенко
пошевелил ртом,  и оттуда наружу  вырвался ужасный придушенный хрип.  Тут же
вбежала  секретарша.  Она   испуганно  глядела  на  своего  босса.  Красиков
наблюдал, как та спешно доставала лекарство, наливала в стакан воду.
     - Вам  лучше уйти,  - бросила она оперу. Красиков встал и посмотрел  на
Илюшенко,  беспомощно  растянувшегося  в своем  кресле.  Лицо  у  того  было
багровое, как у мамонта.
     -  Что  с  ним?  -  Сочувственно поинтересовался Красиков у секретарши,
когда они вышли из илюшенковского кабинета. - Сердце?
     - Именно.  -  Быстро ответила та. - Он  очень больной.  Перенес уже два
инфаркта. Вы не знали?
     Красиков покачал головой.
     - Может, мне и не стоило вам этого говорить?
     - Уже сказали.
     - Действительно...
     - Ладно. До встречи.
     - До свиданья, - сказала секретарша.
     Тяжелая дверь тихо закрылась за опером.

     Лена  опустилась  на  лавочку.  Ее  занесло  сейчас  в  один  из  новых
микрорайонов  города.  Детская  площадка.  Карусели,  качельки.  Время  было
вечернее, но еще не совсем позднее. Вокруг Лены радостно  суетилась праздная
детвора, отучившаяся  и, наверное,  сделавшая  уроки. Лена смотрела на небо.
Думала о том, что, вот, скоро посыпется снег.
     Она  чувствовала,  как все погружается в холодную безразличную пустоту.
Хотелось закрыть глаза и больше  не открывать их. Какая разница -  ведь  все
равно это когда-нибудь  кончится. Сейчас или завтра, или еще лет восемьдесят
пройдет. Лет через тысячу будет без разницы.
     Лена  это в себе ненавидела,  боялась этого.  Она знала: надо бороться,
пока есть за что. Хотя казалось минутами - уже не за что.
     На лавочку, рядом  с  ней, примостился  мальчишка лет пяти.  Шапка  его
сбилась набок.  Лицо  покраснело  и  вспухло  от  слез. Он посидел  немного,
помолчал, после наклонился и безутешно, в голос, заревел.
     Лена  посмотрела  на него  и  осторожно  погладила  по  голове. Мальчик
отдернулся, словно его стукнуло током.
     - Что случилось? - Спросила Лена. Ей стало его жалко.
     - Ничего! - Буркнул мальчишка и продолжил реветь.
     - Если ничего не случилось, то почему ты плачешь?
     Это прозвучало логично,  и мальчик, подняв  голову, внимательно смотрел
на Лену.
     - Эти пацаны из нашего дома! -  Сказал громко.  - Они не пускают меня к
себе! Дерутся!
     - Зачем тебе ходить к ним? - Не поняла Лена.
     - А почему мне нельзя?! -  Лицо у мальчишки  вспыхнуло от справедливого
возмущения.
     Лена про себя усмехнулась его проблемам.
     -  Почему  злые  -  всегда  сильные?  - В  голосе  у  малыша показалась
недетская уже обида. - Их больше. Они делают, что захотят.
     Лена  стушевалась  вначале,  не  знала, что  отвечать.  Потом  покачала
головой.
     - Это не так, - сказала она и сама удивилась своей, откуда-то взявшейся
уверенности. - Всегда можно что-нибудь  сделать. Всегда  можно  попробовать.
Злые люди в конце концов будут наказаны. Ты это сам увидишь.
     Мальчишка глядел недоверчиво. Лена улыбнулась ему.
     - Я знаю.
     Потом  мама  позвала его домой. Лена  сидела на лавочке, пока не начало
темнеть. Поднявшись, зашла в  подъезд. Вынула вальтер и заглянула в  обойму.
Все патроны были на месте.




     К  вечеру стало чуть  теплее.  Полил дождь.  Частые капли  мерзлой воды
падали, разбиваясь о тротуар. На город наползла ночь.  Все кругом съежилось,
очутившись в холодном густом сумраке. Большие скорбные тучи уползали отсюда,
и пропадали вдалеке - среди черных девятиэтажек.
     Лена  снова попала в  незнакомый  район  и  пару  часов  бродила  вдоль
совершенно одинаковых улочек, надеясь куда-нибудь выйти.
     Она сразу заметила  человека,  что  появился и,  не отставая,  двигался
следом. Лена зашла в ближайший  проулок.  Тот, сзади, тоже свернул. Краешком
Лена разбирала неясный, облитый  дождем силуэт. Он не делался ближе, но и не
отставал  ни  на  шаг. Лена поискала  в  кармане  и  нащупала  там  рукоятку
вальтера.
     Потом,  проходя  мимо   очередного   проулочка,  запрыгнула  внутрь.  И
побежала. Быстро, как  только могла.  Сзади она слышала тяжелый  топот. Лена
кругами  пересекла несколько небольших  дворов.  Дождь, и  все  здесь -  как
вымерло.  В  некоторых  окошках   -  бледно-голубой  свет.  Тамошние  мирные
обитатели смотрели сейчас телевизор.
     Лена оказалась  на  какой-то  глухой, темной улочке.  Она прищемилась в
углу, между двумя тесно поставленными домишками. Вытащила вальтер и  держала
его наготове.  Ожидала, что, вот, сейчас из-за угла появится кто-то, и тогда
она  сразу  выстрелит. Сейчас появится. Дождь  бил по лицу тяжелыми каплями.
Мокрый пистолет каменел в пальцах...
     - Падла!
     Лена не успела  выстрелить,  закричать  -  тоже.  Чья-то рука  намертво
перехватила ей рот. Два жутких  шакальих зрачка  злобно блестели  в  темноте
улицы. Лена сразу узнала Валька.
     - Не хочешь, значит, со мной!? - Шептал он прямо в ухо.
     Ладонь ее оказалась стиснута, и хотя Лена не выпускала вальтер, сделать
что-нибудь было нельзя.  Рукоятка  ножа  щелкнула, и  лезвие  показалось  на
воздухе, еле-еле блеснув.
     - Значит, я - грязненький, а ты, чистенького, значит, разыскиваешь...
     Взвизгнули  тормоза, фары  автомобиля ударили  по  глазам.  Она  успела
разглядеть милицейскую раскраску.  Ножик блеснул еще раз, и что-то кольнуло,
резануло ее в  грудь. Потом -  снова.  И  тут  же  громыхнул выстрел. Валек,
отскочив в  сторону, пропал в  темноте. Грохнуло дважды, и  Лена  понимала -
стреляют в нее. Она упала на мокрый асфальт. Только-только приподняла голову
- ударил следующий выстрел. Лена увидела, как двое показались из милицейской
машины. Она  выпустила пулю в темноту, наугад.  Три  выстрела  прозвучали  в
ответ.  Пуля  расколола доску  забора над головой. Лена  пальнула дважды, не
прицеливаясь,  и тут же перескочила  невысокий заборчик.  Канонада выстрелов
заткнула ей уши. Лена перебиралась вдоль стены дома, стараясь пригнуться как
можно ниже к земле. Из-за угла возник силуэт и сразу исчез. Лена выстрелила.
Примостившись на  одно колено,  она  пустила  четыре  пули  подряд и, вдруг,
словно через туман, дошло - сейчас у нее кончатся патроны.
     Лена  отползла  назад  и   сразу  увидела  оперативника.   Тот   быстро
прицелился,  держась  левой  рукой за  водосточную  трубу.  Четыре  выстрела
осыпали  Лену дождем  мелких  осколков  -  пули вдребезги  разнесли  оконное
стекло. Припав на колено, она выбросила руку вперед. Выстрела не прозвучало.
Лена еще пару раз впустую щелкнула курком... Потом огляделась. Пара минут, и
оперативники поймут, что у нее больше нет патронов.
     Кто-то опять скользнул мимо угла.  Снова два  выстрела.  Оттолкнувшись,
Лена перескочила на ту сторону и  оказалась в  тесном  проеме между сараями.
Вслед ей загромыхало.
     Она бежала, петляя  и  перепрыгивая заборы. Пистолет, уже разряженный и
пустой,  выпал.  Лена  не стала за ним нагибаться.  Бежала она  долго. Потом
оступилась и со всего размаху очутилась лицом в вязкой, холодной луже.
     Лена  приподняла  голову.  Дождь  лил  еще сильнее.  Кругом было  тихо.
Слышался только шум падающей воды.
     Это -  какой-то маленький проходной  двор. Лена  поняла, что  находится
сейчас уже довольно далеко от того места, где повстречалась с Вальком.
     Еще она поняла, что преследователи отстали.

     ...Засунув  руки   в  карманы  своих  мятых   спортивных  штанов,  Алик
Кабардинец  прохаживался  по  сонным улицам утреннего Краснодара.  В  голове
гудело. В ушах стучало  - так оперативники  из группы захвата  бьют в дверь.
Перед  глазами  расплывались мутные пятна,  похожие на вывернутую  парашу. С
утра он корячился над унитазом, а потом - долго  спал. Нельзя мешать водку с
шампанским - сделал Алик свой вывод из вчерашнего.
     Выходя из  гостиницы, где  провел ночь, он чуть не упал, столкнувшись с
пожилым  дяденькой в сером пальтишке. Сначала хотел двинуть ему, но потом не
стал.
     - Я - Алик Кабардинец! - Пробормотал вполголоса, отвечая на недовольный
взгляд серого дяденьки. - Я мать свою придушу...
     Тот испуганно отошел и  поспешил  скрыться. Сейчас  Алик жалел,  что не
изувечил  его  тогда.  Опыт  подсказывал -  это обычно выручало  при  тяжком
похмелье.   Алик  оглядывал  встречных  прохожих,  выискивая,  кого  бы  ему
зацепить.
     В конце  концов он оказался в каком-то грязном заплеванном  кафе. Здесь
Алик взял сто  грамм "Столичной"  и высушил залпом.  Потом  - еще сто.  Тут,
вдруг,  увидел смуглую раскрашенную девицу, что сидела за столиком, в  самом
углу.  Очкастый молодой человек  что-то  рассказывал  ей,  и она внимательно
слушала.  Из осипшего динамика пел Миша Шуфутинский. "Крещатик,  Крещатик, я
по тебе иду  на  дело..." - доносился прокуренный  голос. Алик  понял -  это
призыв к действию.
     Отодвинув пустой стакан, он быстро встал и подошел к их столику.
     - Ты! - Алик  ткнул в девушку пальцем. -  Пойдешь со мной. Развлекаться
будем. А ты! - Он ткнул в ее спутника. - Исчез быстро. Она не хочет с тобой,
она со  мной хочет. Потому, что я, - он внимательно посмотрел в  пол, - Алик
Кабардинец.
     Молодой человек  за столиком сидел, как бревно - не мог двинуться. Алик
не стал ждать. Он ухватил девицу за шиворот и рывком потащил ее из-за стола.
Та  завизжала  отчаянно, пытаясь  освободиться,  но Алик держал  крепко. Два
стула с  грохотом  оказались  на  полу. Чашка с  остатками кофе  разлетелась
вдребезги.   Перепуганные  посетители  прекратили  свои   разговоры   и,  не
отрываясь, следили за тем, что происходило.
     Не  тратясь  больше  на  слова, Алик  поволок несчастную упирающуюся  к
двери, которая и распахнулась ударом его ботинка.  Но тут случилось, чего он
не ожидал. Девица обмякла, вдруг, стихла. Алик даже остановился... И получил
промеж ног коленом. Он взвыл, как собака, выпустив свою  жертву. Второй удар
- дверь, в которую он не успел выйти, отпечаталась у него на лбу.
     Алик поднялся с  места, оглядел вокруг себя все. Он увидел такси на той
стороне  улицы,  которое трогалось с  места. Пошатываясь, Алик вышел наружу,
достал пистолет. Машина уже набрала скорость, но кабардинец успел разглядеть
девушку, что примостилась  на  заднем  сиденьи. Подняв  руку,  прицелился...
такси сделало  как раз поворот и скрылось за углом дома. Алик изрыгнул самое
страшное ругательство, какое только пришло ему сейчас в  голову. Потом сунул
пистолет за пояс и огляделся.
     У  тротуара притормозило другое  такси. В три  прыжка  подскочил Алик к
машине, рванул на себя дверцу и за шкирку вытащил холеного пижона в галстуке
и сером пальто. Водитель не успел даже открыть рот: дуло уперлось в затылок.
     - Поехали!
     Неслушающейся рукою таксист  нашел  двигатель  и потащил его  на  себя.
Мотор  зашипел,  зажжужал что-то.  Машина  рванулась с места. Когда  сделали
поворот, Алик увидел удаляющийся желтый автомобиль.
     - Вон за  тем  такси! - Он ткнул пальцем в грязное лобовое  стекло, где
встречные автомашины разбегались во все  стороны. Потом прохрипел: -  Добавь
скорость, сука! - И еще сильнее вдавил  дуло в затылок  водителю.  -  Мозги,
падла, вышибу!
     Их тряхануло: машина хорошо стукнулась  о неуспевший отрулить в сторону
красный "Москвич".
     Водителю еще раз  не хватило доли  секунды, и такси  боком прочесало по
"Жигулям",  потом вмазалось  носом в  черную "Волгу". Машина  несколько  раз
прокрутилась и с треском въехала в здоровенное дерево.
     Водитель сидел неподвижно, глядя вперед. Он был  жив, но от шока не мог
двинуться.  Страшно ругаясь, Алик  отряхнул с себя осколки  стекла  и  полез
наружу. Дверь  не  хотела  никак открываться  -  он вышиб  ее  ногой.  Потом
огляделся  и  увидел желтое такси,  исчезающее  вдалеке. Взяв пистолет двумя
руками, кабардинец опять прицелился, но снова машина исчезла в густом потоке
себе подобных, прежде чем он успел выстрелить.
     Алик  ругнулся и  убрал ствол.  Тут он  увидел еще  одно такси, которое
ехало не очень быстро по другой стороне улицы. Выхватив дуло,  Алик бросился
наперерез.
     - Стой! - Заорал он, целясь в водителя.
     Взвизгнув  потертыми  шинами,  такси испуганно  свернуло  к  бордюру  и
затормозило.




     - Девушка, мы с вами, случайно, нигде не встречались раньше?
     Перед ней стоял  симпатичный паренек. Прилизанный,  небедно одетый.  Он
мило  ей   улыбался...   Конечно,  встречались.  Лена  сразу  узнала  своего
сокурсника  Сережку  Жихарева.  Сережка  был  на пару  лет  моложе ее.  Отец
сережкин сидел в  администрации  края, а  мать  заведовала универмагом.  Сам
Сережка знал в  лицо и по именам всех любовников своей нестарой еще мамаши и
относился  к этому  с безразличием. Отцу тоже было все равно. Сережка не мог
понять в принципе - для  чего мужчины женяться. Глядя на родителей своих, не
понимал это еще сильнее. Он жил с какой-то девицей, за его счет кормившейся,
о которой Лена ничего больше не знала.
     Сережка регулярно видел Артемину на университетских лекциях, но никогда
с ней не разговаривал. Он работал на краевом ТВ и, полагая себя телезвездой,
считал, что  заговорить  первым с девушкой (пусть даже и привлекательной) не
подобает человеку его положения.
     Сейчас  он  стоял,  спрятав  руки  в  карманах,  стоял в паре шагов  от
лавочки. Было утро,  около девяти. Детская площадка в этот час  пустовала. В
стороне немного, у бордюра, дремала новенькая  "Тойота" - блестящая,  словно
только с конвейера. Дожидалась своего хозяина.
     Лена оглядела аккуратный сережкин костюмчик с обязательным галстуком, и
его как всегда густо намазанную гелем прическу.
     - Что, бессонница мучает? - Спросила она.
     Сережка пожал плечами.
     - А, не знаю. Настроение такое.
     Он  неспеша  зевнул. Потом  уселся  на  лавочку, рядом с Леной. Та чуть
отодвинулась, хотя знала - Жихарев никогда не будет  столь явно приставать к
даме. Губы ее скривились краешком, выражая усмешку.
     - Подружка где твоя? Оставил ее дремать, а сам пошел за приключениями?
     - Какая подружка? - Сережка смотрел на Лену удивленно. - ...А, эта... Я
ее выставил. Позавчера еще. Достала.
     - Конечно, - Лена кивнула. - Все одна, и та самая. Любому надоест.
     Сережка не понял иронии.
     - Да, вобщем-то.
     Потом предложил:
     - Может, поедем куда? Хочешь, в ресторан?
     Лена искоса глянула на Сережку.
     - Место освободилось?
     Сережка опешил. Его задевало, когда он не знал, что отвечать. Помявшись
немного, посмотрел на Лену.
     - Я тебе серьезно говорю, а ты с шутками со своими...
     Лена, задумавшись, рассматривала "Тойоту".
     - Красивая машина у тебя.
     Глаза у Сережки довольно блеснули.
     - Нравится?
     Лена повернулась к нему.
     - Рестораны еще закрыты. Поехали в кафе.
     Сережка снова чуть растерялся.
     - Ну, если ты хочешь, поехали.
     Лена поднялась  с лавочки  и  направилась к сережкиной  машине. Куртка,
кроссовки, джинсы на ней - все было новое. Старое и запачканное она оставила
в мусорном баке. В гостинице Лена как следует вымылась, сейчас не было видно
и следа вчерашних ее неприятностей.
     Жихарев  залез первым. Он  устроился  на  сиденьи и, распахнув  дверцу,
пригласил Лену внутрь.
     - Куришь? - Спросил Сережка, включая зажигание.
     Лена  догадалась,  что   ее  собираются  удивить  какими-то  импортными
сигаретами, которых,  как  ожидалось,  она  еще  не  видела.  Лена  покачала
головой.
     - Берегу здоровье.
     - Правильно,  - Сережка потянул на себя  двигатель, и "Тойота" побежала
по улице. Мимо, в  окне, замелькали дома. -  Я  тоже берегу. Но иногда  курю
понемногу. Хорошие если только сигареты. А вабще, стараюсь курить меньше.
     - Так и надо, - Лена, улыбнувшись, кивнула.
     Сережка пожал плечами.
     - Ты так шутишь, что я не пойму, о чем это.
     Лена устало посмотрела в окно.
     - Куда мы едем? - Спросила она.
     - А я не знаю. - Жихарев обернулся к ней. - Куда тебе хочется?
     - Куда-нибудь. Только не нужно долго меня катать. Выбери сам.
     Сережка задумался.
     - Я знаю одно кафе неподалеку. Вполне съедобно.
     Он  включил   радио  и  начал   крутить  ручку   настройки.  Захрипело,
засвистело, загудело. Но поймать ничего Сережка не  смог.  Он  разочарованно
надавил крайнюю кнопку.
     -  Интересно,  что  там  в  Москве?  -  Сказал  Сережка.   -  Руцкой  с
Хасбулатовым уже, наверное, переворот сделали. - Помолчав, уверенно добавил:
-  Лично я -  за  Ельцина.  Я,  что,  плохо живу?  -  Сережка, усмехнувшись,
посмотрел на себя в верхнее зеркальце. - У меня все есть.
     Лена молча смотрела в окно. Она никогда не интересовалась политикой.
     -  Приехали,  -  сказал  Жихарев, притормозив  машину напротив  большой
вывески  "Пельмени,  сосиски,  кофе, чай". Он вылез, постоял, засунув руки в
карманы и глядя, как Лена выбирается со своего места. Потом закрыл  за ней и
за собой двери.
     В кафе было пусто. Только два парня ханыжной наружности сидели у входа.
Они жевали пельмени, запивая их водкой. Жихарев боязливо глянул в их сторону
и поспешил пройти мимо. Розовощекая полная буфетчица лениво прохаживалась за
стойкой. Она без интереса уставилась на Сережку и на его спутницу.
     - Здравствуйте.  - С этого  слова Сережка начинал любой свой визит куда
бы то ни было. Он считал себя интеллигентным и воспитанным юношей.
     Жихарев  обвел  глазами  витрину.   Взгляд  его  ткнулся  в  тарелку  с
пельменями. Выглядели они  так,  словно бы кто-то уже взял  на себя труд  их
разжевать. Жихарев внутренне сморщился.
     - А что у вас, кроме пельменей?
     Оказалось, еще есть сосиски. Он взял две порции и два стакана чаю. Пока
Сережка расплачивался с буфетчицей, его и Лену внимательно  разглядывали две
сумрачных  физиономии, что сидели у входа.  Ни  Лена,  ни Сережка  не  могли
слышать их разговор.
     - Узнал? - Спросил один, в рваном свитере, отодвигая пустой стакан.
     Товарищ его угрюмо кивнул.
     - Телка, что Валек тогда приводил.
     - Прикинь - какой фрайер с ней. - Хозяин рваного свитера сплюнул на пол
сквозь зуб, выбитый в позапрошлом году. - С-сука, - процедил он.
     Товарищ его огляделся мрачно; потом, прищуривщись, наклонил голову.
     - Положим их парочкой? У меня дуло с собой.
     - Мокруху? А потом вышак? У козла этого пахан наверняка из деловых, или
сам он...
     Тот, что был в рваном свитере, посмотрел в окно.
     - Глянь на их тачку. - Лицо его  тихо налилось  кровью. - Этих... сука,
ненавижу. Мои  паханы  до смерти вкалывали и хрен заработали. А эти, вот,  с
рождения на готовеньком на всем...
     - А ну, идем. - В рваном свитере резко поднялся с места. - Прокатимся.
     Товарища его уговаривать  не надо было. Оба, оставив, недопитой водку и
недоеденными  пельмени,  быстро  вышли за  дверь. Улица  смотрелась тихой  и
пустой. Одинокая "Тойота" мирно стояла в сторонке.
     Оглянувшись, двое  быстро подошли к  машине. В  рваном  свитере  достал
пистолет и  ударом выбил стекло.  Жихарев  только  успел поставить  на  стол
поднос и тут увидел, как залезают в его "Тойоту". Сережка застыл. Он никогда
не был готов к таким жестоким коллизиям. Сережка моргал, пытаясь понять, что
все это ему не  мерещится. Он  только  успел  раскрыть  рот,  и желтое пламя
вспыхнуло у него перед  глазами, шарахнуло во все стороны,  выплюнув оконные
стекла машины. Жихарев будто и  не слышал ничего.  Он обалдело смотрел,  как
полыхает его "Тойота" с двумя обугленными тушами внутри.
     Лена ухватила Сережку за рукав.
     - Бежим! Быстро!
     Он  ничего  не понимал.  Растерянно посмотрел на Лену, и, вдруг,  решил
слушаться. Держа его за руку, Лена подбежала к двери с надписью "Посторонним
вход воспрещен".
     Дверь эта  была открыта, и они попали в большое  грязное  помещение  со
здоровенными  кастрюлями  и двумя  упитанными поварихами,  которые  боязливо
уставились на внезапно появившихся молодых людей.
     - Быстро! - Сказала Лена.
     Они  выскочили во двор и еще долго бежали куда-то. За спиной оставались
улочки и маленькие проходные дворы.
     Потом, запыхавшись, сидели на лавке. Светило солнце. Облака спрятались,
и стало тепло.
     - Что это было? - Спросил Жихарев. - Почему ты тащила меня?
     Он глупо смотрел на Лену. Та кивнула. Потом тихо сказала:
     - Давай, я тебе объясню чуть позже?
     Лицо  у  нее  вспотело  и   раскраснелось   от  бега.  Пушистые  волосы
взлохматились сейчас и липли, опускаясь на лоб. Сережка, вдруг, подумал, что
Лена - очень  красивая девчонка,  и странно, что раньше он  никогда этого не
замечал. А сейчас смотрел удивленно и что-то пытался для себя понять. Что  -
не знал сам.
     - Объясню позже. Хорошо? - Повторила Лена.
     - Хорошо, - Сережка покорно кивнул.
     - У тебя есть еще одна машина?
     Сережка ответил не очень уверенно, но сразу.
     - Есть.

     ..."Мерседес" мчался  по пустому  шоссе. Жихарев сосредоточенно  крутил
баранку,  поглядывая, как  в окне  проплывали  колхозные поля, и вдалеке, на
горизонте,  тлели одинокие крошечные огоньки.  Это  могла быть  какая-нибудь
станица или,  может, колхоз. Лена тоже смотрела в  окно,  но  она там видела
только отражение своих мыслей - одна мрачнее другой.
     Жихарев  зевнул  -  его  не  развлекали  ночные  картины  краснодарской
окраины. Подумав, он включил радио. Минуты  две крутил ручку, пока не словил
радиостанцию  "Свободный  мир".  Из  далекого,  таинственного   Нью-Йорка  с
тель-авивским  произношением  голос рассказывал слушателям  о  краснодарских
проблемах.
     -  ...и подтвердил, что  опасность  фашизма становится  все  острее.  В
Краснодаре действует уже несколько так называемых "казачьих армий" - по сути
военизированных фашистских организаций. Случаи нападения на кавказцев  здесь
стали обыденностью. Вот, что нам рассказал один молодой человек (назовем его
Гасан). "Страшно выйти на улицу. Казачьи патрули  -  везде. Как только видят
кавказца - сразу достают плетки и начинают  бить. Мой брат торгует на рынке.
Ему выбили все зубы.  А соседу, что  живет этажом ниже, казаки сломали руку,
когда он шел ночью из ресторана.  Мы боимся обращаться в милицию  - там тоже
казаки сидят. У них все куплено. Многие родители не выпускают детей на улицу
- кругом полно пьяных казаков. Нам некуда жаловаться. Мы боимся."  Вот такая
исповедь. И не  хочется комментировать. Скажу только, что миграция кавказцев
из краснодарского  края увеличилась в  последнее время - люди боятся за свою
жизнь.  Совсем,  вот, недавний  случай.  Несколько дней  назад  в  одном  из
ресторанов Краснодара был убит автоматной очередью еще один кавказец (другой
вины у него  не было). Его убийца  -  есаул так называемого "Екатерининского
отдела"  так  называемого "Всекубанского  Казачьего  Войска" и  одновременно
офицер  российской армии. Такое содружество  власти и фашистских организаций
наталкивает на размышления..."
     - Выключи, - попросила Лена. - Я не могу думать.
     Сережка  не  стал  спорить. Он щелкнул кнопкой, и  приемник  заткнулся.
Светящийся циферблат электронных часов показывал, что уже почти девять. Лена
глядела  на  дорогу.  Она  помнила  эти  места.  Когда-то,  чуть больше года
назад...
     - Доедешь до следующего поворота и остановишся там. - Сказала Лена.
     Сережка повиновался. Он  съехал  на  обочину и  притормозил "Мерседес".
Лена вышла из машины первой.
     -  Теперь  ты  мне  объяснишь,  куда  мы  приехали?  - Спросил Сережка,
захлопывая за собой дверцу.
     - Чуть позже.
     Похолодало. Сильный ветер  дул,  мерно посвистывая в колючих ветках,  и
качая большие  закоченевшие деревья.  Призрачная  ночная  Луна растревоженно
глядела вниз. Все тонуло в ее тусклом сиянии.
     Лена осмотрелась.  Тут кругом стояли дачи. Летом сюда съезжались мужики
и бабы с кошелками  - посадить  картошку и помидоры, чтобы  потом зимой было
что  есть. Сейчас же, все казалось  вымершим. Голые  колья,  кое как обвитые
плетенными  прутьями, торчали из-под снега.  Между деревьями просматривались
силуэты дачных домиков -  маленьких и жалких. Ни в одном  из окошек не  было
света. Как пустые глазницы смотрели они на дорогу и ничего там не видели.
     Сережка огляделся, и ему стало холодно. Он плохо понимал,  для чего они
здесь. Но  его  это уже не  сильно интересовало.  Хотелось  только  поскорее
отсюда свалить.
     Свернули  за  поворот,  и   Жихарев  увидел  большой  дом,  огороженный
массивным забором из камня. Сразу же в глаза  бросился неяркий свет в окошке
на втором этаже. Это была дача  Павловского. Лена училась вместе с Андреем -
сыном покойного  деятеля, и как-то бывала у него  в  гостях, на  этой  самой
даче.  Андрей тогда  предложил  ей  водки. Лена  отказалась, и он  пил  сам.
Прикончив пол бутылки,  Андрей хотел затащить Лену  на свой диван.  С трудом
вырвавшись  из  пьяных объятий,  она убежала. Долго  стояла потом на  пустой
остановке,  дожидаясь  автобуса,  чтобы  вернутся   в  город.  Андрей  очень
извинялся на другой  день за  случившееся. Говорил  -  сам  не понимает, как
такое  вышло,  но  следующего  приглашения  стать  его  гостьей Лена  уже не
приняла.
     От самого Андрея Лена знала, что он  проводит здесь, на даче, все время
между  университетскими сессиями. Андрей не любил шумных  городских  улиц  и
предпочитал им сельское уединение. Никто не знал, есть ли у него девушка.
     - Пришли, - сказала Лена, глядя на забор. - Сможешь перелезть?
     - На шо  ты меня толкаешь? - Жихарев смотрел на нее большими глазами. -
Это - криминал.
     - Как хочешь. - Лена повернулась к нему спиной. - Я лезу одна.
     Забор не был высоким, и Лена без  труда  вскарабкалась по  нему. Что ее
сразу же удивило - отсутствие собак. Она думала встретить их тут целую стаю.
     Лена первая спрыгнула вниз, присев на смерзшуюся твердую землю. Жихарев
прыгнул  следом.  Он  не  отставал  от  подруги,  хотя  внутри  у  него  все
съеживалось. Они увидели перед собой  здоровенную  дверь - как у феодального
замка. Было  темно и мрачно. Луна внимательно наблюдала сверху. Деревья тихо
покачивали своими замерзшими ветками.
     Лена тихонько взялась  за ручку и  ...  дверь открылась. Сергей  что-то
хотел спросить, но запнулся. Лена  сунула руку в карман, потрогала вальтер и
неслышно взвела  курок.  Потом вошла внутрь, стараясь переступать как  можно
тише.  Что-то  заверещало в прихожей.  Лена  с  Сергеем  вздрогнули, но  это
оказался всего лишь  холодильник. Он сосредоточенно  и  напряженно трудился.
Никаких других звуков слышно не было.
     Повернувшись к Сергею, Лена шепнула:
     - Стой тут.
     Она  видела  силуэт  перила,  вычерченный тусклым  светом из небольшого
окошка. Держась за мокрую рукоятку, Лена кралась бесшумно по глухому унылому
коридору.
     Подняться по лестнице, не выдавая  совсем никаких звуков,  было нельзя.
Старые  ступеньки поскрипывали под ногами.  Лена  увидела  полоску света  из
приоткрытой двери  на  втором этаже.  Остановившись, прислушалась... Тишина.
Слышно только тиканье часов внизу. Подойдя ближе, Лена глянула внутрь.

     ...Алик подбежал  к остановившейся машине, тряся пистолетом в вытянутой
руке.
     - Повыскакивали! Оба! - Заорал он.
     В  салоне,  кроме таксиста, сидел  еще  фрайер в кепке.  Он, не  мигая,
смотрел на Кабардинца. Таксист протянул кверху руки.
     - Я сказал - выскочили! - Снова заорал Алик. - В  третий раз никогда не
повторяю!
     И, вдруг, он  осекся.  Лицо фрайера показалось до страха знакомым. Алик
вглядывался, не опуская ствола. И тут... Его осенило. Мгновенно, как вспышка
прицельного  выстрела.  Это  лицо -  лицо  человека на снимке, того  самого,
которого ему  заказали опера. Теперь  уже озадачило самого кабардинца. Он не
ожидал такого. Глядя в упор, Алик подошел ближе. Он еще не мог поверить, что
бывает и так. Но Валет, резко распахнув дверь, сбил кабардинца с ног. Падая,
тот  надавил  курок. Пуля  досталась таксисту.  Кровь  и  мозги брызнули  на
стекло. Отпихнув труп, Валет выбрался из  машины. Он успел заскочить за угол
ближайшей девятиэтажки, прежде чем в стену  вбуравились следующие  две пули.
Привстав с земли, кабардинец выстрелил еще трижды.
     Валет огляделся и быстро нырнул  в один из подъездов.  Алик, появившись
из-за угла, выбросил ствол, но  надавить курок не успел. Он снова  ругнулся,
потом, что было сил, бросился следом.
     Валет  быстро  поднимался  по  лестнице, слушая  внизу гулкий,  тяжелый
топот. Добравшись до последнего этажа, он увидел, что дверь наверх раскрыта.
Валет выбрался туда и, пробежав по  крыше, ногой  распахнул дверь лестничной
клетки соседнего подъезда.
     Когда Алик Кабардинец тоже очутился на крыше, он обошел двери всех трех
оставшихся подъездов. Ни одна не была заперта. Держа пистолет наготове, Алик
спустился вниз.
     ...Тихо. Только где-то внизу  передвигался  лифт.  Алик  подошел ближе,
дождался, когда затихнет и  вызвал  кабину. Тяжело загудев, та поднялась,  и
двери ее  услужливо распахнулись. Алик,  не  теряя времени,  шагнул внутрь и
надавил кнопку  с цифрой  "1". Кабардинец  уже не надеялся  опередить своего
врага и очутиться внизу раньше. Если тот, вообще, еше где-то в доме.
     Алик и не понял  сразу, что произошло, когда кабина, вдруг остановилась
между этажами. Понял только: произошло то, чего он не ждал.
     Валет, который все  это  время был  на  самом  верхнем,  девятом этаже,
раздвинул  руками  двери  лифта и  сунул  в  щель специально для  этой  цели
подобранную небольшую доску. Он слышал когда-то, что многие из лифтов, в той
части  лифты  краснодарских  многоэтажек,  остановить  нетрудно;  достаточно
раздвинуть двери на  любом  этаже,  чтобы кабина перестала  двигаться.  Алик
Кабардинец ничего такого не знал.
     Секунд  десять он оставался  на месте, пытаясь переварить  случившееся.
После попрыгал,  дабы  убедиться,  что лифт точно стоит. И, вот,  только тут
стало  ясно,  что  его  провели, хоть  и не ясно -  как. Удивление сменилось
бешенством. Злобно рыча кинулся он на  дверь и  начал  ее открывать. Алик не
был физически слабым - дверь он одолел без большого труда. Кабина, и вправду
- стояла между этажами.
     Раздвинув  двери сильнее,  и цепляясь  за  выступ пола,  Алик выбирался
наружу.  Он  бормотал  какие-то,  не  очень  понятные,  но,  видимо, грозные
ругательства.
     Выбраться наружу  Алик Кабардинец  не успел.  Он увидел ноги  в мужских
брюках, появившиеся из-за поворота. И еше - дуло милицейского макарова.
     Подняв  глаза,  Алик узнал своего  лютого недруга. Валет был спокоен, и
взгляд его не оставлял кабардинцу никаких шансов.
     - Сам выкинешь ствол или мне тебя грохнуть?
     Алик, продолжая  находиться  в таком неловком,  подвешенном  положении,
сунул руку в карман.
     - Не быстро! - Валет качнул пистолетом. - Я не тороплюсь.
     Медленно, двумя пальцами, кабардинец достал из кармана оружие и положил
его на пол. Валет ногой отбросил пистолет в сторону.
     - Чтобы ты на него не отвлекался.
     Потом резко, с  размаху, звезданул  кабардинцу в темя.  Тот  застонал и
начал падать.  Валет ухватил его за шиворот, встряхнул  и вытащил из кабины.
Потом, не давая опомниться, швырнул головой вперед - о стену. Кабардинец лег
на   полу  и   тут   получил  еше  несколько  раз   ногой   по   физиономии.
Полуоглушенного, Валет подтащил его к стене и, вынув из  кармана милицейские
наручники, приковал Алика к перилам.
     -  Открыл рот! - Скомандовал Валет, ткнув ему в щеку дуло. Когда зубы у
кабардинца разжались, он  сунул туда ствол пистолета  а  затем,  сделав щель
шире,  бросил  ключ  от  наручников. По  судорожному  глотательному движению
Кабардинца Валет понял - ключ уже у того внутри.
     Он усмехнулся, Алик смотрел на него злыми глазами.
     -  Я - Алик Кабардинец, -  захрипел он. -  Я мать свою в рот... а тебя,
с-сука...
     С размаху Алик получил рукояткой. Изо рта у него побежала кровь.
     - Сегодня  у  меня - ствол, а у тебя -  наручники. - Философски заметил
Валет. - Поэтому держи при себе свое мнение.
     Он поднялся  и быстро ушел. Алик  слушал, как шаги его становились  все
тише и тише,  пока, наконец, совсем не  растаяли где-то внизу. Что было силы
кабардинец  рванул  наручники, но они еще сильнее впились ему в запястья. Он
взвыл - от боли и от отчаяния.
     Вначале  Алик  пытался  извлечь  ключ,  но  скоро  увидел,  что  это  -
невозможно. Сегодня с утра он совсем ничего не ел, а пил - все больше водку.
Злополучный ключ покоился на дне желудка в горестном одиночестве. А поменять
позу Алик не мог - опять же мешали наручники.
     Мысль  его  отчаянно билась  в поисках выхода,  но  выхода не  было.  В
очередном порыве  безумного бешенства он принимался перетирать  свою цепь  о
перила, хотя знал - чтобы увидеть хоть какой-нибудь результат понадобится не
меньше недели.  Оставалось  последнее -  звать на  помощь,  но ведь  жильцы,
услышав  крик,  вызовут  милицию,  а  общаться  с  властью  Алику  сейчас не
хотелось. На него опять накатила волна дикого отчаяния. И он завыл негромко,
как воет голодный пес, брошенный без еды жестоким хозяином.

     - Мы начинаем передачу "Кубанские зори".
     Ведущая  -  косноязычная  пожилая  дама  в  крашенном парике  задумчиво
смотрела в нацеленную на нее телекамеру.
     - Сегодня у нас в гостях подполковник МВД Виктор Петрович Романовский.
     Толстый,  плебейского вида, мужик с ленивой физиономией важно помялся в
кресле.
     -  ...  и   хорошо  вам   известный   своей  щедрой   благотворительной
деятельностью Руслан Артурович Михно.
     Султан без интереса посмотрел  на носок  своего ботинка. Он был сегодня
не в настроении, но отменять назначенное телеинтервью не захотел.
     -  Речь пойдет о том, как нам навести  в городе порядок, как дать отпор
росту преступности...
     Закончить фразу она не  успела. Из  тени  осветительных ламп  появилась
фигура  невысокой девушки. С  короткоствольным автоматом  в вытянутой  руке.
Подполковник успел только приоткрыть рот. Султан потянулся за своим стволом,
что носил всегда во внутреннем кармане бандитской кожанки... Треск  очередей
заложил  уши всем, кто  тут  был. Кровь брызнула,  как из  ведра.  Рубашка и
пиджак на  груди подполковника были  изорваны  частыми поподаниями. Раскинув
широко руки, он сполз на пол. Султан успел только  достать пистолет и тут же
уткнулся  носом  в  стол.  Дама-ведущая сидела,  не двигаясь.  Лицо ее  было
забрызгано кровью. Она хотела крикнуть, но тяжелые спазмы сдавили горло.
     Света  опустила дуло. Потом, отхаркнув, сплюнула на  пол. Терять  время
было нельзя. Ногой она распахнула дверь  и оказалась на лестничной площадке.
Четверти минуты хватило, чтобы преодолеть все пятьдесят восемь ступенек, что
выводили на улицу. Сиреневые  "Жигули"  Света увидела сразу. За рулем  сидел
опер Красиков. Спотыкаясь,  Света бежала к  машине.  С лестницы уже слышался
топот ног. Опер  включил зажигание. Пальцы  его тискали  рукоятку двигателя.
Мотор заурчал радостно, когда Света, подбежав  к "Жигулям", ухватила дверную
ручку. Дверца была заперта. Топот становился все ближе.
     - Ну? - Пальцы Красикова лежали на  посеребренно-блестящей  рукоятке. -
Все сделала?
     - Открывай дверь! - Зашипела Света в лицо оперу.
     - Оба готовы?
     - Оба! - Заорала она. - Открывай!
     -  Точно?  -  Пальцы Красикова подергали  рукоятку  двигателя  в разные
стороны.
     - Открывай, сука!
     Автомат, заглянув в окошко, повис у носа опера.
     - Открывай, или мозги вылетят! - Глаза Светы сверкнули ненавистью.
     Из подъезда появились двое с  дулами наготове. Света дернулась, глянула
позади   себя...   Этого  мгновения  Красикову  было  достаточно.  "Жигули",
вспрыгнув  с  места, мчались  по мостовой.  Света  отпустила  автомат  - тот
улетел, припрыгивая по булыжникам,  улетел в сторону. Она выдернула браунинг
из кармана, но в спину ей уже громыхнул точный выстрел: пистолет вздрогнул в
руке одного из султановых телохранителей. Споткнувшись, Света грохнулась  на
тротуар. Потом  приподнялась и, шатаясь, выбросила вперед  руку. Удаляющееся
"Жигули"  нервно  маячило  на  пистолетной  мушке.  Неровным движением Света
надавила курок.  Но  поздно: машина  скрылась  за  поворотом.  Пуля  ушла  в
пустоту. И тут же тишину разорвал второй  выстрел.  Выронив пистолет,  Света
ничком ткнулась в холодный сырой асфальт.

     ...Сколько часов  и  минут  прошло,  Алик  уже  не  помнил. Он  потерял
ощущение времени. Мимо проследовала тетка с большими кошелками.  С интересом
она  скосилась на Кабардинца,  но  тот зарычал  глухо  и  недображелательно;
тетка,  нервно оглядываясь, прибавила  шагу.  Потом  проходили  еше какие-то
люди. Они  боязливо  глядели на Алика, и  никому не хотелось  задерживаться.
Услышав в очередной раз чьи-то шаги, Кабардинец  уже не обратил внимания. Но
заметив, что  некто,  опускавшийся  вниз  по лестнице, вдруг остановился, не
дойдя пару метров, Алик поднял голову.
     Было  темно, но  он  сразу  узнал Красикова. Опер стоял, пряча  руки  в
карманах плаща  и молча разглядывал скорчившегося у перил Кабардинца.  Потом
произнес сухо:
     - Где деньги, что я тебе дал?
     Словно  по команде, Алик  сорвался с места. Протягивая оперу  скованные
наручниками запястья, он хрипел отчаянно:
     -  Освободи  меня!  Я  его  буду душить,  мазать  по  стенке, на  куски
резать!.. Да я свою мать в зад...
     Красиков смотрел на кабардинца со спокойным отвращением. Потом повторил
все тем же, ровным, сухим тоном:
     - Где деньги?




     Кто-то неподвижно сидел в кресле. Лена видела сейчас только затылок, но
поняла сразу, это - Андрей Павловский. Сидел он за письменным столом,  возле
большого  зеркала. На столе  горела  чертежная  лампа. Кровать,  стоявшая  в
стороне, была разобрана. На полу валялись какие-то книги.
     Шагнув  в комнату, Лена  достала пистолет. Андрей не  пошевелился. Лена
подняла ствол, взяв Андрея на прицел.
     И  тут она увидела  лицо,  отразившееся в зеркале.  Посреди лба маячило
расплывшееся красное  пятно. Кровь, заливая глаза, капала  на пижаму. Зрачки
неподвижно смотрели вверх.
     На пол из секретера  были вывернуты  бумаги.  Лена не стала рыться. Она
поняла сразу - все интересное убийцы уже прихватили с собой.
     Лена опустила свой пистолет. Миссия ее здесь была окончена.
     Выходя,  она  уловила  шум  внизу.  Остановившись,  Лена  прислушалась.
Откуда-то из  подвала до  нее  доносились  невнятные голоса.  Аккуратно,  на
цыпочках,  стараясь  не скрипеть  и держа наготове вальтер, Лена  спускалась
вниз.
     Жихарев стоял там, где его оставили. Он тоже услышал шум внизу и сейчас
не знал, что ему делать.
     Свет ярко вспыхнул в  прихожей, и Лена отскочила  в сторону. Жихарев не
успел.  Глазами,  неподвижными  от  ужаса,  он  смотрел  на  двух  людей   в
милицейской форме, вдруг появившихся из темноты и образовавшихся прямо перед
ним. Те были удивлены  не меньше. Один из оперативников держал  в руке пачку
бумаг. Свободной рукою  он  вытащил  пистолет  и направился  к Жихареву. Тот
побелел.
     - Что ты здесь делаешь? - Резко спросил оперативник.
     - В  гости  пришел,  - выговорил Сережка  первую глупость, что пришла в
голову.
     -  Один?  -  Хмуро  поинтересовался  оперативник,  подойдя  к  Жихареву
вплотную.
     Сережка  не  сводил  глаз  со  страшного  пистолетного  дула  -  такого
маленького и  такого огромного. Вся его жизнь в  одно  коротенькое мгновение
пробежала сейчас перед ним.  Такая  она жалкая  показалась сейчас  - вся эта
жизнь, такая пошлая и такая бессмысленная...
     - Один? - Повторил свой вопрос угрюмый  оперативник, и пистолетное дуло
задрожало от нетерпения.
     - Вдвоем! - Громко ответила Лена сверху.
     Оба оперативника развернулись и  тут  же застыли, увидев  нацеленный на
них ствол.
     -  Выбросили  оружие! Быстро! - Скомандовала  Лена,  переводя прицел  с
одного на другого. - И руки кверху!
     Два  пистолета  стукнулись  об  пол.  Лена спустилась  ниже,  продолжая
целиться из своего вальтера.
     - Брось на пол бумаги. -  Приказала она оперативнику, который  держал в
руке пачку листов.
     - Тебе это все равно не поможет, - спокойно проговорил тот.
     - Бросай. - Лена качнула стволом.
     Бумаги упали на паркетный пол.
     - Подбери. - Сказала Лена Сережке.
     Тот испуганно попятился к выходу.
     - Я в этом не участвую, - пролепетал он быстро.
     Лена без выражения глянула на него:
     - У нас мало времени.
     Сережка подошел ближе  и трясущимися пальцами  собрал бумаги.  Один  из
оперативников напрягся, но Лена прицелилась ему между глаз.
     - Не дергайся. - Тихо сказала она. Потом - Сережке:
     - Стволы тоже возьми. И иди на улицу.
     Оперативники  переглянулись.   Сжимая  потными  пальцами  пачку  бумаг,
неживой  от ужаса Жихарев подобрал один пистолет и за  ним другой, потом еще
раз оглядел всех и быстро вышел. Лена пятилась следом, не опуская ствола.
     - Бегом! - Крикнула она Сережке, когда очутилась на улице. - К машине!
     Но Жихарева торопить было не  нужно.  Он бежал быстро - как только мог.
Подбегая  к "Мерседесу",  они  услышали рев мотора  за  поворотом. Запрыгнув
внутрь, Лена уселась на водительское кресло.
     - Лезь назад! - Крикнула она Жигунову. - И быстро давай ключи!
     -  Ты умеешь водить?  - Испуганно  спросил  тот, передавая  Лене связку
ключей.
     - Назад лезь!
     Из-за  угла  вынырнула,  сверкая  фарами, милицейская  автомашина. Лена
врубила тормоз. "Мерседес"  завизжал, сорвавшись с  места. Сзади  громыхнули
два выстрела.  Лена,  не  отрываясь, смотрела на дорогу. Мимо, в  блуждающем
свете фар, проносились дачные домики, деревья, покосившиеся заборы.
     Ударил еще один выстрел. По лобовому стеклу разбежались полосы.
     Лена  видела  горящие фары патрульной  автомашины в боковом  зеркальце.
Набрав  скорость  и на ровной дороге,  "Мерседес" без  труда сможет  уйти от
погони, но Лена боялась, что ее подстрелят раньше.
     Впереди она увидела  железнодорожный переезд. Деревянный  шлагбаум  был
опущен. Где-то, уже совсем близко, гудел поезд. Лена стиснула двигатель. Гул
поезда нарастал. Из-за деревьев выглянул уже его нос. "Мерседесу" оставалось
до шлагбаума несколько метров. Лена врубила скорость на полную.
     - Тормози! - Заорал Жихарев.
     Осколки шлагбаума полетели  в разные  стороны. "Мерседес",  промчавшись
перед несущимся  поездом,  высадил второй шлагбаум - что прикрывал переезд с
другой стороны.

     Прошло с полчаса, когда Лена поняла, что погоня безнадежно отстала. Она
остановила машину. Потом, обернувшись назад, схватила пачку листов с сиденья
и начала их быстро просматривать. Сережка не обращал на нее внимания. Он, не
отрываясь,  таращился  вдаль.  Его  бил  тяжелый  озноб.  Потом  он,  вдруг,
проснулся,  нашарил  в  кармане  пачку  каких-то  сигарет  и,  не  спрашивая
разрешения, начал вытряхивать одну. Руки у него  плясали, и Сережка никак не
мог  справится  с пачкой.  Вытащив-таки сигарету,  он  дергающимися пальцами
достал  зажигалку. Два раза  чиркнул.  Бросил зажигалку  в  угол и  выплюнул
сигарету.
     - Все. - Сказал он. - Хватит.
     Лена оторвалась и внимательно на него посмотрела.
     - Когда мне разнесли "Тойоту",  я только  спросил тебя - почему? Ты  не
ответила.  Сейчас меня  самого  чуть  не  убили. С  меня, правда,  хватит. -
Наклонив голову, он смотрел вниз. - Тебе нужен Джеймс Бонд. Я не гожусь.
     Лена свернула бумаги и сунула их в карман.
     - До города ты меня, по крайней мере, довезешь?
     - Перейди на другое сиденье.
     Он пробрался  вперед и устроился за рулем. Смотрел на Лену внимательно,
пока та усаживалась и пристегивала ремень.
     -  Мне надо будет  еще  это родителям объяснить.  - Сережка  кивнул  на
лобовое стекло с пулевой дыркой. - Он помолчал. -  Я не знаю, что у тебя там
за игры, но мне они обходятся дорого, а могут еще дороже обойтись.

     ...Они  подъехали  к  городу, и в  окнах  замелькали маленькие  частные
домики,  каких полно  на  окраине Краснодара. Здесь  Лена попросила  Сережку
остановиться.
     -  Ты,  конечно,  считаешь,  что  я  -  нехороший,  -  Сказал  Сережка,
притормозив "Мерседес" под большим  уличным фонарем. Мимо  пробежала машина.
Лена медленно покачала головой.
     - Нет. Как раз, я так не считаю.
     Жихарев помялся.
     - Я бы, хотел, конечно, чем-нибудь тебе помочь...
     Лена обернулась к нему.
     - Все не могут быть героями.
     Жихарев поймал ее взгляд.
     - Ты, действительно, так считаешь?
     - Да.
     Лена  пересела  ближе  и  совсем  легонько чмокнула  его в губы. Только
коснулась.
     - Большего не заработал? - Спросил Сережка, глядя, как она поворачивает
ручку дверцы.
     Мимо по улице промчался пустой автобус. Видимо, шел после смены в депо.
Лена, улыбнувшись хитро, покачала головой.
     - Не заработал.

     ...  -  в  Краснодаре сейчас  8  часов  14  минут,  а  на  нашей  волне
музыкальная  пауза. Только  что нам позвонил  Игорь  и попросил передать для
Наташи -  это его  девушка,  песню в исполнении  их любимого с Наташей певца
Миши Шуфутинского. Хочу сказать, что я сам очень люблю Шуфутинского и потому
с удовольствием  выполняю эту  просьбу. Итак,  "Зачем Вам  это  знать?". Для
Игоря и для его девушки Наташи...
     Послышалась неторопливая спокойная мелодия. Красиков вертел  в  пальцах
стакан  с остатками  коньяка.  Он  завернул  в  это  кафе по  дороге  домой:
нестерпимо-жутко  заныла  простреленная  рука. Опер  решил опрокинуть двести
грамм в надежде,  что тогда боль утихнет.  И верно: начало отпускать, стоило
ему  осушить  полстакана. Уходить  не хотелось. Красиков как  в  полузабытьи
слушал музыку и медленно тянул коньяк...
     Шуфутинский допел до конца песню.  Красиков закончил свои двести грамм.
Захотелось продолжить. Опер привстал с места и потащился к буфетной стойке.
     -  Еще двести, - вальяжно бросил он суетливому  толстяку-бармену. - И -
кофе. -  Несколько мятых бумажек  легли  рядом  с тарелочкой. -  Сдачу  себе
оставь.
     Глаза  у  бармена  блеснули заинтересованно: он увидел деньги. Красиков
достал пачку "Кэмела". Он посмотрел  на костлявую, устрашающего вида девицу,
что  танцевала в  обнимку с юнцом,  похожим  на педика.  Потом  сонно вложил
сигарету в рот. Вспомнил, что зажигалку оставил на столе своего кабинета - в
РОВД и раздосадованно похлопал себя по карманам.
     - Слышь? - Красиков кликнул бармена. - Прикурить есть?
     - У меня есть. - Услышал он, вдруг.
     Голос  прозвучал  тихо,  но  удивительно  внятно.  Красиков  повернулся
медленно.  В трех  шагах от него стояла Артемина. Она держала правую руку  в
кармане, в котором что-то топорщилось. Лена холодно разглядывала опера.
     - У меня есть, - повторила она. - Я дам тебе прикурить.
     Рот  у  Красикова  медленно  приоткрылся, сигарета  упала  на  пол.  Он
вспомнил,  что в  обойме у  него пусто.  Опер тупо  глядел  на  Лену, ощущая
физически, как трезвеет. По спине, неприятно и остро, пробежал холод.
     - Почему ты не стреляешь? - Спросил Красиков наконец - это было первое,
что пришло на ум.
     - Если бы я пришла за этим, - спокойно ответила Лена, - ты бы уже лежал
на полу.
     - Тогда, что тебе нужно?
     - Поговорить.
     Красиков вернулся  к  своему столику.  Лена села напротив. Она  достала
откуда-то номер "Комсомольца  Кубани" и положила на стол, опустив туда руку.
Как раз  там, где читалось "Главный редактор: Юрий Зайцев", пистолетное дуло
выглядывало своим краешком,  тихонько прицеливаясь в опера. Тот посмотрел на
Лену.
     - Что тебе нужно?
     - Я сказала уже - поговорить. Прежде всего - отдай пистолет...
     -  ...в  Краснодаре  сейчас  8 часов 19 минут.  Нам  позвонила Наташа и
сказала,  что завтра у ее любимого, которого зовут Сережа - он сейчас служит
в армии, день рождения. Ему исполнится двадцать лет. Наташа  очень надеется,
что  ты, Сережа, слышишь  сейчас эту  передачу (мы  тоже на это  надеемся) и
просит  передать  для  тебя песню в  исполнении твоей  любимой певицы  Алены
Апиной.  Конечно   же,   мы  присоединяемся  к  поздравлению.  Песня  сейчас
прозвучит. Итак, Алена Апина. "Я люблю, и я не сплю"...
     Красиков повел плечами.
     - Здесь полно людей. Не боишься, что увидят?
     Он испугался - так холодно блеснули глаза у Лены.
     - А ты передашь аккуратно. Если увидят, я тебя пристрелю.
     Красиков смотрел на Лену  внимательно. Он  понял  -  нажмет  курок,  не
моргнув.  Двумя  пальцами достав из кармана  оружие,  положил его  на стол и
отпихнул Лене  - рукояткой  вперед.  Та перехватила пистолет, быстро спрятав
его в кармане.
     Опер поглядел примирительно и изобразил что-то вроде улыбки.
     - Зачем нам  ругаться?  - Спросил он  дружелюбно. - Мы бы вполне  могли
стать друзьями.
     Лена медленно покачала головой.
     - Не думаю.
     - Могли бы договориться... - продолжал Красиков.
     - С чертями в аду договариваться будешь.
     - Что ты хочешь?
     - Ответишь мне на пару вопросов.
     - А если нет?
     - А если нет  - тебя  вынесут. С простыней на  лице. - Лена  улыбнулась
одними губами. Красиков поверил - действительно вынесут.
     - Я тебе  хочу кое-что  предложить. - Сказал он, вдруг. -  Мне нравится
твоя живучесть, но так без конца ты не будешь бегать. Ведь, ты уложила  двух
ментов. А это все не так просто, как тебе, может быть, кажется.
     Лена слушала с интересом. Пыталась понять, куда Красиков клонит.
     -  Я  тебе  предлагаю работу.  Уберешь  одного  человека. Справишься  -
получишь две  штуки баксов  и  паспорт  любой  страны  -  какую выберешь. Ты
сможешь  исчезнуть  отсюда.  Насовсем  исчезнуть.  А так - думай. У тебя нет
выбора.
     Лена зло усмехнулась.
     - Может, это тебя надо будет убрать?..
     Красиков разочарованно покачал головой.
     - Напрасно так. Я действительно не шучу. Мне нужны толковые люди.
     - Я тоже.  -  Лена кивнула.  И  уверенно  добавила. - Если сейчас ты не
встанешь и не пойдешь  впереди меня, то тогда ляжешь.  И будешь лежать, пока
тебя не унесут. Быстро! Это последнее приглашение.
     Красиков внимательно посмотрел в  глаза  Лене,  пытаясь  прочитать  там
ответ, потом - на кончик глушителя, осторожно выглядываюший из-под газеты.
     -  ...В Краснодаре сейчас 8 часов 23 минуты. Только что к нам позвонила
Маша  и попросила  исполнить для  ее любимого Васи песню в исполнении Марины
Журавлевой  "Забудь меня, забудь".  Итак, Марина  Журавлева.  "Забудь  меня,
забудь". Для Васи.
     Красиков медленно поднялся с места и побрел к выходу. По пути обернулся
и бросил бармену:
     - Я вернусь сейчас.
     На  улице никого не  было.  За деревьями  уныло  перемигивались огоньки
далеких девятиэтажек.
     - Налево. - Скомандовала Лена.
     Красиков обреченно шел туда. Отчего-то снова разболелась рука.
     - К  стенке стань.  - Лена вытащила из кармана пистолет с  глушителем и
аккуратно прицелилась.
     Красиков остановился  у  старого зашарпанного  забора.  Напрягшись,  он
посмотрел в черный глазок пистолета.
     - Что за материал был у Макарова?
     - Какой материал? - Переспросил Красиков очень спокойно.
     - За который ты его убил.
     Красиков глядел на Лену с сожалением.
     - Я - очень маленький человек. - Сказал он  негромко.  -  Делаю то, что
мне приказывают...
     Тяжелая пуля  чуть слышно свистнула в четырех сантиметрах от его уха. В
заборе показалась дырка - небольшая и круглая.
     - Я не верю тебе. - Лена смотрела на опера с ненавистью. Палец ее лежал
на  курке. Дуло целилось прямо в лицо Красикову.  - У тебя остался последний
шанс. Скажи правду. О чем был материал?
     Красиков колебался. Лена это увидела.
     -  Если ты меня сейчас грохнешь  - тебе это все равно ничего не даст. -
Сказал опер так же спокойно.
     Пистолет  в  руке   Лены  хлопнул  два  раза  подряд.  Мелкая  пыль  от
появившихся в заборе двух  новых дырок кружилась в воздухе и  тяжело оседала
на  землю.  Красиков  чувствовал,  что  протрезвел  окончательно.  Судорожно
напрягшись, глядел он на маленькое и черное пистолетное дуло.
     - Что  вам  всем от меня нужно?  Зачем  меня хотели убить?  Зачем убили
Ахмета, Макарова? Зачем убили сына Павловского?
     Красиков   видел,  как  палец,  прижатый  к  курку   нервно  и  неловко
подрагивает.
     - Это - профилактика. - Спокойно  произнес опер. - Все, должны умереть.
Все, кто хотя бы случайно, хотя бы обрывочно что-то знает. - Он не отрываясь
смотрел на палец. - Но я тут, правда, ни причем. Я - только исполнитель...
     - Значит, все должны умереть...  Я тоже... И ты мне предлагаешь на тебя
работать...
     Красиков медленно покачал головой.
     - Ты убьешь  того, кто заказал твою смерть.  Поможешь мне избавиться от
этого человека - останешься жить. Ничего другого у тебя нет.
     - Кто это?
     Красиков  не отвечал. Потом лицо  его обезобразилось  мертвенно-бледной
усмешкой.
     - Я его знаю?
     - Ты его хорошо знаешь.
     Лена на мгновенье застыла. Она пыталась соображать.
     - Если я соглашусь?
     - Деньги получишь вперед. Паспорт - после работы.
     Лена скривилась.
     - Это все здорово, но только я тебе не верю.
     - Придется. - Опер кивнул уверенно. - Это твой единственный шанс.
     - Но что я могла случайно узнать?
     - Правда, не имею понятия. - Красиков растерянно помотал головой.
     - Тогда ты сдохнешь...
     Лена  уверенно нажала курок, но  вместо хлопка пистолет только щелкнул.
Она  надавила  второй  раз,  третий...  Красиков облегченно  вздохнул.  Лена
отбросила  пистолет в сторону и вытащила другой,  который  изъяла  у  самого
Красикова.  Она  прицелилась  и поймала насмешливый взгляд  опера.  Красиков
спокойно ждал. Лена вытянула руку и четыре раза подряд надавила курок.
     - Я его уже успел разрядить. - Сказал Красиков.
     Лена опустила оружие.
     - Тебе снова везет.
     Опер прикинул  расклад сил:  если бы  не рука, он без  труда  бы сейчас
справился  с  Леной.  Та  посмотрела  на  пистолет,  теперь  бесполезный, и,
размахнувшись,  швырнула  его  так далеко, как смогла. Лена пожалела, что от
двух милицейских стволов,  изъятых ею на  даче  Павловского, она  избавилась
раньше.
     - Наверное, еще встретимся, - быстро сказала Лена, уходя.
     Опер проводил ее взглядом.
     - Я в этом не сомневаюсь.

     Лена проспала целый день и выбралась из гостиницы только  вечером.  Она
еще не  решила, что делать. Блуждая пустыми кварталами  ночного города, Лена
увидела небольшую церковь. Строгие стены,  окна с изразцами, купол, глядящий
в небо. Она решила войти.
     Служба уже закончилась. Женщина в  платке  гасила свечи. Лена  постояла
немного.  Было тихо. Никто не обращался к ней, и никто  не прогонял. Со всех
сторон на Лену смотрели строгие  лица с икон и фресок.  Казалось, живые люди
окружают ее - более живые, чем те, кого она  видела на улице. А молчат они -
из вежливости. Что говорить?
     Лена  подошла  к  иконе Спасителя.  Стояла,  собиралась  с мыслями. Она
пыталась вспомнить какую-нибудь молитву. Но - без толку. Из памяти выплывали
только безпомощные обрывки текстов.
     Вдруг  Лене  пришло  на  ум когда-то  прочитанное в  книжке  -  вольном
пересказе Библии.  Сборщик податей,  человек  порочный и грешный,  молился в
храме рядом с  надменным  фарисеем,  который громко, во  всеуслышание славил
Бога за  то, что ему (фарисею)  ниспослана особенная праведность и  чистота.
Сборщик податей не мог  повторить подобного.  В сердце  у  него  было только
раскаяние. Он опустил  глаза  к полу  и сказал: "Боже, будь милостив ко мне,
грешному". Молитвою своею он более угодил Создателю, нежели гордый фарисей.
     Лена решила повторить эту  строчку. Она огляделась кругом. Церковь была
пуста. Женщина, что  тушила  свечи, куда-то  вышла.  Лена опустила  глаза и,
глядя в пол,  тихо, еле  слышно,  прошептала  молитву. Потом - еще несколько
раз.
     Она опять посмотрела на  Образ, пытаясь прочесть ответ. И тут  увидела,
что пальцы  у Спасителя сложены, как бы при благословлении. Странно, что она
раньше этого не заметила. Лена продолжала вглядываться в глаза Учителю.  Она
ощущала теперь особенный Свет, который проникал ее всю насквозь.
     Лена вспомнила еще одну строчку из Евангелия.  "Я с вами во век веков".
Это сказал  Христос. Когда-то у Лены появился вопрос: а почему не явственно,
почему не открыто?  Но сейчас  стало, вдруг,  понятно. Разве люди  заслужили
это? Разве она сама заслужила?
     В притворе храма Лена услышала разговор.
     - ...несколько  священников в рясах вышли из окопа,  чтобы  обойти наши
позиции. Мы смотрели на них, как на самоубийц...
     Лена подошла ближе и остановилась, прислушавшись.
     - ...Мы думали  - сейчас их изрешетят пули. Но в этот момент  стрельба,
вдруг, затихла.  Священнослужители с молитвой и с пением прошли вдоль окопов
и точно  так  же вернулись  назад. Мы встали в атаку. Немцы были  разбиты, и
Кенигсберг был взят. Я ведь тогда даже не ходил в церковь, и если бы мне кто
что подобное рассказал, я бы не поверил ему...
     Лена  вышла  из  темноты  и  увидела  седого  батюшку  с   бородой.  Он
рассказывал это уже немолодой женщине.
     - А что случилось? Почему немцы перестали стрелять?
     - В этом бою мы взяли в плен немецкого ефрейтора. Он рассказал нам, что
когда  священники  вышли из  окопа,  все немецкие  солдаты  увидели  в  небе
Мадонну, и одновременно у всех отказало оружие...

     Подходя  к  гостинице  Лена  увидела  сиреневое "Жигули". Она отошла  в
сторону. Нащупала пустой вальтер в кармане.
     - Ты - труп. - Услышала Лена сзади.
     Она  обернулась  быстро. Против  нее  стоял  Беляков.  Шляпа  его  была
надвинута на глаза, как у героя старомодного голливудского боевика, воротник
белого плаща поднят кверху. Беляков держал пистолет в руке.
     - Я тебя уже убил. - Добавил он спокойно. Потом опустил дуло.
     - Краснодар  -  сумасшедший город, - сказал Беляков. -  Не знаешь, кого
встретишь в следующую минуту, правда?
     Лена кивнула.
     - Что дальше?
     - Дальше - нам нужно поговорить.
     - Наговорились уже. - Лена в упор смотрела на Белякова. - Выше крыши.
     Частный детектив опустил  голову.  Он  стоял,  внимательно  разглядывая
тротуар у себя под ногами. Лена продолжала держаться за пистолет.
     -  Хорошо,  -  сказал  Беляков,  как  будто  что-то  обдумав.  -  Давай
начистоту. Красиков заказал мне  тебя. Но  сейчас все изменилось.  Сейчас мы
играем по  разные  стороны доски.  Мне нужно свести с ним  счеты. И  это все
очень серьезно. Мы должны  действовать вместе.  Наши цели  и интересы сейчас
совпадают. У нас - общий враг.
     - Почему я должна тебе верить? Ты уже один раз повел себя, как человек,
которому верить нельзя.
     Детектив помолчал. Потом сказал:
     -  Я бы мог сейчас убить тебя, но не сделал этого. - Он грустно почесал
нос. - Человек я не сентиментальный, но, вот, мне давно кажется, что я очень
люблю тебя... И еще.  Мне не  так мало известно  о тех людях, с которыми  ты
сейчас имеешь дело. - Беляков  устало покачал головой. - ...И  правда, я  не
могу забыть тот вечер, ту ночь...
     - Когда ты меня чуть не прикончил?
     Беляков прямо в брюках плюхнулся на тротуар и встал на колени.
     - Дай мне шанс. - Он умоляюще смотрел Лене в  глаза. -  Прошу тебя, дай
мне последний шанс.

     В  кафе  было пусто. Только две замерзшие проститутки скучно грелись  в
уголку за чашкой  кофе. Да еще какая-то парочка  тихонько шепталась в другом
углу. Валет подошел к стойке и взял кофе. Глянул на телевизор, что показывал
"День Кубани". Вылизанный,  как  породистая собачка,  ведущий рассказывал, о
конкурсе детского рисунка в станице Саратовской.
     Валет  уселся прямо у  стойки. Он бездумно смотрел на  экран, потягивая
горячий кофе. Проститутки, отогревшись,  пошли на улицу  - ловить клиента. В
кафе появилась в дупель пьяная девка. Она медленно и лениво оглядела зал.
     -  И  снова  в нашей программе криминальная информация, - услышал Валет
слова  телеведущего.  На  экране замелькали  служители правопорядка в  своих
синих  мундирах.  Показали  "бобик"  с  милицейской  раскраской. -  Вчера, в
подъезде одного из  многоэтажных домов нашего города, -  начал  рассказывать
старческий  голос,  -  был  обнаружен  труп.  -  Валет увидел,  как  двое  в
милицейских  одеяниях выносят  из  подъезда  накрытое простыней  неподвижное
тело.  -  Как рассказал  нам  оперуполномоченный уголовного розыска  Алексей
Эдуардович Красиков, - это был наемный убийца из Нальчика...
     Валет узнал тот подъезд, где он оставил прикованным Алика Кабардинца.
     - ...который уже несколько лет находился во  всероссийском  розыске. На
его счету числится ряд убийств, в том числе - убийств работников милиции.
     На  экране  выплыла   физиономия  Красикова.   Он   что-то  рассказывал
тележурналисту.
     - Этот человек  был  смертельно  ранен выстрелом  в голову. - Продолжал
старик за кадром. -  На теле убитого  обнаружены следы побоев. Видимо, перед
смертью киллера пытали. Милиция ведет расследование.
     На экране снова возник холеный телеведущий.
     - Да, мафиозные разборки стали в нашем городе обыденностью. И вопрос об
искоренении  преступности  стоит  сейчас  как  никогда  остро. Об  этом  наш
следующий репортаж.
     - Сегодня  прошло совещание при  главе администрации края, - послышался
голос  простудившейся  бабушки.  -   Темой  совещания  было  усиление   роли
правоохранительных органов  в борьбе  с  организованной преступностью. -  По
экрану  поплыли  сытые   лица.  -  Говорилось   о  необходимости  расширения
полномочий милиции...
     Валет  допил  кофе  и  тут  почувствовал,  как  кто-то  подошел  сзади.
Нетвердые руки взяли его за  плечи. Валет обернулся и увидел ту самую кралю,
что только что  вошла в  кафе. Краля дыхнула и Валет ощутил устойчивый запах
чего-то крепко-алкогольного.
     - Скучаешь? - Она наклонила голову совсем низко.
     - Я не хочу за это платить, - ответил Валет спокойно.
     - А причем деньги? - Язык у молодой женщины заплетался.
     Валет подумал,  что наутро она уже ничего не вспомнит. Потом быстренько
нарисовал в  уме план  дальнейших своих действий.  И тут  увидел  кольцо  на
безымянном  пальчике  новой своей  подружки. В  один  момент перед ним встал
монастырский   дворик  в  далекой   запорошенной  Москве,  задумчивое   лицо
священника... Валет внимательно посмотрел девице в глаза.
     - Ты замужем? - Спросил он резко.
     Та опешила.
     - Чего?
     - Ты замужем? - Повторил Валет, кивнув на кольцо.
     - А - это! - Девица пожала плечами. - Не обращай внимания...
     Валет посидел немного, потом встал, освободившись от девичьих объятий.
     - Иди домой. - Сказал он негромко. - К мужу. Нечего тут ошиваться.
     И быстро пошел в сторону выхода.

     Опер Сергеев разложился  в кресле,  тупо глядя на стену. Против него за
своим столом сидел Красиков. Сложив руки, он угрюмо смотрел на Сергеева.
     - Не надо  было убирать Кабардинца, - замученно  сказал тот,  глядя  по
прежнему в стену, а не на Красикова. - Он бы достал Валета.
     - Когда? - Спросил Красиков. - К следующему Новому Году? А, может, надо
было ему еще пару штук дать?
     Сергеев пожал плечами и, приподняв голову, глянул на своего коллегу.
     - Что скажешь? - Сухо спросил тот.
     Сергеев опять пожал плечами.
     - А что мне сказать?
     - Короче, так... - Красиков медленно постучал ногтем по крышке стола. -
У нас с тобой два дня...
     Сергеев выжидательно смотрел на Красикова.
     - Два  дня, чтобы достать  Валета  и  Артемину. Валета - только  живым.
Артемину  -  живой  необязательно. Но лучше - и ее  живой. Два дня... - Опер
помолчал.  -   Не   справимся...   Вспомни,  что   сталось  с  твоим  другом
Кабардинцем... Я  сам тебя  грохну, мне терять  будет нечего...  -  Красиков
снова постучал ногтем по столу. - Или  сам тогда выпрыгни из окна. Так  тебе
будет проще.




     Охранник, увидев остановившийся напротив "Москвич", неспеша, вразвалку,
пошел  к машине.  Из  приоткрывшегося  окошка краешком  выглянул  глушитель.
Охранник - мощный черкес  с квадратной физиономией не успел даже взяться  за
рукоятку - его свалили два точных выстрела. Он рухнул плашмя,  ударившись об
асфальтированный тротуар затылком.
     Глушитель  исчез в  окошке, и  все  двери "Москвича"  разом  открылись.
Оттуда  вышли  Лена, Беляков  и  еще  два детектива из беляковской  конторы.
Вылизанная дождем улица тускло поблескивала в свете ночных фонарей. Нигде не
виднелось ни души.
     Быстро перейдя дорогу, четверо  встали  у двери маленького двухэтажного
особнячка.  Прислушались. Тишина.  Не теряя даром минут,  Беляков  достал из
кармана браунинг с глушителем на конце и  двумя  пулями  выбил замок.  Потом
распахнул дверь  ногой.  Первым вошел  бородатый  тип в кожанке  с  поднятым
воротником. Он держал парабеллум наготове. Следом двигался другой детектив -
небритый парень в кепке. Лена и Беляков шли сзади.
     Едва, миновав  темную  прихожую, они очутились  в большой комнате,  как
сразу же прогремела  целая  канонада выстрелов. Бородатый рухнул, как сноп -
он  получил в череп  сразу  две пули.  Это  был  другой  охранник,  который,
выглянув  в  проеме двери, прицельно  разрядил почти всю обойму.  Детектив в
кепке выстрелил в  него трижды и  тоже  свалился  на  пол,  скошенный точным
выстрелом.
     Сжимая рукоятку  вальтера,  Лена  отползла  к стене. Грохнул  еще  один
выстрел,  погасив  свет.  Беляков,  достав  браунинг,  занял  оборонительную
позицию у входа в комнату.
     С  пару минут было тихо. Потом Лена ногой распахнула соседнюю дверь, из
которой чуть падал свет. Сразу  же ударило  два выстрела: парень в кепке был
еще жив и сидел,  опершись  о  стену -  он уложил неосторожно  высунувшегося
охранника.
     Беляков вылез из-за своего прикрытия. Не опуская браунинга, он  подошел
к охраннику. Тот неподвижно  лежал на полу, раскинув руки. Беляков обернулся
назад.
     - Димон, ты в порядке?
     Детектив не ответил.  Он сидел, свесив голову. Рядом  валялся пистолет.
Беляков  подошел ближе,  ткнул дулом в плечо.  Безжизненное тело съехало  на
пол.  В  паре  шагов от  него  в большой  расплывающейся  луже  крови  лежал
бородатый.
     В  этот момент  на  пороге  показался хозяин  квартиры  -  седой усатый
черкес. Его, видно, подняли с постели - на нем был домашний халат. В руке он
держал пистолет.
     - Бросай ствол!  - Сказал  черкес, целясь в Белякова. Но  тут же увидел
вальтер в сантиметре от своего виска.
     - Ты первый бросай. - Палец Лены плавно прилег к спусковому крючку.
     Рука хозяина квартиры разжалась и пистолет упал на пол.
     Генеральный   директор   коммерческого   банка   "Меркурий",   активист
краснодарского "Адыге-Хасэ" Руслан  Артурович Сахно уже лег спать. Но только
он задремал, как  его разбудила стрельба внизу. Дождавшись,  когда  выстрелы
стихнут,  Сахно достал пистолет, с которым не расставался даже во сне.  Одел
тапочки и,  аккуратно  ступая,  направился  вниз.  Увидев  здесь незнакомого
человека с  пистолетом в руке,  Сахно взял его на прицел. Лену  он увидел не
сразу. Но теперь было уже поздно.
     - Что вам нужно? - Спросил Сахно спокойно. - Вы не знаете, кто я такой?
     - Это мы знаем, - также спокойно ответила Лена.
     Вместе с Беляковым они усадили Сахно и прикрутили веревкой к стулу.
     Беляков чуть отошел в сторону.
     - Начнем. - Сказала Лена.  - Ты был в деле с Ахметом и Павловским. Ты в
курсе   -  чем  они  занимались.  Что  за  материалы   собирал  Макаров  для
Павловского?
     Было видно, как связанный хозяин побледнел и напрягся. Он молчал.
     -  Не понимаешь по-русски? - Лена  сунула ему в щеку ствол вальтера.  -
По-адыгейски спросить?
     - Зачем вам это? - Выдавил из себя связанный генеральный директор.
     С  размаху Лена  врезала  ему  рукояткой  в  зубы.  На  губах  у  Сахно
проступили темные капли.
     - У нас совсем мало времени. Я повторяю - что это были за  материалы? -
Лена приставила пистолет к его голове. - Мне стоит только нажать на курок...
     В глазах у Сахно появилось выражение - как у быка на живодерне.
     - Хорошо. - Вдруг сказал он. Изо  рта его потекла кровь. -  Я  расскажу
все. Но вы, похоже, еще  не поняли, с кем связались. До вас не доходит,  что
это за люди...
     Он помолчал. Лена не торопила его. Она ждала.
     -  Речь  об  оружии,  которое  идет  из средней полосы России. Идет  на
Кавказ.  - Сахно замолчал, сплюнул  на пол кровь. - Краснодар - что-то вроде
перевалочного  пункта. Уже несколько лет это  оружие  отправляют в Грузию, в
Абхазию, в Чечню, в Карабах... - Сахно снова замолчал. - Он смотрел в  угол,
словно бы  воскрешая что-то  у  себя в  памяти. - Шестого  января из  Калуги
выйдет большая партия медикаментов. Те, кому надо,  знают - на самом  деле в
ящиках будут гранотометы в комплекте  с гранатами. Для Карабаха. Но  это еще
не все. - Сахно сделал паузу.
     Лена ткнула ему в щеку ствол.
     - Дальше. - Сказала она.
     -  Оружие - бракованное. Но знать об этом никто не  должен. Ахмет был в
курсе. Султан  -  тоже.  Павловский - нет.  Вначале только.  Ахмет предложил
Султану   изменить  конечный  пункт   регулярной  транспротировки  и  начать
переправлять  оружие сербам,  в Югославию. Идея принадлежала Павловскому. Он
был  чем-то  вроде мозгов  Ахмета.  Думал за него. Но Ахмет  ему  не  вполне
доверял,  мне  кажется. Ахмет  решил опрокинуть  тех  людей в Сочи,  которым
оружие попадало  из Краснодара.  Он послал своего  человека в Югославию. Тот
исчез,  но  перед  этим успел  связаться  с Ахметом  и сообщить,  что  сербы
заинтересовались и  предложили за  оружие хорошие деньги. Ахмет  поговорил с
Султаном, Султану идея не понравилась. Он вообще не хотел говорить  об этом.
Боялся. Во-первых, ссориться со своими  сочинскими партнерами,  а во-вторых,
что если  оружие из Краснодара окажется в  Югославии, то этим заинтересуются
Интерпол или разведки с Запада. Но Ахмет  не хотел уступать.  Думаю,  у него
были еще какие-то причины. Они  с Павловским решили сорвать сделку. Возникла
идея  рассекретить  план   транспортировки,  и  засветить  то,   что  оружие
бракованное.
     - А разве Ахмет не терял на этом деньги? - Перебил Беляков.
     -  Не  знаю.  -  Сахно  покачал  головой.  - У него  всегда  были  свои
соображения.  Вобщем, Макаров хотел напечатать в своей газете статью, где он
бы раскрыл весь  план сделки. Если покупатели узнают  о подлоге,  поднимется
буча. Тогда  Султану  пришлось  бы  думать о новых  рынках.  Об  этом  узнал
Илюшенко. Он приказал Красикову убрать Макарова, а  заодно -  всех, кто хотя
бы случайно мог  что-нибудь узнать об этой сделке  и о бракованном оружии. А
когда  до Илюшенко  дошло,  что  статью Макарову  заказал  Ахмет...  - Сахно
посмотрел на Лену.  -  Это сделка -  на огромную сумму. Они  не остановятся,
даже если надо будет вырезать пол-Краснодара. Я тоже дал себя в это впутать.
Но сейчас вижу, какую сделал глупость. Это не те  люди, с кем можно играть в
игры. Красиков - шестерка. Он  ничего не стоит. Илюшенко - фигура покрупнее,
но и он - не главный. Кто стоят  за ним - их много, и они - везде. Нити идут
и в Москву, на самый верх. С ними нельзя справиться, их нельзя победить. Они
сожрут кого угодно и не  подавятся. Они  непобедимы  и  всемогущи... - Сахно
замолчал. - Развяжите меня. Я сказал все.
     - Где материалы Макарова? - Спросила Лена. - Уже у Красикова?
     -  Пока  еще - нет. Хотя,  кто его знает...  Макаров их  отдал Сморчку.
Знаешь его?
     Со  Сморчком Лена знакома  не была,  но краешком о  нем слышала. Старый
опустившийся еврей торговал  наркотиками и  еще много чем. Поговаривали, что
он  невероятно  богат,  но  где  держит  свои  капиталы  можно  было  только
догадываться. Образ жизни Сморчек вел более, чем скромный.  Одевался он так,
что выглядел,  как бродяга.  Милиция Сморчка никогда не трогала - у него там
были свои люди. Хитрый старый дядя знал, с кем надо делиться и - как.
     - Где он живет? Его адрес?
     Сахно помолчал, порылся  немного  в памяти.  Потом назвал улицу,  номер
дома и номер квартиры.
     - Знаешь, что с тобой будет, если его там нет? - Беляков подошел ближе.
     Сахно посмотрел устало на пистолет у него в руке.
     - Он там. - Сказал спокойно.
     - Я поеду сейчас к этому твоему Сморчку, - сказал Беляков. Он глянул на
Лену, потом - на  Сахно. Постучал  рукояткой  пистолета по тумбочке. - А она
тут с тобой посидит. Если через два часа я не позвоню...
     Лена опустила  пистолет. Грохнул выстрел, и  Беляков тут же свалился на
пол.  Лена  отскочила  в  сторону  и  спряталась  за  диваном.  Три выстрела
громыхнуло следом  - еще живой охранник держал в руке пистолет. Он отполз на
полтора метра,  взяв  на  прицел  диван,  за которым сидела Лена. Прозвучали
дуплетом  четыре выстрела,  и  охранник  растянулся  посреди  пола.  Беляков
опустил пистолет.
     Лена  вылезла  из-за дивана и подбежала к  нему. Беляков задыхался. Изо
рта его стекала кровь. Лена услышала шум машины, подъехавшей с улицы и топот
ног.
     - Сматывайся отсюда, - прошептал Беляков.
     Лена стояла, как вкопанная. Она слушала звуки шагов.
     - Почему ты не надел жилет? - Вырвалось у нее.
     Детектив улыбнулся устало.
     - Не знаю... Забыл.
     Шаги с улицы становились слышнее, ближе. Лена склонилась над Беляковым.
     - Ты знаешь, что тебя ждет ад? - Вдруг спросила она.
     Беляков усмехнулся.
     - Мне все равно... Я в это не верю.
     Он  хотел  что-то  еще  сказать,  но  не  смог. Голова  его  опустилась
бессильно, и  тело съехало  на пол.  Лена медленно  его  перекрестила.  Шаги
слышались уже  совсем  близко.  Лена  не  стала  больше  тянуть. Она  быстро
перебежала в соседнюю  комнату. Здесь был  коридор, а за  ним  - еще  дверь.
Приподняв пистолет, Лена взялась за ручку.
     Дверь оказалась без замка. И дальше следовал другой коридор. По коврику
у  выхода Лена догадась, что отсюда она попадет на улицу. Или, может, в сад.
Она  дернула ручку...  но  здесь  было  заперто. Лена  прицелилась.  Выстрел
услышат, но выхода у нее не оставалось. И  тут ей в голову пришла счастливая
мысль. Она  ногой  откинула  коврик,  что лежал у двери... Так и есть.  Лена
увидела ключ. Она схватила его и сунула в замок. Ключ подошел.
     Как оказалось, дверь эта выводила во двор. Лену окружила череда высоких
заборов. И,  вдруг, она услышала  из  темноты  глухое  собачье рычание. Лена
испуганно  отшатнулась.  Сквозь  мрак  она  различала  теперь   два  больших
сверкающих глаза. Это  была сторожевая овчарка.  Лена достала складной  нож,
который она забрала у Эдика. Тихо щелкнув, выпрыгнуло  наружу лезвие. У Лены
все  внутри задрожало. Выставив  нож, она  прицелилась  из  своего вальтера.
Ждала, когда собака прыгнет.
     ...Прошла минута, другая. Ничего не происходило. Потом,  чуть заскулив,
то  ли от страха, то ли от скуки, овчарка отошла  в сторону. Лена сперва  не
поверила, что все так запросто кончилось. Пятясь назад, тиская пистолет, она
подошла к забору. Потом,  спрятав  в один карман дуло, в  другой - нож, Лена
взобралась  наверх. Огляделась. Со двора на нее смотрели глаза овчарки.  Она
услышала выстрел. Лена вздрогнула, но поняла, что стреляли в доме.
     Она  быстро  спрыгнула вниз.  Лена  очутилась  на незнакомой  ей  тихой
улочке.

     -  Осторожно,  двери   закрываются,  -  сказал  водитель.  -  Следующая
остановка...
     Лена  смотрела  в  окно.  Набитый  трамвай  вез ее куда-то  на  окраину
Краснодара, где ей  еще  не  приходилось бывать.  За спиною  старые  бабушки
взволнованно обсуждали недавнюю кончину главного редактора "Зари Кубани".
     - Я только его последнюю статью прочитала, - уверенно говорила  одна из
них, - и сразу все поняла - за эту статью его и убили. Он написал, что евреи
хотят  в России капитализм  вместо  социализма. Ельцин  ведь  тоже -  тайный
еврей. У него настоящая фамилия Эльцин.
     - И я считаю,  что капитализм жиды придумали. Им только  бы  торговать.
Мать с отцом продадут.  Русскому человеку социализм нужен. - Это подала свой
голос другая бабушка - единомышленница первой.
     - А Сталина хают! - Встрепенулся  седой бородатый дед в потертом пальто
с орденскими планками.
     -  Так  ведь  жиды  хают!  -  Согласилась с ним бабушка. Разве  русский
человек станет ругать  Сталина?  Русский человек  только  поклонится ему  да
перекрестится.
     - Да, - заулыбался старик. - При Сталине мы, помню, жидов как тараканов
давили. Я еще в НКВД служил. При Сталине хорошо было. Помню...
     Лена так и не узнала,  как было  при  Сталине - подоспела ее остановка.
Большой девятиэтажный  дом она увидела сразу,  как  только сошла  с трамвая.
Обойдя вокруг, прочитала номер...
     Стемнело. Начиналась  последняя  ночь 1992-го года  и  первая ночь года
1993-го.  Во  дворе было  пусто.  Только какой-то мужик  в  пыжиковой  шапке
стаскивал с "Жигулей" большую зеленую елку. Лена вошла в подъезд и прочитала
список жильцов на стене. Под  номером "92" она  нашла  фамилию с характерным
немецким окончанием. Лена поднялась на восьмой этаж. Прислушалась.
     За дверью девяносто второй квартиры царствовала  тишина. Запросто могло
оказаться, что никого нет дома. Лена позвонила.
     ...Наверное,   с  полминуты  -  никакой  реакции.  Потом  она  услышала
осторожные шаркающие шаги. Глазка на двери не было.
     - Кто там? - Послышался с той стороны настороженный старческий голос.
     - Телеграмма. - Сказала Лена, стараясь,  чтобы прозвучало это как можно
более спокойно и равнодушно.
     За дверью затаилась  робкая пауза. Там  размышляли - открывать или нет.
Потом  медленно, неуверенно защелкал  замок. Когда дверь приоткрылась,  Лена
увидела старое морщинистое лицо с  нечесанным пучком  седых волос. Маленькие
хитрые глазки внимательно ее разглядывали.
     - Где телеграмма? - Спросил хозяин квартиры,  и Лена поняла, что он уже
догадался о подвохе.
     Сморчок хотел  было захлопнуть дверь, но Лена быстро выдернула пистолет
и сунула ему в ноздрю.
     - Я могу войти?
     Сморчок  вытаращил  глаза,  и  что-то   быстро  буркнул,  что  означало
согласие. Не опуская пистолета, Лена вошла внутрь.
     Она  поразилась  тому, что  увидела.  Лена  не  подозревала,  что жилье
старого   барыги  выглядит  столь  печально.  Все  здесь  говорило  о  самой
безысходной нищете. Даже квартиры тех, кто вкалывал за установленный минимум
заработной платы, смотрелись шикарнее.
     Жилище состояло из двух комнат. Лена протолкнула Сморчка в одну из них.
Здесь располагался старый  облезлый диван, на котором, видимо, Сморчок спал.
Шкаф выглядел  так, словно его принесли с мусорника. Ковер  на стене  был  в
дырах. Он  скорее уродовал  стену, чем  украшал.  Больше в комнате ничего не
виднелось  -  даже  паркета  на  полу.  Сверху светила  маленькая  и тусклая
лампочка без абажура. Такая тусклая, что Лена догадалась - хозяин специально
подобрал именно эту лампочку, не желая разоряться на электричестве.
     Продолжая целиться, Лена отошла чуть назад.
     -  Милая,  очаровательная  и,   конечно  же,  благородная  бандитка,  -
вкрадчиво начал Сморчок. - Вы можете видеть -  у бедного старика совсем нету
денег...
     - Мне нужны не деньги.  - Резко оборвала его Лена. - Мне  нужны  бумаги
Макарова.
     На какой-то миг  лицо старого еврея чуть побледнело. Но он  быстро взял
себя в руки и изобразил самое искренее непонимание.
     -  Если вы мне  расскажете, кто такой Макаров,  то  я, конечно же, буду
очень рад вам помочь...
     Лена  вдруг  выбросила руку, и пистолет задрожал в двух  сантиметрах от
левого глаза Сморчка. Старый барыга по-настоящему испугался.  До него дошло,
как ничтожно мало оценена сейчас его жизнь.
     - Я считаю до трех. - Сказала Лена. - Голос звучал бесстрастно и  сухо,
как у судьи, зачитывающего приговор. - Один...
     - У меня нет  этих бумаг. - Сморчок беспомощно  развел  руками. - Они у
меня были, но...
     В глазах у Лены отразилось короткое колебание.  Мгновение она не знала,
верить или нет...
     - Два. - Прозвучало все так же уверенно.
     - Я - бедный одинокий старик... -  казалось, Сморчок заплачет сейчас. -
Я никогда никому не причинил зла...
     - Опусти пистолет! - Услышала Лена сзади.
     Она медленно повернула голову. Дуло висело в воздухе, в метре от нее. У
входа в комнату, надвинув на глаза кепку, стоял Валет.
     Лена усмехнулась. Потом спрятала оружие. Валет - тоже.
     - Мистер Макаров? - Лена кивнула. - Добрый вечер.

     Когда  Красиков  вошел в  комнату,  он увидел  четыре тела,  неподвижно
распластанных  на  залитом кровью полу. В  центре сидел привязанный к  стулу
Сахно.
     -  Вы - вовремя,  - начал он сразу, увидев  Красикова.  - Не  часто так
везет. - Сахно вздохнул с облегчением. - Развяжите меня.
     Следом за Красиковым в комнате появились трое оперативников в штатском.
Каждый держал  наготове оружие. Из  соседней  комнаты послышались осторожные
шаги. Вошла женщина лет сорока в домашнем халате. Волосы ее были растрепаны,
в глазах читался ужас. Супруга генерального директора недоуменно смотрела на
мужа, привязанного к креслу, на Красикова, на оперативников.
     - Что здесь происходит?
     Ей не ответили. Красиков с интересом посмотрел на Сахно.
     - Думаешь, тебе повезло? - Он прищурился. -
     Ты, правда, так считаешь?
     Было  видно,  как  директор  "Меркурия"  побелел. Красиков, испытывающе
разглядывая его,  медленно отошел назад.  Потом усмехнулся  и, подняв  руку,
выстрелом   поставил  Сахно   точку   посреди   лба.  Стул  опрокинулся,   и
бесчувственное  тело  генерального   директора  тяжело  грохнулось  на  пол.
Несчастная супруга вскрикнула и  тут  же упала рядом - один из оперативников
всадил ей в горло пулю.

     Макаров виновато повертел пистолет в руке.
     - Выйди. - Бросил он Сморчку. - Мы поговорим.
     Старый еврей удалился, угодливо перебирая ногами.
     - Значит, ты тоже записался  в бандиты? - Сказала  Лена спокойно, когда
за Сморчком прикрылась дверь.
     Макаров плюхнулся на диван и выбросил пистолет в угол.
     -  Зарплата  когда-нибудь  кончается. - Он  грустно развел  руками. - А
кушать  все равно хочется. - Потом, - Сергей помолчал,  - сейчас я уже и сам
себе противен. Ведь, когда-то мечтал стать писателем, для этого-то и пошел в
газету. - Он усмехнулся. - А стал уголовником.
     - Все журналисты хотят быть писателями. -  Сказала Лена. - Если не все,
то многие. Это нормально.
     Макаров кивнул.
     -  Но только  я  им  не  стал.  Многое в  жизни получается не  так, как
когда-то хотелось.
     Лена отошла к стенке и присела на корточки.
     - Материалы у тебя? - Спросила она.
     - Материалы?
     Макаров покачал головой.
     - Теперь это уже не нужно...
     Дверь распахнулась. Опер  Красиков и  опер  Сергеев  стояли  на пороге.
Каждый  держал  пистолет.  Позади   них,  покорно  скрючившись,  пристроился
Сморчок. Он преданно смотрел на оперов, переводя взгляд с одного на другого.
     - Я сделал все, как вы приказывали... - заискивающе начал он.
     Сергеев  развернулся  быстро  и дважды  нажал  курок. Сморчок без стона
повалился на  пол.  Макаров и Лена  вздрогнули. Не  опуская пистолета,  опер
Сергеев достал из кармана удостоверение:
     - А вы идете со мной! Оба!

     Илюшенко, задрав голову, смотрел на  неподвижный  купол звездного неба.
Когда надоело, засунув руки в карманы, принялся прогуливаться взад и вперед.
Окна многоэтажек  светились  радостно и по-праздничному. Илюшенко  откуда-то
слышал музыку. Город готовился к встрече Нового Года.
     Обернувшись, Владимир Александрович увидел двух человек в штатском. Они
быстро шли прямо к нему. Потом, вдруг, остановились. Илюшенко  замер. Вокруг
- ни души. Двор словно вымели.
     ...Тот,  что  шел  первым,  достал  браунинг.  Илюшенко  увидел в  упор
нацеленное на него дуло.
     - И что ты этим хочешь сказать? - Процедил он спокойно.
     Оперативник молча  спустил курок,  но выстрела не  последовало.  Только
приглушенный  щелчок. Он нажал второй раз  и в третий, но результат был  тот
же.
     - Это все? - Сказал Илюшенко.
     Оперативник швырнул пистолет в сторону и вытащил
     из кармана наточенную финку.  Лезвие глухо блеснуло. Оперативник шагнул
вперед,  но  коллега, у него за  спиной, быстро накинул ему удавку. Веревка,
схлестнувшись, скрутилась вокруг шеи.
     Илюшенко невозмутимо глядел, как убийца,  обронив нож, пытался ухватить
рукой веревку. Глаза его вылезли из орбит,  язык вываливался наружу... Потом
веревка ослабла, и безжизненное тело тяжело рухнуло на асфальт.
     Из подъезда появилось  несколько человек в штатском. Они молча окружили
распластанный труп. Кто-то без интереса, равнодушно, пнул его ногой.
     - Мда...  -  Сказал  он негромко.  -  На  этот  раз  Красиков  серьезно
просчитался.




     Помахивая новенькими наручниками, опер  Сергеев подошел к Макарову.  По
лицу его пробежала довольная улыбка.
     - Может, просто пристрелим обоих? - Спросил он Красикова. -  Зачем  они
нам?
     Усмехнувшись,  он  глянул назад и...  тут  Сергей резко  перехватил его
руку, в которой опер держал пистолет.  Четыре выстрела  потушили лампочку, и
все  утонуло в полумраке. Красиков два  раза выпалил  наугад. Лена,  которая
оказалась рядом,  стиснула его перебинтованную руку и что было силы дернула.
Опер завыл от боли и вывалился через приоткрытую дверь в коридор.
     Сергеев выронил пистолет,  и  тот  улетел  в сторону. Он шагнул  назад.
Глаза его свыклись с  полумраком, и Сергеев разбирал теперь силуэт Макарова.
Опер усмехнулся злобно.  Сергеева отличало  медвежье телосложение,  и  такой
противник ему казался смешным.
     Макаров  понял  это  и  первым заехал  в челюсть. Отвести удар  опер не
успел,  но это  только раздразнило его. Зарычав, он пошел на своего недруга.
Положение  у Сергея  было неважным. Пистолет  свой он  выбросил и сейчас,  в
темноте, не мог  его  найти. Сергей попытался ударить  опера  второй раз, но
тот, захватив  противника,  швырнул  его  прямо на  шкаф. Послышался  треск.
Сергей  застонал  от  боли.  Он  смог подняться, но опер тут  же  свалил его
кулаком в ухо, отчего Сергей чуть не потерял сознание.
     Опер  отошел в сторону и  вытер со щеки кровь. Лена,  которая  все  это
время стояла у стенки, нащупала  у себя  в  кармане складной нож, тот самый,
что когда-то был  эдиковым.  Она раскрыла его  и, подойдя к оперу, ширнула в
здоровенную бычью  шею.  Тот  повернулся, и  лезвие  проехало  ему по  лицу.
Брызнула кровь.  Опер завыл  отчаянно.  Макаров  поднялся, шатаясь.  Подошел
ближе и сильно врезал между ног коленом. После отскочил к окну.  ...Обезумев
от дикой боли, опер  чуть не задохся. Он, заревев ужасно, бросился на своего
врага.  Макаров  отбежал  в  последний  момент. Оконное  стекло  разлетелось
вдребезги, и грузное тело опера камнем  ринулось вниз  -  в неведомую черную
бездну.
     Крик  несчастного  пропал  где-то  за  окном.  Там  стукнуло,  и  сразу
сделалось тихо.
     Лена начала быстро  шарить руками по  полу. Она искала  оружие. Макаров
сел у стены. Все тело раскалывалось от боли, и Сергея ничего не интересовало
сейчас.
     Лена  нащупала под диваном  свой  вальтер  и,  взведя  курок,  неслышно
приотворила дверь.
     - Там еще Красиков, - тихо сказал Макаров.
     - Я помню.
     - Стой.
     Лена остановилась.
     -  Спускайся  вниз,  если  никого не  будет.  Я  попробую через  крышу.
Встретимся на улице... - Он замолчал. - Давай, иди.
     Лена осторожно открыла дверь на  лестничную площадку. Здесь было темно.
Пистолет  в руке  испуганно вздрагивал.  Лена  осторожно  шагнула  вперед...
Постояв,  она  пыталась  прислушаться  к  жуткой   давящей  тишине,  которая
наполняла подъезд. Лена понять не могла, куда подевался Красиков.  Он должен
был  стоять где-то вот тут, где-то рядом. Лена не двигалась, слушая  тишину.
Потом, неслышно переступая, спустилась по лестнице на два пролета вниз.
     - С Новым Годом, Лена.  - Ее как стукнуло током. Пистолет в руке тяжело
затрясся. - С новым счастьем.
     Из темноты появилась фигура мужчины. Лена не  могла видеть лица, но  по
голосу, по  походке  уже узнала  того,  кого  сейчас  меньше  всего  ожидала
встретить. Она увидела еще троих. Лена шагнула назад.
     - Не стоит убегать. - Илюшенко покачал головой. - И, вообще, убегать не
стоило.  С  самого начала.  - Потом  добавил.  - Правда, я  не похож на Деда
Мороза?
     Один  из тех, кто стоял позади Илюшенко, подошел к выключателю и  зажег
свет.  Лена  постаралась  не  зажмуриться.   Она  смотрела  на   заместителя
губернатора. Следила  за каждым его движением. Теперь  видела, что  в руке у
него пистолет  с толстым  здоровенным звукоглушителем. Наличие  глушителя не
оставляло сомнений.  Трое, что стояли позади Илюшенко, тоже  были вооружены.
Все четыре ствола  внимательно глядели на  Лену.  Она молча приподняла дуло,
прицелилась. Лена смотрела на Илюшенко. Она видела сейчас его лоб, застывший
на мушке вальтера. Палец ее лежал на курке.
     - Ты хочешь  меня напугать? - Спокойно спросил Илюшенко. - Я - старый и
очень  больной  человек, я  свое прожил.  Это вы - молодые и здоровые должны
бояться смерти. Я с ней давно на "ты".
     Илюшенко  увидел, как у Лены что-то потускло в  глазах. Она побледнела.
Илюшенко прижал палец к курку...

     - Артемина! Артемина!
     Лена испуганно вздрогнула.
     - Опять ты не слышишь, когда к тебе обращаются! О чем ты вечно думаешь,
Артемина?!
     Учительница  рисования  Антонина  Васильевна,  рыжеволосая полная дама,
была вне себя от ярости. Антонина Васильевна плохо спала ночью (снова мучили
головные боли), и поднялась она с отвратительным настроением.
     - Почему весь  класс рисует, а ты опять отдыхаешь?! - Маленькие  глазки
учительницы  за огромными, в  дешевой оправе, круглыми  очками,  блестели от
злости.  Однокласники, прервав свои занятия, с  недображелательным интересом
следили за начинающимся спекталем.
     -  А она  у  нас самая умная. - Подала голос прыщавая  девка  с  задней
парты.
     Из-за окна, там  где был  школьный двор, доносились крики -  это  целой
толпой гасили кого-то.
     -  Я уже  нарисовала.  - Лена спокойно пододвинула  Антонине Васильевне
аккуратный рисунок,  где была запечатлена выставленная на учительском  столе
дурацкая ваза.
     - Так ты смеешь еще дерзить педагогу?! -  Антонину Васильевну затрясло,
забило маленькой  колючей дрожью. - Схватив грязными пальцами рисунок  Лены,
она яростно его разорвала. - Я ставлю тебе за урок "2"!
     Швырнув клочки в  урну,  она  пошла к  своему  столу.  Достала классный
журнал и  с аппетитом вывела там  большую жирную "двойку".  -  И  откуда это
такие   дети  гадкие   берутся?!  Носишься   с  ними,  носишься  -   никакой
благодарности.
     Лена без выражения смотрела на учительницу. Из коридора слышались шаги,
голоса, смех.  Трудовик не  вернулся  еще из  вытрезвителя,  и  параллельный
класс, у которого  по  расписанию  сейчас  должен был  быть  труд, бесцельно
слонялся по коридору.
     Антонина Васильевна вдруг выпрямилась, застыла на месте.
     - Ты  что это так на меня  смотришь? Ты не  чувствуешь  себя виноватой?
Перед педагогом,  которого ты  оскорбила?  Перед товарищами,  к  которым  ты
проявила неуважение? Ты не  хочешь извиниться, попросить прощения? Не хочешь
пообещать, что больше не будешь себя гадко вести?
     Все так же тупо глядя на учительницу, Лена медленно покачала головой.
     Та снова взорвалась.
     - Тот, кто  тебя прибьет когда-нибудь, сделает нам всем большое  доброе
дело! И, поверь мне, это обязательно случится!

     Макаров  вылез в подъезд, и  неслышно передвигаясь,  прокрался  наверх.
Лены  уже не было рядом. Он пробрался к здоровенной, оббитой железом двери и
увидел, что тут не  заперто. Это означало две вещи. Во первых, то,  что вход
на  крышу свободен, а  во-вторых,  что  там  его  запросто  могли  поджидать
красиковские оперативники. Макаров открыл обойму. Проверил патроны.
     Постояв пару минут, он осторожно толкнул дверь...
     Тихо.  Только машины  гудели внизу.  Звезды  равнодушно  перемигивались
сверху, над головой. Казалось, все тут уже умерло.
     Сергей  сделал  два  шага,  пытаясь  приучить  глаза  к  темноте.  И...
остановился. В затылок ему ткнулось что-то грубое, твердое.
     - Не шевелись. - Это прозвучало спокойно, даже как-то устало.
     Сергей тут же расстался со своим дулом. Пистолет у него просто забрали.
Чиркнул карманный фонарик. Сергей  зажмурился - это ему осветили лицо. Потом
фонарик посмотрел  вниз. Сергей увидел два тела, неподвижно разложенные  под
ногами. Он  различал  перед  собою  черный неясный  силуэт. В одной  руке  -
фонарик, в другой - дуло с глушителем. Незнакомец  шагнул ближе, и Сергей со
всего  размаху получил рукояткой. А  потом -  сильный удар  в живот, который
заставил согнуться, и  от которого перехватило дыхание. Сергей почувствовал,
что щека у него стала влажной. Что-то липкое, кислое на вкус, бежало со лба,
стекало в рот.
     Сергей приподнял голову. Он смог разглядеть худощавого  усатого  типа в
кожанке.  Оперативник  погасил  свой  фонарик, сунул его в  карман и  достал
сигарету. Вспыхнула зажигалка.
     - Подружка твоя - на том свете. - Сказал усатый, закуривая. - Хотел  ей
помочь? Поздно.
     Сергей  молчал.  Он  думал  о  том,  что если  его не  убили  сразу, то
сколько-то времени у него есть.
     Из подъезда появились  двое. Один  из  них остановился, увидев  рядом с
Макаровым еще два неподвижных тела.
     - Что это значит? - Быстро спросил он.
     - Утомились. Отдыхают теперь. - Усатый взвел курок. - Спокойно. Все под
контролем.
     - Я должен связаться с полковником Васильевым.
     Усатый зло усмехнулся.
     - Твой полковник Васильев в Кубани плавает. С ножом в спине.
     Послышалось два тихих хлопка, и оперативник свалился, не успев вытащить
пистолет.  Усатый  добил его двумя  прицельными  выстрелами.  Потом  спрятал
оружие.
     - Повезло  тебе, -  сказал  усатый, обернувшись к Макарову. - Никому ты
больше не нужен.
     -  Идем.  - Другой  оперативник,  подняв  руку,  глянул  на  светящийся
циферблат своих часов.
     Усатый повернулся к нему.
     - Да, чуть не забыл. -  Он  совсем близко подошел к Сергею и  что  было
силы двинул ему ногой в живот.
     - Это тебе - от меня. Лично.
     Тот чуть не задохнулся от удара. У  Сергея перехватило  дыхание,  и ему
показалось, он вот-вот выключится.
     Сергей лежал, не двигаясь. Он видел, как  двое оперативников спустились
вниз. Слышал, как шаги их потерялись в глубине подъезда.

     Не  отрываясь, как пьяная, Лена  смотрела в глазок здоровенного ствола,
ожидая, когда тот, вдруг, моргнет.
     - Стойте!
     Илюшенко  изумленно  посмотрел на Макарова, который появился сверху.  В
руке Сергей держал газету.
     - Все тут собрались.
     - Взгляни. - Макаров протянул газету Илюшенко. - Тебе будет интересно.
     Зам губернатора удивленно  его  рассматривал.  Потом  опустил пистолет.
Взял газету. Лена  продолжала целиться ему в  висок. Три  дула держали ее на
прицеле.
     С минуту затаилось молчание. Все ждали. Ждала Лена. Ждал Макаров. Ждали
три мрачных физиономии за спиной Владимира Александровича.
     Лицо того, вдруг, сделалось  смертельно багровым. Он поднял отяжелевшие
глаза на Макарова.
     -  Это  - сегодняшний  номер,  - тихо сказал тот. - Накрылась вся  твоя
сделка.
     Накрылась... Нет, не сделка накрылась - накрылась жизнь. Все накрылось.
И Илюшенко  понял. Он понял,  что очевидно, Красиков пытался убить его не по
своей  инициативе.  Красиков  - шестерка, и инициативы у  него  нет.  КТО-ТО
ЗАКАЗАЛ ВЛАДИМИРА АЛЕКСАНДРОВИЧА ИЛЮШЕНКО КРАСИКОВУ. Кто?.. Очевидно,  они -
старшие  товарищи  по  работе,  родная  демократическая  власть,  ребята  из
высокопоставленных   кабинетов.   Они.   Несколько   лиц   прошло   тихой  и
торжественной  чередой перед глазами Владимира Александровича. Это они. Они.
Они. Они хотят его смерти. А что будет теперь? Как оправдается он перед ними
за этот  прокол?.. Да  и можно ли  оправдаться за  такое?  Он  сам, Владимир
Александрович  Илюшенко, добрейший человек,  карал других смертью за меньшие
просчеты и упущения. А здесь? Что  будет теперь с ним?.. Что?..  А что с ним
еще может быть? Много ли здесь вариантов? Эти люди итак приговорили его, они
итак согласились, что он умрет... А теперь?..
     И Илюшенко почувствовал, вдруг, тупое и  скучное  безразличие ко всему.
Ко  всему  вообще. Он  за  бортом.  Его перечеркнули.  И его  жизнь кончена.
Кончена  навсегда.  Он  уже умер.  Насовсем  умер.  Что  тут поправишь,  что
переделаешь?  Илюшенко увидел  в  это мгновение  себя со  стороны - всю свою
жизнь:  ничтожная, пустая  жизнь  ничтожного, пустого человека. И эта  жизнь
оказалась, вдруг, зачеркнутой  - одной точной проворной чертой. Зачеркнутой.
Конец. Глупо жалеть теперь об этой пустой и ненужной жизни. Глупо...
     Перед глазами у Илюшенко стоял мрак. Ему  сделалось жарко. Он физически
чувствовал,  как  жара эта надвигается на него плотной тяжелой стеной. Стало
нечем дышать. Какие-то  силуэты появились из темноты  и молча, угрюмо начали
окружать его. Никто больше не видел  их,  только он. И Илюшенко  понял - это
пришли за ним. Пистолет грубо  стукнул  о  бетонный  пол. Илюшенко  стоял на
месте. Неподвижный,  как памятник. Пустые зрачки его глядели на Макарова. На
своего  убийцу. На человека, который,  сам не зная того,  исполнил  приговор
тех, кто наверху.
     - Накрылась сделка твоя. - Спокойно повторил тот.
     Владимир Александрович открыл рот и попытался сказать что-то. Но из его
горла наружу  вышел только  придушенный  тяжелый хрип. Качнувшись,  Илюшенко
упал на пол.
     Двое  кинулись на подмогу к своему шефу, однако тот уже  растянулся  на
холодном бетоне.
     - Быстро "скорую"! - Крикнул один. - Его надо срочно в больницу!
     -  Не надо  в больницу, -  сказал другой -  маленький  толстенький  и с
лысиной на макушке.  Он  успел уже  пощупать на руке Илюшенко  то место, где
обычно у живых бывает пульс. - В морг его отвезут.
     Потом пнул тело ногой. Все трое убрали оружие.
     - Пошли. - Сказал толстенький с лысиной. - Нечего тут больше стоять.
     Он  шагнул  вперед  и,  достав  визитную карточку,  сунул ее  в  карман
Макарову.
     - Надумаешь - звони. - Сказал он. - Нам всегда нужны толковые люди.
     Макаров вынул карточку и переложил ее в карман лысому человечку.
     - Не надумаю. - Ответил он. - Я завязал с этими играми.
     Тот пожал плечами.
     - Как знаешь. Дело твое.
     Все  трое спустились по лестнице вниз, оставив на площадке труп. Лена с
Сергеем слушали их шаги. Потом Сергей подобрал пистолет Илюшенко.
     - Идем, - Лена взяла Сергея за руку. - Нам нечего тут больше делать.
     Она вызвала лифт.
     - Вот и все. - Проговорил Макаров. - История эта закончилась...
     Двери  лифта  раскрылись.  На пороге  стоял  Красиков.  Как  по команде
Макаров  и Лена выхватили оружие, взяв на  прицел  опера.  Тот покачнулся, и
столбом рухнул  прямо  на руки  растерявшейся  Лене. Рот опера раскрылся,  и
оттуда,  Лене на одежду, фонтаном  хлынула  теплая густая кровь. Только  тут
Лена  заметила, что из груди у  Красикова торчит изогнутая рукоятка большого
кавказского ножа.
     Опер был мертв.

     Макаров, недолго  думая, сдернул  с  двери ленточку,  обозначавшую, что
квартира опечатана милицией и открыл дверь.  Сама дверь еле-еле держалась на
петлях.  Сорванную взрывом,  ее приставили обратно. Внутри  Макарова  ожидал
полный разгром. Оперативники перерыли все,  что только  могли. Единственное:
не было трупного запаха - тело  тети вынесли в  тот  же день. Сергей  стоял,
грустно оглядываясь.
     - Я хотел  пригласить тебя,  -  он  растерянно глянул на Лену. -  Но...
некуда.
     Лена чуть сконфуженно улыбнулась.
     - Мы наведем тут порядок. Вместе...
     Стрелки на  часах приближались к двенадцати. Телевизор не работал - его
расковыряли во  время обыска. Расковыряли  также  и радио.  Сергей  постоял,
подумав - болело везде, болело все тело. Потом открыл бар. Здесь было пусто:
оперативники выпили, что нашли. Только осколки разбитых бутылок напоминали о
когда-то тут хранившемся.
     Сергей развел руками.
     - Ничего, - сказала Лена. - Это - не самое страшное.
     - Ты думаешь?
     - Да.
     Макаров шагнул к ней и взял за ладони. Потискал их, потом почувствовал,
что губы Лены рядом уже. Ближе, ближе... Зазвонил телефон.
     Сергей испуганно вздрогнул, шагнул назад. Нащупал, не глядя, телефонный
аппарат, снял трубку.
     - Кого? - Удивился он.
     Потом протянул трубку Лене.
     - Да... - Лицо ее, вдруг,  стало очень  серьезным. -  Хорошо...  Сейчас
буду.
     - Мне нужно  идти. - Сказала она Сергею, который в эту  минуту сидел на
диване. - Но я вернусь. Скоро вернусь.
     Сергей ничего  не ответил.  Но продолжал сидеть,  молча глядя на  Лену,
когда та повернулась и быстро вышла.
     Сергей не стал закрывать дверь. Зачем? Ведь Лена вот-вот вернется.

     Она  вышла  из  лифта,  и со всех  сторон ее  обступила  темнота.  Лена
остановилась, потом пошла дальше. И тут чья-то рука  схватила  ее за  горло.
Тихо  блеснуло наточенное лезвие... Рука, сжимающая рукоятку, задергалась  в
воздухе.  Лена попробовала перехватить нож.  Она увидела физиономию  Валька.
Нож своим лезвием завис в воздухе - в сантиметре от ее лица.
     - Думала - не увидимся больше? - Тихо сказал Валек. - Ошибалась.
     Ударил выстрел, похожий на приглушенный негромкий  хлопок. Теплая кровь
брызнула. Лена отпихнула от себя мертвое тело, которое безвольно  спустилось
на пол. Она тяжело дышала, пытаясь поверить, что жива все еще.
     Человек в белом плаще и в черной шляпе появился из темноты. Он  спрятал
в карман пистолет со звукоглушителем.
     - У тебя проблемы? - Спросил он.
     - Теперь -  нет. - Лена смотрела, не отрываясь, на труп под ногами и на
увеличивающуюся, хотя и без того большую, темную лужу.
     - Пошли. У меня мало времени.
     Лена переступила через труп, чуть отодвинув его.
     Человек в белом плаще и в шляпе шагнул в тень.
     - Ну? - Спросил он. - Что у тебя?
     - Оружия для сербов  не будет. - Сказала Лена. - Она коротко рассказала
ему о Павловском, Ахмете,  Султане  и Илюшенко.  Потом вынула пачку бумаг. -
Это может быть для вас интересно.
     Человек в белом плаще достал конверт и сунул его Лене.
     - Шеф тобою доволен, - сказал он коротко.
     Лена  вскрыла  конверт.  Аккуратно  уложенные  американские  долларовые
купюры. Пересчитывать она не стала.
     - Моя предыдущая информация как-то пригодилась? - Спросила Лена.
     - Если бы не пригодилась, тебе бы не заплатили.
     Человек в белом плаще спрятал бумагу и вышел на улицу.
     - До встречи. - Бросил он.
     - До свидания. - Прошептала Лена.
     Она подождала минуты две,  потом, когда стало совсем тихо, выглянула из
подъезда.  Захотелось  пройтись.  Лена  свернула  за  угол,  и  тут  увидела
коммерческий  ларек.  Горел  свет. Скучный паренек  читал  детектив. Заметив
возможную покупательницу,  он  отложил  книжку  в сторону. Где-то, в  вышине
хлопнула ракетница. Подумав,  Лена взяла две бутылки  шампанского  и большую
коробку конфет. Потом еще каких-то консерв. Когда она просунула через окошко
две десятидолларовые купюры, лицо у паренька прояснилось. Он заинтересованно
посмотрел на Лену.
     - У меня нет рублей. - Лена развела руками.
     Продавец не стал спорить. Только горестно покачал головой.
     - Мы не даем сдачу в долларах, - сказал он. - Только в рублях по курсу.
     Лена согласилась. Продавец выдал ей сдачу.
     Рассовав по карманам свои покупки, Лена пошла обратно. Одну  из бутылок
и конфеты она несла в руках.
     У  самого подъезда  Лена  чуть приостановилась. Она не  успела заметить
наведенное на  нее сзади дуло. Замерзший  палец надавил на курок четыре раза
подряд...

     Четырехлетняя  Лена  большими  и  удивленными  глазенками  смотрела  на
пистолет, что  лежал на столе. Это - табельное оружие ее дяди. Дядя служил в
милиции  оперуполномоченным. Недавно  он обезвредил вооруженного бандита.  У
бандита был нож,  но  дядя выстрелил из своего пистолета (из этого самого) и
попал  бандиту  в руку. Нож  выпал, и дядя надел  на  обезоруженного банлита
наручники. Лена все думала, что это, наверное, очень страшно  - когда против
бандита, особенно вооруженного.  Ей все хотелось  потрогать пистолет, но она
не могла решиться.
     Несколько минут Лена стояла на месте, боясь  приблизиться. Она слышала,
как взрослые звенят бокалами и громко смеются в соседней комнате.
     Не выдержав,  наконец,  Лена  медленно  протянула  руку.  Пистолет  был
холодный. Лена хотела поднять его, но не могла. Она стала ощупывать, со всех
сторон разглядывая. Какой-то рычажок с трудом, но поддался. Лена переключала
его туда-сюда несколько раз.
     Курок  она  трогать  боялась.  Лена представляла  себе,  что произойдет
тогда, и все у нее внутри замирало от ужаса... Но курок не давал покоя. Лена
пощупала его. Потом начала слегка надавливать... Курок  -  очень твердый,  и
Лена пыталась  представить, каким же  надо все-таки быть большим  и сильным,
чтобы нажать на него одним только пальцем.
     Лена не могла успокоиться. Она продолжала давить сильнее и сильнее...
     Грохот выстрела услышали в соседней  комнате. Секунду стояла  тишина...
Потом взрослые гурьбой уже кинулись туда, откуда прогремело.
     Ленина мама вбежала первой. То, что  она сразу увидела - это была Лена,
неподвижная  и  белая,  как  простынка,  не  сводящая  круглых  глазенок  от
пистолета, упавшего на пол.
     Мама, закричав, бросилась к девочке, судорожно ее тискала, не веря, что
Лена  цела.  Потом  подбежала к брату, который  стоял  тут  же, в  сторонке,
растерянно глядя то на свой пистолет, то на Лену.
     - У тебя, что, мозгов совсем нет?! Ты бы еще в игрушки ребенку пистолет
положил!
     Тот виновато пожимал плечами.
     -  Я  не знаю... почему  он выстрелил... Курок не  был взведен... Точно
помню...
     Потом мама, вне себя, кричала на Лену:
     - Никогда не смей брать в руки оружие! Ты меня слышишь?! НИ-КОГ-ДА!

     Лена   обернулась.  Сзади  нее  стоял   взлохмаченный   мальчишка   лет
шести-семи. Он держал в руках пистолет - большой, почти, как настоящий.
     - А ты почему не спишь? - Спросила Лена.
     - Взрослые за столом сидят. - Недовольно сказал мальчишка. - А я почему
спать должен?
     Начинался новый 1993-й год. Было уже  за  полночь, и чуть ли не во всех
окнах  горели  огоньки.  Слышалась музыка.  Какая-то  очень  знакомая песня.
Ужасно  знакомая.  Из  детских,  давно  уже  позабытых  снов. Тех снов,  где
отважный рыцарь  в  который раз отрубает  последнюю  голову злому дракону; а
благородный принц снова находит потерянный башмачок, чтобы опять жениться на
прекрасной Золушке.
     - Падай! -  Закричал  взлохмаченный  мальчишка, целясь в Лену. - Я тебя
убил четыре раза подряд!
     Лена искренне удивилась.
     - А зачем так много? Одного достаточно.
     - А я тебя четыре раза убил! - Не сдавался мальчишка.
     Лена улыбнулась, потом медленно покачала головой.
     - Ты промахнулся.


     Туапсе-Краснодар-Торонто- Итобикок-автобус  "Итобикок- Торонто"-автобус
"Торонто- Итобикок"-Скарборо- Миссиссага-Брэмтон-Вон,
     1992-2000, 2002-2003 гг.

Last-modified: Mon, 10 Feb 2003 06:41:17 GMT

Оцените этот текст: