.  Его
взгляд зорко замечает все несовершенство человека и жизни,  но он теплее, он
чужд  холодной  мизантропии  романтика.   Таким,  собственно,  было  издавна
отношение к  романтизму больших  русских писателей.  Лермонтов создал  образ
Демона,  но  он  же увидел в  реальной жизни и  тепло и  человечно изобразил
Максима Максимовича.
     В  "Морозе" Короленко есть Игнатович,  но  есть и  староста ямщиков,  в
котором не видно ничего ни романтического, ни героического. Способен же этот
староста,  оказывается,  на  человеческое  душевное  движение:  просто,  без
аффектации он соглашается не за деньги,  без вознаграждения ехать в страшный
мороз  спасать  человека в  тайге.  Для  "чистого" романтика такое  душевное
движение ничтожно,  он его просто не замечает, уходя от презираемой им толпы
на свой подвиг. А Короленко и отдает должное безоглядной отваге романтика, и
говорит о  присущей такому герою  слепоте;  писатель дорожит и  самым  малым
проявлением человечного, тем человеческим началом, которое скрыто в людях.
     Все  это,   пожалуй,   позволяет  точнее  определить  творческий  метод
Короленко.  Он - реалист, которого неизменно привлекают проявления романтики
в жизни. Реалист, размышляющий о судьбах романтического, высокого в суровой,
отнюдь не  романтической действительности.  У  Короленко немало героев,  чей
яркий духовный накал,  самосжигающая беззаветность поднимают их  над  тупой,
сонной   действительностью,    служат   напоминанием   о   "высшей   красоте
человеческого духа".  Но  пожалуй,  не  менее  важны  для  Короленко не  эти
исключительные и выдающиеся личности, сгустки романтизма.
     Короленко-художнику   важно   заметить   под   толстой   грубой   корой
обыденности,  повседневности живое движение, порой один миг пробуждения (как
у  перевозчика Тюлина).  "У  каждого из  нас  есть  свой выдающийся период в
жизни",  -  замечает писатель в  "Марусиной заимке",  рассказывая о  "вечном
пахаре" Тимохе.  Свой  героический час,  даже  мгновение есть и  у  охотника
Степана,  и  у  Тыбурция,  и у "соколинца".  Даже в жандарме из "Чудной",  в
старосте из "Мороза" не все погибло: жизнь может обречь человека на горькую,
даже  низкую судьбу,  но  человеческое рано  или  поздно даст о  себе знать.
Писателю  дороги  эти  незаметные и  мгновенные огоньки,  в  них  опора  его
гуманизма, основа его исторического оптимизма.
     "Открыть значение личности на почве значения масс" - такое эстетическое
требование выдвинул Короленко в эпоху, когда началось пробуждение масс.
     О  себе Короленко мог бы  сказать словами одного из своих героев:  "Его
любовь была любовь к свободе,  а его ненависть -  вражда к угнетению... язык
его был подобен мечу,  поражавшему лживые измышления...  По  мере того,  как
ненавистный гнет  усиливался,  он  отдавал свое  сердце  народу,  -  сердце,
горевшее  любовью".  Не  только  литературными произведениями -  всей  своей
деятельностью  Короленко  подтверждал  эту  характеристику.   Ни   малейшего
противоречия не  было  между тем,  чему  учил  и  к  чему призывал он  своих
читателей,  и  тем,  как жил и  действовал сам.  И  в творчестве,  и в жизни
Короленко,  по  словам Горького,  представал "редким человеком по  красоте и
стойкости духа", "идеальным образом писателя".