развел руками. - Вы здесь за главного, Иван Захарович. Решайте. Я, честно говоря, побоялся оставить мальчика. Уж очень это необычное дело - пришельцы. - Да, да, - задумался Соболев. - Я тоже тревожусь о Максиме. Был бы малейший намек на опасность - Совет немедленно прервал бы контакт. Но поводов для опасений пока нет. Случай с доктором - не что иное, как недоразумение. Поэтому прекращать разговор со звездными братьями, пусть даже по-настоящему еще и не начавшийся, очень не хочется. И все же, друзья мои... Академик пристально взглянул на Лаврова-старшего. - А что думает отец? Как нам лучше поступить? Егор Иванович провел рукой по лицу, будто хотел снять с него липкую паутину тревоги. - Дело вот еще в чем, - было видно, что отцу Максима не очень хочется говорить. - Мы все решаем за Максима и забываем существенную деталь - весной ему исполнилось двенадцать. Мой сын получил все три Приобщения и место жительства волен выбирать сам. Заходить в Купол мы, конечно, можем ему запретить. Но, поймите, Максим ведь сын ученого... - Вот и хорошо, Егор Иванович, - академик впервые за вечер улыбнулся. - Пускай пока все остается, как было. Возможно, не сегодня - завтра хозяева Купола захотят перейти к серьезному разговору. Кстати, Егор Иванович, вы же биолог. Что вы думаете об этом симпатичном чертенке? - Это нечто искусственное, - уверенно ответил ученый. - Робот или биоробот. Максим не обратил внимания, а ведь чертенок несколько раз упоминал о программе и даже показывал ее - доставал из головы пластинку. - Программа узкая, - хмуро добавил Кравцов. - Он многого не знает, не любит, если можно так выразиться, вопросов. Это какой-то развлекательный автомат или... игрушка. Внешний облик явно позаимствован из земных сказок... Все равно - детский сад. - Что касается леса, - продолжил Егор Иванович, - то под Куполом настоящий ботанический сад. Я не специалист по внеземным растениям, но то, что деревья принадлежат к разным климатическим зонам, можно определить наверняка. - Замок интересный, - пробормотал про себя Сините фукэ. - Где-то я видел нечто похожее. Земное, наше... Но где? Максим влетел в столовую и замер от удивления. Зал был полон народу, столы сдвинули так, что получился один, и в центре его красовался огромный пирог. - Ура полпреду человечества! - закричал Прокудин, поднимая бокал с шампанским. Все заулыбались, зашумели, принялись тискать Максима, а затем усадили между отцом и академиком Соболевым. Гарибальди попросил слова. - Произнеси, - загудели ученые, а Марта даже захлопала в ладони. И Тимофей Леонидович произнес. Нечто туманное и торжественное, а в конце сказал просто и трогательно: - Вот что особенно здорово. Середину полярной ночи, середину зимы, мы сегодня празднуем не одни. В нашем большом доме - гости. Значит, и для всего человечества зима одиночества во Вселенной пошла на убыль. За встречу! Зазвучала музыка. Отец разговорился с академиком Соболевым, и тот повел его в библиотеку - ее маленький купол примыкал к столовой. - Привет, дай кушать, - улыбнулся Максим, пересаживаясь поближе к Марте. Он уже доедал второй кусок пирога и теперь жалел, что нет сейчас рядом потешного чертенка - вот бы попроказничали. - Пойдем танцевать. - Марта потащила Максима за руку, и он, не выпуская свой кусок пирога, бросился за ней - в расступившийся круг. Веселье утихло далеко за полночь. Расходиться никому не хотелось, и повеселевший Кравцов закомандовал, чтобы все шли в зимний сад. - Ага, - подмигнул Максиму Фукэ. - Не только тебе среди райских кущей прогуливаться... Раз, два, три - побежали! Они гурьбой проскочили через насквозь промороженный пластиковый коридор-туннель и очутились под прозрачной крышей зимнего сада. Здесь было тепло и темно. А в следующий миг, будто по заказу, над прозрачной крышей забилось бледное голубоватое пламя, в небе поползли серебряные змеи полярного сияния. - Ребята, - прошептала Марта. - Да вы не туда смотрите: сирень расцвела. - Я первый, я первый! - запрыгал Максим. - Каждый нюхает только раз. Иначе всем не хватит. Он уже протянул руку, чтобы наклонить ветку с белыми гроздьями, как вдруг что-то огромное заслонило сполохи полярного сияния, раздался сильный удар, и на головы людей со звоном посыпались куски стеклопластмассы. - За мной, быстро в столовую! - скомандовал Фукэ. - Прокудин, разыщите Ивана Захаровича. Снаружи что-то грозно затрещало, завизжал о лед металл. Максим, выскочив из зимнего сада, растерянно щурил глаза, пытался хоть что-нибудь разглядеть. Внезапно над станцией разом вспыхнули все прожекторы. - Ух ты! - на большее у Максима не хватило слов. В кругу света, присев на задние лапы, грозно вращал глазами рыжий дракон. Он был поистине громадный - выше мачт с прожекторами. Шерсть на загривке у дракона свалялась в огненные клоки, а правую лапу великан поднял, будто хотел заслониться от слепящего сияния ламп. - Кинокамера, где кинокамера? - истошно завопил Максим. Кто-то изо всех сил ударял в пустую бочку - наверное, хотел испугать чудовище. Дракон и впрямь попятился. Рубчатый хвост, достойный того, чтобы его разворачивали вездеходом, нечаянно зацепил будку автоматической метеостанции. Дюралевый домик жалобно звякнул своей начинкой и накренился. Дракон сверкнул глазищами, довольно осклабился. - Всем в столовую! Немедленно укрыться! - закричал подоспевший начальник станции. Чудовище снова попятилось. Метеостанция отчаянно заскрипела и грохнулась с опор наземь. Рыжий хулиган тотчас обернулся на звук и так поддал будку лапой, что она покатилась по льду, будто консервная банка. - В укрытие, черт вас побери! - снова закричал Тимофей Леонидович, подталкивая замешкавшихся. - Ду-ду-ду! От библиотеки, перекрывая гам голосов, ударила-очередь "медвежатника". Трассирующие пули веером вошли в грудь дракона, и тот удивленно зарычал. Ударила еще одна очередь. Чудовище махнуло лапой, будто хотело поймать рой смертоносных ос и рассмотреть их поближе, неуклюже повернулось, сбив хвостом мачту с прожекторами. - Уймите паникера, - холодно сказал Соболев. Он стоял рядом с Максимом и спокойно щурил глаза. - Уймите или я отдам его под суд. Дракон еще раз ухмыльнулся во всю пасть и помахал лапой - пока, мол, потом грузно зашагал прочь. Среди ледяных застругов снова загрохотала будка метеостанции. Дракон футболил ее пятитонную громадину, будто веселый мяч - улюлюкал вдали, ревел, а то... смеялся. Точь-в-точь, как пришельцы из Купола... "Завтра надо пораньше встать, - подумал Максим, останавливаясь возле своей комнаты. - Этот дракон может все испортить. Гарибальди теперь точно побоится отпустить меня в Купол. А если еще и отец... Нет, надо пораньше". В комнате, как только он переступил порог, автоматически зажегся свет. Здесь было тепло и уютно, и мальчику на миг показалось, что все это сон. И звездный Купол, и хитрый чертенок, и чудеса на станции. Сон, который может присниться только во время каникул, особенно когда тебе повезло и ты попал в Антарктиду, где все и без пришельцев волшебно и удивительно. На столе вдруг тихонько застучал электронный секретарь. "Кто-то вызывает меня сейчас, - подумал Максим, - и элекс старается, записывает. Постой! Как же он может стучать? Ведь я еще неделю назад наполовину разобрал эту машинку. И элементы питания вынул. Вот они, под книгами лежат... Как же так? Опять чудеса?!". Максим метнулся к столу. Полуразобранный элекс тихонько гудел, из щели ползла лента с торопливой машинописью: "Извини нас за дракона. Роом за это перевоплощение наказан. Приходи завтра". - Где вы? - прошептал Максим, оглядываясь. Ему показалось, что таинственные пришельцы где-то рядом, в комнате, может, даже за спиной. "Нет, я далеко. В палатке. Я не знаю земного слова, чтобы назвать точнее. Мы - в палатке. Вы еще говорите - Купол". "Откуда они могут знать, что я сейчас воскликнул? - поразился мальчик. - Ведь элекс работает только на прием. Полуразобранный элекс! Может, пришельцы умеют читать мысли?" "Нет, - снова застучал аппаратик. - Все прочесть нельзя. Я только чувствую их. Совсем немного. Ты хороший и любознательный мальчик. Я приглашаю - приходи завтра". - И мы опять будем играть в прятки? - недовольно проворчал Максим. На ленте сразу же появилась новая россыпь букв. "Угадай меня! Я так хочу. Ты должен меня угадать". - Я никому ничего не должен, - улыбнулся мальчик. "Прости. Командовать - плохая привычка. Я скажу иначе. Я прошу - угадай меня". - Попробую, - не очень охотно согласился Максим. - Только ты мне помоги угадывать. Хорошо? Элекс еще раз простучал: "Приходи!" и умолк. - Медведи из снега, яблоки из льда, - огорчился мальчик. - Угадай, узнай... Попробуй угадай. Может, ты леший? Или тень... Кто же ты? АЛАЯ ПТИЦА Искусственное крохотное солнце пришельцев уже нырнуло за верхушки деревьев, когда Максим в который раз вышел на берег озера. "Вот тебе и "угадай меня", - грустно размышлял мальчик. - Все ноги исходил, все глаза проглядел. Никого и ничего. Даже чертенок куда-то запропастился. И таинственных голосов тоже не слышно. Только смех в вышине". Он безнадежно и громко постучал в ворота замка - заперто. Отошел, присел на жесткую траву. Через минуту над головой прошумели крылья - к озеру снова прилетела Алая Птица. Она грациозно выгнула шею, приветствуя мальчика, и Максим устало улыбнулся: "Уже птицы узнают - примелькался". Впервые он увидел ее утром - вспышку огня среди бледных кувшинок. Птица радостно щебетала, то садилась, то вновь кружила над озером - низко, чуть не касаясь воды. Алые полотнища крыльев распрямлялись, наполнялись тугим движением воздуха... Птица мальчику не надоедала, не заводила разговоров на человеческом языке, и это ему нравилось. Когда чудес и загадок слишком много, становится неинтересно. "Никого. А еще звали-приглашали, - подумал Максим. - Ну и пусть. Посижу немного, отдохну и пойду домой. Надоело. В самом деле, не пришельцы, а какой-то детский сад..." - Ты опять грустный? - раздался за спиной знакомый голосок. Чертенок сегодня принарядился. Маленький оранжевый камзол явно мешал ему, хотя на вид был эластичный и легкий, словно пушинка. - Мешает, - вздохнул чертенок. - Хозяйка заставила. На Земле, говорит, нагишом гулять не принято. Ну и глупо, глупо... А ты сегодня уже проказничал? - Постой! - обрадовался Максим. - Ты сказал - хозяйка. Кто она? - Не знаю, ничего не знаю, - опять заскулил бесенок и хотел было улизнуть, но мальчик ловко поймал его за хвост, дернул и вполне серьезно пригрозил: - Не скажешь - оторву! - Нечестно, нечестно, - затараторил чертенок. - Она везде. Она разная. У нее тысяча лиц. Она веселая. Ой, я больше ничего не знаю, отпусти. Пойдем веселиться. - Только ненадолго, - сказал Максим. - Меня ждут на станции. В душе он обрадовался чертенку. Как-никак, хоть живая душа рядом. - Хи-хи-хи, - веселился попутчик, то подпрыгивая на ходу, то забегая вперед. - Мы устроим тарарам так, что жарко станет нам. Тарарам, тарарам, тарарамушка... Они шли медленно. Вечерней спокойной красотой сияли деревья - от макушек, еще купающихся в последних лучах искусственного светила, до корней, то здесь, то там яростно рвущихся из-под земли. Молодое веселье бродило в листве, пружинило стеблями трав, закипало в разноцветных каменьях самых причудливых форм. Мир Купола был полон непонятного волшебства и очарования. Внезапно деревья кончились, Максим и чертенок вышли на большую поляну. Это была настоящая сказочная поляна. В зарослях незнакомых цветов, кое-где огражденные валиками низкорослого кустарника, уютно расположились "подарки" пришельцев. Все то, что гремело и подпрыгивало на ледяной площадке возле станции, удирая от людей, - шары, "кирпичи", хитроумные аппараты. "Подарки" опять празднично сияли, неудержимо влекли мальчика к себе. Все на этой поляне поражало воображение. На тонких стеблях - зеленые "теремки". Из "кирпичей" кто-то выстроил веселый лабиринт. В небе на серебряных нитях кружат гирлянды большущих шаров, а ближе к лесу на таких же нитях, образующих тоненькие ободы, висят прозрачные колокольчики кабин. Рядом с ними уже знакомые цилиндры выстроились, только здесь они почему-то на колесах. Точь-в-точь - батарея старинных пушек. - Поехали, поехали! - закричал чертенок и подскочил к небольшому устройству, похожему на пульт управления. "Пушки" гулко выстрелили, и в небе распустились разноцветные гроздья фейерверка. Жидкий огонь наполнил шары гирлянд. Закружились, зазвенели колокольчики кабин. Повсюду что-то ухало, шипело, тысячи огоньков зажглись в непонятных устройствах. - Тарарам, тарарам - веселиться надо нам, - пропел чертенок, на ходу вскакивая в кабинку голубого, брызжущего искрами волчка. Тот подпрыгнул, помчался зигзагами над поляной. "Пушки" выстрелили опять, и в одном из зеленых "теремков" вдруг открылся вход. - Не трусь, малыш, - посоветовал чертенок, пролетая мимо на своем электрическом мустанге. Максим осторожно шагнул в "теремок", охнул от неожиданности и полетел, барахтаясь, в черную бездну. Спустя несколько секунд, поборов мгновенный страх, мальчик заметил, что вокруг него сияют звезды. Мириады звезд. Вот эта, желтенькая, кажется совсем рядом. Даже не звезда, а косматый огненный шарик. Если бы посмотреть на нее поближе - что там? Не успел Максим додумать эту мысль, как его снова швырнуло в звездное крошево, в холодную беспредельность вселенной. Желтый шарик быстро разрастался, превратился в огромное светило. Дохнуло жаром. И тут Максим узнал в звезде родное Солнце. И заметил шарики поменьше, торжественно и плавно плывущие в пустоте. Каменистый - Меркурий, перламутровый и туманный - Венера, голубенький - Земля. - Ура! Я лечу! - закричал Максим. "Я хочу теперь туда, к звездам", - подумал мальчик, поняв, что все желания его здесь каким-то образом сразу исполняются. Он снова полетел. Несказанно быстро, пронизывая пространство, будто стрела. Он летел, и миры то разбухали перед его взором, открывались в движении своем и жизни, то сжимались и исчезали. Максим видел планеты - молодые и яркие, цветущие и спокойные, дряхлые и умирающие. Он что-то пел, кричал, приветственно махал рукой мирам-полустанкам, мимо которых проносил его удивительный аппарат пришельцев. Но тут Максим вдруг вспомнил, что все это великолепие вселенной пока несбыточное, невозможное для людей, доступное только пришельцам, которые лишь играют и притворяются, которые... Понимать это было очень обидно. - Назад! - закричал в ярости Максим. - Довольно! Не хочу здесь! Не хочу летать в вашем аттракционе! Черные бездны послушно сжались, звездные миры погасли, и Максим кубарем выкатился из "теремка". - Не понравилось? - участливо спросил чертенок. - Мне тоже. Глубоко и холодно. Максим больше не оглядывался по сторонам, не восторгался. Он на всякий случай снял поляну "пуговицей" видеомагнитофона, попрощался с чертенком. - Ты веселись, а я пойду. Посмотрю еще раз на птицу и пойду. Надоело играть в прятки. Не скучай. - Мне не положено скучать, - чертенок выбил копытцами дробь, бодро махнул хвостом. - Нет у меня программы такой - скучать. А то чего, я бы смог... Мальчик шел быстро и решительно. Вот и озеро - голубеет среди деревьев. Но что это? И откуда музыка? Максим замер. На водной глади, среди кувшинок и брызг, танцевала девочка. Она была в алой воздушной накидке, вокруг тонкого лица, словно языки пламени, разметались огненные волосы. Она то бежала по кругу, едва касаясь босыми ногами воды, то вертелась волчком, и руки ее взлетали и падали в такт мелодии. Казалось, что музыка не приходит извне, а рождается в самой девочке - то плавная, как ее движения, то стремительная, брызжущая внутренним светом. - Ой! - воскликнула девочка, заметив Максима, и остановилась. Она подбежала к берегу - запыхавшаяся и немного смущенная. - Это ты?! - девочка говорила гортанно и быстро, словно щебетала. - Наконец это ты. Ты угадал меня, и я не стала больше прятаться. Ты рад? - Разве угадал? - смутился Максим. - Я уже собрался было уходить, только еще раз захотел посмотреть на птицу и вернулся. Она плавала здесь. И летала. Красивая такая, алая... - Это я была, я, - засмеялась девочка. - Ой, я придумала... Тебе все равно не выговорить мое настоящее имя. Так ты и называй меня Птицей. Я часто принимаю этот облик. - Принимаю облик, - тихо повторил Максим. Он растерянно смотрел на девочку, затем опустил глаза. На вид она была такая настоящая, живая. От нее даже чуть-чуть пахло цветами. - Значит, и ты... Значит, ты на самом деле - другая? - Нет, нет, - девочка осторожно коснулась Максимовой руки. - Мы такие же, как и вы. Просто мы научились менять свою форму, превращаться во что угодно. В дерево, камень, птицу. По желанию, а чаще всего - в случае необходимости. А потом опять возвращаем себе тело. Так очень удобно, правда? - Не знаю, - честно ответил мальчик. - Странно все это. Я только одно понял - ты любишь превращаться в Птицу. - Не в Дракона же, - улыбнулась Птица. - Я еще раз прошу прощения за выходку брата - он сильно вас напугал... Со мной два младших брата, - пояснила она, оглядываясь. - Полетели посмотреть ваш мир. Пока еще не вернулись. - Роом - один из них? - Да, он самый главный проказник. Он и в Дракона превращался... Понимаешь, когда мы приносили тебе лекарство, я не удержалась и прочла твои книги. Нам захотелось сделать тебе приятное. Максима осенило. Вот почему замок пришельцев показался ему знакомым. Точно такой нарисован на обложке одного из сборников сказок. Значит, они все скопировали. - И все это - черти, лешие и даже замок - для меня? - Тебе не понравилось? - глаза девочки погрустнели. - Что ты! - запротестовал Максим. - Очень даже. Спасибо тебе, Птица. Просто мы еще не умеем превращать каждую выдумку в реальность и поэтому не поняли, что к чему. - Я знаю. Ваши взрослые испугались тогда Дракона. Роом так смеялся... Птица, что-то вспомнив, коснулась взглядом "пуговицы" видеомагнитофона. - Не надо этого, - попросила она. - Я и так нарушила запрет, мне попадет за это. Мы пока не можем вступать с вами в настоящий контакт. Наши взрослые считают ваших взрослых немного не подготовленными. Ведь на вашей планете еще осталось зло. - Совсем немного осталось, - сказал Максим, но "пуговицу" выключил. - Отдельные группы людей. Глупых. А государств разных уже вообще нет и армий тоже... Ты поэтому и не впускаешь никого в купол? - Пойдем к нам, - девочка махнула рукой в сторону замка. - У вас же принято приглашать гостей в дом. - И откуда ты все знаешь, Птица? - удивился Максим, когда они вышли на тропинку, что вела к замку. - Перед каникулами я специально изучила ваши языки. А уже здесь, на Земле, прочла ваши книги - мы читаем гораздо быстрее, чем вы. И еще умеем чувствовать качество мыслей, их эмоциональную окраску. Максим отвел глаза. - Ты и сейчас... чувствуешь? - Конечно, - серьезно ответила девочка и вдруг быстро провела горячими пальчиками по лицу Максима. - Мне тоже хорошо с тобой. И ты мне тоже правишься. Давно. - Вот еще выдумала, - нахмурился он. - Говоришь "давно", а сами только несколько дней, как прилетели... - Это и есть давно. Времени мало, но качество его, насыщенность... Понимаешь, у вас слово "качество" сухое. А мы считаем, что меру качества имеет все-все на свете - и время, и мысли... Только не надо сейчас об этом. Мы уже пришли. Птица повелительно подняла руку, и ворота замка с мелодичным звоном распахнулись. Дворик с десятком деревьев, дно маленького бассейна устилали белые и розовые плитки. И в воде, и в глубине плиток жило какое-то непрестанное движение, а в воздухе, ничем не поддерживаемые, плавали плоские чаши с цветами. - Не удивляйся, - предупредила вопрос гостя девочка. - Мы давно управляем силой притяжения. Как хотим. Ты же видел - я танцевала на озере. То, во что они вошли, Максим не знал даже, как назвать. Какая-то легкая дымка, пронизанная золотистыми прожилками. По ходу их движения дымка мгновенно сворачивалась, затвердевала полупрозрачными стенами. В комнатах таким же образом - из ничего, из воздуха - появлялись различные предметы. Изящные, словно игрушки, невесомые в своей красоте и целесообразности. - Сейчас мы сделаем зал, - радостно защебетала Птица. - Хочу зал для дорогого гостя! - крикнула она, и послушные стены тотчас раздвинулись, одна из них высветилась, превратилась в огромное окно. - Даже не верится, что мы на полюсе, что за куполом сейчас воет пурга, - прошептал изумленный Максим. - Ты настоящая волшебница, Птица. - Мы нарочно разбили свой лагерь в Антарктиде, - сказала она. - Хотели, чтобы никто не знал о нас, не видел. Чтобы никому не мешать. А получилось, видишь как... - Я так рад, что познакомился с тобой, Птица! - Максиму было трудно говорить - невысказанные слова и чувства переполняли его. - Мне даже присниться не могло, что я буду говорить со звездным человеком как с девчонкой из соседнего двора. - А ты часто разговариваешь с девчонками из соседнего двора? - Птица смотрела лукаво и выжидающе. Потом, после паузы, добавила уже серьезно: - Мы - дети, нам во все времена и во всех мирах было легче договориться друг с другом. Она снова взмахнула рукой, и одна из стен растаяла, открыв настоящую оранжерею. Максим узнал земные растения и удивленно взглянул на хозяйку волшебного дома. - Я люблю выращивать цветы, - объяснила Птица. - Возьму их домой и посажу на своей планете. А потом соберу семена и снова посажу. У нас это очень почетное занятие - засевать планеты и разные пустынные уголки жизнью. Вот, братья подрастут немного, и мы обязательно станем Сеятелями... И вдруг безо всякого перехода: - А хочешь, я засею цветами вашу Антарктиду? У нас есть растения, которые растут прямо во льдах. А еще можно растопить эти льды. В два счета. - Не надо, Птица, - покачал головой Максим. - Мы всегда вместе такие дела делаем. Так интересней. Да и взрослым наша затея может не понравиться. - Ох, уж эти взрослые, - вздохнула девочка. - Они сами себе набросают бревен под ноги, а потом хвастаются - смотрите, дети, какими трудными дорогами мы шли... Все они одинаковые. И ваши, и наши... Только от нас требуют благоразумия, а сами... Они вышли во двор. Уже совсем стемнело: за распахнутыми воротами чернели громады деревьев, а чуть Дальше, в сонной глади озера, отражались незнакомые созвездия. Максим впервые так задержался в Куполе - до ночи - и сейчас не мог сдержать возгласа восхищения. - Как у вас тут здорово, Птица! Все будто настоящее. Днем - солнце, ночью - звезды. И ветер еще, и лес, и птицы. - Обычная... - девочка поискала подходящее слово, - палатка. Еще можно назвать - туристский комплект. Конечно, такие универсальные палатки мы берем с собой только тогда, когда собираемся далеко - в другие звездные миры. - Ого! - удивленно присвистнул Максим. - Ничего себе палаточка. А замок? Он что - тоже входит в комплект? - Нет, - Птица снова поискала нужное выражение. - Это... ну, словом, это детский игрушечный набор. У вас тоже есть похожие - "Юный строитель" или "Юный архитектор"... Она вдруг тихонько засмеялась. Так тихонько, словно ветер вздохнул. Максим поскучнел, взглянул на часы. - Я, пожалуй, пойду, Птица, На станции волнуются. Еще, чего доброго, домой отправят. Пойду я. - Приходи завтра. Обязательно! - девочка взяла Максима за руку, заглянула в глаза. - Ты только не обижайся на нас, ладно? Вы гордые, - люди. Это хорошо. Но не будь слишком взрослым, ладно? Не обижайся на непонятное. То, что для вас необыкновенно, для нас - привычно. Мы не хвастаемся, мы просто немного другие, дальше ушли... Мы не будем поучать. Поделимся и все... Невидимая стена толкнула мальчика в грудь и выпустила наружу. За то время, что Максим был в Куполе, погода успела испортиться. Резкий ветер подхватывал горсти колючих льдинок и без устали швырял их в лицо. Огни наблюдательного поста еле виднелись, хотя до него было рукой подать. Максим невольно поежился, подтянул выше застежку комбинезона. "Что там холод, что вьюга", - подумал мальчик. Он чувствовал себя радостным и сильным. Будто вовсе и не было ни томительных дней ожидания, ни разочарований. Будто Птица вновь была рядом - самая красивая, самая необыкновенная девочка во всех звездных мирах... "Пройдусь немного, - решил Максим. - Все равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что "пришельцы" и не помышляли о контакте? Птица и ее братья неудачно разбили "палатку" - всего-навсего. Думали - глухое место, а тут наша "Надежда"... Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привел с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин - тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал ее, все надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию "Надеждой", то говорили совсем о другом - о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли..." Идти было трудно. Снега насыпалось много - сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался. "Так я и за два часа не управлюсь, - подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. - Еще снова заблужусь..." И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом. Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твердая тропинка. - Птица! - закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. - Спасибо, Птица! Спасибо, Алая! ПРОЩАНИЕ НА БЕРЕГУ Когда Максим закончил свой рассказ, в кают-компании дружно зашумели. - А я, старый дурак, все голову ломал - где, думаю, я уже видел такой замок?.. - Синити Фукэ хлопнул себя по лбу и рассмеялся. - Вот-вот! Я так и говорил - детский сад! - Кравцов возбужденно вышагивал взад-вперед на свободном от кресел "пятачке", с победным видом потирал руки. - Все это крайне несерьезно. Нет, вы только подумайте - мы, оказывается, не готовы к контакту! Это же смешно, товарищи! Какая-то девчонка решает судьбу взаимоотношений двух цивилизаций! Парадокс. Я считаю... - И считайте себе на здоровье, - перебил его Тимофей Леонидович. - Разве не ясно, что контакты - не дело ребят? По-моему, Птица объяснила это популярно. Сейчас главное - узнать, откуда они. Чтобы нам хоть адрес оставили. На потом. - Все мы как дети, - академик Соболев покачал головой, ласково взглянул на Максима. - Тебе не кажется, Максим Егорович, что все мы вели себя как малые дети? Ломились в Купол, будто в запертую кондитерскую. Подарок Птицы, - а она послала нам лучший набор игрушек и аттракционов, - даже толком не разглядев, начали ломать. - Опасные игрушки, - пробормотал доктор, зябко поеживаясь. - До сих пор голова раскалывается. - Ничего подобного! - резко возразил Соболев. - Мы тоже наказываем ребенка, если в нем просыпается разрушитель. Все рассмеялись. А Егор Иванович объяснил: - У пришельцев очень высокая энерговооруженность организма. Для них, коллега, такой разряд - всего лишь легонький шлепок. - Полно вам, друзья. - Соболев мечтательно прикрыл глаза. - Мы узнали самое главное - мы теперь не одиноки! Мы, может, и не готовы пока начинать разговор со своими звездными соседями, но подрастает поколение Максимки. А там, - академик неопределенно махнул рукой, - там подрастает поколение Птицы. Им, пожалуй, уже ничто не будет мешать. Соболев будто очнулся, обвел взглядом полярников и гостей, остановил его на Максиме. - Собственно, им уже сейчас ничто не мешает... Но полно... Тебя завтра ожидает нелегкий день, сынок. Иди, поспи хорошенько. Отец Максима поднялся тоже. Они шли по длинным коридорам и молчали. Только поглядывали друг на друга и улыбались - так хорошо вдвоем. По пути заглянули в зимний сад. Крышу здесь отремонтировали сразу же после "визита" Дракона, и зеленый заповедник почти не пострадал. Мороз сжег только верхние ветки сирени - белые гроздья съежились, кое-где осыпались. В саду было пустынно и сумрачно. - Мы так волновались за тебя, - сказал отец. - И мама Юля сегодня дважды звонила. Тебе понравилось в гостях, и ты, наверное, потерял счет времени... - Я тоже скучал, па! Сильно-пресильно. - Максим уткнулся в пушистый отцовский свитер. - Особенно там, в Куполе. Ты знаешь, па, там раньше здорово страшно было. Ходишь словно в заколдованном царстве. Черти, лешие да еще голоса эти, смех... Теперь хорошо, понятней все стало... Отец приостановился, сдвинул брови. - Ты не все нам сегодня рассказал, правда? И видеомагнитофон у тебя не портился. Я смотрел "пуговицу" - она исправная. - Понимаешь, па. Птице быстро надоели всякие научные разговоры. Она не хочет, чтобы ее изучали. Я тоже этого не хочу. И дал ей слово. - Ладно. Не будем об этом, сынок. Разреши только еще один вопрос. Тебе нравится Птица? - Ты же видел ее на экране, па... - Максим поднял лучистые счастливые глаза. Ему вдруг вновь послышалась неуловимая мелодия лесного озера, вновь вспыхнули брызги среди кувшинок, а из ореола огненных волос выглянуло лицо Птицы. ...Вездеход взревел еще раз и остановился. В нескольких шагах от огромной приземистой машины тихонько колыхался зеленоватый пузырь Купола. Изнутри все же просачивалось тепло - снег вокруг подтаял и чавкал под ногами. - Не вздумай потом пешком шлепать, - строго приказал Соболев. Академик смотрел вослед мальчику с нескрываемым волнением и завистью. - Эта нежданная встреча многое изменит, Тимофей Леонидович, - Соболев говорил хрипло и медленно, будто взвешивал каждое слово. Он, наконец, отвернулся от Купола, поднял высокий меховой ворот. - Хотим мы того или нет, но наше отношение к детям придется основательно пересмотреть. Оказалось вдруг, что нашему миру, миру взрослых, здорово не хватает их непосредственности, их способности воспринимать чудо как должное. Не мудрствовать лукаво, не ворочать со скрипом огрубевшим рациональным мозгом, а воспринимать - органически, нетрадиционно, смело. Ведь чудо общения, да еще на звездном уровне, потому и недоступно всем нам, что оно - чудо... Соболев вздохнул. - Не спешите обвинять меня в метафизике, Тимофей Леонидович. И в поэты не записывайте. У этого чуда есть вполне научное объяснение. Вам не знакома фамилия Рибо? Впрочем, она не очень знаменита. Так вот. В конце девятнадцатого века был такой французский психолог - Рибо. Интереснейший ученый. В 1900 году он установил, что кривая воображения у человека достигает максимума к пятнадцати годам. Что потом? Потом, естественно, или остается на том же уровне, или идет вниз. Вы только вдумайтесь, Тимофей Леонидович, - к пятнадцати годам! Академик потоптался на снегу, затем открыл дверцу вездехода. - Давай располагаться, начальник, - сказал он уже обычным голосом. - Дежурство нам выпало долгое, кофейком побалуемся. Он еще раз глянул в зеленоватую глубину космической "палатки" и заключил, комически разведя руками: - Одно вам точно скажу. В комиссии по контактам теперь обязательно будут дети. На всякий случай. Они скорей договорятся! Медведи из снега, Яблоки из льда. Мы на полюс едем, Горе не беда. Так пел Максим, отмахиваясь от солнечных зайчиков, будто от сонных ос. Лес просыпался. В чаще пробовали голоса птицы. Встречные ветки обдавали мальчика душистой росой. А над островками жестких с металлическим отблеском папоротников за одну ночь распустились смешные лопоухие цветы. - Эй-эй, ого-го, эге-ге! Два мальчугана в легкой одежде вырвались из-за деревьев, будто два олененка. Бежали, кричали, кувыркались. А подбежав к Максиму вплотную, - оробели. - Ты земной, ты тот, человек? - спросил старший. Младший - курчавый и светленький - глядел на Максима чуть испуганно и молча теребил какую-то застежку. - Тот самый, - улыбнулся Максим. В следующий миг горячие ладошки закрыли ему глаза, мальчуганы что-то загалдели, а Птица потребовала: - Угадай меня. Пожалуйста. - Ты маленькая фея, которая живет в озерной кувшинке... Нет, ты ветер, такой тихий, что даже взгляда боится... А может, ты лохматый Дракон? - Ой! - воскликнула Птица. - Ты, оказывается, тоже выдумщик. Роом, не кричи так громко! - Поиграй с нами, - притворно заныли мальчишки. - Нам скучно, надоело быть одинаковыми... - Ну и летите себе, - девочка махнула в их сторону рукой, и оба проказника вдруг потеряли человеческие очертания, превратились в больших бабочек и взмыли над поляной. В лесу зазвенел знакомый смех. "Это похоже на сон, - подумал мальчик, наблюдая за Птицей. - Мне нравится этот сон. Если это действительно сон, то лучше и не просыпаться". Какое-то взрослое и незнакомое чувство вдруг тронуло его. Предчувствие скорой разлуки, что ли. Не того обычного расставания, которыми так богата жизнь, а именно разлуки - когда больно. - У меня скоро кончаются каникулы, - горькое признание сорвалось как-то само по себе, и мальчик тут же пожалел об этом. Птица растерянно замерла. - Да, нам тоже скоро улетать, - прошептала она. - Дней через пять. Очень не хочется. Мы ведь только-только подружились... И тут же улыбнулась. - Я придумала. Я все равно прилечу к тебе. В другой раз, скоро. А потом - ты ко мне. Я знаю, что у вас еще нет таких звездных кораблей. Но главное для тебя, Максим, попасть на Вокзал. Не беспокойся, в галактике много вокзалов для мгновенного перемещения в пространстве. Ваши астрономы называют их коллапсарами, или еще "черными дырами". Тебе лучше всего добираться с Дельты Близнецов. Это ближайший Вокзал... - Как же я туда доберусь? - засомневался Максим. - Ничего себе - Дельта Близнецов. - Пустяки. Я пришлю за тобой... - девочка запнулась, - пришлю кораблик. Мы тоже прилетели на таком кораблике. Он маленький и сам собой управляет. - Ух ты, смотри, Птица! Это тоже ты придумала? От озера надвигалась темная туча. Купол создавал полную иллюзию глубокого, бездонного неба. И туча казалась самой что ни на есть настоящей. - Она в самом деле настоящая, - заметила Птица. Она, очевидно, почувствовала сомнения Максима, повела вокруг рукой. - Это все настоящее. И неуправляемое. Так интересней. Даже набор назывался "Природа". Лес зашумел. Порыв ветра нахохлил верхушки деревьев. Капли-разведчики зашипели на углях костра, который они только успели развести, а затем тугой парус дождя хлестнул ребят. Так и не добежав до замка, они нырнули под развесистое дерево. - Долг рыцаря! - Максим снял куртку, набросил ее на плечи девочки. Птица благодарно приникла к нему - маленькая, вздрагивающая от прямых попаданий крупных капель, и вовсе не похожая-на могущественного пришельца из других звездных миров. Ее душистые волосы щекотали Максиму лицо, и он при всем желании не смог бы сейчас объяснить, что с ним творится. Хотелось петь, а он таил дыхание, неведомая сила подмывала ринуться навстречу косым струям дождя, а он боялся сделать движение... Минут через десять дождь утих так же внезапно, как и начался. Между деревьями клубился туман, а в растормошенном озере опять плескалась среди волн солнечная чешуя. - Максим! Гляди, какая радуга! Птица побежала к озеру, подпрыгивая и крича что-то гортанное. Невесть откуда зазвучала музыка. В ее звуках все еще продолжался короткий ливень, тревожно шепталась листва, но ветер крепчал, снова раздувал костер дня... Девочка танцевала. Среди озера, в туче брызг, в блестках света и серпантине радуги. Когда Птица вернулась на берег, глаза ее были чуть-чуть виноватые. - Прости меня, - девочка подняла с земли мокрую куртку, отряхнула ее. - Я не должна так делать. Самой веселиться - нечестно. - Что ты, Птица! Я ни капельки не обиделся. Ты была такая красивая... так танцевала! - Мне сегодня что-то не сидится, - девочка вздохнула, лукаво покосилась на Максима. - А тебе? И вдруг... Взгляд ее устремился куда-то вверх, за пределы искусственного неба, даже еще дальше - вряд ли в такие глубины заглядывал когда-нибудь человеческий глаз. Но самое странное было в том, что Птица прислушивалась, словно из бездны космоса к ней кто-то безмолвно обратился или позвал ее. Лицо девочки мгновенно потускнело, брови упрямо сдвинулись. - Да! Я так захотела! Все равно убегу! - гневно крикнула она. Озадаченный Максим робко тронул ее плечо. - Ты с кем говоришь? С братьями, да? Мысленно? Птица отвернулась, всхлипнула. - Я обманула тебя, - голос девочки дрожал и срывался. - Мы не путешественники, мы самые обыкновенные... беглецы. Мне надоело дома... То нельзя, это тоже нельзя, так не делай. Вот мы с братьями и удрали. Думали немного повеселиться... - Чего же ты плачешь, Птица? - удивился Максим. - Удрали так удрали. Ну, поругают. Думаешь, у нас дети не удирают... - Отец, - вновь всхлипнула девочка. - Он очень сердится. Летит уже сюда, за нами. Она заспешила, бросив тревожный взгляд в сторону замка. - Надо собираться... Только ты не грусти. Слышишь, Максим? Раз я пообещала, значит, обязательно прилечу еще. "Вот и все! - Максиму перехватило дыхание то ли от обиды, то ли от нежданной горечи. - Как же я теперь без Птицы?" - Максим, ты скажи своим, чтобы они отъехали от Купола, ладно? А то отец здесь будет та-а-к бушевать... Нет, так нечестно. Я ведь пообещала... Ну не надо, не смотри на меня так, пожалуйста... Девочка привстала на цыпочки, быстро поцеловала его в щеку и, отступив на несколько шагов, прощально махнула рукой. Очертания Птицы задрожали, расплылись. На том месте, где она стояла, полыхнуло огнем. - Подождем, посмотрим? - Гарибальди заглушил мотор, открыл дверцу вездехода. Они выпрыгнули на чистый скрипучий наст, потоптались чуть, а затем, не сговариваясь, повернулись на юг, в сторону Купола. Там, наверное, вовсе забыли об обычной "светомаскировке" - в бесконечной снежной степи "палатка" пришельцев светилась желто и ярко. - Чудную ты историю рассказал, Максим Егорыч, - академик легонько подтолкнул Максима локтем. - Ой, чудную. Пришельцы - сорвиголовы, беглые проказники. Плюс ко всему, наверное, двоечники. Дальнейшее произошло за какие-то считанные секунды. Внутри Купола вдруг полыхнуло голубое пламя. На фоне его на мгновение четко проявились силуэты исчезающих деревьев, контуры рушащихся башен замка. Потом пламя коснулось "стен" Купола, и он исчез. - Тяжела отцовская рука, - улыбнулся Соболев. Прищурившись, он неотрывно смотрел туда, где дотлевал гигантский костер и где уже заплелись первые космы пурги - рассерженный родитель умело уничтожал следы пребывания на Земле своих непослушных отпрысков. В той завьюженной, сразу потускневшей дали, как бы подтверждая слова Соболева, вдруг раздался обиженный рев. - Надеюсь, у твоей Птицы голос более мелодичный? - академик глядел на Максима хитро и улыбчиво. - Какая там Птица, - проворчал мальчик. То ли на месте Купола всерьез разбушевалась пурга, то ли слезы от ветра навернулись, но он ничего уже не мог разглядеть. - Это Роому уши дерут. Всего-навсего. Они уже подъезжали к станции, когда Максим, оглянувшись, забарабанил кулаками в широкую спину Гарибальди, закричал: - Остановитесь! Остановитесь! Меня окликнули! Он рванул на себя дверцу, неуклюже выпрыгнул из вездехода и изо всех сил побежал назад, по следу гусениц. Туда, где из-за горизонта вдруг взвились серебристые змеи полярного сияния. Струи холодного огня метались в небе, будто бешеные, пока совершенно неожиданно для