Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Александр Шендарев при участии Бориса Горлова, 1997
---------------------------------------------------------------



     From: Александр Казаков, 29 Jun 2000

       Этот  сценарий взял в работу Георгий Данелия. Подбор актеров и расчет
бюджета   готовы,   но   запуск   фильма   был   отложен   из-за  отсутствия
финансирования.
       По всем вопросам, связанным с этим произведением пишите по адресу
vedun@online.ru











                               Киностудия "ПЕТРОПОЛЬ"
                               Санкт - Петербург
                                        1997 год.







                 "Блаженны простодушные"
                 / Евангелие от Матфея./




     По  винтовой  лестнице башни  в полумраке поднимается Леший - бомж  лет
пятидесяти. В руках у него шест c привязанной к нему тряпкой на конце. Леший
кряхтит  и сопит. Чувствуется, ему  нелегко взбираться по крутым ступеням. В
круглое отверстие  в конце  подъема брызжет солнце. .Леший жмурится,  трясет
кудлатой  головой.  В  его  нечесаной  бороде  и  спутанной  гриве  застряли
соломинки,  хлебные крошки и даже яичная скорлупа. Пыхтя, вскарабкивается он
на круглую площадку башни  с полуразрушенными  зубцами  по  краям. На зубцах
сидят голуби, обычные сизари. Они не боятся Лешего и призывно воркуют. Леший
сердито  ворчит,  однако  вынимает  из  карманов   дамской   со   множеством
разноцветных  заплат кофты куски  булки, крошит их  и бросает крошки птицам.
Голуби, бестолково  толкаясь, слетаются  на  угощенье. Самые смелые  из  них
норовят выхватить крошки из рук, усаживаются  на плечи, голову. Один из них,
белоснежный, с круглым хитрым глазом - явно любимец - вспархивает на ладонь.
Леший  бурчит, но  голубь  нахально щиплет  его  за  пальцы.  Леший довольно
лыбится, выказав отсутствие зубов, жует мякиш и подносит голубя ко рту.  Тот
ловко выхватывает  мякиш из губ.  Вдруг один из сизарей вспорхнул Лешему  на
голову. Запутался в  шевелюре, испугавшись, хлещет Лешему по лицу  крыльями.
Леший стряхивает  с  себя  голубей и,  засунув  два  грязных пальца  в  рот,
пронзительно свистит. Голуби разом вспархивают. Леший берет шест и машет им.
Голуби набирают высоту. Леший из-под руки следит за их полетом.
     Голуби  кружат  в синем  безоблачном  небе.  Облетают  башню  с  узкими
окнами-бойницами, пристроенной  к  громадному  дому,  похожему  на старинный
фрегат    с     проломленной     палубой-черепицей,    черными     провалами
окон-иллюминаторов,  поросшими  мхом стенами-бортами с причудливой лепниной,
широкой лестницей-трапом,  сбегающей  прямо  в  дубовую темную рощу  с узкой
речушкой, впадающей в залив. Остов военного корабля ржавеет у берега...
     Из подвального окна узенькой струйкой вьется дымок. Внутри, раскалив на
керосинке гвоздь, Чекушка - подросток  лет двенадцати -  выжигает на доске :
"Бригантина" . Мулат  Иван, одногодок,  уложив в скрытый  погребец  тушенку,
вносит в журнал ее количество. Кладет журнал на стол Чекушке. Видна надпись:
"Бортовой  журнал".  Выглядывает  в  окно, показывает  Чекушке  на  голубей,
парящих в небе.
     Голуби  поднимаются  выше и выше.  На  стальной ленте  железной  дороги
далеко-далеко    спешит,   торопится    к   Городу   голубой    пассажирский
поезд...


     Вокзал.  Пассажиры попрятались  от жары. Лишь  одинокий бомж  проверяет
набитые урны  в поисках добычи. Впрочем, он на работе. Раскатисто прокричало
навстречу поезду грубое  радио, и тут же,  как  тараканы  из щелей, отовсюду
вылезли  встречающие.  Поезд  лязгнул  и  остановился.  Выскочили  проворные
проводники, протирают  поручни  тряпками. На  мгновение толпа замерла,  и на
платформу  ступил  Старик.  Он поставил саквояж  с  медными  защелками, снял
старомодную  круглую  шляпу,  оглядел  близорукими  глазами  встречающих   и
поклонился, показав  залысину в редких седых волосах. В толпе хихикнули,  но
никто особенного внимания  на престарелого чудака не обратил, потому  что из
вагонов  в спешном порядке  стали подавать громадные  баулы,  мешки и  тюки,
набитые заморским барахлом.  Старик, блаженно  улыбаясь,  повертел  головой,
рассматривая  очумелых от долгой дороги  "челноков" и суетливых встречающих.
За  его  спиной  пожилой  усатый  проводник, усердно пыхтя, вынес  клетку  с
десятком  красногрудых  снегирей в ней.  Снегири,  встревоженные  вокзальной
суетой,  бились о  прутья.  Проводник  поставил клетку и ласково поглядел на
Старика. Спохватившись, Старик  протянул  ему купюру, но проводник отвел его
руку к как-то печально улыбнулся в ответ.
     -Куда подвезти? - подскочил к Старику носильщик.
     -0  нет,  благодарю  вас,  -  ответил Старик. Затем  распахнул дверцу и
тихонько постучал по прутьям клетки. Птицы выпорхнули из клетки, и, сбившись
в  стаю, полетели  в  белесое питерское небо, протяжно  посвистывая,  словно
прощаясь.  Старик  проводил их  взглядом, подхватил саквояж и  направился  к
выходу.



     -   Сказка,   -   приговаривала   продавщица  цветов,   трогая   бутоны
растопыренными  пальцами, и причмокивала яркими сочными губами. Цветы кивали
пожухлыми  от  дневной  жары  головками  и изо  всех сил старались выглядеть
привлекательнее.
     Старик водрузил  на скорбный нос очки  в  золотой  оправе с треснувшими
стеклышкам и ткнул  хищным пальцем в бутоны.  Сияющая продавщица выбрала ему
аж двенадцать тяжелых губастых штук с длинными опасными стеблями.
     - Вам завернуть? - сахарным голосом пропела она, и Старик молча кивнул,
расплатившись   некоей  суммой,   отчего   завистливые  конкурентки  поджали
накрашенные губы. Затем  Старик направился к стоянке такси, но вдруг чуть не
споткнулся о вытянутую  вдоль  тротуара худую жилистую  ногу без носка  и  в
синей с застежками плетенке.
     На скамеечке сидел  нищий и  читал газету  "Совершенно секретно". Рядом
сидела, высунув розовый язык, лохматая овчарка с жокейским картузиком промеж
стоячих  ушей, на котором  была  надпись: "ГОВОРИТ".  Старик водрузил очки и
прочитал ее.
     - Доброго вам вечера, - нерешительно промямлил он.
     - МММ? - на секунду оторвал один глаз от газеты очень занятый нищий.
     - Осмелюсь еще раз  отвлечь ваше внимание...  Неужели говорит ? -Старик
замялся.
     Нищий  посмотрел  на   мятую  шляпу,  наполовину   наполненною  медными
деньгами, намекая. Старик торопливо достал портмоне.
     - Муха! - скомандовал нищий.
     Собака открыла пасть и, словно зевая, отчетливо произнесла: "Ва-ва..."
     -  Благодарю  вас!  -  восхитился Старик,  обращаясь  к собаке.  Затем,
коротко вздохнув, добавил в никуда:
     - В этой стране  все может быть.  Все!  - и, разломив  пополам довольно
толстую пачку, опустил меньшую часть в хлебницу.
     Не  успел он отойти и два шага, как нищий пришел  в себя. Он  скоренько
подхватил шляпу и, скомандовав Мухе, бойко запрыгал в ближайшую арку.



     - Может быть, здесь? - в сотый раз спросил  утомленный таксист. Вот уже
который час они колесили  по городу и его окрестностям, выискивая мифические
ворота с собачками.
     - Они  хоть  с ушами?  -  едва сдерживая гнев,  таксист  посверкивал  в
темноте салона позолоченной фиксой.
     - 0, да, конечно, - кивнул Старик.
     - А хвосты у них есть?
     - Не знаю, - Старику было страшно, что таксист высадит его.
     - Ну, они хоть лежат или там стоят?
     - Они...- сморщил лоб Старик, - они... да, лежат.
     - А ворота?
     - Что, ворота?
     - Какие они?
     - Не помню, - снова поник Старик.
     Таксист, с шумом отдыхивая воздух, выражая тем самым свое  негодование,
снова спросил:
     - А собаки... У них лапы как?
     - Остановите! - вскричал вдруг взволнованно Старик.
     Взвизгнули  тормоза, и машина остановилась. Старик выскочил,  дрожащими
пуками напяливая очки. Таксист вышел следом и встал, подбоченясь.
     - И  это, что, собачки? - таксист  исподлобья посмотрел  на измучившего
его Старика  и  указал  вымазанным в  мазуте перстом на лежащих  у  подножья
каменных дугообразных ворот чугунных львов.
     Старик не ответил,  он внимательно всматривался в  облупленный герб  на
дуге ворот.  В геральдическом знаке  еще можно было разобрать  верхнюю часть
туловища медведя и часть овального щита с надписью по латыни.
     -Да, это он,  - трагическим шепотом  произнес Старик.  Повернувшись, он
потряс руку водителю. - Благодарю, благодарю вас.
     - Ничего,  -  оттаял таксист, -  А  это... Это, может, и собаки... Если
отсюда, так и похоже, в принципе...
     - Наверное, я очень забыл...  Так давно,  когда еще матушка говорила, -
несколько  путаясь,  говорил Старик, доставая  из  машины  букет  и саквояж.
Затем, открыв  портмоне, вложил  в  руку  таксиста оставшуюся  часть  пачки,
Таксист оторопел.
     - Благодарствую. Честь имею, - расшаркался Старик.
     - Вас обождать? - треснувшим голосом вскричал таксист.
     -  Не  стоит. Прощайте,  голубчик, - Старик  приподнял  шляпу и вошел в
ворота.
     Таксист   потоптался   на  месте,   зачем-то   потрогал   лысую  голову
льва-собаки, вдруг вздрогнул и, пугливо оглянувшись, прокрался к автомобилю.
Затем  вспорхнул на  сиденье  и,  крякнув,  как после  выпитой стограммовки,
рванул.


     Узкой темной аллеей Старик прошел  через  парк, миновал горбатый мостик
через речушку и вышел к знакомому читателю дому с  башней. Узкая  тропиночка
вела  к  подвальному  оконцу,  но  Старик  прошел по  мраморной  лестнице  к
парадному входу. Дверь со скрипом отворилась...
     Поднимаясь по лестнице, Старик услышал, как в каменной нише под тряпьем
что-то ворохнулось.  Он  замер.  Звук не  повторился,  и  Старик  наклонился
вперед.  Огромная  крыса  с  горящими  красными  глазами,   злобно  пискнув,
подпрыгнула,  едва не коснувшись его лица.  Старик в  ужасе  отпрянул. Крыса
шмыгнула вниз и долго еще шуршала где-то внизу в подвале.
     В неверном свете бледной луны Старик поднялся на следующий этаж и долго
блуждал по дому узкими темными  коридорами, пока наконец не вышел  в большую
залу с  овальными  окнами,  разрушенным камином в центре,  низким потолком с
разрисованными  капителями и  двенадцатью  грифонами, по  шесть  на правой и
левой стенах.  Грифоны держали  в когтистых полах подставки для факелов. Два
крайних  соединял белый провод  электропроводки, на котором сушились дырявые
носки. Старик потрогал - носки были сухие.
     У камина Старик обнаружил остатки кострища и коробку из-под телевизора.
Старик положил на нее  розы, открыл саквояж, достал из него инкрустированную
шкатулку. Раскрыл ее - шкатулка  была  пуста. Он дунул  в нее  и поставил на
телевизионный  ящик.  Затем  подошел  к первому  грифону и, просунув палец в
пыльную  пасть,  попытался  надавить  на  язык.  Язык  не  поддался.  Старик
удовлетворенно  крякнул,  вернулся к  саквояжу и достал  из  него масленку с
длинным  тонким носиком.  Вернулся к грифону  и  капнул  несколько капель  в
основание языка. Снова просунул палец и  надавил  на язык, тот с  трудом, но
поддался, Старик отжал его  до конца и быстро подставил другую ладонь, но...
ничего  не  произошло.  Старик  отпустил язык.  Грифон нахально таращился и,
казалось, смеялся.  Старик достал из  саквояжа свечу,  зажег ее и, поднеся к
горлу грифона, заглянул  и него. В глубине, ему показалось, что-то блеснуло.
Он отмотал кусок белого провода, сделал на конце крючок и, снова отжав язык,
засунул  крючок  внутрь  и пошевелил. Затем дернул несильно, и из  горла  на
подставленную ладонь выкатился крупный,  с голубиное яйцо, бриллиант. Старик
обтер его платком, и бриллиант засветился голубым мерцающим пламенем. Старик
уложил его в шкатулку  и проделал ту  же операцию с другими  грифонами -  во
всех  оказались  точно  такие же бриллианты.  Старик  поставил  шкатулку  на
подоконник и долго любовался камнями в лунном свете.
     Потом поставил на коробку  свечу, обошел с букетом  грифонов и в каждый
поставил по белом  праздничному цветку. Вернулся к ящику, достал из саквояжа
конверт с тисненым вензелем и гербом и  такой же  с  вензелем лист. Вынул из
кармана авторучку и крупным ученическим почерком написал:
     "Господин президент ! Нижайше прошу Вас принять в дар от  потомственной
российской  дворянки NN эти бриллианты,  а  также  исполнить  ее  посмертное
желание - построить  на эти средства  дом для обездоленных детей ее имени. С
глубочайшим уважением к Вам - князь Д."
     Он вложил бумагу в конверт и надписал его.
     Потрескивала свеча на ящике, и Старик не заметил, как уснул.


     ...  В  уютной  спаленке  на  деревянной  кроватке  лежал  мальчик.  Из
приоткрытого  окна  ветерок  чуть  колыхал кружевные  занавески.  В  большом
вольере  дремали  красногрудые  снегири.  Дремала красная  губастая  рыба  в
круглом аквариуме. Мальчик не спал.
     Вдруг  хлопнула  в  глубине  дома  дверь,  послышались тревожные  шаги.
Проснулись и запрыгали  снегири  в  вольере,  дернулась и  затюкала носом  в
стекло рыбка. Мальчик приподнял голову.
     Распахнулась дверь,  и в комнату вошла служанка в передничке, с черными
прилизанными  волосами. Она что-то  быстро  сказала мальчику по-итальянски и
зажала рот платком. Мальчик, торопясь, натянул  курточку с вышитым  медведем
на груди. Горничная схватила его за руку и  потащила за собой длинным пустым
коридором. Мальчик едва поспевал за ней.
     У   дверей   спальни   матери   стояли   какие-то   люди   и   негромко
переговаривались по-итальянски.  Один  из них - мальчик узнал  в  нем своего
дядю - положил ему на голову  ладонь и  сказал по-русски: "Крепись,  малыш".
Дверь приоткрылась, и мальчик вошел в спальню.
     На огромной кровати лежала еще молодая женщина - мальчик с трудом узнал
в ней мать, так  была она бледна  и худа. Трещали восковые прозрачные свечи,
едва колыхались тяжелые красные портьеры - мальчику стало страшно.
     -  Подойди ко  мне, -  сухими потрескавшимися  губами прошептала  мать.
Мальчик подошел, преодолевая страх. Мать взяла его за руку.
     -  Не  бойся, я скоро  уйду.  Так надо  Я  уеду далеко-далеко... Это не
страшно.  Послушай  меня.  Ты  помнишь  ту  сказку  ...сказку  о грифонах  и
бриллиантах в старом доме? - Мальчик кивнул. - Надо нажать на язык, помнишь?
     - Да, матушка, - пролепетал он.
     - Знай, это все было на самом  деле, - она тяжело задышала, откинувшись
на  подушки. - Там  в России.. В  нашем доме...  Ты  его  найдешь... Герб на
воротах и... собачки... Там ты найдешь... в России счастье... .Найди его...-
Она начала путаться. - Ты понял меня?
     - Да... матушка, - как можно тверже, отвечал мальчик.
     - Вот и  хорошо, - мать шевельнула пальцами, и мальчик  наклонился к ее
лицу. Она поцеловала его. - Теперь ступай. Ступай... - она закрыла глаза.
     - Матушка, матушка, - заплакал мальчик, припав к ее руке.




     ... - Матушка,  матушка, -  Старик открыл глаза.  Склонившись над  ним,
стоял Леший. Старик замер.
     - Ты чего здесь? - сипло произнес Леший.
     - Я здесь... Моя мама... Она родилась... Этот дом... - лепетал Старик.
     -  А!  Тогда  ладно,  - Леший зашаркал стоптанными  ботинками  к белому
проводу, взял носки, зачем-то сильно потянул их и исчез за маленькой угловой
дверью, которую Старик вчера не заметил.
     Старик протер глаза и вскочил.  Шкатулка и саквояж были на месте, свеча
за  ночь оплыла.  Он  посмотрел на  шнур -  носков не было. Старик  покрутил
головой.  За  окном пели  утренние  птицы, шумели  макушки  деревьев. Старик
прокрался к угловой дверце и резко ее распахнул.
     За дверью оказалась крохотная площадка и обрыв. Старик осторожно ступил
на площадку и глянул вниз.  В  глубокой темноте открывавшегося внизу подвала
виднелись какие-то  ящики, груда  кирпичей,  огромная  белая кость и  острые
металлические прутья, нацеленные вверх. Старик невольно отшатнулся. Напротив
двери в никуда в противоположной стене башни виднелась брешь, но человеку до
нее было явно не допрыгнуть.
     Вдруг из глубины  парка донесся  звук подъехавшего автомобиля, хлопнули
дверцы. Старик подошел к окну залы и осторожно высунулся.
     Далеко, за мостиком, виднелся  красный бок "жигуленка", а по тропинке к
подвалу крались три фигуры.
     Таинственные  пришельцы действовали четко и слаженно, по-военному. Один
из них,  худощавый тридцатилетний мужичонка по кличке Плесень,  занял пост у
подвального окна, другой, здоровенный, похожий на мясника, верзила по кличке
Питон поднял здоровенный  валун и ухнул его в забитую  досками  дверь. Доски
разлетелись, как щепки. В подвале  кто-то вскрикнул, темная кудрявая  голова
показалась в маленьком окне. Плесень невозмутимо затолкал ее обратно и полез
следом. Питон и следовавший вместе с ним двойник Плесени, по кличке  Темный,
спустились в подвал, откинув разбитые доски.
     Старик спустился вниз  и,  преодолевая робость,  подкрался  к подвалу и
заглянул в щель.


     Сначала  он  увидел только неясные тени. Но вспыхнула зажигалка в руках
Темного,  высветив  его  бледное,  можно  сказать,  аристократическое  лицо.
Сверкнув черными глазами, он снял  закопченный колпак с керосиновой лампы и,
запалив  фитиль,  вернул  лампу на место  -  грубо  сколоченную столешницу у
толстого неошкуренного бревна, подпиравшего свод подвала.
     На дощатых  нарах,  шмыгая носом, сидел  мулат Иван. Плесень держал  за
плечи насмерть перепуганного Чекушку. У стены, вытирая рукавом кровь,  стоял
пятнадцатилетний подросток - Горелый. Питон, преграждая путь  к отступлению,
стоя  у  разбитой  двери,  покачивал  носком  кроссовки  трехпудовый  валун.
Прижавшись   спиной   к    бревну,   стоял   Седой,   старший   в   компании
подростков-обитателей (ему  было  уже шестнадцать). Он исподлобья смотрел на
Темного.
     Темный уселся  на стул под  подвешенной к потолку позеленевшей  рындой.
Покачивая стул на шатких ножках, он  стал выразительно разглядывать Седого и
компанию, пока Иван  не  выдержал и  не  всхлипнул  протяжно.  Темный  резко
повернулся к нему.
     - Где наши часики, шоколадка?
     - Какие часики? - неважнецки изобразив удивление, переспросил мулат.
     -  Питон,  объясни, - тяжело вздохнул Темный. Питон приподнял  Ивана за
шкирку и, на каждом слове встряхивая, "объяснил".
     - Часы. "Буре". (он произнес  через "е" ). Серебряные. Луковка. Шнурок.
Понятно?
     - Не знаю я... Какой такой буре? Я сроду не видел.
     Питон  на секунду задумался и, казалось, совсем  несильно шмякнул Ивана
об землю. Иван затих, поджав ноги к голове.
     - Может, этот видел? - Темный перевел взгляд на Чекушку. Питон медленно
пошел к перепуганному пацану.
     - Постой, - заговорил чуть хриплым голосом Седой. - Я видел.
     - Это уже лучше. - Темной повернулся к Седому.
     - Я видел... У старушки... Она от вас шла. Мы подумали, вам не нужно...
ну, и купили.
     - Вы неправильно подумали... - Темный протянул ладонь. - Ну?
     - Так мы их сдали, - вмешался Горелый. - На Сытном "азеру" толкнули...
     - Какому "азеру"?"
     - Так кто его знает, они все на одно лицо...
     - Надо  фитиль  убрать - стекло треснет... -  Седой показал  глазами на
фитиль, незаметно пододвигая ногой бутыль с керосином.
     - Это у тебя сейчас рожа треснет! - взвизгнул из темноты Плесенью
     - Заткнись, - спокойно оборвал его Темный и перевел взгляд на Седого. -
Деньги...
     Чекушка, которого  Плесень  по-прежнему  держал  за плечи,  не  отводил
взгляда от рынды, висевшей прямо над Темным.  Старик перехватил его взгляд и
увидел краешек серебряной луковицы часов, подвешенных к язычку.
     -  Чекушка, достань, - спокойно  сказал Седой и, казалось,  что- то еще
досказал глазами.
     Чекушка  прошел к большому школьному  глобусу  на нарах в углу. Щелкнул
какой задвижкой  на Северном полюсе. Открыл  верхнюю половину и при всеобщем
молчании  достал оттуда  две толстые  пачки, стянутые  шпагагиком.  Еще  раз
взглянув на Седого, он неожиданно упал на пол и шмыгнул под нары у стены. На
мгновение все оцепенели. Плесень, пискнув, бросился за ним.
     - Там дыра! - завопил он, высунувшись обратно. Питон бросился в пролом,
спотыкаясь о доски.


     Почти из-под самых ног Старика высунулась голова Чекушки. Он на секунду
зажмурился и припустил во все  лопатки в дубовую  рощу. Из-за угла вслед  за
ним выскочил Питон и тут наткнулся  на Старика. Старик неожиданно для самого
себя вцепился в Питона, как клещ. От неожиданности Питон упал. Старик вместе
с ним,  но  краем  глаза  он уже видел,  что Чекушка  приблизился  к  первым
деревьям.
     Вдруг из подвала донесся звук лопнувшего  стекла, следом  за ним хлопок
пламени и яростные вскрики. Тут  же из  подвала выскочили  Седой,  Горелый и
Иван.
     - Рви на железку! - крикнул Седой, и компания в  мгновение ока скрылась
за деревьями.
     Пришедший в себя Питон оторвал от  себя старика и яростно швырнул его в
кусты. Старик ударился головой о корень и потерял сознание.
     Из подвала, ругаясь, выбрались  Темный  и Плесень. Внизу  гудело пламя,
оттуда валил черный дым.
     -  Он  с  колокола  часы  схватил, видели?  -  брызгал слюной  Плесень,
размазывая сажу по лицу.
     - Это рында, болван ! - ругался Темный.
     - Да этим часикам цена миллион ! - надрывался Плесень.
     - Если  это действительно  "Буре", - сплюнул Темный, - они на пять штук
зеленых потянут.
     Плесень открыл рот. Виновато моргая, к ним приблизился Питон.
     - Упустил пацана? - не сдерживал злость Темный.
     - Да старикан тут какой-то прям под ноги...
     - Что еще за старикан? - удивился Темный.
     - Да вон лежит.
     - Идиот! - понизил голос Темный. - А ну, быстро отсюда.


     Старик  очнулся  от первых капель начавшегося  дождя. Увидев  дымок  из
подвала, он  поднялся  и заглянул внутрь: обгоревшее бревно  не выдержало, и
потолок обвалился,  засыпав жилище ребят. Между тем дождь усилился, и Старик
поспешил в дом.
     Когда  он  вошел  в залу,  отряхиваясь от дождя,  он сразу  увидел, что
шкатулки нет.  Он оглядел  грифонов - розы по-прежнему стояли в  подставках.
Старик приподнял коробку, заглянул в камин. Вдруг скрипнула, напомнив о себе
маленькая  угловая дверь. Старик распахнул дверь - там все было по-прежнему.
Только из ниши свисал конец веревки, который  Старик, возможно, не заметил в
прошлый раз.
     Старик посмотрел вниз. Торчащие прутья притягивали. Незаметно для  себя
Старик  наклонялся  все  больше  и больше вперед,  как  вдруг  на  плечо ему
вспорхнул белый чистый голубь и посмотрел удивленным круглым глазом. Старик,
стараясь не спугнуть птицу, достал из кармана печенье  и  пальцами раскрошил
его на ладони. Голубь слетел на  протянутую руку, склевал все  крошки. Затем
взошел  на   ладонь,  посмотрел  на  Старика  безбровым  ехидным   глазом  и
преспокойно какнул  прямо  в  ладонь. Старик  заморгал, вытаращив  глаза  на
нахальную птицу, а голубь,  почистив клюв о рукав пиджака, вспорхнул вверх и
был таков. Старик изумленно посмотрел на еще теплую какашку и вдруг отчаянно
по-детски рассмеялся.
     - Эй,  дед, ты  живой, отзовись! - донеслись до него ребячьи голоса. Но
Старик  никак  не мог остановиться, и когда команда Седого ворвалась в залу,
он, по-прежнему хохоча, протянул им раскрытую ладонь с какашкой.
     - Чокнулся, - сказал Иван и сделал шаг назад.
     - Это  Питон  его  так  шандарахнул,  -  сочувственно  покивал  головой
Горелый. - В психушку надо тащить... Ну что, будем вязать?
     Старик заливался вовсю. Чекушка подошел ближе и наклонился к ладони.
     - Это  вам белый, да?  -  скорей утвердительно  спросил он. Старик смог
только кивнуть в ответ.
     -  Это  ему  белый  в ладонь,  как и мне тогда,  помните?  -  и Чекушка
рассмеялся вместе со Стариком.
     Первым не выдержал Иван, за ним захохотали Седой с Горелым.


     Леший в  тяжелых  башмаках топал  в сторону  антикварного магазина.  Он
промок  и злился. От быстрой ходьбы его кофта источала  запах,  отпугивающий
прохожих  за версту. Он  крепко  сжимал  ручку  старикова  саквояжа и, когда
увидел на углу знакомую дверь, на душе у него посветлело. Однако  он обогнул
магазин  и  подошел  с  черного хода,  понимая, на какой социальной  ступени
находится.
     -  Чего  тебе?  -  хмуро спросил уже  знакомый  нам Питон, когда  Леший
деликатно стукнул в обитую дерматином дверь.
     - Товарец имеем , - просипел от волнения Леший.
     - Покажь... - Питон протянул похожую на утюг ладонь.
     - Не... самому... -  Леший многозначительно замолчал.  Питон  подумал и
прошел  узким коридором в кабинет хозяина.  Вытянув шею, Леший превратился в
слух. Питон высунулся из  кабинета и сделал ему знак  рукой. Затаив дыхание,
Леший вошел  в маленький кабинет  с обычным канцелярским  столом у окна.  По
стенам рядами громоздились багеты, напольные часы, стулья с  гнутыми ножками
и  прочая антикварная утварь.  За столом, откинувшись в кресле, сидел хозяин
магазина  - Артур,  выхоленный господин  лет сорока, и, глядя  мимо  Лешего,
барабанил пальцами по столу.
     - Давай, - шепотом скомандовал Питон.
     Леший  улыбнулся беззубым  ртом и не без некоторого торжества вынул  из
саквояжа шкатулку.  Питон выхватил  ее  из грязных пальцев и поставил  перед
Артуром.
     Артур,  не  касаясь руками,  внимательно  оглядел  шкатулку и сказал  в
никуда.
     - Шкатулка покупается.  - Леший оживился. - Но  ведь ты  ее  украл... -
Артур  одним пальцем  откинул крышку: на черной бархатной  поверхности лежал
бриллиант.
     - Что это? - на опытном лице хозяина ничего не отразилось.
     - Брильянт, - выдохнул Леший.
     - Думаешь, - хмыкнул Артур. Он вынул бриллиант и положил на специальную
подставку с подсветкой. Камень заискрился гранями, источая голубоватый свет.
Артур взял лупу и внимательно его осмотрел. Леший так и замер.
     - Шкатулку берем. Стеклом этим занимайся сам.
     - Как, стеклом? - открыл Леший рот.
     - За шкатулку двадцать. Она все равно краденая, а паспорта у тебя нет.
     Леший безвольно кивнул. Питон вложил в его ладонь хрустящую двадцатку и
камень. Леший бросил камень в саквояж  и с деньгами в потной ладони побрел к
выходу.
     Как только он вышел, Артур преобразился.
     - Сейчас же за ним. Камень и саквояж должны быть здесь.
     Питон  молча  кивнул  и  испарился.  Артур  взял  шкатулку  и  еще  раз
внимательно ее осмотрел.




     -  Так, говоришь, бриллианты?  -  уже в  который  раз  ехидно спрашивал
Горелый, посматривая на Старика  снизу вверх. Старик  обиженно молчал. - Вот
здесь, говоришь, и оставил?
     -  Я  вижу, вы мне не  верите, поэтому не  нахожу  возможным  отвечать,
аристократически вскинув подбородок, отвечал Старик.
     - Отстань от человека, -махнул рукой Седой. -Если бриллианты и были, то
Леший их давно уже сплавил...
     -  Леший?  - удивился Старик.  - Но ведь  это  выдумка, сказка... их не
бывает.
     - У нас бывает, - вздохнул Иван.
     - Чем черт не шутит, - вскинулся вдруг Горелый. -Давай проверим, может,
он там отсиживается...
     -  Ага, сидит Леший, на бриллиантики посматривает  и  нас дожидается, -
хмыкнул Иная.
     - Спокойно, - Горелый открыл угловую дверь  и внимательно  посмотрел на
нишу в противоположной стене. - Как-то же он туда забирался, правильно?
     - Может, не надо, - округлив глаза, зашептал Чекушка.
     - Чего шепчешь-то? - заржал Горелый.
     - Страшный он, волосатый весь...
     - Не боись, - Горелый пошарил за выступом стены и вытащил длинную сухую
жердь с крюком на конце. - Видишь?
     Он протянул жердь и ловко подцепил крюком конец веревки. Подтянул ее и,
взяв в руки,  дернул. Из  ниши показалась  широкая, потемневшая  от  времени
доска.
     - А  ну, помогите... - ребята  вытянули доску  и поставили на выступ. -
Что я говорил? Леший хитер, но и мы не лыком шиты.
     - Как же он один справляется? - удивился Иван.
     - Он же большой, как медведь, и в бороде репейник...  -  снова зашептал
Чекушка.
     - 0. я его видел, он сушил носки, - вспомнил свое пробуждение Старик.
     - Крепко, видать, тебя трахнуло, - хихикнул Горелый. - Чтоб Леший носки
сушил?.. Да у него их никогда не было! Ладно, пошли... Кто первый?
     - Позвольте мне, - взволнованно заговорил Старик. - Я не боюсь леших.
     Леший, - почему-то коверкая язык, объяснил Горелый, - это бомж, человек
такой, понимаешь?
     - Все равно, -  Старик  сделал  шаг... и почему-то  вернулся. Ребята не
выдержали и  прыснули.  Старик, засопев, как ребенок, повернулся и, встав на
корточки,  пополз по  шатающейся доске. На  другой стороне  он выпрямился  и
победно посмотрел на ребят.
     - Герой... - протянул Горелый, и компания пошла вслед за Стариком.
     -  Есть!  Я  нашел! -  закричал Старик,  едва ребята вползли  в круглую
комнату с тремя узкими окнами-бойницами наверху. Вдоль стен вилась  каменная
лестница без перил, которая вела на крышу башни.
     - Не похоже на бриллианты, - Горелый взял из рук Старика шляпу, которой
тот потрясал.
     - Это моя шляпа , моя!
     - Ну и что? - хмыкнул Горелый.
     - Как вы не понимаете, значит, и бриллианты тоже здесь?
     -  Что-то  не  видать,  - протянул  Иван, оглядывая убогую  постель  из
набитых травой  мешков  и стол-чурку с  жестяной мятой кружкой на нем. Седой
молча  перевернул банку  из-под  кофе. Оттуда выпала катушка  белых ниток  с
иголкой, несколько  разноцветных пуговиц  и две засаленные  карты:  тройка и
туз.
     - А это что?  - спросил  Старик, указывая на несколько забавных фигурок
из хлебного мякиша.
     - Он из  хлеба лепил и продавал, -  пояснил Иван. - В тюрьме, наверное,
научился.
     Горелый проверил  карманы видавшего виды  клетчатого пальто и сплюнул в
золу.
     - Фига с маслом... И искать больше негде.
     - Негде, - согласился Старик, повертев головой.
     - Слушай, дед, - на Горелого словно снизошло озарение, - а ты скажи мне
такую вещь... Только по честному скажи...
     -Я никогда не лгу, - с достоинством отвечал Старик.
     - Вот и отлично! - возликовал Горелый. - Отвечай, дед, как на духу:  ты
в психушке когда-нибудь был?
     - Был, - просто ответил Старик.
     Горелый, торжествуя, оглядел ребят.
     - А я ему верю, - прошептал Чекушка.
     - Потому что сам - идиот несчастный? -отрезал Горелый.
     - Ладно, -  остановил  его Седой. -  Чего пылишь  зря.  -  И  прошел по
комнате, примериваясь. - Нет худа без добра. Теперь здесь будем жить.
     - А если Леший вернется? - опасливо спросил Чекушка.
     -  Ну  и что! -  подскочил  Горелый.  -  Здесь  нас и  с  пулеметом  не
достанешь. А старика куда?
     - Да пусть живет, не помешает, - Седой посмотрел на Старика.
     - Я очень признателен, но боюсь, стану вам обузой... - Старик замялся.
     - Дед, оставайся, - подошел к Старику Чекушка.
     - Мы тебя приспособим, не переживай! - заржал Горелый.
     -  Тогда мы  за  жердями,  а вы  тут  приберитесь.  Мусор  прямо  вниз,
-скомандовал Седой.


     Леший огорчался  недолго.  В  ближайшем  ларьке  он купил  два  зеленых
флакона с жидкостью для обезжиривания поверхности и,  уложив их  в  саквояж,
поспешил к своей давней знакомой.
     Уже заметно стемнело. Леший шел дворами.  Вдруг  из-за ларька выступила
зеленая тень  и взялась за ручку саквояжа. Леший тоже вцепился в нее мертвой
хваткой,  борясь за  драгоценные флаконы.  Дернув  для порядка еще пару раз,
отчего лохматая  голова Лешего дернулась,  как Ванька-встанька, тень подняла
небывалый по величине кулак и шваркнула им Лешего по голове. В голове что-то
лопнуло, и  Леший сполз, словно тесто, на серый асфальт.  Изо  рта на  серое
вытекло  алое,  и  Леший  отошел в  небытие,  не  дойдя  до  своего  счастья
каких-нибудь двух-трех шагов.
     Тень,  даже   не  взглянув  на  него,  открыла  саквояж  и  выругалась.
Драгоценные флаконы  хрястнули  об  асфальт.  Тень  удовлетворенно хрюкнула,
нащупав в глубине камень, и растворилась в фиолетовых сумерках.


     Старик видел себя как бы в дымке и как бы со стороны. Он видел себя уже
старым, таким, каким был сейчас, когда спал в новом своем странном жилище, и
в то же время как будто бы он снова вернулся в комнату своего детства, когда
еще была жива его мать.
     ...  Он,  уже  старый,  сегодняшний,  стоял у распахнутого  окна  своей
детской.  Было удивительно  тихо, как вдруг порыв ветра откуда-то из глубины
парка поколебал макушки деревьев, блеснув серебром отливающей в лунном свете
листвы.  Шевельнулись  тяжелые  оконные  портьеры,  заволновались в  вольере
снегири. Медленно и бесшумно распахнулась дверь детской.
     Старик прошел к двери, намереваясь ее закрыть и  глянул в глубокую тьму
коридора. Ему показалось, что дверь в  комнату матери чуть приоткрыта. Более
того,  ему  почудилось,  что он  слышит  внутри  комнаты какое-то  движение.
Почему-то  робея, Старик оглянулся на  темное  окно  и,  пройдя  к  комнате,
заглянул вовнутрь .
     Спиной  к  нему под  круглой  зеленой  лампой сидела молодая  женщина и
раскладывала пасьянс на овальном, покрытом сукном столике.
     Старик замер, боясь пошевельнуться.
     - Не спишь? - женщина чуть повернулась, мягко улыбаясь, и, сняв круглые
в металлической оправе очки, потерла тонкими пальцами переносицу.
     - Мама... - выдохнул Старик и замолчал, блестя влажными глазами.
     -  Ну-ну, подойди  же...  Подойди,  -  снова улыбнулась  женщина,  и он
подошел к ней.
     - Какой ты стал неуклюжий, - мать все так же  улыбалась, чуть покачивая
головой.
     - Мама, как хорошо,  что  ты  здесь... Я хотел тебя просить... Меня это
мучит...  Мне очень  плохо...  Я остался совсем  один... Я все  им  отдал...
Понимаешь,  я  хотел  помогать  больным  детям,  а  ...  они  объявили  меня
сумасшедшим, и, самое страшное, моя дочь была с ними... И они добились опеки
надо  мной... Ты помнишь, мама, ты говорила про Россию? Что я найду там свое
счастье? Я приехал туда, мама... Благослови меня! - Старик говорил сбивчиво,
торопливо, стараясь побольше рассказать ей  о  своей жизни  без нее и боясь,
что она прервет его или исчезнет.
     Мать  долго  вглядывалась  в его  лицо,  глаза,  и,  перекрестив, молча
поцеловала в лоб.
     - Я все знаю, сынок, ты поступил правильно. С Богом, родной мой...


     Старик проснулся от предощущения счастья. Он открыл  глаза и рассмеялся
тихонько. Луна заглянула в узкое окно и  высветила выскобленную  ножом белую
столешницу, искупалась в матовой бронзе вновь подвешенной рынды, блеснула на
стекле  банки, куда  кто-то  воткнул косматую  сосновую ветку  с  шишечками,
прошлась  по темным  фигуркам из мякиша,  оставшимся от бывшего жильца,  - и
остановилась на новеньких нарах из  жердей, на которых спал Чекушка. Чекушки
там не было.
     Сладко сопел  Иван на мешках со свежей травой, бормотал во сне Горелый,
мерно дышал Седой с нахмуренным лбом. Чекушки не было.
     Старик  тихо  поднялся,  на  цыпочках  прошел  по винтовой  лестнице  и
осторожно выглянул. У  полуразвалившихся  зубцов почти  на самом краю  башни
стоял Чекушка в  матросской  фуражке  с  лентами.  Ленты  волшебно  шуршали,
колеблемые легким ночным ветерком  -  мальчик смотрел из-под ладони  вдаль и
шепотом отдавал команды невидимым матросам.
     - Чекушка... - тихо позвал Старик.
     - Взойдите на мостик, сэр, -  грозно  ответил строгий капитан. Чекушка,
не глядя, сделал нетерпеливый жест рукой, словно уже давно поджидал его.
     - Есть, капитан! - Старик от волнения отдал честь левой рукой, вывернув
ладонь.
     - К пустой голове не прикладывают, сэр.
     - О,  да,  я понял  вас,  капитан, -  Старик нацепил очки  и наклонился
вперед, всматриваясь в темноту.
     - Что там? - взволнованно прошептал он.
     Чекушка окинул его суровым взглядом.
     - Остров.
     Старик поправил очки и еще сильнее наклонился вперед.
     - Там, ткнул пальчиком капитан. - Смотрите внимательней, сэр.
     - Вижу! - вдруг вскричал Старик и сдернул очки. - Вижу!
     - Видите? - переспросил уже не капитан, а Чекушка.
     - Да, вижу, - искренне отвечал Старик.
     - Какой он? - одними губами прошептал Чекушка.
     - Чудесный. Он чудесный, капитан.
     - Ты, правда, его видишь? - Нотка сомнения еще звучала в его голосе. Но
Старик посмотрел ему в глаза и отвечал не колеблясь: "Да!".
     И Чекушка поверил. Он оглянулся по  сторонам, сделав  круглые глаза,  и
вцепился в руку Старика.
     - Поклянись! Поклянись, что никому не расскажешь.
     - Клянусь, - отвечал Старик, подняв, как Чингачгук руку.
     -  Слушай, -  взволнованно и торопливо зашептал Чекушка. -  Мы  едем на
остров. -  Старик кивнул.  -  Мы  и  деньги  копим...  У  нас  уже,  знаешь,
сколько...  - Чекушка  наморщил лоб, пытаясь  сосчитать.  -  В общем,  много
уже...  Но  не хватает. Мы, как только  накопим, сразу купим корабль...  Ну,
маленький... шхуну или яхту... и поплывем...
     - А зачем? - робко спросил Старик.
     - Как зачем?! Там ничего этого не будет!
     - Старик не спросил "чего", он понял. Он понял все и прижал  Чекушку  к
груди.


     Под утренний звон колоколов в парк вошла Любка. В туфельках-лодочках на
небольших точеных каблуках,  юбочке-полоске,  едва  прикрывающей  округлость
ягодиц,  футболке, нарочито  оголяющей  одно  плечо, и парике, взбитом а  ля
Мэрилин Монро. Она  плюхнулась на скамейку  рядом с молодящимся старичком со
шкиперской бородкой и розовым галстуком-косынкой, подвязанным под  клетчатой
ковбойкой.  Старичок  сухо  кашлянул  и  прикрылся газетой.  кося глазом  на
стройные Любкины ножки,
     Любка достала из сумочки зеркальце и, забавляясь,  пустила зайчика двум
молодым   людям,   пьющим   пиво,  перевела  лучик  на  трех  собутыльников,
прятавшихся  в кустах,  провела  по  соломенным  шляпкам  старушек,  сидящих
напротив,  и,  наконец,  облагодетельствовала   старичка.  Старичок  отложил
газету, просияв новенькими зубами.
     - Гуляете? - смущенно кашлянул он.
     Любка молча смерила его презрительным взглядом. Старик стушевался.
     - Действительно, вопрос  глупый...Что  еще можно делать в парке в такой
чудный день. - Старик хихикнул.
     - Многое можно, - многозначительно произнесла Любка и вынула из сумочки
сигареты. Старик подвинулся и щелкнул дорогой зажигалкой. - Позволите?
     Позволив,  Любка  царственно  протянула  руку  за зажигалкой.  Старичок
протянул с готовностью.
     - Зыконская вещь, - Любка выдохнула дым прямо в лицо старикашке.
     -  В таком  случае позвольте вам  ее  презентовать.  Старушки  напротив
возмущенно вскинули подбородки.  Любка пустила дым и в их  сторону. Старушки
отвернулись. Любка бросила зажигалку в сумочку.
     - Вы знаете, как называется эта церковь? - мурлыкнул старичок.
     - Как? - скорчила заинтересованностъ Любка.
     -  Благовещенья!  -  ликуя, отвечал старичок.  - Что  означает  "благая
весть". По Евангелию это означает тот момент, когда Святой Дух в виде голубя
сообщил Марии, что она... м-м...
     - Забеременела, - подсказала Любка.
     - Именно так! -восхитился старичок.
     - Вы,  как  я  вижу,  увлекаетесь историей? -  сделал непонятный  вывод
старичок.
     Любка подумала и согласилась.
     - Тогда смею вас заверить, что вам необыкновенно повезло.
     - И вам, - игриво заметила Любка.
     -  0  да,   -  возбудился  старичок,  -   в   свое  время  я  занимался
археологией...
     - В какое? - неприлично фыркнула Любка.
     -  В  э...  э...  свое, -  замялся старичок. - Так  вот,  я с  огромным
удовольствием мог бы вам рассказать о многих чудесах, более того, я могу все
это вам просто показать...
     - Показать? - фальшиво удивилась Любка, но старичок не заметил.
     -  Да, здесь рядом. Не желаете  пройтись. Или  вы предпочитаете  такси?
-едва  сдерживая  восторг, галантно  привскочил старикашка.  Старушки  разом
посмотрели в их сторону.
     -  Такси, -  Любка  щелчком  отправила сигарету  в  кусты  и захрустела
гравием, отчаянно вихляя  бедрами. Старичок, воровато  пригибаясь, засеменил
рядом.
     16.
     -   Мы  вам   очень  признательны,  -   с  легким  акцентом  благодарил
представитель   консульства  Артура.   -   Мы  никогда   не   сомневались  в
добропорядочности российских граждан. - Он потряс руку Артура в своих пухлых
ладонях  и  аккуратно сложил в саквояж синий заграничный паспорт и  шкатулку
Старика.
     Артур, широко улыбнулся в ответ:
     - Не стоит  благодарности. Я  только  хотел  бы  попросить вас, - (лицо
представителя  застыло  в  напряженной улыбке), - в  случае,  если гражданин
захочет узнать, так сказать, об обстоятельствах... - Артур протянул визитную
карточку, - пусть позвонит или просто зайдет в любое удобное для него время.
Буду рад услужить.
     - О, да, конечно, - вновь расцвел представитель.

     Проходя мимо откровенно скучающего  милиционера в будке  под выгоревшим
на  солнце  итальянским  флагом,  Артур услышал, как  в  кармане его пиджака
засвиристел телефон.
     - Да, - строго сказал он. - Слушаю, - чем дальше он  слушал, тем больше
темнело его лицо. -  Где?  -  задал он  единственный вопрос  и открыл дверцу
своего автомобиля.


     -  Седой. тебя Любка ищет,  - как можно  безразличней  говорил  Марсель
(пятнадцатилетний   подросток),  отыскивая  взглядом  потенциальную  цель  в
гомонящей потной толпе Апраксиного двора.
     - Это ее дело, - оборвал его Седой.
     - Есть!  -  подбежал  запыхавшийся Горелый. - Видак ищут дешевый,  двое
их... -Он указал на здоровенного парня в мокрой под мышками рубахе с круглой
рязанской физиономией  и его  близнеца,  поменьше, - Они  робко выспрашивали
бойкого  продавца  и хмурили выгоревшие  брови, видимо, переводя  валюту  на
рубли.
     - Вы магнитофон ищите?  - очень вежливо спросил у них Марсель, вынырнув
из людской массы.
     - Видак, - кивнул ошалевший от духоты рязанский Геракл.
     - А что? - насторожился его близнец.
     - Приятель "Панасаник" сдает... - Марсель рассеянно  покрутил глянцевым
паспортом в руках, - почти даром. Не хотите взглянуть?
     Приятели переглянулись и кивнули, то есть, клюнули.
     _ _ _ _ _
     -  Четыре  головки,  новенький, муха  не садилась, -  радостно  говорил
Марсель,  ведя  оробевших  приятелей  по  мраморной лестнице  к  в  общем-то
небогатой двери на первом этаже, в которой, однако, торчало бронзовое кольцо
и на которой висела табличка с витиеватой надписью "Профессор Ланской".
     - Это папаша его, - пояснил Марсель. - Все по заграницам мотается, дома
почти  и  не бывает. Привез магнитофон,  а ему дядя  такой же подарил.  Он и
решил - на  карманные расходы...  - нахмурился  Марсель,  приглашая туземцев
совместно вознегодовать на прожигателя жизни. Туземцы вознегодовали,  но про
себя.
     Марсель зачем-то тщательно  вытер  ноги  о  коврик у двери и, дернув за
веревочку, позвонил.  Раздался мелодичный звон колокольчика. Затем шаркающие
шаги,  дверь приоткрылась, и  из нее  высунулась  старательно  взлохмаченная
голова  Седого. За ней виднелись голая  шея со смазанным помадным отпечатком
губ и часть махрового халата в полосочку.
     - Чего тебе? - нахмурился Седой.
     - Да я покупателей, вот, - залепетал Марсель.
     - Я не один, - Седой окинул грозным взглядом покупателей.
     -  Ну,  Эдуард,  люди же пришли,  -  заканючил Марсель, толкнув  локтем
Геракла.
     - Ага, - выдавил тот и снова сконфузился.
     - Ладно, только быстро, -  Марсель  шагнул к  двери, но Седой остановил
его. - Подожди, я спальню прикрою, - и скрылся.
     -  Давай бабки, яростно  прошипел Марсель,  и туземцы торопливо  вынули
мятую пачку и  сунули ее Марселю.  - Сколько здесь? - Туземцы нервно назвали
сумму. - Я сейчас, - и Марсель скрылся за дверью.
     Через пять минут лохи переглянулись, и Геракл  нерешительно  потянул за
шнурок. Шнурок оказался  в  его руках. Его  приятель замычал  и боднул дверь
плечом. Дверь распахнулась - лохи рванулись в проем. За дверью была лестница
в  три ступени и двор-колодец с мусорным баком посередине.  На мусорном баке
сидел черный кот и облизывался.


     Старик  сидел на скамейке в  липовой аллее недалеко  от консульства. Он
захлопнул  пустую шкатулку и сунул ее обратно  в саквояж. Повертел  в  руках
визитку  с  золотым  ободком,  надел  очки  и  внимательно  прочитал  адрес.
Проходяший  мужчина  бросил  окурок  мимо  урны.  Окурок  дымил у самых  ног
Старика. Он поднял его и старательно затушил об асфальт.


     Любка восседала  в большом  кожаном  кресле,  хрустя  яблоком. Комната,
заставленная ампирной мебелью, представляла из себя жалкое зрелище.
     ... Осколки  китайского  фарфора усеивали  турецкий  ковер. Опрокинутая
ваза выплеснула воду вместе с  розами на старинный диван. Чучело крокодила с
оторванным хвостом неведомым образом попало в большой аквариум с подсветкой.
Там же плавал насмерть перепуганный кот с косынкой хозяина на  шее,  и когда
Артур  вошел,  милицейский сержант, вызванный хозяином, изловчился и схватил
кота  за  шиворот.  Кот,  свирепо  мяукая,  царапнул  сержанта и  сиганул по
портьере наверх, где  и  уселся,  яростно  облизываясь.  Любка  хихикнула  к
запустила  огрызком  в кота, но  не  попала. Огрызок отрикошетил  от шкафа и
ударил по унылому носу хозяина, прятавшегося за роялем.
     Артур кивнул сержанту  и  скрылся с  ним  в коридоре.  Ощутив в кармане
приятно похрустывающие бумажки,  сержант вежливо козырнул и испарился. Артур
вздохнул и снова вернулся в комнату. Старичок тут же подскочил к нему.
     - Разбила  сервиз  на двадцать персон, раритет, египетскую вазу... я не
говорю уже о моральных издержках, - Старичок коснулся разодранной щеки.
     - Он домогался, -  Любка соскочила с кресла, и старичок тут же отступил
за рояль.
     - Неправда! - взвизгнул он и почему-то присел.
     - Правда-неправда,  - Любка подумала. -  Может, на  него в суд  подать?
Совращение малолетних, как-никак мне всего пятнадцать...
     - Думаю, на первый раз его надо простить, - устало подыграл Артур.
     - Вам-то что,  а  он  меня лапал... Тут  и тут, - Любка с удовольствием
показала. Артур поморщился и строго посмотрел на старичка.
     Тот сник.
     - Надо простить. Пошли, - Артур взял Любку за руку и вывел из квартиры.
     -----------
     -  Когда-нибудь ты влипнешь так,  что никто,  даже я, не смогут  помочь
тебе, - говорил Артур, захлопывая дверцу автомобиля.
     - Плевать, - Любка забилась в угол сиденья.
     - Я одно не могу понять, - распалялся Артур. - Зачем ты это делаешь?
     - Зачем? - Любка ненадолго задумалась. - Останови.
     Артур посмотрел недоуменно.
     - Останови, - еще раз повторила Любка.
     Артур остановился и посмотрел на Любку. Та смотрела в другую сторону.
     - Хочешь, я  тебя  поцелую?  Хочешь?  -  (Артур молчал). -  Тогда спой.
Песенку. Ну, хоть рожу скорчи... - (Артур молчал). - Теперь понял?  -  Любка
повернулась к Артуру. -  А вообще, ты как был комсомольский чинуша, таким  и
остался, скучный... Пока, - Любка  вышла  из  автомобиля и  сильно  хлопнула
дверцей.


     - Черт! - швырнул карты на стол Марсель.
     Старинный красный абажур с  кистями высвечивал ровный круг  на  столе в
кабинете  Артура. Сквозь  сизый дым в  полумраке едва проступали  потные  от
изрядной доли выпитого лица игроков.
     - Па-прашу  денежки, -  протянул  довольно  Питон и  зачем-то  похлопал
Плесень по голове.
     - Непруха, - подхихикнул Плесень и незаметно от Марселя сбросил карты.
     -  Тридцатки  не  хватает,  -  Марсель  лихорадочно пересчитал  зеленые
купюры. - Я завтра... - Марсель обвел взглядом партнеров и сник.
     - Нет денег, играть не садись, - мягко попенял ему Темный.
     - А пусть кукарекнет ! - загорелся Плесень.
     -  Кукарекнет?  - Темный задумался. - Мне нравится ход твоих  мыслей. А
тебе? - обратился он к Марселю.
     - Я отдам... завтра, - Марсель затравленно посмотрел на Темного.
     - Пусть штаны снимет! - заржал Питон.
     -  Вот-вот, снимет  штаны и кукарекнет...  Публике скучно, народ жаждет
зрелищ. Зре-лищ....  Ну! - Темный  отпил вина.  -  Поаплодируем... - и  вяло
хлопнул в ладоши. Публика захлопала.
     - Я не буду, - сжался Марсель.
     - Давай-давай, - Питон взял его  за шкирку и поставил  посреди комнаты.
Марсель вырвался. Тогда Питон провел жирной пятерней ему по лицу и швырнул к
стене. Все заржали.
     Марсель  поднялся и  медленно спустил джинсы  до  колен. На  его глазах
выступили слезы.
     - Давай! - бил в ладоши Плесень. - Давай !
     - Кукареку... - едва слышно сказал Марсель.
     -  Громче!  -  вопил Питон.  -  Крыльями, крыльями  помаши!  -  ликовал
Плесень. Никто не  заметил, как в дверях  показалась  умная лобастая  голова
дога, а за ней и сам хозяин. Все замерли.
     -  Продолжайте -  продолжайте,  - Артур  бочком протиснулся в кабинет и
уселся в уголке. Все молчали. - Значит, развлекаемся...  Патриции веселятся,
богема буйствует.  Хорошо  вы живете,  весело...  Какую  все-таки  дрянь  мы
выпустили из бутылки. Гиен,  пожирающих свои  внутренности...  -  он  нервно
потер переносицу. И бессильно добавил, - Вон...
     Через секунду в комнате никого не было. Лишь дымилась забытая сигарета.
Артур затушил ее и налил себе вина. Затем недоуменно покрутил головой, будто
удивляясь чему-то. Подошел дог и ткнулся ему мордой в коленку.
     - Выпьем, дружище, -  обратился он к собаке.  - Все молчишь... Ну, будь
здоров, -  Артур  опрокинул рюмку  и, когда повернулся, увидел сквозь  сизый
сигаретный дым в полумраке стоящего в дверном проеме Старика, прижимающего к
груди саквояж.
     Старик  молча протянул  Артуру  его визитку. Артур повертел  визитку  в
руках  и только потом  разглядел саквояж. Он внимательно  посмотрел  в  лицо
Старика. Старик казался испуганным и моргал. Артур  вытащил из кармана пачку
сигарет, она оказалась пустой. Артур  смял  ее пальцами. Старик вдруг достал
из кармана пиджака старинный с монограммой портсигар  и  раскрыл его.  Артур
опустил глаза  - в  портсигаре лежали  разнокалиберные окурки,  Артур  снова
внимательно посмотрел на Старика.
     -  Нет, спасибо...  -  он  прошел к креслу  и жестом пригласил  Старика
сесть,  но  тот остался  стоять.  Артур пожал  плечами и  удобно устроился в
кресле. Ведь вы - тот самый итальянец?..
     Старик кивнул.
     -  Я  вижу,   вам  вернули  саквояж...Надеюсь,  и  паспорт  вернули,  и
шкатулку... - Старик снова кивнул и сглотнул слюну. - Вы хотите сказать, что
шкатулку вам вернули пустой... А что там должно было быть?
     - Камни, - одними губами произнес Старик.
     - Камни? -  Артур  достал  из кармана блестящую  зажигалку  и  принялся
вертеть ее в цепких холеных пальцах.  Вдруг он заметил, что Старик неотрывно
следит за зажигалкой, и  начал вращать ее размеренно, говоря при этом в такт
вращению.
     - Бриллианты?  - уточнил он, и  Старик кивнул, по-прежнему  не  отрывая
глаз от зажигалки. - Сколько там было камней?
     - Двенадцать...-так же монотонно отвечал Старик..
     - Двенадцать! - вскричал  Артур, и Старик  очнулся. Артур  тут же  взял
себя в руки. - Нет,  там был один камень, вот этот. - Артур достал  из сейфа
бриллиант и положил его на подставку.
     -  Камней было  двенадцать, -  Старик вздрогнул  от  быстрого,  хищного
взгляда Артура. - Их  Леший...  взял... Но мы... мы  искали. Там ничего нет.
Там  только  фигурки...  -  Артур  вскинул  бровь.  - Из хлеба...  он  лепил
зверей...
     - Вам хотелось бы, чтобы я вернул камень... или вам нужны деньги?
     - Деньги, - быстро ответил Старик.
     - Вы что-нибудь хотите приобрести, или...
     - Корабль. Нам... надо уплыть, потому что... Надо уплыть.
     -  Уплыть...-  ничуть  не  удивился Артур. -Я  дам  вам  денег, но  при
условии... Ведь вы будете искать пропавшие  камни? - (Старик  кивнул). - При
условии. если  вы найдете их... а вы,  я думаю, найдете... Вы  принесете  их
сюда. Мне. Только мне. Вы согласны?
     Старик  кивнул  и Артур,  достав из  сейфа несколько  зеленых  банкнот,
вручил  их  Старику.  Старик,  пятясь,  вышел  из  комнаты.   Артур  вежливо
поклонился ему вслед. Тут же из-за портьеры показалось лицо Темного.
     - Проследить. Но только без глупостей...
     Темный  кивнул и  скрылся  за  портьерой.  Артур включил  подсветку,  и
бриллиант заиграл, засветился голубым огнем.


     На  углу  людного  проспекта  готовилось представление.  Иван,  изредка
выбивая ложками дробь о колено, зазывно кричал:
     - А вот Карузо, поет от пуза!
     Подходи честной народ, вам частушки пропоет!
     Не боисъ стоптать ботинки, в тех частушках сплошь картинки!
     Посмеетесь от души, хоть в блокнотик запиши!
     Приготовьте все по тыще, музыкантам нужна пища!

     Когда  реклама  закончилась, Иван  вытолкнул  в образовавшийся полукруг
Чекушку. Чекушка затравленно огляделся, набрал в грудь воздуха и запел вдруг
удивительно высоким чистым голосом:
     - Мимо тещиного дома я без шуток не хожу,
     То в окошко х... засуну, то забор разворошу!
     В толпе хихикнули, Чекушка втянул голову в плечи, но ободренный  тычком
Ивана, продолжил:
     - Полюбила тракториста, а потом ему дала-
     Три недели сиськи мыла и соляркою ссала!
     Пел он совсем  не забористо,  а,  скорей, протяжно и  жалобно, как поют
романс  или  оперную  арию.  Иван  же  вертелся  на  пупе,  тюкая   ложками,
залихватски свистел, подхватывая окончания фраз.
     Толпа  рыдала. Смешливые  туристочки  прыскали  в ладонь, высокий рыжий
парень  гоготал, как  гусак, вытянув  жилистую  шею, пожилой дядька в  шляпе
пирожком ржал, держась руками за живот. Чекушка смотрел поверх зрителей, и в
глазах  его  стыли тоска и  стыд.  Иван  снова толкнул  его  локтем. Чекушка
вздрогнул и встретился взглядом со  Стариком. Старик стоял в толпе, прижимая
к груди  саквояж.  Он понял, наконец, где  он видел  эти глаза.  Удивительно
ясные, глубокие, печальные и светлые одновременно. Он узнал их, и сердце его
застучало сильно и часто, как  в детстве,  когда  ему  было радостно быть  и
чувствовать мир. Старик почувствовал стыд  мальчика.  Он сделал шаг и  встал
рядом, обняв Чекушку за  плечи, он запел вместе с ним, старательно  открывая
рот и не попадая в тональность. Толпа взревела.
     Тощая  бабенка  с  зеленым  фингалом  под  глазом  пустилась   в  пляс,
притопывая стоптанной туфлей, и завизжала пронзительно:
     - И-и-их! И оделася не  так, и обулася не так. Завалилася в канаву и не
вылезти никак!
     Иван взял жестяную  банку и обошел публику. Он  настойчиво тыкал банкой
чуть  ли  не  в  нос  зрителям,  но  деньги бросали неохотно.  Толпа  вскоре
поредела, а затем рассосалась окончательно.
     - Двадцать семь штук, подбил выручку Иван.
     - Это мало? - наивно спросил Старик.
     - Это не мало, это  вообще - фуфло! - Иван в сердцах шмякнул банкой  об
асфальт. - Опять Горелый гундеть будет...
     Старик  поднял банку  и заглянул в нее, словно  надеясь  обнаружить там
деньги.
     - Ладно, пошли, -  махнул рукой  Иван, и  бродячая труппа  двинулась  в
сторону  магазина  продуктов.  Чекушка догнал  Старика и  быстро  пожал  ему
ладонь.
     - Спасибо, - шепнул он.
     Старик в ответ пожал ему маленькую ладонь.


     Седой  стоял за  деревом в небольшом  сквере Любкиного дома.  По скверу
носились собаки, а "собачники", собравшись в кружок, обсуждали  свои собачьи
проблемы. Кудрявая болонка подбежала к нему и злобно затявкала.

     ...  Болонка,  захлебываясь, тявкала  на  Седого.  В  большой  гостиной
вповалку валялись подростки. Никто из них даже не пошевелился. На  полу,  на
столе, -повсюду стояли бутылки из-под вина, в тарелках кисли окурки. Одну из
стен, с  потолка до пола  исписал  своими  инициалами "писатель", каковой  и
прикорнул тут же, на собачьем коврике. .Любки нигде не было.
     Холодея, Седой поднялся наверх, где были спальни.  Из приоткрытой двери
до него  донесся  неразборчивый девичий  голос,  что-то ласково и настойчиво
повторяющий.  Он  сильно  толкнул дверь  и  ворвался  в  спальню  -  работал
телевизор,  и  на  экране пухлая  сериальная  блондинка скармливала угрюмому
красавцу бутерброд.  Он деликатно разевал  рот  и работал мощными челюстями,
изображая страсть. Поперек кровати, открыв рот, сопел приятель Седого, обняв
ботинок с  оборванными  шнурками. В  изголовье  лежала Люб- ка,  натянув  на
голову свитер, и упиралась левой ногой в щеку сопящего приятеля.
     Вдруг  она подняла голову и сдернула с  лица свитер. Увидев Седого, она
попыталась улыбнуться, но, разглядев  выражение его лица, перевела взгляд на
приятеля. Старательно наморщила лоб, пытаясь что-то сообразить, и пошевелила
пальцами на  ноге. Приятель  закрыл рот и сладко зачмокал.  Седой  окаменел.
Любка развела пуками и снова попыталась улыбнуться, но у  нее не получилось.
Седой закусил до крови губу и вышел из спальни.
     Внизу он  наткнулся на  бутылку и, не отрываясь, выпил больше половины,
облив  лицо розоватой жидкостью. Уходя, он запустил  бутылкой в ни  в чем не
повинный телевизор.  Кинескоп  лопнул, посыпались искры,  вспыхнули  тюлевые
занавески на окне.
     Потом  он брел по  улице. Еще  редкие прохожие  почему-то старались его
обходить. Он остановился у зеркальной витрины. На него таращилось искаженное
бледное лицо с налитыми злобой глазами. Не отрывая от гаденыша взгляд, Седой
нашарил  булыжник и бросил в  витрину  - брызнуло стекло. Тотчас подбежавшие
блюстители  порядка  скрутили ему руки.  Седой,  диковато оглядываясь, вдруг
вырвался и побежал, но  один из милиционеров успел  подставить ему подножку.
Седой упал,  как-то  странно затихнув. Когда же подошедший  милиционер ткнул
его шнурованным ботинком, Седой  вдруг поднялся и всадил блеснувший  осколок
прямо н обвислый милицейский живот. Милиционер закричал, приседая  по-бабьи.
Подбежали   опомнившиеся   сотоварищи   и   со   знанием   дела  измордовали
несопротивляющегося Седого.

     ... Хозяйка оттащила собачонку, и Седой уже хотел покинуть пост, как на
дорожке показалась Любка. Седой снова зашел за дерево.
     Любка,  сгорбившись и волоча за патлы свой мэрлиновский парик, тащилась
вдоль дорожки. Почувствовав чей-то взгляд, она обернулась, но увидела только
спину Седого, уходящего прочь. Седой свернул с дорожки  и быстро зашагал меж
деревьями.
     -  Седой! - беззвучно закричала Любка. Он, словно услышал  ее, замер на
миг. Любка побежала,  вытянув  навстречу  руки.  Седой  вдруг тоже  побежал.
втянув голову в плечи, и растворился в высыпавшей из трамвая толпе.


     Старик с пакетом в руках,  нагруженным провизией, подходил к  горбатому
мостику, как вдруг увидел  на  тропинке,  ведущей и  заливу,  ворону. Ворона
подхватила в клюв что-то блестящее  и важно запрыгала через полянку. Старик,
недолго  думая,  направился за  ней. Ворона приостановилась, кося  глазом на
Старика  и растопырив крылья.  Старик остановился,  тоже растопырив  руки  и
присев, как ворона. Ворона  подпрыгнула. Старик тоже.  Ворона  вытянула шею,
Старик повторил. Ворона запрыгала к дереву, Старик  точно так же запрыгал за
ней.
     На  тропинке с самодельной картонной папкой в  руках показался Чекушка.
Он увидел игру Старика с вороной и, присев за кустами, вынул из папки лист и
принялся быстро набрасывать карандашом забавную  сценку. Ворона уже взлетела
на  дерево и  недоуменно посматривала на  Старика.  Старик,  вытянув  шею  и
привстав на цыпочках, пытался рассмотреть, что же блестит в ее клюве. Ворона
подумала и  каркнула, блестящий предмет  упал в траву.  Старик бросился  его
искать -  на  земле лежали два стеклянных  шарика на  шнурке, таким  женщины
стягивает хвостик из волос. Лицо Старика вытянулось. Вдруг он услышал смех -
поднял голову: в кустах, корчась от смеха,  стоял  Чекушка.  Листы  из папки
рассыпались на траве. Старик рассмеялся в ответ и бросился помогать  собрать
Чекушке картинки. Вдруг он остановился, надел очки  и принялся рассматривать
картинку, затем другую,  третью... Чекушка  перестал смеяться  и  пораженный
сосредоточенностью Старика запустил палец в нос.
     - Ты должен рисовать, - каким-то осевшим голосом  вдруг сказал Старик и
как-то по особенному посмотрел на Чекушку. Чекушка смутился.
     Старик  полез  за платком  вытереть  увлажнившиеся  глаза,  его  пальцы
нащупали деньги в кармане, хитрая улыбка озарила его лицо :
     - Ты обязательно будешь рисовать, обязательно.


     Пылал огонь в  очаге, сложенным из  кирпичей.  В кастрюле булькал борщ.
Горелый кромсал колбасу, Иван, утирая  слезы,  самозабвенно чистил луковицу.
Седой, слюня палец, считал выручку.
     - Не густо, - он сложил купюры в жестяную банку и сунул ее  в тайник. -
Ничего, у нас еще часы есть.
     - Кому ты их сдашь, - бросил нож Горелый, - если узнают, кишки на ветер
выпустят.
     - Через Марселя сделаем.
     - Не нравится мне твой Марсель.
     - Жрать хочется, - понюхал борщ Иван.
     - Жрать  вы мастаки, - переключился Горелый  на Ивана.  - Сколько сняли
сегодня?
     - Вот, - ткнул Иван пальцем на колбасу.
     - Богатая добыча. Седой, хватит  им Ваньку валять, надо их к настоящему
делу приучать. А...явились, не запылились... -протянул он навстречу вошедшим
Старику с Чекушкой. - Опять  свои картинки мазал! - Он вырвал папку из рук и
швырнул в сторону. - Кому было сказано жрачку готовить, а? -он сильно смазал
Чекушку  по затылку. Тот отлетел в  угол и принялся собирать картины, хлюпая
носом.
     - Оставь! - Седой схватил Горелого за руку.
     - Я этого живописца  точно урою!  - заорал  Горелый, оттолкнув  Седого.
Седой вдруг сильно ударил его в челюсть. Горелый отлетел и схватился за нож.
     - Ты думаешь,  если  ты  меня тогда  из могилы  вытащил,  так тебе  все
позволено.  Горелый таких  вещей никому  не  прощал.  Никому, - наступая  на
Седого, говорил  Горелый. Седой  выпрямился и молчал. Иван тихо  заскулил от
страха. Горелый взглянул на него и, отвернувшись от Седого, бросил  нож. Нож
воткнулся в жердину и  задрожал. -  Мы так не  то,  что на шхуну, на плот не
заработаем! Никогда мы  отсюда  не уплывем, поняли? Никогда!  А зима придет,
вымрем, как мухи!
     Я заработаю, я принесу, - Чекушка вдруг выпрямился, голос его дрожал. -
Я принесу! - сжал он кулачки и бросился вон из убежища.
     - Ты злой, ты...очень, злой, - волнуясь, сказал Старик.
     - А, еще один идиот. Мало двух, так еще и третьего пригрели. Ну, скажи,
зачем ты его подобрал? 3ачем ты с этими засранцами нянчишься? Объясни мне?
     - Они не такие... - тихо отвечал Седой.
     - Какие еще не такие?
     - Другие.
     - Что  значит другие?.. Ну,  пусть, пусть будет  так... Но нам-то  что?
Нам-то они зачем?
     - Без них мы озвереем, - Седой твердо посмотрел ему  в глаза.  Горе-лый
сел на нары и замолчал. Старик незаметно выскользнул из комнаты.


     Чекушка брел  по ночному  городу.  Очень  хотелось  есть,  и  в  животе
призывно булькало. У рынка копошились небритые личности, выискивая в ларьках
отраву подешевле. Один мужичок в съехавшей набок кепке отделился от ларька и
на нетвердых ногах  затопал  в подворотню. Чекушка, оглянулся и  покрался за
ним. Мужичок  что-то  бормотал  про себя, изредка  вскидывая голову  к луне,
наверное сверяясь с маршрутом, но  как он не щурил глаза, луны разбегались в
разные  стороны. Наконец, он свернул  в один из  глухих  переулков.  Чекушка
шмыгнул за ним  и  тотчас наткнулся на  склоненного  мужичка,  шарившего  по
асфальту в поисках кепки.
     - Эй, кепку подай, - неожиданно хриплым басом сказал мужик.  Испуганный
Чекушка поднял кепку и протянул  пьяному. Мужик долго выбивал кепку о ладонь
и, нацепив ее совершенно немыслимым образом, приблизил к Чекушке лицо.
     - А я тебя, пацан,  знаю... Чирик дай до завтра? - Чекушка отшатнулся к
стене  и  замотал головой.  -  Немой, что ли?  -  Чекушка  замотал  головой.
-Свободен, - икнул перегаром мужик и потащился к парадной.
     -  Спасибо,  -  прошептал  почему-то  вслед несостоявшийся  грабитель и
бросился бежать и так, не останавливаясь, добежал до парка..
     В парке звучала музыка, сверкало неоновыми огнями "Казино". Подкатывали
к  парадному  иномарки,  из  них  выпархивали  дамы  в  шубках  и  дядьки  в
разноцветных  пиджаках. Чекушка обогнул казино, стараясь не попасть в полосу
света,  и,  перейдя  через  улицу, вошел  в темную  арку.  Во  дворе-колодце
светилось окно  первого этажа. Чекушка подставил ящик и осторожно заглянул в
окно.
     За  грязной  занавеской  виднелся  угол  шкафа  с  выцветшим  зеркалом,
выцветшая фотография  Чекушки с матерью (в  рамочке),  часть  репродукции  с
картины Брюллова "Всадница" и круглый  стол, накрытый прожженной  сигаретами
клеенкой.  Стол  был  завален  грязной  посудой  и  заставлен  разномастными
бутылками. Над столом тускло мерцала засиженная мухами лампочка без абажура.
Уткнувшись  лицом в тарелку, спала незнакомая  Чекушке  женщина. Рядом стоял
мужик в дырявой тельняшке  и ловко  сливал  из зеленых  флаконов  знаменитое
средство  для обезжиривания поверхности  в большую пластиковую бутылку. Мать
Чекушки  в  застиранном халате восседала  царицей  в  продавленном кресле  и
курила  "Приму"  в  деревянном мундштуке,  следя за  манипуляциями небритого
фокусника. Фокусник слил  жидкость, размешал, сделал "ап" и, чиркнув спичкой
о засаленные волосы, поднес ее к горлу.
     -  Фук!  - голубой джин полыхнул  чуть  ли  не  до  потолка.  Мать даже
захлопала  в  ладоши. Проснулась и подняла  голову  спящая. Приоткрыв мутный
глаз, она подставила стакан, и фокусник налил  туда огнедышащей водицы. Мать
тоже подставила в стакан.
     Чекушка шевельнулся. Ящик предательски заскрипел. Мать подошла к окну и
прижалась лицом к стеклу, всматриваясь в  темноту. Чекушка прижался спиной к
стене и затих. Мать окликнули, и она вернулась к стакану.


     У автостоянки чернявый,  стриженый в щеточку подросток пожирал шаверму.
Чекушка,  притаившись  в  кустах  сирени,   сглатывал  слюну.  Подъезжали  и
отъезжали   автомобили.  Соблюдая  иерархию  у   машин   суетились  дяди   в
комбинезонах, охранники в курточках наблюдали за  порядком. Тут же суетились
подростки,  выдавливая на  стекла пену, предлагали  газеты,  ту же  шаверму,
получали   взамен   хрустящие  купюры,  которые  доставлялись  чернявому   и
укладывались  в кожаную сумочку на  животе. Чекушка  уже собрался  попросить
чернявого дать  и ему заработать на  свой кусок пирога, как к тому подскочил
вертлявый паренек  и  что-то  зашептал  на  ухо,  показывая  на  смуглого  с
перебитым в боях ухом подростка, наяривающего стекло тряпкой.
     -  Опять  приперся...  я  ему только... а он под  дых.. .  ,  -  шептал
вертлявый.
     -  Понял.  Гуляй,  -  Чернявый  бросил  остаток  шавермы  и  подошел  к
охраннику.  Тот  выслушал  его  и  одобрительно похлопал по плечу.  Чернявый
вернулся на свой пост и свистнул. Перебитое ухо продолжал тереть стекло.
     - Э? Подь сюда, ушастый? - Перебитое ухо остановился и медленно пошел к
Чернявому. Остальные подростки .в предвкушении представления пошли за ним.
     - Ты что тут делаешь, землячок? - спросил Чернявый.
     Перебитое ухо вытер грязной тряпкой лоб и промолчал.
     - Не понял! - вскипел Чернявых.
     - Работаю, - выдавил Перебитое ухо.
     - Занято тута. Тута другие работают, - хохотнул  Чернявый, - А пряников
сладких всегда не хватает на всех.
     - Половину отдам. Мать больна. . .мне надо.
     - У всех мать больная, - почти  ласково протянул Чернявый.  -  Так  что
давай выручку и топай отсюда мелкими шагами. . .Только мелкими, понял?
     - Половину отдам, - сжал кулаки Перебитое ухо. - Уйти не могу.
     - Не понял! - весело изумился Чернявый и мазнул жирной пятерней по лицу
паренька.
     И тут же  мастерски  бил  сбит с ног. Но остальные подростки навалились
кучей  и  поставили Перебитое  ухо на  колени  перед  начальством.  Чернявый
поднялся и принялся методично избивать паренька новенькими кроссовками.
     Но Ухо как-то изловчился и пнул обидчика в живот.
     - А! - завопил Чернявый. - Бензин, ты! - он ткнул в сторону вертлявого,
тот мигом вернулся с пакетом бензина в руках.
     Чернявый опрокинул пакет на паренька.
     - Я его живьем спалю, как поросенка зажарю! - и чиркнул зажигалкой. Все
отпрянули. Перебитое ухо не побежал.
     - А! -неожиданно для себя завопил Чекушка и ринулся на  Чернявого, сбив
его с ног. От растерянности никто за ним не побежал, и Чекушка, ломая кусты,
скрылся.


     Измученный  поисками Чекушки Старик снова  вернулся на вокзал. Он купил
бутерброд  с  колбасой, расплатившись  за  него  десятидолларовой банкнотой.
Сметливый продавец, не моргнув глазом спрятал банкноту  и даже видал сдачу -
двести рублей. Старик хотел уже  надкусить бутерброд, как увидел перед собой
виляющую  хвостом  вокзальную  шавку.  Старик вздохнул  и  бросил  бутерброд
собаке.
     Как  только Старик  отошел,  продавец  дал  сигнал  глазами потрепанной
жизнью шлюхе. Та, приняв боевую позу, поправила грудь и зацокала в указанном
направлении.
     - Привет,  малыш, - прохрипела она и зазывно улыбнулась сжатыми губами.
скрывая отсутствие передних зубов.
     -  Здравствуйте.  Простите, не  имею чести,  -  Старик приподнял шляпу.
Проститутка  несколько  стушевалась, но продолжила на  автопилоте  и  даже с
некоторым задором.
     - Огоньку не найдется, а  то так жрать хочется, что переночевать негде!
Старик помолчал, наморщив лоб, и виновато улыбнулся.
     - Извините, я вас не совсем понимаю.
     - Ясно,  -  вздохнула  шлюха  и  прикурила  от своей зажигалки. -  Кого
потерял-то? - выдохнула она дым, превратившись в обычную замордованную бытом
русскую бабу.
     - Мальчика, - погрустнел Старик.
     - Ты что, этот самый, что ли? - сдвинула удивленные брови шлюха.
     - Какой? - наивно переспросил Старик.
     - Сына? - сняла подозрение женщина.
     - Да... Сына, - не сразу ответил Старик.
     -  Что ж  плохо  следишь, сейчас никого  терять  нельзя... Ладно, рисуй
портрет. Что смотришь? Я здесь. как на посту. Через меня тысячи проходят.
     - Он... добрый, - Старик поник, - у него глаза такие...
     - Ясненько. Лет ему хоть сколько? - Старик пожал плечами.
     - Он поет! - вспомнил он.
     - И танцует, - хмыкнула женщина. -  Ну, мужики! Своего дитятю и того не
знают. Тьфу!
     -  Нет,  он не танцует. Танцует Иван...он мулат,  он... ложками так вот
стучит, - попытался показать Старик.
     - Ну-ка, угомонись. Ложками - это негритеныш, что ли? - Старик закивал.
-  А  этот  твой похабщину... Знаю я их.  -  Женщина вдруг  ему  подмигнула.
-Молись, дядя, тебе крупно повезло. Топай за мной.
     Она бойко зацокала к выходу .Старик за ней.


     - Ну.  смотри. Твой  звереныш?  -  Женщина  распахнула  дверь крошечной
спальни.  Старик  выглянул  из-за  плеча. На  диванчике,  заботливо  укрытый
пледом, спал Чекушка.
     - Я его давно заприметила. Он у тебя какой-то малохольный. Тот чернявый
побойчей будет.  Толк  его ногой,  он  и  запоет... -  Женщина  рассмеялась,
позабыв  про  зубы.  -  А  сегодня  один  пришел.  Стоит  и  все на  булочки
поглядывает. Ну, купила  я ему булку  и сюда  привела. Места  не жалко. Один
черт, работы никакой...
     - 0, как я вам бесконечно признателен, - просиял Старик.
     - Ладно, чего уж там, - махнула рукой женщина.
     Чекушка вдруг поднял  голову и, совсем не удивившись Старику, заговорил
вдруг совсем не сонным голосом.
     -  Дед,  какой я сейчас сон видел!  Стоим  на  падубе,  на корабле, том
ржавом,  что  в заливе...  А он не ржавый  вовсе, а  новый совсем. И  солнце
такое... радостное. А мы стоим: ты, я и Ванька... И Горелого нет.  И корабль
вдруг раз -и поплыл. А на берегу Седой. Стоит на камне, белый весь... Я  ему
кричу: "Седой!", а он не слышит... Почему он не слышит, а?
     Старик присел на диван и обнял мальчика.
     -  Недоделанные  вы  какие-то.  Ей-богу,  недоделанные,  -  усмехнулась
женщина. - Ладно, пошли что ли чай пить? Расселись, как в гостях!


     Артур  в бордовом с  муаровым узором халате, как паук, ползал  по полу,
перебирая разбросанные  всюду фотографии,  время  от времени  прихлебывая из
пузатой  бутылки.  Наконец,  из  кипы  карточек  он   выудил  одну  и,  стал
внимательно ее рассматривать.
     На  фотографии  он  стоял  на набережной  моря,  молодой,  загорелый, с
комсомольским значком на белой рубашке.  А  рядом стояла Любка в  пионерском
галстуке, прижавшись  смеющейся мордочкой  к его плечу:  худая,  голенастая,
совсем еще девчонка.
     Артур перевел взгляд на луну, таращившуюся в открытое окно:
     -  Дура,  -  сказал ей Артур  и захлопнул  окно.  Мраморный дог, почуяв
настроение хозяина, ткнулся носом ему в ладони.
     -  Скучно тебе, брат, - погладил  собаку  за ушами Артур,  - Тебе бы по
полям, за зайцами... - Собака зевнула.  -  Не любишь зайцев? Ну, за слонами,
хочешь за слонами?  Купим  ружье  и махнем...  Надоело  мне  все, дружище...
Скучно,  понимаешь... Ты молчишь,  а это,  старик, нехорошо.  Все молчишь  и
молчишь... Хоть бы выпил со мной, а?
     Артур вдруг поставил на пол блюдце и наполнил его коньяком.
     - Ну-ка... - сделал  он приглашающий жест. Дог двинул  влажным носом  и
принялся  лакать.  - Что  ж ты  раньше молчал! - вскричал пораженный хозяин.
-Погоди! Уж вместе, так вместе! - Он поставил еще одно блюдце, наполнил его,
пристроился рядом на корточках и принялся лакать .
     Вылакав содержимое, Артур отряхнулся, как собака, и, дурашливо  почесал
за ухом рукой, как лапой. Собака подхватила игру. Они катались по полу, рыча
и кусаясь, пока  Артур не запустил в дога подушкой и не сшиб со стены кривую
турецкую саблю. Он поднял ее и обнажил клинок. Затем как-то странно затих и,
подойдя к зеркалу, встал в боевую позу. Затянув потуже пояс халата, он вдруг
принялся вращать саблей, как это делают казаки. Клинок  засверкал, выписывая
круги  и петли. Артур что-то выкрикнул странным  гортанным  голосом  и начал
рубить огромный фикус в кадке.  Сочная мякоть брызнула ему в лицо и полетела
на стены и зеркало. Собака залаяла, не узнавая  хозяина. Артур, тяжело дыша,
опустил саблю. Дог замолчал и, положив  голову на лапы, посмотрел на хозяина
умными печальными глазами.




     Чекушка расставлял вдоль  стены  свечи, зажав в зубах  кисть,  готовясь
писать, когда вошел  с таинственным  видом Старик, держа в руках  плоский и,
видимо, тяжелый сверток и еще один пакет побольше..
     Старик  значительно посмотрел  на  компанию  и  прежде, чем  развернуть
сверток, сделал приглашающий жест.
     Ребята сгрудились вокруг стола.
     - Конфеты? - Иван вожделенно сглотнул слюну.
     - Небось,  книжку приволок, с него станется, -  ухмыльнулся Горелый, но
не отводил взгляда от пальцев Старика.
     Старик нарочито медленно разворачивал бумагу, из-под  которой показался
угол потемневшего от времени дерева.
     - Доска, - разочарованно протянул Иван.
     - Откуда дровишки? - заржал Горелый. - Ты, дед, совсем того...
     Старик помолчал и все так же торжественно перевернул доску.
     - Икона, - удивился Иван. - Ты что, дед, молиться хочешь?
     -  Это  Николай  Чудотворец,  -  отвечал  Старик,  -  он  всем  морякам
помогает...
     - И нам поможет? - съязвил Горелый.
     Старик  помолчал,  а  Чекушка  взял  икону  и  поставил  возле  свечей.
Чудотворец скорбно смотрел на сгрудившихся и почему-то притихших ребят.


     Чекушка,  щедро  наделенный  Стариком красками  и  кистями  из  второго
принесенного  пакета,  самозабвенно  писал  фигурки  из  хлебного  мякиша  -
наследство пропавшего в недрах  Города Лешего.  Особенно ему удалась фигурка
гаденького   насмешливого  мужичка,   восседавшего  на  огромном   горшке  и
высунувшего непомерно длинный дразнящий язык.
     Горела  новая  керосинка,  трещало с  десяток свечей,  закрепленных  по
стенам.  Чекушка, освещенный  их  желтым светом,  со взъерошенными волосами,
перепачканный красками, походил на маленького озорного колдуненка. Старый же
колдун, водрузив на нос очки, пощелкивал ножницами, кроя из картона паспорту
для новых Чекушкиных работ.
     - Тоже мне, нашел,  что  рисовать, - похлопал  себя по животу  Горелый,
-Какого-то поганого мужика, да еще на горшке.
     - А что рисовать? - хрустя яблоком, поинтересовался Иван.
     - Цветочки... Тетки цветочки точно купят.
     - Почему это?
     -  А  потому...  дуры  они,  - припечатал  Горелый  прекрасную половину
человечества.  - Слушай, - обратился он к Чекушке, но тот ничего не слышал и
продолжал рисовать. Горелый  помолчал, - Ладно,  малюй. За  что  только люди
такие деньжищи  платят. .  .Сколько  вы  сегодня  огребли? -  обратился он к
Старику.
     - Огребли? - переспросил Старик, и Горелый махнул рукой.
     - Седого опять нет, - вздохнул Иван.


     Седой дежурил в скверике у Любкиного дома. И он, конечно, не мог знать,
что за соседним деревом  скрывается Любка. Не раз она  порывалась подойти  к
нему,  но боялась,  что Седой  убежит.  Она решила  во что бы  то  ни  стало
выследить его и терпеливо ждала.
     Уже совсем  стемнело, когда к  дому тихо подъехал  автомобиль и из него
вышел  мужчина в  плаще.  Он прикурил и  посмотрел  на  Любкины  окна. Любка
ахнула, узнав  в нем Артура. Седой тоже  перехватил его взгляд, и сердце его
тревожно сжалось. Артур вдруг повернулся - они встретились взглядами.  Седой
неожиданно  для себя ступил шаг ему  навстречу.  Любка дернулась,  собираясь
вмешаться, но Артур как-то криво усмехнулся, бросил сигарету и сел в машину,
еще раз бросив взгляд на Седого.
     Когда  машина скрылась за углом,  Седой сунул  руки в карманы и  побрел
прочь. Любка, скрываясь за деревьями, последовала за ним.
     _ _ _ _ _

     У самого  входа  в башню  Седой вдруг  повернулся. Любка спряталась  за
выступом стены,  затаив дыхание. Седой  нащупал  веревку и дернул три  раза,
подождал и дернул еще два. Далеко, внутри башни, печально прозвенела рында.


     -  Вот бы  нам такой! - восхищался Иван бригом на  картине Чекушки. - И
вперед, на всех парусах!
     - По мне  хоть  на корыте, лишь бы слинять  отсюда, - Горелый  повертел
акварельку. - Так себе кораблик, крейсер лучше.
     - Нет, на крейсере нельзя. Надо, чтоб красиво...
     - Чего красиво-то? - наморщил лоб Горелый.
     - Ну как же! -  Иван даже подпрыгнул. -  Все должно быть красиво. Чтобы
раз... Там ведь пальмы кругом, попугаи... и все говорят.
     - И что они говорят, твои попугаи?
     - Здрасти! - удивился Иван.
     - Что "здрасти?"
     - Они и говорят: "здрасти, пожалста... Доброе утро, Вания".
     -  Хм,  - усмехнулся  Горелый,  -  знавал  я  одного  попугая.  -  Лихо
по-матерному крыл. Классный попка!
     - А еще там верблюды и антилопы, и тигры, только не кусачие. Такие -как
киски. Канючат себе и на лесочке нежатся. И мороженое кругом -бесплатное ! И
карусели, и горки, и мультяшки...
     - Начхать мне на твои карусели! Главное - чтоб  тепло было и ментов  не
было. Лежишь себе под  пальмой  и ждешь, когда банан свалится  и пятки  тебе
туземочка глазастая чешет... Писк?
     - Скорей бы, - вздохнул Иван.
     - Захватить бы крейсер и под черным флагом на всех парах, пока зима  не
наступила...
     -  Под  черным  нельзя,   -  вмешался  Старик,  пытаясь  открыть  ножом
консервную банку.
     -  Ишь  ты, мильонщик наш зачирикал, - заржал  Горелый, отняв у Старика
нож  и банку,  -  Отчего ж нельзя, поведай  народу!  - подмигнул  он  Ивану,
приглашая повеселиться.
     - Оттого нельзя, что с Богом надо. - спокойно отвечал Старик.
     - Так его ж нет, - поддел его Горелый.
     - Есть, - Старик поправил очки.
     -  Круто! - хихикнул Горелый, - Вань, ответь мне, пожалуйста,  есть  ли
Бог?
     - Откуда мне знать, я не видел, - пробормотал Иван и отвернулся.
     - Нет, ты на вопрос отвечай... Ну, есть?
     - Нету... наверное, - Иван смотрел в пол.
     - Видишь, дед, - вздохнул притворно Горелый. - Иван говорит, нет.
     -  Если  ты его не видишь, это  не значит,  что его  нет. Вот ты сейчас
звезд не  видишь,  а они  есть. Наступит ночь, и  ты увидишь. Так и  с  Ним.
Придет твое время - и увидишь. Как прозреешь, так и увидишь.
     - Ну, философ, - завелся Горелый, - я что, слепой, по-твоему?
     - Почему же. Только ты смотришь глазами, а надо душой...
     - Душой! -  Горелый проткнул ножом банку. - Вот моя душа!  - и похлопал
себя по пузу. - Она жрать хочет и смотреть ей нечем. Вот, у Ивана, наверное,
есть... Иван, у тебя есть душа?
     - Отстань, - насупился Иван. - Я остров хочу, чтобы солнце... хочу... -
Иван чуть не плакал.
     - То-то же... И это правильно. А тут какое солнце? Дождь да туман.
     - И  на острове дождь бывает, - продолжал Старик. - Солнце  в себе надо
искать.
     - Страшно в себе... - Иван поднял глаза на Старика.
     - Почему, Ваня?
     - А вдруг его там нет? - быстро прошептал он.
     - Да какое  солнце!?  Вы что  с  ума  все  посходили? То им  солнце, то
душа...  Скажете,  если  приглядеться, то  и остров  увидеть можно? Что? Что
молчите?
     - Можно, - просто ответил Чекушка, вытирая тряпкой кисть.
     - Седой!  - обрадовано заорал  Горелый  навстречу командиру,  уже давно
стоявшему незамеченным в темном  коридоре.  -  Слышишь, что  несут?  Остров,
говорят, увидеть можно! Это отсюда-то. Ты врубись!
     Седой  молча прошел  к  огню и снял  куртку, повесил ее над  очагом. От
куртки повалил пар.
     - Может,  у  тебя крыша  поехала? - Горелый  покрутил  пальцем  у виска
Чекушки. - У тебя вообще с предками как? А? Головка не бо-бо?
     - Пошли,  -  сверкнул вдруг глазами Чекушка и пошел по лестнице наверх.
не оглядываясь. Никто не шевельнулся.  Седой поднялся  и, ничего  не говоря,
пошел за ним. Все также молча пошли следом.
     Наверху башни  моросил  дождь. Сразу  за зубцами  начиналась  сиреневая
пелена.  Не  было ни звезд, ни луны. Только вдали мерцал  призрачными огнями
город и шумно дышала внизу громада залива.
     Компания  остановилась  и  выжидающе  уставилась  на  Чекушку.  Старик,
волнуясь, напялил запотевшие  очки. Чекушка  был сосредоточен и спокоен.  Он
подошел  к краю  и  надел бескозырку, всматриваясь  в зыбкую даль.  Компания
пристроилась рядом и тоже уставилась в сиреневую мглу.
     Смотрели долго. Иван продрог и застучал зубами. Получилось так, что все
одновременно повернулись к Чекушке.
     Глаза Чекушки сияли. Они  горели внутренним огнем  и в них  светился их
остров. И его увидели все. .Даже Горелый. Ему даже вдруг захотелось шлепнуть
Чекушку по плечу и что-то сказать. Он открыл рот и - не подобрал слов. Вдруг
внизу тревожно прозвучала рында.
     _ _ _ _ _

     - А у вас тут ничего, -  Марсель протянул руки к огню. - Здесь, что ли,
Леший обитал?
     - Вон его наследство, - кивнул Горелый на фигурки.
     -  Это он,  поди, после "красной шапочки" лепил. Впрочем,  я  по  делу.
-Марсель глянул на Седого.
     Седой достал из тайника банку с деньгами и вытащил из нее часы-луковку.
     Марсель взял часы, открыл крышку - часы вдруг мелодично прозвонили.
     - Ишь ты, умели раньше делать, - удивился Марсель.
     - На сколько потянут? - перебил его Горелый.
     - Полторы, может, две, как получится, - пожал плечами Марсель.
     - Нам говорили, что пять, - высунулся Иван.
     -  Может  быть,  -  усмехнулся  Марсель.  -  Не  забывайте,  что   часы
засвеченные. За них к шкуру  содрать  могут... Да я  и  не  настаиваю,  - он
протянул часы Седому.
     - Нам вот как надо! - снова влез Иван.
     -  Хорошо, - Марсель  поднялся. -  На остров еще не передумали?  - едва
заметно усмехнулся он.
     - Возьми, - оборвал его Седой.
     Марсель положил часы в карман.
     - Ну, привет. Как сделаю, сообщу, - он вышел из убежища.


     Любка  проснулась  уже  за  полдень.  Не  открывая  глаз,  она  чему-то
улыбнулась  и,  нащупав пульт нажала  на  кнопку -  откуда-то  сверху на нее
рухнула музыка. Вскочив, она пустилась на кровати  в  немыслимый рок-н-ролл.
Завизжав, она запустила в потолок подушкой. Наволочка лопнула, и по комнате,
как снег,  закружился пух.  Дверь в комнату приоткрылась, и  в нее заглянула
мать.  Любка издала  вопль и  обезьяной запрыгала  к матери, выпятив губы  и
ухая. Мать  побледнела  и  захлопнула дверь.  Любка тут же повернула ключ  и
распахнула окно. Пух, кружась, полетел на улицу.
     Любка  выдвинула на середину комнаты трюмо и, открыв все дверцы  шкафа,
принялась выбрасывать  содержимое на пол. Разноцветные одежды разлетались по
комнате.  Любка  быстро  прикидывала  их  перед  зеркалом  и  с  отвращением
отбрасывала. Ей нужно было что-то необычное.
     Любка взъерошила волосы и  скорчила зеркалу рожицу. Затем высунула язык
-  и зеркало  высунуло. Любка внимательнейшим образом  осмотрела  свой  нос,
губы,   рот,  глаза,  потрогала  прыщик...  Вдруг  обернулась  к  двери   и,
прислонившись, одним движением скинула рубашку. Провела пальцем по худеньким
бедрам и, обхватив  ладонями груди, вдруг рассмеялась  счастливо, запрокинув
голову.


     - Тебя зовут Марсель? - Артур стряхнул пепел. Перед ним на столе лежали
злополучные часы. Марсель  сидел напротив. В наступившей тишине было  слышно
тиканье часов. - Ты что же, хорошо знаешь этого старика? - Марсель кивнул. -
Он живет с этими... детьми, в заброшенном доме?
     -  Да  он  ведь  того...  -  Марсель  покрутил  пальцами  у  головы,  -
Рассказывает, что миллиардер... А там, в Италии, дочка его в психушку сдала,
а потом - денежки на свое имя... Как это... на попечение. А мать у него была
русская, померла и  завещала, что бы он здесь бриллианты нашел...  В  общем,
лепит, что ему в голову взбредет... И на итальянца  он не похож, а миллионер
из него, как из меня сапожник... Скорее, он из психушки сбежал, а эти... Они
там все немного того... А раньше там бомж жил, Леший его звали. Он у старика
саквояж  спер...  Он из тюряги,  наверное... Все  фигурки лепил  из  хлеба и
продавал...Ну, вот  как эти, - Марсель показал  на нэцкэ, стоящие на  столе.
Артур взял фигурку и, вертя ее в пальцах, кивнул Марселю. Марсель продолжил.
- Так вот, они там все на острове помешались. Хотят уплыть...
     - И старик? - не поднимая головы, спросил Артур.
     -  Все.  Деньги копят...  Хотят купить яхту...  (Артур  вдруг  разломил
фигурку - внутри лежала бусинка. Лицо Артура как-то странно изменилось, так,
что Марсель замолчал).
     -  Мне нужны эти фигурки, - Артур поднял глаза на Марселя. - Ты знаешь,
где они?
     - Да. Я вам покажу, - вскочил с готовностью Марсель.


     На  импровизированном  рынке  по  продаже  предметов  искусства  царило
оживление.  Меж рядов  выставленных картин,  лотков  с  резными  шкатулками,
расписными деревянными яйцами, бусами и прочей бижутерией расхаживали бодрые
туристы и  громко  чему-то  смеялись. Среди  пестрых  иностранцев толкался и
Старик. Чекушка писал портрет молодящейся финской старухи, а Иван неподалеку
постреливал из рогатки по пустым банкам из под пива.
     - Ладно,  я  до Седого пройдусь, -  поднялся он. Чекушка кивнул ему, не
отрываясь от работы.
     Обычно  Старик, высмотрев нужное  ему лицо  в толпе, подходил,  вежливо
приподнимал   замызганную  шляпу  и   что-то   путано  объяснил  удивленному
иностранцу. Иностранец пожимал плечами и брал протянутую Стариком купюру.
     Вскоре  "покупатель"  подходил  к  Чекушке  и  тыкал  пальцем в  первую
попавшуюся  картина. Подбегал  сияющий  Старик, передавал смущенному Чекушке
деньги и старательно  упаковывал картину. Так все должно  было произойти и в
этот раз,  и Старик  уже наметил  очередного  "клиента". Но  вдруг к Чекушке
подошел покупатель  настоящий. Недолго выбирая, он указал на две акварели. У
Старика  задрожали  руки,  и  он  неожиданно  для  себя  выпалил  совсем  уж
неприлично большую сумму. Покупатель лишь улыбнулся и отсчитал, не торгуясь.
Старик,  суетясь,  распрощался  с  ним  и,  передав  Чекушке  деньги,  вдруг
расплакался.
     Вскочила удивленная финка. Забегал вокруг испуганный Чекушка, а Старик,
отодвинув предложенные финкой таблетки, вдруг рассмеялся, закидывая  голову,
и  заплясал,  забавно  взбрыкивая пятками  и распевая  какую-то  итальянскую
песенку. Потом схватил  оторопевшего Чекушку и запрыгал вместе с  ним вокруг
лотка, немало удивив публику.


     Машина Артура остановилась  за  мостиком,  и  из  нее вышли  Марсель  и
автовладелец. Они поднялись по лестнице и остановились в зале.
     - Проверю, вдруг они дома...  Хотя днем они обычно  в городе, - Марсель
подергал за веревку, и в глубине башни звякнула рында. -Никого!
     Артур  с  любопытством  осматривал  грифонов,  пока  Марсель  вытягивал
доску-мост. Нажав на  язычок, он  заглянул  внутрь - из глубины горла выполз
белый таракан и пошевелил усиками. Артур брезгливо отдернул ладонь. Вытер ее
платком и бросил платок на пол.
     - Здесь Леший раньше жил, - пояснил Марсель.
     - Ты давай... - рассеянно произнес Артур. - Я внизу подожду.
     Марсель кивнул и ступил на мостик...
     ---------------
     ...  -  Вот  все  взял... их двенадцать было, -  минуту  спустя говорил
запыхавшийся  Марсель, протягивая коробку из-под обуви Артуру. Артур схватил
коробку и открыл ее.
     - Почему двенадцать? - спросил он у самого себя и сел в машину. Марсель
двинулся было  за ним, но Артур захлопнул дверцу перед самым его носом, даже
не  посмотрев  в  его сторону. Марсель  оторопел.  Артур газанул,  и  машина
скрылась за деревьями. Марсель  стоял,  сжав кулаки. Вдруг поднял камень и в
бессильной  злобе  запустил его вслед. Посмотрел на дом, и глаза его недобро
заблестели. Он быстро пошел обратно к дому.
     В зале он подобрал платок Артура и  снова  вытянул доску-мост.  Войдя в
убежище, нащупал в тайнике банку с деньгами и вытащил ее. Вынул деньги и, не
считая, сунул  их в  карманы. Затем, оглядевшись, бросил  платок под стол и,
расшвыряв  нехитрые вещи  ребят, опрокинул  ногой кастрюлю  с  супом.  Затем
отряхнулся и спокойно пошел прочь.


     Артур  мчался  по  шоссе,  искоса  поглядывая  на  коробку. Вдруг резко
затормозил и съехал на край дороги. Он открыл коробку и, расставив фигурки в
одном  ему  ведомом  порядке,  закурил.  Пальцы  его  подрагивали.  Наконец,
отбросив  сигарету,  взял  первую  фигурку, и,  заметно волнуясь,  резко  ее
переломил.  Внутри  ничего  не  было.  Он  оторопел.  Взял  другую,  третью,
четвертую... Когда осталась  последняя фигурка  мужичка  на горшке,  Артур в
сердцах  хрястнул по  ней  кулаком.  Горшок разлетелся вдребезги,  и в  лицо
Артуру брызнула желтая зловонная  жижа. Артур задохнулся, тряся  пальцами. И
вдруг,  увидев  свое  отражение  в   зеркале,  захохотал  как  удавленник  в
фильмах-ужастиках.
     - Что-нибудь случилось? - заглянул в  окно участливый  водитель, машина
которого урчала у обочины.
     - Пошел вон? - обернувшись, прошипел Артур. Водитель исчез.



     Питон,  насвистывая,  крутил баранку  "Жигуленка",  как вдруг  увидел у
оживленного перекрестка  Седого с  Горелым. Он тут же припарковался и, выйдя
из  машины незамеченным, пошел  к  ребятам. Двойка работала под  глухонемых.
Перед ними стоял пьяненький  мужичок,  то  и дело поправляющий сползающие на
нос очки. В руках он держал пакет, с торчащей из него бутылкой.
     Горелый размахивал руками и  периодически хлопал мужика по  груди,  так
что можно было предполагать - кошелек мужичка в скором  времени перекочует в
карман  Горелого.  Седой  стоял рядом  и мычал  не  очень убедительно. Питон
незамеченным  подкрался сзади и  схватил ребят за шиворот. Попытки вырваться
не удавались.
     -  Попались,  ворюги!  -  щерился Питон. -  Вот я  вам  сейчас  ручонки
пообломаю...
     Иван издали  увидел  происходящее  и,  недолго  думая, достал  рогатку,
прицелился, и - гайка ударила Питону точно меж глаз. Питон взвыл и схватился
за голову. Седой с Горелым воспользовались мгновением и были таковы.


     Чекушка с отрешенным лицом сидел посреди разгромленного  убежища. Перед
ним стояла пустая жестяная банка.
     -  Что!?  -  вошедший  Горелый схватил  банку,  зачем-то  понюхал  ее и
бессмысленно  уставился  на  Седого.   -  Пропало.  Все  пропало...  Деньги,
остров... А!  - Горелый запустил банкой в стенку. - Деньги пропали. Седой...
Ты что молчишь? Я же тебя предупреждал... Это  же бараны... Все деньги... Я,
может, только этим островом и держался. Я вам, дуракам, поверил...
     - Фигурки... - вдруг зашептал Иван. - Фигурки пропали...
     - Да что тебе эти фигурки? Очумел совсем!
     -  Фигурки...  -  Иван посмотрел на Седого.  -  Это  из-за них...  Это,
значит, в них были...
     Горелый  как-то дико взглянул на Ивана и бросился переворачивать  вещи.
Фигурок не было. Горелый опустился на нары.
     -  Идиоты.  Камешки вот  тут, рядом, стояли... Д.ебилы... Бараны! -  он
принялся лупить себя кулаком по лбу.
     -  Но  кто?  Кто  это сделал?  -  Чекушка  посмотрел на  ребят.  Ребята
замолчали  и  переглянулись.  Вдруг  дернулась  и  звякнула  рында,  выбивая
знакомый код.
     _ _ _ _ _ _ _ _ _

     Когда  на  подвесной мост-доску  вступила  Любка с  гладко  зачесанными
волосами и в белом платье,  Горелый  присвистнул,  Иван разинул рот, а Седой
отступил шаг назад и задрожал.
     - Привет, мальчики! - улыбнулась Любка.
     Компания молчала и таращилась на девочку.
     - Эй, привет! Вы что, белены объелись? К  вам обращаются. Или вы гостей
не принимаете?
     Ребята по-прежнему молчали, и только Чекушка нерешительно вздохнул.
     - Здрасти... - и отступил в темноту.


     Старик вышел из электрички раньше на одну остановку, Следующую объявили
через  два  часа,  и  он  пошел  пешком через  запущенный  английский  парк.
Гравийная дорожка  вела  его вокруг длинного приземистого здания с решетками
на  окнах.  Такая  же  чугунная  решетка  огибала  небольшой сад  у  дома  с
выщербленными дорожками и редкими зелеными скамейками вдоль них.
     Какие-то  странные  люди  бродили по этим  дорожкам.  Старик. почему-то
разволновался, рассматривая их.  Он остановился и ухватился руками за прутья
решетки. Один из гулявших в  каком-то неприятного,  желтого цвета  халатике,
вдруг как-то боком, пританцовывая. приблизился к решетке и тоже ухватился за
нее грязными  пальцами.  Старик  невольно  вздрогнул,  замерев.  Жуткий  тип
уставился на  него немигающими, навыкат, глазами, и Старик, перебирая руками
прутья,  пошел вдоль  ограды.  Человек двинулся  следом, заговорив  нервно и
быстро на непонятном Старику языке.
     Из  глубины сада показался санитар, что-то крича, но  Старик не в силах
был оторвать взгляда от страшного незнакомца.
     Вдруг человек просунул  руки  сквозь прутья и, обхватив голову Старика,
ударил  его  лицом  о  прутья.  Старик  упал,  потеряв сознание.  А странный
человек, дико крича. бросился вдоль дорожки.
     Очнувшись,  Старик увидел,  как к нему  приближается санитар  в грязном
белом  халате. Старик вскочил  и бросился  через кусты в парк, скрывшись  за
деревьями.


     -  А у вас тут ничего,  даже мило, -  Любка  с любопытством осматривала
убежище - Бардак только...
     - Тебе чего надо? - сунул руки в карман Горелый.
     - Немного... Все, - Любка посмотрела на Седого.
     - Ты, чума, что ты тут... - завелся Горелый.
     - Ты зачем пришла? - перебил его Седой.
     -  Поговорить, -  уже  серьезно сказала  Любка.  Горелый  посмотрел  на
Седого, потом на Любку и присвистнул.
     - Нам погулять?
     - Пойдем, - Седой пошел по лестнице наверх, Любка за ним.
     - Здесь темно... - Любка схватилась за руку Седого.
     - Наверху светлее, - усмехнулся Седой, и она отдернула руку.
     Но и наверху было уже темно. Сгустились низкие облака. Ветер раскачивал
макушки деревьев, собиралась гроза.
     - Ты так и не простил меня? - вырвалось у Любки.
     - Давно уж.
     - Тогда почему избегаешь меня?
     - Я ждал тебя там... на суде.
     - Но меня заперли. Я не могла...
     - Понимаю.
     - Ничего ты не понимаешь!  - Любка застучала кулачками по груди Седого.
- Я ничего не забыла. И всегда помнила. Всегда. Даже когда у меня болел зуб.
И  про наш поход, и про озеро, и про  дождь с муравьями... Почему  же ты  не
приходил?
     - Я приходил... - Седой обнял ее голову и прижал к груди.
     Любка затихла, уткнувшись носом в шею.
     - Холодный...
     Седой поцеловал ее в нос.
     - Значит, нюх хороший...
     Любка рассмеялась.
     -Пошли, - она схватила его за руку.
     - Куда? - глупо улыбаясь, спросил Седой.
     - Я знаю.
     - Я тоже хотел бы знать.
     - Это я тебя нашла. Мне и знать, -  Любка топнула  ногой. Седой молчал,
все еще улыбаясь. - Ты не понял? Я забиваю тебя, насовсем.
     - Я не могу, - Седой покачал головой.
     - Что значит, не могу? Я не понимаю?
     - Не могу. Не имею права.
     - Это что, из-за  них?  Но что у тебя может быть с ними  общего? Это же
бандиты. А этот с обожженной физиономией... Он же настоящий урка!
     - Не тебе их  судить, -  Седой  смотрел,  как тучи,  сердито  заворчав,
крякнули, разродясь бесшумной фиолетовой молнией.
     - Когда я вернулся,  - Седой помолчал,  -  оттуда... Я... короче, попал
сразу в передрягу и сюда заполз случайно. В общем, подыхать... И вот эти два
пацана, они уже  тут  давно прятались...  И они...  в общем,  я знаю,  зачем
теперь жить.
     - Извини, - лицо  Любки высветилось  маской.  - Я не права... Но я тебя
прошу, пойдем со мной. Я тебя умоляю...
     -Я не могу.
     - Ты мне очень нужен, понимаешь...  Я просто люблю тебя, как дура... Ты
пойдешь? - шепотом спросила Любка.
     - Нет, - голос Седого дрогнул.
     - Я тебя ненавижу,  Седой,  -  выдохнула  Любка  и  бросилась вниз.  На
лестнице она оттолкнула Чекушку и бросилась вон из убежища.


     Седой  накрыл Чекушку поплотнее,  поправил тюфяк  Ивану,  посмотрел  на
бормочущего во сне Горелого и вышел в залу, захватив шинель. Ему не спалось.
Он закутался в шинель и пристроился у камина. За окном тревожно шумел дождь,
сверкали бесшумные молнии, выхватывая из темноты зловещие морды грифонов.


     ... Качались  мощные  кроны  дубов, разбухали на  глазах свинцовые воды
залива. Ржавый военный  корабль вдруг  качнулся и, развернувшись, двинулся в
сторону  города,  выставив   черные  жерла  пушек.  Вода  заливала  деревья,
подбираясь к дому.
     Седой приподнялся, озираясь.  Задрожала дверь  и затрещала  под мощными
размеренными  толчками. Вдруг изо  всех щелей побежали  крысы,  злобно пища.
Дверь хрястнула  и сорвалась с петель. Хлынул внутрь пенящийся мутный поток.
Седого закрутило, ударило головой о своды  потолка,  закрутились  перед  его
глазами зверюшки, нарисованное на  капителях, смутно ему напомнившие что-то.
Седой уцепился за голову грифона и, оттолкнувшись, вынырнул в окно. За окном
вода  сделалась  прозрачной  и спокойной. Внизу  он четко различал  булыжную
мостовую, стайка  рыбешек  крутилась возле работавшего телевизора в  витрине
магазина.  Словно  морские подводные  птицы,  кружились  вокруг него  книги.
3адыхаясь, Седой оттолкнулся от стены ж вынырнул на поверхность.
     Наверху было  тихо  и темно.  Он подплыл  к берегу и ступил  на  камни.
Множество мелких мохнатых существ вдруг зашевелились у него  под  ногами.  В
ужасе Седой  бросился в  воду  и поплыл под  сводами пещеры.  Вдали трепетал
голубой крохотный огонек. Седой поплыл к нему.
     В сердцевине сводчатого  грота на желтом  островке играл младенец, сидя
спиной  к Седому.  На специальной  подставке  горел  голубой  камень.  Седой
взобрался  на островок,  утопая  в  желтом тяжелом  песке  по щиколотку.  Он
зачерпнул его в ладонь и понял, что это - золото.
     Младенец  строил из  кубиков башню. Седой медленно  приблизился к нему.
Младенец повернулся, и Седой  увидел истасканное лицо Артура. Тот смотрел на
Седого с  любопытством  и  вдруг как-то нахально,  словно шлюха.  подмигнул.
Седой закричал и проснулся...


     За  окном  шумел  дождь,  застыли  по стенам  хранители сокровищ. Седой
потуже  завернулся  в  шинель,  но  какой-то  скребущий  звук  заставил  его
подняться.


     Любка шла сквозь  дождь. За ней увязался молодой человек в  автомобиле,
но Любка  не замечала его.  Перед  самым  домом Артура  она  задержалась  на
минуту, чтобы увидеть в окне свет.
     - Кто здесь? - спросил тревожно Артур, вглядываясь в темноту. Сверкнула
молния, и Артур узнал Любку. - Ты? - вскричал он и отступил в сторону.
     Любка вошла и встала, молча глядя на Артура. Волосы ее вымокли, по лицу
бежали струи воды.
     - Так и будем здесь стоять? - усмехнулась она.
     Артур  посторонился, взмахнув  бордовыми  крыльями  халата. В  гостиной
звучал Моцарт.  Любка влезла в большое кресло с ногами, не проявляя никакого
интереса к Артуру.
     - Моцарт? - зачем-то спросила она.
     - Да, - напрягаясь, ответил Артур.
     - Моцарт умер.
     - Может быть, вина? - Артур явно растерялся.
     Любка протянула руку, Артур подал ей фужер вина. Любка выпила залпом.
     - Вино кислое. Вино кислое, и Моцарт умер.
     - Моцарт жив, - возразил Артур.
     - А? - Лобка словно  увидела Артура впервые. Вдруг она задрожала, стуча
зубами, тревожно озираясь, как зверек в клетке.
     - Ты промокла, - Артур укрыл ее пледом, - Может, растереть?. .
     - Потом, - нехорошо усмехнулась Любка.
     - Еще вина?
     -  Водки!  - и выпила  залпом, тут же  закурив сигарету.  -  Не ожидал?
-снова усмехнулась Любка.
     - Ты же знаешь...
     -  Вот  я и  пришла,  -  пьяно  хихикнула  Любка.  Поднялась  и, обойдя
гостиную,  внимательно  рассмотрела ампирную с позолотой  мебель,  старинное
оружие,  развешенное по  стенам  на  узорных  восточных  коврах,  картины  в
золоченых рамах, статуэтки, старинные книги в  шкафах, фарфор, белый рояль в
глубине. На полу валялись уже запылившиеся  карточки. Любка  подняла одну из
фотографий, где она прижималась щекой к Артуру.
     - Ой, какой хорошенький, - рассмеялась Любка  и снова нахмурилась.  - А
ведь  тогда,  в  детстве, я была влюблена  в  тебя по уши.  Ты был  такой...
романтический... - она снова рассмеялась и потянулась, хрустнув плечиками. -
Ду-ура...
     Она подошла  к роялю и,  как заправский тапер, держа  во рту  сигарету,
сбацала виртуозный рэгтайм.
     - Ты прекрасно играешь.
     - В свое время предки цепями приковывали, -  Любка прошлась по комнате,
трогая пальцами статуэтки, и, не глядя на Артура, неожиданно закричала.
     - Выпей водки? Трясешься, аж противно.
     Артур выпил послушно и предложил Любке вина.
     - Вино  кислое! - Любка открыла  наугад  ящик  бюро и вытащила  изящный
браунинг со змейкой на ручке. - Ого... Поиграем?
     - Во что? - нерешительно усмехнулся Артур.
     - В кошки-мышки... - Любка вдруг хищно посмотрела на Артура и тщательно
в него прицелилась.
     Артур вытер пот со лба.
     - Это игрушка... Пугач.
     -Единственная стоящая вещь...  И та фальшивка, - Любка бросила пистолет
в ящик.
     - Мне не очень понятно твое возмущение, - Артур развел руками-крыльями,
муаровый тусклый узор на ткани халата заиграл новым цветом.
     -  Это  от  того. что вино кислое, - Любка хихикнула.  - А  ты похож на
бабочку... Есть такая бабочка - махаон. - Любка поискала глазами. Надела ему
на голову корзинку, воткнув в нее два павлиньих пера. - Вот так... Летай!
     Артур молчал.
     -  Ну, что  же  ты? - Любка налила ему и себе водки. Они выпили.  - Так
лучше... - Любка уселась в кресле. - Ну же, пошел!
     Артур  "полетел",  как большая бордовая  бабочка, взмахивая крыльями  и
вздрагивая павлиньими  усиками. Он "летал" долго, пока не заметил, что Любка
не смотрит на него. Артур замер. Сигарета в пальцах Любки догорела и обожгла
ее.
     - Черт! - она,  наконец, увидела Артура. Поднялась и сдернула с  головы
корзинку. - Ну,  какая ты бабочка!  Ты же паук...  Все к себе, все к себе...
Дом - чаша! - она пошевелила в воздухе пальцами. - Де-нежки. Тут даже воздух
медяками пахнет. Дешевыми потными медяками... Ты и меня хочешь...  приобщить
к коллекции. Но ведь всего не купить.  Все равно всего не купить... Какое же
ты  все-таки дерьмо! Гораздо хуже моего партийного папочки,  которому ты так
верно служил!  - Она  снова  рассмеялась,  грозя  пьяно  пальчиком, и  вдруг
добавила зло,  не  глядя  нас  Артура, -  Ну,  тем и  лучше! -  губы  Артура
скривились.  - Ладно, не плачь. Где здесь у тебя кровать? -  Артур посмотрел
недоумевающе. - Что ты идиота корчишь? - Любка усмехнулась и сдернула с себя
платье.
     Артур затрясся. Любка смотрела поверх него, и глаза ее были пусты.


     Они  не видели, как с  улицы,  снизу  смотрел  на  окна квартиры Артура
Марсель, как он взял кусок глины, вложил туда принесенную с собой фигурку из
хлебного мякиша, наподобие тех, что делал Леший, и пошел ближе к дому, глядя
на окна.
     47.
     Седой пошел на  шорох и, отодвинув задвижку, распахнул дверь. У  порога
лежал  Старик  с  разбитым лицом и слабой рукой царапал косяк. Седой взвалил
его на плечи и отнес в  убежище. Старик что-то бормотал по-итальянски. Седой
наклонился,  пытаясь  разобрать, но так ничего и не  понял. Наконец,  Старик
уснул. Седой поднялся и вышел на крышу башни.
     Дождь уже кончился. Прогрохотала первая электричка. Журчал внизу ручей.
Было слышно, как падают тяжелый капли с листвы.
     Седой до боли  в глазах всматривался в синеющую  даль, но острова так и
не увидел.


     Седой стоял у  окна-бойницы и наблюдал за Чекушкой. Чекушка расставил у
речушки мольберт и с остервенением писал. Старик  с  Иваном кроили  на столе
паспарту.  Горелый  лежал  на  нарах, как  вдруг вскочил и,  схватив тюфяки,
бросился  к   провалу  и   принялся  бросать   их   вниз.  Старик  с  Иваном
переглянулись.
     - Ты чего? - спокойно спросил Седой, подойдя.
     - Не могу больше!
     - А спать будем на чем? - усмехнулся Седой .
     - Хоть  на  гвоздях! Всего  поискусали!  Леший, гад,  и тут постарался!
-Горелый взглянул на недоумевающего Седого. - Клопы! - показал Горелый пузо,
- Всего искусали...  Спать не могу! Жрать не могу! Ничего не могу! Ну,  что,
так и будем отсиживаться, а? За счет Чекушки, а?
     - Может,  это аллергия?  -  Седой с  преувеличенным вниманием  осмотрел
живот Горелого. Горелый отшвырнул его руку.
     - Ты мне глазки не заговаривай!.. На дело надо идти, Седой.
     - Какое?
     -  Крутое. Чтоб верняк. Кассу надо  брать или магазин, баню, я не знаю!
Не могу я больше здесь торчать! Или на дело,  или уйду я от вас... - Горелый
отвернулся,  спрятав глаза.  -  Я ведь  поверил...  В  остров  этот сраный -
поверил...
     -  Я  понимаю,  -  Седой  помолчал.  -  Подожди  чуток.  Мы  придумаем.
Что-нибудь обязательно придумаем.




     Любка  закончила  писать  и,  сложив лист  вдвое, положила  на середину
стола. Посмотрела в зеркало - на  нее смотрело  старушечье сморщенное  лицо.
Она отвернулась и вышла из  комнаты.  Порыв  сквозняка сдул лист со стола на
пол под диван. Остался торчать только краешек.
     _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

     Артур стоял на посту, на том же месте, где стоял когда-то Седой.  Любка
вышла из дома и, не глядя по сторонам, сгорбившись, пошла  по дорожке. Артур
незаметно следовал за ней.
     Она  уже устала ж  присела на  скамью, когда вдруг  услышала вдали едва
уловимый призывный крик проходящего курьерского.
     Любка вскинула  голову,  как  борзая, медленно поднялась и заспешила на
далекий  зов.  Артур  едва  успевал  за  ней  и  в  конце концов  потерял  в
привокзальной толпе. Он долго брел наугад и наконец увидел ее.
     Любка  стояла  на   железном  пешеходном   мосту  и  смотрела  вниз  на
разбегающиеся рельсы.  Из  подошедшей электрички  высыпал  народ с  сумками,
баулами,  тележками  на  колесиках.  Любка их  ненавидела. Ненавидела она  и
певицу-пенсионерку, певшую  бодрые комсомольские  песни под баян. Ненавидела
солнце,  небо, весь этот издыхающий в судорогах  город. Электричка, наконец,
ушла, и вдали показался ревущий, неотвратимо приближающийся товарный состав.
     Любка вцепилась пальцами в  перила, наклоняясь вперед. Налетевший ветер
вздыбил ей  волосы. Сверкающие рельсы  приближались, сливаясь в одну сияющую
дорогу. Товарный  ревел, вырастая...  Любка зажмурилась и отпустила  руки...
Вдруг она почувствовала, что висит в воздухе. Она открыла глаза.
     Внизу летел  товарняк.  Мелькали  желтые  цистерны, платформы  с лесом,
песком,  углем...  Она  повернула голову и увидела перед  собой перекошенное
лицо Артура - в последнюю секунду он успел  схватить Любку за  полы плаща  и
сейчас тянул изо всех сил.
     Когда Любка осознала себя,  уже  стоя  посреди онемевшей  публики,  она
обернулась и, посмотрев вниз, за перила моста, потеряла сознание.


     Посреди  убежища стоял  накрытый простыней  с фиолетовым клеймом  стол,
ломившийся от яств: дымилась  картошка, таяли ломтики сала в миске,  пыхтели
сосиски. поджаренные  на  вертеле из проволоки, настоящий абрикосовый компот
отсвечивал  оранжевым  от множества свечей на  торте с надписью: "Чекушке от
друзей", самолично изготовленный Стариком. Старик в  белом поварском колпаке
держал его в руках.  Рядом  выстроились Седой с кистями и коробкой пастели в
руках, Горелый с набором акварели.
     - Давай, - скомандовал Седой.
     Иван торжественно ввел Чекушку и сдернул  ему повязку  с  глаз. Чекушка
захлопал ресницами и вдруг расплакался.
     - Ты чего? - растерялся Иван.
     - Спасибо, - вытер слезы Чекушка и улыбнулся.
     Иван  молча  протянул   ему  пакет,  перевязанный  веревочкой.  Чекушка
развернул - в нем оказалась тельняшка, которая была тут же надета. Тельняшка
была  так велика,  что  низ  ее  доставал до пола.  Седой подвернул  Чекушке
рукава.
     - Ты теперь не просто матрос. Ты - морской король, - Седой  поднял край
тельняшки  как  мантию, Иван затрубил губами  немыслимый  марш,  и  компания
уселась за стол.
     _ _ _ _ _

     - Ничего  был тортик, - отдыхиваясь, Горелый похлопал себя по животу. -
Каждый бы день гак...
     -  0,  если  бы вы  знали,  как готовила его моя матушка, -  погрустнел
Старик.
     - А моя... -Чекушка осекся.
     - Чего ты, - хлопнул  его по плечу Горелый.  - Подумаешь, мать...  Меня
мамуля вообще в тюрьме родила.  Так  что я еще в пузе сидел, а  уж за дверью
часовой  топал. А  как  глаза  растопырил - вот она мать  родная, решеточка.
Родней не бывает. А ты говоришь.
     - А  у меня нет  мамки и сроду не было, - чуть ли  не хвастаясь, заявил
Иван. Он  подкинул в  огонь  поленьев,  и пламя выхватило  из полумрака лица
друзей.
     - Ты из пробирки, что ли? - заржал Горелый.
     - Может, и так... Зато я москвич... Московский то есть...
     - Это как? В Кремле подобрали? - съехидничал Горелый.
     - Нет. На  рельсах. Это мне потом в детдоме рассказывали. Ушел поезд, а
на рельсах  сверток,  -  с  гордостью продолжал Иван. - Бабка слышит, кто-то
пищит. Подходит - а там... - Иван заразительно рассмеялся, а вслед за  ним и
вся  компания, - а там черный, то  есть я.  Она давай кричать: "Ой, батюшки,
черт! Ой, пропала я! - Иван так и покатывался со смеху.
     - А почему московский-то? - вытер слезы Горелый, продолжая хихикать.
     - А поезд был "Москва -Воркута", - торжественно заключил Иван.
     - А где твоя  мама? - спросил  вдруг Старик  у Седого. Седой промолчал.
Иван, наклонившись к уху Старика, зашептал:
     - В Америке они... Уехали работать,  а он... Он не поехал. У него здесь
девушка...
     Седой   метнул  взгляд  в  сторону  Ивана,  и  тот  сразу  замолчал.  В
наступившей тишине вдруг все услышали, как к дому подъехала машина, хлопнула
дверца. Переглянувшись, компания подкралась к окнам и осторожно выглянула.
     Внизу Питон  выставлял из  багажника бутылки с  бензином. Ему  суетливо
помогал Плесень. Темный сидел в машине, открыв дверцу и курил.
     -  Нужно это тебе, -  лениво тянул  он,  усмехаясь. - Переться в  такую
даль...
     - А вот это видишь? - заревел Питон, показывая на лиловую шишку на лбу.
Глаза тоже заплыли и превратились в узкие щелочки.
     Плесень не выдержал и прыснул в кулак.
     - Тебе смешно. а мне  - нет.  Спалю их гнездо к чертовой матери...  Эй,
вы! - заревел снова Питон, - есть кто?
     Компания затаилась.
     - Ну и черт с вами...
     Питон бросил  пару бутылок в окно залы и, запалив последнюю, бросил  ее
вдогонку. Раздался хлопок, и пламя забушевало.
     - Ну, все, что ли? - раздраженно буркнул Темный. - Поехали.
     Поджигатели запрыгнули в автомобиль и уехали.
     Ребята, разобрав одеяла и шинели, бросились тушить огонь.


     ... Горел костер на берегу озера. Школьники, весело гомоня, расставляли
палатки,  разворачивали  удочки,  кто-то  уже  успел   залезть  в   воду,  и
учительница  бегала по берегу, что-то крича. Любка и  Седой, переглянувшись,
взялись  за  руки  и  побежали  вдоль берега  по покрытой  хвоей  земле. Они
миновали рощу и  спустились к  маленькому, идеально  круглому озерцу.  Любка
забегала вперед, вертясь и подпрыгивая,  снова возвращалась  и все хохотала.
Седой  молчал,  искоса поглядывая  на  Любку. Вдруг  порывисто дунул  ветер,
раскачивая макушки сосен и первые звонкие капли защелкали по листве. Седой и
Любка побежали было  обратно в лагерь, но тут сверкнула молния и с мгновенно
потемневшего неба хлынул могучий водяной поток. Набухала и  расползалась под
ногами почва, бежать становилось все  трудней. Седой,  сняв куртку,  затащил
Любку  под ель.  Они  присели,  накинув куртку на  плечи. Какие-то крохотные
птички  тоже присели  на ветку ной головой, прижавшись  друг к другу.  Любка
показала на  них  Седому, и  тот  понимающе кивнул в  ответ. Затем обнял  ее
крепко-крепко, так,  что Любка задрожала. Он  приблизил ее лицо к  своему  и
поцеловал.  Земля  закачалась под  Любкой  и опрокинулось вдруг посветлевшее
небо.  Дождь  кончился так  же  внезапно, как и начался.  Любка  прижалась к
Седому и тихо рассмеялась...
     _ _ _ _ _

     - Озерки, -  прохрипело  радио  обиженным  голосом. Любка  вздрогнула и
почему-то сошла. Трамвай, весело звеня, помчался дальше.
     Любка брела по пустынному пляжу.  Ветер  трепал  брошенные  отдыхающими
газеты, рябил  темную гладь и приятно щекотал  лицо.  Любка подняла воротник
плаща и, усевшись на скамейку, задремала
     Проснулась  она, почувствовав на себе чей-то  взгляд.  Перед  ней стоял
малыш и сосал большей палец.
     -Тетя, ты плачешь, - констатировал он.
     Любка растерялась, ее никто еще не называл тетей.
     - Какая  она тебе тетя!  -  откуда-то появилась  молоденькая, ненамного
старше Любки девушка и бесцеремонно потащила малыша к воде. Любка наблюдала,
как она прикуривает, неумело держа сигарету  в ярко накрашенных губах, когда
малыш закричал:
     - Остров! Мама, остров!..
     - Где? - девушка даже не обернулась. А Лобка почему-то вздрогнула.
     -  Да  вот  же, смотри? -  малыш тыкал  пальцем  куда-то  вдаль.  Любка
посмотрела и тоже ничего не увидела.
     - Опять выдумки! - мать потащила ребенка от воды, тот упирался.
     - Там остров! - заплакал малыш.
     -  Я  вижу остров, не  плачь, - Любка присела перед малышом. Тот  сразу
перестал плакать.
     - Правда?
     - Честное слово, - Любка серьезно посмотрела на малыша.
     - Тоже мне воспитательница! - мать схватила ребенка за  шарф и потащила
за собой  как  собачонку. Малыш  все оборачивался  и  пытался махнуть  Любке
рукой.


     Любка  вернулась домой другим человеком.  Лицо  ее раскраснелось,  губы
порозовели, заблестели  глаза,  и  мать, открыв  двери,  всплеснула руками и
засуетилась,  помогая ей  снять  плащ. А когда Любка,  неожиданно  для самой
себя,  благодарно  прижалась  к ней щекой, мать  не выдержала и  зарыдала  в
голос.
     -  Мамуля, все  хорошо... - Любка  погладила  ее по  плечу  и  прошла в
комнату. Достала за уголок  сложенный лист и  медленно его порвала на мелкие
кусочки. Закрылась на ключ  и,  стащив  с  полки.  пыльный  чемодан,  начала
бросать туда вещи.


     Перемазанный сажей именинник добил последний  огненный язычок шинелью и
бросился на помощь Старику, который не  придумал ничего лучшего, как топтать
пламя башмаками. Башмаки уже дымились и готовы были загореться. Подскочивший
Горелый  вылил на ноги  Старика  ведро  воды, и тот задымился,  как самовар,
взмахивая  пуками  и  притопывая,  словно  отплясывая  русского.  Иван  тряс
обожженной рукой и тихо выл.
     - Шабаш, - Седой размазал пот вместе с сажей по лицу.
     - Что там у тебя, - Горелый остановил Ивана, - маслом надо помазать или
мочой...
     - Гады, - скулил Иван.
     - Еще немного, и  мы бы, как эти  птички, - кивнул на грифонов Горелый.
Поджаренные грифоны уныло свесили клювы.
     Ивана перевязали и торжественно, как героя, уложили на нары.
     - Ну, что, Седой, - заговорил Горелый, - надо что-то решать.
     Седой кивнул. Старик, почувствовавший  напряженность, завертел головой,
стараясь заглянуть каждому в глаза. Глаза прятали.
     - Все вместе? - уточнил Горелый.
     Седой снова кивнул.
     - Хорошо, -  продолжил Горелый, - через месяц-другой залив замерзнет, в
город ходу нет, да и не успеть  уже, так ? Нам  остается только передохнуть,
как мухам... Так?
     - Говори, что делать! - отчаянно закричал Чекушка.
     - Верно, Чекушка... Отвечаю: идти на крупняк, чтоб раз - и в дамки.
     - Спокойно,  дед, сейчас  врубишься. Значит, так.  Приглядел я тут один
магазинчик. Без охраны. Кассу снимают  в  шесть. Мы  приедем  в пять. Делаем
маски и пистолеты...
     - Настоящие? - вскинулся Иван.
     -  За настоящий такой срок  намотают...  А стрелять не  придется.  Так,
попугаем слегка...
     - Вы будете... грабить? - дошло до Старика.
     - Не перебивай! - огрызнулся Горелый.
     - Нельзя, -  разволновался Старик  и  даже  перешел  на итальянский, но
спохватился.  -  Этого нельзя...  Остров... он умрет...  Вы убьете  его... -
Старик не мог подобрать нужных слов.
     Вдруг прозвенела рында. Все затихли.
     - Это я! - раздался голос Марселя. Все облегченно вздохнули.
     _ _ _ _ _ _ _ _

     - Вы что там, костерчик жгли? - Марсель брезгливо отряхивался.
     - Что с часами? - перебил его Горелый и встал у выхода. Марсель заметил
это и усмехнулся.
     - Можно, я все по порядку...- все выжидающе молчали. - Часы забрал один
человек...  И  у вас фигурки  тоже  он забрал.  Да, да! Живет  он один.  Дом
огромный. Барахла куча. Есть и золотишко. Где сигнализация, я знаю... Ясно?
     - Я ему не верю, - Горелый подозрительно смотрел на Марселя. - Чего это
он о нас так заботится?
     - Я взял у вас часы... Я потерял комиссионные.  И  этого  человека я...
очень  не люблю. При том... -  он  посмотрел  на  Седого, - можно решить все
проблемы разом. Это не мужичков щипать...
     - Хорошо, - после долгого молчания согласился Седой.  - Идем втроем: я,
ты и Горелый.
     - Не выйдет...-  Марсель покачал головой.  - Нужен или этот или этот, -
он ткнул поочередно в Чекушку и Ивана. - Мы в форточку из влезем.
     - У Ивана рука, - Горелый почесал нос, - а Чекушка...
     - Я пойду! - вскочил Чекушка. - Я влезу! Я все сделаю! - он весь дрожал
и не сводил глаз с Седого.
     - Молодей, пацан! - заорал Горелый. - Бандитом будешь, как подрастешь!
     - Вы никуда... Я не пущу... Нельзя! - вскочил Старик. Глаза его горели,
седые волосы вздыбились. - Я вас не пущу!
     Марсель, глядя  на Старика, расхохотался.  И  Старик вдруг  так  хватил
ладонью по  столу,  что  все замерли.  Только продолжал хихикать  Марсель. И
тогда Старик схватил его за грудки и затряс с неожиданной силой.
     - Он меня  убьет! - просипел  Марсель, кося глазом  на ребят. Но Старик
вдруг выпустил Марселя и, взявшись руками  за сердце, медленно  осел на пол.
Чекушка подскочил к нему.
     - Мы не пойдем,  не пойдем, деда! Ты только не волнуйся, пожалуйста, не
волнуйся!  -  Чекушка обнял  Старика.  Седой дал ему  воды. Старик  отпил и,
отдышавшись, спросил, глядя только на Седого:
     - Дайте мне слово.
     Седой посмотрел на Горелого, тот ему подмигнул.
     - Да, - ответил Седой и выдержал взгляд Старика. Старик прикрыл глаза и
не заметил, как Седой кивнул Марселю, и тот, потирая рукой шею, вышел.
     _ _ _ _ _

     Когда  Старик,  наконец, тихонько  засопел,  команда  тихо поднялась  и
быстро, по-военному,  оделась. Горелый собрал какие-то крючочки и проволочки
в дедовский саквояж, сунул туда веревку, и все на цыпочках вышли из убежища.
Прошло немного времени,  и Старик  вдруг приподнялся,  тревожно озираясь. Он
вскочил  и  ощупал нары  -  нары были пусты.  Старик нашарил спички,  спички
закатились  под  стол. Старик долго нащупывал их и сначала  вытащил  платок,
потом спички. Зажег свечу и сел перед нею, задумавшись. Взглянул на платок в
своих  руках и увидел  знакомую  монограмму.  Он  достал из пиджака  визитку
Артура и сверил  - монограммы совпадали. Старик спрятал  платок  и визитку в
карман,  тщательно  оделся, даже повязав галстук на засаленный ворот рубахи,
почистил  мокрой  тряпкой жеваную  шляпу, взял со стола тупой кухонный  нож,
завернул его в газету и спрятал во внутренний  карман.  Еще раз огляделся  и
вышел из убежища.


     -  Дзинь!  - разлетелся  вдребезги  первый  фонарь  у дома Артура. Иван
тщательно  прицелился из  рогатки, морщась от боли  в руке, и второй  фонарь
тоже потух.
     _ _ _ _ _
     Над окном  верхнего этажа  показался болтающийся на веревке Чекушка. Он
повисел  немного, дрыгая ногами,  и,  наконец,  был  благополучно  опущен на
большой балкон с каменными бабами по краям. Чекушка привязал конец веревки к
балкону,  а  другой  выбросил   вниз.  Затем  подставил   какой-то  ящик  и,
подтянувшись, влез в открытую форточку.
     У парадной двери стояли  Седой,  Горелый и  Марсель. Горелый  исподволь
наблюдал  за Марселем. Марсель  заметно  нервничал. Раздался щелчок замка, и
дверь  приоткрылась. Ребята  замерли.  Вдруг из  двери  высунулась довольная
физиономия Чекушки.
     - Еле нашел, - зашептал он, тут столько комнат...
     Горелый втолкнул его  в  дом,  остальные вошли за ним. В прихожей стоял
застывший в священной пляске Шива. Чекушка обошел его, стараясь не смотреть.
Команда прошла в комнаты. Дверь так и осталась приоткрытой. В  тишине  вдруг
заработал холодильник. Горелый, недолго думая, направился в кухню, достал из
холодильника  колбасу и  захрумкал  довольно. Протянул кусок  Седому.  Седой
помотал головой, и Горелый вручил кусок Чекушке.
     - Вы что, сюда  жрать пришли? - яростно  зашептал Марсель и  повел их в
гостиную. - Где-то здесь должен быть сейф...
     Ребята  вошли  и  ахнули, увидев все  великолепие  обстановки.  Чекушка
бродил среди книжных шкафов и трогал пальцами корешки книг. Седой поочередно
снимал со стен оружие,  и только Горелый с Марселем занялись поисками сейфа,
приподнимая картины и заглядывая за них.
     -  Вот  он! -  воскликнул Марсель,  снимая со  стены  картину.  Горелый
раскрыл  саквояж и, вынув из  него крючки,  приступил к делу. Марсель светил
ему фонариком, то и дело озираясь.
     Чекушка  раскрыл огромный фолиант и  ахнул - на всех  порах  мчалась на
него  бригантина. Чекушка уселся  на пол, чтобы ему попадал свет от фонаря и
начал  листать книгу. Седой  обнажил  клинок  турецкой сабли  и  рубанул  со
свистом воздух...
     Вдруг щелкнул выключатель, и вспыхнул свет. Артур, пьяно покачиваясь  и
не замечая никого, толкнул дверцу бара и, вынув бутылку, припал к горлышку.
     Все замерли. Артур, изрядно отхлебнув, опустил  бутылку и только теперь
увидел компанию.
     - Ого, у меня гости, а я в таком виде... - он одернул пальцами халат. -
Здравствуйте.
     Ему никто не ответил. И тут Артур увидел Седого. Седой опустил саблю  (
она глухо упала на ковер ) и медленно пошел на Артура.
     - А вот этого  не надо, молодой человек, - Артур снова качнулся и вдруг
профессионально ударил Седого в челюсть.
     Седой отлетел к Чекушке и снова поднялся.
     Артур открыл ящик бюро и достал пистолет.
     - Тю-тю-тю... Не надо шутить, друзья, не надо...
     Марсель незаметно отступал к  окну. Горелый схватил саблю и направил ее
на Артура. Артур взъярился. Он бросил пистолет на диван и пошел на Горелого.
     - А  ну, отдай саблю, сосунок! - он наступал на Горелого, зажимая его в
угол.
     - Отойди! Отойди! -  завизжал Горелый,  размахивая саблей и наступая на
Артура.
     Неожиданно за дверью раздалось сухое покашливание, Артур обернулся, и в
это время Горелый ткнул его саблей.
     Артур  зажал рукой образовавшуюся рану и посмотрел удивленно сначала на
Горелого, затем  перевел взгляд на Седого... и неожиданно, как-то ехидно ему
подмигнув,  завалился  на  пол. Марсель,  трясясь  и  прикрывая  рукой  рот,
отступил к балкону.
     - Это он! Все из-за него! - Горелый бросился к Марселю, но Марсель уже,
схватившись  за  веревку,  скользил вниз.  Горелый  тоже  перекинулся  через
балконную решетку. Седой быстро прошел к дивану и схватил пистолет.
     Чекушка,  пятясь, отступал  к  двери, как вдруг открылась, и в гостиную
вошел Старик.
     _ _ _ _ _ _

     Иван,  спрятавшись  за  телефонной будкой, тревожно смотрел  на верхние
окна особняка, где внезапно вспыхнул свет. Донесся неразборчивый вскрик, а с
балкона  по  веревке уже  соскальзывал Марсель. Следом, ругаясь, - спускался
Горелый. Иван на всякий случай отступил вглубь парка, за деревья...
     Марсель,  а  за  ним и  Горелый промчались совсем  рядом мимо  него, не
заметив, вглубь парка и скрылись в фиолетовой тьме.


     Попробовав  поднять  набитый доверху  чемодан,  Любка взяла  телефонную
трубку, задумалась на минуту и решительно набрала номер.
     _ _ _ _ _ _ _

     В  гостиной Артура зазвонил телефон.  Артур  сидел на полу и,  морщась,
заклеивал рану пластырем.  Телефон  продолжал  звонить.  Артур,  чертыхаясь,
поднялся и сдернул трубку. Из трубки послышались короткие гудки. Артур нажал
на рычаг и, подумав, набрал короткий номер.
     - Тридцатое отделение, сержант Корнев слушает, - донеслось оттуда.
     _ _ _ _ _ _ _ _
     Любка  положила трубку. Положила на видное место  записку  и,  с трудом
подняв чемодан, на цыпочках вышла из квартиры.  Уже на лестнице надела туфли
и спустилась вниз.
     На улице она остановила  такси и,  назвав водителю вокзал,  уткнулась в
воротник плаща.
     Моросил мелкий редкий  дождь.  Прохожие, спрятавшись под зонтиками, как
рыбы, плыли в сиреневой мгле.  Мигали  лиловые рекламы, словно  разноцветные
грибы-поганки на  почерневших  от  времени  глыбах зданий. У сияющего огнями
кабака стоял  карась-швейцар,  сверкал  позолотой  позументов.  Любка  вдруг
остановила такси  и  что-то быстро  сказала  водителю. Тот  пожал плечами и,
развернувшись, помчал в другую сторону.


     Седой,  Чекушка  и Старик сидели в убежище. Они не  закрыли  дверей, не
убрали доску-мост.  Сквозняки  колебали пламя  керосинки  и по стенам ползли
причудливые   тени.  Казалось,   колышутся   стены--борта  и   неуправляемый
дом-корабль  несется  во  мраке, тревожно позвякивая  медной  рындой. Ребята
молчали, боясь смотреть друг другу в глаза.
     -  Почему  он  подмигнул, почему? - не выдержал  Чекушка.  всхлипывая и
стуча зубами.
     - Выпей, - протянул ему кружку Седой. Чекушка  протянул  руку и в ужасе
отдернул ее.
     - Кровь! Кровь! - повторял он.
     -  Это  моя...  Я руку  ободрал... - Седой  как-то странно посмотрел на
Чекушку и снова протянул кружку. - Пей!
     -Я не могу. Я не буду... - отступал Чекушка от Седого.
     - Пей! - заорал вдруг  Седой, швырнул кружку и  выскочил из убежища. Он
сбежал по  лестнице и внизу столкнулся с Любкой. Он остановился на  секунду,
блестя в темноте глазами.
     - Меня такси ждет, - сказала Любка.
     Седой дико взглянул на нее и, молча, прошел мимо. Любка пошла за ним. У
стены  башни  они  остановились. Урчало где-то  за деревьями такси,  моросил
нудной мелкий дождь.
     - Ну? - Седой прислонился к стене, стараясь не стучать зубами.
     - Я пришла проститься...
     - До свидания.
     - Я уезжаю. Навсегда.
     Седой молчал, блестя глазами.
     - Прощай, - он оттолкнулся от стены, но Любка удержала его.
     - Ну? - он не смотрел на Любку.
     -  Я хочу  сказать...  Может  быть,  ты... Седой,  поедем  со  мной!  -
вырвалось у нее.
     - Нет, - у Седого что-то булькнуло в горле.
     - У меня будет ребенок, вдруг выпалила Любка.
     Седой впервые посмотрел на нее, но промолчал.
     - Я назову  его Павел, - Седой кивнул. - Поедем, Паша... У меня бабка в
деревне,  дом,  у бабки корова... Будем молоко пить... -  Любка взяла его за
руку.
     Седой резко выдернул руку.
     -  Я сегодня, - в горле у него  клокотало, - я  сегодня человека  хотел
убить, - Любка вскрикнула. - И убил бы, если б... если б...
     Вдруг в темноте  раздался легкий вскрик водителя такси, и темная фигура
мелькнула  за деревьями.  Седой вздрогнул и вытащил  пистолет со змейкой  на
рукоятке. Любка в ужасе смотрела на браунинг.
     -  Откуда? 0ткуда у  тебя это? - она зажала рот, чтобы  не  вскрикнуть.
Седой  взглянул  вверх, посмотрел на  окна  башни и, не зная, как поступить,
завертел головой.
     - Брось оружие! - из-за дерева выступила темная фигура с автоматом.
     - А-а! - дико закричал Седой и, отшвырнув Любку, выстрелил.
     -  Это  пугач!  Это  пугач!  -  закричала Любка,  но  короткая  очередь
опередила ее.
     - Черт, - выругалась фигура, - черт, пацан совсем!
     Любка на  деревянных  ногах  подошла  к Седому.  Он лежал  с  открытыми
глазами, и в глаза падал дождь. Любка наклонилась и прикрыла их ладонью.


     Чекушка вскинул голову и замер, услышав выстрелы. Старик кинулся было к
окну, но Чекушка его оттащил.
     - Бежим, дед, бежим...- и вдруг, словно опомнившись, закричал:
     - Седой! Там же Седой! - и бросился к мостику-доске.
     Старик побежал было за ним, но остановился и начал лихорадочно собирать
его  картины,  прижимая  их  к  груди.  Вдруг легкий вскрик донесся до него.
Старик замер и медленно пошел к мостику. На другой стороне стояли омоновцы и
смотрели вниз. Старик глянул в провал - там на спине лежал Чекушка, раскинув
руки. Вокруг  его  тела,  как пики, торчали  острые прутья арматуры,  словно
ожидая очередной жертвы.
     - Скорую, - глухо произнес кто-то. Кто-то тихо выругался. Старик ничего
не слышал. Его взяли за руки и увели вниз, поставив возле скорой.
     Бесшумно   вращалась  милицейская   мигалка,   выхватывая   из  темноты
суетящиеся  фигурки.  Вот  пронесли  Седого,  затем Чекушку.  Рука  мальчика
свисала с носилок. Моросил по-прежнему дождь. Старик стоял, прижимая к груди
рисунки.  Глаза его  странно увеличивались и, будто  костерные угли,  словно
подергивались пеплом. Медленно, как-то нелепо,  он вдруг завалился на траву,
и глаза его застыли навечно.
     Но глухой мерный  рокот продолжал  звучать в его голове.  Хлопнул вдруг
над ним тугой белоснежный парус, и ...
     Красавица-шхуна,  подгоняемая  утренним  бризом  устремилась  вперед  к
едва-едва розовеющей полоске  солнца на горизонте. И  Старик шел  по  палубе
этой шхуны, вглядываясь в лица сотен несчастных  детей, взгляды которых тоже
были устремлены на него - с надеждой.
     Ветер вдруг рванул, и шхуна понеслась, вздымаясь  над пенными бурунами.
Солнце,  до того медленно выбиравшееся из  глубин океана, теперь,  казалось,
выпрыгнуло  из него,  влекомое  неведомой силой,  и  перед  шхуной  в сиянии
брызнувших из океана лучей открылся остров.
     Как  будто легкий  вздох  пролетел  над  палубой. Старик  выпрямился  и
устремился  к носу рванувшегося навстречу острову корабля. Словно библейский
пророк, шел он сквозь море детей,  и дети старались коснуться  его  и шли за
ним,  одухотворенные и  возвышенные. Какой-то мальчик в  инвалидной коляске,
коснувшись ладони Старика, вдруг  поднялся. И никто не удивился этому, да  и
сам мальчик, казалось,  не заметил свершившегося чуда,  а лишь устремился за
Стариком к Острову. Их Острову. Рядом со Стариком шел Чекушка  с иконописным
лицом в  своей знаменитой  тельняшке, тихо  улыбался Седой  и  прижималась к
плечу любимого покорная Любка, и  Иван, округлив  рот, смотрел восхищенно на
приближающийся Остров.
     Шхуна, казалось, уже летела над волной. Остров  приближался,  вырастал,
надвигался. И, совсем как в Чекушкиной картине, вздымались  на нем гранитные
скалы, сверкая ледниками,  клубились горные  реки,  бился в расщелине весь в
бриллиантовых брызгах водяных капель водопад, ловили в спокойных озерах рыбу
рыбаки, и на песчаном берегу стояли рядом гривастый лев и пугливая лань...
     Эпилог.
     Больница.  За  стеклянной  больничной  дверью стоит  Чекушка, испуганно
глядя на  Любку,  поджидавшую  его у входа  вместе  с  Иваном,  крутящим  от
волнения головой. Обритая голова Чекушки делает его и без того большие глаза
огромными,  Он ухватился худой  ручонкой за  вырез тельняшки,  с  которой не
расставался, и вопросительно вскидывает глаза на медсестру в белом халате.
     -  Ты  чего  испугался,  это  ж  сестренка  твоя...  Ну  же!  - женщина
распахивает дверь и подталкивает Чекушку к встречающим.
     - Сестра... - беззвучно повторяет Чекушка. Любка молча  протягивает ему
раскрытую ладонь, и Чекушка осторожно вкладывает в нее свою ручонку.
     - Ну,  ты даешь! - хлопает его  по плечу Иван и конфузится от строгого,
не детского взгляда.
     Они  уже  выходят на  дорожку, как  вдруг  из двери  выбегает  доктор в
накинутом наспех халате и останавливает их.
     -  Постой-ка, братец! -  простуженным голосом произносит он,  подходя к
ним  широким  шагом. - Вот, возьми  это и обязательно сохрани. Если б не эта
штука...  -  он  почему-то переводит взгляд на Любку, - в общем, еще немного
прут  пробил  бы  дерево насквозь  и -  в  спину...  Крепкое  дерево,  -  он
уважительно постучал пальцем по иконе, которую держал в руках.
     Чекушка молча  взял  икону  и кивнул  доктору. Доктор улыбнулся  одними
глазами, и троица медленно двинулась по  теннисной аллейке к  чугунным витым
воротам.
     ______

     Белоснежный  любимец Лешего  ухаживая  за  пугливой голубкой,  распушив
хвост  и   призывно   воркуя,  толкнул   крылом   старое  высохшее   гнездо,
прилепившееся за выступом  башни.  Гнездо накренилось,  и из него выкатились
заляпанные пометом бриллианты. Один  за другим,  ровно  одиннадцать. Голубка
вспорхнула,  за  ней   поднялась  вся   стая  и  закружилась  над  покинутым
домом-кораблем  с одинокой башней,  над  дубовой рощей  с  речкой и горбатым
мостиком  через  нее,  над ржавым  остовом  военного  корабля в  заливе, над
воротами  со  знаменитыми  собачками,  над  зеленым  извилистым пассажирским
поездом, медленно удалявшимся от города по уходящим в бесконечность рельсам.
     ___________


Last-modified: Thu, 29 Jun 2000 15:04:35 GMT

Оцените этот текст: