онимаешь всей  серьезности  положения. Я
даже сомневаюсь в его... рассудке. Ему мерещится, что за ним гонятся враги.
     Инкен. Мама, ему это не мерещится. Так и есть на самом деле.
     Штайниц.  Мы  все должны  помочь ему, помогите и  вы, Анна!  Мы  должны
бороться до конца.

     Входит Клаузен.

     Инкен. Маттиас!

     Выражение лица Клаузена  не  меняется. Инкен  тянет  его  в  комнату  и
привлекает к себе, потом окликает громче: "Маттиас!" И в третий  раз, как бы
желая встряхнуть его: "Маттиас!" На  лице Клаузена появляется улыбка, словно
при пробуждении.

     Маттиас.. Инкен...
     Инкен  (делает знак.  Все удаляются, оставляя Клаузена и  Инкен одних).
Ну, говори! Мы теперь одни, Маттиас...
     Маттиас. Поздно, Инкен... Моя душа умерла...
     Инкен.  Это  тебе  только кажется,  мой  дорогой. Сон всегда  временная
смерть души. Но ты снова воскреснешь. Я помогу тебе!
     Маттиас.  Это  ты,  Инкен? Да, я  тебя вижу, но  почему-то  не чувствую
тебя...
     Инкен. Маттиас, после того, что тебе пришлось пережить...
     Маттиас. Ты хочешь сказать, что эти мерзавцы меня сломали?
     Инкен. Теперь ты на свободе, мы убежим от них.  Все утерянное вернется,
Маттиас...
     Маттиас. Ты права, я что-то утерял... Смотрю  на тебя, что-то ищу, и не
могу найти. Мертвая душа в еще живом теле.
     Инкен. Не говори так, Маттиас...
     Маттиас. Я боюсь,  моя любовь  исчезла.  Мертвая  душа не может  никого
любить... И воскресить ее невозможно.
     Инкен. И пусть, не  надо! Не надо меня  любить, не люби  меня! Маттиас,
моя любовь настолько велика, что ее хватит на нас обоих!
     Маттиас. Скажи, Инкен, где я?
     Инкен. В доме моей матери.
     Маттиас. Да, у тебя  славная мама... А как я сюда попал? Ведь мы были в
Швейцарии.
     Инкен. Да, Маттиас. Мы были там..
     Маттиас. Я хочу туда вернуться. Едем сейчас же!
     Инкен. Эгмонт  отдал мне  свою любимую машину. Она  у ворот.  Сейчас же
едем. С нами Винтер и Штайниц..
     Маттиас.  Эгмонт? Славный мальчуган...  Это  правда? Мы убежим? И никто
нам не помешает?
     Инкен. Никто, если мы поторопимся. Положись во всем на меня, бери все у
меня. Ведь я -- это ты!
     Маттиас. Да, ты лучший опекун, чем Ганефельдт.
     Инкен.  Я - твой  дорожный  посох, твоя  опора.  Я  твое творение, твоя
собственность,  твое второе  "я"! Помни только об  этом,  об  остальном - не
думай.
     Маттиас. Нет, я все-таки не понимаю, как я сюда попал?
     Инкен. И об этом сейчас не думай. Потом, все потом... Думаю, о том, что
ты здесь уже знают  в твоем доме, так что времени у нас мало. Может половина
или четверть часа... Поторопимся, Маттиас.
     Маттиас. А что, все-таки произошло? Может мне кто-нибудь это объяснить?
Мне  помнится,  в  доме  был  какой-то  грохот,  может   что-то  свалилось..
Канделябр, что-ли... Я, кажется, испугался и лег в постель. А потом встал...
Может, это  я во сне гуляю, как лунатик? Мне еще покойная жена говорила, что
такое со мной случалось. Так что я вполне мог добраться и сюда...
     Инкен. Вот ты и сам вспомнил, почти все...
     Маттиас.  Почти? Значит, не все вспомнил, а ты не хочешь мне лгать. Но,
кажется, я вспоминаю новые и новые подробности.
     Инкен. Поговорим  об  этом  в машине. Ты  ляжешь  на подушки  и все мне
расскажешь. Нам  бы  только выбраться  на скоростное шоссе,  а  тогда...  Ты
немного поспишь, а,  если я увижу, что тебе  вдруг приснится кошмар,  я тебя
разбужу. Зачем же я тогда рядом с тобой? А в Швейцарии, ты за несколько дней
придешь  в себя, будешь  весел и беззаботен,  как ребенок.  А  я стану твоей
матерью, буду заботиться о тебе. Ты - мой ребенок, Маттиас.
     Маттиас.  А  ты знаешь, что  такое семьдесят  лет? Это  бездна,  куда и
заглянуть-то страшно. Голова кружится...
     Инкен. Маттиас,  сейчас все решают не годы, а минуты.  Нам надо бежать,
Маттиас! Не стоит  сейчас говорить о бездне, ты скоро будешь там, где светит
яркое солнце и мы будем смотреть на него, а не в какую-то мрачную бездну...
     Маттиас. И ты посол  этого солнечного  мира, Инкен. Не торопи меня, дай
мне разобраться во всем  самому. (Закрывает  глаза.) Когда твои  нежные руки
обнимают меня, мне хорошо.  Я не вижу твоих рук, но ощущаю их, не вижу тебя,
но радуюсь. Я  закрываю глаза и  чувствую  ясно и просто, что  на свете есть
счастье.

     Входит Штайниц.

     Штайниц. Прости, Маттиас, я, наверно, не вовремя.
     Маттиас. Ты всегда вовремя.
     Штайниц. Машина заправлена, пора ехать.
     Маттиас. Винтер, Винтер, где вы? Откройте портфель.
     Штайниц.  Нет, Маттиас это  я,  твой старый  друг Штайниц.  Ты меня  не
узнал?
     Клаузен.  Где мое завещание? Оно  в  безопасности? Я могу рассчитывать,
Винтер, что вы будете защищать права Инкен, как лев?
     Винтер. Бог свидетель, и  вы еще в этом сомневаетесь, господин Клаузен?
Я могу ответить только "да"!
     Инкен. Маттиас, все это не имеет  теперь никакого  значения. Боже, если
бы у меня были силы,  я унесла бы  тебя на руках. Умоляю тебя,  помоги себе!
Завтра тебя ждет новая жизнь.
     Маттиас. Кстати, господа, знаете ли вы весьма занятную  историю некоего
господина Клаузена? О, это был один из самых уважаемых людей; можно  сказать
- столп общества! И  что вы думаете,  это  самое общество его выплюнуло, вот
так -  тьфу!  И что он такое теперь?  Плевок общества. Обыкновенный  плевок,
который растерли подошвами.
     Инкен. Он совершенно не в себе, давайте действовать сами. Винтер!

     Винтер подходит к Маттиасу с одеждой и пледом.

     Маттиас. Винтер,  вы  как-то подросли  за последнее  время! Да, да,  не
спорьте!  Вы  -  гигант, Винтер, вы  -  бог! Да-да!  Наверно, человеку  надо
испытать  серьезное несчастье, чтобы он мог  разглядеть все вокруг себя.  Не
стоит  утруждать себя ради меня, Винтер. Не стоит, право. Посмотрите лучше -
перед  вами  человек,   которого   ограбили,   духовно  убили  и   физически
обесчестили! А потом плюнули мной на улицу под колеса и подошвы! И теперь по
сравнению с  вами я --  ничтожество, грязь, а ваше место, Винтер, на Олимпе,
среди властителей мира сего!
     Инкен.   Маттиас,   Маттиас,   возьми   себя   в   руки!  Мы   добьемся
справедливости.

     Клаузен глубоко вздыхает, откидывает назад голову и впадает в забытье.

     Надо ему помочь. Доктор, налейте коньяку, а ты, мама, приготовь горячий
чай. Быстрее, мне уже чудится, что подъезжает машина Ганефельдта. Я не отдам
Маттиаса никому!

     Анна уходит. Слышен автомобильный гудок.

     Инкен . Это они! Ищейки! (Достает револьвер.) Видит бог, пока я жива, я
их не пущу сюда!

     В дверях появляется пастор Иммос и преграждает дорогу Инкен.

     Иммос. Во имя Иисуса Христа, Инкен, опусти револьвер!
     Инкен. А если это обыкновенные бандиты, господин пастор?
     Иммос. Я  прощаю  твою  резкость,  понимаю тебя.  Ты же моя прихожанка,
Инкен, не забывай.
     Инкен (приподнимает оружие). Назад! Я вас не знаю! Я вас не помню!

     Иммос отступает. Инкен следует за ним с револьвером.

     Штайниц.  Инкен,  не  глупите.  Есть  другие  возможности,  мы  еще  не
проиграли.

     Штайниц  идет  вслед  за  Инкен.  Перед  домом  нарастает  шум:  слышны
автомобильные гудки, громкий разговор. Винтер остается один .возле Клаузена,
который лежит  в углу дивана  и тяжело  дышит.  Винтер кладет  на стул вещи,
присаживается на краешек стула и наблюдает за Клаузеном.

     Маттиас. Послушай, Винтер, кто  здесь поет? Я не могу  заснуть из этого
пения.
     Винтер. Я ничего не слышу.
     Маттиас. У тебя же абсолютный слух, мой милый Винтер! Хоры, хоры поют!
     Винтер. Может быть, в церкви?
     Маттиас. Верно, церковь рядом. Кажется, здесь был и пастор... Он что-то
говорил мне.
     Винтер. Может быть, говорил, я не слышал, господин Маттиас.
     Маттиас.  Он  хотел,  чтобы  я пошел  к нему.  А  что мне делать в доме
пастора? Ведь мое  место в  соборе мироздания, да-да, Винтер, в самом центре
вселенной.
     Винтер. Я лучше позову кого-нибудь.
     Маттиас. Я хочу пить, Винтер!

     Винтер находит графин, наполняет стакан и подает его Клаузену.

     Спасибо. Дайте мне твою руку, Винтер. Я поклонюсь  ей - сколько раз она
приходила мне на помощь.  И вот, последняя  услуга - она навсегда избавит от
жажды вашего старого мучителя... Винтер, закрой дверь
     Винтер. Зачем, ведь сюда могут войти.
     Маттиас. Потому и закрой. И помолчи. (Напряженно прислушивается.) Фуга?
Нет, скорее оратория... Химера -- это зверь  с телом козы, хвостом дракона и
пастью льва. Эта пасть сочится ядом...
     Винтер. Что вы говорите?
     Маттиас. Закат... Я хочу увидеть закат...
     Винтер. Пожалуй, позову доктора Штайница.
     Маттиас. Я жду, я жажду заката... Моя кровь остывает... И это звучит во
мне,  как,  фуга,  кантата...а,  может,  это -- оратория... Ты  слышишь  эту
музыку? Наверняка  не слышишь, а жаль. Я жажду... я жажду... заката!  У меня
жажда... Мне зябко, укрой чем-нибудь...

     Винтер прикрывает его пледом. Клаузен натягивает его на лицо.

     Я жажду... я жду... заката...

     Наблюдая за  Клаузеном,  Винтер все больше беспокоится.  Идет к  двери,
встречается с Анной.

     Анна. Я принесла вишневки. Замечательная вишневка....
     Винтер. Он только что выпил воды, но мне это не нравится....
     Анна. Да он заснул, слава богу. Пусть отдохнет.
     Винтер. Как они могли так поступить со своим  отцом? Не  понимаю... Это
ужасно, Анна, я в ужасе.
     Анна. Они все уже приехали - Беттина, Вольфганг и госпожа Кламрот.  Они
хотят забрать его в больницу. Профессор против, но его никто не слушает. Там
главный - адвокат Ганефельдт. Он говорит, что он опекун господина Клаузена и
берет всю ответственность на себя.

     Возвращается Инкен.

     Инкен. Эти вороны собрались  у пастора. Почему господь  не покарает эту
гнусную  банду,  как  он  может  спокойно  смотреть  на  эти издевательства!
Ганефельдт вызвал даже полицию. На нашей стороне, говорит он, закон  и сила.
Посмотрим!

     Возвращается Штайниц.

     Штайниц. Там в доме пастора сумасшедший дом.  Все орут, взваливают вину
один на другого...  Мы  можем проиграть,  но  на  земле  еще живы  правда  и
справедливость и они помогут нам победить.

     Инкен с тревогой смотрит на Клаузена.

     Инкен. Маттиас, что с тобой, Маттиас? Скажи мне что-нибудь, Маттиас...
     Анна. Он... он не может...
     Инкен. Ты не можешь говорить, Маттиас?
     Анна. Он сейчас скажет -- у него дрожат губы.
     Инкен. Скажи мне словечко, Маттиас. Что ты чувствуешь? Не бойся, говори
тихо, я все услышу, все пойму...
     Штайниц. Пусти-ка меня, Инкен...

     Штайниц (откидывает плед, испытующе вглядывается).

     Это, кажется,  очень серьезно. Мне нужно осмотреть пациента, прошу всех
уйти. Винтер, вы - останьтесь, ваша помощь может понадобиться.

     Анна берет Инкен под руку, собираясь ее увести.

     Инкен (как оглушенная).  Маттиасу стало плохо? Ты  думаешь, он умирает,
мама?

     Анна и Инкен уходят.

     Штайниц. Что это за стакан, Винтер?
     Винтер. Господин Клаузен пил из него воду. Запивал лекарство...
     Штайниц. Лекарство? Странный запах...
     Винтер. Но должны  же быть  какие-то  лекарства, снадобья, чтобы помочь
ему... Ведь вы сами говорили, что медицина нынче творит чудеса!
     Штайниц. Против  чего? Или против кого? Если  он сам  так решил,  разве
могу я ему помочь?

     Услышав шум, вбегает Инкен.

     Инкен. Он умер? Не может быть! Я не верю!
     Штайниц. Инкен, успокойтесь...
     Инкен. Не надо меня успокаивать. Я и так спокойна, господин Штайниц.  Я
совершенно спокойна...

     Инкен подходит  к  креслу-каталке,  где  сидит  неподвижный Клаузен,  и
медленно толкает его к выходу.

     Винтер ( Штайницу). У меня  такое чувство, будто им выстрелили в спину,
из-за угла.
     Штайниц. Да, и неизвестно, кто из них большая жертва.

     Входят Ганефельдт и пастор. Дети Клаузена  заходят  тихо,  чтобы их  не
заметили.. Слышится рев отъезжающей машины.

     Ганефельдт.  Мы  пришли,  чтобы  узнать,  как  тут  дела.  Дети  весьма
обеспокоены и прислали нас сюда.
     Штайниц. Отправляйте назад вашу скорую помощь. Полицию  тоже. Да и сами
отправляйтесь подобру-поздорову - ваше опекунство уже никому не нужно.
     Ганефельдт. Это мой долг. Долг перед обществом, перед семьей Клаузенов.
Это тяжелый долг, но я исполню его, чего бы мне это не стоило. Я друг семьи,
доктор Штайниц, и должен заботиться об интересах законных наследников.
     Штайниц. Простите, господин адвокат, а не пойти бы вам со своим долгом,
знаете куда...
     Ганефельдт.  А вот за это  вы мне ответите!  И  я  отвечу вам в  другом
месте!
     Иммос. Но что сказать детям? Нельзя  им рассказать правду! Не  пускайте
их сюда!
     Штайниц. Отчего же, господин пастор? Они получили то, чего хотели.

     Эпилог.

     Инкен  везет  кресло-каталку с  Маттиасом. Он  дремлет.  Инкен  устала,
чувствуется долгий и трудный путь. Инкен останавливается и садиться на землю
рядом с Маттиасом.

     Маттиас. (открывает глаза). Где мы?
     Инкен. На твоем любимом  озере. Я нашла это место совсем недавно. Мне о
нем  рассказывал  Гюнтер.  Ты помнишь  Гюнтера? Здесь  удивительный закат  -
солнце  садится вон  в  то  ущелье и  его  лучи  еще долго  освещают снежные
вершины. Они  сверкают почти  в  темноте, как  сказочные  ледяные  дворцы  и
отражаются в озере... Мне так хотелось, чтобы ты это увидел...
     Маттиас. Спасибо,  моя милая. Я увижу... Мы  еще много раз будем  здесь
сидеть вот так, рядом и будем ждать захода солнца...
     Инкен. Мы будем ждать последнего заката...

     Конец.