/b>. Я стану еще более великим, Хваст. Я еще не закончил свои дела. Что еще у вас есть? Хваст. Я задумал небольшой плакат, сэр. Мальчик и девочка обмениваются друг с другом понимающими взглядами. На платье девочки большой вопросительный знак. Наверху я напечатаю большими буквами: "В чем секрет?" и буквами поменьше: "У меня есть Сырус". Это заставит людей проявить интерес, лица детей такие...странные. Слэддер. Кроме того, у меня припасено кое-что и для прессы (Читает.) "Она: Дорогой! Он: Да, женушка. Она: Ты не забудешь, дорогой? Он: Нет, женушка. Она: Ты не забудешь принести мне немного этого чудесного Сыруса, такого полезного, такого вкусного, для нашего деточки; он есть во всех бакалеях; но проверь, чтобы на розовой упаковке было имя Слэддера. Он: Конечно, женушка". Разумеется, все как обычно, сэр. Но у меня готова очень хорошая картинка, подходящая к этому тексту и к тому же весьма выразительная; я уже договорился с Прессой и с изготовителями плакатов, сэр. Думаю, мы вовсю развернемся, сэр. Слэддер. Ну, Хваст, теперь нам больше нечего делать - осталось только изготовить Сырус. Хваст. И как вы думаете его сделать, сэр? Слэддер. Знаете, как убивают свиней в Чикаго? Нет, вы же еще не бывали за океаном. Ну, этих свиней пускают на конвейер, один человек перерезает им глотки на ходу, другой сбривает щетину, и так далее; каждый человек отвечает за что-то одно, а дело делают все вместе; и делают его очень быстро. Да, там путается под ногами еще один парень, присланный правительством (у нас в Англии их нет); если у свиньи есть признаки туберкулеза, он не пропустит эту свинью. Теперь вы думаете, что она пропала. Но нет! Свинья отправляется на мыло. Кстати, Хваст, сколько кусков мыла использовали в мире в прошлом году? Хваст (встает). В прошлом году? Полагаю, у нас еще нет отчетов за прошлый год, сэр. (Идет к книжной полке). Слэддер. Ну, тогда за позапрошлый. Хваст (берет книгу, переворачивает страницы). Кажется, цифры приводятся на срок с первого марта по первое марта, сэр. Слэддер. Это подойдет. Хваст. Ах, вот она, сэр. Статистика по мылу за 12 месяцев до 1 марта этого года. Каждый из ста четырех миллионов потребителей использует в среднем по двадцать кусков в год. Также есть частичные потребители и случайные потребители. Все вместе - около 2100 миллионов, сэр. Слэддер. Расходуют впустую, Хваст, расходуют впустую. Хваст. Расходуют, сэр? Слэддер. Расходуют попусту. Что, по-вашему, происходит со всем этим мылом, со всеми этими чудесными жирами? Полагаю, они именуют их протеинами. Протеины для вас полезны, Хваст. Хваст. Что с ними происходит, сэр? Их используют. Слэддер. Нет, Хваст. Они пропадают, уверяю вас. Они растворяются. Но они все еще здесь, Хваст, они все еще здесь. Весь этот чудесный жир где-то остается. Хваст. Но...но, сэр...но...в канализации? Слэддер. Все эти миллионы кусков мыла. Их там, должно быть, тонны, Хваст. И мы их получим. Хваст. Вы чудесный человек, сэр. Слэддер. О, у меня не так уж много мозгов. Столько же, сколько у всех прочих. Но я свои мозги использую, вот и все. Есть на свете люди поумнее меня... Хваст. Нет, сэр. Слэддер. О да, они есть. Их очень много. Но они - чертовы дураки. И почему? Потому, что не используют свои мозги. Они что-то болтают об изучении греческого языка. Греческого! Можете в это поверить? Что хорошего может дать им этот греческий язык?... Но мы еще не сделали деньги, Хваст. Хваст. Я, кажется, неплохо разрекламировал наш продукт, сэр. Слэддер. Не так быстро. Что, если они не станут его есть? Хваст. О, они прекраснейшим образом все съедят, когда появится реклама. Они едят все, что рекламируют. Слэддер. Что, если они не смогут это есть, Хваст? Хваст. Не смогут, сэр? Слэддер. Приведите мою дочь. Хваст. Да, сэр (Он поднимается и идет к двери). Слэддер. Битва при Ватерлоо была выиграна на поле в каком-то проклятом местечке. Целый миллион будет выигран или проигран в этом доме в ближайшие пять минут. Хваст. В этом доме, сэр? Слэддер. Да, в комнате Эрминтруды. Пошлите за ней. Хваст. Да, сэр. Да. Мисс Слэддер! Мисс Слэддер! Эрминтруда (из-за сцены). Да, мистер Хваст. Хваст. Не зайдете ли вы в кабинет, мисс, мистер Слэддер желает поговорить с вами. Эрминтруда. О да, мистер Хваст. Слэддер. Проверка! Проверка! (Снова появляется Хваст). Хваст. Мисс Слэддер идет, сэр. Слэддер. Проверка! (Входит Эрминтруда). Эрминтруда. Что такое, отец? Слэддер. Как твои белые мышки, дитя мое? Эрминтруда. Очень хорошо, отец, обе хорошо себя чувствуют. Слэддер (достает из кармана коробочку, вынимает маленький кусочек сыра). Дай им это, Эрминтруда. Эрминтруда. Вот это, отец? Что это? Слэддер. Сыр. Эрминтруда. Можно мне немного? Слэддер. Нет, не трогай его! Эрминтруда. Очень хорошо, отец. Слэддер. Если ты его съешь, то... Эрминтруда. Что, отец? Слэддер. Все что угодно. Просто пойди и дай им сыр. Эрминтруда. Хорошо, отец. (Она идет направо, к двери, потом разворачивается и выходит вместо этого через французское окно в сад). Слэддер. Почему ты пошла там, дитя мое? Эрминтруда. О...ну... Я подумала, что будет чудесно пройтись по траве, отец. Я могу потом войти в гостиную. Слэддер. О, очень хорошо. Но побыстрее, дорогая. Эрминтруда. Хорошо, отец. (Магнит, который притягивал Эрминтруду к газону, теперь появляется и приобретает форму мистера Хиппантинга, проходящего мимо окна по дороге к входной двери. Следдер и Хваст его не видят - они повернулись к окну спиной. Эрминтруда оборачивается, чтобы в этом убедиться. Они с Хиппантингом держатся за руки гораздо дольше, чем требует этикет от хозяйки и посетителя. Она бросает на него взгляд, полный признательности и надежды, но он уныло качает головой и мрачно идет дальше, как будто исполняет тягостную обязанность. Она провожает его взглядом, а потом идет своей дорогой.) Слэддер. Ну, Хваст, мы можем только ждать. (Значительно) Если эти мыши его съедят... Хваст. Да, сэр? Слэддер. Публика тоже его съест. Хваст. Ах! Слэддер. Еще какие дела на сегодня? Хваст. О, только повар, сэр. Он спорит насчет овощей, сэр. Он говорит, что во всех местах, где он служил раньше, их покупали. Мы их берем из нашего кухонного садика, а он, похоже, не вполне это понимает. Говорит, что он не нанимался в зеленщики, сэр. Слэддер. Кухонный садик - это неправильно, так, что ли? Хваст. Он так говорит, сэр. Слэддер. Но когда мы въехали, здесь уже был садик. Хваст. О, это всего лишь деревенские жители, сэр. По моему мнению, они ничего не понимают. Слэддер. Ну, а где же в таком случае люди выращивают овощи? Хваст. Я спросил об этом повара, сэр, и он сказал, что люди их не выращивают, а покупают. Слэддер. О, тогда все в порядке. Пусть он их покупает. Мы должны поступать правильно. (Звенит колокольчик в холле). Слэддер. Эй! Кто там звонит? Хваст. Это в холле, не так ли, сэр? Слэддер. Да. И чего они там звонят? (Входит дворецкий). Дворецкий. Мистер Хиппантинг пришел к вам, сэр. Слэддер. Пришел ко мне! Зачем? Дворецкий. Он не сообщил мне, сэр. Слэддер. Ну, Хваст, стоит ли мне с ним встречаться? Хваст. Думаю, надо, сэр. Полагаю, они в деревне как раз так и звонят друг другу в двери. Слэддер. Боже правый, для чего? (Дворецкому) О, да. Я его приму, я приму его. Дворецкий. Очень хорошо, сэр, я так ему и сообщу, сэр. (Выходит). Слэддер. Скажу вам, Хваст, я полагаю, что мне нужен этот дворецкий, и все остальные, а? Хваст. О, да, сэр. По крайней мере один. Это абсолютно необходимо. Слэддер. Вы...вы не могли бы нанять какого-нибудь другого... ну, пободрее, что ли? Хваст. Боюсь, что нет, сэр. Если вы отнесетесь ко всему этому слишком легкомысленно, другим землевладельцам это может не понравиться, знаете ли. Слэддер. Вот как! Вот как! А что за человек этот Хиппантинг, который пришел? Хваст. Он - тот самый человек, который спорит с епископом, сэр. Слэддер. А, приходский священник. Да-да. Я слышал о нем. Полагаю, он бывал здесь и раньше. Лаун-теннис... (Входит дворецкий). Дворецкий. Мистер Хиппантинг, сэр. (Входит Хиппантинг. Дворецкий уходит) Слэддер. Здравствуйте, мистер Хиппантинг. Как поживаете? Очень рад вас видеть. Хиппантинг. Я хотел бы побеседовать с вами, мистер Слэддер, если позволите. Слэддер. Разумеется, мистер Хиппантинг, разумеется. Возьмите кресло. Хиппантинг. Спасибо, сэр. Думаю, я лучше постою. Слэддер. Как пожелаете. Как пожелаете. Хиппантинг. Я хотел бы побеседовать с вами наедине, сэр. Слэддер. Наедине, да? Наедине? (В сторону; Хвасту). Это обычно, да? (Хиппантингу). Наедине, конечно, да. Вы пришли по делу, не правда ли? (Хваст уходит). Могу ли я предложить вам...эээ...о чем это я... Не желаете ли шампанского? Хиппантинг. Мистер Слэддер, я пришел побеседовать с вами, потому что убежден, что таков мой долг. Я долго колебался, прежде чем придти, но когда по некоторым причинам это стало для меня слишком болезненно...Тогда я понял, что это - мой долг, и пришел к вам. Слэддер. О да, то, что называют зовом долга. Да, именно так. Да, совершенно верно. Хиппантинг. Мистер Слэддер, многие из моих прихожан ознакомились с той вещью, которую вы продаете под видом хлеба. (С момента появления Хиппантинга до этого мгновения Слэддер, чрезмерно оживленный и обеспокоенный, всячески старался говорить и действовать согласно требованиям этикета; но теперь, когда прозвучало упоминание о Бизнесе, он тут же вспомнил, где находится, и стал суровым и хладнокровным). Слэддер. Что? Вирилус? Хиппантинг. Да. Они платят за него больше, чем платили за хлеб, поскольку им, бедным глупцам, кто-то рассказал, что "нужно покупать все лучшее". Они поверили, что лучшим является продукт, который именуют вирилус, бедные глупцы, и от этого продукта они начинают болеть. Болезнь не настолько опасна, чтобы я мог доказать свои обвинения, и доктор ничем не может мне помочь. Слэддер. Понимаете ли вы, мистер Хиппантинг, что если вы прилюдно повторите то, что сейчас сказали мне, вы за это отправитесь в тюрьму, если не сможете заплатить весьма внушительный штраф - последствия будут просто ужасные. Хиппантинг. Я это понимаю, мистер Слэддер, потом и пришел к вам - к последней надежде для моей паствы. Слэддер. Понимаете ли вы, что сейчас вы нападаете на бизнес? Я не хочу сказать, что этот бизнес чист, как слеза. Но я скажу, что в бизнесе - вы можете этого не понимать - идешь вверх или идешь вниз; а если не будет моего бизнеса, не будет бизнеса другого человека, который пытается выжить меня - кто же тогда будет торговать? Я не знаю, что станется с Англией, если вы станете нападать на ее торговлю, мистер Хиппантинг... Ну?... Мы рухнем оттого, что занимались бизнесом в белых перчатках, а что будут делать другие страны, мистер Хиппантинг? Можете вы мне ответить на этот вопрос? Хиппантинг. Нет, мистер Слэддер. Слэддер. Ах! Так я вас обошел? Хиппантинг. Да, мистер Слэддер. Я не так понятлив, как вы. Слэддер. Рад, что вы уловили суть дела. Что до понятливости, у меня самого ее не особенно много, но я пользуюсь тем, что мне дано природой. Ну, вы еще что-то хотели сказать? Хиппантинг. Только умолять вас, мистер Слэддер, подумать об этих несчастных людях. Слэддер. Ну вот! Вы же признали, что у человека может быть собственный бизнес, к которому нельзя относиться так, как к обычной вечеринке. Чего еще вы хотите? Хиппантинг. Я хочу, чтобы вы спасли их, мистер Слэддер. Слэддер. Спасти их? Спасти их? Да что же с ними происходит? Я ведь не убиваю их. Хиппантинг. Нет, мистер Слэддер, вы не убиваете их. Детская смертность, правда, несколько превысила норму, но я не могу сказать, что это произошло только из-за вашего хлеба. Также очень много мелких заболеваний среди взрослых, в основном страдают их органы пищеварения, но никто не может выяснить причину в каждом конкретном случае. Но состояние их здоровья и их зубов было бы совершенно иным, если б они ели простой пшеничный хлеб. Слэддер. Но в моем хлебе есть пшеница, приготовленная особым способом. Хиппантинг. Ах! Вот в особом способе все и дело, как я полагаю. Слэддер. Что ж, им не следует покупать товар, если он так плох. Хиппантинг. Ах, они не могут удержаться, бедные простаки; их приучили к этому с раннего детства. Вирилус, Хлебус и Витус - все они якобы гораздо лучше хлеба, так что приходится им выбирать между этими тремя. Хлеб никогда не рекламируют, как и Богом дарованную пшеницу. Слэддер. Мистер Хиппантинг, если я такой дурак, что продаю свои товары, то я от этого и страдаю, если они такие дураки, что покупают мой Вирилус, то они от этого страдают - а они страдают, судя по вашим словам. Что ж, это естественный закон, который для вас в новинку. Но почему я должен страдать сильнее, чем они? Кстати, если я уберу свой Вирилус с рынка, чтобы просто порадовать вас, мистер Хиппантинг, потеряю пустяковую сумму в тридцать тысяч в год... Хиппантинг. Я... э... Слэддер. О, не думайте об этом. Скромный пустячок на радость ближнему! Но если я так поступлю, возрастут продажи Хлебуса и Витуса (которые не имеют никакого отношения к моей фирме). И вашим друзьям от этого легче не станет, поверьте мне, поскольку мне прекрасно известно, из чего эти штуки делают. Хиппантинг. Я не говорю о жестокости других. Я пришел, чтобы сказать вам, мистер Слэддер, что из-за "пустяков", которыми вы занимаетесь, наша английская раса утратит всю древнюю мощь, лишится множества славных молодых людей; или они станут немощными задолго до того дня, который был предназначен богом. Эрминтруда (из-за сцены). Отец! Отец! (Слэддер вскакивает и замирает, ожидая решающих известий. Входит Эрминтруда.) Эрминтруда. Отец! Мыши съели сыр. Слэддер. Ах! Публика тоже... О! (Он внезапно вспоминает о Хиппантинге). Хиппантинг (горестно). Какое новое злодейство готовится, мистер Слэддер? (Все стоят молча). Прощайте, мистер Слэддер. (Он идет к двери, минуя Эрминтруду. Смотрит на нее и вздыхает на ходу. Он проходит мимо миссис Слэддер у самой двери и молча кланяется. Выходит.) Эрминтруда. Что ты сказал мистер Хиппантингу, отец? Слэддер. Сказал! Говорил только он один! Он, этот Хиппантинг, не дает другим и слова сказать. Эрминтруда. Но, отец... Что привело его к тебе? Слэддер. Он явился, чтобы называть твоего бедного старого отца всякими обидными словами, вот зачем. Похоже, твой старый отец - довольно-таки злобный субъект, Эрминтруда. Эрминтруда. О, отец, я уверена, что он не имел в виду ничего подобного. (Хиппантинг с мрачным выражением лица появляется за окном. Эрминтруда подбегает к окну и следит за Хиппантингом, пока он не скрывается из виду. Она молча машет Хиппантингу рукой так, чтобы отец этого не видел.) Слэддер. О, он как раз это и сказал. Он это сказал. Мне жаль того епископа, с которым он ссорится, если и ему достается так же, как твоему бедному старому отцу. Бедный я, несчастный!... Эрминтруда. Я не думаю, что он ссорится с епископом, отец. По-моему, он просто настаивает, что нет и не может ничего похожего на вечное наказание. Я думаю, что это очень мило с его стороны. Слэддер. Меня нисколько не заботит, каким будет это вечное наказание и будет ли вообще. Но человек, который ссорится с начальником своей фирмы, - просто дурак. Если епископ так стремится в ад, то он будет ломиться туда изо всех сил. Эрминтруда. Д-д-а, наверное, будет. Но, папа, разве ты не рад, что мои мышки съели новый сыр? Я думала, ты обрадуешься, папа. Слэддер. Очень рад, дитя мое. Очень рад. Но теперь я отчего-то не испытываю той радости, которую предвкушал. Я не знаю почему. Он, кажется, как-то сбил меня с пути. Эрминтруда. Ты сказал, что дашь мне все, чего я захочу. Слэддер. Так и будет, дитя мое. Так и будет. Машину, если пожелаешь, с шофером и лакеем в придачу. Теперь мы можем купить все, и я не стану жадничать... Эрминтруда. Я не хочу машину, папа. Слэддер. А что бы ты хотела иметь? Эрминтруда. О, ничего, папа, ничего. Вот только насчет герцога, папа... Слэддер. Какого герцога, Эрминтруда? Эрминтруда. Мама сказала, что ты захотел, чтобы я когда-нибудь вышла замуж за герцога, папа. Слэддер. Ну? Эрминтруда. Ну... Я...не думаю, что мне этого хочется, папа. Слэддер. Ах! Вот так. Вот так. Вот так. И за кого ты хочешь выйти замуж? Эрминтруда. О, папа! Слэддер. Ну? (Эрминтруда молчит). Когда я был в его возрасте, я тяжким трудом зарабатывал себе на жизнь. Эрминтруда. О, папа... Откуда ты знаешь про его возраст? Слэддер. Ну, я-то полагал, что ему сейчас 82, а будет 83... Но я, конечно, ничего не понимаю в окружающем мире. Наверное, раньше я ошибался. Эрминтруда. О, папа, он молодой. Слэддер. Дорогая моя, не говори этого. Дорогая, ты меня удивляешь. Ну-ну-ну. Мы живем и учимся. Не так ли? И как же его зовут? Эрминтруда. Это мистер Хиппантинг, папа. Слэддер. О-о-о! Это мистер Хиппантинг, да? О-го, о-го! (Он хватает колокольчик, крича "Хваст!" Но обращается он, похоже, к дочери, а может - к самому себе). Мы встретимся с мистером Хиппантингом. Эрминтруда. Что ты собираешься делать, папа? Слэддер. Мы встретимся с мистером Хиппантингом (Входит Хваст). Хваст, бегите за мистером Хиппантингом и приведите его сюда. Скажите, что я хочу ему кое-что сказать. Он ушел туда. Скорее! Хваст. Да, сэр. (Выходит). Слэддер. Да, в этот раз у меня есть что сказать ему. Эрминтруда. Отец! Что ты собираешься делать? Слэддер. Я собираюсь задать ему Хорошую Взбучку. Эрминтруда. Но почему, папа? Слэддер. Потому, что он только что задал твоему бедному старому отцу. Эрминтруда. Папа... Слэддер. Ну? Эрминтруда. Будь с ним помягче, папа. Слэддер. О, я буду с ним мягок. Я буду так мягок... Только подожди. Я буду с ним так мягок! Эрминтруда. Но ты же не прогонишь его, папа? Папа, ради меня ты этого не сделаешь? Слэддер. О, мы еще до этого не дошли. Эрминтруда. Но, но... ты послал за ним. Слэддер. О, я послал за ним, чтобы задать ему хорошенько. К остальному мы перейдем потом. Эрминтруда. Но когда ты перейдешь к этому, папа? Слэддер. Что ж, когда мы перейдем к остальному, тогда, если в молодом человеке есть что-то хорошее, я не буду становиться на пути своей дочери... Эрминтруда. О, спасибо, папа! Слэддер. А если в нем нет ничего хорошего (нежно), я буду защищать от него свою дочь. Эрминтруда. Но, папа, я не хочу, чтобы меня защищали. Слэддер. Если мужчина - настоящий мужчина, он должен быть в чем-то хорош. Ну, этот мужчина избрал путь священнослужителя. Я ничего против этого не имею, при высоких степенях это хорошо оплачивается - но доберется ли когда-нибудь этот молодой человек до таких степеней? Поднимется ли он с нижней ступени? Как давно он стал приходским священником? Эрминтруда. Восемь лет назад, папа. Слэддер. Это долгий срок. Эрминтруда. Но папа, он стал бы викарием, если б не епископ. Епископ стоит у него на пути. И это так нехорошо! Слэддер. Если б я ссорился с начальником своей фирмы, когда был в его возрасте, ты не удостаивалась бы предложений от приходских священников; это было бы невозможно. Мусорщик в таком случае подошел бы куда лучше. Эрминтруда. Но, папа, он не ссорился с епископом. Его убеждения просто не позволяют ему поверить в вечное наказание, и он так прямо и говорит. Я очень уважаю его за это. Он знает, что если бы он промолчал, он давно получил бы недурное место. Слэддер. Жена начальника моей фирмы верила в связь с духами. Мне надо было пойти и сказать ей, что она старая дура? Нет, я приносил ей сообщения из иного мира с регулярностью почтальона. (За окном слышны шаги). Слэддер. Теперь беги отсюда, моя дорогая. Эрминтруда. Очень хорошо, папа. Слэддер. Мужчина, который собирается взять на себя заботу о моей дочери, должен уметь позаботиться и о себе. Иначе я позабочусь обо всем, пока не появится достойный мужчина. (Эрминтруда уходит. Хиппантинг и Хваст появляются у окна. Хиппантинг входит, Хваст удаляется.) Хиппантинг. Вы посылали за мной, мистер Слэддер? Слэддер. Д-а-а-а, д-а-а-а. Берите кресло. Мистер Хиппантинг, со мной нечасто говорят так, как говорили вы. Хиппантинг. Я решил, что таков мой долг, мистер Слэддер. Слэддер. Да, именно так. Точно. Ну, кажется, что я весьма дурной старик, только и грабящий бедных, короче, законченный негодяй. Хиппантинг. Я никогда этого не говорил. Слэддер. Нет. Но вы заставили меня это почувствовать. Я никогда не думал о себе так плохо, никогда. Но вы, мистер Хиппантинг, вы оказались ангелом высокого полета с новеньким жестяным нимбом, будто явились сюда ненадолго. Интересно, какое влияние на вас окажут тайные романтические отношения, мистер Хиппантинг? Как с вашей точки зрения, это нормально? Хиппантинг. Тайные, мистер Слэддер? Я плохо вас понимаю. Слэддер. А я так понимаю, что вы ухаживали за моей дочерью. Хиппантинг. Признаю. Это так. Слэддер. Ну, я не слышал, чтобы вы что-то мне об этом говорили до сих пор. Вы сказали ее матери? Хиппантинг. Э...нет. Слэддер. Возможно, вы сказали мне. Весьма вероятно, что я об этом забыл. Хиппантинг. Нет. Слэддер. Ну, и кому же вы сказали? Хиппантинг. Мы...мы еще никому не говорили. Слэддер. Ну, я думаю, что "тайные" в данном случае самое подходящее слово, мистер Хиппантинг. У меня никогда в жизни не было времени интересоваться точным значением слов и прочей ерундой в том же роде, но я полагаю, что "тайные" - слово самое подходящее. Хиппантинг. Это грубое слово, мистер Слэддер. Слэддер. Может быть. А кто начал использовать грубые слова? Вы явились сюда и изобразили меня каким-то карманником только потому, что я использовал несколько красивых плакатов, чтобы продавать свои товары. И все это время вы тайком пытались украсть у бедного старика его единственную дочь. Так, мистер Хиппантинг? Хиппантинг. Я... я никогда раньше не рассматривал ситуацию с подобной точки зрения, мистер Слэддер. Я не задумывался об этом. Вы заставили меня стыдиться (опускает голову), стыдиться. Слэддер. Ага! Ага! Думаю, что заставил. Теперь вы знаете, на что это похоже - когда люди стыдятся самих себя. Вам не нравится, когда так поступают с вами. Ага! (Слэддер явно доволен собой). Хиппантинг. Мистер Слэддер, я говорил с вами так, как велела мне совесть, а вы показали мне, что я совершил ошибку, не побеседовав с вами раньше о нашей помолвке. Я говорил с вами, и я не мог беседовать о том и о другом в один и тот же день. Я хотел все вам рассказать... но я не рассказал, я знаю, что это выглядит дурно. Я поступил неправильно и признаю это. Слэддер. Ага! (по-прежнему доволен). Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, вы же не станете на этом основании разрушать счастье вашей дочери, не станете так сурово мстить мне. Вы же не откажете в согласии на наш... Слэддер. Подождите минутку; мы к этому переходим. Я слышал о каких-то ужасных зверях, которые водятся во Франции; когда люди нападают на них, они защищаются. Я просто защищаюсь. Думаю, что я уже продемонстрировал вам, что вы не чистенький невинный ангел с вершины шпиля. Хиппантинг. О...я...эээ...никогда... Слэддер. Именно так. Что ж, теперь мы переходим к следующему вопросу. Очень хорошо. Эти лорды и господа, они женятся на чьих-то дочерях, потому что знают, что сами они совершенно бесполезны. Они боятся, что это выйдет наружу, и заносят свои проклятые средневековые идеи туда, где они причиняют только вред. Так что они все равно сохраняют семью. Но мы, люди, которые должны полагаться сами на себя, мы не можем отдавать своих дочерей молодым людям, на которых нельзя положиться. Понятно? Хиппантинг. Уверяю вас, мистер Слэддер, что я...ну... Слэддер. Она - моя единственная дочь, и если мой внук попадет в работный дом, он окажется в том, где у директора высокий доход, а он будет там директором. Хиппантинг. Боюсь, мистер Слэддер, что у меня совсем немного денег; с вашей точки зрения очень мало. Слэддер. Дело не в количестве денег. Вопрос в другом: являетесь ли вы молодым человеком, которому деньги пойдут на пользу? Если я умру и оставлю вам миллион, будете ли вы знать, что с ним делать? Я встречал людей, которые тратили миллион за шесть недель. Потом они начинали рвать и метать из-за того, что никто не дает им еще один миллион. Я не собираюсь отдавать свою дочь подобному субъекту. Хиппантинг. Я был третьим на классическом экзамене в Кембридже, мистер Слэддер. Слэддер. Я не стану проклинать классиков, я не стану проклинать Кембридж, я даже не знаю, что такое классический экзамен. Но все же могу вам сказать, что если б я был так глуп, чтобы тратить свое время на классиков, третье место мне показалось бы не самым лучшим. Да, мистер Хиппантинг, вы избрали местом своей деятельности церковь, и я не стану возражать против вашего выбора; у нас свободная страна, и я не стану порицать ваш труд. Он хорошо оплачивается, если вы достигнете высших степеней, но вы, похоже, туда никак не попадаете. Я избрал своим делом бизнес, в этом, по-моему, больше смысла; но если бы я избрал Церковь, я не задержался бы в приходских священниках. Нет, даже не епископ. Я не позволил бы архиепископу указывать и делать выговоры. Нет. Я добрался бы до самого верха, добился бы немалого дохода и проживал бы его. Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, я мог бы стать викарием завтра же, если б моя совесть позволила мне прекратить протестовать против некоторого убеждения, которого придерживается епископ... Слэддер. Я все об этом знаю. Меня не заботит, что именно удерживает вас на нижней ступени лестницы. Вы говорите, совесть. Ну, у каждого человека есть своя причина. У кого-то совесть, у кого-то выпивка, у большинства обычная глупость. Там уже полно народу, на этой нижней ступени, ни к чему мне идти и оставлять там свою дочь. Где, по-вашему, я оказался бы сегодня, если бы позволил совести стоять у меня на пути? Э? Хиппантинг. Мистер Слэддер, я не могу изменить свои убеждения. Слэддер. Никто вас об этом не просит. Я только прошу вас оставить в покое епископа. Он говорит одно, а вы проповедуете другое при всяком удобном случае; этого достаточно, чтобы разрушить любую фирму. Хиппантинг. Я верю, что вечное наказание несовместимо с... Слэддер. Теперь, мистер Хиппантинг, это надо прекратить. Когда я говорил, что задам вам хорошую взбучку, я не имел в виду, что вы такой уж плохой парнишка. Но моя дочь не выйдет замуж за человека с нижней ступеньки лестницы. На этом и покончим. Хиппантинг. Но, мистер Слэддер, можете ли вы сами поверить во что-то столь ужасное, как вечное наказание, вопреки... Слэддер. Я? Нет. Хиппантинг. В таком случае как же вы просите об этом меня? Слэддер. Это конкретное убеждение никогда не становилось преградой между мной и вершиной лестницы. Было множество преград, но теперь они все остались далеко внизу, мистер Хиппантинг, далеко внизу, так низко (показывает вниз), что я уже не замечаю их. Оставьте эту нижнюю ступеньку, как сделал я много лет назад. Хиппантинг. Я не могу взять свои слова назад. Слэддер. Я не хочу ничего усложнять. Просто скажите, что вы верите в вечное наказание, и тогда оставим этот разговор. Вы можете сказать это мне, если хотите. Мы можем пригласить еще кого-нибудь, чтобы не возникло никаких сомнений - мою дочь, если пожелаете. Я дам знать епископу, и он не будет стоять у вас на дороге; сейчас вы просто вынуждаете его. Либо вы, либо правила фирмы. Хиппантинг. Я не могу. Слэддер. Вы не можете просто сказать мне и моей дочери, что вы верите в вечное наказание, и предоставить мне отправиться в Эксминстер и сообщить это прямо епископу? Хиппантинг. Я не могу сказать то, во что не верю. Слэддер. Подумайте. Епископ, возможно, и сам в это не верит. Но вы пожмете его руку - и уберете его с дороги. Хиппантинг. Я не могу сказать ничего подобного. Слэддер (поднимаясь). Мистер Хиппантинг, существуют два типа людей - те, которые преуспевают, и те, которые не преуспевают. Мне неведомы другие. Вы... Хиппантинг. Я не могу пойти против своей совести. Слэддер. Меня не заботит, какова причина вашего поступка. Вы принадлежите ко второму типу. Мне очень жаль, что моя дочь полюбила такого человека. Мне очень жаль, что такой человек вообще переступил порог моего дома. Раньше я был маленьким, грязным, скандальным мальчишкой. Вы показали мне, каким я был бы сегодня, будь я человеком вашего типа. Я лучше останусь таким же, каким был - скандальным и грязным (Его голос звучит все громче по ходу монолога). (Входит Эрминтруда). Эрминтруда. Папа! Что ты говоришь, папа? Я слышала такие громкие голоса. (Хиппантинг стоит, погруженный в горестное молчание). Слэддер. Дитя мое, когда-то у меня были на твой счет разные глупые мысли, но теперь я скажу, что ты должна выйти замуж за мужчину, а не за жалкого, несчастного приходского священника, который на всю жизнь так и останется жалким, несчастным приходским священником. Эрминтруда. Папа, я не желаю слышать такие слова. Слэддер. Я предоставил ему все возможности. Я дал ему даже больше, но он предпочел нижнюю ступень лестницы; там мы его и оставим. Эрминтруда. О, отец! Как ты можешь быть таким жестоким? Слэддер. Это не моя вина, это не вина епископа. Это его собственная свинская тупоголовость. (Он возвращается к креслу). Эрминтруда (подходит к Хиппантингу). О Чарли, почему бы тебе не сделать так, как хочет отец? Хиппантинг. Нет, нет, я не могу. Он хочет, чтобы я взял назад свои слова. (Входит миссис Слэддер, несущая клетку с двумя мертвыми мышами. За ней следует Хваст). Миссис Слэддер. О, мыши умерли, Джон. Мыши умерли. Бедный мышки Эрминтруды! И чудесная идея папочки! Что же нам делать? Слэддер. Эээ? (Почти рычит). Э? Они умерли? (Слэддер опускается в кресло. Можно подумать, что он побежден. Неожиданно резко он напрягает мускулы и поднимается, выпрямляя плечи и сжимая кулаки) Так они победили Слэддера, не так ли? Они победили Слэддера? Нет, до этого еще далеко. Мы продолжим, Хваст. Публика проглотит Сырус. Возможно, он слегка крепковат. Мы разбавим его плохими орехами, которые используют в прочих сырах. Мы разрекламируем его, и они его съедят. Вот увидите, Хваст. Им не победить Слэддера. Миссис Слэддер. О, я так счастлива. Я так счастлива, Джон. Хиппантинг (неожиданно; с сильным нажимом). Думаю, теперь я верю в вечное наказание. Слэддер. Ах! Наконец-то. Эрминтруда, благословение твоего старого жестокого родителя что-нибудь для тебя значит? (Он опускает одну руку на плечо дочери, другую - на плечо Хиппантинга). Миссис Слэддер. Ах, Эрминтруда! Ах, я никогда... И подумать только, все это случилось в один день! (Хиппантинг совершенно разбит. Эрминтруда улыбается ему. Он обнимает ее в полной тишине). Занавес УДАЧНАЯ СДЕЛКА Действующие лица Брат Антонин Брат Лукулл Север Брат Грегор Педро Дьявол Смоггс Место действия: крипта монастыря. Брат Грегор Педро сидит на каменной скамье и читает. У него за спиной находится окно. Входит брат Лукулл Север. Лукулл Север. Брат, мы можем больше не сомневаться. Грегор Педро. Что? Лукулл Север. Это очевидно. Очевидно. Грегор Педро. Я так и думал. Лукулл Север. Теперь все ясно, ясно как... Это очевидно. Грегор Педро. Ну почему бы и нет? В конце концов, почему нет? Лукулл Север. Ты хочешь сказать...? Грегор Педро. Это только чудо. Лукулл Север. Да, но... Грегор Педро. Разве ты не надеялся увидеть его? Лукулл Север. Нет, нет, не так; но брат Антонин... Грегор Педро. А почему не он? Он так же свят, как любой из нас, молится так же часто, как все прочие, носит более грубую одежду, чем многие другие, и однажды бичевал женщину, ибо она взглянула на послушника - бичевал ее по собственной своей воле. Лукулл Север. Да, брат Антонин! Грегор Педро. Да, почему бы и нет? Лукулл Север. Все мы, конечно, знали его. Но никто не может постичь благословенных Небесами святых. Грегор Педро. Нет, разумеется, нет. Я никогда и не думал, что увижу на земле нечто подобное. А теперь, теперь... Ты говоришь, это очевидно? Лукулл Север. Очевидно. Грегор Педро. Да, хорошо. Очень похоже, очень похоже... уже несколько дней. Поначалу я думал, что слишком долго смотрел в наше восточное окно, я думал, что солнце ослепило мои глаза. А потом, потом стало ясно: случилось что-то другое. Лукулл Север. Теперь это очевидно. Грегор Педро. Ну хорошо. Лукулл Север (садится возле Грегора, вздыхает). Я не завидую ему. Грегор Педро (с некоторым усилием). Да, как и я. Лукулл Север. Ты печален, брат. Грегор Педро. Нет, не печален. Лукулл Север. Ах, я вижу это. Грегор Педро. Увы, да. Лукулл Север. Что печалит тебя, брат? Грегор Педро (вздыхает). Мы больше не будем поливать розы, он и я. Мы больше не будем подстригать газоны. Мы больше никогда не будем вместе ухаживать за тюльпанами. Лукулл Север. О, почему же? Почему нет? Ведь нет ни малейшего различия... Грегор Педро. Есть. Лукулл Север. Таков наш крест, брат. Нам подобает нести его. Грегор Педро. Ах, да. Да, да. (Громко звонит колокол). Лукулл Север. Надвратный колокол, брат! Возрадуйся, это звонит надвратный колокол! Грегор Педро. Почему я должен возрадоваться от звона надвратного колокола? Лукулл Север. Потому, брат, что за вратами простирается мир. Мы кого-то увидим. Это событие. Кто-то из огромного мира придет и заговорит. О, возрадуйся, возрадуйся же, брат. Грегор Педро. Думаю, сегодня у меня тяжело на сердце. (Входит Джон Смоггс). Смоггс. Привет, начальник. Где тут главный монах? Лукулл Север. Преподобного аббата здесь нет. Смоггс. Его нет, так, что ли? Лукулл Север. Чего ты ищешь, друг мой? Смоггс. Хочу узнать, что вы, парни, тут затеваете. Лукулл Север. Мы не понимаем твоей суровости. Грегор Педро. Поведай нам, друг. Смоггс. Кто-то наверху без конца играет в игры, а мы больше не желаем. Грегор Педро. Игры? Смоггс. Да, чудеса, если вам так больше нравится. А мы больше не желаем их, не желаем ваших церковных игр и выдумок. Грегор Педро. Что ты говоришь, брат? Лукулл Север. Друг, ты смущаешь нас. Мы надеялись, что ты поведаешь нам о великом мире, о его пустоте, о его жестокости, о... Смоггс. У нас этого нет. У нас ничего подобного нет, вот и все. Лукулл Север. Поведай нам, друг, поведай нам, что ты имеешь в виду. Тогда мы сделаем все, о чем ты попросишь. А потом ты расскажешь нам о мире. Смоггс. Вот и он, вот и он, погубитель. Вот он. Он идет. О Боже...! (Он разворачивается и бежит. Убегает.) Грегор Педро. Это Антонин! Лукулл Север. О да, да, конечно! Грегор Педро. Он, должно быть, увидел его через садовую стену. Лукулл Север. Нам следует скрыть все это. Грегор Педро. Скрыть это? Лукулл Север. Тогда в монастыре не будет скандала. (Входит брат Антонин, над которым виден нимб. Он проходит по сцене и уходит. Грегор следит за ним широко открытыми глазами). Лукулл Север. Тогда в монастыре не будет скандала. Грегор Педро. Он все еще растет! Лукулл Север. Да, он вырос со вчерашнего дня. Грегор Педро. Я заметил его всего три дня назад. Я с трудом его различил. Но я не... Я не мог подумать... Я никогда и представить не мог, что дойдет до этого. Лукулл Север. Да, он вырос за три дня. Грегор Педро. Это был всего лишь тусклый свет у него над головой, а теперь...! Лукулл Север. Прошлой ночью он сиял. Грегор Педро. Теперь нельзя ошибиться. Лукулл Север. Теперь нельзя доводить до скандала. Грегор Педро. До скандала, брат? Лукулл Север. Взгляни, как это необычно. Люди заговорят. Ты слышал, что сказал этот человек. Они все станут так говорить. Грегор Педро (печально). Да, правда. Лукулл Север. Как мы переживем это? Грегор Педро. Это... да, да... это необычно. Лукулл Север. Ничего подобного не случалось на протяжении многих столетий. Грегор Педро (печально). Нет, нет. Уверен, не случалось. Бедный Антонин! Лукулл Север. Почему нельзя было подождать? Грегор Педро. Подождать? Сколько? Три... три сотни лет? Лукулл Север. Или хотя бы пять или десять. Ему уже давно за шестьдесят. Грегор Педро. Да, да, так было бы лучше. Лукулл Север. Ты видел, как он устыдился. Грегор Педро. Бедный Антонин! Да, да. Брат, я полагаю, если бы нас тут не было, он подошел бы и сел на эту скамью. Лукулл Север. Думаю, сел бы. Но ему стыдно подойти в таком... в таком виде. Грегор Педро. Брат, давай уйдем. Настал час, когда он любит прих