БОРИС БАШИЛОВ
"ЗЛАТОЙ ВЕК" ЕКАТЕРИНЫ II
МАСОНСТВО В ЦАРСТВОВАНИЕ ЕКАТЕРИНЫ II
ОГЛАВЛЕНИЕ
I.
ПЕТР III И ПРИЧИНЫ НЕДОВОЛЬСТВА ЕГО ПОЛИТИКОЙ
II.
СВЕРЖЕНИЕ ПЕТРА III
III.
ДВОРЦОВЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ И МАСОНЫ
IV.
НАЧАЛО "ФИЛОСОФСКОГО" ВЕКА В РОССИИ
V.
"ИМПЕРАТРИЦА-ФИЛОСОФ" ВЕЛИКАЯ ГОНИТЕЛЬНИЦА И РАЗОРИТЕЛЬНИЦА
ПРАВОСЛАВИЯ
VI.
ЧЕМ ЗАНИМАЛИСЬ РУССКИЕ МАСОНЫ В "ЗОЛОТОЙ ВЕК ВЕЛИКОЙ ЕКАТЕРИНЫ"?
VII.
РАСЦВЕТ МАСОНСТВА В ПРАВЛЕНИЕ "ИМПЕРАТРИЦЫ-ФИЛОСОФА"
VIII.
"НАКАЗ" ЕКАТЕРИНЫ II И СТРЕМЛЕНИЕ МАСОНОВ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕГО ДЛЯ СВОИХ
ЦЕЛЕЙ
IX.
СВЯЩЕННЫМ СИНОДОМ УПРАВЛЯЮТ МАСОНЫ-АТЕИСТЫ
X.
ПУГАЧЕВЩИНА И ЕЕ ИДЕЙНЫЙ СМЫСЛ
XI.
ПОИСКИ "ИСТИННОГО МАСОНСТВА"
XII.
МАСОН НОВИКОВ В РОЛИ "ПРОСВЕТИТЕЛЯ" РУССКОГО НАРОДА
XIII.
СОЗДАНИЕ МАСОНАМИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ
XIV.
КАК ФАНАТИКИ ДОСТИГАЮТ ВЛАСТИ
XV.
ПОДГОТОВКА МАСОНАМИ "ВЕЛИКОЙ" ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
XVI.
ПОКА БУДУТ ВОЛЬТЕРЫ БУДУТ И МАРАТЫ
XVII. ПРИЗНАНИЯ
МАСОНОВ О ТОМ, ЧТО ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — ДЕЛО ИХ РУК
XVIII. КАК ОНИ ЛГАЛИ
О ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
XIX.
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РУССКИЕ ВОЛЬТЕРЬЯНЦЫ И МАСОНЫ
XX.
ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ МАСОН А. РАДИЩЕВ
XXI.
ЗАПРЕЩЕНИЕ МАСОНСТВА
XXII.
МИФ О "ЗЛАТОМ ВЕКЕ ЕКАТЕРИНЫ II" И ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА
XXIII. ПЕРВЫЕ
ПРОБЛЕСКИ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО МИРОСОЗЕРЦАНИЯ
I. ПЕТР III И ПРИЧИНЫ НЕДОВОЛЬСТВА ЕГО ПОЛИТИКОЙ
В 1762 году Елизавета умирает. На
русский трон вступает совершенно чуждый России человек, Петр III, ненавидящий
все русское. Как наследника и шведского и русского престола, его учили
одновременно и русскому и шведскому языку. Закон Божий ему одновременно
преподавали и пастор, и русский священник. В результате Петр III не знал
хорошо ни шведского, ни русского языка. Что касается веры, то по свидетельству
знавших его "промыслом касательно веры он был более протестант, чем русский."
(1)
"Православие в нем было смешано
с протестантством, — замечает С. Платонов, — и он сам не в состоянии разобрать
во что он верует".
Петр III, как мы это знаем из
свидетельств современников, интересы Гольштинии ставил выше интересов России,
модель города Киля, по его словам, ему понравилась больше, чем "все русское
государство".
Во время Семилетней войны будущий
русский император посылал секретные сведения Фридриху II. Об этом пишет
сам Фридрих в своих мемуарах.
Английский посланник Кейт, член
известной английской масонской семьи и сам масон, вошел в доверие к Петру
III и сообщал Фридриху II все, что узнавал от него. Дело дошло до того,
что весной 1758 года датское правительство, а позже французское правительство
поручило довести до сведения канцлера Воронцова о предосудительных сношениях
Кейта с Великим Князем и Фридрихом II.
Карл-Ульрих так и остался Карлом-Ульрихом,
хотя его, при обращении в православие и переименовали в Петра III. Его
сумасбродное поведение после того, когда он стал русским императором, доказывает
это.
Нет никакого смысла перечислять
все сумасбродные поступки Петра, которыми он восстановил против себя разные
слои тогдашнего общества, вспомним только "позицию", занятую им по отношению
к Православной Церкви. (2) Петр III высказал
пожелание, чтобы священники обрили бороды и ходили как протестантские пасторы
в сюртуках, хотел устроить во дворце протестантскую церковь.
Петр III отдал указ окончательно
взять все церковные владения в казну, а духовным лицам платить жалование,
как государственным служащим.
Эти намерения нового императора
вызвали сильное волнение среди духовенства.
Пользовавшийся большой популярностью
среди народа Митрополит Ростовский Арсений, написал Петру III протест:
"В первую неделю святого и великого
поста, — пишет очевидец, — митрополит Ростовский Арсений, по окончании
богослужения в соборе, пришел в келью, уединясь писал к Его Императорскому
Величеству прошение, которое состояло из книг пророческих и священного
писания, весьма жалостно и плачевно, острого и высокого рассуждения, и
отправлено оное с иеросхимонахом Лукой в Санкт-Петербург, которое и вручено
было Его Величеству в собрании генералитетов и прочтено с остановкою оберсекретарем.
И Государь был в великом азарте, а той схимник от страха лишась ума, был
послан в Невский монастырь, где шесть недель и находился под караулом,
и возвращен с указом, чтоб быть безысходному из келий, за присмотром настоятеля,
и никакого решения на мое прошение не учинено тогда".
"Духовенство в отчаянии от указа,
который был издан в первые же дни царствования, — писал Прусский посланник
Гольц Фридриху II, — и которым оно лишается всех своих владений и будет
получать деньги на свое содержание, предоставило ко двору свое послание
на русском и латинском языках, в котором жалуется на насилие, причиненное
ему этим указом, на странный относительно его образ действий, которого
нельзя было бы ожидать даже от басурманского правительства, тогда как такое
насилие учинено православным. Духовенство тем более опечалено таким поступком,
что, по его словам, не подлежит сомнению, что оно подверглось такому насилию
потому только, что духовные являются служителями Божьими". "Донесения полученные
вчера и позавчера от начальников отдаленных провинций, — пишет Гольц Фридриху
II, — доказывают насколько духовенство старается восстановить народ против
монарха. Донесения свидетельствуют, что дух возмущения и недовольства становится
настолько всеобщим, до, что они, губернаторы, не знают, какие принять меры
для успокоения умов и требуют наставлений у двора. Они должны бы прибегнуть
к мерам жестоким, чтобы укротить народ. Все это страшно встревожило двор."
Указ Петра III о вольности дворянству
вызвал сильнейшее возбуждение в крестьянстве. Крестьяне ожидали, что освободив
от "крепости" помещиков, высшая власть дарует также вольность и крепостному
крестьянству. Но Петр III не понимал, что освобождение дворянства от службы
государству делает бессмысленным существование крепостного права. Об указах
Петра III о вольности дворянству, Пушкин пишет в своих "Заметках по русской
истории XVIII века" : "Указы, коими предки наши столько гордились и коих
справедливее должны были бы стыдиться".
II. СВЕРЖЕНИЕ ПЕТРА III
Неправда, что свержение Петра
III было произведено Екатериной будто бы потому, что она стала совершенно
русской и православной, и что она не могла переносить, как ее муж попирает
русские обычаи. Дело обстояло гораздо прозаичнее. Екатерина II просто хотела
освободиться от ненавистного мужа и править самой.
"Великая Екатерина — верное чадо
Православной Церкви" — это легенда, не имеющая под собой никаких реальных
исторических оснований. Екатерина II гонительница и разорительница Православной
церкви, едва ли была вообще религиозной.
С свойственным ей лицемерием,
она только изображала из себя православную, так как это способствовало
ее далеко идущим политическим замыслам.
Подготовку к захвату власти Екатерина
начала еще при жизни Елизаветы. "В то время многим казалось совершенно
естественным и справедливым, как низложение Ивана VI, так и заточение всей
Брауншвейгской семьи; для Екатерины же то и другое представлялось, сверх
того, единственною причиною занимаемого ею положения русской великой княгини.
Она знакомилась, из рассказов Лейб-Кампанцев, с подробностями революции,
возведшей Елизавету Петровну на престол, и воочию убеждалась, что подобные
перевороты возможны, что они не сопряжены с непреодолимыми трудностями
и не вызывают противодействия среди общества, преклоняющегося перед успехом."
(3)
"Еще при жизни Елизаветы на придворных
выходах и куртагах, при всех представившихся случаях, Великая Княгиня охотно
высказывала свои взгляды, как бы желая, чтобы ее узнали, чтоб ее мнения
стали общеизвестны. Екатерина верно рассчитала — она могла от этого только
выиграть, тем более, что Императрица, часто недомогавшая, редко присутствовала
на публичных куртагах и ее подозрительность не сдерживала больше Великую
Княгиню." (4) При жизни Елизаветы за замыслы
против мужа Екатерина боялась ареста и высылки заграницу.
Прошло много лет прежде чем Екатерина
исполнила свой замысел, который у ней зародился еще при жизни Елизаветы.
Совершив переворот Екатерина не стала регентшей до совершеннолетия своего
сына Павла, как это должно было быть. Она совершила двойной захват власти
и у мужа и у сына. Она прославилась, как "Императрица-философ". А у философов,
как мы знаем, мораль всегда зависит от исповедуемых ими взглядов, которые
имеют мало отношения к нормальной человеческой морали. Эластичность "нравственных"
взглядов "Императрицы-философа", принесла много бед русскому народу. Только
потускнением монархического сознания можно объяснить то, что ее до сих
пор считают царицей, а не узурпаторшой.
III. ДВОРЦОВЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ И МАСОНЫ
Организуя заговор против своего
мужа, как мы знаем, Екатерина заняла деньги у английского посла масона
Кейта, шпиона Прусского Короля Фридриха. Принадлежала ли сама Екатерина
к масонству, мы не знаем, но известно, что в первое время после захвата
русского трона, она очень терпимо относилась к русским масонам.
"...Возможно, — указывает Вернадский,
— что Екатерина, сама не участвуя в масонстве, относилась к нему терпимо
из политических видов, считая, что ей выгодно так относиться. Также точно,
не будучи вовсе религиозной, она официально ладила с религией, ища себе
опоры в православном духовенстве." (5)
Русские масоны широко воспользовались
терпимостью Екатерины к масонству в первый период ее правления. Сразу после
захвата власти Екатериной, масон Н. Панин выдвигает снова проект об ограничении
ее власти. Панин предлагает учредить особый Имперский Совет. Имперский
Совет должен состоять из шести имперских советников.
"Все дела, принадлежащие по уставам
государственным и по существу монаршей власти, нашему собственному попечению
и решению, — указывается в проекте, — яко то: возносимые нам не в присутствии
в сенате доклады, мнения, проекты, всякие к нам принадлежащие просьбы,
точное сведение всех разных частей, составляющих государство и его пользу,
словом, все то, что служить может к собственному самодержавного государя
попечению о приращении и исправлении государственном, имеет быть в нашем
Императорском Совете яко у нас совместно".
"Я не знаю, кто составитель проекта,
— говорит генерал-фельдцейхмейстер Вильбоа, — но мне кажется, как будто,
он под видом защиты монархии тонким образом склоняется более к аристократическому
правлению. Обязательный и государственным законом установлений Императорский
Совет и влиятельные его члены могут с течением времени подняться до значения
соправителей".
28 декабря 1762 года Екатерина
подписала уже указ о создании Имперского Совета. Поняв, что власти ее ничто
не грозит, Екатерина вскоре же отменила указ.
Тогда в феврале 1763 года возникает
заговор против Екатерины. Заговором руководит Никита Панин. Когда заговор
был раскрыт, через некоторое время масоны подговорили честолюбивого поручика
Мировича освободить свергнутого Елизаветой Императора Иоанна Антоновича
и возвести его на трон вместо Екатерины Второй. "Мирович, как видно, попал
в масонскую ложу", — указывает историк С. М. Соловьев.
Переворот не удался, Мирович был
казнен. Но переворот мог и удастся, ведь уже не один раз после Петра I
порядок наследования царской власти сводился к принципу, не имеющему ничего
общего с монархическим принципом наследования власти: "Кто палку взял,
тот и капрал". Так "наследовала власть" Елизавета, так ее "наследовала"
и Екатерина.
Масонам же всякий новый дворцовый
переворот был выгоден, ибо он еще больше выветривал древние принципы русского
самодержавия и все более расшатывал видимость монархической власти, которая
существовала в России после смерти Петра I. Крупнейший идеолог русского
монархизма Лев Тихомиров высказывал очень верную мысль, утверждая, что
"Монархия после Петра уцелела только благодаря народу, продолжавшему считать
законом не то, что приказал Петр, а то, что было в умах и совести монархического
сознания народа". Монархическое же сознание у представителей высших кругов,
усвоивших себе европейские идеи, и даже у самих носителей монархической
власти, все время снижается.
Никто из преемников Петра, в том
числе и Екатерина Вторая не имеет такого высокого представления о царской
власти, какое имел отец Петра I Алексей Михайлович. Стройная система взглядов
о происхождении я назначении самодержавия сменяется жалкой смесью идей,
заимствованных из западного абсолютизма.
Денис Фонвизин совершенно правильно
отмечал в своем "Рассуждении о истребившейся в России совсем всякой форме
государства, и от того зыблемом состоянии как империи, так и самих государей",
что Россию его времени нельзя назвать государством чисто монархическим.
Характернейший признак монархической
власти — ее преемственность, строгий определенный порядок ее наследования.
О какой же преемственности власти мы можем говорить в период от смерти
Петра до восстановления Павлом I отмененного Петром порядка наследования
царской власти? Царей и цариц ставили или временщики, или они получали
власть в результате переворотов, как Елизавета, как Екатерина II, как Александр
I, дворцовые перевороты лишили присягу всякого значения.
Масоны учли это роковое обстоятельство
и не раз пытались пользоваться им в своих интересах. Вот почему Мирович
не видел ничего безнравственного в том, что он освободит свергнутого Елизаветой
императора Иоанна и возведет его на престол. Разве Елизавета, свергнувшая
его, не присяга ему и разве она не взяла в свою очередь присяги с его отца
и матери. Разве Екатерина II не дала присягу свергнутому ею мужу. То, что
масоны с помощью Мировича хотели устроить снова дворцовый переворот и этим
еще более подорвать русскую монархию — на это есть явные доказательства.
Когда был произведен обыск у соучастника Мировича — поручика А. Ушакова
— то у него нашли отрывок из масонского катехизиса и листок с изображением
разных афонских символов.
Так продолжалось почти сто лет,
со времени смерти Петра I до восшествия на престол Николая I, разгромившего
первую попытку русских масонов-декабристов уничтожить монархию в России.
После этого монархия России просуществовала еще 92 года, пока она не была
уничтожена руководимыми масонской пятеркой (Керенский, кн. Львов и другие)
заговорщиками с помощью изменивших присяге генералов. Такой страшный плод
принес закон Петра I о престолонаследии.
IV. НАЧАЛО "ФИЛОСОФСКОГО" ВЕКА В РОССИИ
"...В конце июня 1762 г. началось
царствование Екатерины II, Императрицы-философа XVIII века. Мудрецы Европы
заметили восходящую звезду нового просвещения еще тогда, когда Екатерина
была Великой Княгиней, и с радостью приветствовали ее восшествие на престол,
обещавшее богатые плоды для господствовавшего настроения века. Надежда
их не обманула; в России тоже начался философский век." (6)
Философ С. Франк в своей статье
"Религиозно-исторический смысл русской революции" пишет: "Исторические
истоки нигилизма восходят к вольнодумному кружку вельмож Екатерины II,
т. е. к французскому просветительству 18 века." (7)
Вольтерьянство в первый период своего развития не было плодом убежденного
отрицания религии, это был род бессмысленного поветрия, но как все умственные
эпидемии, оно было чрезвычайно заразительным, захватывая постепенно широкие
слои образованного общества, а затем начало проникать и в низшие слои народа.
Екатерина переписывалась со многими
французскими философами, которые идейно подготавливали так называемую "великую"
французскую революцию. "Императрица-философ" предлагала им издавать в России
запрещенные французским правительством книги, в том числе и знаменитую
Энциклопедию, в которой сотрудничало большинство духовных развратителей
французского народа.
И действительно, в эпоху царствования
Екатерины Второй увлечение французской просветительной философией дошло
до апогея. Масоном Вольтером увлекалась Екатерина II, увлекались им и многие
образованные русские люди того времени, дух которых был "предан короне
французской" и которые все меньше и меньше походили на русских. Вольтер
был сделан членом Российской Академии Наук. Вольтеру было поручено написать
историю Петра Великого. Библиотеки помещичьих усадеб были переполнены сочинениями
Вольтера и других энциклопедистов. Сидя в вольтеровских креслах помещики
почитывали произведения Вольтера. Почитывали Вольтера и мелкие чиновники,
которые не имели вольтеровских кресел. Мелкие дворяне и семинаристы наравне
с крупными барами становились якобинцами и деистами. Интерес к личности
Вольтера был настолько велик, что в газете "Московские Ведомости", рядом
с важнейшими политическими и правительственными сообщениями публиковались,
какие распоряжения отдавал Вольтер своей племяннице.
Вольтер славил в своих сочинениях
и Петра I и Екатерину. Дидро противодействовал печатать во Франции сочинения,
разоблачающие лицемерную игру "Императрицы-философа".
Фаворит Екатерины Григорий Орлов
и Кирилл Разумовский приглашали приехать в Россию Руссо, гарантируя ему
"тихую и приятную жизнь".
Вскоре после захвата власти Екатерина
звала Дидро в Петербург и обещала ему помочь закончить издание "Энциклопедии",
запрещенной во Франции. Д’Аламбера она приглашала быть воспитателем Павла.
Запрещенное во Франции сочинение
Мармонтеля "Велизарий" было переведено на русский язык придворной знатью
и Екатериной. Друг Екатерины княгиня Дашкова печатала в своем журнале "Невинное
упражнение" отрывки из сочинения материалиста Гельвеция. Племянник Потемкина
издавал свои переводы произведений Руссо. Сын церковнослужителя Н. Данилевский
перевел "Социальную Систему" материалиста Гольбаха.
Дело дошло до того, что короли
Европы стали смотреть на Екатерину и ее окружение "как на гнездо самых
революционных идей, во Франции наряду с опасными сочинениями либералов,
запрещен был наказ Екатерины, как книга, подрывающая основы Государства".
Подражая Екатерине, переписывались
с французскими философами и многие вельможи, как Разумовский, Бецкий, Шувалов,
Голицын, Дашков, Орлов и многие другие, доморощенные вольтерьянцы. Каждый
в это время хотел прослыть "вольтерьянцем" и философом". Тот, кто не был
"философом", расценивался как отсталый суевер, невежественный фанатик,
почти сумасшедший.
"Первое поколение, при котором
началось царствование Екатерины, было еще не совсем твердо в своем вольнодумстве,
помнило религиозные предания своего детства и, как легко переходило к вольтерьянству,
так же легко могло снова возвращаться к покинутым верованиям... Но следующие
поколения, воспитавшиеся уже среди самого философского движения, почти
вовсе не имели органа религиозности, так и умирали с хулами на религию.
После Екатерины по барским усадьбам во всех концах России можно было во
множестве встречать подобного рода бар, наводивших своим безбожием истинный
ужас на всех жителей своего околотка." (8)
Л. В. Нащокин писал о своем отце:
"...Вообще он никого не почитал
не только высшим себе. Кн. Потемкин заметил, что он и о Боге отзывался
хотя с уважением, но все как о низшем по чину, так что, когда он был генерал-майором,
то на Бога смотрел, как на бригадира, и сказал, когда отец, мой был пожалован
в ганерал-поручики: "Ну, теперь и Бог попал у Нащокина в 4-й класс, в порядочные
люди." (9)
Произведения французских философов
в России с разрешения Екатерины печатались открыто. Издавалось много русских
переводов, чтение которых поощрялось императрицей-философом. Имелось только
60 переводов произведений Вольтера.
Большинство этих переводных произведений
преследовало цель подорвать веру в Бога. "Толковали о веротерпимости в
известном смысле индифферентизма, все догматические учения и споры осуждались
и осмеивались, при чем вся религия сводилась или на чистый деизм, или даже
на одну мораль...
Встречаем выходки против веры
в будущую жизнь, намеки на то, что человек есть против веры в будущую жизнь,
намеки на то, что человек есть такой же продукт природы, как все живое
на земле и т.п." (10)
Те же самые мысли развивали в
своих сочинениях и русские "вольтерьянцы". Христианство в них именовалось
"законом", а православие "народным умоначертание". Поклонник Вольтера и
Беля, Болтин, проявлениями суеверия считал, например, молитву при входе
в дом, перед приятном пищи, посты и т. д. Допетровскую Русь Болтин изображал
как время религиозного обмана и диких суеверий. Духовенство он определяет
как злую силу истории, причину невежества народа и что, чем духовенство
образованнее и влиятельнее, тем это хуже для народа и государства. Такие
идеи Болтин мог проповедовать безбоязненно, так как такие же мысли высказывала
в своих сочинениях и сама Екатерина. Умственное вольнодумство приводило
к нравственной распущенности...
"Век Екатерины оставил на себе
память, как век непрерывных праздников, пышных балов, дорогих обедов, изумительной
роскоши, на которую проматывались громадные состояния и перед которой совершенно
бледнела роскошь времен Елизаветы. Жизнь образованного общества представляла
из себя что-то вроде пира Вальтасара, где оно прокучивало все свои и материальные
и нравственные силы." (11)
Запрещенные для перевода книги
распространялись в рукописях. Митрополит Евгений свидетельствует, что "Письменный
Вольтер становится у нас известен столько же, как и печатной" и что "сокровенными
путями повсюду разливается вся его зараза". В 70 годах у нескольких лиц
были обнаружены рукописи антирелигиозных сочинений: "Разоблаченное христианство"
Гольбаха, "Разговор между монахом и добрым человеком" и другие произведения
Вольтера.
Переводчик Винский пишет, что
не только дворяне, но и в "состояниях низших сочинения Вольтера" читаются
с крайней жадностью. (12) Сын писаря А.
В. Никитенко сообщает, что его отец "высоко ценил Вольтера и ни мало не
смущался его скептическими воззрениями." (13)
Секретарь Екатерины Теплов сообщает, что мещане тоже "вменяют себе в стыд
не быть с Вольтером одного мнения." (14)
В. А. Левшин свидетельствует, что "разнасаждение французского православия
пустило свои корни еще далее: начали французить купцы и холопы." (15)
V. "ИМПЕРАТРИЦА-ФИЛОСОФ" ВЕЛИКАЯ ГОНИТЕЛЬНИЦА И РАЗОРИТЕЛЬНИЦА
ПРАВОСЛАВИЯ
I
Став "главой православной церкви",
Екатерина II, также, как Петр I и его ближайшие преемники, как Петр Третий,
перестала считаться с мнением иерархов православной церкви и поступает
с православной церковью так, как это ей кажется выгодным в целях укрепления
своей власти.
Екатерина издает закон о взятии
в казну оставшейся еще у церкви земли. Не желая, чтобы монашество, почти
уничтоженное ее предшественниками увеличивалось, она устанавливает для
каждого монастыря точно число монашествующих, которое он может иметь.
Связать эти законы с выводом,
что Екатерина II была "чисто русской и православной по духу" могут только
духовные потомки русского масонства историки из лагеря русской интеллигенции.
Екатерина II, также как и Петр,
безжалостно давит на православную церковь и православное духовенство. Закрывается
масса монастырей повсюду, особенно много на окраинах и в Сибири. Из-за
уничтожения на Мурмане опоры русской колонизации, монастыря Трифона Печенежского,
часть Мурмана захватывается Норвегией.
"Екатериной II, — констатирует
Поселянин в своем исследовании "Русская Церковь и русские подвижники 18-го
века", — "нарушается право собственности и воля тех отдельных лиц, из пожертвований
которых сложились церковные имущества. Все эти имения были оставляемы большею
частью по духовным на помин души, в излюбленном жертвователями монастыре,
и эта последняя воля умирающих не подлежала никакому изменению. Между тем,
не только эти усердные жертвы церкви были отобраны для целей мира, но и
самый помин души не мог дольше продолжаться за упразднением обителей".
Против этих законов смело восстает
Ростовский, Митрополит Арсений (Мацкевич), который в свое время протестовал
против точно такого же намерения Петра Третьего.
Уничтожение Патриаршества Петром
I и преследование православного духовенства, монашества и старообрядцев
им и его преемниками сильно ослабили православную церковь. В результате
этих преследований, православная церковь теряет роль духовной руководительницы
народа. Приниженное положение преследуемой правительством церкви очень
облегчало русским масонам их работу по ниспровержению духовного авторитета
церкви. Захватив власть и став, по введенному Петром I протестантскому
обычаю "главой православной церкви", Екатерина II видела в православной
церкви орудие утверждения незаконно захваченной ею власти.
Русские историки говорят неправду
будто бы Екатерина из немки превратилась в чисто русскую и стала по духу
православной. Поклонница Вольтера и других французских философов-просветителей,
Екатерина по тактическим соображениям исполняла православные обряды, ходила
в церковь, но она также, как и философы-просветители была не православной,
а деисткой. Вслед за своим кумиром Вольтером, она исповедала убеждение,
что "если бы не было Бога, Его надо было выдумать", так как церковь помогает
правителям держать в повиновении народные массы. Этот взгляд, конечно,
не имеет никакого отношения к православному взгляду на роль церкви в государстве.
Но стоило только Екатерине почувствовать,
что она прочно укрепилась на захваченном ею русском троне, как она начинает
преследования русской церкви.
Протестуя против этих преследований,
уважаемый народом митрополит Арсений писал Синоду:
"От времен апостольских, церковные
имущества не подчинялись никому, кроме апостолов, а после них архиереям,
оставались в их единственной воле и распоряжении. Первый начал отнимать
церковные имения Царь Юлиан Отступник, у нас же от времени князя Владимира,
не только во время царствования благочестивых князей, но и во времена татарской
державы, церковные имения оставались свободными. При Петре Великом Мусин-Пушкин
сделал постановление относительно доходов с церковных имений и управления
ими. Это постановление Мусина-Пушкина превосходило не только турецкие постановления,
но и уставы нечестивых царей римских, идолослужителей.
Св. Киприан Карфагенский, привезенный
на место казни, велел домашним своим выдать налогу 25 золотых: но если
бы тогда имело силу определение Мусина-Пушкина, то такого благодеяния оказать
было бы не из чего. Но хоть определение Мусина-Пушкина превосходило и поганские
обычаи, однако церковь и бедные архиереи поневоле привыкли терпеть такую
нужду, потому что не допрашивали у них по крайней мере о том, что было
дано. А теперь, когда началось такое истязание, то узники и богадельные
стали счастливее бедных архиереев, и такое мучительство терпим не от поганых,
но от своих, которые выставляют себя православными: в манифесте о восшествии
на престол Императрицы сказано, что она вступила на престол для поддержки
православия, которому в прежнее правление представляло опасность".
В другом заявлении, поданном в
Синод, митрополит Арсений писал: "Горе нам, бедным архиереям! яко не от
поганых, но от своих мнящихся быти овец правоверных толикое мучительство
претерпеваем".
Делавшая вид, что она православная,
Екатерина II приказала судить Ростовского Митрополита, как злейшего преступника.
На допросе во дворце Митрополит Арсений высказал Екатерине II в глаза такую
суровую правду о ее отношении к православной церкви, что она не вытерпев,
зажала уши. Митрополиту же Арсению услужливые подхалимы "заклепали рот".
Митрополит Арсений был сослан
в Николо-Карельский монастырь. Древняя Ростовская митрополия, существовавшая
800 лет, по приказу Екатерины, закрывается. После поступившего на Митрополита
Арсения нового доноса, Екатерина приказывает "лишить его монашеского чина
и, переименовав Андреем Вралем, послать к неисходному житью в Ревель".
Коменданту Ревеля, своему соотечественнику
немцу Тизенгаузену "Глава православной Церкви" писала о мужественном православном
пастыре в следующем игривом тоне:
"У нас в крепкой клетке есть важная
птичка. Береги, чтоб не улетела. Надеюсь, что не подведешь себя под большой
ответ. Народ очень почитает его исстари и привык считать своим. А он больше
ничего, как превеликий плут и лицемер".
А на самом деле превеликим плутом
и лицемером была сама Екатерина, организовавшая заговор против своего мужа,
обласкавшая его убийц, изображавшая из себя ревностную православную, а
митрополита, по ее собственному признанию, всегда уважаемого народом, именующая
"Андреем Вралем", "Птичкой", "Плутом и великим лицемером".
Митрополит Арсений, по приказу
Великой лицемерки, болтавшей в своих письмах к Вольтеру и Дидро о своей
"любви к свободе" и раздавшей в крепостную кабалу миллионы свободных крестьян
на Украине и в России, был заключен в сырую камеру под водяными воротами,
шириной в 3 аршина. В этом каменном гробе, заживо погребенный Митрополит
Арсений просидел 7 лет вплоть до смерти в 1772 году.
Вольтеру же Екатерина хвасталась,
что Митрополит Арсений был осужден духовным начальством, но она, де, смягчила
вынесенный ему суровый приговор.
II
"Императрица Екатерина II, прославившаяся
внешними законами и внешним государственным строительством, по отношению
к церкви православной, и особенно монастырям, была великой разорительницей
и гонительницей, — пишет Епископ Серафим в книге "Одигитрия русского Зарубежья".
— В этом отношении она продолжала такую же политику Петра I, только в значительно
большей степени. Если Петр уничтожил треть бывших до него монастырей, то
Екатерина постаралась уничтожить большую половину оставшихся после Петра.
От всех монастырей были отобраны
их владения и строения за исключением находившихся в оградах монастырей.
Оставленные в городах монастыри, и наиболее известные из пустынных, были
переведены на так называемые штаты, т. е. правительством было определено
точно, сколько может быть в данном монастыре иеромонахов, иеродиаконов
и монахов, которым было положено от государства жалованье, очень мизерное."
(16)
Вот, например, в каком бедственном
состоянии оказалась Коренная Пустынь, в которой пребывала древняя, чтимая
народом чудотворная Икона Знамения Божией Матери.
"Некоторые, очень немногие монастыри,
которые закрыть все же не решались, были переведены за штат, в том числе
и Коренная Пустынь Этим монастырям жалованья не полагалось, и они должны
были существовать исключительно на церковные доходы и на милостыню христолюбцев.
Остальные монастыри были просто закрыты, а их имущество полностью было
забрано в казну. В городе Курске, например, из четырех существовавших до
Екатерины монастырей, был оставлен только один единственный Знаменский
монастырь.
Коренная Пустынь, от этих мероприятий
Екатерины, весьма на поминающих нам нынешние мероприятия безбожной большевистской
власти, с одной стороны, очень сильно пострадала, с другой стороны, кое
в чем и выиграла. Выиграла она в том отношении, что переведя ее за штат,
ее сделали самостоятельной независимой от Курского городского монастыря.
Пострадала же Пустынь ужасно. Лишенная всех угодий, отобранных правительством,
она вынуждена была существовать продажей своего движимого имущества. За
отсутствием корма, ибо луга были отчуждены, ей пришлось продать весь свой
скот, почти всех лошадей (оставили только три) и т. д.
Даже дрова рубить не позволяли
Екатерининские чиновники из "Коллегии Экономии" монахам в их бывшем собственном,
окружающем Пустынь лесу. Пришлось начать разбирать деревянные постройки
в монастырской ограде (все постройки вне ограды были, отняты) и ими отапливать
остальные помещения. Вот до какого безобразия дошли Екатерининские чиновники.
Крестный ход в Пустынь с Чудотворной
Иконой с 1767 года был запрещен, а доходы от него составляли главный источник
существования пустынной обители. Оттого она стала приходить в запустение.
Братия начала расходиться по другим монастырям. Каменные строения не на
что было ремонтировать и они ветшали. К началу царствования Императора
Павла I, облегчившего положение монастырей и вернувшего им часть их угодий,
в Коренной Пустыни оставалось всего несколько человек братии, ведших полуголодный
образ жизни и вынужденных иногда даже ходить просить милостыню. Общежительный
иноческий строй пришлось оставить, некому было совершать ежедневные богослужения,
обитель была в полном упадке." (17)
"В Синод шли из епархий одна жалоба
за другой на обиды духовенству от разных начальств; от какого-нибудь исправника
иди городничего страдала подчас не одна спина или борода священника, но
иногда и дароносица, которую он носил с собою".
"В селах над духовенством величались
дворяне, которые теперь, после дарования грамоты о вольности дворянства,
стали чаще проживать в своих имениях, и кроме того, часто оказывались философами,
смотрели на попа, как на представителя суеверия, и унизить его считали
признаком образованности. Не мудрено, что духовенство браталось больше
с "подлым", чем с благородным людом и участвовало в крестьянских восстаниях
против дворян." (18)
Священники в штатных соборах и
церквах получили по 20 рублей в год. Плата за исполнение треб была нищенская,
10 копеек за свадьбу, 10 копеек за панихиду, 3 копейки за крестины и т.д.
Когда пошли слухи, что правительство
будет выдавать жалованье всем священникам и членам церковного причта из
монастырских доходов, то Екатерина отозвалась об этих слухах, шедших из
среды нищего, униженного духовенства, что они вероятно идут от "лукавых
ханжей и святош". Это было тогда, когда Потемкину по простой записке из
Казначейства выдавалась сотня тысяч рублей на разные прихоти.
Лишенная своих имений церковь
испытывала большую нужду в средствах. Строительство новых церквей, церковных
школ и семинарий прекратилось так как и существующие не на что было содержать.
Церкви, соборы, школы, семинарии, архиерейские дома приходили во все большее
и большее разрушение. Воспитанники духовных семинарий жили в впроголодь,
преподавание в них было поставлено плохо, так как не было средств на оплату
учителей и покупку учебных пособий.
Разбрасывая миллионы рублей своим
любимцами, представителям знати, Екатерина скупилась отпускать деньги на
духовные учебные заведения. На содержание семинариста отпускалось в год
от 8 до 16 рублей.
Так как богословский факультет
при Московском Университете не был создан, то семинаристов посылали слушать
лекции профессоров-масонов в Московский университет или в филологическую
семинарию "Дружеского Общества", созданного... московскими масонами.
Деятельность св. Тихона Задонского,
Паисия Величковского, Гр. Сковороды Синод игнорировал.
Заявление Екатерины II, что она
вступила на престол для поддержки православия, которому прежнее правление
представляло опасность — оказалось лицемерной фразой.
Церковная политика Екатерины II,
в которой она следовала по следам Петра I, привела к тому, что "запустели
места, освященные подвигами и благодатью святых, ознаменованные стремлением
к ним усердия народного. А, если немногие из этих обителей и были восстановлены,
то большая их часть запустела навсегда. И много, например, есть в Вологодском
крае, этой "русской Фиваиде", мест, где в бедной приходской церкви, даже
иногда бесприходной, покоятся мощи великого угодника, создавшего обитель,
которая на просвещение и утешение народа стояла века и упразднена в злосчастный
1764 год." (19)
Захват церковных имений, как верно
определил Пушкин, "нанесло сильный удар просвещению народа". Еще в более
тяжелом положении оказались старообрядцы. Старообрядческие церкви и скиты
разрушались, древние святые книги рвались или сжигались, солдаты рубили
древние иконы. Старообрядцев отдавали в солдаты, посылали на каторгу, отправляли
в ссылку. Время Екатерины — время массовых самосожжений, бегства старообрядцев
в Сибирь, в Литву, в Австрию, куда глаза глядят.
"До учреждения Екатериной так
называемых "штатов монастырей" в России считалось до 1072 монастыря. По
штатам 1764 года, простиравшимся на одни великорусские епархии, из имевшихся
здесь 964 монастырей оставлено 224, да 161 за штатом, на собственном содержании,
остальные 569 велено было закрыть или обратить в приходские церкви. В Малороссии
и Белоруссии, при введении штатов оставлено только 29 обителей в штате
и 55 за штатом. К началу настоящего столетия (к началу 19 столетия), по
всей империи было уже всего 452 монастыря. Здания закрывавшихся монастырей
обращались в казармы, госпитали, дома для сумасшедших и т. п. Строение
новых монастырей допускалось лишь с разрешения высшей власти; до конца
XVIII века новых обителей возникло всего пять." (20)
III
На религиозное воспитание учащихся
в казенных школах, нужного внимания не только не обращалось, а, наоборот,
ему власти, по указке сверху, препятствовали. Принимались меры к тому также,
чтобы духовные лица не обучали детей на дому и при церквах.
В казенных же школах преподавание
"Закона Божьего было значительно стеснено из опасения как бы не заразить
учеников суеверием: законоучителю между прочим не рекомендовалось читать
ученикам странных рассказов из Ветхого Завета, говорить о чудесах, о страшном
суде и вечных муках. В современных проектах и уставах учебных заведений
предписывалось преимущественно внушать воспитанникам правила естественной
религии и гуманной морали, а не положительное православие, и слишком настойчиво
толковалось о развитии в них духа веротерпимости, который ничем от полного
религиозного индифферентизма не отличался. В многочисленных частных пансионах,
заводившихся большей частью иностранцами, на изучение Закона Божьего вовсе
не обращалось внимания. (21) Не лучше
было поставлено и домашнее воспитание в семьях образованных слоев общества.
Французы-гувернеры из числа парикмахеров, кучеров и лакеев, зараженные
осколками идей французских философов, внушали своим воспитанникам, что
вера в Бога и Христа есть признак невежества.
Вести атеистическую пропаганду
"гувернерам" было легко потому, что многие из отцов и сами были тоже "вольтерьянцами".
Начатки атеистического образования, полученного от французских "гувернеров",
юноша обычно завершал заграницей. Путешествия заграницу для личного знакомства
с философами при Екатерине приняли характер массового паломничества. Меккой
и Мединой для русских юношей был Ферней, где жил Вольтер. Человек встречавшийся
с Вольтером, Дидро и другими знаменитостями, пользовался таким же почетом,
как в Московской Руси паломник, побывавший у Гроба Господня.
VI. ЧЕМ ЗАНИМАЛИСЬ РУССКИЕ МАСОНЫ В "ЗОЛОТОЙ ВЕК ВЕЛИКОЙ ЕКАТЕРИНЫ"?
По свидетельству историка русского
масонства Пыпина "разноцветные ленты, ордена, символы (регалии), торжественные
обряды с рыцарским характером, громкие титулы, переименованные в латинские
псевдонимы, — все это принималось за чистую монету, было любопытно, льстило
самолюбию и аристократическим притязаниям".
Других же в масонстве привлекала
мистическая сторона учения, надежда приблизиться ближе к познанию тайн
мира. Третьих привлекала возможность, ставши членом масонской ложи, войти
в ряды "сильных мира сего" и тем открыть дорогу к хорошей карьере.
Большинство рядовых масонов, конечно,
не понимали истинных целей масонства — уничтожения религии и монархии.
Члены лож, входивших в систему английского (Иоанновского) масонства притягивали
к себе людей склонных к мечтательству. Лозунг английского масонства — "Сейте
смена царского света". Масоны английской системы верили и проповедовали
сами, что стоит каждому заняться совершенствованием своей личности, как
на земле возникнет земной рай. Но голубая (разные системы масонства) —
английская система, по признанию масона Альберта Пайк являются "только
внешним двором или прихожей храма".
За английским масонством следует
шотландская система масонства — это тоже только прихожая в масонский храм.
Цель этих систем внушить своим членам скептическое отношение к религии
и монархическому образу правления, оттолкнуть от религии и подготовить
к пропаганде религии разума. Члены этих систем занимались изучением теософии
и герметической философии.
Шотландское масонство имеет своим
девизом "Победить или умереть". Красные шотландские масоны воспитывали
своих членов, что в борьбе за свет нечего жалеть свою и чужую кровь, что
победа высоких идеалов достигается только силою, слава — мученикам за идею,
беспощадность к врагам и предателям.
Рыцарские масонские ордена тамплиеров
и розенкрейцеров ставят своей целью уже практическую задачу борьбы с монархией
и религией. Для ордена розенкрейцеров характерно изучение древнего еврейского
мистического учения, так называемой Кабалы.
Русские масоны были слепым, послушным
орудием в руках европейских масонов высоких ступеней.
Даже советские исследователи культуры
18 века указывают, что "в 60 и 70 годы почти все члены масонских лож, находившихся
под общим началом Елагина, были в то же время и приверженцами просветительной
философии, равным образом большинство последних были масонами" (Д. Благой.
История русской литературы XVIII века. Москва. 1955 г., стр. 218).
Таким образом идейная близость
масонского мистицизма и французской просветительной философии неоспорима.
Французской же "просветительной философии" Ф. Энгельс приписывает следующие
цели. "Великие мужи, подготовившие во Франции умы для восприятия грядущей
могучей революции, сами выступали в высшей степени революционно: они не
признавали никакого авторитета. Религия, взгляд на природу, государственный
строй, общество, все было подвергнуто беспощадной критике".
В исследовании Соколовской "Русское
масонство и его значение в истории общественного движения", мы читаем следующее:
"...Масонское сообщество было
внеисповедным, а потому и члены его не могли, конечно, быть добрыми сынами
какой-либо церкви с ее раз установленными ритуалами и точно указанной догматикой".
"Поставляя идеалом для себя деятельных
христиан, — пишет Соколовская, — масоны отказывали в уважении священнослужителям
— "по имени лишь таковым" и не считали грехом исполнение христианских таинств
любви из своей среды братом; если из числа братьев и был священник, ему
в этом случае отдавалось предпочтение. В ритуале торжества Иоаннова дня
сказано: "все братья всех степеней собираются во всех украшениях их степеней
и в запонах (фартуках) в такую церковь, где и священник есть масон".
"Существует предание, что Новиков
оставлял у себя, в селе Авдотьине Святые Дары для совершения причащения
самолично. Вероятно, это предание породилось от рассказов о том, что в
этом селе совершалось масонами причащение. Это тем более вероятно, что
масоны высших степеней совершали т. н. трапезы любви, в воспоминание Тайной
Вечери; братья 4-ой степени, которые приглашались к торжеству в ложу, не
"шествовали в пределы совершать с высшими братьями воспоминание".
"Акт посвящения в первосвященники
невидимого капитула у масонов заканчивался вручением новопосвященному хлеба
и вина со словами: "Сие есть пища и питие нашего священного ордена, мир
да будет с тобою!" В обряде посвящения в первосвященники, которых по правилам
могло быть всего семь на земле, совершалось помазание елеем на челе и руках
со словами: "Помазую тебя елеем премудрости и святости во имя Отца, и Сына,
и Святого Духа, аминь". При крестообразном возложении рук на голову кандидата
говорилось: "Дух Святый да снидет на тя и да пребудет над тобою, да восприимиши
духа разума, духа совета, духа ведения, духа крепости, духа благочестия
и духа страха Господня; гряди с миром". Далее делался горящим углем, взятым
из кадильницы, троекратный крест над языком с возгласом: "Мы касаемся языка
твоего огнем Святого Духа и прилагаем к оному печать скромности во имя
Отца, Сына и Святого Духа". Посвящение в первосвященники должно было производиться
в церкви или часовне (греческой или латинской)."
"Масоны совершали еще обряд воспоминания
о погибшем брате, так называемые траурные ложи. В сороковой день по смерти
достойного брата, братья собирались в ложи, чтобы почтить его память и
воздать ему должное. В траурной ложе произносились ритуальные слова, воспевались
гимны, возжигался спирт и гроб осыпался цветами, а вития говорил слово,
где раскрывалась перед братьями вся жизнь покойного брата и совершалась
оценка исполненного им на земле труда".
"Есть намеки и на желание русских
братьев, по примеру западно-европейских масонов, ввести масонское крещение
детей. Ответственность за такого ребенка всецело падала на братство, которое
принимало на себя попечение об удовлетворении его духовных и материальных
нужд, об его воспитании и образовании. Такой ребенок, получивший в патронат
весь орден, почитался как принятым в масонство и при достижении им известного
числа лет все его принятие ограничивалось принесением света верности братству:
обычные испытания отсутствовали".
Н. Писканов в статье, посвященной
масонской деятельности Лопухина, пишет: "Когда читаешь известный трактат
Лопухина "Духовный Рыцарь" (1791), живо ощущаешь, что автор и его друзья
стремились высвободиться из-под дисциплины и регламентации господствующей
церкви и создать свое церковное общение, независимое и с большим простором
для религиозного действования". "Масонов, — резюмирует Писканов, — отдаляли
от Православия не догматические разногласия, не мистика и не герметические
науки, а прежде и больше всего именно стремление к созданию своей собственной
"малой церкви". "Духовный Рыцарь" Лопухина — это род церковного устава.
Масонские облачения, описываемые Лопухиным, живо напоминают церковные ризы,
например, "эта мантия настоятельская белая, златом или золотыми розами
испещренная", устройство капитула с "равносторонним столом, с и ковром
перед ним, "вызолоченным семисвечником", напоминаем устройство алтаря;
принятие кандидата в масоны совпадает с отдельными моментами священнического
рукоположения (например, тайная исповедь перед братом вводителем); при
этом речи настоятеля и других участников посвящения полны парафраз и буквальных
заимствований из Св. Писания и богослужебных книг; по обряду столового
собрания на столе перед "Председающим" стоят: семисвечник, белый хлеб и
красное вино." (22)
VII. РАСЦВЕТ МАСОНСТВА В ПРАВЛЕНИЕ
"ИМПЕРАТРИЦЫ-ФИЛОСОФА"
В Петербурге и Москве были ложи
французских и немецких масонов. Русские ложи сначала существовали разрозненно,
не были связаны между собой. Кроме Петербурга и Москвы, русские ложи в
большом числе были в Прибалтике: в Ревеле, Риге, Дерпте. Были ложи во Владимире,
Орле, Пензе, Рязани, Нижнем Новгороде, Симбирске, Ярославле, Харькове,
Казани, в Киеве, Кременчуге, Могилеве, даже в таких отдаленных городах,
как Вологде, Архангельске и Перми.
Видный масон екатерининской эпохи
Новиков свидетельствует, что среди масонов имелось "не малое число знатнейших
особ в государстве". Масонами было много офицеров, разного рода чиновников,
среди окружавших Екатерину придворных.
Исследователь истории русского
масонства Пыпин сообщает, что "одно время дело дошло до такой крайности,
что Императрица не один раз видела себя покинутой и когда она спрашивала,
где тот или другой, даже из обязанных присутствовать лиц, она получала
в ответ: "в ложе!"
Масоном был, например, статс-секретарь
Екатерины Храповицкий. Когда Екатерина стала с подозрением относиться к
деятельности масонов, то Храповицкий записал в своем дневнике (может быть
для отвода глаз, на случай ареста):
"Читал в Московской почте донесение
князя Прозоровского, касательно окончания дела о книгопродавцах, торговавших
запрещенными книгами. При вопросе: "Почему запрещена Киропедия?", нашел
я случай изъясниться о старом масонстве, что был в ложе Александра Ильича
Бибикова и что я же перевел "Sosiete Antiabsurde", сочинение ее величества
(книгу Екатерины Второй против масонов), кажется, что выслушан хорошо и
некоторыми отзывами отделен от нынешних мартинистов".
Действительно ли Храповицкий ушел
из масонов или он только хитрил, боясь лишиться своего высокого поста,
это, конечно, нельзя установить.
В. Иванов приводит следующий список
русских аристократов, бывших масонами: "В петербургских ложах Елагина и
Мелиссино состояли членами, например, кн. И. В. Несвицкий, гр. Р. Л. Воронцов,
А. Л. Щербачев, С. В. Перфильев, С. Р. Воронцов, бар. К. Унгерн-Штернберг,
А. Воейков, кн. Андрей Вяземский, гр. В. Фермер, кн. А. Одоевский, А. Хвостов,
гр. Л. Толстой, Н. Бекетов, С. Зиновьев, Г. Жедринский и др. В рейхелевых
ложах участвовало несколько кн. Трубецких; одну из лож Рейхеля прямо называли
"княжеской". По шведской системе "работали" графы Апраксины, князья Гагарины,
Долгорукие, Куракины, кн. Н. В. Репнин, графы А. И. Строганов, А. И. Мусин-Пушкин,
Шуваловы; розенкрейцерами были кн. Трубецкие, кн. Репнины, кн. Черкасский,
Лодыженские, Лопухины, Тургеневы и др.".
В Московской ложе "Гармония" состояли:
кн. Л. И. Трубецкой, князь К. И. Трубецкой, Лопухин, Гамалея, А. М. Кутузов,
Тургенев, Новиков, Херасков и другие. Мастерами лож состояли чаше всего
знатные люди, как граф Панин, князь Трубецкой, генерал-лейтенант Мелиссино,
Елагин. Редкий из представителей знати не был масоном. Увлечение масонством
имело массовый характер.
Как уже раньше указывалось, масоны
раскинули свои щупальца даже среди духовенства.
"В 1776 г. в московскую ложу "Равенства"
был принят священник церкви Рождества Христова, что в Столешниках; в 1780-х
г. г. "теоретическим братом был М. М. Десницкий, в 1785 г. священник, впоследствии
митрополит Михаил; по мнению кн. Прозоровского, был масоном и Ф. А. Малиновский;
сочувственно относился к новиковскому кружку архиепископ Платон, в Риге
1791 года в ложу "Малого Совета" был принят священник Григорий Ефимов."
(23)
В начале семидесятых годов начинается
объединение масонских лож. Видную роль в создании масонских организаций
играет масон И. П. Елагин, ставший позже Великим провинциальным мастером
для России. В это время русские масоны принадлежали в большинстве своем
к так называемому "Иоанновскому" или Символическому масонству, иначе называемого
Шведско-берлинской или Циннендорфской системой. Елагин же завязал связи
с Великой Лондонской ложей и стал насаждать Ново-Английскую систему.
Между Елагиным и сторонниками
символического масонства, фон Рейхелем завязывается борьба, но вскоре "враги"
примиряются. Осенью 1776 года Елагин отказался от Ново-Английской системы
и перешел на работу по системе Иоанновского масонства. В результате состоявшегося
примирения возникает Петербургская Великая ложа, в состав которой вошли
18 лож.
При значительной распространенности
масонства и при участии в русских ложах преимущественно лиц дворянского
круга не будет неожиданным встретить среди масонов многих офицеров армии
и флота или гражданских чиновников, вплоть до самых высших.
"Всего чиновников первых восьми
классов (помещенных в месяцеслове) было в 1777 г. не более 6 тысяч, а в
1787 г. до 12 тысяч. Так как состав чиновников почти совпадал с составом
масонства и так как в конце 1770-х годов масонов было свыше 2 тысяч, то
можно с полным вероятием предположить, что в ложах участвовало от трети
до одной шестой части русского чиновничества. Уменьшим вдвое эти дроби
и возьмем вторую из них: все же получится очень высокий процент, если сопоставить
организацию даже половины чиновничества и нестройную массу остальных лиц.
Кроме того, за прямыми участниками лож стояли, конечно, знакомые я близкие
им лица." (24)
Масонство проявляло себя особенно
деятельным в столицах — Петербурге и Москве.
Князь Долгоруков, масон, уговаривал
вступать в "масонию" своих крепостных крестьян. Масонские убеждения не
мешали князю Долгорукову жестоко относиться к своим крепостным. В песне,
написанной крепостным художником Долгорукова, В. В. Подзоровым, говорится:
У того князя строгого,
Князя Николая Сергеевича Долгорукова,
Не видал я дней веселых,
А всегда я был в кручинушке.
Без вины он нас наказывал,
Он наказывал нас все палочьем,
А посля того под караул сажал,
Под караул сажал, на хлеб, на
воду".
"К концу 1770-х годов, — пишет Вернадский,
— оставалось, вероятно, немного дворянских фамилий, у которых бы не было
в масонской ложе близкого родственника".
"Известное до сего времени число
лож, может быть для разных моментов екатерининского царствования определено
следующими цифрами:
I. средина 1770-х годов, примерно 1775 год:
13 лож первого Елагина союза и 8
рейхелевых лож.
II. 1777 год: 18 лож елагина-рейхелева союза.
III. 1780 год: 14 лож шведской системы.
IV. 1783-1786 года: 14 явных лож берлинской розенкрейцерской
системы.
V. 1787-1790 года: до 22 лож второго Елагина союза и не
менее 8 тайных розенкрейцерских лож (теоретических собраний).
Число членов каждой ложи сильно
колебалось. Меньше всего их было в розенкрейцерских тайных ложах не более
девяти человек в каждом "собрании". Все же Прозоровский в 1792 г. считал,
что в одном московском масонстве было до 800 человек.
Принимая, в среднем, по 25 человек
на ложу, получаем для сотни лож, какую цифру, вероятно, можно было насчитать
в годы масонского расцвета (конец 1770-х начало 1780-х годов, не менее
2.500 человек".
VIII. "НАКАЗ" ЕКАТЕРИНЫ II И СТРЕМЛЕНИЕ МАСОНОВ
ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕГО ДЛЯ СВОИХ ЦЕЛЕЙ
В декабре 1766 года, воспламенившись
идеями французских философов, Екатерина решила построить государство по
их рецептам. Она пишет свой "Наказ" и издает указ о созыве законодательного
собрания. "Наказ" носит такой "прогрессивный" характер, что в ряде европейских
государств его запрещают печатать. Зато Вольтер и Дидро восхваляют Екатерину,
как самую просвещенную государыню, именуют ее "Северной Минервой".
Для обсуждения "Наказа" были приглашены
представители дворянства и купечества. Не были приглашены только депутаты
двух групп населения: крестьянства и... духовенства.
Начатая Петром I политика отстранения
духовенства от участия в политической жизни страны продолжалась. Духовенство
имело только одного представителя, который представлял не духовенство,
как сословие, а Синод, как государственное учреждение.
Для представителя Синода тогдашний
обер-прокурор Синода Мелиссино составил "Наказ" в самоновейшем вкусе, с
разными либеральными предложениями: о сокращении постов, об ослаблении
почитания св. мощей и икон, о сокращении богослужения, об уничтожении содержания
монахам, о пристойнейшей одежде для духовенства, об уничтожении поминовения
умерших, об облегчении развода, дозволении браков свыше трех и пр.
Но Синод отклонил проект своего
обер-прокурора и составил другой проект наказа.
Вернадский в своей работе "Русское
масонство в царствование Екатерины II", утверждает, что бросающееся в глаза
удивительное сходство многих наказов — есть результат деятельности масонов.
"Московский наказ, — указывает
он, например, — оказал влияние на Кашинский, Калужско-Медынский, Коломенский,
Алексинский, Нижегородский, Новоторжский, Дорогобужский, Тверской и наказ
Шелонской пятины. Любимский наказ сходен с Костромским и отчасти с Ярославским,
и т. д. Едва ли не масонское "братство" было виною такого сходства отдельных
наказов. Московский наказ дан был П. И. Панину, Костромской А. И. Бибикову,
Ярославский кн. М. М. Щербатову.
В числе избранных дворянских депутатов
очень многие были масонами. Почти половина дворянских депутатов принадлежала
по своему составу к высшим гражданским или военным чинам; но как раз среди
них особенно заметны масоны. В депутаты попали П. И. Панин, А. П. Мельгунов,
гр. Р. Л. Воронцов (избранный по двум уездам), В. А. Всеволожский, Д. В.
Волков, гр. Г. Г. Орлов, гр. 3. Г. и И. Г. Чернышевы, И. Л. Голенищев-Кутузов,
И. Л. Благим, А. И. Бибиков, кн. М. М. Щербатов, гр. А. С. Строганов".
Начавшаяся турецкая война сорвала
эту попытку масонов оказать влияние на работу законодательной комиссии.
В "Заметках по русской истории
XVIII века" Пушкин дает такой отзыв о "Наказе" Екатерины и о комедии с
его обсуждением:
"Фарса наших депутатов, столь
непристойно разыгранная, имела в Европе свое действие: "Наказ" ее читали
везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить ее наряду с Титами,
Траянами; но перечитывая сей лицемерный "наказ" нельзя воздержаться от
праведного негодования. Простительно было фернейскому философу превозносить
добродетели Тартюфа в юбке и в короне, он не знал, он не мог знать истины,
но подлость русских писателей для меня непонятна".
IX. СВЯЩЕННЫМ СИНОДОМ УПРАВЛЯЮТ МАСОНЫ-АТЕИСТЫ
Дело дошло до того, что с 1763
по 1774 год обер-прокурорами Синода были масоны Чебышев и Мелиссино. И
тот и другой, конечно, постарались воспользоваться редкой возможностью.
"По примеру западных политиков,
сторонников Вольтера и других французских философов, русские политические
деятели, окружавшие "Императрицу-философа" страшно боялись усиления духовной
власти и воображали Синод каким-то, по выражению кн. Щербатова, "корпусом
непрестанно борющимся для приобретения себе большей силы", который поэтому
надобно крепко держать в должных границах, для чего в нем и посажен обер-прокурор.
Замечательно, что в обер-прокуроры выбирались люди самых новых понятий
о религии и церкви, каковы были упомянутый выше Мелиссино и Чебышев (1768-1774),
открыто щеголявший атеизмом." (25)
"Назначенный на пост обер-прокурора,
бывший директор Московского университета, деятельный масон, Иван Иванович
Мелиссино предложил Синоду выдвинуть реформу церковной жизни и составить
доклад об ослаблении и сокращении постов, которые, за тяжестью их, "редко
кто прямо содержит", об уничтожении суеверий, "касательно икон и мощей",
о запрещении носить образа по домам, о сокращении церковных служб, для
"избежания в молитве языческого многоглаголания", об отмене составленных
в позднейшие времена стихир, канонов, тропарей, о назначении вместе вечерей
и всенощных кратких молений с поучением народу, о прекращении содержания
монахам, о дозволении выбирать епископов из священников без пострижения
в монашество и о разрешении епископам проводить брачную жизнь, о разрешении
духовенству носить и "простейшее" платье, об отмене поминовения умерших,
будто бы дающего простым людям лишний повод к вере в мытарства, а попам
к вымогательству, о дозволении браков свыше трех, о запрещении причащать
младенцев до 10 лет, пока не научится вере." (26)
Сменивший масона Мелиссино на
посту обер-прокурора святейшего Синода масон Л. Л. Чебышев открыто проповедовал
безбожие.
В мемуарах Д. Фонвизина "Чистосердечное
призвание в делах моих и помышлениях" мы встречаем следующий разговор Фонвизина
с Н. Тепловым. Н. Теплов сказал Фонвизину:
"На сих днях случилось мне быть
у одного приятеля, где видел гвардии двух унтер-офицеров. Они имели между
собой большое прение: один утверждал, другой отрицал бытие Божие. Отрицающий
кричал: "Нечего пустяки молоть; а Бога нет". Я вступил и спросил его: "Да
кто тебе сказал, что Бога нет?"
"Петр Петрович Чебышев вчера на
Гостином дворе", — отвечал он.
"Нашел место!", — сказал я.
Фонвизин с удивлением заметил:
"Странно мне кажется, что Чебышев
на старости лет вздумал на Гостином дворе проповедовать безбожие".
На это Теплов возразил: "О, так
я вижу, вы его не знаете".
Когда прочитавши, по совету Теплова
книгу С. Кларка "Доказательства бытия Божия и истины христианской веры"
Фонвизин решил ее перевести, Н. Теплов сказал ему:
"Намерение Ваше похвально, но
вы не знаете с какими неприятностями сопряжено исполнение оного".
Теплов объяснил Фонвизину, что
безбожник Чебышев, служивший обер-прокурором святейшего Синода будет чинить
ему всяческие препятствия.
"Не подражайте Чебышеву, — сказал
бывшему после него обер-прокурором Яковлеву епископ Ярославский Павел,
— мы проклинаем его." (27)
X. ПУГАЧЕВЩИНА И ЕЕ ИДЕЙНЫЙ СМЫСЛ
Лев Тихомиров писал в "Монархической
Государственности", что полное бесправие крестьян, с первого момента и
до последнего, сознавалось народом, как явление временное, обусловленное
потребностями государства.
Власть дворянства была создана
царем и могла держаться только царем. Это был явный и очевидный факт. Мужик,
погруженный в бесправие, говорил о себе: "Душа Божья, тело царское, а спина
барская". Мужик служил барину потому, что барин служил царю. Правда, манифест
о вольности дворянства, уничтожив обязательную службу дворян, тем самым
логически требовал уничтожения также и крепостного права. Эта логика вещей
не осталась чужда Пугачевщине, которая была заявлением нравственной незаконности
крепостного права после манифеста 1762 г.
Никогда крестьяне не теряли уверенности,
что царь есть также и их царь, общий, всенародный, а не дворянский.
Уродливая страница русской истории,
начавшаяся после смерти Петра I, частые дворцовые перевороты, замена понятной
народу крепостной зависимости крепостным правом, принявшем при "Великой
Екатерине" чрезвычайно грубый характер, была расценена народными массами
как проявление произвола со стороны дворянства. Крестьяне никак не могли
поверить, что порабощение их одобрено носителями царской власти. Крестьянство
свое порабощение объясняло тем, что дворяне обманули царей и цариц, правивших
после и обманным путем завладели ими.
"Расцвет дворянских привилегий,
— указывает Платонов, — в XVIII веке необходимо соединяется с расцветом
крепостного права. Поэтому время Екатерины II было тем историческим моментом,
когда крепостное право достигло полного и наибольшего своего развития".
Прославленная Вольтером и Дидро,
как свободолюбивейшая из монархов своего времени, Екатерина распространила
крепостное право на весь, ранее свободный юг России — Малороссию и Свободную
Украину. Свыше миллиона свободных крестьян были розданы "Северной Минервой"
любовникам и представителям высших кругов. Сын казака Разумовский получил
в награду... 100000 крестьян. Потемкин в конце жизни имел 200000 крестьян.
Потомок известного авантюриста и казнокрада Меньшикова — 100000 крестьян.
При Екатерине II крепостные крестьяне
потеряли последние остатки своей личной свободы и превратились в "крещенную
собственность". Последняя точка была поставлена, когда "Северная Минерва"
запретила крестьянам жаловаться представителям государства на противозаконные
действия своих помещиков.
Разглагольствуя о просвещении,
Екатерина II на практике всячески старалась задержать просвещение крепостного
крестьянства. Екатерина, например, писала губернатору Москвы: "Я не устраиваю
школ, но для Европы надо сохранять в общественном мнении наше отношение
(к народному просвещению. — Б. Б.). В тот день, когда наши крестьяне пожелают
учиться, ни Вы, ни я не останемся на своем посту". Это написано той же
рукой, которая писала про мужественного борца за права Православной Церкви,
Ростовского Митрополита Арсения, что она приказывает именовать его Андреем
Вралем, что он "ничего как превеликий плут и лицемер".
Созывала комиссию по обсуждению
ее "Наказа", наполненного самой либеральной фразеологией и в тот же год
издала указ о запрещении крестьянам жаловаться на противозаконные действия
своих помещиков. Если Елизавета дала помещикам право ссылать крестьян в
Сибирь без суда, то Екатерина разрешила помещикам отправлять крестьян за
"предерзостные поступки, прямо на каторгу".
Отношение крестьянства к усилению
крепостного, права в эпоху Екатерины ярко показывает написанный каким-то
из крепостных "Плач холопов".
О, горе нам, холопам, за господами
жить!
И не знаем, как их свирепству
служить!
Пройди всю подселенную, нет такого
житья мерзкова!
Разве нам просить на помощь Александра
Невскова.
В "Плаче холопов "отмечается бессмысленность
существования крепостного права после освобождения дворян от обязательной
службы государству.
Царю послужити ни один не хочет,
В свою ныне пользу законы переменяют:
Холопей в депутаты затем не выбирают.
Народ считает, что если освободили
помещиков, то должны быть освобождены и крестьяне. Во многих местах начинаются
восстания крепостных крестьян. С 1762 по 1772 г. в России было до сорока
крупных восстаний крестьян.
Пугачев поднял крестьян на восстание,
распространяя ходивший в народе слух, что Петр III был убит своей женой
немкой и дворянами за то, что он хотел дать также вольность и крепостным.
Главный лозунг Пугачева: "свобода
православной веры". Пугачев в своих манифестах обещал, что в его царстве
все будут "держать старую веру, будет запрещено брить бороду и носить немецкое
платье".
"Нынешние церкви", гласила молва,
"будут сломаны, будут построены семиглавые, будут креститься не трехперстным,
а двуперстным сложением".
Иргизский старец Филарет благословил
Пугачева на царство и взял слово, что он сделает его Патриархом. В манифестах
Пугачев жаловал всех двуперстным крестом.
Пугачевщина это ответ народа на
чуждую ему форму западноевропейского рабства, сменившую прежнюю мягкую
форму крепостной зависимости. Пугачевщина это ответ народа на манифест
вольности дворянству, освобождавшего дворянство от всяких обязанностей
Государству, но оставлявшего крестьян в полной зависимости от дворян.
"Свобода веры и легитимный монархический
принцип — главные мотивы этого подлинного народного движения. Половина
империи была объята духом мятежа и восстания и широкие народные массы не
давали другого имени Пугачеву, как Петр III. Замученный Петр Феодорович
как бы вышел из могилы своим мстителем и заставил трепетать дворянство,
которое даже в Москве ждало Пугачева и считало себя обреченным.
Пугачевщина — стихийное антимасонское
движение за веру и закон, за элементарную человеческую справедливость,
которую цинично попирали вельможные "братья вольные каменщики." (28)
Устрашенное убийствами священников,
оставшихся верными присяге данной Екатерине, и в то же время, частично
сочувствуя идеям, провозглашенным Пугачевым (слухами о восстановлении патриаршества
и возврата к допетровским порядкам), духовенство стало переходить на сторону
восставшего крестьянства.
"В то же время, — пишет автор
"Руководства по русской церковной истории" П. Знаменский, — особенно часты
стали и примеры отступничества духовенства от верности престолу. Св. Синод
издал указ, объявлявший всякого, поползнувшего верности, священнослужителя,
лишенным сана с самого момента измены; но когда открылось все множество
поползнувших, когда стало известно, что в Саранске, Нижнем Ломове, Пензе
самозванца торжественно встречало все городское духовенство, что в селениях
подобные встречи были повсюду, св. Синод сам должен был смягчить строгость
своей меры, ограничив ее действие только такими священнослужителями, которые
приставали к мятежникам по убеждению и, дозволив служение всем, которые
сделались изменниками единственно из страха. Все таки и после этого из
духовного звания пришлось исключить 129 человек, в том числе двух архимандритов".
Мощный размах восстания Пугачева
объясняется тем, что народ поверил ему, что он спасшийся православный царь,
который вернет Русь на путь предков.
XI. ПОИСКИ "ИСТИННОГО МАСОНСТВА"
"Отрицательное отношение
значительной части масонов к Екатерине и симпатии к Павлу Петровичу, —
указывает Вернадский, — выясняются вполне определенно в конце 1770-х годов.
3 сентября 1776 г., при соединении Елагина с Рейхелем, великим поместным
мастером сделан был гр. Н. И. Панин. Не прошло двух месяцев после того,
как и внучатый племянник Панина и близкий друг Павла кн. А. В. Куракин
был отправлен в любимую Паниным Швецию составлять истинную масонскую партию".
"Елагин целый год думал примкнуть
ему к новой системе или нет, составил даже примерный список своих масонов
применительно к новой системе, но в конце концов отказался. Тогда шведскую
систему окончательно захватили в свои руки приверженцы и друзья цесаревича:
кн. Г. П. Гагарин, кн. А. В. Куракин, кн. Н. В. Репнин, О. А. Поздеев (перед
тем служивший при гр. П. И. Панине); сам Н. И. Панин не выступал на первый
план".
В Швеции находился центр Иоанновского
или Символического масонства. Поэтому масонам приходилось поддерживать
связи с главой шведских масонов герцогом Зюдерманландским. Екатерина II
со временем стала относиться к этим связям с большим неодобрением. В 1779
году полицмейстер С.-Петербурга Лопухин получил приказание посетить ложи
Иоанновского масонства с целью "узнания и донесения" Ее Величеству о переписке
с герцогом Зюдерманландским". В конце 1779 года герцог Зюдерманландский
объявил Швецию девятою масонскою провинцией "Строгого наблюдения". В состав
этой провинции он включил и русские ложи Иоанновского масонства.
"Шведское масонство вызвало острые
опасения Екатерины. Об этом свидетельствует и комедия Императрицы, первая
из целой серии, направленной против масонства "Тайна противонелепого общества",
появившаяся в 1780 г. Одновременно с литературными мерами Екатерина приняла
и административные. В Национальной Ложе два раза был петербургский полицмейстер
П. В. Лопухин." (29)
Узнав о включении русских лож
Иоанновского масонства в девятую Шведскую провинцию, Екатерина распорядилась
Елагину закрыть ложи братьев Гагариных, работавших по этой системе.
Братья Гагарины тогда уезжают
в Москву, учреждают там новые ложи, которые тайно опять ведут свою работу
по шведско-прусской системе.
Ввиду усиления надзора за деятельностью
масонских лож в Петербурге, центром русского масонства становится Москва.
Период с 1781 года по 1792 год
характерен стремлением русских масонов добиться права работать в более
высоких степенях. Отсюда возникает стремление к Розенкрейцерству.
А. В. Семека в своем исследовании
"Русское масонство в XVIII веке" так определяет этот период развития русского
масонства:
"Самые шатания братьев из стороны
в сторону, неожиданные переходы от одной системы к другой от "Строгого
Наблюдения" к английскому масонству, от Елагина к Циннендорфу, далее от
шведско-берлинской системы к розенкрейцерству — все это свидетельствует
о том, что в русском масонстве стали проявляться какие-то новые требования
и жадно искать в нем ответов на пробудившиеся вопросы." (30)
Фон Рейхель дает указание, что
масоны желающие "упражняться в истинном масонстве" должны "иметь ложу весьма
скрытую, состоящую из весьма малого числа членов скромных и постоянных,
и упражняться в тишине".
На основе этих указаний в Москве
возникает ложа "Гармония". В составе Ложи, кроме других, входят такие видные
масоны Новиков и Шварц, ставший позже главой новой масонской системы Розенкрейцерства.
Члены ложи поручают Шварцу поехать в Прибалтику и в Берлин и узнать следы
"истинного масонства". Ни английская, ни шведско-прусская системы не удовлетворяют
уже членов ложи "Гармония". В Берлине Шварц познакомился с членами масонского
ордена Розенкрейцеров и увидел в этом Московском ордене "истинное масонство".
1 октября 1781 года Шварц был
в Берлине принят в орден Розенкрейцеров и посвящен в тайны "истинного масонства".
Шварц получил от ордена Розенкрейцеров полномочия быть "Единственным Верховным
представителем "ордена во "всем Императорско-русском государстве и его
землях". "Главным надзирателем" был назначен Новиков.
Масоны проникают во все главные
учебные заведения: Московский университет, Шляхетский корпус, Академию
наук, в правление Екатерины II превращаются в центры пропаганды идей просветительной
философии и специфических идей масонства.
"При Екатерине русское общество
к приятию масонского учения было подготовлено в предшествующие царствования,
начиная с Петра I, и с тех пор все делается по трафарету. Профессора открывают
борьбу за свободу научного исследования с духовным и светским деспотизмом,
т. е. с церковью и государством, несут проповедь новой религии и морали
по образцам западно-европейского мистицизма и, наконец, увлекают своих
питомцев в царство грез и мечтаний о переустройстве всей жизни на земле
и превращения ее в цветущий сад, в царство всеобщей любви, в царство Астреи."
(31)
Вернадский в исследовании "Русское
масонство в век Екатерины II" указывает, что в 1777 году в Московском университете
было три профессора-масона, а в 1787 году в Московском университете из
числа профессоров и кураторов было уже 7 масонов. Из 60 членов Академии
Наук в 1787 году десять были масоны и есть подозрения о том, что они масоны,
в отношении четырех членов Академии. Директором Академии Художеств в 1787
году был масон барон П. Мальтиц.
Особенно большую энергию и деятельность
проявили масоны, принадлежащие к ордену Розенкрейцеров. Верховным представителем
русского Розенкрейцерства после умершего в 1784 году Шварца, стал барон
Шредер. Еще при жизни Шварца, на состоявшемся в 1782 году в Вильгельмсбаде
общемасонском съезде, успехи русских масонов были признаны, наконец, руководителями
европейского масонства. Русское масонство было признано самостоятельной
восьмой провинцией "Строгого наблюдения".
По свидетельству самого Новикова,
московские масоны управляли в 1782-86 году тринадцатью, ложами в Москве
и шестью ложами, находившимися в Могилеве, Харькове, Кременчуге, Казани,
Вологде и Орле.
XII. МАСОН НОВИКОВ В РОЛИ "ПРОСВЕТИТЕЛЯ" РУССКОГО НАРОДА
Екатерина II не понимала
истинных политических замыслов масонства. Рядовые русские масоны увлекались
показной, мистической стороной масонства, его таинственными обрядами. Екатерине
II все это казалось смешной и нелепой игрой.
Сообщая Гримму о пребывании известного
"мага" Калиостро в России, Екатерина II пишет:
"...Калиостро приехал однако в
благоприятную для него минуту, когда многие масонские ложи, напитанные
учением Сведенборга, во что бы то ни стало желали видеть духов. Они бросились
к Калиостро, который похвалялся, что обладает всеми тайнами доктора Фалька,
задушевного друга герцога Ришелье, заставившего его некогда заколоть среди
всех, в жертву Черного Козленка".
"Франк-масонство, — пишет она
Гримму, — одно из величайших сумасбродств, когда-либо бывших в ходу среди
человеческого рода. Я имела терпение прочесть все их печатные и рукописные
нелепости, которыми они занимаются, и с отвращением увидела, что сколько
не смейся над людьми, они не становятся от этого ни умнее, ни просвещеннее,
ни осторожнее. Все масонство — сущий вздор, и возможно ли, что после всестороннего
осмеяния, разумное существо не разуверилось бы. Так и хочется послать к
черту все эти глупости! Ну, возможны ли подобные нелепости, и неужели масоны
не смеются встречаясь друг с другом?.."
Как и сами многие рядовые масоны,
Екатерина II не понимала какую страшную заразу несут с собой, выросшие
от одного корня, масонство и французская просветительная философия, ведя
наступление на Бога и на основы нормальной нравственности.
Выдающимся масонским деятелем
эпохи Екатерины II был И. Новиков. Будучи членом ордена Розенкрейцеров,
Новиков одновременно был членом французского ордена Мартинистов.
Реформатор Мартинизма Клод де
Сент-Мартен "по-видимому никогда не приезжал в Россию: его прозелиты рекрутировались
заграницей среди русских путешественников, которых ему удавалось встретить.
В Монбельяре он имел случай встретить тещу Великого Князя Павла и она затем
сделала из него оракула. В Лондоне он подчинил своему влиянию князя Алексея
Голицына и на некоторое время даже Семена Воронцова. Польский дворянин
Грабянка, русский адмирал Плещеев и баварец Шварц были главными распространителями
его учения в России." (32)
Активным распространителем мартинизма
в России был русский дипломат Куракин, ставший одно время послом во Франции.
Куракин подружился с Сент-Мартеном, был посвящен в тайны ордена и стал
его представителем в России. Вернувшись в Россию князь Куракин завербовал
в члены ордена Новикова.
В 1773 году Новиков вместе с другими
масонами создает в Петербурге "общество, старающееся о напечатании книг",
а в следующем году "типографскую компанию". Когда центр масонства из Петербурга
переносится в Москву, там создается "Дружеское общество", цель которого
издание в широких масштабах масонской литературы и сочинений французских
энциклопедистов. Куратор московского университета, масон Херасков, сдал
Новикову в аренду университетскую типографию. Позже на денежные пожертвования
богатых масонов Новиков создает "типографское товарищество", которое покупает
несколько типографий и организует книжные лавки во многих городах.
Пользуясь масонскими связями и
формой масонской организации. Новиков организует издание масонской и мистической
литературы. Масонский характер носят и издававшиеся им журналы "Утренний
свет", "Покающийся трудолюбце" и другие. "Типографское общество" наряду
с произведениями Якова Бема, Арндта и Шпенера печатало оригинальные и передовые
сочинения, излагавшие моральную религию секты. Скоро вся литература была
пропитана этим учением, а русское общество оказалось очень восприимчивым
к нему. Книга Сан-Мартена "Ошибки добродетели", переведенная Страховым
и "Небесные тайны" Свендберга нашли в Петербурге и Москве ревностных читателей.
Новиков был душой этого движения... " (33)
Вместе с масонской литературой
издавались также антирелигиозные и антимонархические произведения французских
"просветителей" Вольтера, Монтескье и других, а для отвода глаз и различные
обычные книги, учебники, романы и т. д.
Широко развить издание книг Новиков
смог благодаря щедрым пожертвованиям масонов кн. Трубецких, кн. Черкасского
и других масонов. Вся работа по изданию и распространению книг проводилась,
конечно, под видом того, что масоны являются сеятелями "разумного, вечного,
доброго". И многих масонам удалось обмануть. Представители русских верхов,
долгое время, как и Екатерина II, смотрели на увлечение масонскими учениями,
как на безобидное увлечение мистическими учениями, не преследующими политических
целей.
Екатерина II к деятельности Новикова
долгие годы относилась благосклонно, видя в нем доморощенного "философа-просветителя",
и потому, что он был участником переворота, доставившего ей русскую корону.
Да и какое особое преступление могло быть вменено Новикову, раз он издавал
"вольтерьянских" книги. Разве не сама Екатерина дала толчок развитию Вольтерьянства?
Разве не сочиненный ею "Наказ" был расценен монархами Европы, как явно
революционное произведение и на распространение его был наложен запрет.
И разве только один Новиков развивал
в своих статьях мысль, что "быть около царя — быть около смерти". Разве
он один в своих произведениях и издаваемых книгах явно или иносказательно
выступал против религии и монархии, против духовенства. Этим в "златой
век Екатерины" занимались все русские "мыслители" и писатели, и масоны,
и не масоны.
В таком же духе писал масон Херасков,
куратор Московского университета, пригревший Новикова и Шварца. Херасков
сочинил известный масонский гимн, "Коль славен наш Господь в Сионе", который
пели масоны на своих собраниях, и который позже, одно время считался...
русским национальным гимном.
Мой бог — вселенной бог; закон
— моя свобода.
Иных законов я не буду знать во
век, —
восклицает Н. Л. Николаев, автор трагедии
"Сорена и Замир".
А в журнале "Вечерняя заря" (1782
г. IX) было помещено следующее поэтическое произведение:
Все знания и все науки отметай.
...Все делай тленным!
То телом иногда ты душу называй,
...Скажи, что Бога нет,
...Что вера есть обман.
При всяком удобном случае "мыслители",
писатели и поэты Екатерининской эпохи, выступают против самодержавия.
В трагедии "Троян и Лида" некий
В. Л. пишет: "Надеется на власть, что он над ними царь? Но не такая ли,
как мы, и сам он тварь".
Вот что пишет Николаев в трагедии
"Сорена и Замир":
Исчезни навсегда сей пагубный
устав,
Который заключен в одной монаршей
воле.
Льзя ль ждать блаженства там где
гордость
на престоле,
Где властью одного все скованы
сердца.
Он прямо призывает к цареубийству:
Тирана истребить есть долг не
злодеянье,
И если б оному внимали завсегда
Тиранов не было б на свете никогда.
В таком же духе "просвещали" читателей
все, и Княжнин, и Херасков, Сумароков, Чулков, Попов, Львов и другие.
Нет, тронуть Новикова Екатерине
было не так то просто. Ведь она сама посеяла ядовитые цветы французской
философии на русской почве.
В 1769 году была напечатана диссертация
магистра Московского университета Дмитрия Аничкова, посвященная происхождению
религии, в которой он доказывал "натуральное" происхождение религии. Я.
П. Козельский издал работу "Философические предложения", в которой выступал
против монархической власти, духовного ига церкви, социального неравенства
и т. д. Один из героев трагедии "Вадим Новгородский" Княжнина, заявляет:
"Какой герой в венце с пути не
совратился
Величья своего отравой упоен -
Кто не был из царей в порфире
развращен?
Самодержавие повсюду бед содетель,
Вредит и самую чистейщу добродетель
И невозбранные пути открыв страстям,
Дает свободу быть тиранами царям".
Н. П. Николаев, родственник подруги
Екатерины II Дашковой, в одной из сатир писал:
При жизни статую народ царю поставил,
—
А царь народу что оставил?...
Веселье, под нее тирана положить
И без тирана жить...
И. В. Майков с восторгом пишет
в стихах:
В свободе, равенстве и братстве
Счастливо жизнь свою вели.
Херасков — сын Молдавского боярина,
переселившегося в Россию при Петре I. Херасков — один из видных масонских
деятелей эпохи Екатерины. Он помогает Новикову развить массовое издание
масонских книг. Херасков пишет масонскую поэму "Владимир возрожденный",
масонский роман "Полидор" и другие произведения.
"Екатерина, — указывает К. Валишевский,
— вначале благосклонно смотрела на развитие этого движения, от которого
ждала воды для своей мельницы: классическое франкмасонство, с которого
начали Новиков и его друзья, держалось вполне благонамеренных взглядов
в области государственных вопросов, и Екатерина в свою очередь была еще
под влиянием гуманитарных идей и под впечатлением своих собственных либеральных
выступлений. Поддерживались добрые отношения как с национальными сектантами,
(34) так и с западными философами. Ложа,
основанная в 1784 году в Петербурге на средства Государыни присвоила себе
название Императорской. В то же время польские масоны организовались в
Варшаве и дали национальной группе название "Екатерина под Северной Звездой".
В Москве масоны долгое время могли
беспрепятственно работать по распространению масонских идей. Главнокомандующий
Москвы, князь 3. Чернышев, вступил в масоны еще при Елизавете. В масонских
ложах состояли главнокомандующий Москвы, начальник его канцелярии, многие
представители знати. Масонам покровительствовал московский митрополит Платон,
считавший проповедовавших "истинную религию", менее вредными, чем атеисты-вольтерьянцы.
Условия для работы масонов в Москве
ухудшились только когда Главнокомандующим Москвы был назначен граф Брюс,
который подозревал, что "просветительная деятельность" есть только маскировка
тайных политических целей масонов.
К этому убеждению гр. Брюс пришел
на основании сведений, полученных о революционных замыслах европейского
масонства. В 1785 году, по приказу Курфюрста Баденского, был арестован
глава нового масонского ордена Иллюминатов Адам Вейсгаупт. Обнаруженные
при аресте у Вейсгаупта бумаги обнаружили, что орден Иллюминатов воспитывал
членов ордена в идеях борьбы за уничтожение всех монархий в Европе.
В секретной программе ордена А.
Вейсгаупт писал:
"Все члены нашего общества, заветную
цель коего составляет революция, должны незаметно, и без видимой настойчивости,
распространять свое влияние на людей всех классов, всех национальностей
и всех религий, должны воспитывать умы в одном направлении, но делать это
надлежит в самой глубокой тишине и со всевозможной энергией. Работающий
таким образом над разрушением общества и государства, должен иметь вид
человека, удалившегося от дел и ищущего только покоя: необходимо также,
чтобы привести приверженность горячих голов, горячо проповедовать всеобщие
интересы человечества. Эта работа не может быть бесплодной; тайные общества,
если бы они не достигли нашей цели, охлаждают интерес к государственной
пользе, они отвлекают от церкви и государства лучшие и прилежнейшие умы.
...Все усилия монархов и монархистов
помешать нашим планам будут бесплодны. Искра долго может тлеть под пеплом,
но настанет день, когда вспыхнет пожар.
...Когда влияние наших многочисленных
последователей будет господствовать, пусть лишь тогда сила явится на смену
невидимой власти. Тогда вяжите руки всем сопротивляющимся, душите зло в
корне, давите все", кого вы не сумели убедить".
Только в 1785 году, возможно,
узнав о замыслах Иллюминатов, Екатерина решилась дать указ графу Брюсу
и Московскому Митрополиту Платону о проверке всех книг, изданных Новиковым.
Но первая проверка окончилась
для Новикова благополучно. Митрополит Платон, которого некоторые историки
русского масонства самого считают масоном, дал благожелательный отзыв о
большинстве изданий Новикова. В итоге была запрещена продажа только 6 книг.
Новиков и другие масоны продолжали
выпускать развращающие книги.
XIII. СОЗДАНИЕ МАСОНАМИ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ
После организации революции в
Англии, в середине XVII столетия, незадолго до французской революции, масоны
поднимают борьбу против английской монархии в английских колониях в Северной
Америке и создают в Америке первое масонское государство — Соединенные
Штаты. Вот, что сообщает о роли масонов в создании Соединенных Штатов известный
американский журнал "Лайф" в февральском номере за 1957 год:
"В 1717 году 4 ложи Лондонских,
составившихся из этих большей частью, масонов (каменщиков), образовали
Большую Ложу Англии. После религиозных неурядиц того времени, много англичан
нашли себе утешение под эмблемой циркуля, треугольника, нивелира, под управлением
самого Бога, как Великого Архитектора. И куда не приходили бы англичане,
всюду основывали масонские ложи, в которые входили уже тогда в Европе Фридрих
Великий, Вольтер, Моцарт.
Экзотические одеяния и некоторый
аристократизм франкмасонства однако вызывал недоверие в низших классах
и нередко поэтому в Лондоне масонские процессии бывали избиваемы камнями.
Антиклерикальность масонов возбуждала
противодействие со стороны Папы Римского Климента XII, который в 1739 году
предал масонство АНАФЕМЕ, сказав: "Если бы они не хотели делать зло, не
боялись бы света".
Во многих странах католических
много лож были закрыты, часто самим народом. Теперь мало масонов католиков,
а каждый католик, который подвергается ритуалу масонскому, или дает присягу
хранить в секрете все то, что идет вразрез с религией католической, автоматически
исключается из нее.
В Америку масонство пришло с колонизаторами
английскими. Преследование их в Европе дало им в Америке взаимную спайку,
принципы свободы и равенства. Тут масонство обратилось в движение патриотическое,
повлекшее затем войну за независимость. Вашингтон утвердил создание лагерной
ложи в Долине Форж при сотрудничестве французского генерала Лафайетта.
"После объявления масонами английских колоний независимым государством
английский король обратился к Екатерине II с просьбой прислать солдат,
чтобы подавить восстание. Но не знавшая истинных замыслов английских масонов,
Екатерина ответила: "...Недостойно двум великим державам соединиться своими
силами, чтобы раздавить народ, лишенный каких-либо союзников, в его справедливой
борьбе за независимость".
Создание первого масонского государства
в Америке (позже, в эпоху французской революции несколько масонских государств
было создано и в Южной Америке) вызвало восторг среди русских масонов.
Новиков в своем журнале "Прибавление к московским ведомостям" напечатал
ряд статей о событиях в Америке. О масоне Вашингтоне он писал: "Почти все
нации имели своих патриотических освободителей... однако ж сии славные
герои не равняются Вашингтону: он основал республику, которая вероятно
будет прибежищем свободы, изгнанной из Европы роскошью и развратом." Масон
Радищев в оде "Вольность" писал:
Ликуешь ты, а мы здесь страждем!
Того ж, того ж и мы все жаждем;
Пример твой мету обнажил.
"Единственный кризис политический
в ордене, — пишет "Лайф", — случился в 1826 году, когда экс-масон Уильям
Морган исчез, распубликовав секреты Ложи. Масонство в то время обвинялось
в похищении Моргана, и в результате тогда родилась партия антимасонская,
не имевшая большого значения".
"Это древнее братство процветает
в Соединенных Штатах. В Соединенных Штатах франкмасонство занимает исключительное
положение. На каждые 12 человек взрослых мужчин ОДИН обязательно масон
(всего около 4 миллионов).
Количество это увеличилось за
последние 10 лет на 1 миллион, поэтому здесь число их вдвое большее, чем
во всем остальном свете. Масонство расширяется еще и с включением в него
целых семейств и организаций.
Франкмасоны (франк — свободный,
масон — каменщик) имеют своей основой действительно каменщиков, строивших
соборы в средние века в Европе. Принимают в свою среду каждого, верующего
в — ВЫСШЕЕ СУЩЕСТВО, поэтому есть масоны магометане, буддисты, но католиков
— нет! Эта церковь противится масонству и даже боролась и борется против
него: например, в Испании быть масоном считается быть преступником, карается
несколькими годами тюрьмы.
В Северную Америку масонство пришло
в 1730 году. Было 13 масонов президентов Соединенных Штатов, начиная в
Вашингтона и кончая (пока) Труманом".
XIV. КАК ФАНАТИКИ ДОСТИГАЮТ ВЛАСТИ
I
Чувства, а не логика, управляют судьбою
отдельного человека и целых народов. Движущей силой всех крупнейших социальных
революций и войн, изменивших лицо мира, были идеи. Политические, социальные
и экономические причины не всегда являются главной и решающей причиной
наиболее важных в истории человечества революций и войн.
История народа определяет мировоззрение,
а следовательно и судьбу народа. Это верно. Но на судьбу народа, то есть
на его историю, огромное значение оказывают религиозные и политические
идеи.
Очень часто совершенно фантастические
и отвлеченные идеи оказывают решающее значение на судьбы не только отдельного
народа, среди которого они возникли, но и на судьбы всего человечества.
Примеры этого даст нам история религий, а в наши дни история большевизма,
национал-социализма, фашизма и сионизма. Отвлеченные идеи, а не реальные
факты руководят историческими событиями и определяют в конечном итоге судьбу
народа и ход развития всего человечества. Епископ Кентерберийский (не советофильствующий
декан Кентерберийский) верно определял истинное соотношение вещей в мире,
когда утверждал:
"Я отрицаю различие, которое существует
между разговором и действием. Разговаривая мы постепенно создаем общественное
мнение, а общественное мнение достаточно сильно, чтобы вызвать войну".
"Существует незримая, но очень
тесная связь между идеями и выражающими эти идеи философскими системами
и военным искусством. Тактику, стратегию всякой войны и революции фактически
определяют философы. Между историей народа и господствующими в народе философскими
идеями существует теснейшая взаимосвязь. Истинными разрушителями государственных
и национальных организмов фактически являются не военные и политики, а
философы, социал-политические идеи которых вызвали социальный переворот
или вооруженную борьбу между народами".
* * *
История движется идеями, идеями же движет
вера.
* * *
Сильное убеждение в правоте какой-либо
религиозной или политической идеи настолько непреодолимо, что оно само
является важнейшим фактором победы над самыми многочисленными противниками.
* * *
Сторонники идеи, которая владеет их
чувствами уверены в победе, тогда как материальная сила, которую им противопоставляет
их противник, находится в руках людей с слабой верой, слабыми чувствами.
* * *
Падение божества, догматов и политических
учреждений начинается в тот день, когда они подвергаются оспариванию.
* * *
Очень полезно напомнить следующий
анализ Лебона о том, как в человеческом обществе всегда распространялись
и приобретали над ним власть, различные идеи.
* * *
"...Необходимо, чтобы идея была сначала
воспринята небольшим числом апостолов, которым сила их убеждения или авторитет
их имени придают много обаяния. Тогда они действуют больше внушением, чем
путем доказательств, или демонстративно. Но в значении демонстрации (доказательств)
нужно искать существенные элементы механизма убеждения. Идеи доказываются
или путем обаяния, каким обладают, или обращаясь к страстям, но нельзя
в этом отношении оказать никакого влияния, обращаясь исключительно к разуму.
Массы никогда не допустят убедить себя доказательствами, а только утверждениями,
и авторитет этих утверждений зависит исключительно от того обаяния, каким
обладает проповедник.
Когда апостолам удалось убедить
небольшой кружок своих приверженцев и создать таким образом новых апостолов,
то новая идея перешла в область обсуждений. Она сначала вызывает всеобщее
противодействие, потому что невольно наталкивается на многие старые установившиеся
истины. Апостолы, защищающие ее, естественно возбуждаются этим противоречием,
которое лишь убеждает их в их превосходстве над другими людьми, и они с
энергией защищают новую идею не потому, что она верна — часто даже они
и не знают того сами, — а просто потому, что они ее приняли. Новая идея
тогда оспаривается и обсуждается все больше и больше, т. е. в сущности
признается сплошь одними и сплошь отвергается другими. Обмениваются при
этом утверждениями и отрицаниями и очень мало аргументами. Единственными
поводами к принятию или отрицанию идеи могут являться для большинства мозгов
лишь поводы со стороны чувства, причем рассуждение не играет никакой роли."
(35)
Но вот... "Идея восторжествовала
и перешла в область чувства, что отныне надолго избавляет ее от всяких
на нее враждебных покушений".
"Сильное убеждение настолько непреодолимо,
что оно само по себе уравнивает шансы победоносной борьбы с ним. Для веры
серьезным противником является только вера." (36)
* * *
В религии, как и в политике успех
всегда на стороне верующих, а никогда не скептиков.
"...И если теперь нам кажется,
— писал Лебон, — что будущее принадлежит социалистам, несмотря на беспокойную
нелепость их догматов, то потому, что теперь только они одни являются людьми
убежденными. Современные правящие классы потеряли веру во все. Они больше
ничему не верят, даже возможности защищаться против угрожающей волны варваров,
окружающих их со всех сторон".
II
Все основные идеи, идеи — "атомы"
существовали всегда, с ранней зари человечества. Каждая эпоха дает только
различные вариации основных идей, разнообразит их дополнительными рассуждениями.
Так в античном мире мы находим в зародыше почти все философские, политические
и социальные идеи современности. Не изобрел их и античный мир, существовали
они и до него. Всегда, во все века у разных народов одновременно с политическим
и социальным реализмом существовал и политический и социальный утопизм.
Творцами различных политических
и социальных утопий в древности так же, как в и в наши дни, в большинстве
случаев, были представители отвлеченного мышления — философы.
Вся ненависть наших современников,
пострадавших от той или иной формы тоталитарной диктатуры, обычно обращается
на палачей этих режимов. Гнев народов минует обычно истинных виновников.
А этими виновниками являются обыкновенно философы, разрушающие своими теориями
естественные формы государств, и утописты и фанатики, осуществляющие в
жизни фантастические измышления философов.
* * *
Никто больше не приносил бедствий
своим народам, как философы и социальные утописты, верящие в возможность
коренной перестройки жизни по их социальным рецептам.
* * *
Лев Шестов свою книгу "Власть Ключей"
начинает так:
"Признавал ли хоть один философ
Бога? Кроме Платона, который признавал Бога лишь на половину, все остальные
искали только мудрости. И это так странно! Расцвет эллинской философии
совпадает с эпохой упадка Афин".
Пройдут века и какой-нибудь новый
философ, подводя итоги падения современной цивилизации, снова воскликнет,
что расцвет современной науки и техники совпадал с эпохой упадка современного
Вавилона.
На самом деле странного тут ничего
нет. Философы и ученые всегда искали только мудрости. И всегда забывали
Бога. И всегда расцвет философии за счет религиозной веры приводил к неизбежной
гибели те или иные Афины.
Лев Шестов прав, "логика" религиозного
человека совсем иная, чем логика ученого. Это так же бесспорно, как бесспорно,
что мораль политического строя, утвержденного на вере в Бога, выше морали
строя, фундаментом которого является вера в человеческую мудрость.
Основная разница между монархией
и республикой в том, что в одном случае фундаментом всего является вера
в Бога, в другом случае вера в могущество человеческого разума и затем
уже вера в Бога.
Монархия, конечно, тоже не идеальная
форма политического устройства, но это несомненно лучшая форма человеческого
общества на земле.
III
Широко распространено всеобщее заблуждение
о том, что монархии падали и погибали из-за того, что монархи не прислушивались
к голосу просвещенных философов и социальных фантастов, живших в их время.
На самом деле как раз наоборот. Монархи, как раз очень часто потому погибали,
что следовали советам философов. Несколько китайских династий погибло только
из-за того, что богдыханы поставили во главе управления философов.
При первом китайском императоре
династии Цин, жившем в третьем веке до Рождества Христова, по плану философа
Шанг-Янга был создан тоталитарный строй только в частностях отличающийся
от большевистского и национал-социалистического.
Люди были превращены в рабов всесильного
государства. Вся духовная и экономическая жизнь страны была регламентирована
самым строжайшим образом. Это был первый "большевизм" известный в многовековой
истории Китая.
Второй раз попытка построить тоталитарное
государство возникает во втором веке до Р. X. при императоре Ву (династия
Ган). Премьер Юанг-Манг делает новую попытку осуществить проект Шанг-Янга.
Третья попытка также, как и первая и вторая оканчивается неудачей. Народ
снова восстает и уничтожает опять социалистическое государство и диктатора.
Творцом четвертого китайского
большевизма был опять ученый-теоретик Юан-Нан-Дзы.
В 1069 году взошедший на престол
двадцатилетний Император Индзун уверовал в социалистические идеи Юана и
назначил его премьером. В феврале 1069 года было создано учреждение, в
задачу которого входило планировать всю хозяйственную жизнь страны. Все
жители Китая должны работать только по плану, указанному им. Государство
взяло в свои руки управление всем сельским хозяйством, всеми мастерскими,
всей внутренней и внешней торговлей.
Чтобы подавить сопротивление населения
была создана могущественная секретная полиция.
Кроме того была создана народная
милиция. Каждые десять человек должны были выбрать милиционера и полностью
содержать его.
Затем был организован контроль
над мыслями. Все должны были верить, мыслить и говорить так, как это предписывал
диктатор Юан-Нан-Дзы. Юан-Нан-Дзы по своему характеру типичный социальный
фантаст. Он парил в мире отвлеченных идей. Мало обращая на себя внимания,
забывал умываться, по несколько дней не причесывался. Современники передают,
что однажды Юан-Нан-Дзы по рассеянности съел во время обеда наживку, приготовленную
для ловли рыбы. (37)
Полный крах задуманных им реформ,
всеобщий голод, расстройство хозяйства страны, ни в чем не убедило закоренелого
фанатика. Умирая он продолжал верить в то, что его идеи верны, а просто
люди по собственной глупости отказываются от счастья, которого им желают
люди с возвышенной душой.
Так что современная попытка установить
в Китае государственный социализм является уже пятой по счету. Кончится
она, конечно, также, как и все предыдущие гибелью миллионов людей, экономическим
расстройством страны и в конце концов гибелью стоящих во главе пятого большевизма
диктаторов.
Под луной действительно нет ничего
нового. Государственный социализм существовал не только в древнем Китае.
Существовал он и в других государствах древнего мира. В очерке всемирной
истории Рена Садио вы можете, например, прочесть что:
"Социализм древнего Египта — это
государственный социализм, подобный тому, какой мы находим у инков, а в
наше время в СССР. Частная собственность в древнем Египте не существует,
все египтяне — чиновники; промышленность и торговля — государственная монополия.
К услугам государства дешевый рабским труд".
IV
Выдающиеся философы античного мира
Платон, Аристотель и другие сочиняли свои проекты усовершенствования человеческого
общества.
У евреев до появления Христа существовали
различные секты, верившие в утопии своих фанатичных главарей.
Коммунистический характер носили
утопические учения различных христианских сект в первые века христианства.
Но обычно, до средних веков вожди политических и социальных утопий не прибегали
к методам насильственной реализации своих учений.
Но в средние века, вожди религиозного
утопизма начинают прибегать к насилию. Христианские ереси всегда неизбежно
превращались в восстание человека против Бога. Желая создать вместо Божеского
несовершенного мира, свой совершенный человеческий, представители ересей
неизбежно вступали в борьбу с Богом.
Для того, чтобы создать свой совершенные
мир, надо ведь разрушить существующий, созданный Богом. Но плохой Божеский
мир и люди живущие в нем оказывали сопротивление непрошеным спасителям.
Сопротивление раздражало фанатиков. Им казалось, что стоит уничтожить немногих
людей, возбуждающих против них массы, и все пойдет хорошо. Но когда уничтожались
десятки, обнаруживалось, что необходимо уничтожить тысячи. Потом тысячи
превращались в десятки и сотни тысяч, и чем дальше, тем дело шло хуже.
Спасаемые превращались в жертвы, а спасители — в палачей.
Генеалогия утопизма в Западной
Европе такова. Замыслы насильственного создания рая на земле и водворения
в созданный рай всех людей дубинкой имели Чешские табориты, вождь анабаптистов
Томас Мюнцер в эпоху немецкой реформации.
Глава анабаптистов Мюнцер в течение
долгого времени (около тридцати лет) насильственно проводил идеи всеобщего
равенства. То же самое делали и Жан Лейденский и Матиссон.
В Англии то же самое с помощью
грубейшего насилия старался осуществить фанатичный Виклеф, который опирался
почти на сто тысяч не менее фанатичных приверженцев.
Обуреваемые уже не любовью, а
ненавистью к упрямым людям, утописты чем дальше идут, тем больше забывают,
что человек живет в мире, который они в силах разрушить, но не в силах
пересоздать его.
Никто в истории не натворил столько
зла, сколько спасители человечества. Анабаптисты в средневековом Мюнстере
запретили закрывать двери домов и днем и ночью. Каждый мог зайти в любой
дом когда хотел и взять, что хотел. Прекрасная идея, не правда ли, приучать
людей делиться своим добром. Но не забудьте, что те, кто все же закрывал
двери, наказывались смертью.
Ошибка всех религиозных утопистов
заключается в следующем. По христианской идее человек есть часть космоса
и в силу этого он подчинен его законам. Стремиться к улучшению человека
и человеческого общества, конечно, нужно, но улучшение это возможно только
до известных пределов.
Мир политический и социальный
может меняться в своих формах, но лишь в пределах ограниченных законами
космоса. Человек есть составная частица космоса и в силу этого он подчинен
его законам.
Всякая попытка в корне изменить
условия человеческой жизни есть попытка изменить космические основы бытия
человечества. Одним же из основных законов Космоса является закон неравенства
людей. Неравенство между мужчиной и женщиной. Неравенство людей в физическом
и умственном отношении.
Радикальная борьба против неравенства
людей, — то есть основного закона жизни, — неминуемо превращается в революцию
против существующего в мире неизбежного неравенства, то есть против основного
закона мира.
Средневековое богоборчество при
своем дальнейшем развитии превратилось в рационалистические идеи социализма.
В основе же всех социалистических теорий коренится всегда одна, основная,
что как только нынешний грешный мир будет переделан социалистами в иной,
— человек обязательно освободится от власти законов Космоса.
Эта идейная основа восстания против
законов Космоса и подвластных им законов человеческого общества есть величайшее
заблуждение. Самой известной и самой кровавой попыткой насильственно внедрить
равенство, братство и свободу была "Великая французская революция". Великая
по количеству своих жертв.
XV. ПОДГОТОВКА МАСОНАМИ "ВЕЛИКОЙ" ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
I
Долгое время считалось, что "Великая"
французская революция произошла в результате возмущения народа против устаревших
форм монархического правления.
Но в результате исследований французских
историков, твердо установлено, что французская революция была организована
французскими масонами.
"Революция 1789 года, — пишет
Л. де Понсен в своем исследовании "Тайные силы революции", — не была ни
самопроизвольным движением против "тирании" старого порядка, ни искренним
порывом к новым идеям свободы, равенства и братства, как это хотят нас
заставить верить. Масонство было тайным вдохновителем и в известной степени
руководителем движения. Оно выработало принципы 1789 года, распространило
их в массах и активно содействовало их осуществлению".
Самую большую роль в подготовке
французской революции сыграл масонский орден Иллюминатов, созданный в Германии
Адамом Вейсгауптом. Еще до создания ордена Иллюминатов, — писал масон Вольтер
маркизу де Певален:
"Все, что я теперь вижу, разбрасывает
семена будущей революции, которая неминуемо должна случиться, но которой
я не буду уже иметь удовольствие быть свидетелем. Свет до такой степени
распространился, что от малейшего случая может произойти взрыв... И вот
будет славное крошево. Как счастливы молодые люди, каких штук они не насмотрятся".
В 1784 году, за пять лет до революции,
в Вильгельмсбаде состоялся конгресс всех существующих в Европе масонских
обществ.
Главную роль на конгрессе играл
орден Иллюминатов, наиболее революционно настроенный из всех масонских
орденов.
Кроме Мирабо в орден Иллюминатов
вступили Робеспьер и ряд других виднейших деятелей французской революции.
...В дрезденском государственном
архиве находятся документы прусского посольства с 1780 по 1789 г. г. (том
9) и между ними под № 2975 собственноручное письмо короля Фридриха-Вильгельма
II курфюрсту Саксонскому Фридриху-Августу III, написанное по-французски.
Приводим его целиком в русском переводе:
"Я сейчас узнал из достоверного
источника, что одна из масонских сект, называющая себя Иллюминатами или
Минервалами, после того, как ее изгнали из Баварии, с неимоверной быстротой
распространилась по всей Германии и по соседним с нею государствам. Основные
правила этой секты крайне опасны, т. к, они желают, ни более, ни менее,
как:
1. Уничтожить не только христианство, но и всякую религию.
2. Освободить подданных от принесенной ими присяги на верность
монарху.
3. Внушить под названием "прав человека" своим последователям
сумасбродные
учения, идущие наперекор тому законному порядку,
который существует в
каждом государстве для охранения общественного
спокойствия и благополучия;
этим воспалить их воображение, рисуя им соблазнительную
картину повсеместной
анархии, для того, чтобы они под предлогом
свержения ига тирана, отказывались
исполнить законные требования власти.
4. Позволяют себе для достижения своей цели употреблять самые
возмутительные
средства, причем они особенно рекомендуют
"акву тофану", самый сильный яд,
который умеют отлично приготовлять и учат
этому приготовлению и других".
"Поэтому, я считаю своей обязанностью,
тайно оповестить об этом Саксонский Двор, чтобы уговорить его учредить
строгий надзор над масонскими ложами, тем более, что это "отродье" не преминет
раздуть повсюду пламя восстания, опустошающего ныне Францию, т. к, есть
масонские ложи, в которые вкрались иллюминаты, чтобы заразить и их, несмотря
на бдительность хороших лож, которые всегда ненавидели этих чудовищ".
"Я, быть может, колебался бы дать
такой совет, если бы не почерпнул свои сведения из очень хорошего источника
и, если бы сделанные мною открытия не были так ужасны, что, положительно,
ни одно правительство не может относиться равнодушно к иллюминатам.
N. В. На Лейпцигской ярмарке предполагается
съезд всех главарей иллюминатов для их тайных переговоров. Быть может тут
могли бы их переловить. Берлин, 3 октября 1789 г." (38)
Фридрих-Вильгельм".
Вскоре после смерти главы русских
розенкрейцеров Шварца в Москве, по распоряжению Тедена, одного из руководителей
ордена Розенкрейцеров, создается особая директория в составе Новикова,
князя Трубецкого и братьев Татищевых.
Задача директории состоит в том,
чтобы объединить в нужном направлении действия всех масонов и действия
всех недовольных существующим режимом лиц.
Когда после ареста главы ордена
Иллюминатов Адама Вейсгаупта становятся известны замыслы этого масонского
ордена об уничтожений всех монархий, за деятельностью русских масонов было
установлено полицией наблюдение... Тогда глава ордена Розенкрейцеров, барон
Шредер, сообщил "русским братьям", что он получил от главы ордена приказ:
"прервать с наступлением 1787
г. все орденские собрания и переписки и сношения и отнюдь не иметь до того
времени, пока дано будет знать".
Готовясь к революции во Франции,
европейские масоны, не желая ставить раньше времени "русских братьев" под
удар, рекомендуют им притаиться до той поры, пока им не будет... "дано
знать".
II
3 августа 1775 года масон Вольтер
писал прусскому королю масону Фридриху Великому о лицах окруживших Людовика
ХVI:
"Я не знаю, пойдет ли наш юный
король по их следам. Но я знаю то, что он избрал в министры одних только
философов".
Фридрих Великий, хотя и сам был
"философом" и масоном, очень недоверчиво смотрел на философское окружение
французского короля: Фридрих Великий писал масону Вольтеру: "Я представляю
себе Людовика XVI, как молодую овцу, окруженную старыми волками: он будет
очень счастлив, если от них ускользнет".
Людовик XVI не смог спастись из
ловушек, расставленных ему волками от "философии" и заплатил за свои ошибки
смертью на эшафоте.
"Я убежден, — сказал Людовик своим
адвокатам, — что они меня погубят: но все равно, будем заниматься моим
процессом, как будто я должен выиграть его: и я его в самом деле выиграю,
потому что память, которую я по себе оставлю будет безупречна".
Великая французская революция
и свержение восставшим народом монархии было вызвано социально-экономическими
причинами, убеждают обычно историки, восхваляющие французскую революцию
1789 года. Циничная и бесстыжая ложь!!! Когда король Людовик XVI вступил
на престол, он был встречен как "освободитель". Франция по сравнению с
царствованием Людовика XV стала улучшать свое экономическое положение.
Король увлекался гуманными идеями. Король отдавал предпочтение среднему
сословию перед аристократией. Людовик был свергнут не за то, что он был
плохой монарх, а за то, что он был монархом.
Защитник Людовика XVI, Десез,
сказал "судьям":
"..Людовик, вступив на престол
двадцати лет, показал на нем пример нравственности, правосудия и бережливости;
никакой слабости, никакой порочной страсти он не принес с собою: он был
постоянным другом народа. Народ пожелал, чтобы разорительный налог был
отменен — Людовик отменил его; народ пожелал уничтожения рабства — Людовик
уничтожил его; народ просил реформ — Людовик дал их; народ хотел изменить
законы — он согласился на это; народ хотел, чтобы миллионы французов снова
получили свои права — он им возвратил их; народ хотел свободы — он дал
ему ее. Он предупреждал своими пожертвованиями желание народа; этой славы
нельзя отнять у него".
Личное мужество монархов, честный,
прямой и патриотический образ их мыслей и действий, их стремление осчастливить
свои народы, никогда не гарантируют от революционных переворотов. Людовик
XVI и Николай II своей смертью доказали это.
К началу "революции" во Франции
было уже 282 масонских ложи. Члены всех лож приняли деятельное участие
в раздувании "революционных" событий. Народ подстрекали к беспорядкам с
помощью всяческих лживых слухов, фальшивых объявлений.
Взятием Бастилии, как доказал
Л. де Понсен в своем исследовании "Тайные силы революции", руководили масоны.
Во время французской революции
масоны прибегали к такой же бесстыжей лжи, к какой позже прибегали масоны-декабристы,
члены русских революционных партий, и широкие круги интеллигенции в борьбе
против царской власти.
В Бургундии масонами, например,
было расклеено следующее "королевское" приказание: "По распоряжению короля
с I августа по I ноября разрешается поджигать все замки и вешать всякого,
кто против этого что-нибудь скажет".
В Законодательном Собрании главную
роль играли масоны Кондорсэ, Бриссо и Мирабо.
Идеологией и террором во время
революции руководил масон Дантон.
"Беспристрастные" историки "великой"
французской революции, как французские, так и других национальностей, путем
сознательных подлогов, замалчивания и умолчаний, скрыли действительные
причины этой страшной катастрофы и поставили эту черную страницу истории
Франции на пьедестал "величия".
XVI. ПОКА БУДУТ ВОЛЬТЕРЫ БУДУТ И МАРАТЫ
I
Во время голосования смертного
приговора Людовику в зале Конвента, как установлено, находилось 14 подставных
лиц, не являвшихся членами Конвента, и то вопрос о смертной казни короля
был решен большинством всего одного голоса.
Историк Г. Ленотр приводит следующее
важное показание члена "инсурекционной комиссии" Горэ: "По чьему распоряжению
были приняты все эти предосторожности, касающиеся голосования, мне неизвестно.
В Совете об этом никогда не было речи и я всегда думал что какая-то тайная
и могущественная партия действовала в этом случае, без ведома мэра, который
на этом, совете, однако, председательствовал". Этой тайной и могущественной
партией были масоны.
В течении тридцати лет до начала
масонской революции, в масонских ложах свершалась символическая казнь французского
короля Филиппа Красивого. Перед казнью Людовик XVI сказал: "Я умираю невинным,
я прощаю своим врагам, а ты, несчастный французский народ..." Людовику
не дали договорить, три палача схватили его...
"Таким образом, — пишет Минье,
— погиб тридцати девяти лет от роду, после шестнадцати с половиною лет
царствования, проведенного в искании добра, лучший но слабейший из монархов.
...Он, может быть, единственный
государь, который, не имея никаких страстей, не имел и страсти к власти,
и который соединял оба качества, характеризующие хороших королей: страх
Божий и любовь к народу".
Всякая революция, преследующая
цели установления на земле совершеннейшего общества, есть восстание в первую
очередь против Бога.
Это хорошо понимают все политически
реально мыслящие люди.
Бальзак, например, считал, что
идейным фундаментом монархии является Бог и религия, а республики — народ
и его эгоистические интересы.
"Принципы монархии также абсолютны,
как принципы республики. Я не знаю ни одного жизнеспособного государственного
устройства, кроме двух этих образов правления. Они совершенны, а вне этих
форм, без этой беспредельной дилеммы: или народ, или Бог, — все неопределенно,
неполно, заурядно. Власть может исходить или сверху, или снизу. Желание
извлечь ее из середины подобно желанию заставить людей ползать на животе,
вести их с помощью грубейшего из интересов, с помощью индивидуализма. Христианство
это совершенная система противодействия извращенным стремлениям человека,
а абсолютизм — совершенная система подавления разнородных интересов общества".
Дальше Бальзак заявляет:
"Заявляю во всеуслышание: Бога
я предпочитаю народу." (39)
II
Низменный смысл большинства революций
хорошо вскрывается фразой, сказанной будто бы одним якобинцем:
"Будь равен со мной или я убью
тебя."
А ведь хотят быть равными не в
достоинствах, а в пороках, зовут не вверх, а вниз.
"Революционное правление есть
деспотизм свободы против тирании", — говорил Робеспьер. То есть революция
есть замена мнимой тирании реальным ужасающим деспотизмом революции.
"Смерть сделалась единственным
средством правления республики, — свидетельствует Минье, — свидетельницей
ежедневных и систематических убийств".
"Не следует забывать, что в революции
двигателями людей являются две склонности: преданность идеям и жажда господства.
Сначала члены Комитета стремились дружно к торжеству своих демократических
идей, затем они вступили в борьбу за обладание властью".
Конвент, — как верно определяет
В. Гюго в "93 годе", — был "Эпическое скопище антагонизмов".
Гильотэн ненавидел Давида, Базир
— Шабо, Гиде — Сен-Жюста, Вернье — Дантона, Лубо — Робеспьера, и все ненавидели
Марата.
"Водворив республику, первым делом
партий было напасть друг на друга".
"Нет такой безумной мысли, которая
не могла бы зарониться в человеческую голову и, что еще хуже, не могла
бы хоть на минуту осуществиться. У Марата таких мыслей было несколько.
Революция имела врагов, а по мнению Марата, для того, чтобы она могла продолжаться,
врагов у нее не должно быть вовсе. Усвоив себе эту мысль, он считал вполне
естественным уничтожение врагов и назначение диктатора, все обязанности
которого ограничивались бы произнесением смертных приговоров; он с циничной
жестокостью громко проповедовал эти меры, столько же пренебрегая приличиями,
сколько и жизнью людей, и презирая, как слабоумных, всех тех, которые находили
его планы ужасными, а не глубокомысленными, как бы ему хотелось. У революции
были деятели такие же кровожадные, как и он, но ни один из них не пользовался
таким пагубным влиянием на современников. Он развратил уже и без того шаткую
нравственность партий: его идеи истребления целых масс и диктатура — были
осуществлены впоследствии Комитетом общественного спасения и комиссарами
его." (40)
"Когда общество бывает потрясено
революцией, — как верно отмечает Минье, — торжество остается на стороне
тех, кто смелее: мудрые и непреклонные реформаторы уступают место реформаторам
крайним и непреклонным. Дети борьбы, они хотят держаться его: одной рукой
они борются для того, чтобы отстоять свое господство, другою они основывают
систему, чтобы его упрочить: они убивают во имя самосохранения, во имя
своей доктрины; добродетель, человечество, народное благо, все, что есть
святого на земле, становится для них предлогом, которым они оправдывают
свои злодейства, защищают свою диктатуру. До тех пор пока они не истощатся
и не падут, все гибнут без разбора и противники и приверженцы реформ: ураган
уносит и разбивает целую нацию".
Робеспьер говорил: "Граждане,
предадимся сегодня восторгам чистой радости. Завтра мы опять будем бороться
с пороками и тиранами".
Чернь, всплывающая всегда со дна
нации в дни всякой революции, отвечала на требования новых жертв Робеспьеру
униженной и раболепной лестью.
"Всякая медлительность, — говорил
Кутан, — есть тоже преступление, всякая снисходительность — опасность для
общества: отсрочкою для казни врагов отечества должно быть только время,
необходимое для удостоверения личности их".
И вот, всех, кого зачисляли в
разряд "врагов народа" уничтожали в тюрьмах, рубили головы гильотиной в
Париже расстреливали картечью в Лионе и Тулоне, топили массами в реках
в Аррасе и Оранже.
Для Робеспьера идея республики
сливалась с идеей его личного господства, господства его личных взглядов;
и республику, и личную власть он намеревался основать на развалинах всех
других партий и на костях своих противников, зачисляемых в разряд "врагов
народа и отечества".
Сен-Жюст понимал это. Он говорил:
"Будьте смелы — вот вся тайна революции".
Дзержинский, как известно, в юности
готовился стать ксендзом, но — стал палачом миллионов людей.
Французская революция имела своего
Дзержинского в лице бывшего католического священника Симурдэна, одного
из главных героев исторического романа В. Гюго "93 год".
"Симурдэн, — пишет В. Гюго, —
бросился в это огромное дело обновления человечества, вооружившись логикой
непреклонного человека. Логику не разжалобишь".
Про Симурдэна можно было сказать,
что он все знает и не знает ничего. "Он знал все то, чему учит наука и
был круглой невеждой в живых делах. Этим объясняется его прямолинейность".
Разум у Симурдэна, как у всех революционеров-фанатиков, заменялся логикой.
А политические идеи, построенные на логике, не знают милосердия.
"Симурдэн верил, что служение
истине оправдывает все. Помощником ужасного Симурдэна был другой бывший
ксендз Донжу... Донжу также, как и Симурдэн считал себя непогрешимым."
Он, по словам Гюго, был ужасен в своей справедливости.
Революционная законность не знает
справедливости. Вспомним разговор между революционным аббатом Симурдэном
и его бывшим воспитанником Говэном. На заявление Симурдэна, что он признает
только право, Говэн отвечает:
— А я нечто высшее.
— Что же может быть выше права?
— Справедливость.
И сколько русских людей, испытавшие
ужасы февральско-октябрьской революции, могут повторить вслед за Говэном:
„
—Лучше человеческий ад, чем скотоподобный
революционный рай!
III
Другие деятели французской революции
были не менее отвратительны своей безнравственностью, чем Марат или Робеспьер.
В книге Эдгара Кипе "Революция",
мы находим следующую характеристику Мирабо:
"Первый апостол революции есть
в то же время ее Иуда, бесчестие его так же громадно, как и его слава".
"Спастись можно только посредством
такого плана, — утверждал Мирабо, — который соединяет в себе соображения
государственного человека и происки интриг, мужество великих граждан, и
дерзость злодеев".
Про Робеспьера и Сен-Жюста говорили,
что если им дать полную волю, то от Франции скоро останется только двадцать
человек их сторонников.
"Говорят, — пишет Эдгар Кипе в
книге "Революция", — что террористы ждали благоприятного случая для того,
чтобы покинуть систему террора. Мечта! Эта благоприятная минута никогда
бы не наступила. Отказаться от своего оружия, значило бы для них идти на
верную погибель. Как могли террористы обезоружиться и снова появиться на
площадях в качестве простых граждан? Их непременно в тот же день задушили
бы те, которым они оставили жизнь".
Марат во время речи против Роланда
признался, что революционеры не могут быть уверены в судьбе революции,
прежде чем не отрубят головы еще 270.000 человек. Историк Таи сообщает,
что только в одиннадцати восточных провинциях Франции от террора погибло
500.000 человек.
Среди бумаг, найденных в доме
Робеспьера после его казни, был найден план уничтожения 15.000.000 французов.
План этот был составлен Маратом и подписан Робеспьером и Карри.
Во Франции было создано 178 революционных
трибуналов. Из этого числа 40 революционных трибуналов были разъездные,
которые все время переезжали из одного населенного пункта в другой.
Суд над подозреваемыми в контрреволюции
производился не более 5 минут и осужденные немедленно убивались. 63 женщины
были казнены только за то, что присутствовали на тайном богослужении. 400
детей от 6 до 11 лет казнены за то, что они были детьми богатых или зажиточных.
Собор Парижской Богоматери во
время революции был посвящен философии. И в нем, по этому случаю, три дня
продолжалось пиршество революционной черни, на котором во множестве участвовали
проститутки Парижа.
В эти дни в собор было приведено
200 священников, которые все были убиты.
"Система, вследствие которой в
последние месяцы отрублено было тысяча четыреста голов в одном Париже —
такая безумная система не могла найти себе поддержки. Она шла совершенно
наперекор принципам террористических правительств, которые обыкновенно
стараются поразить своих врагов одним сильным ударом и поразить в самом
начале. Тут же, напротив, варварство увеличивалось с каждым днем, и государственная
мудрость была оскорблена точно так же, как и человеколюбие." (41)
"По крайней мере одна мысль никогда
не приходила в голову современникам Робеспьера — мысль, что он был чужд
террору. Что сделал бы этот человек без террора." (42)
"Хотя память Робеспьера и Сен-Жюста
была стерта в течении многих поколений, но она оставила по себе пагубное
наследство, которым воспользовались многие, не зная его источника. Наследство
— это идея о необходимости диктатуры для основания свободного государства."
(43)
Разбирая утопические политические
системы Эдгар Кине замечает:
"Употреблять в дело высшую философию
там, где ей нечего делать — не всегда признак ума. Есть вещи на которые
следует смотреть просто, невооруженным взглядом: если вы посмотрите на
них в телескоп, то произведете только туман, который не имеет даже достоинства
реального существования". "Все утопии, — продолжает он, — имеют две общие
черты: диктатора и папу, которые чаще всего соединены в одном лице. Они
не могли освободиться от влияния средних веков: они возвращаются к ним
путем химеры. После нескольких поворотов, они (утопии) все примыкают к
папству, к святому престолу, в который они возводят сами себя. Они приковывают
себя к этому новому трону, чтобы приковать к нему и других. Построив свою
религию, они требуют, чтобы ум склонился перед нею и оспаривают у него
право анализа.
Чему учат нас люди всех партий
во время революции? Умирать. В этом искусстве они дошли до совершенства.
Но кто желает жить свободным, тот должен смотреть в другую сторону".
Ламартин был прав, когда писал:
"В этом мире все рабы -
Богов, самих себя и судьбы.
От Сены и до Тибра,
При Консуле и Короле,
Будь добродетелен и будешь ты
свободен,
И независимость твоя — в тебе
самом".
Полной свободы никогда не было в прошедшем.
Не будем же искать ее позади себя имея кровавый опыт английской и французской
революции и ужасный опыт февральско-октябрьской революции в России.
* * *
За все ужасы французской революции
прямую ответственность несут так называемые философы-просветители. Гюго
правильно указывает в "93 годе", что "книги родят преступления" и что "пока
будут Вольтеры будут и Мараты".
XVII. ПРИЗНАНИЯ МАСОНОВ О ТОМ, ЧТО ФРАНЦУЗСКАЯ
РЕВОЛЮЦИЯ — ДЕЛО ИХ РУК
О том, что масоны являются основными
инициаторами Великой французской революции, имеются откровенные признания
самих масонов.
На первом международном конгрессе
масонов, состоявшемся в 1889 году в Париже и посвященном 100-летию французской
революции, масон Амиал открыто заявил, что:
"Космополитизм — это главное в
их союзе", и что "Всемирная демократическая республика — вот идеал франкмасонства,
рожденный и высказанный за полвека до революции 1789 года".
На этом же конгрессе масон Франклин,
член ордена Великого Востока, так сформулировал конечные цели масонства:
"..Наступит день, когда народы,
не имевшие ни XVIII века, ни 1789 года, сбросят узы монархии и церкви.
Этот день теперь уже недалек, этот день, которого мы ожидаем, этот день
принесет всеобщее масонское братство народов и стран...
Это идеал будущего. Наше дело
ускорить рассвет этого всеобщего мирового братства".
В 1904 году, перед революцией
в России, Турции, Персии и Китае, в декларации ордена Великого Востока
Франции было заявлено:
"Франкмасоны подготовили великую
революцию... На их долю выпала честь дать этому незабвенному событию формулу,
в которой воплотились ее принципы: свобода, равенство и братство..."
В книге, посвященной международному
съезду масонов в 1910 году в Брюсселе, мы читаем:
"Остается навсегда незабвенным,
что именно французская революция осуществила масонские начала, изготовленные
в наших масонских храмах." (44)
Масон Паницци заявил на конгрессе:
"Масонство и демократия, это одно
и то же, или даже больше — масонство должно быть рассматриваемо, как армия
демократии".
Характерны следующие заявления:
"С того дня, когда союз пролетариата
и масонства, под руководством масонства скреплены мы стали армией непобедимой."
(45)
"Масонство, которому история обязана
национальными революциями, сумеет провести и самую крупную, так называемую
интернациональную революцию." (46)
А в книге "Le Symbolisme Mars",
1933, стр. 161, мы встречаем следующее утверждение:
"Масонство сосредотачивает усилия
всех революционных умов". Так что сами масоны признают, что о™ являются
творцами всех политических и социальных революций, начиная с Великой французской
революции".
XVIII. КАК ОНИ ЛГАЛИ О ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Когда вышла в свет "История
французской революции" Ипполита Тэна, она обрадовала врагов революции и
взбесила ее почитателей. Книга выдержала 24 издания во Франции в короткий
срок.
Одностороннее миросозерцание
поклонников "великой" французской революции и практические цели которые
они преследовали, заставляла их всячески восхвалять деятелей революции
и героизировать их личности. До Тэна французскую революцию описывали в
романтических тонах, доказывали, что она благодеяние, а Робеспьер, Марат
и другие ее деятели — герои. Делалось то же самое, что делают сейчас большевики
в отношении "великой" октябрьской революции.
Тэн подошел к исследованию истории
французской революции с приемами чистого натуралиста. Источником своей
истории он сделал не написанные до него книги, а подлинные документы; он
изучил море документов эпохи французского октября.
Вывод, к которому пришел Ипполит
Тэн был следующий:
Революция была диктатурой городской
черни в Париже и других городах, так же как Жакерия — диктатура черни в
деревнях.
Поклонники революции подняли неистовый
вой против подобного толкования своего кумира. Но с Тэном трудно спорить:
всегда и всюду он указывает факты и документы, из которых он заимствовал
эти факты.
Сочинение Тэна состояло из трех
частей. В первой он описал Францию при королях, во второй ход революции
и в третьей части — эпоху Наполеона.
Русские поклонники великой французской
революции перевели на русский язык и выпустили только первую часть, в которой
описывалось состояние Франции при последнем короле. Второй и третий том
сочинения Тэна русские революционеры ни переводить, ни издавать не стали.
Почему? Да потому, что не хотели
доводить до сведения русского читателя о всех ужасах и мерзостях "великой"
французской революции, повторить которую они хотели в России. О слишком
уже ужасных зверствах революционеров повествовал, ссылаясь на документы,
Ипполит Тэн.
События же, о которых рассказывал
И. Тэн в первом томе, рисовали жизнь во Франции не в очень идиллических
красках, и это русских революционеров устраивало. Но неблаговидные действия
королевской администрации выглядели невинными шалостями по сравнению с
теми чудовищными преступлениями, которые проделывала под руководством Робеспьеров
и Маратов революционная чернь. А вот об этом то господа эсеры, меньшевики
и большевики, подготавливая русский вариант "великой французской революции",
старались умолчать. Поэтому то второй том "Истории французской революции"
Тэна в России и не выходил. Только долгое время спустя, в журнале "Мирный
Труд", выходившем, кажется, в Харькове, был напечатан второй том работы
И. Тэна.
Описывая свои впечатления от чтения
этого тома, рецензент журнала "Исторический Вестник" (рецензия была напечатана
в 1907 или 1908 году), писал:
"...Читая эту книгу и сравнивая
с тем, что не так давно пришлось пережить нам самим, убеждаешься, что история
повторяется, что должно быть, революция имеет свою природу и где бы она
ни проявлялась, природа эта будет одинакова".
И рецензент был глубоко прав.
Когда мечты русских революционеров сбылись и они, наконец, произвели свою
"великую русскую революцию", все увидели, что она развивалась по тем же
самым законам, что и великая французская революция.
Это был, как и во время французской
революции, чудовищный шквал человеческого фанатизма, человеческой низости
и невероятных преступлений, делавшихся опять во "имя всеобщего блага".
И где кончался идейный фанатизм,
и где начинались потрясающие по своей низости преступления, разобрать было
опять нельзя.
Ибо природа всех революций всегда
одинакова, — зачинаемые фанатиками, они всегда совершаются руками самых
преступных слоев каждого народа.
XIX. ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И РУССКИЕ ВОЛЬТЕРЬЯНЦЫ И МАСОНЫ
Только когда началась "Великая французская
революция" Екатерина II начала понимать, какие ядовитые семена она посеяла
в России, всячески потакая распространению французской "Просветительной
философии". Ей не понравилось, ее испугало, что во французской революции
приняли участие русские аристократы -"вольтерьянцы". При штурме Бастилии
присутствовал известный масон А. М. Кутузов, друг Радищева. В штурме Бастилии
участвовали два сына князя Голицына.
Один из них, Дмитрий Голицын,
позже прославился в созданных английским масонами Соединенных Штатах как
"Апостол Аллеганских гор".
Юность князя Д. Д. Голицына прошла
в разных странах Европы. В Германии, вслед за матерью, он перешел в католичество
и из Дмитрия, стал Августином. Перед тем, как поступать в русскую гвардию,
родители отправили бывшего Дмитрия попутешествовать, "людей посмотреть
и себя показать".
Но из этого путешествия Августин
Голицын больше не вернулся. Юный русский князь решил остаться в Америке
и стал католическим священником.
"В 1795 г. Дмитрий Голицын был
рукоположен в священники, став "первенцем американской католической церкви"
— первым католическим священником, получившим в Америке свое духовное образование..."
"Через некоторое время Голицын
был назначен священником в Мэк-Гвайрский поселок и в его ведение также
перешла и вся лесная паства.
Мягкие линии Аллеганских гор,
самая девственность природы, окружавшей поселок, произвели на Голицына
неотразимое впечатление: и тут его осенила идея, воплощению которой он
посвятил всю свою жизнь а именно: создать вокруг Мак-Гвайрского поселка
идеальную христианскую общину. По идее Голицына, такая община, самим примером
своей соборной жизни, должна была в будущем преобразить всю страну".
Преображать Америку Августин Голицын
решил за счет русских крепостных крестьян.
Автор статьи "Апостол Аллеганских
гор" Татиана Ненисберг, из которой заимствованы приведенные выше цитаты,
повествует об этом "благородном намерении" князя Голицына следующее:
"Семья Голицыных была очень богата
и пока жива была его мать, Голицыну из Европы регулярно приходили деньги.
От церковных властей он никогда ничего не брал. Все свои деньги он начал
обращать на покупку земли, которую разбивал на участки".
"...В 1817 году сестра его продала
свои имения в России и известила его, что в скором времени вышлет ему половину
вырученных денег. Рассчитывая на быстрое получение своей доли наследства,
Голицын начал строить в Лоретто новую большую церковь, так как старая уже
не вмещала всех молящихся".
Так жил и подвизался во славу
американской католической церкви за счет своих русских крепостных "Апостол
Аллеганских гор". Все шло хорошо и мило. Крепостные крестьяне трудились
в далекой России, а Августин Смит — на такое имя Д. Голицын взял документы,
принимая американское подданство — старался создать в Америке идеальную
христианскую общину.
А теперь в Америке поговаривают
о возможной канонизации "Апостола Аллеганских гор", русского князя-эмигранта,
Дмитрия Дмитриевича Голицына отказавшегося во имя католицизма от всего
— от веры, предков, родины, родового имения всего, кроме денег, нужных
на его утопические затеи в Америке. Мораль у "Апостола Аллеганских гор",
как видно, была не выше, чем у "борцов" против крепостного права декабриста
А. Тургенева и Герцена. На словах они яростно воевали против крепостного
права, а сами десятки лет вели барскую жизнь за границей на получаемые
от своих крепостных деньги.
Карамзин расхаживал по революционному
Парижу с революционной кокардой. В январе им года якобинцами был основан
клуб "Друзей Закона". Членом этого клуба состоял граф Павел Строганов.
Граф Строганов по случаю своего принятия в члены Якобинского клуба, воскликнул:
"Лучшим днем моей жизни будет
тот, когда я увижу Россию возрожденной в такой же революции".
Любовница гр. Строганова, член
этого клуба, участница взятия Бастилии, Тируан-де-Медикур, являлась на
заседания "Друзей Закона "с саблей и двумя пистолетами. Граф Строганов
разгуливал по Парижу в красном фригийском колпачке. По приказу Екатерины
II граф Строганов был вызван в Россию и послан на жительство в одно из
своих имений. Так вели себя потомки знаменитых Строгановых в после-петровской
России, предки которых в Московской Руси были в течении веков опорой национальной
власти. Революционные приключения не помешали гр. Строганову сделать блестящую
карьеру при Александре I, другом детства которого он был. Участник французской
революции стал... Товарищем Министра внутренних дел.
Не понравилось Екатерине и отношение
выпестованных ею русских вольтерьянцев к известию о взятии Бастилии.
"...Хотя Бастилия не угрожала
ни одному из жителей Петербурга, — вспоминает в своих мемуарах французский
посол Сегюр, — трудно выразить тот энтузиазм, который вызвало падение этой
государственной тюрьмы и эта первая победа бурной свободы среди торговцев,
купцов, мещан и некоторых молодых людей более высокого социального уровня".
Активное участие во французской
революции приняли и жившие в России иностранцы. Ромм, один из сотрудников
скульптора Фальконета, автора памятника Петру I, уехав из России принял
активное участие во французской революции. Ромм был членом Конвента, подписал
смертный приговор Людовику XVI. Деятельное участие принял в революции воспитатель
Александра I, швейцарец Лагарп. Все это испугало Екатерину и она поняла,
что зашла слишком далеко в своей игре в "Императрицу-философа".
В первые годы французской революции
Россия была наводнена французскими революционными газетами, памфлетами
и книгами. В книжных лавках в Петербурге, Москве и др. городах можно было
получить и №№ "Парижской революции" и все другие издания. В. Н. Каразин
пишет, что "прелести французского переворота" доходили не только до Украины,
но и "до глубины самой Сибири простирали свое влияние молодые умы" (В.
Н. Каразин. Сочинения, Письма и Бумаги. Харьков, 1910 г., стр. 62-63).
Ход французской революции, как свидетельствуют мемуары, обсуждался и в
Тобольске, и в Семипалатинске, в Пензе и т. д. Вспоминая это время Ф. Ф.
Вигель пишет, что "цитаты из Священного Писания, коими прежние подьячие
любили приправлять свои разговоры, заменились в устах их изречениями философов
XVIII века и революционных ораторов (Воспоминания Ф. Ф. Вигеля, Том II,
1864, стр. 26).
В 1790 году масон Радищев издает
свое сочинение "Путешествие из Петербурга в Москву", полное нападок на
монархию, и посылает его своему приятелю масону А. Кутузову, присутствовавшему
при взятии Бастилии, члену Ордена Розенкрейцеров.
XX. ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
МАСОН А. РАДИЩЕВ
После получения образования в Германии,
где он подпал под влияние французских энциклопедистов и философов-материалистов,
А. Радищев близко сошелся с масонами. По мнению известного русского философа
Н. Бердяева, А. Радищев является первым русским интеллигентом. Так вот
этот первый русский интеллигент около пяти лет после возвращения в Россию
был членом масонской ложи. Этот факт не отрицается теперь даже советскими
исследователями 18 века.
В "Истории русской литературы
XVIII века" Д. Благого (Москва 1955 г.) мы, например, читаем:
"Большинство его Лейпцигских товарищей
ушло в масонство: в числе их оказался и самый большой его друг А. М. Кутузов.
Некоторое время (до 1775 года) и сам Радищев посещал собрания одной из
масонских лож."
Радищев вернулся в Россию в 1771
году и если он посещал масонские ложи до 1775 года, он в течении пяти лет
открыто был масоном. Радищев перевел для масонского издательства видного
масона Новикова "Размышления о греческой истории", одного из самых радикальных
представителей французской просветительной философии Мабли.
"Употребляемый Мабли термин "деспотизм"
Радищев переводит как "самодержавство", то есть сознательно искажает значение
самодержавия. "Самодержавство, — пишет А. Радищев в примечании, — есть
наипротивнейшее человеческому естеству состояние.
...Если мы уделяем закону часть
наших прав и нашея природные власти, то дабы оная употребляема была в нашу
пользу; о сем делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то
и мы освобождаемся от наших обязанностей. Неправосудие Государя дает народу,
его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками.
Государь есть первым гражданин народного общества".
Ушел ли в 1775 году Радищев от
масонов, или только сделал вид, что ушел, мы не, знаем. Но известно, что
и позже он состоял в "просветительных" обществах, созданных масонами. В
середине 80 годов он вступает в организованное масоном Антоновским в Петербурге
"Общество друзей словесных наук" и сотрудничал в издаваемом Обществом журнале
"Беседующий Гражданин". Когда он издает "Путешествие из Петербурга в Москву",
то посвящает его своему близкому другу А. М. Кутузову, ставшему видным
деятелем ордена Розенкрейцеров. Так что масонские связи первого русского
интеллигента несомненны.
Во всех книгах, посвященных Радищеву
представителями русской интеллигенции, всегда превозносили великий ум и
великую образованность Радищева. Пушкин живо интересовавшийся А. Радищевым
дает совершенно иную оценку уму и образованию Радищева. В статьях "Александр
Радищев" и "Мысли на дороге", написанных Пушкиным в зрелую пору жизни,
когда окончательно сложилось его мудрое политическое мировоззрение, он
характеризует его как "представителя полупросвещения":
"Беспокойное любопытство, более
нежели жажда познания, была отличительная черта ума его". Об учении Радищева
в Лейпцигском университете Пушкин замечает, что оно не пошло ему "впрок".
Радищев и его друг Ушаков не учились, а "проказничали и вольнодумствовали".
"Им попался в руки Гельвеций. Они жадно изучили начала его пошлой и бесплодной
метафизики".
"Теперь было бы для нас непонятно,
— пишет Пушкин, — каким образом холодный и сухой Гельвеций мог сделаться
любимцем молодых людей, пылких и чувствительных, если бы мы по несчастью
не знали, как соблазнительны для развивающихся умов мысли и правила новые
"отвергаемые законом и преданием".
"В Радищеве отразилась вся французская
философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политически
цинизм Дидрота и Рейналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все
предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель
полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное
изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные
сведения, наобум приноровленные ко всему — вот что мы видим в Радищеве".
Общение с масонами только усугубило
недостатки свойственного Радищеву мировоззрения. "Таинственность их бесед,
— сообщает Пушкин, — воспламенила его воображение. Он написал свое "Путешествие
из Петербурга в Москву" — сатирическое воззвание к возмущению, напечатал
в домашней типографии и спокойно пустил в продажу".
Ясный ум Пушкина не мог оправдать
дикую затею Радищева выпустить его книгу "Путешествие из Петербурга в Москву"
в 1790 году, во время, когда во Франции свирепствовал революционный террор.
Пушкин дает следующую оценку поступку А. Радищева:
"...Если мысленно перенесемся
мы к 1791 году, если вспомним тогдашние политические обстоятельства, если
представим себе силу нашего правительства, наши законы, не изменившиеся
со времени Петра I, их строгость, в то время еще не смягченную двадцатипятилетним
царствованием Александра, самодержца, умевшего уважать человечество; если
подумаем: какие суровые люди окружали престол Екатерины, то преступление
Радищева покажется нам действием сумасшедшего..."
И Пушкин дальше развивает свою
мысль, почему он считает поступок Радищева "действием сумасшедшего". "...Мелкий
чиновник, человек без всякой власти, без всякой опоры, дерзает вооружиться
противу общего порядка, противу самодержавия, противу Екатерины! И заметьте:
заговорщик надеется на соединенные силы своих товарищей; член тайного общества,
в случае неудачи, или готовится изветом заслужить себе помилование, или,
смотря на многочисленность своих соумышленников, полагается на безнаказанность.
Но Радищев один. У него нет ни товарищей, ни соумышленников. В случае неуспеха
— а какого успеха может он ожидать? — он один отвечает за все, он один
представляется жертвой закону."
Пушкин решительно осуждает Радищева,
не находя для него никакого извинения: "...Мы никогда не почитали Радищева
великим человеком, — пишет он. — Поступок его всегда казался нам преступлением,
ничем не извиняемым, а "Путешествие в Москву" весьма посредственною книгою,
но со всем тем не можем не признать преступника с духом необыкновенным;
политического фанатика, заблудшегося, конечно, но действующего с удивительным
самоотвержением и с какою-то рыцарскою совестливостью."
Положение русского крестьянства
при Екатерине было конечно, весьма тяжелым, но Радищев, по мнению Пушкина,
все же слишком сгущает краски. "Путешествие в Москву" причина его несчастья
и славы, — пишет Пушкин, — есть как мы уже сказали очень посредственное
произведение, не говоря уже о варварском слоге. Сетование на несчастное
состояние народа, на насилие вельмож и прочее, преувеличены и пошлы. Порывы
чувствительности, жеманной и надутой, иногда чрезвычайно смешны".
Пушкин отмечает, что даже самые
бедные из крестьян имеют жилище. Пушкин и считает, что несмотря на все
свое бесправие, русский крестьянин имеет больше фактических прав, чем имели
их в то время крестьяне Западной Европы. Ссылаясь на Фонвизина Пушкин пишет:
"Фонвизин, лет 15 перед тем путешествовавший
по Франции, говорит, что по чистой совести, судьба русского крестьянина
показалась ему счастливее судьбы французского крестьянина".
Как относится Пушкин к "духовному"
наследству Александра Радищева. Он очень невысокого мнения о их художественно
и идейной ценности.
"Самое пространное из его сочинений
есть философское рассуждение "О человеке и его смертности и бессмертии".
Умствования оного пошлы и не оживлены слогом. Радищев хотя и вооружается
противу материализма, но в нем все же виден ученик Гельвеция. Он охотнее;
излагает, нежели опровергает доводы чистого афеизма! (т. е. атеизма)."
Радищев занял более крайнюю революционную
позицию, чем большинство русских масонов того времени. Радищев выступает
открыто как убежденный противник монархии и веры в Бога. И в приведенном
нами примечании к переводу сочинения Мабли и в "Путешествии из Петербурга
в Москву", и в оде "Вольность", он всюду резко нападает на монархию и открыто
призывает к свержению монархии, убийству коронованных тиранов.
Радищев, которого все представители
интеллигенции признают своим родоначальником, провозглашает необходимость
борьбы с самодержавием.
Идеалом для Радищева является
ни царь, а Кромвель, который возвел на плаху английского короля.
"Возникает рать повсюду бранна",
— восклицает Радищев в оде "Вольность":
Надежда всех вооружит
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.
Меч остр, я зрю, везде сверкает
В различных видах смерть летает
Над гордою главой царя.
Ликуйте склепанны народы
Се право мщения природы
На плаху возвело царя.
Призывы Радищева в эпоху кровавых
безумств революционеров во Франции, конечно, не могли остаться безнаказанными.
Разговаривая однажды с своим секретарем
Храповицким, Екатерина сказала ему о книге Радищева "Путешествие из Петербурга
в Москву":
"Тут рассеивание французской заразы:
отвращение от начальства: автор мартинист" (см. Памятные записки А. В.
Храповицкого, статс-секретаря Екатерины Второй. Москва. 1862 г.).
Е. Р. Дашкова писала, что "Путешествие"
Радищева было расценено Екатериной II, как "набат, призывающий к революционному
взрыву" (Архив князя Воронцова. Т. XXI).
По приказу Екатерины А. Радищев
был арестован, осужден к смертной казни. Но Екатерина смягчила этот суровый
приговор, ссылкой на поселение в Сибирь.
В оде Радищева "Вольность" в сжатом
виде заключена вся идейная программа будущей интеллигенции.
Русская интеллигенция приняла
эти заветы к неуклонному исполнению. Выступая в 1906 году в Гельсингфорсе,
Леонид Андреев говорил:
"Падают, как капли, секунды. И
с каждой секундой голова в короне все ближе и ближе к плахе. Через день,
через три дня, через неделю капнет последняя, и, громыхая, покатится по
ступеням корона и за ней голова." (47)
Ведь это же буквальное повторение
призыва Радищева.
XXI. ЗАПРЕЩЕНИЕ МАСОНСТВА
I
В 1790 году Екатерина II начинает
серьезно опасаться, как бы французская мода не превратилась в "эпидемию",
как она выражается в письме к принцу Лигне, и не вызвала революцию в России.
По ее приказу русский посол во Франции И. М. Симолин стал подготавливать
бегство Людовика XVI. Королю и членам сто семьи были выданы русские паспорта.
С этими паспортами королевская
семья бежала, но была схвачена в Варение. Екатерина предпринимает дипломатические
шаги для организации дипломатического давления на революционную Францию
со стороны всех европейских держав. Екатерина настаивала на скорейшем военном
вмешательстве европейских держав в французскую революцию.
К сожалению Людовик XVI поверил,
в добрые намерения революционного правительства и в сентябре 1791 года
подписал присягу на верность конституции, устанавливавшей во Франции конституционную
монархию. Екатерина считает, что "короля заставили подписать не христианскую
конституцию, но антихристову".
После подписания Людовиком XVI
конституции, по свидетельству французского посла в Петербурге Жене, "большое
число молодежи из гвардейских офицеров приходило расписываться в книге
посетителей". Из записок С. Н. Глинки мы узнаем, что кадеты шляхетского
кадетского корпуса с увлечением читали французские революционные журналы,
переводили на русский язык революционные песни и пели их. Масонское воспитание,
центром коего издавна был шляхетский корпус, давало свои плоды.
После ссылки А. Радищева, несмотря
на все большее усиление революционных безумств во Франции, Екатерина не
предпринимает никаких активных мер к прекращению деятельности масонов.
Решительные меры против масонского центра Розенкрейцеров и мартинистов
предпринимаются только в 1792 году.
Когда все было подготовлено к
вторжению во Францию, было получено сообщение о скоропостижной смерти в
марте, одного из главных вдохновителей военной монархической коалиции австрийского
императора Леопольда II. Через 15 дней на балу в Стокгольме был убит и
другой инициатор похода на французских якобинцев — шведский король Густав
III.
"В правящих кругах тогдашней Европы,
— замечает М. М. Штранге, автор книги "Русское общество и французская революция
1789-1794 гг.", многие думали, что виновниками этих двух убийств (тогда
считали, что австрийский император был отравлен) были якобинцы". Нет никакого
сомнения, что эти убийства были организованы якобинцами-масонами. "Распространился
слух, — пишет А. М. Грабовский в "Записках о Императрице Екатерине II",
— что французские демагоги рассылали подобных злодеев для покушения на
жизни государей". В апреле было получено секретное сообщение из Берлина
о том, что в Россию выехал француз Бассевиль "с злым умыслом на здоровье
ее величества". Обнаружить Бассевиля полиции не удалось.
"Не только в высших кругах общества,
но и даже в народе, — как свидетельствует А. М. Тургенев, — была тогда
молва, что якобинцы и франкмасоны соединясь, умыслили отравить государыню
ядом" ("Русская старина", 1887, Т. 53, стр. 88). Говорили о существовании
заговора, "управляемого якобинцами из Парижа" (смотри "Рукописный фонд
Московской публичной библиотеки. Фонд 178, Дело М. 5691, Лист 25).
"В Москве, — как сообщает в письме
Н. Н. Бантыш-Каменский, — ходила молва, обвинявшая Новикова в "Переписке
с якобинцами" (Русский Архив, 1.876, кн. III, стр. 273).
Даже в это время по сообщению
московского генерал-губернатора А. А. Прозоровского, "в Москве все, какие
только во Франции печатаются книги, здесь скрытно купить можно". Московские
масоны, как мы видим, работали очень не плохо.
К этому же времени стала известна
тайная переписка московских розенкрейцеров с главой берлинских масонов,
прусским министром духовных дел Вельнером.
Это был тот самый Вельнер, который
с помощью Шварца вовлек Новикова и других масонов в члены ордена Розенкрейцеров.
Таким образом московские масоны подчинялись Вельнеру, а Вельнер выполнял
указания враждебно настроенного к России короля-масона Фридриха-Вильгельма.
Только после установления секретных
связей московских масонов с Вельнером, Фридрихом-Вильгельмом и другими
немецкими принцами, через четыре дня после распоряжения о розыске Бассевиля,
Екатерина II отдала приказ об аресте Новикова и других московских масонов.
II
Арест Новикова вызвал негодование
среди масонов и вольтерьянцев.
Когда Московский генерал-губернатор
князь Прозоровский рассказал Разумовскому об аресте Новикова, тот ответил
ему:
— Вот расхвастался словно город
взял: стариченка скорченного гемороидами схватил под караул.
На самом деле Новиков, изображенный
русскими масонами, а позже русской интеллигенцией, как "безвинный страдалец"
и "великий русский "просветитель", не был неповинным агнцем.
"...В деле Новикова, — пишет проф.
Сиповский, — не все шло так гладко и невинно, как это иногда представляют
исследователи. Нельзя не обратить, например, внимания на то, что даже в
своих показаниях Новиков далеко выходит за пределы той деятельности, которая
была бы свойственна чистому масонству. Он, по собственному признанию, выпускает
в свет "мерзкие" книги, принимает деятельное участие в сношениях с Павлом,
имеет в руках бумаги, от которых сам приходит в "ужас", однако, переписывает
и сохраняет их. В своих ответах Шешковскому, Новиков несколько раз хитрит,
запирается, говорит неправду; два раза он давал подписку в том, что не
будет продавать запрещенных книг, и все же продавал. В руках правительства
были еще какие-то бумаги, уличающие Новикова." (48)
Граф Ф. В. Ростопчин сообщил Великой
Княгине Екатерине Павловне (дочери Павла I), что однажды у Новикова "30
человек бросало жребий, кому зарезать Императрицу и жребий пал на Лопухина".
...Свое суждение об этом деле
Екатерина высказала в указе на имя кн. Прозоровского от I августа 1792
года. В этом указе приведены следующие обвинительные, пункты.
I. Они делали тайные сборища, имели в оных храмы, престолы, жертвенники;
ужасные совершались там клятвы с целованием креста и Евангелия, которыми
обязывались и обманщики и обманутые вечной верностью и повиновением ордену
Златорозового креста с тем, чтобы никому не открывать тайны ордена, и если
бы правительство стало сего требовать, то, храня оную, претерпевать мучения
и казни.
II. Мимо законной Богом учрежденной власти, дерзнули они подчинить
себя герцогу Брауншвейгскому, отдав себя в его покровительство и зависимость,
потом к нему же относились с жалобами в принятом от правительства подозрении
на сборища их и чинимых будто притеснениях.
III. Имели они тайную переписку с принцем Гессен-Кассельским и с прусским
министром Вельнером изобретенными ими шрифтами и в такое еще время, когда
Берлинский двор оказывал нам в полной мере свое недоброходство. Из посланных
от них туда трех членов двое и поныне там пребывают, подвергая свое общество
заграничному управлению и нарушая через то долг законной присяги и верности
подданства.
IV. Они употребляют разные способы, хотя вообще, к уловлению
в свою секту известной по их бумагам особы. В сем уловлении, так и в упомянутой
переписке. Новиков сам признал себя преступником.
V. Издавали печатные у себя непозволенные, развращенные
и противные закону православному книги и после двух сделанных запрещений
осмелились еще продавать оные, для чего и завели тайную типографию. Новиков
сам тут признал свое и сообщников своих преступление.
VI. В уставе сборищ их, писанном рукою Новикова, значатся у них
храмы, епархии, епископы, миропомазание и прочие установления и обряды
вне святой нашей церкви непозволительные. Новиков утверждает, что в сборищах
их оные в самом деле не существовали, а упоминаются только одною аллегорией
для приобретения ордену их вящего уважения и повиновения, но сим доказываются
коварство и обман, употребленные им с сообщниками для удобнейшего слабых
умов поколебания и развращения. Впрочем, хотя Новиков и не открыл еще сокровенных
своих замыслов, но вышеупомянутые, обнаруженные и собственно им признанные
преступления столь важны, что по силе законов тягчайшей и нещадной подвергает
его казни. Мы, однако ж, и в сем случае, следуя сродному нам человеколюбию
и оставляя еще время на принесение в своих злодействах покаяния, освободили
его от оной и повелели запереть его на пятнадцать лет в Шлиссельбургскую
крепость".
"Дружеское ученное общество" было
закрыто и все изданные им масонские книги сожжены. Но даже заключение в
Крепости не поколебало убежденного масона Новикова.
Выпущенный на свободу Павлом I,
Новиков, по характеристике К. Валишевского, "вернувшись к франкмасонству,
увлекается самыми грубыми и эксцентричными формами его." (49)
Но и после осуждения Новикова
и других масонов Екатерина все еще не может понять, кто является истинным
виновником французской революции. Виновниками ее она считает не масонов,
не французских философов, а то, что французские философы ошиблись только
в одной вещи, а именно они думали, что проповедуют людям у которых "они
предполагали доброе сердце, а вместо того прокуроры, адвокаты и все злодеи
прикрылись их принципами, чтобы под этим покрывалом, которое они скоро
сбросили, сделать все то, что совершало самое ужасное злодейство".
Только постепенно Екатерина убеждается,
что масоны не столь безобидны, как они кажутся. Если даже многие из них
искренне увлекаются масонской мистикой и стараясь обрести "Истинную религию",
часть их искренне выступает против атеистического вольтерьянства, то в
целом русское масонство является спелым орудием в руках враждебных монархии
европейских масонских орденов. Постепенно изменяется и взгляд Екатерины
на само "вольтерьянство".
Но проходило еще много кровавых
событий во Франции прежде, чем она в 1794 году в письме к Гримму отрицательно
высказывается о своих прежних кумирах.
"Я вчера вспомнила, — пишет она,
— что вы мне говорили не раз: этот век есть век приготовлений. Я прибавлю,
что приготовления эти состояли в том, чтобы приготовить грязь и грязных
людей разного рода, которые производят, производили и будут производить
бесконечные несчастья и бесчисленное множество несчастных".
В следующем 1795 году Екатерина
пишет, что философы-просветители имели только две основных цели — уничтожение
христианства и монархии во Франции.
"Я бестрепетно буду ждать благоприятной
минуты, когда вам будет угодно оправдать в моем мнении философов и их прислужников
в том, что они участвовали в революции, особливо же в энциклопедии, ибо
Гельвеций и д’Аламбер оба сознались покойному прусскому королю, что эта
книга имела только две цели: первую уничтожить христианскую религию, вторую
уничтожить королевскую власть. Об этом говорили уже в 1777 г.".
"Я ошиблась, — признается Екатерина,
— ...закроем наши высокоумные книги и примемся за букварь".
III
10 августа 1792 года якобинцы свергли
конституционную монархию, которой они добивались и которой они клялись
в верности. 12 августа королевская семья была арестована. 17 августа был
утвержден чрезвычайный трибунал. В сентябре начался революционный террор.
20 сентября войска монархической коалиции были разбиты. 21 сентября была
провозглашена республика. Войска якобинцев вторглись в Сардинское королевство
и Бельгию. Людовик XVI погибает на эшафоте.
"С получением известия о злодейском
умерщвлении короля французского, — записывает в дневнике секретарь Екатерины
II Храповицкий, — ее величество слегла в постель, и больна и печальна".
Брату Людовика XVI графу Д’Артуа
Екатерина передает на организацию борьбы с якобинцами миллион рублей и
вручает шпагу с надписью на лезвии: "С Богом за Короля".
Свободная борьба простив вольтерьянства
и масонства стала возможной только после осуждения Новикова и закрытия
"Дружеского общества". До этого идеологическая борьба с вольтерьянцами
и масонами "была делом опасным, как для светских лиц, так и для духовенства".
Л. Знаменский в своем "Руководстве
к русской церковной истории" отмечает, что положение белого духовенства
при Екатерине было не лучше, чем положение монашества.
"Белое духовенство, — пишет он,
— пострадало едва ли не более. В эту эпоху крупных и мелких временщиков,
угнетение слабых сильными, оно было совсем забито. Губернаторы и другие
светские начальники забирали священнослужителей в свои канцелярии, держали
под арестом, подвергали телесным наказаниям".
"Смиренному проповеднику слова
Божьего даже некого было вразумлять с своей кафедры, потому что в той среде,
которая нуждалась в его вразумлена, не принято было ни ходить в церковь,
ни тем более слушать какие-нибудь проповеди".
Обличать же вольтерьянцев и масонов
вне храма, принимая их распространенность среди сильных мира сего, было
опасно.
Однажды, когда Тихон Задонский
вступил в спор с помещиком-вольтерьянцем и стал опровергать его рассуждения,
то помещик дал ему пощечину.
Только высшее духовенство осмеливалось
выступать против французских философов. Были изданы сочинения: "Вольтер
обнаженный", "Вольтер изобличенный", "Посрамленный безбожник и натуралист"
и многие другие. Но писать против материалистов и атеистов надо было с
опаской, оглядываясь на императрицу-философа.
Тогдашний либерализм, как и современный,
так горячо ратовавший за свободу убеждения, оказывался очень фанатичен,
когда эта свобода задевала его самого.
Только испугавшись размаха революционных
событий во Франции Екатерина II, княгиня Дашкова и другие вольтерьянцы
(далеко не все) начинают бить отбой.
Французская революционная литература
конфискуется. Уничтожаются первые четыре тома полного собрания сочинений
Вольтера, изданные тамбовским помещиком Рахманиновым. Разрешают печатать
книги против Вольтера и других философов -"просветителей". Но дело уже
сделано. Граф П. С. Потемкин с тревогой пишет в 1794 году, что последователи
французов, "обояющие слепые умы народные мнимою вольностью, умножаются".
Майор Пассек в написанной оде
призывает брать пример с французов "и истратить царский род". Полиция даже
у крестьян, работавших в Петербурге, находила рукописи революционного содержания,
"Естественно было поколебаться всем нам, — пишет В. Н. Каразин, — воспитанным
в конце осьмнадцатого века".
XXII. МИФ О "ЗЛАТОМ ВЕКЕ ЕКАТЕРИНЫ II" И
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРАВДА
I
"Златой век" Екатерины Великой
это только один из многих исторических мифов, созданных историками-интеллигентами.
За внешне блестящим фасадом скрывалось далеко не блестящее, состояние государства
и народа.
Бесконечные любовные увлечения
Екатерины II очень дорого стоили русскому народу. Фавориты не довольствовались
теми щедрыми наградами, которыми вознаграждала их Екатерина, а еще сами
расхищали народные средства. Во время второй турецкой войны Потемкин, например,
представил весьма поверхностный и неточный отчет вместо 55 миллионов только
на 41 миллион.
Много вреда принесла привычка
Екатерины превращать своих любовников в государственных деятелей. Толковым
из всех ее фаворитов оказался один Потемкин. Все же остальные принесли
только вред государству. Фаворит Зубов, которого Екатерина считала выдающимся
государственным деятелем, ознаменовал, по оценке историка Валишевского,
свою "государственную деятельность" следующими результатами:
"Подорванная дисциплина в армии,
развитие роскоши и сибаритства в офицерских кругах, опустошенная казна
и переполненные тюрьмы таковы по словам компетентных авторитетов, памятники
административной деятельности фаворита в области внутренней политики."
(50)
Только один фаворит Ланской не
лез в государственные деятели, так как, по остроумному выражению историка
Валишевского, "не обнаруживал претензий, чуждых его специальному назначению".
Вот, что пишет например, Валишевский
в своем исследовании о эпохе Екатерины "Вокруг Трона".
"Ее империя также обнаруживает
для внимательных наблюдателей признаки истощения и нужды. В письме, к графу
Воронцову от 3 апреля 1755 года Безбородко подводит итог общему положению
и картина получается крайне мрачная: чтобы встретить турецкую флотилию
из 35 кораблей, выставленных Портой на Черном море, имеется только десять
судов, наполовину сгнивших: они были построены из плохого материала, флот
из весельных галер, на который рассчитывали, вовсе не существует"
...Сухопутная армия выглядит лучше,
но она дорого стоит, потому что ею страшно плохо управляют и не на что
удовлетворять ее нужды...
"Безбородко принадлежит к числу
недовольных, но его свидетельство не единичное. Современники почти единодушны
в своем мнении о приближающемся страшном кризисе: политика Екатерины довела
все пружины правительственной машины до такого напряжения, которое далеко
превышает силу их сопротивления: во всех областях средства не могут удовлетворить
предъявляемых к ним требованиям, и Россия не может выдержать той роли,
которую ей навязали".
Екатерина же пытается убедить
других и себя, что все прекрасно, что политика "мудрой северной Минервы"
приносит роскошные плоды.
"Я весела и резва, как зяблик",
— пишет она Гримму. Но русскому народу в этот момент, как и раньше, жилось
не весело под управлением веселой, как зяблик Императрицы-философа.
Общие выводы, которые делает последний
видный предреволюционный историк С. Платонов, подводя итоги царствования
Екатерины II, так же противоречивы, как и сделанные им оценки итогов государственной
деятельности отца Петра и самого Петра. В "Учебнике русской истории" эти
выводы представляют лукавую систему недоговоренностей и легко разоблачаемых
натяжек.
Изложение царствования Екатерины
II он начинает фразой: "Царствование Императрицы Екатерины II было одним
из самых замечательных в русской истории". Появление ряда талантливых деятелей
в эпоху Екатерины Платонов объясняет не тем, что это есть результат того,
что русская нация духовно начала выздоравливать после сокрушительной революции,
совершенной Петром и последствий "правления" его преемников, а только тем,
что Екатерина умела выбирать себе сотрудников.
С. Платонов чрезвычайно высоко
расценивает нелепый "Наказ" Екатерины, составленный на основании утопических
воззрений французских философов об "идеальном государстве", но потом сам
пишет, что "за полтора года законодательных работ она убедилась, что дело
стоит на неверном пути". Больше депутаты для выработки "идеальных законов"
не созывались. То есть дело кончилось пшиком.
Преобразования же в административном
устройстве, по оценке Платонова, "представляли собой последнюю ступень
в общем ходе возвышения дворянского сословия". "Блестящие результаты" для
Императрицы-философа, заявлявшей в "Наказе" о своем горячем стремлении
утвердить основы государства на началах справедливости и "вольности". Положение
основной массы народа крестьянства при Екатерине не, улучшилось, а ухудшалось.
"Екатерина, — указывает С. Платонов,
— достигла лишь того, что дала "вольность" дворянству и доставила ему влиятельное
положение в местной администрации". Вольности же крестьянам дать ей не
удалось, даже и в малой доле. Взойдя незаконно на престол с помощью заговора,
Екатерина все свое царствование зависела от дворянской среды, которая дала
ей участников заговора, убийц ее мужа и пополняла ряды ее "орлов". Поэтому
Екатерина II была Императрицей-философом, дворянской царицей, но не царицей,
стоящей на страже интересов всей нации.
Это признает и Платонов, "когда
личные взгляды Екатерины совпадали с взглядами дворянства, — сообщает он,
— они осуществлялись, когда же совпадения не было, императрица встречала
непонимание, несочувствие, даже противодействие, и обыкновенно уступала
косности господствующей среды". Следовательно фактически правила не Екатерина,
а господствующая Среда — т. е. дворянство.
"В других областях своей
деятельности, — указывает Платонов, — просвещенная Императрица не была
так связана и не встречала вообще препятствий, кроме того, что собственные
ее философские и политические правила оказывались вообще неприложимыми
к практике по своей отвлеченности и полному несоответствию условиями русской
жизни."
На зависимость Екатерины от возведших
ее на престол указывает и граф А. Р. Воронцов в статье "Примечания на некоторые
статьи, касающиеся России". "О революции, коей возведена была Императрица
Вторая на престол российский, нет нужды распространяться, понеже; все сие
обстоятельства еще свежи в памяти: но того умолчать нельзя, что самый образ
ее вступления на престол заключал в себе многие неудобности, кои имели
влияние на все ее царствование" (Первая книжка "Чтения Моск. общ. истории
и древностей").
"Коротко сказать, — пишет Державин
в своих воспоминаниях, — сия мудрая и сильная Государыня, ежели в суждении
строгого потомства не удержит по вечность имя великой, то потому только,
что не всегда держалась священной справедливости, но угождала своим окружающим,
а паче своим любимцам, как бы боясь раздражать их; и потому добродетель
не могла, так сказать, сквозь сей закоулок пробиться и вознестись до надлежащего
величия; но если рассуждать, что она была человеком, что первый шаг ее
восшествия на престол был не непорочен, то и должно было окружить себя
людьми несправедливыми и угодниками ее страстей; против которых явно восставать,
может быть, и опасалась, ибо они ее поддерживали" ("Рус. Беседа" 1859 г.,
кн. IV, стр. 387).
К чему привели философские и политические
взгляды Екатерины в области управления церковью и духовного развития общества
в духе вольтерьянства, нам известно. "Екатерина II считала себя слугой
Вольтера, и должно краснеть православному человеку при чтении ее корреспонденции
с Вольтером. Если протестанты могут рассматривать Петра, как одного из
своих, то неверующие — Екатерину, ибо она высмеивает церемонии и таинства
своей церкви в этой корреспонденции: ее дух нечестия вокруг нее и костюмы
— зеркало ее неверующей души." (51)
Земледелие в результате неправильной
политики Правительства пришло в упадок. Это привело к сильному росту цен.
В 1760 году при Елизавете четверть ржи на Гжатской пристани стоила, например,
86 копеек, в 1763 году, в начале правления Екатерины II, поднялась до 96
копеек. А в 1783 году стоила 7 рублей или в 8 раз дороже. "По всем сим
вышесказанным обстоятельствам, — пишет Щербатов "В размышлениях о нынешнем
в 1787 году почти повсеместном голоде в России", — удивительно ли, что
цены хлеба час от часу возвышались, и при бывших в двух прошедших 1785
и 1786 годах неурожая не токмо до чрезвычайности дошла, но даже и сыскать
хлеба на пропитании негде, и люди едят лист, сено и мох и с голоду помирают,
а вызябший весь ржаной хлеб, в нынешнюю с 1786 на 1787 год зиму в Плодоноснейших
губерниях не оставляет и надежды, чем бы обсеменить в будущем году землю,
и вящим голодом народу угрожает".
По свидетельству того же Щербатова
("О состоянии России в рассуждении денег и хлеба"):
"Московская, Калужская, Тульская,
Рязанская, Белгородская, Тамбовская губернии, вся Малороссия претерпевает
непомерный голод, едят солому, мякину, листья, сено, лебеду, но и сего
уже недостает, ибо к несчастью и лебеда не родилась и оной четверть по
четыре рубля покупают. Когда мне из Алексинской волости привезли хлеб,
испеченный из толченого сена, два из мякины и три из лебеды, он в ужас
меня привел, ибо едва на четверть тут четвертка овсяной муки положена.
Но как я некоторым сей показал, мне сказали, что еще сей хорош, а есть
гораздо хуже. А однако никакого распоряжения дальше, то есть до исхода
февраля месяца, не сделано о прокормлении бедного народа для прокормления
того народа, который составляет силу империи..."
Именно в это самое время, зимою
и весною 1787 года Екатерина совершила свое знаменитое путешествие по России.
В то время когда народ по всей России голодал, придворные старались инсценировать,
что народ всюду благоденствует под мудрым управлением императрицы-философа.
В сочинении Павла Сумарокова "Черты Екатерины Великой" мы читаем: "Ее появления
походили на радостные, посменные торжества; толпы народа окружали карету,
воины в строю встречали, дворяне, прочие сословия наперерыв учреждали угощения:
везде арки, лавровые венки, обелиски, освещения; везде пиршества, прославления,
милость и удовольствия..."
Принц де Линь сообщает, что каждый
день знаменовался раздачею брильянтов, балами, фейерверками и иллюминациями
верст на десять в окружности...
Задуманный Екатериной (мы знаем,
как она боялась широкого развития народного образования), широкий план
развития сети народных училищ, ей, — по словам Платонова, -"завершить не
удалось: при ней было открыто несколько губернских училищ ("гимназий"),
не везде были открыты уездные; и не было учреждено ни одного университета".
"В отношении финансов, — пишет
Платонов, — время императрицы замечательно водворением у нас бумажного
денежного обращения".
Результаты этого "замечательного
водворения" по оценке Платонова, таковы: "В конце царствования Екатерины
ассигнаций обращалось уже на 150 миллионов", а разменного металлического
фонда для них почти не было. Явились обычные последствия такого порядка:
цена ассигнаций поколебалась и упала в полтора раза против звонкой монеты
(ассигнационный рубль стоил не дороже 68 копеек), а цена всех товаров поднялась.
Таким образом денежное обращение пришло в беспорядок и дурно отразилось
на всем хозяйственном обиходе страны".
Все утверждения С. Платонова,
полностью уничтожаются следующим утверждением, которое он делает в "Лекциях
по русской истории". В "Лекциях" он заявляет, что эпоха Екатерины "была
завершением уклонений от старо-русского быта" которые развивались в XVIII
веке и что "внутренняя деятельность Екатерины узаконила ненормальные последствия
темных эпох XVIII века". А если дело обстояло так, то как возможно утверждать,
что царствованием Екатерины было одним из самых замечательных в русской
истории?
Признания со стороны потомства
Екатерина может заслужить только тем, что при ней границы русского государства
снова как и во времена Киевской Руси были доведены до берегов Черного моря
и окончательно подорвали военную мощь старинных врагов России — Турции
и Польши.
Но присоединение Польши, древнего
самобытного государства к России надо уже признать ошибкой, которая принесла
в дальнейшем России тяжелые политические последствия, надолго, если не
навсегда зародив ненависть у поляков к русскому народу. Большим несчастием
для России было и то, что вместе с поляками в составе русского государства
оказалось большое число евреев.
II
Объективно верную историческую
оценку политических итогов царствования Екатерины II дал только Пушкин
в своих "заметках по русской истории XVIII века".
"Возведенная на престол заговором
нескольких мятежников, пишет Пушкин, — она обогатила их на счет народа
и унизила беспокойное наше дворянство. Если царствовать значит знать слабость
души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает
удивление потомства".
"Екатерина знала плутни и грабежи
своих любовников, на молчала. Ободренные таковою слабостью, они не знали
меры своему корыстолюбию, и самые отдаленные родственники временщика с
жадностью пользовались кратким его царствованием. Отселе произошли огромные
имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности
в высшем классе народа: от канцлера до последнего протоколиста все крало
и все было продажно. Таким образом развратная государыня развратила и свое
государство
Екатерина уничтожила звание (справедливее
— название) рабства и раздарила около миллиона государственных крестьян
(т. е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские
провинции. Екатерина уничтожила пытку, а тайная канцелярия процветала под
ее патриархальным правлением..."
"Современные иностранные писатели,
— указывает Пушкин, — осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно:
они знали ее только по переписке с Вольтером и по рассказам тех именно,
коим она позволяла путешествовать".
Пушкин отмечает, что "...Греческое
вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный
характер".
Петр I понимал это и желая подорвать
источник духовного своеобразия русского народа, со всей силой своего деспотизма
обрушился на православие и всячески старался подорвать силу русского монашества.
"Петр, — отмечает Пушкин, — презирал
человечество, может быть, более, чем Наполеон" и делает следующие примечания:
"История представляет около него всеобщее рабство... все состояния, окованные
без разбора, были равны перед его дубинкой. Все дрожало, все безмолвно
повиновалось".
Екатерина, II заняла по отношению
к православию позицию Петра I и всех его преемников.
"Екатерина, — пишет Пушкин, —
явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию
и угождая духу времени. Но, лишив его независимого состояния и ограничив
монастырские доходы, она нанесла сильный удар просвещению народному. Семинарии
пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность
и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает
у них самую возможность заниматься важной своей должностью. От сего происходит
в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии".
"В России, — заключает дальше
Пушкин, — влияние духовенства столь же было благотворно, сколь пагубно
в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло
особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно налагало суеверные
законы просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все состояния,
от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником
между народом и государем, как между человеком и божеством. Мы обязаны
монахам нашей историей, следственно и просвещением. Екатерина знала все
это и имела свои виды".
Заслугу царствования Екатерины
II Пушкин видит только в том, что она окончательно подорвала мощь извечных
врагов России — Польши и Швеции. "Но, — пишет Пушкин, — со временем история
оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность
ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ угнетенный наместниками
(и помещиками. Б. Б.), казну расхищенную любовниками, покажет важные ошибки
ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное
фиглярство в сношениях с философами ее столетия, — и тогда голос обольщенного
Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России".
Несмотря на свою краткость, эта
оценка Пушкина является самой верной, исторически совершенно точной оценкой,
той роковой роли, которую сыграла Императрица-философ" в истории России.
"Непомерная роскошь, — пишет граф
Воронцов, — послабление всем злоупотреблениям, жадность к обогащению и
награждение участвующих во всех сих злоупотреблениях довели до того, что
и самое учреждение о губерниях считалось почти в тягость, да и люди едва
ли уж не, желали в 1796 году скорой перемены, которая, по естественной
кончине сей государыни и воспоследствовала" ("Чтения Моск. Общ. Истории",
Кн. I, стр. 95-96).
XXIII. ПЕРВЫЕ ПРОБЛЕСКИ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО МИРОСОЗЕРЦАНИЯ
Французить нам престать пора
На Русь пора!
Д е
р ж а в и н
I
Несмотря на совершенно ненормальные
условия развития духовной жизни в России в итоге совершенной Петром I революции,
во второй половине восемнадцатого столетия в России все же появляется ряд
крупных даровитых деятелей.
Св. Тихон Задонский и Паисий Величковский
противопоставляют преподаваемому в духовных семинариях богословию (опирающемуся
на православно-протестантские взгляды Ф. Прокоповича) свое глубокое понимание
духовной сущности Православия. Григорий Сковорода создает оригинальную
систему философии.
Ломоносов в ряде своих научных
теорий опережает современную научную мысль Европы. Появляются даровитые
художники, скульпторы, писатели и поэты: архитекторы Баженов, Казаков,
живописцы Рокотов, Левицкий, Боровиковский, скульпторы Шубин, Козловский,
композиторы и музыканты Фомин, Бортнянский, писатели Крылов, Карамзин,
Державин и ряд других.
Появление всех этих людей обычно
приписывается реформаторской деятельности Петра I. Дескать не произведи
он свои благодетельные реформы и не спаси он русское государство от неизбежной
гибели, то русская культура застыла бы на одном месте. Это сознательное
искажение истории. Так могут рассуждать только историки, не верящие в возможность
развития самобытной русской культуры, и игнорирующие такой важный фактор
исторического развития всякого народа, как время. Не соверши Петр I революцию,
русский народ, спустя 75 лет после смерти Петра I, все равно вошел бы в
более близкое соприкосновение с Европой и представители высших слоев общества
познакомились бы и с европейской философией, наукой и искусствами. Но не
искалеченные духовно, питая уважение к вере, предков, к трагической истории
родного народа, к национальной форме власти под руководством которой народ
победил всех своих бесчисленных врагов, они совсем бы иначе подошли бы
к культурному наследству Европы и взяли бы оттуда конечно уже не масонство
и идеи французских просветителей.
Одно перерождение крепостной зависимости
в крепостное право европейского типа лишило русскую культуру большого числа
выдающихся деятелей русской культуры. Только очень немногим даровитым представителям
народных низов, как Ломоносову, скульптору Шубину, земляку Ломоносова,
Баженову удалось выбиться. А сколько даровитых людей не смогли преодолеть
препятствий, которых выдвигало на их пути крепостное право.
А какое огромное количество сил
потребовалось русскому народу, русской монархической власти и православию,
чтобы преодолеть тяжелые последствия, вызванные сокрушительной революцией
Петра, чтобы превозмочь губительные последствия духовного подражания Западу.
Какие тяжелые потрясения вызвала в жизни государства одна передача высшей
власти, согласно личной воле Правителя государства! Каких огромных духовных
усилий потребовалось Карамзину, Фонвизину, Державину, чтобы преодолеть
масонство и вольтерьянство и снова ощутить себя духовно русскими людьми.
И сколько их современников сыграли роковую роль в истории русского народа,
так и не сумев преодолеть "европейскую премудрость".
Время — великое дело. И получи
Россия возможность свободного духовного развития на основе своих самобытных
принципов при Петре, и после Петра, к концу 18 века она наверняка имели
бы больше достижений в области культуры, чем те, которые она имела в "златой
век" Екатерины.
Для того, чтобы Пушкин смог духовно
преодолеть европейский соблазн и стать духовно чисто русским писателем,
нескольким поколениям русских людей пришлось прожить в атмосфере безудержного
чужебесия.
Всякая революция прерывает и замедляет
развитие духовной и материальной культуры и требуются десятки лет, а иногда
и столетие, чтоб народ смог снова обрести душевное равновесие и получить
возможность идти духовно вперед по предначертанному ему духовному пути.
Потребовалось 75 лет прежде, чем Павел I смог восстановить законный порядок
престолонаследия и в его лице появился снова не дворянский, а общенародный
царь и почти два столетия, чтобы Николай II осознал необходимость восстановления
патриаршества и тем вернуть духовную независимость Православной Церкви.
С большим трудом сквозь увлечение
всем западным, начиная с царствования Елизаветы, начинают пробиваться мысли
о том, что представителям русского образованного общества пора стать снова
русскими, пора сойти с пути подражания европейской культуре и, опираясь
на русские духовные устои, творить самобытную русскую культуру.
В царствование Елизаветы это сознание
русской самобытности выражалось очень редко и туманно. При Екатерине II
это сознание стало проявляться отчетливее и сильнее.
В зрелых годах Фонвизин, начавший
свой идейный путь с атеизма и поклонения Западу, пришел к вере и трезвому
национализму. (52) Он понял, что зло и
неправда существует не только в России, но и во всем свете. И, что подражание
Западу не есть всеисцеляюший киндер-бальзам.
"Как истребить, — писал он, —
два сопротивные и оба вреднейшие предрассудка: первый, будто у нас все
дурно, а в чужих краях все хорошо; второй, будто, в чужих краях все дурно,
а у нас все хорошо". Этот взгляд у Фонвизина выработался в результате его
путешествий по Европе.
Положение ж в Европе вовсе не
было столь блистательным, как это пытаются изображать русские западники.
Наверху блистали Вольтеры, Дидро, Руссо и их подголоски, а в массе европейского
дворянства, не говоря уже о низших слоях народа, царило невежество. Материальное
положение простого европейского люда было едва ли завиднее, чем в России,
несмотря на усилившийся при Екатерине гнет крепостного права, реформированного
Императрицей на более бесчеловечный европейский образец.
Фонвизин, давший в своих пьесах,
согласно моде, карикатурное изображение нравственной дикости русских дворян,
пишет, например, в своих путевых записках:
"Могу сказать, что, кроме Руссо,
который в своей комнате зарылся как медведь в берлоге, видел я всех здешних
лучших авторов. Я в них столько же обманулся, как и во всей Франции. Все
они, выключая малое число, не то, что заслужили почтения, но достойны презрения,
Высокомерие, зависть и коварство составляют их главный характер".
"Человеческое воображение постигнуть
не может, как при таком множестве способов к просвещению, здешняя земля
полнехонька невеждами. Со мною вседневно случаются такие сцены, что мы
катаемся со смеху. Можно сказать, что в России дворяне по провинциям несказанно
лучше здешних, кроме того, что здешние пустомели имеют наружность лучше".
"Нищих в Саксонии пропасть и самые
безотвязные. Коли привяжется, то целый день бродит за тобой. Одним словом,
страждущих от веяния скорби, гнева и нужды в такой землишке, какова Саксония,
я думаю, больше нежели во всей России".
"Я увидел, — признается Фонвизин,
— что во всякой земле худого гораздо больше, нежели доброго; что люди везде
люди; что умные люди везде редки; что дураков везде изобильно и, словом,
что наша нация не хуже ни которой, и что мы дома можем наслаждаться истинным
счастьем, за которым нет нужды шататься в чужих краях".
В письме Фонвизина П. И. Панину
мы читаем следующее:
"Рассматривая состояние французской
нации, научился я различать вольность по праву от действительной вольности.
Наш народ не имеет первой, но последнею в многом наслаждается. Напротив
того французы, имея право вольности, живут в сущем рабстве".
Державин призывал в одном из своих
стихов:
"Французить на престать пора,
На Русь пора!"
Державин ценил в человеке не разум,
как вольтерьянцы и масоны, а божественное начало в человеке.
"Великость в человеке Бог", —
писал он уже в одном из ранних своих произведений ("Ода на великость").
Державин понимает народность воинского искусства Суворова. Оплакивая его
смерть он пишет:
Кто пред ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари,
В стуже и в зное меч закаляя
Спать на соломе, бдеть до зари,
Тысячи воинств, стен и затворов,
С горстью Россиян все побеждать?
Для Державина русский народ не стадо
дикарей, которых надо дыбой и кнутом приобщать к европейской культуре,
а народ, в котором православная вера и мученическая история выковала драгоценные
качества национального характера.
На склоне жизни, славя победу
русского народа над Наполеоном, Державин писал:
О Росс! О доблестный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный,
Изящностью своих доброт!
По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
Ты в счастьи тих, в несчастьи
бодр...
Державин был один из немногих выдающихся
людей "Златого века" Екатерины, которого не коснулась зараза вольтерьянства
и масонства. Это дало возможность стать первым подлинно русским поэтом.
Его ода "Бог" драгоценный перл русской религиозной поэзии.
Совершенно русским человеком по
своему мировоззрению был Суворов. Он был, пожалуй, по своему миросозерцанию
самым русским из всех людей Екатерининской эпохи. Суворов говорил: "Горжусь
тем, что я русский". Желая упрекнуть офицеров и солдат он говорил: "Ты
не русский", "Пойми, что ты русский", "Это не по-русски!"
Суворов был прекрасно образованным
человеком, но прочитанные им книги французских философов и мистиков не
смогли поколебать его чисто русского мировоззрения.
Резко отрицательно относился Суворов
к осуществлению царства "равенства, братства и свободы" с помощью насилий.
С французом Ланжероном в 1790
году у Суворова происходит следующий разговор:
"— Где вы получили этот крест?
— В Финляндии, у принца Нассауского!
— Нассауского? Нассауского? Это
мой друг! Он бросается на шею Ланжерона и тотчас же:
— Говорите по-русски?
— Нет, Генерал.
— Тем хуже! Это прекрасный язык.
Он начал декламировать стихи Державина,
но остановился и сказал:
— Господа французы, вы из вольтерьянизма
ударились в жан-жакизм, потом в райнализм, затем и миработизм, и это конец
всего".
Проблема Европы и отношения к
европейской культуре остро встала перед русским сознанием благодаря французской
революции и не только Карамзин осудил ее цели и кровавые методы.
"Слово республика, — как писал
Герцен, — имело у нас нравственный смысл. Увлечение идеей республики далеко
выходило за пределы чисто политической сферы и было тесно связано с общей
верой в торжество разума в историческом движении, с верой в возможность
построить жизнь на началах рациональных. Этот то исторический оптимизм,
эта вера в просвещение и прогресс и были потрясены у русских людей французской
революцией: первые сомнения в ценности самых основ европейской жизни выросли
именно отсюда." (53)
Многие поняли, что "высокая мораль"
французской философии была основной причиной пролития рек человеческой
крови во всем мире в течении двадцати пяти лет. Державин писал:
От философов просвещения
От лишней царской доброты
Ты пала в хаос развращения
И в бездну вечной срамоты.
II
Ярким представителем пробивающегося
русского национального сознания является и Карамзин. Карамзин, как и Фонвизин,
прошел сложный духовный путь прежде чем стать представителем русского национального
сознания. В юности Карамзин был масоном. Карамзин жил в Москве в доме,
принадлежавшем масонскому "Дружескому обществу". Он дружил с масонами А.
А. Петровым и другом Радищева масоном Кутузовым.
Карамзин жил в одной комнате с
Петровым. Свое тогдашнее жилище Карамзин описывает так: "Оно разделено
было тремя перегородками: в одной стоял на столике, покрытом красным сукном,
гипсовый бюст мистика Шварца... другая освящена была Иисусом на кресте
под покрывалом черного крепа".
Одно время Карамзин редактирует
издаваемый "Дружеским обществом" первый русский детский журнал "Детское
чтение". Но после путешествия за границу Карамзин расходится с масонами.
Карамзин путешествовал по Европе
в начале французской революции в 1789-1790 г. В марте 1790 года Карамзин
расхаживал по революционному Парижу с трехцветной кокардой на шляпе и воспринимал
революцию, как положительное явление.
Но его трезвый ум быстро разобрался
в происходящем и он, как позже Пушкин, становится врагом улучшения жизни
с помощью революций. Уже в письме от 11 апреля 1790 года он отзывается
о французской революции.
"Не думайте однако ж, — пишет
он в "Письмах русского путешественника", — чтобы вся нация участвовала
в трагедии, которая играется ныне во Франции. Едва ли сотая часть действует;
все другие смотрят, судят, спорят, плачут или смеются; бьют в ладоши или
освистывают, как в театре, те которым потерять нечего дерзки, как хищные
волки; те, которые могут всего лишиться, робки, как зайцы; одни хотят все
отнять, другие хотят спасти что-нибудь".
Отмечая наглость французских революционеров
и нерешительность их противников, Карамзин замечает: "оборонительная война
с наглым неприятелем редко бывает счастлива. История не кончилась: но по
сие время французское дворянство и духовенство кажутся худыми защитниками
трона".
"Народ есть острое жало, — писал
Карамзин, — которым играть опасно, а революция отверстый гроб для добродетели
и самого злодейства.
Всякое гражданское общество, веками
утвержденное, есть святыня для добрых граждан; и в самом несовершеннейшем
надобно удивляться чудесной гармонии, благоустройству, порядку, утопия
всегда будет мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием
времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения,
воспитания, добрых нравов. Когда люди уверятся, что для собственного их
счастья добродетель необходима, тогда настанет век златой, и во всяком
правлении человек насладится мирным благополучие жизни. Всякие же насильственные
потрясения гибельны и каждый бунтовщик готовит себе эшафот..."
Французская революция, свидетелем
которой он был, превратила Карамзина из республиканца в убежденного монархиста.
"Гром грянул во Франции... Мы видели издали ужасы пожара, и всякий из нас,
— писал Карамзин, — возвратился домой благодарить небо за целость крова
нашего и быть рассудительным".
"Революция объяснила идеи, — писал
Карамзин, — мы увидели, что гражданский порядок священен даже в самых местных
или случайных своих недостатках... что все смелые теории ума... должны
остаться в книгах".
В 1795 году Карамзин в "Переписке
Мелиадора к Филарету" первый в русской литературе осудил события, происшедшие
во Франции: "Кто более нашего, славил преимущества XVIII века, свет философии,
смягчение нравов, всеместное распространение духа вещественности, теснейшую
и дружелюбнейшую связь народов... Конец нашего века почитали мы концом
главнейших бедствий человечества и думали, что в нем последует соединение
теории с практикой, умозрения с деятельностью... Где же теперь эта утешительная
система. Она разрушилась в самом основании... Кто мог думать, ожидать,
предвидеть? Где люди, которых мы любили? Где плод наук и мудрости? Век
просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийства, разрушений
я не узнаю тебя... Сердца ожесточаются ужасными происшествиями, и привыкая
к феноменам злодеяний, теряют чувствительность. Я закрываю лицо свое..."