формы -
череп долехоцефалического типа, слегка подпорченный стремительными родами и
ранним рахитом, косившим всех детей военного периода. Анатомию потом пояснил
нам Димыч. У этого типа повадки были такие занятные, что вызывали ассоциации
с ситуацией, когда в комнату вползает змея. Но то был не суетный ужик, а,
скорее всего, анаконда средних размеров - сытая, усталая, желающая побыстрее
отоспаться. Иногда кровь леденило и предположение - а не кровопивец ли он?
Все вело к тому мысль - и узкое лицо, и правильно, но несколько хищно
сложенные губы, и длинная шея, открывавшая острый кадык разрезом
бесцеремонно распахнутой рубашки. Привлекали внимание глаза: близко
поставленные, пронзительно-проницательные, голубые, почти неподвижные,
гипнотизирующие. Они уж слишком активно обезоруживали и прижимали
собеседника к "стене плача". Мы быстро почувствовали что-то общее в чертах и
фигуре этого человека и нашего Владимира. Но, при всем томи, от гостя веяло
каким-то манящим трагизмом - чужим свойством. Так бывает с теми, кого бес
уже неоднократно уговаривал прыгнуть с высокого утеса. И они соглашались на
это, поскольку их манит перспектива полета. Они дают согласие на безумное
испытание. Их не останавливает то, что падающий обязательно сталкивается с
реальностью приземления. Владимир тоже насторожился и внимательно следил за
незнакомцем.
Мы все, как один, напряглись. Тот тип спокойно слушал профессорскую
разборку. Нас препарировали по косточкам, но он молчал, не озирался и не
перемещался по палате вместе со всей компанией. Незнакомец как вошел, так и
"завис" у двери, словно споткнувшийся в программе компьютер. Вся группа
врачей заметно играла, тешилась - выражала подобие истинной внимательности к
нуждам пациента. Этот же таил в глазах холодность и некоторую отчужденность.
Взгляд его словно бы говорил: кончайте базар, братцы, опускайте занавес и
мотайте отсюда - у меня ноги устали.
Когда закончился спектакль под названием обмен клиническими суждениями,
и все двинули на выход, пятый тип отстал от всей компании и, ни слова не
говоря, подсел к койке Вовика. Смотрел на Вовика этот удав не очень долго,
но пристально, потом взгляд его потеплел, и мы услышали приятный мягкий
голос:
- Володя, я ваш брат - Федоров Александр Георгиевич. Вы не возражаете,
если мы немного поболтаем?
В нашей палате все проблемы были общими: мы слышали обращение старшего
брата к младшему брату, и тишина изумления, любопытства нависла огромной
зыбкой тучей, как перед грозой. Но одна гроза смывает посевы, вызывает
наводнения, обвалы, оползни, другая - спасает поля и пастбища от засухи.
Было над чем задуматься и от чего недоумевать: встретились братья, не
знавшие и не видевшие друг друга в течение всей предыдущей жизни -
сомкнулись две родные генетические линии, но оформлено такое торжественное
событие было слишком буднично, заурядно. Мы все ждали этой встречи,
предполагали обилие слез восторга, горячие объятия, бессвязные речи
очумевших от счастья родственников. Но в небосводе эмоций образовалась дыра,
через которую потихоньку стравливался пар зачаточного очарованья. Наверняка,
я, будучи художником, что-то не так, как требовал того темперамент братьев,
воспринимал в этой жизни. Но уйти от своих ощущений мне не удавалось: я
понимал, что меня обокрали, у меня похитили возможность наблюдать, пусть
из-за ограды, пусть чужой, но Большой праздник.
По лицам остальных соучастников "торжества", отжавшихся на локтях от
покрывал своих постелей и наблюдавших с вытянутыми шеями эмоциональное
святотатство, было видно подобное же разочарование и недоумение. Но старший
брат, по всей вероятности, плевать хотел на нашу "остолбенелость". Он
спокойно взирал на младшенького, не собираясь бросаться ему на шею или
подставлять свою под ручные клещи. У Владимира постепенно тоже притух
взгляд, и как бы опустились руки. Он тихо лежал на спине, намек на улыбку
искривил губы, но глаза спокойно ждали дальнейшего развития событий. Он
полностью отрядил старшему брату эмоциональную инициативу.
- Володя, я несказанно рад нашей встречи. - продолжил заунывную речь
Александр Георгиевич. - Жаль, что мы встречаемся в скорбном месте, но
согласись, это вообщем-то не имеет большого значения. Главное - что мы
наконец-то встретились.
Он по-мужски нежно похлопал по руке Володю, и тот ответил ему
нерешительным жестом признательности. Оба брата медленно входили в контакт -
скорее всего, разная биология их матерей выстраивала преграды. Но я был
уверен, что единение отцовских генов все равно прорвется сквозь женскую
ревность и заданную генетически отчужденность.
- Я внимательно слушал профессоров-психиатров, - продолжил брат
Александр, - у меня создалось впечатление, что все вы пассивные симулянты,
вяло косящие под шизофреников. Будь моя воля, то я вас всех оптом, даже не
разбирая по фамилиям, вытолкал в шею на волю.
При этих словах Александр обратился лицом к остальной живности палаты и
продемонстрировал улыбку, отличающуюся, как не странно, детской мягкостью,
откровенностью и теплотой. Как часто характер людей, скрываемый под броней
поведенческого ритуала, разоружает именно добрая улыбка. Сердца наши
оттаяли, и мы не удержались от ответных знаков внимания и доверия.
- Ребята, вы уж извините меня за простоту, но я, по российскому обычаю,
приволок бутылку водки и пяток соленых огурцов, копченой колбаски, белый
пшеничный кругляш - свежайший, с хрустящей корочкой. Так, может быть, без
лишних слов отметим счастливое событие - когда еще разыщешь брата?
Вот это уже было по-нашенски, по-отечественному, по-русски, по-мужски.
Мы здесь просто истомились без водки - до чертиков надоели транквилизаторы,
релаксанты, снотворные и прочая дрянь - изобретение немчуры поганой! Всю эту
химию великолепно заменяет водка, просто ее надо уметь пить. Неистовствовали
все, но особенно ликовал Василий - он сделал стойку на голове прямо на
кровати.
Ликовали и радовались мы, естественно, не как больные, а как заурядные
алкоголики. Кто не знает, что к тридцати пяти годам у каждого россиянина уже
сформирован алкоголизм: по классификации Джеллинека, вторая-третья стадия.
Тогда уже сильно давит психологическая или даже физическая зависимость от
спиртных напитков. Длительное воздержание знаменуется поганым "синдромом
отмены", когда мучает настроение шаткое, какие-то хвори, цепляющиеся за
разные органы. В это время жена превращается в стерву, погода, работа,
транспорт - в говно, на каждом шагу подстерегают неурядицы. Мы со знанием
дела взялись за пиршество. Правда, проявляя восторги, мы старались особо не
шуметь, иначе количество желающих на халяву разделить наши восторги
моментально увеличится во сто крат.
Быстро разобрали стаканы, откупорили родимую, настрогали колбасики. И
вот вздернули "на товсь": в правой руке - доза, в левой - огурчик! Но к
первой был необходим тост, и Александр, скромно мазнув теплеющим взглядом
довольные рыла нашей компании, произнес:
- Собратья по несчастью, будем в горе и радости всегда вместе! За
Родину-мать! За братьев и общее братство!
- "Яви светлое лице Твое рабу Твоему, спаси меня милостию Твоею"! -
закончил тост Александр словами из 30-го Псалма.
И все мы торжественно, преисполненные мужского долга, обернули
взволнованные реальной выпивкой рыла к Красному углу палаты - к Иконе
Казанской Божьей Матери. Лик Святой был спокоен, Она не подмигнула нам -
этого и не должно было произойти, ни практически, ни теоретически, - но
каждый почувствовал, что Святой, а не водочный, Дух спослал на нас свою
благодать! Такой вкуснятины и незабываемого, трепетного вкуса лекарства, мы
еще никогда не встречали. Когда запрокинутые головы вернулись в исходное
положение, то гусары увидели перед собой образ Клары Николаевны - как она
проскользнула в палату незамеченной, одному только Богу известно.
Первым нашелся Александр: он, нимало не смущаясь, быстро наполнил все
пять и еще один дополнительный стакан эликсиром жизни, отрубил половину
своего огурца. Все, что требуется для торжественной встречи светской
женщины, было с поклоном передано в руки Кларе Николаевне. Несколько
смущающуюся обилием выпивки и породистых самцов, женщину усадили рядом с
братом Владимиром. Лечащий врач - бесспорно умная женщина - правильно
оценила проявленное к ней внимание, мужской такт и доверие. Она, словно под
гипнозом, вняла немому приказу, вцепившемуся в ее сознание ненавязчиво,
незаметно, но прочно. Мне даже показалось, что мышцы брюшного пресса у нее
несколько отмякли, разомлели, однако, сейчас было время не для тех утех.
- Господа, мы все здесь почти что свои люди, - поднял голос главный
гипнотизер, словно знамя бескрайней России, - так выпьем первую за
прекрасных дам! При этих словах всем показалось, что в голосе тамады
зазвенела нежная, хрустальная, скупая мужская слеза. Тожественность момента
запала всем присутствующим глубоко в душу. Но, пожалуй, больше всех она
поразила единственную женщину среди нас. И та единственная давила в себе
рыдание восторга. Так давят верные жены сок из красной смороды прежде, чем
приготовить прекрасное желе для мужа. Так месят, трамбуют и раскатывают
тесто для выпечки вкуснейшего пирога специально для любимого мужа. Так,
наконец, в неповторимом азарте отзывчивые особы давят собственной жопой
матрасы и простыни, млея под ласками желанного любовника. Клара явно была
под воздействием трансцендентальных лучей, вовремя выпущенных прямо в ее
бесстыжие глаза еще более бесстыжим и коварным взглядом стареющего
сердцееда, все еще не растерявшего свои боевые качества. "Старый конь
борозды не портит!"
Мы внимательно и с пониманием следили за Кларой Николаевной: она не
рыпалась, а вовлекалась под действием чар, излучаемых опытным алкоголиком -
Федоровым Александром Георгиевичем. Потому, стараясь не разочаровывать
профессионалов, Клара лихо тяпнула полстакана водки. Мы следили за
глотательными движениями, совершаемыми мышцами глотки, затем за дернувшимся
кадыком. Далее - смелая волна бодрящей жидкости вызвала ответную
перестальтику пищевода. Шея у Клары была красивая, как у лебедушки, и
водочка только добавила вдохновения в игру вазомоторов, волнительную
фибрилляцию кольцевых и продольных мышц начала кишечной трубки.
Женскую шею приятно ласкать, да и душить тоже, видимо, приятно - любой
палач, убийца тянется к красивому, к эстетике, если, конечно, Бог подарил
ему при рождении чувство прекрасного. А дары Бога - не исчезают ни при каких
обстоятельствах и даже после нашей смерти они остаются на Земле, только
передаются во владение другим достойным людям.
Все мы, словно лучи объективного рентгеновского аппарата, приспустив
взгляд, не теряя при этом фокуса биологической оптики, моделировали события.
Мысленно каждый проследил за тем, как пищевод заставил разомкнуться
кардиальный жом и пропустить огненную воду в желудок. Желудок всколыхнулся
от ощущения неожиданной благодати и стал с пониманием и аппетитом
распределять по бороздкам слизистой малой и большой кривизны волшебное
пламя: расступилась слизь, защищающая от кислотной активности нежные клетки
железистого эпителия, а заодно и притаившиеся под ней микробы. Особо
зловредный Helicobacter pylori - получили по заслугам удар санирующего
эффекта спиртного!
Клара Николаевна затихла на минуточку, прикрыв глаза заворожено, как
курица на насесте в отведенные ей недолгие минуты ночного сна. Картина была
трогательной: я попытался даже себе представить, как будет рождаться большое
куриное яйцо из-под Клары. Но у нее ни черта не получилось Да и слава Богу!
Честно говоря, неприятный это процесс - роды, как у женщины, так и у курицы.
Наша солидарность помогала Кларе сосредоточиться на первой фазе
всасывания алкоголя. Закусанный, не спеша разжеванный и проглоченный,
соленый огурчик тоже делал свое приятное дело. Он нежно шептался о чем-то с
пилорическим отделом желудка, призывая этот, властно действующий сфинктер,
разжать свои железные тиски и пропустить пищевую кашицу дальше по нисходящей
магистрали.
Мне пришлось изучать анатомию и физиологию человека в Академии
художеств, да и из средней школы я кое-что вынес. Ясно, что уже сейчас
поджелудочная железа всколыхнула свои железистые клетки, печень сама себя
подтянула за шиворот, словно не вовремя задремавшего пьянчугу.
Функциональные структуры - ацинусы начали просыпаться и активизировать свою
деятельность. Но уже порядком глубоко всосавшийся алкоголь дурманил
клеточную анатомию. Звездчатые макрофаги, иначе говоря, клетки Купфера,
расширили от удивления глаза, все еще не очень хорошо понимая задачу,
неожиданно поставленную в такой форме. Перед верными организму макрофагами
открылся выбор: войти прочно в алкогольный наркоз или взяться, засучив
рукава, за его разрушение.
Цикл Кребса тоже несколько зазбоил от неожиданности и святого
наркотика, не ведая, что же расщеплять в первую очередь - белки, жиры,
углеводы или С2Н5ОН? Когда подана в изобилии святая вода с соленым
огурчиком, то организму следует выкликать строительный материал из депо - из
биологических глубин, дабы в топке было достаточно горящего материала. Ну, а
алкоголь в это время активно городит заборы из опиатных конструкций - отсюда
идет кайф, ради которого так много выпивает народонаселение спиртных
напитков на всей земле. Чем выше такая индивидуальная способность человека,
чем более выражен у него опиатный эффект, тем труднее его убедить не
потреблять спиртные напитки, лечиться от алкоголизма. У нашей группы все
было на своих законных местах от самого рождения - потому-то мы лакали
спиртное с большим удовольствием. Излечиться от этого порока мы не имели
никакой возможности. Но наше братство и не собиралось лишать себя
удовольствия со вкусом переваривать отраву! Мы давно поставили на себе крест
и гордились своей порочностью. Клара оказалась в одной связке с нами, а
женщину, как известно, такой порок доводит до ручки быстрее и
разрушительнее. Ура эксперименту!
Пока шли лихорадочные разборки на этих этажах, несколько напряглись
почки, откликнулись сосуды и сердце. Мозг почувствовал, как алкоголь
отбирает у нейронов внутриклеточную воду, и они от того сжимаются и дуреют.
Вообщем, все шло своим чередом - безостановочным порядком: из наших смелых и
сильных рук Клара Николаевна уже не сможет вырваться никогда! Алкоголизм
непобедим также, как и вся мафия! От удовольствия, замешанного на
сострадании, я вспомнил, что только, примерно, пять процентов населения
планеты получило при рождении подарок от Бога в виде особых ферментативных
систем, способных при расщеплении алкоголя вызывать особый опиатный эффект,
то есть наркотическое действие. Это-то качество расщепления спиртных
напитков и привораживает на всю оставшуюся жизнь Божьих избранников - если
они объединятся, то это будет огромная армия. Только разум той армии будет
ущербным. А отсюда недалеко и до греха!
Кое-кто из присутствующих продолжил миграцию взгляда до нижележащих
органов, имеющих исключительно женское предназначение. Но, засовестившись
вовремя, вспомнив о своем прямом предназначении, вырвал внимание из пут
похоти и снова обратился к наполненным стаканам. Чары секса и алкоголя
останутся навечно сильнейшими конкурентами! Почему-то всем шизофреникам
стало грустно. Сами собой родились стихи и повисли в наспиртованном
продуктами выдоха воздухе. Рифмы смотрели на мир почти сумасшедшими, широко
раззявленными глазищами, слепнущими от яркого света интеллектуального
прозрения:
Небосвод омочил все дождем:
волшебство, отдохни, мы тебя
подождем!
Похмелья рана, Кребсов плен,
телец Маллори бунт, фиброза
тлен!
Алкоголь - это новое счастье:
все восторги любви застилает
ненастье!
Смыты томные будни и ночи,
для общенья с женой нет уже
мочи!
В микроскоп зри, хоть ночью:
нейропат Корсакова-Вернике
пялит очи!
Навеянную стихами грусть мы стряхнули решительно и быстро. Все любовно
поморщились и дружно крякнули, выпив, не закусывая: простата у мужчин
сморщилась и напряглась. А та единственная среди нас, наделенная яичниками,
передернула Фаллопиевы трубы, словно затвор автомата Калашникова. Но боевой
патрон ни той, ни другой стороне не удалось дослать в патронник - выстрела
не получилось! Не отреагировали даже Куперовы или Бартолиниевы железы, лишь
вялая струйка мочи пощекотала наружное окончание уретры. Мужики,
почувствовав, что musculus cremaster даже не попытался подтянуть яички. Все
многозначительно почесали репу, но вовремя себя одернули, остепенили - ведь
здесь присутствовала женщина. Тогда мы обратили на нее более пристальное
внимание и почувствовали аналогичное смятение и в глазах дамы. Складывалось
впечатление, что общение с алкоголем уже подвело честную компанию к тому
пункту социального развития, когда нарушается кроссгендерная идентичность.
Иначе говоря, алкоголики - это практически бесполые существа, переполненные
удивлением и счастьем настолько, что места для строго дифференцированных
гендерных ролей в психике не остается.
Однако не стоит спешить: даже сами ученые до сих пор еще окончательно
не разобрались в хитросплетениях генетического, биологического и
психологического в сексуальных отправлениях - скорее всего, имели место
транзиторные, то есть проходящие, сшибки. Но, анализировать процесс глубже и
печалиться по этому поводу, уже не было сил. Практически, без заметной
экспозиции стала наплывать благодать и муки особого творчества - всех
отбросило в детство или ранние юношеские годы, когда жизнь казалась такой
приятной и свободной. Примерно, такой, как свободное падение человеческого
тела из самолета при нераскрывшемся парашюте. Хотелось перейти к хоровому
пению, но это было бы уже злостное нарушение больничного режима. Все как-то
разом нашли успокоение в святых словах: "Избавит Господь душу рабов Своих, и
никто из уповающих на Него не погибнет" (Псалом 33: 23).
"Кто сказал, что любовь умерла"?.. У Александра Георгиевича, конечно
же, оказалась и вторая, и третья бутылка водки: мы пили дружной, тесной
компанией - пациенты и лечащий врач, совместивший свои функции врача с
колдовством опытного и коварного алкоголика-психотерапевта, доктора
медицинских наук Федорова. Но мы, безусловно, пили не ради только выпивки,
даже не ради торжественного момента - встречи братьев. Мы утверждали своими
действиями начало широчайшей акции осуществления лечебных мероприятий по
спасению нации, замордованной стрессами, от вымирания. Если хотите, то было
комплексное психотерапевтическое воздействие методом "полного включения".
Когда алкоголь закончился, Клара Николаевна под ручку с Вовиком
проследовала в ординаторскую, а Александр Георгиевич, сильно намаявшись за
день и настрадавшись от эмоциональных всплесков, связанных с братской
встречей, прилег на койку младшего Федорова, не снимая ботинок, и задремал
тихо и безмятежно, как ребенок, на совести которого нет рокового греха! "Да
будет милость Твоя, Господи, над нами, как мы уповаем на Тебя" (Псалом 32:
22).
1.9.
Никто в нашей палате не помнил, как прошел день, вечер и ночь -
очнулись все только поздним утром. Вовика все еще не было на месте - его
замещал тихо посапывающий брат Александр. Он спал самозабвенно вентилируя
легкие, но при этом не издавая ни единого храпа. Он был подобен святому
апостолу, только что раздавшему массу благодеяний. Давно замечено, что дети
и безгрешные взрослые спят с большим аппетитом, и на лицах их не отражаются
даже намеки на пагубные поступки. Александр именно так и спал. И, если бы
даже я сильно захотел не верить в реальность, то все равно не смог бы
отказаться от справедливого утверждения: вот он, спит сейчас передо мной,
совершенно безгрешный человек.
"Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: "Прибегаю к Господу
людей, царю людей, Богу людей, от зла наущателя скрывающегося, который
наущает груди людей, от джиннов и людей!" Так утверждал Коран, сура 114, и
никто из смертных не смел спорить с тем. Под новым углом зрения я взирал на
спящего, уверяя себя в том, что чистотой своих помыслов, их наивностью он
давно отделил себя от скверны. Во всяком случае, с большой долей
достоверности можно утверждать, что наш новый компаньон искупил грехи, и ему
открылся иной взгляд на мирозданье. Правда, когда он открыл ясные очи, то
несколько смутил меня прозаическим вопросом:
- А где здесь у вас туалет? Ребята, вот, вот гайка с винта сорвется!
Старею - мочевой пузырь теряет эластичность. А раньше мог ведро пива выпить
на ночь.
Однако, жизнь есть жизнь, и никуда от нее не денешься. Я объяснил брату
Александру, где размещается туалет. "И вновь продолжается жизнь"!
Само собой, как-то так и складывалось, что новому другу, члену нашего
прайда, не имело никакого смысла уходить из больницы на волю. Еще длилось
дежурство по больнице Клары Николаевны. Никого не удивило, что к завтраку от
нее поступило указание: вдвинуть пятую койку в восьмую палату. Ночью
поступил как бы новый пациент - Федоров Александр Георгиевич,
пятидесятилетнего возраста, давно разведенного, имеющего четверых детей.
Пациент имел ученую степень доктора медицинских наук, а потому немножечко
страдал шизофренией. Объем ее симптоматики, вариации поведения, перспективы
клинической динамики и надлежало уточнить самыми совершенными методами. "Во
имя Аллаха милостивого, милосердного! Когда пришла помощь Аллаха и победа, и
ты увидел, как люди входят в религию Аллаха толпами, то восславь хвалой
Господа твоего и проси у Него прощения! Поистине, Он - обращающий!" Эти
слова я почерпнул из Корана, из суры 110. И никто меня не мог сбить теперь с
пути истинного.
Вовик вернулся позднее, завтракал он без друзей, в ординаторской в
обществе Клары Николаевны. Когда он явился к нам, то на лице его гуляла
безвольная улыбка - свидетельство крайнего переутомления и полнейшей
психологической зависимости от женщины. Он поменял свои сдержанные "левые"
на совершенно откровенные "центристские" представления о Вселенной и
Женщине, Человечестве и Математике, о Лобачевском. Мы сильно боялись за
сохранность его разума. Наука, скорее всего, потеряла сегодня ночью одного
из своих самых верных адептов. Он бухнулся подкошенным снопом - сплетенным и
иссушенным - на освободившуюся кровать. Нам он подари только блуждающий
взгляд и тихий лепет - лепет крепко наказанного за доверчивость ребенка. Не
знаю, что с ним стало бы, окажись он без моральной поддержки. На помощь
пришел опять-таки Коран, сура 112: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
Скажи: "Он - Аллах - един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был
Ему равным ни один!" Он так и сказал, произнес многократно и маразм медленно
отступил!
- Вот, суки пушистые, что с человеком сделали, садисты, варвары,
гестапо. - выпалил совершенно верное предположение Василий. - Не больница, а
Освенцим какой-то! Буду жаловаться министру здравоохранения. Теперь там
серьезный человек - военный, генерал-полковник: он им всем башку-то на место
поставит, или открутит вовсе...
Дальше шли непарламентские, непечатные выражения! И на то были
серьезные основания. Мы тоже присоединили к Везувию свою боль и стон.
Коллектив мычал, как стадо одуревших от возмущения бизонов. Именно под эту
музыку, под такой стих и вошла к нам незаметная и неслышная Клара
Николаевна. А поскольку мы реализовывали боль и стон, как молитву, с
закрытыми глазами, то лечащему врачу пришлось выслушать длиннейшее
аппассионато - символ высоких чувств и откровений - довольно долго. Клара
Николаевна, не прерывая музыки шепотом дала распоряжение медицинской сестре
всадить нам каждому в ягодицу по бизоней дозе аминазина - и увертюра погасла
сама собой. Так в здешних местах боролись с синдромом похмелья.
Очнулись от дурмана искусственного сна мы только к вечеру. И тут же, не
приняв даже маковой росинки, отказавшись от грубой больничной пищи, мы впали
в суету высокого творчества. Перво-наперво взяли за бока математика и
потребовали продолжения специального лекционного курса. Вовик пробовал
кочевряжиться, ссылаясь на провалы в памяти после сильнейших доз
психотропных медикаментов. Но мы такие возражения тут же опротестовали, даже
не приняв к рассмотрению и не дав высказать пострадавшей стороне свои
аргументы. Кстати, сильнее всех наседал брат Александр. И опять, кстати,
именно он внес в этот момент предложения впредь именовать друг друга только,
как брат Василий, брат Дмитрий, брат Николай и так далее по всему списку
восьмой палаты. Это, по его просвещенному мнению, должно было цементировать
наше больничное братство, придавать нам силы, мобилизовать внутренние
резервы. А силы нам были необходимы громадные, дабы если не излечить
неизлечимое, то хотя бы замедлить процесс разрушения наших мозгов всесильной
шизофренией.
Брат Владимир наконец сдался под общим натиском и возвысил голос,
взойдя на мифическую лекторскую трибуну:
- Братья, как я уже имел честь вам сообщить, - начал он возвышенно,
медленно ища выходы из лабиринта явно путающихся мыслей. Он долго еще
спотыкался. Откровенно говоря, встал он твердо на ноги математической логики
только к исходу третьего дня. Тогда голос его окреп, а мысль вытянулась в
струнку.
- Пуассоновский поток, или иначе Пуассоновский процесс, есть случайный
процесс, описывающий момент наступления каких-либо случайных событий, в
котором число событий, происходящих в течение любого фиксированного
интервала времени, имеет распределение Пуассона. - четко свидетельствовал
Владимир. - Числа событий, происходящих в непересекающиеся промежутки
времени, независимы.
Все мы вдруг ясно и вполне очевидно почувствовали, что с нашими
головами наступает полнейший абзац. Первым взвился брат Василий, мы не
успели вовремя обуздать его темперамент:
- Брат Владимир, елки-палки, - забился он в поисках печатного слова, -
ты хоть выбирай выражения, понятные массам! Разве допустимо вводить
окончательно полные логические выводы, не подведя предварительно вводный
формульный алгоритм.
Так красиво не мог бы обобщить наше туманное впечатление от услышанного
даже академик Андрей Николаевич Колмогоров, Герой Социалистического труда. А
уж про мальчишку Даниеля Куиллена - американского математика, автора
гомологической алгебры - и говорить нечего. Достаточно просто посмотреть ему
в бесстыжие глаза, губами, естественно, нервно собирая в комок твердеющую от
негодования слюну, чтобы в сердцах сплюнуть на пол.
- Да, брат Владимир, - добавил, растягивая время и впечатление, брат
Александр, - не качественно ты к нам относишься.
- Так, что я такого сделал, что пасквильного сказал? - залепетал брат
Владимир, обращая к нам полные слез глаза.
Мы видели, что он искренне переживает и сожалеет о случившемся. По
молодости лет и ученому остракизму, изгонявшему из своего мира всех
непосвященных, он оказался неспособным понять логику наших требований. К
нему от дверей бросилась на помощь лепечущая Клара. Удивительная, черт
возьми, у нее была способность появляться в нужное время и в нужном месте
совершенно неожиданно! Я уже стал опасаться ходить в туалет в одиночку!
Клара была полностью на стороне избранника:
- Что вы все привязались к больному гению?! Необходимо самим расширять
свой кругозор, готовить домашние уроки, читать специальную литературу, в
конце-то концов! А вы все хотите взвалить на одного преподавателя.
В словах нашего лечащего врача, безусловно, содержалась толика правды,
но нас возмутила форма высказанной мысли. Получалась так, что брат Владимир
- гений, а мы - кучи дерьма, да еще и не очень простывшего. Кто не знает,
так пусть узнает из первоисточника - мы все, здесь находящиеся, - Гении! Нет
в том сомнения! И выскочек-индивидуалистов мы не терпим!
Коран стукнул молотом по наковальне сознания. Сура 109 возопила: "Во
имя Аллаха милостивого, милосердного! Скажи: "О вы неверные! Я не стану
поклоняться тому, чему вы будете поклоняться, и вы не поклоняйтесь тому,
чему я буду поклоняться, и я не поклоняюсь тому, чему вы поклонялись, и вы
не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться! У вас - ваша вера, и у меня -
моя вера!"
Первым оправился от потрясения, вызванного эскападой вздорной и плохо
воспитанной советской женщины, брат Дмитрий. Он сделал правильные пояснения:
- Брат Владимир, когда намедни ты рассказывал о сфере Римана, то мы
тебя не перебивали, ибо любая сфера находится в плоскости наших интересов.
Но сейчас ты произнес длинный монолог, не применив ни одного символа, - где
же здесь абстрактное мышление, я уж не говорю об интуитивном?! Допустим, мы
решили представить себе эллиптический цилиндр, тогда все понятно:
незамкнутая центральная поверхность второго порядка характеризуется
каноническим, известным даже ребенку дошкольного возраста, уравнением:
(x2 / a2) + (y2 / b2) = 1.
Уравнение Пуассона, я полагаю, тоже имеет некоторое формульное отражение. Ты
должен был начать хотя бы с уравнения с частными производными вида: u = f,
где
" - оператор Лапласа.
Все восприняли отповедь, как само собой разумеющееся, а Василий,
подбоченившись, ехидным тоном сделал собственное заявление:
- Брат Владимир, не худо было бы расшифровать и представления об
операторе Лапласа, напомнить, что он рассчитывается для функции (х) по
формуле: " = d2 / dx2.
Конечно, такое замечание Василия, имеющего образование восемь классов
обычной советской школы и никогда не участвовавшего в математических
олимпиадах, выглядело интеллектуальным подвигом. Он как-то однажды
признался, что восьмилетку шаловливый мальчик в основном проходил в школьных
коридорах да в туалете за курением чинариков. В палате номер восемь нависло
гробовое молчание. Клара быстро поняла, что ей со своей степенью кандидата
медицинских наук соваться в возвышенные мужские разговоры просто неприлично.
Она, безусловно, не была светской дамой в полной мере, но чувствовать хоть
что-то маткой могла. Женщина быстро поняла, что выглядит идиоткой, и у нее
на лбу, как гнусное тавро, выступает слово "дура".
Разоблачение Клары, которая пыталась украсть кораллы, весьма
положительно отразилось на общем взаимопонимании лечащего врача и пациентов,
а также невольно изменило характер и стиль поведения приятной во всех
отношениях женщины: Клара Николаевна стала еще мягче и нежнее с Владимиром,
предупредительнее со всеми остальными.
Брат Владимир все понял сразу - интеллектуал не мог простить
надвигающуюся измену - а потому, властной рукой он отстранив Клару.
Математик с головой ушел только в работу, он начал серьезную повесть,
печальнее которой нет на свете:
- Георг Фридрих Бернхард Риман ввел, во-первых, общее понятие о
пространстве как о непрерывной совокупности любого рода однотипных объектов,
которые служат точками этого пространства. Во-вторых, он перенес на эти
абстрактные пространства представление об измерении длин бесконечно малыми
шагами, то есть дал общее понятие о метрике, определяемой простенькой
формулой: ds = f (x1,..., xn; dx1,...,
dxn).
Было ясно, что теперь уже не имеет смысла застревать на мелочах, да и
некоторая скачка мыслей, свойственная шизофреникам, стала позволительной. А
потому брат Владимир кое-что из обоснования позиции Римана пропускал.
Однако, дабы не вызвать нового негативного всплеска эмоций, математик
заметил, понизив голос до уровня подтверждения органической скромности:
- Господа, полагаю, будет совершенно лишним в столь просвещенной
компании специалистов застревать на пустяках - всем, конечно, знаком
формульный алгоритм, действующий при преобразовании координат от
xi . Здесь важно только помнить о геометрическом смысле, как
квадрате элемента длины пути, тогда все становится на свои места. И никого
не должно смущать то, что одно и тоже римановское пространство в разных
координатах имеет разные выражения этой метрической формы, однако ее
величина при преобразовании должна оставаться неизменной.
Ясное дело, что пускаться в такие элементарные подробности не имело
смысла - это было очевидно по лицам слушателей. Все они во время лекции
лежали на спине и словно бы невидимой авторучкой выписывали формулы на
потолке, основательно зачерненном испарениями, миазмами, исходящими
десятилетиями от тел прежних пациентов. Последний ремонт в больнице
проводили еще в прошлом веке. Да, славные ребята все великолепно понимали,
одобряли и только в шутку, ради куража гениев, иногда обгоняли своими
формульными росписями плавное течение лекции математика.
Так легко, играючи, пациенты проскочили и очень важную формулу Риманова
пространства, с помощью которой пространство можно еще определить как поле
дважды ковариантного симметричного (gij = gji) тензора gij, или другими
словами - метрического тензора.
Мы, как говорится, хорошо посидели, однако после выпитого накануне
сильно ломило голову. Сообща было решено разговор об остальных премудростях
отложит на завтра.
Клара Николаевна оторвалась от груди математика с большой неохотой, но
с ясным ощущением того, что новые события, иная интеллектуальная динамика
потребует и других лечебных воздействий - было необходимо подумать о
"Ко-терапевте". И она обратила свой взор на Федорова Александра Георгиевича.
Он принял эту мольбу о помощи и ответил возвратным пассом положительно. Союз
слабой женщины и демиурга был заключен.
"Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века
сего и не властей века сего преходящих"... Брат Александр посмотрел вослед
Кларе Николаевне: очертил взглядом мастера линию покачивания ее тазовых
сочленений, игру ягодичных мышц, мышц бедер, переход пластики движения в
коленный сустав и дальше на голень. Выведя простую формулу того движения и
той непонятной силы, которая заставляет глаза мужчины следить за казалось бы
банальным процессом, мэтр продолжил мысль сущую: "Но проповедуем премудрость
Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе
нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо, если бы познали,
то не распяли бы Господа славы" (Первое Коринфянам 2: 6-8).
1.10
Надо быть круглым идиотом, чтобы не понять: вдруг выскочившее из-за
скалы абсолютной профанации математическое прозрение нашей компании было
чем-то сверхестественным. Небесные силы решили озарить нас своими особыми
свойствами, либо мы попали в гущу каких-то особых земных закономерностей.
Вася от осознания своей исключительности лежал на больничной койке с
заведенными под потолок глазами, с открытым ртом, через нижнюю губу которого
переползала вялая гусеница кроваво-красной слюны, опалесцирующей при слабом
дневном освещении. Но то была не игра преломляющегося света в коллоидном
растворе, что часто у эпилептиков. Нет сомнения, то был особый эффект,
связанный с перенасыщением мыслью всей плоти - головного, спинного, костного
мозга и даже слюны. Полагаю, что с мочой и другими экскрементами творилось
то же самое. Он уже давно офурился и теперь затих, чтобы, не дай Бог, от
восторга не наполнить палату дальнейшим разнообразием "благовоний" за счет
кишечной трубки. Кольцо мышц анального выхода Вася сжимал неимоверным
усилием, тратя на "подвиг" весь свой физический ресурс. Интеллект же был
сплошь забит формулами, которые простой человек теперь лелеял, как своих
малых, горячо любимых детей. Но незнакомые формулы вытеснили из коры
головного мозга, из подкорки все сдерживающие физиологические отправления
команды - от того могло произойти с Василием не весть что!
Дима тоже впал в транс от осознания всесильной продвинутости,
снизошедшей на него - простого человека, заурядного кандидата медицинских
наук. Он понимал и пугался, пугался и понимал, что свалившаяся на его голову
необыкновенная пантовость была свидетельством необычайных процессов, которые
пока еще оставались не понятыми классической наукой. Только большой
специалист телепатии академик Васильев из Ленинградского университета мог бы
понять его, но корифей науки, к несчастью, уже давно умер. А из
современников посоветоваться было не с кем: отойдя от марксизма, многие
впали в заурядный декаданс или в разнузданный практицизм.
Математик не мог, как ни старался, выправить ералаш, вызванный в его
голове сотоварищами. Он-то для того, чтобы постигнуть геометрию
Лобачевского, потратил большую часть скучной жизни, проходившей за
учебниками, статьями в передовых научных журналах, в тягомотных семинарах и
лекциях, симпозиумах, коллоквиумах. Он разучился интересно жить, не умел
полноценно отдыхать, от души болеть - он все время находился в творческом
напряжении, боясь что-то пропустить, опоздать с получением и обработкой
информации, с опубликованием очередной научной статьи, казавшейся ему
откровением, новым весомым словом в науке. А на поверку - все была
повторением, но в ином понятийном ключе, мыслей древних философов и
математиков. И вдруг его коллеги по несчастью поднимаются на один уровень
вхождения в математику с самим Лобачевским, Пуассоном, Риманом без всякой
предварительной подготовки - это уже было за гранью понимаемого! Может быть,
и большевики были правы, решив поставить на карту свою отчизну ради
мифических гениев из пролетариев? Но такого не может быть, как не может быть
обезьяны, осознанно выводящей, например, формулу Томаса Бейеса. Тот же слон
не может восхищаться двумерным многообразием, являющимся топологическим
пространством, каждая точка которого обладает окрестностью, равной
гомеоморфной плоскости или полуплоскости, например, таких, как сфера, круг,
лист Мебиуса или бутылка Клейна.
Я был когда-то художником, а потому во мне остались некоторые задатки
особой творческой личности. Правда, мои художественные способности остались
столь приземленными, не поддающимися развитию, что мне пришлось
переключиться на преподавание заурядного предмета - черчения. Нет, я пытался
творить - даже написал картину: на ней была изображена знаменная группа,
участвующая в параде на Красной Площади. Центром притяжения был мичман
Буденков - высокий, дородный хохол с пышными лейб-гвардейскими усами. Он нес
само знамя, а сопровождали его ассистенты - два рослых нахимовца с морскими
палашами. Острым морским оружием, может быть, еще при Петре Первом орудовали
морские гренадеры, бравшие на абордаж шведские фрегаты в устье Невы. Ребята
были, что называется, "кровь с молоком". То была как бы картина из летописи
- фотография настоящего и будущего нашего отечественного флота. Какой там
адмирал Курваедов - маленький, щуплый чиновник от военно-морских сил.
Современные-то мореплаватели не способны взять на себя ответственность для
того, чтобы дать команду топить без предупреждения эти сраные подводные
лодки англичан, американцев или каких других мудаков, решивших, что наши
территориальные воды являются маршрутами для туристских прогулок зажравшихся
интервентов. Логика жизни и профессии морского офицера говорила о том, что
главкомами ВМФ должны быть только выпускники Нахимовского училища. А
Министрами обороны и начальниками Генерального штаба имеют право быть только
суворовцы, ибо понятие профессиональной армии неотделимо от воспитания
военного с детских лет, с пеленок. Все должно в этой