эту крысу. И попотчую ею любезного читателя. И буду называться уж никакая не "Наша Ахматова" - пожилая поэтесса, а вместе с другими ребятами с нашего двора - "Молодые прозаики Петербурга". Не обязательно "ИЗВЕСТНЫЕ", можно просто "Подающие надежды". Есть такие выражения - скажешь - начинается счастье и какой-то запах весны - "Подающие надежды", или "Молодой человек" - как здорово услышать такое! "Молодой человек!" А у меня: БЕДНАЯ ДЕВУШКА. В Питере они были двух видов - богемные и научно-технические. У большинства технических был нормированный рабочий день. Вообще они были другие. О них чудно написал Валера Попов, что-то вроде "... Наши девушки, с их чистенькими кухоньками, кофеварками и ликером "Вана Таллин", в уютных однокомнатных квартирках где-то севернее Муринского ручья. ..." Ну, севернее Муринского ручья - это уж попозже, а сначала с родителями, или в коммуналках, и мальчики ихние - тоже. Не было у них ни мастерских, ни котелен, ни подвалов, ни чердаков. И девушек своих они МУЧИЛИ. Нас - богемных, наши не мучили - если надо было соблазнить девушку и вообще - СКЛОНИТЬ - ее вели в чердаки и подвалы - мастерские - котельные, обкуривали клубами Беломорного дыма, заливали по самое горлышко портвейном "Русский лес" и под победные звуки гитары ... без мебели, без книг, на старом, продавленном диванчике... А эти! Научно-технические! Они что делали? Помните? Они их - везли на природу! В поход! На СВЕЖИЙ ВОЗДУХ, который на самом деле называется ХОЛОД или ЖАРА! А еще КОМАРЫ! В настоящее Белое море, в настоящий Русский лес! И там их заставляли - прыгать в байдарках по порогам, удить рыбу, потом еще разводить костры! Ставить палатки! Готовить уху! Ужас какой! И только после всего этого, начинались победные звуки гитары... Мне их всегда было жалко. Причем некоторые уже подсаживались на этот свежий воздух - как на наркоту и жить без него не могли! Бедные БЕДНЫЕ девушки... А еще вставать рано утром! Трястись в трех видах транспорта в родное НИИ... Ну, дальше там уже было все хорошо - здоровый коллектив, обсуждение последней "Иностранки", Самиздата-Тамиздата, курилка, нарезание овощей для супа прямо на рабочем месте - за пульманом, и всякие иные милые сердцу вещи. А потом им опять было плохо - домой на трех видах... И всю неделю - рано вставать. Как они держались вот такими - ДЕВУШКАМИ, непонятно. Вот такими Иринами-Маринами - без ни хуя денег, после этих трамваев-автобусов, без шмотья, даже и без информации, о том, что там носят в Париже в этом сезоне, просто в "брючках-свитерках" - задолго до яппи - изобрели эту моду - наши итээровские Бедные девушки. И эти вечные стрижки "под мальчика" - на волосы уж не было сил - утренняя очередь в коммунальную ванну... Вот такие они были - невесть откуда вылупившиеся питерские "подснежники - подмальчики". Они так и не состарились - ТЕ первые - никогда не стали тетками - так и ходят по Питеру в своих неизменных "брючках-свитерках" - Подмальчики - под 70 - немножко морщин - вот и вся перемена. А уж дочки их, сорокалетние - и вовсе сошли бы этим мамам за внучек - если б рядом не было уже и конкретно-реальных внучек - и опять "брючки-свитерочки-стрижечки" - только это все уже "яппи-стиль", и вроде бы не наши Бедные девушки изобрели его от бедности, а где-то там в Париже, Милане - великие дизайнеры - для удобства. Ирины-Марины... Аллочки-Беллочки... севернее Муринского ручья... с кофеваркой и "Вана-Таллином"... научно-технические. И, богемные - "подруги поэтов" - счастливые обладательницы ненормированного рабочего дня - моды были другие - все из Апраксинской комиссионки - теперь этот стиль называется "Винтадж" - "Из бабушкиного сундука". И волосы можно было позволить себе подлинней. Да и на Муринский ручей с кофеваркрй не удавалось заработать никогда - эти поили чаем в коммуналках. Зато в центре. Вот, пожалуй, разница и заканчивается - все равно это было одно племя - НАШИ БЕДНЫЕ ДЕВУШКИ. Героически содержавшие себя в такой неистребимо - нестерпимой девичьей прелести, что все в этом ГОРОДЕ писалось, рисовалось, пелось, игралось на гитарах и на сценах - для них, для них ненаглядных. Мамы, дочки, внучки - внучкам уже по двадцать, и вот они стоят в "Фишке" и слушают "Билли,с Бэнд" - или старого Рекшана, или еще кого... иногда даже и меня. Все они выжили тут в очередной раз - ну да, дома и камни помогают. А ТАМ? А там - ПЕРВАЯ ЗИМА. А за ней вторая... Что там с ними происходит? И с теми и с другими. Сначала те - которые не богема, которые НЕ Я, которые "брючки-свитерки: Во-первых, их образ жизни меняется не очень резко - ну сначала немножко учебы на всяких курсах, а потом - привычная ситуация раннего вставания и тряски в метро. Там на работе - все другое - работа на износ - нет друзей-подружек, нет задушевных разговоров - в обеденный перерыв нормальное американское общение - обсуждение еды и, увиденного по телеку. А дома - сил хватает только на то, чтобы посмотреть этот телек. Может быть по этому - от сознания этого, я там, в Америке никаких романов не писала, а только песни или очень короткие притчи - в пару страниц - что-то, что и такая уставшая Бедная девушка сможет воспринять... Во-вторых, эти Бедные девушки превратились в богатых. И вот я встречаю в кафе "Энивей" такую Ирину-Марину, Аллочку-Беллочку - ну из тех, что стояли в "Сайгоне" с маленьким двойным - НАШУ ДЕВУШКУ - милого Подмальчика с живыми черными глазами, и она говорит: Мы с мужем наконец съездили в Прагу - это что-то потрясающее! Ну конешно - ПРАГА! Там - НАШ КАФКА, там НАШ ГАШЕК ... (Кузьминский говорил : "...В одно и то же время, в одном городе жили два человека - Гашек и Кафка - невозможно в это поверить - кажется, что они жили в разное время и в разных местах..."), и там - Пражское Гетто, по которому ходит ОН - НАШ ГОЛЕМ. - Прага. Здорово! Ну и что там? Потрясающе! Ты себе не представляешь, как там все дешево! Я пытаюсь сообразить - Дешево - ЧТО? Голем? - Дешево - что? Все! И вкусно! Мы целыми днями, ну просто целыми днями только и делали, что обжирались! Ходили от ресторана к ресторану, от кавярни к кавярне - копейки, все - копейки! И это полное вранье, что лучший шоколад - брюссельский, глупости, чешский и только чешский! И дальше она долго рассказывала про шоколад... Правда, все рекорды побила еврейская девушка, посетившая Польшу. Вот сидит себе Сорокин в Садовом Кольце, и в страшном сне ему сниться туристический маршрут - Дахау. Он страшный сон радостно записывает и получается - очередной модный литературный хит. Но такое ему, пожалуй, и не присниться: девушка побывала в Освенциме и на вопрос " Что там?" ответила: Там конешно интересно, но признаться, Я ОЖИДАЛА БОЛЬШЕГО. Ну, собственно говоря, все честно - туристический маршрут. Люди хотят видеть - ЭТО и испытывать при этом какую-то, (что-то мы такое изучали, кажется у Энгельса) специальную радость - оттого, что это произошло не с нами (там, у Энгельса были бои гладиаторов для примера.) Вместо этого - разочарование - какие-то ботиночки... и не очень страшно. Все понятно.... но эта фраза! И ведь не со зла и не с подлости - просто от нежелания больше слышать и понимать русский язык - саму себя в частности. Нет, современный Выкрест - это не русский еврей, нацепивший на себя крест, это - русский еврей, отцепивший от себя русский язык... Но об этом я напишу позже, когда дойдем до креста. Да, вот это и есть - Выкрест. И все же - это не самое плохое, что может случиться с бедной душою Бедной девушки. Сменять БОГА НА ШОКОЛАД? На этот счет есть разные мнения... Вот, например, Том Уэйтс что-то прорычал по своему, по-англицки, а Дима Новик, ну, который на должности "Билли", то есть за контрабасом в "Билли,с Бэнд" - научил этого дикого медведя Уэйтса говорить по-русски, и вот что мы услышали: Я не хожу в церковь по воскресеньям, Не молюсь там на коленях И не заучиваю наизусть Библию У меня свой собственный путь. Да, я знаю, конешно, Иисус любит меня, Или, может, даже чуть больше... А я, КАЖДОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ валюсь на колени... В кондитерской лавке. Душа просит Иисуса ШОКОЛАДНОГО. А когда солнце жестко жжет, как виски, так, Что даже в тени пинцет, Я заворачиваю Его в целлофан, Тогда Он тает и превращается в мусс, Вот он, мой Спаситель, в моих ладонях!... МУСС... поливаешь Им мороженое, выходит отличное суфле! Вот видите - Том Уэйтс... В общем, ничего страшного - бывает, что душа требует Шоколадного Иисуса... интересно, слушают ли эти девушки Уэйтса? А может и слушают. Мамонов вот придумал Шоколадного Пушкина. Раздобревшие от шоколада тела и души этих Бедных девушек... Даже и слово "раздобревший" - оно какое-то шоколадное. Нестрашное слово. Это все не про злобу... Я видела что-то и похуже - это когда душа начинает высыхать, как колодец. Иссохшая душа, наполненная злобным отчаяньем - вот это ужас. Вот это происходит с такими, как я... Что происходит с такими, как я. Лают собаки - в город во мраке Идет попрошаек стая: Кто в дранной рогоже, Кто в рванной одеже, КТО В БАРХАТЕ И В ГОРНОСТАЕ... Английская народная песенка. Такие - чаще всего без мужей, богемные браки сиюминутны и недолговечны - свобода... без мужей, но с детями. Значит ты должна одна платить рент за двоих - ну за такую хату, где двое помещаются. И район, в котором ребенок может ходить в школу, не опасаясь быть убитым. Социализма там нет. Это значит, что можно сесть на "социалку", но тебе дают на двоих с дитем 700 баксов, а квартира тоже стоит 700. И еще выгоняют на общественные работы! В общем, начинаются отчаянные попытки зацепиться за какого-нибудь мужчину. А они - шарахаются! Наши. А с чужими, мы не ходим. Мы ж хотим своих - поэтов-художников, чтоб на гитарах и все прочее. А это значит не помощь - а еще одного на шею. Одинокие - ищут, а замужние в это время гонят прочь из дому - Уходи! Ребенка - прокормлю, тебя - нет сил. И никакой любви им не надо. Такие вот - САМКИ СО ЗДОРОВЫМ ИНСТИНКТОМ САМОСОХРАНЕНИЯ - скидывают с плеч самца - лишь бы сохранить детеныша. А детеныши проходят нищету, наркоту, панков-готиков, ненависть к родителям... И кто-то снова выплывает на поверхность - к любви. И женщины выплывают - не буду описывать, чего это обычно стоит - иначе выйдет не роман, а медицинское пособие. Вся эта бесконечная череда унижений - она ударяет по всем частям тела, включая душу. А уж по ней - молотом! Это уж настоящий "Принц и Нищий" и нету, нету Майлза Гендона! Правда иногда становиться ясно, что можно выжить и без Гендона - конешно везде и всегда есть "выживатели" - вот, например, Лена Коренева - яркий пример выжившей принцессы... Я собиралась через 13 лет в Россию и все слушала Галича: Когда я вернусь... Он-то никогда не вернулся - а я вот еду. И хочется что-то ответить - бедному Александру Аркадьичу - из моего времени. ... И ты, как положено, скажешь: "Москва расцвела!" И сядешь со снобом за столик московского клуба. И все тебе мило на Родине, все тебе любо, А ГЛАВНОЕ - ЗУБЫ В ПОРЯДКЕ И ЖОПА ЦЕЛА. Да, зубы на месте, и жопа, как будто цела... Когда по старинке за столик присядете оба Московского клуба, "и челка московского сноба", "что в сумерки вписана четко"... И скатерть бела!" Да, есть слово в сто раз страшнее чем "выкрест" - это "опущенный". Опущенная душа... И - счастье - вот так вернутся - когда у твоей души и "зубы в порядке, и жопа цела". А все остальное - ясно, что приложится. Вся книжка Лены Кореневой - это сплошное "Морозко": - Холодно ли тебе, девица? - Тепло, дедушка! Вот такой разговор, ну а в конце, как положено - Иван-царевич (он немного лысоват, да и сундук с золотом, не вполне конкретно-реальный, но все же конец почти голливудский.) Но мы-то тут не для Голливуда собрались, а для НАСТОЯЩЕЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, где, как известно, должна происходить БОРЬБА ПЛОХОГО С ЕЩЕ БОЛЕЕ УЖАСНЫМ. Так что я продолжу свой печальный рассказ... Одним словом, встречаешь - этих наших девочек из "САЙГОНА" - злобными мегерами, спившимися, со сторчавшимися детьми, с бесконечными обидами на весь мир, который не помог, на Бога, который пайку недовыдал. А некоторые внешне благополучны - они, с понтом, нашли себя в какой-нибудь хлебной профессии, обрели американского бойфренда или брайтоновского "роскошного" мужчину в тренировочном костюме из сиреневой лайки, дети - посторонние им неведомые существа - плохо понимающие по-русски - вот такой вариант. Эти - благополучные часто пишут мемуары - чтобы там уж раздать всем сестрам по серьгам. И там опять - обида. И я направлялась куда-то в эту сторону - прямой дорожкой. Злобное отчаянье все усиливалось, а чувство юмора все улетучивалось. Почти каждый вечер я сидела за баром в "Самоваре"- пьяная, и выслушивала разные гадости, которые говорили мне неудачливые и немолодые богемные красавцы, пришедшие туда кадрить юных девушек, а юные все сидели в "Рюмке" со своими набриолиненными, в испанском стиле кавалерами - зачем им немолодые? Там, в "Самоваре" - на девушку тянула только я (остальные явно были дамы и сидели в глубине за столиками), вот мне и приходилось выслушивать всякую хуйню типа: - Вот ты сидишь тут и пьешь. А хули ты работу бросила? Английский не учишь? Тут тебе не Питер, твой сраный. Тут Америка! Работать нужно! Да через десять лет, тебе уже будет сорок - и ты будешь сумасшедшая седая старуха, никому на хуй не нужная! Я резонно возражала, что мне уже 38 и, стало быть, эти "через десять лет..." уже благополучно наступили, но в ответ получала новую порцию гадостей под видом поучений. Бармена Борю уже к тому времени уволили за кражу продуктов из буфета, защитить меня было некому... Я расстроилась до такой степени, что стала всех, кто мне скажет что-нибудь неприятное - сразу бить бутылкой по голове в ответ. Но это был тупиковый путь - там, в "Самоваре", я все же не осмеливалась так себя вести, а из всех других мест меня быстренько повыводили за локоть, в "Рюмку" например, вообще ходить запретили. И самое обидное было то, что народ и не думал от ударов бутылкой по голове - как-то исправиться - задуматься о душе.... Только моя репутация городской сумасшедшей обогатилась эпитетом "буйная". В один прекрасный день отсутствие нормальной работы, денег, любви и дружбы, смешалось в моей душе с тремя порциями коктейля "Блек рашн" (жуткая вещь- водка с кофейным ликером!) и привели меня к мысли, что жить на этом свете - у меня более нет сил. Мне уже давно хотелось уснуть и утром не просыпаться - но самой себе я не признавалась - ведь если признаться, что находишься в такой тяжелой депрессии - то вроде надо что-то делать - ну к доктору идти - а он что? Япповские таблетки счастья выпишет! Ничего такого мне было не нужно, и, определив, наконец, свое состояние, как суицидное, я просто стала обдумывать - время, место и способ своего будущего ухода из жизни. Все это я придумала очень быстро и решила посоветоваться с Полей - единственным в ту пору другом. - Я считаю, что самоубийство - самоубийству рознь. Одно дело, когда истеричная дамочка пьет горсть снотворных таблеток или режет себе вены оттого, что ее бросил очередной Гастон. Это грех, конешно. И вообще - минутная слабость, которой не стоит доверять. Но если это решение принимает в совершенно спокойном состоянии взрослый человек, просто уставший находится на этом свете и желающий отправиться куда-то в другое место? Вот я, например - я, верю в то, что после смерти мы едем куда-то дальше. И мне, Поля, очень тяжело ТУТ. У меня, в общем-то, почти кончились силы. Я прожила очень чудную, яркую жизнь, от меня останется много чего - и картины и песни, и ты - такая замечательная, но я - устала. И вот что я решила - ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ЛЕТ, когда тебе исполниться двадцать один - и ты уже будешь взрослая, я - покончу с собой. Я поеду в Россию, и это уж будет последняя проверка - вдруг я найду там любовь, и мне станет хорошо. Тогда я там и останусь. Но на самом деле - это нереально - жилья у меня там нет, все меня забыли и никому я там не нужна, как впрочем, и тут... - Мне ты ОЧЕНЬ нужна! - Так не сейчас же! Сказано - через пять лет. В общем, увидев, что я и там никому не нужна, я поеду на Кавказ, заберусь на какую-нибудь высокую гору и брошусь вниз. Это будет не страшно и не больно. Можно ведь мне так поступить, правда? Ты меня простишь, если я так сделаю? - Я тебя понимаю, я тебя прощу, а мама? - Вот насчет родителей, я все тоже продумала. Тебе придется для этого немножко изучить буддизм. Родителям наврем, что я ушла в буддийский монастырь. Как муж Наташи Козловой. И не хочу никого больше видеть. А ты будешь писать нашей маме письма от меня из этого монастыря! Всю жизнь, пока они не умрут от старости. Они никогда не должны узнать правду. Будешь? - Буду. - Значит ты согласна, что человек имеет на это право? - Конешно согласна... слушай я пойду спать, ладно, а то у меня голова что-то разболелась. Я тоже пошла спать. Это была пятница. Немножко еще успела подумать перед тем как уснуть: ... Какая у меня Поля все же неэмоциональная. "Голова разболелась...". Другая бы сказала: "Мамочка, не надо!". Да она и не зовет меня мамочкой, а только Юлей. Мамой и папой она зовет моих родителей. Моя сестра Лиза старше Поли только на два года - вот и выходит, что они вроде как сестры, а я - старшая сестра. Ну, в общем, кажется, все прошло нормально и можно будет через пять лет спокойно умереть. А уж пять-то лет - ерунда - это я вытерплю. Дотяну Полю до колледжа и даже до аспирантуры. А жить-то мне ясно, что больше незачем - я - "лузер" - неудачница во всем, и художник я никакой, и дизайнер хреновый и друзей у меня нет, и любовника нет - и все меня считают сумасшедшей, и мама меня больше не любит... и жить я тут больше не могу! Все - еще пять лет и конец... Тут я и уснула. А утром выхожу на кухню - там, на столе лежит стольник и записка: "Юля! Ты вчера что-то взгрустнула. Вот тебе сто долларов - пойди в "Самовар" выпей, развейся. Или пойди, купи себе какой-нибудь подарок. А то у тебя плохое настроение. Поля". Это была как раз вся ее зарплата за неделю. И тут я поняла, что я никакой не "лузер" - потому что одну работу в своей жизни я кажется, уже выполнила и кажется, на пятерку. Какой же я после этого "лузер"? И как же я могу помирать - ведь ясно же - чем мне надо заниматься - мне надо растить каких-нибудь детей - надо идти в няньки или в гувернантки. Выращивать еще вот таких Полин. Совсем расхотелось помирать. Конешно я представляла свою будущую воспитанницу - ангелоподобной русской девочкой, если бы мне кто-нибудь тогда сказал, что это будет японский мальчик - и чудовищный хулиган к тому же, я бы сильно удивилась. Но мальчик свалился на мою голову несколько позже, и в эту книжку он не попадает. А тогда я первым делом бросила пить. Поскольку от алкоголизма я была еще очень далека - это было сделать нетрудно. Простой трюк - ведь невозможно выпустить стакан из рук - отказаться от этого образа жизни - сидения в кабаке со стаканчиком в руке. Значит надо просто поменять содержимое этого стакана - ну как безникотиновые сигареты. Я перестала вливать в себя водку с апельсиновым соком или с кофейным ликером и стала пить красное вино с водой - две трети воды на одну треть вина. Это просто кислая вода розового цвета и с винным запахом. А все равно - сидишь себе в баре и элегантно тянешь что-то через трубочку. В общем, в один день мое питье прекратилось, потом еще за недельку мозги прочистились и тут слева от меня все чаще и чаще начал возникать замечательный красавец - мужчина. Звали его Мочалка, и был он - вдовец. НЕ ЛЕТИТ ЛИ КУРИЦА? Люди!!! У меня было видение!! Иисус сошел ко мне прямо с картинки, висящей у меня в ванной комнате! Он сказал: СЫН МОЙ!!! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ЗАНЯТОЙ ЧЕЛОВЕК!!! И исчез!!! Том Уэйтс в переводе Билли. Мочалка был добрый и прекрасный. Похож на моего американского мужа, из князей. И оба они смахивали на Керка Дугласа в кинофильме "Спартак". В общем, - настоящая мечта любой Бедной девушки. Никто и никогда не мог меня лучше Мочалки рассмешить - он умел рассказывать удивительные истории. Кроме того, Мочалка был художником и рисовал очень красивые картины - красно-сине-золотые - огромные! Жил он прямо возле "Самовара" - все в той же "Адовой кухне", на углу Пятидесятой и Десятой в огромном доме в дешевой муниципальной квартире. Поскольку он был вдовец - я сразу взялась жалеть и ухаживать. Я варила борщ и делала салат. Конешно, я сразу возмечтала выйти за Мочалку замуж - и САМОЙ СЕБЕ я казалась - просто идеальной невестой. Мы с ним по-настоящему подружились - гуляли по городу, слушали джаз. Он привел меня в крошечный подвальчик под названием "Смолс" - там прокатывали свои новые вещи все лучшие джазовые группы Нью-Йорка. Начинали они в одиннадцать вечера и играли чуть ли не до восьми утра. Иногда на сцене было пятнадцать человек, а в зале - трое! Все равно считалось - что там, в "Смолс" - эти трое слушателей - ТАКИЕ, что перед ними незападло играть весь вечер целому оркестру. Мочалины родственники меня тоже полюбили. Я часто оставалась ночевать в его квартире после "Самовара", но просто как сестра - в другой комнате. Время шло, но ничего между нами не происходило. Правда, мы целовались на улице, но как только входили в дом, Мочалка мрачнел, прекращал рассказывать истории и начинал молиться. Он был дико верующий! И меня уговаривал креститься. Говорил, что спать с женщиной он может только после женитьбы, а женится ему надо обязательно церковным браком. Молитвы он читал в моем присутствии, чтобы Бог укрепил его, и он бы как-нибудь нечаянно меня - некрещеную и невенчанную - не трахнул. Сядет, бывало напротив - и молиться. А потом идет спать в свою комнату. А я не хотела креститься. Замуж за Мочалку - очень хотела. И хотела в церковь ходить, в одну - маленькую. Потому что там был такой веселый батюшка - отец Михаил. Мне иногда приходилось с ним встречаться в гостях - я все думала - на кого же он похож? На батюшку не похож и на раввина - тоже, а похож он на Веселого Фриара Тука из "Робин Гуда" - вот на кого! Там в Нью-Йорке, в Манхэттене - три русские церкви. Одна - Московско-Патриаршья. Туда ходят дипломаты и всякое правительство, если приезжает, и Митьки туда ходят, и Мочалка туда ходил. И сейчас ходит. В общем, - там Совок и Гэбуха. Вторая - злоебучая Русская зарубежная церковь. Там - казаки, всякие нацистские преступники, "Ди.Пи", вторая волна, дивизия "Галичина" - ну понятно. Третья - с веселым еврейским батюшкой, учеником отца Александра Меня - в просторечии называется просто "жидовская", а на самом деле - очень длинно: Американская русская автокефальная церковь. Это - церковь первых русских поселенцев на Аляске. Можно сказать церковь ПЕРВОЙ ЗИМЫ. Там, на Аляске - они поставили церковь и отпросили себе у московского патриарха вот эту самую автокефалию. Не знаю что это, но, скорее всего - самоуправление. Служба там на двух языках и вообще очень много экуменизма. Туда ходят крещеные жиды, прощеные воры и все прочие леченые кони, наш брат - богема. Мне давно хотелось туда ходить - но там, в Нью-Йорке - все время конфликт крещеных евреев с некрещеными и мне хотелось от всего этого держаться подальше. Я вот хожу себе в кабак и горя не знаю. Хотя по мере затягивания души злобностью, как грязью, меня все больше и больше тянуло в церковь - как в прачешную. Там в России я в первый раз пришла в церковь одна в 7 лет - у меня был важный вопрос. Церковь была близко от дома - я пришла и сказала бабкам, что мне надо поговорить с батюшкой. И настаивала на этом, пока они куда-то за батюшкой не сбегали. Я уже бывала в церкви до этого - с папой, он меня водил показывать иконы. И про Бога я знала, что он есть - дома у нас было огромное Евангелие - то самое из "Тома Сойера" - с рисунками Гюстава Доре. Я его часто разглядывала и всю эту историю хорошо к семи годам уже хорошо знала, в отличие от многих своих сверстников, впервые узнавших, как дело было, из оперы "Чизус Крайст- Супер стар". И еще от дедушки я знала, что молиться надо Святому Николе - он за нас, за моряков. Батюшка вышел - лицо у него было прекрасное, это я помню. Я ему сразу объяснила, что не крещусь - потому что некрещеная, а некрещеная потому что мы - евреи и нам этого нельзя. А еще я знаю, что Бог есть. Нам евреям вообще-то полагается ходить в синагогу - вот и бабушке каждый раз кричат в магазине: "Шла бы ты в свою синагогу!" - она потом смеется - потому что она - армянка и ей-то как раз надо в церковь ходить. Но она в Бога не очень верит. А я - верю очень. Я бы пошла в синагогу, но она далеко, а церковь рядом, и я думаю, что Бог везде одинаковый. У меня вот - важный вопрос: - Я прочла поэму Веры Инбер - про Блокаду, и там описано как у маленького шестилетнего мальчика бомбой оторвало руки, и больше он не мог играть в мяч, а только смотрел, как другие дети играют. Когда дети умирают - это понятно - Бог просто берет их к себе, и они там, на небе гуляют по саду - им хорошо и весело. А тут что? Ведь этому мальчику очень плохо! Он же долго еще маленький. Разве Бог может быть такой злой? Вы знаете, зачем он так поступил? - Нет, не знаю. Я тоже все время спрашиваю, и жду, что Он мне ответит, а Он не отвечает. Самое главное - это то, что ты пришла сюда. И не важно крещенная ты или нет. Приходи сюда сколько хочешь. - Они меня ругают, что я некрещеная, старушки эти ваши! Я им говорю, что нам нельзя, а они ругают еще больше. - Не бойся, я им всем скажу, больше не заругают. Если всю жизнь спрашивать Его - рано или поздно Он ответит... главное, не переставай спрашивать... - Ладно. Ой, еще покажите мне, пожалуйста, Святого Николу - дедушка сказал, что Никола МОРСКОЙ внучку русского матроса никогда не бросит в беде. Мне надо обязательно молиться Святому Николе. Христу, Богородице и Николе Морскому. А я не узнаю - который тут Никола. Они все бородатые... - Дедушка твой русский, крещеный? - Дедушка--РУССКИЙ МАТРОС. Царского торгового флота. Он убежал из Парголова в тринадцать лет. Спрятался в трюме, в море его нашли - а что делать - поздно было. Пришлось его в юнги взять! (Это я уже вдохновенно вру и во дворе всем вру - про трюм, на самом деле просто приписал себе лишний год - (в четырнадцать уже брали в юнги ) и записался во флот вполне официально. - В общем, он - русский матрос, но все равно еврей, как и я. У нас все евреи - кроме бабушки. В Библии тоже ведь - все евреи. И Христос... поэтому мы можем не креститься, а просто ходить в церковь сколько захотим, да? А кто не еврей - тому креститься надо, да? Батюшка засмеялся. Я сейчас понимаю, что он был тоже - питерский ЮНОША - лет ему было - около сорока. - Не совсем так... Ты главное приходи сюда почаще... и скажи родителям и дедушке своему, что они молодцы... Я потом уже выросла и узнала, что это была знаменитая в то время церковь, к батюшке этому ездили со всего Питера - он был свой - интеллигентский. А я так туда и ходила иногда, пока мы не переехали в центр. И спрашивать я не перестаю... Потом религия окончательно вошла в моду - и модные еврейские мальчики начали креститься - ни к чему этому мне присоединяться не хотелось. Это все был тот самый кундеровский "кич" - какие то черные носатые люди, непонятно по какой причине, раздвигают сердитых церковных бабок и в первых рядах исступленно бьются лбами об пол - несерьезно все это выглядело. Особенно в ТЕ годы, когда по Москве уже в открытую ходили увешанные крадеными крестами-иконами сытые люди, вовсю разъясняющие народу, кто же тут во всем виноват, и было уже ясно - что все это - можно. Можно и модно. А тут - все наоборот. И я никуда не ходила - меня пугала вся эта разборка. Но от этих Мочалкиных молитв, я сама впала в полную экзальтацию, и у меня произошли две встречи, которые указали мне дорогу к дальнейшему Светлому Будущему. Первая встреча была с котом. У Мочалки жил огромный толстый черный кот с дико-желтыми глазами. Я боялась его как огня - он еще и царапался к тому же. А мне - С КОТАМИ НЕЛЬЗЯ! У меня на них аллергия. Это - ужасно, потому что почти все хорошие люди на свете - имеют котов. Кот - удобный объект любви - лучше собаки, потому что с ним гулять не нужно. И все способные к любви люди - если нет сил, или возможностей на ребенка и собаку, заводят котов - чтоб любить. Да и у меня конешно сто раз был бы кот, если бы не жуткая аллергия. Мочалка кота на ночь запирал в ванной, но иногда он вырывался. И вот просыпаюсь я однажды утром, Мочалка уже на работу ушел, а у меня прямо на спинке дивана сидит этот его котище - страшный - сил нет! Скалиться и глазами сверкает. А я понимаю, что если его не унести в ванную и не запереть, то начнется чихание, кашель и весь этот ужас. Надо его как-то прогнать и в ванну загнать. А я - боюсь - потому что если его схватить - он будет царапаться. Лежу, смотрю на него. И он на меня смотрит. И вдруг в моем экзальтированном мозгу рождается страшная догадка - НИКАКОЙ ЭТО НЕ КОТ. А..... ЯСНО КТО. И вот как только я так подумала, то сразу его бояться перестала, ну то есть, я так испугалась, что немедленно вскочила, схватила его в охапку, отнесла в ванную и заперла там. Потому что я подумала: Знаешь что? Это если ты - кот, то я боюсь, что ты начнешь царапаться, а если ты... вот тут уж мне совершенно все равно - поцарапаешь ты меня или нет, потому что тебя надо победить - ну хотя бы из страха. Вторая встреча - не знаю можно ли назвать ее встречей... эта очень неприличная история, я даже не уверена - если вы, например, читаете эту книгу детям перед сном - не лучше ли эту историю пропустить. У детей могут возникнуть разные странные идеи. Говорят, что когда-то негласным распоряжением "есть мнение..." - во всех детских садах сняли портреты маленького Ильича - потому что некоторые дети считали, что, революцию сделал вот этот мальчик их возраста, и это могло привести к возникновению у них разных странных идей. В данном случае - дети тоже могут что-нибудь неверно понять. Не говоря уж о бабушках. Мне много раз говорили "Не рассказывай это никогда и никому!". Нет, расскажу. Мочалка молился все больше и больше, но дух его слабел - я все-таки очень ему нравилась. Трезвый он еще как-то держался, а в пьяном виде - ему было совсем трудно. Тут нужно опять лирически отступить и пересказать самую чудесную из всех Мочалкиных историй - про смерть председателя. Смерть председателя. Там было про каких-то важных шишек из Москвы, у которых было такое развлечение - они ездили к одному своему знакомому на конзавод. Он кем-то работал на конзаводе. Конюхом, наверное - нет, вспомнила - КОНОВОДОМ! В общем, они приезжали к нему и садились там, прямо на конзаводе, бухать. И вот однажды им захотелось поглядеть, как ебутся кони - это ведь здорово, когда кони ебутся. А с ними пил председатель - Тихон Петрович. Вот привели коней, а конь - породистый и он сам в кобылу залазить не может. Тогда эти ответственные работники и говорят: - Ну-ка, Тихон Петрович, помоги ему. Председатель встает. Все они пьяные уже в стельку, и одет он в исподнее - штаны и длинную рубаху. На груди у него (даром, что председатель - коммунист) - нательный крест на гайтане - это такой кожаный шнурок. И вот берет он коня и начинает вставлять его в кобылу, вставляет и случайно конский хуй продевает сквозь этот самый гайтан, и в тот момент, когда конь вошел и - пошла у них ебля коромыслом, люди видят - Тихон Петрович задергался, как сумасшедший на своем шнурке, как на удавке и через несколько секунд - помер. Удушился. Никто ничего сделать и не успел. Вот такая история и странным образом она переплетается с той, которая случилась со мной. С появлением в моей жизни Мочалки, мелкие бесы невероятно активизировались - ведь им не с кем так весело не играется, как вот с такими, которые исступленно молятся - вспомните, "Вий" например. Мочалка был для них - настоящий праздник. И вот однажды, выпив лишнего, он полностью не выдержал и поплыл. В мою сторону. Начал меня обнимать, целовать... ну опять дело было на мази - и я даже с интересом ждала - чего ж в этот то раз случится... но ТАКОГО - уж никак не предполагала. Мочалка решил меня, как следует приласкать, наклонился над моими чреслами... а на груди у него все на том же гайтане висел крест. Он, шатаясь от пьянства, наклонился надо мной совсем низко, раздвинул мои колени ... и вдруг я почувствовала, что внутри у меня что-то твердое и острое! Я испугалась и захлопнула колени, и тут голова Мочалки дернулась... ужас какой! Я поняла, что это захлопнулось у меня внутри. В общем, тут уж я совсем расстроилась, заплакала и велела ему уходить немедленно в другую комнату. Он довольно быстро уснул, да и вообще по пьяной лавочке не придал этому событию особого значения, а я все лежала и думала: К чему бы это? Коты на диванах... кресты в ... что все это значит? У меня никогда не бывает долгого стояния в раздумье перед камнем "Налево пойдешь... Направо пойдешь..." - если внимательно поглядеть на эти дорожки - всегда заметишь, что на одной из них валяется, ну, например твой детский ботиночек или что-нибудь в таком духе и ясно, что идти надо туда и только туда. В общем, я решила креститься, но только, как-нибудь минуя именно ту церковь и того батюшку, которые были так милы моему сердцу. Там нужно было заниматься Православием, и все крещеные русские евреи страдали повышенной экзальтацией. Они полностью ощущали себя теми - первыми христианами, которых вот сейчас схватят и выпустят на манеж с дикими зверями, или начнут колесовать. А их вместо этого всего лишь отлучали от повышенной пайки - делов-то! Кроме того, многие из них произносили с надрывом: "Я, как христианин!..." - а это звучит, таким уж кундеровским кичем - ну, невозможно себе представить, Иисуса, который так говорит. А зато легко себе представить Великого Инквизитора - он завинчивает испанский сапожок и повторяет: "Я как христианин, обязан...". Поэтому я пошла в Русскую зарубежную церковь, где меня никто не знал. По блату. Блат был Жорка-Конокрад - молодой расстрига (тоже наследство Кузьминского), выгнанный из семинарии за соблазнение казенных сирот. Это был мой крестный отец. Он сильно прилепился к Русской Зарубежной и устроил мне там по дружбе - чтоб можно было не заниматься. Крестную мать я выбрала по красоте - высокую украинскую девушку Олю, лицом она была вылитая старинная икона. При этом она была некрещеная и дико агрессивная - пошла однажды со мной в мою церковь на исповедь и потом долго возмущалась, что батюшка не велел ей жить с чужим мужем - утверждая, что это грех. - Наглость, какая! Сам бы попробовал жить один как перст в этой подлой Америке! Батюшка был очень старый дедушка - отец Дмитрий. Он выдал мне длинную белую рубаху и велел лечь в ванну - настоящую, большую старую ванну, которая стояла в крестильной комнате. Прямо в рубахе. Потом он окунул меня туда с головой - на секунду. И читал всякие молитвы. Еще водил моих крестных родителей вокруг ванны кругами. Там в этой Русской зарубежной все было очень капитально и вообще как положено. Но зато бабки отличались такой злобностью, что однажды мне даже пришлось сказать одной из них строгим голосом, что я, собственно говоря, пришла в гости вовсе не к ней. Все равно я иногда туда заходила - только там была наша главная питерская Бедная девушка - Ксения Блаженная. В Московскую церковь я тоже приходила - на Рождество - там был огромный зал и пел настоящий хор, и все-все наши разбойники, блудницы и мытари собирались в этот день - торжественные и нарядные. Работницы топлессов надевали белые платочки, а бандюги - черные рубашечки. И все мирились - ну кто-кого недострелял. Но стоять там среди этих Бедных девушек было так хорошо. Вообще - в любой церкви хорошо. Но я стала ходить в ту, что давно мне приглянулась, в Автокефальную. Там снаружи не было никакого здания - просто дверь с крестом, а внутри - крошечная церковь. И хор - человек пять - шесть. Регентша была ливанская христианка. Я приходила каждую субботу и стояла всю вечерню. Стояла и молилась. Я знаю только одну молитву "Отче наш", читаю ее всю жизнь, каждый вечер и даже сочинила о ней сказку "Курица". У меня везде - курица. (Ну там, где не яблоко или Пушкин). Но в этот раз я молилась не "Отче нашем", а просто строчкой из Галича, потому что у меня была особая просьба, и эта строчка как нельзя лучше отражала суть дела: Все я, Боже, получил сполна Где, в которой расписаться ведомости? Об одном прошу, спаси тот ненависти. Мне не причитается она. Ничего такого "сполна" я, слава Богу, не получала, но для рифмы и красоты молилась именно так. Я старательно молилась целых полгода, и постепенно меня стало потихоньку отпускать. Не чувство одиночества, оно не ушло - я не вписалась в их церковно-общинную жизнь с чаями и пирогами - очень светлую, но совсем для меня чужую. Так и осталась в "Самоваре". Но злобное отчаянье стало отступать. Ничего не изменилось - вокруг меня, но что-то стало меняться внутри. Прачешная сработала. Во-первых, ты стоишь там и думаешь - под это пение и глядя на все эти иконы. Там в той церкви была фреска - высоко под потолком - я все пыталась ее разглядеть, и сослепу, мне казалось, что там изображен какой-то трамвай - вот такие два красных вагончика, и в них люди. Почему? В Нью-Йорке трамвая нет, а есть в Бостоне. Самый что ни на есть настоящий красный - НАШ РУССКИЙ ТРАМВАЙ (не хуже березки). Из Бостона как раз приезжал каждую субботу наш батюшка - отец Михаил. Там в церкви работала его мама - Валентина Петровна. Я стояла и думала, что Бог - каждую субботу приезжает из Бостона на трамвае с мамашей и сотоварищи. И потом объезжает всю землю на трамвае. И тут я подумала, что ему видно очень трудно и за всем не уследить - на трамвае далеко не уедешь. Да и на раздаче тяжело стоять, если руки проткнуты гвоздями. Ему нужно много, много, много помощников. И, наверное, мои мелкие бесы - это вовсе ангелы, ну такие ангелы - дворняжки, и они кусают за ноги, они давно уже пытаются заставить меня перестать стоять в очереди и ныть, что мне горбушку недодали, а начать самой как-то приводить жизнь в порядок. Сначала внутри себя, потом понемножку вокруг, ну сколько смогу. В общем, то если бы каждый так поступил - наверное, стало бы Царство Божье на земле. Но каждому - некогда, а мне это явно подходило, просто раньше как-то не догадалась. Потом служба кончилась, я подошла и разглядела эту фреску - конешно, никакой не трамвай - просто домики такие специальные - с обратной перспективой. Пострадать за свое крещение, мне так и не пришлось, хотя как только наступило лето - всем стало очевидно, что я хожу с крестом - в то лето носили индийские платья с огромными декольте, и как бы низко он не висел (нельзя же совсем на пупе носить, как покойный председатель Тихон Петрович - вот он и допрыгался!), все равно был виден и желающие схватиться за него лапой, с каким-нибудь упреком, не переводились. Но я тут же бойко отвечала, что мать моей матери - армянка - христианка и по еврейским законам - я