пыренной ладонью. 1-я танковая армия фон Клейста с фланкирующими 6-й и 17-й полевыми армиями удалялась от Гудериана, обнажая его фланг и вынуждая оттягивать войска из ударного клина для своей защиты в решающий этап московского наступления. Впрочем, в результате разгрома трех фронтов две крупные группировки Красной Армии были окружены в районах западнее Вязьмы на севере (19-я и 20-я армии Западного, 24-я и 3-я армии Резервного фронта) и в районе Трубчевска на юге (3-я и 13-я армии Брянского фронта), а части 50-й с раненым Еременко, несостоявшимся победителем Гудериана, пробивались из окружения в районе Брянска в направлении на Белев. Самые страшные потери понес Западный фронт бывшего комиссара Конева -- около 600 тысяч человек. Катастрофа казалась непоправимой и действительно была непоправима -- в любой другой стране. В такой ситуация Жуков, принимая Москву под защиту, совершал свою отважную рекогносцировку в передовых линиях, не имея под рукой ни войск, ни связи и ежеминутно рискуя нарваться на противника. Из его мемуаров нельзя составить представления об общей картине. Как ни досадно, приходится обратиться к генералу Курту Типпельскирху: "7 октября головные части обеих охватывающих танковых армий встретились в тылу противника восточнее Вязьмы и замкнули кольцо окружения. К 13 октября этот котел был очищен. В сводке германского командования сообщалось, что русские потеряли шестьдесят семь стрелковых, шесть кавалерийских и семь танковых дивизий -- 663 тыс. пленными, 1243 танка и 5412 орудий. Это был новый потрясающий успех. Но оправдывал ли он многообещающее заявление от 9 октября начальника имперского управления информации о том, что "исход войны решен и с Россией покончено"? Аппарат пропаганды можно понять, он был радостно потрясен: за две недели два котла, под Киевом и Вязьмой, а количество пленных и трофеев превышает половину мощи вермахта. Это ли не победа? "При ясной погоде воздушная разведка и поддержка Люфтваффе были великолепны, тем не менее Гот жаловался на сильную активность советской авиации 4 октября. В районе Холма (на Днепре) его бригада была яростно контратакована советской танковой дивизией с Дальнего Востока, полностью оснащенной новыми американскими танками и действовавшей по старым уставам. (Выделено мной.) Это танковое соединение, не имевшее боевого опыта, было почти полностью уничтожено и потеряло 65 танков в течение нескольких часов." Так пишет американец Альберт Ситон. Еще ужаснее описание прорыва немцами насыщенного живой силой, но не связанного советского фронта в самом начале операции "Тайфун": "Мертвые и умирающие валялись грудами там, где их застиг пулеметный огонь немецких танков, которые к тому времени прорвались далеко вперед. Всюду было брошенное вооружение, включая американские легкие "джипы", невиданные прежде германскими войсками. За два дня танковые соединения продвинулись на 80 миль. Потери были очень легкими. Хорошая погода держалась." (А.Ситон). Эта картинка, кстати, крайне неудобна новым: худой пример того, как именно Красная Армия в начальный период войны не сопротивлялась. Ложились мертвыми - но не отступали. "Нужно было создать новый фронт обороны и во что бы то ни стало остановить врага на подступах к Москве... Сюда выдвигались резервы Ставки, ряд соединений и частей Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, почти все силы и средства Московского военного округа. Всего в течение недели на Западный фронт прибыло 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков (численность каждого равнялась дивизиону, полками они лишь звались. -- П.М.) и другие части... 10 октября войска Западного и Резервного фронтов были объединены в один, Западный. Командующим фронтом был назначен генерал Г.К.Жуков. К 10 октября, в разгар работ по созданию можайской линии обороны, обстановка на фронте еще более обострилась. Враг захватил Сычевку, Гжатск, вышел к Калуге, вел бои у городов Брянск, Мценск, на подступах к Понырям и Льгову... Им удалось пробиться вдоль Волги на северо-восток и 14 октября ворваться в Калинин..." (ИСТОРИЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ). Но так было пока действовал фактор внезапности и пока Рунштедт не перенацелен был на Ростов. Уже под Мценском, после остановки для заправки горючим во взятом Орле, немцам пришлось тяжко. Соединениям Гудериана противостояла здесь лишь 4-я танковая бригада полковника Катукова, имевшая на вооружении танки Т-34. Клаус Рейнхардт пишет, что "...немецкой 4-й танковой дивизии пришлось пройти через тяжкие испытания. С помощью быстро предпринятых контрмер русским удалось приостановить продвижение основных сил 24-го танкового корпуса (лихо взявшего Орел. -- П.М.) и нанести ему такие потери, что Гудериан писал по этому поводу: "Тяжелые бои постепенно оказали свое воздействие на наших офицеров и солдат. ...И это было не физическое, а душевное потрясение, которое нельзя было не заметить. И то, что наши лучшие офицеры в результате последних боев были так подавлены, было поразительно." Там немцы и впрямь имели преимущество в численности -- и что же? Катуков сделал то, чего не сделало командование Красной Армии, чтобы предотвратить катастрофу под Вязьмой. На танкодоступном направлении, у моста через речку Лисица, полковник Михаил Ефимович Катуков расположил свои танки в два эшелона -- и преимущество в численности перестало играть роль. И дело не в Т-34, не все танки Катукова были "тридцатьчетверки", а в Катуковых, уничтоженных отцом народов. Как их не хватало Красной Армии... Теперь, ценой страшных потерь, лучшие командиры Красной Армии учились и научались. Этого Гудериан в своей книге не признал. Не признал он и другого. И тут время для небольшого психологического экскурса. 41. Интерлюдия. Дух армии Выше отмечено, что нанесение Красной Армией упреждающего удара летом 1941 года представляется крайне далеким от красочной картинки, рисуемой господами с резвой фантазией. Уж не говоря о том, что не было бы важнейшего фактора ярости благородной, присущей войскам, ведущим справедливую войну. Вот и Гудериан удивляется. Лучшие офицеры и солдаты, достигнут потрясающий успех, эйфория, победные сводки -- и вдруг горстка русских, их всего-то у Мценска, на пути к Туле, поскребышей всяких с бору по сосенке, было 5500 человек, не миллионная армия, как до начала немецкого наступления, да бригада "тридцатьчетверок", и -- "Немецкой 4-й танковой дивизии пришлось пройти через тяжкие испытания..." А блицкриг? вчерашнее заявление начальника имперского управления информации о том, что "исход войны решен и с Россией покончено"? И впрямь казалось. Орел взят без сопротивления. Русские в окружении -- целыми армиями. По всему видно, что им капут, войне конец! Ничто так не болезненно, как разочарование. Когда заглатываешь победу, а она -- словно приманка на шпагате, и ее выволакивают из тебя, обдирая горло. Довольно было глупо после Одессы, Смоленска, Киева, Ленинграда настраивать армию на быструю победу. Армия и так развращена молниеностью. Но Россия -- не Польша и не Франция. Просторы не те, дороги не те, фатализм не тот. Ладно бы удивлено было имперское управление информации: у пропагандистских институтов свои критерии. Ликование управления информации адресовано было в первую голову населению рейха, и лишь во вторую войскам. Но неужто и командование приняло его всерез? Разве не оно сообщало газетчикам, а от них получало данные о состоянии русских? После таких победных сводок естественно разочарование войск сопротивлением противника на направлении главного удара на другой день после заявления, что враг разбит и "с Россией покончено". Такие заявления деморализуют. Дух армии -- тонкая субстанция. Уверенность в себе сохранять и в поражениях, а после них снова находить силы для побед -- это долгое дыхание армии. Оно свойственно было легионам Рима. Нацизм, заимствовавший так много из римского ритуала, об этом подзабыл. А русские, битые под вздох, сумели перевести дух. А ведь и до этого вермахт "на отдельных участках фронта" (оборот, избитый и немецкой, и советской пропагандой) не раз проходил, словно горячий нож в масле, сквозь боевые порядки из рук вон плохо ли руководимых или необученных частей Красной Армии -- и сразу вслед за тем вынужден был топтаться и терять и время и людей перед другими советскими частями, контратаковавшими в безнадежных, казалось, условиях. Вспомним 100-ю дивизию генерала И.Н.Руссиянова, в июне 1941 года наступавшую на запад в Белоруссии, сжигая танки бутылками с горючей смесью, фитилечки которых следовало поджечь чуть не под гусеницами вражеских машин, а бутылку прицельно кинуть на моторную часть танка, тогда лишь загорится, да ведь и сгорит не вмиг, сто раз прострочит тебя перед тем. И даже таким, с позволения сказать, оружием столько было сожжено немецких танков, что командование группы армий "Центр" запретило применение бронетанковой техники (!) в полосе обороны 100-й дивизии ввиду неадекватности потерь достигнутым результатам. А тут не июнь в ослеплении только что начавшейся победоносной войны. И за спиной у русских не Минск. Москва за спиною! И ясно, что блицкриг провалился, недостижима линия Архангельск-Куйбышев-Астрахань и неизбежна зимняя война. Тут бы и готовить армию к трудностям кампании. Так нет, ее еще и расслабили сообщением о победе. И фон Рунштедт направлен на юг вместо того, чтобы помочь фон Боку к зиме управиться хотя бы с Москвой. Это ни в какие ворота не лезло. И -- не влезло. А русские шли на смерть. Им иного не оставалось. В Кремле, сидел ворог, тиран. Но еще худший стоял у стен Москвы -- чужак, по-русски ни бельмеса, презиравший Россию и попиравший национальное достоинство ее. Выбора не было. 42. Оборона Москвы При первом издании книги мне казалось, что фатальный для Гитлера поворот на Киевское направление не оценен исторической наукой, хотя уже тогда у Курта фон Типпельскирха я нашел такую фразу: "В сражении за Киев, длившемся до 26 сентября, было уничтожено несколько русских армий, взято 665 тысяч пленных, захвачено 3718 орудий и 884 танка. Но какой ценой!" Восклицание расшифровать просто: ценой блицкрига. Гитлер ввязался в Смоленское сражение, уверенный, что перемелет русские войска на пути к столице, и третий партнер Оси, Япония, поняв, что кампания в России затягивается, принял решение идти на юг. На сей раз информацией Зорге не пренебрегли, и на полях Подмосковья появились танковые дивизии с Дальнего Востока. Недостаточно обученные и плохо ведомые, они пока что делили судьбу других поскребышей, бросаемых для торможения неумолимого вермахта под его колеса. Но время шло, оно клонилось к зиме, а победам все не видно было конца... Успех Московской обороны готовился разбросом усилий вермахта в комбинации с концентрацией услий советской стороны при ухудшающейся погоде и беззаветной отваге обороняющихся, а при любой возможности атакующих солдат Красной Армии и ополченцев с заводов, фабрик, учреждений, институтов и школ. Поворот сложился из неготовности встретить такую оборону с одной стороны и готовностью стоять насмерть с другой. Это -- психологический фон события. Деловой фон -- усталость вермахта и его неготовность к зиме по всей шкале материально-технического обеспечения. Еще на совещании в Борисове Гудериан просил у Гитлера моторы для танков (помните, ссылался на невиданную запыленность русских дорог?), но получил всего триста штук, над чем лишь горестно посмеялся. А танкам ведь пришлось совершить марш на Киев и затем возвращаться к Москве. То же с автотранспортом. Дефицит горючего стал уже не проблемой, а фактором. Транспортировка из рейха и Румынии по железным дорогам и доставка на возрастающем плече к фронту по дорогам Украины и России превратилась в горючую драму. Синтетическое топливо при морозах разлагалось на негорючие компоненты. При низкой температуре плохо заводились моторы, ненадежно работали гидросистемы. Армия была раздета. Погодный фон -- это осенняя распутица и зима. Если погода и не может быть поставлена в заслугу ждавшему зимы советскому командованию, то обязана быть вменена в вину не ожидавшему ее германскому. Не надо быть провидцем, чтобы предсказать смену времен года. И состояние дорог вам, господа, уже ведомо, готовьтесь же. Привлеките авиацию или как угодно еще создайте запас топлива и снарядов. Но не плачьтесь, что тонули лошади, что вязли танки, что самолеты остались без горючего, а наступление тащилось за счет одной лишь измотанной долгим дранг нах Остен пехоты. Не жалуйтесь на невиданные, каких никто измыслить не мог, дорожные хляби и сразу после них внезапный, жесточайший мороз. Сравнение сводок погоды за десятилетия показывает, что распутица не была жестокой. Осень была суше обычной{63}. А рано наступившие морозы еще и сократили время распутицы. Вот уж морозы были что надо. Ну и что? Если летом воевать Украину и юг, а Москву лишь потом, так ли неожиданно, что армии предстоят холода? Или фюрер полагал, что захват Украины утеплит зиму? повлечет развал СССР? Глупо, глупо... *** В обороне столицы заслуги вождя несомненны. Тут способность давить и выдавливать он проявил вполне. Войска спешили и с Дальнего Востока и со смежных фронтов. Уже в ближайшие две недели после разгрома Западного и Резервного фронтов к месту прорыва стянуто было 17 дивизий и вся наличная артиллерия, включая зенитную (разве что не от Кремля). Войска двигались со скоростью, доступной пропускной способности железных дорог и выносливости солдатских ног. Город к уличным боям ощетинился рвами, противотанковыми ежами, эскарпами и контрэскарпами, дотами и дзотами. Насколько четко изложение событий Жуковым во всех самостоятельно проведенных операциях, настолько туманно то, что пишет он о московской обороне. Наверное, потому что при обороне столицы он не обладал всеми полномочиями. Всюду совался вождь и всюду давал свои ЦэУ, имевшие не так уж мало смысла в наиболее беспокоившем его аспекте - в личной безопасности: в его ли руках контроль и есть ли постоянная гарантия того, что немецкие войска не войдут в Кремль, как вошли в Орел, а в дверях вместе с учтивым секретарем не появится безучастный конвой. В том, что такие мысли тревожили вождя, сомнений быть не должно. Наверное, в архивах НКВД можно найти перечень мероприятий. Косвенно это подтверждается тем, что в жуковском описании Московской обороны нет ничего более яркого, чем следующий эпизод: "К Верховному Главнокомандующему каким-то образом поступили сведения, что наши войска северо-западнее Нахабина оставили город Дедовск. Это было уж совсем близко от Москвы. И.В.Сталин, естественно, был сильно обеспокоен таким сообщением: ведь еще 28 и 29 ноября 9-я гвардейская стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор А.П.Белобородов, не без успеха отражала неоднократные яростные атаки противника в районе Истры. Но прошли какие-то сутки, и, оказывается, Дедовск в руках у гитлеровцев... Верховный вызвал меня к телефону: -- Вам известно, что занят Дедовск? -- Нет, товарищ Сталин, неизвестно. И.В.Сталин не замедлил раздраженно высказаться по этому поводу: -- Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск. Я попытался возразить: -- Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли осмотрительно. -- Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время Соколовского." И дальше интересно, но уж так боюсь смазать эффект от этого МЫ, что остальное перескажу своими словами. Итак, после сеанса связи с Рокоссовским выяснилось, что речь идет не о Дедовске, а о небольшой, в несколько изб, деревеньке Дедово. Но когда Жуков позвонил Сталину и объяснил ошибку, никогда не ошибавшийся генштабовский отличник рассвирепел и потребовал, чтобы злополучный населенный пункт был у противника отбит немедленно. Только отправиться теперь к Рокоссовскому имел уже не один Жуков, но и командующий 5-й армией Л.А.Говоров -- в качестве артиллериста, хотя у Рокоссовского был свой артиллерист, и неплохой был, поскольку стал впоследствии главным маршалом артиллерии -- В.И.Казаков. Дело кончилось тем, что Жуков "...приказал А.П.Белобородову послать стрелковую роту с двумя танками и выбить взвод засевших в домах немцев, что и было сделано". Нет основания не верить маршалу. Но одновременно будем держать в памяти жуткий эпизод очевидца и участника боев под Москвой писателя Григория Свирского, описавшего подобный заскок Верховного -- а они ведь и не раз в день бывали, -- но без танков и с более стойким взводом немцев: "Зеленый "дуглас" из армейского резерва генерала Власова загрузил под Волоколамском и вышвырнул на березовую опушку воздушных стрелков, мотористов и вообще весь мелкий люд нашего авиаполка, оставленный там до времени. Инженер Конягин, обожженный, рука на перевязи, и какой-то необычный, с истеринкой, в чужой шапке, оттопыривающей уши, выдергивал что-то из-под снега и -- матерился люто, чего с ним не бывало никогда. Оказалось, что вся лесная опушка, отведенная нам под "аэродром подскока", была завалена трупами солдат. Солдаты были наши, стриженые, в новеньких зеленых ватниках и в серых армейских ушанках... Одних мы волокли за ноги, прочь от посадочной полосы, других оттаскивали на хрустевших от замерзшей крови плащ-палатках... Пехотный майор, давший нам в землянке для утешения по кружке спирта с куском сала, объяснил инженер-капитану, что две недели назад они взяли деревню, возле которой теперь наш аэродром, сходу. На рассвете. Доложили в дивизию. Те -- командующему 20-й армией генералу Власову. Генерал Власов командующему фронтом Жукову. Тот -- Сталину. Сталин флажок на карте передвинул. Московское направление... Каждый шаг в Ставке отмечают... А тут немцы подвели танки, да как наших с холма шуганут. Покатились вниз, по наледи. Кто без валенок примчал, кто шапку потерял. Снег весь в крови... Пошли в атаку заново. Какое!.. Из роты вернулись трое. Один с ума сошел. Закрутилось колесо в обратную сторону. Власов докладывает Жукову -- не удержали высоту... Командующий фронтом и слышать не хочет. -- Высота номер... наша. Доложено товарищу Сталину... А вы пятиться, как раки?? Сообщил Жуков, что передаст 20-й армии еще две пехотные дивизии, которые сейчас разгружаются в Волоколамске. Посадить солдат на грузовики и с колес -- в бой. "В семнадцать ноль-ноль доложить: высота наша! Выполняйте!" Так и пошли, -- завершил пехотный майор свой рассказ. -- Без артиллерии, без танков..." (Г.Свирский, "ПРОЩАНИЕ С РОССИЕЙ", Эрмитаж, 1986). В результате поляна будущего аэродрома была завалена мерзлыми трупами молоденьких стриженых солдат в новеньких зеленых ватниках и в серых солдатских ушанках. Немногое меняется от того, что описан наступательный период Московской битвы. А эпизод, приведенный Жуковым, свидетельствует, что Сталин Жукова давил, хотя командир 2-го кавкорпуса Белов, преемник Доватора, не без изумления отмечает в мемуарах независимый тон Жукова в общении со Сталиным. Нет сомнений, что любого другого командующего из выдвиженцев Сталин при подобных обстоятельствах смял бы. Но в критический момент, после нанесения немцами удара, вождь не вмешивался. И те экстренные меры, которые следовало принять, были приняты. Лишь штабными спорами -- где ждать нового немецкого нажима -- можно объяснить, что нужные силы не были своевременно брошены на Можайский рубеж и немцы вклинились и взяли Можайск без особых потерь. В общем, в Московской оборонительной операции голос Жукова был решающим лишь на октябрьском этапе. 16 октября Московское радио передало: "В ночь с 14 на 15 октября обстановка на Западном фронте ухудшилась... Несмотря на героическое сопротивление, наши войска были вынуждены отступить." Вот вам и неуверенность немцев в ночных боях... Последующих эпизодов в "Воспоминаниях" нет. "Когда перед Можайской линией обороны появились передовые отряды немецких танковых соединений и русские не имели равноценных сил против них, Жуков рекомендовал Сталину эвакуировать Москву. Уже 13 октября секретарь ЦК и МК партии А.С.Щербаков официально заявил, что Москва в опасности... Наряду с продолжающимся лихорадочным строительством оборонительных сооружений вокруг и внутри города был проведен призыв еще 12 тысяч человек, которые должны были занять эти позиции. Они входили в истребительные батальоны, которые 17 октября были использованы для прикрытия дорог, ведущих в Москву. Так как Сталин не был окончательно убежден в эффективности этих мер, 16 октября началась эвакуация большинства правительственных, военных и партийных учреждений, а также дипломатического корпуса из Москвы в Куйбышев. Эти мероприятия оказали деморализующее влияние на население города, возникла паника." (К.Рейнгардт). Да нет, не просто паника -- мародерство, бандитизм. Все дно, вся грязь московская вылезла, дабы в бросаемой столице поживиться. Правительство бежит! Обстановочка! Учреждения жгут бумаги. Погода как на грех стоит сухая, и пепел носит над городом. Спешно грузятся машины. Служащие, в основном женщины, тащат в кузова грузовиков свертки, ящики, сейфы, пишущие машинки, канцелярские столы. И тут же какие-то личности бьют витрины, волокут мешки с сахаром и мукой, консервы, мануфактуру, ценности, мебель и водку, водку! В воздухе пепел, а на земле расколотые банки с вареньем, рассыпана мука и сахар, где-то дерутся, где-то кричат пьяными голосами, где-то уже и стреляют. У Москвы и тогда не было шансов стать Сталинградом. А если бы такое в августе? 19-го октября по рекомендации Жукова вводится осадное положение, и порядок восстановливается круто. Продолжается мобилизация населения. 4 июля, когда ГКО принял постановление "О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения" (такие постановления с опозданием всего на день приняты были в больших городах прифронтовой зоны, и "добровольность" никого не должна вводить в заблуждение), то даже в те, безопасные для Москвы, дни "...из поступивших в течение четырех дней 168430 заявлений с просьбой о зачислении в ополчение после тщательного рассмотрения было отобрано 160000 человек". 95 процентов - после тщательного рассмотрения? 95 процентов -- это набор под гребенку! Это значит, что отсевали лишь колчеруких и колченогих. Брали ученых, уникальных специалистов в своей области. Брали техноруков заводов и фабрик -- единственных специалистов, не сообразуясь даже с нуждами производства военной продукции. Так забрали, а, опомнясь, вернули с передовой моего начальника и коллегу С.А.Косоногова. Психологическая обстановка была такова, что родственники репрессированных (Сергей Афанасьевич в чистках потерял отца) шли первыми, дабы не быть заподозренными, что радуются приходу врага. Конечно, они были патриотами, но и акцентировали патриотизм. Вынуждены были. Так пошла и девочка-комсомолка Космодемьянская Зоя, уж по фамилии ясно, что из духовных лиц, у нее репрессированы были дед и отец. Брали всех, не глядя. Затем последовало еще несколько волн -- добирали, когда немцы подошли к стенам Москвы. В первой половине октября мобилизовали еще 50 тысяч человек. Сотен тысяч, как в июле, уже не было. Полмиллиона женщин и подростков работали на оборонительных сооружениях. (Вспомним 140 тысяч, занятых на сооружении оборонительных рубежей на всей границе в канун войны... Какая же это была ничтожная цифра...) Ну, а в октябре мобилизация стала тотальной. С Дальнего Востока и Сибири спешили войска, о которых германская разведка и не подозревала. В окружении Гитлера считали, что русские бросили в бой последние силы. Что германский солдат, даже раздетый, одолеет русскую орду. Лишь генерал-фельдмаршал Э.Мильх (тот, о котором Геринг на запрос гестапо ответил, что в своем ведомстве сам решает, кто у него еврей, а кто нет) еще в марте под свою личную ответственность велел заготовить зимнее обмундирование для 1 млн. военнослужащих люфтваффе. Ввиду этого личный состав германских ВВС к началу зимы был хорошо одет. А солдаты встречали зиму в рваном летнем обмундировании. В ноябре 30 процентов обуви было непригодно для носки, 50 процентов требовало ремонта. У солдат почти не было носков. Не хватало белья, его не меняли неделями. Отсутствие одежды скрывалось пропагандой от германского населения. Несмотря на это, солдаты полны были энтузиазма. Ночами они видели вспышки зенитных орудий над небом Москвы. Русская столица -- рядом, рукой подать, и они предвкушали отдых под крышами теплых московских квартир. А длинный фон Клюге, человек с характером, умница, ссутулясь, тащился по грязи из избы, в которой жил, в штабную избу{64}, не выпуская из рук томика мемуаров графа Коленкура, с которыми не расставался в эти дни и которые в угрюмых полях Подмосковья сделались настольной книгой германских генералов. Они не разделяли ликования фюрера и не считали, что оставшиеся километры будут легки. Они уже оценили ситуацию и поняли, что, утратив с репрессированными командармами мастерство войны, русские готовы воевать и без мастерства, любой ценой. Мрачная тень Наполеона нависла над ними. 43. 28 октября 1941 года На фоне затишья под Москвой и приостановки наступления армий группы "Юг" после овладения Харьковом, 11-я полевая германская армия прорвалась в непотопляемый авианосец Крым и преследовала противника в направлении Севастополя. В ЭТОТ ДЕНЬ, 28 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА, В ХОДЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, В РАЗГАР ПОРАЖЕНИЙ, БЫЛИ БЕССУДНО РАССТРЕЛЯНЫ ВЫДАЮЩИЕСЯ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЯТЕЛИ И ВОЕНАЧАЛЬНИКИ, В ИХ ЧИСЛЕ ДОКТОР ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ ВООРУЖЕНИЙ ВВС РККА И.Ф.САКРИЕР, КОМАНДУЮЩИЙ ПРИБАЛТИЙСКИМ ОСОБЫМ ВОЕННЫМ ОКРУГОМ, ПРАПОРЩИК ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ, ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК А.Д.ЛОКТИОНОВ, ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ АВИАЦИИ Ф.К.АРЖЕНУХИН, ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТЫ АВИАЦИИ ГЕРОИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА И.И.ПРОСКУРОВ и П.В.РЫЧАГОВ, НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ ПВО РККА ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК Г.М.ШТЕРН, НАЧАЛЬНИК ШТАБА ВВС ДВАЖДЫ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ Я.В.СМУШКЕВИЧ (ОБА ПОСЛЕДНИХ ГЕРОИ ИСПАНИИ, ОБА ГЕРОИ ХАЛХИН-ГОЛА). НА ХАЛХИН-ГОЛЕ Яков СМУШКЕВИЧ КОМАНДОВАЛ АВИАЦИЕЙ. Григорий ШТЕРН КОМАНДОВАЛ ЗАБАЙКАЛЬСКОЙ ФРОНТОВОЙ ГРУППОЙ И ЯВЛЯЛСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ НАЧАЛЬНИКОМ КАК СМУШКЕВИЧА, ТАК И ЖУКОВА. Я.В.СМУШКЕВИЧ БЫЛ АРЕСТОВАН В ФЕВРАЛЕ 1941 ГОДА Г.М.ШТЕРН АРЕСТОВАН БЫЛ 6 ИЮНЯ. А.Д.ЛОКТИОНОВ 19-го. ДЕВЯТНАДЦАТОГО ИЮНЯ !{65}. 28 ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА, В МОМЕНТ НАИВЫСШЕГО НАПРЯЖЕНИЯ СИЛ НАРОДА, В МОМЕНТ ГОРЬКИХ СОМНЕНИЙ В ИСХОДЕ ВОЙНЫ, КОГДА НИЧТОЖНЫЕ ВОРОШИЛОВ И БУДЁННЫЙ ВЛЕКЛИСЬ ПОТОКОМ СОБЫТИЙ, ДАЖЕ НЕ ПЫТАЯСЬ УПРАВЛЯТЬ ИМИ, ЭТИ ВЫДАЮЩИЕСЯ ВОЕНАЧАЛЬНИКИ БЫЛИ РАССТРЕЛЯНЫ. ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ ПАВШИМ В БОЯХ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ! СМЕРТЬ ФАШИСТСКИМ ЗАХВАТЧИКАМ! А, собственно, почему только им? 44. Интерлюдия. Мотив чистки: страх... ... объявший Сталина, когда, встав прекрасным полднем -- хищник не переносил дневного света, зашторивал окна, ложился под утро и вставал заполудень, -- он понял, как высоко взобрался и как далеко и жестко ему падать. Этот страх тяжко отразился на жизни страны. То же испытал и Гитлер, глянув в бездну своих деяний. О сдаче, капитуляции, отставке речи быть уже не могло. Пиша горестный этот комментарий к мемуарам Жукова, то и дело ловишь себя на том, что это не что иное, как сравнительное жизнеописание двух злодеев. Один взял власть в стране индустриальной, с населением, привычным к милитаристским настроениям. Уставшая от экономической разрухи, униженная Первой Мировой войной, отторжением территорий и послевоенной оккупацией Рура, страна была готова к реваншизму. Другой оседлал страну с населением, говорившим на разных языках. с окраинами, местами полудикими, местами с культурой более древней, чем германская. Усталая, беспорядочно разоренная революцией и Гражданской войной, прицельно терроризированная вождем, страна казалась идеальным объектом для приложения германских сил на пути к заветному Тибету. Гитлер во всех анналах признанно числится маньяком. Маниакальность Сталина отвергается, поскольку он не топал ногами. При рассмотрении мотивации поступков следует учитывать, что сильные патологии относительно редки. Еще реже наложение нескольких патологий. Но тогда-то, к сожалению, и получаются деятели истории. Обычный человек взвалит ли на себя ответственность за деяния с неясным результатом, вовлекающим весь миропорядок? В стране, находящейся в глубоком кризисе (в таком находились в двадцатые и СССР, и Германия), приход к власти сильной личности важен и нужен, это подлинно может быть спаситель отечества. Но может оказаться и злодей. Вопрос везения. К сожалению, не повезло тогда ни немцам, ни русским. В России революционный, а там и более кровавый сталинский террор вызвали у населения гражданский ступор. Люди перестали быть гражданами и поднимали руки послушно, поняв, что выбора нет. В Германии канва гражданской покорности была иной. Гитлер в ореоле Мюнхенского "пивного" путча явился единственным защитником чести побежденной и поруганной нации. Герой войны Геринг стал посредником между Гитлером и контролировавшим власть рейхсвером. Все выглядело законно, даже чопорно. Гитлер шел с лозунгами, которые многих сбили с толку. Голосовали за него даже евреи, имущие, конечно. Они считали, что антисемитизм Гитлера напускной, дабы привлечь голоса люмпенов. Дескать, придя к власти, ничего подобного он делать не станет. Тем паче, что продвигает его такой человек, как престарелый фельдмаршал Гинденбург, национальный герой с незапятнанной репутацией. Цивилизованный народ беззащитен, если к власти приходит маньяк. Цивилизованный народ этого не ждет. Вскоре, однако, граждане обнаруживают, что втянуты в конфликт с совестью, даже с человечеством, но -- поздно. Лозунги -- это пройденный этап, и новый правитель владеет таким аппаратом подавления и использует такие методы, что заложниками становятся семьи потенциальных храбрецов. Маньяки научаются террору уже в процессе борьбы за власть, но обыватель, покоя своего ради, скрывает от себя истинное положение вещей и террор предпочитает считать признаком силы правительства и его способности поддерживать правопорядок. Когда дело коснется его самого, он обнаружит, что порядок надо срочно менять. Но -- права у него уже нет... (Эта ошибка многих застала и многих застанет врасплох. Счастье, когда новое движение заявляет о себе зверски в международном масштабе. Это, по крайней мере, предохраняет от иллюзий. А зверство внутри страны -- что ж, это признак здоровой силы и способности контролировать ситуацию.) Гитлеру у власти докучала группа старых друзей, штурмовиков во главе с Ремом. Они переоценивали свои заслуги и позволяли себе то, что Гитлер, возможно, стерпел бы, как приватное лицо, но не мог терпеть, как фюрер тысячелетнего рейха. Тем паче перед лицом армии. Имелись и другие тонкости, в них нет смысла вдаваться. Как бы то ни было, фюрер решился устранить соратников. Но решился не без колебаний: все же товарищи по партии, это прецедент, в экстремальной ситуации он даст основание покушаться и на него. Гитлер осуществил "Ночь длинных ножей" и до развала рейха правил единолично, да притом так, что даже первый разоблачитель его, Германн Раушнинг, не называл Гитлера диктатором. Не то Сталин. Он не был канцлером, всего лишь генсеком. И не было еще пункта в конституции, что руководящей и направляющей силой страны является коммунистическая партия. Болтали о диктатуре пролетариата, так и не объяснив, что это -- пролетариат, определения коему не дал ни Маркс, ни Ленин, ни тем паче Сталин. Генсек еще не стал официальным главой страны, а его методы на том этапе вызывали возражения жестокостью, казавшейся попросту неумной. Действия его не были неумными. Они преследовали иную цель. Не построение социализма в СССР, а построение личной диктатуры. Ширма диктатура пролетариата прикрыла деспотию Сталина. Верный ученик Ленина к террору приучен был всем опытом жизни. Террор позволен лишь в борьбе с классовым врагом? Но что мешает объявить классовым врагом друга? Если враг не сдается, его уничтожают. Если сдается, его все равно лучше уничтожить, так спокойнее. Смешно, но действия Сталина характерны для поведения самца приматов, добившегося власти в семье и живущего в страхе потерпеть поражение от молодого самца. Там до убийства не доходит, обезьяны все же гуманнее, чем гомо сапиенс, просто потерявший власть самец горилы или шимпанзе умирает от сердечного заболевания, не в силах перенести унижение. Диктатура пролетариата! Никаких конкурентов ни в какой сфере! Высылка Троцкого дала жупел. Ярлык "троцкист" превращал живых и деятельных людей в мишени. В них стреляли без колебаний. Сталина не устраивало смещение оппозиционеров с их постов. Ни даже заключение в тюрьму. Горец, выросший в далеких от цивилизации понятиях мести, он не был спокоен, пока враг жив. Хороший враг -- мертвый враг. То же друг врага, родственник, единомышленник или даже некто, получивший свой пост или чин из рук врага. Врагом Сталина стал весь народ. Нэпман имел деньги и был независим -- долой НЭП. Крестьянин растит хлеб и продает державе, а остальным распоряжается сам -- лишить его и земли и хлеба, выморить голодом, превратить в батрака. Рабочий -- работай! Служащий -- служи! И всем -- славить вождя! Славить злейшего врага... Десятилетия спустя современники вождя, чьи жизни изуродованы бесцельной жестокостью, станут выходить на демонстрации с портретом деспота, увенчанным надписью "Прав во всем!". Глупость? Нет, объяснимый парадокс: прожив такие жизни, пожертвовав удобствами, молодостью, здоровьем, люди не могут, не в состоянии признать, что все это было бессмысленно. Тем паче, что и впрямь не все. Вне Бога, на абстрактных идеалах современной цивилизации было воспитано несколько поколений романтиков, моральные качества которых не имеют равных в истории человечества. Эти люди и их потомки кое-где еще живы сегодня и несут память о войне, как о великом деяним народа. Народа, не Сталина! Если народу нужен кумир, я бы скорее предложил в кумиры Жукова. * * * Уже рушились города и села, горели хлеба и тысячи защитников Родины приносились в жертву неумелыми генералами на полях сражений, а по тюрьмам выстрелами в затылок каких кончали людей! Левые эсеры участвовали в октябрьском перевороте с большевиками и до 6 июля 1918 года делили с ними власть. Они были последней опорой двухпартийной системы. Об их лидере, Марии Спиридоновой, человеке редкого благородства, "Большая Советская энциклопедия" сообщает, что она отошла от политической деятельности и жила в Уфе. Ложь! Ей не дали отойти. В одиночной камере в Орловском централе жила она -- в том Орле, куда ворвался танковый клин фон Швеппенбурга. При внезапном приходе немцев, которые эсерке Спиридоновой ненавистны были еще с 1918 года, все заключенные Орловского централа были расстреляны. Таковы были приоритеты вождя. Город прозевали, но -- не ликвидацию заключенных. Интересно, да? Гитлер не превратил расправу со старыми друзьями в избиение всех и вся. Он рассудил, что, обезглавив движение, встанет во главе штурмовиков и вольет их в СС или в вермахт, где они будут служить ему верой и правдой. Гитлер устроил "Ночь длинных ножей". Сталинщина вся была длинной ночью ножей. Гитлер готовил катастрофу, начав с уничтожения отдельных народов. Сталин осуществил катастрофу в войне с собственным народом. Знак полного равенства обязан быть поставлен между обоими, но со сноской: в вероломстве Сталин Гитлера превосходил. Гитлер еще рассуждал на эту тему, хоть и цинично. У горца Сталина и темы такой не было. Иные твердят: "Да, злодей. Но великий!" Эпитет великий введен в обиход для обозначения высших степеней человечности. Великим может быть поэт, ученый, даже полководец. Злодей может быть лишь страшен. Из всего величия на долю Сталина остается лишь великое проклятие за народ, которому даже и при умелом руководстве долго еще придется расхлебывать результаты его правления. Ленин задал крутую траекторию, Сталин сделал ее круче, притом там, где Ленин, судя по всему, планировал перегиб. После Сталина партократы не умели найти иного пути, что неудивительно, поскольку все мыслящее в стране было вычищено. Партократы поддерживали трусливую траекторию, оказавшуюся полетом в пропасть. Таковы судьбы деспотий. 45. Поворот под Москвой Клаус Рейнхардт называет причины успешной обороны Москвы: Во-первых, Можайская линия имела глубоко эшелонированные (на 100 км) позиции с природными и противотанковыми препятствиями и позволяла русским осуществлять медленный отход на восток с боями. (Он, впрочем, не говорит о том, какой ценой далось русским умение отходить с боями медленно...) Густая сеть железных и шоссейных дорог позволяла осуществлять оперативную переброску войск. Эти дороги, начиная с середины октября, почти не подвергались налетам немецкой авиации. 2-й воздушный флот был нацелен на противника, располагавшегося перед фронтом вермахта, и железнодорожная сеть Подмосковья, удары по которой так были желательны для нарушения системы перевозки и снабжения, не подверглась сильному воздействию люфтваффе. Во-вторых, сыграл роль метод ведения боевых действий, примененный Жуковым. Красная Армия сражалась на последнем рубеже, и Жуков делал все, чтобы использовать свои небольшие силы по возможности более эффективно, создавая с этой целью в армиях на опасных участках глубоко эшелонированные противотанковые и артиллерийские очаги обороны, вынуждавшие противника прорывать все новые и новые позиции. Кроме того, танки использовались теперь не только для поддержки пехоты, но и сосредоточенно -- для борьбы с немецкими танками (с почина М.Е.Катукова, уцелевшего ученика командармов). Здесь читателю надо представить местность, от дорог и перекрестков которой противник еще далек, но там уже поставлены в оборону люди и пушки, хотя люди иногда едва обучены, а пушки сняты с противовоздушной обороны. Это та забытая азбука оборонительной войны, которую разработали и которой учили легендарные командармы. Не было бы у вермахта даже при внезапном нападении бравурных успехов начала войны, возглавляй части и соединения грамотные командиры, подобные Жукову, и вступи страна в войну с организованными танковыми соединениями. Третьим К.Рейнхардт называет моральный фактор и жесткие меры по укреплению дисциплины в войсках. Замечание о небольших силах в руках Жукова верно лишь на первом этапе обороны. По мере приближения к Москве силы немцев таяли, а силы Красной Армии возрастали. Из Сибири и Дальнего Востока день и ночь шли пополнения. Бойцы были в валенках, в полушубках ("шубники", называли их в народе.) К востоку от Москвы скапливались многочи