Петр Межирицкий. Читая маршала Жукова --------------------------------------------------------------- © Copyright Петр Яковлевич Межирицкий Email: pmezhiritsky@msn.com WWW: http://www.geocities.com/mezhiritskiy/ Ў http://www.geocities.com/mezhiritskiy/ WWW: http://militera.lib.ru/research/mezhiritsky/ Ў http://militera.lib.ru/research/mezhiritsky/ Date: 12 Dec 2002 Издание 2-е, исправленное и дополненное. Первое издание вышло в 1996 г., Philadelphia, Libas Consulting. --------------------------------------------------------------- {1} Так ссылки на примечания. Примечания после текста. Петр Межирицкий ЧИТАЯ МАРШАЛА ЖУКОВА Предисловие к 1-му изданию 9 мая 1965 года, в двадцатилетие Победы, я, молодой тогда литератор, находился в Москве, в писательской среде. Двадцатилетие отмечалось трогательно. Ввели обычай "Минуты молчания", и патетический текст обращения зачитан был в эфир Юрием Левитаном, чей голос потрясал нас в военные годы сперва мрачными, а потом и радостными сводками Совинформбюро. Следующим утром я встретился с ответственным секретарем журнала "Октябрь" Юрием Идашкиным, и он темпераментно описывал, как отмечали День Победы в ЦДЛ и как далеко заполночь там появились, наконец, маршалы, в том числе Г.К. Жуков. Восторг подогрет был предшествующим возлиянием. Литераторы кричали "ура" и качали маршалов с энтузиазмом превеликим. Жукову устроили овацию, кое-кто рыдал. Экстаз достиг апогея. Повторяя слова маститого партийного поэта, Идашкин сказал, что, "если бы пришел Сталин, его встретили бы на коленях". После этой войны, после этих потерь встретить Сталина на коленях? Сталина? Быть может, тогда возник замысел этой книги? Предисловие ко второму изданию Не помню, когда возник замысел. Может, до того, как возникла самая мысль о писательстве. Детство мое оказалось приварено к стальному сюжету войны и с вечера 21 июня 1941 года разворачивалось день за днем на фоне незабываемых сводок Совинформбюро, многие из них я и поныне помню дословно. С войны не вернулись мои кузены. А поражение моей любимой Красной Армии? О ней сложено было так много песен, звучных и звонких, и мы так самозабвенно распевали их в нашем детском саду No 31 города Киева: "Смотрите, родные, смотрите, друзья, смотри молодая подруга моя, -- в бою не отступят, врагу не уступят такие ребята, как я... " "Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим!". Какими словами описать наше недоумение? Враг не гулял, он овладел, не оставив нам ни вершка, Украиной, Белоруссией, братскими и недавно воссоединенными Молдавией, Литвой, Латвией, Эстонией, он был на Дону и Северном Кавказе и вышел к Волге в таком месте, что на карту больно было глянуть. Боль поражений... Сталин был любимым отцом и учителем нашим, за него мы, не медля, отдали бы свои мальчишеские жизни. Невозможна ненависть сильнее той, что приходит на смену столь большой любви. Мои военные реминисценции стали забираться в тексты, где войной и не пахло и где они были неуместны. Потребность написать книгу стала насущной. Но писал я по памяти, под рукой не было многих необходимых материалов, и ссылался я порой на авторов, на которых не стоило ссылаться. Во 2-м издании приходится не только исправлять ошибки, но и оговаривать ссылки. Тем паче, что под рукой теперь есть книги, на которые не стыдно сослаться. Комментарий к жуковским мемуарам хотелось написать давно, и я соединил оба замысла -- комментарий к мемуарам и соображения о причинах и следствиях разгрома Сталиным РККА. Обе темы скованы историей, над сюжетом ее не совершается насилия. Мемуары маршала, охватывая этот период, называют многих участников драмы и описывают обстоятельства, которые именно Жукова привели на его место в войне. Переписывая книгу, я не стал менять этого, ибо, со всеми оговорками, речь касается величайшего полководца ХХ века, того, кто, скажем прямо, определил ход событий на Восточном фронте. Переписывание далось не легче написания. Перечисление и разбор множества странных совпадений, связанных со Сталиным, привели к тому, что, завершая работу, могу лишь смиренно повторить слова Флобера: "Работа не может быть окончена, она может быть лишь прекращена". Те, кто будет писать об этом после меня, возможно, используют книгу, важнейшим итогом которой я считаю именно сопоставление этих недоказуемых и на чей-то взгляд ничего не значащих случайностей. Некоторые читатели 1-го издания книги выражали кто недоумение, а кто и ярость промелькнувшим на страницах ее, особенно во 2-й части, призванием к незабвению памяти честных солдат германской армии, павших на просторах СССР. Но я не холодный историк, я писатель и в качестве такового, признаюсь, что при написании книги ставил целью не только воспроизведение событий, но и моральную их оценку, учитывая, что следующие за нами историки и писатели начнут свою деятельность там, где мы завершаем свою. Это поколение и сформирует этику своей эпохи. Сталин спрятался за нападением Гитлера. После войны на немцев пало клеймо сотрудничества с нацизмом. А клеймо сотрудничества со Сталиным пало на советский народ, ибо КПСС, вопреки очевидности, отрицала секретные протоколы к германо-советскому пакту и с ними агрессивность Сталина. Война и связанные с нею боль и горечь двух обманутых народов вместо фактора объединения стали барьером, а ложь надолго отделила народы СССР не только от немцев, но даже от вчерашних союзников. Странные вещи происходят ныне в исторической науке. Лучшие книги о нашей войне написаны не нами, а историками английскими или американскими{1}, притом в выражениях, которых российские авторы сторонятся ввиду наличия в обиходе (нередко со времен войны) арсенала наработанных словесных штампов весьма ограниченной выразительности. Иностранцы, пораженные нашей войной, эмоциональности не стыдятся и в результате ошеломляют нас описанием наших же страданий. Даже ход событий на советско-германском фронте впервые последовательно изложен не русским историком, что было уже не просто правом, но обязанностью российской науки. Я не сдерживал эмоций. В оправдание свое приведу фразу из книги английского историка, тоже не сдержавшего эмоций, когда описывал страшный 1941-й год: "Все, что Сталин и Ставка швырнули в заслон, целые эшелоны армий, брошенные одна за одной, было сметено валом поражений. Три миллиона военнопленных в германских руках и численность Красной Армии, павшая до наинизшей точки войны, являются плачевным доказательством упорной и бессмысленной расточительности в обращении с огромными армиями и холодного равнодушия к их судьбе". (Джон Эриксон). Пересмотр истории неизбежен при завершении любого ее этапа. Даже Гитлер находит открытых апологетов, о Сталине и говорить нечего. Многие ли знают правду о преддверии и начале войны? Ведь ныне немало авторов из кожи лезет вон, представляя поражения первых лет спланированным стратегическим замыслом, а Сталина великим полководцем. В зарубежных исторических исследованиях эти книжонки не упоминаются, что, честно говоря, успокаивает. Цель этой книги -- отделить вождей от партий и партии от народов. 1. Интерлюдия. дети... ... в семьях умирали нередко. И в его семье тоже. А вот он, к несчастью, выжил -- четвертый из рожденных, чтобы безжалостно отправить на тот свет десятки миллионов. Конечно, это не о Жукове. Это о его патроне, Верховном Главнокомандующем и Генералиссимусе. Жуков-то выжил -- к счастью, хотя многие возразят против такой оценки. В воспоминаниях он не сделал упора на то, что жалел солдатские жизни. Как профессионал, не мог не жалеть: выучить солдата не просто. Но оправдываться и сваливать вину на других Жуков не стал. Жертвы, не по его вине, но не без его участия, неисчислимы. Даже и напрасные. Но, по крайней мере, не жертвы репрессий. Крепкий мальчуган прожил славную жизнь, стал великим полководцем и кумиром. Имя его в пантеоне русского оружия уравнено с именами Александра Невского, Дмитрия Донского, Петра Румянцева, Михаила Кутузова. Слава Жукова не запятнана позором усмирителя, как слава Суворова, коего звание фельдмаршала пожаловано было ему императрицей Екатериной Великой за лихое подавление Варшавского восстания. Тогда берег Вислы покрыт был крошевом из тел барышень, детей, евреев, шляхты и любого случайного люда. "Глазомер, быстрота, натиск"... История глумлива и повторяется в трудно узнаваемом виде. Сто семьдесят лет спустя наш герой тоже окажется у восставшей Варшавы, где крошево готовилось руками наци. Сталин из Кремля наблюдал, как его враги истребляют друг друга. Жукову пришлось оправдываться -- спасибо. Спасибо за испытанное чувство неловкости. Помимо объективной невозможности наступать тогда на Варшаву, вряд ли кто-то всерьез обвинял в задержке Жукова, он был орудием в чужих руках. Орудием и остался. Самостоятельной роли в политике блестящий тактик никогда не сыграл. Думаю -- к счастью. Судьба поставила его в положение исключительное. Сталинская чистка, направленная на ликвидацию личностей, сломила немало волевых людей даже из тех, кого не вовлекла в свою круговерть. Жуков был человеком сильной воли -- и остался им. Счастье для Жукова. Счастье для страны. Он поднялся по иерархической лестнице до высшей ступени не слишком рано, и голова его не скатилась с плеч. С его характером -- большая удача. Он оказался на нужном месте в нужное время -- начальник Генерального штаба в роковой день 22 июня 1941 года. Он смел говорить правду и рекомендовал решения, единственные в той обстановке. Никто при Сталине не сумел бы сделать больше. Счастливая жизнь. Счастливый итог. Обойден был любовью вышестоящих -- но никогда славою. Имя не сходило и не сойдет с уст и печатных страниц. Оставлены мемуары. Скупо, достойно. Умолчания по большей части вынужденные. Эта книга не желает свержения Жукова с принадлежащего ему по праву пьедестала. Она пишется с уважением к полководцу, к его роли в войне, к проявленному личному мужеству. В начале войны, на посту начальника Генштаба, мужество его граничило с безрассудством высочайшего класса -- с тем, каким охвачены были герои, бросавшиеся с гранатами под танки. 2. Происхождение. Автоверсия Бездетная вдова Аннушка Жукова взяла из приюта на воспитание двухлетнего мальчика, отца Егорки. Известно только, что мальчика в возрасте трех месяцев оставила на пороге сиротского дома какая-то женщина, приложив записку: "Сына моего зовите Константином"{2}. Я не знаток быта прошлого века. Но невероятно, чтобы в деревнях были приюты. Там, если от плода не удавалось избавиться до рождения, от него избавлялись без того, чтобы нанимать возницу и транспортировать чадо преступной любви в сиротский дом. Логичнее предположить, что мать Константина была женщина городская. Таким что о генах полководца со стороны отца можно лишь гадать. Биография отца изложена так, чтобы представить его этаким Гаврошем первой русской революции. Такую легенду предлагала держава, полагавшая оставаться пролетарской навеки. Этой державе Жуков посвятил жизнь и меч, так что угодная ей интерпретация биографии отца была малой жертвой. Замечательны поздние портреты маршала. Конечно, годы власти возводят на лицо властное выражение. Конечно, с годами и заурядные лица приобретают значительность. Но лицо Жукова знакомо нам по творчеству художников-классиков. Это лицо вельможи. Может, и не простой крестьянин был маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Идеологический налет с мемуаров снимается легко -- все эти ритуальные поклоны в сторону марксизма и лично Ленина, о котором якобы селяне слышали еще в 1905 году. Мы-то знаем: Ленин к селянам примкнул, а не селяне к Ленину. 3. Интерлюдия. Пристальный интерес... ... к столь малозначащим деталям может вызвать недоумение. Но далее появятся несоответствия более значительные, они-то имеют прямое отношение к теме. Из детства, ученичества в Москве, Первой Мировой и Гражданской войн не выбираю ни фактов, ни черт характера, за исключением того, что Егорка Жуков и лицом и силой пошел в мать, а мать его, Устинья Артемьевна, была очень сильна и легко поднимала мешки с зерном. Жуков роста был весьма среднего. Но осанка у него была подстать характеру. А характером он вышел! Да и силой его не обделило. У Жукова готовность к драке написана на лице. Вряд ли много было желающих задеть этого мальчика, парня, солдата, унтера. 4. Военное образование -- 1 Год 1916-й. Унтер-офицерская учебная команда в городе Изюме Харьковской губернии. С начальством не повезло. Унтер-офицер оказался дракон, ударом кулака сбивал солдата с ног. Жукова он особенно не любил, но бить почему-то избегал. Почему-то... "Оценивая теперь учебную команду старой армии, я должен сказать, что, в общем, учили в ней хорошо. Особенно это касалось строевой подготовки. Каждый выпускник в совершенстве владел конным делом, оружием и методикой подготовки бойца. Не случайно многие унтер-офицеры старой армии... стали квалифицированными военачальниками Красной Армии." Многие... Не Буденный, к сожалению. Сей рубака, полный кавалер георгиевского банта, карту читать не научился. Поминается здесь, ибо ему пришлось играть роль непосильную... Где приобрел квалификацию Георгий Константинович? Ведь не в учебной команде унтер-офицеров. Ни стратегии, ни глубинам тактики там не учили. Насчет топографии и карт не знаю. Но резервы, снабжение, переброска войск, организация тыла? Что ж, пойдем дальше. Год 1924-й. Комдив Гай спрашивает молодого комполка, как он работает над собой. Жуков ответил, что много читает и занимается разбором операций Первой мировой войны. Гай заметил, что этого мало, и направил Жукова в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград. Не прошел комдив Г.Д. Гай (Гайк Бжишкян, родился в 1887, арестован в июле 1935-го, и это, похоже, был первый арест среди командармов пролетарского происхождения, отметим этот факт, он имеет прямое касательство к вождю и его деяниям) мимо молодого комполка. Не дал засидеться, толкнул наверх. Жуков зачислен был в первую же группу, так как экзамены оказались легкими, скорее даже формальными. Да и какими они быть могли для таких абитуриентов... Будь экзамены строже, А.И.Еременко уж точно не прошел бы. А он ведь был не из худших, и его оптимизм отлично послужил Сталинградской обороне. Впрочем, если бы не чистки, вознесшие так высоко Еременко, разве дошло бы до Сталинграда... Руководил Высшей кавшколой В.М.Примаков, и Жуков отмечает, что он "выходец из интеллигентной семьи". Сирота Виталий Примаков был усыновлен украинским писателем М.М.Коцюбинским и впоследствии женат на дочери его Оксане, рано, к сожалению, умершей. Кажется, в 30-е годы это сыграло роковую роль в судьбе Виталия Марковича. По одним данным, Примаков был арестован (тогда еще царским правительством) в выпускном классе гимназии за революционную пропаганду. По другим, все же окончил гимназию перед Первой мировой войной и вольноопределяющимся ушел на фронт. Литератор, владевший словом профессионально, он, конечно, производил впечатление на своих молодых, коряво говоривших и писавших курсантов. Высшая кавшкола переформирована была в то время в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (ККУКС). Время обучения сократили с двух лет до года. Спешка! Не хватает командиров. Армия растет, и надо пропустить через курсы как можно больше командиров. В Политехническом институте нам долбили военное дело четыре года. Это было несколько часов в неделю, но мы ведь не нуждались в общих понятиях. Даже крайнему из нас не надо было втолковывать разницу между градусами угловыми и температурными или учить понятию масштаба, началам начертательной геометрии, физики и отличию кислот от щелочей. Научите-ка читать карту того, кто не имеет пространственного воображения. Да не план, а карту. Неподготовленному человеку поднять карту, то есть прочесть рельеф и мысленно увидеть его, не просто. А если боем надо руководить на расстоянии и другого способа увидеть местность нет? Не говоря уж о планировании глубоких наступательных операций на местности, занятой войсками противника. Это -- карта. А остальное? Химия боевая, разберись там в дегазации-дезактивации... Аэропланы, танки? Это ж горючего одного жрут -- не напасешься. А само горючее? Смазочные материалы? Транспорт? Связь? Ох, мало года! Даже для выучки хорошего комполка, не говоря уж о полководце Жукове. При том, что главным предметом оставалась конная выездка: ведь курсы были все-таки кавалерийские. "Учеба на ККУКС заканчивалась форсированным маршем на реку Волхов. Здесь мы обучались плаванию с конем и форсированию водного рубежа". Не густо для тех задач, которые пришлось решать начальнику Генштаба, заместителю Верховного. Ясно, что основное впереди. Что ж, пойдем дальше. В 1927 году в полк прибыл А.И.Егоров, начальник Штаба РККА, бывший полковник царской армии. Встреча стала событием в жизни Жукова. Был разговор о вторых эшелонах войск. Жуков жаловался на некомплект личного состава, а тут еще вторые эшелоны формировать... Ответ А.И.Егорова: "Но у нас нет иного выхода. Врага нельзя недооценивать. Надо готовиться к войне по-серьезному, готовиться драться с умным, искусным и сильным врагом." Заметьте это, читатель. Не из вежливости беседует начальник Штаба РККА с пытливым комполка... Читая ответ Егорова, проникаешься вполне понятными чувствами к тому, кто погубил цвет армейского мышления перед лицом умного, искусного и сильного врага. Не зря и Жуков поминает здесь вторые эшелоны. В отсутствии их секрет ужасов 41-го года. Не весь секрет... В 1929 году Жуков был направлен на КУВНАС -- курсы по усовершенствованию высшего комсостава в Москве. Изучалась тактика и оперативное искусство. Тут разговор о науке вождения войск, о книгах приобретает конкретный характер. Появляются названия и авторы. Прошло время деяний, настало время писаний. Фрунзе, Шапошников, Егоров, Тухачевский, Каменев, Уборевич, Корк, Якир... Любопытный пассаж содержат "Воспоминания" по поводу книги Б.М.Шапошникова о генштабах "Мозг армии": "Дело прошлое, но тогда, как и сейчас, считаю, что название книги "Мозг армии" применительно к Красной Армии неверно. "Мозгом" Красной Армии с первых дней ее... являлся ЦК ВКП(б), поскольку ни одно решение крупного военного вопроса не предпринималось без участия Центрального Комитета. Название это скорее подходит к старой царской армии, где "мозгом" действительно был генеральный штаб." Дело, конечно, прошлое, но это замечание в "Воспоминаниях и размышлениях" тогда, как и сейчас, пользуясь выражением самого Жукова, восхищает, как никакое другое место книги. Это, если угодно, смысловой ее центр. Объяснение всех провалов и потерь. Кто-то может видеть в этом высокую оценку руководящей роли партии, которая всех всему учила: писателей писать (начинаю с наиболее болезненного), дикторов читать, докторов лечить, учителей учить, а военных, конечно, воевать. Как по мне, это место воспоминаний точно писано тяжелым пером самого Георгия Константиновича с горечью, злобой и ехидцей. Внешне безупречно. Но чего стоит одно это ВКП(б) в эпоху КПСС... Плюс упоминание царской армии, где генеральный штаб был действительно мозгом (о чем Жуков сам судить не мог, но знал из доверительных признаний старшего коллеги Шапошникова, полковника генерального штаба царской армии). При всей неуклюжести стиля Жукова не надо забывать, что он прошел Крым, Рим и медные трубы, и в составлении документов толк знал, во главу угла ставил смысл. И -- достиг. Смысл ясен. И в дальнейшем подчеркнут уважительным перечислением репрессированных маршалов и командармов. Восхвалением Тухачевского. Высокой оценкой В.К.Триандафиллова. Одаренный военный мыслитель комкор Владимир Кириакович Триандафиллов был заместителем начальника Штаба РККА, начальником оперативного отдела{3}. Он написал две книги: "Размах операций современных армий" (М., 1926) и "Характер операций современных армий" (М.-Л., 1929). Весной 1931 года Триандафиллов представил Штабу РККА доклад "Основные вопросы тактики и оперативного искусства". В виде тезисов изложена была теория глубокого боя и сделана попытка, как писал сам В.К.Триандафиллов, "нащупать общую, генеральную линию в развитии тактики и оперативного искусства" при использовании новых видов вооружения и боевой техники. Труд остался не завершен. Вскоре после доклада, 12 июля{4} того же года, в авиакатастрофе вместе с экипажем самолета погибла группа работников Штаба РККА. В их числе был заместитель начальника Управления механизации и моторизации РККА К.Б.Калиновский. В.К.Триандафиллов был старшим в этом полете, осуществлявшемся авиаотрядом особого назначения. (В контексте события название отряда звучит трагическим фарсом.) В романе Даниила Гранина "Искатели" есть сцена, где один персонаж излагает тенденции путей прогресса. Доказав свою знаменитую теорему, говорит он, Пифагор принес в жертву богам сто быков. С тех пор, когда делается великое открытие, все скоты волнуются. Взволновались конники, партизанская вольница. И взволновали вождя. Он, впрочем, и до этого спокоен не был и все надежды возлагал на них. С ними он совершил свои "легендарные" подвиги в Гражданской войне, ему они были близки, как никакая родня. (Это не привычный оборот. Надо лишь представить себе, как алкал вождь власти над РККА, как ничтожен был -- вполне по заслугам -- в армии его авторитет и жалко представительство: лишь кадры Первой Конной. Как же не родня?) Они-то и сумели его убедить в своей поддержке. И что он, вождь и корифей наук, сам на досуге доведет до конца теорию глубокого боя. Нечего нащупывать генеральную линию, она у нас одна. Теорию вождь может проверить практикой. Никакой Триандафиллов ему не нужен. И право на стратегические мысли отныне делается прерогативой лишь товарища Сталина. Быть может, все не так. Быть может, конники боялись летать, им это было просто, обязанности их не обременяли, время им было нипочем, а Триандафиллов, экономя время, летал и, по теории вероятности, подвергал себя большему риску. Кто знает... Словом, лучший наступательный теоретик Красной Армии погиб. В Первую мировую он был штабс-капитаном. Стало быть, военспец. Не миновать ему было чаши, которая одного Шапошникова миновала. Повезло Триандафиллову. Легкая смерть. Но -- "Его разработки, связанные с будущей войной, важнейшими положениями советской военной стратегии и оперативного искусства, к сожалению, так и не были доведены до конца." Это признание в устах полководца, сыгравшего такую роль в войне, означает трагически много в терминах наших баснословных военных потерь. Впрочем, сожаление, выраженное по этому поводу, влечет нас дальше в наших разысканиях: ведь мастерство Жукова где-то было отточено. Весной 1931 года слушатели вернулись в свои части. Всего полгода. Мало. Мало даже для одного Халхин-Гола. 5. Интерлюдия. Февраль... ... 1961 года выдался во Львове холодный и влажный. Солнца не было, его в феврале во Львове не бывало и "за Польщи", сиречь, до благодатного прихода советской власти -- "солнца с Востока". А холод лютый, хоть на градуснике всего около нуля по Цельсию. В такой день, после ночного дежурства по заводу, сидел я в кинотеатре документального фильма им. Леси Украинки. Этот кривоватый длинный зал прежде, наверное, был лавчонкой и для кинотеатра никак не годился. Видно было из задних рядов плохо, отопление не работало, а влажный холод пронзителен, воистину до костей пробирает. Но я заметил, что замерз до окоченения, лишь когда фильм кончился - документальный фильм Киевской студии "Герои не умирают". То, что позднее прочел, прежде увидел на экране -- молодые, умные лица высших командиров РККА, учителей Жукова. Потом камера прошлась по их книгам с дикими штампами на обложках -- "ПОГАШЕНО". Погашено -- что? Военная мысль? Именно. Из грамотного высшего комсостава уцелел лишь Шапошников{5}, жалованный маршалом, но раздавленный морально, смевший предлагать, но никогда настаивать. Сидя с окоченевшими ногами в нетопленном зале, я впервые увидел кадры ставших легендарными учений Киевского военного округа с 12 по 17 сентября 1935 года. Разрабатывалась операция по окружению Киева и его обороне -- ровно за шесть лет, почти день в день, до сдачи города. "Противник" наносил удары в обход в сходящихся направлениях. Пехота поднималась в атаку после мощной артподготовки и наступала за огневым валом. За прорывом обороны следовал ввод на оперативный простор подвижных соединений -- танков и кавалерии. В месте предполагаемого замыкания кольца окружения выброшен был массовый десант, военная история тогда еще не знала такого. В нем участвовало 2953 человека, имевших на вооружении, кроме карабинов, 29 станковых пулеметов, 10 орудий, танк и 6 автомашин. "Парашютный десант большой воинской части, виденный мною под Киевом, я считаю фактом, не имеющим прецедента в мире", -- написал заместитель начальника штаба французской армии генерал Луазо. Английский генерал Уэйвелл доносил правительству: "Если бы я сам не был свидетелем этого, я никогда не поверил бы, что подобная операция вообще возможна." На меня, дитя войны, слушавшего, затаив дыхание, зловещие сводки, знавшего о высотах, взятых любой ценой, о штрафбатах и кровавых навальных атаках, измученного зрелищем калек-инвалидов чуть постарше меня самого, брошенных матерью-Родиной на улицы просить милостыню, а позднее узнавшего правду-матку о нелепой рассогласованности действий не только между родами войск, но даже между смежными соединениями, эта умная война произвела такое впечатление, словно в руках моих взорвалась и изранила меня елочная игрушка: так всем этим Красная Армия владела! и все это было у нее отнято! умение бить врага малой кровью! Маневрами руководил командующий КВО И.Э.Якир, один из лучших военных умов ХХ века, теневой лидер РККА{6}. Эти маневры отмечены не только тем, что на них впервые в мировой практике отрабатывалась новая теория глубокого боя, но и тем, что маневры были не двух-, а трехсторонними. В качестве третьей стороны задействованы были дивизии Польши, отношение которой к СССР в те годы не было ясно, и Якир оперировал и "польскими" соединениями, совмещая это с обязанностями командующего маневрами. Несмотря на грандиозный десант, попытка окружения города была предотвращена. Киев тогда удалось отстоять. Надо полагать, эти маневры шестью годами позднее помогли задержать вермахт у стен города на срок, стерший в пыль план блицкрига... * * * В двадцатые годы разгромленная и исключенная из европейской семьи Германия искала связей. То же было и с Россией. Побежденные сговорились. Раппальский договор пробил брешь в их изоляции. В соответствии с договором и секретными протоколами к нему (вот когда вошли в практику секретные протоколы), между РККА и рейхсвером наладились связи. В СССР немцами построены были заводы, на них производилось оружие для рейхсвера, запрещенное к производству в Германии Версальскими соглашениями, в том числе химическое ("Томка" в Подосинках). За это СССР получил технологию, инженеры учились. В рамках сотрудничества командиры РККА стажировались в Германии и прошли там насыщенную программу по стратегии и тактике. А офицеры рейхсвера, включая прославленного впоследствии Гудериана, присматривались к русским новшествам, гоняли самолеты в Липецке и танки на танкодроме Казанской танковой школы (переформированной затем в разведшколу. Полковник Иван Афанасьевич Киргизов, мой сослуживец, был слушателем этой школы, предназначенной для подготовки агентуры длительного оседания в Китае. Осенью 1941 года школа была распущена по личному приказу Сталина. По свидетельству Киргизова, офицеры до конца войны проболтались в штабах не ниже дивизионного и ничего не сделали для победы за исключением одного слушателя - комбрига П.С.Рыбалко). Версальскую дамбу рейхсвер преодолел раппальским проломом. Якир прослушал курс в Высшей военной академии германского Генштаба в 1927-28 и приглашен был прочесть там лекцию о своем военном опыте. Поход его группы войск 12-й армии, обескровленной в предыдущих боях, из района Бирзула--Голта по тылам противника к Житомиру и Киеву, стал классикой выхода из окружения. Когда великого Мольтке{7} в пылу поклонения сравнили как-то с Фридрихом Великим, он, подумав, отверг сравнение. Он сказал, что никогда не осуществлял самого сложного в войне -- отступления. Якир отступал с ранеными, артиллерией, обозами. Он не просто выходил к своим, он шел, громя тылы врагов. Прокладывая путь, учитывал не только тактическую, но и политическую ситуацию. Он играл на враждебности сторон и проскальзывал буквально между их боевыми порядками. После лекции Якира восхищенный Гинденбург подарил ему книгу Шлиффена "Канны" с надписью, смысл которой был -- "От самого старого стратега германской армии самому молодому стратегу Красной Армии." Самый молодой стратег и тактик РККА, командующий Киевского Особого военного округа расстрелян был первым из восьмерки командармов. За ним Примаков. Он-то еще в 1920-м в телефонных переговорах непочтительно посылал будущего генсека, когда тот вопреки приказу Реввоенсовета увел свою Первую Конную с Варшавского направления на Львов и слал приказы не подчиненному ему командиру корпуса Червонного казачества. Тогда же заложена была и ненависть Сталина к Тухачевскому. Сухорукий вождь с завистью глядел на красавца-командарма. Уведя Первую Конную с направления главного удара, Сталин впоследствии обвинил в неудаче похода на Варшаву комфронта Тухачевского, но тот не принял обвинения и контраргументировал насмешливо и мощно. О том, как оценивал Тухачевского Жуков, довольно сказано даже в 1-м, сильно процеженном идеологическим аппаратом варианте "Воспоминаний и размышлений". Но лучше все же обратиться к 12-му изданию: "Мы чувствовали, что главную руководящую роль в Наркомате обороны играет он" (Тухачевский. Это при наркоме Ворошилове... - П.М.) "Меня тогда поразило то, что он почти ничего не сказал о Сталине (Уже тогда ковалась святость вождя. О нем полагалось петь в любом выступлении. А если кто не пел, то это поражало. Речь идет о выступлении Тухачевского на партактиве в 1931 году. -- П.М.) Сидевший рядом со мной начальник войск связи, старый большевик-подпольщик Р.В.Лонгва сказал мне, что Тухачевский не подхалим, он не будет восхвалять Сталина, который несправедливо обвинил Тухачевского в неудачах наших войск в операциях под Варшавой." "Вспоминая в первые дни Великой Отечественной войны М.Н.Тухачевского, мы всегда отдавали должное его умственной прозорливости и ограниченности тех (Выделено мной. Так у Жукова. Тем более убедительно. Маршал не виртуоз пера, и это подлинно его фраза. - П.М.), кто не видел дальше своего носа, вследствие чего наше руководство не сумело своевременно создать мощные бронетанковые войска, и создавали их уже в процессе войны." Сидя в стылом кинотеатре, я глотал злые слезы. Не все новинки 1935-го применены были даже под Сталинградом. Туда, в район Калача, где замыкалось кольцо вокруг армии Паулюса, наверняка чесались руки выбросить десант. Осуществлять не стали. Погода нелетная, то да се... Конечно, создание воздушно-десантных сил не было идеей Якира или Тухачевского, это было общим желанием и замыслом всего современно мыслящего руководства РККА. И решение показать то, на что уже способна РККА, не было решением одного Якира. Предложившие эту демонстрацию командармы знали, как переимчив вермахт. И, хоть они понимали, что идеи носятся в воздухе, надо было обладать немалой уверенностью в лидировании, чтобы демонстрировать потенциальному врагу такой десант. Эта уверенность у командармов была, они знали, что идут с отрывом впереди лучших армий Европы. В 1937-м отрыв был ликвидирован. За годы войны советская армия не осуществила ни одной успешной воздушно-десантной операции даже того масштаба, какой был показан на маневрах 1935 года. (Зато немцы не пренебрегли уроком, и в 1941 году захват Крита осуществили с воздуха.) Нет лучшего отзыва о киевских маневрах, чем лица военных атташе. Господа были ошеломлены феерией военного спектакля. Все предусмотрено, все расписано, врагу не дается ни мига передышки, неожиданность за неожиданностью, удар за ударом. Довольный выучкой войск красавец Якир скромно дает пояснения. Удовлетворены профессионалы -- Тухачевский, Гамарник, Егоров. Ничего не выражают глаза наркома Ворошилова, недоумевают усы Буденного. По окончании маневров, в сентябре 1935 года, Якир стал командармом 1-го ранга. А Буденный и Ворошилов маршалами. Жукова на этих маневрах нет. Он лишь комдив в Белорусском округе. Но это еще время, когда опыт изучается в РККА повсеместно. Потому что о Ганнибалах и Сципионах говорить в ХХ веке уже невместно. Сципиону всех дел было велеть союзникам доставить такое-то количество фуража, а Ганнибалу поставить слонов с погонщиками в нужном месте. С размахом современных операций и разнообразием техники не справится без специальной подготовки ни один великий полководец прошлого. Хорошие способности в сочетании с минимальным хотя бы образованием объясняют тактическую зрелость полководца и успех в первой в его жизни операции. Но дело в том, что и минимального пока нет. КУВНАС -- последнее учебное заведение в перечне образования Жукова и маневры 1935-1936 г.г. -- последнее крупное событие в военной жизни страны. А затем годы погашенных жизней и книг. И вслед за тем -- Халхин-Гол. Зрелость Жукова при Халхин-Голе необъяснима. Возможно, ее объяснят иные источники. 6. Военное образование -- 2 В первом издании этой книги я привел свидетельство генерала фон Меллентина о том, что Жуков получил солидную военную подготовку на курсах рейхсвера в рамках вышеупомянутого военного сотрудничества между двумя армиями. Не зная, когда именно это было, я отнес факт к концу 20-х годов. Кажется, в русскоязычных источниках это стало первым упоминанием о германской компоненте в жуковском военном образовании, и встречено оно было в штыки{8}. Затем, когда факт был признан, оказалось, что он имел место сразу после Раппало, то есть где-то в 1923-1924 г.г. Фон Меллентин, отпрыск старинного прусского рода, а по материнской линии прямой потомок Фридриха Великого, войну начал майором и завершил генерал-майором в должности начальника штаба группы войск "G" на западном фронте. Книга фон Меллентина "Танковые сражения" стала теперь настольной книгой генералов. Говоря в ней о массированном наступлении советских войск на среднем Дону против 8-й итальянской армии, время которого выбрано было так удачно, что разом положило конец всем надеждам фон Манштейна деблокировать 6-ю армию Паулюса, фон Меллентин поминает Жукова. Именно в отношении выбора времени есть забавное расхождение в этом эпизоде, к нему вернемся в Сталинградской наступательной операции. Но здесь речь о другом. Назвав имя маршала Жукова, фон Меллентин делает сочное примечание: "Немногим известно, что Жуков ранее получил значительную подготовку в Германии. Вместе с другими русскими офицерами он учился на организованных рейхсвером военных курсах в 20-е. Некоторое время он был приписан к кавалерийскому полку, в котором полковник Динглер служил в качестве субалтерн-офицера. У Динглера сохранились живые воспоминания о буйном поведении Жукова и его собутыльников и о значительном количестве спиртного, которое они привыкли принимать за обедом. Ясно, однако, что с военной точки зрения Жуков не потерял времени зря." Ирония судьбы: орудием повержения вермахта стал Жуков, учившийся грозному мастерству войны у рейхсвера. Враг так же приложил руку к военному образованию своего победителя, как СССР к вооружению врага. К чему было скрывать? Этого не стыдились те, чьи имена маршал с сугубым уважением называл. Российская и германская военные школы шли в то время голова в голову. Причем, сокрытие этого Жуковым имеет, я бы сказал, злостный характер. "В апреле 1941 года, не помню какого числа, мне позвонил И.В.Сталин: -- Из поездки в Германию возвращается на родину министр иностранных дел Японии Мацуока, - сказал он. -- Вам надо любезно принять его. (Слово "любезно" он произнес с особым нажимом). -- Какие будут указания? -- Мацуока просто хочет познакомиться с вами. Особенно теряться в догадках я не стал: видимо, у Мацуоки были свежи в памяти события Халхин-Гола. Спустя несколько дней начальник Отдела внешних сношений Наркомата обороны доложил мне, что через два часа у меня будет Мацуока с переводчиком. Точно в назначенное время открылась дверь и вошел, низко кланяясь, Иосуке Мацуока. Я любезно приветствовал его, справился о здоровье и поинтересовался, не утомила ли его поездка. Министр отвечал уклончиво: -- Я люблю дальние путешествия. В Европе я впервые. А вы бывали в европейских странах? -- в свою очередь спросил он меня. -- К сожалению, нет, -- ответил я, -- но при удобном случае обязательно постараюсь побывать. Я много читал о Германии, Италии и Англии, но даже самая хорошая книга не может дать полного представления о стране. Гораздо лучше можно понять страну, ее народ, нравы и обычаи при личном посещении и контактах". Жуков читал фон Меллентина и по каким-то вопросам возражал немецкому генералу. Но замечание о стажировке в вермахте обошел молчанием. Если фон Меллентин ошибся, почему бы маршалу не возразить? Не желая касаться или будучи вынужден избегать этой темы на страницах воспоминаний, он понимает, что читателю надо объяснить свою военную эрудицию: "Будучи командиром 6-го корпуса, я усиленно работал над оперативно-стратегическими вопросами, так как считал, что не достиг еще многого в этой области. Особенно много мне дала личная разработка оперативно-тактических заданий на проведение дивизионных и корпусных командных игр, командно-штабных учений, учений с войсками и т.п." Вот именно -- и т.п., поскольку на сей раз речь идет уже о масштабах -- корпус, 6-й корпус, почти армия! Есть, впрочем, свидетельства, что Жуков корпел над картами даже тогда, когда другие сослуживцы, не дозвавшись его, шли развлекаться. Не исключено, что речь идет именно об учебе в Германии, ведь комбриг Жуков стажировался там не один, как то, впрочем, отмечает и фон Меллентин. Ну, учился у будущего врага. Да ведь враг в ратном деле спец издавна был на весь свет. И не стыдно у врага учиться, петровская это традиция. Так отчего не признаться? Надежного объяснения нет. Может, не позволили сверху. В первом издании не написал, а до разрешения не дожил. Впрочем, и в бумагах ничего не осталось. Может, недоучился. Фон Меллентин считает, что Жуков в военном отношении не потерял времени зря. Но требовательный маршал знал, что потерял по молодости лет время за возлияниями, и германский народ, нравы и обычаи узнал не когда это можно было сделать бескровно, а когда за это знание приходилось дорого платить. А, может, не только народ, нравы и обычаи. Может, был