Владислав Анатольевич Бахревский. Собака на картофельном поле
---------------------------------------------------------------------
Бахревский В.А. Дядюшка Шорох и шуршавы: Рассказы и сказка
М.: Дет. лит., 1982
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 23 февраля 2003 года
---------------------------------------------------------------------
Волшебная сказка, которая дала название книге, раскрывает таинственный
и поэтичный мир детской фантазии. В книгу вошли также современные рассказы о
деревенских ребятах, самостоятельных и надежных в дружбе, о ребятах, которые
любят и охраняют природу.
Для младшего школьного возраста.
- Вот и суббота пожаловала! - Никанор Иванович блаженно потянулся в
постели, сладко зевнул и зажмурился. - Сумку собрала?
- Собрала. С вечера тебя дожидается.
- Веник не забыла?
- Да разве без веника тебя выгонишь?
- Без веника - не баня. Березовый веничек-то?
- Березовый.
- Штуки три теперь осталось березовых-то? Проездили к синему морю, и
веников не заготовил.
- Ума не приложу, как ты обходиться будешь... Вставай, лялюшек тебе
напекла.
Никанор Иванович перекувыркнулся через голову, попрыгал на пружинах,
вскидывая руки над головой.
- Никанор, не балуйся! Маленький, что ли?
Никанор Иванович соскочил с постели; шлепая босыми ногами по холодному
полу, сбегал в сени, погремел пестиком рукомойника. Вытерся мохнатым
полотенцем, шмыгнул к трюмо и, стоя на левой ноге - ступню правой отогревал
на щиколотке левой, - принялся чесать свои косматки.
- Надень тапочки, ноги, как у гуся.
- Обойдется! - сказал Никанор Иванович, сокрушенно разглядывая
человечка, который глядел на него из трюмо, дуя на голубую расческу. Между
ключицами дыры, шея как ниточка, грудь утиная, клином. Руку можно не
сгибать: не мускулы, а так - жила. Хоть росточку бы! В первом классе стоял
четвертым с края, а за два года переехал в предпоследние.
- Беда прямо! - нечаянно вслух сказал Никанор Иванович.
- Что? - спросила мать.
- Да так. Не в коня корм.
- Не горюй, твой папаша был как столб. Уж и не знаю, будешь ли ты в
теле, а верстой будешь.
- Да ведь время уходит!
- Это у тебя-то время! - Мать рассмеялась. Хорошо засмеялась, весело.
Он сразу прибежал к ней, уткнулся носом в живот. И она откликнулась,
обняла, пригладила вихры.
- Какой же ты худющий!
- Зато в кости тяжелый, - возразил Никанор Иванович. - Если бы на такие
кости мяса побольше, никто бы меня не одолел: ни Паршины, ни Нырков. Да и
сам Петька тоже с места бы не сдвинул.
- За стол садись, Никанор Иванович! Приятели твои без тебя исскучались
небось.
- Да мне чего? Я мигом! - Он опрометью кинулся к столу.
- Господи, с ног собьешь! - испугалась мать.
Никанором Ивановичем мальчика прозвал дед, отец матери.
- Пока мы живы с бабкой, никакая ты, сынок, не безотцовщина, - сказал
ему дед в ту, самую трудную пору жизни. - Я величаюсь Иван Ивановичем, и ты
отныне Иванычем величайся. Никанором Ивановичем. Спросят, как зовут, а ты не
тушуйся - Никанор Иванович. Принимаешь?
- Принимаю, - сказал первоклассник Никанор и на следующий же день
объявил учительнице, что называть его нужно не по фамилии, а по
имени-отчеству. Учительница знала про его жизнь. Может, больше его самого. И
согласилась с ним.
Ребята пробовали потешаться, да ничего у них не вышло: Никанор Иванович
гордился своим новым величанием. Дед у него был знаменитый, все три "Славы"
с войны принес.
До бани нужно было идти да идти. Улицей, через картофельное поле, над
рекой, перейти по лавам реку, ну, а там уж близко.
На улице к Никанору Ивановичу привязалась бродячая собака. Черная
спина, рыжие бока, глаза горячие, но виноватые: не нашла, мол, себе хозяина,
вот и пропадаю.
Идет и идет за Никанором Ивановичем, а тому тоже стыдно на собаку
поглядеть.
- Знал бы, что встречу, хоть кусок хлеба взял бы.
Никанор Иванович останавливался, зажимал коленями сумку с веником и
бельишком, а руки разводил в стороны.
- Ну, нет у меня ничего! Время зазря теряешь. Ступай.
Собака тоже останавливалась, а потом, опустив голову, робко шагала за
ним следом.
Картофельное поле давно уже было убрано, борозды сгладило дождями,
иссохшая ботва слилась с землей. Поле ожидало снега, а зима задерживалась.
На этом поле Никанора Ивановича охватывали разные мысли. О том, что
небо - большое. И о том, как это земля не устанет держать на себе такие
махины: ведь столько теперь одних домов в мире, многоэтажных. Как песчинок!
А поездов, а заводов, а людей-то!
Иной раз Никанор Иванович, поглядев, что никого нет, ложился на
вытертую до блеска тропинку, припадал ухом к земле и слушал. Услышать ему
ничего ни разу не удалось, и он говорил себе:
- Пока, значит, полный порядок. Не слыхать, чтоб рухнулись в тартарары.
Идущая следом собака думать мешала. Никанор Иванович опять остановился,
вывернул карманы, зажав в кулачке мелочь на баню.
- Ну, пойми ты, глупая голова! Ни крошки у меня нет.
Собака посмотрела на него горячими виноватыми глазами и завиляла
хвостом.
Никанор Иванович прибавил шагу.
- Знаю, чего тебе надо! Ты меня в хозяины выбрала. Да только разве я
похож на хозяина? Пацан я, поняла? Пацан. Мамка нас обоих палкой так
налупит! Тебя, чтоб отвадить, а меня, чтоб не обнадеживал вашего брата
попусту.
Слова на собаку не подействовали.
- Не надрывай ты мне сердце! - рассердился Никанор Иванович. - И как
это вы все чуете, что я вашего брата не обижаю?
Нет, собака была упрямая. Тогда Никанор Иванович поднял с земли комок
глины, замахнулся и - кинулся бежать. Он остановился перед лавами.
Оглянулся. Собака сидела на задних лапах посреди картофельного поля, совсем
одна.
Никанор Иванович бросил комок в черную воду, поглядел, как сломалось
отражение, и, сердитый на весь белый свет, побежал в баню.
- А, Никанорик! - обрадовалась ему тетенька-кассирша. - Все парильщики
уже собрались. Одного тебя нет.
- На уговоры много времени потратил, - признался Никанор Иванович,
получая билетик.
- Мать, что ли, не пускала?
- Да нет, с животным одним разговаривал.
Тетенька-кассирша удивилась, а он, размахивая кепкой, взбежал по
лестнице на второй этаж, в объятия старичка банщика.
- Никанорик! Веник не забыл?
- Никогда! - ответил Никанор Иванович, окидывая хозяйским взглядом зал.
- Мой шкаф не занят?
- Держу для друга. Пиджак свой там повесил.
- Спасибо, Василич!
- Ты погоди, Никанорик! Расскажи чего-нибудь.
- Да чего расскажешь? Животным, говорю, тяжело стало на белом свете.
- Это ты - в точку, - сокрушенно потряс головой Василич. - Додумались
коров, не выпуская из хлева, эксплуатировать. Да я кому хошь в глаза
скажу... Тут ко мне и начальники ходят. Раньше и пастух тебе с рожком. Дудит
приятно. Коровы гуляют, разные травки кушают. Разве такое молоко было? А
теперь корова как бы молочный агрегат. В нее корму фабричного, а она в
отместку - фабричного молока. Ладно бы земля была занята, а то ведь сколько
земли-то брошенной.
- Я и говорю, - поддакнул Никанор Иванович и, кивнув раздумавшемуся
старику, пошел раздеваться.
- Шайку-то у меня возьми, чего по бане будешь рыскать! - крикнул ему
Василич.
Любимое место, светлое, возле окошка, было занято. Здесь мылся
крутоплечий дядька, белоголовый, черноглазый.
Никанор Иванович занял место рядом. Загляделся на дядьку.
- Ты чего? - спросил тот.
- Смотрю, голова белая, как у маленького. Приглядываюсь: может, седой.
- Да нет, не седой. Белый.
- Вот я и гляжу. Редкий волос.
- Чего же редкого, ты сам такой же!
- У меня голова потемнеет. Мамка говорит, она в малолетстве тоже была,
как я, а потом волос потемнел.
- А ты чего ж, в парную ходишь? Судя по венику.
- Без парной в бане делать нечего. Всю дурь недельную выпаришь - и
легко.
- Много ли в тебе дури-то, в маленьком таком?
- Во мне-то немного. Да ведь не один я парюсь.
- Ишь ты! - восхищенно покрутил головой сосед. - Ты завсегдатай?
- Кто?
- Завсегдатай. Постоянный, стало быть, клиент.
- С семи лет хожу. А теперь десять.
- Завсегдатай. Хорошая у вас баня.
- Баня старая. А парилке цены нет. Знающие люди говорили. Пошли, если
хочешь?
- Пошли.
- Никанорик пожаловал! - дружно обрадовалась парилка.
Никанор Иванович, оглядываясь на белоголового - не отстал ли? - окатил
веник кипятком, понюхал душистый пар и полез наверх.
- Никанорик, скажи! - пригибая голову от жгучего пара, подошел к
мальчику толстяк. - Они заладили, что если канадцы привезут всех своих
"звезд", то нашим перед ними не устоять.
- Они "звезд" не привезут, - слегка обмахивая грудь и бока веником,
ответил Никанор Иванович.
- Это почему же, Никанорик? - удивились противники толстяка. - Что им,
"золото" не хочется получить?
- "Золото" им получить хочется. А только, если "звезды" подзалетят, их
дома болельщики накажут.
- Это верно, - согласились с Никанором Ивановичем противники толстяка.
- Болельщики на проигравших ходить не любят. Помнишь, на киевское "Динамо"
не ходили?
- Даже на тбилисское!
- Никанорик, ты подальше держись от толстяка. Пол под ним проломится, а
пострадаешь ты: придавит.
- Да ладно вы! - рассердился толстяк. - Я, между прочим, два кило за
парную скидываю.
- А потом пять кружек пива - и опять в норме.
- А то как же! Эй, внизу! Чего разводишь?
- Эвкалипт.
- Годится!
Поддали пару, захлопали венички. Заохали в блаженстве парильщики.
- Похлещись. - Никанор Иванович отдал свой веник белоголовому.
Тот похлестался.
- Не умеешь, - сказал Никанор Иванович. - Давай похлещу!
- Похлещи.
- Ну как? - спросил мальчик, когда они вышли из парной.
- Прямо тебе скажу - здорово.
Они заняли свои места, вымылись.
- Тебя Никанором зовут?
- Здесь Никанориком, а вообще я Никанор Иванович.
- Ну, это понятно.
- Ишь какой понятливый! - усмехнулся Никанор совсем по-взрослому. - Еще
пойдешь в парную?
- Пошел бы, да за сердце боюсь.
- Ну, как хочешь! - Никанор Иванович опять отправился в парную, а когда
вернулся, белоголового не было.
Кинулся в раздевалку. Вытерся, кое-как оделся, а пройтись по
раздевалке, поискать человека застеснялся, кивнул Василичу - и в буфет.
Белоголового в буфете не было. Никанор Иванович выскочил на улицу, сбегал до
магазина - и там не было белоголового. Помчался назад, к бане. И столкнулся
с ним у входа.
- Что-нибудь забыл? - спросил белоголовый.
Он был в кожаном пальто, в кожаной фуражке, высокий, ладный.
- Оставил, - сказал Никанор Иванович. - Мочалку. Любимую.
И прошмыгнул мимо этого человека в баню.
Постоял под лестницей. Сосчитал три раза: до полсотни, до двадцати
пяти, до десяти. Выбежал на улицу, увидал вдалеке кожаное пальто.
Белоголовый шел не оглядываясь, неторопко, и Никанор Иванович почти нагнал
его.
"А что, если он обернется?"
Никанор Иванович втянул голову в плечи, ноги у него в коленках
подломились... он замедлил шаги, а потом совсем остановился.
И вспомнил собаку на картофельном поле.
И заплакал вдруг.
- Ты что-нибудь потерял? - спросила его старушка.
- Нет, ничего! - и бросился бегом в обратную сторону. И на бегу
сообразил: "А мне как раз сюда и надо".
Остановился, вытер кепкой влажное после парилки лицо и пошел к лавам,
через черную осеннюю речку.
Last-modified: Mon, 24 Feb 2003 10:15:04 GMT