Кшиштоф Борунь. Фабрика счастья
-----------------------------------------------------------------------
Пер. с польск. - Л.Шибаев.
Авт.сб. "Грань бессмертия". М., "Мир", 1967.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 April 2001
-----------------------------------------------------------------------
Сразу же после старта, как только ракета вышла из плотных слоев
атмосферы, Тин покинула кабину гиперконтроля, чтобы выпить в баре
апельсинового сока. Около буфетной стойки к ней подсел тот самый болтливый
молодой человек, шумное поведение которого привлекло всеобщее внимание еще
в холле Веронского порта ТКР.
- Капитан! Мне кажется, мы с вами где-то встречались, - бесцеремонно
попытался он начать разговор.
- Сомневаюсь, - холодно ответила Тин, вынимая бумажный стаканчик из
зажима автомата.
У нее не было ни малейшего желания завязывать подобного рода
знакомства. Да и что еще она могла ответить?
Однако это не остановило назойливого пассажира.
- Я уверен, что встречал вас где-то, причем недавно. Не были ли вы в
феврале на Тимене? Знаете, на этом плавучем острове?
- Нет.
- А может быть, месяц назад на весенних играх в Бетельгонге? Я там
останавливался в...
- Меня не было в это время на Земле, - мягко, но решительно прервала
она.
Молодой человек принадлежал к числу упрямых.
- Тогда, может быть, просто где-нибудь в полете? Вы давно водите машины
на этой линии?
- Всего неделю.
- А раньше?
- Полгода вообще не летала.
- Можно узнать, почему?
- Нельзя.
Такая настойчивость начинала действовать Тин на нервы. И хотя ее
положение обязывало к вежливости и терпению, она не выдержала и дала
понять, что разговор окончен.
Но и это не помогло.
- Извините, пожалуйста, - ничуть не смутившись, снова заговорил он. -
Если уж я вобью себе что-нибудь в голову, то хоть убей. А шесть месяцев
назад где вы летали, капитан? Не на линии Сан-Франциско - Владивосток?
Тин задумалась.
- Может быть... Не знаю. Не помню, - ответила она машинально и почти
сразу же почувствовала беспокойство: не сказала ли лишнего? А если этот
человек действительно видел ее где-нибудь год или два назад? Это
невозможно - сейчас же поняла она всю нелепость такого предположения. Даже
если бы он и видел ее раньше, то как смог бы узнать теперь? Ведь профессор
уверял, что этого не может случиться. Здесь, несомненно, ошибка.
Незнакомец тоже замолчал. Может быть, он раздумывал над несколько
странным ответом Тин? А может быть, продолжал перебирать что-то в памяти?
Тин бросила пустой стаканчик в корзину и отошла от буфета-автомата. Она
хотела позвонить Джору, чтобы он прилетел за нею в порт. Однако, прежде
чем Тин успела выйти из бара, болтливый пассажир соскочил с табурета и
остановил ее на полпути.
- Теперь я знаю, где видел вас! - воскликнул он так громко, что взгляды
нескольких пассажиров устремились на Тин.
Она ощутила неприятный озноб.
- Этого не может быть, - сказала она неуверенно и лишь потом спросила:
- Где?
- На Желтом Якубе, у Алла, - ответил он с явным удовольствием.
Она не способна была решиться на что-либо большее, чем голословное
отрицание.
- Этого не может быть, - повторила она.
- Я был там две недели назад и определенно видел вас. Помню еще...
- Это совершенно исключено, - она старалась говорить спокойным,
безразличным голосом.
- Так вы меня не знаете?
- Нет.
- Я - Ган, Фери Ган из телевизионных новостей.
- Это ничего мне не говорит.
Лицо молодого человека явно выражало разочарование, однако уже через
мгновение его сменила торжествующая усмешка.
- Ну да, конечно. Это вполне возможно. Но у Алла вы все-таки были?
Тин не любила врать. Во лжи для нее было что-то унизительное,
противоестественное, какое-то насилие над собою. Когда она однажды
поделилась этим с Джором, он высказал предположение, что, по-видимому, в
ее прошлой жизни с ложью были связаны тяжелые переживания. Действительно
ли это так, она никогда не узнает, да и не захочет узнать. Разрозненные
мертвые картины того мира навсегда останутся для нее лишенными всякого
смысла. Именно так и должно быть.
Но что же ответить сейчас на вопрос назойливого пассажира? Она знала,
что не будет лгать, а говорить правду не хотелось.
- Это какое-то недоразумение, - поспешно ответила она, пытаясь скрыть
замешательство неискренней улыбкой. И не дожидаясь новых вопросов, вышла
из бара.
- Так это вы и есть знаменитый Фери Ган? - услышала она позади себя
молодой женский голос. - Я представляла вас иным...
Двери бесшумно закрылись, оборвав для Тин разговор в баре. Беспокойство
ее росло. А что если этот молодой человек знает о ней не только то, что
она была на Желтом Якубе?
Ей захотелось услышать продолжение разговора. Она пыталась подавить в
себе это желание, но ноги, казалось, сами несли ее. На пороге своей кабины
она снова заколебалась, но только на мгновение.
Вот уже на маленьком экране появилось изображение бара. Несколько
пассажиров собралось перед буфетным автоматом. Повернув регулятор
стереозвука, Тин услышала голос назойливого молодого человека:
- ...тогда я решил полететь на Желтый Якуб. Однако Алла не проведешь.
Он раскусил меня уже через несколько минут, даром что я, могу сказать не
хвастаясь, обвел вокруг пальца всех его профессиональных церберов. Да это
и не удивительно. Алл человек действительно необыкновенный. В области
психологии и нейрофизиологии нет гениальнее специалиста. Да, наверное, и
не было! Кто с ним не знаком, не может себе представить, что это за
человек! Так что, хотя моя поездка на Желтый Якуб и закончилась неудачно,
я не жалею. Это стоило пережить!
- А я думал, что вы были у Алла на лечении, - сказал несколько
разочарованным тоном пожилой представительный бразилец с черной, прекрасно
сохранившейся шевелюрой.
- Этого еще не хватало! - рассмеялся Ган. - Разве я хотя бы слегка
напоминаю кандидата в самоубийцы? Я только играл роль пациента, чтобы как
можно дальше проникнуть в глубь санатория. Три года я охотился за этой
темой. Другие пробовали - безрезультатно. А почему бы и мне не
попробовать? Если бы мне повезло, это было бы немалым успехом. Мое
наивысшее достижение - я обнаружил лодку Петерса на глубине 10000 метров -
мелочь по сравнению с Желтым Якубом. Однако ничего не поделаешь, не вышло.
Я не записал и одного метра пленки. Аппарат у меня отобрали с самого
начала. Конечно, в камеру хранения. Кстати, я и так был под непрерывным
наблюдением. Едва я сумел пробраться в отделение для выздоравливающих, как
меня тут же забрали обратно в центральный корпус. Я даже не успел
обмолвиться словом ни с одним из пациентов.
- Но ведь вы только что утверждали, что разговаривали с нашим
капитаном, - вмешалась в разговор дочерна загоревшая блондинка с певучим
славянским акцентом.
- Я совсем не говорил этого. Просто я видел ее в отделении для
выздоравливающих на Желтом Якубе. Она прогуливалась по парку в обществе
какого-то мужчины, довольно красивого, но по возрасту годившегося мне,
пожалуй, в отцы.
- Она тоже могла бы быть вашей матерью, - рассмеялась девушка.
- Ну и что из этого? - возмутился бразилец. - Зато она такая
оригинальная! Я бы сказал - у нее необычная красота.
- Говорят, хирурги Алла - настоящие виртуозы, - несколько язвительно
заметила полная, стареющая англичанка.
- Я слышала, что лечение у Алла имеет успех именно благодаря этим
хирургическим операциям, - добавила блондинка.
- Сплетни. Вдвойне сплетни, - горячился Ган. - Во-первых, Алл
занимается только теми, кто действительно нуждается в его помощи. А о том,
нуждается ли кто-то в такой помощи, лучше всего знает он сам. Ни деньги,
ни протекция не играют на Желтом Якубе никакой роли. Во-вторых, кандидатов
в пациенты не так уж много. И не только потому, что на Желтый Якуб трудно
попасть. Прежде всего очень немногие знают, в чем сущность экспериментов,
проводимых в институте Алла. Да и это, собственно говоря, все еще
эксперименты! О Желтом Якубе ходит много слухов, и трудно разобраться, где
правда, а где вымысел. И просто боятся...
- Чего можно бояться? Нет, Ган, вы преувеличиваете, - с недоверием
сказала блондинка. - Просто операции Алла еще не модны, вот и все. Когда
они войдут в моду, кандидатов будет хоть отбавляй.
- Сомневаюсь, чтобы могло дойти до того.
- А это действительно что-то вроде самоубийства? - спросила англичанка.
- Несомненно, по существу это самоубийство.
- И самоубийства могут войти в моду, - перебила девушка. - Особенно
такие.
- Может быть... - кивнул Ган. - Однако не следует все упрощать. Прежде
всего, кандидатов в самоубийцы никогда не будет много; а потом, мода
должна опираться на конкретные примеры. Ведь основа моды - подражание.
Здесь же подражать трудно, поскольку никто не хвастается тем, что был на
лечении у Алла. Вот вам пример - наш капитан.
- Она, кажется, по меньшей мере стыдится этого, как раньше стыдились
венерических заболеваний, - засмеялась блондинка.
- Скорее - пребывания в психиатрической больнице, - поправил Ган. - Но
причины следует искать не только в этом. Такие люди, очевидно, в жизни
ощущают страх перед миром, как затерявшиеся в толпе беззащитные дети...
Тин пришло в голову, что она, пожалуй, несправедливо расценила
намерения болтливого молодого человека. Вероятно, то, что она сочла
нахальством и наглостью, было лишь проявлением непреодолимой
любознательности.
- Почему Алл окружает свои работы такой таинственностью? - после
продолжительного молчания отозвался бразилец. - На эту тему ходят разные
слухи...
- Это довольно сложный вопрос. Как мне кажется, причина заключается
прежде всего в желании максимально сохранить в секрете все, что касается
его пациентов. Среди них могут быть, как гласит людская молва, люди широко
известные, пользующиеся большой популярностью, которые любой ценой хотят
избежать огласки самого факта, что они лечились у Алла. Кроме того, не
каждый может себе позволить космическое путешествие - на вертолете до
Желтого Якуба не долетишь!
На пульте радиоцентра загорелась сигнальная лампочка, одновременно в
кабине раздался приглушенный звонок. Тин вынуждена была выключить
телевизор и перейти на связь с Землей.
Ракета пролетела уже более половины пути и, поднявшись над Индийским
океаном на 1900 километров, теперь со скоростью более 5 километров в
секунду пологой дугой спускалась вниз, к невидимому еще континенту
Австралии. Сиднейский порт сообщал о значительном усилении метеоритного
дождя в южном полушарии в период между 4:20 и 4:37 по универсальному
времени. Речь шла об акваридах, рой которых встретился с Землей как раз в
мае. Тин не удивилась этому сообщению - со времени катастрофы "Леопарда"
станции назначения обязали сигнализировать о каждой, даже самой
незначительной, опасности на трассе. Вероятность столкновения с
метеоритом, разумеется, была весьма мала, тем не менее требовалась
повышенная бдительность. Поблагодарив метеорологическую станцию за
прогноз, Тин вновь включила телевизор. Пассажиры в баре все еще продолжали
говорить о Желтом Якубе.
- Дело в том, - с жаром разглагольствовал Ган, - что раньше потерю
памяти вызывали только путем физического повреждения мозга или по крайней
мере резким нарушением его физиологических функций с помощью физических
или хирургических средств. Предполагали даже, что никогда не удастся
уничтожить энграммы памяти. Проблема идентификации и ликвидации отдельных
произвольно избираемых энграммов, то есть отпечатков памяти в мозгу,
казалась абсолютно безнадежной.
- Понимаю, - подхватил бразилец. - Если в "записи" участвует
большинство клеток...
- И все же опасения оказались преждевременными, - продолжал Ган. -
Некоторые участки коры головного мозга более восприимчивы к воздействию
"импульсов памяти", чем остальные. В коллективе Алла родилась идея,
искусственно вызывая электрические колебания...
Снова загорелась сигнальная лампочка, и пришлось перейти на связь с
Землей. Однако на этот раз вызывала не метеоритная станция, а Джор
запрашивал Тин через Сиднейский порт ТКР.
Едва увидев на экране его улыбающееся лицо, она забыла, что лишь минуту
назад с неохотой нажимала кнопку переключателя. Она не помнила уже ни о
Желтом Якубе, ни о профессоре Алле и его экспериментах, ни о странном
молодом человеке, фамилию которого знал весь мир, а ей она была
неизвестна... Был только Джор, его глаза и теплый низкий голос. Когда она
вслушивалась в полные скрытой нежности слова, исчезало гнетущее чувство
одиночества. Она больше не казалась себе такой чужой и потерянной в
огромном, незнакомом мире, угнетающем своими размерами и задающем ей на
каждом шагу десятки тревожных загадок и тайн, которые для миллиардов людей
не были ни загадками, ни тайнами. Шесть дней назад Тин начала работать на
межконтинентальной линии Сидней - Верона. Почти ежедневно - чаще всего на
половине пути, когда было больше свободного времени, - она связывалась с
Джором, чтобы обменяться с ним хотя бы парой слов. Они никогда специально
не договаривались, и все же сегодня, когда обстоятельства заставили ее
забыть о звонке домой, он вызвал ее сам. Жаль только, что он звонил через
порт ТКР, а не через радиопереговорный пункт общего пользования. Она
чувствовала себя скованно, зная, что автоматы в порту регистрируют каждое
слово. Поэтому она решила не упоминать пока о Фери Гане.
Джор всегда был очень сердечным и жизнерадостным. Но на этот раз Тин
заметила, что он как-то необычно возбужден. Оказалось, что он думает о
новом замысле "Южного солнца" "и все утро просидел на пляже с этюдником.
Он с таким оживлением говорил о своих планах, что даже не обратил внимания
на новую прическу Тин. Это ее немного раздосадовало, потому что во время
часового перерыва между первым и вторым рейсами она специально слетала в
Париж, чтобы сделать ему сюрприз. Но разве можно было обижаться на него -
ведь он хотел в первую очередь поделиться с ней тем, что сейчас без
остатка заполняло его мысли. Заканчивая разговор, он обещал, что будет
ждать ее в порту и они вместе пойдут обедать во Дворец мечтаний. Она была
так обрадована, что совершенно забыла о Гане. Неприятное чувство
беспокойства бесследно исчезло. Какое ей дело до назойливого пассажира и
его расспросов...
До посадки оставалось еще двенадцать минут. Работа реактивных
двигателей усилилась. Ракета с каждой секундой снижала скорость. Автомат
вел машину к цели, непрерывно контролируя и корректируя ее движение.
График пути почти идеально совпадал с указанным в инструкции.
Тин снова включила телевизор и, нажимая кнопки, "путешествовала" по
кораблю, проверяя кабину за кабиной. Пассажиры, сидя в креслах, дремали
или смотрели телевизионные передачи. Человека два-три разглядывали в окне
вырастающий на глазах австралийский континент.
В баре она увидела только Гана и светловолосую девушку. Молодые люди,
стоя у буфета, продолжали оживленно болтать. При виде их Тин вновь
почувствовала неясное беспокойство. Почти инстинктивно она включила
стереозвук.
- На кого не подействовало бы ваше красноречие? - услышала она смех
девушки.
Этот комплимент явно доставил Гану удовольствие.
- Небольшой опыт у меня есть, - сказал он с притворной скромностью. -
Но эта женщина была невероятно дисциплинированной особой. Как, впрочем,
все сотрудники Алла. Она не хотела мне ни в чем помочь, отказывалась
отвечать на вопросы о самых элементарных вещах. Не удалась даже попытка
сыграть на ее самолюбии. О своей работе она не сказала ни слова.
- Может быть, ей нечем было похвастаться?
- Сомневаюсь. На Желтом Якубе коллектив научных сотрудников подобран
весьма тщательно. Эта молодая девушка была выдающимся специалистом в
области нейрофизиологии.
- Но в конце концов вам удалось хотя бы что-то из нее вытянуть?
- Немногое, но и это кое-что значит. Язык у нее развязался только
тогда, когда я, чтобы ее спровоцировать, подверг сомнению необходимость
экспериментов Алла.
- Это интересно...
- Я бил наугад. Сказал, что Алл своими экспериментами делает людей
несчастными. Моя собеседница возмутилась до глубины души и заявила, что
как раз наоборот - Желтый Якуб является первой в мире "фабрикой
счастья"... Я назвал это необоснованным хвастовством - ведь нет никаких
доказательств того, что люди покидают Желтый Якуб более счастливыми, чем
они были перед тем, как прилетели на этот искусственный спутник. Тогда-то
она в первый и последний раз разговорилась и поведала мне одну очень
интересную историю.
- Может быть, вы мне ее расскажете? Я умею хранить секреты.
Ган взглянул на часы.
- У нас есть еще шесть минут. История эта короткая. Я не знаю ни
фамилий, ни каких-либо подробностей. Так вот, один из сотрудников Алла
как-то раз случайно познакомился с женщиной, находившейся в состоянии
глубокого душевного кризиса. Оказалось, что причиной этого был довольно
типичный не только для нашего времени семейный конфликт. Вначале ее
замужество было счастливым. Но потом что-то изменилось. Все чаще дело
доходило до размолвок, вызываемых ее ревностью. Ревность эта была, как
оказалось, небезосновательной, поскольку в конце концов выяснилось, что
"другая" действительно существует. Однако оба они были людьми чуткими. Муж
понимал, что жена страдает, будет очень тяжело переживать разрыв, и... не
мог на него решиться. Она же испытывала угрызения совести от того, что он
мучается, не решаясь уйти к той, которую любит. И так далее, и так
далее... Мелодраматическая дилемма.
- Смешные люди...
- Возможно, но это свидетельствует одновременно о весьма утонченных
чувствах. Во всяком случае, она была уже близка к тому, чтобы покончить с
собой, что в наше время случается редко. Удержало ее только одно - боязнь,
что ее смерть отравит ему жизнь, что он будет постоянно терзаться. Видите,
что значит настоящая любовь? И тогда как избавление появился этот
сотрудник Алла. Не знаю, откуда он узнал об этой истории. Призналась ли
она ему сама? - Наверное, нет. Может быть, через какого-нибудь
знакомого?.. Впрочем, это не важно. Достаточно того, что этот случай
отвечал экспериментальным требованиям Алла, поскольку речь шла не об
обычном изменении чувств и о каком-то обезразличивающем лечении. Женщина
хотела забыть о своем неверном супруге. К счастью, у них не было детей,
что облегчало дело. В институте Алла из ее памяти удалили не только то,
что было связано с личностью ее мужа и их семейной жизнью, но и - чтобы
предотвратить возможность новых встреч и случайных конфликтов -
конкретизированные личные воспоминания всей ее жизни. Одновременно с
помощью пластической хирургии черты ее лица были изменены так, что после
перемены фамилии эту женщину не мог бы узнать никто из ее старых знакомых.
Последним этапом лечения был ускоренный четырехмесячный курс переобучения
пациентки для подготовки к новой жизни. Эта женщина стала прямо-таки новым
человеком, совершив как бы "психическое самоубийство".
- Значит, все-таки в слухах есть немалая доля правды? И вы
предполагаете, что наш капитан тоже перенесла подобную операцию?
- Да, об этом говорит все. Но это еще не конец истории, которую мне
рассказала сотрудница Алла. Это, собственно, только первый акт
трагикомедии, - продолжал Ган. - Представьте себе, что неверный муж через
некоторое время также прилетел на Желтый Якуб! Бедняге не повезло... Новая
жена бросила его через несколько недель, и он решил последовать примеру
своей первой жены. Не знаю, был ли он в отчаянии, потеряв вторую жену, или
просто ему надоела жизнь, которую он вел до сих пор, но он тоже решил
совершить "психическое самоубийство". Алл знал, кто он, и у него родилась
идея поистине дьявольского эксперимента. После операции незадачливого
супруга направили в то же самое отделение для выздоравливающих, где
находилась его прежняя жена. Конечно, они ничего не знали друг о друге и
встретились как совершенно чужие люди. Неизвестно, в какой степени Алл
организовал дальнейший ход событий. Факт остается фактом - они быстро
сблизились, стали неразлучны, а после возвращения с Желтого Якуба,
кажется, поселились вместе как новая супружеская пара.
- Но они знают о том, что...
- Конечно, не знают. Откуда же? Им ведь никто не может об этом сказать.
Разве что только сам Алл или его сотрудники. В этот период на Желтом Якубе
было соединено несколько пар...
- И они счастливы?
- Говорят, что очень. Так по крайней мере утверждала сотрудница Алла.
- А разве вы не узнали хотя бы, кем они были раньше? Какова была его
или ее профессия?
Продолжительное гудение прервало разговор - автопилот сигнализировал
посадку.
- Займите, пожалуйста, места в креслах! - прозвучал из
громкоговорителей приказ. Одновременно на пульте перед Тин загорелась
лампочка сигнализатора.
- Станция ТКР-322! Полоса АВ-3. Безаварийная?
- Безаварийная! - подтвердила Тин.
- Сойдите с линии!
- Выключаю!
Ракета заколебалась в воздухе и мягко села на высунувшиеся из корпуса
амортизаторы.
Тин нажала кнопку автомата, открывающего главный люк, и встала с
кресла. Несколько мгновений она задумчиво смотрела на мертвое табло
гиперконтроля, потом встряхнула головой, как бы отгоняя неприятные мысли.
Машинально вынув из ящика автомата кассету бортжурнала, она медленно
направилась к двери.
Белая вилла утопала в сочной зелени. Уже издалека сквозь ветви деревьев
Тин заметила серебристый корпус ионтера, стоящего на небольшой площадке
перед домом.
Она поспешно взбежала по лестнице. Еще у двери ее оглушили резкие звуки
какой-то старой джазовой симфонии.
В расположенной в мезонине мастерской среди разбросанных на полу
больших листов бумаги сидел на корточках Джор. Он был в одних брюках, его
загорелая спина казалась еще темнее на фоне разноцветных пятен красочной
композиции.
- Джор! - голос Тин потонул в оглушительных звуках музыки.
Она подошла к стене и выключила приемник.
Джор поднял голову и посмотрел на Тин отсутствующим взглядом. Потом
быстро вскочил с пола и подбежал к ней.
- Уже приехала? - воскликнул он радостно. - Ты приземлилась раньше?
Почему ты мне ничего не сказала?
- Приземлилась по расписанию.
- Как? - удивился он и торопливо взглянул на часы. - Уже 15:16?
- Я думала, что ты прилетишь за мной.
- Ох, где моя голова? - сказал он искренне расстроенный. - И ты меня
ждала?
- Ждала...
- А я так увлекся, что... совершенно позабыл обо всем на свете...
Видишь? - показал он рукой на яркие эскизы. - Новая трактовка! Совершенно
новое решение!
- Вижу. Очень интересный замысел, - несколько сухо ответила она и сразу
же попыталась это исправить: - Действительно прекрасная идея!
Однако Джор почувствовал нотку неискренности в ее голосе.
- Тебе не нравится? - спросил он обиженно.
- Нет, нет... - возразила она поспешно. - Хеб был прав - прежняя
композиция была слабее. Эта мне нравится больше. Конечно, над ней следует
еще поработать. Но в ней уже что-то есть. Особенно вот этот фрагмент...
- Это будет "Утро".
- Оригинально ты вписал в композицию это женское лицо. Необычный
профиль. Пожалуй, только слишком деформирован...
- Это еще только эскиз... Но мне показалось, - снова заговорил он, -
что вначале у тебя были какие-то сомнения...
- Н-нет... Нет. Просто мне было неприятно, что ты не прилетел за мной.
- Какой же я глупец! Но ты не обижаешься на меня? - он обнял Тин за
плечи так, чтобы не запачкать ладонями ее платья, и поцеловал в шею. Она
прижалась головой к его груди, тихо сказала:
- Разве я могу на тебя обижаться? Нам так хорошо вместе. Мы ведь
никогда но расстанемся, правда? Скажи!
Он удивленно посмотрел на нее.
- Что это вдруг тебе пришло в голову?
- Ничего. Ничего... Все же очень много значит иметь на свете близкого
человека, очень близкого, которого ты любишь и который любит тебя...
- Это и есть счастье, - сказал он, целуя ее в губы.
- Скажи мне, как ты нашел новое решение? - снова заговорила она через
минуту уже о работе Джора. - Ты говорил, что на пляже...
- Да, да... Утром позвонил Хеб и сказал, что комиссия отклонила проект.
Я очень расстроился. Чтобы как-то успокоиться, пошел искупаться. И вдруг,
сам не знаю почему, меня осенило сместить основной аспект композиции в
левый нижний угол северной стены. Потом ужо мысли рождались одна за
другой...
- А это лицо?
- Именно лицо... Я встретил на пляже девушку. Необычный профиль.
Посмотри в этюднике, он там, на столике, а я пока вымою руки.
Он пошел в ванную. Тин села в кресло, рассматривая рисунки.
Из двадцати с лишним эскизов, сделанных в это утро, более чем две трети
изображали одну и ту же молодую женщину. В основном это были рисунки
головы, хотя встречались наброски и в полный рост. Девушка была очень
стройной, но особенно привлекали ее сияющие радостью глаза. Она не
отличалась классической красотой, но как бы олицетворяла собою буйную,
всепобеждающую юность.
- Я снял ее киноаппаратом, - бросил Джор, останавливаясь за спиной
жены. - Можешь убедиться, как она выглядит в жизни.
- Ты даже снял ее?
- Тебя это удивляет?
- Нет, по-моему, модель воистину необычная.
Она в задумчивости смотрела на эскизы.
- Что мы знаем об окружающем нас мире?..
- Почему ты заговорила об этом именно сейчас?
- В Веронском порту и здесь, в Сиднее, все считают меня опытным
капитаном, - продолжала она, не отвечая на вопрос. - Это смешно. Мой
настоящий жизненный опыт, опыт, который я могу связать с конкретными,
относящимися к определенному событию воспоминаниями, охватывает всего лишь
неполных пять месяцев. Из них почти четыре месяца - пребывание на Желтом
Якубе. Это нелепо, правда, Джор?
Джор сел рядом с Тин и нежно взял ее за руку.
- Это в тебе говорит обида. Я никогда не видел тебя в таком состоянии.
Скажи, что тебя расстраивает?
- Не знаю... Так что-то нахлынули на меня мысли о том, что все-таки...
плохо не знать о себе... всего.
- Что вдруг на тебя нашло? Ты же понимаешь, что это не имеет никакого
смысла.
- Я всегда боялась, что может прийти день, когда я начну жалеть...
- О чем? Ты говоришь вздор.
- Алл утверждал, что у нас никогда не появится желания узнать о той
жизни. Его машины внушили нам это. Но он не смог предусмотреть всего...
- Это ребячество, наивное любопытство.
- Нет. Это нечто большее. Это неуверенность...
Он со страхом посмотрел ей в глаза.
Внизу неожиданно раздался звонок видеофона.
- Это, наверное, Хеб, ко мне, - сказал Джор, вставая.
Тин тоже встала.
- Приготовлю обед.
Она прошла в столовую и, достав несколько банок консервов, заложила их
в кухонный автомат. Когда она вынимала наполненные тарелки, в дверях
появился Джор. Его глаза светились радостью и возбуждением.
- У нас вечером будет гость, - с таинственным видом сказал он. - Ты
даже не сможешь угадать кто.
Она ощутила в горле неприятную спазму.
- Кто-нибудь от Алла?
- Нет. Ты знаешь, кто такой Фери Ган?
Она чуть не уронила на пол тарелку.
- Знаменитый телерепортер. Его называют Кишем [Эгон Эрвин Киш
(1895-1948) - чешский писатель, один из наиболее выдающихся репортеров
мира] нашего времени. Он, несомненно, заинтересовался моим "Южным
солнцем". Это человек, который может сделать меня знаменитым художником,
если только захочет написать что-либо о моих работах или сфотографировать
их.
- Ты думаешь, что он решил посетить нас в связи с тем, что увидел твои
картины в Весенней Галерее?
- А почему еще?
- Этот человек был на Желтом Якубе.
Джор не понял смысла слов Тин.
- Ну и что же? Если Алл обратил его внимание на меня - тем лучше. У нас
будет еще одна причина быть благодарными профессору.
Было бы жестоко развеять иллюзии Джора.
"А стоит ли вообще говорить ему о подслушанном разговоре?" - подумала
она устало. - "Может быть, так лучше?"
Фери Ган приехал в 20 часов. Он был, как всегда, красноречив. Посмотрев
красочные эскизы к старому и новому проектам "Южного солнца", он
высказывал свои замечания с большим знанием дела и, несмотря на скупость
похвал, полностью завоевал симпатии Джора. Он тоже обратил внимание на
необычное лицо девушки с пляжа. Ни о Желтом Якубе, ни о цели своего визита
он не обмолвился в мастерской ни словом, и Тин с беспокойством ждала
момента, когда они сядут ужинать.
Она не ошиблась. Ган хотел войти в доверие к Джору, чтобы вызвать его
на откровенность. Однако она не ожидала, что он поставит вопрос так
открыто и в то же время ловко, что Джор сам поможет ему.
- Не знаю, догадываетесь ли вы, чем вызван этот мой визит к вам, -
сказал он, когда они сели за стол. - Волей случая я летел на той же
ракете, которую вели вы, капитан, и вспомнил, что видел вас на Желтом
Якубе. Не пытайтесь это отрицать, так как я видел там также и вашего мужа
и абсолютно уверен в этом. Все, что связано с работами Алла, чрезвычайно
интересует меня. В управлении порта я узнал, где вы живете и кто ваш муж.
Скажу откровенно - и прошу вас не сердиться на меня за это, - что в
основном я хотел говорить с вами о Желтом Якубе. Однако теперь, когда я
увидел ваши работы, положение коренным образом меняется.
- Слушаю, - Джор неуверенно взглянул на гостя.
- Я готовлю цикл телерепортажей под рабочим названием "Портреты людей
нашего времени" и, если вы разрешите, представлю в них эволюцию вашего
"Южного солнца". Я отнюдь не считаю первоначальный проект стенных панно
для Радужного Дворца плохим или слабым, как вы это утверждаете. Ему
недостает только того, что связывает все элементы в единое целое. Именно
этого вы и достигли в своем новом варианте композиции. Я хотел бы на
конкретном примере показать зрителям рождение и преображение творческого
замысла в жизни художника. Вопрос о Желтом Якубе я целиком оставляю в
стороне. Я знаю, что все возвращающиеся из санатория Алла не любят об этом
говорить. Поэтому я не буду вытягивать из вас никаких признаний, поскольку
это было бы нечестно с моей стороны. Позволите ли вы время от времени
прилетать к вам, чтобы с киноаппаратом наблюдать за вашей работой?
- Конечно, я буду очень рад, - с нескрываемым удовлетворением ответил
Джор. - А что касается Желтого Якуба, то мы действительно неделю назад
приехали оттуда. Там как раз и родилась моя первая идея "Южного солнца".
Этот заказ достал для меня Алл. Кстати, мы ничего не имеем против, если вы
будете расспрашивать нас о пребывании на Желтом Якубе. Мы расскажем вам
все, что можно. Правда, Тин?
Она кивнула, подумав одновременно: "Какой же Джор наивный".
- А разве профессор не обязал вас сохранять тайну? - спросил Ган.
- Ну, конечно, само собой разумеется, что некоторые факты не должны
стать общеизвестными.
- Значит, вы соглашаетесь на опубликование некоторых ваших
высказываний?
Джор смешался.
- Смотря каких и в какой форме.
- Об этом вообще нелегко говорить. Особенно нам, - вмешалась в разговор
Тин. - Проблема не в публикации. По-видимому, этого не понять тем, кто сам
не был на лечении у Алла.
- Я уже сказал, что не хочу ничего у вас выпытывать.
- Да нет, пожалуйста, спрашивайте, - ободряюще сказал Джор. - Я вас
слушаю.
- Я не буду утомлять вас сегодня. Может быть, в другой раз при случае,
когда прилечу записывать. Меня интересовали бы только некоторые ваши
впечатления. Например, действительно ли в вашей памяти ничего не осталось
из прежних воспоминаний? Хотя бы детских?
- Смотря каких. У нас нет упорядоченных конкретных воспоминаний,
которые относились бы ко времени более шести месяцев назад. Однако это не
значит, что у нас нет вообще никаких воспоминаний. Например, я помню стихи
или какую-нибудь химическую формулу... И знаю, что эти стихи я
декламировал в каком-то большом светлом зале, полном молодежи, а
изображение формулы - большие черные буквы - кто-то проецировал на белый
экран. Но это только обрывок, фрагмент, лишь одна сцена, причем как бы в
тумане. Я помню также своих родителей, но только их поведение, нежность,
очертания фигур. Их лиц я не представляю себе. Если бы я увидел фотографию
своих родителей, то не уверен, смог ли сказать, кто это...
- Это очень напоминает обычную забывчивость, - заметил Ган. - Я тоже
многие события помню, как в тумане. Не могу представить лица тех или иных
людей или даже не узнаю их на фотографиях. А ведь я не был на лечении у
Алла, и мне всего 26 лет.
- Однако у вас, кроме этих отрывочных, частично стершихся воспоминаний,
есть и воспоминания конкретные, упорядоченные, четкие. А у нас их нет
совершенно. Моя жена, например, великолепно знает конструкции космических
кораблей, разбирается в астрономии, физике, химии, математике, но не могла
бы воспроизвести в памяти, где, при каких обстоятельствах она изучила все
это. Она хорошо знает географию, более того - помнит, что бывала в том или
ином городе, но когда, с кем - все это как бы стерто в извилинах ее мозга.
- Как проходила эта операция? Вы что-нибудь помните?
- Почти ничего. Мне только известно от одного из сотрудников Алла, что
во время операции я был в сознании. Человек находится как бы в состоянии
гипноза. Врач приказывает ему думать о том или ином, а когда эта мысль
появляется, аппаратура, стирающая память, автоматически создает что-то
вроде контрколебаний, гасящих информацию. Одновременно происходит утрата
сформированных в мозгу комбинаций нервных соединений. Я получаю заданно
думать, допустим, о своем родственнике, которого очень хорошо знаю. Я
вспоминаю, например, его лицо, и под воздействием контрколебаний оно
стирается в моей памяти. Врач вновь предлагает мне думать о нем. Я
вспоминаю те сцены моей жизни, которые связаны с ним, и тотчас же они
расплываются в моей памяти, как и его лицо. Я помню о нем все меньше и
меньше, пока, наконец, совершенно перестаю что-либо о нем знать. И теперь
называемое врачом имя не вызывает у меня никаких ассоциаций, разве что
лишь случайные, фонетические. В памяти в этом месте возникла пустота.
- Но все же что-то остается, хотя бы имя, фамилия неизвестного теперь
лица, называвшаяся во время операции?
- Нет. Позднее устраняется также и воспоминание о самой операции.
- Говорят, одновременно прививается нежелание к поискам следов прошлой
жизни и даже к разговорам на эту тему?
- Весьма возможно. Моя жена еще ощущает какую-то травму в этой связи.
Она существует где-то в подсознании, и когда человек старается путем
самоанализа извлечь ее наружу, его охватывает все возрастающее
беспокойство. Я тоже вначале ощущал это весьма сильно, но теперь уже в
значительной мере сумел справиться с этим чувством. Лишь иногда, очень
редко, случается, что я переживаю нечто вроде шока...
- Технически такое состояние, по-видимому, вызвать очень просто, -
заметил Ган. - Ведь когда в цепи нейронов преобладают, скажем, колебания с
частотой шесть циклов в секунду, человек испытывает неприятные ощущения,
такие же, как в жизни в минуты опасности. Спокойной атмосфере напряженной
работы соответствуют колебания с частотой двадцать четыре цикла в секунду.
Тин посмотрела на Гана с неприязнью. Ей захотелось охладить его
ораторский пыл, хотя бы из-за Джора.
- Все это совершенно естественно, - сказала она равнодушным тоном. -
Существует тесная связь между чувствами и колебаниями электрического
потенциала в цепи нейронов. Достаточно сформировать электрическую
структуру памяти таким образом, чтобы определенные мысли путем резонанса
вызывали такие неприятные колебания.
- Я вижу, что вы разбираетесь не только в ракетах, - заметил репортер.
- Этот вопрос немного интересовал меня, однако это не меняет того
факта, что каждая попытка возвращения к прошлому вызывает у меня именно
такие неприятные колебания...
Казалось, Ган не заметил намека.
- Если можно, я еще спрошу вас кое о чем. Ваш опыт, капитан,
показывает, что, очевидно, вы летали и до лечения, в прошлой жизни. Это,
пожалуй, не подлежит сомнению. А вы, Джор, тоже когда-то были художником?
Если да, то ведь картины, которые вы писали до потери памяти, должны
носить ту же печать вашей личности, что и написанные теперь?
- Не знаю. Наверное, так должно быть.
- Разве мог ваш талант развиться только сейчас, в течение нескольких
месяцев после операции?
Джор задумчиво смотрел в чашку.
- Вы хотите узнать, - произнес он дрогнувшим голосом после некоторой
паузы, - можно ли найти мои картины того времени в какой-либо галерее или
частной коллекции?
- Да, - Ган пристально вглядывался в лицо художника.
- Этого я не знаю. Не искал и, видимо, не буду искать. Знаменитостью я
наверняка не был. Возможно, просто писал для своего удовольствия, как
любитель.
- И вы не помните ни одного из своих произведений?
Джор сидел, опустив голову на ладони. Казалось, что он разглядывает
поверхность стола, но на самом деле глаза его были закрыты. Мускулы
стиснутых челюстей нервно дрожали.
Тин поднялась с кресла. Она больше не могла владеть собой.
- Прошу вас, не спрашивайте об этом, - воскликнула она раздраженно.
Ган, смешавшись, встал.
- Извините, пожалуйста. Я не знал, что... - он неуверенно замолчал. -
Я, пожалуй, пойду.
Джор также встал. Лицо его побледнело.
- Это я должен извиниться, - сказал он изменившимся голосом.
- Мне не следовало заводить разговор... - начал репортер и снова не
договорил. - До свидания.
- До свидания, - тихо сказал Джор. - Вы к нам приходите еще... Через
несколько дней...
Тин проводила гостя до дверей.
- Мне очень жаль, - еще раз сказал Ган.
- Извините нас, - ответила Тин и вдруг порывисто схватила Гана за руку:
- Теперь я хочу задать вам один вопрос. Но только ответьте со всей
откровенностью.
- Обещаю.
- Слышали вы о супружеской паре, которая распалась и которую снова
соединил Алл?
- Слышал.
- Это мы?
- Нет. Кажется, нет, - с удивлением ответил репортер и во второй раз за
этот вечер почувствовал, что совершил какую-то страшную ошибку...
На следующий день, возвращаясь из Вероны в Сидней, Тин напрасно ждала
звонка от Джора. Из упрямства она решила, что сама не станет ему звонить.
И хотя по мере приближения к Земле она нервничала все больше, решения
своего не изменила. Однако, к ее удивлению и радости, серебристый ионтер
СМ-37218 ожидал на крыше автолокационной станции. Джор был сердечнее
обычного. Он начал объяснять, почему не позвонил через центральный пункт
связи порта ТКР, как будто это было его обязанностью.
- Я все утро рисовал. Потом мне пришлось полететь на строительство
Радужного Дворца, и я смог вырваться только перед самым приземлением твоей
ракеты, - говорил он, заглядывая ей в глаза. - После выхода на посадку
звонить нельзя, так что...
В мастерской Тин застала еще больший беспорядок, чем обычно. Эскизов на
полу стало, наверное, вдвое больше. Смелые и необычные по своему стилю и
сочетанию красок, они поражали взгляд каким-то сумасшедшим и в то же время
чарующим танцевальным ритмом. Не было недостатка и в новых набросках
головки девушки с пляжа, как включенных в эскизы композиции, так и
выполненных на отдельных рисунках. Внимание Тин привлекли две работы,
изображающие обнаженную женскую фигуру.
- Я вижу, сегодня ты опять рисовал эту девушку, - бросила она с
показным безразличием.
- Да, я пригласил ее в мастерскую.
- Так она была здесь?
- Но ведь не мог же я заставить ее позировать мне голой на пляже, в
общественном месте, - ответил он со смехом.
- Ну да, - кивнула она в задумчивости.
Больше она не возвращалась к этой теме и лишь утром, перед самым
отлетом, когда он поцеловал ее на прощание, сказала с мягким упреком:
- Не приводи эту девушку в наш дом.
Он был поражен.
- Почему?
- Я прошу тебя об этом, - коротко ответила она и сбежала по лестнице в
стартовый туннель.
Этот день был, наверное, самым тяжелым во всей ее шестимесячной новой
жизни.
Как накануне, Джор не позвонил. Правда, он встретил ее в порту, но на
этот раз ни словом не обмолвился о своих утренних занятиях.
Несмотря на его старание говорить теплым, спокойным тоном, Тин ощущала
в голосе Джора какое-то беспокойство. Дома он показал, ей несколько новых
красочных проектов, развивающих вчерашнюю тему.
- Рисовал ты сегодня эту девушку? - не могла удержаться от вопроса Тин.
Он смешался, как мальчик, пойманный на месте преступления.
- Рисовал, - пробормотал он после паузы.
- Она была здесь?
- Нет. Только на пляже.
- Где эти листы?
Он подошел к шкафу и вынул из папки несколько цветных рисунков.
Машинально просматривая их, она видела, что он беспокойно поглядывает на
нее.
- Почему ты спрятал от меня эти рисунки? - спросила она с холодным
укором. Он мрачно смотрел сквозь стеклянную стену на сверкающий среди
зелени корпус ионтера.
- Я боялся, что... ты опять будешь недовольна, - ответил он после
продолжительного молчания.
- И то хорошо, - бросила она с иронией.
Он взглянул на нос и неестественно рассмеялся.
- Неужели ты ревнуешь?
- У меня есть на это основания.
- Что ты выдумываешь? Ведь это же только модель!..
- Хотелось бы мне верить тебе.
- Твои опасения смешны! Ведь я гожусь этой девушке в отцы!
- Это ничего не значит! Может быть, именно так началось и тогда...
Он был совершенно растерян.
- О чем ты говоришь?!
Она не могла больше скрывать того, что уже несколько дней наполняло ее
все возрастающим беспокойством. Коротко она рассказала ему о подслушанном
разговоре Гана с пассажиркой ракеты и о том, что она услышала от репортера
в холле.
- Ган не отрицал категорически, - сказала она в заключение. - А это
значит, что он просто не хотел портить того, что создал Алл. Он не хотел
разрушать наше счастье! Однако он слишком честен, чтобы обманывать нас.
Джор воспринял эту новость удивительно спокойно.
- И все же твои подозрения необоснованны. Скорее мне нужно обижаться,
что ты скрывала от меня свои огорчения. Как же можно было так легко
поддаться внушению? Неужели ты думаешь, что я изменю тебе сейчас только
потому, что я уже якобы сделал это когда-то?
- Существуют врожденные подсознательные склонности, более сильные, чем
память о людях или событиях.
- Не возражаю, бывает. Но разве это обязательно должно касаться нас?
Прежде всего я даже не могу допустить мысли, что существуют факты,
свидетельствующие о том, что та пара - это мы. Ведь на Желтом Якубе
познакомились также Зоя и Толь, Фис и Хедо... Сказанного Ганом еще
недостаточно для таких выводов.
- Одна только неуверенность может отравить счастье, - вздохнула Тин. -
К сожалению, есть и факты, говорящие о том, что мы, видимо, знали друг
друга уже много лет. Откуда я, например, узнала, что ты не выносишь
устриц?
- Это не доказательство! Многие не любят устриц. Кто-то близкий в твоей
прежней жизни тоже с отвращением относился к устрицам. Это воспоминание ты
подсознательно перенесла на меня.
- А как ты объяснишь, что я часто заранее чувствую, что ты скажешь, как
поступишь?
- И это тоже ничего не значит! Твои доказательства надуманны.
- А можешь ты мне объяснить, почему я могу рассуждать об искусстве и
разбираюсь в живописи?
Джор задумался.
- Это, действительно, довольно странно, - ответил он после
продолжительного молчания. - А не может ли это быть делом случая?
- Редкий случай... В моей прошлой жизни я была инженером-конструктором,
а может быть, как и сейчас, капитаном межконтинентальной ракеты. Я не
проявляю никаких способностей к рисованию, даже не люблю рисовать, но могу
отличить хорошую картину от мазни, знаю, где допущена композиционная
ошибка, в чем заключается слабость игры красок и полутонов.
- Развитая способность восприятия прекрасного?
- Вот именно! Развитая! Где? Когда? Почему? Кем? Откуда столь обширные
познания в технике живописи? Откуда берутся в моей памяти туманные
воспоминания о каких-то больших полотнах, с каждым днем меняющих свой
внешний вид, преображаемых рукой художника? Почему я гораздо меньше
разбираюсь в музыке, театре, литературе?
Джор молчал.
- Ты, может, скажешь, что мой отец был художником, - продолжала Тин, -
что я навещала друзей-художников? Что человек может разбираться в
искусстве, ничего не создавая сам? Да, это вполне вероятно, но менее
правдоподобно, чем то, что я была женой художника. Это совпадение фактов и
предположений наводит на размышления. На очень серьезные размышления!
Он поднял взгляд на Тин.
- Допустим даже, что наши подозрения оправдаются, что мы действительно
являемся той неудачной супружеской парой, которую Алл соединил для
эксперимента, - разве сознание этого обязательно и неизбежно должно
разрушить наше счастье?
- Должно! Я но смогу так жить! Не смогу жить в непрестанном страхе, что
завтра может снова повториться то, что было когда-то... Даже если бы ты
старался не давать мне поводов для опасений, сама жизнь - против твоей
воли - создаст их тысячи... Этого достаточно для того, чтобы я сама
разрушила все прекрасное, что есть в нашей совместной жизни. Я не хочу,
чтобы ты страдал из-за меня. Если наши подозрения небезосновательны, то
нам лучше забыть друг о друге.
- Так какой же ты видишь выход?
- Мы должны узнать правду. Через три дня с пермского космодрома
отправляется грузовая ракета на Желтый Якуб... Я полечу к Аллу.
Желтый Якуб не поддерживал с Землей регулярного пассажирского
сообщения. Лишь изредка на этот искусственный спутник направлялись
небольшие грузовые ракеты или один из сателлоидов, принадлежащих институту
Алла, перевозил научных сотрудников и пациентов. Поэтому попасть в
институт было не так-то легко, но Тин работала в "Объединенных
транскосмических линиях", а как бывшая пациентка Алла она без труда
получила разрешение профессора.
Алл принял ее в своем личном кабинете в тот же день, когда она прибыла
на Желтый Якуб.
- Ну что ж, вы требуете от меня правды? - сказал ученый, выслушав
рассказ Тин. - Старая пословица гласит, что каждый - кузнец своего
счастья. Но кузнечному делу тоже надо учиться. Вы говорите, что предпочли
бы забыть о муже, чем жить в неизвестности. Значит, новый побег? Еще
один... А потом, возможно, еще один...
- Не знаю, - тихо ответила Тин.
- Так чего вы от меня по-настоящему хотите? Слов утешения? Это
банально, если не сказать наивно. Вы хотите иллюзии? Но разве этого
достаточно? Вам бы хотелось, чтобы мы создали здесь несокрушимые основы
счастья? Это утопия. Прочную основу счастья строит только сам человек!
Никто этого за нас не сделает.
- Однако Желтый Якуб называют "фабрикой счастья"!
- Так, может быть, вы хотите, чтобы мы удалили из вашего сознания
чувство ревности к мужу? Наверное, нет. Или, скорее, чтобы мы создали в
его подсознании определенное предубеждение ко всем женщинам, за
исключением вас?
Тин неуверенно посмотрела в глаза профессора.
- Вижу, что такое решение вам бы подошло. Однако мы не можем дать
никакой гарантии, что эта душевная травма не отразится отрицательно на его
творчестве. Согласились бы вы на это?
- Нет. Я этого не хочу! - быстро возразила она. - Это слишком дорогая
цена!
Алл сердечным движением взял Тин за руку.
- Возвращайтесь-ка на Землю и крепко берегите свое счастье... Оба
берегите.
Она умоляюще посмотрела на ученого.
- Все же я хотела бы знать...
Лицо-Алла омрачилось.
- Можете успокоить своего мужа, что доктор Риел отнюдь не о вас
говорила Фери Гану.
- А... А могли бы вы мне... - начала Тин нерешительно и умолкла.
- Так, так! - покачал головой профессор. - Вы хотите доказательств?
Хорошо. Он был экономистом. Преподавал в одном из европейских высших
учебных заведений, она также была научным работником. Требуете ли вы еще
каких-либо подробностей?
- Нет. Я верю вам. Только... - она заколебалась.
- Так что-то еще осталось?
- Не знаю... Может быть, то, что я сейчас скажу, покажется вам
глупым... - с трудом продолжала она. - Может быть, это - лишь обостренная
чувствительность. Но я начинаю жалеть о той жизни. Так, как будто я
потеряла что-то очень ценное... Еще недавно я не отдавала себе в этом
отчета, но теперь я знаю, чувствую... Позади меня как бы пустота. Вакуум,
которого я ничем не могу заполнить. Я боюсь, что мое теперешнее счастье -
иллюзия. Или, скорее, наоборот - счастье не может быть полным и прочным,
потому что его всасывает и поглощает... эта пустота...
Алл внимательно смотрел в лицо Тин.
- Пустота? - повторил он как бы про себя. - А Джор?
Тин опустила глаза.
- Еще несколько дней назад... все было по-другому... - тихо ответила
она и сразу же переменила тему, спросив:
- А вы можете вернуть мне память той жизни?
- К сожалению, нет. Трудно восстановить сожженную книгу, особенно когда
ветер разнес пепел по всему свету... Нужно писать ее заново.
- Вы нигде не сохраняете, не записываете погашенных колебаний?
- Это не отдельные импульсы, а неисчислимые их комбинации,
осуществляемые порою большинством клеток коры головного мозга. Вы говорите
о пустоте? Заполнить ее может только новый опыт. Однако я не думаю, чтобы
она сама была причиной конфликта, который вы теперь переживаете. Источники
его я склонен искать скорее в неуверенности, в беспокойстве, вызванном
словами Гана. Пустоту вы начинаете ощущать только тогда, когда... теряете
доверие к мужу. Пустота и страх перед самой собой как бы сплетаются здесь
в одно целое.
- Возможно. Но какое лекарство есть у вас против этого?
Ученый встал с кресла и начал медленно прохаживаться по кабинету.
- Мы могли бы вычеркнуть из вашей памяти все, что связано с историей,
рассказанной Ганом. Но это не имеет смысла, - сказал он, остановившись
перед Тин. - Рано или поздно кто-нибудь вам об этом скажет. Да это и не
решает вопроса. Ведь пустота в памяти существует и при каком-либо новом
стечении обстоятельств даст о себе знать. Остается только один способ. Мы
не можем восстановить стертых в вашей памяти воспоминаний - зато мы можем
заменить их. Просто можем сказать вам...
- Кем я была? Что делала?
- Вы можете даже увидеть себя на экране, услышать свой голос.
- У вас сохранилась пленка о первых днях моего пребывания на Желтом
Якубе?
Алл молча кивнул.
- Значит, я узнаю...
- И вы не боитесь? - спросил он.
- Боюсь. Но я уже больше не могу. Какой бы неприятной ни оказалась
правда. И ведь если мне будет тяжело из-за этого, то вы, конечно, поможете
мне... снова забыть?
- Разумеется. Вам придется, однако, решить это в течение одного-двух
дней, чтобы не накопилось слишком много воспоминаний, связанных одно с
другим... Вашу прежнюю фамилию мы сохраним в тайне. Разрешите также во
время сеанса несколько уменьшить резкость воспринимаемых вами впечатлений.
Так будет лучше. Для вас...
- Если только это заполнит пустоту...
- Несомненно.
Ученый снова сел к столу и стал просматривать пластинки картотеки.
Наконец он нашел ту, которую искал, и нажатием кнопки включил видеофон.
- С-312, - назвал он номер соединения.
На экране появилось лицо японца.
- Вы не знакомы. Это наш новый коллега, доктор Си, - обратился он к Тин
и, представив ее японцу, сказал:
- В архиве вы найдете кассету с теперешней фамилией Тин. Номер 211.
Какая камера у вас свободна?
- 6-В. Через полчаса можно начать сеанс.
Алл выключил видеофон и проводил Тин до двери.
- Значит, мы встретимся через полчаса в 6-й психопроекционной камере. А
сейчас я советую вам пройтись по парку и думать только о приятных вещах.
- Попробую, - не совсем уверенно ответила Тин.
Закрыв за ней дверь, он еще раз соединился с доктором Си.
- Вы слышали весь разговор?
- Слышал, - кивнул японец. - Это трудный случай. К тому же нет ленты в
кассете...
- Я знаю. Лента здесь, у меня в столе. Именно поэтому я и звоню. В
кассету 211 вы вложите ленту из кассеты 37с. Не исключено, что она захочет
просмотреть ее. Надев на нее шлем, вы включите С/4г.
- А это необходимо, профессор?
- Я думаю - да. А вы сомневаетесь?
- И часто вы вынуждены прибегать к таким средствам?
- К счастью, нет. Это лишь третий случай.
- Но ведь эта женщина прилетела сюда, чтобы...
- Вы думаете, что она хочет правды? - поспешно прервал его Алл. - Она
хочет лишь избавиться от неуверенности.
- И вы считаете, профессор, что они будут счастливы?
- Не знаю. Если поверят...
- Ну а как было в действительности? Были ли они уже раньше мужем и
женой?
Алл задумчиво смотрел на экран.
- Не все ли это равно? - после некоторого молчания ответил он.
Last-modified: Mon, 02 Apr 2001 17:45:43 GMT