е могут, иначе растеряют всех своих друзей. А вот последующие этапы будут потруднее. Потому что продажа сан-исидрийского кокаина отнюдь не сводится к поискам рынка сбыта. Надо помнить о международном картеле, а он куда опаснее федералов. И хотя президент заручился поддержкой картеля Медельина, парни из Кали придерживаются иного мнения И все же Сачс считает, что все наладится. -- Помните две вещи, -- сказал Сачс Сантосу перед его уходом. -- Какие же? -- Не позволяйте федералам заграбастать вас. И не позволяйте себя обобрать. К несчастью, времени подмазать полицию и Агентство по Борьбе с Наркобизнесом в Нью-Йорке не было. Сантоса это огорчало, но тут уж ничего не поделаешь; договоренности существуют для давних игроков, а новички должны пытать судьбу. Ситуация щепетильная. Сантос понимал, что нью-йоркская полиция любит коррупцию, но любит и скрупулезную эффективность. Заранее не угадаешь, на что именно из двух напорешься. А Нью-Йорк -- город контрастов, и это, разумеется, только усугубляет дело. Сам Нью-Йорк -- лишь перевалочный пункт. А новая зона распространения наркотиков находится в Европе. Так что Сантос передал пробный мешочек Пако, верному семейному вассалу. Следующий этап за Пако. Пако думал обо всем этом, как думал бы любой другой на его месте, шагая по Бродвею с парой килограммов товара в брезентовом мешочке, прижатом к смуглому животу с черной полоской волос посередке, и не обращал особого внимания на происходящее, поскольку окружавший его Нью-Йорк взялся за свое: обычные городские сценки, обычная мелочная возня. Во всяком случае, с виду. Но минуту спустя Пако пришлось изменить свое мнение Периферийным зрением, простирающимся гораздо дальше, чем у заурядного цивилизованного человека, его широко расставленные глаза уловили полунамеки, которые он и не думал высматривать. Внимание его привлекло движение, едва уловимо выпавшее из общего ритма, на самом краю поля зрения Пако пошел в сторону центра, потом свернул на Сорок седьмую улицу, при повороте бросив взгляд в витрину, и увидел Тусклое отражение двух мужчин. Буквально излучаемая ими подозрительность и напряженная бдительность недвижных, как у рептилий, близко посаженных глаз -- все заявляло о том, что они преследуют Пако. ГЛАВА 12 Хоб открыл глаза. Рядом стоял пожилой светлокожий негр с озабоченным выражением на кротком лице, одетый в аккуратно отглаженные джинсы и голубую рабочую рубашку. Серо-стальные волосы венчиком окружают лысину, на носу очки в металлической оправе, на шее тонкая золотая цепочка с маленькой золотой звездой Давида. Хоб сел. Очевидно, уснул одетым. В окно струится солнечный свет, так что вряд ли спал так уж долго. Нос по всем статьям, вплоть до запаха, стал похож на гнилую картофелину. Носовые пазухи саднило после битвы, разыгранной на слизистой оболочке распадающимися кристаллическими веществами. В затылке застряла тупая боль, по ощущениям совершенно неотличимая от начальной стадии развития опухоли мозга. В остальном же Хоб чувствовал себя прекрасно. -- Вы кто? -- поинтересовался он. -- Я Генри. -- Мы знакомы? -- Навряд ли. Я Генри Смит, уборщик мистера Розена. -- Привет, Генри. Я Хоб Дракониан. Я друг мистера Розена. -- Да, сэр. Я так и подумал, что вы друг. -- Мистер Розен еще не появлялся? -- Его тут не было, когда я пришел, -- озадаченно поглядел на него Генри. -- А когда вы его ждете? -- Я вообще его не жду. Мой чек он просто оставляет на холодильнике. Я прихожу каждую субботу. А он когда тут, когда нет. Суббота? Забавно. Хоб пришел к Максу в пятницу. Должно быть, Генри спутал дни недели. -- По-моему, Генри, сегодня пятница. -- Нет, сэр. Нынче суббота. -- Откуда такая уверенность? -- Потому как перед приходом сюда я каждую субботу хожу в шул что на перекрестке Сто тридцать седьмой улицы и Ленокс-авеню. Хоб принялся шевелить извилинами, но мозг несколько парализовало. Ему было трудно уразуметь даже простейшее утверждение. Вернее, если предположить, что оно простое. Итак, суббота. Значит, он трупом пролежал целых двадцать четыре часа. Что ж, он просто устал. Эти иудейские разводы выжимают человека, как лимон. Но на самом деле, конечно же, причина заключается в комбинации кокаина и той сиреневой пилюли в золотистую крапинку, подсунутого Келли стомегатонного релаксанта. Если мозг -- мышца, то снадобье и вправду сработало. -- Вы что-то нестойкий, -- заметил Генри, наблюдая, как Хоб поднимается на ноги. Хоб чувствовал себя, как новорожденный олененок, делающий первый в жизни шаг. А выглядел, как застреленный жираф. Подавшись вперед, Генри поддержал Хоба, чтобы тот не налетел на стену. -- Может, принести вам чуток кофею, пока я не ушел? Хоб чуть не отказался: "Черт, да все в порядке, я могу взять кофе сам, только поверните меня в сторону кухни и малость подтолкните". Но затем девственную целину его рассудка вспахали две мысли. Первая: "Отдам все на свете за чашку кофе, да чтоб ее вложили в мои трясущиеся руки". Вторая: "Как только Генри выйдет из комнаты, я смогу принять пару понюшек и взять себя в руки". -- Спасибо, Генри, если не слишком трудно, я бы с радостью выпил кофе. Генри сходил в кухоньку и быстро приготовил Хобу чашку растворимого кофе, набрав горячей воды из-под крана. Подождал, пока Хоб отхлебнет, затем спросил: -- Теперь лучше? -- Замечательно, Генри. Мистер Розен не говорил, когда вернется? -- Он никогда мне ничего не говорит, -- покачал головой Генри. -- Я просто прибираюсь. Еще чего-нибудь? Хоб покачал головой. -- Тогда я ухожу. До встречи в следующую субботу, если вы еще тут будете. Как только Генри ушел, Хоб открыл ящик кофейного сто-, лика и нашел большой оникс, аккуратно убранный Генри. Кокаин по-прежнему был на камне, равно как бритва и нюхательная трубочка. Должно быть, Генри очень надежный служащий, если каждую субботу убирает подобное зелье и не теряет головы. А может, он просто религиозен. Но если сегодня суббота... Придется взглянуть правде в глаза: если этот мужик был в шуле, значит, и вправду суббота. Тогда куда же подевалась пятница? Если уж на то пошло, в какой день недели состоялся вылет с Ибицы? У кого-то съехала крыша -- либо у него, либо у времени. Пожалуй, пока что об этом лучше не думать. День потерялся. Что потеряется в следующий раз? Отделив бритвой две коротких понюшки, Хоб втянул их носом. Кокаин опалил пазухи носа, их передернуло. Затем голова прояснилась. По деснам разлилось приятное онемение зарождающегося перитонита. Тут же стало намного лучше: ни одно средство не может так облегчить последствия злоупотребления кокаином, как сам кокаин. Секунду-другую Хоб боролся с искушением принять еще пару понюшек. И тут зазвонил телефон. Хоб решил не обращать на него внимания. Однако не так-то просто позволить телефону просто названивать, даже если он не твой. Надрывающийся телефон требует, чтобы ему ответили. Но должен же у Макса быть какой-то автоответчик на время его отсутствия! А может, он просто не придает подобным звонкам никакого значения -- дескать, перезвонят, если что-нибудь важное. Телефон продолжал настойчиво трезвонить. Умолк только звонка после двадцатого. Хоб допил кофе, открыл чемодан и разложил свой скудный гардероб -- запасные джинсы, пара рубашек, смена белья и плотный свитер на случай внезапных заморозков в июле Прошел в ванную и принял душ. Помогло. Побрился. Это помогло еще больше. Потом оделся и вышел в гостиную. Оба видеомагнитофона, ощетинившиеся крохотными красными и зелеными лампочками, переключателями и шкалами, выглядели ужасно сложными. Не годится ломать хозяйские игрушки. Хоб решил осмотреть их попозже, а пока есть и более насущная проблема: голод. Он уже собирался пошарить в кухоньке, когда телефон зазвонил снова, а за ним трель подхватил и другой, расположенный где-то подальше. Хоб не стал поднимать трубку ни на том, ни на другом, решив обследовать апартаменты на случай, если Макс лежит где-нибудь без признаков жизни или вообще без наличия таковой. В спальне Макса, расположенной по ту сторону гостиной, Хоб наткнулся на открытый ящик бюро, где лежало полдюжины связок ключей. Под ключами обнаружились вездесущие пузырьки с марафетом и пилюлями. Но никакой травки, хотя Хоб предпочел бы именно ее. А под аптечным стеклом -- тысячи полторы долларов сотенными купюрами, схваченные широкой синей резинкой. А под ними -- вороненый револьвер "смит-и-вессон" тридцать восьмого калибра. Хоб не притронулся к нему и пальцем. Порой подобные штуковины срабатывают от легчайшего прикосновения. А насколько Хоб мог судить, пистолет заряжен. Глядя на пистолет, наркотики и купюры, Хоб предавался сумрачным раздумьям, когда телефон снова зазвонил. И в тот же миг в замочной скважине входной двери заскрежетал ключ. ГЛАВА 13 Чтобы открыть дверь апартаментов Макса, требуется три ключа. Хоб слушал, как замки щелкают один за другим. Затем дверь распахнулась, и в помещение вошла Дорри, секретарша Макса, с которой Хоб уже познакомился -- двадцать четыре часа назад, если верить Генри. Но если уж не верить негру-уборщику иудейского вероисповедания, не ворующему марафет своего босса, то кому же верить вообще? Одета Дорри была в твидовые брюки и черную водолазку. -- Вам известно, сколько занимает дорога сюда из Бруклин-Хаите? -- вопросила она. -- Полчаса? -- предположил Хоб. -- Кладите час двадцать, считая пятнадцатиминутную задержку под рекой. -- Прискорбно слышать, но я тут ни при чем. -- Очень даже при чем! Макс уже не первый час пытается дозвониться до вас, но там, откуда вы приехали, на телефонные звонки отвечать не принято. А может, вы даже толком не знали, что это за звон. -- На Ибице мы слыхали о телефонах, -- сообщил Хоб, -- но не доверяем им. -- Это очевидно. Одним словом, Макс позвонил мне и попросил приехать сюда, чтобы выяснить, живой вы или мертвый, и если живой, попросить вас взять чертову телефонную трубку, он хочет с вами поговорить. Она уставилась на Хоба испепеляющим взором -- прекрасная и разобиженной, как раз такая, чтоб Хоб ощутил себя на знакомой территории: обвиняемым в том, что не сделал дело, которое предпочитал оставить несделанным. Едва-едва познакомился с Дорри, но со стороны все выглядит так, будто их не заладившийся брак уже балансирует на грани краха Хоб мысленно отметил, что жениться на ней нельзя ни в коем случае; за глаза хватит и далеко идущих свиданий. -- Чего это вы на меня так смотрите? -- не выдержала она -- У меня что, с макияжем что-то не в порядке? -- Знаете, вы прекрасны в бешенстве, -- заметил Хоб. Дорри вытаращилась на него. От этого оксюморона <стилистическая фигура, сочетание противоположных по значению слов> ее надутые паруса вдруг обвисли и заполоскали, как от встречного ветра Она явно без ума от двусмысленностей. Хоб заметил, что ее нижняя губа поблескивает -- Вы чокнутый, -- наконец проговорила Дорри. -- Да нет, знаете ли. Просто я таким замысловатым способом приглашаю вас отобедать в моем обществе Она призадумалась, явно пробуя это предложение на вкус. Что-то между ними намечается. Во всяком случае, между ним одним уж точно. Сердце Хоба отчаянно колотилось. Побочное действие кокаина или искреннее человеческое чувство? Впрочем, какая разница? И тут как нельзя более кстати зазвонил телефон, давно суливший вмешаться. Дорри и Хоб поглядели друг на друга, потом на телефон, уставившийся на них своим дебильным бежевым ликом, украшенным циферками. Он звонил и звонил -- с мольбой и гневом; они ведь ведут себя так по-детски, эти телефоны. Хоб вознамерился переждать, пока тот утихнет. Я Тарзан, ты -- Телефон. Но Дорри не выдержала и подняла трубку. Стилистическая фигура, сочетание противоположных по значению -- Ага, он здесь, твой старый приятель с Ибицы. -- Она передала телефон Хобу. -- Вас. Пойду приготовлю кофе. -- И направилась в кухоньку. -- Макс? -- осведомился Хоб. -- Как делишки, деточка? -- поинтересовался Макс. -- А что? -- Хоб, я имел честь задать тебе вопрос. -- Голос его, несмотря на энергичный тон, казался слабым и далеким. -- Ты откуда звонишь-то? -- Из Парижа. -- Из Парижа, что во Франции? -- Черт побери, уж конечно, не из Парижа, что в Техасе. -- Он в Париже! -- крикнул Хоб Дорри -- Знаю, -- отозвалась она. -- Со сливками и сахаром? -- Черный. -- Прости, не расслышал, -- сказал Макс. -- Макс, ты и вправду в Париже, во Франции? -- Хоб, Боже ты мой, да в Париже я, во Франции. Сижу в отеле "Синь" на углу Монпарнаса и Распай. -- Но как тебя занесло в Париж? -- Старым добрым авиалайнером, деточка. Доносит до Парижу, как раз плюнуть. -- Ну, ладно, -- смирился Хоб. -- Ты в Париже. Какие еще новости? -- Вот так-то лучше! Слушай, Хоб, внезапно выплыл деловой вопрос. Мне надо было быстренько смотаться сюда, чтобы закруглить сделку. Вхожу на паях в здешнее агентство "Дартуа" Крупное дело, деточка, очень крупное. Примерно через неделю я стану совладельцем величайшего и в Европе, и в Америке модельного агентства! А это, мой мальчик, не пустяк! -- Поздравляю, Макс. -- Спасибо. Я чего позвонил: мне позарез нужна тут одна из моих моделей. Зовут Аврора. Аврора Санчес. Думаю, вряд ли она звонила в мое отсутствие? -- Увы, нет. -- Ну, в общем, она нужна мне здесь Я обещал Монморанси, что она озаглавит его новую весеннюю коллекцию. Она станет его моделью года. А это сделает ее одной из топ-моделей, что в свою очередь закруглит мою сделку с "Дартуа". -- Великолепно, Макс. -- Ага, знаю. Но нужно ее сюда вытащить. Хоб, я хочу тебя нанять, чтоб ты разыскал ее и как можно скорее посадил на самолет до Парижа. И отправился с ней. Хочу, чтоб ты сдал мне ее с рук на руки. Это важно, Хоб. Сделаешь? -- Пожалуй. Но два дня вроде как маловато. Как мне достать билеты? Есть ли у нее паспорт? И где ее найти? И кстати, сколько ты мне за это платишь? -- Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Ты с этого поимеешь десять тысяч долларов, Хоб. Как раз то, чего тебе недостает, деточка. Лучше и не скажешь, а? Но ты должен все бросить и прямо сейчас браться за дело. -- За десять тысяч долларов, -- промолвил Хоб, -- я вычеркну из своего ежедневника все встречи на неделю вперед. Черт, даже на две недели. -- Мне надо всего два дня, Хоб. Но ты должен доставить ее в Париж. Что же до билетов, то я уже заказал их на твое имя. Можешь забрать их в конторе "Эр Франс" в Кеннеди. Вылет утром в семь. Ты должен прибыть туда за час до вылета. Твой паспорт в порядке? -- За мой паспорт не волнуйся. А как насчет Аврориного? -- Я уж позаботился о нем, еще когда был в Нью-Йорке. Надеялся провернуть это дельце. -- Ладно, так где мне ее найти? -- У тебя есть бумага и ручка? Лады, вот тебе кое-какие адреса и телефоны. -- Макс принялся диктовать, а когда закончил, Хоб вслух зачитал названия и цифры. -- Ну вот, дело на мази. В моей спальне на письменном столе есть записная книжка в кожаном переплете. Там есть номера Дорри и Келли. Деньги на расходы ты найдешь в левом ящике моего бюро. А также массу сам знаешь чего, если понадобится. Мой номер в здешнем отеле тоже в записной книжке. Я тут всегда останавливаюсь, когда в Париже. Сделай это для меня, Хоб. Хватай Аврору и тащи ее сюда. -- А она не будет артачиться? -- встрепенулся Хоб. -- Когда перед посадкой на международный рейс приходится ширять людей, я взимаю дополнительную плату. -- Ты что, сбрендил? Да она в лепешку расшибется, едва заслышит про Париж. У тебя все пройдет гладенько, Хоб. Только сделай! Лады, деточка? Когда Хоб клал трубку, руки его тряслись. Может, еще понюшечку? Нет! Надо сделать дело. Такого чудесного оборотa колеса фортуны у него еще не бывало. Эта мелкая работенка может поставить агентство на ноги, оплатить traspaso, а с остатка от полутора тысяч долларов на накладные расходы можно выкроить что-нибудь для Гарри Хэма на Ибице, что-нибудь для Найджела Уитона, уж Бог весть где он там, и для Жан-Клода. А всего-то требуется найти девицу по имени Аврора и доставить ее в Париж. Что ж тут трудного? ГЛАВА 14 Открыв свою вместительную сумочку, Дорри -- воплощенная деловитость -- извлекла скоросшиватель. -- Вот имеющиеся у меня сведения по Авроре. Заметьте, она проживает на Восточной Шестьдесят шестой улице, близ Ист-Ривер-Драйв, в противоположном конце города. Вот номер фотостудии, где она выполняет большинство работ. У нас есть номер и адрес ее тети в Бруклине, но она там не бывает. Кроме того, номер церкви, которую она посещает, тоже в Бруклине. Тут же ряд ее фотографий. Вот. Могу я вам помочь еще чем-нибудь, пока не ушла домой? -- Скажите, у нее были какие-нибудь основания выехать куда-нибудь из города? -- Насколько мне известно, нет. -- Дорри посмотрела на часы. -- Сейчас почти два часа дня. У вас на поиски остаток дня и вся ночь Ваш рейс вылетает в Париж в семь утра из международного зала отправления в Кеннеди. Келли вас отвезет. Он должен вот-вот подъехать... Она не договорила, услышав скрежет ключа в замке. Оба замерли в ожидании. Дверь распахнулась, и вошел Келли. -- Келли, -- сказала Дорри, -- не знаю, известно ли тебе насчет Парижа... -- Известно. Макс звонил мне в спортзал. Я тотчас поехал. -- Келли поглядел на Хоба. -- Вы с Авророй должны махнуть утренним рейсом из Кеннеди, верно? А я пока буду возить вас, куда потребуется. Лимузин внизу. Я готов ехать, как только вы будете готовы. Багажа много? -- Один чемодан, -- ответил Хоб. -- В спальне. Мне только надо покидать в него шмотки. -- Не беспокойтесь, я это сделаю за вас. И отнесу в лимузин. -- Мне еще надо найти Аврору, -- заметил Хоб. -- Да с этим не будет никакого напряга. Обычно она торчит дома, ежели не на съемке и не с Максом. -- Я как раз собираюсь это выяснить. Так что прошу прощения, мне нужно позвонить. -- Я пошла, -- сообщила Дорри. -- Схожу на кухню, прихвачу пивка, -- проговорил Келли. -- Не знаете, Генри принес? Неважно, сам погляжу. Келли вышел, и в коридоре послышался цокот его каблуков, удаляющийся по направлению к кухне. Дорри подхватила сумочку, небрежно сделала ручкой и удалилась, плотно закрыв за собой входную дверь. Хоб сел у телефона. Набрал номер Авроры. Занято. ГЛАВА 15 -- Алло, Аврора? Это Макс. -- Черт, Макс, вчера ночью я из-за тебя глаз не сомкнула! Где ты? -- Ты не поверишь, деточка. -- А ты проверь. -- В Париже. Пауза на том конце. Затем: -- Ты шутишь? -- Деточка, я серьезно. Я в отеле "Синь" рядышком с бульваром Распай. Помнишь это заведение, а? Сделав глубокий вдох, Аврора заставила себя сохранять спокойствие. -- Что ты там делаешь? Я думала, что в следующий раз в Париж едем вместе. -- Именно это я сейчас и улаживаю. Слушай, деточка,- помнишь то крохотное дельце, про которое мы с тобой толковали? Дельце, которое сделает тебя моделью года у "Дартуа"? -- Да, Макс, я прекрасно помню, что ты говорил. -- В общем, тут кое-что как раз наклюнулось, и, думаю, я могу провернуть это прямо сейчас. -- Макс, это чудесно! Когда мне приехать? -- Утром. Я все уладил. Тебя кое-кто проводит. Но на самом деле все не так-то просто. -- Так я и знала, что без проблем не обойдется. -- Ну, чтобы провернуть это дельце с "Дартуа", как ты помнишь, мне нужны деньжата. -- Макс, у тебя же есть деньги! -- Не такие, чтобы откупить долю в "Дартуа". Мне надо парой сотенок поболе. • -- То же самое было и вчера, Макс. Не вижу, что могло измениться. -- А то, что у меня появился способ раздобыть деньжат. Помнишь то другое дельце, про какое я тебе толковал? Все на мази. Меня навестил дружок, Хоб Дракониан. Скоро он тебе звякнет. -- Чего это ради? -- Я велел ему разыскать тебя и привезти в Париж. -- Я все еще не улавливаю, куда ты клонишь, Макс -- Он частный детектив. Я плачу ему за это. -- Но с какой стати? -- Слушай, деточка, мне что, по слогам повторять? Сантос звонил из аэропорта. Он только-только прилетел. У него для меня товар. Пако передаст его тебе. -- Макс, ты живешь в Нью-Йорке, ведущем мировом рынке наркотиков, а собрался тащить товар аж в Париж? -- Да, собрался. Это деловое соглашение. Нью-йоркский рынок уже забит. В Нью-Йорке у меня нет нужных связей, чтобы толкнуть все чохом. А торчать там и продавать осьмушками, как раньше, я не желаю. Здесь же я смогу провернуть дельце с "Дартуа" и сделаю тебя моделью года, что даст мне то, чего я хочу. -- Макс, ты не в своем уме, если думаешь, что я смогу провезти товар. Я же сказала, у меня проблемы с Эмилио. -- Тебе всего лишь надо избегать его. -- И протащить товар через таможню? Пытаешься подставить меня под суд? -- Дорогуша, поверь, все улажено. -- Так чего ж ты не отвез сам? -- Потому что я в Париже, а не в Нью-Йорке. -- Да не стану я этого делать. -- У меня есть способ провернуть все без риска. Как я сказал, тебя будет сопровождать Хоб Дракониан. -- Ага, и что же? -- Я велю Келли сунуть товар ему в багаж. Все пройдет шито-крыто. -- А если нет, что станет с Хобом? -- С ним тоже ничего не будет. Если его поймают, он убедит легавых, что слыхом ни о чем не слыхивал, они его малость помурыжат и отпустят. -- Ты уверен? -- Это более чем вероятно. -- Чертовски хорошее отношение к друзьям. -- Модель года. А я стану совладельцем "Дартуа". Милая, на кон поставлено очень многое. -- Макс, не нравится мне это. -- Аврора, пожалуйста, перестань смотреть на вещи с темной стороны. Все будет путем. -- Ладно, Макс, чего там, это ж твой друг, а не мой. И что же мне делать, ждать его звонка? -- В том-то и дело. Отправляетесь завтра утром. До скорой встречи, деточка. ГЛАВА 16 Внезапно Пако рванул с места в карьер. Преследователи побежали за ним. Теперь они находились за Рокфеллеровским Центром, на Пятидесятой или около того улице, и Пако несся вперед, лавируя между прохожими и попрошайками, а его кеды на толстой подошве мягко шлепали по тускло-серой мостовой. День выдался самый что ни на есть прекрасный для гонок по центру Манхэттена. Толпы, только что исторгнутые Радио-Сити, лишь мельком успевали взглянуть на эту бегущую троицу -- галстуки двух преследователей развеваются у них за спинами, Пако впереди, его бочкообразная грудь вздымается, он ныряет из стороны в сторону, бежит, сворачивает, неуклонно продвигаясь в сторону центра, к неведомой цели. -- Стой, шельмец! -- крикнул передний преследователь. -- Я хочу с тобой поговорить! -- Нье поньимай аньглейськи! -- отозвался Пако, потому что никогда веди заранее не знаешь, где найдешь, где потеряешь- Маленькая неправда в подходящий момент может подмазать застопорившиеся шестеренки, обратив самую отчаянную ситуацию в смехотворную. Во всяком случае, так считали в университетском курсе по Сведенборгу. Пако энергично тряхнул волосами. Надо же, какая чушь взбредет иной раз в голову на бегу! И свернул на Пятьдесят третью улицу. Его ноги разгибались, отталкивались, сгибались и снова выпрямлялись, в точности отрабатывая все движения бегущего человека. Оглянувшись, он увидел настигающих преследователей -- один большой, другой помельче. Вооружены, тут и гадать нечего. Что за вшивое невезение -- ни с того ни с сего подцепить эту парочку. Отправляться на рандеву теперь нельзя. Надо как-то избавиться от погони. Но как? Тут он оказался у здания с толпой народа перед входом, заметил просвет и метнулся в Музей современного искусства. ГЛАВА 17 Вообще-то Байрон, билетер Музея современного искусства, не хотел пускать Пако, потому что тот по виду смахивал на субъекта, чей интерес к картинам ограничивается их похищением или обезображиванием. С какой это радости типу с широченными плечищами и крохотными птичьими глазками любоваться картинами? А уж одет-то! Байрону пришло в голову, что надо бы упредить одного из охранников, потому что субъект и вправду выглядел подозрительно. Билетер даже потянулся к кнопке звонка тревоги, но остановился, потому что Пако ему кого-то напомнил. Замешкавшись, Байрон пытался сообразить, кого же именно, и вдруг его осенило: дьявол, да ведь этот парень -- вылитый Диего Ривера! А Ривера был великим и очень непонятым! Посему, хоть Байрон толком и не понимал, что именно этим доказал, но все же воздержался от объявления тревоги, тем более что в этот самый миг к нему подошел высокий темноволосый симпатичный мужчина, купил билет и промолвил: -- Должно быть, работать здесь просто здорово -- И улыбнулся. Пако же между тем шагал по первому этажу музея, даже не догадываясь о терзаниях Байрона. Как там преследователи? Заметили, что он вошел сюда? Пошли следом? Глаза его метались туда-сюда, будто напуганные черные кролики, съежившиеся в черные горошинки. Мельком выглянул на улицу, в садик скульптур. Смахивает на груду лома, дожидающуюся, когда за ней приедут мусорщики. Снова зашел и по мраморной лестнице поднялся на второй этаж. Немного выждал Ни слуху ни духу. Настало время выйти и позвонить по телефону Позвонить по телефону... Вот как раз этого-то этапа Пако и боялся более всего. У него была телефонофобия. Его отец скончался от ушной инфекции после попытки по телефону упросить лейтенанта налоговой службы малость скостить налог, из-за невезучести и самоубийственного недомыслия. Старику вечно приходили в голову подобные идеи. Болезнь началась в виде какого-то грибка, образовавшего вокруг уха идеальное кольцо. Потому-то он и догадался, что подцепил заразу от телефона, старого, грязнющего телефона в деревне Сан-Матео-де-лос-Монтес в провинции Мателоса на Сан-Исидро, где жила семья Пако. В своей телефонофобии Пако не признался никому и ни разу. Слишком уж важно ему было заполучить эту работу. Он хотел поехать в Соединенные Штаты, чтобы поработать над собой Понимал, что в какой-то момент будет вынужден совершить нечто важное, что будет некая жизненно важная цель и придется преодолеть себя. Сама жрица, еще когда он был верным прихожанином церкви Духов Меньших, сказала ему: "Это неизбежно, знаешь ли, день испытания настанет, день, когда тебе придется преодолеть то, что прежде не удавалось". "А вы можете хоть намекнуть, что именно?" -- спросил он. "Ты же знаешь, это не дозволено". С той поры он передумал немало дум, но осознание никогда не приходило, то есть не напрямую, хотя, быть может, какими-то обходными путями. Кто знает? Покинув стены музея, Пако пошел по Пятьдесят третьей и увидел телефонную будку. Да, вот так вот быстро. Он нашарил в кармане пять четвертаков, которыми невольно поигрывал с той самой поры, как оставил посольство. Сделав глубокий вдох, Пако шагнул в телефонную будку. Будучи в этих краях новичком, он не догадывался, что у телефонной будки есть дверь и что ее можно и даже нужно закрыть. Бросил монетку. Когда она упала, Пако набрал номер, впечатанный в память благодаря постоянной зубрежке с Сантосом, настоявшим, чтобы Пако заучил номер даже задом наперед. Телефон выдал свой традиционный репертуар звуков. Пако еще ни разу не слыхал звуков, издаваемых телефоном, поскольку еще ни разу не говорил по телефону и даже не слушал разговор, и все из-за фобии Но Пако был настолько дальновиден, что попросил своего друга Рамона -- парнишку из родной деревни -- записать на кассету звуки, издаваемые телефоном, чтобы в нужный час, в час испытания не оказаться совсем беспомощным Было что-то чудесное в том, что телефон издал как раз те самые звуки, что были записаны на пленке Рамона, хотя здесь они звучали куда сочнее -- как ни крути, это все-таки Соединенные Штаты. А затем металлический голос в сопровождении помех проговорил: -- Привет, это Аврора Санчес. К сожалению, подойти к телефону сейчас я не могу... ГЛАВА 18 Найджел Уитон, один из коллег Хоба по детективному агентству "Альтернатива", сидел в чем мать родила в парижских апартаментах, читая лондонскую "Тайме" месячной давности. Он присматривал за этими апартаментами Эмили Шумахер, пока сама Эмили проводила время в Провансе в художественном туре, включающем специальное посещение сада Моне и постой в экзотической крохотной местной таверне. Чудесный шанс совместить живопись на пленэре с гурманством по цене всего пару тысяч долларов за десять дней. Гидом поехал сам мсье Гринет, знаменитый специалист по французскому импрессионизму. А его жена мадам Гринет -- знаменитый очеркист из "Хонч энд Хуф", британского гурманского журнала. Эмили может себе позволить подобное путешествие, потому как при деньгах. Эта долговязая нескладная пожилая вдова доверила Найджелу кормежку своих кошечек и. выгул своей собаки Квиффи -- подозрительной чау-чау, терпимой к кошкам, но на дух не переносящей людей, за исключением Найджела. У Найджела дар ладить с животными -- дар совершенно бесполезный, если только он не надумает стать ветеринаром или открыть зоомагазин. Чего у Найджела даже в мыслях не было. Не в его характере заниматься подобной работой Не то чтобы он был лентяем. Найджел с удовольствием брался за дело, если только оно обеспечивало почти железную гарантию никогда не обернуться выгодой. Он собственноручно отремонтировал и перестроил почти без посторонней помощи свою виллу в Сан-Хосе на Ибице, прежде чем в порыве донкихотской щедрости отписать ее своей отвалившей жене Нэнси. Найджел просто не мог не разыгрывать из себя богача, хотя и сидел без гроша. Некогда род Уитонов располагал немалыми деньгами -- достаточно большими, чтобы дать Найджелу и его брату Эдуарду первоклассное образование в Итоне. Благоразумный Эдуард пошел в правительственные служащие и трудится в невзрачном правительственном здании в Бромли. Никто толком не знает, чем он занимается. Сидит в одном из иностранных отделов. Занимается каким-то занудством насчет торговых соглашений. Во всяком случае, официально. На самом же деле он занят в одном из разведотделов, называемом невинной аббревиатурой, варьирующейся от Эм-Ай-5 до Эм-Ай-16. Время от времени аббревиатуру меняют, просто чтобы не давать противнику расслабиться. На самом деле сей братец не покидает письменного стола, чтобы отправиться шпионить за границу. Внедрение, мокрые дела и полевые работы -- все это бредни из шпионских романов, которые он даже не читает. Полевую работу он предоставляет искателям приключений вроде Найджела. Сам же он вполне доволен тем, что сидит в кабинете, перекладывая бумаги с места на место. Из чего вовсе не следует, что Найджел принадлежит к Гильдии. Конечно, его бы это вполне устроило, потому что Найджел -- рисковый бретерствующий малый, больше всего на свете обожающий мотаться по местечкам вроде Белиза или Мачу-Пикчу в поисках зарытых сокровищ. Тип вроде Джеймса Бонда, но питающий антипатию к правительству, к которому Джеймс был лоялен лишь на словах. Найджел недолюбливает все правительства до единого, и посему ему наплевать, чья сторона берет верх. Несмотря на это, он время от времени помогает брату, когда нужен человек вроде Найджела, а под рукой нет никого из обладателей подобных талантов, но при том лишенных его амбиций. Однако такое случается нечасто. Уитоны были богаты, но с семейными деньгами что-то стряслось. Найджел промотал свою долю в период увлечения игрой по-крупному. Для успешной игры он чересчур невозмутим. Тут чтобы преуспеть, надо пугаться в подходящий момент. Да и дом на Ибице обошелся ему в кругленькую сумму, хотя Найджел проделал изрядную часть работ собственноручно. А в итоге лишился всего. Вернее, добровольно отдал своей бывшей женушке -- красавице Нэнси; как ни крути, ей ведь еще нужно вырастить детей. Так что когда все было сказано и сделано, Найджел сидел на мели, как старая баржа, и подрабатывал в детективном агентстве "Альтернатива", ожидая, когда подвернется что-нибудь еще. В последнее время подвернулся лишь хомут с присмотром за парижскими апартаментами Эмили Шумахер. Эмили, старой подруге семейства, даже в голову не приходило, что она нанимает Найджела, как нанимают какого-нибудь работника. Разве можно нанять друга, чтобы тот пожил в твоих апартаментах, выгуливая твою собаку?! Ни в коем разе, как любит говаривать Эмили, подцепившая это выражение у своего первого мужа Барни -- лысого шутника, торговца недвижимостью из Олбани, штат Нью-Йорк. >Как-то раз она наткнулась на Найджела, шагавшего мимо "Крийона", и пригласила его на чай. -- Что ты делаешь в Париже, Найджел? -- Да просто болтаюсь без дела в ожидании, когда начнется сезон бегов. -- Найджел скорее пошел бы на эшафот, чем признался, что просто не располагает деньгами, чтобы отправиться куда-нибудь еще. Если уж тебе не хватает средств, чтобы покинуть город, -- ты настоящий банкрот. -- А где ты остановился? -- Как раз перебираюсь на новое место, -- неопределенно ответил Найджел. На самом же деле он просто стыдился сознаться, что его как раз выставили из арабской гостиницы за отсутствие звонкой монеты. -- Да это же замечательно! -- обрадовалась Эмили. -- Значит, ты можешь пожить в моих апартаментах? -- Она объяснила, что хочет отъехать на десять дней в художественный тур -- она без ума от Моне, но никогда не могла толком подражать ему, а сейчас как раз предоставляется случай узнать, в чем тут хитрость, -- однако оставить животных ей не на кого. А нанимать кого-нибудь через агентство она не хочет. -- Они воруют. Опять же, ты ведь знаешь, что Квиффи недолюбливает чужаков. -- (Квиффи -- та самая чау-чау.) -- Но тебя она обожает. Найджел согласился. Эмили чуть ли не силком вручила ему деньги на корм животным, дала ключ и в тот же вечер укатила. Ликуя. Муж на том свете, единственный сын в Гарварде, животные в надежных руках, а впереди -- десять дней с Моне и изысканной пищей. Можно ли желать большего? В тот момент у Найджела в карманах ветер гулял вовсю. На его месте любой другой -- во всяком случае, большинство других -- взял бы щедрую горсть полученных от Эмили франков и купил бы себе основательный обед. А Найджел пошел и купил собачьих и кошачьих консервов, да притом наилучших -- разве можно хоть в малом обделить животных, вверенных попечению Найджела? -- а на остаток взял два французских батона и упаковку паштета. Никудышный из него эконом. К исходу третьего дня в апартаментах Эмили, поглотив свою провизию за полтора дня, Найджел совершил набег на холодильник и вернулся с пустыми руками. Эмили опустошила его загодя. Съела все свои запаси, а позволять продуктам портиться она не любила. Изыскания в кладовке выявили лишь две баночки рагу. Найджел употребил их на третий и четвертый день и оказался в том же положении, что и раньше, только проголодался еще сильнее. Мысли о практических материях были непереносимы для Найджела, но пустой, урчащий желудок направил их в утилитарное русло. Оглядевшись, он увидел в апартаментах массу мелочевки, которую мог бы толкнуть на блошином рынке в Куленкуре. Но он не мог заставить себя сделать это. Предположим, обнаружится пропажа омерзительного хрустального графина. В конце концов, она ведь подруга матери! Несмотря ни на какой голод, Найджел не мог вынудить себя украсть что-либо у Эмили, даже если наречь это временным заимствованием. Ему было бы куда легче4 схватить кого-нибудь за глотку в подворотне Монмартра, чем злоупотребить гостеприимством подруги семейства. И все же голод не тетка, а голь на выдумки хитра. После ряда звонков -- выудить франк-другой у Жан-Клода не удалось (тот оказался на такой же мели), остальные знакомые из Парижа выехали (небось тешатся за карточными столами в Дювиле да набивают себе животы в роскошном буфете) -- Найджел уселся на софу, закурил (у него еще осталось семь штук "Диск Бле") и смерил взглядом чау-чау Квиффи. Квиффи, не слишком умная даже для собаки, заковыляла к нему в ожидании ласки. -- Квиффи, дорогуша, -- заметил Найджел, -- ты что-то слишком раздобрела. Решив, что это комплимент, Квиффи, что-то курлыкнула. -- Посему, -- продолжал Найджел, -- с сегодняшнего дня ты на диете. Квиффи отрывисто тявкнула два раза, но эти звуки ровным счетом ничего не означали. -- Но чтобы ты не чувствовала себя одиноко, я сяду на ту же диету. Полбанки тебе, полбанки мне -- лучшие собачьи консервы во всем Париже. И свое слово Найджел свято сдержал. Он уже давно подозревал, что в Париже человек преспокойно может выжить на лучших сортах собачьих консервов. А если и этого не хватит, можно стащить малую толику у кошек. Чтобы чувствовать себя не так скверно, он напомнил себе, что ел и похуже во время той дурацкой авантюры в Эфиопии, а еще хуже в Новой Гвинее, когда сопровождал Эрика Лофтона, отправившегося добывать неуловимую райскую птицу, а в результате не сыскавшего даже чертовой цесарки. Уж таков Найджел -- никогда не оплакивает свой жребий и не предпринимает почти ничего, чтобы его улучшить. Стоик. Фаталист (не считая вопросов чести). Жан-Клод на его месте обчистил бы всю квартиру, вплоть до мебели и прочего, считая, что если человек дает Жан-Клоду такую возможность, когда тот голоден, значит, он свою участь заслужил. Итак, обнаженный Найджел полулежал на диване в душных парижских апартаментах Эмили, созерцая древний номер лондонской "Тайме". Красно-золотая вспышка -- золотая рыбка вильнула хвостом в аквариуме. Желтый чирик -- канарейка в клетке. Уличный шум Парижа, но без аккордеона. Тянет подгоревшим кофе. И вдруг ожил телефон на полированном приставном столике красного дерева на рю Ашгре Бретон близ Сакре-Кер в Париже. Дотянувшись до него с дивана, Найджел снял трубку и по-французски произнес: -- Квартира Шумахер, говорит Найджел. -- Найджел? Это Хоб. Найджел перешел на английский. -- Мой дорогой друг, как приятно слышать твой голос. Полагаю, ты в Нью-Йорке? -- Да, но завтра утром вылетаю в Париж. Рейс триста сорок два, "Эр Франс". Найджел, дела принимают очень славный оборот. По-моему, я смогу оплатить traspaso. -- Вот уж действительно отличная новость, -- согласился Найджел. -- А то я высушил свои скудные мозги, пытаясь измыслить какой-нибудь способ помочь делу. Но в текущий момент я пал до пожирания кошачьих консервов в апартаментах Эмили Шумахер, пока она ведет la vie bohemienne <Богемную жизнь (фр.)> в Жуан-ле-Пин. -- Если чуток повезет, я смогу внести что-нибудь на счет, когда вернусь. Кто знает, может, в этом году детективное агентство "Альтернатива" даже принесет какой-нибудь доход. -- Слушай, Найджел, ты можешь распоряжаться телефоном там, где живешь? -- В разумных пределах, старина, я моту делать что заблагорассудится, кроме распродажи мебели. -- Я хочу, чтобы ты позвонил Гарри Хэму на Ибицу. Я пытался пробиться к нему, но не застал. Скажи ему, что я возвращаюсь на Ибицу с деньгами по traspaso, и если Богу угодно, то задолго до пятнадцатого июля, когда выходит срок. -- Скажу. Откуда столь внезапно свалившееся на тебя богатство? -- Помнишь Макса Розена? Агента по моделям? -- Да, помню. -- Ну, он заграбастал меня тут в Нью-Йорке. Ему нужно, чтобы одна модель была завтра в Париже. Что-то там насчет важной работы для нее. Модель года и все такое. Он платит мне десять тысяч долларов за ее доставку. Плюс бесплатный билет до Парижа. Найджел присвистнул себе под нос. -- Тебе что, надо вытянуть ее из тюрьмы или что-то в том же роде? -- Просто она нужна ему в Париже, и он готов заплатить мн