следователь, продолжая сверлить взглядом Волина. - Вы дайте предварительное заключение. А то действительно изымем какую- нибудь пудру, позора не оберешься... - Я повторяю, данный портфель вижу впервые и что в нем находится, не знаю, - сказал Волин. - Преступник никогда не знает, что находится у него дома. Золото, бриллианты, мешки денег, - язвительно заметил следователь. - И что у него в кармане лежит, преступник тоже не знает. Волин выпрямился, развернул плечи Обычно мягкий, вальяжный в движениях, сейчас он подобрался, походил на строевого офицера. Гуров его не жалел - человек сам определяет свою судьбу, - но смотрел на Референта с уважением: силенка и воля у него присутствовали. - Эксперты и понятые останутся здесь, а мы пройдем в гостиную, - сказал следователь. - Надеюсь, гражданин Волин пожелает сделать заявление. - Пожелает, и именно заявление. - Волин первым вышел из кухни, посмотрел Гурову в лицо. - Награды получит этот щелкопер, а ты, Лев Иванович, получишь срок. Только мы пройдем не в гостиную, а в кабинет. - Не забывайтесь, здесь распоряжаюсь я! - вспылил следователь. - Присаживайтесь, - сказал Волин, когда они вчетвером вошли в кабинет. - А вы, гражданин следователь, усаживайтесь за стол, раскладывайте свои бумажки, вы сейчас будете писать. Следователь промолчал, сел за массивный стол и с нескрываемой завистью осмотрел роскошные предметы из бронзы и янтаря. Орлов опустился в низкое кресло, Гуров подошел к книжному шкафу. - У вас недавно убили генерала, - сказал Волин, снимая со стены старинный мушкет с широким прикладом. - В данный момент это не имеет значения. - Следователь взял со стола серебряный "паркер" с золотым пером, нарисовал в блокноте несколько завитушек и расписался. - Несколько позже я вас допрошу по этому вопросу. - Почему позже? - Волин отодвинул у приклада мушкета заднюю задвижку и поднял мушкет над столом. Приклад оказался полым, и Волин пытался что-то вытряхнуть из него. Все следили за манипуляциями хозяина, но из приклада ничего не выпадало. Волин запустил в полость руку, понял, что тайник пуст, и повернулся к Гурову. Сыщик листал томик Эдгара По, не обращая внимания на происходящее. Волин не верил собственным глазам, исчезновение пистолета с отпечатками Гурова и фотографий потрясло Референта больше, чем обнаруженный на кухне портфель. Следователь смотрел недоуменно. - Вот, - сказал Гуров, найдя в томике Эдгара По нужную страницу. - Основоположник детективного жанра в своем рассказе "Пропавшее письмо" утверждает, что самый надежный способ спрятать предмет - вовсе его не прятать, а положить на видном месте. Это старинное оружие висит на самом виду. - А что вы прятали? - спросил следователь. - Теперь это не имеет значения, - ответил Волин. В кабинет заглянул эксперт. - Товарищ следователь, можно вас на минуточку? Следователь вышел, сыщик поставил томик Эдгара По на место. - Если вы читаете книги, это не означает, что все остальные их не читают, - сказал Гуров. - Лежачего, конечно, не бьют, но вынужден добавить: Олег Веселов жив, находится в наших руках. Не хочу читать нравоучения, но если вы ставите капкан, то не попадайтесь в него сами. Ваш трюк с записью разговоров в машине.. далеко не высшего класса. И думаю, нам удастся восстановить обстоятельства убийства генерала Потапова. Волин открыл бар, налил себе изрядную порцию. - Ни скупку, ни перепродажу вы не докажете. Хранение наркотиков... - Он выпил - Сколько лет? - Я не знаю статью, - ответил Гуров. - Петр Николаевич? - А черт его знает, не сталкивался. - Орлов поднялся. - Приедем домой, посмотрим. Вернулся следователь, он был хмур и деловит. - Руслан Алексеевич, я у вас возьму подписочку о невыезде из Москвы. Завтра в пятнадцать попрошу явиться в прокуратуру. У меня к вам несколько вопросов. Я не извиняюсь, никакого ущерба мы вам не нанесли, однако. - он развел руками, - розыскники - народ горячий, кавалеристы! А мы нудные законники. - Он кивнул опешившему Волину, на Гурова даже не взглянул. - Товарищ полковник, поехали, договорим в кабинете. Отзвучали шаги, захлопнулись все двери Волин стоял в холле со стаканом в руках. За спиной раздался тихий смех. Волин судорожно повернулся в увидел старушку Аннушку. - В наши-то времена они не цацкались, говорили, был бы человек, а статью и доказательства мы всегда найдем. Кто же над вами так подшутил, голубчик? - Старушка трясла задремавшего мужа. - Валюта, хватит спать, идем домой чай пить. - Я как чекистов увижу, так в сон клонит, - прогудел старик, поднимаясь. Волин все еще не мог прийти в себя. Ясно, что в таинственном портфеле не обнаружили криминала. Но тогда что это за портфель, откуда и зачем? - Руслан Алексеевич, тебе такое количество крахмала ни к чему, я возьму пакетик? - спросила Аннушка. - Крахмала? - Волин допил из стакана, поперхнулся. - Забирайте весь, сделайте одолжение. Старики взяли только один пакет, остальное Волин спустил в канализацию, протер стол, швырнул портфель в угол и начал размышлять, что же ему делать: то ли петь и плясать, то ли материться и ломать мебель. Да, его могли арестовать, а он остался на свободе. Но где валюта? Размышления Волина прервал телефонный звонок. - Слышал, тебя можно поздравить? - спросил Патрон, довольно рассмеявшись. - Теперь ты понимаешь, чем умный отличается от дурака? - Вы в Москве? - растерянно спросил Волин. Константин Васильевич Роговой сидел на кухне собственной дачи, разговаривал по телефону и не сводил глаз с двух кроликов, которые жарились на вертелах в камине. Дача Патрона состояла из двух комнат - кухни и спальни, каждая метров по Двадцать. - Эх, Русланчик, нет чтобы поблагодарить старика, который уберег. - Патрон зажал трубку огромной ладонью и сказал. - Поверти вертела, сгорят ведь, и жирком, жирком полей. Сидевший в плетеном кресле Эффенди легко поднялся, подошел к камину и начал возиться с кроликами. - Да никуда я не пропал, здесь, - ухмылялся Патрон, - просто у меня ты не один, другие дела имеются. - Так вы в Москве? - вновь повторил Волин. - А где товар? - Убыл. Ты же сам его в Шереметьево оттащил. Все в порядке, не волнуйся. Волин вспомнил, как провожал Патрона, нес за ним чемодан и удивлялся его тяжести. Обычно, улетая на два-три дня, Роговой брал с собой лишь свежие рубашки да туалетные принадлежности. - Что, язык проглотил? - Патрон явно наслаждался произведенным эффектом. - Я в лайнер зашел, неважно себя почувствовал и вернулся, а товар улетел. Уже получил телекс, все в норме, деньги переведены на счет. Ты давай из Москвы убирайся, здешний климат тебе вреден. Ты подручного-то своего, спортсмена, прохлопал, живехонек он, не говорит сегодня, начнет болтать завтра. Улетай в Вену, я тебе кое-что переведу, живи, поглядим, как здесь все обернется. - Я все понял, только зачем был нужен этот цирк с крахмалом? - Не понял? Молодой. Выполняй, что сказано. Мы еще б тобой поработаем. У властей выходов на меня нет. - А Юрий Петрович? - Он уехал, его не достать... - А люди? Они потеряли сто миллионов, не успокоятся. - Не потеряли, а заплатили, - ответил Патрон и показал Эффенди, что кроликов надо еще раз перевернуть. - У людей сегодня забот хватает. Пацанов-то Гуров захватил, одни будут молчать, другие - поплывут. Люди будут заботиться в первую очередь о своей жизни, свободе, о деньгах и не вспомнят. "Да он обыкновенный бандит, - подумал Волин, - ограбил компаньонов. - Но быстро внес коррективы. - Титан. Гений. Сто миллионов! И ведь принесли-то их с поклоном". - Мне жить в Вене на ваши подачки? - И тихо жить, - уточнил Патрон. - Убийц цивилизованные страны выдают. Австрия - очень цивилизованная страна. А насчет подачек ты не прав. Ты получишь хорошие деньги. И останешься моим человеком, я сам найду тебя. Удачи! Патрон положил трубку и заторопился к камину. - Сыщик - молодец, я не ошибся в нем, - сказал Патрон. - Всех мальчишей- кибальчишей он подмел подчистую и моего верного Санчо Пансу напугал до смерти. - А как с ним? - спросил Эффенди. - Мы же договорились. Или я плохо заплатил? Эффенди получил свою долю в наркотике и претензий по оплате не имел, однако с ликвидацией Гурова возникли сложности: у убийцы в данный момент не было пистолета, а ножом он пользоваться не любил. - Ты уходишь в Турцию? - Патрон выпил вина. - Граница там дырявая, сложностей не возникнет. - Он помолчал. - Если только стукнет кто. Но ведь, кроме нас двоих, и нет никого. Уже давно никто не смел угрожать Эффенди, и он не выдержал. Нарушая собственную заповедь отвечать на угрозу лишь выстрелом и никогда словами, ответил: - Ты умный, но убить тебя значительно легче, чем сыщика. - Я умный, - согласился Патрон. - Если ты решишь выполнить более легкую работу, то потом быстрее удавись, чтобы не мучиться. Он сунул руку под подушку, вытянул шелковый шнур и бросил на колени Эффенди. - Сними люстру, там крюк крепкий. - Я пошутил, Патрон. - Эффенди бросил шнур на лавку. - Я тоже пошутил, Эффенди, ты настоящий мужчина и профессионал. Сыщик выполнил свое, пусть уходит. А ты обоснуйся в цивилизованной стране, через два-три года о тебе напрочь забудут. Ты прилетишь официально, с паспортом и валютой в кармане, мы встретимся и решим, как нам жить дальше. Я не знаю точно, как там, - Патрон махнул огромной ручищей на окно, - но у нас в настоящей цене лишь такие, как мы с тобой, люди, обладающие реальной властью. Эти, - он ткнул пальцем в потолок, - тщеславны и болтливы, и, как всякую крышу, их можно поменять. Эти, - Патрон топнул слоновьей ногой по полу, - нищи и бесправны! Я!- Он ударил себя в грудь. - Фундамент! Вместо меня можно выкопать только яму. Чтобы так глубоко копать, нет смелости, нет силы, веры, денег. Ничего нет! И я бессмертен! Через несколько месяцев заработает рынок, наши деревянные рубли превратятся в пыль, народ - Патрон презрительно скривился и произнес: - Трудящиеся начнут голодать, деловая мелочь, ломая зубки, начнет отрывать кусочки... Правители, сытно кушая, будут продолжать свои игры, сменять друг дружку, принимать самые последние и самые важные постановления, шнырять по заграницам. Наступают веселые денечки... . Патрон встал, качнулся, направился в спальню. - Ты располагайся, Эффенди... Надо бы немного похудеть. Ты как полагаешь? Эффенди не ответил, а Патрон разделся и быстро заснул. - Звонили из прокуратуры, - сказал полковник Орлов. - Твой Веселов начал давать показания. А подполковника Гурова приглашают завтра к четырнадцати. - А мой Волин улетел в Вену, - в тон полковнику ответил Гуров. Друзья сидели в кабинете Орлова. Недавно они "парились" на ковре у Турилина и сейчас лениво переговаривались, изрядно друг другу надоели и не знали, как без злобы расстаться. - Твоего Лебедева зарезали на Ленинградском вокзале. - Заткнись, - сказал Гуров. - Я обещал ему безопасность и слова не сдержал. И не бей по больному. Лучше скажи, куда подевалась тонна денег, которую свезли из всех отделений Корпорации? История исчезновения несметных миллионов была разгадана. Гонцы доставляли Лебедеву деньги и уходили. Он тут же упаковывал их в бумажный мешок и выбрасывал в мусоропровод, где их подбирали и отсылали по назначению. В квартире не было черного хода, окна выходили лишь на улицу, наблюдение вели только за подъездом. - Может, ты все-таки уйдешь? - тоскливо спросил Орлов. - Ну не могу я тебя сейчас видеть. Все, мое терпение кончилось. Гуров тихонько засвистел, пошел к дверям, взялся за ручку, не оборачиваясь, спросил: - А завтра? - Что завтра? - Орлов начал шарить по столу, отыскивая, чем бы запустить в Гурова. - А завтра у тебя терпение появится? Прекрасно, тогда я тебе и сообщу, кто руководитель Корпорации. Гуров вышел. Заглянул в свой кабинет, не присаживаясь, записал данные Рогового, запер листочек в сейф и вышел на улицу. "Жигули" почему-то утром не завелись, из дома на Петровку его довез частник, а обратно подполковник решил пройтись пешком. Он пытался настроить себя на мирный лад, не обращать внимания на загнанные лица москвичей и гостей столицы, на грязь - в последнее время улицы не только не убирали, но, казалось, умышленно старались предельно испакостить - на бульварах, тротуарах, везде валялись окурки, пустые бутылки, огрызки, фантики. Гуров старался смотреть поверх всего этого безобразия, но взгляд упирался в облезлые стены домов и бессмысленные лозунги. Он прошел Тверской бульвар, свернул на улицу Герцена, миновал здания посольств, выделявшихся из своего окружения опрятностью, чистотой стен, пересек Садовое, и тут в толчее, которая возникла напротив высотного здания, Гурова остановил плотный седой мужчина: - Я будто бы спрашиваю у вас дорогу, а вы мне ее указываете. Сыщик мгновенно подобрался, быстро взглянул в лицо говорившего. Оно было испуганное, неуловимо знакомое, из далекого прошлого. Мужчина пытался улыбаться, кривил дрожащие губы. - Конечно, с удовольствием, - ответил Гуров, кивая. - Спрашивайте коротко, идите рядом. - Ты на мушке, сейчас начнут стрелять. - Народу многовато, - ответил Гуров, указывая в сторону зоопарка. - Кто? - Ты меня не помнишь, за мной должок, ты был человеком... - Пройдите прямо, с правой стороны станция метро. - Гуров указал направление. - Пистоль купил утром, я случайно... - Спасибо, уходи, не торопись и сразу в метро. - Гуров улыбнулся, пересек брусчатку и вошел в толпу, которая завихрялась у ведущей к магазину лестницы. Эффенди, уверенно подумал он. Можно позвонить и вызвать опергруппу. И что? Сейчас он не знает, что я предупрежден, увидит оперативников... Да и сам факт, что я войду в телефонный автомат за два квартала от своего дома. "Жигули" утром не завелись... Он на машине? Нет, у него, конечно, есть машина, но где-то в стороне. Эффенди определил место, и оно не здесь. На Грузинской, после перехода между зоопарками, у перехода слишком многолюдно... Ближе к моему дому, машина где-то за углом... Стрелять будет метров с десяти. Но не факт, возможно, в упор, пройдя мимо. Недалеко от угла, ближе к машине. Гуров купил эскимо, словно сторонний наблюдатель, отметил, что руки у него не дрожат. А вот с ногами хуже, идти не хотят, задеревенели. Он прижал левый локоть, проверил пистолет. "Я не успею достать. Можно незаметно переложить в боковой карман, но все равно не успею. Эффенди - профессионал, он мне и дернуться не позволит". - Купите розы! Молодой человек, взгляните, какие розы! - Это я? - Гуров бросил эскимо в урну. - Молодой? - Он вынул из ведра колючую розу, пытаясь сосредоточиться. Торговка была молодая, неряшливо одетая, с ярко накрашенными губами и стойким запахом недавно принятого. - Сколько стоит? - спросил Гуров. - Пятерка. - Считай, даром - Гуров улыбнулся. - Вас послал бог. - Кончай развешивать, отходи, покупателей отпугиваешь. - А сколько здесь всего? - Гуров испугался, что в новый костюм не переложил деньги, опустил руку в карман. Деньги оказались на месте. - Возьму двадцать пять штук по три рубля. Он отказался от целлофановой обертки, достал из кармана "Литературку", обернул колючий букет. Проходя между стоявшими машинами, быстро вынул пистолет, снял с предохранителя, вставил оружие в цветы и, держа их неестественно скованной рукой, уверенно направился к зоопарку. "Теперь задача, - думал он, сворачивая на Грузинскую, - не подпустить к себе сзади и не прозевать тормозящую рядом машину. А уж встречного угадаю". Он вспомнил фотографию Эффенди. Пустое, в лицо не узнать. Приметы? Как одет? Он выберет крайности. Претенциозный иностранец либо опустившийся пьянчуга. Скорее, первое. Сыщик миновал переход, уступил дорогу девушке с детской коляской, повернулся. Ни одной подходящей фигуры, одиноких мужчин вообще нет. Из-за угла выкатилась детская коляска, появился папаша. Гуров вспомнил, как давно, в прошлой жизни, использовал этот прием, и бросился к стене. Увидел Эффенди, пистолет - все очень отчетливо. Выстрелы слились, сыщик и убийца одновременно налетели грудью на пули, шагнули друг к другу. Эффенди рухнул на коляску, подполковник Гуров упал на мостовую, уткнувшись лицом в цветы. Константин Васильевич Роговой, начальник Главка, депутат, кандидат в делегаты очередного съезда, крепко спал. Сегодня он решил начать новую жизнь, потому на ужин ограничился жареным цыпленком, фруктами, от вина отказался, а выпил лишь бутылочку коньяка. При своей комплекции и лежа навзничь он должен был бы храпеть. Но, как известно, Константин Васильевич презирал законы, даже физические, спал спокойно, тихо, дурных, как и веселых, снов по своему обычаю не смотрел, совесть его никогда не беспокоила, словом, спал, как малый ребенок.