. Джума замолчал, хрустнув пальцами рук. - Казимир, вам, я вижу, нравится быть глашатаем Закона, - продолжала комиссар. - Я тоже слуга Закона и все же стараюсь не внушать свою точку зрения, доказывать свою исключительность и власть. Вас это не утомляет? - Власть утомляет тех, у кого ее нет, - засмеялся Ландсберг. - Вы раздражены, Власта, я понимаю и не обижаюсь, но служу я не себе, а исключительно Закону. Я уверен, что и "сын сумерек" Шаламов, и интрасенс Железовский несут угрозу для людей и буду доказывать это на Совете. Если не трудно, доставьте меня к метро, здесь делать нечего, пусть трудятся специалисты. Пока преодолевали расстояние до ближайшей станции метро, никто в кабине куттера не проронил ни слова. Лишь когда Ландсберг вышел и с улыбкой махнул всем рукой, Шевчук задумчиво сказал: - Ландсберг раскрывается совсем с другой стороны, чем я его знаю. Теперь он без колебаний отправил бы на виселицу троих, чтобы спасти четверых. Боянова подняла бровь, оглядываясь. - Что это тебя, Алекс, потянуло на такие сравнения? - Вспомнил недавно прочитанный исторический роман. Что касается Казимира, то я просто хотел сказать, что для него арифметика человеческих отношений становится важнее самих отношений. Недавно я услышал от него фразу: "В конце концов человек живет для размножения". Не знаю, отражает ли эта сентенция его умонастроение, может быть, она была произнесена в шутку, однако мне позиция Ландсберга по многим вопросам перестала нравиться. - Мне тоже, - кивнула Боянова. - Если он на полном серьезе оспаривает вывод социологов, что общество потребления является обществом с пониженным требованием к личности, которое лишает людей напряжения творчества, то это не может не настораживать... - Власта запнулась, посмотрела на мужчин. Те молча смотрели на комиссара. Власта невесело улыбнулась. - Я не зануда и не люблю нравоучений, но в отличие от Казимира уверена: жизнь, смыслом которой является размножение, столь же бессмысленна, как и само размножение. Это кредо одного древнего философа, но мне оно нравится. А Ландсберг... он слишком рано пренебрег ниямой [Нияма - кодекс личного поведения на основе самодисциплины (яп.).]. - Ты думаешь, он и есть руководитель развернутой кампании против интрасенсов? - осторожно спросил Шевчук. - Я не думаю, а знаю, - спокойно ответила Боянова. - Хотя он не руководитель, а исполнитель более высокого ранга, чем его "шестерки". Он генерал Ордена. - Боянова посмотрела на Столбова. - Димитр, вам придается первая обойма БРБ, подключайте ее к информполю поиска Шаламова и Железовского. Джума Хан и Ромашин переглянулись. Аббревиатура БРБ расшифровывалась как "бригада бескровного рукопашного боя" и обозначала спецподразделение по захвату профессионально подготовленных специалистов по боевым искусствам. Применялась бригада редко, но надобность в ней сохранялась, пока существовали психически больные люди, шизоиды, уголовные элементы, фанатики-фундаменталисты, террористы и убийцы. - Кроме того, вам передается вторая лаборатория паучников, - продолжала комиссар, - со всем вычислительным и теоретическим потенциалом. - У нас есть идея использовать в поиске фигурантов приборы для определения биоэнергетики, - сказал Столбов, не выразив своего отношения к словам комиссара. - У всех интрасенсов биоэнергетический потенциал увеличен, а характеристики Железовского и Шаламова есть в медцентре. Боянова молча вылезла из куттера, Шевчук и Столбов последовали за ней. Бывший врач "Скорой помощи" и бывший начальник отдела безопасности остались вдвоем, глядя, как трое людей, от которых зависела судьба многих, идут к метро, пересекая площадь. - Что у нас на повестке дня? - нарушил молчание Джума. - Всего две задачи, - отозвался Ромашин, отрываясь от созерцания. - Задача номер один: поиск Железовского. Кстати, можем присоединиться к дружине Столбова. Задача номер два: помощь Мальгину. Если в квартире Аристарха действительно взорвался, вернее лопнул, кокон входа в трансфер, то Клим не сможет выбраться из орилоунского метро. Джума пожал плечами. Какая-то тень пробежала по его лицу. - Кто знает? Кредо Мальгина - везде и всегда добиваться максимума, чего бы это ни стоило, а теперь он к тому же еще и интрасенс. Он выберется. - Безопасник прислушался к чему-то, поправил клипс рации на мочке уха. - У вас есть выход на Умника? Ромашин молча коснулся усика рации пси-связи, спрятанной у него в волосах над ухом. Он понял вопрос: по сети "спрута" пришло сообщение о том, что из "сферы Сабатини" на Меркурии вылетела очередь предметов, идеально повторяющих форму обычного блока памяти для индивидуальных компьютеров, только необычных размеров. Первый был длиной около километра, следующий в два раза меньше, и так далее. Последний - двадцать первый, имел в поперечнике один миллиметр. Все они, конечно, были голографическими копиями, объемными изображениями некогда существующего реального прибора. - Дух, - сказал Ромашин. Джума Хан кивнул. Духами физики называли явления с отрицательной вероятностью, и реплика Игната означала, что "сфера Сабатини" начала генерировать объекты, которые не могли реализоваться в евклидовом пространстве. - Впрочем, - продолжал Ромашин, - это может быть и проекция реально существующего блока. У Шаламова мог быть такой, у Лондона, да и у Мальгина. Итак, шейх, до встречи вечером, проанализируем твои соображения вместе. Чей это куттер? - Пограничников. - Отправь его в фирму, мне в метро. - И куда вы направляетесь, если не секрет? - Туда, где боги, танцуя, стыдятся всяких одежд, как говорил Заратустра. - Ромашин блеснул мгновенной улыбкой, поднял руку и исчез. Вероятно, у него были веские причины не делиться своими планами даже с друзьями. О том, что неизвестными лицами была похищена партия "броненосцев" - боевых костюмов, разработанных в прошлом веке на случай "звездных войн" и хранящихся на спецбазе УАСС в Анкоридже, Бояновой стало известно через час после похищения. Бригада кримрозыска уже отрабатывала версии, но и так было ясно, что кража - звено в цепи таких же деяний неизвестной организации, от чьего имени выступили когда-то "хирурги". Пока Умник анализировал веер вариантов, комиссар провела короткое видеоселекторное совещание начальников бюро, уделив особое внимание конфликтным ситуациям любого масштаба: по идее Борда, в какой-нибудь их них мог обнаружиться Шаламов. Оперативные службы переходили с этого момента на непрерывную связь с координатором операции "Сын сумерек" через спутниковую сеть "спрута", и это был еще не предел возможностей отдела безопасности, однако Боянова знала, когда нужно будет включить весь технический, мозговой и психологический потенциал службы. Совещание закончилось тем, что позвонил Торопов и в своей обычной холодной, с оттенком язвительности манере осведомился, почему служба безопасности позволяет себе игнорировать рекомендации Совета и устраивать конкурентные гонки безопасников и пограничников. Боянова дала в эфир отбой и, когда видео свернул изображение "присутствующих" на оперативке, посмотрела на командора погранслужбы с какой-то неопределенной жалостью. - Конкретнее, если можно. Торопов мигнул. Глаза его были прозрачны и колючи, но к этой колючести примешивалась изрядная доля неуверенности. - Шаламов. Пока его действия не носят криминогенный характер, он - наша забота. Боянова вздохнула. - Чего ты хочешь, Милослав? Я же вижу, что дело не в Шаламове и не в конкуренции служб, а ты все пытаешься свести наши отношения к деловому спору. Что касается Шаламова, то он псинеур, и мы работаем по нему больше профилактически, чем профессионально. Ты же знаешь пословицу: бешеному дитяти лучше ножа не давати. - Но вы все время наступаете нам на пятки! - повысил голос Торопов, посмотрел на Власту и сник. Голос его внезапно стал тоньше. - Я хочу, чтобы ты вернулась, Власта. Боянова наклонилась, чтобы скрыть грустную улыбку, сказала тихо, но твердо: - Поздно, Милослав. Actium ne agas [Что сделано - сделано (лат.).]. - И все же подумай, Владыко. Нас многое соединяет: дочь, работа, интересы... - Еще больше разъединяет. И к тому же ты опоздал с предложением. Будь оно произнесено два-три года назад, я бы подумала, а сейчас - нет. - У тебя... кто-то есть? - Какое это имеет значение? Дочь помнит тебя, и этого достаточно. До связи, командор. - Боянова выключила видео и несколько минут сидела, кусая губы, сдерживая рыдание и слезы. Справилась. Сухо вызвала Умника с данными по розыску Железовского, и в этот момент пришло сообщение о контакте оперативников с Шаламовым на Меркурии. Через полчаса комиссар входила в зал спейсера погранслужбы "Мичиган", координирующего работу пограничников и безопасников в зоне "сферы Сабатини". Подробности инцидента были уже известны всем и комментариев почти не требовали. Шаламов появился на спейсере "Шевалье", одетый в форму пограничника, и в другое время на него вряд ли обратили бы внимание, однако погранслужба сидела на "джоггере", внимательно наблюдая за всем, что происходит в зоне ЧП - в районе со "сферой Сабатини", и пограничники были настроены на поиск нетривиальных явлений. Одному из них, кобре Бегичу, показалось странным поведение коллеги, осматривающего отсек с воздушным и космическим транспортом спейсера. Бегич был молод, но не зелен и хорошо зарекомендовал себя при эвакуации исследователей из Горловины "серой дыры", внимания и осторожности ему было не занимать, поэтому он не стал соваться к незнакомцу с расспросами, а сначала дал задание инку спейсера идентифицировать личность мужчины. Координатор в видеосписках состава погранслужбы такового не обнаружил, связался с инками банков данных управления и вычислил Шаламова. С этого момента Бегич действовал точно в соответствии с инструкцией: дал по "треку" "три девятки", вызвал отдел безопасности, командира спейсера, свою группу, готовую заступить на вахту, и пошел на контакт, также готовый к любой неожиданности. Но ему помешали, помешали прежде, чем он заговорил. В отсеке вдруг появились двое неизвестных, одетых в ослепительно белые мохнатые "заскоки", с аппаратами неизвестного назначения в руках. Шаламов в это время пробовал открыть люк десантного когга, на корпусе которого пульсировала зеленая световая нить готовности к немедленному старту. На Бегича он внимания не обращал, а когда в отсек ворвалась двойка в защитных комплексах, застыл, не оборачиваясь, и ощутимо напрягся. Бегичу даже показалось, что от него повеяло ветром холодной настороженности и угрозы. Первый из вошедших сделал прыжок в сторону, вскидывая свой отблескивающий металлом и черным лаком аппарат. Второй сделал то же самое, прыгнув в другой угол. Бегич почувствовал мгновенный укол пронзительного холода и волну слабости и сообразил, что по Шаламову был произведен залп из парализаторов "Медуза Горгона" и "василиск", пограничнику досталось лишь "эхо" залпа, но и этого вполне хватило, чтобы он потерял ориентацию. Дальнейшее Бегич, впавший в полуобморочное состояние, помнил смутно, изо всех сил пытаясь заставить тело повиноваться. Шаламов вдруг стал трансформироваться, изменяться, увеличиваясь в размерах. Руки его превратились в диковинные узловатые лапы, голова ушла в плечи, нос и челюсти вытянулись, срослись, приобретая сходство с мордой тигра и динозавра одновременно, на лбу открылся еще один узкий, светящийся желтый глаз, ноги оплыли, покрылись ромбовидными костяными пластинами... Длилась вся эта сцена пять-шесть секунд, потом Бегичу показалось, что тело Шаламова растроилось, и на него прыгнуло одно из образовавшихся чудовищ... - Похоже, Шаламов просто ответил пси-ударом на выстрелы из парализаторов, - сказал Шевчук, когда они с Бояновой остались наедине в рубке спейсера. - Бегичу досталось слабенькое отражение, и мы привели его в чувство, а тем двоим, наверное, уже ничто не поможет: они парализованы. Сам Шаламов, естественно, успел уйти, завладев десантным шлюпом. - И автоматика его выпустила? - По тревоге инк заблокировал все люки и шлюзы, но Шаламов ушел. Шлюзовой киб сгорел. Боянова, покачав головой, прошептала: - Я уже начинаю сомневаться: может быть, Ландсберг прав, и Шаламов - более грозная опасность, чем хорошо организованная Орденом молодежная преступность? Вместо ответа Шевчук попросил координатора вывести на видео изображение места инцидента, и Боянова увидела транспортный отсек. Она не сразу поняла, что хотел показать заместитель, потом разглядела: два ближайших аппарата - куттер и галион - были слегка деформированы, будто по их корпусам прошагал некий великан, оставив неглубокие, но широкие вмятины. Третий аппарат, вакуумно-плотный неф, выглядел так, словно выдержал атаку пакета метеоритов: он был пробит по всей длине от носа до кормы, изрешечен доброй дюжиной отверстий величиной с кулак. - "Универсал"? - спросила комиссар, кивнув на пробоины. - Пограничники стреляли из "универсалов"? - Никто не стрелял, это результат выпада Шаламова. Тот же уровень, что и на меркурианском заводе, уровень внутрикварковых процессов. Помолчали. В рубке было тихо, дежуривший драйвер-секунда сидел запеленутым в кокон-кресле без движения, а общеинформационный виом показывал вид Меркурия с высоты ста километров: в центре поля изображения мигало алое кольцо, в котором находилась невидимая "сфера Сабатини", окруженная эшелонами машин разного назначения. - Где он сейчас? - Власта имела в виду Шаламова. - Пока неизвестно. Вероятнее всего, где-то сел, был бы в пространстве, мы бы давно его засекли. Никуда не денется, будь уверена. - А кто те двое, спровоцировавшие его ответить ударом на удар? - Идентификация не закончена, потребуется еще час по расчетам Умника. - Не пора включать "экстра"? Если "хирурги" начнут первыми... - Подождем результатов поиска вертикальных связей, горизонтальная сеть не выведет нас ни на руководителей "хирургов", ни на контролеров Ордена, а большинство исполнителей мы и так знаем. - Хорошо, - согласилась Боянова. - И все же не пропустить бы момент основной их атаки. Богоид все еще здесь? Я имею в виду этого "тысячеглазого" монстра, друга Шаламова. Шевчук усмехнулся в бороду на "друга". - Уследить за ним даже с нашей техникой невозможно. Он появляется на несколько минут у "сферы" и пропадает в никуда. - Что же тянет его к человеку, что? Почему он появился у дома Железовского? И не его ли вмешательство предотвратило трагедию с тысячами жертв? - Глаза Бояновой загорелись. - Алекс, вдруг это нечто вроде спасательной службы Вершителей?! Какой-нибудь их киб-интеллект с неограниченными возможностями, призванный обеспечивать безопасность функционирования орилоунского метро и всего, что с ним связано? Вспомни появление "многоглазого"! Шевчук погладил бороду, потом усы, снова бороду, хмыкнул и наконец изрек: - Не лишено остроумия. И правдоподобия. Пусть ксенологи проанализируют, может быть, это поможет нам в будущем. - Информацию получил, - доложил Умник, незримо присутствующий через сеть "спрута" во всех разговорах. - Мой личный вывод: вероятность истинности - ноль семь. Коллегам ИВК я доложил, приступили к анализу. - Я к себе, - помолчав, сказала Боянова, настроение которой слегка поднялось. - Один момент, - вмешался Умник. - Ваша сестра просит связи. По ее словам, она знает, где находится Аристарх Железовский. Туда уже направились Ромашин и Джума Хан. - Найди Столбова, - приказала Боянова, переглядываясь с заместителем. - Сестру на "трек"". Уровню два - общая готовность. - Комиссар вскинула руку с двумя пальцами в виде латинской буквы "V". - Пока, Алекс, не упусти Шаламова. - Не лезь на рожон, - проворчал Шевчук ей вслед, но Бояновой уже не было в рубке. Глава 4 Он мчался с невероятной скоростью по "суперструне" и сам был струной. А также сгустком информации, волной, математическим символом, пакетом смысла, измерением пространства, обладающего свойствами намного более сложными, чем масса, инерция, энергия и другие свойства Вселенной, в которой он родился. Он пронизывал пространства, где время было прямо пропорционально геометрии континуума и вектору прилагаемой силы, где время носилось по замысловатым кривым и где совсем не было времени. Он тонул в океане бесконечномерности и вязком болоте точки, выбирался на просторы светлых объемов Запределья, пробивался сквозь пресловутую пустую длительность - повторение набора одинаковых галактических скоплений и пустот, преодолевал судороги стремительного ветвления Метавселенной, плыл сквозь вечное Молчание, описываемое формулой: ubi nihil - nihil [Где нет ничего - там нет ничего (лат.).] ; нырял в бездонные ямы по ту сторону завтра, падал в горловину стремительно разбегающейся во все стороны сразу реликтовой "суперструны" и наконец упал в самое начало эры хаотической инфляции. Пространство вне тонкой пленки кожи, обтягивающей объем чудом сохранившегося "я", изменилось в три мгновенных скачка: бесконечное количество измерений - двадцать шесть измерений - двенадцать - три... Свет! Боль! Блаженство уходящей муки невыразимости! Мальгин очнулся. Впечатление было такое, будто глазные яблоки повернулись на сто восемьдесят градусов и смотрят внутрь черепа. Мальгин видел медленную пульсацию крови в голове, хаос нервных связей, электрический бег импульсов по нервам и наслаивавшуюся на "грубую" материю цветовую объемную картину рождающихся мысленных образов. Всплеск голубого свечения, укол холода в сердце, звон в голове - заработало поле сознания, общего для человека-интрасенса и "черного человека". Мальгин стал видеть практически во всех диапазонах спектра и чувствовать пространство во всех его проявлениях. Огляделся. Он лежал на гладкой черной плите внутри помещения, имевшего форму многолучевой звезды. Следующий уровень зрения позволял оценить объект, в недрах которого располагалось данное помещение: Мальгин невольно цокнул языком - это был не просто объект, здание, строение или гора с пещерой, это был живой объект диаметром в семьсот семьдесят семь километров! И парил этот живой астероид в странной кипящей жидкости, постоянно меняющей плотность, температуру, спектр излучаемых энергий, размеры кипящих вихрей и пузырей и прочие невыразимые словами свойства. Космосом, каким его знал Мальгин, назвать эту "жидкость" было нельзя, но спустя несколько мгновений пришло озарение - это был тот самый "ложный вакуум", по определению земных ученых, соответствующий началу расширения Метавселенной, выделению ее и обособлению внутри Большой Вселенной, и "живой" объект был первым "газовым пузырьком" в толще "кипящей жидкости" Вселенной. По расчетам тех же ученых, Мальгин попал к началу Большого Взрыва в момент, отстоящий от самого начала всего лишь на исчезающе малую величину временного интервала - десять в минус сорок четвертой степени секунды, однако процессы, формирующие законы физики данного континуума, задавали совершенно иные параметры, как времени, так и пространства, и действовали на органы чувств таким образом, что Мальгин не только оценивал окружавший его мир в соответствии с темпами здешней жизни, но и сам жил по тем же законам. До начала инфляционной эры в истории Метавселенной оставался по земным часам всего лишь невообразимо краткий миг - десять в минус сорок шестой степени секунды, но для тех, кто уже жил здесь и видел-чувствовал окружающий мир, время текло так же неторопливо, как оно текло для людей на Земле в их эпоху. Вероятно, для жителей данного континуума, родившихся почти одновременно со своим домом - вселенной, их мир выглядел иначе, не так, как видел его Мальгин, но даже его "сверхчувств" не хватало для того, чтобы оценить, понять и описать этот мир, плывущий то в прошлое, то в будущее, вздрагивающий от судорог фазовых перестроек, проходящий множество этапов, дробящийся на домены-микровселенные, готовые начать свой путь взрывного расширения; в одном из таких доменов через миллиарды лет должна была родиться Галактика, Солнечная система и Земля. "Мы выброшены в невероятность", - пришла на ум строка стихотворения Брюсова, хотя вряд ли поэт смог бы представить картину Вселенной в Начале Начал. Мир за стенками ежастого объекта был текуч и призрачен, он сверкал и кипел, изменяясь ежемоментно, и единственным устойчивым образованием казался только сам объект с машиной метро внутри, хотя изредка Мальгину чудилось, что он схватывает какие-то сверхбыстрые и сверхсложные метаморфозы форм объекта, но глаза и остальные органы чувств продолжали видеть многолучевую звезду, заполненную изнутри обычным земным воздухом. Спустя еще некоторое время, в течение которого Клим осваивался со своим положением и обстановкой, он совершил два открытия: первое - объект был зародышем самого первого или одного из самых первых Стражей Горловины, по терминологии землян, то есть узлом связи, соединяющим реликтовую "сверхструну" местной системы с другими метавселенными; второе открытие - он не один в помещении. Текучий живой мрак в другом углу звездообразной пещеры собрался вдруг в зыбкую, колеблющуюся, плывущую, как дым, и одновременно налитую грозной мощью материально ощутимую фигуру. Странный всадник на странном коне - первое ощущение, которое оказалось единственной доступной мозгу оценкой и осталось до конца. Были и другие ощущения, вовсе уж невероятные, рождавшие мучительные переживания вечной, не поддающейся познанию тайны, ужасные и отвращающие и в то же время вызывающие восторг и ликование, захватывающе интересные, уходящие в глубины подсознательного, но верить им Мальгин не хотел. Обычный человек для сравнения увиденного всегда пользуется наработанными за жизнь стереотипами, и на месте Мальгина он увидел бы перед собой не больше, чем хирург, а может быть, не увидел бы ничего, но, хотя Клим повидал во время скитаний гораздо больше чудес и диковин и имел колоссальный запас памяти "черного человека", он не смог уйти от земных образов, понимая, что перед ним вовсе не всадник на коне, пусть и чудовищно далекий от земных прообразов. Горечь от бессилия постичь новую сущность была обжигающей, Мальгину дали понять, что даже с его возможностями он - не демиург. Интрасенс, маг - да, но не Господь. И следовало это обстоятельство принять за аксиому. - Кто вы? - мысленно воззвал он, тщетно пытаясь разглядеть детали одеяния "всадника" и форму "коня". Перед глазами хирурга возникли причудливые колышущиеся полотнища света, напоминавшие ленты северного сияния, и одновременно в ушах раздался тягучий "шепот", вызвавший в памяти понятие - "рыбий язык". Мальгин напрягся, сосредоточился на субсенсорном восприятии, формируя субъективное семантическое пространство, как его учили когда-то на занятиях по ксенопсихосемантике. Ситуация была заданной чувственно, и следовало искать контакт со "всадником" на уровне глубокой психики. - Кто вы? - Бог того, чего не может быть в принципе, - всплыл в голове четкий ответ, сопровождаемый эмоциональным эхом, главным в котором была совершенно человеческая ирония. Климу даже послышались в ответе знакомые нотки, присущие речи Паломника. А еще ему показалось, что заговорил с ним не "всадник", а "конь", хотя это, наверное, могло быть просто эффектом субъективного восприятия. - Вы - Вершитель? - О нет, - сказал чужой; теперь Мальгин был абсолютно уверен, что разговаривает с ним в пси-диапазоне именно "конь", в то время как "всадник" молча рассматривает его - снаружи и внутри, шевеля пласты памяти, как страницы книги. Сам же остается непроницаемым ни для какого вида зрения - загадочная фигура, обладающая плотностью металла и в то же время эфемерно зыбкая, нечеткая, призрачно мерцающая, кисейно-воздушная, неуловимая и неощутимая, как блик на воде или луч лунного света. - Я Строитель, - продолжало существо, играющее роль "коня", умудрившись подчеркнуть заглавную букву имени. - Наши пути пересеклись случайно. Кстати, из ваших коллег да и вообще из разумных существ эпохи третичного осознания так глубоко в прошлое никто не проникал. Примите поздравления, мастер. - Я хотел встретиться с Вершителями, - признался Мальгин, несколько разочарованный ответом. В ушах прозвучал необидный смех. - Это очень трудно, если вообще не невозможно. Человеческий организм не приспособлен для таких встреч ни в энергетическом, ни в информационном аспектах. Даже мне дается это нелегко, а ведь я в каком-то смысле - проекция Вершителя на данную модель Вселенной. Мальгин помолчал, переваривая услышанное. - А ваш... "всадник"? - Он - тоже проекция Вершителя, но живет иначе, чем я, и существует одновременно в нескольких вселенных, контролируя Строительство. Ему контактировать с вами сложнее, потому что подобный контакт для вас чреват шоком. В какой-то мере он - мое второе "я", хотя аппараты восприятия и функции у нас разные. Мы - две проекции того, кого вы называете Вершителем, соединенные одним торсом, эдакий кентавр. - И все-таки вы... разные? Снова тот же открытый смех. - Даже в вашем мире проекции одного и того же предмета могут противоречить друг другу, что же говорить о мирах, скрытых за познавательным горизонтом, принципиально отличных от остальных, неподвластных любой фантазии? Вряд ли кто-либо из людей, да и вообще существ третьей волны сможет вообразить, как на самом деле выглядит Вершитель. Не обижайтесь, это истина. Максимум, на что способен человек в силу его познавательных способностей, это на приблизительную оценку возможностей Вершителя. Один из ваших мыслителей сформулировал ее так: "Ум, которому были бы известны для какого-то момента все силы, действующие между телами природы, и расположение всех тел, знал бы все, что произойдет во Вселенной в будущем [Л. Лаплас.]". - Вы жили на Земле? - Нет, конечно. - Но так хорошо знать культуру может лишь тот, кто... - Вовсе не обязательно... Я знаю культуру Земли через вас, этого достаточно, во всяком случае, для контакта такого уровня. - Вершители тоже знают о существовании земной цивилизации? - Они знают все. - Тогда они - боги! - хмыкнул Мальгин. - Бог должен быть Абсолютом, а деятельность Вершителя имеет свои ограничения. Хотя для вашего домена Метавселенной он может играть роль Всевышнего... если пожелает. - Тихий смешок. - Но не пожелает. Он гораздо выше человеческих оценок и желаний. По сути, человечество, исповедуя принципы удовольствия и могущества - принципы поведения маленького ребенка и подростка, так и не повзрослело, не взяло на вооружение, за редким исключением, принцип стремления к смыслу. - Что вы хотите сказать? - насторожился Мальгин. Тон собеседника стал грустным. - К сожалению, цивилизации третьей волны, наделенные тем, что вы называете разумом, упираются в эволюционный тупик, и человечество - не исключение. В горле у Мальгина пересохло. - Вы хотите... что мы... человечество не выживет?! - Не только человечество, но и вообще ни одна из цивилизаций нашего времени, соответствующего третьей волне разума. - Не верю! - И не надо. Даже потомки программных интеллект-центров типа Орилоуха, Маата и других, вам еще не известных, не удержались от деградации и гибели. Вы еще убедитесь в этом. Разум Большой Вселенной бессмертен, потому что попытки Природы осознать себя вечны и бесконечны, но первое условие бессмертия - смерть, как говорил ваш соотечественник [С. Е. Лец.]. Не пугайтесь, мастер, лично вы переживете смерть цивилизации. Но возвращение домой будет трудным, учтите. - Меня предупреждали, - вслух сказал Мальгин, ошеломленный страшным смыслом известия. Правда, до конца поверить в него он так и не сумел. - Правильно, - кивнул "конь", то и дело меняя очертания, превращаясь то в слоновью тушу, то в динозавра, то в невиданную помесь известных и неизвестных зверей. - В принципе шанс уцелеть у человечества есть, интервал мудрости его достаточно широк, но выйти за пределы себя, пока человек остается целью в себе, почти невозможно. Прощайте, мастер, да благоволит к вам Тиха и обходит стороной Ата [Тиxа - богиня судьбы, Ата - богиня заблуждений (греч.).]. - Вы говорите, что мы, люди, - представители третьей волны... Значит, была и первая, и вторая? - Первая - это я и мои современники, вторая началась со строительством Орилоуха, Маата, Сферы Дайсона и других экзотических для вас объектов. Кстати, сеть орилоунского метро предназначалась, строго говоря, для использования ее разумом второй волны, но ее свойства позволяли пользоваться ею и палеоразумным и постразумным существам. - Вы хотите сказать, что и после нас будут рождаться цивилизации? Четвертой волны? Пятой? Сотой? Сколько же их способна генерировать наша Метавселенная? - Вы упрощаете, но в общем-то недалеки от истины... по вашим меркам. Дело не в количестве волн жизни, а в качестве. В конце концов предел экспансии разума - сама вселенная, что очень близко к Абсолюту. - В таком случае Вершитель и есть - вселенная, осознавшая себя целиком? - Вы снова упрощаете, но пусть будет так. Силы Мальгина, направленные на поддержание видео- и пси-контакта, кончились, он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание от напряжения. В тот же момент и "конь" и "всадник", так и не пожелавший участвовать в беседе, не проронивший ни слова, исчезли. Грот первого Держателя Пути в истории Метавселенной, Пути, который начали строить Вершители, вернее, их проекционные послы - Строители, опустел. Полчаса - по своему внутреннему времени - Мальгин отдыхал, снова и снова прокручивая в памяти отрывки разговора, пока циферблат удивления не зашкалило окончательно и встреча перестала казаться поразительной и необыкновенной. К тому же ему начало мерещиться, что и "всадник" говорил с ним на своем тарабарском языке, только он, Мальгин, не смог этого услышать, понять, ощутить. Было ли так на самом деле, разбираться не хотелось. Как сказал когда-то мудрец и философ Николай Рерих: "Неведомые нам слова, все они полны смысла". Поверим ему, подумал Мальгин равнодушно. Желание увидеть Вершителя не осуществилось, и этот факт не способствовал поднятию настроения, хотя Строитель и дал понять, что для рода хомо сапиенс контакт с Вершителем невозможен принципиально. Впрочем, принципы эти установлены не человеком, думал Клим, и еще никто не доказал мне, что они действуют везде и для всех. Я не могу заставить звезды вращаться вокруг себя, зато могу найти вселенную, где подобные деяния разрешены тамошними законами природы. Защемило сердце: снова вспомнились слова Паломника о вселенных, где конфликт Мальгин - Купава мог быть разрешен без участия Шаламова. Где они - эти вселенные? И не будет ли их поиск просто бегством от самого себя, бегством постыдным и унизительным? И не окажется ли его уход из родной Вселенной предательством по отношению к тем, кто зависит от него? К Шаламову, например, Купаве... и другим. Но если остаться, оставить все как есть, не будет ли это самым обыкновенным рабством? - возразил внутри Мальгин-второй. Мальгин-первый усмехнулся: таких, которые, освободившись от своего рабства, потеряли всякую ценность, немало. Это Заратустра, не сдавалось второе "я", а что думаешь ты сам, не опираясь на древних и современных мыслителей? Я хочу следовать голосу своей печали, ответил Мальгин, это единственный путь к самому себе. Не знаю только, хватит ли у меня сил и имею ли я на это право. Снова Заратустра, поморщился второй Мальгин. Похоже, ты припас крылатые фразы на все случаи жизни, но вряд ли они могут послужить нравственной опорой бытия. Уйти в другую вселенную ты сможешь, а от себя - никогда! Ну и заткнись в таком случае! - прервал "диалог" Мальгин. Позвал мысленно: - Хранитель. - Я весь внимание, - прилетел шипящий ветерок пси-ответа. - Строитель назвал тебя Держателем... - Этот термин - не имя - соответствует истине. Я - Держатель Пути, а не Хранитель, как орилоуны. Такие, как я, живут по одному в каждой вселенной. - Хорошо, буду называть тебя Держателем. Меня нужно отправить обратно в свое время, понимаешь, о чем речь? - Безусловно. Я связан со всеми Держателями и Хранителями Пути во всех временах и метавселенных вплоть до финалов их существования. Однако смею заметить, что сеть орилоунского метро - термин ваш, и он не совсем верен, - в вашем конкретном районе обитания повреждена и невосстановима. - Значит, домой я уже не попаду?! - Я этого не говорил. Но поможет вам вернуться домой в нужный вам момент времени только Вершитель. - Строитель сказал, что это невозможно... - Вы неправильно поняли: полный контакт биологических существ - носителей разума с Вершителями действительно неосуществим, необходима иная энергетика, информационно-обменные структуры, возможности многоуровневого мышления и так далее, но если Вершитель заметит и захочет помочь - он это сделает и без вашего участия. Я ведь тоже в какой-то мере одна из проекций Вершителя, разве что функционально привязанная, и всегда готов сделать все, что в моих силах. - Однако же переслать меня туда, откуда пришли Вершители, вы не сможете? - Туда - нет. Вернее, могу, но это равносильно вашей смерти. Другое дело - туда, где возможна ваша встреча с Вершителем. Мальгин облизнул пересохшие губы, не заботясь о сохранении внешней невозмутимости. - И где это место? - В далеком будущем, за сотни миллионов и десятки миллиардов лет после вашего появления на свет. Но вам придется пройти пустыни горя, боли и одиночества... Строитель предупреждал, помните? Если выдержите - вернетесь. Мальгин закрыл глаза, сосредоточиваясь на дыхании: Строитель не обманывал, да и не знал, наверное, что такое ложь. Видимо, ложь, как и любое другое искажение истины, являлась исключительно достижением человеческого гения и наравне с другими подобными "достижениями" послужила причиной эволюционного тупика. Кто-то кричал внутри Мальгина, отчаянно и страшно, что все это чепуха, не все люди лживы, и что раз человечество не погибло в ядерной войне, то оно выживет и впредь, но Мальгин не стал отвечать крикуну. Он верил и не верил сказанному, дрался сам с собой, успокаивал всех внутри себя и плакал, и вытирал слезы, и жаждал вернуться домой до спазм в горле и холодной боли в сердце. Кто-то посмотрел на него сверху, облетел кругом, неуловимый и бесплотный, как тень, застыл рядом, разглядывая внимательно. Новый гость не излучал ни одной знакомой эмоциональной волны, в том числе и дружелюбия, и все же полностью равнодушным не был. Мальгин вгляделся в дышащий мрак над головой и невольно воскликнул: - Богоид?! Над ним висело знакомое прозрачно-туманное облачко с глазами внутри, мигающими вразнобой. Это был "миллионоглазый" орилоунский призрак, преследующий Шаламова в системе Орилоуха, на Маате, родине "черных людей", и на Земле. - Откуда он здесь? Прямо с Орилоуха? - Ни Орилоух, ни Маат в данный момент еще не существуют, они появятся не скоро - по вашим меркам и временным масштабам. Но богоид - термин весьма удачен - не орилоун, он - тоже одна из "проекций" Вершителя, призванная контролировать объекты, созданные Вершителями. - Служба безопасности, - пробормотал Мальгин. - Не совсем так. - В пси-голосе Держателя Пути прозвучали нотки сожаления. - Вернее, совсем не так, но я не смогу назвать вам функции этого организма из-за отсутствия нужных понятий и терминов. Извините. - Однако в памяти "черных людей" богоиды отражены как стражи безопасности... - Для них богоиды - стражи, но функционально это системы более высокого порядка, обеспечение безопасности - их побочное занятие, составляющее очень незначительную часть объема всей работы. Мальгин внезапно почувствовал страшную усталость. - Бог с тобой... богоид, проваливай, куда намеревался, хватит пялить на меня глаза. Хотя я так и не понял, кто ты или что и для чего создан. - В данный отрезок времени он согласился по моей просьбе помочь вам выбраться в будущее. Не возражаете? Щеки хирурга запылали. - Спасибо, - выговорил он с раскаянием. - Прости, дружище, я не знал. - Вы готовы? - спросил Держатель Пути, никак не прореагировав на это. - Готов. - Клим вдруг спохватился. - Погоди, Держатель, покажи мне твой космос - или как он там называется, - каким ты его видишь. - Протовселенная, - отозвался Держатель Пути. - Смотри. Голова Мальгина как бы распухла, превратилась в огромного круглого ежа со множеством колючек-рецепторов. Каждая "колючка" соответствовала одному органу чувств Держателя Пути, и было их много, не менее трех сотен, и все они позволяли оценить окружающую среду во всей полноте параметров и взаимодействий. Человек с его шестью чувствами и даже интрасенс с десятью-двенадцатью не могли и мечтать о подобном, а ведь Держатель Пути был всего лишь "проекцией" одной из сторон личности Вершителя. Что же тогда способен видеть и чувствовать Вершитель?! - мелькнула мимолетная мысль. "Колючки" головы Мальгина вонзились в Нечто, окружавшее Держателя Пути, и хирургу открылся мир поразительных пространственных структур, не выразимых никакими словами земного языка! Он ощутил себя взрывом, вселенским ураганом, бушующим сам в себе, вспышкой сверхновой звезды, яростным сгустком огня квазара, коконом "черной дыры", сжатой чудовищным полем тяготения, вихрем разлетавшихся "сверхструн", диким танцем рождавшихся и умиравших неведомых частиц, готовых в будущем распасться на не менее экзотические частицы: монополи, гравитоны, кварки, глюоны. Он ощутил себя исполинским Деревом Миров, растущим с небывалой скоростью... Где-то глубоко в недрах того космоса, который звался Мальгиным, кто-то маленький и слабый ахал, изумлялся, ужасался, сжимался от страха и ожидания страха, умолял прекратить, пытался закрыть глаза и заткнуть уши, дрожащим голосом читал стихи и не мог вспомнить больше одной строчки: В одном мгновенье видеть вечность... В одном мгновенье видеть... В одном... Вспомнил еще одну строку: Огромный мир - в зерне песка... [В. Брюсов.] И снова шум в голове, мелькание вихрей, взрывы, и грохот, и гул рождения вселенной... - Тут все в одно место скучено, - пробился из шума чей-то тонкий голос, - заветы прошлого, и яд настоящего, и загадки будущего [М. Е. Салтыков-Щедрин. "Вяленая вобла".]. Мозг пытался сохранить "я" человека, не дать ему раствориться в чужом сознании, оперирующем сотнями и тысячами мыслей и чувств одновременно, но это не могло продолжаться долго. Через мгновение психика человека не выдержала, и Клим потерял сознание, услышав последнюю фразу Держателя Пути: - Вы видите ветвление метавселенных... Потом он так и не смог вспомнить все переживания и впечатления, полученные им при подключении к сфере сознания Держателя Пути. Очнулся от прикосновения к телу чего-то холодного и приятного, как мокрое полотенце для путника в жаркой пустыне. Чувства лгали - полотенца не было, как и пустыни, он лежал на черной плите в утробе Держателя Пути, а неподалеку играл в прозрачность - то появлялся, то исчезал - "миллионоглазый" богоид. Чувства человека лгали и здесь: "глазастый" призрак никоим образом не представл