ормотал Джума, выходя в длинный и светлый коридор, совершенно пустой в это время. На стене коридора вспыхнула стрелка с надписью "к лифту". Сила тяжести на станции соответствовала марсианской, ходить по коридорам было одно удовольствие. Чувствуя, как забилось сердце, Джума подошел к двери с номером сорок девять и увидел мигающий алый зрачок, говорящий об отсутствии в помещении хозяйки или хозяев. Пережив мимолетное разочарование, безопасник провел ладонью над глазком, скомандовал мысленно: "Сезам, откройся!" Так они с Карой когда-то кодировали замок двери, в первое время после медового месяца. Карой не поменяла код и здесь, замок сработал, дверь свернулась валиком, спряталась в стене. Джума вошел. Пограничный стандарт: две комнатки два с половиной на три с половиной метра, одна - рабочий кабинет, другая - спальня и туалетный блок. Чисто, уютно, в кабинете витают слабые запахи мяты, сушеных трав, а в спальне - духов "Морок". На столике в кабинете пси-вириал для работы с компом, футляр тонфона, кассета с разноцветными кристаллами, подставка "домового", в стенном шкафу два белых кокоса, стойка с программатором зиркорна, аварийный "пузырь" и пакет скафандров для выхода в космос. Ничего лишнего. В шкафу спальни несколько платьев, набор белья, плоский пенал с одним-единственным комплектом украшений: серьги из черного камня и такой же перстень с геммой - тигр в прыжке. Джума погладил перстень пальцем и, переживая острый приступ ревности, закрыл шкаф. Такого комплекта украшений он Карой не дарил. - Где она? - спросил он, обращаясь к столу. - Понятия не имею, - равнодушно ответил "домовой". - Что же это ты такой грубиян? К какой хоть группе она прикреплена? - Лаборатория семь, группа Орлова. - Компьютер подумал и добавил в спину гостя: - Верхний горизонт. Джума вышел. В голове вспыхивали зарницы, кто-то пел и плакал одновременно, и все время вертелась фраза: она не заменила код замка, значит... она не заменила код замка, значит... Что это значит, Джума не знал. В лабораторию номер семь его впустили без лишних расспросов, никто даже не обратил внимания, что вошел совершенно посторонний человек. Лаборатория представляла собой прямоугольное помещение с изменяемым интерьером, разбитое на ячейки-соты индивидуальных и групповых рабочих мест. Каждая ячейка была оборудована пси-вириалом, устройством КПР, персональным компом и комплексом видеомоделирования и почти ничем не отличалась от соседней, кроме разве что оформления рабочего пространства. Координировал работу секций и групп инк лаборатории, сводящий все расчеты, выводы, предложения и результаты на виом-дисплей центрального блока, в котором работали руководители лаборатории. Ни в одной из ячеек, разделенных полупрозрачными панелями, Карой не оказалось. С любопытством понаблюдав за картинкой на видеомониторе в одной из ячеек: фиолетовая равнина, черные стенообразные скалы, светящаяся голубизной река, такое же озерцо и угрюмые коричневые с красным громады - то ли причудливые каменные останцы, то ли гигантские термитники, - Джума решился потревожить обитателя ячейки, маленького японца неопределенного возраста. - Простите, что отвлекаю, не могли бы вы подсказать, где я могу найти Карой Чокой? Японец, не отрывая взгляда от беготни радужных пятен по поверхности рабочего стола и не снимая эмкана, ткнул пальцем в изображение фиолетового пейзажа. - Что? Извините. - Джума разозлился на себя за не свойственный ему заискивающий тон. - Где это? - Маат, - коротко ответил мужчина. - Десять-пять. Джума потоптался сзади, формулируя новый вопрос. - Давно? - Двое суток. - Японец наконец соизволил взглянуть на спрашивающего, он был далеко не молод, как могло показаться со спины. - И как долго десант будет на поверхности? - Еще сутки. Простите, а вы кто? - Безопасность, - не нашелся, что сказать еще, Хан. - Сообщение с поверхностью лифтовое или метро? - Ни то, ни другое - обычная транспортная линия, куттеры, драккары, галионы, кости. - Японец говорил по-английски почти чисто, но с горловым акцентом. - Простите еще раз, но... десант уже укомплектован вашими сотрудниками. - У меня особое задание. С кем имею честь? - Зам лидера Хисао Шимода. - Японец потерял интерес к посетителю и снова уставился в стол. - Прошу меня извинить, вам следует обратиться к лидеру, Орлову-сан, связью с десантом занимается он. Только вам придется подождать, с транспортом проблема. Это ты мог бы и не говорить, недовольно подумал Джума, я и сам знаю, что мне нужен Орлов... сан. Однако, если с транспортом проблема, не поможет и он, надо что-то придумать. Вдруг остро захотелось увидеть Карой, дотронуться до ее руки, заглянуть в глаза, обнять... Джума облизнул губы, чувствуя бессилие и горечь, и принял решение. Через несколько минут он был в ангаре станции, воспользовавшись пронзающим лифтом. Ангар - куб со стороной в пятьдесят метров, венчающий один из торцов станции, был почти пуст. Вся его летающая техника работала за пределами станции и возвращалась сюда только для ремонта или пополнения энергозапаса. В настоящий момент лишь в одном из углов громадного зала-эллинга виднелись две машины пространства: сигара грузового нефа и конус - драккара. Одна бригада киб-погрузчиков что-то выгружала из недр нефа, другая одновременно загружала в него белые контейнеры. На корме драккара горел желтый сигнал предупреждения: машина нуждалась в ремонте. Стремглав проскочив пустое пространство до драккара, Джума нырнул в люк и благополучно добрался до рубки, ни с кем не столкнувшись во время гонки. Бегло оглядел разверстый кокон управления и удовлетворенно улыбнулся. Ему повезло: ремонт, по сути, уже закончился - была заменена система слежения и связи, вышедшие из строя блоки грудой лежали на полу возле развернутого кресла. Джуме ничего не оставалось, как упасть спиной в упругую нишу кресла и провести контроль функционирования комплекса. - Слушаю, - включился контур пси-связи с координатором шлюпа. - Как тебя зовут? - Чанг. - Врубай старт и связь "спрута", нужен вывод на Маат, район десантирования команды - пять. - Основания? - помедлив секунду, осведомился инк. - Я работаю с другим пилотом. - Amantes - amentes [Влюбленные - безумные (лат.).], - пробормотал Джума, не зная, что ответить, и добавил: - Это черный полет [Черные полеты - полеты по сверхсекретным военным программам.]. - В данном случае Джума подразумевал секретность, не зависящую от компьютера. - Улавливаешь? К его удивлению, Чанг понял, что имеет в виду новоявленный драйвер-прима, и подчинился. Старт прошел незамеченным: никто из персонала станции, дежурных в централи управления, пограничников, руководства не мог предположить, что шлюпом командует посторонний человек. Лишь ремонтники бригады обслуживания транспортного ангара, прибывшие к своему рабочему месту, озадаченно переглянулись, разглядев на месте драккара вертикальный шнур света - предупреждение о нештатном старте, но и они не стали уточнять, кто угнал шлюп: свою работу они выполнили, а на драккаре, по их мнению, мог улететь только тот, за кем он был закреплен. Сначала шлюп, выброшенный из недр станции магнитной катапультой, шел кормой к светилу, и Джума в полной мере вдохнул "космической праны"; казалось, он повис в абсолютной пустоте совершенно один, без средств связи и возможностей дать SOS, даже бисерная полоса Млечного Пути не создавала ощущения замкнутого пространства, ограниченности взгляда. Затем координатор включил эфир, и Джума услышал "шепот звезд": тихий гул, посвисты разной тональности, слабые трески, шорохи и короткие и длинные очереди писков. И лишь когда подключились диапазоны связи "спрута" и в ушах заговорили десятки негромких человеческих голосов, безопасник ощутил себя в своей стихии. Улыбнулся, вспомнив чьи-то строки: "Какая акустика в космосе! Крикнешь однажды - а пространство звучит и звучит вечно" [Владимир Британишский.]. Драккар плавно изменил вектор движения, в глаза брызнуло ослепительным радужным светом - с расстояния в сто десять миллионов километров шар Сто второй Щита казался размером в арбуз. Инк поспешил включить поляризационные фильтры, и звезда приобрела густой синий цвет, став похожей на воздушный шарик, светящийся по всей массе. Маат возник в секторе обзора неожиданно: шлюп еще раз повернул, и впереди вдруг выросла туманно-серая, с мозаикой расплывчатых пятен гора. А Джуму вдруг потрясла мысль, что планета пуста! Не дом, не город, не район - вся планета! Он попробовал представить, что Земля опустела, исчезли все животные, птицы, люди... и не хватило фантазии! Зато навстречу летела опустевшая, покинутая разумными существами планета, и душу холодил мистический ужас масштабности явления. - Полчаса до цели, - сообщил Чанг. - Иду по пеленгу. Отвечать на кодовые запросы буду я или вы? - Лучше ты, я буду отвечать только на личные вызовы. Врубай форсаж, я не намерен телепаться полчаса, даю десять минут. Скорость драккара начала расти, хотя это было не особенно заметно из-за масштабов намеченной цели - планеты, закрывшей всю переднюю полусферу обзора. Потом машина вошла в верхние слои атмосферы, и видимость ухудшилась. Окно прозрачности атмосферы Маата лежало в ультрафиолетовом диапазоне, поэтому для человека на планете царили вечные сумерки. Но стоило инку переключить диапазон видения камер шлюпа, как угрюмая сизо-серая пелена вокруг растаяла, и поверхность планеты расцвела палитрой красок - от зеленого и желтого до синего и фиолетового. Как и на всех аппаратах подобного типа, сигналы видеокамер подавались непосредственно в мозг пилоту, поэтому Джуме казалось, что он летит в космосе голым, без всяких защитных устройств и приспособлений, разве что тело не мерзло и не обдувалось космическим ветром - газом и пылью. Иногда пилоты так привыкали к ощущению "свободного" полета, что на поверхности Земли попадали в неприятные ситуации, забывая, что вокруг нет защитного кокона. Джума в такие ситуации не попадал, "синдромом пилота" не болел, но компьютерное обеспечение воспринимал как сын своей эпохи - совершенно не осознавая компьютеризированного образа жизни. В правом верхнем углу поля зрения загорелся, замигал оранжевый огонек. Визирный крестик по центру поля тотчас же переместился к огоньку, и драккар послушно повернул в ту сторону. - Борт "икс", немедленно измените траекторию! - выплыл из мешанины звуков чей-то властный голос. - Пилот драккара "Тайгер", немедленно отверните, вы в опасной зоне! - О чем он говорит? - осведомился Джума у Чанга. - Что еще за опасная зона? - Не имею понятия, - ответил инк, - я в этих широтах не летал. Сейчас запрошу центр. Но компьютер не успел выяснить причин предупреждения. Когда до цели оставалось всего около ста километров, - шлюп шел на высоте двадцати двух километров - корпус драккара вдруг пронзила странная вибрация. Начавшись с гиперчастот, она за несколько секунд перешла в ультразвуковой диапазон, потом в звуковой, в цифразвуковой, а когда амплитуда колебаний достигла предела прочности корпуса, Джума потерял сознание, не успев сообразить, в чем дело, и дать команду поворота. Спасло его то, что скорость драккара была очень высокой, и шлюп проскочил зону вибраций, не успев разрушиться. Очнулся Джума от прикосновения холодного тампона ко лбу. На него смотрели огромные, заполненные страхом, изумлением и недоверием глаза Карой. - Жив, счастливчик, - произнес кто-то невидимый. - Везет же парню. Еще пару секунд, и от него осталось бы только коллоидное месиво. - Литбарски, - поморщилась Карой, снова пройдясь тампоном по лбу и щекам Джумы. Над безопасником наклонился щекастый здоровяк. - Встать можешь, герой? Джума напрягся, преодолевая инерцию рыхлого и слабого тела, приподнялся на локтях, поддерживаемый рукой женщины, и обнаружил, что лежит в экспедиционном медицинском боксе, формируемом за несколько минут. - Что случилось? - Язык, распухший, не умещавшийся во рту, повиновался не сразу, пришлось повторить вопрос. - Вы пролетели над одним из самых необычных и самых опасных объектов Маата - над "Провалом". По одной из гипотез - это растянутый во времени нештатный старт "сверхструнного" космолета, по другой - "голый" кварковый реактор. Изучать объект можно только издали, дистанционно, зонды при приближении к нему разрушаются, он создает узкие пучки отрицательной гравитации, которые воздействуют на любые материальные тела таким образом, что в них возбуждаются резонансные колебания. Явление получило название "абсолютный флаттер". - Литбарски, - снова проговорила Карой, и здоровяк умолк. - Хорошо, оставляю его на ваше попечение, через полчаса пусть выпьет вот это, - врач кивнул на прозрачный сосуд с янтарной жидкостью. - Еще через час он сможет бегать. Дверь закрылась. Джума подумал и прилег. - Зачем ты прилетел? - спросила Карой, устроившись в пенокресле напротив. - Работа? Безопасник покачал головой. - Взял отпуск. Очень уж хотелось повидаться с тобой. Глаза женщины расширились. - Видимо, тебе здорово досталось, раньше ты никогда бы не признался. А может быть, постарел? - Ни то, ни другое, просто я стал мудрее... хотя едва ли счастливее. А главное, понял, что ты необходима мне, как воздух, как дыхание, как биение сердца. - Даже так? - В голосе женщины прозвучала ирония, но каким-то седьмым чувством Джума уловил и ее сомнения, и недоверие, и затаенную радость. - Не поздно? Джума подумал, еле заметно улыбнулся, но и от этой улыбки заболели лицевые мускулы. - По оценке наших психологов, я все делаю вовремя, хотя и в самый последний момент. Думаю, что не поздно. - А я думаю иначе. - Карой налила в стакан жидкости из сосуда, протянула больному. - Пей. Джума послушно выцедил горьковатый, отдающий травами напиток. Голова сразу прояснилась, да и сил прибавилось настолько, что он смог сесть. - Давай поговорим начистоту. Я долго ждал... тебя, твоего решения, потом разбирался в себе, потом в загадке обаяния Мальгина и... ничего не понял. Клим - такой же, как и я, не брат, но родственник, и так же грешит суперменством, однако и он до сих пор не решил, что делать в сложившейся ситуации. - Ошибаешься, - тихо проговорила Карой, отворачиваясь. - Что?! Ты хочешь сказать, что он решил... он был здесь? - Нет. И не будет. Он любит свою Купаву, хотя и не хочет в этом признаваться. Он сильней тебя, но ему трудней, чем тебе, сделать выбор: руки его связаны тем, что Купава до сих пор жена Шаламова. Джума почувствовал себя уязвленным. - Если бы Клим был таким сильным, каким его считаешь ты, он давно разрубил бы наш гордиев узел. - Сила - не только в умении быстро и жестко решать, она - в умении прощать, а Клим простил Купаву... и не простил себя. В этом его драма. Человечество разучилось сильно любить и сильно страдать, все больше привыкает к мелочности и мелкости чувств, и Мальгин - редкое исключение из правил. Джума с изумлением смотрел на Карой, потеряв дар речи. - Но если дело обстоит таким образом... если он любит другую, то почему же ты... - Да не знаю я ничего! - ответила женщина с внезапной силой и тоской. - Не уверена, вот и все. Улетела сюда и жду, жду неизвестно чего и неизвестно кого. Может быть, я не права, и он мучается по другой причине, а может, любит обеих, но ведь мучается! Я же вижу, хотя и не интрасенс. - Зато он интрасенс... и не только интрасенс, но еще и зародыш "черного человека". - Господи, ну и что? - Не боишься? Карой вскинула на безопасника повлажневшие глаза, долго смотрела на него, покачала головой. - Не боюсь. - Раздвоение психики может привести к распаду сознания, речи, памяти, к расторможенности животных влечений... Прецедент уже есть - Дан Шаламов. А если это произойдет с Мальгиным? - Не произойдет, - тихо, но с такой убежденностью возразила Карой, что Джума почувствовал настоящую боль в груди, сердце замерло, сбилось с ритма. - Я понял, - глухо сказал Хан. - И как долго ты собираешься ждать его? - Не знаю, - жалобно прошептала Карой, шмыгая носом, превращаясь в маленькую слабую девочку, какой ее никогда прежде не видел Джума Хан. Глава 8 Вокруг разливался странный, мерцающий, ощутимо жидкий свет, прозрачный и легкий и в то же время текучий, вызывающий ощущение шершавого прикосновения к коже. Он лился отовсюду, но не мешал ориентироваться в пространстве, и Мальгин видел сразу все предметы обстановки, знакомые и странно незнакомые одновременно, причем видел не только то, что было впереди, но и по бокам, и сзади, будто у него было по крайней мере десять глаз. А еще у него не было ни ног, ни рук... и тем не менее он знал, что они появятся, стоит только пожелать. Он находился внутри большого бесформенного помещения, напоминающего пещеру. Стены помещения сплошь заросли колониями оранжевых грибов, с потолка свисали необычного вида "сталактиты", такие же наросты всевозможных форм были разбросаны группами по всему помещению. Некоторые из них дышали, меняя свечение, внутри других мигали алые и фиолетово-малиновые звезды. Мальгин знал, что это такое, но выразить словами едва ли смог бы. Что-то было не так во всем этом, какое-то беспокойство грызло душу, давнее сожаление, расплывчатые воспоминания и желание проснуться. И еще где-то глубоко в желудке - или в груди? - в общем, где-то в недрах кристаллического тела лежало сверхтяжелое ядро, которое изредка пошевеливалось и вздрагивало, словно пытаясь избавиться от оков, и тогда Мальгин начинал терять сознание, "плыть", будто после нокдауна или хорошей дозы наркотика. Не поворачивая головы, он поглядел вниз и увидел черные складки, переходящие в золотую пластинчатую броню. Еще ниже располагалась куча хвороста, сплетенного в замысловатую корзину с торчащими во все стороны прутьями, вернее, не корзину, а в гнездо наподобие журавлиного, разве что узор "гнезда" был более геометричен, отвечая каким-то сложным математическим законам. - Трансдаль, - родилось в огромной голове Мальгина слово. Вообще-то мыслил он сразу в нескольких плоскостях, словно у него было по крайней мере пять голов, но все они умещались одна в одной, не мешая друг другу и тому "главному", кто считал себя Общим-Единым-Мальгиным. Одна из голов изредка вспухала, перегревалась, превращалась в жгучий шар огня, и тогда Мальгин испытывал волну геометрической боли, искажающей форму тела, а главное - цель сознания. "Я" хирурга начинало расщепляться на десятки независимых психик, ущербных и злобных, враждующих друг с другом, влияющих на "ядро" в желудке, которое грозило всплыть через горло и превратиться во вселенную сумасшедшего огня. Геометрия горя и боли была непереносима, но избавиться от нее без помощи Харитона Мальгин не мог. Он вслушивался в себя в полузабытьи и ждал, терпеливый, как и любой "черный человек", ждал, когда придет проникатель и заберет его в Путь. Изредка в головах Мальгина возникал странный образ парящей над туманной бездной птицы - это ворочался в нем человек, задавленный объемом маатанского "я", но пробиться в мир сложнейших чувств "черного человека", наслаждавшегося собственными переживаниями и разговором с самим собой, этот слабый пси-писк не мог. И человек продолжал корчиться от бессилия и жуткого иссушающего чувства одиночества. Где-то вне поля сознания Мальгина родился дивный поющий звук - не то голос женщины, не то плач ребенка, вонзился в голову, во все головы, заполнил гулкое безмерное тело, всколыхнул древнюю память-тоску-печаль-жалость - ностальгию, отозвался болью в сердце... болью в сердце... Болью! - Параформ, - загорелось в сознании четкое слово и следом еще одно: - Фазахозяинаинтро да. Каркас тела не выдержал искажения геометрий, и боль затопила все головы Мальгина, раздробилась на отдельные очаги, разлилась по распавшемуся на отдельные блоки-кристаллы телу, жизнь вытекла из них тонкими горячими струйками... Тишина, покой, желтые круги под веками от солнечных лучей, ласковый ветерок на лице, запахи трав, плеск воды - река рядом и далеко-далеко тихий колокольный звон... исчез. Ни рук, ни ног, ни тела - только голова, пустая и звонкая, прогретая солнцем, облизанная ветром, и ни одной связной мысли, только удивление и бесформенное чувство тревоги. - Жив, постреленок, - раздался вдруг над ним густой мужской голос, - едва не утонул! Дарья, рушник давай... И тотчас же словно его включили в сеть: появились руки-ноги и тело, и все ныло и болело, будто он попал под копыта лошади, и грудь не хотела подниматься, легкие - дышать, сердце - биться, голова - думать, руки - повиноваться. Кто-то надавил на грудь, изо рта хлынула вода, Мальгин закашлялся, закричал от боли тонким мальчишеским голосом, заплакал... свет в глазах померк... Ощущение было, что он долго, очень долго всплывает из-под толщи воды, со дна океанской впадины, и воздуху в легких все меньше и меньше, вот-вот они разорвутся от напряжения, и вода хлынет в горло, в глаза, уши, легкие... но - выплыл! Мальгин открыл глаза, переживая острое чувство блаженства от уходящей боли. Он лежал на полу, уткнувшись лицом в толстый ворсистый ковер, источающий сотни запахов. Тело казалось насыщенным водой до предела и скользким, как рыбья чешуя. Ноги и руки не слушались, будто их и в самом деле не было. В голове струнно гудели провода, скакали всадники, слышалась пальба и гулкие вздохи морского прибоя. Через некоторое время Мальгину удалось понять, что он слышит ток крови, биение сердца и мышечные сокращения, а гул в голове был шумом пси-фона, излучаемого человеческим муравейником, в котором он жил. - Советчик! - прохрипел Мальгин, пытаясь сесть. Харитон ответил мгновенно. - Здесь я. - Все запомнил? Что со мной было? - Похоже на парамнезию [Парамнезия - обман памяти, ложные воспоминания.], но со спецификой внушенной суггестии. У тебя начинает превалировать субсенсорное восприятие, а причина в том, что преобразование сенсорной информации у "черных людей" течет по-иному и приводит не к построению образа, адекватного миру, в котором он живет, а к коррекции существующих стереотипов. В результате субъективное семантическое пространство... - Не умничай, я еще не соображаю. - ...превышает порог смысловой нагрузки, что тебя и спасает, - закончил инк скороговоркой. - Срабатывает чувственный переключатель, память проваливается в глубокое прошлое родовой линии... Хотя как такое вообще возможно, я не знаю. Или у тебя в роду пращур был колдун и чародей, заложивший в генный фундамент камень спящей генной комбинации психодемпфера лично для тебя, или ты самородок с двумя психиками. - Химера, одним словом, - сипло ответствовал Мальгин и с усилием сел. - Сколько времени я отсутствовал... в смысле... ну ты понял. - Шесть минут! - Всего-то? - поразился Мальгин. - А мне показалось, часа два. Закрыл глаза, сосредоточился, вспоминая формулы аутотренинга. Голова еще кружилась, но силы прибывали с каждой минутой, и наступил момент, когда он смог встать и дойти до кухни. Выпив два стакана настоя из куманики и листьев толокнянки, он вернулся в гостиную, сел в кресло, расслабился и попытался вспомнить, с чего все началось. Взгляд наткнулся на "магическую сферу"... и тут же молнией сверкнула догадка: непосредственно перед приступом он рассматривал "сферу", увидев в ее глубине какую-то картинку, и мгновенно наступила "фаза хозяина", вернее, "фаза черного", переключившая сознание. Но что именно он увидел в "сфере"? Почему такой острой была реакция? Мальгин выцедил третий стакан, отозвавшийся в голове волной легкой эйфории, и вспомнил, что увидел в глубине "сферы" чье-то лицо. - Точно, это было лицо, - вслух сказал хирург. - Но чье?.. - Может быть, твое собственное? - предложил версию Харитон. Ответить хирург не успел: в прихожей проиграл мелодию дверной замок. Опасностью не пахло, и Клим открыл дверь. В дом вошел инспектор Столбов из кримведомства Бояновой, подал руку, вглядываясь в лицо хозяина цепкими желтыми глазами. - У вас неприятности? Не очень хорошо выглядите. - Да не так чтобы очень. - Клим кивнул гостю на кресло. - Располагайтесь. - Распахнул дверцу бара. - Что будете пить? В диапазоне биоизлучений Столбов распался на четыре "призрака" преимущественно голубовато-зеленых тонов, тонов ровного, сдержанного характера и высокого интеллекта. Инспектор бросил взгляд на содержимое бара, улыбнулся. - Ол, если не возражаете. Мальгин молча достал красивую бутылку с древнерусским хмельным напитком, разлил по неощутимым "стаканам", принесенным из квартиры Купавы, киб приволок поднос с тостами и сладкими пастилками, "домовой" включил тихую музыку, и атмосфера в гостиной приобрела запах праздничности. Столбов отхлебнул глоток напитка, с интересом повертел в пальцах невесомый и почти невидимый "стакан". Впечатление было такое, будто рубиновая жидкость лишь на мгновение приобрела форму цилиндра и сейчас прольется на пол, золотистая паутинка стенками стакана не воспринималась. - Красивая вещь, необычная. Подарок? Столбова занимали другие мысли - Мальгин уже знал, с чем пришел криминспектор, но не стал пугать его осведомленностью и ясновидением. - Подарок, но не мне. Столбов кивнул, лобастый, умный, терпеливый, обладающий хорошей интуицией и упорством в решении поставленной задачи. - Купаве, да? Я думаю, что вы уже вычислили, с чем я пришел, но повторюсь, если не возражаете. Как и вас, безопасность беспокоит компания, в которую попала ваша... э-э... жена Шаламова, а также ее психологическое состояние. Может быть, объединим усилия? - Ее компания - ее забота, хотя и мне она не нравится, а что касается ее состояния... оставьте эту проблему мне. Я справлюсь. - Не сомневаюсь. - Столбов остался невозмутим, он вообще никогда и ни на кого не обижался. - То есть вы - за разделение функций, да? Может быть, это не лучшее решение вопроса, однако я не вправе осуждать вас, а в советах вы не нуждаетесь, так? - В принципе - да. Инспектор кивнул, снова чуть заметно улыбнулся. - Уважаю уверенных в себе людей. Вы говорите "да" так, словно в этом слове по крайней мере в три раза больше букв. Вторая проблема касается вас лично. Нас, то есть опять же службу общественной безопасности, беспокоит ваше здоровье, а точнее, участившиеся приступы синдрома "черного человека", во время которых вы себя практически не контролируете. Мальгин по достоинству оценил прямоту и откровенность визитера, недомолвки и "фигуры умолчания" он не любил так же, как и явную ложь, хотя приятного в словах Столбова было мало. - До сих пор я справлялся, - угрюмо проговорил хирург. Инспектор помолчал, потом сказал непривычно мягко: - Но вы не можете дать стопроцентную гарантию на будущее. Беда в том, что вы сами не знаете, как будет реагировать ваше "альтер эго", то есть информационный след "черного человека", на жизненные коллизии в момент, когда... м-м... он управляет сознанием. - Пока что все происходило в пределах этических норм. - Мы располагаем доказательствами обратного. - Что вы сказали?! - В голосе Мальгина прозвучал гнев. Столбов не дрогнул, но зрачки его расширились. - Вот видите, - тихо сказал он. - Вы понемногу начинаете терять власть над собой, а, по моим данным, раньше эмоции у вас не брали верх над рассудком. К сожалению, вашей способностью к пси-атаке без всяких усилителей пользуется и второе ваше "я". Вы думаете, почему во время последней схватки с... э-э... любителями острых ощущений в квартире Купавы вам удалось уйти? - "Тигрозавр", - сказал Мальгин, с трудом разжав челюсти. - На волю вырвался "тигрозавр"... Столбов обозначил свою обычную улыбку. - Весьма образный эпитет и весьма точный. Драчуны, если можно их так называть, с минуту находились в шоке, несмотря на защитные устройства. Представляете, какой у вас потенциал? Собеседники помолчали. Малыгину стало жарко, и он приказал окну открыться. В комнату влетел холодный ветер, полный запахов дождя, земли и сырого дерева. Инспектор допил напиток, сунул в рот пастилку и встал. - Всего доброго, мастер. Желаю, чтобы ваш дар был non solum armis [Не только оружием (лат.).]. Кажется, у герба графов Румянцевых был такой девиз. Попробуйте оценить все то, что я сказал, и не сочтите за труд поделиться со мной выводами, хорошо? Мальгин хотел выдавить из себя привычное "да", но его спасло от этого видео. Из вспыхнувшего виома в гостиную заглянул Майкл Лондон. - Салют, третий. Ты один? - Нет, - помедлив, ответил Мальгин, покосился на Столбова, пристально разглядывающего Лондона. - В каком смысле "третий"? - В самом что ни на есть прямом: первый - Шаламов, второй я. - Понятно. - Звоню в последний раз, мастер, и то потому, что уважаю. За тобой начали охоту, поберегись. - Кто? И зачем? - "Эскадроны жизни" как исполнители воли некоего Ордена. А кто конкретно - скоро сообщит Аристарх. Зачем? По-моему, на этот вопрос может ответить даже твой гость. Будь здоров. Виом опустел и погас. Столбов и Мальгин посмотрели друг на друга. - Есть гипотеза, согласно которой сообщения-предупреждения Лондона закодированы, вернее, запрограммированы в компьютерной сети "спрута". Хотя - убей меня Бог! - я не знаю, как такое можно сделать. Во всяком случае, предсказать мое появление у вас практически невозможно даже эфаналитику высшего класса, слишком велик прогностический шум. - Может быть, он просто знает будущее? - простодушно сказал Мальгин. Инспектор исподлобья взглянул в угрюмые глаза хирурга, кивнул, отвечая скорее своим мыслям, а не словам собеседника. - Идея настолько сумасшедшая, что требует разработки. Майкл прав, за вами начали охотиться, точнее, за вашими "черными кладами", и это достаточно серьезно. Надеюсь, вы примете информацию к сведению. И вот еще момент: мы выявили многих участников нападения на вас и принимаем меры к розыску остальных, так вот просьба - не вмешивайтесь, пожалуйста, в расследование. Я знаю, вы сильный и решительный человек, способный постоять за себя в любых обстоятельствах, но... не берите на себя функции сыщика, а тем более правосудия. Договорились? - Постараюсь, - буркнул Мальгин. - Вот и славно. Всего доброго. Столбов откланялся. Клим кругами походил по комнате, убрал "стаканы" на место, полюбовался звездным провалом в глубине "магической сферы" и вдруг почувствовал специфический толчок в голову: кто-то издалека позвал его в пси-диапазоне. Мальгин сосредоточился, голова его как бы превратилась в поток света, пронзила громадную черную бездну - разъединяющее его и реципиента пространство - и встретила другой луч света, в результате чего образовалось переливчатое облако; взаимопроникновение было мгновенным и создало уже другой ряд иллюзий и эмоций, вылепивших узнаваемый пси-образ Аристарха Железовского. А главное, что контакт на сей раз был почти безболезненным, лишь заложило уши, как при выстреле. В мерцающем облаке двух соединившихся сфер сознания вспыхнула связь слов: - Ты хорошо меня слышишь, мастер? - Слышу, - отозвался Мальгин, наблюдая, как его слова-мысли повисают в облаке желтыми угольками и растворяются в нем. - Кажется, я научился держать парасвязь. - Тебе случайно не звонил только что Лондон? - Звонил. А ты откуда знаешь? Облако заколыхалось, и Клим ощутил-воспринял довольный смех Аристарха. - Я разгадал его мудреный способ кодировки "спрута". Если свободен, дуй в Нижний Новгород, седьмой бункер метро, я встречу. Ромашин будет тоже, поговорим, и я кое-что покажу. Облако рассыпалось фонтаном искр, голова Мальгина втянулась лучом обратно и встала на место. Весь пси-контакт длился две секунды. - Растешь, - поздравил Харитон. - Весь вопрос - куда, - рассеянно сказал Мальгин в ответ. Перед уходом из дома он не удержался и еще раз поел: это был уже третий завтрак за сегодняшнее утро. Единственное, что продолжало волновать хирурга после всех разговоров и встреч, - чье лицо он увидел в "магической сфере", после чего взбунтовался сидящий внутри "черный человек"? Не свое, конечно, как не без остроумия предположил советчик, но и никого из друзей и близких, в том числе не Шаламова, не Купавы, не отца. - Отец! - пробормотал Мальгин со стыдом. Он забыл о нем! И о дочери. Не слишком ли ранний склероз, мастер? Или что похуже? Он набрал номер. Отец подошел к видео почти сразу. - А-а, это ты... Выглядел Мальгин-старший как всегда, но по едва уловимым признакам Клим определил, что тот не в настроении. - Извини, па, замотался совсем, появились кое-какие проблемы. Как ты? - А что со мной сделается? Нормально. - К тебе никто не заходил, не звонил? - Федор звонил, Ксения, соседи, больше никто. "Ну, "потомок" великого композитора! - подумал Мальгин о Шумане, найду - уши надеру!" - Как Дарья? - А никак, - отрезал старик. - Купава забрала ее... вчера вечером. Примчалась с отрядом молодых клевретов, совершенно не умеющих себя вести, надерзила и забрала. - Так. - Мальгин сел. - Вчера, говоришь? А дома не появлялась. Куда она ее хотела поместить, не сообщила? Не у матери Дана? - Не знаю, разбирайся сам. Жалко мне вас, недотеп, да своего ума не вложишь. Виом опустел. Оторопевший Мальгин молча смотрел на световую вуаль, все еще видя перед собой хмурое лицо отца. И вдруг вспомнил, что сегодня двенадцатое ноября - день поминовения матери. Отец ждал его, а он не сказал ему ни слова! В душе зашевелились досада и беспокойство, но индикатор тревоги не сработал, голова была занята другими мыслями, а еще Клим не знал, пока не догадывался, что многие черты "черного человека" просочились в сферу сознания и тихо, исподволь, начали влиять на поступки, ценностные ориентировки, размывая моральные стандарты и характер. - Не сердись, батя, - проговорил Мальгин, заканчивая разговор с самим собой. - Ничего страшного не произошло, я еще приеду, и мы посидим за столом, помянем маму. С Купавой хирург решил разобраться позже, после встречи с друзьями, хотя и не знал, где ее искать. Но снова сработал некий странный переключатель, перебросивший поток размышлений в иное русло и отвлекший внимание от Купавы. И от тех, кто был с ней рядом, втягивая ее в свои дела. В Нижнем Новгороде шел снег. Он успел устлать землю довольно толстым пушистым слоем, укрыл кусты и деревья, замаскировал ручьи и озера, превратил пейзажи в старинный черно-белый фотоснимок. Дома центральной части города вырастали из белой пелены как призраки, миражи далекого, неизвестного мира. Железовский ждал Мальгина у выхода из метро, одетый в белую меховую куртку и мохнатые серые брюки, кокосы почему-то он носил редко. Встретившись, они молча сжали друг другу руки, привычно проверив силу и выдержку. От усилий руки нагрелись так, что снежинки таяли, не коснувшись кожи. Затем Аристарх устроил хирургу пси-экзамен, пытаясь раскачать мысленный блок и внушить безусловное подчинение, потом эмоции печали и радости, наслаждения и боли. Мальгин успешно отразил атаки, в свою очередь пытаясь сломать пси-защиту математика, ощущая его удивление, заставив работать в полную силу. Закончилась разминка тем, что оба высветили ладони и лица и соединенными усилиями заставили Ромашина, прятавшегося в кабине такси, почувствовать желание помочиться. К чести эксперта, он сразу сообразил, в чем дело, и вылез из такси, показывая кулак: подтянутый, деловитый, внимательный, улыбающийся. - Ну вас к лешему, экстрасенсы, - сказал он, пожимая друзьям руки. - На мне экспериментировать не стоит. Во-первых, я ношу "защитника", во-вторых, мне помогает советчик, и справиться со мной непросто даже вам двоим, а в-третьих, в туалет я уже ходил. Железовский и Мальгин переглянулись, уперлись в Ромашина взглядами. Тот прислушался к себе, поднял бровь, быстро провел рукой по волосам, глянул на руку и с уважением посмотрел на обоих. - Черти! Мне и в самом деле показалось, что на голову... м-м... капнула птичка. Мальгин засмеялся, ему вторил довольный Железовский, чей смех больше напоминал уханье простуженного филина. Угомонившись, они заняли свободный куттер на стоянке у метро, и Аристарх задал киб-пилоту одному ему ведомый курс. Летели, правда, недолго, минут пятнадцать, разглядывая ландшафт под аппаратом. Полоса снегопада кончилась, и горизонт отодвинулся, отвердел, а воздух внизу как бы протаял в глубину, превратив размытые на белом фоне пятна в четкие детали: деревья, шпалеры кустарника, какие-то древние с виду строения. Куттер замедлил ход и остановился над одним таким строением на высоте километра. Все молчали, ожидая, что последует дальше. Железовский, превратившийся в статую, покосился на сидящих товарищей. - Сорок километров от центра города. Как вы думаете, что это такое под нами? Ромашин долго смотрел вниз.. чуть заметно пожал плечами. - По-моему, какой-то старый завод... нет? - Мы над древней промышленной зоной Новгорода. Вы правы, Игнат, под нами завод, одно из химических предприятий, уцелевшее со времен конверсии-2. Я имею в виду корпуса, конечно, начинки в них давно нет. Но не это главное. Бывшие промзоны, такие, как Екатеринбургская, Запорожская, Днепровская, Брянская, Новосибирская и другие, давно признаны экологически чистыми районами, они ничем не отличаются от зон отдыха, и тем не менее заселяют их неохотно. Видите? Ни комплексов отдыха, ни охотничьих домиков, ни личных коттеджей, ничего. И так везде, я проверял, в том числе и на родине твоих, Клим, предков по материнской линии, в Чернобыльской лесной квазипустыне. - Зона Чернобыля - особая зона, - возразил Ромашин, - радиация - не простое загрязнение среды и даже не химическое. - Комитет эконадзора ВКС еще два года назад дал разрешение на заселение территории в стомильной зоне вокруг Чернобыля, и все же никто туда не стремится переезжать, никто не живет... кроме тех, кто жил постоянно, несмотря на запреты. Но, может быть, Чернобыль - действительно не показатель, как и Челябинск, и Новая Земля, и Невада, и Семипалатинск, обстановка там посложней. Кстати, вы знаете, что исследователи этих рукотворных полигонов недавно обнаружили у некоторых видов животных зачатки разума? Если говорить точнее - у самых обычных... коров! Ромашин покачал головой. - Я слышал где-то. Ничего удивительного - мутация, отсутствие ухода, специфика одичания и прочие факторы. Зачем ты нам все это говоришь? С какой целью вывез на природу, вернее, в промзону? Железовский не ответил. - Ну и почему же их не заселяют, по-твоему? - спросил Мальгин, не найдя пси-контакта с Аристархом; пси-блок математика был слишком тверд для него. Железовский молчал еще с минуту, вздохнул так, что по кабине прошла волна ветра. - У Германа Мелвилла есть такие строки: Где ни дороги, ни следа, Там не ступаем никогда. Математик снова вздохнул. Если бы Мальгин не знал его, он бы подумал, что Аристарх чего-то боится. - Эти зоны не мертвы! - Последнее слово Железовский произнес по слогам. - Они не принадлежат этому миру, они чужие, психологически и даже физически, и жизнь их, однажды оттолкнувшись от жизни остальных пространств планеты, пошла в другую сторону. - Допустим. Ну и что? - Ромашин посмотрел на Мальгина вопросительно, не понимая, что хочет сказать Арис