демте в солярий, чай готов, с шиповником, жасмином, чабрецом и селимом. Или вы предпочитаете кофе, какао, солинт, испли, сбитень? Власта улыбнулась. - Ийе [Ийе - нет (яп.).], Тойво-сан, предпочитаю чай. Они уселись в удобные плетеные кресла под поляроидной крышей солярия на втором этаже коттеджа, где был накрыт стол, и Маттикайнен подал гостье пиалу с селемом - лунным медом, изумрудным и текучим, как вода. Чайный сервиз был невероятно красив, и хозяин пояснил с ноткой гордости: - Дятьковский фарфор. Этому сервизу четыреста пятьдесят лет, мой прапрадед привез его из России в середине девятнадцатого века. Он щелкнул ногтем по светящейся белизной чашке, почти прозрачной, с цветным орнаментом на боках - персонажами русских былин, и по веранде поплыл нежный тонкий звон. Время от времени Маттикайнен на мгновение замирал, словно вслушивался в себя, и Власта, заметив под волосами за ухом хозяина спиральку пси-рации, поняла, что, как и она сама - в свой круг, он "впаян" в контур "спрута", соединявшего высших работников совета и банки их оперативной информации. Мед был необычайно вкусен, и Боянова не преминула отметить это вслух. Впервые земных пчел на лунные оранжереи завезли в две тысячи двадцать первом году. Как и растения, не сразу привыкшие к уменьшенной в шесть раз силе тяжести, пчелы тоже адаптировались долго, мутировали и стали давать очень своеобразный мед, названный селемом: жидкий, зеленоватый, с запахом земляники и цитрусовых, с великолепной вкусовой гаммой. В нормальных условиях, то есть в поле тяготения, равном земному, селем сохранялся недолго, и пили его обычно свежим. - Не удивляйтесь, что я пригласил вас сюда, - сказал вдруг Маттикайнен, проницательно глядя на комиссара поверх своей пиалы с медом. - В последнее время в Совете имеет место утечка конфиденциальной информации, и кое-какие совещания я провожу здесь. Солярий имеет электронную и пси-защиту. - Оппозиция? - Вне всяких сомнений. Проявляются странные негативные тенденции к досрочной смене верхней палаты парламента, а социологи рекомендаций не... впрочем, извините, Власта, это наши внутренние проблемы, мои проблемы. - По-моему, это наши общие проблемы. Конечно, безопасность - последняя инстанция, пожарная, если можно так сказать, впереди нее идут инспекции правонарушений, морали и так далее, но и у нас есть сектор прогноза, который уже бьет тревогу: не все благополучно в нашем королевстве, надвигается волна сдвига нравственности, пора заняться этим на уровне СЭКОНа, Совета безопасности и ВКС. Маттикайнен кивнул. - Именно это я и хотел от вас услышать. Вы случайно не интрасенс, Власта? Может быть, наши машины хранят не все данные о вас? - Нет, к сожалению, - покачала головой Боянова. - Сестра у меня - да, интрасенс, а я нет, не удалась. - Ну, вам жаловаться грех, - прищурился Маттикайнен. - В двадцать семь стать комиссаром безопасности удается далеко не каждому, а точнее - вы первая. Пейте чай, надеюсь, он тоже понравится: финский, со льдом и северными травами. Молча они выпили по чашке чая. - Еще? - Маттикайнен взял чайник с заваркой. - Нет, спасибо. Дефицит времени остается самым острым дефицитом по сей день, особенно для тревожных служб. - Вы правы, у меня его тоже нет. Вы очень хорошо сформулировали: волна сдвига нравственности, моральных критериев, наработанных человечеством в целом. Труд стал намного легче, возможности для отдыха и развлечений неизмеримо выросли, но соответственно увеличилась и степень деградации слабых личностей. Все это не может меня не тревожить, но я рад, что наши оценки совпадают. В ближайшее время я выйду в Совет с просьбой образовать комиссию по анализу положения, и мне понадобится ваша помощь. - Как всегда, мы готовы дать свои рекомендации. - Тогда у меня еще два вопроса. Что случилось на Меркурии? Говорят, вы там были в момент катаклизма. - Катаклизм был вызван искусственно, физики не учли какие-то обстоятельства при проведении эксперимента с обломком реликтовой "сверхструны", и теперь мы имеем на Меркурии интереснейший объект под названием "сфера Сабатини". Председатель ВКС смотрел вопросительно, Боянова продолжила: - Развернуть "струну" удалось, и даже успела сформироваться Горловина - вход в нее, но потом началась неуправляемая цепная реакция усложнения континуума: пространство в ограниченной сфере стало многомерным, а количество измерений все увеличивалось и увеличивалось. Кончилось тем, что прилетел старый знакомец, "многоглавый" орилоунский фантом - нечто вроде прозрачного бесформенного облака, набитого мигающими "глазами", и формирующийся объект, по словам физиков, "провалился сам в себя". Теперь полигон представляет собой двухсоткилометровую воронку и жуткой глубины провал... в никуда! Во всяком случае, так это выглядит, причем со всех сторон, с какой ни посмотришь. - Комиссар помолчала. - По уверениям ученых, "сфера Сабатини" безопасна, однако я настояла на проверке этого утверждения комиссией СЭКОНа. - Об этом надо было позаботиться раньше и самому СЭКОНу. - Ландсберг доверился расчетам и доводам ученых, хотя вины с него это не снимает. Самое интересное, - Власта снова задумалась на короткое время, - что о таком финале меня предупреждал Лондон, хотя и в весьма своеобразной форме. - Кто? - Майкл Лондон, бывший начальник отдела безопасности. Экзосенс. Второй после Шаламова. - Это интересно. Он стал провидцем? - Интрасенсы тоже могут предвидеть будущее, но в общих чертах, с той или иной вероятностью, поскольку обладают футур-памятью - по терминологии биосоциологов, поэтому предсказать финал конкретного события... - Боянова сделала отрицательный жест. - Понятно. С другой стороны, что мы знаем о запограничной деятельности мозга? Может быть, в каком-то особом разбуженном состоянии он действительно способен улавливать, чувствовать тень, отбрасываемую будущим. И последнее, что я хотел уточнить: есть ли у вас информация, что где-то и кем-то начата подготовка общественного мнения и волны террора против интрасенсов? Боянова ожидала этого вопроса давно, уже готовая разочароваться в своей интуиции, но до председателя ВКС тоже докатилось эхо чьей-то злой воли, и реагировал он тотчас же. - Конкретные руководители находятся в тени, как, впрочем, и исполнители, но подготовка такая ведется, и отдел этой проблемой занимается. Мы обратимся в Совет, как только добьемся результатов. Маттикайнен еще раз щелкнул ногтем по краю чашки, вызывая затихающий звон фарфора, лицо его отвердело. - Власта, учтите, игра идет по-крупному, кто-то очень хочет сесть в мое кресло, и для этого не брезгует ничем, вплоть до раздувания истерии толпы. Предотвращая утечку информации, он пойдет на все. - Мы готовы, - тихо сказала Боянова. - Хотите, назову кандидатуру? - Рискуете жестоко ошибиться, Тойво. Конечно, это кто-то из крупных современных общественных лидеров, не получивший, по его мнению, должного признания в мире, но кто именно? - Женщина покачала головой. - Давайте подождем максимально возможного сокращения альтернатив, это может быть и человек из тени. Маттикайнен улыбнулся. - Хорошо, я продиктую имя и спрячу запись до поры до времени. Спасибо за консультацию. Он довел гостью до стоянки личного транспорта и смотрел вслед пинассу до тех пор, пока не услышал пси-голос "спрута": - Все нормально, слежки за ней не обнаружено. На багровом фоне росло красивое, светящееся желтым и оранжевым дерево. Оно было не совсем обычным, без листьев и единого ствола, но все же походило на дерево со сложным рисунком толстых и тонких ветвей, а в местах пересечения ветви образовывали красивые сетчатые узлы и утолщения, сочащиеся алым свечением. Фракталь, подумал Мальгин отрешенно. - Терроморфа глубь... очень глубь... - гулким басом возвестил кто-то нависший сверху, как гора. - Трансформ здесь и здесь. - Тонкая зеленая стрелка уперлась в один, потом в другой сетчатый узел. - Нормаль футур-видение. Мальгин напрягся, и боль водопадом хлынула в тело, наполнила его, ударила в голову... Кругом горела рожь, дым забивал горло, огонь подбирался все ближе и ближе, и не было сил отползти. Клим закричал. Над полем повис тонкий детский вскрик: - Ма-а-ма-а! Раздался конский топот, над лежащим малышом нависла лошадиная морда, чья-то сильная рука подхватила Клима, дым ушел вниз, повеяло свежим ветром. Лежа поперек седла, он увидел, как уходят назад горящее поле хлеба с черными клубами дыма и догорающее за ним городище. Удары копыт о землю стали глуше, конь нырнул в лесную тень, остановился. Та же рука подняла Клима, отпустила, и его подхватили другие руки, мягкие, ласковые, горячие, пахнущие травами и солнцем. - Живый, соколик мой ясный! - Живый, - откликнулся мужской голос, - сомлел токмо. Пойду погляжу семо и овамо [Здесь и там (древнерус.).], можить, кто жив-то еще, и тронемся... Голоса отступили в дальнюю даль, растворились в шуме леса, и сам лес подернулся туманом, исчез. Мальгин медленно всплывал из-под толщи своего небытия, пока не почувствовал, что лежит в неудобной позе на каких-то буграх. Открыл глаза. Он лежал лицом вверх поперек кресла, безуспешно пытавшегося подобрать форму под его позу. Чувствуя пульсирующую боль в затылке, встал, стараясь не делать резких движений, обнаружил рядом поднос с напитками и жадно выпил стакан бальзама. Опуская стакан, заметил, что ладони оранжево светятся, потер их друг о друга, словно стирая грязь. К его удивлению, свечение исчезло. Голова прояснилась, тело перестало казаться рыхлым и наполненным водой, - как губка. Мальгин сел в кресло и сказал вслух: - Кажется, я смертельно болен собой. - Не смертельно, - возразил кто-то ворчливо, - но веселого мало. Мальгин встрепенулся, озираясь, потом сообразил, в чем дело. - Харитон? Долго я провалялся без сознания? - Это смотря относительно чего считать "без сознания",- пси-сказал инк. - Около восьми минут. Но собственно инсайт длился тридцать три секунды. Я все записал, хотя, как всегда, не все понял. Сам-то помнишь что-нибудь? Мальгин напрягся, словно собираясь поднять штангу, и память послушно развернула перед ним то, что пряталось в очередном "черном кладе". Специфика жизни "черных людей". Подумалось: за эти сведения ксенологи мне памятник поставят... если до того момента я сам не превращусь в маатанина. - Не должен, - сказал Харитон. - С таким сильным человеком, как ты, я работаю впервые, другой на твоем месте давно бы сломался. Ведь обладатель баса - "терроморфа глубь" - это же на самом деле прямая команда, программа трансформации мозга, живущая в подсознании и пытающаяся подчинить твое "я". А "дерево" на багровом фоне - твоя нервная система. - Это-то я знаю. - Я знаю, что ты знаешь, но до сих пор не могу понять, как тебе удается уходить от атак этой программы, соскальзывать в древние памяти. - А вот с этим разбирайся сам, я тоже не понимаю механизма соскальзывания. Мальгин вспомнил остановившийся взгляд Шаламова, когда память "черного человека" завладела им полностью, и отголосок былой жути заставил сердце забиться быстрей. Куда ты ушел, Дан? И когда вернешься? Или бываешь на Земле регулярно, а мы не знаем? Снова перед глазами повис разбухающий, обросший "шубой" исполинских черных молний клубок скомканного, перекрученного пространства, возникший на месте обломка "сверхструны", - ворота в мир иных измерений, и в душе шевельнулись страх и сожаление: войти в эти ворота не было суждено никому. Еще хорошо, что эксперимент решили проводить на Меркурии, достаточно далеко от человеческих поселений, а если бы это сделали на Луне или еще лучше - на Земле?.. Но каков Лондон! Он наверняка знал о результате эксперимента, обладая завидной футур-памятью, но предпочел намекнуть, а не сказать прямо. Скажи он, что произойдет, и никто бы не поверил, а намек заставил насторожиться и вовремя сыграть тревогу. Вот с кем надо бы непременно повидаться. Мальгин посидел еще немного, отдыхая и чувствуя, как возвращаются силы, приказал "домовому" набрать код Карой. Однако ее комп, осведомившись, кто звонит, ответил, что хозяйки нет дома и не будет еще долго. На вопрос, как долго, он ограничился коротким "спросите у нее", а на второй, где ее искать, туманно сообщил - "В небесах". Видимо, отвечать таким образом было ему предписано самой Карой. В Институте нейроисследований в Вене ее тоже не оказалось, дежурный инк мог сообщить только, что Карой Чокой взяла отпуск на неопределенное время. Поразмышляв, Клим позвонил Джуме Хану. "Домовой" нашел безопасника в центре системы СПАС в Приземелье; станция была "привязана" к одной точке земной поверхности на высоте десять тысяч километров. - Привет, - угрюмо улыбнулся Джума в ответ на приветствие хирурга. - Тебя перевели в спасатели? - Работа, - пожал плечами Хан, не вдаваясь в подробности, и оживился: - Говорят, ты присутствовал на эксперименте по "размотке" "сверхструны"? Что произошло? - "Струна" по неизвестным причинам "провалилась" в многомерность, теперь в том районе образовался, по заявлениям физиков, "бесконечномерный объект", horror infiniti [Ужас бесконечности (лат.).]. - И с чем его едят? - По-моему, они сами не понимают, что это такое. - Эйнсоф. - Как? - Эйнсоф - бездна, ничто в понятиях каббалы. - Объект назвали "сферой Сабатини", по имени ученого, проводившего эксперимент, но эйнсоф - звучнее. Теперь там работает эконадзор, и кое-кому крепко достанется, в том числе и Ромашину. - Он-то при чем? - Эксперимент готовился с его подачи, именно он надоумил физиков попробовать раскрыть шаламовский обломок "сверхструны". - Физики должны были сами просчитать варианты финала, эфаналитики есть и у них. И вообще провал "струны" можно посчитать ситуацией форс-мажор [Непреодолимая сила, стихийное бедствие, обстоятельство, освобождающее от ответственности.]. Ты не очень хорошо выглядишь, мастер! Что-нибудь случилось? - Просто накапливается усталость. - Надо чаще менять профессию, это стимулирует вкус к жизни. Сужу по себе. - Я не это имел в виду. Приходится бороться с собой... Джума поймал его взгляд. - Не справляешься? - Пока справляюсь. - Мальгин сжал зубы, вдруг сообразив, что Джума понял его звонок по-своему, как просьбу о помощи. - Джу, я ищу Карой, но ее нигде нет, а "домовой" заявил, что она в "небесах". Что это значит? Глаза Хана сузились, на миг стали тоскливыми, блеснули вызовом, погасли. Помолчав немного, он сказал с усмешкой: - Уже два дня не видел я предмета, на третий кончу жизнь из пистолета... как говорил поэт. А разве она тебе ничего не сказала? Сердце Мальгина оборвалось, его обдало жаром, но приходилось держать марку, и он постарался не сбиться с тона: - Ничего. Где она? - Она ушла из института, решила поменять профессию. - Джума снова помолчал, словно раздумывая, говорить ли дальше, и добавил: - Карой сейчас на базе коммуникаторов "Эдип-2", там появилась вакансия. Мальгин открыл рот и закрыл. Он был ошеломлен. "Эдип-2" была базой ИВК над Маатом, планетой "черных людей", и работали там в основном "отшельники" - ксенологи и контактеры, годами не вылезавшие из скорлупы станции на Землю. Что заставило Карой пойти на этот шаг? Почему она решила вдруг поменять профессию, уйти из коллектива, где ее ценили и любили, в небольшую группу с неизвестными условиями? Неужели из-за него, Клима Мальгина, потерявшего уверенность и в некотором смысле вкус к жизни? Джума покачал головой, отвечая скорее своим мыслям, а не переживаниям, отразившимся на лице хирурга. - Она ушла не от тебя, мастер, и не от меня - от себя. Хотя прекрасно понимает, что уйти от себя невозможно. Следующий шаг... - Он не договорил, но Клим понял и так. Следующий шаг был его. Виом свернулся в уголек, погас. Мальгин, сгорбившись, сидел перед "тюльпаном" "домового", и в голове его царил бедлам. Из этого состояния, длившегося минут двадцать, его вывел Харитон: - Предлагаю последовать совету. - Какому? - очнулся Мальгин. - Поменять профессию. Она тебя давно уже не удовлетворяет, пора бы уж признаться и самому себе. На крайний случай перемени обстановку, отвлекись, займись работой с ксенологами ИВК, они с нетерпением ждут информацию о маатанах, а у тебя есть что им сказать. Мальгин хотел было поставить Харитона на место, потом задумался и признал логику инка заслуживающей внимания. Он позавтракал второй раз, позвонил в институт, поговорил с Зарембой и поспешил к стоянке такси, решив начать день с поисков Лондона. А у дома столкнулся с Ромашиным, спешащим навстречу. Оба обрадовались друг другу, хотя Мальгин видел это, а Ромашин нет. На жемчужно-сером фоне пси-зрения хирурга Игнат всегда делился на две дюжины "призраков", почти совпадавших контурами: первая - всех оттенков светло-зеленого цвета, вторая - голубого, и обе дюжины (пакеты биополей "тэта" и "гамма") прекрасно укладывались в характер Атоса, каким его описал Дюма. Правда, с некоторыми несущественными отклонениями в сторону характера Арамиса. - Совершенно случайно шел мимо, - сказал Ромашин с веселым блеском в глазах. - А вы не ко мне? - Хотел проведать Лондонов. Жена и дочь могут знать, где он находится. - Зачем он вам понадобился? - Майкл обладает полным запасом маатанских знаний, не то что я, и, вероятно, знает, как найти Шаламова. В конце концов надо же когда-то ставить точки над "i". - Клим имел в виду ситуацию с Купавой и не стал пояснять свои слова, но Ромашин понял, что за этим стоит личное. - Что ж, попробуйте. А вечером встретимся у меня, не возражаете? Единственная закавыка: я не знаю, где Аристарх. Может, вы в курсе? - Мне он тоже ничего не говорил, но я попробую отыскать его. - Итак, часов в девять по среднесолнечному вас устроит? - Вполне. - Они разошлись в разные стороны. Через полчаса Клим входил в квартиру Майкла Лондона, семья которого собиралась ко сну: здесь царил поздний вечер. Пробыл хирург у Лондонов недолго, ни Катерина, жена Майкла, ни его дочь Акулина, смущенная чем-то, не знали, где в данный момент находится их муж и отец. Спектр их пси-двойников различался мало, разве что у Акулины их было больше, чем у матери, и к голубому и розовому заметно примешивались вишневые и багровые тона, говорившие о переживаниях за родного человека. Катерина Лондон была одета по моде флапперс [Флапперс - женщина-подросток.] - в шорты и спортивную майку, да и прическу имела соответствующую: волосы коротко острижены и зачесаны на лоб. Акулина куталась в пузырящийся, переливающийся всеми цветами радуги халат, будто ей было холодно. И обе женщины смотрели на гостя с тревогой и ожиданием. С тех пор как Мальгин впервые побывал в гостях у Лондонов, в квартире ничего не изменилось, лишь к запахам "одор ди феммина" [Odor di femmina - запах женщины (ит.).] прибавились запахи кухни и сушеных трав. Но запахов "лунной пыли", странных и дразнящих, сопутствующих путешественникам по звездам, Клим не почувствовал. Зато он сразу отметил необычный перстень на пальце Катерины: он то становился твердым, блестящим, ощутимо металлическим, то расплывался колечком зеленого дыма с искорками внутри. - Майкл подарил? - кивнул хирург на перстень. - Что? А... да, - подтвердила Катерина, озабоченно посмотрев на руку. - Два дня назад я обнаружила кольцо в шкатулке с пси-запиской: это тебе, носи, не снимая. Два дня назад Лондон был на Земле, подумал Мальгин. Мне он тоже звонил в это время. Впрочем, может быть, он никуда с Земли и не уходил, а с семьей не живет, чтобы лишний раз не травмировать женщин. - Значит, дома он не появлялся? Расскажите-ка еще раз о своих впечатлениях от прежних встреч. Если, конечно, это не слишком вас расстраивает, - добавил хирург вежливо. Катерина, а потом и ее дочь рассказали, дополняя друг друга, как вел себя Майкл после ухода из реанимационного отделения института, и Мальгин понял их не проходящее до сих пор ошеломление, тревогу, растерянность и надежду. Надежду на возвращение "полноценного" любимого человека. Но понял Клим также и самого Лондона, принявшего чудовищный груз маатанского "закупоренного" знания. Если уж закаленный Мальгин с трудом оборонялся от нападения своего второго "я" - программы "черного человека", получив минимум чужого знания, то что говорить о Майкле? Утешить женщин было нечем, хотя Клим и попытался это сделать; перед уходом он попросил их, чтобы ему дали знать, как только Майкл появится дома. Он не стал задерживаться в доме Лондона, несмотря на приглашение поужинать и собственное желание перекусить. Схожесть Акулины с Купавой мешала сосредоточиться, сбивая с мысли, и в душе почему-то крепла уверенность, что с Купавой что-то случилось. Попрощавшись с женщинами, почти одинаковыми в переживаниях, разве что одна была старше и сдержанней, Мальгин перенесся в Нижний Новгород, на окраине которого жил Железовский. Однако дома математика не было. Не оказалось его и на территории Института внеземных культур, расположенного подо Ржевом. Тогда Мальгин углубился в лес, окружавший лаборатории ИВК, по тропинке забрался в глухой уголок и присел на гранитный валун, останец древнего ледника, лежащий в окружении столетних акаций, берез и клена. Сосредоточился. Временами, где бы он ни находился, на него накатывал глухой шум - в пси-диапазоне, напоминающий шум прибоя и говор толпы одновременно, и отстроиться от него, заглушить было не так-то просто. Клим относил это явление к эффектам работы "черных кладов" и намеревался с помощью Аристарха "задавить" шум окончательно. С трудом избавившись от шумового фона и на этот раз, хирург прислушался к себе, к настороженной тишине вокруг и, подумав: ну, мои мысли - мои скакуны, как поется в песне, не подведите! - включил "форсаж" сердца и гиперохват мозга. Голова стала стремительно распухать, вбирая в себя окружающий мир: исчезли деревья, лес ушел вниз, стал виден словно с высоты птичьего полета, затем и он отодвинулся, превратился в ковер, объем видения все увеличивался и увеличивался, захватил всю Землю, Приземелье, Солнечную систему, Галактику, и, наконец, Мальгин испытал ни с чем не сравнимое ощущение необъятности Вселенной! Казалось, пошевельни он пальцем - и взорвется целое скопление галактик! Колоссальные объемы пустоты, заполнявшей пространство между волокнами и стенками галактических сверхскоплений, проходили сквозь голову, как воздух сквозь сито, оставляя странные шорохи, глухое бормотание неведомых стихий и непонятные шепоты неведомых существ... И вот на этом черном и одновременно прозрачном фоне, полном жизни и движения, тишины и грохота, из конца в конец Вселенной промелькнули сиреневые зарницы, беззвучно сотрясая Мироздание (мгновенная боль в глазных яблоках и в ушах, будто иглы загнали), и Клим услышал отчетливый, раскатистый шепот: - Мастер, немедленно выходи из транса! Ты не подготовлен. - Кто это? Аристарх, ты? - Немедленно сними напряжение, загонишь сердце! - Где ты? Я просто пытаюсь найти тебя, а меня забросило куда-то в дальние дали. Желательно встретиться сегодня у Ромашина, обговорить кое-какие планы. - Я на Плутоне, буду к вечеру. Отключайся, ты еще не сидишь в нашем поле, а в одиночку такие сеансы осилить невозможно. - Я встретил Варлица... - Ганса Варлица? Он же на Меркурии, один из старейших интрасенсов, ему сто двенадцать лет. Ну и что? - Он посоветовал то же самое - "впаять" меня в это ваше поле. - Встретимся - обговорим. - Железовский не смог удержаться от восхищения, прозвучавшего в его последних пси-фразах. - Ну ты и даешь, мастер! Чтобы самому, без помощи и тренинга раскрыть границы гипервидения на миллиарды километров и выйти в Запределье - это надо суметь! Что, кстати, чревато для здоровья, резервов может и не хватить. - Мне казалось, я "обнял" всю Вселенную... - Когда я впервые вышел на этот уровень гипервидения, мне тоже показалось, что я вижу всю Вселенную. Отключайся. А когда придешь в себя, позвони отцу. - А в чем дело? - Тревога вошла в сердце горячим свинцом. Но пси-голос Железовского уже потерялся в шумах пространства, перестал сотрясать громадные просторы пустоты, исчез. Клим хотел найти в этой пустоте двойной шарик Плутона-Харона, но сил не хватило, и мир вокруг начал стремительно сжиматься, пока не провалился в кратер головы. Боль ударила по нервам кипучим валом... Глава 3 Зеленое и голубое... Внизу зеленое: бесконечная равнина, леса и поля с морем трав; вверху голубое: небо и космос за ним, не черный, не глубокий и мрачный - тоже голубой... Тепло... ни ветерка, ни звука - идиллия... Но что это появилось в небесной голубизне? Черная точка... она увеличивается. И цвет неба стал изменяться от голубого к синему, "скатываться" в фиолетовый... Точка приблизилась, превратилась в "черного человека", угловатую кристаллическую глыбу без глаз, но с мощными орлиными крыльями. "Черный человек" остановился напротив, изредка пошевеливая крыльями, и внимательно посмотрел - впечатление было, что он именно посмотрел - без глаз! - на того, кто преградил ему путь... Власта проснулась с чувством сожаления и тревоги: "черный человек" что-то сказал ей, предупредил о чем-то, но о чем - она уже не помнила. Полежав немного, женщина вызвала отсчет времени, и рубиновые цифры в потолке над кроватью высветили шесть двадцать восемь утра. Пора вставать. Размявшись в спортивной комнате, Власта приняла душ, позавтракала, поцеловала дочь - та еще спала и смотрела утреннюю программу снов - и приказала "домовому" не слишком давить инициативу дочери, хотя та в свои шесть лет и не нуждалась в особой опеке. В семь тридцать комиссар была уже в управлении. Рабочий день начинался, как обычно, с диалога с инком отдела, который проанализировал поступившую информацию и рассортировал ее по уровням иерархической структуры службы безопасности. Область ответственности комиссара отдела занимала высший уровень: судорога социума от эпидемий различных болезней, в том числе и психических, до организованной преступности, несмотря на потерю масштабности сумевшей адаптироваться, приспособиться к социальным условиям, мутировать и выжить. Чему удивляться, подумала Боянова с горечью. Наследие двух веков "свободы морали" не может исчезнуть само собой, да и общество до сих пор предпочитает содержать козла отпущения в лице службы общественной безопасности, чтобы за "разгул демократии" всегда можно было спросить с конкретных лиц. А ведь такое отношение (моя хата с краю, кто хочет, тот пусть и занимается уборкой мусора) к жизни ковалось не одну сотню лет! И началось оно не в середине двадцатого столетия, и не в одной стране, как это пытаются доказать кое-какие историки, хотя нельзя отрицать и того, что именно тогда был жестоко уничтожен целый слой культуры и началось размывание нравственности, а в результате наряду с высшими технологиями, позволяющими жить безбедно в любом уголке Земли и Системы и за мгновения достичь двух сотен звезд, мы имеем уровень культуры, не намного превышающий уровень "псевдокоммунизма" двадцатого века... Умник - инк отдела обычно не вмешивался во внутренние диалоги и монологи главы отдела, хотя и слышал ее мысли, находясь в постоянной пси-связи с ней, промолчал он и на этот раз, хотя Бояновой и хотелось бы иметь в его "лице" собеседника. Но Умник никогда не вступал в полемику с коллегами и друзьями во время работы. - Как получилось, что в отделе нет ни одного интрасенса? - спросила комиссар, получив сводку текучести кадров. - Мы приглашали многих, - ответил Умник, - но не согласился ни один. Вернее, год назад согласился Романов, но погиб во время операции на Иранском нагорье. - Странно. Мне казалось, престиж работы безопасника достаточно высок, чтобы о ней начали мечтать молодые интрасенсы. - Престиж действительно высок, что видно по конкурсу в наши школы: двадцать один человек на место, и тем не менее интрасенсы к нам не идут. Нужен широкий обобщающий анализ с историческими параллелями и привлечением известных ученых и самих интрасенсов. Знаете, каков социальный состав официально выявленных интрасенсов? Двадцать два процента - ученые, причем, как правило, очень высокого класса, двадцать семь процентов - артисты, восемнадцать - художники, четырнадцать - писатели. - А остальные? - Деятельность остальных не поддается учету. - То есть никто не знает, чем они занимаются. Может быть, это охотники, путешественники, бродяги, созерцатели? - Среди интрасенсов не зарегистрирован ни один охотник. За остальных не ручаюсь. - Хорошо, - прекратила отклонившийся от дела разговор Боянова. - Прими задание: розыску найти Лондона и передать ему просьбу встретиться со мной. Ни больше ни меньше. Если он смог предвидеть катастрофу на Меркурии, то может знать что-нибудь и о готовящемся выступлении против интрасенсов. - Я считаю, что готовится не единичная акция, а масштабная кампания, практически война. Со всеми вытекающими. - Тем более. На столе надулся оранжевым воздушным шариком чей-то экспресс-вызов, бесшумно лопнул, превратившись в светящуюся нить, но в объем передачи нить не развернулась. - Включите "обратку", - посоветовала Боянова, однако абонент на это не прореагировал. - В чем дело? - чуть резче произнесла хозяйка кабинета, обращаясь к инку стола. - Закрытая консорт-линия, - сообщил киб-секретарь флегматично. - Абонент не идентифицируется и не пеленгуется. - Власта Боянова, комиссар безопасности? - раздался слегка гортанный, звенящий от обилия бронзовых обертонов женский голос. - Да. Кто вы? - Пусть будет Мельпомена [Мельпомена - муза трагедий.]. - Неизвестная обладательница "колокольного" голоса засмеялась - словно по полу рассыпались и запрыгали металлические шарики. - Мы хотим предупредить вас: не вмешивайтесь в процесс лечения патологии. - О чем вы? - Интрасенсы - это патология человечества, и болезнь эту надо лечить радикальными средствами, хирургическим путем. - Это все? Снова смех. - До связи, комиссар. Нить неразвернутого виома угасла. Власта смотрела на тающий глазок в толще стола, а перед собой видела заплаканное лицо Забавы, своей сестры. Встрепенулась. - Удалось выяснить, откуда и кто звонил? - Нет, - виновато ответил киб стола. - Код связи рассчитан по теории множеств, пеленгация "рассыпается" на все стороны света. - А ведь с вами по консорт-линии могут соединиться лишь несколько человек в Системе! - мягко произнес Умник. - Вот именно, - проговорила Боянова, переживая короткий приступ бессилия: хотелось немедленно найти таинственную незнакомку, встряхнуть за плечи и выяснить все до конца. - Розыску еще одно задание: выяснить, кто звонил. Или в крайнем случае, кто мог звонить. Уже третий раз Мальгину снился сон: он в образе орла парит над горной страной, испещренной узорами долин, ущелий и хребтов, зорко всматривается в серо-бело-коричнево-голубоватый хаос, изредка пошевеливая могучими крыльями, и ищет... Что? Или кого? Что может искать орел в горах, одинокий и гордый, как страж бога молчания?.. Постичь смысл образа не удавалось, но ощущение вольного полета сохранялось долго. Мальгин полежал, глядя в малахитовое строение потолка, вызвал внутренний отсчет времени: шесть часов утра. Можно поспать еще час, но лучше встать. Клим усмехнулся - он-то рассчитывал на круглосуточное бодрствование: оказалось, интрасенсы, несмотря на свои экстравозможности и резервы, нуждаются в сне почти как люди, ну разве что дольше могут обходиться без сна, не снижая работоспособности. После первой своей попытки дальней пси-связи с Железовским Мальгин приходил в себя семь часов, да еще столько же спал, приказав "домовому" не беспокоить, поэтому совет Аристарха выполнить не мог. Теперь же решил не откладывая позвонить отцу. Интересно, что мог знать математик об отце такого, чего не знал сын? Виом включился на второй минуте. Мальгин-старший застегивал халат, то и дело оборачиваясь и прислушиваясь к чему-то. Вид у него был помятый, а под левым глазом красовался самый настоящий синяк. - Ну и ну! - присвистнул Мальгин. - Прямо персонаж старинного гангстерского фильма. Где это ты заработал медаль, па? - На улице нашел, - хмуро буркнул старик, машинально дотронулся пальцем до посинелого подглазья и снова прислушался. - Подожди минуту. Исчез из поля зрения. Мальгину почудились какие-то странные звуки: то ли кошка замяукала, то ли ребенок заплакал. Потом снова установилась тишина. Мальгин-старший появился через пять минут. - Тебе не спится? - Так ты мне скажешь, что случилось? Где тебя угораздило? - Столкнулся с действительностью. Настроение у отца было неважное, однако раньше он никогда не позволял себе разговаривать на грани грубости. - Я сейчас приеду, поговорим. Кстати, ты что, кошку завел? Брови отца приподнялись. - Какую кошку? - Я слышал какие-то мяукающие звуки. - А-а... - Старик отвернулся. - Это фильм... про котов. Мальгин с сомнением посмотрел на отца, но тот выдержал взгляд, а мгновенный пси-контакт на таком расстоянии хирургу пока не давался. - Ты бы лучше навестил Купаву, - пробурчал старик. - Па, ну что ты заладил одно и то же. - Клим поморщился. - Я же говорил тебе: был я у нее... - Она во Второй брянской клинике, отделение психотерапии. - Что?! - Сердце рванулось с такой силой, что, казалось, загудела грудная клетка. - Что с ней? - Насмотрелась и наслушалась всякой дряни. - Ви-нарко? - Врач сказал, что ее едва удалось вернуть из транса. - О черт!.. Это моя вина... я знал и... - Мальгин бросился из комнаты так внезапно, что "домовой" не сразу догадался извиниться и выключить связь. Отец смотрел из виома прищурясь, и лицо у него было печальное и доброе. - Беги, беги, тигр, потерявший след... - пробурчал он. - Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь... Мальгин ворвался в здание клиники как снаряд, разве что не произвел такого разрушения и ухитрился никого не покалечить. Вопрос киб-дежурного: вы куда? - он проигнорировал. Пси-зрение вело его в нужном направлении не хуже указателей на стенах. Купава лежала в сорок девятой палате, почти полностью похожей на ту, в которой лежал Мальгин после своего рейда на Маат и Орилоух вслед за Шаламовым. Одна стена была совершенно прозрачна, создавая иллюзию открытого окна, и низкое осеннее солнце заливало комнату потоками густого оранжевого света. В углу комнаты располагалась стойка медкомбайна, помаргивающая цветными огоньками, в другом дежурил киб, похожий на стоящего на задних лапах тушканчика, но с четырьмя передними лапами. Мебель в комнате была трансформная, и Купава сформировала по своему вкусу столики, диван и пуфы для пространственной организации гарнитура. Женщина лежала на кровати, опираясь на высокие подушки, и безучастно смотрела в окно. Губы ее шевелились, будто она разговаривала сама с собой. Бледные щеки, синева под глазами, заострившийся нос говорили сами за себя. Мальгин остановился на пороге, потрясенный той переменой, которая произошла с его бывшей веселой и решительной женой. Может быть, поэтому его гипервидение дало на этот раз осечку, а эмоциональная интуиция не сработала, и он не смог определить состояние Купавы и прочитать ее мысли. Она повернула голову, некоторое время смотрела на посетителя с прежним безучастным видом, потом в глубине глаз разгорелся огонек, брови поднялись, сломав трагический треугольник, но губы прошептали не те слова, которые ждал Клим: - Снова ты. Зачем пришел на этот раз? - Пава, - с дрожью в голосе сказал Мальгин, подходя к ней. - Это правда? Брови Купавы снова изогнулись в недоумении, потом она поняла, усмехнулась. - Странный вопрос. Разве ты не веришь врачам? Кровь ударила в голову, запылали щеки, и прошло какое-то время, прежде чем Мальгин справился с собой. Купава смотрела на него с любопытством, чуть оживилась. - Надо же! Каменный Мальгин краснеет! Неужто произошло чудо, и ты обрел человеческие качества? Клим полностью овладел чувствами, утвердительно кивнул. - Времена меняются, и мы меняемся с ними. Древняя формула права. Зачем ты это сделала? Я же предупреждал, что твое новое увлечение может плохо кончиться, а твои друзья не... - Он не договорил. Лицо Купавы стало злым. - Не говори ничего о моих друзьях, - тихо выговорила она, закусила губу, побледнев. Медкомбайн в углу отреагировал на это звоночком и вспыхнувшим алым квадратом. Киб тотчас же ожил, подскочил к кровати, схватил что-то золотое и прозрачное с подставки по другую сторону, просеменил к стойке комбайна и вернулся со стаканом молочно-белой пенящейся жидкости. Купава выпила напиток, щеки ее порозовели. Мальгин взял из ее руки стакан, повертел в пальцах, внимательно разглядывая. Стакан, после того как его содержимое было выпито, вообще не напоминал сосуд: Клим держал в руках, почти не ощущая этого, золотистый узор из прожилок, похожий на морозный рисунок на оконном стекле, но стекла-то как раз и не было! Рука ощущала прикосновение, но материал этого стакана был ни холодным, ни горячим, ни твердым, ни мягким. Мальгин прошел сквозь стену в туалетную комнату, наполнил стакан водой и хмыкнул: клубок светящихся золотых нитей превратился в сосуд, вода из него не выливалась, хотя стенок по-прежнему не было видно. Залпом выпив воду, хирург вернулся в палату. Купава покачала головой, ощутив перемену в душе Мальгина, вздрогнула, когда он заговорил: - Дан все-таки был у тебя. Этот "стакан", сфера с "галактиками" внутри, исчезающий "голыш"... - Да, был! - с вызовом ответила Купава. - Ну и что? Мальгин пожал плечами. Способность чувствовать пси-сферу и биоауру собеседника вернулась к нему. - Ничего. Он мне нужен, я ищу его. И найду. - Клим поднял твердый взгляд. - Почему ты скрыла от меня, что Дарья... в приюте? Купава открыла рот, закрыла, испуг отразился в ее потемневших глазах. Она не сразу нашлась, что ответить. - Зачем тебе дочь? - наконец сказала она горько. - Разве мало у тебя своих забот, мужских? Уходи. И не приходи больше. Мы идем по разным дорогам, и ты это знаешь. Не мучайся раскаянием и прочей сентиментальной ерундой, это тебя не красит, да и не любит никто слабых и нерешительных, твоя Карой тоже. Мальгин вздрогнул - не от слов Купавы, от волны ее чувств, обрушившейся на его загудевшую голову. Эта волна несла отчаяние, невыразимую горечь и тоску, бессилие, безнадежность, злость, гнев, усталость, презрение и желание умереть, но в ней не было главного - любви и ожидания. Впрочем, ненависти тоже не было. Душа Купавы кипела, и дымилась, и задыхалась в дыму, и никто помочь ей не мог, ни в прошлом, ни в будущем, в том числе и Мальгин, но он этого не понял. Он был оглушен и обескуражен, к тому же сработала ложная гордость, подруга эгоизма, и Мальгин не стал разбираться в хаосе эмоций Купавы и не смог поэтому выяснить причин ее отчаяния. - Выздоравливай, - сказал он глухо. - Я приду завтра. В каком приюте находится дочь? - "Звезда", возле памятника партизанам [Имеется в виду памятник партизанам Великой Отечественной войны в Брянске.]. И лучше бы ты не приходил завтра, моим друзьям, - усмешка скользнула по ее губам, - новым друзьям, это не понравится, что вполне может отразиться на твоем здоровье. Мальг