рократией, хозяйственной бюрократией, профсоюзной бюрократией, ученым сословием, творческой интеллигенцией. Вероятное развитие в этом направлении может, вопреки воле партаппаратчиков, привести к торжеству плюралистских, центробежных сил в партии, что поставит под угрозу "святая святых" партаппарата: монополию его власти. Поскольку в КПСС находится значительная часть интеллектуальной элиты СССР, то передвижка власти в партии означала бы победу прогрессивных сил над консервативными. Она означала бы также возвращение партии ее суверенитета над своим аппаратом, хотя бы в той мере, как это было при Ленине, Восстановление суверенитета партии над ее аппаратом не потребует ни внутрипартийной революции, ни даже реформ. Оно потребует лишь признания зафиксированных в Уставе партии партийных норм действующими законами л жизни партии (сейчас они лишь декларативные права, прикрывающие произвол партаппарата). Это потребует, конечно, в свою очередь, восстановления подлинной внутрипартийной демократии со свободой партийного слова, критики, иного мнения, со свободой партийных выборов. Вероятно ли такое развитие? На этот вопрос можно сразу ответить: при нормальной смене руководства в Кремле это невозможно. Партаппаратчики 70-х годов так же фанатично будут отстаивать свою монополию на власть, как их сталинские предшественники. Однако общая атмосфера в стране и рост плюралистских, центробежных сил названных выше внутрипартийных групп могут привести верховное руководство партии к политическому кризису с альтернативой: либо новый Сталин, либо последовательное распространение на всю партию того принципа демократии, который господствует ныне только на высшем уровне - в Политбюро. Партаппаратчикам будет импонировать новый Сталин, социально-деловым группам - расширение внутрипартийной демократии. Трудно предвидеть исход борьбы вокруг такой альтернативы. При прогнозе в отношении перспектив внутрипартийного развития нельзя абстрагироваться и от того влияния, которое на партию в целом оказывает окружающее ее советское общество. Интеллектуальная часть этого общества составляет 28,8 млн. человек, из которых только 6,6 млн. находится в партии. Такое общество невозможно перманентно опекать духовным мракобесам. Оно в конце концов потребует то, чем велик всякий мыслящий человек - духовную свободу. Я думаю, что самое кардинальное противоречие 70-х годов будет противоречие между требованием духовной свободы со стороны советского общества и отказом партаппарата ее предоставить. Оно не может быть снято ни бюрократическими комбинациями, ни административными репрессиями. Перейдем к оценке возможной внешней политики третьего поколения большевизма, какая она будет - великодержавно-национальная или революционно-интернациональная? Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, напомним, что безошибочные прогнозы в политических науках дело трудное, если не безнадежное. Достаточно вспомнить три общеизвестных, но классических примера ошибочного прогноза: предположение, что стоит сделать уступки Гитлеру в Мюнхенском соглашении (1938 г.), как Гитлер успокоится. Результат: развязка второй мировой войны. Предположение, что стоит пойти на уступки в подписании Ялтинского соглашения (1945 г.) - и будет возможно "перевоспитать Сталина в демократическом и христианском духе". Результат: дюжина новых коммунистических государств в Европе и Азии. Предположение, что Мао Цзэдун - всего лишь организатор аграрной революции в Китае. Результат хорошо известен. Ныне в литературе делается новый прогноз в отношении будущего развития СССР. Прогноз гласит: СССР идет по пути "отмирания идеологии" ("деидеологизация") и "конвергенции" с западным миром. Данный прогноз импонирует как альтернатива термоядерному вызову. Здесь у меня нет возможности подробно останавливаться на анализе этого прогноза. Только отмечу следующее: при всей своей соблазнительности и даже некоторой логичности в аспекте мировой научно-технической революции, новый прогноз лежит, на мой взгляд, в том же ошибочном плане, что и все названные выше политические прогнозы. Причина не столь сложна: коммунизм - двуликий Янус, он всегда имел и имеет два лица: гениальная маскировка с чудовищным нутром. На путях к своей цели коммунисты действуют в маске; достигнув цели, они ее сбрасывают. Ошибочные прогнозы и есть прогнозы, основанные на принятии маски за подлинное лицо. Какие факты говорят в пользу "деидеологизации" и "конвергенции"? Обычно ссылаются на прагматический "либерманизм" в области советской экономики и на "сосуществование" в области советской внешней политики. Но даже для Либермана следующие принципы коммунистического хозяйствования являются аксиомами: тотальная государственная собственность, государственный план, "социалистическая прибыль". Советские "реформаторы" оперируют в рамках и на основе партийно-государственной монополии на средства производства и распределения, абсолютно исключающей частную инициативу. Отказ от монополии экономической власти означал бы для КПСС отказ от монополии политической власти. Сами советские теоретики, зная это, в бесчисленных статьях и книгах решительно отводят "конвергенцию" как "контрреволюционную утопию" западных "идеологических диверсантов". По существу они правы. Однотипность научно-технической революции на Западе и на Востоке не может привести к конвергенции в силу антагонистической разнотипности их социально-политических систем. Что же касается "сосуществования", то и тут картина малоутешительная. Прежде всего отметим новое явление в мировой политике, имеющее историческое значение: актуальность проблемы "сосуществования" уже начала для СССР перемещаться с плоскости двух систем внутрь самой коммунистической системы (Китай, Чехословакия, Румыния, Югославия). Происходит то, что не предвидел никто из коммунистических пророков: войны возможны и даже могут оказаться неизбежными между самими коммунистическими державами, как войны империалистические и идеологиче~ ские. Трудно ожидать от коммунистических государств, которые не могут "сосуществовать" между собою, чтобы они "сосуществовали" с демократическими странами. Москва никогда не скрывала, что для нее "сосуществование" вовсе не цель, а средство к цели, оно лишь средство инфильтрации в тыл Запада, чтобы решить соревнование "двух систем" на путях революции, не рискуя самоубийственной термоядерной войной. Может быть, новые люди, новое время, новые условия так повлияют на советскую политику 70-х годов, что "сосуществование" из средства действительно превратится в цель? Если бы это случилось, то мы действительно имели бы дело с переродившимся поколением большевизма. Но строить политику в надежде на это было бы более чем рискованно. Во всяком случае прогноз советской внешней политики должен основываться не на сомнительной гипотезе предполагаемого будущего, а на учете реального настоящего. Реальное положение, однако, таково, что внешняя политика партии наперед запланирована в действующей Программе партии, по крайней мере, до 1980 года. Эта Программа считается одновременно и Библией и настольной книгой третьего поколения. Чему она учит и что она предписывает? Вот соответствующие установки Программы: 1. По пути "социалистической революции и осуществления диктатуры пролетариата... рано или поздно пойдут все народы" ("Программа КПСС", 1965, стр. 18, 19). "Современная эпоха... есть эпоха борьбы двух противоположных систем... Эпоха торжества социализма и коммунизма во всемирном масштабе" (там же стр. 5). "Партия рассматривает коммунистическое строительство в СССР как великую интернациональную задачу советского народа" (там же, стр. 6). Коммунистические государства "Европы и Азии -прообраз нового общества, будущего всего человечества" (там же, стр. 25). "КПСС будет и впредь направлять свои усилия на укрепление единства и сплоченности рядов великой армии коммунистов всех стран" (там же, стр. 44) и т. д.и т. д. Трудно допустить, чтобы люди, воспитанные на этих идеях, рассуждали и действовали иначе, как именно коммунисты. Даже больше. Коммунист третьего поколения по всем признакам будет представлять собой некий синтез между энтузиастом мировой революции ленинского типа и фанатиком власти сталинского типа. Поэтому не приходится говорить об "отмирании идеологии" или о "деидеологи-зации" этого поколения. Авторы такой теории упускают из виду, что идеология в СССР включает в себя два понятия: идеальное и материальное. Если "идеальное" есть не что иное, как совокупность идей и вытекающее из них мировоззрение, то "материальное" (я бы сказал "материализованная идеология") есть формы и методы правления нового типа власти - партократии. Ведь идеология есть не только то, что человек проповедует, но и то, что он делает. Поэтому советская идеология есть не только Маркс и Ленин, но и КПСС, тайная полиция, цензура, концлагеря, колхозы, короче: монопартийная диктатура. Если бы когда-либо в будущем в Кремле отказались от Маркса и Ленина, как в свое время отказались от Сталина, то это вовсе не привело бы к отказу от "материализованной идеологии". В свете данной проблемы мне кажется очень смелым и прогноз Милована Джиласа, который пишет: "В 1984 году (ссылка на книгу Оруэлла.- А. А.) марксистско-ленинская идеология в СССР умрет, и партия перестанет существовать, или она будет в руинах. Партаппарат и секретная полиция будут находиться под контролем армии" ("The New York Times Magazine", March 23, 1969, Section 6, p. 135). Сегодня, через 17 лет после смерти Сталина, КПСС, как и ее идеология, та же, что была и при Сталине. Происшедшие изменения касаются не субстанции режима, а его формы, показывают его приспособление к новым условиям. Невозможно себе представить, чтобы иначе обстояло дело и дальше, кроме случая военного или политического переворота. Когда мы ставим вопрос - что доминирует во внешней политике Кремля, идеология или великодержавно-государственные интересы СССР, мы забываем, что тут нет дилеммы "или - или", а есть "и - и". Идеология мировой революции и мирового господства не только не противоречит советской великодержавной политике, наоборот, она является ее глобальным и эластичнейшим инструментом. Конечно, конкретное направление, успех или поражение внешней политики третьего поколения в решающей степени будет определяться не только субъективными качествами этого поколения, но и теми силами и проблемами, с которыми они будут сталкиваться на мировой арене. В 70-х годах СССР будет иметь возрастающую конфронтацию одновременно с обоими мирами: с демократическим и собственным коммунистическим миром. В центре конфронтации будут стоять три силы: СССР - Китай - США, каждый враг каждого. Второй раз на протяжении жизни одного поколения история делает США судьей смертельной борьбы между диктатурами - сперва между коммунистической и фашистской диктатурами (СССР и Германия), а теперь между самими коммунистическими диктатурами (СССР и Китай). В первом случае США сделали выбор "меньшего зла", но кто может определить "меньшее зло" в нынешних условиях? Хотя китайские коммунисты объявили своей официальной политикой борьбу на "два фронта" - против "американского империализма" и советского "социал-империализма", но врагом No 1 они считают сегодня руководство СССР. Это и понятно. Между США и Китаем нет ни государственных границ, ни территориальных противоречий, тогда как между Китаем и СССР война возможна и, может быть, даже неизбежна из-за бывших китайских территорий (Амур, Уссури, Монголия, часть советского Туркестана). К концу 70-х годов китайский термоядерный и ракетный арсенал достигнет такого пополнения, который вполне позволит Китаю начать войну с обычным оружием на Дальнем Востоке, не боясь советского ответного удара атомным оружием. Тогда вполне может повториться история русско-японской войны 1904- 1905 годов, когда поражение на Дальнем Востоке развязало революцию в России, заставившую царя объявить Манифест 17 октября 1905 года о свободах. В предвидении возможности такой войны с Китаем Кремль будет искать союза с США ценою уступок в сферах влияния за счет Китая в тихоокеанском и южноазиатском районах. Еще четыре проблемы приобретут возрастающую актуальность: Рост сопротивления восточноевропейских коммунистических государств в борьбе за независимость. Рост противоречий Москвы и Пекина в борьбе за гегемонию в мировом коммунистическом движении. Борьба как против Запада, так и против Китая за политическое влияние в странах "третьего мира" (особенно на Арабском Востоке) и за стратегическое влияние на морях, омывающих эти страны. Проблема Германии. Особенно важное место в "политике дальнего прицела" Кремля займет советский вариант разрешения германской проблемы. В отличие от западных правительств, обычно думающих конъюнктурно от выборов до выборов, большевизм планирует свою политику на целые периоды и даже эпохи. Он считает, что в перспективе заокеанская Америка и островная Англия либо уйдут из Германии, оставив лишь символические силы, либо не станут защищать Германию (Берлин), рискуя атомной войной. И вот тогда в образовавшийся вакуум двинутся под популярным лозунгом "воссоединения Германии" "добровольческие дивизии" восточногерманских коммунистов, поддержанных "интернациональными бригадами" во главе с советскими коммунистами. Если бундесвер окажется сильнее "добровольцев", то на помощь им придет Советский Союз, который уже сейчас предусмотрительно обнародовал свое право на интервенцию в Германии в соответствии со статьей о "вражеских государствах" из статута Организации Объединенных Наций. Единственное препятствие на путях такого "воссоединения" Германии представляло бы владение Федеративной Республикой Германии атомным оружием, но Советский Союз опять-таки предусмотрительно заключил с Америкой соглашение о нераспространении атомного оружия с целью убрать это препятствие. Неизменное и методическое воспитание русской молодежи в ненависти к Западной Германии как к стране "реваншистов, милитаристов и неонацистов" как раз и служит цели создания психологического "казус белли" запланированного коммунистического воссоединения Германии. В Москве великолепно понимают, что если когда-нибудь в Германии появится новый Гитлер, то именно из-за советской политики увековечения разделения Германии. Поэтому Кремль постарается предупредить его коммунистическим воссоединением Германии. Органический недостаток западной "эволюционной теории" о Советском Союзе заключается в том, что Запад думает о большевизме рациональными и утилитарными категориями. Большевизму приписывают свойства, которыми он не наделен, и намерения, которых у него нет. За большевизмом отрицают право на действия, которые противоречат здравому смыслу западных людей. Внутренний иррациональный мир большевизма как был, так и остался неразрешимой загадкой. Вспышки прояснения и отрезвления наступают лишь тогда, когда Москва совершает очередной "иррациональный" шаг с точки зрения Запада, такой, как ракетная авантюра на Кубе или интервенция в Чехословакии. Между тем только в таких "вспышках" и проявляется истинная природа большевизма. Но дело "вспышками" не ограничивается. Большевизм сознательно и систематически готовит третье поколение к общему и решающему поединку. Очень хорошо и наглядно об этом говорил на торжественном заседании в Кремле 22 апреля 1969 года в присутствии всего Политбюро секретарь ЦК КПСС И. В. Капитонов в докладе, посвященном 99-й годовщине со дня рождения Ленина. Он сказал: "Предметом особого внимания партии является воспитание подрастающего поколения, призванного продолжить и приумножить революционные боевые традиции своих отцов и старших братьев... Наша партия была и останется верной завету Ленина - делать "максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах (Аплодисменты)" (Ленин. Полное собрание сочинений, т. 37, стр. 304), ("Правда", 23.4.69, стр. 2). Таким образом и в отношении международной политики третье поколение сохранит и, как выражается Капитонов, "приумножит революционные, боевые традиции своих отцов и старших братьев". Как я уже оговаривал выше, преемственность в руководстве и общей политике Кремля может быть обеспечена лишь при условии нормального перехода власти из одних рук в другие. Однако не исключена возможность и других вариантов политического развития СССР в 70-х годах: появление русского Дубчека (эволюционный "переворот") появление русского Наполеона (военный переворот) или революция (политический переворот). За и против каждого из этих вариантов есть свои аргументы. Анализировать их - значило бы выходить за рамки данной темы. Я знаю, в глазах иных оптимистов мой общий прогноз об облике и делах третьего поколения выглядит довольно мрачным. К сожалению, история большевизма не учит оптимизму. Каждый раз трагедия происходила не из-за переоценки, а из-за недооценки динамизма и масштаба возможностей большевизма. Новой трагедией была бы вера в способность большевизма к перерождению. Даже в Кремле убеждены, что скорее в СССР возможна революция, чем перерождение большевизма. Орган ЦК КПСС - журнал "Коммунист" - с полным согласием цитирует друга-врага Ленина старого марксиста По-тресова: "Неосновательна надежда, что большевизм можно причесать. Большевизм тем и характерен, что никогда не позволял себя причесывать. Он непоколебим. Его можно сломить, но согнуть нельзя" (1967, No 15, стр. 86). Так оно и есть. 1969 г. V. ЕДИНСТВО И ПРОТИВОРЕЧИЯ В ТРЕУГОЛЬНИКЕ ДИКТАТУРЫ (партия, полиция, армия) 1. Полиция В деле изучения структуры послесталинского правления надо различать поддающееся точному анализу изменение места и функций правящих групп -.партии, полиции и армии - в системе власти от неизменной природы самой власти. Кажущееся изменение послесталинского режима есть изменение не самого режима, а изменение взаимоотношений между названными властными группами внутри режима. Чтобы стало ясно, в чем суть, масштаб и направление изменений, необходимо вспомнить исходное положение, а именно: что такое сталинизм как доктрина и искусство управления и какова была роль каждой из этих властных групп в эпоху самого Сталина? Не думаю, что это будет большим прегрешением против авторской скромности, если я на этот вопрос отвечу выводом, к которому я пришел ровно 25 лет назад, значит за три года до смерти Сталина, в книге "Staline au pouvoir"*, по-русски опубликованной в 1950 году под названием "Покорение партии" в еженедельнике "Посев". Вот что гласит этот вывод: "Неправда, что в СССР - "диктатура пролетариата". Даже больше. В СССР нет и советской власти. Правда только то, что существующий ныне режим называет себя "советской властью" по традиции (...) Такое название лишь выгодно маскирует подлинную природу сталинского режима. Нет в СССР и диктатуры коммунистической партии, несмотря на ее шестимиллионную членскую массу. Правда только то, что сами большевики называют коммунистическую партию "авангардом трудящихся СССР", чтобы скрыть от народа лицо подлинного "авангарда" (...) Неправда, что в СССР делят господство и власть партия и военная клика. Генералитет Советской армии является пленником своего политического опекуна - института политических работников. Но даже и эти, последние, являются только посредниками, мостиком к подлинной силе, которая имеет свое собственное имя и свое собственное место в Советской армии. Неправда, что Политбюро ЦК ВКП(б) является всемогущей сверхсилой (...) Политбюро - хотя и яркая, но все-таки лишь одна тень той действительной сверхсилы, которая стоит за каждым креслом членов Политбюро. Сами члены Политбюро это знают точно, партия смутно догадывается, а народ апатичен к "высокой политике". Народ учат не думать. За всех думает, действует и диктует одна абсолютная сила. Имя этой силы - НКВД - МВД - МГБ. (...) Сталинский режим держится не организацией Советов, не идеалами партии, не властью Политбюро, не личностью Сталина, а организацией и техникой советской полити- * Alexander Ouralov. Staline au pouvoir.Les Iles D`or,Paris,1951. ческой полиции, в которой самому Сталину принадлежит роль первого полицейского. (...) Сказать, что НКВД есть государственная тайная полиция - это значит ничего не сказать по существу. Тайной полицией является и "Интеллидженс Сервис", но ее существование в глазах англичан так же естественно, как, скажем, естественно существование Министерства здравоохранения. Сказать, что НКВД есть орган массовой инквизиции - значит опять-таки ничего не сказать по существу, ибо массовой инквизицией было и Гестапо, хотя его шеф Гиммлер не годился бы и в сержанты Государственной безопасности. Сказать, что НКВД есть "государство в государстве", значит умалить значение НКВД, ибо сама постановка вопроса допускает наличие двух сил: нормального государства и сверхнормального НКВД; в то время как сила одна - универсальный чекизм. Чекизм государственный, чекизм партийный, чекизм коллективный, чекизм индивидуальный. Чекизм в идеологии, чекизм на практике. Чекизм сверху донизу. Чекизм от всемогущего Сталина до ничтожного сексота" ("Посев", No 41 (228), 8 октября 1950, стр. 13-14). Таков был классический сталинизм. Что же изменилось с тех пор? Охарактеризованная здесь чекистская субстанция режима не изменилась ни на йоту, но во внутренней его структуре произошла передвижка сил. Изменились роль и удельный вес властных групп между собою, что и создает вовне иллюзию изменения самой природы послесталинской диктатуры. Мы привыкли видеть и констатировать только главный факт: тиранию режима над народом, но мы с готовностью игнорировали соотношения групп внутри самого господствующего класса, а именно: тиранию чекистов против самой партии и армии. В период кризиса вокруг и после смерти Сталина эти две силы и объединились между собою, чтобы лишить чекистов их ведущей роли, поставив их под контроль партии, как это было при Ленине. Сделать это партия могла лишь апеллируя к народу и разоблачая злодеяния чекистов. Но кто посягал на чекистов, тот посягал на самого Сталина. Игра была сложная, трудная и весьма рискованная для судьбы всего режима. Куда легче было объявить Берия международным шпионом, чем совершить богоубийство - объявить Сталина главным преступником. Со Сталиным у его учеников было связано все святое в идеологии, политике, карьере, дружбе. Сталин и привел их к вершине власти через трупы самих отцов Октября. Долг признательности и общеизвестный факт совместных преступлений со своим учителем как будто должны были удержать учеников от того, чтобы посягнуть на самого Сталина. Однако политике вообще, большевистской политике в особенности, чужды как святость исторических воспоминаний, так и всякие морально-этические побуждения вроде совести, чести, долга, благодарности... Партаппарат, поддержанный армией, решил пойти на калькулированный риск, чтобы восстановить свою власть и тем самым спасти весь режим: он объявил Сталина лжебогом. Более того, он во всеуслышание обнародовал, что все преступления режима совершены лишь одними чекистами во главе со Сталиным, а всеми успехами режима страна обязана в мирное время - партии, а в военное время - партии и армии. Вот этот союз партии и армии сделал возможным поголовное уничтожение ведущих чинов чекистского корпуса во главе с тремя министрами госбезопасности Меркуловым, Абакумовым и Берия, осуждение их преступлений, как и преступлений их вдохновителя и организатора Сталина на двух съездах партии - на XX и XXII. Однако наследники Сталина хорошо знали не только то, что они сейчас делают, но и то, кому сам режим обязан своим существованием - чекистскому корпусу в лице его вооруженных сил и тайной полиции. Они хорошо помнили слова Ленина, что без Ч К коммунистическая диктатура не может существовать (Ленин, 3-е изд., т. XXVII, стр. 140). Наследники Сталина поэтому боролись не против институции, а против лиц, не против полицейской сущности государства, а против полицейской диктатуры над партией. Результаты известны: партия из вспомогательной силы полиции стала ведущей силой, а политическая полиция из ведущей силы превратилась во вспомогательную силу партии. Однако от этого перемещения слагаемых властных групп сумма не изменилась. Только полиция перестала быть всемогущей, но само советское государство не перестало быть полицейским. Глубины своего падения полиция достигла на XXII съезде, когда Хрущев принудил нынешних узурпаторов своей власти открыто осудить на этом съезде террористическую практику советской тайной полиции во главе со Сталиным. Былая легенда рыцарей революции, всеобщая слава всезнающих, всемогущих, никогда не ошибающихся чекистов была разоблачена самой партией. Теперь не только страна, но и весь мир увидел советское полицейское чудовище во всей его омерзительной наготе. Но Хрущев ошибался, когда думал, что можно управлять полицейским режимом, разнося полицию, еще больше ошибался он, когда недооценивал ее неисчерпаемый запас подлости и коварства даже по отношению к верховным авторитетам власти. Он потом и стал сам жертвой этой недооценки. С падением Хрущева началось новое восхождение к власти политической полиции, сопровождаемое самыми интенсивными попытками реабилитации "органов". Пускаются в ход новые легенды вроде того, что "органы" все-таки никогда не ошибались, а ошибались лишь отдельные люди (Ежов и Берия), зато у органов были бессмертные герои, как каторжник Дзержинский и международный шпион Зорге. Пошли невиданные даже в эпоху ежовщины восхваления доблестных дел чекистов в бесчисленных статьях, очерках, книгах, фильмах, с заданием создать положительный чистый тип чекистского героя в литературе, как будто в клоаке социальных подонков вообще можно найти чистый тип. Да это и не было истинной целью "социального заказа" - цель была другая: создать психологический климат для возвращения сети КГБ в состав руководящей иерархии партийных органов от ЦК до местных комитетов. Вспомним, что КГБ был настолько дискредитирован и дискриминирован, что его глава Семи-частный до самого свержения Хрущева был лишь кандидатом в члены ЦК, а профессиональных чекистов вообще не ввели в состав ЦК. Официальный сигнал к реабилитации КГБ был дан назначением секретаря ЦК Андропова председателем КГБ с одновременным избранием его сначала кандидатом, а потом и членом Политбюро, а его трех заместителей - в состав ЦК. Как и надо было ожидать, то же самое повторилось и на местах - местные начальники КГБ, которых при Хрущеве держали на почтительном расстоянии от парторганов, теперь стали автоматически членами бюро обкомов, крайкомов и ЦК республик. Речь не идет о карьере личностей, здесь происходит реабилитация институции, более того, происходит превращение КГБ из былого при Хрущеве вспомогательного органа верховной власти партаппарата в соучастника этой верховной власти, как один из углов в треугольнике диктатуры. Так как органы КГБ в силу их специфической природы и сейчас неподконтрольны партии в своих оперативных функциях и по этой части пользуются полной автономией, то создается положение, когда партаппарат контролирует полицейский аппарат лишь теоретически, тогда как полицейский аппарат контролирует практически каждого партаппаратчика от генсека до райсека. Чем выше стоит партаппаратчик, тем больше и гуще он обложен сетью КГБ, как легальной (охрана), так и нелегальной (наблюдение). Конечно, как в методах КГБ, так и в его личном составе произошли серьезные изменения, вытекающие из изменившихся условий. В определенном смысле можно говорить и о новом типе чекиста. Ленинский чекист был полууголовником-полуреволюционером, который боролся с действительными врагами большевизма, нарек сам себя прозвищем "обнаженный меч пролетариата"; сталинский энкаведист был полным уголовником и открытым циником, который боролся с мнимыми "врагами народа", а вот современный кагебист - тотальный ханжа. Он заявил себя с самого начала как специалист по профилактике преступлений и был не прочь отмежеваться от сталинского энка-ведиста ("мы - не те") или выдать себя за вашего спасителя ("мы хотим вам только помочь"),- явно опутывая вас паутиной лжи, клеветы и провокации. Однако стоит подследственному проявить твердость и поймать кагебиста на лжи, как он тут же в вспышке гнева выдает свою истинную физиономию: "Это ваше счастье, что сейчас не сталинские времена!" (вспомните выступление литературного кагебиста Шолохова на XXIV съезде против Синявского и Даниэля). И все-таки он не тот тупой и малоинтеллигентный инквизитор сталинских времен, единственной специальностью которого были физические пытки. Он бюрократ с вузовским дипломом, пропущенный дополнительно через особую школу специалистов духовных пыток. Где у сталинского чекиста бездушие было органическое, а потому и естественное, там у брежневских кагебистов оно маскируется под наигранное добродушие. Там, где сталинский чекист подследственного убивал медленной физической смертью, там новый, брежневский убивает духовно. "Если убить в человеке все, что в нем есть человеческого - совесть, честь, убеждения - тогда он весь в вашей власти, и значит, на вашей службе, поэтому незачем, даже вредно его убивать физически",- такова философия новой психологической инквизиции. Это не значит, конечно, что физические пытки вообще исчезли,но они носят теперь не массовый, а индивидуальный характер. Беспримерным в истории надо признать ставшее почти бытовым явлением великое зло, самый убийственный бич на теле народа: всеобъемлющее, вездесущее сексот-ство. Это тоже родное дитя Сталина. В разгар ежовщины, 20 декабря 1937 года, к 20 годовщине Чека Сталин устами Микояна выдвинул лозунг: "Каждый трудящийся СССР должен стать помощником НКВД" ("Правда", 21 декабря 1937 г.). Конечно, даже Сталин этого не добился. Но это было и остается и сегодня идеалом КГБ, к которому он стремится неистово, последовательно и при помощи самых преступных методов. Сколько профессиональных чекистов в стране? Как велика сеть нештатных секретных сотрудников ("сексотов") КГБ? По данным западных разведок, в КГБ работают 420 тысяч сотрудников, из них на Западе 10 тыс., а какое число составляет армия нештатных, так называемых "кооптированных" агентов, не может знать никакая разведка, кроме самого КГБ. Но одно мы знаем достоверно: каждый взрослый гражданин обоего пола 250-миллионного советского народа, охваченного строжайшей паспортной системой, находится на примете, а то и на учете КГБ и под постоянным наблюдением его сексот-ской сети. Это тотальное наблюдение, совершенно невозможное в таком масштабе ни в одной из стран с обычным фашистским строем, легко осуществляется при высшем типе фашизма - при коммунистической диктатуре, так как здесь нация слагается не из личностей, а из принудительных коллективов, члены которых несут круговую ответственность друг за друга. В каждом из таких коллективов КГБ имеет свои легальные органы под различными наименованиями и нелегальную агентуру из членов этих же коллективов. Это относится и к самой коммунистической партии. Ленин говорил, что каждый хороший коммунист должен быть и хорошим чекистом. Поэтому Сталин поступил как последовательный ленинец, когда он разрешил ОГПУ организовать свою агентурную сеть и внутри партии. Более того, Сталин организовал дополнительно свою личную агентурную сеть по наблюдению и шпионажу и над самим партийным активом. Во главе этой сети находился "Особый сектор" личного кабинета Сталина. Таким образом, партия оказалась в щупальцах двойной сети шпионажа - внутрипартийного и общегосударственного. Хрущев ликвидировал шпионаж против актива партии, реорганизовав "Особый сектор" и его низовую сеть в обычные секретные "Секторы" при партийных комитетах, какими они были до Сталина, но ни Хрущев, ни тем более Брежнев не ликвидировал агентурную сеть КГБ внутри партии. Вероятно, она сейчас еще более расширяется. Кто и как попадает в сеть сексотов? Как правило, в свою агентурную сеть КГБ вербует подонков общества, асоциальные элементы, пойманных и непойманных преступников, людей с моральным изъяном, слабовольных людей, проституток, воров, бандитов, завзятых карьеристов, просто платных агентов, а также "идейных агентов" из среды партийцев, комсомольцев и даже пионеров типа пресловутого Павлика Морозова. У Сталина метод вербовки был очень простой - интересного для НКВД человека вызывали в Секретно-политический отдел и ставили перед выбором: остаться в этом учреждении в качестве заключенного или выйти на волю в качестве его агента. Сегодня положение изменилось. Наиболее действенный метод вербовки сейчас - шантаж. Метод материальных, академических, служебных (карьера) привилегий, создаваемых КГБ для своих агентов, тоже применяется наиболее широко как раз в нынешних условиях. Так называемая "международная разрядка" явилась давно желанным праздником на улице чекистов. КГБ выдвинул негласную доктрину: между разрядкой вовне и безопасностью внутри существует функциональная связь - чем шире разрядка, тем больше опасности идеологических диверсий Запада против СССР. Отсюда - само собою разумеющийся вывод: увеличить власть и штат КГБ, расширить его агентурную сеть, изолировать советских граждан от иностранцев, закрыть поток информации извне в СССР, из СССР вовне. На языке чекистов циркуляция свободной информации между Западом и СССР и есть "идеологическая диверсия". Единство политической полиции и полицейской идеологии режима нигде так наглядно не выпирает наружу, как в вопросах разрядки, но оно же демонстрирует и глубокое противоречие между коренными интересами государства - получить через разрядку кредиты, технику и технологию от Запада - и прямо-таки животным страхом КГБ и партии перед неизбежной в этом случае циркуляцией между СССР и Западом людей, идей и информации., В Кремле знают, что современное советское индустриальное общество не наделено иммунитетом против самой опасной для него заразы - духовной свободы, тогда как само советское государство может существовать только как закрытое государство или его вовсе не будет, по крайней мере, в его нынешнем виде. Но если в истории есть вообще что-нибудь необратимое, то это тот процесс духовной эмансипации народов СССР, который начался в 60-х годах с появлением Демократического движения, самиздата, "Хроники" и растущей армии инакомыслящих. Необратимым потому, что этот процесс не результат акций мифических диверсантов извне, не наносное явление, идущее от зарубежных радиостанций, а внутренний закономерный процесс в стране сплошной грамотности и многомиллионной интеллигенции. "В России нет свободы печати, но кто скажет, что в ней нет и свободы мысли?" - сказал один инакомыслящий (А. Есенин-Вольпин. "Весенний лист". Нью-Йорк, 1961, стр. 170). Вот эта никакой полицией в мире не истребимая воля к свободной мысли как народа, так и народной интеллигенции, соприкасаясь со свободной мыслью Запада, оплодотворяется новыми идеями, получает новые возбудители, новые творческие импульсы. Все это вместе взятое угрожает появлением духовной альтернативы, которая может стать знаменем широкого освободительного движения. Вот почему в Кремле полны решимости сделать разрядку дорогой одностороннего движения для привилегированных - открытой для КГБ и КПСС, но закрытой для рядовых советских граждан. Вот почему родилась в Кремле и новая теория об исключительной роли КГБ в эпоху разрядки. Разрядка выдвинула чекистский корпус на передний край инфильтрации вовне и репрессий внутри, тем самым увеличила его влияние в "треугольнике диктатуры". Перейдем к партии. 2. Партия На членском билете КПСС красуются слова Ленина: "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи". Если обратиться к генетическим истокам этого "ума, чести и совести", очень многое становится понятным в трагедии великой страны и ее несчастных народов. Ленин называл русский народ нацией рабов, нацией Обломовых, а ставку для освобождения рабов и перековки Обломовых делал на социальных подонков русского общества. В известную формулу "пролетариат и беднейшее крестьянство, как движущие силы революции", Ленин включал также люмпен-пролетариат и деревенскую голытьбу. Ленин писал: "Везде, где можно, мы будем стремиться организовывать свои комитеты, комитеты социал-демократической партии. Туда войдут и крестьяне, и пауперы, и интеллигенты, и проститутки" (Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 9, стр. 214). Ленин предвидел возражения со стороны подлинных рабочих против такого принципа организации рабочей партии. Поэтому он разъяснял: "Городской и промышленный пролетариат неизбежно будет основным ядром нашей социал-демократической партии, но привлекать к ней... мы должны всех без исключения: и кустарей, и пауперов, и нищих, и прислугу, и босяков, и проституток..." (там же, стр. 214-215). Такова характеристика Ленина социально-исторических корней КПСС. Однако нынешняя КПСС только духовно обитает в этом своем родословном очаге, а внешне она вполне порядочная буржуазно-мещанская партия. Начнем с общеизвестного факта, вся чудовищность которого заслонена удивительной природой человека привыкать ко всему: население СССР в отношении своих гражданских прав делится на два резко противоположных класса: граждане первого класса - это члены КПСС числом свыше 14 миллионов человек, составляющих лишь 6% от общего населения страны, и граждане второго класса - это 94% беспартийного населения. К этому делению советских граждан на "первоклассных" и "второклассных" или на партийных и беспартийных настолько привыкли, что само население даже не замечает глубочайшей правовой и вытекающей отсюда материальной дискриминации, которой подвергаются эти 94 %. СССР - это уникальное государство исполинской бюрократии, в котором все взрослое население от генсека до ассенизатора, от министра до чистильщика, от ученого до писателя, от рабочего до колхозника является его наемниками, а остальные - иждивенцами. Но занимать командные посты и делать какую-либо государственную, хозяйственную, академическую и даже творческую карьеру могут только члены первого класса. Какие бы выдающиеся таланты он ни имел, но беспартийный в условиях СССР не может быть министром, директором, командиром, дипломатом, председателем колхоза, заведующим почтой. Составляя высший класс по отношению к беспартийным, КПСС внутри, однако, тоже неоднородна. Члены партии делятся также на два класса, нашедших свое юридическое закрепление в Уставе партии (§ 29): первый класс - так называемый "партактив" - около двух миллионов человек, второй класс - это "пассив" партии - сюда входят все остальные. Дорога из "пассива" в "актив" партии не усеяна розами, тут происходит почти по Дарвину жестокий естественный отбор, в котором наиболее сильные и наименее разборчивые в моральном отношении пожирают своих конкурентов. Партиец, попавший таким образом в "актив п