леднее, товарищи! Так, с хвостов, встаньте в каре. И последнее. Командующий требует спокойствия и выдержки. В ходе инспекции десять человек сымитировали повешение. Трое доимитировались до того, что повесились... - Ну как ваш новый зам? - Видишь ли, Шура, в детстве его так сильно напугали "бабайкой", что еще с колыбели в ответ на "Коза идет, коза идет" он научился приставлять ладонь торцом к переносице. - Наберут трусов на флот, а потом хотят, чтоб они умирали гер-роями... Цок, цок, цок. - Доложите в центральный: прибыл гражданский специалист к радистам. - Цэнтралный. Прышол дэвишка, хочет радыстов. - Я не девушка, я гражданский специалист. К радистам. - Цэнтралный... ана нэ дэвишка... ана хочет радыстов. - В пять утра прибыть в казарму! - Мда-а... - Не успели с моря приплыть - на тебе... - Сейчас почти час, в два - дома, в три - на жене, в пять - в казарме... - Вот они, пассаты, дующие в лицо... - Мама моя, лучше б я назад в море ушел или в говно упал. - Страна ты моя Дуремария... - Вы что-то сказали или мне показалось? - Вам показалось... - Ночь. Везде темно. И только в Стране Дураков загорался свет... - А в Абрам-мысе водку по прописке продают... - Иди ты! А где ее берут? - Кого? Водку? - Нет, прописку... - Внимание, товарищи! Командующий флотом объявил оргпериод флоту! С сегодняшнего дня - якорный режим. Сход запрещен. Экипаж на борту. Сходню сбросить! - Мать моя женщина, опять семья на якорном режиме... - Жалуйтесь. В лигу защиты сексуальных реформ... - Никак не пойму, это что - домой сегодня не пустят? - Плохо быть деревянным... - Не-ет, флотом управляют двоечники... - Вы хотите сказать, что командующий флотом - двоечник? - А разве командующий флотом управляет флотом?.. - А мне еще двенадцать лет вот так просидеть на оргпериоде - н все! - Помрешь, что ли? - Пенсия... - А-а... - А американцы вообще говорят: "Войну им объявим, но не начнем. Они себя сами задолбают оргпериодами..." Крыса попалась в петлю. Ее повесили в боевой рубке с биркой: "Повесилась в результате якорного режима". - Я вас категорически приветствую. Прошу разрешения подержаться за вашу мужественную руку. Как ваше драгоценное для флота здоровье? - Безнадежно здоров. Годен только к службе на подводных лодках. Место службы изменить нельзя. У нас нет оснований для беспокойств и переводов. А списывают с плавсостава теперь по двум статьям: трупные пятна и прободение матки. - Ну с маткой, я думаю, у нас все в порядке. - Слушай, что это за козел ходил с вами море удобрять? - Из института. Мы с ним три вахты проговорили. Я думал, он серьезный мужик, а он кандидатскую пишет... - "Есть", "так точно", "никак нет" и "ура!" - четыре слова, отпущенных военнослужащему. Как из них сделать кандидатскую диссертацию? Не понимаю... - Мужики, слушайте, что пишут в нашей любимой газете, удивительное рядом, докладываю близко к тексту: "Крейсер. Ночь. Корабль спит. Устало дышат кубрики. Затихли орудийные стволы. Легкий бриз. Лишь одно окно освещено. Это окно замполита. Стук в дверь. На пороге - старшина трюмный, старшина первой статьи Перфильев. - Разрешите, товарищ капитан третьего ранга? - Проходи, проходи... Перфильев... - Вот, задумка есть, товарищ капитан второго ранга, как бы мне вывести свою команду в отличные?.. - и еще долго-долго не тушился свет в каюте замполита". - Во дают, растудыт ее в качель... живут же люди... к замполиту тянутся... - А наш хрючит по ночам, как трофейная лошадь, аж занавески развеваются... - Почему у вас начштаба зовут Бамбуком? - Потому что деревянный и растет быстро. - Факт, как говорится, на лице; я не хочу, чтоб он был у вас на лице. - Я сейчас соберу узкий круг ограниченных людей; опираясь на них, разберусь как следует и накажу кого попало. - Я теперь, порой, иногда даже думаю с ошибками. - Если нет мозгов, бери блокнот и записывай! Я всегда так делаю. - Я вчера в первый раз в жизни подумал, осмотрелся, осмотрелся, взглянул на жизнь трезво и ужаснулся. - Поймите вы, созерцательное отношение к жизни нам чуждо, чуждо... Этим занимались древние греки... и хрен с ними. - Товарищ командир, прошу разрешения быть свободным. - Вас освободила Великая Октябрьская революция. - Товарищ командир, прошу разрешения на сход с корабля. - А зачем? - К жене. - Дети есть? - Двое. - Остальное - разврат! - ПАЧЕМУ БРЕВНО ПЛАВАЕТ?! Командир дивизии уставился в распорядительного дежурного (вахтенные, собаки, проворонили; черт, как он возник, неизвестно). - Почему бревно плавает? Распорядительный (в первый раз заступивший самостоятельно испуганный лейтенант с чахоточной грудью) испуганно приподнимается, вылезая из очков. - Вы что... онемели? - Так... (время идет). - Я спрашиваю: почему плавает бревно?!! - Так... удельный вес... этой... воды... он больше... - Вы что, идиот?! Лейтенант вздрагивает и смотрит долго. - Идиот?!! Лейтенант вздрагивает и смотрит долго. - Почему... бревно... плавает?!! Лейтенанта сняли, унесли, откачали, отжали. Комдив имел в виду акваторию, захламленную плавником. Запись в личном деле: "Передан вместе с материальной частью". В КАЮТ-КОМПАНИИ НА ЗАВТРАКЕ - ...и жрет и жрет... - А это психология отличника боевой и политической подготовки... - ...лежу я, значит, мечтаю о демобилизации и вдруг... - Крысиные блохи из вентиляции сыплются тебе прямо на рожу. - Да они на человеке не живут. - Укусят... и подыхают... - А у меня вчера на подушке крыса ночевала... - Военнослужащий может испытывать радость от человека напротив. Вот сидит человек напротив, а военнослужащий смотрит на него... и радуется... Так что ты говоришь насчет крысы?.. ...на обеде - Там город, Саня, город! Театр! Кино! Там женщины, Саня... прямо на асфальте... Идешь... на асфальте - и женщина... идешь - еще одна... - Не люблю ночевать с дурами. Никакого интеллектуального удовлетворения... - Ох и баба на днях попалась... - Ви-тя (укоризненно)... Пехотный офицер образца 1913 урожайного года сообщил бы офицерскому собранию: "Элегия... эле-гия, а не женщина" или сказал бы: "Ее бедра метались, как пойманные форели", а Витенька, интеллект которого неизмеримо выше табурета, говорит "баба". И с этой женщиной он провел лучшие минуты сегодняшней ночи... - Да пошел ты... - ЧТО ВЫ ПОЛЗЕТЕ, КАК БЕРЕМЕННАЯ МАНДАВОШКА ПО МОКРОМУ... ХУУУ-Ю?!! - А-а-а-тдать носовой? - Есть, отдать носовой! - Отдать кормовой! - Есть, отдать кормовой! - Проверить буй усилием шести человек на отрыв! - Есть, проверить буй усилием шести человек на отрыв!.. Проверен буй усилием шести человек на отрыв!.. Буй оторван... - ПА-ЧЕ-МУ?!! (Пятнадцать восклицательных знаков.) Па-че-му не стрижен?!! (Глаза оловянные.) - Так... тащ капитан второго ранга... ведь перешвартовка... а время теперь на подготовку к вахте не предоставляют... я докладывал... а в парикмахерской очередь... Визг: - Пачему не стрижен?!! - Тык... я же... время же не дают... я отпрашивался... сегодня... Вой: - ПАЧЕМУ НЕ СТРИЖЕН?!! - Тык... времени... же... а в парикмахерской... - Хер в парикмахерской, хер! Почему не стрижен?! Длительное молчание по стойке "смирно", потом: - Есть... Что и требовалось... СОСТОЯНИЕ ЕСТЕСТВА "Все пропьем, но флот не опозорим!" - Да... был у нас один... непьющий... вообще ничего не пил совершенно... из партии исключили... юн думал, что все тут - как в газетах... ну и от несоответствия совсем... одичал... командир его как вызовет на профилактику... так он выходил от него, и его тошнило... аллергия у него была... на командира... отказался с ним в автономку идти... ну и выгнали его... а что делать... Твердые, как дерево; обветренные, как скалы; пьют все, что горит, после чего любят бешено все, что шевелится. Белая ночь, розовая вода, тишь. По заливу медленно маневрирует тральщик. Гладь. На мостике три вытянувшиеся, остекленевшие рожи (по три стакана в каждой). В глазах - синь. Воздух хрустальный. Баклан пытается сесть на флагшток. Мегафон в его сторону, и с поворота: - Ты куда-а! Ку-да! Та-кой-то и такой-то рас-куро-чен-ный па-пу-а-с!!! По рейду: "...ас ...ас ...ас..." С испугу баклан срывается и, хлопая крыльями, летит. Вслед ему на весь залив: - Вот так и лети... ле-ти... к та-кой-то ма-те-ри!!! Комбриг перед строем, в подпитии, фуражка на глаза, чтоб никто не заметил. Из него факел метра на полтора. Покачиваясь, сложив губы дудочкой, примеряясь? - Ну-у... Кто у на-с за-ле-тел?.. се... дня... - Да вот, Плоскостопов... - Плос-кос-то-пов! (Тыча пальцем.) Обрубок вы... а не офицер... - Товарищ командир, тут вот телефонограмма для вас. Командир слегка не в себе, старательно не дыша: - А выбрось ее... сь... сь... - А? Что вы сказали, товарищ командир, куда? - дежурный склоняется от усердия. - Выб-рось ее к-к-к... х-хе-рам... На офицерском собрании: - ...И далее. Лейтенант Кузин привел себя в состояние полной непотребности и в этом состоянии вошел сквозь витрину прилавка магазина готового платья и всем стоячим манекенам задрал платья, после чего он вытащил свой... Комдив, прерывая докладчика: - Лейтенант... Лейтенант встал. - Вы что, не можете себе бабу найти?! - Что?! Опять?! И уписался?! Где он лежит?!. Так... ясно... струя кардинала, почерк австрийский... - Пол-ный впе-ред! - Так... товарищ командир, пирс же... - Я те что?! Я те что, клозет тя поглоти?! Полный... Т-та-х!!! - На-зад... Отдать носовой... На пирсе строй полупьяных со вчерашнего матросов. Отмечали приказ. Перед ними замполит: два метра и кулаки слава Богу, с голову шахматиста. Зам проводит индивидуальную беседу со всем строем одновременно: - Я уже задрался идти вам навстречу!!! Облупился... весь! Ноги отстегиваются! Куда ни поцелуй моряка, везде жопа! Ублюдки! Рокло! Салаги! Карасьва! (Волосатый кулак под нос.) Вот вам, суки, и вся политработа! Всем понюхать! Все понюхали. Пожалуй, все... а теперь на горшок и спать. Такая армия непобедима... БЕЛИБЕРДА (но флотская) Будущее "...И осталась от человека только дымящаяся дырка... и пепел... пепел... пепел... и ногти из пепла... с траурной каймой". Пропел, прокричал, проорал, прорычал, проскулил, провыл, залопотал... пискнул, чикнул, чирикнул... прососал... - и все это на флоте синонимы слова "сказал". - Смотрю я на своего начальника и думаю: "Какое славное специфически мужицкое лицо". А он разговаривает со мной, отрывая себе зубами заусеницу... - Смотреть нужно только взад... исторически, разумеется... только так и можно двигаться вперед... - Прошу разрешения чего-то не знать... Прошу разрешения видеть, но не все... Прошу разрешения различать, но только частности... Прошу разрешения чувствовать, но не до конца... Прошу разрешения страдать, но не тем местом... Надо же что-то оставить и для начальства... - А я ему скажу! Я скажу ему такое, что он икнет, в конечном итоге. Я скажу ему: "Я вижу вас только в очень крупную лупу!" - Это когда предмет наблюдается непосредственно за... лупой.... - Где эта мыльная принадлежность?! А-а... вот вы где! Ну-ка, идите сюда, встаньте тут, я буду на вас смотреть... - Куквин! Вы способны меня потрясти. Вы потрясете меня когда-нибудь... Куквин. У вас нет случайно консерваторского образования? Но вы же скатываете шланги, как композитор... - Хочется гладить вашу голову веками. Гладить ее, гладить... Когда гладишь вашу голову, возникает чувство сопричастности к чему-то бесконечно круглому... - Агаты... агаты... агаты... Хочется агатов... Хочется нащупать агаты... Тянешь руку, а попадаются все не агаты... О ней "...Загадочная, очаровательная, нежная, изумительная тысячу раз. Пытка моя. Сейчас 21 час. У вас там по телевизору идет телепрограмма "Время". Передают дыхание страны. А у тебя в ванне шумит вода. Ты моешься. Атласная. Думаешь ли ты обо мне? Я о тебе думаю. За тысячи километров от берега. Передо мной твоя карточка. Она стоит, опираясь на стол. Твое изображение. Оно вырывает из меня чувствительный стон. Мучительная. Он выходит, оставляя осадок на хрустале моей души..." "...они лежали на персицких коврах. К их голым спинам липли окурки..." - Яйца, яйца, яйца и много одинокого пейзажа. Что это? - А черт его знает... - Это яйцепровод в Тюмени. Музыкальная тема "...музыка лизала ему уши..." Морская тема "...море лизало ему ноги..." Тема золотой середины "...в середине его никто не лизал..." КУМЖА Кумжа - это учение, на котором генералы академии Генштаба знакомятся с подводными лодками. В определенной базе для них выстраивают все проекты лодочек. Корабли покрашены, сияют кузбаслаком, внутри, после недельной повальной приборки, - тишина, крыс нет, по отсекам расставлены командиры отсеков в новом белье, перепоясаны со всех сторон ПДУ, в свежих тапочках, все стрижены, остальной личный состав увезен в доф, где им показывают кино. Генералы гурьбой, переговариваясь, появляются у входной шахты люка. Первый из них начинает спускаться внутрь. Вместо того чтобы повернуться к поручням лицом, он поворачивается задом. Полез. Локти во что-то по дороге втыкаются, и генерал застывает с вывернутыми руками. - Васька! - веселятся стоящие над ним генералы. - Это тебе не танк, едремьть, тут соображать надо! В центральном посту трап, ведущий вниз, пологий, и по нему сходят, что называется, "лицом вперед". Потоптавшись перед трапом, генерал Васька поворачивается (он уже научен) и сползает по нему спиной, отмечая генеральской ногой каждую ступеньку. - Васька! - кричат ему опять генералы, которым после "Васьки" успевают объяснить, как нужно сходить по трапу. - Это ж не танк, едремьть, тут думать надо! Генералам дают провожатого, но внутри лодки они все равно умудряются расползтись по отсекам и потеряться. - Простите... а где у вас тут выход? - По трапу вниз и дальше прямо. - Спасибо, - говорит генерал, делает все, как сказали, и попадает в безлюдный трюм. - Эй! - доносится оттуда. - Товарищи! В первом отсеке генералы проходят мимо торпедиста - командира отсека. Последний генерал задерживается и голодно смотрит на ПДУ командира отсека. - Какая интересная фляжка. - Это ПДУ - портативное дыхательное устройство, предназначенное для экстренной изоляции органов дыхания от вредного влияния внешней среды при пожарах! - резво старается командир отсека. - А-а-а... - говорит генерал. - Ты смотри... - И видит сандали: на сандалях аккуратные дырочки: - Дырки сами делаете? Торпедист сначала не понимает, но потом до него доходит: - Дырки?... ах, это... нет, так выдают. В следующей группе проходящих генералов каждый генерал с любопытством смотрит на "фляжку" - у генералов все мысли одинаковые, последний задерживается и спрашивает: - Это фляжка? Резво: - Это портативное дыхательное устройство! - произнесено так быстро, почти истерично, что генерал половину не усваивает, но кивает он понимающе - "А-а-а..." - взгляд на сандали: - Дырки сами делаете? Лихо и молодцевато: - Так выдают! До следующей группы торпедист успевает перемигнуться с командиром второго отсека: "Вот козлы, а?!" Подходит третья группа, последний в группе генерал обращается к торпедисту: - Какая интересная фляжка. На торпедиста нападает смехунчик, то есть с полным ртом смеха, дрожа веками, пузырясь ртом, он пытается сдержаться, у него выкатываются глаза, из него вываливаются какие-то звуки, все это, скорее всего, от нервов. Генерал изумлен, он приглядывается к торпедисту. Тот: - Эт-т-а-ды-ха-те-ль-но-я-ус-тр-ой-ст-во! - Ты смотри, - генерал с опаской внимательно смотрит, и тут взгляд его случайно попадает на сандали, генерал оживляется: - Дырки сами делаете? Ти-та-ни-чес-кие усилия по приведению рожи в порядок (ведь сейчас впердолят так, что шею не повернешь), в глазах слезы: - Т-та-ак в-вы-вы-да-ют! Генерал сочувственно: - Вы заикаетесь? Быстрый кивок, пока не выпало. В ракетный отсек попадают не все, а только самые любопытные. Командир отсека, капитал третьего ранга Сова (пятнадцать лет в должности), застегнут по гортань (от старости у него шеи нет), объясняет генералу, что у него в заведовании шестнадцать баллистических ракет. Генерал с уважением: - О вас, наверное, генеральный секретарь знает? (У генерала на позиции только три ракеты, а тут - шестнадцать.) - Что вы! - говорит Сова. - Меня даже флагманский путает. Скоро генералы Сове надоели - утомили вконец, - и перед очередным генералом он ни с того ни с сего сгибается пополам. - Что с вами? - отпрыгивает генерал. - Радикулит... зараза... товарищ генерал... - Что вы! - суетится генерал. - Присядьте! У Совы все натурально - слезы, хрипы; он входит в роль, станет, перекашивается, его уводят, осторожно сажают, оставляют одного. Когда никого не остается рядом, Сова кротко вздыхает, рывком расстегивает ворот и, прислоиившись к стене, закатив глаза, говорит с чувством: "Ну, задолбали!" - после чего он мгновенно засыпает. В центральном в это время один из генералов от инфантерии видит "каштан" и говорит с кавалерийским акцентом: - А это что? Старпом - отглажен, с биркой на кармане, стройный от напряжения: - Это "каштан" - наша боевая трансляция. - Да? Интересно, а как это действует? - А вот, - старпом, как фокусник, щелкает тумблером. - Восьмой! - Есть, восьмой! - доносится из "каштана". - Вот так, - говорит старпом, приводя все в исходное, - можно говорить с любым отсеком. - Да? Интересно, - генерал тянется к "каштану". - А можно мне? - Пожалуйста. Генерал включает и - неожиданно тонко, нежно, по-стариковски, с дрожью козлиной: - Во-сь-мой... во-сь-мой... - Есть, восьмой! - А можно с вами поговорить? Молчание. Потом голос командира восьмого отсека: - Ну, говори... родимый... если тебе делать нех... уя... - Что это у вас? - генерал оторопел, он неумело вертит головой и таращится. Старпом сконфужен и мечтает добраться до восьмого; поборов в себе это желание, он мямлит: - Вы понимаете, товарищ генерал... боевая трансляция... командные слова... словом, он вас не понял. Надо вот так, - старпом резко наклоняется к "каштану", по дороге открывает рот - сейчас загрызет: - Вась-мой!!! Вась-мой!!! - Есть, восьмой! - Ближе к "каштану"! - Есть, ближе к "каштану", есть, восьмой! - Вот так, товарищ генерал! Генералы исчезают, время обедать, по отсекам расслабление, смех; командиры отсеков собраны в четвертом на разбор, все уже знают - толкают командира восьмого: "Он ему говорит: разрешите с вами поговорить, а этот ему: ну, говори, родимый... у старпома аж матка чуть не вывалилась, готовься, крови будет целое ведро, яйцекладку вывернет наизнанку". - "А я чо? Я ничо, "есть, так точно, дурак!" РБН Город С. - город встреч. Подводная лодка в створе. - Взят пеленг на РБН столько-то градусов, - штурман потирает руки и сосет воздух. Офицеры в приподнятом настроении. РБН - это ресторан "Белые ночи". Офицерский ресторан. Там все расписано: и столы, и женщины. Рядом с РБН-ом двумя красными огнями горит вешка. При заходе в порт на нее берут пеленг. РБН - это флотская отдушина. В нем тот маленький винтик, которым крепится весь флотский механизм, сам собой развинчивается и, упав, теряется среди стульев и тел. В РБНе есть и свои "путеводители" - старожилы, знающие каждый уголок. У них сосущие лица. - Кто это? - Черненькая? Это Надежда. Двадцать шесть лет, разведена, ребенок, квартира. - А эта? - Танечка. Хорошая девочка. Двадцать восемь, свободна, и квартира есть. Здесь бывает каждый четверг. - Почему? - Рыбный день. Ловит рыбу. ...Лодка ошвартована. Первыми в город сойдут: комдив - он был старшим на борту, и его верный оруженосец - флагманский по живучести. Они пойдут в РБН. Фонари, светофоры, деревья, автобусы, женщины - все это обрушивается на подводника, привыкшего к безмолвию, пирсу и железному хвосту своей старушки. На него падают звуки и голоса. Он, как бывший слепой, видит то, что другие уже давно не видят. Он идет среди людей, улыбаясь улыбкой блаженного. Он придет в РБН. Его тут давно ждут. - Проходите, - швейцар расталкивает "шушеру" у входа и втягивает офицера, - ваш столик заказан. - А ну, назад! - пихает швейцар "шушеру" в грудь. Офицер - самый стойкий любовник. В ресторане до 23 часов, обалдев от свободы, он пьет и пляшет, демонстрируя здоровье. Потом он берет вино и женщину и идет к ней, где тоже пьет и пляшет до четырех утра, демонстрируя здоровье. С четырех до пяти он охмуряет девушку. В пять с четвертью она его спрашивает: "Ты за этим пришел?" - после чего его берет оторопь, и она ему отдается, а в шесть тридцать он уже едет в автобусе на службу и чертит по дороге треки лбом по стеклу. - Раз-бу-ди... ме-ня... - говорит он собрату, совсем издыхая, - я посплю только... двадцать минут... а потом... мы пойдем... в РБН... - и затих. Он лежит, как мертвый, с мраморным лицом и полуоткрытыми глазами. И собрат будит его. Раздаются ужасные стоны. Стоя на четвереньках, он пытается встать. Встал. Пошел. Сам пошел. Под душ. После душа он готов в РБН... Я бы поставил им памятник: огромную трехгранную стелу, уходящую ввысь. К ней не скончался бы женский поток города С. Флагман и комдив уже сидят в РБНе. Они уже выпили столько, сколько не способен выпить обычный человек. Когда оркестр уходит на перерыв, флагман выползает на сцену, берет гитару и поет: - О-ч-и ч-е-р-н-ы-е... - Браво! - кричит комдив. - Снимаю ранее наложенное взыскание! - Он уже видит только тот предмет, который движется. Рядом с ним оказывается женщина в декольте. В декольте аккуратно упакован устрашающий бюст. Бюст движется, и комдив его видит. Бюст зачаровывает. - Маша, - женщина поняла, что пора знакомиться. - Ви-тя, - тянет комдив, уставившись в бюст, - ой, какие документы, - говорит он бюсту, падает в него носом и, присосавшись, протяжно целует со звуком. УЧЕНИЕ Мороз дул.** Те, кто испытал на себе мороз, знают, что так сказать можно. Чахлое солнце, размером с копейку, мутно что-то делало сквозь небесную серь. Под серью сидел диверсант. Он сидел на сопке. На нем были непроницаемый комбинезон, мехом внутрь, с башлыком и электроподогревом. И ботинки на нем тоже были. Высокие. Непромокаемые, наши. И диверсант тоже был наш, но привлеченный со стороны - из диверсантского отряда. Ночевал он здесь же. В нашем снегу. А теперь он ел. Тупо. Из нашей банки консервной. Он что-то в ней отвернул-повернул-откупорил и стал есть, потому что банка сама сразу же и разогрелась. Широко и мерно двигая лошадиной челюстью, диверсант в то же время смотрел в подножье. Сопки, конечно. Он ждал, когда его оттуда возьмут. Шел третий день учения. Неумолимо шел. Наши учились отражать нападение - таких вот электро-рыбо-лошадей - на нашу военно-морскую базу. Был создан штаб обороны. Была создана оперативная часть, которая и ловила этих приглашенных лошадей с помощью сводного взвода восточных волкодавов. Справка: восточный волкодав - мелок, поджарист, вынослив, отважен. Красив. По-своему. Один метр с четвертью. В холке. А главное - не думает. Вцепился - и намертво. И главное - много его. Сколько хочешь, столько бери, и еще останется. Волкодавов взяли из разных мест в шинелях с ремнем, в сапогах с фланелевыми портянками на обычную ногу, накормили на береговом камбузе обычной едой, которую можно есть только с идейной убежденностью, и пустили их на диверсантов. Только рукавицы им забыли выдать. Но это детали. И потом, у матроса из страны Волкодавии руки мерзнут только первые полгода. А если вы имеете что сказать насчет еды, так мы вам на это ответим: если армию хорошо кормить, то зачем ее держать! Шел третий день учения. В первый день группа не нашего захвата, одетая во все наше, прорвалась в штаб. Прорвалась она так: она поделилась пополам, после чего одна половина взяла другую в плен и повела прямо мимо штаба. А замкомандующего увидел через окно, как кого-то ведут, и крикнул: - Бойцы! Кого ведете?! - Диверсантов поймали! - Молодцы! Всем объявляю благодарность! Ведите их прямо ко мне! И они привели. Прямо к нему. По пути захватили штаб. Во второй день учения "рыбы" подплыли со стороны полярной ночи и слюдяной воды и "заминировали" все наши корабли. Последняя "рыба" вышла на берег, переодетая в форму капитана первого ранга, проверяющего, по документам, и, пройдя на ПКЗ, нарезала верхнему вахтенному... нет-нет-нет - только сектор наблюдения за водной гладью. А то он не туда смотрел. Только сектор и больше ничего. И чтоб все время! Как припаянный! Не моргая. Наблюдал чтоб. Неотрывно. Во-он в ту сторону. И вахтенный наблюдал, а "товарищ капитан первого ранга, проверяющий" зашел по ходу дела к командиру дивизии, штаб которого размещался тут же на ПКЗ. (По дороге он спросил у службы: "Бдите?!" Те оказали: "Бдим!" - "Ну-ну, - сказал он, - так держать!" - и поднялся наверх.) И арестовал командира дивизии, вытащил его через окно, спустил с противоположного сектора и увез на надувной лодке. Причем лодку, говорят, надувал сам командир дивизии под наблюдением "проверяющего". Врут. Лодка уже была надута и стояла вместе с гребцами у специально сброшенного шторм-трапика. Шелкового такого. Очень удобного. Хорошая лодка. Мечта, а не лодка. Вахтенный видел, конечно, что не в его секторе движется какая-то лодка, но отвечал он только за свой сектор и поэтому не доложил. Так закончился второй день. На третий день надо было взять диверсанта. Живьем. На сопке. Вот он сидел и ждал, когда же это случится. А наши стояли у подножья, указывали на него и совещались возбужденно. Наших было человек двадцать, и они поражали своей решительностью. Вместе со старшим. Он тоже поражал. - Окружить сопку! Касымбеков! Заходи! - наконец скомандовал старший, и они начали окружать и заходить. Волкодавы пахали снег, по грудь в него уходя, плыли в нем и неумолимо окружали. Во главе с Касымбековым. Не прошло и сорока минут, как первый из них подплыл к диверсанту. Первый радостно улыбался и задыхался. - Стой! - оказал он. - Руки вверх! После чего силы у него иссякли, а улыбка осталась. Диверсант кончил есть, встал и лягнул первого. В следующие пятнадцать минут к тому месту, где раньше стоял первый, сошлись остальные. Еще десять минут были посвящены тому, что волкодавы, входя в соприкосновение с диверсантом, не переставая улыбаться и азартно, по-восточному, кричать, взлетали в воздух, сверкая портянками, а затем они сминали кусты и летели, летели, вращаясь, вниз, и портянки наматывались им вокруг шеи. Это было здорово! Потом диверсант сдался. Он сказал: "Я сдаюсь". И его взяли. Живьем. Упаковали и понесли на руках. Так закончился третий день. С этого дня мы начали побеждать. ДАВАЙ! Утро начинается с построения. И не просто утро - организация начинается с построения. И не просто организация - вся жизнь начинается с построения. Лично моя жизнь началась с построения. Жизнь - это построение. Конечно, могут быть и перестроения, но начальное, первичное построение является основой всей жизни и всех последующих перестроений. Можно построиться по боевым частям, можно - по ранжиру, то есть, говоря по-человечески, по росту, можно - в колонну по четыре, можно - по шесть, можно, чтоб офицеры были впереди, можно, чтоб не были, можно - три раза в день. На флоте столько всего можно, что просто уши закладывает. Есть мнение, что построение - это то место, где каждый думает, что за него думает стоящий рядом. Это ошибочное мнение. На построении хорошо думается вообще. Так иногда задумаешься на построении, а мысли уже кипят, теснятся, обгоняют, месят друг друга, несутся куда-то... Хорошо! Я, например, думаю только на построении. И если оно утром, в обед и вечером, то я думаю утром, в обед и вечером. Опоздание на построение - смертельный грех. Нет, ну конечно же, опаздывать можно и, может быть, даже нужно, но в разумных же пределах! А где они, эти разумные пределы? Где вообще грань разумного и его плавное сползание в неразумное? Вот стоит на построении разумное, смотришь на него, а оно - хлоп! - и уже неразумное. - ...опять тянутся по построению. Что вы на меня смотрите? Ваши! Ваши тянутся! Это у нас старпом. Наши всегда тянутся. Можно потом целый день ни черта не делать, но главное - на построение не опаздывать и не тянуться по построению. Старпом на корабле - цепной страж всякого построения. Новый старпом - это новый страж, собственная цепь которого еще не оборвала все внутренние, такие маленькие связи и цепочки. Старпом - лицо ответственное, и отвечает оно за все, кроме матчасти. Приятно иногда увидеть лицо, ответственное за все на фоне нашей с вами ежедневной, буйной, как свалка, безответственности. Хотел бы я быть вот таким "ответственным за все" - всем все раздать, а"себе оставить только страдание. - Где Иванов? Между прочим, старпом к нам обращается, и надо как-то реагировать. - Иванов? Какой Иванов? - Ну ваш Иванов, ваш. И не делайте такие глаза. Где он? Почему его нет на построении? - Ах, Иванов наш! - Да, ваш Иванов. Где он? - На подходе... наверное... - Ну и начальнички! "На подходе". Стоите тут, мечтаете о чем-то, а личный состав не сосчитан. Первая заповедь: встал в строй - проверь личный состав. Ну, а Петров где? - ??? - А где Сидоров ваш? Почему он отсутствует на построении? - Си-до-ров?.. - Да, да, Сидоров, Сидоров. Где он? Что вы на меня так смотрите? Кость лобковая! Действительно, где Сидоров? Ну, эти два придурка - понятно, но Сидоров! Не понятно. Ну, появится - я ему... - Все!.. - Ладонь старпома шлепнула по столу в кают-компании второго отсека атомной подводной лодки на докладе командиров боевых частей и служб, и командиры боевых частей и служб, собранные на доклад, внутренне приподнялись и посмотрели на ладонь старпома. Вот такое хлопанье ладонью старпома по столу означает переход в новую эру служебных отношений. Этот переход может осуществляться по пять раз в день. Правда, может наблюдаться несколько эр. - Все! Завтра начинается новая жизнь! Новая жизнь, слава Богу, всегда начинается завтра, а не просто сейчас. Есть еще время решиться и застрелиться или, наоборот, возликовать и, обливаясь слюнями, воскликнуть: "Прав ты был, Господи!" - Если завтра кто-нибудь... какая-нибудь... слышите? Независимо от ранга. Если завтра хоть кто-нибудь опоздает на построение... невзирая на лица... тогда... Что тогда? Все напряглись. Всем хотелось знать, "тады что?". - Тогда узнаете, что я сделаю... узнаете... увидите... Значит, надо опоздать, прийти и увидеть. - Не понимаете по-человечески. Будем наводить драконовские методы. О-о-о, этот сказочный персонаж на флоте не любят. Всех остальных любят, а этот - нет. И не потому ли, что не любят, после доклада и подведения итогов за день в каюте собрались и шептались Иванов, Петров и Сидоров?! Ну, эти два придурка - понятно, а вот Сидоров, Сидоров - не понятно. Как вы думаете, что будет с входной дверью в квартире старпома, если в замочную скважину со стороны подъезда ей, или, может быть, ему, залить эпоксидную смолу? Наверное, ничего не будет. Утром дверь у старпома не открылась - замок почему-то не вращался. Собака заскулила, ибо она почувствовала, что останется гадить в комнате. Он тоже почувствовал. Сначала старпом хотел кричать в форточку, но потом ему вспомнилось, что существует такое бесценное чудо на флоте, как телефон. Старпом позвонил распорядительному дежурному: - Это говорит старпом Попова Павлов. Распорядительный подумал: "Я счастлив" - и ответил: - Есть. - Сообщите на корабль, что я задерживаюсь, что-то с замком, дверь не открывается. Пусть наш дежурный пришлет кого-нибудь посообразительней. Распорядительный позвонил на корабль. Дежурный по кораблю ответил: "Есть. Сейчас пришлем" - и оглянулся. Сообразительный на флоте находится в момент, потому что он всегда рядом. - Слышь, ты сейчас что делаешь? Так, ладно, все бросай. К старпому пойдешь, у него там что-то с дверью. На месте разберешься. Так, не переодевайся, в ватнике можно; наверное, сопкой пойдешь. Топор захвати. Ну и сообразишь там, как и что. Ты у нас, по-моему, сообразительный. Сообразительный был телом крупен. Такие берут в руки топор и приходят. - Здравия желаю! - сказал он старпому через дверь. - Ну, здравствуй, - сказал ему старпом, ощутив вдруг желание надеть на себя еще что-нибудь кроме трусов, что-нибудь с погонами. - А зачем я взял топор? - соображал в тот момент сообразительный. - И без топора же можно. Только руки все оттянул. Он даже посмотрел на руки и тяжело вздохнул - точно, оттянул. - Ну чего там, - услышал он голос старпома, который уже успел одеться и застегнуть китель, - чего затих? Умер, что ли? Давай! А вот это неосторожно. Нельзя так кричать "Давай!" личному составу, нельзя пугать личный состав, когда он думает. Личный состав может так дать - в тот момент, когда он думает, - костей не соберешь! - Щас! - Наш сообразительный больше не думал. Он застегнул ватник на все пуговицы, натянул зачем-то на уши шапку, засосал через губы, сложенные дудочкой, немножко воздуха, изготовился, как борец, - и-и-и-ех! - и как дал! Вышла дверь, и вышел он. Неужели все вышло? Не-ет! Что-то осталось. А что осталось? А такой небольшой кусочек двери вместе с замочной скважиной. Мда-а, мда-а... РОСПИСИ На флоте не умеют ни читать, ни писать. - Где? Здесь? - спрашивает старпом и, размахнувшись, шлепает печать совсем не туда, где скребет бумагу палец командира подразделения. - Да не там же! - хватается за уши и ноет командир подразделения. - Вот же где нужно было! Здесь же написано! Теперь все переделывать! - Раньше надо было говорить, - делает себе ответственное лицо старпом и завинчивает печать. Нет, на флоте не умеют ни читать, ни писать. Но зато на флоте умеют расписываться. В любом аморфном состоянии, и даже безо всякого состояния, военнослужащий на флоте не теряет способности рисовать те каракули, в которых даже его родсгвенники никогда не узнают представителя их чудесной фамилии. Флот силен своими росписями. Где он их только не ставит. На каких только бумажках он не расписывается. Особенно в журналах инструктажа по технике безопасности. Сколько у нас этих журналов инструктажа - этого никто не знает, и расписываемся мы за этот инструктаж когда угодно. Поднесут журнал в любое время дня и ночи - и расписываемся. Скажут: - Вот здесь чиркани, - и чирканешь, никуда не денешься. На огромном подводном крейсере шел прием боезапаса: машинка торпедо-погрузочного устройства визжала, как поросенок, в тумане, и торпеда ленивым чудовищем сползала в корпус. Среди общего безобразия и суетни взгляд проверяющего непременно нащупал бы Котьку Брюллова, по кличке Летало. Лейтенант и минер Котька был награжден от природы мечтательностью - редкое качество среди славного стада отечественных мино-торпедеров. - Очнитесь! Вы очарованы! - периодически орал ему в ухо командир. Котька пугался, начинал командовать, и все шло наперекосяк. А потом он опять забывался и в мечтах далеко улетал. И вдруг он испугался самостоятельно, без командира: ему показалось, что тот крадется к его уху. Котька ошалело взмахнул руками, как дирижер, которого нашло в брюках шило, и одна рука его, вместе с рукавицей, попала туда, куда она никак не должна была попасть: в работающую машинку. Рукавицу затянуло, и Котька заорал. Орал он хорошо, звучно и непрерывно. Он орал и тогда, когда все остановили, а руку выдернули и осмотрели. На звуки Котьки из люка неторопливо выполз толстый помощник командира с журналом инструктажа по технике безопасности под мышкой. Он был похож на старую, жирную, мудрую крысу, бредущую забрать приманку из лап только что прихлопнутой мышеловкой товарки. - Не ори! - оказал он негромко и мудро, подходя непосредственно к Котьке. - Чего орешь? Сначала распишись, а потом ори. После этих слов Котька, ошалевший от боли, почему-то перестал орать и расписался там, где была приготовлена галочка. - Вот теперь, - сказал помощник, убедившись в наличии росписи, - ори, разрешаю, - и так же неторопливо исчез в люке. Перенесемся через десять лет в ту же лодку, в тот же первый отсек. Что мы видим? Ну, прежде всего, командира первого отсека мино-торпедера Котьку, растерявшего мечты и волосы, награжденного болью в душе и в желудке, мирно дремлющего в ожидании перевода к новому месту службы, и его отличного мичмана, втягивающего специальной рукояткой торпеду в аппарат. Все торпедисты знают, как коварна рукоятка. Она обладает обратным ходом. Обратный ход бывает только в лоб. Мичман для чего-то отпустил рукоятку - то ли пот стирал, то ли чесался. Сейчас это уже трудно установить. Рукоятка сделала "бум!" - обратно и в лоб. Посыпались искры, от которых мичман на время ослеп; лицо его с криком превратилось в одну большую шишку. И что же сделал наш славный командир Котька? Он бросился к... журналу инструктажа. Он лихорадочно нашел нужную графу и увидел, что там нет росписи. Он вспотел от предчувствия. Он подсунул слепому от все еще сыплющихся искр подчиненному журнал, вложил в руки ручку и сказал: - Не вой! вот здесь... распишись. Мичман перестал выть и расписался наощупь, после этого он был спасен. После росписи его перевязали. ДЕРЕВО - Дерево тянется к дереву... - Деревянность спасает от многого... Эти фразы были брошены в кают-компании второго отсека в самой середине той небольшой истории, которую мы хотим вам рассказать. Итак... В шестом отсеке, приткнувшись за каким-то железным ящиком, новый заместитель командира по политической части следил за вахтенным. Новый заместитель командира лишь недавно прибыл на борт, а уже следил за вахтенным. Человек следит за человеком по многим причинам. Одна из причин: проверять отношение наблюдаемого к несению ходовой вахты. Для этого и приходится прятаться. Иначе не проверишь. А тут как в кино: дикий охотник с поймы Амазонки. Из-за ящика хрипло дышало луком; повозившись, оттуда далеко выглядывал соколиный замовский глаз и клок волос. Лодка куда-то неторопливо перемещалась, и вахтенный реакторного отсека видел, что его наблюдают. Он давно заметил зама в ветвях и теперь вел себя, как кинозвезда перед камерой: позировал во все стороны света, втыкал свой взгляд в приборы, доставал то то, то это и удивлял пульт главной энергетической установки обилием и разнообразием докладов. - Он что, там с ума сошел, что ли? - Пульт, шестьдесят пятый... - Есть... - Прошу разрешения осмотреть механизмы реакторного отсека. - Ну вот опять... - вахтенный пульта повертел у виска, но разрешил. - Осмотреть все механизмы реакторного отсека. - Есть, осмотреть все механизмы реакторного отсека, - отрепетовал команду вахтенный. - Даже репетует, - пожалуй плечами на пульте.