----------------------------------------------------------------------------
Перевод К.М. Колобовой
Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах.
Для высших учебных заведений.
Том 1. Н.Ф. Дератани, Н.А. Тимофеева. Греческая литература.
М., "Просвещение", 1965
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
(Около 125-192 гг. н. э.)
Лукиан родился в городе Самосате, в Сирии. Отец его был мелкий ремесленник.
Лукиан получил общее и риторическое образование. Он выступал со своими
речами не только в городах Сирии, но и в Риме, в Афинах. В первых своих
сочинениях Лукиан отдает дань риторике ("Похвала мухе", "Сон" и др.);
впоследствии он осмеивает риторическую "мудрость", обращается к изучению
философии, но сначала не становится сторонником какой-либо философской школы
и одинаково высмеивает в своих произведениях философов различных
направлений. Одно время он увлекался кинческой философией, позднее отдает
предпочтение философии Эпикура. Лукиан осмеивает в своей острой сатире как
отживающее язычество, так и устанавливающееся христианство. Энгельс тонко
характеризует роль Лукиана в борьбе с религией. "Одним из наших лучших
источников о первых христианах является Лукиан из Самосаты, Вольтер
классической древности, который одинаково скептически относился ко всякого
рода религиозным суевериям и поэтому не имел ни языческо-религиозных, ни
политических оснований трактовать христианство иначе, чем какой бы то ни
было другой религиозный союз. Напротив, над всеми ними он смеется из-за их
суеверий: над поклонниками Юпитера не меньше, чем над поклонниками Христа; с
его плоско-рационалистической точки зрения, один вид суеверия столь же
нелеп, как и другой. Этот во всяком случае беспристрастный свидетель
рассказывает, между прочим, историю жизни одного искателя приключений,
Перегрина" {К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии и борьбе с нею, т. II, ГАИЗ,
М., 1933, стр. 548.}.
Наиболее яркими произведениями Лукиана, в которых он смеется над богами
Олимпа, являются его "Разговоры богов", "Морские разговоры" и "Разговоры в
царстве мертвых". Везде Лукиан смеется над мифологическими образами, снижая
их до образов пошлых, тупых людей. Недаром Маркс замечает, что "богам
Греции, однажды уже трагически раненным насмерть в "Прикованном Прометее"
Эсхила, пришлось еще раз комически умереть в "Разговорах" Лукиана. Зачем так
движется история? Затем, чтобы человечество, смеясь, расставалось со своим
прошлым" {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. I, стр. 403.}.
В развитии западноевропейской литературы Лукиан сыграл большую роль,
особенно в эпоху Ренессанса и Просвещения. Его сатира оказала большое
влияние на Рабле, Ульриха фон Гуттена, Эразма Роттердамского и Свифта. В
сатирических диалогах Ульриха фон Гуттена, особенно в диалоге "Вадиск, или
Римская троица", несомненно чувствуется отзвук сатирических диалогов
Лукиана, также и в сатире Эразма Роттердамского "Похвала глупости". В
фантастике романов Рабле и Свифта можно даже найти прямые параллели к
"Правдивым историям" Лукиана.
(Сочинения Лукиана в переводе изд. Сабашниковых; последние переводы Лукиана
в изд. "Academia", т. I-II, 1935, под ред. Богаевского, и в кн. Лукиан,
Избранные атеистические произведения, изд. АН СССР, М., 1955.)
1. Отнюдь не малое место среди летающих занимает муха, если сравнивать
ее с комарами, мошками и прочей крылатой мелочью, которую настолько
величиной превосходит муха, насколько сама она уступает пчеле. И крыльями
муха снабжена не по общей мерке. Одним дано сплошь зарастать волосами,
другим же предоставлено пользоваться быстрыми крыльями, - подобно
кузнечикам, стрекозам и пчелам. Из сетчатки крылья у мухи, но сетчатки
нежной, как покрывало, и, по сравнению с ней, крылья других так же грубы,
как греческие одежды против тонких и мягких тканей индийских. К тому же,
если кто пристально вглядится, - крылья мухи расцвечены, как у павлина,
когда она, распростершись, взмахивает ими под лучами, солнца.
2. И полет мухи не похож на быстрые взмахи летучей мыши,, не похож на
подпрыгивания кузнечиков или кружение осы - плавным поворотом стремится муха
к некоей цели, намеченной. в воздухе. И к тому же летит она не безмолвно, но
с песней, однако не с враждебной песней комаров, не с тяжелым жужжанием пчел
или ос, страшным и угрожающим, - нет, песнь мухи настолько звонче и слаще,
как против труб и кимвалов медовые флейты.
3. Что же до других частей тела, то голова мухи наитончайше соединяется
с шеей, легко поворачиваясь вокруг, а не сросшись, как у кузнечика; выпуклые
глаза с большим количеством роговицы; грудь, прекрасно сложенная, и ноги,
прорастающие свободно, без излишней связанности, как у осы. Брюшко - крепкое
и похоже на панцирь своими широкими поясками и чешуйками. Защищается муха не
жалящим хвостом, как пчелы и осы, но губами и хоботком, таким же, как у
слона; им-то она и разыскивает, и хватает пищу, и удерживает ее, крепко
прильнув напоминающим щупальцы полипа хоботком. Из него-то показывается зуб,
прокусывая которым, пьет муха кровь; пьет она молоко, но сладка ей и кровь,
а боль пострадавшего невелика. Шестиногая, ходит муха только на четырех,
пользуясь двумя передними, как руками. И можно видеть муху, стоящую на
четырех и совершенно по-человечески, по-нашему держащую на весу в руках
что-нибудь съестное.
4. Рождается же муха не сразу такой, но сначала червяком из погибших
людей или животных. Немного спустя муха выпускает лапки, отращивает крылья,
сменяет пресмыканье на полет, беременеет и рождает маленького червячка -
будущую муху. Пребывая и питаясь с людьми одними кушаньями, за одним столом,
она отведывает все, кроме елея, ибо пить для нее - смерть. И все же она
недолговечна, ибо очень скупо отмерены ей пределы жизни. Потому-то больше
всего любит она свет и на свету устраивает свои общественные дела. Ночь же
муха проводит мирно, не летает и не поет, но притаится и сидит неподвижно.
5. И еще буду я говорить о большом уме, когда избегает муха
злоумышляющего и враждебного к ней паука: она подсматривает севшего в засаду
и, смотря прямо на него, вдруг отклоняет полет, чтобы не попасться в
расставленные сети, не спутаться сплетениями чудовища. О мужестве и отваге
мухи не нам подобает говорить; красноречивейший из поэтов - Гомер - не со
львом, не с леопардом и не с вепрем сравнивает отвагу лучшего из героев,
желая его похвалить, но с дерзновением мухи, с неустрашимостью и упорством
ее натиска. Ведь именно так он говорит: не дерзка она, но дерзновенна
{"Илиада", XVII, 569-571.}. Ибо, пойманная, говорит Поэт, она не сдается, но
наносит укусы. И вообще, так восхваляет поэт и восторгается мухой, что не
один только раз и не редко, но очень часто вспоминает ее: так, только
упоминаемая, украшает она поэму. То рассказывает поэт, как толпами слетаются
мухи на молоко {"Илиада", II, 469-471, XVI, 641-642.}, то говорит об Афине,
когда отвращает она стрелу от Менелая, чтобы не нанесли ему смертельной
раны; сравнивая ее с заботливой матерью, укладывающей своего детеныша, снова
сопоставляет с ней муху {"Илиада", IV, 130-131.}. Также прекрасным эпитетом
украсил он мух, прозвав "крепкими", а рой их называя "народом" {"Илиада",
II, 469.}.
6. И так сильна муха, что, кусая, прокалывает не только кожу человека,
но и быка, и лошади, и даже слону она причиняет боль, забираясь в его
морщины и беспокоя его своим соразмерным по величине хоботком. В любовных же
и брачных сношениях у них большая свобода. Самец, подобно петуху, взойдя, не
спрыгивает тотчас же, но мчится вдаль на своей подруге, она же несет
возлюбленного. Так летят они вместе, и связь эта, заключенная в воздухе, не
нарушается полетом.
[7. Мертвая муха, посыпанная пеплом, воскресает и начинает жизнь
снова.]
8. Свободная, ничем не связанная, пожинает муха труды других, и всегда
полны для нее столы. Ибо и козы доятся для нее, и пчелы на нее работают не
меньше, чем на человека, и повара для нее услащают приправы. Пробует она их
раньше царей: прогуливаясь по столам, муха угощается вместе с ними и
наслаждается из всех блюд.
9. Муха не лепит, не плетет себе постоянного гнезда, выбирая, подобно
скифам, блуждающие перелеты, и, где бы ни застала ее ночь, там она находит и
пищу, и сон. Ибо, как я уже сказал, с наступлением темноты муха ничего не
предпринимает, находя ниже своего достоинства скрытно что-либо совершать, -
она считает, что нет ничего постыдного в ее делах и не принесет ей стыд
ничто, совершенное при свете.
10. Одно предание рассказывает, что в древние времена жила Муха -
прекрасная женщина, певунья и с языком болтливым, как мельница, и были они
вместе с Селеной {Селена богиня луны, влюбленная в прекрасного Эндимиона. По
мифу, она каждую ночь сходит с неба, чтобы ласкать любимого юношу.} влюблены
в одного и того же Эндимиона. И вот постоянно будила она спящего юношу,
болтая, напевая и подсмеиваясь над ним, и так рассердила его однажды, что
Селена в гневе превратила женщину вот в эту муху. Поэтому-то и теперь,
вспоминая Эндимиона, она словно завидует сну спящих, особенно молодых и
нежных. Укус ее и жажда крови - знак ненависти, но любви и ласки, ибо
стремится она, по возможности, отведать от всего и добыть меда с красоты.
11. По уверениям древних, была также и некая женщина, называвшаяся
Мухой, - поэтесса, прекрасная и мудрая, и другая еще - знаменитая в Аттике
гетера, о которой комический поэт сказал: "Ну, укусила Муха, так до сердца
дрожь".
Веселая комедия также не пренебрегала и не закрывала доступ на сцену
имени Мухи. Не стыдились его и родители, Мухой называя своих дочерей. Да и
трагедия с великой похвалой вспоминает муху в стихах:
Какой позор! Бесстрашно муха на людей
Стремит полет отважный, жаждет смерти их,
И воины робеют пред копьем врага...
12. Существуют еще и особые большие мухи, которых многие называют
"солдатами", другие же - "собаками", с суровейшим жужжанием и быстрейшим
полетом. Эти долговечнее других и всю зиму переносят без пищи, большей
частью притаившись под крышей. Удивительно и то, что мухи совершают
положенное для обоих - и женского и мужского родов, попеременно в них
выступая, по следам сына Гермеса и Афродиты с его смешанной природой и
двойственной красотой.
Но я прерываю мое слово, - хотя многое еще мог бы сказать, - чтобы не
подумал кто-нибудь, что я, по пословице, "делаю из мухи слона".
"Похвала мухе" является сатирой Лукиана на пустые риторические
декламации, которые писались, а чаще произносились ораторами перед публикой
как импровизации на заданные темы. Эта сатира показывает, что сам Лукиан
прошел риторскую школу и усвоил все тонкости риторического красноречия.
Деятель немецкой реформации Эразм Роттердамский написал свою "Похвалу
глупости" не без влияния Лукиана. Он исходит из того же принципа, что и
Лукиан в "Похвале мухе" - доказать правоту и необходимость того, что
заведомо ложно и не нужно. Он, так же как и Лукиан, пользуется остроумно
сплетенными силлогизмами и, давая положительную оценку глупости, вскрывает
пошлость и обман разных групп немецкого общества своего времени.
Last-modified: Wed, 26 Oct 2005 04:57:18 GMT