и тут же счёт дошёл до пяти. Север зарубил довольно крупную ползучую тварь, нацелившуюся вцепиться ему в бок, прыгнув с высокого плоского камня. Фальчион встретил бестию в воздухе, разрубив её надвое. Потом им пришлось сосчитать "шесть" и "семь". На седьмой зверюге у Севера сбился удар, фальчион оставил к спине длинной водной твари глубокую, но явно не смертельную рану, и добивать подранка пришлось Эйтери. На счёте "восемь" уже рассечённое чудище успело-таки опрокинуть Эйтери в ручей, замерев на ней грудой мёртвого мяса. После счёта "девять" вымокшая до нитки, перемазанная кровью и слизью Эйтери идти дальше отказалась. - Не понимаю, что происходит, - призналась она Северу. - Мои снадобья должны были оставить в живых трёх, ну от силы четырёх бестий. А тут получается, что мы их рубим одну за другой, а им конца и краю нет! - Мозет, есцо огоньку им капнуть? - рискнул предложить Север, но гнома только рукой махнула. - От второго раза мы с тобой сами на воздух взлетим... Это ж не просто снадобье, у него побочный эффект - накопление силы от воздуха. Вот пока воздух в склянке не... гм... не переварится, объясню тебе так, ничего открывать нельзя. Погоди, дай мне подумать. Думать пришлось довольно долго. Наконец Эйтери,поколебавшись, вытащила из сумки ещё один флакон - сапфирово-синий. У него пробка была не только притёрта, но и намертво прикручена проволокой. - Подсади меня, Север. Этого капельку ты по течению уже не пустишь. С помощью гнома низкорослая чародейка взобралась на вершину каменного клыка. Неловко пошатнулась, ловя равновесие, и, окунув в синий флакон кисточку, широ ко размахнулась ею, разбрызгивая капли вперёд, в темноту. - Посмотрим, как вам это понравится, - злорадно прошипела гнома. И вновь некоторое время ничего не происходило. Лишь немного погодя до их слуха донёсся один глухой взрыв, потом другой, третий, четвёртый... После десятого они перестали считать. - Теперь можно идти, - вздохнула Эйтери, когда взрывы наконец стихли. - Сколько их было, Северок? Дваддать пять? Или все тридцать? - Сказы тридцать - не осибёсси, - мрачно подытожил гном. - Не подействовали, цто ль, твои снадобья в первый раз, Сотворяюсцая? - Подействовать-то подействовали, - процедила сквозь зубы чародейка. - Да только уж больно много тварей собралось. - А цего ж сразу их ентим... синеньким не угостила? - Синеньким нельзя сразу. Он только к тем цепляется, кто уже и чёрненького, и красненького отведал. Да и мало его у меня. Трудно делать, ох, и трудно же! Год трудов - а получаешь малую скляницу. Беречь надо. Ha крайний случай. Но хотела б я, однако, знать, сами ли эти твари на нашей дороге оказались, или специально собрал их сюда кто? - Дык кто их сюды-то соберёт? - искренне поразился гном. - Кто про нас с тобой ведал-то? - Может, и нашёлся такой... - задумчиво проронила Эйтери. - Много ведь тех, кто Силой владеет... и кто даже сквозь скалу глядеть может. Ну, ладно, чего зря лясы точить! Пошли, да гляди в оба - вдруг и моё синенькое не всех прикончило... Однако на сей раз их опасения оказались напрасными. Пещеру и впрямь загромождали искромсанные, разорванные взрывами туши чудищ, - "синенькое" сработало на славу. Никто не подавал ни малейшего признака жизни. Север и Эйтери углубились в запутанный лабиринт промытых водой старых тоннелей, мало-помалу опускаясь всё глубже и глубже. До того как остановиться на ночлег, им пришлось выдержать ещё две схватки, но твари оказались просто бродячими одиночками, и Эйтери не стала даже прибегать к своим сильнодействующим декок-там, ограничившись самыми простыми, по её словам, навевающими быстрый и глубокий сон. Заснуть чудища не заснули, но обалдеть - обалдели, после чего фальчион Севера уже покончил с ними без особых хлопот. И хотя идти после первой прорванной преграды стало полегче, оба путника изрядно выбились из сил, каждый миг ожидая нападения и готовясь его отразить. - Драконьи Зубы одолеем - дальше легче пойдёт, - пообещала Эйтери угрюмому гному. - Тропа наверх повернёт. Твари глубинные того не любят. - Там зомбей встретить могём, - задумчиво проронил Север. - Цую я... цто-то гнильём разит... да не тем, цто позади нас осталось... мёртвым гнильём, мёртвым да отзывсым. Уз я-то, ты мне поверь, такое за пять лиг учую... - Против неупокоенных у меня, считай, ничего нет, - развела руками Эйтери. - На тебя вся надежда, Северок. - Хум, на кого ж иного? Не боись, Сотворяюсцая, не подведу. Дай, оно не в первый раз. - Да уж, постарайся, пожалуйста, - попросила чародейка. - Сам знаешь, на какое дело идём... обидно будет в самом начале пути споткнуться. И... спасибо тебе, Север. - Энто за цто же, Сотворяюсцая?Гнома помолчала. - Ты пошёл со мной. Не задавая вопросов. Не говоря - это не моё дело. Ты ничем мне не обязан. И совершенно не обязан во всё это влезать. Мы идём на почти безнадёжное дело Север. Ты должен это понимать. Шансов вернуться у нас немного, особенно... особенно у тебя. И что нас ждёт, если мы потерпим неудачу... ты, наверное, тоже знаешь. - Да уз... - мрачно буркнул в ответ Север. - Не говори, Сотворяюсцая, не надо. Громко оцень. Не люблю. Есть дело... надо делать. Не я - так кто зе? Кто луцсе меня на мецах иль, к примгру, на топорах? Дай, пригодится. А всё процее... я про то не думаю. Просто если каздый один раз доброе дело сделает... вроде как мы с тобой - зыть легае станет, ведь верно, да? - Верно, - кивнула гнома. - Ну, отдохнул? Пошли дальше. Чем больше сегодня одолеем, тем скорее небо увидим. Там чудовищ нет. - Не знаю, с ьем предпоцту дело иметь - с цудовис-цами иль с серой братией ентой, что по всему Эгесту расползлась... - Именно, - вновь согласилась Эйтери. - Так идём? Не нравятся мне зги твои намёки на неупокоенных... Первый зомби встретился им куда раньше, чем они рассчитывали. Затопал навстречу, захлопал по камням плоскими зеленоватыми ступнями. Потянуло вонью, Эйтери невольно скривилась от отвращения. - Назад! - гаркнул Север, загораживая собой маленькую чародейку. - Не высовывайси! Сейцас я его... Зомби заклокотал, забулькал, словно закипающий котёл, вытягивая чудовищно распухшие руки. Север прыгнул, извернулся, словно волчок, поднырнул под тянущиеся лапы, рубанул крест-накрест. Фальчион запел, засвистел, рассекая воздух с такой скоростью, что не стало видно самого клинка. Первыми на камень повалились отрубленные руки, раскрылась, словно сундук, грудная клетка, распоротая ещё двумя стремительными секущими взмахами. Зомби завыл, заревел, пытаясь уцепить обидчика зубами, но Север вновь ловко увернулся, пригнувшись, от души рубанул неупокоенного поперёк, так что торс отделился от таза и ног. Потом гному пришлось ещё долго кромсать и рубить никак не желавшие умирать второй смертью останки, они упрямо не затихали, всё шевелились, дёргались и пытались срастись. - Ух... - Север наконец опустил фальчион, снял подбитую железом шапку, вытер пот со лба. - Спалить надобно. Сейцас я его... Эйтери стояла, поджав губы и словно бы напряжённо о чем-то размышляя. - Словно гонит их нам навстречу кто-то... - вновь проговорила она, наблюдая за тем, как Север поливает останки неупокоенного горючей жидкостью из жестяной фляги. - Словно гонит навстречу... Потом ещё было много чего. Невесть откуда брались на их пути чудовища и скелеты, случались завалы и наводнения, и так далее и тому подобное, описывать которое в деталях заняло бы слишком много времени. Однако всему настает конец - после пятого зомби (счастье ещё, что неупокоенные попадались хоть и часто, но по одному) Север и Эйтери выбрались наконец под усыпанное зимними звёздами небо. - Теперь уже немного осталось, - подбодрила уставшего гнома Эйтери. И закончила уже тише, еле слышно: - Только бы не опоздать... Глава седьмая НЕКРОМАНТ И ИНКВИЗИТОР Кап, кап, кап. И снова - кап, кап, кап. Первым вернулся слух. Зрение запаздывало. Фесс попытался пошевелиться - и застонал от резкой боли. Тело затекло от долгой неподвижности. Руки были скованы, правда, кольца кандалов оказались обёрнуты чем-то мягким. Ноги скованы также. Он сидел в крошечной каморке, привалившись спиной к дощатой стене. На полу - груда не слишком чистых тряпок, окон нет. Впрочем, по ощутимому покачиванию пола нетрудно было догадаться, что его везут на корабле. Резкой вспышкой вернулась память, и он вцепился в обёрнутый кожей кандальный браслет, чтобы не застонать. Салладор, Эргри... Птенцы... их Старшая... бой отчаянный и безнадёжный... падающие тела... кровь на глитах... и, наконец, последний, отнявший сознание удар. Он в плену. Он в руках того самого Этлау, что один раз уже чуть не сжёг Фесса на костре. Надо думать, тот урок пошёл отцу-экзекутору впрок и он не повторит прежних ошибок. Конечно, и гасящий магию талисман Этлау тут как тут и старается вовсю... На миг Фесс подумал, что хорошо бы разразиться буре, чтобы корабль отправился на дно, разом положив конец всему, чтобы не видеть торжество серых, их ухмыляющиеся рожи, чтобы не видеть мерзавца Этлау, не слышать их голосов, чтобы сразу - и навсегда. Грудь готова была разорваться от стона. Душу жгла не попранная гордыня, не горечь торажения - страх, что на пути безумца Этлау рухнула последняя преграда и теперь остановить его не сможет уже никто. А милостивый государь наш Этлау не колеблясь отправит на костёр весь Эгест, весь Аркин, весь Эбин и все Семиграцье, и даже не ради личной власти - ради торжества той Идеи, которой он столь истово служит. Смерть людская для него не зло, кровь людская - водица, оплодотворяющая ниву мира иного, "пресветло-го", "просветлённого". . Да и чего ж ему останавливаться перед чьей-то гибелью, ежели разлучить святую душу с грешным и грешашим телом - дело донельзя благое? Фесс помотал головой, с трудом сдерживая постыдный стон. Подтянул колени к груди, уронил на них голову. Цепи загремели, словно погребальные колокола. Не приходилось сомневаться, стражи за дверью каморки уже поняли, что ценный пленник очухался. Сейчас доложат кому следут, а уж господин наш преподобный Этлау не замедлит явиться, потешить душеньку, позлорадствовать, что, мол, наконец-то изловил некромансера. И дело, ради которого он, Фесс, когда-то вступил в Академию, так и останется несделанным. Он так и не найдёт дороги домой. Другой разговор, что в последнее время ему и не очень хотелось её искать. Жизнь тут, в Эвиале, была настоящей, в отличие от сонного покоя богатенькой Долины, где целители и погодники отдыхали от трудов праведных. Сиди, некромант, сиди. У тебя отобрали посох, оружие, одежду, книги. Ты лишился всего. На тебе - тщательно проверенное тряпьё, просмотренное, наверное, всеми магами, что на службе Святой Инквизиции. Руки и ноги скованы. Способность к волшебству задавлена грубой силой талисмана Этлау - эх, знать бы ещё, что это такое... Остаётся только одно - побег. Но с идущего в открытом море корабля не сбежать. Точнее, сбежать можно, но в это никто не верит. Считается, что человек в открытом море неминуемо умрёт от жажды, но ещё скорее и вернее - умрёт от страха перед смертью, как бы парадоксально это ни звучало. Потом, на суше, куда бы его ни везли, сбежать будет значительно труднее. Фесс осторожно осмотрелся. Каморка была голой, пол - тщательно выметен. Нигде ни соринки, ни пылинки, словно это - царский дворец, а не камера узника. И, разумеется, никакой надежды найти что-то вроде гвоздя или просто железки и попытаться отомкнуть замок кандалов. Ладно. Дверь не может оставаться вечно запертой. В конце концов узника положено кормить и давать ему справить нужду. Раз его не убили сразу, есть надежда, что Этлау соблазнился долгими допросами. Фесс решил не терять даром времени. Нарочито громко загремел цепями, с трудом приподнялся, доковылял до низкой дверцы, от души врезал по ней кандалами: - Эй! Есть кто живой? Отворите! Пить хочу, и до ветру сходить надо! Никакого ответа. За дверью послышались быстрые таги - кто-то наверняка помчался с донесением, что окаянный некромансер, понимаешь, требует воды. Шаги прозвучали и стихли. Тишина, слышен лишь плеск воды за бортом. Никакого ответа. Ни да, ни нет, ни приказов заткнуться и не тревожить покой достойнейшей стражи, ни угроз переломать все кости. Фесс выждал немного и вновь принялся колотить в дверь наручными браслетами. Получалось громко. Оставалось надеяться, что эти звуки всё ж испортят преподобному отцу Этлау пищеварение и он соблаговолит-таки обратить внимание на узника. Отнюдь. Время шло, а на поднятый Фессом шум невидимые стражи обращали внимание не больше, чем на крики чаек. Он умолк. Так Понятно. Новая тактика. Заключённый может беситься, колотиться, разбивать себе голову о стены - никто не откликнется. Ну что ж, господа, всё равно вы сюда зайдёте - меня выводить... Фесс вернулся в свой угол. Теперь, словно проснувшись, по всему телу постепенно расползалась боль. Его всего словно бы пропустили через мясорубку. Ныли суставы, обжигающе сводило растянутые мышцы, острая боль прокатывалась по рёбрам при каждом вздохе - сейчас Фесс был лишь тенью прежнего Кэра Лаэды. Судя по всему, поработали над ним изрядно, били уже бесчувственного. И, похоже, преуспели. Магия смогла бы залечить раны, переломы, стянуть разорванные связки - но не под талисманом Этлау. А он-то, Фесс, надеялся, что в бою у пирамиды ему удалось если не обратить в пыль тот талисман, то, по крайней мере, высосать из него все силы... Зря надеялся, выходит. Больше он не проронил ни звука. Сидел, усилием воли погружая себя в транс, стараясь отрешиться и от поражения, и от боли - как телесной, так и душевной. Мир вокруг него мало-помалу тускнел, плеск волн отдалялся, сливаясь в неясный гул, стены и потолок каморки заволакивало серой мглой. Дыхание Фесса стало медленным и глубоким, глаза закрылись. Так он дольше продержится без воды. Очнулся он, только когда жажда прорвалась через все возведённые на её пути заслоны. Рот превратился в пылающий костёр, каждое движение языка оборачивалось болью. Тем не менее он заставил себя не двигаться. Сидел, по-прежнему уронив голову на руки, обхватив колени. В Серой Лиге, давным-давно, его учили - когда нет возможности от чего-то спастись, сделай всё, чтобы насладиться этим, как бы жутко это ни звучало. Тебе больно - призывай ещё большую боль. От такой "защиты" впору самому очень быстро сойти с ума, но... иногда не остаётся никакого иного выбора. Фессу казалось - цепи исчезают, истаивают стены каморки, и он поднимается вверх, высоко-высоко, пронзает облака, оставляет позади весь этот проклятый мир, вступает на Тропу Межреальности, двигается всё дальше и дальше, по вьющейся сквозь бесконечность дороге, не зная отдыха, не зная усталости - до тех пор, пока впереди не появятся знакомые горы, окружающие Долину, невысокие, но обрывистые и скалистые, серый камень, перевитый голубыми, стекающими с ледников ручьями, что бегут к озеру посреди самой Долины. Он видел родной дом, он поднимался по ступеням крыльца, с запоздалым раскаянием вспоминая, что, несмотря на все просьбы тётушки, так и не собрался заменить подгнившую и проседающую доску. Он поднимался по лестнице - никто не вышел встречать его, и любимое тётушкино кресло у камина пустовало. На диванном валике - небрежно брошенное вязание. Тёти Аглаи нет. Никого нет, ни одной живой души. Фесс поднимается к себе в комнату, где ничего не изменилось с того самого момента, когда он, едва-едва залечив рану, вновь сбежал в Мельин из-под пристального надзора Клары Хюммель. Здесь всё осталось по-прежнему. Выгнувшийся подковой письменный стол, выточенный из лопатки какого-то исполинского дракона, некогда убитого молодым Витаром Лаэдой, и, явно в подражание Архимагу Игнациусу Копперу, превращённой в предмет обстановки; на столе - так и оставшаяся пустая бронзовая подставка, в которой взорвался голубой кристалл, открывая Фессу дорогу в Мельин. В оружейных стойках - беспорядок. Эх, жалко, пропала глефа, пропал отцовский меч, пропали амулеты и талисманы, всё пропало. И новое его оружие, сработанное уже здесь, в Эвиале, пропало тоже - оно в руках Инквизиции, если не на дне морском, для верности... - Зачем ты вернулся, сын? Слова загудели колокольным звоном. Фесс - всё ещё в своём видении - обернулся. В дверях стоял отец, ничуть не постаревший, оно и понятно - мёртвые не старятся, тем более в воспоминаниях близких. Витар Лаэда почему-то был облачён в простую, немудрёную кольчужку явно с чужого плеча, прорванную и кое-как залатанную в нескольких местах, покрытую давней ржавчиной. На руках - боевые перчатки толстой кожи с нашитыми стальными пластинками, тоже очень старые, в пятнах от засохшей крови. Отец опирался на самый обыкновенный прямой полутораручный меч, ничем не примечательной работы - так мог бы снарядиться для боя любой ратник во множестве миров. Лицо отца, почерневшее, с ввалившимися щеками, перемазано было и грязью, и засохшей кровью, уже не разобрать, своей или чужой. - Зачем ты вернулся, сын? Так сюда не приходят. Мы возвращаемся со славой или не возвращаемся совсем. - Отец... ты... - Это неважно. Иди обратно, сын, и докажи, что ты достоин носить моё имя. Призраком ускользать от тюремщиков - невелика мудрость. Я тоже мог это сделать. Но не стал. - То есть как?.. - прошептал Фесс. - Любой из магов Долины в любой момент, при любой опасности, даже в путах или в темнице - может вот так взять и оказаться дома, в Долине? - Нет, далеко не каждый, - усмехнулся отец. - Это давний секрет нашей семьи. Ну а от кого мы его получили, ты узнаешь в своё время. Если, конечно, окажешься достоин. - Но, отец, я же... - Ты проиграл свой бой. Так же, как и я. Только я решил не возвращаться. Вот точно так же я сидел в каморке, только не на корабле, а в темнице, и ждал чуда. На рассвете меня должны были казнить. - Кто, отец, кто?! - Какая разница? Ты всё равно не сумеешь отомстить за меня. Я ждал чуда и не дождался. Меня вывели на эшафот, и... - Отец, прошу тебя!.. - Отчего же? Тебе ведь всё это просто чудится. Бред, галлюцинации, усугубленные отчаянием и жаждой. Я ждал до последнего. У меня были товарищи. Они могли разнести тот проклятый город по кирпичу, разрыть землю на лигу вглубь и выручить меня. Они этого не сделали. Делили сокровища. Каждый из них стал богачом. Сейчас они правят отдалёнными мирами, цари и боги в одном лице... Они правят, а меня казнили. Сперва четвертовали, а потом то, что осталось, сожгли. Я дожил до сожжения. Палачи были опытны. Маги тоже хороши, они не давали мне умереть раньше положенного. Не бледней, сынок, ты уже ничего тут не сделаешь. Я проиграл и должен был умереть. Но, даже стоя на эшафоте, я и помыслить не мог о бегстве в Долину. Это для меня было хуже смерти. А ты ещё очень далёк от плахи, но уже помышляешь о бегстве! Плохо, сын, очень плохо... Возвращайся обратно и умри, как подобает мужчине!.. Тем более что ты уже и так почти на самой грани. Отец шагнул назад, к двери, твёрдым уверенным шагом, отсалютовав мечом кому-то невидимому там, внизу лестницы. Фесс рванулся было следом, и... Холодная вода. Потоки холодной воды обрушивались на него сверху, и, хотя совсем недавно он погибал от жажды, некромант лишь плотнее сомкнул губы. Отец был прав. Незачем возвращаться и незачем ждать эшафота, пыток и рёва толпы. Он, страж Серых Пределов, сам решит, когда иступить в них. Эту последнюю свободу у него никто не отнимет. - Лейте, лейте! - He пьет, сударь префект! - Пасть гаду разожмите, неумехи! Лорн! Нож сюда давай! Сталь коснулась лица. Обух вдавился в губы. Невольно Фесс чуть разомкнул их - и чуть не захлебнулся от выплеснутого ему в лицо целого ведра. Мокрый, кашляющий - сейчас он являл собой далеко не самое героическое зрелище. - Пей, скотина, - прошипел тот, кого назвали префектом, низенький и коренастый инквизитор в коричневой рясе. - Всё равно мы тебе не... Фесс коротко и точно двинул его кандальными браслетами в промежность. Стальные кольца хоть и были обтянуты кожей, но тяжести им было не занимать. Сударь префект утробно взвыл, примерно как паровая мельница, которой на всём ходу закинули железку меж жерновами, согнулся пополам и опрокинулся на спину, не переставая ужасно орать. Остальные - а в каморку Фесса втиснулись аж четверо святых братьев - поспешно отскочили. Некромант уже попытался было захлестнуть цепь петлёю вокруг горла префекта, но тут за дверьми послышался топот, серые, точно крысы, один за другим выскакивали в узкую дверцу, Фесс уже вцепился префекту в шею, но тут в дверь протиснулся первый латник и без долгих рассуждений двинул некроманта в грудь тупым концом копья. Даже скованный, Фесс уклонился бы от удара, будь этот удар нанесён обычным человеком. Но латник явно был мастером. Некромант не разглядел начала движения, лишь ощутил толчок и резкую жгучую боль в грудине. Задохнувшись, он невольно выпустил толстяка префекта. - Так-то оно лучше, - назидательно сказал латник, ловко разворачивая короткое копьё остриём к Фессу. - Это тебе привет из Бреннера, чародей. Не только ты в этом мире умеешь драться. Бреннер. Ну конечно. Кузница кадров. Школа, поставляющая бойцов для Святой Инквизиции. И бойцов, с которыми можно идти хоть даже и на приступ самой Долины. Лежа на боку и судорожно втягивая, словно рыба, воздух, Фесс ничего не мог ответить. Перед глазами плавали оранжевые и жёлтые круги; латник приподнял помятого префекта, без долгих разговоров выставил толстяка за дверь и дважды стукнул копьём в стену. Ввалились ещё трое, все в полном доспехе. Не успевшего прийти в себя Фесса скрутили, уже простыми верёвками, так, что он не мог пошевелить и пальцем. - Уж больно ловок ты, некромант, - беззлобно сказал ему самый первый латник, ударивший его древком. - Даже в кандалах тебя не вывести. Ну что ж, поедешь на телеге, как особо почётный гость. Взяли его, ребята! Фесс не сопротивлялся. Дыхание только-только начало возвращаться к нему.Его вытащили на палубу. Фесс ожидал увидеть морской простор и белую пену волн, а вместо этого прямо по носу ему предстал целый лес мачт, каменные молы и волнорезы, сторожевые башни, угрюмый форт, нацелившийся своими баллистами и катапультами, а ещё дальше, за лесом мачт, за портом, высокие, изящные шпили и купола, все как один увенчанные символом Спасителя - перечёркнутой стрелой, нацеленной вверх. А ещё дальше,господствовал один, но поистине исполинский собор, чей шпиль достигал до самых туч. Последний шедевр Лебана, мага-архитектора, выстроившего архипрелатский собор и дворец в Аркине, Святом городе. Аркин. Значит, это Аркин. Сколько же времени провёл он без сознания? Никак не меньше нескольких дней, если не неделю, пока корабль шёл из Салладора на северо-запад, наискось через Море Призраков. А тем временем некроманта, деловито прикрутив ещё и к толстому бревну, аккуратно снесли по сходням на берег и без долгих колебаний деловито загрузили на покрытую полотняным пологом телегу. Десятка три серых мгновенно окружили подводу, возница хлопнул вожжами, и четвёрка откормленных коней влегла в постромки. Здесь властвовала полноправная зима. Бухта Аркина не замерзала, но воду покрывала шуга, с серого неба сеял редкий снежок, и мачты с реями застывших у причала кораблей покрывали белые снежные чехлы. Под колёсами телеги чмокала и хлюпала жидкая грязь, месиво из растаявшего снега, песка, размокшей глины и конского навоза. Инквизиторы угрюмо тащились по обе стороны телеги, низко надвинув капюшоны и глубоко засунув ладони в широкие рукава. Никто не смог бы и заподозрить, что на грязной телеге везут самого страшного врага добра и света, когда-либо топтавшего землю Эвиала. Фесс, разумеется, не видел ничего, кроме одного лишь заваленного соломой дна телеги. Её почти не трясло - Аркин отличался великолепными мостовыми. Богатый и когда-то - весёлый город, ныне он, увы, предстал бы некроманту унылым и мрачным, под стать гнилой зиме, царившей вокруг. Конечно, архитектурными красотами Аркин дал бы фору любому другому городу Старого Света, исключая разве что Эбин, имперскую столицу. Здесь трудились лучшие зодчие, собранные со всех стран. Правда, возводили они в основном церкви... Весь город, казалось, состоит из сплошных монастырей, подворий, епископских и митрополичьих покоев, и так далее и тому подобное. Ордос жил магией; Аркин - верой в Спасителя. Телега скрипела, мерно, не торопясь, шагали кони. И ни на миг не отпускала Фесса давящая тяжесть талисмана Этлау. Сам преподобный ни разу так и не показался, так и не пришёл потешиться унижением пленника. Потом телега остановилась. Послышались приглушённые голоса, и полог откинулся. В висок и щёку некроманта ветер швырнул пригоршню снега - за время пути тучи сгустились, белые мухи летели куда гуще, вдобавок принялся дуть пронзающий, липкий и мокрый ветер. Ёжась, инквизиторы принялись сгружать с телеги связанного врага. Делали они это без всякого пиетета; правда, не чувствовалось и злобной радости. Монахи словно были заняты обычной своей работой, давным-давно надоевшей, которую они исполняли лишь в силу природной своей добросовестности.Четверо дюжих служек в серых рясах подхватили Фесса и рысью потащили через широкие железные ворота куда-то вниз по пологому спуску, словно предназначенному для въезда тяжело гружённых возов. Здесь горели многочисленные факелы, и заморённого вида монашек в не слишком чистой коричневой рясе как раз занят был тем, что менял их в железных кольцах, прикрученных к стенам. Он даже не повернул головы в сторону Фесса. Ниже, ниже, ниже. Вот выровнялся пол, вот остановились монахи. Никто из них так и не произнёс ни слова. Бревно со связанным Фессом втащили в небольшую каморку, вдоль глухих стен почему-то тянулись деревянные перила. Правда, это тут же и разрешилось - что-то заскрипело, заскрежетало, и брусчатая площадка плавно поехала вниз. Подъёмник опускался сейчас на подземные уровни Аркина, о которых даже самые твёрдые духом и самые вольнодумные студиозусы Ордоса дерзали упоминать лишь намёками и непременно шёпотом. С некромантом осталось лишь четверо латников - как раз тех самых, ещё с корабля. Эти не расстались с тяжёлыми доспехами, они ни на миг не сводили глаз со связанного Фесса, но на их лицах некромант не мог прочесть ни торжества, ни ненависти - лишь облегчение, словно у доброй артели древоделов, только что поставивших славный сруб, ещё даже не предвкушающих проставленного хозяином угощения. Деревянная платформа опускалась вниз. Тут тоже горели факелы, медленно проплывая мимо Фесса, каждый - словно кусочек тающей надежды. Факелов становилось всё меньше, и из каждого угла наползали облака тьмы. Опускались долго. Трижды Фесса деловито и без лишней суеты перетаскивали из одного подъёмника в другой, и спуск продолжался. Наконец его выволокли из клети в низкий коридор, освещённый совсем уже скупо. Эти тоннели прорыли, похоже, очень давно и с тех пор едва ли озаботились хоть раз отремонтировать. Грубая кладка, из швов которой сочилась вода; растрескавшиеся плиты пола, мох, какие-то серые лишайники и тому подобное. Дверей не было, и это место не походило на тюрьму. Тащили его по этому коридору, по самым скромным подсчётам, около часа, одолев за это время лиги полторы. Тоннель чуть загибался, описывая широкую петлю, и непонятно было, почему его создатели не проложили прямого пути, если уж так хорошо умели строить подземные переходы. Впрочем, ответ на этот вопрос пришёл довольно быстро. Коридор огибал громадный осколок вросшей в землю скалы, чёрный базальт вдруг сменил рукотворные стены тоннеля, и тут нёсшая Фесса четвёрка остановилась. Ещё одни двери. Совсем низкие и узкие, латникам пришлось пригибаться и протискиваться боком. В лицо Фессу пахнуло жаром, запахом раскалённого металла и, как ни странно, ладаном. Его затащили внутрь и отвязали от бревна. Впрочем, как и следовало ожидать, ни рук, ни ног ему не освободили. Камера была высечена прямо в чёрной скале. В дальней, противоположной от входа стене в громадном очаге горело жаркое пламя. Остальное место занимали всевозможные пыточные устройства и приспособления, выполненные с размахом и не без некоего налёта изысканности - так, большой пыточный стол с тисками для пальцев рук и ног весь был покрыт изящной и тонкой резьбой. В глубине, возле самого очага, стоял уже обычный стол, длинный, за которым восседали семь человек. И стояла конторка для письма, на каковую небрежно опирался восьмой - сам достопочтенный и преподобный отец Этлау, инквизитор, экзекутор, и прочее, и прочее, и прочее... Стоял, не поворачивая головы в сторону доставленного узника, а что-то сосредоточенно черкая в пергаментах на своей конторке. Семеро за длинным столом негромко переговаривались, также передавая друг другу какие-то свитки. А возле самого огня пощёлкивали клещами и поскрипывали винтами своих хитроумных пыточных устройств аж четверо палачей в красных колпаках с узкими прорезями для глаз, полностью скрывавших лица. - Сюда его, - негромко сказал Этлау, не поднимая глаз от пергаментов. Сказал сухо, буднично, даже с какой-то ленцой, словно речь шла не об ужасном некромансере, а о проштрафившемся монашке, застигнутом за интересным общением с особой женского пола. Фесса толкнули в спину, ему стоило немалого усилия не упасть, не растянуться постыдно на брюхе перед трибуналом. Палачи в красных колпаках надвинулись со всех сторон, вцепились в узника, ловко и быстро сковали наручниками руки ему за спиной и ноги в щиколотках. Короткая цепь соединяла ножные и ручные кандалы, так что некромант при всём желании ничего не мог сделать. - На решётку, - по-прежнему не глядя на Фесса, распорядился Этлау. Некромант ощутил, как по вискам и лбу начинают катиться крупные капли пота. Это место внушало ужас и отвращение; ясно было, что, если не случится чуда, ему отсюда не выбраться. Инквизиторы не остановятся уже ни перед чем. Ни перед чем. Фесс закрыл глаза, плотно смежил веки, пока его волокли к широкой бронзовой решётке. Откуда-то появился пятый палач, точнее - подпалачик, на две головы ниже остальной команды, далеко не столь же крепкий и кряжистый, и принялся деловито поливать позеленевшие прутья решётки маслом. Скрученный, словно каплун, Фесс никак не мог противиться своим мучителям. Его повалили на решётку, приковали к ней дополнительными наручниками, руки остались заломленными за спину, и в них уже начинала нарастать боль. Пока ещё только от неудобного положения... - Жаровню, - продолжал распоряжаться Этлау. - Господа следствие, прошу вашего внимания. Господин секретарь, доложите суть дела, пожалуйста. Краем глаза Фесс увидел поднявшегося инквизитора - он сидел с самого края, ближе всего к Этлау. - Преподобные господа следствие, вашему высокому суду предлагается дело за номером один из категории "Преступления против Веры, Добра и Мира"... - А что, до меня никого не было?.. - прорычал Фесс со своей решётки. Никто не повернул голов, его реплика словно вовсе и не прозвучала. - И Мира. Обвиняемый: Неясыть. Род занятий: маг. Специализация: некромантия. Образование: высшее магическое, факультет малефицистики Академии Высокого Волшебства, Ордос. Вменяемые преступления: основное - посредством значительного напряжения злой и осознанной воли привлекал сущность, Западной Тьмой именуемую, через творение поступков, характеризовать ,ои также предстоит преподобным господам следствию, вменяемые побочные преступления: творение запрещённой Договором волшбы, очернение Святой Веры, соблазнение посредством лживых чудес демонстрации простых рян, сеяние преступного сомнения в оных, равно как и ийство добрых чад Святой Матери Церкви, особливо - в рядах Святой Инквизиции состоявших. Подробная опись деяний обвиняемого раздана высокому следствию. Преподобные да зададут обвиняемому вопросы, после чего слово предоставлено будет защите. Защите? - Фесс невольно вытаращил глаза. "Неужто господа инквизиторы-экзекуторы решили до конца соблюсти декорум? Зачем им это, ведь процесс не публичный? Что им мешает удавить окаянного некромансера прямо сейчас и прямо здесь, тело бросить в ров на поживу бродячим псам-трупоедам?" - Благодарю вас, господин секретарь. - Этлау подчёркнуто официально склонил голову. - Милостивый государь Неясыть, ваше дело будет рассматривать следствие под моим председательством. По завершении следствия оно же будет преобразовано в суд, каковой и вынесет вам приговор, не подлежащий обжалованию. Тем не менее вы можете быть помилованы специальным указом Его святейшества Архипрелата Аркинского, если приговор окажется обвинительным. Сейчас вам будут задаваться вопросы - следователями. После слово возьмёт ваш защитник. Затем трибуну получит обвинитель. В заключение вы сможете донести до нас свои объяснения и оправдания, буде таковые найдутся. Далее будет вынесен приговор. Понятна ли вам процедура, милостивый государь? Фесс скривился и ничего не ответил. Какой смысл?.. Заговорить сейчас - это признать легитимность судилища над собой, подыграть палачам и убийцам. Так что не дождутся они от меня добровольных речей. Даже если начнут пытать. Фесс глубоко вздохнул несколько раз, не торопясь, медленно зажмурился. Настаёт пора уходить. Маг Долины обладает даром смерти по собственному выбору, однако этот дар требует времени и сосредоточения. Не хотелось бы опоздать и на себе познать все прелести палаческого арсенала. Теперь надо просто молчать, и всё. Сломать талисман Этлау на сей раз нечем. Сила исчерпана, и... И второй выход у него всё равно остаётся. Тот, от которого он старательно бежал всё это время. Принять предложение той, что назвала себя Тьмой, а люди добавили определение "Западная". Фесс не сомневался, что эта Сила способна помочь ему даже сейчас. Эту мысль он старательно гнал от себя. Он старался остаться хладнокровным и спокойным, говорил себе, что жизнь кончена и что теперь осталось только аккуратно проделать все необходимые манипуляции; пытался думать о предстоящем ему в сугубо формальных, отстранённых, медицинских терминах. Такой-то порядок глубоких вдохов; такие-то и такие-то движения диафрагмы; такие-то и такие-то этапы ментального контроля; сперва постепенное замедление сердечного ритма, погружение в кому; и завершить всё это полным прекращением дыхания и остановкой сердца... Он говорил себе всё это, он старался вызвать из памяти образ отца, его последние слова, обращённые к Фессу в видении; но получалось с каждой секундой всё хуже и хуже. Слишком он любил эту жизнь, слишком глупа и нелепа стала бы эта смерть в закрытом, проклятом мире, в то время как у него есть, есть, всё ещё есть выход! И неважно, какую цену придётся за это заплатить, - разве он не воин Серой Лиги? Разве не случалось ему обманывать са.мых хитрых, самых коварных, самых изощрённых противников? "Так обмани же и этих серых! - мелькнула мысль. - Чего ты ждёшь? Раз они не убили тебя сразу, значит, ты нужен им живым! Понимаешь или нет, некромант, живым, а это значит, что ещё есть пространство для боя. Ещё есть силы. Только, похоже, на сей раз тебе придётся больше уповать на язык, чем на сталь и магию. Шпиону Серой Лиги к такому не привыкать; другое дело, что навыки эти давно уже не пускались им в ход... Говори, говори, некромант, не молчи. Пока враг говорит с тобой, надежда ещё не потеряна. Ты потеряешь её, лишь когда голова твоя отделится от туловища. И то, если рядом не окажется толковый маг-целитель вроде Динтры... Тьма от тебя не уйдёт, некромант, - убеждал он себя. - Ты сможешь позвать её на том самом сакраментальном эшафоте, и она должна будет остановить уже летящий топор в волоске от твоей шеи. Погоди её звать. Погоди. Потому что этого договора тебе будет уже не разорвать. Ты можешь надеяться, несмотря ни на что, обмануть Её, но не противостоять в открытую". И всё-таки он прошептал Её имя. Прошептал, когда Этлау вдруг кивнул палачам и те принялись аккуратно срезать одежду с распятого на решётке пленника. Подпалачик деловито раскладывал инструменты, от одного вида которых впору было лишиться чувств - из-за ужаса и отвращения, ими внушаемого. Он произнёс Её имя, когда все четверо палачей взяли каждый в руки длинные клещи с остро отточенными лезвиями - скусывать шляпки гвоздей, не иначе. Он произнёс Её имя, когда понял - каждый вопрос "следствия" будет сопровождаться некими движениями сиих острых инструментов, и можно было только догадываться., какие места на его теле изберут палачи.Тьма, сказал он. Ты слышишь меня? И впервые он не получил ответа. Глухая ватная тишина в сознании. Ни малейшего возмущения в Силе. Она не слышит его? Или не хочет отозваться? У Неё изменились планы? Или появилось новое орудие? Фесс ощутил, как по спине стекает пот. Но на сей раз не от страха перед муками и болью. Перед тем, что последнее средство, кажется, не способно на сей раз его спасти. И, значит, остается либо умирать, останавливая собственное сердце, либо... Либо попытаться перехитрить даже этих отцов-экзекуторов. Без магии, безо всего. Слово против слова. - Хорошо, хорошо! - Ему не требовалось играть и изображать отчаяние. Сцена и декорации весьма способствовали убедительности. - Хорошо, преподобные! Ваша взяла! Спрашивайте, Тьма вас всех побери! - Господин секретарь, - невозмутимо произнёс Этлау, - покорнейше прошу вас занести в протокол данные слова обвиняемого. Прошу также отметить факт попытки наведения порчи на достославное следствие. Не сомневаюсь, что сия попытка будет должным образом классифицирована и оценена как следствием, так и судом. Однако Святая Церковь объективна и не должна действовать, руководствуясь чувством мести и гнева. Прошу господина секретаря отметить также добровольно выраженное обвиняемым желание отвечать на вопросы без применения методов принуждения. Прошу преподобных отцов начинать. Кто первый? Вы, отец Мэттью? Отец Мэттью поднялся. Высокий и худой, как жердь, с редкой белой бородой и, что удивительно для старого человека, совершенно чёрными глазами, точно у юноши. - Благодарю господина председателя. Обвиняемый, какие приказы получали вы от Сущности? - Не понял, что такое Сущность? - тотчас откликнулся Фесс, стараясь, чтобы в голосе прозвучала бы чуть ли не радость от того, что он может ответить. - То, что на Западе, - поднял брови инквизитор. - Не станем же мы именовать её полным именем, тем более чдесь, в цитадели Добра и Света? Вы поняли меня, обвиняемый? - Понял, господин... - Можете именовать меня "следователь", милостивый государь Неясыть. - Понял, господин следователь. Я получал разнообразные и многочисленные приказы. Всех так сразу и не упомнить. Мне потребовалось бы немало времени, перо и вдоволь пергамента, чтобы вспомнить их все, равно как и обстоятельства, при которых они были отданы... Кажется, на сей раз ему удалось их удивить. Даже Этлау оторвался от созерцания разложенных на пюпитре пергаментов и воззрился на некроманта с неприкрытым изумлением. - То есть обвиняемый признаёт... - вскочил, взмахнув руками, другой инквизитор. Только теперь Фесс разглядел, что через его левую глазницу тянется бугристый белый шрам, явно от удара мечом. - Прошу вас, преподобный Пеннигор, соблюдайте очерёдность, - как-то по