рым моноблоком, который тоже оказался на ее борту через десять минут после начала ее движения за первым. Железнодорожники таращились на по-станочному ювелирные движения циклопического транспортного средства. "Ну, как говорится, с Богом!.. - поднял бокал с шампанским Пустовой. - Корми их получше, Ирочка, - улыбнулся он буфетчице, которая светила своими странными глазами из мехового малахая - мороз был все еще далеко за двадцать при уже весеннем солнце. - А вы ее там не обижайте..." Экипаж - капитан, двое механиков и буфетчица - поднялся по забортному трапу на платформу со словно исчезнувшей на фоне циклопических моноблоков рубкой. Толя уже улыбался из застекленной кабины в носовой оконечности корпуса. Короткий ревун возвестил начало новой транспортной эры, как некогда взлет первого воздушного шара, старт первого поезда, самолета, автомобиля... Движения были плавными, уверенными, но такими медленными, что Пустовых впервые стало страшно. "На такой каракатице далеко не уедешь! - услышал он голос одного из рабочих. - Куда она собралась?" "На Верхнюю Марху." "А где это? Отсюда не видно?" "Ниоткуда не видно. В газете писали, что это в двух тысячах километров отсюда." "С такой черепашьей скоростью?! И какому идиоту на эту авантюру денег не жалко?" "Вон он стоит. И, по-моему, все слышит... И уже сам не рад, что тому еврею поверил." "Что нос повесил, Слава? - обнял Пустовых за плечи Александр Николаевич Радищев. - Сколько раз Максим Горький с такой скоростью всю Россию пересек? И без груза - только сапоги за спиной на палке. Босиком! А тут такие копыта! А мой тезка сколько времени путешествовал из Петербурга в Москву? Дойдет. Смотри, пока мы тут все сомневаемся, она уже стала вдвое меньше. Скоро вообще исчезнет за горизонтом." "Вячеслав Иванович! - тревожно крикнули из конторы. - Шагайку надо срочно возвращать..." "В чем дело?" "Штормовое предупреждение. Ветер до тридцати метров в секунду, мороз двадцать пять, пурга, видимость ноль. И такой прогноз погоды минимум на пять суток..." "Ну и что? - счастливо рассмеялся Пустовых. - Я вам что, лопух непутевый? Я груз не на дирижабле, самолете или вертолете отправил! Ну, прямо настроение вы мне подняли этим прогнозом. Впервые в жизни мне плевать на прогноз!.. А ты говоришь авантюра, - обернулся он к смутившемуся рабочему. - Тут все трассы земетет, все аэродромы, грузовики остановятся, поезда и то станут или пойдут медленнее." "Поглядим, как эта каракатица справится, - отозвался скептик. - А вообще мне-то что? Такой мороз при таком ветре - актировка. Отдохнем. При пурге и кран не работает. Даже моноблоки собирать не будем..." 2. 1. "Погодка прямо на заказ, - Слава тщетно всматривался в летящую за подогретым стеклом кабины стену снега и пыли. - Нихера не видно, капитан." "А нам это надо? Маяки-отражатели на пробитой тропе пока работают безотказно. Компьютер не показывает ни одного сбоя в опоре ног. Третий день шагаем как по рельсам. Скоро Киренск, там покидаем долину Лены и сворачиваем на водораздел и переходим в долину Нижней Тунгуски. По ней вот точно так же катимся десять дней вниз, как на салазках, на одном из наших четырех дизелей, да и то работающим вполсилы, до траверсы Мирного. Переходим по долинам притоков двух рек с Нижней Тунгуски на Вилюй, потом по нему еще неделю до Нюрбы. Еще дней пять, но уже с полной мощностью всех дизелей, вверх по Мархе." "Да уж, без этих маяков я бы точно уперся или сверзился черт знает куда даже и с этим инфракрасным экраном. Хорошо, что они только отражатели, без своего источника питания. В такой мороз и ветер любая техника отказывает." "Не жалуешься на дискомфорт? - спросил я. - Все-таки дергает каждую минуту, как ни амортизируй..." "А поезд не дергает? Зато не качает. При такой погоде как бы мы все себя чувствовали на морском судне?" "Кстати, летом будем, по мере возможности, плыть всюду, где позволяет глубина." "А танки и прочие боевые машины, что ты так и не сподобился начать проектировать в Израиле, тоже были задуманы амфибиями?" "Нет, но тоже комбинированными - где только можно, не шагать, а катиться на гусеницах или колесах. Это как велосипедист: есть дорога - мчится, а нет - колеса на плечо." Кабина при каждом разгоне и торможении корпуса то погружалась в него на амортизаторах, то выдвигалась вперед. Над нами периодически нависала туша груженной платформы, посверкивали цилиндры ее выдвигаемых ног, после чего начинался фантастический бесшумный и плавный полет корпуса и кабины над валунами, деревьями, замерзшими ручьями и снегами, снегами, снегами без конца. Иногда мы пересекали занесенные трехметровыми сугробами замершие дороги. Корпус легко вспарывал любые сугробы. Вершины елей сгибались, роняя снеговые шапки, чтобы за шагайкой выпрямиться в веселом изумлении, что остались невредимыми после прохода такой грозной и сокрушающей массы. Впрочем, все это становилось видно только при ослаблении ветра и метели. В кабине было тепло, пахло хвоей. Из жилого блока через бортовой коридор тянуло вкусными запахами, слышались звуки видео из каюты подвахтенного Никиты. Водителю было делать решительно нечего, пока компьютер уютно мигал зеленой лампочкой - все в порядке. При любом сбое или потере тропы раздавался резкий звуковой сигнал, и движение моментально стопорилось. 2. "Как вы там, родные мои? - жесткий голос Пустовых никогда не был таким теплым. - Прошли водораздел?" "Все беседер гамур, адони! - смеялся и я. - Ты даже не спрашиваешь, что это значит?" "Так ты же меня уже своему ивриту выучил... Итак?.." " Мы уже катимся вброд по Нижней Тунгуске, только лед трещит под ногами." "С ямами справляетесь?" "Пару раз тряхануло, но у нас же ноги три метра длиной." "А погода?" "Пока такая же. Только снег стал мокрый. Едва успеваем согнать со стекла кабины." "А груз? Моноблоки? Они же стали тяжелее от снега? Представляю, как их облепило..." "И обледенело все. Только мне это до лампочки. У меня грузоподъемность две тысячи тонн, а на борту от силы тысяча вместе со снегом. Вот когда обледенеем с концентратом..." "И что? - испугался Пустовых. - Будете скалывать лед?" "На кой дьявол? Я что, могу утонуть или перевернуться? Я же твердо- а не жидко- или воздухоопорный. Когда перейдешь на дирижабли, будешь об этом беспокоиться. У меня такой запас в ногах, что полтысячи тонн льда или снега стерпит запросто." "Ты меня всегда только радовал, Марик. Ну, а как твой экипаж? Кайфует, как на курорте? Ирку-то сводил в бассейн? А то она такая скромница - ни разу никому не удалось уговорить. Даже летом, в любую жару в водолазке ходит. Удивительное существо, правда?" "Ты мне лучше скажи, как там, в конечном пункте? С чем я пойду обратно?" "Там для вас пока потихоньку заготавливают руду техникой, что нам удалось доставить вертолетами.. Месторождение-то открытое. Ждут, конечно оборудование технику, что в твоих трюмах. Загрузят тебе две тысячи тонн руды на обратный рейс." "Это не три тысячи долларов за тонну..." "Пока дошагай хоть на место и вернись обратно!.. Ни о чем больше и не мечтаю... Так ты не ответил об Ирочке. Волосы-то хоть покрасила для тебя? Или уже нетактично тебя о ней спрашивать?" "Считай, что так..." "Вот как! Поздравляю. Очень милая девочка." 3. "Места тут может быть и гиблые, но до чего же красиво! - я опирался на лыжные палки и любовался тайгой и горами с вершины, на которую мы взобрались с Ирой в своей первой прогулке после выхода из Усть-Кута. - Я и вообразить не мог, что сочетание белого, голубого и зеленого может создавать такое праздничное настроение. Как ты? Устала?" "Нисколько, Марик. Я совсем закисла в своей каюте. Меня так долго держали в погребе, что просто обожаю на воле как можно больше двигаться. Спасибо тебе... А шагайка-то наша как мило смотрится в этом затерянном мире!" Циклопический агрегат казался отсюда спичечным коробком, который то удлиняется, то укорачивается. За ним оставался на снегу пунктир следов. Только приглядевшись и взяв ориентир на одну из черных скал, окаймлявших долину реки, можно было уловить, что шагайка довольно шустро перемещается вдоль извивов русла. Сама река на фоне открывшегося с вершины простора казалась трогательно маленькой и бесконечной. Над всем сибирским великолепием после бесконечной непогоды теперь сияло теплое мартовское солнце, хотя мороз был за десять. "А что, если мы ее не догоним? - тревожилась Ира. - Лыжу или ногу сломаем? И, как назло, откажет мобильник. И не заведется вертолет? Ведь отсюда ни до одного жилья ни на каких лыжах не доедешь..." "У тебя вечнотревога вместо мужества, - начал я одну из своих лекций, которые так нравились моей молодой подруге. - Вполне психологическое понятие." "Неправда. Вот я всегда считала себя мужественной, но вечно всего боялась. И - все страхи сбывались..." "Ничего удивительного! Мужество - это самоутверждение "вопреки", несмотряна бытие. Тот же, кто не смог принять собственную тревогу на себя, способен "уберечься" от крайней ситуации отчаяния побегом в невроз небытия от бытия." "Ничего не поняла." "Невротик боится того, чего бояться не следует, и чувствует себя в безопасности там, где ее фактически нет. В результате он беззащитен перед реальной угрозой. Беспочвенный призрачный страх способен привести к реальным бедствиям. Скажем, канцерофобия может послужить причиной развития реального ракового заболевания. И наоборот: вера в свою счастливую судьбу, в Бога, которого только и следует бояться, одновременно веря в его к тебе расположение, способна творить чудеса." "По-моему, я для тебя слишком глупый собеседник... И вообще тебе со мной не повезло. Изуродованная дура..." "Просто психология - мое хобби. Что такое меланхолия? Больной рисует свое "я" недостойным. Но, в то же время, не проявляет по отношению к людям соответствующую покорность. Он уверен в несправедивости к нему общества. Преодолеть это состояние для человека означает психическое выздоровление. А путь к нему лежит только в том, чтобы переадресовать каждый свой страх, каждую свою тревогу ее истинному источнику - Всевышнему. Поверь в Него, и ложный страх покинет твое сердце." "Аминь, - сделала Ира свою жуткую гримасу, заменявшую ей улыбку. - Я уже поняла, что мы в любом случае опередим шагайку за изгибом русла, скосив этот уступ. Так что у нас есть для прогулки масса времени. И я действительно вдруг стала бесстрашной. Спасибо. Мне бы такую лекцию кто прочел тогда, несколько лет назад. А то я себе навоображала черт знает что. И - тут же все сбылось. Только еще хуже..." "Так как ты вообще попала на Кавказ? - осторжно спросил я. - Впрочем, можешь не рассказывать." "Почему же? В этом нет для меня ничего постыдного. Наоборот. Я со школьных лет дружила с мальчиком по имени Женя. Такое имя носят только очень милые парни и девушки. Он был на класс старше. Все шло к нашей свадьбе, но ему... подставилась одна... Короче говоря, он был женат на другой. Когда я была на старшем курсе политеха, он уже был капитан милиции и воевал в Чечне. Я узнала, что ему оторвало миной обе ноги... по тазобедренный сустав. Его законная жена тут же с кем-то уехала - подальше от укоряющих глаз. А я вот, напротив, поехала к нему в госпиталь. И в поезде..." ****** Поезд мчался в ночи на юг. С горохотом налетали мосты, коротко вскрикивал локомотив и уютно стучали колеса под полом. Ира попала в отдельное пустое купе. С одной стороны, прекрасно - никто не храпит и не пьет водку, но она тут же стала рисовать себе разные страхи, о которых столько читала в газетах. Не решаясь переодеться ко сну, она прилегла, как была в джинсах и свитере, и тут же очутилась в деревне на Байкале, где провела с Женей свое единственное общее лето. Они бежали по берегу. Его сильные ступни расплескивали воду, а она взвизгивала от холодных брызг... Почему-то снились только его ноги, ноги, ноги ... Кто-то осторожно коснулся ее локтя, закрывавшего лицо от света, который она не решилась выключить. Над ней, поблескивая очками, склонился незнакомый блондин в кожаной куртке. "Простите, девушка, - сказал он. - Я решился вас разбудить, чтобы вы не испугались, когда увидите вокруг незнакомых мужчин. Нас поселили в это купе. Впрочем, если вы возражаете, мы попробуем поменяться с кем-нибудь из женщин." "Я бы не советовал, - мягко заметил второй. - Мы ребята бывалые, а Кавказ все ближе. Вам бы лучше здесь быть под охраной." "Меня зовут Михась, - сказал третий. - Это Микола (на коренастого рыжего) и Стась (на очкарика с тонким лицом музыканта). А вы?" "Я - Ирина. Не надо вам ни с кем меняться. Мне действительно спокойнее с вами, чем одной или с женщинами." "Мы студенты из Львова, - пояснил блондин, раскрывая сумку со снедью и выпивкой. - Едем в Моздок. Мы там подрабатываем. А вы?" "Я?.. Я еду к мужу. Он там в госпитале. Раненный в... обе ноги." "Мы как раз и работаем в госпитале, - сказал Михась. - И многих там знаем. Как зовут вашего супруга?" "Капитан Комаров." "Евгений Комаров? - переглянулись ее попутчики, а Микола спросил с явным волнением. - И он что? Серьезно ранен?" "А вы разве не знаете?.." "Он был при нас с легким ранением, - заторопился Стась. - Но если к нему едет издалека жена... Откуда, кстати?" "Из Сибири." "Я же говорю - издалека. Тогда что-то серьезное?" "Можете не говорить, Ирочка, если вам тяжело, - ласково коснулся ее руки утонченный Стась. - Мы ведь завтра и сами узнаем." "Ему обе ноги миной оторвало, - заплакала Ира. - Совсем..." "Надо же, - загадочно произнес Михась. - Есть Бог на небе..." "Редко кто остается в живых при таком ранении, - опять поспешил с разъяснением Стась. - Впрочем, Женя ваш ведь богатырского сложения. Выживет. Во всяком случае, мы все ему желаем дожить до...""Я вижу, вы его очень любите, - ласково заглянул ей в глаза Михась. - Другая бы бросила... калеку. Обрубок же, а не богатырь теперь. А он вас?" "Больше жизни, - заблестели глаза у Иры. - Вы бы прочитали его письмо из госпиталя." "Тогда все в порядке, - произнес Михась таким голосом, что Ира похолодела и впервые подумала дурное об этих обаяшках. - Тогда ему предстоит нечто худшее, чем даже наша мина." "Что... что вы имеете в виду? - она попыталась встать, но Микола, который сидел с ней рядом дал понять, что не выпустит ее из-за стола. - Вы - бандиты?" "Мы - освободители, - так же мягко, как и раньше тихо сказал Стась. - А бандиты - армия москалей. Но не будем о грустном. Мы собирались поужинать с вами," - он кивнул на накрытый стол. "Я не стану пить с вами! Выпустите меня!.." - тщетно рвалась Ира, осознав, что ее страхи роковым образом оправдались и что она влипла со своей сибирской откровенностью в непредсказуемо скверную историю. "Выпейте с нами, Ирочка, - пробасил сидящий напротив Михась. - Легче будет пережить то, что для вас заслужил перед нами ваш Женя..." "Что?.." - она все пыталась оттолкнутьМиколу, но тот только, смеясь, обнял ее за плечи, оглядывая в упор ее лицо и шею. "По-моему, красотка в этом году еще не загорала, - хрипло сказал он. - Это лучше. Правда, Стась?" "Во всяком случае, естественнее. Истинно белая женщина должна быть белой вся, а не только..." "Вы с ним согласны, Ирочка? - резвился Микола. - Я уверен, что у вас повсюду ослепительная белизна, а?" "Пора проверить," - раздувал ноздри Михась. "Если вы меня не выпустите, - пыталась освободить плечи Ира, - я закричу на весь вагон..." "И что? Тут никто и пальцем не пошевлит, не то что ворвется в купе. Публика самая беспомощная." "Да вы же никакие не студенты! Вы самые настоящие насильники!.. - задыхалась Ира, извиваясь, чтобы избавиться от их рук. - Как... как вы смеете!.." "Вы даже не представляете, как много мы намерены еще посметь," - резвился Стась. "Идиот, - задыхалась Ира, не веря, что все это происходит именно с ней самой. - Что... что вы делаете, зачем?.." "Это видеокамера, - спокойно пояснял Микола, снимая крупным планом. - Кассету подарим Комарову. Пусть полюбуется на свою любимую в чужих руках." *** "А теперь садитесь, - сказал Стась, подавая Ире несколько фотографий улыбающейсяблондинки с винтовкой на плече. - Догадываетесь, кто это?" "Белые колготки?.." - ужаснулась она, понимая, что их месть совсем не кончилась, только началась... "А она умная. Или уже в курсе? Вы знаете, что с ней сделали солдаты по приказу капитана Комарова?" "Нет... Но я-то при чем? Я же... в это время в Сибири... я не воевала против вас?" "Неужели бы отказались поучаствовать в казни пойманной удачливой снайперши? - прищурился Микола. - Ни за что не поверю. Тем более под командой вашего героя..." "Так вот, - продолжал Стась. - В нашем отряде были две эстонские девочки, добровольно вставшие на сторону чужого угнетенного народа...Одну ваши снайперы подстрелили в дуэли, а вот эту взяли в плен. Ее выбросили с вертолета с гранатой в колготках... Мы видели с земли и ее полет, и взрыв. И мы поклялись отомстить командиру, что вынес тот приговор и привел его в исполнение - капитану Евгению Комарову..." *** *** "Они возвращались из командировки, с оружием из Прибалтики, - хрипло звучал в солнечном блеске снежной вершины голос Иры. - И были на седьмом небе, что именно я оказалась в их руках... На какой-то станции меня, уже изнасилованную и избитую, накачали наркотиком и перевезли в горы, где и держали в своей хижине в качестве рабыни, которую следовало непрерывно унижать и наказывать. Все это сняли на видео и передали кассету Жене, который и так был на грани..." "Он покончил с собой?.." "В ту же ночь... после того, как увидел. И очень хорошо. Они потом еще и еще снимали... Да и что бы ему светило, если бы выжил? То, что теперь тебе? В полной темноте? Без выездов на природу, так как нельзя же среди купальщиц ходить в водолазке, верно? Ты и сам этого не стерпишь." "Если у нас получится, и я заработаю, то мы вместе поселимся в религиозном районе в Израиле. Там у тебя не будет с этим никаких проблем." "Не понимаю..." "Вполне целые и невредимые женщины из религиозных кругов круглый год, даже в сорокаградусную жару ходят в закрытых платьях и чулках. И купаются тоже в одежде." "Правда? И ты согласен на мне жениться и там, ради меня, поселиться среди религиозных?" "Безусловно! Я по природе очень преданный муж." "Вот как! И твоя бывшая жена такого же мнения о своем Марике?" "Пока она не стала бывшей..." "А ты уверен, что она не станет на тебя, уже богатого, претендовать?""Это ее проблемы... После встречи с тобой она для меня не существует даже в глубинах памяти." "Ин-те-рес-но... То есть ты мне вот так, ненавязчиво сделал предложение руки и сердца? И уверен, что я соглашусь?" "Если тебя не пугает моя старость." "Сколько тебе, кстати?" "За... пятьдесят." "Выглядишь на за сорок." "У меня внук почти твоего роста..." "И что? Я тоже выгляжу за тридцать, правда? Вот и встретились... две аномалии" "Неправда. Слушай, а ведь у тебя почти получилась улыбка... Ну-ка, еще раз! Нет..." "Как я им благодарна..." "Кому?" "Моим палачам..." "С ума сошла?" "Что лицо не тронули... Что ты меня целуешь без отвращения." "Я и тело твое целую без отвращения." "В темноте." "Я надеюсь со временем привыкнуть к твоим шрамам." "Слушай, Марик, а шагайка-то тю-тю!" "Точно. Давай через этот перевал. Вон она. Спустишься по этому склону?" "Так я же сибирячка! За мной, израильтянин!" "Вот, - крикнул я вслед уносящйся в снежной пыли стройной фигурке. - Наконец-то..." "Что наконец-то? - резко тормознула она. - Неужели улыбка?" "Вот именно, - ликовал я. - И такая замечательная, каких в жизни не видел..." "Вот и Женя говорил... -заплакала она, поднимаясь на палках и поворачиваясь в сторону склона. - Поехали. А то твое чудовище только с виду такое неповоротливое. Смотри, куда переползло, пока ты тут разными улыбками любовался..." *** "Все мне понятно в этой твоей кавказской трагедии, - продолжал я разговор, когда они мы оба уже стояли на ходовом мостике, любуясь проплываюшими черными скалами по обе стороны русла-тропы, - кроме исчезновения материи..." "Какой материи, философ?" "Человека - его сложившегося десятилетиями внутреннего мира. И ты, и твои палачи жили в одно время в одной стране, смотрели одновременно "Москва слезам не верит" и слушали того же Высоцкого." "Без конца крутили. И что?" "И никто, никогда, ни с благой, ни с дурной целью ни в твоего Женю, ни в тебя, ни в Толика, ни в Стася не вкладывал и грана той жестокости, что расцвела вдруг в сотнях тысяч нормальных людей за какие-то десять лет!" "Безумно жестокая Гражданская война тоже возникла в добром, инертном богобоязненном народе." "То, что вы с Толей рассказываете, что я видел по телевидению после отъезда из мирной еще страны в Израиль, не что иное, как новая гражданская война, но с националистическим запалом..." "Не мы, русские, ее развязали!" "Вот тут-то я с тобой согласен. Где бы я ни побывал до эмиграции, людям жилось лучше, чем в России. Не говоря о Закавказье или Прибалтике, на Украине, в Белоруссии было много лучше, чем у нас в Сибири. Какие же русские после этого были колонизаторы и угнетатели? Я дружил в Израиле с моим ровесником из Грозного. По его словам, это был цветущий город в окружении живописных сел с гостеприимным трудолюбивым народом. Куда они все сгинули? Откуда взялась прорва садистов по всему бывшему Союзу? На какой почве эти побеги смогли так быстро прорасти, если миллионы воспитывались совсем по-другому?" "Не знаю, Марик. Мне до сих пор не верится, что мой добрый и застенчивый Женя мог... Но... Ведь и я до определенного времени не могла и кошкуударить. А теперь... О, теперь!.." Седая девушка оскалилась. Отблеск залитых солнцем снегов лег на окаймленное мертвыми волосами бледное лицо с пустыми страшными глазами - от внутреннего напряжения зрачки расширились, поглотив и без того прозрачную серую роговицу ее выпуклых глаз. Передо мной был ангел смерти! Контуженный участник словно специально по этому признаку подобранной экспедиции... 4. "Слава! Поздравляю." "Неужели дошагали?" "И без приключений. Пару раз провалились под лед, но перешли на ручное управление и спокойно попятились метров триста, чтобы обойти омут. А по Мархе вообще идти одно удовольствие." "Как рекуперация?" "Отлично. Мы же просто скатились до самого поворота на Марху, а тут полпути шли на сэкономленной при спуске энергии! Так что комбинат уже "на болтах", техника и прочее из трюмов уже на грунте, а руда начала поступать." "Марик. Там у тебя в столе заветная бутылочка... Выпейте-как за мое здоровье." "Бутылочка? Сейчас... " *** "Ни слова больше, капитан!" - выключил Толя вырванный мобильник. "Ты... из мафии? - похолодел я. - И... Ира...заодно с тобой?" Передо мной тотчас возникло жуткое лицо-череп с ходового мостика... "Идиот. Я из твоего секюриты, а ты говоришь в эфир без согласования со мной! Не бойся. Я не продажный. Что за бутылочка? Ага. Так я и думал. Тонко задумано. Вино как вино, а в нем ампула, а в той - записка. Это и есть смерть Кащея..." Толя понес бутылку в ванную капитанского блока,разбил ее о раковину и вынул ампулу. "Незаметно принять на борт два яшика от повара экспедиции Антона," - прочли конспираторы. "Ему все скажет Ира, - прошептал я. - Мы с тобой вообще не должны с ним общаться." "Правильно, капитан. Меньше подозрений. Для поваров экспедиций обмен продуктами - дело привычное." *** Толстый добрый Антон вместе с Ирой накрывал на общий праздничный стол в балке - временном жилище вахты. За окном вгрызался в карьер месторождения уже доставленный шагайкой экскаватор, сбрасывая руду в бункер нацеленного на трюм судна транспортера.За столом пили и ели мужественные парни, то и дело вызывающие единственную женщину на улыбку, а та, к моей радости и изумлению Толи, знавшего ее тайну лучше престарелого жениха, чуть скованно, но охотно смеялась на все четыре стороны. Сознание, что один из собутыльников может оказаться агентом мафии, портило мне весь праздник, но от вина настроение становилось все лучше. Часам к двум ночи уснули все, кроме кухонной обслуги. Тут Ира и передала Антону записку на бумаге с личными водяными знаками Пустовых. Тот побледнел, пытливо оглядел седую девушку и стал молча надевать тулуп и сапоги. Ира, по его знаку, сделала то же. В ночи остро сверкали звезды и слышался только скрип снега под ногами. Если кто-то и наблюдал за ними из окна одного из трех балков, то не мог заподозрить ничего - мало ли дел у повара вахты и буфетчицы шагайки? И почему бы Антону и не открыть дверь продовольственного балка-склада, не выволочь оттуда ящик с консервами и не поместить его на санки? В таких краях вечно идет ведомый только поварам товарообмен. "Волоки к шагайке, - прошептал он буфетчице, - а я проверю, все ли спят... Что у тебя за вкус! - громко добавил Антон. - Ваши консервы куда лучше." "Вот и заберешь наши," - ответила ему в тон Ира и с трудом сдвинула с места санки с поразительно тяжелым ящиком. Упираясь в скользкий наст ребрами подошв своих сапог, она с трудом поволокла санки в сторону темной туши втянувшего ноги судна. Как и приказал Антон, она обогнула шагайку так, чтобы из окон поселка не было ничего видно, и облегченно охнула, когда мощная мужская рука подхватила ремень утопавших в снегу санок. "Никто не видел?" - тревожно светились в темноте глаза Толи."Не знаю... Антон пошел проверить. Мы обсуждали вслух только обмен консервами." "Отлично. Вот и потащишь обратно такой же ящик. Только полегче..." "Да уж. Ничего тяжелее в жизни не волокла на себе. Даже на Кавказе..." На снегу лежал поддон со стропами, уходившими ввысь - к грузовому крану. Толя затащил санки с ящиком на поддон, молча мигнул вверх фонариком. Там зажужжало, и поддон пополз вверх, заслоняя звезды. Через несколько минут онспустися оттуда с точно таким же ящиком на тех же санках. Ира торопливо поволокла его к балку-камбузу. Антон демонстративно ворчал, проверяя этикетки. "Все спят, - тихо сказал он. - Я в каждый балок заглянул..." "Мне тоже можно идти спать?" "Нет. Еще один ящик... Справишься или вместе?" "А как лучше?" "Лучше тебе одной." "Почему? Ты же повар." "А ты женщина. Прости. Я бы рад тебе помочь, но почему-то мне кажется, что это безопаснее тебе тащить одной." Всю операцию повторили. Обессиленная Ира едва поднялась по трапу. Там я ее подхватил под руки и проводил в свою каюту. Она долго принимала душ, а я в нетерпении ждал свою уже женщину в полной темноте. Здесь была своя конспирация... 5. "Интересное кино получается, - Толя не отлипал от наушников. - Говорит, что ничего лишнего мы не погрузили. Что товарпока на прежнем месте. И даже указывает, где..." "Прекрасно!" - я тревожно следил за проплывающими за окном рубки холмами, поросшими редким лесом и усеянными черными валунами. За каждым из них мерещилась засада.. Теперь, когда моноблоков на борту не было, шагайка быстрее двигала платформой и медленее перегруженным корпусом. Ящики были глубоко закопаны в руду в трюме. "Прекрасно, что не заметили погрузку к нам, а плохо, что там все-таки внедрен их человек, который уверен, что это осталось на Мархе. То есть они по-прежнему уверены, что решено отправить груз вертолетом. А потому могут напасть на вахту, - Толя всматривался в текст заготовленных шифрованных посланий. - Ладно. Надо предупредить Пустовых. Слава, - весело прокричал он в мобильник. - Как ты и ожидал, Ирочка тебе изменила. С кем, с кем? Точно не знаю, но факт установлен. Так что готовь ей замену. Капитан сказал, что это разврат на борту." "В конце концов, я этого и ожидал, - так же весело ответил Пустовых. -. Ладно. Я ей этого так просто не прощу. Так вы везете нам руду?" "Вот именно, - подключился я. - Штует, а не груз, но лучше, чем ничего, правда? Следующим рейсом будет тебе уже концентрат." "А то, что нам куда больше надо, там еще не нашли?" "Начальник экспедиции говорит, что это был блеф геологов. Там этого сроду не было." "Тогда мы на Мархе надолго не задержимся, - старался Пустовых. - Счастливого пути! Городить огород ради какого-то концентрата!.." *** "На месте тех, кто там - дернул Толя головой на холмы, - я бы ни слову из этого диалога не поверил. Шито белыми нитками." "И что?" "Я бы прощупал шагайку. Это же так просто. Мы, мол, правоохранительные органы иизвещены, что на борту находится беглый зэк. Прошу оказать содействие в обыске. В противном случае... и так далее..." "А мы?" "А мы уже знаем, что к нам претензий нет и быть не может. Это и означает "счастливого пути". А потому..." - он похлопал по рукояткам турельной установки. В мачту рубки шагайки был вмонтировал тщательно замаскированный перископ подводной лодки, выполняющий роль оптического прицела крупноколиберного пулемета, расположенного на поворотной верхней площадке мачты. Там же был вмонтирован приемник, улавливаюший любые звуки за километр от мачты. Не снимая наушников, Толя поворачивал объектив перископа, утонув лбом в его окуляре. Шагайку вел, от маяка к маяку, я сам. "Есть, - прошептал Толя, сжав зубы. - Я так и думал... Старые знакомые..." 6. "Ира? - могучий чечен, бывший бородач Аслан повернул неузнаваемо выбритое и побледневшее в снегах Сибири лицо к белесому Вадиму, следящему из-за скалы в бинокль за шагайкой. - Знакомоеимя, правда?" "Правда. Не исключено, что это та самая девка, которую так обижал наш бедный Стась." "Скажу-ка я командиру..." "Погоди. Если она на уебище, то не исключено, что с ней и тот подонок Толян, что положил всех ребят на нашем хуторе. А Толяна в рейс с рудой не возьмут.Этот хитрюга может и подслушать в эфире. Храним молчание. Пока мне ясно - врут. Юрка погрузку товара прозевал, скотина. А потому надо брать уебище на абордаж, предварительно перебив ему ноги ракетой. Будет лучше, если...товар возьмем мы с тобой." "Ва! Конечно лучше, дорогой! Грузим на снегоход и - ищи нас по всей Сибири..." "Вот именно! А ты - командиру!.. И что у вас, чечни, за неистребимый кодекс чести! Ничем не вытравишь." За скалой был разбит лагерь - утепленная палатка с химической печкой, снегоход-"тачанка" с турельной установкой и с грузовыми санями-трейлером на прицепе. Ни дымка, ни следов вокруг. Мастера засады знали свое дело. Аслан прильнул к прицелу наплечной ракетной установки, целясь под днище шагайки и радостно скалил крепкие белые зубы в предвкушении "момента истины" - взрывов, губительного пулеметного огня по разбегающимся в панике врагам, неподвижных трупов на снегу, которые непременно следует в конце концов обезопасить контрольным выстрелом в голову. Свидетели - самые лишние и опасные люди... Последнее, что видели горящие нетерпением глаза удачливого и беспощадного потомственного воина-мусульманина, была площадка на мачте шагайки, которая вдруг коротко полыхнула огнем, прогрохотала и окуталась сизым дымком, казавшимся черным на фоне снежного склона другого берега реки. Суровые и насмешливые глаза Аслана уставились в промороженное синее небо. Вадим видел, что откинутая на снег голова нетерпеливого абрека была почти оторвана ювелирно точной очередью стрелка, вооруженного неслыханной на суше оптикой. Как только смолк пулемет, заговорила снарядами повышенной мощности турельная артустановка. Необогащенный уран превратил скалу вкартонную коробку в печи, обнажив лагерь и лихорадочно влезающего в снегоход Вадима Дубовецкого, бывшего наемника, а ныне профессионального бандита. "Стоять, Вадик! - проревел с шагайки в мегафон знакомый голос. - Узнал? Значит, помнишь, что промахиваться я не умею? Отлично... Я вижу, мы снова поняли друг друга и поладим, как и в прошлый раз. Отлично. Отошел к сосне, обнял ее как невесту, расставил ноги и думаешь только о яичнице из собственных запасов в твоих штанах, на которые нацелена моя винтовка. Замечательно. Теперь выкинь подальше пистолет. Молодец. Теперь нож. Здорово. Ты же у нас чемпион по метанию ножей! Теперь достань свой мобильник. Учти, что я слышу весь ваш разговор. У нас тут такая сибирская техника, какая вам с вашим импортом и не снилась. Сейчас ты вызовешь командира, называя его сразу, для меня лично, по имени. Скажешь ему, что шагайка вами подстрелена, экипаж перебит, товар у вас с Асланом, но в бою поврежден снегоход. Вы вылетаете на базу на трофейном вертолете с пленной девкой по имени Ирина. Одно подозрительное слово и твоему достоянию пиздец. Начали! Ага... Я же говорю, знакомые все лица, - обернулся ко мне Толя. Я уже остановил шагайку и с непривычки дрожал от страха. - Его мы вообще возьмем тепленьким. Так. Так. Кидай мобильник, Вадик, подальше, и руки на затылке, отходи к обрыву. Еще чуть. Вот так. Теперь и целиться в тебя не надо. Один выстрел, и ты летишь со скалы. Ира, - продолжал он уже без мегафона, - Игорь Гударов там, в десяти километрах отсюда! Конечно, тот самый. Второго такого ни одна мать на земле не рождала... Ну, рискнешь высунуться из вертолета?" "Рискну! С тобой я ничего не боюсь, Толик!" "Ирка!.." "Марик, прости, но этому Игорьку я таким обязана..." "Марк, не беспокойся. Я верну твою Ирочку невредимой,с победой." *** "Аслан умел водить вертолет, Вадик?" "Ты что, забыл?" "Прости. Ты прав. Никита, снимай-ка с монстра его "аляску",переодевайся." "Так ведь в крови..." "И очень хорошо... Достовернее. Ира, перевяжи Никите голову, смажь кровью. Вон его шапка - Аслан ее всегда снимал, когда целился. Никита, да ты теперь просто вылитый чечен! Так, Вадик, ручки давай. Ну, ты понял: в случае малейшего подозрения при подлете мы - вверх, а ты - вниз. Ага. Мы всегда понимали друг друга. Поехали..." *** "Ну, Ирочка, теперь покажись в дверь. Крутись, как будто тебе больно. Вадик, ори нечто восторженное в мобильник. Смотри как рады! Надо же, так и не натешились... Чуть ниже, Никитик, еще... Бац!" Бегущий к вертолету Игорь Гударов подскочил на уцелевшей ноге и покатился по снегу, оставляя кровавый след. Двое других были уложены у двери палатки выстрелами в лоб. На всякий случай палатка была прошита из бортового пулемета разрывными, вперемешку с зажигательными, пулями и тотчас загорелась. То же произошло и со снегоходом, из-за которых выскочил человек и помчался в лес. Толя поднял ствол. Последний бандит по инерции проехал лицом по снегу и замер. "Все, Вадик? - спросил он, быстро оглядываясь. - Посчитай. Ошибешься, сброшу на обратном пути с запалом в жопе." "По-моему, все..." "Отлично. Тогда, Ирочка, вперед - на свидание с милым другом. Ты что это, Никита!?" "Он пытался достать потайной пистолет. Пришлось укоротить руку на кисть." "Жаль. Какой из него теперь разговорщик? Никита, ты Вадика держи на мушке. Это такой народ... Давай, Ира!" "Игорь... Узнаешь меня?" "Жаль... не прикончил во-время... И морду... тебе сохранил, дурак... Другие придут..." "Ну, это уже без твоего участия. Где следующая засада?" "После того, что вы со мной натворили, садисты..." "Да ты что! Это ли с тобой натворили? - шипел ему в лицо череп седой девушки с глазницами черных зрачков. - Вот когда тобой, наконец, займусь я... Ну!" "Обещай, Толян, что пристрелишь, если я все скажу..." "Обещаю." "А я- нет! - крикнула Ира, задыхаясь. - Это же он надоумил меняизуродовать... И руководил!.. И наслаждался моей болью!.." "Я обещаю, - повторил Толя. - Говори." "У Черного ручья... Ребята уже переставили маяки... Ночью вы свернете и слетите с водопада. Оттуда не выбраться... Стреляй, ты обещал..." "Дурак ты безграмотный. Если маяк не на месте, движение шагайки немедленно стопорится. Мы переходим на ручное управление до исправного маяка. Сколько их там? Где их лагерь?" "Шестеро. В зимовье, в устье ручья, - заторопился Вадим. - Игорь сказал правду. Убей его..." "А то тебе не поздоровится, верно? Раз ты такой стал у нас инициативный, скажи, есть ли еще засады." "Откуда? У него, - презрительно кивнул он на Гударова, - денег едва хватило и этих нанять. Вот если бы взяли то, что вы так скрываете, то вас бы тут караулила целая армия..." "Вадик... с-скотина! - прошипел раненный. - Н-ну, если выживу!.." "Это-то тебе никак не светит, Игорек. Отыграла твоя музыка, - Толя пошел к вертолету. - Ира, ты меня поняла? - бросил он через плечо. - Я всегда держу слово." За его спиной позвучали четыре выстрела, с интригующими интервалами и дикими криками неуловимого и безнаказанного палача. И - инициативного Вадика. Оставив на снегу два трупа, Ира, скользя изящными сапожками по слежавшемуся насту, догоняла Толю, счастливо улыбаясь - без гримасы. Жестокий век, жестокие сердца... *** Зимовье беззаботно и весело дымило печной трубой в голубое небо. Вокруг переставленных маяков кишели следы. "Не тот нынче засадник пошел, - Никита пикировал на домик, целясь из пулемета. - Ну никакой квалификации... Позор на весь Кавказ!" "Может там не они? - тревожно вглядывалась Ира в поворачивающееся под ними всеми стенами строение. - Вдруг это обычные охотники..." "Ага. Самые что ни на есть обычные. Маяки переставляют. За нами охотятся, - смеялся Толя, держа домик в прицеле. - Только самые обычные охотники выйти на шум вертолета боятся... Никита, огонь! - крикнул он, увидев, что стекло окна лопнуло от удара изнутри стволом автомата. -По крыше, по крыше..." Крашенная старая крыша зимовья полетела клочьями от разрывных вперемешку с зажигательными пуль. Тотчас пошел клубами дым, иссиня-черный на фоне снега и неба, а из двери, толкаясь плечами, высыпали четверо и побежали, беспомощно прикрываясь локтями и ладонями от смертоносного огня с вертолета, словно от ветра или от солнца... *** "Как я вам рад!.. Я уж думал... Ирка, как ты? На тебе лица нет..." "Это на нем ни лица, ни... - оскалился окруженный развевающимися седыми волосами череп. - Какая у него была рожа... тогда... Столько лет снилась. Теперь у меня будут другие сны! Я и выжила-то только ради одной этой минуты, Марик. Теперь мне уже ничего в жизни не нужно!" "Слава! - открытым текстом докладывал я. - Отбили атаку. Перебили две засады. Продолжаем движение. Задержались всего на... - он взглянул на часы, - всего-то на какой-то час. Не команда у меня, а спецназ в квадрате." "Понял тебя. Одновременно настоящий спецназ по контракту со мной прочесыват тропу. Идите спокойно. Но связь в прежнем режиме... Ничего вам не повредили в бою?" "Маяки переставили. Но мы прошли тот участок вручную и снова вписались в тропу. Высылай ремонтников. Вверх идти тяжелее, но думаю, что будем дома по графику. Как там жилые модули?" "Уже отправлены." "Что?! На чем?.." "На второй шагайке. А на подходе третья." "Серьезно? Ты же говорил, что, пока не привезем первую тонну..." "Я тебе верю, Марк Борисович. Верю больше, чем себе. Как там Ира?" "Отлично, - нехорошо улыбнулось дитя войны. - Всю жизнь бы тут провела. Красота кругом!.. И бездна приключений, как у меня, видно, на роду и написано..." 7. В Усть-Куте ждали возвращения первой шагайки из первого рейса. Бурная весна, наставшая