еня моментально - откуда, что берется. А мудаки-социолдоги рассуждают об отсталых, неразвитых нациях. Попробовали бы они вот так, в одно касание, "завалить" опытного диверсанта и отчаянного шпиона страны Советов". Но как бы дав команду самому себе и всем остальным - "Проехали!", Альварес продолжил: - В Парагвае используется "структурно-геополитическая модель" исследования данной проблемы. В ней учитывается дуэт - страна "потребитель" и "производитель" наркотиков. Сбор информации и описание такой модели происходит на уровнях: этико-юридическом, социальном, психологическом, медицинском, национальном, политическом, международном. А вот в Чили как раз накоплен огромный опыт по комплексному подходу именно потому, что существует этот центр, и мы в его работе участвуем. Словно оговорившись невзначай, Альварес при немом соучастии Долорес заявил: - Вот об участии в работе такого центра, Володенька, мы тебе и делаем официальное предложение. Моя реакция уже не квалифицировалась даже сочной, истинно российской, метафорой. В данном случае этого было мало. Нужно было употребить трехэтажный мат! Я никак не мог понять где, в каком пункте совершился мой провал, кто меня выдал: может быть капитан (но это явно не похоже на него). Возможно, меня "засветили" раньше - на судне, где был тайник - но тогда было необходимо пасти меня по всей дистанции, но я этого не заметил. Явно намечался какой-то "заколдованный круг", из которого - и это было самым главным - я не видел выхода. Кроме того, меня просто терзало профессиональное любопытство - где же я допустил "прокол"?! Хотелось воскликнуть: - No es justo! Esta equivocado! No, senor,.. no,.. no!.. - Это несправедливо! Вы ошибаетесь! Нет, сеньер,.. нет,.. нет!.. Но я был нем, как рыба, я только внимательно следил за выражением лиц Альвареса и этой суки Долорес, которая так мастерски владела мимикрией! У меня появилось желание взорваться и специальными приемами раздавить, растоптать чилийскую гвардию, а заодно и моих собеседников. Но та, которую я только что в уме назвал сукой, нежно меня обнимала и преданно глядела мне в глаза, гася мою агрессию, видимо, ненароком блеснувшую в них. Альварес примирительно поцокал языком (это видимо была его привычка), встал и направился к письменному столу. Даже, если он двинул за пистолетом, меня это не остановит против решительных действий. Возникла минутная пауза. "Истина возникает из земли, и правда приникнет с небес; и Господь даст благо, и земля наша даст плод свой, Правда пойдет перед Ним и поставит на путь стопы свои" (Псалом 84: 12-14). 9.9 Альварес вернулся с пачкой фотографий, он вытащил их из пакета, сперва отыскал одну из них - главную по его разумению, которую и выложил передо мной. На фотографии был изображен я и моя мать Сабрина. Это было хорошо известное мне семейное фото, сделанное по инициативе Сабрины еще очень давно, фотографировал нас, кажется, Магазанник. Эту фотографию Сабрина отправила своему старшему брату, проживавшему тогда в Аргентине. Я был изображен в форме нахимовца, но спутать ту юношескую мордашку и сегодняшний мою рожу было трудно. Долорес, ехидна, нежно взъерошила мне волосы, успевшие заметно отрасти во время моих скитаний по чащобам Парагвая и чмокнула в щеку, словно приободряя и подтверждая свою верность мне, желание дарить мне только приятное и ни в коем случае не ставить мою жизнь под угрозу. Альварес, когда я закончил "впечатляться" первой фотографией, вытащил из пачки вторую и положил передо мной: на ней присутствовали - Сабрина, обнимавшая за плечи очень похожего на нее мужчину. Тут же на стол, рядом, лег еще один фотодокумент: тот первый мужчина и юноша, примерно, моего возраста - этим юношей был Альварес. Круг замкнулся и разомкнулся, невероятно облегчив мне душу. Я понял: Альварес был сыном брата моей матери - иначе говоря, Альварес был моим двоюродным братом - кузеном. Черт побери все диверсии и шпионаж! Я нашел свою родню! Ура!.. Мы ликовали, как дети - обнимались, смеялись, прослезились, хлопали друг друга по спине... Нет слов, по истинному русскому обычаю, мы напились в эту ночь до изумления!.. До поросячего визга!.. Инсайт, прозрение, наступило быстро. Требовалось только, любопытства ради, уточнить, когда же вычислил меня Альварес. Оказалось, что он все понял еще там в лесу, практически в первые дни моего добровольного пленения. Требовалось кое что уточнить по фотографиям. Срочно было организовано нападение на лагерь с участием Долорес. Она-то и привезла окончательно разоблачающую меня фотографию. В вертолете меня везли уже, как вполне опознанную личность. Но моя родня могла лишь догадываться о целях моего визита в Парагвай. Были на то веские основания: во-первых, они понимали, что разведка всегда старается использовать то, что подарено самой природой. Безусловно, от Сабрины я унаследовал качества, позволяющие мне лучше, чем чистокровному славянину, адаптироваться в среде аборигенов Латинской Америки. Да и языковая адаптация была у меня более выражена. Альварес окончательно уверовал в безошибочность своих догадок относительно меня после того, как устроил в лагере концерт. Я пел "семейные" песни, хорошо знакомые моему двоюродному брату. И он страховал меня потом отчаянно и верно. Теперь требовалось узнать, чего же хотят от меня мои новые друзья-родственники и их, надо полагать, командование. Нет сомнения, что на фоне априорных подозрений все же существовала вероятность того, что я действительно из-за ученых интересов оказался в Парагвае. Но проверить такую версию по официальным каналом ничего не стоило - существуют визовые службы, регистрация прилетающих и приплывающих в страну туристов. Среди этой категории путешественников меня не было. Тогда оставалось предположить, что я попал в страну инкогнито, а это означало только одно - я шпион. В обычное время со мной поступили бы очень просто - арестовали и подвергли допросу. Но вмешались родственные связи, причем, настолько выраженные, что расправляться со мной, как с заурядным шпионом, не представлялось возможным. Альварес был доктором наук, крупным специалистом в области изучения и борьбы с наркомафией - он по существу возглавлял это направление в данном центре. Долорес тоже не была последним человеком в этой игре, к тому же за ней стояли крупные финансовые силы. Я размышлял, основательно напрягая интеллект. Нет слов, в моей истории сыграла главную роль роковая случайность. Родное командование собиралось эксплуатировать мое генетическое тяготение к странам Латинской Америки, но оно и предположить не могло, что произойдут такие экстраординарные встречи. Правда, не стоит спешить с оправдательными для них выводами - как раз главная задача организаторов операции состоит в том, чтобы продумать, предусмотреть все до мелочей. Однако, не знаешь, где потеряешь, а где найдешь: подставив меня столь бездарно, командование получило все, что хотело. Я теперь владел богатой информацией. Требовалось только одно волевое решение - согласие на смычку наших и их тайных служб. Иначе говоря, речь шла о добровольной кооперации решений и действий секретных служб двух государств, выполняющих однотипные задачи. Однако не будем чрезмерно упрощать ситуацию. Прежде, чем кооперироваться на равных, от нашей стороны потребуется разъяснение, какие собственно цели мы преследовали, как собираемся использовать получаемую информацию. Безусловно, нам придется умерить аппетиты по поводу шагов, направленных на подрыв интересов США, Чили. Все перечисленные вопросы я не мог решать без получения санкции своего резидента. Это означало, что мне - кровь из носа! - но необходимо было встретиться с ним. Но при этом я не должен был его "завалить". Ведь мое командование в данной ситуации может пойти на то, чтобы ради дела пожертвовать мною и отправить меня в мнимое свободное, скорее санкционированное, "плавание" за тюремную решетку и ли на смерь. Но это будет уже не разведка, как таковая, а только политическая игра, демонстрирующая добрую волю относительно видимой кооперации сил и средств специальных служб в этом регионе. Я обратил свой вопрошающий взор на моих родственников. Они поняли меня без слов. Случай был необычный, и Альварес замялся. Он словно бы пытался дать мне понять, что я нахожусь на территории другого государства, живущего по своим законам и преследующего свои интересы. Значит, когда я пойду на встречу с резидентом, то меня будут обязательно "пасти", чтобы раскрыть нашу тайную агентурную сеть - взять ее под колпак, контролировать ее деятельность, если уж не ликвидировать сразу. Против такой позиции никуда не попрешь - это азбука разведки и контрразведки. Меня устраивало лишь формальное согласие на встречу, а дальше дело моей техники и изобретательности. Я буду стараться все провернуть, не навредив своей службе, но натянув нос чилийцам. Естественно, что у меня в загашнике был на всякий случай согласованный с командованием "крайний вариант" действий. И я официально попросил разрешения для выхода на связь в городе Вальпараисо - втором в Чили по величине после столицы - Сантьяго. Но при этом я просил своих родственников устранится от участия в моей "выпаске". Такое согласие было получено. Мои "доброжелатели" могли играть, практически, беспроигрышную партию: чего стоит обложить меня филерами, даже установить на моей одежде маяк. Я же оставался, пусть смелой, но все же мышкой шиншиллой, окруженной толпой маститых, сытых и натренированных котов. Вальпараисо - крупный город, правда по меркам Чили, население города превышает 296 тысяч человек. Город расположен амфитеатром по склонам Береговой Кордильеры, образует с городом Винья-дель-Мар большую агломерацию. Внизу, ближе к морю, вытянулись параллельно береговой кромке залива деловые кварталы, а выше размещались жилые постройки - от бедных до богатых. В заливе Вальпараисо расположена главная военно-морская база Чили, основанная здесь еще в 1536 году. В городе размещено более 11 процентов всех промышленных предприятий страны и крупнейший порт. Отсюда берет начало железная дорога, связывающая Вальпараисо с Буэнос-Айресом, здесь завязан тугой узел шоссейных дорог. Все сводилось для моих "нянек" к тому, чтобы вычислить все мои передвижения и контакты. Задача выявления разведывательной сети в пределах главной военно-морской базы сулила большие девиденты. Мне с удовольствием дали разрешение на самостоятельный выход в город на связь. Насладившись взаимной радостью от решения "военных задач" мы с моими родственниками продолжили "семейные разговоры". Я постарался глубже проникнуть в родственные связи моей избранницы, и Долорес была откровенна. Оказывается сам старик Александр Богословский еще жив и здоров, от дел, правда уже отошел, но живет припеваючи у себя на вилле в Австралии вблизи Сиднея. Всеми делами занимается его старший сын. Долорес существует на правах богатой эмансипированной аристократки, ведущей самостоятельную жизнь, у нее имеется и свой отдельный капитал. Естественно, я выразил желание засвидетельствовать старику свое почтение и напомнить ему о Сергееве-старшем. Альварес предложила тиснуть старику информацию прямо сейчас, через Интернет. Притащили Note-book: Долорес собственноручно (все же страхуется, сучка хитрая! - понял я ее действия) вошла в нужную программу, и мы сообща отстукали депешу. Я только слегка редактировал ту часть текста, в которой дело коснулось пожеланий - мне так хотелось очаровать старика русскими метафорами. Закончив почтовые дела, снова приналегли на задушевные беседы. Однако время бежало быстро, а плоть бурлила во мне и Долорес - кто знает, как долго чилийские начальники будут настраивать свои мышеловки, а от этого будет зависеть и день моей отправки на связь, - мы с подругой посчитали благоразумным улечься в постель. "Ты возжигаешь светильник мой, Господи; Бог мой просвещает тьму мою. С тобой я поражаю войско, с Богом моим восхожу на стену" (Псалом 17: 29-30). 9.10 Решилось все примечательно быстро. На следующий день ко мне явился портной чтобы снять мерку для пошива костюма. Мне стало ясно, что будет готовиться смокинг, напичканный достаточным количеством "маяков". Через два дня меня на машине отвезли в Вальпараисо и, уточнив сам ли я буду дальше управлять автомобилем или пожелаю использовать шофера, меня оставили в покое. Конечно, торжественное одиночество я предпочел очевидному надзору, но у меня не оставалось сомнений в том, что "няньки" опекают меня довольно тщательно. Как бы не прятали от меня наружное наблюдение, оно проявлялось скоро и со всей очевидностью. Профессионала в таких затеях провести практически невозможно. Прежде всего, опека чувствовалась интуитивно - за счет повышения тревожности. А это возникает тогда, когда восприятие фиксирует микросимптомы слежки, которые не прут в глаза своей очевидностью, но накапливаются в подсознании маленькими капельками несоответствий реальной жизни и организованной "игры в прятки". Например, всеми фибрами души я чувствовал, что моему автомобилю светофоры дают "зеленую улицу", а смена разномарочных авто, меняющихся по специальному графику за моей спиной - это хорошо организованное сопровождение и наблюдение. За рулем и рядом в таких машинах сидело, как правило, двое довольно молодых мужчин со стандартной военной выправкой. Но такие действия у каждого шпиона имеются в запасе противодействия. Но самое главное, весь сюжет моих действий уже был заказан заранее группе моей поддержки, ее автономными закодированными сигналами. Моя поддержка сосредотачивалась только в критических точках, неизвестных моим "нянькам", но хорошо видимых мною. Я следовал по широкой магистрали, ведущей в порт. На предпоследней улице, пересекающей главною артерию, я сделал поворот влево и остановился за перекрестком: здесь начиналась анфилада магазинов, банков, учреждений, то есть всего того, что называется деловой частью города. Поток людей густо заполнял улицу: в такой суете легче скрыть "наружку", но для меня открывается дополнительный оперативный простор. Я знал куда иду, "няньки" этого не знали, им оставался один выход - "следить, вычислять". Это была пешеходная улица, скорее бульвар, и толпа не разбирала где тротуар, а где мостовая. Я методично заходил в каждый магазин - мне нравились такие посещения, хотя бы потому, что в Чили они похожи на музеи благополучия. Чего только не было в этих магазинах: на тряпки я, конечно, не обращал особого внимания, правда, с удовольствием несколько раз задержался у витрин обувных салонов. В Чили выпускают идеальную обувь, и мысленно я уже отобрал себе несколько пар шикарных штиблетов. Мне нравилось и посещение универсамов в них меня гвоздило к витринам обилие разнообразных вин и множество сортов высококачественного чая (к кофе я был равнодушен). Я представлял себе какой завистью наполнились бы души россиян, попади они сюда на экскурсию. Я не удержался и купил в одном из универсамов килограммовый пакет отличного "длинношерстного" чая и бутылку отменного сухого вина под называнием "Два монаха". Достав из кармана авторучку, я написал адрес базы и имена моих новых родственников - посылочку уложили в пакет и приняли для доставки. Полагаю, что как только я вышел из магазина, туда залетели "архангелы", моментально реквизировали товар и письмо (все это будет в лучшем виде доставлено по назначению). Безусловно, все те, кто в магазине вступал со мной в контакт, были тут же взяты "на карандаш". Старания моих опекунов были напрасными: контрольный сигнал я увидел в витрине другого магазина, мимо которого проплыл, как легкий, счастливый "Голландец". Сигнал подтверждал, что удачно "слепленную" накануне невинными руками Долорес весточку мой резидент получил и готов ко встрече по намеченному еще в центре аварийному плану. Я с облегчением и, может быть, с плохо скрываемой радость, гасил скорость передвижения - но это была безусловная удача, самая дорогая за время моего пребывания в Южной Америке. Теперь я мог смело отваливать из центра чилийской торговли. Но прежде был необходим еще один штрих к пейзажу нашего действа: я вошел в ближайший небольшой магазинчик и приобрел там огромное махровое полотенце и плавки. Дальше было ленивое возвращение к автомобилю (безусловно, тоже напичканному "подслушкой") и вальяжный проезд на городской пляж Полагаю, что мои действия задали "наружке" массу хлопот и ряды моего сопровождения наверняка заметно поредели. Пляж был справой стороны залива, а слева за территорией порта виднелись силуэты военных кораблей - там размещалась военно-морская база. Машину я оставил на платной стоянке - уверен, что клерк, с которым я заранее расплачивался тоже попал в "черный список". На пляже пришлось сдать вещи в камеру хранения, уже заранее жалея ее владельца. Он-то, по расчетам бдительных агентов, принимая от меня костюм, уж точно мог получить несуществующее в природе секретное послание. Сам же я переодевшись в плавки и закинув полотенце на плечо, с лежаком под мышкой отправился ближе к воде, выбрав место несколько левее всей основной массы купающихся. Я оказался несколько особняком - видимо, "наружка" была благодарна мне за то, что я облегчил ей задачу наблюдения. Раскладывая лежак, я четко определился по створу опознавательных вех: на берегу ими были два небольших домика, стоящие друг за другом, в море - небольшая скала с характерной осветительной установкой, обозначающей габариты порта. Первая часть Маркизонского балета прошла удачно, спору нет, но радоваться было еще рано. Скорее всего, "пасущие" меня силы не предусмотрели такой неожиданный поворот событий - выход на пляж. А значит они не озаботились тем, чтобы блокировать меня из воды с помощью аквалангистов - боевых пловцов, то есть той службы, которая в данном случае оказалась бы самой эффективной. Надо сказать, что в Чили служат на флоте хорошие специалисты в этой области, и встречаться с ними не было смысла. Но надо было действовать быстро и решительно, пока "тюленей" не подтянули в эту часть гавани. У меня не было сомнений, что с той стороны залива, рейд военных кораблей охраняется боевыми пловцами, а переброска их сюда - дело довольно быстрое. Я поспешил: встал с лежака и, как бы демонстрируя отчаянье человека, решившего окунуть разогретое солнцем тело в относительно прохладную воду, двинулся к кромке берега. В воду я влетел с разбега - берег здесь уходил в глубину довольно круто - в последний момент я заметил небольшой поплавок, ориентирующий меня на точку встречи с моим партнером. Сперва был рывок вполне интернациональным "кролем" - уже на этом отрезке получился рекорд. До желанного места под водой мне было необходимо нырнуть вертикально и задержать дыхание на минуту - полторы, от силы. Но для такого "срочного дела" я готов был задержать дыхание и на две - три минуты. Подобные рекорды мне приходилось ставить на учениях "лягушек". Все совместилось точно, как в часовом механизме: уже на глубине пяти-шести метров мой напарник втиснул мне в рот приготовленный загубник АДА "Эмерсона". Американский дыхательный аппарат работал великолепно и я быстро ликвидировал гипоксию, вызванную длительной задержкой дыхания и отчаянным подводным рывком. Я даже не стал одевать ласты и маску - это можно будет сделать на ходу - мы оседлали двухместный транспортировщик из серии усовершенствованных американских "Минисаб" и рванули в сторону океана. Когда, по нашим предположениям, мы оторвались от возможного хвоста, то повернули направо вдоль берега и еще отплыли порядком от возможной погони. Засиживаться в воде нам было не с руки - выходы на берег могли обложить по всему побережью, как минимум, до границы с соседними государствами. Однако чилийцам пришлось бы уж слишком постараться - ведь Чили вытянулось узкой полоской вдоль Тихоокеанского побережья от Огненной Земли на крайнем Юге до границы с Перу, ближе к Северу, что приходится на 17-ый градус южной широты. Когда мы вышли на берег, день угасал, приближался вечер и ночь. Нас ждал проводник и еще один человек с высокими московскими полномочиями. С ним мы лежали на берегу за валунами (я даже не стал снимать "Эмерсон", в нем только заменили баллоны) и вели беседу. Прежде он заставил меня насухо вытерся махровым полотенцем и завернуться в сухую махровую простыню, затем мы чередовались: он говорил, а я лопал бутерброды и внимательно слушал, или я говорил, а он слушал и наливал мне горячий чай из термоса. Мы согласовали все возможные варианты моих действий - по существу, мне практически полностью развязали руки. Центр теперь интересовал самый тесный контакт с любыми секретными службами, любых заинтересованных стран по вопросам совместной борьбы с наркомафией и терроризмом. Посланец центра сообщил, что когда они получили по Интернет послание, то постарались продублировать его для Богословского в личной беседе, дав при этом свой комментарий. Оказалось, что "богатый дядюшка" давно сотрудничает с нашим отечественным бизнесом. Он кровно заинтересован страховать сына своего давнего друга от возможных происков чилийских секретных служб, которые они впопыхах могут обрушить на меня в качестве ответа на мой побег. В конце беседы резидент рекомендовал избегать участия в огневых контактах с боевыми организациями, блюсти себя по всей строгости закона той страны, в которой я нахожусь. Он напомнил, что мною могут распорядиться в критический момента "по своему усмотрению", навесив на меня, скажем, пару убийств. Разведчику всегда лучше быть чистым перед законом, а мои контакты с секретными службами наш центр постарается вывести на уровень официального оформления. Мне было велено интересоваться больше "научной" стороной данной проблемы, раскручивая основательно легенду о своих сугубо благородных, научно-поисковых, а не военный или полицейских, интересах. Хорошим прикрытием при этом могут являться "прочные личные связи"! - Да и, вообще, дорогой мой, - подытожил нашу беседу представитель центра, - время бурного юношества проходит быстро, и тогда начинаешь понимать, что стрельба и подводное плавание - слишком рискованное дело. Всегда надо вовремя реадаптироваться - заняться серьезной наукой, перейти хотя бы на полулегальное существование, жениться и обзавестись детьми. Да, вот еще что - постарайтесь уберечь и свою даму от таких азартных игр, если, конечно, у вас серьезные намерения относительно ее. Намек был настолько прозрачным, что я только многозначительно ответил: - Служу России! Вспомнил слова примерно такого же плана, высказанные еще в далекие времена моим родственником - адмиралом и решил, что над этим стоит серьезно задуматься. "Посланник" продолжил уже более серьезно, и в его голосе я почувствовал нотки власти - пожалуй, по званию этот человек был не ниже генерал-майора. Зазвучал банальный военный реализм: - Нас интересуют абсолютно достоверные сведенья о механизме "отмывания" "грязных денег" во всех странах этого континента. Можете работать по хорошо известной схеме: размещение крупных сумм в конкретных финансовых учреждениях; "наслаивание", то есть многократные операции для изменения формы капитала; репарация, иначе говоря, возвращение средств в сферу наркобизнеса; все формы интегрирования в легальную экономику ресурсов наркобизнеса. Он посмотрел на меня внимательно, словно проверяя все ли я хорошо понял, оценил ли значение таких сведений для наших служб, и добавил: - Если вы научитесь регулярно добывать такие сведения и с конкретными адресами и фамилиями будете поставлять их нам, то окажете неоценимую услугу отечеству. Мне показалось, что именно этот человек и является автором разработки, по логике которой я оказался в Латинской Америке. Этот человек будет пить соки из меня до самой смерти. Ясно было, что данная тема очень интересует Совет безопасности нашей страны, Правительство, Президента России. Мне оставалось только одно - ответить "Слушаюсь, разрешите выполнять!". А он, не отступая от ритуала военного разведчика, ответил, весело ухмыляясь: "Разрешаю взять! Фас!" Наша беседа явно затягивалась не по моей вине, а потому, что слишком многое было интересно моему руководству. Мне в деталях пришлось передавать все перипетии моего путешествия, все то, что я успел узнать об особенностях организации того военно-научного центра, куда волею судеб был занесен. Мой рассказ писался на магнитную ленту. По ходу рассказа задавались вопросы, уточняющие детали, интересующие командование с различных точек зрения - военной, экономической, организационной, политической. Затем мой шеф заговорил о том, что, видимо наболело: - Неплохо бы уточнить как изменилась военная тактика и стратегия, конечно, на примерах организации силовых мероприятий против структур наркобизнеса - со времен вьетнамской "обкатки" идей, с которыми американцы втянулись в ту затяжную войну. Убедившись, что я уловил задачу, мой собеседник добавил: - Как вы помните, часть общего плана по системе мероприятий, направленных на "умиротворение" вьетнамцев, тогда была разработана непосредственно ЦРУ. Ее смысл заключался в компьютерном выявлении потенциального врага создаваемому режиму. Тогда использовался широкий потенциал средств технической разведки и при допросах плененных партизан. Как известно, в шестидесятых годах выявляемые сомнительные личности уничтожались "зелеными беретами" и "тюленями" - проводилась такая работа довольно топорно. Наверняка сейчас американцы придумали что-нибудь поизящнее. Когда "Феникс" (по-вьетнамски "Фанг Хоа") была приведена 20 декабря 1967 года в действие декретом премьер-министра Южного Вьетнама, то компьютерному учету подлежали все вьетнамцы старше 15 лет. В 1969 году ЦРУ откатилось от этой работы, передав все в руки вьетнамского руководства, потому что убедилось - все организовано плохо и действия системы малоэффективны. Интересно делается что-либо подобное сейчас по отношению к участникам наркобизнеса, а, может быть, и на тотальном уровне. "Генерал" помолчал, подбирая слова, затем продолжил разговор в чисто военной плоскости: - Понятно, что главный фактор при проведении военных операции в этом направлении - это внезапность, бытует же и такой термин "очищай и закрепляйся" - как же он реализуется спецназом сегодня. Как выглядят традиционные тактические приемы ведения боя: например, прием "молота и наковальни", "двойной скачек", "линия", "кольцо" - ну, вообщем, ты и сам понимаешь, о чем я говорю. Постарайся понаблюдать за действиями спецназа в реальном бою. Разговор был окончен, итоги подведены, агент озадачен. Пора прощаться. Мой командир огорошил меня неожиданным решением: - Разоблачайтесь полностью, снимайте свою подводную амуницию и передайте все вашему сопровождающему. Сейчас мы вас переоденем во все сухое, но не очень новое - обычный облегченный камуфлированный военный костюм. Мы быстро разъедемся "в рассыпную", а вы прямо через шоссе, идущее вдоль побережья, отправитесь в местное почтовое отделение и, ни мало не смущаясь, по известному вам коду через Интернет дадите депешу вашей амазонке. В депеше просто укажите, что мол скучаете, бродите в одиночестве в районе 24 километра шоссе Вальпараисо - Ла-Серена. Подпись - Владимир Сергеев. Он подумал немного, потер переносицу и продолжил инструктаж: - Вас, безусловно, будут допрашивать. Но за вами нет никаких грехов, кроме нелегального пересечения границ нескольких государств. Однако даже в Чили вас вывезли уже сами чилийцы. Можете спокойно исповедоваться в пределах оговоренной легенды: "нитку рвали" вы через Лиму - столицу Перу. Были десантированы из подводной лодки, до берега добирались на надувном плотике. В Лиме обратились к посреднику. Запомните вот этот адрес - он произнес легко запоминаемое название улицы и номер дома - за проверку не беспокойтесь, ваш посредник уже, к сожалению, умер. Этот человек был вашим помощником в найме легкого самолета, который вас доставил в Парагвай, прямо в лес - так вы начали свое путешествие. Владельца биплана не знаете - его знал только посредник, он с ним и расплачивался. Теперь договоримся по поводу вашего исчезновения из-под контроля чилийцев. "Эмерсон" и прочая амуниция были заякорены на дне известного вам квадрата - вы действовали в одиночку, "схорон" был намечен цветным буйком на глубине, и вы легко его нашли. Пусть то был основной вариант вашего убытия из Чили. Мой собеседник думал и только потом говорил о том, что было реальным, взвешенным и оправданным, то есть подчиняющимся не только логике шпиона, но и тех, кто их ловит - это была напряженная и ответственная работа мысли высокого профессионала. И я еще раз с благодарностью воспринял его срочный прилет сюда, его, безусловно, рискованный выход со мной на связь. Он продолжал : - Просто произошло приятное совпадение задач, которым вы решили воспользоваться. Здесь, на 24 километре у вас была встреча всего лишь с "почтальоном", которому вы передали свое решение, но приняли его самостоятельно. "Связник" мигрирует по условленной трассе постоянно до момента вашей встречи, потом линия "морозится". Время назовите любое, удобное вам. Никакой корысти в деле с "отрывом" у вас не было, просто вы обязаны были сберечь своего связника - это дело чести, служебной этики, принятой в наших службах. Ведите себя расковано, наглее и выдавайте свою моральную позицию, как само собой разумеющееся. А там - Бог не выдаст - свинья не съест! Еще одна маленькая остановка инструктажа, вновь глубокие размышления, а затем взвешенное заключение: - Сообщите, что вы надеетесь на появление через несколько дней ответной реакции соответствующих ведомств России. Это может несколько сдержать разочарованную страсть ваших контрагентов. Хотя я полагаю, что им нет никакого резона выставлять себя в роли проигравших недотеп, готовых мстить без оглядки. Просто они могут выстроить вам "подставу", использовав другую, более выгодную для себя и худшую для вас ситуацию. Однако не думаю, что они на это решаться - ведь вы им нужны в качестве мостика между нашими секретными службами. Будем надеяться, что времена Пиночета прошли. Это тогда наших моряков сбрасывали в трюмы собственных пароходов и вытаскивали на буксире российские суда в открытый океан, давая им как бы пинок под зад. То была другая эпоха, иные настроения. Мой собеседник улыбнулся, протянул руку для прощального рукопожатия, так необходимого в подобных ситуациях, когда кажется, что даже такое незначительное подтверждение успеха твоей миссии, насыщено реальностью, насыщается теплом души твоего руководителя. Последние слова "посланников отечества" были традиционные, но высказанные, впрочем, как и весь проведенный разговор, на испанском: - Le deseo mucha suerte! No se preocupe. Hasta la vista! (Желаю вам удачи! Не волнуйтесь. До свидания!) - Да, уж! Воистину - доброе слово и кошке приятно! - подумал я. Все получилось, как наметили: выждав полчаса - след машин, разъехавшихся в разных направлениях, уже давно простыл - я отправился в почтовое отделение; попросил разрешения воспользоваться компьютерной связью и передал сообщение Долорес. Тормоза двух автомобилей заскрипели через небольшое время, когда я, сидя на лавочке перед почтой, дремал, клевал носом. Долорес, Альварес и еще четыре человека в камуфляжных куртках подскочили ко мне с большим волнением. Долорес, всмотревшись в мое усталое лицо, с облегчением перекрестилась, обняла меня, приникла губами к щеке и срывающимся голосом вымолвила: - Ты здорово нас напугал! Тебя мог первым встретить армейский патруль - а у этих дураков не весть что на уме. Могут избить и даже убить - ребята там служат простые и скорые на расправу. Их "закалил" еще диктатор четкими командами. Многие не отошли от той раскованности, которую им тогда подарили. Альварес тоже, видимо, решил добавить волнения в разговор, но на мужской манер: - Тебя с нетерпением ждут и волнуются по поводу самочувствия и здоровья - ты ведь не оставил записки. - с юмором добавил он. Все решили, что ты настоящий ихтиандр и, попав в желанную стихию, можешь вынырнуть только через год. Он тоже обнял меня и похлопал по спине (типичный американский жест), не переставая ерничать: - Власти от чистого сердца установили нежную опеку - охраняли тебя от нападения случайных террористов, а ты так плохо оценил их заботу. Хотя мы с Долорес предупреждали, что с русскими профи не шутят, что тебя нужно оставить в покое. Ты ведь знаешь, что делаешь. Но этим болванам захотелось одним выстрелом убить двух зайцев. А охота здесь была просто не к чему! Я молча слушал все эти россказни, понимая, что это все - лишь попытка сохранить приличную мину при плохой игре. Но это неплохо, что они перестали держать меня за идиота. Теперь игра пойдет с использованием достойных козырей. Другие четыре человека наблюдали наши беседы на некотором расстоянии, не отходя от машин. В их позах, в выражениях лиц не читалась большая забота обо мне, и их нельзя было заподозрить в большой симпатии к моим поступкам. Складывалось впечатление, что сейчас они мысленно решали только один вопрос - надо ли производить мое официальное задержание и применять строгие меры. Думаю, что они по реакции Долорес и Альвариса догадывались, что те не позволят им проявить жестокость, а три человека против четырех - это серьезная сила. Видимо, они решили отложить решительные действия до приезда в лагерь. Наша "семейная" компания уселась в одну машину, а конвой в другую. На ходу Долорес и Альварес старались контролировать поведение эскорта И даже расстегнули кобуры. Альварес управлял автомобилем, а Долорес звонила кому-то по мобильнику. Наконец, она дозвонилась, и глаза ее посветлели, напряжение спало. Бросив несколько слов, она передала трубку мне: - Привет, Владимир! - услышал я хрипловатый голос. Мой собеседник, видимо, был довольно преклонного возраста. - Это говорит Александр Богословский, я очень рад, что ты нашелся. Держи хвост пистолетом и посылай всех в жопу, не давай никаких объяснений до моего приезда, сегодня я вылетаю. До встречи! Чувствовался российский темперамент, оставалось только дождаться перехода на монологи Юза Алешковского. В воздухе просто пухли и рычали его скабрезные метафоры: "А заскучаешь, значит, полный ты мудила и ни хуя не петришь в биологии молекулярной, а заодно и в истории моей жизни". Однако этот разговор почему-то прибавил мне уверенности и нахальства, хотя надвигающаяся неизвестность, слов нет, озадачивала, если не говорить - настораживала! Все обошлось, как нельзя лучше: по прибытии в лагерь нас никто не тревожил и мы преспокойно отправились в домик Долорес. Альварес следовал за нами, на всякий случай, внимательно приглядываясь к кустам. Я был уверен, что никто по нашей группе стрелять не будет, но то, что спальню и сортир Долорес уже напичкали аппаратурой, у меня сомнений не вызывало. И это было хорошо: пусть лучше сейчас любопытство всех будет удовлетворено, и заинтересованные лица перестанут томить себя "ожиданием правды". Глупых в этом лагере нет, а это означает, что и они понимают, что "правда" будет дозированной. Выкручивать мне руки, выпытывая детали, смысла нет. Современная разведка устроена так, что агента ограждают от лишней информации. Так вернее, ибо даже во время провала, он не имеет возможности сболтнуть лишнего - может сообщить только конкретику своей части операции. Если бы тогда, когда я "рвал нитку" арестовали капитана, то он не смог бы дать мой полный словесный портрет - сообщил бы только, что вез на лодке какого-то верзилу, зарабатывая тем самым себе на пропитание. А в последней истории все ясно: я рванул из-под стражи, воспользовался законсервированным для меня дыхательным аппаратом только для того, чтобы встретиться со связником, курсирующим регулярно по четвергам по этой линии. Или, вовсе банальное - я заложил информацию в фальшивый тайник. Ищи, свищи теперь ветра в поле. А вот в доверительной беседе с друзьями я должен сообщить нечто "таинственное и многозначительное". И я сообщил все то, что было позволено мне сообщить! "Ты дал мне щит спасения Твоего, и десница Твоя поддерживает меня, и милость Твоя возвеличивает меня" (Псалом 17: 36). Альварес ушел, а мы с Долорес погрузились в многократный "грех". Совершенно неожиданно меня поразила простая отгадка: "У нас с Долорес получилось практически все так же, как у моего отца с мамой". Это вещий признак, но необходимо помнить и о том, как для отца закончилась жизнь! Я ничего не сказал об этом просветлении Долорес, только прижал ее к себе сильнее, но она что-то поняла сама и насторожилась. Конечно, мы могли бы припоминать друг другу о своей взаимной "деловой неверности" и скомкали бы тогда всю любовь. Но не ослы же мы на самом деле! Работа - это повод для знакомства и только. А постель - это все же повод для любви, для оргий, и надо уметь им отдаваться, не путая дела с чувствами. Пусть рушатся миры, продырявливается сито разведки и ржавеют капканы контрразведки. Но человек обязан оставаться млекопитающим - надо любить любимых, ценить радость простой животной близости. Я прочитал Долорес по памяти из русского классика, лауреата Парижской премии "за вклад в русскую литературу": "Пиздец, теперь только ядерная заваруха может нас разлучить, а никакое другое стихийное бедствие"... Но она, оказывается тоже читала Алешковского, но только на испанском, и процитировала: "Это не для людей такое прекрасное мгновение, и, пожалуйста, не говори отвратительного слова "кончай", когда имеешь дело с бесконечностью". Так мы и заснули в любви и согласии, но с разными представлениями о долге перед Родиной! На следующий день прилетел Богословский, он оказался замечательным стариканом, много рассказывал мне об отце, Сергееве-старшем, о своих с ним похождениях во время учебы в Нахимовском училище и о совместных делах в Латинской Америке. Богословский имел какие-то очень цепкие экономические и политические отношения с немцами, в изобилии проживающими в Чили и в других странах этого континента. Он напряг эти связи - а влияние немцев здесь весомое - и все вопросы по поводу моей персоны были закрыты. Произошли контакты и в определенных ведомств России с Чили - здесь тоже все прояснилось. Я продолжал работать в "центре", видимо, выскользнув до известной степени из-под колпака. Богословский, как он выразился, озадачился огромным желанием собрать всю родню Сергеева у себя в Сиднее и мы с Долорес потихоньку занялись организацией такой встречи. Наши отношения с ней в сексуальном плане были идеальными. Но она еще не стала "русской" настолько, насколько мне хотелось. Для таких метаморфоз требовалось время и потрясения, и они не заставили себя долго ждать. Через пару месяцем мы полетели на задание по ликвидации еще одной базы наркодельцов в Боливии. Летели сперва на легких самолетах, нас сопровождало два боевых вертолета, которые мы собирались пустить в ход только в крайнем случае. Не было никакого смысла осложнять долгосрочную программу действий в этом регионе, а резонанс от ракетного удара, даже пусть по лагерю бандитов, трудно будет объяснить на государственном уровне. Куда лучше "разобраться" с противником с помощью стрелкового, автоматического оружия, да еще с глушителями - тихо, с