людей в военном попадаются немолодые,  даже с
сединой. Сигареты курят только американские  и пиво пьют  только баночное --
немецкое,  голландское. У  всех  полно денег в  крупных  купюрах,  платят не
торгуясь. Партиями продают  консервы. Ворованные вещи, в основном, меняют на
водку, а если продают, то очень дешево, Новую норковую шубу солдат продал за
400 тысяч рублей.
     Почти  каждый   встречный  сокрушается,   что   большинство   населения
разложилось  --  очерствело,  одичало. Получается, что человеческие качества
сохранили только он, его близкие, ну и ты -- его слушатель.
     Во  время  русско-кавказской  войны   прошлого  века  бывало  так,  что
проигравшийся в карты офицер брал солдат и совершал вылазку в ближайший аул,
чтобы  добыть  средства  для  продолжения  игры.  Если  не  все возвращались
обратно, жителей  того  аула называли дикарями. Был у  армии  тогда и другой
бизнес-похищения  людей  для получения выкупа  от  родственников.  Это  было
довольно  развито.  Торговали  и  трупами.  Теперь  все это  возрождается. У
чеченцев  прибавилось  хлопот  в  жизни: выкупать  родственников,  увезенных
военными. За самого бедного берут пять миллионов, мертвый идет со скидкой.
     Ночью  шел  мокрый  снег, а сейчас мелкий дождь. Мы рады- вода все  же.
Жена бездумно тратит воду. Я молчу, но внутренне содрогаюсь, когда вижу, что
она  берет полное  ведро и начинает полоскать в  нем  штанишки детей.  Ясное
дело, она не испытала безводья, как я. Денег у нас совсем нет.
     Пришел Сайд-Эмин,  сосед,  живущий  через дом.  У него есть автомашина.
Уговорил его проехаться по городу. Сперва поехали до "Березки", а потом и до
центра.  Караваны  груженых чужим  добром  тележек, тачек  движутся  во всех
направлениях.  Поехали  по  улице  Первомайской, там  дом  двоюродного брата
Сайд-Эмина. Крыша дома снесена, потолки обвалились. В доме орудовали пожилые
мужчина и женщина, видимо, муж и жена.  Они уже погрузили на тележку газовую
горелку, тумбочку, разбитую люстру, флягу. Чувствовали они себя не скованно.
На возмущение Сайд-эмина спокойно ответили: " Люди берут и мы берем.  " Я не
стал укорять  их словами Льва Толстого:  "Один из  самых больших  соблазнов,
ведущих в большим бедствиям, есть: все так делают.
     "Нам нужно было заправить машину. Кто-то  сказал,  что на Соленой Балке
бензин можно купить у солдат.  Поехали  туда, а там сонмище людей, пришедших
по воду. Много женщин, которые там и стирают. Действительно, нашли  солдат и
купили у них  бензин --  по 700 рублей за литр.  Один привязался с  просьбой
достать анашу или опиум, взамен обещал и бензин, и консервы в неограниченном
количестве. Тут  же,  вытащив  из кармана,  предложил мне горсть  автоматных
патронов  калибра 5, 45.  Другой солдат клятвенно заверял  нас, что ровно за
стакан  анаши  пригонит, куда  скажем, новую БМП  (боевую  машину пехоты)  с
полным комплектом, проведя  ее через  все  российские посты. Видели  колонну
грузовых  "мерседесов"  с  крестами   на  флажках.  Это  Красный  Крест  вез
гуманитарную помощь- очередную порцию  для воров. Лучше бы раздавал ее прямо
на дороге женщинам и детям.
     Многие родственники  самых ярых  недругов Дудаева воюют  сегодня против
тех, кого привели в Чечню их близкие.
     Возвращается  додудаевская  власть.  Все  желающие  получить  должности
собираются в центре города  -- перед зданием правительства. Чеченцы говорят:
у мясной лавки всегда собаки слоняются.
     По оценкам очевидца, Гудермес защищают примерно 2 тысячи человек. У них
автоматы, пулеметы и гранатометы. Во вторник туда из станицы Петропавловской
продвинулось  150  единиц бронетехники и много солдат. Они стали занимать
позиции -- рыть окопы, вкапывать  технику.  Перед  ними  на  окраине  города
окопались  несколько десятков чеченцев. Они вели себя спокойно, будто ничего
не видят. Российские командиры были удивлены и подумали,  что  тут  какой-то
подвох.  А  дело  в было в том, что главные умельцы из чеченцев отлучились с
позиции кто куда. Что-то  предпринимать  без  них  оставшиеся  не  решались.
Стрелять  из  пулемета,  гранатомета  -- это не просто нажимать на спусковые
устройства. К вечеру умельцы вернулись из "самоволки", и было решено ударить
по  армии  изо  всего  сразу.  Как только началась стрельба, вся группировка
снялась с позиции и  оставляя  машины,  снаряжение  и  БМП,  которые  сразу,
естественно,  не завелись, в беспорядке бросилась обратно в Петропавловскую.
Солдаты не хотят воевать.[<a href=byloe.txt#gudermes>x</a>]
     Самолеты летают в  туманную погоду  и бомбят  горные села. В ясные  дни
летать боятся. Бомбят с большой высоты.
     Среди   расстрелянных  в   Петропавловске   мирных  жителей   были  мои
односельчане: Хушалаев  Бай-Али,  Демхаев  Супьян,  Бедигов  Ваха. Это  были
безобидные молодые мужики[<a href=byloe.txt#mir>x</a>]. Они выросли на моих глазах. Ваха, правда, остался
жив. Их сбросили  в обрыв, думая, что все  мертвые, а он очнулся  и выбрался
оттуда. Его  имя Ваха означает "живи". У Хушалаева Бай-али  осталось шестеро
детей, старшему 11 лет.

     Наблюдал,  как  солдаты  фотографировались  у разбитого  президентского
дворца. На лицах было написано, что дело происходит перед Рейхстагом.
     До  остановки  "Нефтянка" пришел пешком  и присел  там передохнуть. Тут
подъехал автобус. Я обрадованно вскочил в него. На Ташкалинском  перекрестке
нас остановили. Там полукругом стояли солдаты. Один  из  них приставил ствол
автомата к виску чеченца. Это был небольшого роста худощавый парень,  как  я
понял, водитель автобуса, который там стоял. Один солдат ударил его  кулаком
в ухо, другой стал откручивать то же самое ухо. Все в автобусе охали, ахали,
большинство в нем  были женщины. Я сказал, что надо всем выйти,  чтобы парня
не убили, но водитель не открыл дверь,  так как солдат с  жезлом махнул ему,
чтобы проезжал. Все это шло очень быстро, как кинокадры.
     Из моего  села приехала тетя  Хажар, привезла  кучу  неприятных вестей.
Невдалеке,  в Ведено, при одном налете вертолетов погибло  11  человек и  16
было ранено.  Женщину убило, а ее двухлетней девочке  оторвало ноги. Девочка
еще  жива,  но  все  желают  ей  скорейшей  смерти. Там  находятся  врачи из
Международного красного креста, они и лечат ее. В нашем селе, где нет  и ста
дворов, погибло уже  двадцать семь человек.  Добиралась тетя на  попутной. В
колонне было четыре машины. В Шали на них налетели вертолеты. Люди выскочили
из машин, стали прятаться кто куда. Тетя забежала в чей-то двор и спустилась
в подвал.  Вертолеты стреляли с полчаса. Когда они улетели, люди собрались у
машин.  Одной женщины не  было.  Стали ее искать и нашли  убитой в  соседнем
дворе.  Между Шали  и Сержен-юртом их  еще  раз обстреляли  из вертолетов. В
одной машине были отец, дочь, два сына и жена одного из них. Всех убило.
     Из города население вытеснили  в окрестные  села, оттуда -- дальше, еще
дальше,  до  самых гор. Загнав людей  в горы,  устраивают месиво из  трупов.
Горные  селения  совершенно беззащитны.  Люди  из  них  тропами,  по речкам,
ущельям бегут в города, в несуществующий Грозный.
     Собственно,  село Ведено и Веденский район и есть "Ичкерия", к  ней еще
относится  часть  Нажай-юртовского  района.  "Ичкерия"  по-кумыкски означает
"внутренняя земля".  Чеченцы  никогда не  говорили "Ичкерия". Это кому-то из
послесоветской власти пришло  в  голову  назвать  так  всю  Чечню.  Все ищут
звучное название:  то "Чечения" -- назовут, то  "Ичкерия". Как дети. А Чечня
-- она и  есть Чечня: Нохчийче  -- жилище чеченцев. Один скажет  глупость, а
другой повторяет ее, остерегаясь, что его  обвинят в отсутствии патриотизма,
если не будет этого делать.
     Приходил Имран,  мой старый товарищ. Родом он из аула Гуни. О гуноевцах
говорят,  что  они  произошли  от  казаков,  и они  это  не отрицают,  Имран
журналист, редактор журнала "Стелаад"-Радуга.  В  свое время  редакция этого
журнала была центром общественной  мысли Чечни. Мы там собирались ежедневно.
В Грозный Имран пробирался через Курчали и видел там 17 тел погибших в Шалях
ребят. Их  колени были опутаны проволокой. Они  договорились не отступать и,
связав  себя с друг  другом,  сражались до последнего. Это  давняя традиция,
шамилеских времен.  Связанным строем чеченцы  ходили с кинжалами  на  штыки.
Имран  знает,  кто  куда  смылся,  кто  на  какую  должность  устроился  при
последудаевской  власти.  Рассказал  чеченскую притчу: "Бывает время,  когда
тебе  кажется, что твой отец знает все, потом приходит время, когда кажется,
что  ты  знаешь  столько  же, сколько и  отец, потом  приходит период, когда
думаешь, что знаешь больше отца, -- и, наконец, узнаешь, что ни ты,  ни твой
отец ничего не знали".
     По  городу  бродит  много пьяных  и  обкуренных  солдат.  Придираются к
прохожим, глумятся: "Почему ты черный? " "Почему не бритый?" "Ты замужняя?"
"Твой муж может?"
     Редко  увидишь чеченца, сломленного горем и еще реже --  не сломленного
вдруг свалившимся на него богатством, неожиданным счастьем. Мы хорошо держим
удары судьбы, но плохо подготовлены к ее ласкам.
     Самолеты, звено  за  звеном, летят в сторону Бамута, к  очередной  цели
после Самашек.  Там будет, наверное, иначе. Бамут никто не  покинет, за него
будут сражаться,  и его не просто взять, а когда его возьмут и  поставят там
гарнизон, он растает, как снег под солнцем. В Самашках чеченских боевиков не
было, только несколько человек.  В Бамут, конечно,  "стекутся толпы молодцев
из гор Ичкерии далекой"
     Невооруженным глазом видно, что солдаты никем не управляются. Они ходят
по домам,  разгуливают по базарам, бьют, крадут, изымают, торгуют, меняются,
уже  автоматы предлагают. Местные парни  отводят  их  за закоулки  и --  или
покупают или отбирают, это  уж как получится. На солдатах уже  и  одежда  не
военная, а  комбинированная. У Денилбека прямо из загона солдаты  увели двух
баранов.  У старика, что живет выше  нас, -- сразу 12. Сказали: "Старик,  ты
старый, тебе мясо вредно кушать, ешь свой чеченский чурек"
     В Москве  спорят  о  числе убитых  в  Самашках. Одни говорят:  семьсот,
другие   --  пятьсот,  третьи   --   двести.   Но   приехал   самый   лучший
"бухгалтер-ревизор" Государственной думы Говорухин и всех успокоил, сообщив,
что  убито 30 и  то -- в рукопашной схватке,  и  нечего из пустяка поднимать
шум. Все, кроме него,  могилы врут, свежие еще, а Говорухин прав, все должно
быть, как он "говорухит". Эти могилы, которых за сотню,  должно быть, вырыты
так, от нечего делать...
     Жил  в   Урус-Мартане   человек  по  имени  Данга.  Это  был   крупного
телосложения мужчина лет сорока. Я его видел, он был  светловолосым, чуть ли
не рыжим.  Человек  он был  блаженный. Услышав о  Самашках и что  там  будут
похороны жертв, Данга пошел  туда. Из Урус- Мартана в Самашки километров 25,
пожалуй.  Первый пост его пропустил, второй, что у въезда в село, остановил.
Данга требовал,  чтобы его  пропустили. Тогда  солдаты  стали  его избивать,
втыкали ему иголки под ногти, говоря, что он притворяется сумасшедшим. Данга
кричал: Аллах Акбар! (Аллах Велик). Это приводило истязателей  в еще большую
ярость,  и они замучили Данга  до  смерти...  Я попал  в Урус- Мартан в день
похорон Данги.  Хоронить его вышли  все: и стар, и млад, и женщины,  которые
обычно в  похоронной процессии не участвуют.  Кладбище в Урус-Мартане далеко
за  селом,  но покойника провожала  живая  река из десятков  тысяч  человек.
Каждый  хотел коснуться носилок, на котором  лежал  мученик. Когда он шел  в
Самашки, его встретили несколько мужчин и спросили: "Куда идешь?" Говорят,
Данги ответил, что сегодня он идет  на похороны в Самашки,  но  завтра будут
его похороны, чтоб они пришли обязательно.
     Вчера появился  Зелимхан,  старый  мой друг,  компьютерщик. Да, он  был
тогда в Самашках.  Там находился отряд чеченских боевиков. Между солдатами и
этим отрядом  произошел  бой.  Русские,  понеся потери,  отступили и сказали
старикам, что сотрут село с лица земли артиллерией,  если они  не выпроводят
боевиков.  В  подтверждения нанесли артудар по  лесу близ  села. В  конце --
концов  старики  уговорили  боевиков,  и  те неохотно  ушли.  Тогда  военные
потребовали от самашкинцев сдать оружие и назвали количество:  264 автомата.
Жители  сдали сначала 5  автоматов, а потом еще 6. Шестнадцать человек  свои
автоматы  не  сдали, а больше людей с оружием в селе не было. Часть жителей,
чувствуя неладное, ушло  в  соседний  Серноводск.  Военные ворвались в село,
которое,  избавившись от боевиков, считало себя уже в  безопасности. Солдаты
стали убивать жителей. Тех, кто прятался в подвалах, забрасывали гранатами и
поджигали  огнеметами. Видя такое, те, у кого остались автоматы, 16 человек,
стали  сопротивляться.  Кроме них,  в  селе оказались  еще  местный  боевик,
оставшийся  ночевать,  и  один "крутой  парень" из  Молочного  совхоза, тоже
оставшийся переночевать по пути домой. У парня был собой гранатомет, которым
он  нанес противнику большой урон, -- подбил  самый  современный, с какой-то
дополнительной броней, танк.  Когда у него ничего не получилось со стрельбой
по  горизонтали,  он забрался на крышу дома и уничтожил эту махину выстрелом
сверху. Боевик из села Самашки был убит. Парень с гранатометом, когда у него
кончился  боезапас,  ушел.  Ушли и те  16 человек с автоматами,  когда у них
кончились  патроны.  Убиты  там  были  невооруженные  люди:  женщины,  дети,
старики, девушки, всего  241 человек. Еще 11 человек были убиты до нападения
на село, во время артобстрела. Есть список всех убитых.
     Мальчик  в  горах очень пугался,  когда появлялись самолеты и  бомбили.
Родители повесили ему на шею талисман  с заговором  от  испуга. Когда  после
этого  появились самолеты и стали  бомбить, мальчика спросили: " Теперь тебе
страшно?  " --  "Мне страшно, а ему не страшно", -- ответил тот, указывая на
свой талисман.
     Осень 1999

        Конец

     <i>В  Грозном находится  чеченский  писатель Султан  Яшуркаев, автор книги
"Ях",  которую впервые  обнародовала наша  радиостанция. Книга  представляла
собой дневник, который автор вел в  Грозном в первые дни и недели предыдущей
чеченской войны. Представляем вам страницу из нового "Грозненского дневника"
Султана Яшуркаева:</i>

        Новый "Грозненский дневник"

     Грозный -- осажденный  город. Как и положено в таких  случаях, в городе
нет воды, газа, света, связи с внешним миром и множества  других вещей. Воду
-- жидкую ржавчину берут из отопительных  батарей, которые теперь ни к чему,
еду готовят, разводя огонь прямо во дворах, а свет и не обязательно нужен --
после  нескольких  ночей в темноте человек привыкает к ней и может совершать
свои дела и без света, тем более, что дел особых и нет, а имеющиеся зачастую
и  сами  темные. Поскольку  каждому надо  дожить всего лишь  до  смерти,  на
которую он обречен, некоторые процедуры личной  гигиены тоже не особо нужны.
Кто  будет  требовать  от  мертвеца  белозубой  улыбки?  Все, строго  следуя
рекомендациям  древнего философа, ложатся и  встают  в том же, в  чем  ходят
днем. И вообще все свое имеют при себе.
     Так как российское радио повторяет, что все порядочные чеченцы из Чечни
бежали, --  остались,  мол,  одни  бандиты  и  их  семьи,  то многие с таким
статусом  смирились. Резко  упала цена  жизни,  и те,  кто еще  вчера был  в
отчаянии  от  безысходности  положения,  сегодня выглядят обыкновенно,  даже
буднично.  Вопреки  тому,  что  передаЈт Москва,  беженцами стали  не  самые
беспомощные  и беззащитные  люди,  -- беженцами  стали  те,  кто  все же мог
оплатить проезд хотя бы до Ингушетии или имел свой транспорт. А тут остались
одни "бандиты", у которых ни гроша за душой. Но маленькая Ингушетия не может
стать доброй тетей  для  всех, и многие вынуждены возвращаться  -- с твердой
решимостью умереть под крышей дома своего отпетыми "бандитами", чем на чужих
задворках в ожидании гуманитарной помощи.
     Продукты питания в городе тают и, следовательно, дорожают. Но  худа без
добра не бывает -- российские бомбардировщики не только бомбят и убивают, но
и надолго отбивают аппетит. Многие говорят, что не ели  несколько дней и  не
хочется.  На базаре, ставшим не  таким уже многолюдным,  иностранка, которую
одни считали  английской корреспонденткой,  другие  -- российской  шпионкой,
восхищалась невозмутимостью торговцев,  которые,  ленивыми взорами  провожая
стремительных штурмовиков, похожих  на  гигантских ласточек,  спорили об  их
летно-технических характеристиках  и по  какому  "скоплению террористов"  те
нанесут  на этот раз "точечный  удар". Корреспондентка совсем плохо  владела
русским  и очень хорошо -- своими тугими бедрами, втиснутыми в выцветшие, но
все  еще  крепкие  джинсы,  на что  не мог  не  обратить  внимание  не особо
воспитанный  "элемент".   Один   даже  позволил   себе   фамильярно   обнять
представительницу "четвертой  власти". Та в восторге спросила его: "Вы  меня
похищать"? "Элемент" испуганно отпустил ее и отступил на задний план.
     Немногочисленные      иностранные       корреспонденты,      приехавшие
засвидетельствовать предстоящую  "гибель Помпеи", никак не могут определить,
где  в  настоящее  время  находятся  российские войска:  поселок  Горагорск,
например,  расположенный в 40 км от Грозного, отодвинули от него на  70  км.
Базар диктовал -- корреспонденты записывали: от Грозного до Горагорска -- 40
км, до Бамута  -- 60,  Моздока -- 115, Пятигорка  -- 300 км, Тбилиси -- 300,
Баку  --  600, Махачкалы -- 180 км, Гудермеса  --  38 км.  А  от российского
президента до чеченского -- 2200 км.
     Квартирные  воры, почувствовав  "сезон охоты",  днем мертвецки  спят, а
ночью  обчищают  грозненские квартиры  московских  чеченцев, которые  просят
премьера Путина и министра обороны Сергеева немедленно взять Грозный.
     По   мере  исчезновения  в   городе   нужных   вещей,  резко  усилилось
производство слухов. Кто-то сам видел, как Аушев дал пощечину Путину, другой
-- как на  митинге радуевцев  выступал  Бин Ладен.  Этот  Ладен, будь  он не
ладен, будто бы обещал открыть на каждого чеченца счет в "Банке  Нью-Йорка".
Некоторые лично видели факс от генерала Дудаева, который вернется в Чечню на
днях, чтобы возглавить начатое им дело.
     Мир,  кажется нам  отсюда,  не  знает о  той  гуманитарной  катастрофе,
которая творится в самом Грозном. Говорят только о той, что в Ингушетии.
     Битва за Грозный будет страшная!

     октябрь 1999


<!--

        Юнус Сэшил. ЦАРАПИНЫ НА ОСКОЛКАХ

http://www.index.org.ru/journal/10/seshil.html Ў http://www.index.org.ru/journal/10/seshil.html

Публикуются фрагменты. Полный текст книги готовится к публикации в журнале
"Дружба народов". Рукопись в редакцию нашего журнала и в редакцию журнала
"Дружба народов" передал Олег Павлов. Ни Олег Павлов, ни редакции, в которых
находится книга Юнуса Сэшила, с конца прошлого года не имеют никаких
сведений об авторе. Мы просим Юнуса Сэшила связаться с нами.

Иллюстрации к рубрике - из книги "Чечня. Право на культуру"

---------------------------------------------------------------

<i>И почему другой автор указан? Вроде все тоже самое...</i>

---------------------------------------------------------------

     Сегодня, 4 января 1995 года, под непрерывный рев самолетов, бомбящих
город, которые вот-вот разнесут в клочья и твой кров, вдруг сел и начал
делать эти записи.

     Самолет сбросил бомбу или ракету где-то совсем рядом... и всадил в дом
пятнадцать осколков. Может, и больше - сразу не найдешь и не сосчитаешь.
Выбило все четыре окна со стороны улицы. Один осколок, надо полагать, самый
большой, пробил стену ближе к потолку и вышиб изнутри книжную полку. На ней
стояли книги из серии "Жизнь в искусстве". Мировые знаменитости разлетелись
по комнате вперемешку с битым стеклом двойных рам. В комнате темно, и не
стал особо осматривать место происшествия. Да и пропади оно пропадом.

     <...>У нас пять голов крупного рогатого скота, два барана, одиннадцать
кур, одна кошка и собачка по кличке Барсик. Перепись мышей, крыс и прочего
животного мира во дворе не производилась. Взрыв прогремел, когда я выходил
на улицу. Самолеты летали с утра, мы уже привыкли к ним и к их делам, если к
этому можно привыкнуть. Вслед за громом послышались свистящие, режущие
воздух шумы над головой, от наружной стены дома стайками вспорхнули
воробушки из штукатурки - не сразу сообразил, что это осколки. Мать
находилась внутри и ничего не видела, а только слышала. Объяснил ей, что
стекло разбилось от воздушной волны. Она старая, ей восемьдесят один год, и,
оказывается, очень боится. Думал, что в таком возрасте не испытывают
страха...

     <...> Конусообразный осколок, похожий на рог молодого бычка, торчит в
стене - застряв в деревянной стойке каркаса дома. Каркас этот забит глиной,
обтянут металлической сеткой, а по ней накидка из цементного раствора.
     Сегодня в комнату, в которую влетел осколок, не заходил. Вчера был в
ней долго. При свете свечи разглядывал книги, думая: зачем всю жизнь собирал
их, читал, радовался очередному приобретению, хвастал перед друзьями? В этой
жизни, оказывается, имело смысл приобретать лишь то, что в течение минуты
можешь запихнуть в дорожную сумку и унести с собой.

     <...> Русскую женщину убило российским снарядом, прямо у нее на кухне,
когда наклонилась посмотреть в кастрюлю. Полголовы ей и снесло в эту посуду.
Эту картину в отечественной литературной критике назвали бы натурализмом.
Реализмом в ней называлось, когда простая русская женщина, взяв в руки
красное знамя, шла по улицам Сормова...
     Муж убитой женщины, только что ставший вдовцом, ходил с кастрюлей и ее
содержимым по двору и задавал всем извечно русский вопрос: что делать? Этих
"всех" было несколько застывших в шоке пожилых женщин, пьяный мужик и я,
шедший от магазина "Заря", куда ходил в поисках сигарет. Почему-то никто у
мужчины кастрюлю не забирал, не вразумлял его, я тоже...

     <...> В Чечне всегда ходило СЛОВО. У него всегда был хозяин, и тот знал
ему цену: оно стоило столько, сколько он, или он - столько, сколько его
слово. "У мужа должно быть слово. Сказанное должно остаться сказанным", -
говорили в горах. Люди держались не высотой гор, не крепостью каменных
башен, а твердостью слова, верностью ему.
     ...Поймали кровники врага, и взметнулись кинжалы мести. Тот попросил
перед смертью воды, и ему дали. Он держал чашу и не пил. "Почему не
пьешь?" - спросил старший из кровников. "Боюсь, что не дадите допить", -
ответил, стоявший на пороге смерти. "Тебя не убьют, пока не выпьешь эту
воду". Тогда тот выплеснул содержимое чаши на землю... и давший не нарушил
слова.

     <...> Вчера, чудом прорвавшись через фронт, приехал родственник. Сразу
же отправил с ним мать, наказав увезти в Урус-Мартан. Она здесь очень
боялась.
     Теперь один. Все делаю сам. Одни поиски дров стоят немалых сил и
времени. Сегодня бои начались аккурат к восьми часам утра. Всю ночь стреляли
из орудий, но как-то вяло. А с утра начали, будто доброе дело.
     ...Город будто прыгает на одной ноге или сидит на кляче, бегущей
трясучей рысью, погоняемой во все стороны огненным кнутом. Надо переносить.
Всю жизнь приходится что-то терпеть и надеяться: переживешь - все будет
нормально. А потом опять что-то такое. И войну надо пережить. Но после нее
приходит период, который тоже надо; потом еще что-то, и уходит жизнь, унося
надежду. Разве перечислишь, перецитируешь всех, кто искал смысл в
человеческой жизни. А что нашли? Кто этот смысл понял? Каждый узнал две
истины: что он рождается и умирает.
     ...Пол, топчан, тетрадь, рука, прижатая к бумаге, и бумага, и буквы,
что выводишь, и все остальное ходит, трясется, дрожит, будто вот-вот вместе
с тобой куда-то провалится.

     <...> Если собрать все осколки и прочее, что влетело, попало в дом,
можно будет открыть музей. Не стоило выбрасывать те, бомбовые, что валялись
перед домом - идея пришла не сразу. А осколок, что ушел в землю огородика,
надо откопать - солидный экспонат...
     ...Бедные голуби. Они летали стаей, выглядывая вокруг корм. Когда
кормил кур, налетели сизой тучей и мигом склевали все зерно. В стае их было
штук девятнадцать. Гнал их, кричал на них, но они, чувствуя, что не могу
швырнуть в них палку, не улетали, а, чуть взлетая, садились снова и съедали
куриный рацион. Куры их или боялись, или жалели, но уступали им. Сегодня
привычного шума стаи не было слышно и на крыше не было видно ни одного
голубя. Это несколько удивило, но, еще ничего не понимая, пошел кормить
скотину. Когда вышел на улицу, заметил, что недалеко от навоза валяются
какие-то тряпки - не сразу дошло, что голуби! Мертвые. Машинально стал
собирать в одну кучу - семь штук. Долго доходило, что их накрыл или снаряд,
или дождь осколков. Потом заметил, что дальний сосед Салавди тоже что-то
собирает. Оказалось, то же самое. Итого, во вчерашнем бою пало одиннадцать
голубей. Вестники мира войну проиграли. Здесь летало и много ворон. Но ни
одной убитой не видел. Наверное, мудрее голубей.

     ... "Яхь", (совесть), "эхь", "бехк" (вина и ответственность) - три
столпа, на которых держится национальный характер, его духовность. Чеченец
вовсе не безрассуден. Сегодня весь мир говорит: вот, Россия - мощная
держава, у нее огромная армия, вооруженная танками, самолетами, "градами", и
как чеченцы все это не учитывают, сопротивляются - усугубляют свое
положение, несут огромные потери. Чеченцы обо всем этом знают, но они в
состоянии "яхь", в котором человек непоколебим. "Яхь" - суть и даже
определитель чеченца. Это ощущение себя равным другому человеку: самому
сильному и богатому, смелому и благородному, королю и так далее. Чеченец
признает выше себя три предмета: свой головной убор, потолок своего дома и
небо.
     "Яхь" - путь человека от рождения до подвига и достойной смерти.
Чеченцы жизнелюбивы, но если надо умереть - "яхь" помогает им сделать это,
будто того и хотели. А способность мужественно умирать всегда называлась
самоотверженностью, и тому, кто пытается назвать это иначе, не хватает
именно того, о чем речь. Чтобы понять, о чем разговор, надо получить все это
с молоком матери, от отца, деда, сверстников, родного дома, гор, родника,
взгляда аульской девушки - так же как, чтобы понять душу русского человека,
надо родиться русским. Переступить черту "яхь" - равнозначно перемещению в
другое измерение - за порог общества, семьи, народа. Об одном скажут, что он
полон "яхь", о другом, что лишен его, и это уже приговор, обжалованию не
подлежащий. У кого-то: "мертвые сраму не имут". Чеченцы так не говорят, ибо
мертвые у них срам "имут", и не только сами, но и живые за мертвых. Каждый
из них носит в себе затаенный страх умереть недостойно, это чувство тоже
входит в понятие "яхь". Если седьмой предок умер недостойно, срам за него
испытывает седьмое поколение. И оно должно смыть это пятно с предка, даже
ценою крови - собственной или чужой. Чеченец сам часто признается, что если
бы не вошел в состояние "яхь", не смог бы исполнить, совершить, одолеть...
Когда человек в таком состоянии, в том же состоянии с ним находятся все его
предки - живые и мертвые, родственники, друзья - где бы они физически ни
находились. Такова природа национального характера - девственность личности,
которую нельзя нарушить дважды. Сознательный выход за нормы "яхь" лишает
человека этого качества, и тогда "эхь" и "бехк" становятся стражами,
препятствующими возвращению обратно.

     <...> Длинным будет список ответственных за эту войну - составленный
там и здесь народом. Главным видится российский президент. В каждый час,
минуту, секунду гибнут люди: женщины, дети, старики - русские, чеченцы,
армяне, евреи, ингуши, украинцы, кумыки, татары: Грозный - самый
интернациональный город Кавказа. С другой стороны гибнут солдаты, еще не
познавшие жизнь ребята, со всех уголков России, глупо, ни за что. А разве
уцелевший в этом кошмаре останется нормальным, не сойдет с ума? Нет, после
этого все мы будем сумасшедшими. Мы подставлены все. Все стоим в очереди в
огромный, переполненный нами же сумасшедший дом.

     ...Такое чувство, что в голове сгорел предохранитель и в нее может
влетать и вылетать все что угодно, прямо какой-то проходной двор. Какой-то
наряженный мужик на фоне Кремля, встречающий хлебом-солью Наполеона - из
некогда виденной старой открытки... таитянки с картин Гогена... Маресьев,
стреляющий в медведя... бал в "Войне и мире"... худой, как ты сам, Бунин за
письменным столом, сокращающий Льва Толстого... И еще, и еще - сотни...
тысячи слайдов встревоженной, как пчелиный рой, памяти... Вдруг на быстром
коне влетает земляк - ротмистр Александр Чеченский, воевавший вместе с
Денисом Давыдовым в Отечественной войне 1812 года, и поднимает коня на дыбы.
Он был ребенком вывезен из пылающей Чечни и воспитывался в семье генерала Н.
Раевского, со временем сам стал генералом... В 1612 году рядом с Мининым и
Пожарским стоял чеченец. Чтобы не пересказывать, отсылаем к роману Загоскина
"Юрий Милославский, или Русские в 1612 году"... Когда Ермолов разрушил аул
Дадай-юрт, он вывез оттуда чеченского мальчика. Со временем мальчик стал
Захаровым и академиком Императорской академии живописи. Наверное, его
картины, те, что были в Грозном, погибли. Подписывал свои работы: Захаров,
из чеченцев. Портрет Лермонтова писал... Ермолова... автопортрет.

     ...Пришли вести: армия вступила в микрорайон и бесчинствует. Хватают
людей (отбирают мужчин), одних расстреливают, других увозят в бэтээрах.
Расправляются с молодыми, крепкими. Когда те говорят, что не воевали,
отвечают: "надо было". Эти неприятные новости принес какой-то проходящий
мужчина. Я, по обыкновению, выразил некоторые сомнения. Это его рассердило.
"Может, сомневаешься и насчет сожженных НКВД 700 человек в Хайбахе в 44-м, в
день выселения?" - спросил он, подозрительно обглядывая меня. Примирительно
ответил, что факт известный. Это его не успокоило, упрекнул меня
расстрелянными в 40-м, тем же НКВД, 20-ю тысячами поляков. Меня
осведомленность в столь темном деле неграмотного на вид человека удивила, и
я спросил: откуда такое знает? Ответил, что с ним в лагере сидел именно один
из тех, кто расстреливал, и звали его Васька, и, кроме того, он тоже, хотя
институт не кончал, может читать газеты. Говорил таким тоном, будто твердо
был уверен, что за все это я тоже несу ответственность...

     <...> Когда все это только начиналось и танки входили в город, никто не
оказывал им сопротивления. В то утро ехали мы с соседом по улице
Маяков-ского, по этой же улице шли танки. Они не стреляли и в них никто не
стрелял. Народ занимался повседневными делами...
     Ребятам стало скучно. Они стали выходить из башен, закуривать, дышать
свежим воздухом. Снимают шлемофоны, а под ними русые чубы. Их спрашивают:
"Ребята, а вы, ненароком, не из России самой будете?" Те, конечно, гордо:
"Да, мы россияне, освободители слабых и угнетенных... - и в свою очередь: -
А вы Дудаева, случайно, не видели, а то мы его, окаянного, свергать пришли?"
А прохожие пошли и увидели Дудаева, преспокойно брившегося у себя в ванной
комнате: так, мол, и так, русские ребята на танках подкатили, тебя
спрашивают, свергать, дескать, приехали... "Русские!" - воскликнул, должно
быть, генерал русской армии и чеченский президент с не меньшей радостью, чем
тот грек некогда "Эврика!", и чуть не скосил себе бритвой левый ус. Тут его,
без-условно, озарило: "Вот и попались!" Надо полагать, мысленно обнял всех
лидеров "оппозиции" и всех прочих, ниспославших ему такую удачу - российских
танкистов.
     Часам к четырем дня все было аккуратно закончено. В тот же день весь
город, вернее, почти вся республика прошлась экскурсией по "мамаеву" побоищу
или "курской битве", цокая от удивления языками. Огромный мотор танка,
подстреленного на площади президентского дворца, был отброшен от туловища
железного чудовища метров на двести. Запомнилась реплика такого же
удивленного, как и я сам: "Клянусь Аллахом, этим ребятам и положена по праву
вся наша нефть". Это была жуткая и вместе с тем торжественная картина,
пахнущая свежими красками, то есть свежей кровью начавшейся войны.

     ...Из книг, вышвырнутых ударом осколка с полки, почему-то дальше всех
отлетел Жерар Филипп. Поднял и спрашиваю: "Что, сдрейфил Фан-Фан?" С
суперобложки, будто мальчик, только что окончивший школу, улыбается совсем
не испуганный человек и отвечает: "Да вы, дядя, сами..." Обижаюсь и
"дискуссии" кладу конец.

     <...> Не пребывай там, где люди ссорятся, советовал мудрец, только не
указал такое место...
     Маленькая Дания требует остановить войну. Спасибо, Андерсен, останусь
жив, обязательно пожму руку твоему памятнику.

     <...> Сильная стрельба шла в центре, а сейчас перемещается в нашу
сторону. Мы живем метрах в трехстах выше Старопромысловского шоссе. Крепко
бьют, пойти посмотреть? Уже темно, надо одеться...
     Отмыть бы ноги, стыд, если убьют и кто-нибудь увидит такие конечности.
Да еще на правой, на безымянном пальце, костная мозоль появилась,
прикоснуться нельзя. Нет, не стоит описывать ноги. Это может оказаться самым
выразительным местом во всех записях.

     <...> Нужно ли сегодняшнему человеку хранить в памяти сонеты Шекспира,
эпиграммы Бернса, басни Эзопа, кое-что из Ювенала, Вергилия, Данте? Читать
Адама Смита? "Войну и мир"?.. Ни к чему все это. Каждый современный человек
должен превратиться в "спецназовца", "командос", "Рембо", заучить назубок
способы выживания: как достать воду, хлеб, дрова, печь лепешки, доить коров.

     ...Ходим с Барсиком по двору, изредка перекидываясь разным, что
приходит в головы, а больше жалуясь: один - на собачью жизнь, другой - на
человечью. На вопрос, что самое тяжелое в их собачьей жизни, он отвечает:
"Дружба с человеком". Меня это задевает, и говорю, что в таком случае у него
есть право на "суверенитет" - покинуть человека. Тогда он пускается в
исторический экскурс, говорит, что дружба с человеком оторвала собаку от
природы, изначальной жизни, и теперь ей трудно вернуться на многие тысячи
лет назад, хотя некоторые, пытаясь сделать это, и уходят, предпочитая
бродяжничать на стороне, чем жить с человеком. Ведь в те времена, когда
человек пригласил собаку в свою пещеру и предложил дружбу, он был другим -
жаловался на свою беспомощность, и собаке стало его жалко. Она помогла ему
выжить. Но выжив, он стал нападать на такого же, как и он сам, заставлять
собаку кусать человека - сделал из нее друга, чтоб сделать врагом другого.
Возразить ему особо нечем. Потом начинаю оправдываться, рассказывать о
причинах... трудностях... проблемах человека... Барсик хотя и слушает, но
видно, что говорю неубедительно.

     <...> Кажется, опять где-то склад разбили. Целый день мародеры возят на
мотоциклах, мотороллерах, машинах, автобусах то муку, то какие-то мешки.

     ...Деревья по улице изранены. Их разбудили от зимней спячки и
расстреляли. В соседский орех, который похож на женщину, поставленную с ног
на голову, снаряд врезался именно в то место, которое и делало его похожим
на женщину. Такое полотно мог написать Сальвадор Дали.

     <...> Стреляют уже близко, и горит близко. Ждем - мы и наши дома. Все
уже вкопались в подвалы, я держусь пока в своей комнатушке, и слышно, как
снаряды шумят или шипят перед тем как взорваться.

     ...Чеченцы в массе неприхотливы в еде. Главная трапеза у них ужин.
Ужинали плотно. Напрочь игнорировали известный постулат: "ужин отдай врагу",
разве что могли поделиться с гостем. Если есть мясо - его на ужин. Ужин -
спокойная обстановка - впереди долгая ночь. Чеченцы не знали табака, водки,
картошки, которые рыхлят, истощают, надрывают силу организма. У них, да и у
всех народов Северного Кавказа, нет культа еды. Повседневной пищей чеченцев
были: чурек из кукурузной муки, мамалыга, молоко во всех видах, особенно
простокваша, творог, сыр, чеснок, лук, редька, фрукты, дикорастущие плоды,
различные травы - приправы. В Чечне в любое время года что-нибудь съедобное
растет. В первые морозы поспевает мушмула - дикорастущий плод размером с
дикую грушу, очень сытный. Держится долго. В январе-феврале появляется
черемша. Молодая крапива - важный компонент национального питания. В Чечне
растут многие разновидности грибов, но чеченцы их не едят. Все они
называются "собачьими невестами". Считается, что растут там, где мочилась
собака. Отказались от их употребления в пищу, видимо, после случаев
отравления. Раньше на зиму закладывали в деревянные кадки лесную грушу.
Описанная национальная пища - вполне спартанская, но она делала чеченца
работоспособным, выносливым, легким на подъем, поджарым, готовым всегда к
какой-нибудь деятельности. Молочная и растительная пища всегда доминировала
в рационе чеченца. Чисто чеченским изобретением был молокопровод. Скот
держали в горах, а надои спускались в аул по молокопроводу, сооружаемому из
деревянных труб, которые назывались "апари". Важным "стратегическим"
продуктом у чеченцев является толокно. Его готовят из жареной кукурузы, а до
ее появления готовили из сушеной дикой груши, и сейчас изредка готовят.
Собирающийся в дорогу или на войну всегда брал с собой толокно. Это
исключительно питательный и целебный продукт. Проголодавшись в пути, человек
мочил его водой и сытно обедал. Вторым "стратегическим" продуктом был
соленый творог. Толокно и творог хранятся долго.

     Все стали писать на воротах: "Проживают люди". Чтобы танки по домам не
стреляли...
     По настоянию соседей побрился. Удалил с лица джунгли трехмесячной
вечности - из "дедушки" превратился в "молодого" худого дядю. На лице
прибавилось морщин. Большими ножницами сам себя и обстриг. Стало легче. А
ровно или не ровно, какая тут разница, хотя получилось не так уж и плохо.
Говорят, бородатых хватают. Неудачно выразился сказавший "мои года - мое
богатство".

     ...Все на исходе. Корова вот-вот отелится. Каждое утро заходишь к ней
со страхом и затаенной надеждой, что этот акт еще не свершился, и видишь,
что он может состояться в любую минуту. Даже ящика нет, чтоб уложить
новорожденного. Со скотом ему будет холодно, могут и затоптать. Хотя бы дней
десять подождала. Куры начали было нести яйца, но перестали. Пушки, что ли,
мешают? Иногда настороженно поднимают головы на близкую стрельбу, а так без
особой реакции. Может, они войны и не боятся? Вот Барсик - большой "пастор
Шлаг", сторонник мирных решений всех конфликтов и готов примкнуть к любому
движению за мир...
     Тетрадь приближается к концу. Пробуешь иногда читать книги, но все
неинтересно, более того, отвратительно. Такое чувство, что тебя всю жизнь
обманывали во всем и все: люди, книги, жизнь.

     ...Нашел в хозяйстве солдатскую каску с номером "33", металлическую
коробку из-под пулеметной ленты, несколько старых автоматных подсумков, цинк
из-под патронов. Все это натаскали пацаны. Да за такой "арсенал" могут
дважды расстрелять! Все это еще в советские времена армия выбрасывала во
двор "Чермета", а оттуда хлам растаскивался пацанами, взрослыми тоже. Где-то
видел у нас и зенитную гильзу.

     <...> На дворе послышался какой-то треск, шум. Показалось, хлопнули
дверью. Вышел на улицу. Слышались какие-то свисты. Не сразу сообразил, что
это пули по двору гуляют. Зашел в котельную, просидел там больше часа. Такая
свистопляска началась. В крышу попало много пуль, определял по звукам и
трескам. Штук двадцать, должно быть, попало в стены, если правильно считал.
При каждом звуке мысленно подсчитываешь, сколько испортилось шифера. И по
трубам стучали, сочиняя музыку. Был почти раздет и в котельной продрог.
     Все говорят о мародерстве, грабежах. Военные отовариваются, как могут.
Солдаты внизу обменяли дорогой сервиз на три бутылки водки...

     Если скоро не начнется какая-нибудь эпидемия, это будет чудом. Чего
ждать: холеры, чумы? Какая, собственно, разница? Воды нет. Люди возят с
Соленой балки серную. Говорят, хорошо вещи отстирывает.

     <...> Самый щедрый человек на свете - выпивший чеченец. Перещеголять
его может только еще больше поднабравшийся "старший брат". Вчера наша тройка
заседала у Салавди. Зашли Муса и Сашка. Сказали, что зашли от тоски. Крепко
приняли. По ходу разговора Муса сделал заявление, что дарит мне газосварку.
Сашка взял и подарил циркулярку, в полном наборе. Салавди получил чан воды,
Сапарби - ведро гороха. Мне дополнительно был презентован ручной точильный
станок. Затем Муса всем троим решил выделить белой ткани, на три савана, на
случай нашей неожиданной смерти. Сашка решил не отставать и клятвенно
обещал, если будем убиты, сделать металлические изгороди вокруг наших могил,
а если пожелаем, проведет туда и свет. Мы были, конечно, тронуты, но я,
сославшись на домашние дела, бежал. Что было еще подарено и обещано, не
знаю, запамятовал спросить об этом у Салавди и Сапарби. Сашка и Муса сегодня
не появлялись. Нет, Муса вроде бы появлялся, искал у Салавди свою обувь, но
подарки не заносил...
     <...> На большой автомашине приехали солдаты и ограбили улицу Шекспира,
соседнюю с нашей. Машину нагрузили вещами, ящиками. Солдаты говорят, что их
"вахта" кончилась, они уезжают. Все увозится в Моздок, там, говорят, главная
база, склад... "И сказал Исайя: вот придут дни и все, что есть в твоем доме
и что собрали отцы твои до сего дня, будет унесено в Вавилон"... Кого хотят,
бьют. Сегодня ни