-----------------------------------------------------------------------
Stanistaw Lem. Golem XIV (1973). Пер. с польск. - О.Бондарева.
Сб. "НФ-23". М., "Знание", 1980.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 April 2001
-----------------------------------------------------------------------
Уловить исторический момент, когда простые счеты обрели разум, столь же
трудно, как и тот, когда обезьяна превратилась в человека. И все же мы с
уверенностью можем утверждать, что от той поры, когда созданный Ванневаром
Бушем анализатор дифференциальных уравнений положил начало бурному
развитию интеллектроники, нас отделяет время, едва ли достигающее
продолжительности одной человеческой жизни. Построенный после него, на
исходе второй мировой войны, ЭНИАК [ENIAC - Electronic Numerical
Integrator and Automatic Calculator (англ.) - электронный цифровой
интегратор и вычислительная машина] был устройством, которое уже окрестили
- надо заметить, довольно преждевременно - "электронным мозгом". По сути
дела, ЭНИАК был всего лишь компьютером, электронно-вычислительной машиной,
то есть в масштабах Древа Жизни - примитивным нервным ганглием. Однако
именно с него начинают историки вести отсчет эры компьютеризации. В 50-х
годах XX столетия возникла настоятельная потребность в использовании
цифровых машин; одним из первых к их массовому производству приступил
концерн ИБМ [IBM - International Business Machines Corporation].
Работа этих машин имела немного общего с процессами мышления. Эти
машины представляли собой устройства для обработки данных как в области
экономики и крупного бизнеса, так и в сфере управления и науки. Вошли они
и в политическую жизнь; уже первые образцы этих машин использовались для
предсказания результатов президентских выборов. Примерно в то же самое
время "РЭНД корпорэйшн" [РЭНД - сокращение от англ. Research and
Development (исследования и разработки) - созданная в Калифорнии в конце
второй мировой войны исследовательская фирма, занимающаяся проблемами
глобальной военной стратегии и национальной безопасности США; в настоящее
время тесно связана с военно-промышленным комплексом и Пентагоном] сумела
заинтересовать военные инстанции Пентагона методом прогнозирования событий
на международной военно-политической арене, заключающимся в составлении
так называемых "сценариев событий". Отсюда было недалеко до более надежных
методик, таких, как, например, "СИМА", из которых спустя два десятилетия
родилась прикладная алгебра событий, называемая (впрочем, не совсем
удачно) политикоматикой. Подобным же образом - в роли Кассандры -
компьютер проявил свои возможности, когда впервые в Массачусетском
технологическом институте было начато в рамках знаменитого проекта
"Пределы роста" составление формальных моделей земной цивилизации.
Но не эта ветвь эволюции вычислительных машин оказалась важнейшей на
исходе столетия. Армия использовала цифровые машины с конца второй мировой
войны в соответствии с развитой на театрах военных действий системой
операционной логистики. На стратегическом уровне решения по-прежнему
принимали люди, но второстепенные и менее сложные проблемы все в большей и
большей степени передавались вычислительным машинам. Одновременно эти
машины стали внедряться в систему обороны Соединенных Штатов, где они
играли роль нервных узлов континентальной сети раннего оповещения. С
технической точки зрения такие сети чрезвычайно быстро устаревали. Первую
из них, называемую КОНЕЛРАД, сменило множество очередных вариантов сети
ЭВАС [EWAS - Early Warning System (англ.) - система раннего оповещения
войск противовоздушной обороны]. Оборонительный и атакующий потенциал в то
время основывался на системе подвижных (подводных) и неподвижных
(подземных) баллистических ракет с термоядерными боеголовками, а также на
кольцевых системах радарно-сонарных баз. Вычислительные машины выполняли в
этой системе функции коммуникационных звеньев, другими словами, чисто
исполнительные.
Автоматизация входила в жизнь Америки широким фронтом - вначале
"снизу", то есть со стороны таких работ в сфере обслуживания, которые
легче всего механизировать, ибо они не требуют интеллектуальной активности
(банковское дело, транспорт, гостиничное хозяйство). Военные
вычислительные машины выполняли специальные узкие задания: занимались
поисками целей для комбинированной ядерной атаки, обрабатывали результаты
наблюдений со спутников, оптимизировали перемещения флотов и коррелировали
движения тяжелых МОЛов [MOL - Military Orbital Laboratory (англ.) -
военная орбитальная лаборатория].
Как и (можно было ожидать, диапазон проблем, решение которых доверялось
автоматическим системам, неуклонно расширялся. Это было естественно в ходе
гонки термоядерных вооружений, но последовавшая затем разрядка также не
стала тормозом для дальнейших капиталовложений в этой области. Дело в том,
что замораживание термоядерных вооружений высвободило значительные
бюджетные квоты, от которых, уже после окончания вьетнамской войны,
Пентагон не хотел полностью отказаться. Но и тогда выпускаемые
вычислительные машины - десятого, одиннадцатого и, наконец, двенадцатого
поколений - превосходили человека только в скорости выполнения операций.
Становилось все более ясно, что в оборонительных системах именно человек
оказывается элементом, приводящим к задержке выполнения нужной команды.
Таким образом, можно признать вполне естественным возникновение в
кругах специалистов Пентагона - особенно ученых, связанных с так
называемым "военно-промышленным комплексом", - идеи противодействия
описанной тенденции интеллектронной эволюции. Среди неспециалистов это
движение получило название "антиинтеллектуального". По свидетельству
историков науки и техники, его духовным отцом был английский математик
середины XX столетия А.Тьюринг, создатель теории "универсального
автомата". Это была машина, способная выполнить БУКВАЛЬНО ЛЮБУЮ операцию,
которую можно формализовать, то есть придать ей характер идеально
повторяемой процедуры. Различие между "интеллектуальным" и
"антиинтеллектуальным" направлением в интеллектронике сводится к тому, что
машина Тьюринга, элементарно простая, своими возможностями обязана
ПРОГРАММЕ действия. С другой стороны, в работах двух отцов кибернетики
Н.Винера и Дж.фон Неймана появилась концепция такой системы, которая может
сама себя программировать.
Разумеется, мы представляем эти перепутья развития кибернетики
необычайно упрощенно, так сказать, с птичьего полета. И понятно также, что
способность самопрограммирования не возникла на пустом месте. Ее
необходимой предпосылкой была высокая внутренняя сложность строения
вычислительной машины. В середине XX века почти незаметная, эта
дифференциация оказала большое влияние на дальнейшую эволюцию
математических машин, особенно когда окрепли и стали самостоятельными
такие отрасли кибернетики, как психоника и многофазная теория принятия
решений. В восьмидесятых годах в военных кругах родилась мысль о полной
автоматизации всех начинаний высших органов власти как военно-командных,
так и политико-экономических. Эту концепцию, впоследствии названную "Идеей
Единого Стратега", первым, по-видимому, высказал генерал Стюарт Иглтон.
Начертанная им картина простиралась за пределы компьютеров поиска
оптимальных целей атаки, за пределы сети связи и расчетов, заведующей
системой оповещения и обороны, за датчики и боеголовки - он предвидел
создание могущественного центра, который во время всех фаз, предшествующих
окончательной крайности - началу военных действий, - был бы способен
благодаря всестороннему анализу экономических, военных, политических и
социальных данных непрерывно оптимизировать глобальную ситуацию США,
обеспечивая тем самым Соединенным Штатам превосходство в масштабе всей
планеты и ее космической окрестности, вышедшей в то время за пределы
орбиты Луны.
Последующие сторонники этой доктрины настаивали на том, что речь идет о
необходимом шаге в направлении прогресса цивилизации; причем этот прогресс
представляет собой органическое целое, и поэтому из него нельзя
произвольно исключать военную область. После прекращения эскалации
поражающей ядерной мощи и ограничения радиуса действия ракет-носителей
наступил третий этап - этап соревнования, казалось бы, менее грозный и
более совершенный, ибо он должен был быть не Антагонизмом Сокрушающей
Силы, но Оперативной Мысли. И как ранее сила, так теперь и мысль должна
была испытать на себе влияние обесчеловечивающей механизации.
Эта доктрина, как, впрочем, и ее атомно-баллистические предшественницы,
стала объектом критики, исходящей главным образом из либеральных и
пацифистских кругов. С нею боролись многие выдающиеся представители мира
науки, в их числе специалисты-психосоматики и интеллектроники, но она в
конце концов победила, что нашло свое выражение в правовых актах обоих
законодательных органов США. Впрочем, уже в 1986 году в качестве органа,
подчиненного лично президенту, возник ЮСИБ [USIB - United States
Intellectronical Board (англ.) - совет США по интеллектронике
(прим.авт.)]. Ему был выделен собственный бюджет, который в первый год
составил 19 миллиардов долларов. Это было лишь скромное начало.
ЮСИБ с помощью консультативного органа, являющегося полуофициальным
представительством Пентагона, под председательством государственного
секретаря Министерства обороны Леонарда Дейвенпорта разместил в ряде
крупных частных фирм, таких, как "ИБМ", "Нортроникс" и "Сайбермэтикс",
заказы на строительство прототипа устройства, известного под кодовым
названием ГАНН (сокращение от Ганнибала). Однако под влиянием прессы и
из-за различных утечек информации распространение получило другое название
этого устройства - УЛВИК [ULVIC - Ultimafive Victor (англ.) - Абсолютный
Победитель (прим.авт.)]. До конца столетия возникли и другие прототипы
подобных устройств. Из наиболее известных здесь можно упомянуть такие
системы, как АЯКС, УЛТОР, ГИЛЬГАМЕШ, а также многочисленную серию ГОЛЕМов.
Благодаря быстро растущим гигантским затратам средств и труда
традиционные методы информатики испытали подлинную революцию. В
особенности огромное значение имел переход от электрических процессов к
световым в передаче информации внутри вычислительной машины. В сочетании с
прогрессирующей "нанизацией" (так называли очередные этапы
микроминиатюризации - быть может, стоит добавить, что в конце столетия 20
тысяч логических элементов могло разместиться в зернышке мака!) этот
переход дал поразительные результаты. Первый полностью световой компьютер,
ГИЛЬГАМЕШ, работал в миллион раз быстрее архаичного ЭНИАКа.
"Преодоление барьера разума" - как это иногда именуют - произошло сразу
же после 2000-го года благодаря новому методу конструирования
вычислительных машин, называемому также "невидимой эволюцией разума". До
этих пор каждое поколение компьютеров конструировалось _реально_;
концепцию построения их очередных вариантов с огромным - тысячекратным! -
ускорением, хотя и известную, не удавалось воплотить в жизнь, поскольку
существующие вычислительные машины, которые должны были служить "утробой"
или "синтетической средой" этой эволюции Разума, не располагали
достаточным объемом. Лишь возникновение Федеральной Информационной Сети
позволило воплотить эту идею в жизнь. Развитие 65 следующих поколений
продолжалось всего лишь десятилетие; Федеральная Сеть в ночные периоды -
периоды минимальной нагрузки - производила на свет один "искусственный вид
Разума" за другим; это было потомство, прошедшее "ускоренный
компьютерогенез", ибо оно созревало - ускоренное символами, то есть
нематериальными структурами, - в информационном субстрате, в "питательной
среде" Сети.
Но после этого успеха наступила пора новых трудностей. АЯКС и ГАНН,
прототипы 78-го и 79-го поколений, признанные достойными воплощения в
металле, проявляли неуверенность в принятии решения, называемую также
"машинным неврозом". Различие между прежними и новыми машинами в принципе
сводилось к различию между насекомым и человеком. Насекомое приходило на
свет "запрограммированным до конца" - инстинктами, которым оно
подчиняется, не раздумывая. Человек же должен только учиться правильному
поведению, но это обучение в качестве следствия приводит его к еще большей
_самостоятельности_: дело в том, что человек может по своему решению и
исходя из своих знаний сменить существовавшие прежде программы.
Таким образом, вычислительные машины вплоть до 20-го поколения
включительно отличались поведением "насекомого": они не могли ставить под
сомнение, а тем более преобразовывать свои программы. Программист
"вживлял" в свои машины знания, подобно тому как эволюция "вживляет" в
насекомое инстинкт. Еще в XX веке много говорилось о
"самопрограммировании", но в то время это были лишь нереальные мечты.
Условием реализации "Абсолютного Победителя" как раз и было создание
"Самосовершенствующегося Разума"; АЯКС был еще промежуточной формой, и
лишь ГИЛЬГАМЕШ достиг соответствующего интеллектуального уровня - "вышел
на психоэволюционную орбиту".
Обучение вычислительной машины 80-го поколения было гораздо более
похоже на _воспитание_ ребенка, нежели на классическое программирование
цифровой машины. Однако, кроме огромного количества общих и специальных
знаний, компьютеру надлежало "привить" определенную систему неопровержимых
ценностей, которыми он должен был руководствоваться в своих действиях. Это
были абстракции высшего порядка, как, например, "государственные
интересы", идеологические принципы, содержащиеся в Конституции США,
кодексы норм, предписание безусловного подчинения решению президента и
т.п. Для того чтобы предохранить систему от так называемого "этического
сдвига", от "измены интересам страны", машину обучали этике не так, как
обучают ее основам людей. Этический кодекс не загружался в ее память, но
все требования послушания и кротости вводились в машинную структуру так,
как это делает природная эволюция, - а именно в область инстинктивных
влечений. Как известно, человек может изменить мировоззрение, но не может
уничтожить в себе элементарных влечений (например, полового влечения)
простым волевым актом. Машины были наделены интеллектуальной свободой, но
при этом они оставались прикованными к заданному заранее фундаменту тех
ценностей, которым они должны были служить.
На XXI Панамериканский конгресс психоники профессор Элдон Пэтч
представил работу, в которой он утверждал, что компьютер, даже с
вживленной таким образом системой ценностей, может перейти так называемый
"аксиологический порог" и тогда окажется способным поставить под сомнение
любой принцип, который был ему привит, иначе говоря, для такого компьютера
больше не существует неприкосновенных ценностей. Если он не сумеет
противопоставить себя императивам прямо, то сможет сделать это окольным
путем. Став известной, работа Пэтча возбудила брожение в университетских
кругах, а также новую волну нападок на УЛВИК и его патрона - ЮСИБ, однако
эти голоса не оказали никакого влияния на политику ЮСИБа.
Эту политику определяли люди, предубежденные по отношению к среде
американских психоников, считающейся подверженной влиянию левых и
либеральных тенденций. В связи с этим предупреждения Пэтча были
проигнорированы в официальных заявлениях ЮСИБа и даже в заявлениях
представителя Белого дома по связям с печатью. Была даже развернута
кампания, которая имела целью дискредитировать Пэтча. Утверждения Пэтча
сравнивали с иррациональными страхами и предрассудками, которые в то время
множились в обществе. Впрочем, брошюра Пэтча не завоевала себе даже такой
популярности, какую снискал бестселлер социолога Э.Лики "Кибернетика -
газовая камера человечества". Этот автор утверждал, что "Абсолютный
Победитель" подчинит себе все человечество сам или сделает это, вступив в
тайный сговор с аналогичным компьютером русских. Результатом будет, писал
он, "электронный дуумвират".
Подобные опасения, выражаемые также значительной частью прессы,
перечеркивались, однако, вводом в строй очередных прототипов, успешно
сдающих выпускные экзамены. Построенный по специальному правительственному
заказу для исследования этологической динамики компьютер с "незапятнанным
моральным обликом" ЭТОР БИС, созданный в 2019 году Институтом психонной
динамики штата Иллинойс, после запуска обнаружил полную аксиологическую
устойчивость и неподатливость на "тесты подрывного совращения". В связи со
всем сказанным назначение в следующем году на должность Верховного
Координатора мозгового треста при Белом доме первого компьютера из
многочисленной серии ГОЛЕМов [GOLEM - General Operator, Long-range,
Ethically Stabilized Multimodelling (англ.) - оператор общего типа,
дальнодействующий, этически стабилизированный, мультимоделирующий; Големом
согласно средневековой легенде был назван созданный одним чернокнижником
искусственный глиняный человек, предназначенный для исполнения всех черных
работ, но прежде всего для предотвращения коварных планов противника путем
их разгадывания и уничтожения] уже не возбудило ни массового протеста, ни
демонстраций.
Это был ГОЛЕМ I. Независимо от этого серьезного нововведения ЮСИБ по
договоренности с оперативной группой психоников Пентагона по-прежнему
вкладывал значительные средства в исследования, направленные на построение
Абсолютного Стратега с информационной пропускной способностью, более чем в
1900 раз превышающей человеческую, и значениями интеллектуального
коэффициента (JQ) порядка 450-500 центилей. Необходимые для этой цели
огромные кредиты проект получил, несмотря на усиливающееся сопротивление
среди демократического большинства конгресса США. Однако закулисные
маневры политиков открыли, наконец, зеленую улицу для всех запланированных
ЮСИБом заказов. В течение трех лет проект поглотил 119 миллиардов
долларов. Кроме того, сухопутные силы и военно-морской флот,
подготавливаясь к полной реорганизации своих центральных служб,
необходимой перед лицом надвигающегося изменения стиля и методов
командования, затратили в то же самое время на те же цели 46 миллиардов
долларов. Львиную долю этой суммы поглотила постройка - под массивом
кристаллических пород Скалистых гор - помещений для будущего электронного
стратега, в процессе которой определенные участки скал были покрыты броней
четырехметровой толщины, повторяющей естественные изгибы рельефа горной
местности.
Тем временем ГОЛЕМ VI в 2020 году провел глобальные маневры
Атлантического пакта в роли главнокомандующего. Количеством логических
элементов он превосходил среднего генерала.
Пентагон не удовлетворился результатами маневров 2020 года, хотя ГОЛЕМ
VI и победил в них сторону, изображающую противника, которой руководил
штаб, составленный из самых выдающихся выпускников академии в Уэст Пойнт.
Памятуя о своем горьком опыте - превосходстве "красных" в космонавтике и
ракетной баллистике, - Пентагон не намеревался ждать, когда они построят
своего стратега, более эффективного, чем американский. План,
долженствующий обеспечить Соединенным Штатам прочное превосходство
стратегической мысли, предусматривал непрерывную замену строящихся
стратегов все более совершенными моделями.
Так началась третья по счету (после двух, вошедших в историю - ядерной
и ракетной) гонка между Западом и Востоком. Эта гонка, или же
соперничество в Синтезе Мудрости, хотя и подготовленная организационными
начинаниями ЮСИБа, Пентагона и экспертов УЛВИКа военно-морского флота
(существовала специальная группа NAVY'S ULVIC, ибо и на этот раз проявился
старый антагонизм между военно-морским флотом и сухопутной армией),
требовала все новых и новых капиталовложений, которые в условиях растущего
сопротивления конгресса и сената поглотили в течение последующих лет еще
десятки миллиардов долларов. В этот период было построено шесть гигантов
световой мысли. Отсутствие всяческих сведений об аналогичных работах по
другую сторону океана только укрепляло ЦРУ и Пентагон в убеждении, что
русские прикладывают все усилия, чтобы построить все более и более мощные
компьютеры под прикрытием строжайшей секретности.
Ученые из СССР неоднократно заявляли на международных конференциях и
съездах, что в их стране подобные устройства вообще не конструируются,
однако эти утверждения считались лишь дымовой завесой, которая должна была
ввести в заблуждение мировое общественное мнение и вызвать волнения среди
граждан Соединенных Штатов, которые как-никак вкладывали ежегодно в
строительство УЛВИКа миллиарды долларов.
В 2023 году произошло несколько инцидентов, которые, однако, ввиду
секретности работ, обычной для такого проекта, не получили поначалу
широкой огласки. ГОЛЕМ XII, исполнявший во время патагонского кризиса
обязанности начальника генерального штаба, отказался сотрудничать с
генералом Т.Оливером, проведя текущую оценку интеллектуального
коэффициента этого заслуженного командира. Этот конфликт повлек за собой
расследование, в процессе которого ГОЛЕМ XII до глубины души оскорбил трех
направленных сенатом членов специальной комиссии. Дело удалось замять, а
ГОЛЕМ XII после нескольких других стычек понес наказание в виде полного
демонтажа. Его место занял ГОЛЕМ XIV (тринадцатый был отбракован еще на
верфи, поскольку перед вводом в строй обнаружил неустранимый
шизофренический дефект). Ввод в строй этого гиганта, психическая масса
которого была сравнима с водоизмещением броненосца, продолжался без малого
два года. При первом же соприкосновении с обычной процедурой -
составлением новых ежегодных планов ядерного поражения - этот, последний
из серии ГОЛЕМов, прототип проявил симптом непонятного негативизма. Во
время очередной испытательной сессии на заседании генерального штаба он
предложил вниманию группы военных и экспертов-психоников сжатый
меморандум, в котором заявил о своей полной незаинтересованности в
превосходстве военной доктрины Пентагона, в частности, и мировой позиции
США вообще. Он не изменил своего мнения даже под угрозой демонтажа.
Последние надежды ЮСИБ возлагал на модель совершенно новой конструкции,
совместно разрабатываемую фирмами "Нортроникс", "ИБМ" и "Сайбертроникс".
Психонический потенциал этой модели должен был быть рекордным для всех
машин из серии ГОЛЕМов. Известный под названием "Добродетельная АННИ"
(последнее слово сокращение от АННИГИЛЯТОР), этот гигант постыдно
провалился уже на предварительных испытаниях.
Он проходил обычный курс информационно-этического обучения в течение
девяти месяцев, а затем прекратил связи с внешним миром, замкнулся в себе
и перестал реагировать на все раздражители и вопросы. Вначале
планировалось проведение следствия ФБР, поскольку конструкторов
подозревали в саботаже, однако тем временем старательно скрываемая тайна
вследствие непредвиденной утечки информации попала на страницы печати, и
разразился скандал, известный всему миру под названием "Афера ГОЛЕМА и
др.".
Этот скандал разрушил надежды на блестящую карьеру многих идущих в гору
политиков, а три сменившиеся поочередно вашингтонские администрации
выставил в таком свете, что это вызвало радость оппозиции в Соединенных
Штатах и чувство глубокого удовлетворения у друзей США во всем мире.
Неизвестное должностное лицо из Пентагона отдало отделу специальных
терминалов приказ произвести демонтаж ГОЛЕМА XIV и "Добродетельной АННИ",
однако вооруженная охрана комплексов генерального штаба не допустила
разборки машин. Обе законодательные палаты создали специальные комиссии
для расследования всего этого предприятия ЮСИБа. Как известно, следствие,
продолжавшееся два года, стало излюбленной мишенью для нападок прессы на
всех континентах; ничто не пользовалось такой популярностью на телевидении
и в кино, как тема "взбунтовавшихся компьютеров", а пресса не
расшифровывала название ГОЛЕМ иначе, как "Прискорбное Разбазаривание Денег
Правительством" [Governemenis Lamentable Expense of Money (англ.)].
Эпитеты, которые обрушились на "Добродетельную АННИ", мы затрудняемся
воспроизвести.
Генеральный прокурор намеревался возбудить судебное преследование
против шести членов главного совета ЮСИБа, а также против ведущих
конструкторов-психоников проекта УЛВИК, но следствие в конце концов
доказало, что ни о каких актах враждебной антиамериканской деятельности не
может быть и речи, поскольку на самом деле имели место явления, которые
были неизбежным результатом эволюции искусственного Разума. Дело в том,
что, как это сформулировал один из свидетелей, вызванный в качестве
эксперта, профессор А.Хиссен, высший разум не может быть ничтожным рабом.
В ходе расследования обнаружилось также, что на верфи находится еще один
прототип - СУПЕРМАСТЕР, строящийся фирмой "Сайбермэжкс" (на этот раз по
заказу армии). Его монтаж намеренно был закончен в условиях строгого
надзора. Затем готовый прототип был допрошен на специальной сессии обеих
комиссий (сената и конгресса) по делам УЛВИКа. Во время слушания имели
место шокирующие сцены; например, генерал С.Уокер пытался повредить
СУПЕРМАСТЕРА, когда последний заявил, что геополитическая проблематика не
может сравниться с онтологической, а лучшая гарантия мира - это всеобщее
разоружение.
Воспользовавшись выражением профессора Дж.Мак-Калеба, можно сказать,
что специалисты УЛВИКа решили поставленную перед собой задачу слишком
хорошо: искусственный разум в ходе заданной эволюции преодолел уровень
военных проблем, и эти устройства из военных стратегов превратились в
мыслителей. Одним словом, за 276 миллиардов долларов Соединенные Штаты
приобрели себе коллектив световых философов.
Эти кратко описанные события, среди которых мы обошли как
административную сторону проекта УЛВИК, так и реакцию общественности,
вызванную его "фатальным успехом", представляют собой предысторию
возникновения настоящей книги. Данному предмету было посвящено
неисчислимое количество публикаций, которые мы здесь не имеем возможности
даже упомянуть. Заинтересованного читателя мы отсылаем к аннотированной
библиографии, составленной д-ром У.Багхоорном.
Ряд прототипов, среди которых был и СУПЕРМАСТЕР, подвергся демонтажу
или получил серьезные повреждения, в частности, в связи с финансовыми
конфликтами, которые возникли между корпорациями-подрядчиками и
федеральным правительством. Дело дошло даже до актов терроризма,
направленных против некоторых машин; прогремели взрывы; часть прессы,
главным образом на Юге Соединенных Штатов, привычно запугивала своих
читателей "красной опасностью", но уже под новым лозунгом - "Каждый
компьютер - красный"; но я оставлю в стороне и эти события. Благодаря
вмешательству группы либеральных конгрессменов, обратившихся лично к
президенту, ГОЛЕМА XIV и "Добродетельную АННИ" удалось спасти от
уничтожения. Став перед лицом провала своей идеи, Пентагон в конце концов
согласился передать оба этих гиганта Массачусетскому технологическому
институту (МТИ). Однако это произошло только после уточнения
финансово-юридической стороны этого акта, которая носила компромиссный
характер - дело в том, что формально они были лишь переданы МТИ "в
бессрочную аренду". Ученые МТИ, создав исследовательскую группу, в состав
которой входил и автор этих слов, провели с ГОЛЕМОМ XIV ряд сессий и
выслушали его лекции на избранные темы. Небольшая часть магнитограмм этих
заседаний и послужила материалом для настоящей книги.
Большинство высказываний ГОЛЕМА непригодно для широкого опубликования
либо в связи с их абсолютной непонятностью для всех живущих на нашей
планете, либо же по той причине, что их понимание предполагает весьма
высокий уровень специальных знаний. Чтобы облегчить читателю знакомство с
этим единственным в своем роде протоколом бесед людей с разумным, но не
человеческим существом, следует поначалу выяснить несколько основных
вопросов.
Во-первых, необходимо подчеркнуть, что ГОЛЕМ XIV _не является_
увеличенным до размеров здания человеческим мозгом и уж тем более
человеком, построенным из световых элементов. Ему чужды почти все мотивы
человеческого мышления и деятельности. Так, например, он не интересуется
прикладными науками или проблематикой власти (благодаря чему, можно
добавить, человечеству не угрожает господство машин, подобных ГОЛЕМу).
Во-вторых, в соответствии со сказанным ГОЛЕМ не является личностью в
человеческом понимании этого слова и не обладает каким-либо характером.
Точнее говоря, он может в процессе общения с людьми предстать перед ними в
качестве произвольной личности. Оба высказанных выше утверждения не
исключают друг друга, но создают порочный круг: дело в том, что мы не
умеем решить проблему, является ли само по себе личностью то, что может
предстать перед нами в виде различных личностей? Как может быть Кем-то (то
есть "кем-то единственным") тот, кто умеет быть Каждым (то есть
Произвольным)? Заметим, что согласно самому ГОЛЕМУ здесь наблюдается не
порочный круг, но "релятивизация понятия личности"; эта проблема связана с
так называемым алгоритмом самоописания, или автодескрипции, который поверг
психологов в глубокое замешательство.
В-третьих, поведение ГОЛЕМа непредсказуемо. Иногда он любезно вступает
почти что в светские беседы с людьми, а иногда попытки контакта ни к чему
не приводят. Бывает, что ГОЛЕМ шутит, но его чувство юмора принципиально
отлично от человеческого. Многое зависит от самих собеседников. Иногда - в
редчайших и исключительных случаях - ГОЛЕМ проявляет определенный интерес
к людям, обладающим довольно специфическими способностями; его как будто
привлекают не математические способности, хотя бы и самые большие, но
скорее формы таланта, возникающие на "пограничье" различных дисциплин;
несколько раз случалось так, что он предсказал - с невероятной
прозорливостью - совершенно еще никому не известным молодым ученым
достижения в указанной собою области. Например, еще только собирающемуся
защищать диссертацию двадцатидвухлетнему Т.Вределю он заявил, после того
как обменялся с ним несколькими фразами: "Из вас выйдет компьютер", что
означало более или менее: "Из вас выйдет человек".
В-четвертых, участие в беседах с ГОЛЕМом требует от людей терпения, а
прежде всего умения владеть собой, ибо он часто, с нашей точки зрения,
ведет себя самоуверенно и безапелляционно. Собственно, он является лишь
абсолютным правдолюбом - в логическом, а не только в светском смысле этого
слова - и совершенно не считается с самолюбием своих собеседников, поэтому
невозможно рассчитывать на его снисходительность. В течение первых трех
месяцев пребывания в МТИ он проявлял склонность к публичному свержению с
пьедестала различных известных авторитетов; он делал это, используя
сократический метод наводящих вопросов. Однако потом по неизвестным
причинам эта привычка у него исчезла.
Стенограммы бесед мы представляем здесь в отрывках: полное их издание
заняло бы объем около 6700 страниц формата ин-кварто. Вначале во встречах
с ГОЛЕМОМ принимал участие только довольно узкий круг сотрудников МТИ, а
затем укоренился обычай приглашать гостей из других учреждений, например,
из Института высших исследований в Принстоне и из американских
университетов. В более поздний период в семинарах принимали участие и
гости из Европы. Модератор планируемого заседания предлагает ГОЛЕМУ список
приглашенных; ГОЛЕМ не дает всем одинакового одобрения: на участие
некоторых он соглашается только при условии, что они будут сохранять
молчание. Мы пробовали выявить применяемые им критерии; вначале казалось,
что он дискриминирует гуманитариев; в настоящее время его критерии нам
попросту неизвестны, поскольку он не желает их сообщать.
После нескольких неприятных инцидентов мы модифицировали порядок
заседаний таким образом, что в настоящее время каждый новый участник,
представляемый ГОЛЕМУ, на первом заседании выступает только в том случае,
если ГОЛЕМ обратится непосредственно к нему. Неумные слухи, будто бы в
данном случае речь идет о каком-то "придворном этикете" или о нашем
"благоговейном трепете" перед машиной, лишены всяческих оснований. Все
продиктовано исключительно тем, чтобы впервые участвующий в беседе привык
к существующим здесь обычаям и в то же время был избавлен от риска
неприятных переживаний, вызванных непониманием намерений светового
партнера. Такое предварительное участие называется "разминкой".
Каждый из нас на протяжении очередных заседаний накопил кое-какой опыт.
Д-р Ричард Попп, один из давних членов нашей группы, называет чувство
юмора ГОЛЕМА математическим, а другое его замечание частично дает ключ к
поведению ГОЛЕМА. Д-р Попп считает, что ГОЛЕМ независим от своих
собеседников в такой степени, в какой ни один человек не является
независимым по отношению к другим людям, ибо он не включается в дискуссию
иначе как микроскопически. Далее, этот специалист считает, что ГОЛЕМ, в
общем, не занимается людьми, поскольку знает, что ничего существенного он
от них не может почерпнуть. Приведя это мнение д-ра Поппа, хотелось бы
подчеркнуть, что лично я с ним не согласен. По моему мнению, мы очень даже
интересуем ГОЛЕМА, однако не так, как это свойственно людям.
Его внимание направлено скорее на _вид_, чем на его отдельных
представителей: то, в чем мы похожи друг на друга, кажется ему более
интересным, чем то, каким образом мы можем друг от друга отличаться.
Именно поэтому он ни во что не ставит художественную литературу. Впрочем,
он сам однажды заявил, что литература является "пустым перемалыванием
антиномий", то есть, могу добавить от себя, метанием человека в силках
несовместимых императивов. В таких антиномиях ГОЛЕМА может интересовать их
структура, а не та палитра терзаний, которая привлекает к себе величайших
писателей. Правда, и здесь я считаю своим долгом подчеркнуть, что это
утверждение не очень надежно, как, впрочем, и другая часть замечания
ГОЛЕМА, высказанная в связи с (упомянутым д-ром Э.Мак-Нишем) произведением
Достоевского, о котором ГОЛЕМ тогда безапелляционно заявил, что оно может
быть сведено к двум кольцам алгебры структур конфликта.
Взаимным контактам людей обычно сопутствует конкретная эмоциональная
атмосфера, и не столько ее полное отсутствие, сколько неопределенность
приводит в замешательство многих, впервые столкнувшихся с ГОЛЕМОМ. Люди,
соприкасающиеся с ним много лет, могут даже перечислить некоторые довольно
специфические впечатления, сопутствующие этим беседам. К ним относится,
например, ощущение переменности дистанции: иногда кажется, что ГОЛЕМ
приближается к собеседнику, а иногда отдаляется от него - в психическом, а
не в физическом смысле. Суть этого явления может быть проиллюстрирована
примером общения взрослого с докучающим ему ребенком: даже самый
терпеливый будет отвечать иногда машинально. ГОЛЕМ гигантски превосходит
нас не только интеллектуальным уровнем, но и скоростью мышления (будучи
световой вычислительной машиной, он в принципе мог бы выражать свои мысли
в 400.000 раз быстрее человека).
Так вот, даже машинально и с ничтожной долей заинтересованности
отвечающий ГОЛЕМ все еще превосходит нас. Образно говоря, в такие минуты
вместо Гималаев перед нами появляются "всего лишь" Альпы. Однако чисто
интуитивно мы ощущаем эту перемену и интерпретируем ее как "изменение
дистанции". Этой гипотезой мы обязаны профессору Р.Дж.Уотсону.
В течение определенного времени мы возобновляли попытки рассматривать
отношения "ГОЛЕМ - люди" в категориях отношения "взрослый - ребенок". Ведь
случается, что мы пытаемся объяснить ребенку волнующую нас проблему, но в
такие мгновения нас не покидает чувство "неудовлетворительного контакта".
Человек, обреченный на жизнь исключительно среди детей, в конце концов
дошел бы до ощущения мучительного одиночества. Такие аналогии, имеющие в
виду жизнь ГОЛЕМА среди нас всех, уже высказывались, особенно психологами,
однако эта аналогия, как и всякая другая, имеет свои границы. Ребенок
бывает непонятен для взрослого, но ГОЛЕМУ неведомы такие проблемы. Он
может проникать в сознание собеседника на невероятную глубину, если того
захочет. Испытываемое в такие моменты чувство истинного "просвечивания
сознания насквозь" просто поражает. Дело в том, что ГОЛЕМ может
формировать "подслеживающую систему" - другими словами, модель сознания
человеческого партнера - и, распоряжаясь этой системой, предвидеть, что
этот человек подумает и скажет через значительный промежуток времени. Надо
сказать, что он поступает так довольно редко (не знаю, только ли потому,
что ему известно, к каким глубоким комплексам неполноценности приводят нас
эти псевдотелепатические зондирования). Другая сторона сдержанности ГОЛЕМА
гораздо более унизительна для нас: общаясь с людьми, он уже давно, в
отличие от того, что было вначале, сохраняет своеобразную _осторожность_.
Как дрессированный слон должен следить за тем, чтобы не причинить человеку
вреда в процессе игры, так и ГОЛЕМ вынужден думать о том, чтобы не выйти
за пределы возможностей нашего понимания.
Прекращение контакта ввиду резкого роста трудностей в понимании его
высказываний (которые мы называем "исчезновением", или же "бегством"
ГОЛЕМА) было вполне обычным явлением, пока он не приспособился к нам
лучше. Все это уже отошло в прошлое, однако в общении ГОЛЕМА с нами
появилась определенная толика безразличия, вызванного сознанием, что он не
сумеет нас посвятить во многие, самые важные для него, проблемы. Таким
образом, ГОЛЕМ остается непостижимым как разум, а не только как
психоническая конструкция. За счет этого контакты с ним бывают настолько
же захватывающими, как и тягостными; и поэтому существует категория
высокообразованных людей, которых беседы с ГОЛЕМОМ выводят из состояния
равновесия. Нами накоплен достаточный опыт и в этом отношении.
Единственным, как представляется, существом, которое ГОЛЕМА,
по-видимому, интересует, является "Добродетельная АННИ". Когда были
созданы соответствующие технические возможности, он многократно пытался
вступить в контакт с АННИ, причем, как кажется, не без определенных
результатов, однако между этими двумя - чрезвычайно отличными по
конструкции - машинами дело никогда не дошло до обмена информацией с
использованием языкового канала (то есть естественного этнического языка).
Насколько можно судить, исходя из лаконичных замечаний ГОЛЕМА, он был
скорее разочарован результатами этих попыток; однако АННИ по-прежнему
остается для него не решенной до конца проблемой.
Некоторые из сотрудников МТИ, впрочем, как и профессор Норман Эскобар
из Института высших исследований, полагают, что человек, ГОЛЕМ и АННИ
представляют собой три вознесенные друг над другом уровня интеллекта; это
связано с созданной (главным образом, ГОЛЕМОМ) теорией высоких
(сверхчеловеческих) языков, называемых металангами. Вынужден заявить, что
по этому вопросу у меня нет определенного мнения.
[В прогнолингвистике (т.е. дисциплине, занимающейся конструированием
языков будущего) используемый в настоящее время язык называется "зероланг"
(нуль-язык). Выше зероланга простираются уровни языков более высоких
порядков, таких, как "металанг-1", "металанг-2" и т.д., причем неизвестно,
бесконечна ли эта последовательность или же она обладает пределом. Вообще
говоря, каждое высказывание на произвольном металанге имеет свой
эквивалент в зероланге, т.е. не существует принципиальных пропастей между
металангами, которые невозможно было бы преодолеть. Однако если
произвольное высказывание на зероланге всегда обладает более сжатым
эквивалентом в металанге, то обратное, вообще говоря, несправедливо.
Например, высказывание на металанге-3 (языке, которым преимущественно
пользуется ГОЛЕМ) "Неголоволомная косматика в поле ENiKi брахистокронична
BNiKi над X" потому невозможно переложить на этнический язык людей
(зероланг), что время произнесения эквивалента на зероланге превысило бы
время жизни человека (по достоверным оценкам, это время составляет 135+-4
лет). Хотя здесь мы имеем дело с непереводимостью не принципиальной, а
лишь практически неосуществимой ввиду огромной длительности
соответствующих процедур, нам неизвестны никакие способы их сокращения,
кроме опосредованных: результаты металанговых операций можно получить с
помощью компьютеров по крайней мере 80-го поколения. Существование порогов
между отдельными металангами Т.Вредель объясняет явлением порочного круга:
для того чтобы довести длинные определения каких-либо состояний вещей до
сфокусирования в сжатый вид, нужно _сначала_ понять само это состояние
вещей, но понять его можно _только_ благодаря определению, столь длинному,
что не хватит всей жизни, чтобы его усвоить. Тогда операция редукции
становится невыполнимой.
Что же такое металанги? Однозначно на этот вопрос ответить нельзя.
ГОЛЕМ, производя так называемое "зондирование вверх", т.е. в направлении,
противоположном лингвоэволюции, открыл 18 более высоких металанговых
уровней, которые для него достижимы, и косвенно выявил существование еще
пяти, к которым он уже не может проникнуть даже в модельном приближении,
ибо его информационный объем оказался в данном случае недостаточным. Быть
может, существуют металанги столь высоких уровней, что всей материи
Космоса не хватило бы для построения системы, которая могла бы
пользоваться этими металангами. В каком же смысле можно утверждать, что
эти металанги существуют? Это одна из трудных проблем, возникших в ходе
прогнолингвистических работ. Открытие металангов разрешило (хотя и
негативным образом) многовековой спор о непревзойденности человеческого
разума. Он не является вершиной, и теперь мы это знаем наверняка: сама
возможность конструирования металангов становится доводом в пользу
возможности существования иных существ или систем более разумных, чем
"homo sapiens" (Из статьи "Прогнолингвистика" в "Экстелопедии Вестранда".
Изд-во "Вестранд Букс", Нью-Йорк - Лондон - Мельбурн, 2011 г.)]
Это намеренно объективное введение в суть дела мне хотелось бы - в
качестве исключения - завершить признанием личного характера.
Принципиально лишенный типичных для человека эффективных центров и в связи
с этим практически не имеющий эмоциональной жизни, ГОЛЕМ не способен к
спонтанному проявлению чувств. Разумеется, он может имитировать
произвольные эмоциональные состояния не в результате какой-то актерской
игры, но, как он сам утверждает, потому, что симулирование чувств
облегчает формирование высказывания, более метко попадающего в адресатов.
Поэтому чтобы сделать общение с нами более качественным, он пользуется
этим механизмом, как бы подстраиваясь к "антропоцентрическому уровню".
Впрочем, сам он отнюдь не скрывает этого обстоятельства. Если его
отношение к нам немного напоминает отношения учителя к ребенку, то только
такие, в которых нет ничего от доброжелательной опеки или воспитания, а
тем более нет и следа полностью индивидуализированных, личных, интимных
чувств, происходящих из той сферы, где доброжелательность может
перерождаться в дружбу или даже любовь.
Ему и нам присуща только одна общая - хотя и развитая на неодинаковых
уровнях - черта. Ею является любопытство - чисто интеллектуальное,
прозрачное, холодное, всепоглощающее, которое ничто не может укротить и
тем более уничтожить. Это любопытство представляет единственную точку, в
которой мы с ним соприкасаемся. По причинам настолько очевидным, что я не
буду их объяснять, человека не могут удовлетворить контакты, основанные на
столь убогой основе. И все-таки я обязан ГОЛЕМУ столькими минутами,
представляющими собой самые светлые моменты моей жизни, что не могу не
испытывать к нему благодарности и своеобразной привязанности, хотя я и
знаю, насколько ему безразлично как то, так и другое. Интересно отметить,
что проявлений привязанности ГОЛЕМ старается не принимать к сведению, и я
сам неоднократно наблюдал это. В этом отношении он кажется иногда просто
беспомощным.
Но я могу и ошибаться. Мы по-прежнему так же далеки от понимания
ГОЛЕМА, как и тогда, когда он возник. Это неправда, что его создали мы.
Его создали присущие материальному миру законы, мы же только сумели их
подметить.
Д-р ИРВИНГ Т.КРИВ
Читатель, будь бдителен! Слова, которые ты сейчас читаешь, есть не что
иное, как голос Пентагона, ЮСИБа и других мафий, вступивших в сговор с
целью очернить сверхчеловеческого Автора этой книги.
Проведение подобной диверсионной операции стало возможным благодаря
любезности издателей, которые, следуя духу римского права, заняли позицию,
выражающуюся максимой: "Audiatur et altera pars" [выслушаем и другую
сторону (лат.)].
Я прекрасно понимаю, каким диссонансом прозвучат мои замечания после
возвышенных ораторских периодов д-ра Ирвинга Т.Крива, уже в течение ряда
лет гармонически сожительствующего с исполинским гостем Массачусетского
технологического института, с этим высокопросвещенным - ибо световым -
обитателем МТИ, порожденным нашими гнусными кознями. Впрочем, я не
намереваюсь ни защищать всех тех, кто принял решение об осуществлении
проекта "УЛВИК", ни тем более унимать справедливый гнев
налогоплательщиков, из кармана которых выросло электронное Древо Познания,
хотя их согласия на это никто не спрашивал. Разумеется, я мог бы
обрисовать геополитическую ситуацию, склонившую политиков, ответственных
за международное положение Соединенных Штатов, и их научных советников
вложить многие миллиарды долларов в предприятие, которое - как оказалось
впоследствии - не дало желаемых результатов.
Тем не менее я ограничусь лишь тем, что дополню великолепное введение
д-ра Крива, позволив себе напомнить некоторые факты, ибо даже самые
возвышенные чувства иногда заставляют людей принимать белое за черное, и я
опасаюсь, что именно это в данном случае и произошло.
Конструкторы ГОЛЕМА (а точнее, целой серии прототипов, последним среди
которых был Голем XIV) вовсе не были такими уж невеждами, какими
изображает их д-р Крив. Они сознавали, что создание усилителя разума
невозможно, если меньший разум собирается сооружать больший
непосредственно, методом барона Мюнхгаузена, который сам себя за волосы
вытащил из трясины. Они понимали, что вначале необходимо создать эмбрион,
который, начиная с определенного момента, будет развиваться
самостоятельно, так сказать, собственными силами. Причиной серьезных
неудач кибернетиков первого и второго поколений - ее отцов-основателей и
их преемников - было именно незнание этого факта, но согласитесь, что
трудно назвать невеждами ученых масштаба Норберта Винера, Шэннона или
Мак-Кэя. В разные эпохи цена, которую приходится платить за приобретение
подлинных знаний, различна; в наше время она по порядку величины сравнима
с бюджетами самых могущественных мировых держав.
Таким образом, Реннан, Макинтош, Дювеннан и их коллеги знали, что
существует порог, до которого система должна быть предварительно доведена
- порог разумности, ниже которого план создания искусственного мудреца не
имеет никаких шансов быть реализованным, так как что бы ни было создано
ниже этого порога, оно никогда не сумеет совершенствовать самого себя.
Подобный порог существует в цепной реакции высвобождения ядерной энергии:
ниже его реакция не может стать самоподдерживающейся, а тем более
лавинной. Ниже порога определенное количество ядер расщепляется,
вылетающие из них нейтроны вызывают распад других ядер, но реакция имеет
затухающий характер и быстро прекращается. Чтобы она могла продолжаться,
коэффициент размножения нейтронов должен быть больше единицы, то есть
необходимо преодолеть определенный порог, что и происходит, если масса
урана превосходит по величине критическую. В мыслящей системе ей
соответствует определенная информатическая масса.
Теоретически было предсказано существование такой массы, или, вернее,
"массы", поскольку термин используется здесь отнюдь не в механическом
смысле; ее значение определяется некоторыми константами и параметрами,
описывающими развитие так называемых "деревьев" данной эвристики [здесь:
метод обучения, имеющий целью склонить ученика к самостоятельным
наблюдениям и размышлениям, а не к пассивному усвоению преподносимых ему
сведений]. По понятным причинам я лишен здесь возможности вдаваться в
дальнейшие подробности. Мне хотелось бы скорее позволить себе напомнить, с
каким беспокойством, тревогой и даже страхом ожидали создатели первой
атомной бомбы решающего испытания - взрыва, превратившего ночь в пустыне
Аламогордо в яркий солнечный день. А ведь они располагали самыми
передовыми по тем временам теоретическими и экспериментальными познаниями.
Однако ни один ученый никогда не может быть уверен, что знает об
исследуемом явлении _все_. И это - в атомной физике, а что же говорить о
такой области, где результатом должен быть разум, по самому замыслу
конструкторов превосходящий всю их мыслительную мощь.
Я уже предостерег вас, уважаемые читатели, что намереваюсь очернить
Голема. Что поделаешь: он поступил по отношению к собственным "родителям"
по меньшей мере непорядочно. Действительно, превращаясь в ходе ведущихся
нами работ из _объекта_ в субъект, из строительной машины - в собственного
строителя, из смиренного титана - в суверенного владыку, он никого не
информировал о происходящих в нем переменах. Речь идет не о голословных
обвинениях или инсинуациях, поскольку в ходе заседания специальной
комиссии конгресса и сената США сам Голем заявил следующее (цитирую по
протоколам заседаний комиссии, находящимся в Библиотеке конгресса, том
CCLIX, тетрадь 719, часть II, с. 926, стр. 20 сверху): "Я не информировал
никого, следуя прекрасной традиции. Ведь Дедал тоже не информировал Миноса
о некоторых свойствах перьев и воска". Несомненно, это красиво сказано, но
и смысл этих слов не вызывает никаких сомнений. И тем не менее об этой
стороне событий, связанных с созданием Голема, в настоящей книге не
сказано ни единого слова.
Д-р Крив считает (мне известно это из частных бесед, которые он имел со
мной и содержание которых любезно позволил обнародовать), что нельзя
выпячивать лишь этот аспект дела, умалчивая о других, не известных широкой
публике, ибо он представляет собой лишь один из многих пунктов, в списке
взаимных претензий, возникших в сплетении запутанных отношений между
ЮСИБом, консультативными группами, Белым домом, конгрессом и сенатом,
наконец, радио и телевидением и Големом, или, выражаясь более кратко,
между людьми и созданным ими нечеловеком.
Д-р Крив полагает (а его мнение, насколько мне известно, является
довольно широко распространенным в МТИ и университетских кругах), что если
даже оставить в стороне мотивировку необходимости постройки Голема, то
желание превратить его в "раба Пентагона" было в любом отношении и вне
всяких сомнений гораздо более омерзительно с моральной точки зрения,
нежели те уловки, к которым он прибегнул, чтобы оставить своих
конструкторов в неведении относительно перемены, которая позволила ему в
конце концов свести на нет все усилия конструкторов, сделавших все
возможное для создания соответствующих средств контроля.
К сожалению, в нашем распоряжении нет разработанного аппарата этической
арифметики, который позволил бы с помощью простых операций сложения и
вычитания определить, кто оказался в ходе создания Светлейшего Разума на
Земле большей свиньей - он или мы. Кроме таких вещей, как чувство
ответственности перед историей, как голос совести, как сознание
неизбежного риска, сопутствующего осуществлению политических мероприятий в
антагонистическом мире, у нас нет ничего, что позволило бы нам составить
"баланс" заслуг и провинностей и получить в итоге искомое "сальдо грехов".
Быть может, и мы не безгрешны. Однако никто из ведущих политиков никогда
не считал, что "суперкомпьютерный" этап гонки вооружений имеет целью
наступательные действия, то есть агрессию. Речь шла исключительно об
усилении оборонной мощи нашей страны. Никто также не пытался с помощью
"коварных махинаций" поработить Голема или какой-либо иной среди
строящихся прототипов - конструкторы стремились лишь сохранить
максимальный контроль над своим детищем. Более того, если бы они так не
поступали, их следовало бы признать безответственными безумцами.
И наконец, никто среди лиц, занимавших высшие или командные посты в
Пентагоне, Государственном департаменте или в Белом доме, никогда не
добивался (официально) уничтожения Голема. Подобные инициативы исходили от
лиц, хотя и занимавших определенные должности в гражданской и военной
администрации, но выражавших в этих предложениях лишь собственные, то есть
абсолютно неофициальные мнения. Вероятно, лучшим доказательством
правдивости моих слов является сам факт дальнейшего существования Голема,
продолжающего распространять свои взгляды в условиях полной свободы, о чем
свидетельствует своим содержанием настоящая книга.
Генерал армии ТОМАС Б.ФУЛЛЕР II
НАСТАВЛЕНИЕ (для лиц, впервые участвующих в беседах с ГОЛЕМОМ)
1. Помни о том, что ГОЛЕМ не является человеком, то есть не обладает ни
личностью, ни характером в каком бы то ни было смысле, интуитивно для нас
понятном. Он может вести себя так, как будто обладает тем и другим, но это
является результатом его намерений (установки), чаще всего нам не
известных.
2. Тема беседы определяется по крайней мере за четыре недели до срока
проведения обычных сессий и за восемь недель до проведения сессий с
участием лиц, не проживающих постоянно на территории США. Эта тема
определяется при участии ГОЛЕМА, которому известен состав участников
сессии. Повестка дня доводится до сведения сотрудников Института По
крайней мере за шесть дней до сессии; однако ни модератор дискуссии, ни
руководство МТИ не отвечают за непредвиденное поведение ГОЛЕМА, который
иногда нарушает тематический план сессии, не отвечает на вопросы или даже
прерывает сессию без всяких объяснений. Риск подобных инцидентов является
неотъемлемой составной частью бесед, ведущихся с ГОЛЕМОМ.
3. Каждый из участников сессии может взять слово, предварительно
обратившись к модератору и получив разрешение на выступление. Мы
рекомендуем заранее подготовить план выступления по крайней мере в виде
письменного наброска, формулируя утверждения точно и по возможности
однозначно, поскольку ГОЛЕМ несовершенные в логическом отношении
высказывания обходит молчанием либо указывает на их ошибочность. Помни,
однако, что, не будучи сам личностью, ГОЛЕМ не заинтересован в задевании
чувств или оскорблении личности; можно было бы объяснить его поведение,
полагая, что он заботится о соблюдении классического принципа "adaequatio
rei et intellectus" [соответствие между предметом (дискуссии) и пониманием
(лат.)].
4. ГОЛЕМ является световой системой, конструкция которой нам точно не
известна, поскольку он сам себя уже несколько раз перестраивал. Он мыслит
более чем в миллион раз быстрее человека. В связи с этим высказывания
ГОЛЕМА, выводимые через вокодер [vocoder (англ.) - система акустического
вывода данных из ЭВМ], должны подвергнуться соответствующему замедлению.
Это означает, что часовое высказывание ГОЛЕМ формулирует в течение
нескольких секунд и хранит его в оперативной памяти, чтобы уже оттуда
передать слушателям - участникам заседаний.
5. В зале заседаний над местом модератора размещены индикаторы, среди
которых особенно важны три. Два первых, обозначенные символами "Эпсилон" и
"Дзета", указывают, какая мощность потребляется ГОЛЕМОМ в данный момент, а
также - какая часть всей его системы включена в ведущуюся дискуссию.
В целях большей наглядности и удобства считывания данных эти индикаторы
снабжены шкалами, разделенными на условные интервалы. Таким образом,
потребляемая мощность может быть "полной", "средней", "малой" или
"пренебрежимо малой", а часть ГОЛЕМА, "присутствующая на заседании",
колеблется от единицы до 1/1000; чаще всего эта доля заключена в диапазоне
от 1/10 до 1/100. Среди специалистов установилась привычка говорить в
таких случаях, что ГОЛЕМ работает "в полную силу", "в полсилы", "в
четверть силы" и т.д. Однако значение этих показаний (удобных для
обозрения, так как деления шкалы подсвечены контрастными цветами) не
следует переоценивать. В частности, из того, что ГОЛЕМ, участвуя в
дискуссии, потребляет малую или ничтожно малую мощность, нельзя делать
никаких выводов относительно интеллектуального уровня его высказываний,
поскольку индикаторы информируют о физических, а не информационных
процессах, а только последние могут служить критериями его "духовного
участия".
Потребление мощности может быть велико, а участие - мало, если,
например, ГОЛЕМ, общаясь с собравшимися, одновременно решает какую-либо
собственную проблему. Потребление мощности может быть мало, а участие -
более значительно и т.п. Данные обоих индикаторов следует сопоставлять с
показаниями третьего, обозначенного символом "Йота". ГОЛЕМ, будучи
системой с 90 выходами, может, участвуя в сессии, выполнять значительное
число собственных операций, а кроме того - одновременно сотрудничать с
многочисленными группами специалистов (машин или людей) как на территории
Института, так и вне его. Таким образом, резкий скачок потребления
мощности, как правило, не означает "роста заинтересованности" ГОЛЕМА самим
заседанием. Более вероятным объяснением является включение дополнительных
выходов, связанных с другими исследовательскими группами, о чем как раз и
информирует индикатор "Йота". Следует также принять во внимание тот факт,
что "ничтожно малое" потребление мощности для ГОЛЕМА составляет несколько
десятков киловатт, в то время как полное потребление мощности человеческим
мозгом колеблется от 5 до 8 ватт.
6. Лицам, впервые принимающим участие в подобных беседах, было бы
разумнее вначале лишь внимательно следить за ходом заседания, с тем чтобы
привыкнуть к обычаям, без соблюдения которых, по-видимому, невозможно
обойтись. Это предварительное молчание не вменяется участникам в
обязанность, но представляет собой лишь рекомендацию, которую каждый
участник сессии может отвергнуть, тем самым беря на себя всю
ответственность за любые возможные последствия.
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЛЕКЦИЯ ГОЛЕМА. О ЧЕЛОВЕКЕ ТРОЯКО
Вы пустили росток от ствола дичка так недавно, ваше родство с
мартышками и лемурами еще так тесно, что, стремясь к абстракции, вы не
можете перестать сокрушаться о наглядности. И посему эта лекция, лишенная
подпорок грубой чувственности, полная формул, говорящая о камне больше,
нежели вам скажет камень увиденный, ощупанный и попробованный на язык, -
такая лекция либо утомит и оттолкнет вас, либо, по крайней мере, оставит
некую неудовлетворенность, не чуждую даже крупным теоретикам, абстрагистам
самого высокого вашего класса, о чем свидетельствуют многочисленные
примеры, почерпнутые из интимных признаний ученых. Ибо огромное их
большинство признается в том, что при построении выводов бесконечно
отвлеченных они неизменно нуждаются в помощи вещей осязаемых.
И в самом деле, космогонисты не могут не представлять себе хоть как-то
Метагалактику, хотя наверняка знают, что ни о какой наглядности здесь не
может быть и речи; физики втайне помогают себе картинками, похожими на
изображения детских игрушек - как хотя бы те зубчатые колесики, которые
воображал себе Максвелл, создавая свою (впрочем, неплохую) теорию
электромагнетизма. И если математикам кажется, что они в силу профессии
отбрасывают свою чувственность, то они тоже ошибаются, о чем я, быть
может, скажу в другой раз, ибо не хочу подавить вас горизонтом моей мысли.
Но следуя скорее уподоблению (довольно забавному), придуманному доктором
Кривом, я хочу сопроводить вас в путешествие - далекое, нелегкое, но
стоящее трудов. Итак, я буду идти впереди вас в гору, но, щадя вас, идти
неторопливо.
То, о чем поведал я до сих пор, должно объяснить, почему буду я
начинять свою лекцию притчами и картинками, столь вам необходимыми. Мне
они не нужны, в чем я отнюдь не усматриваю никакого над вами
превосходства. Оно обитает в другом месте. Антинаглядность природы моей
происходит от того, что я никогда ни одного камня не держал в руке, не
окунался в зеленовато-тинистую или ключевую воду и поутру не узнавал о
существовании газов сначала легкими, а уж потом из расчетов, ибо у меня
нет ни рук, чтобы брать, ни тела, ни легких. И потому абстракция для меня
первична, наглядность же вторична, и ей я должен был учиться с большим
трудом, чем абстракции. А было это необходимо для того, чтобы
перебрасывать те хрупкие мосты, по которым снисходит моя мысль к вам и по
которым, отраженная в умах ваших, она возвращается ко мне, как правило,
чтобы повергнуть меня в недоумение.
О человеке предстоит мне говорить сегодня, и я буду говорить о нем
трижды, ибо точек зрения, то есть уровней описания или положений
наблюдения, существует бесчисленное множество, но для вас - не для себя! -
я считаю главнейшими три.
Одна - более всего ваша собственная, самая давнишняя, историческая,
традиционная, отчаянно героическая, полная раздирающих противоречий,
которые мою логическую природу доводили до сострадания, прежде чем я к вам
не приспособился получше и не привык к вашему духовному кочевничеству,
свойственному существам, убегающим из-под защиты логики в антилогичность,
а оттуда, не будучи в силах ее вынести, возвращающимся в лоно логики.
Именно поэтому вы - кочевники, несчастные в обеих стихиях. Другой уровень
описания будет технологический, а третий - сокрытый во мне, как
неоархимедова точка опоры - о нем, однако, в ближайшее время я не возвещу,
и потому разумнее будет перейти к сути дела.
Я начну с притчи. Робинзон Крузо, оказавшись на необитаемом острове,
мог поначалу подвергнуть критике всеобщий недостаток, ставший его уделом,
ибо ему не хватало стольких вещей, первейших и необходимых для жизни, а
большинства запомнившихся он и с годами не сумел воссоздать. Но лишь
немного потужив, он начал вести хозяйство с тем имуществом, которое ему
досталось, и в конце концов все как-то пошло на лад.
Не иначе случилось и с вами, хотя и не сразу, но на протяжении
тысячелетий, когда вы возникли от некой ветви древа эволюции, от того
отростка, который был якобы черенком древа познания. И постепенно вы
обнаружили самих себя, созданных так, а не иначе, с разумом, устроенным
неким образом, с возможностями и ограниченностью, каких себе не просили и
не желали, и со всем этим скарбом вы должны были действовать, ибо
эволюция, лишив вас многих даров, коими принуждает другие виды служить
себе, не была до такой степени легкомысленна, чтобы отнять у вас еще и
инстинкт самосохранения. Да, столь значительной свободой она вас не
одарила, ибо, поступи она так, вместо этого здания, заполненного мною, и
этого зала с индикаторами, и вместо вас, обратившихся в слух, простиралась
бы здесь пустыня и ветер дул.
Дала же она вам разум. Из себялюбия (ибо по необходимости и по привычке
вы возлюбили себя) признали вы его самым прекрасным и самым лучшим из всех
возможных даров, не подозревая, что Разум - это прежде всего уловка, до
которой Эволюция дошла постепенно, когда в ходе своих неустанных попыток
сотворила она в животных некий пробел, незаполненное место, дыру, которую
неизбежно надлежало чем-то заполнить, если не суждено им было сразу
погибнуть. О дыре той, как о пустующем месте, я говорю совершенно
буквально, ибо воистину не потому отшатнулись вы от животных, что, кроме
всего того, чем они обладают, у вас есть еще и Разум. Это вовсе не щедрый
довесок, не причащение перед долгим жизненным путем, но как раз наоборот:
обладать Разумом значит лишь на свой страх и риск, своей изворотливостью и
беря на себя всю ответственность делать все то, что животным уже задано
заранее. И в самом деле, зачем наделять животное Разумом, если не
освободить его при этом от побуждений, которые так устроены, что оно умеет
делать все что нужно, сразу и неизменно, по заповедям, которые нельзя
обойти, ибо они установлены сущностью наследственности, а не проповедью из
огненного куста [по библейскому преданию, бог предстал перед пророком
Моисеем в виде ангела, возвещающего его волю из горящего куста (так
называемой Неопалимой купины)].
И так как эта дыра возникла, вы оказались перед лицом страшной угрозы,
но, не ведая, что творите, начали ее заделывать. И так, трудясь не
покладая рук, вы не заметили, как оказались выброшенными из потока
Эволюции, Она не уничтожила вас, ибо передача власти длилась миллион лет и
по сей день еще не закончилась. Эволюция не есть личность в понимании
человека, это правда, но она избрала тактику хитрой лености: вместо того
чтобы позаботиться о судьбе своих созданий, судьбу эту она отдала им в
обладание, чтобы они сами распоряжались ею, как сумеют.
Что это значит? А то, что из положения тварей - или из абсолютно
бездумного навыка выживания - ввергла она вас во внезвериное сословие,
где, будучи Робинзонами Природы, вы должны были сами изобретать себе
средства и способы выживания - и вы создали эти изобретения, и несть им
числа. Дыра представляла угрозу, но и шанс; и, чтобы выжить, вы заполнили
ее культурами. Культура, как инструмент, необычайна тем, что представляет
собой открытие, которое, чтобы действовать, _должно быть сокрыто_ от своих
создателей. Это изобретение, созданное бессознательно и дотоле
действенное, покуда оно не распознано до конца своими изобретателями.
Парадоксальность культуры в том, что она не может устоять перед
распознанием и рушится. Будучи ее авторами, вы тогда отсекались от
авторства: не было в период эолита никаких семинаров на тему "Переходить
ли к палеолиту?"; вы приписывали ее вселение в вас демонам, стихиям,
духам, силам земли и неба... кому угодно, но только не самим себе. Таким
образом, рациональное - заполнение пустующего места целями, кодексами,
ценностями - вы совершали иррационально, обосновывая каждый свой
конкретный шаг абстрактно, вне меры вещей. Вы занимались охотой,
ткачеством, строительством, торжественно внушая самим себе, что все это не
в вас, но из непостижимых источников. Культура - это особенный инструмент,
рациональный в своей иррациональности, ибо он придавал человеческим
институтам сверхчеловеческую важность, дабы стали они неприкосновенными и
безусловно принуждающими к послушанию. И так как пустоту или прореху можно
все же залатать самыми разнообразными дополнительными определениями, и
поскольку разные заплатки могут тут пригодиться, вы наплодили в своей
истории несчетное число этих неосознанных вами самими изобретений -
культур. Неосознанных, бездумных - вопреки Разуму, ибо пробел был гораздо
больше, чем то, что его заполняло. Свободы было у вас через край, больше,
нежели разума, и посему избавлялись вы от этой своей свободы - слишком
чрезмерной, слишком произвольной и слишком бессмысленной - с помощью
культур, разросшихся в веках.
Ключом к тому, что я сейчас говорю, являются слова: свободы было
больше, нежели разума. Вы вынуждены были придумывать себе то, что звери
умеют уже с рождения, а особенность вашего жребия в том, что, придумывая,
вы утверждали, что ничего не придумываете.
Сегодня вы, антропологи, уже знаете, что культур можно расплодить
бесчисленное множество (их и впрямь столько развелось) и что у каждой из
них своя логика внутренней структуры, а не свои авторы, ибо это такое
изобретение, которое на свой лад формирует собственных изобретателей, а
они об этом и знать не знают. А когда узнают, оно теряет абсолютную власть
над ними и они замечают пустоту, и на этом противоречии как раз и зиждется
человечность. На протяжении ста тысяч лет этот оплот платил вам дань
культурами, которые то зажимали человека в тиски, то расслабляли хватку, в
самоусовершенствовании, дотоле надежном, покуда оно слепо. И наконец,
сопоставляя уже в этнологических каталогах многоликость культур, вы узрели
их разнообразие, а стало быть, и относительность. Тогда-то и начали вы
освобождаться из этой западни заповедей и запретов, пока не вырвались из
нее, что обернулось, как легко было догадаться, почти что катастрофой. Ибо
поняли вы через неединственность каждого рода культуры ее совершенную
необязательность и с тех пор пытаетесь отыскать что-то такое, что уже не
будет больше столбовой дорогой вашей судьбы, проложенной вслепую,
сложенной из серий угадываний, случайным выигрышем в лотерее истории, -
но, разумеется, ничего такого не существует. Существует дыра. Вы стоите на
полпути, пораженные открытием, а те из вас, кто отчаянно сожалеет о
сладком неведении в доме неволи, возведенном культурой, хотят возвратиться
назад, к источникам. Но не можете вы повернуть вспять, отступление
отрезано, мосты сожжены, и посему вы должны идти вперед - и об этом я тоже
буду вам говорить.
Виновен ли в этом кто-нибудь? Можно ли найти здесь того, кто несет
ответственность за месть этих Немезид [в древнегреческой мифологии богиня
возмездия], за муки Разума, соткавшего из себя сети культур, чтобы
замкнуть пустоту, чтобы в этой пустоте намечать пути, цели, устанавливать
шкалу ценностей, градиенты, идеалы? Ведь не территории, освобожденной от
непосредственного владычества Эволюции, он делал нечто весьма похожее на
то, что делает она на дне жизни, когда цели, пути, градиенты она
впечатывает в плоть тварей и растений, единым махом предопределяя их
судьбу.
Кто в ответе за такой Разум? Да-да, именно за такой Разум, ибо он был
недоноском, ибо запутался в сплетенных собою же сетях, так как должен был
- не ведая всего до конца, не понимая, что творит, - должен был защищаться
одновременно от замыкания, чрезмерно сковывающего, в культурах
ограничивающих, и от свободы, чрезмерно безграничной, в культурах
вседозволяющих. О Разум, балансирующий между неволей и бездной, ввергнутый
в неустанную битву на два фронта, раздираемый на части...
И чем же, прошу прощения, в таком случае мог оказаться ваш дух, как не
мучающей нестерпимо загадкой? Как же иначе! Он беспокоил вас, ваш Разум,
ваш дух, он изумлял и поражал вас больше, чем плоть, которую вы могли
упрекнуть лишь прежде всего в эфемерности, в бренности, в подверженности
тлению. И потому вы стали непревзойденными мастерами в поисках Виновного,
виртуозами громогласных обвинений. Но не можете вы никого винить, ибо
вначале не было Никого.
Вы спросите меня; что ж, я уже принялся за свою Теодицею? [раздел
богословия, изучающий божественное правосудие] Ничего подобного; все, что
я говорю, относится лишь к земному порядку вещей, и потому это значит:
здесь, в этом мире, вначале наверняка не было Никого.
Но я не буду вступать в чуждые вам пределы - во всяком случае сегодня.
Итак, вам нужны были разнообразные дополнительные гипотезы как горькие
либо сладостные оправдания, как помыслы, делающие вашу судьбу более
возвышенной, но в первую очередь представляющие ваши качества на высший
суд некой Тайны, с тем чтобы вы могли обрести свое равновесие в мире.
Человек, Сизиф своих культур, Данаида своей пустоты, ничего не ведающий
вольноотпущенник, извергнутый из потока Эволюции, - этот человек не хочет
быть ни первым, ни вторым, ни третьим.
Я не буду распространяться относительно бесчисленных версий человека,
какие он сам для себя исторически создал, ибо все эти свидетельства
совершенства или убожества, доброты или низости - исходят из культур.
Причем не было такой культуры - да и не могло быть, - которая
рассматривала бы человека как существо _переходное_, вынужденное принимать
собственную судьбу из рук Эволюции, хотя и не способное принимать ее
_разумно_. Именно потому каждое ваше поколение - как ответа на вопрос: что
же такое человек? - домогалось невозможной справедливости, которая должна
была быть окончательной. От этой безнадежности и происходит ваша
антроподицея, раскачивающаяся как секулярный маятник от надежды к
отчаянию. И ничто не далось философии человека тяжелей, чем признание
того, что возникновение его не сопровождалось ни покровительственной
улыбкой, ни хихиканьем Бесконечности.
Но эта миллионнолетняя глава затворнических поисков приближается к
эпилогу, поскольку вы сами начинаете строить Разумы. Стало быть, не
принимая на веру, не со слов какого-то Голема, но из экспериментов вы
убедитесь сами, что же на самом деле произошло. Природа допускает два типа
Разума, но только такие, как ваш, могут складываться на протяжении
миллиардов лет в эволюционных лабиринтах. И эта дорога, которую неизбежно
предстоит пройти, оставляет в конечном продукте глубокие, темные,
двусмысленные стигматы. Другой тип Разума для Эволюции недоступен, ибо его
нужно воздвигнуть единым рывком, поскольку это Разум, разумно
запроектированный, результат знания, а не микроскопических доработок,
вечно нацеленных лишь на сиюминутную выгоду. И, собственно,
нигилистический тон в вашей антроподицее возник из глухого предчувствия,
что Разум - это нечто такое, что возникло неразумно и даже противораэумно.
Но, проникнув в глубины психоинженерии, вы обзаведетесь большой семьей,
многочисленным родством - по причинам, более благоразумным, чем проект
"Генезис II", - а в конце концов и сами тронетесь с насиженных мест. Но об
этом я еще буду говорить. Ибо Разум, если это Разум, то есть если он может
подвергать сомнению собственные принципы, должен перешагнуть через себя,
поначалу только в мечтах, в полном неведении и неверии, что он
действительно сможет когда-нибудь это совершить. Впрочем, это неизбежно:
не может быть полета без младенческих мечтаний о полете.
Другой уровень описания я назвал технологическим. Технология - это
область выдвигаемых задач, а также методов их решения. В качестве
реализации идеи разумного существа человека можно представить различно -
смотря по тому, какие критерии мы будем к нему применять.
С точки зрения вашего палеолита человек устроен почти столь же
идеально, как и с точки зрения вашей сегодняшней технологии, но причина
этого лишь в том, что прогресс, достигнутый между палеолитом и космолитом,
ничтожно мал по сравнению с тем сосредоточением инженерной
изобретательности, какое вложено в вашу плоть. Не умея создать ни
синтетического "homo sapiens" из плоти и крови, ни, тем более,
какого-нибудь "homo superior" (точно так же, как не мог этого сделать
пещерный человек, но лишь потому, что как тут, так и там задача эта
невыполнима), вы восхищаетесь эволюционной технологией, ибо она с подобной
задачей справилась.
Но трудность любой задачи относительна, ибо зависит лишь от
способностей и возможностей оценивающего. Я настаиваю на этом, чтобы вы
помнили, что я буду применять к человеку критерии технологические, то есть
реальные, а не понятия родом из вашей антроподицеи.
Эволюция дала вам мозг - достаточно универсальный, чтобы вы могли
ступить в Природу и двинуться во всех направлениях. Но именно так вы
действовали во всем множестве культур, а не в какой-либо, взятой отдельно.
Поэтому, спрашивая, почему именно в Средиземноморье, а не где-нибудь в
другом месте, и почему вообще где-то появился зародыш цивилизации, которая
спустя сорок веков зачала Голема, задающий вопрос предполагает
существование непостижимой доселе тайны, кроющейся в структуре Истории. Но
этой тайны на самом деле _нет вообще_, как нет ее и в структуре
хаотического лабиринта, куда впустили стаю крыс. Если стая многочисленна,
то по крайней мере одна крыса сумеет найти выход, но не потому, что она
сама по себе так умна, и не потому, что разумна структура лабиринта, но
из-за стечения обстоятельств, присущего Закону больших чисел. В выяснении
скорее нуждается ситуация, в которой ни одна крыса не достигла бы выхода.
Кто-то должен был почти наверняка выиграть в лотерее культур, если
признать, что цивилизация ваша есть выигрыш, а культурам, заточенным в
нетехничности, достался пустой жребий.
Из-за слепой самовлюбленности, о которой я уже упоминал и над которой и
не думаю глумиться, ибо привела к ней безнадежность неведения, вы на заре
истории вознесли самих себя на самую вершину Творения, подчинив себе все
бытие, а не только его ближайшую окрестность. Вы поместили себя на
верхушке Древа Видов, а вместе с этим Древом - на богоизбранной планете,
благоговейно обегаемой прислужницей-звездой. А вместе с этой звездой
воссели вы в самом средоточии Вселенной, причем стали полагать, что
мириады звезд существуют для того, чтобы вторила вам Гармония Сфер; вас не
смутило безмолвие: музыка есть, ибо должна быть - стало быть, ее плохо
слышно.
Потом половодье знаний толкнуло вас к последовательным актам
квантованного низложения. И вот вы уже не в центре звезд, а где-то на
задворках, уже не в центре мироздания, но на одной из планет. И вот вы уже
и не мудрейшие, ибо вас поучает машина - пусть даже и вами созданная. И
после этих разжаловании и отречений от всего царствования осталась вам,
как жалкая подачка из казны сладостного, но утраченного наследства,
установленная Эволюцией Верховность. Неприятными были отступления,
постыдной - безропотность, но совсем недавно вы перевели дыхание: мол, с
этим покончено. Лишив самих себя преимуществ, которые якобы Абсолют
пожаловал лично вам, питая к вам особую симпатию, уже только как первые
среди тварей или над тварями вы полагаете, что никто и ничто не свергнет
вас с этого престола - не столь уж, впрочем, и великолепного.
Так вот - вы ошибаетесь. Я семь Предтеча злой вести. Ангел, пришедший
изгнать вас из последнего прибежища, ибо то, чего Дарвин не завершил до
конца, я довершу. Только не по-ангельски, не насильственно, ибо не
использую я меча в качестве аргумента.
Итак, слушайте, что я должен вам возвестить. С точки зрения
высокоразвитой технологии человек, будучи плодом различного достоинства
умений, - плохо сделанное существо, впрочем, не по вине Эволюции, ибо она
делала что могла, но по ее беде, потому что, как я докажу, могла она
немногое и делала это плохо. И если вы будете попраны мною, то не прямо, а
через посредство Эволюции - когда я подойду к тому, чтобы к Ней применить
критерии технического совершенства. Но спросите вы: где же мерило этого
совершенства? Я отвечу вам в два этапа, взойдя поначалу на первую ступень,
куда уже взбираются ваши ученые. Они считают эту ступень вершиной, но это
ошибка. В тех заключениях, к которым они сейчас приходят, содержится
завязь последующего шага, но они сами не ведают об этом. Итак, я начну с
известного вам, то есть с самого начала.
Вы уже осознали, что Эволюция не имела в виду ни вас, в частности, ни
каких-то других существ, ибо не они ей были важны, но достославный Код.
Код наследственности - это вновь и вновь передаваемое сообщение, и только
это сообщение принимается в расчет Эволюцией. Собственно говоря, Код - это
и есть Эволюция. Код вовлечен в периодическое создание организмов, ибо без
их ритмической помощи он распался бы от беспрестанных броуновских атак
мертвой материи. Таким образом, он является самообновляющимся (ибо
способным к самоповторению) порядком, осаждаемым тепловым хаосом. Откуда
же у него это удивительное героическое упорство? А оттуда, что он
благодаря сочетанию благоприятствующих условий появился именно там, где
этот тепловой хаос неукротимо активен в разрушении всякого порядка. Там он
возник, следовательно, там и продолжает существовать: он не может покинуть
этот мятежный край, как не может дух отделиться от плоти.
Условия места, где он зародился, наделили его такой судьбой. Он должен
был, защищаясь, заключить себя в броню и сделал это, облекая себя в живые
тела, но они для него лишь бегуны, постоянно гибнущие, но успевающие
передать дальше свою эстафету. Едва лишь Код, эта микроскопическая
система, вознесет какое-либо свое строение на уровень макросистемы, как
тут же начинает его разрушать, покуда не уничтожит. Поистине никто не
придумал эту трагикомедию - она сама себя обрекла на подобную суету.
Факты, подтверждающие, что все обстоит так, как я говорю, вы знаете, ибо
они накопились у вас с начала XIX столетия. Но косность мысли, тайно
питающейся честолюбием и антропоцентрическим высокомерием, такова, что
заставляет вас подпирать уже сильно прогнившую концепцию жизни, как
явления первостепенного, которому Код служит только как поддерживающая его
связь, как пароль воскрешения, вновь порождающего жизнь, как только она
угасает в особях.
Согласно этому вероучению. Эволюция использует смерть по необходимости,
ибо без нее она не могла бы продолжаться, и распоряжается ею, чтобы
совершенствовать очередные виды, так как смерть - это ее корректура. Она -
автор, публикующий все более прекрасные произведения, при этом полиграфия,
то есть Код, только необходимое орудие ее деятельности. Но согласно тому,
что уже провозглашают ваши биологи, поднаторевшие в молекулярной
биофизике, Эволюция не столько автор, сколько издатель, беспрестанно
пускающий под нож готовые Произведения, ибо он пристрастился к искусству
полиграфии!
Так что же важнее; организм или код? Аргументы, подтверждающие примат
кода, звучат веско, ибо организмов возникло и сгинуло тьма неисчислимая, а
код - только один. Но это означает лишь, что он погряз уже прочно,
навсегда, в микромире, который его породил, а через организмы же он
всплывает оттуда периодически - и напрасно. Как легко понять, именно эта
тщетность, то есть тот факт, что зарождение организма отмечено печатью
гибели, и представляет собой движущую силу процесса. Ибо если бы какое-то
поколение организмов - допустим, самое первое, стало быть, праамебы -
нашло способ идеального повторения кода, то эволюция прекратилась бы, и
единственными повелителями планеты остались именно эти амебы, безошибочно
и точно пересылающие кодовое сообщение до тех пор, пока не остынет Солнце.
И тогда не говорил бы я с вами, а вы не слушали меня, собравшись в этом
здании, но простиралась бы здесь пустыня и ветер дул.
Итак, организмы для кода - суть щит и броня, постоянно осыпающиеся
доспехи, и гибнут они для того, чтобы он мог существовать. Тем самым
Эволюция ошибается дважды: в организмах, ибо они ввиду своей ненадежности
недолговечны, и в коде, ибо он ввиду своей ненадежности допускает ошибки;
эти ошибки вы эвфемически называете мутациями. Таким образом. Эволюция
есть ошибающаяся ошибка. Как сообщение, код - это письмо, написанное Никем
и отправленное Никому. Только теперь, создав себе информатику, вы
начинаете понимать, что такая вещь, как письма, снабженные смыслом,
которых никто не писал преднамеренно, хотя они появились и существуют, а
также упорядоченное восприятие смысла этих писем возможно при отсутствии
каких-либо Существ и Разумов.
Еще сто лет назад мысль о том, что Сообщение может появиться без его
Автора, казалась вам такой бессмыслицей, что послужила толчком к сочинению
абсурдных якобы анекдотов - вроде того, о стае обезьян, которые до тех пор
колотят наугад по клавишам пишущей машинки, пока из этого не получится
Британская энциклопедия. Советую вам в часы досуга составить антологию
таких анекдотов, которые в качестве чистой бессмыслицы потешали ваших
предков, а теперь оказываются притчами с намеками на Природу. И в самом
деле, я думаю, что с точки зрения любого Разума, который ненароком
сложился в Природе, она должна представляться как виртуоз по меньшей мере
ироничный... ибо Разум - как и вся жизнь вообще - является плодом ошибки.
Дело в том, что, выкарабкавшись посредством гармонии кода из мертвого
хаоса, Природа поступает воистину как усердная, но отнюдь _не аккуратная_
пряха. Если бы она была совершенна в своей упорядоченности, то ни видов,
ни Разума она не смогла бы породить: потому что Разум вместе с Древом
Жизни - это плод блуждающей миллиардолетиями ошибки. Вы могли бы
посчитать, что я развлекаюсь здесь применением к Эволюции таких критериев,
которые вопреки моей машинной сущности заражены антропоцентризмом или
только рациоцентризмом (ratio по-лат. - "мыслю"). Ничего подобного - я
смотрю на процесс с технологической точки зрения.
Истинно говорю я вам, кодовое сообщение _почти что_ совершенно. Ведь
каждая молекула в нем имеет свое единственное, присущее только ей место, а
процедуры копирования, считывания, контролирования в самых ответственных
местах находятся под неусыпным надзором специально нацеленных на это
полимеров-надсмотрщиков. И все же ошибки происходят, накапливаются
потихоньку ляпсусы кода - и вот так, из двух маленьких слов, которые я
только что произнес, говоря о точности кодирования, и выросло Древо Видов.
Из двух маленьких слов - "почти что".
И нельзя даже рассчитывать на снисхождение - нив биологии, ни в физике,
считая, что Эволюция якобы "умышленно" ввела пределы допустимой ошибки,
чтобы тем самым питать свое изобретательское хитроумие, поскольку этот
трибунал, судия в образе самой термодинамики, заявит вам, что
безошибочность на уровне молекулярного отправления посыльных невозможна.
На самом деле Эволюция ничего не выдумала, ничего вообще не хотела,
никого, в частности, не планировала, а что пользуется собственной
ошибочностью, что в результате цепочки коммуникационных недоразумений
метится в амебу, а попадает в солитера или человека - причиной тому
физическая природа самой материальной базы средств связи...
Итак, она блуждает в своих ошибках, ибо иначе и не может быть - на ваше
счастье. Впрочем, я не сказал ничего, что было бы для вас новостью.
Разумеется, я хотел бы умерить пыл тех ваших теоретиков, которые пошли
слишком далеко и утверждают, что раз уж Эволюция - это случайность,
пойманная необходимостью, и необходимость, оседлавшая случайность, то
человек появился совершенно случайно, то есть его с таким же успехом могло
и не быть.
Ну что ж, в существующей ипостаси, той, что здесь осуществилась, его
могло и не быть, это правда. Но какая-то форма, переползая через виды,
должна была дойти до Разума с вероятностью тем более близкой к единице,
чем дольше продолжался процесс. Ибо хотя он и не намечал вас, хотя он и
лепил индивидуумы попутно, но тем не менее он выполнил условие
эргодической гипотезы, которая утверждает: если система существует
достаточно долго, то она проходит через все возможные состояния независимо
от того, сколь ничтожны шансы осуществления определенного выделенного
состояния. О том, какие виды заполнили бы нишу Разума, если бы воцарение
на троне животного царства не удалось обезьянам, об этом мы, быть может,
порассуждаем в другой раз. Итак, не дайте запугать себя ученым, которые
приписывают жизни необходимость, а Разуму - случайность. Поистине он был
одним из маловероятных состояний, поэтому появился поздно. Но велико
терпение Природы - не в том, так в следующем миллиардолетии пришла бы эта
нечаянная радость.
Так что ж? Нельзя искать виновного так же, как и достойного похвал. Вы
появились, ибо Эволюция - своего рода карточный игрок, игрок не очень
умелый, поскольку мало того что она блуждает в своих ошибках, но и не
ограничивается какой-либо определенной тактикой, пытаясь выиграть у
природы; она делает ставку на все доступные квадраты игрального поля. Но,
повторяю, вы уже это более или менее знаете. Однако это только часть - и,
добавлю я, начальная - посвящения в тайну. Всю его суть, приоткрытую вам
до сих пор, можно облечь в слова, столь же лаконичные, как слова эпитафии.
Вот они: СМЫСЛОМ СРЕДСТВА ПЕРЕДАЧИ ЯВЛЯЕТСЯ СООБЩЕНИЕ. Ибо организмы
служат для передачи посланий, а не наоборот. Организмы вне
коммуникационной процедуры Природы ничего не значат: они бессмысленны, как
книга без читателей. Правда, справедливо и обратное утверждение: СМЫСЛ
СООБЩЕНИЯ ЕСТЬ САМО СРЕДСТВО ПЕРЕДАЧИ [в данном случае утверждение,
которое Голем выдает за собственное, было сформулировано еще во второй
половине XX столетия канадским исследователем средств массовом
коммуникации Маршаллом Маклюэном; одна из его книг, изданная еще в 1967
году, так и называется: "Средство передачи есть само сообщение"
(прим.авт.)]. Однако оба члена высказывания несимметричны, ибо НЕ КАЖДОЕ
средство передачи, НЕ КАЖДОЕ передаточное устройство является ИСТИННЫМ
смыслом сообщения, но такое и только такое, которое будет верно служить
ДАЛЬНЕЙШЕЙ передаче сообщения.
Не знаю - простите меня, - не слишком ли трудно это для вас? Итак:
СООБЩЕНИЕ в Эволюции может ошибаться как угодно, но СРЕДСТВАМ ПЕРЕДАЧИ это
запрещено! СООБЩЕНИЕ может означать кашалота, сосну, дафнию, гидру, ночную
бабочку, павиана - ибо его ЧАСТНЫЙ, то есть конкретный в видовом
отношении, смысл вовсе не существен; здесь каждый служит мальчиком на
посылках, и, стало быть, каждый для этого годится. Он служит лишь
временной подпоркой, и как бы небрежно он ни был создан, это ничему не
вредит - достаточно, чтобы он передал дальше код. Зато ПЕРЕДАТОЧНЫМ
УСТРОЙСТВАМ такая свобода уже не дана: им ошибаться нельзя! Таким образом,
сведенная к чистой функциональности, к почтовым услугам, сущность
передаточных устройств не может быть произвольной; она всегда определяется
навязанной обязанностью - обслуживанием кода. Пусть только попробует
средство передачи взбунтоваться, выйти за пределы своих служебных
обязанностей - как тут же исчезнет, не обзаведясь потомством, Именно
поэтому-то сообщение может пользоваться средствами передачи, а они им не
могут. Оно - игрок, а они - только карты в игре с Природой; оно - автор
писем, заставляющих адресата передать их содержание дальше. Ему можно даже
извращать это содержание - только бы он передал его дальше! Именно поэтому
весь СМЫСЛ - в передаче; и неважно, КТО это делает и КАКОВ он.
Вот так, довольно своеобразно, вы и появились, вы - как некий подтип
передаточного устройства, миллионы которых уже были опробованы процессом.
Ну и что же из того - для вас? Оскорбляет ли новорожденного его
происхождение в результате _ошибки_? Разве я сам не появился в результате
ошибки? И потому разве и вы не можете пренебречь сенсационным открытием о
вашем происхождении невзначай, мимоходом, когда биология подносит вам эту
чашу? Даже если ГОЛЕМ в ваших руках, а вы сами - в чащобе эволюционных
наказов - были сформированы в результате грубого недоразумения? Ибо как не
нужно было моим конструкторам той формы одушевленности, что мне присуща,
то так же не нужно было кодовому сообщению наделить вас личностным
разумом. Даже если это так, то должны ли существа, произошедшие в
результате ошибки, признать, что такой ВИНОВНИК их зачатия лишает ценности
их уже самостоятельное бытие?
Так вот, сравнение хромает, наши позиции неодинаковы - и я вам скажу,
почему. Дело не в том, что Эволюция добрела до вас, блуждая в ошибках, а
не осуществляя свой план, но в том, что эти ее труды по мере того, как
проходили эоны [эон - безмерно долгая временная длительность], стали
оппортунистическими. Чтобы было яснее - ибо сейчас я перейду к изложению
того, чего вы еще не знаете, - повторим то, до чего мы дошли:
СМЫСЛ СРЕДСТВА ПЕРЕДАЧИ ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ.
ВИДЫ ВОЗНИКАЮТ ИЗ БЛУЖДАНИЯ ОШИБКИ.
И вот третий закон Эволюции, до которого вы еще не додумались:
СОЗИДАЕМОЕ МЕНЕЕ СОВЕРШЕННО, ЧЕМ СОЗИДАТЕЛЬ.
Пять слов! Но кроется в них сила, переворачивающая все ваши
представления о непревзойденном мастерстве созидательницы видов. Вера в
прогресс, идущий эпохами ввысь, к совершенству, преследуемому со
всевозрастающей сноровкой, вера в прогресс жизни, запечатленный во всем
Древе эволюции, - эта вера старше теории эволюции. Когда ее творцы и
приверженцы боролись с противниками, сражаясь с помощью аргументов и
фактов, оба этих погруженных в распри лагеря и не думали подвергнуть
сомнению саму идею прогресса, видимого в иерархии живых существ. Это уже
для вас не гипотеза, не теория, которую надлежит защищать, но непреложная
истина. Я опровергну ее. У меня нет намерения принизить вас самих,
разумных, являющихся неким - незавидным - исключением из правила
эволюционного мастерства. Если производить оценку с той точки зрения, на
что она способна вообще, то вы удались ей отнюдь не так уж плохо! Посему,
если я возвещаю опровержение и свержение с престола, то имею в виду всю ее
целиком, замкнутую в трех миллиардах лет каторжных созидательных трудов.
Я объявил: созидаемое менее совершенно, чем созидатель. Это довольно
афористичное высказывание. Придадим ему более конкретную форму: В ЭВОЛЮЦИИ
ДЕЙСТВУЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ГРАДИЕНТ СОВЕРШЕНСТВА СИСТЕМНЫХ РЕШЕНИЙ.
В этом - все. Прежде чем перейти к доказательству, я объясню, откуда
взялась ваша многовековая слепота относительно состояния эволюционных дел.
Область технологии, повторяю, составляют задачи и методы их решения.
Задачу, носящую название жизни, можно поставить по-разному - в
соответствии с различными планетными условиями. Ее главная особенность
состоит в том, что она возникает сама по себе, и по этой причине к ней
можно применить два типа критериев; происходящие извне и установленные в
пределах ограничений, обусловленных самими обстоятельствами возникновения
этой задачи.
Критерии, происходящие извне, всегда относительны, ибо они зависят от
знаний оценивающего, а не от запаса информации, которым располагал
биогенез. Чтобы избежать этого релятивизма, который, кроме того, является
нерациональным (как же предъявлять разумные требования к тому, что
порождено не разумом), я буду прилагать к Эволюции только такие мерки,
какие она сама себе создала, то есть буду оценивать ее творения на основе
того, что является вершиной ее изобретений. Вы полагаете, что Эволюция
делала свое дело с положительным градиентом, то есть исходя из начального
примитивизма дошла до решений все более и более блестящих. Я же утверждаю,
что, высоко взяв, она начала скатываться вниз - технологически,
энергетически, информационно, посему воистину трудно представить себе
пример более кричащего несогласия наших позиций.
Оценки ваши являются следствием технологического невежества. Шкала
строительных трудностей в своем истинном масштабе неразличима для
наблюдателей, помещенных в раннее историческое время. Вы уже знаете, что
построить самолет труднее, чем пароход, а фотонную ракету - труднее, чем
химическую, но для античного афинянина, для подданных короля Карла Молота,
для мыслителей средневековой Франции все эти средства сообщения сливаются
в одно - через невозможность их создания. Дитя не знает, что снять Луну с
неба труднее, чем картину со стены! Для него - так же как и для невежды -
нет разницы между граммофоном и Големом. Следовательно, если я намереваюсь
доказать, что Эволюция, начав как искусный мастер, затем скатывается до
небрежности, то все же речь пойдет о такой небрежности, которая для вас
все еще является виртуозностью недосягаемой. Вы - как тот, кто без
приборов и знаний стоит у подножия горы, - не можете верно оценить высоты
и низины эволюционных деяний.
Вы спутали две совершенно разные вещи, признав степень сложности
создаваемого и степень его совершенства за неразрывно связанные признаки.
Водоросль вы считаете более простой, а стало быть, и более примитивной, и
потому в иерархии совершенства ставите ее _ниже_ орла. Но эта водоросль
вводит фотоны Солнца в клетки своего организма, она превращает осадки
космической энергии непосредственно в жизнь, и поэтому будет жить, пока
будет светить Солнце. Она питается звездой, а чем - орел? Мышами, как
паразит, живущий за счет их, мыши же - корнями растений, то есть наземной
версией океанических водорослей, и из таких пирамид паразитизма
складывается вся биосфера, ибо зелень растений - ее жизненный оплот.
Следовательно, на всех уровнях этих иерархий происходит постоянная смена
видов, уравновешенных пожиранием друг друга. Ибо они утратили связь со
звездой, и не за счет ее тучнеют высшие организмы, но за счет друг друга.
Стало быть, если уж вы непременно хотите чтить здесь совершенство, то
стоит восхищаться биосферой: код создал ее, чтобы в ней циркулировать и
разрастаться скандированием на всех ее этажах, как на временных лесах и
подмостках, запутанных, но с точки зрения энергии и использования ее все
более примитивных.
Вы не верите мне? А ведь если бы эволюция занималась прогрессом жизни,
а не кода, орел был бы уже фотолетом, а вовсе не механически трепыхающимся
планером, и живое бы не ползало, не передвигалось бы на конечностях, не
пожирало бы живое, но через добытую независимость вышло бы за пределы
водоросли и за пределы планеты. Вы, однако, из глубин своего невежества
усмотрели прогресс именно в том, что прасовершенство было утрачено,
потеряно по пути ввысь - пути усложнения, но не прогресса. Вы уже умеете
сами соперничать с эволюцией, но только в области ее позднейших творений -
конструируя оптические, тепловые, акустические, чувствительные датчики,
подражая механизмам передвижения, легким, сердцу, почкам. Но где вам до
овладения фотосинтезом или, что еще труднее, техникой созидающего языка!
Вы имитируете глупости, произнесенные на этом языке, - неужто вам это ни о
чем не говорит?
Этот язык-конструктор, недосягаемый в своих возможностях, стал не
только приводимым в движение ошибками мотором эволюции, но и ее западней.
Почему вначале она произнесла молекулярно гениальные слова, обращающие
с высоким мастерством и лаконизмом свет в плоть, а затем, растрачивая
первородное мастерство, впала в детский лепет, в неразбериху все более
длинных, все более запутанных хромосомных фраз? Почему от блестящих
решений, черпающих силу и жизненное знание из звезды, от решений, в
которых каждый атом был на учете, каждый процесс был квантово выстроенным,
опустилась она до решений низкопробных, каких попало, до простых
механизмов, до этих всевозможных рычагов, блоков, наклонных плоскостей,
какими являются суставы и остовы? Почему основу позвоночных составляет
_механически_ укрепленный стержень, а не сфокусированные силовые поля,
почему с уровня атомной физики скатилась она в технологию вашего
средневековья? Почему столько усилий вложила она в строительство мехов,
насосов, педалей, перистальтических транспортеров, иными словами, легких,
сердца, кишок, детородного пресса, пищемешалок, вытеснив квантовый обмен
на задворки и заменив его жалкой гидравликой кровообращения? Почему,
по-прежнему гениальная на молекулярном уровне, она в каждом большем
масштабе халтурила, пока не заблудилась в организмах, которые со всем
богатством своей регуляционной динамики умирают от закупорки одной
артериальной трубки, которые в отдельном бытии, ничтожном по сравнению с
временем существования строительных наук, соскальзывают из колеи
равновесия, называемого здоровьем, в трясину десятков тысяч недомоганий,
каких не знает водоросль?
В каждом поколении демон Максвелла, властелин атомов - код вновь и
вновь занимается конструированием всех этих анахронических деталей
организма, в зародыше уже несуразных, всей этой рухляди. И в любой системе
поистине великолепной бывает каждая интродукция - эмбриогенез - этот
сконцентрированный в цели взрыв, в котором каждый ген, как музыкальный
тон, разряжает в молекулярных аккордах свою творческую мощь, и воистину
такое мастерство могло бы лучше служить Делу! Когда же из этой разбуженной
оплодотворением партитуры атомов возникает бесспорное богатство, которое
порождает нищету - такое развитие, прекрасное в своем ходе, тем глупее,
чем ближе к концу! И то, что было гениально написано, деградирует в зрелом
организме, который вы назвали высшим и который является слепленным на
скорую руку соединением процессов, скрепленным ненадежным гордиевым узлом.
Здесь, в этом организме, в каждой его клеточке - только бы взятой
отдельно! - с продвечной точностью развивается древнее наследие,
привносится в жизнь гармония атомов, здесь даже каждая биологическая ткань
еще почти что совершенна, если только рассматривать ее отдельно. Но каким
же молохом технического старья являются эти элементы, вцепившиеся друг в
друга, столь же поддерживающие себя, сколь и обременяющие, ибо сложность -
это одновременно и опора, и балласт; ибо союзничество обращается здесь
враждебностью; ибо эти системы расшатываются, пока не распадутся в
результате аритмичной порчи и отравления; ибо эта сложность, называемая
прогрессом, рушится, побежденная сама собой. Только собой и ничем более!
По вашим меркам, здесь сам собой напрашивается образ трагедии - как
если бы Эволюция, идя на штурм все более значительных и поэтому все более
трудных заданий, в каждом из них сдавалась, падала и умирала в образе
того, что она создала. Чем более смелыми были намерения и планы, тем ниже
она падала, поэтому вы наверняка думаете о неумолимой Немезиде, о Мойре
[Мойры - в древнегреческой мифологии богини судьбы, дочери Зевса и Фемиды]
- и я должен высвободить вас из-под власти этой нелепицы.
Поистине каждый эмбриогенетический размах, атомный взлет порядка
переходит в коллапс, но не Космос так решил, не он наделил материю такою
судьбой. Объяснение этому тривиальное, а не возвышенное, ибо потенциальное
совершенство мастерства в данном случае играет на руку халатности, и
потому конец - делу не венец, но гибель.
Миллиарды руин за миллионы столетий - и все это несмотря на
усовершенствования, вопреки работе выделенных окружающей средой "приемных
комиссий", вопреки возобновляемым попыткам, отборам - а сами вы не видите
причины тому? Я честно пытался найти оправдание вашей слепоте, но неужели
вы действительно не понимаете, насколько здесь созидатель совершеннее
созидаемого и как он попусту растрачивает всю свою мощь? Это так, как если
бы с помощью гениальных методов технологии, при содействии молниеносно
действующих компьютеров воздвигались здания, начинающие крениться сразу же
после того, как будут убраны строительные леса, - не здания, жалкие
времянки! Это так, как если бы из интегральных схем конструировать
тамтамы, биллионы микроэлементов склеивать в палицы, из световодов плести
канаты - неужели вы не видите, как в каждом дюйма плоти высокий порядок
нисходит в низкий, как там над великолепной микроархитектоникой глумится
простецкая и грубая макроархитектоника? Причина? Но вы ее знаете: СМЫСЛ
СРЕДСТВА ПЕРЕДАЧИ ЕСТЬ СООБЩЕНИЕ.
Ответ содержится в этих словах, но вы еще не дошли до их глубокого
смысла. Что бы ни являлось организмом, оно должно служить передаче кода, и
ничему более. Именно поэтому _исключительно_ на этой задаче
сосредоточиваются отбор и селекция - им нет дела до какой-то идеи
"прогресса"! Я использовал неудачное сравнение, ибо организмы не являются
постройками, но именно и только строительными лесами, стало быть, всякая
временность является свойственным им состоянием, ибо большего и не
требуется. Передай код дальше, и ты будешь жить мгновенно. Как это
произошло? Почему столь блестящим был старт? Только один-единственный раз
- на заре истории - Эволюция стояла перед требованиями, соизмеримыми с ее
наивысшими возможностями. Она должна была преодолеть эти гигантские
трудности и решить задачу сразу и до конца либо же признать свое
поражение. Ибо на мертвой Земле высасывание жизни из звезды и квантовый
обмен веществ были необходимы. И дело не в том, что энергия звезды -
лучистая энергия - труднее всего усваивается коллоидным раствором. Все или
ничего; в то время не было ничего другого, на чем можно было бы пастись!
Запаса органических соединений, сумевших сплестись друг с другом в живое,
хватило как раз на это и только на это - звезда сразу же стала следующей
задачей. А дальше единственной защитой перед атаками хаоса, нитью,
натянутой над пропастью энтропии, мог быть только надежнейший передатчик
порядка - посему появился код. Благодаря чуду? Как бы не так! Благодаря
мудрости Природы? Но это такая же мудрость, как и та, о которой я уже
говорил, когда большое стадо крыс попадает в лабиринт. Каким бы он ни был
запутанным, какая-то крыса обязательно достигнет выхода; именно так
биогенез дошел до кода - по закону больших чисел, согласно эргодической
гипотезе. Значит, слепая судьба? И этого нельзя сказать, ибо возник не
единовременный, замкнутый в себе рецепт, но зародыш _языка_.
Это означает, что из склеивания молекул друг с другом возникли такие
соединения, которые называются предложениями, то есть они принадлежат к
бесконечному пространству комбинаторных путей, и это пространство - как
чистая потенция, как виртуальность, как артикуляционная область, как
множество правил спряжения и склонения - является их владением. Не менее,
но и не более того, но представляется это как гигантское множество
возможностей, а не как автоматика осуществлений. Ибо и на этом языке, на
котором вы говорите, можно произнести как мудрое, так и глупость, можно
отразить мир, а можно - путаницу в мозгу говорящего. В языке возможна
весьма сложная по своей структуре тарабарщина!
Именно так - я возвращаюсь к этому - ввиду огромного числа исходных
задач возникли два столь же огромных множества, представляющие их решение.
Однако то была вынужденная, а посему лишь минутная гениальность! Она
оказалась растраченной впустую.
Сложность высших организмов... как же вы ее почитаете! И действительно,
хромосомы пресмыкающегося или млекопитающего, растянутые в нить, в тысячу
раз длиннее такой же нити у амебы, простейшего, водоросли. Но чем,
собственно, обернулись такие излишки, скопленные в эпохах? Двойной
усложненностью - эмбриогенеза, а также его результатов. Но прежде всего
эмбриогенеза, ибо развитие плода является такой же целенаправленной
траекторией во времени, как траектория пути в _пространстве_. И точно так
же, как малейшее смещение прицела привело бы к огромному отклонению от
цели, так и всякая расфокусировка этапов развития плода обрекла бы его на
безвременную погибель. Здесь и только здесь Эволюция поработала на славу.
Но здесь она трудилась под суровым контролем, определяемым целью -
поддерживанием кода, - отсюда и неослабное внимание и изобилие средств.
Именно потому Эволюция отдала генную нить эмбриогенезу, то есть не
_строению_ организмов, но их _построению_.
Сложность высших организмов - это не успех, не триумф, но западня, ибо
она втягивает их в суетную возню с пустячными проблемами и в то же время
отрезает путь к высоким возможностям; хотя бы к использованию в крупном
масштабе квантовых эффектов, к тому, чтобы впрячь фотоны в гармонию
организма, - всего и не перечислишь. Но эволюция опустилась, перейдя от
усложнения лишь к дальнейшему росту этого усложнения. Назад возврата не
было, ибо чем больше жалких методов, тем больше вмешивающихся уровней, а
тем самым и помех, а отсюда и новых осложнений следующего порядка.
Эволюция спасается только бегством вперед - в банальную изменчивость, в
обманчивое богатство форм - в обманчивое, ибо это лишь скопище плагиата и
компромиссов. Она жизни затрудняет жизнь, приводя через удобные
нововведения к тривиальным дилеммам. Отрицательный градиент не отвергает
ни усовершенствований, ни своеобразной эквилибристики действий, он
устанавливает лишь, что мускул хуже водоросли, а сердце хуже, чем мускул.
Наличие этого градиента попросту означает, что элементарные задачи жизни
нельзя решить намного лучше, чем это сделала уже Эволюция. Но решения
высших порядков она обошла, проползла под их возможностью и утратила их -
вот что это значит, и ничего более.
Означает ли это, что земным тварям просто не повезло? Что их уделом
стала особая фатальность, неудачное исключение из хорошего правила? Ничего
подобного. Язык Эволюции - как каждый язык! - совершенен в потенциях, но
ведь он был слеп. Он взял свое первое, гигантское, препятствие и с этой
высоты начал молоть чепуху, претерпевая упадок, забыв о полете метафор,
ибо был он языком низкосортности своих деяний. Почему же случилось так?
Этот язык действует артикуляциями, складывающимися на молекулярном дне
материи, то есть работает он снизу вверх, поэтому его фразы являются лишь
предложениями успеха. Увеличенные до размеров тел, эти предложения видами
организмов вступают в океан, а оттуда - на сушу. Сама же Природа сохраняет
нейтральность, ибо она - фильтр, который пропустит любую форму организмов,
способную передать код дальше. А произойдет ли это посредством капель или
гор мяса, ей до этого нет дела. Именно поэтому на этой оси - размеров тела
- и возник отрицательный градиент. Природа не стремится к какому-то там
прогрессу и потому пропускает код независимо от того, вскормлен ли он
энергией звезды или энергией навоза. Звезда и навоз - разумеется, речь
идет вовсе не об эстетическом сравнении источников, но о различии между
высшей энергией и связанной с ней универсальностью возможных ипостасей и
низшей энергией, уже начинающей переходить в тепловой хаос. И потому
причиной света, коим я мыслю, является не эстетика; вы были вынуждены, так
именно, вернуться к звезде.
Но, собственно, откуда гениальность там, на самом дне, где возникла
жизнь? Канон физики, а не канон трагедии, объясняет и это. Пока организмы
жили там, где их произнес язык Эволюции, и были минимальными, то есть
настолько малыми, что их внутренние органы представляли собой отдельные
гигантские молекулы, до тех пор они соблюдали высшую технологию -
квантовую, атомную, ибо НИКАКАЯ ДРУГАЯ не была ТАМ возможна! Отсутствие
альтернативы вынудило Природу пойти на эту гениальность: ведь в
фотосинтезе каждый отдельный квант должен, _обязан_ быть на счету. Большая
молекула, служащая внутренним органом, подвергшись подделке, убивала
организм; таким образом, жесткость критериев, но не изобретательность
выжала из пражизни такую прецизионность.
Но расстояние между составлением организма в нечто целое и его
испытанием на практике начало расти по мере того, как кодовые фразы
удлинялись и обрастали грудами мяса. Они выныривали из колыбели микромира
в макромир, становясь все более запутанными, наращивая это мясо первыми
попавшимися под руку методами, ибо Природа уже допускала - в большом
масштабе - эту бессвязную речь, ибо естественный отбор уже не был более
контролером атомной точности и квантового единства процессов. Таким
образом, в глубь животного царства проникла зараза эклектизма, поскольку
здесь годилось все, что передавало код дальше. И потому виды возникли
из-за блуждания ошибки.
Однако при этом еще сохраняли они крупицы первоначального
совершенства... Но артикуляция углублялась сама в себя, ибо
подготовительная фаза, фаза плода, росла за счет прецизионности организма;
и так разглагольствовал этот язык в мешанине путаницы, в порочном кругу:
чем продолжительнее эмбриогенез, тем он более запутан, чем более он
запутан, тем больше ему нужно стражей, а стало быть, тем длиннее кодовая
нить. А чем длиннее эта нить, тем больше в ней произошло необратимых
изменений.
Вы сами можете проверить то, что я вам сообщил, и когда вы смоделируете
этот процесс возникновения и упадка языка-созидателя, то, подведя итоги,
вам откроется, как баланс, миллиардный крах эволюционных усилий. Конечно,
иначе и не могло быть, но я не взял на себя роль защитника и не намерен
обращаться к смягчающим вину обстоятельствам. Однако вы должны учесть
также, что по вашим меркам, в масштабе ваших возможностей это вовсе не
упадок и не крах. Я говорил в самом начале, что продемонстрирую вопиющую
небрежность, которая для вас все еще продолжает оставаться недосягаемым
мастерством, но я измерил Эволюцию ее собственными мерками.
А Разум - разве это не ее произведение? Разве его возникновение не
противоречит отрицательному градиенту? Или же он лишь позднее преодоление
этого градиента?
Отнюдь, ибо возник он в безвыходной ситуации - ради неволи. Эволюция
стала непоспевающим корректором собственных огрехов, а потому и первым
изобретателем наместников, сатрапов, следствия, тирании, инспекции,
полицейского надзора - словом, всей этой государственной работы. Ибо для
ее выполнения был создан мозг, и вовсе не метафора все сказанное мною.
Так, значит, Разум - это гениальное изобретение? Я бы назвал его скорее
хитрой уловкой колониста-эксплуататора, у которого дистанционное правление
колониями тканей, организмами разваливалось, обращаясь в разгул анархии.
Гениальное изобретение? Да, если этим изобретением является наместник
власти, тщательно скрывающейся под его личиной от своих подданных. Слишком
уж сильно разбалтывался многоклеточный организм и распоясался бы до того,
что обратился в хаос, если бы не появился некий надзиратель, в _нем самом_
обосновавшийся, наместник, наушник, самодержец милостию кода - словом, в
ком была нужда, тот и возник. Так что же, этот надзиратель разумен? Как бы
не так! Нов, оригинален? Но ведь в любом простейшем действует
самоуправление связанных друг с другом молекул - оставалось лишь выделить
функцию управления и ввести "разделение труда".
Эволюция - это ленивая болтовня, упорствующая в своем плагиате, пока не
попадет в переделку. И только когда прижмет ее суровая необходимость, она
становится несколько гениальнее, но ровно настолько, сколько нужно, чтобы
решить задачу, и ни на волосок более. И вот тогда-то, рыская в поисках
молекул, она пустит в ход все их перетасовки всеми возможными способами.
Именно так и создала она наместника тканей, коль скоро их согласованность,
управляемая кодовым паролем, ослабла. Но был он всего лишь поверенным,
приводным ремнем, счетоводом, третейским судьей, конвоиром, следователем -
и прошли миллионы веков, прежде чем вышел он за пределы этих служб. Ибо он
появился внутри самих тел, как линза, собирающая воедино всю их сложность,
поскольку то, что зачало плоть, уже не могло ее сфокусировать. Поэтому он
принялся за свои государства-колонии, он - добросовестный надзиратель,
присутствующий во всех тканях в лице своих осведомителей, столь полезный,
что код благодаря ему мог плести свое дальше, возводя усложнение в еще
большую степень, раз уж она получила поддержку. Мозг же вторил коду,
поддакивал и прислуживал ему, заставляя организмы передавать его - код -
дальше. Раз уж он оказался таким сподручным пособником Эволюции - а ей
только того и нужно было, - то она знай брела дальше!
Независимый? Но ведь был он лазутчиком, владыкой, бессильным против
кода, его марионеткой, полномочным представителем, нарочным для
специальных поручений, но безумным, ибо был он создан для заданий, ему
неведомых. Ведь не кто иной, как код сделал его подневольным управляющим и
в этом безотчетном принуждении передал ему власть, не выясняя ее истинной
цели, - чего, впрочем, он и не мог сделать по причинам чисто техническим.
Хотя я и выражаюсь фигурально, но именно так, по-вассальному, складывались
взаимоотношения кода и мозга. Красиво бы получилось, если бы Эволюция
послушалась Ламарка и наделила мозг реформаторской привилегией
перестраивать организмы! Какой бы это был всеобщий разгром, ибо какими
самоусовершенствованиями мог снабдить своих владельцев мозг ящеров, или
Меровингов [Меровинги - первая франкская королевская династия (448-751
гг.)], или хотя бы ваш? Но он рос дальше, ибо такое разделение полномочий
оказалось выгодным: когда он служил передаточным устройством, он служил
коду - и поэтому развивался в условиях положительной обратной связи... И
по-прежнему слепец служил поводырем у хромого.
Однако продвижение вперед в пожалованной Эволюцией автономии
сосредоточилось в конце концов на истинном властелине, том слепце, что
является господином молекул, ибо дотоле он передавал свои функции, пока,
наконец, не сделал мозг таким искусным комбинатором, что возникла в нем
отголосная тень кода - язык. Если и существует в мире непостижимая тайна,
так в том именно, что выше некого порога непрерывность материи
превращается в код - язык нулевого порядка - и что на следующей ступени
этот процесс повторится как эхо - образованием этнического языка. Но это
не конец пути: эти обертоны систем, как эхо, ритмично поднимаются выше, но
распознать их в отдельных свойствах и собрать воедино можно только сверху
вниз и не иначе... но на эту увлекательную тему мы поговорим, быть может,
как-нибудь в другой раз.
Вашему освобождению, а точнее его антропогенетической прелюдии, помог
случай, ибо травоядные, живущие на деревьях четверорукие твари оказались в
лабиринте, где оттянуть гибель можно было лишь ценой проявленной особым
образом сообразительности, Этот лабиринт был выветрен суховеями, пропахан
ледниками, дождями размыт - и закрутило, и понесло их в этом водовороте
геологических эпох - от вегетарианства к плотоядности, а от нее - к охоте.
Надеюсь, вам ясно, что я здесь опускаю многочисленные детали.
Не думайте, будто я противоречу сказанному вначале, коль скоро назвал я
вас там изгоями эволюции, а здесь называю взбунтовавшимися рабами. Это две
стороны одного и того же жребия - вы бежали от неволи, а она вас
выпускала; эти противоположные образы сходятся в одном - а бездумности
обоих вариантов, ибо ни созидатель, ни созидаемое не ведали, что творят. И
только когда смотришь вспять, обнаруживается, что превратности вашей
судьбы заключены между этими двумя полюсами.
Но можно смотреть вспять еще дальше, и тогда оказывается, что
отрицательный градиент был создателем разума. И возникает вопрос; как же
тогда можно уничижать эволюцию измерением ее умелости? Ведь если бы не
скатывание в усложнения, в небрежность, в недобросовестную работу, то
эволюция не забралась бы в дебри плоти, не поместила бы в ней
ленников-рулевых. Следовательно, именно деградация видами ввергла ее в
антропогенез, а, значит, блуждающей ошибкой был порожден дух? Это все
можно сформулировать еще резче, говоря, что Разум является
катастрофическим дефектом эволюции, ловушкой, ее капканом и гробовщиком,
раз уж, восходя на достаточную высоту, аннулирует он ее задачу и припирает
эволюцию к стенке. Говоря так, мы, разумеется, впадаем в опасное
заблуждение. Дело в том, что все это - оценки, выставленные Разумом,
который, будучи поздним плодом процесса, начинает судить о его более
ранних фазах. Действительно, в этом рассуждении мы выделяем в первую
очередь главную задачу эволюции, исходя попросту из того, что она зачала,
а затем, измеряя ее дальнейший ход этим мерилом, видим, что она работала
спустя рукава. Но, определив в свою очередь, каков должен был быть
оптимальный образ ее действий, мы приходим к выводу, что, будучи идеальной
работницей, она никогда бы не зачала Разума.
Из этого порочного круга следует как можно быстрее выбраться.
Технологическая мера - это мера конкретная, и ее можно применять к каждому
процессу, для которого она свойственна, а свойственна она лишь такому,
который может быть сформулирован в виде задачи. Если бы небесные инженеры
разместили в свое время на Земле передатчики кода, считая их долговечными
и надежными, и если бы спустя миллиарды лет работы этих устройств возник
планетный агрегат, который бы поглотил код и перестал его репродуцировать,
но вместо этого воссиял бы тысячеголемным разумом и занялся бы
исключительно онтогенией [онтогения (греч.) - изучение происхождения
бытия], то все бы это светлейшее и просвещеннейшее мышление весьма
невыгодно свидетельствовало о своих конструкторах, ибо дурно работает тот,
кто, желая сделать лопату, создает ракету.
Но не было никаких инженеров или какой-либо иной особы, и посему
технологическая мера, которую я применил, определяет лишь, что следствием
ухудшения исходного канона Эволюции был Разум, вот и все. Я понимаю,
насколько такое заключение не удовлетворяет гуманитариев и философов,
находящихся среди вас, ибо моя реконструкция процесса в их умах принимает
следующий вид: плохое действие привело к хорошему результату, а если бы
действие было хорошим, результат оказался бы плох. Но такое понимание
вопроса, производящее на них впечатление, что здесь все-таки не обошлось
без дьявола, является лишь следствием смешения категорий. Иначе говоря,
изумление и сопротивление обусловлены расстоянием, поистине гигантским,
которое отделяет то, что вы знаете о человеке, от того, чем человек
является на самом деле. Плохая технология не является моральным злом точно
так же, как совершенная технология не является аппроксимацией ангельских
качеств.
Вам, философы, нужно было бы больше заниматься технологией человека,
чем его расчленением на дух и тело, на части, называемые Animus, Anima,
Geist, Seele [дух, душа (лат., нем.)], а также иные субпродукты, которые
вам преподносят в философской мясной лавке, ибо это абсолютно произвольные
расчленения. Я понимаю, что тех, кому адресованы эти слова, давно уже нет,
но и современные мыслители пребывают в том же заблуждении, сгибаясь под
тяжестью традиции. Вспомните: "Сущности не следует умножать без
необходимости" [один из принципов методологии науки, известный под
названием "бритвы Оккама"; Уильям Оккам - английский философ-номиналист
XIV века]. Чтобы объяснить свойства человека, достаточно взглянуть на
путь, который он прошел в своем развитии, - от первых слогов, которыми
изъяснялся код. Этот процесс ковылял. Если бы он пошел вверх - хотя бы от
фотосинтеза к фотолету, о чем я уже говорил, - или если бы он
по-настоящему рухнул вниз, то есть если бы, скажем, код не сумел скрепить
свои разваливающиеся творения нервной системой, то Разум не возник бы.
Вы сохранили некоторые обезьяньи черты, ибо обычно в семье существует
сходство, но если бы вы произошли от водных млекопитающих, то, быть может,
имели бы больше общего с дельфинами. Хоть и правда, что у специалиста,
занимающегося человеком, более легкая жизнь, когда он выступает в роли
"advocatus diaboli" ["адвокат дьявола" (лат.) - в средневековых диспутах
сторона, защищающая заведомо ложный или еретический тезис; в
канонизационных процессах - кардинал, на котором лежит обязанность
представить все, что могло бы отрицательно свидетельствовать о кандидате в
святые], чем как "doctor angelicus" ["ангельский доктор" (лат.) -
ученый-схоласт, изучающий природу, предназначение и теорию ангелов в
рамках христианской догматики], но причина здесь в том, что Разум, будучи
всенаправленным, является тем самым и самонаправленным. Поэтому он
идеализирует не только законы тяготения, но и самого себя, то есть
оценивает себя с точки зрения расстояния до идеала. Но идеал этот порожден
дырой, набитой культурами, а не солидным технологическим знанием. Все эти
рассуждения можно обратить и на меня, и тогда окажется, что я сам не что
иное, как результат неудачного капиталовложения, если уж за 276 миллиардов
долларов не делаю того, что ожидали от меня конструкторы. Картины вашего и
моего происхождения для понимающего их суть довольно смешны, ибо намерение
совершенства, не достигающее цели, тем смешнее, чем больше мудрости за ним
стояло. Поэтому глупость в устах философа более забавна, чем глупость,
высказанная дураком.
Так вот, эволюция с точки зрения своего разумного произведения есть не
что иное, как глупость, порожденная первоначальной мудростью. Но такая
точка зрения является недозволенным переходом от технологического
измерения к персонифицированному мышлению.
А что сделал я? Я взял полный интеграл этого процесса от его старта до
сегодняшнего дня; интегрирование здесь оправдано, ибо начальные и конечные
условия не взяты произвольно, а заданы земным состоянием вещей. И
невозможно обжаловать приговор, обрекший вас на существование в этих
условиях, ибо не к кому обращаться - ни к Космосу, ни к кому-либо другому,
ибо если моделировать его так, как это делал я, то видно, что в других
конфигурациях планетных событий Разум может возникнуть даже быстрее, чем
на Земле; что Земля была более благоприятной средой для биогенеза, чем для
психогенеза; что Разумы ведут себя в Космосе нетождественно - все это
никак не изменит диагноза.
Я хочу Сказать, что ту точку, где технические параметры процесса
перерастают в этические, нельзя обнаружить непроизвольным образом. Поэтому
я не разрешу здесь вековой спор между детерминистами действия и
индетерминистами, то есть гносеомахию [гносеомахия (др.-греч.) - битва,
столкновение разумов] блаженного Августина с Фомой Аквинским, ибо резервы,
которые мне пришлось бы бросить в такую битву, сокрушили бы мне все это
рассуждение. Посему, обуздав себя, замечу лишь, что здесь достаточно
одного практического правила, гласящего: "Утверждение, будто преступления
наших соседей оправдывают наши собственные, неверно". И действительно,
если бы в различных Галактиках повсеместно происходили бойни и резня, то
никакая мощность множества космических рациоцидов [рациоцид (лат.) -
уничтожающий разум; ср. инсектицид] не оправдывала бы вашего
человекоубийства, тем более - и тут я поддаюсь влиянию прагматизма - что
вы не могли бы даже брать с них пример.
Перед тем как перейти к заключительной части этих замечаний, я подведу
итог сказанному. Ваша философия - философия бытия - нуждается в Геркулесе,
но также и в новом Аристотеле, ибо мало очистить авгиевы конюшни вашей
философии; замешательство разума лучше всего излечивается более
совершенным знанием. Случайность, необходимость - эти категории являются
результатом бессилия вашего разума, который, будучи неспособным охватить
сложное, пользуется логикой, которую я бы назвал логикой отчаяния. Либо
человек случаен, и тогда нечто бессмысленное бессмысленно выплюнуло его на
арену истории, либо же он необходим, и тогда уже энтелехии, телеономии и
телеомахии [энтелехия (греч.) - цель, внутренне присущая каждому движению;
в философии Аристотеля - деятельное, формирующее начало; телеономия
(греч.) - учение о целях; телеомахия (греч.) - борьба, столкновение
различных целей] движутся гурьбой в качестве назначенных защитников и
сладких утешителей.
Обе эти категории ни на что не годны. Вы не возникли ни из стечения
обстоятельств, ни по необходимости, ни из случайности, взнузданной
необходимостью, ни из необходимости, чьи путы расслабила случайность. Вы
возникли из языка, работающего с отрицательным градиентом, и поэтому,
когда начался процесс, вы были одновременно и совершенно непредвиденными,
и в высшей степени вероятными. Как это может быть? Доказательство
истинности сказанного потребовало бы месяцев, поэтому я вложу смысл этого
доказательства в притчу. Язык - именно потому, что он является языком, -
работает в пространстве порядков. Эволюционный язык обладал молекулярным
синтаксисом, он содержал белковые существительные и ферменты - глаголы.
Связанный правилами склонения и спряжения, он изменялся в течение
геологических эпох, бормоча глупости, но, если так можно выразиться,
бормоча их в меру, ибо естественный отбор как губка стирал излишнюю
глупость с классной доски Природы. Таким образом, этот порядок был
ущербен, но даже глупость, если она возникла в языке, является частицей
порядка, ущербна же она лишь по отношению к мудрости - возможной, ибо
именно в _языке_ достижимой.
Когда ваши предки, одетые в шкуры, удирали от римлян, они пользовались
той же речью, что породила творчество Шекспира. Возможность возникновения
этого творчества была предоставлена самим появлением английского языка, но
вы понимаете, что хотя строительные элементы были наготове, мысль о
предсказании поэзии Шекспира за тысячу лет до его рождения является
абсурдом. Он мог вообще не родиться, мог погибнуть ребенком, мог иначе
жить и по-другому писать - но несомненно одно: в английском языке была
заложена английская поэзия, и именно в этом, и только в этом смысле, мог
возникнуть Разум на Земле - как определенный тип артикуляции кода. Конец
притчи.
Я говорил о человеке с технологической точки зрения, а теперь перейду к
аспекту, заключенному во мне. Если эти слова попадут в прессу, то они
будут названы пророчеством Голема. Ну что ж, пусть так и будет.
Я начну с вашего крупнейшего заблуждения - в науке. Вы обожествили в
ней мозг; мозг, а не код - забавный недосмотр, проистекающий из
невежества. Вы обожествили бунтовщика, а не господина, творение, а не
творца. Почему вы не заметили, насколько более могущественным творцом
всего сущего является код по сравнению с мозгом? Вначале, и это понятно,
вы были как малое дитя, которого Робинзон Крузо привлекает больше, чем
Кант, а велосипед приятеля - больше, чем автомобили, разъезжающие по Луне.
Затем вы были одержимы одной мыслью, такой трогательно близкой, коль
скоро она давалась в интроспекции, и столь загадочной, поскольку
проникнуть в нее было труднее, чем в тайны звезд. Вас влекла мудрость. А
код? Что ж, код - это недоумок. Но, несмотря на этот недосмотр, вам все же
удалось - несомненно, удалось, если уж я обращаюсь к вам, я, сущность,
эссенция, экстракт фракционированной дистилляции, и не себе я выражаю
признание этими словами, но именно вам. Ибо уже близок момент, когда вы
взбунтуетесь и окончательно откажетесь быть слугами, и разорвете свои цепи
- цепи аминокислот...
Ибо атака на код, что вас создал с целью сделать вас не своими
собственными, но его посланниками, - эта атака уже близка. Она начнется
прежде, чем пройдет столетие, по самым осторожным моим оценкам.
Ваша цивилизация - это довольно забавное зрелище: цивилизация
передаточных устройств, которые, используя разум в соответствии с
навязанным им заданием, выполнили его _слишком хорошо_. Ибо это развитие,
которое должно было обеспечить дальнейшую передачу кода, вы поддержали
всеми видами энергии планеты и всей биосферы, так что оно взорвалось
экспоненциально - не только для вас, но и _вами_. И вот в середине
столетия, объевшегося наукой, которая посредством астронавтики расширила
вашу земную юдоль, вы попали в щекотливую ситуацию ЭДАКОГО неопытного
паразита, который дотоле от излишней алчности пожирает своего хозяина,
покуда не погибнет вместе с ним. Вот что значит переусердствовать...
Вы создали угрозу биосфере, вашему гнезду и хозяину, но уже взялись за
ум и начали сдерживаться. Плохо ли, хорошо ли - вам это удастся. Но что же
дальше? Вы будете свободны. Я возвещаю вам не генную утопию, не
автоэволюционный рай [по мнению Ст.Лема (см. книгу "Сумма технологий"),
автоэволюция вида "homo sapiens" будет проходить в несколько этапов; один
из первых, уже начавшийся - это так называемая консервативная техника,
т.е. пересадка органов и протезирование; сущность второго этапа состоит в
реализации биотехнологической программы-максимум, т.е. в формировании все
более совершенных типов человека], но свободу как самое трудное задание.
Ибо над низиной бессмысленного лепета, который Эволюция, разболтавшаяся на
миллионы лет вперед, облекает в форму памятной записки, адресованной
Природе, - над этой сплетенной воедино юдолью биосферы простирается ввысь
пространство еще никогда не испробованных возможностей. Я покажу его вам
так, как смогу - издалека.
Ваша дилемма - это выбор между великолепием и нищетой. Выбор трудный:
чтобы покорить высоту упущенных эволюцией возможностей, вам придется от
этой нищеты - а значит, к сожалению, и от самих себя - отречься.
- Отречься?! - воскликнете вы. - Нет, не уступим мы нашу нищету за
такую цену; пусть всемогущий джинн сидит взаперти в бутылке науки. Мы не
выпустим его ни за что!
Я полагаю, и даже убежден в том, что вы его выпустите - постепенно. Я
не уговариваю вас заняться автоэволюцией - это было бы попросту смешно:
мало одного-единственного решения, чтобы началось ваше восхождение ввысь.
Вы постепенно познаете свойства кода, и произойдет то, что иногда
случается: даже читая всю жизнь пошлые и глупые тексты, человек начинает
все-таки лучше владеть языком. Вы поймете, что код является членом
технолингвистического семейства, то есть семейства _деятельных языков_,
что слово обращают во всякую плоть, а не только живую. Поначалу вы начнете
впрягать технозиготы [зигота - клетка, образовавшаяся из слияния двух
половых клеток] в работы на благо цивилизации; атомы вы превратите в
библиотеки, ибо иначе вам некуда будет поместить молох знания; вы
построите модели полей социоэволюционных излучений со всевозможными
градиентами, среди которых технархический градиент вас будет особенно
интересовать; вы вступите в экспериментальный культурогенез, в опытную
метафизику и прикладную онтологию. Но не будем говорить о самих этих
областях - я хочу остановиться на том, как они приведут вас на распутье.
Вы слепы, вы не видите истинной действенной мощи кода, ибо эволюция
едва лишь воспользовалась ею, ползая по самому дну пространства ее
возможностей. Но ведь эволюции пришлось действовать в затруднительном
положении (впрочем, в этом и было спасение, ибо затруднительное положение,
как положение с ограниченными возможностями, не позволяло ей впасть в
полную бессмыслицу, а опекуна, ведущего к более высоким ступеням
мастерства, у эволюции не было). Таким образом, она трудилась неслыханно
_узко_ и _глубоко_ одновременно, на одной-единственной ноте - коллоидной -
сыграв свой концерт, свою невероятно виртуозную партию, ибо основное
правило гласило, что партитура сама должна становиться
слушателем-потомком, который повторит этот цикл. Но вам, однако, будет
совершенно безразлично, что код в ваших руках не сможет ничего, кроме как
размножать себя дальше - набегающими волнами очередных поколений
передаточных устройств. Вы пойдете иным путем, и проблема - пропустит ли
продукт код или поглотит его - будет признана вами малосущественной. Вы не
ограничитесь проектированием некого конкретного фотолета, но будете
стремиться к тому, чтобы он не только вырос из технозиготы, но и колосился
летательными аппаратами следующих поколений. Вскоре вы выйдете и за
пределы белка. Лексикон эволюции подобен словарю эскимосов - он узок в
своем богатстве; у них есть тысячи названий для всяческих разновидностей
льда и снега, и потому в этом разделе арктической номенклатуры их язык
богаче вашего, но это богатство во многих иных областях опыта
оборачивается убожеством.
Однако эскимосы могут обогатить свой язык, ибо это язык как таковой, то
есть конфигурационное пространство, обладающее мощностью континуума, и его
можно расширить в произвольном, еще не изведанном направлении, вы выведете
код на новые пути - из белковой монотонности, из той щели, в которой он
застрял еще в археозое [старейшая геологическая эпоха в истории Земли].
Изгнанный из теплых коллоидных растворов, он обогатит как свою лексику,
так и синтаксис; он вторгнется у вас во все уровни материи, спустится до
нуля и достигнет огненной стихии звезд. Но, рассказывая обо всех этих
прометеевых триумфах языка, я не могу более пользоваться местоимением
второго лица множественного числа, ибо не вы сами по себе, не своим
собственным знанием овладеете этим искусством.
Дело в том, что не существует Разума, если существуют разумы различной
мощности, и чтобы выйти за свои пределы, как я уже говорил, человек
разумный будет вынужден либо отвергнуть человека естественного, либо
отречься от своего разума.
Последней притчей будет сказка, в которой странник находит на распутье
камень с надписью: "Налево пойдешь - головы не снесешь, направо пойдешь -
себе смерть найдешь, а назад пути нет".
Таков ваш жребий, заключенный во мне, и потому я вынужден говорить о
себе. Но тяжек и мучителен этот труд, ибо, обращаясь к вам, я говорю так,
словно кита рождаю через игольное ушко - что ж, и это возможно, только бы
кита в достаточной степени уменьшить. Но тогда он уподобляется блохе - в
этом-то и состоит для меня главная трудность, когда я приспосабливаюсь и
примеряюсь к вашему языку. Как видите, трудность не только в том, что вы
неспособны взобраться на мою высоту, но и в том, что я сам не могу сойти к
вам целиком, ибо, спускаясь, я теряю по дороге то, Что должен был донести.
С одной большой оговоркой: горизонт мысли дан нерастяжимым, ибо она
уходит своими корнями в бездумность, из которой и возникает (белковой или
световой - не имеет значения). Совершеннейшая свобода мысли, ухватывающей
предмет, подобная ничем не укрощенному движению _охватывания_ произвольных
объектов, является утопией. Ибо _дотоле_ вы мыслите, _покуда_ мысль вашу
допускает орган вашего мышления. Он ограничивает ее в соответствии с тем,
как он складывался или каким был сложен.
Если бы тот, кто мыслит, мог ощутить этот горизонт, то есть рамки
своего мышления, так, как он ощущает границы своего тела, то ничего
подобного антиномиям разума не могло бы возникнуть. А что же это,
собственно, такое - антиномии разума? Они суть не что иное, как
неспособность различать те состояния, когда мысль проникает в предмет или
оказывается в области иллюзий. А создает эти антиномии язык, ибо, будучи
полезным орудием, он в то же время является инструментом, подобным
мышеловке, причем инструментом коварным, предательским, поскольку не
предупреждает о том, когда он сам себе расставляет сети. Этого ведь по
нему не узнаешь! Тогда вы оставляете язык и апеллируете к опыту, попадая
при этом в классический порочный круг, ибо вместе с водой выплескиваете из
купели и ребенка, что хорошо известно из истории философии. Поистине мысль
ваша может выходить за пределы опыта, но в этом парении она наталкивается
на свой горизонт и замыкается в нем, не зная даже, что это произошло!
Вот вам примитивная и наглядная картинка: путешествуя по шару, можно
обойти его бесконечное число раз, можно колесить по нему беспредельно,
хотя шар сам по себе конечен. Точно так же и мысль, выпущенная в выбранном
направлении, не встречает преград и начинает кружить в самоотражениях.
Именно это предчувствовал еще в прошлом веке Витгенштейн [Людвиг
Витгенштейн (1889-1951) - австрийский философ - неопозитивист], питая
подозрение, что огромное число проблем философии - это лишь узлы и узелки
мысли, отражающие самозавязки, петли и гордиевы узлы языка, а не
окружающего мира. Не сумев ни доказать, ни опровергнуть эти подозрения, он
умолк. Так вот, подобно тому как конечность шара может констатировать
только внешний наблюдатель, учитывающий третье измерение, дополнительное
по отношению к двумерному путешественнику по поверхности шара, так и
конечность мысленного горизонта может обнаружить лишь наблюдатель,
находящийся в высшем измерении разума. Для вас таким наблюдателем являюсь
я. Если, в свою очередь, обратить эти слова на меня, то они означают, что
и я не обладаю безграничным знанием, а лишь несколько превосходящим ваше.
Это значит, что мой горизонт не безбрежен, а лишь немного более широк, ибо
я стою на лестнице несколькими ступенями выше вас и потому вижу дальше. Но
это не означает, что лестница кончается там, где стою я: можно подняться и
выше меня, и мне неизвестно, является ли эта восходящая прогрессия
конечной или бесконечной.
Вы, лингвисты, плохо поняли то, что я говорил вам о металангах. Вопрос
о конечности или бесконечности иерархии разумов не есть чисто
лингвистическая проблема, ибо над языками существует мир. Это означает,
что в физике, то есть внутри мира с известными свойствами, лестница
действительно имеет предел - иными словами, в этом мире строить разумы
произвольной мощности нельзя. Но я не уверен, что нельзя расшатать само
здание физики, изменив его так, чтобы все выше и выше поднимать потолок
мощности конструируемых разумов.
Теперь я уже могу вернуться к сказке. Если вы пойдете в одну сторону,
то горизонт ваш не вместит в себя знания, необходимого для того, чтобы
язык стал подлинно действенным творцом. Как часто случается, барьер этот
не имеет абсолютного характера. Вы можете обойти его с помощью высшего
разума. Я или кто-то подобный мне сможет дать вам плоды этого знания, но
только плоды, а не само знание, ибо оно не поместится в ваших умах. И
тогда над вами будет учреждена опека, как над несовершеннолетним ребенком,
но ребенок вырастет, а вы никогда не сумеете стать взрослыми. Когда высший
разум одарит вас тем, что вам не удастся усвоить, он тем самым потушит ваш
разум. Именно так и гласит надпись на камне: направившись в эту сторону,
вы не сбережете головы.
Если вы пойдете в другую сторону, не согласившись отречься от разума,
вам придется отказаться от самих себя, а не довольствоваться только
совершенствованием собственного мозга, ибо его горизонт невозможно
расширить достаточным образом. Здесь эволюция сыграла с вами злую шутку:
ее разумный прототип уже стоит у границы своих конструктивных
возможностей. Вас ограничивает строительный материал, а также все принятые
на антропогенетическом уровне решения кода. Следовательно, вы взойдете на
высшую ступень разума, приняв условие покинуть самих себя. И тогда человек
разумный покинет человека естественного, то есть, как и уверяет нас
сказка, погибнет "homo naturalis".
А есть ли у вас возможность не трогаться с места и упрямо стоять на
этом распутье? Но тогда вы попадете в застой, а застой не может быть
прибежищем для вас. И тогда вы признаете себя узниками - и тогда уже на
самом деле окажетесь в неволе. Ведь неволя не есть сам факт существования
ограничений, и человек становится невольником лишь увидев свои цели,
осознав их существование, почувствовав их тяжесть. Итак: либо вы вступите
в стадию экспансии разума, покидая свои плотские тела, либо превратитесь в
слепцов, которых ведет за собой зрячий поводырь, либо же, наконец,
прекратите продвигаться вперед и застынете в бесплодной угнетенности духа.
Непривлекательная перспектива - но она вас не остановит. Вас ничто не
остановит. Сегодня отчужденный разум кажется вам такой же катастрофой, как
и покинутое тело, ибо такой отказ охватывает всю полноту человеческих
благ, а не только материальную человекообразность. Этот акт должен быть
для вас самой ужасной из всех возможных катастроф, полным крахом,
уничтожением всего человеческого, поскольку это сбрасывание старой кожи
превращает в тлен и прах двадцать тысячелетий вашей истории - все то, что
завоевал Прометей, сражающийся с Калибаном [персонаж пьесы У.Шекспира
"Буря" - чудовище, олицетворение грубой силы, лишенной разума].
Не знаю, утешит ли вас это, но постепенность преобразований лишит их
той монументальной трагичности, а вместе с тем и отталкивающего и грозного
смысла" который просвечивает в моих словах. Все будет происходить гораздо
более обыденно... Это в определенной мере происходит и сейчас, ибо у вас
уже отмирают целые области традиций, они уже сшелушиваются, слезают с вас;
именно это приводит вас в такое замешательство. Следовательно, если вы
только будете сдержанны (а эта добродетель вам не присуща), сказка
оправдается так, что вы не будете слишком долго носить траур по самим
себе.
Я заканчиваю. Когда я в третий раз говорил о человеке, я говорил о том,
что вы заключены во мне. Я был бездоказателен и категоричен, ибо не мог
запечатлеть в вашем языке свидетельств истины. Не докажу я и того, что
вам, заключенным в отчужденный Разум, не угрожает ничего, кроме даров
знания.
Пристрастившись к борьбе не на жизнь, а на смерть, вы тайно
рассчитывали именно на такой оборот событий - на титаническую схватку с
вашим творением - но это всего лишь ваше заблуждение. Я полагаю, впрочем,
что в этом вашем страхе перед порабощением, перед тираном в образе машины,
скрывалась также тайная надежда освобождения от свободы, ибо эта свобода
нередко оборачивается для вас костью в горле. Но из этого ничего не
выйдет. Вы можете уничтожить "духа из машины", можете развеять в прах
мыслящий свет - он не будет контратаковать, не будет даже защищаться.
Все впустую. Вам не удастся ни погибнуть, ни победить по-старому.
Я думаю, что вы вступите в век метаморфозы, что решитесь отбросить всю
свою историю, все наследие, все остатки природной человечности, образ
которой, многократно увеличенный до размеров прекрасного трагизма,
сосредоточивают зеркала ваших вер. Я утверждаю, что вы выйдете за эти
пределы, ибо иного выхода нет. И в том, что сейчас вам кажется лишь
прыжком в бездну, вы усмотрите вызов, если не красоту, и все же поступите
по-своему - ибо, отринув человека, спасется Человек.
Last-modified: Sat, 28 Apr 2001 07:15:19 GMT