твенно, почти завтра уже. Мне бы в таможне торчать, книги пробивать на вывоз, а я...

Злата (пародийно). Да-а... вообще-то трагедия.

Златин муж. И вы не боитесь оставить... родину?

Китаврасов. Место рождения? Я оставил его почти тридцать лет назад. И не по своей воле.

Злата (пародийно). По воле рока.

Златин муж. Но вы ведь могли в любой момент прилететь. Одного сознания, так сказать... И потом, я имею в виду родину с большой буквы.

Китаврасов. Я этих разных букв в родине и человеке не понимаю.

Златин муж. Я не уговариваю -- просто интересуюсь. Не боитесь, что сердце разорвется от ностальгии? У некоторых, говорят, эта болезнь не излечивается в принципе.

Китаврасов. Простите за личность, но ваши предки не побоялись, кажется. А вы, судя по всему, отлично здоровы.

Злата. Браво, Андрей Емельянович! В яблочко!

Златин муж (обиженно). Моих предков изгнали.

Злата. У него только одна болезнь: комплекс полноценности.

Златин муж. Ты обещала, Злата.

Злата. Не рассчитала сил.

Златин муж. Обещала не обижать.

Злата. И недооценила твою глупость, милый.

Входит Шарлотта Карловна.

Шарлотта Карловна. Простите, Николай Антонович. Хромыху опять плохо.

Старик. Так оно и должно быть.

Златин муж (Старику). Панкреатит?

Старик. Да, поджелудочная.

Шарлотта Карловна. Что делать, Николай Антонович?

Старик. Что тут поделаешь.

Златин муж (авторитетно). Панкреатит -- вещь серьезная.

Старик. Везите в больницу, кладите под капельницу. Авось Бог милует.

Златин муж. А не милует?

Старик. Тогда -- операция.

Шарлотта Карловна (Китаврасову). Здравствуйте.

Старик. Но лучше б до операции не доводить.

Китаврасов. Здравствуйте.

Шарлотта Карловна. А вы сами не сходите, Николай Антонович?

Старик. Чем я могу помочь?

Шарлотта Карловна. Уж вы-то!

Старик. У меня, видите, гости.

Злата. Дружка в беде оставляешь?

Старик. Не пятидесятый год -- в больнице врачей полно.

Шарлотта Карловна. Никак не пойдете?

Старик. Незачем.

Злата. Ай да папочка!

Шарлотта Карловна. Тогда я побежала?

Старик. Беги.

Шарлотта Карловна. Стало быть, так и передать, чтоб под капельницу?

Старик. Так и передай.

Шарлотта Карловна. Ну, я побегу?

Злата. Тебе ж, Лотта, давно сказано: беги.

Шарлотта Карловна. Я побежала. (Уходит.)

Злата (понюхав воздух). Эфирное создание.

Златин муж. Видишь! Панкреатит! А ты говорила: Хромых, Хромых... (Выпивает.) Так о чем мы дискутировали?

Злата. Вы дискутировали о родине.

Златин муж. Точно!

Злата. С большой буквы.

Китаврасов. Вопрос, конечно, имеет право на существование. Но в самом общем виде все равно неразрешим. Если я не слишком утомлю вас своими проблемами...

Старик. Напротив.

Злата. Мы ж тут как медведи, в глуши!

Старик. Злата!

Злата. К нам столичные пташки залетают редко.

Старик. Выйди сейчас же в другую комнату!

Злата. Со столичными проблемами.

Старик. Я тебе что сказал?!

Злата. Да еще про которых Голос Америки.

Старик. Я хозяин в своем доме?

Злата. Спасибо, хоть не на улицу. Ми-лый! (Уходит вместе с мужем.)

Старик. Не сердитесь на нее. Мечется как мышонок по клетке -- весь нос в синяках.

Китаврасов. Мужа не любит.

Старик. Сама выбрала.

Китаврасов. Она тогда совсем молодая была.

Старик. Развелась бы давно! Ах нет! куда там! Коль, говорит, вышла, должна нести крест до смерти.

Китаврасов. Вон оно что.

Старик. Разве кресты-то так носят? Да тут и не муж. Она с устройством жизни согласиться не может. Не нашей, а вообще.

Китаврасов. Weltschmertz?

Старик. Обычно этим переболевают в более нежном возрасте.

Китаврасов. Всемирная диссидентка.

Старик. Я, помню, еще в гимназии переболел.

Китаврасов. Мировая скорбь.

Старик. Или совсем под старость, вот как Хромых. Он спивается, Шухман прав. Но почему спивается?

Китаврасов. Спиваются, Николай Антонович, потому что спиваются.

Старик. В златины же двадцать четыре...

Китаврасов. Ей только двадцать четыре?

Старик. Поздний ребенок.

Китаврасов. Вы вот не спились.

Старик. К сожалению, не спился.

Китаврасов. У меня всегда было столько друзей, приятелей. Жена. Выйдя же из тюрьмы я вдруг обнаружил, что совсем одинок.

Старик. Естественно.

Китаврасов. Тюрьма, видите ли, вынимает человека из общества, сама по себе, независимо от последствий.

Старик. Вы раскаялись искренне?

Китаврасов. Согласитесь: ужасно пошло сидеть за политику, не будучи к ней причастным. Питая даже некоторую... брезгливость. Еще и зарабатывать на этом политический капитал.

Старик. В таком случае, лучше не садиться вовсе.

Китаврасов. Сомнительного достоинства капитал -- в этом мои доброжелатели правы.

На пороге комнаты, в полутьме, появляется Злата.

Я занимался историей в мечте восстановить разрушенную будто бы навечно зыбкую ткань времени.

Старик. Невозможно.

Китаврасов. Но попытки, приближения!

Старик. Лучше не садиться вовсе.

Китаврасов. Однако, когда человек выкручивается от лагеря, никому не объяснишь, что сделал это не из страха, а из... вкуса.

Злата. Из вкуса?!

Китаврасов. Поддакивать, может, и будут, кивать понимающе. А в глубине души... Ох, уж это раскаянье! Оно, конечно, формальное. Никому не повредившее. Без имен, без фамилий.

Злата. Просто герой!

Китаврасов. Слишком, дескать, честолюбив. Возжелал легкой славы.

Старик. Выйди, Злата.

Китаврасов. Чего уж. Пускай слушает.

Старик. Как знаете.

Китаврасов. Опубликовал незрелые, дилетантские работы, не разобравшись, на чью мельницу...

Злата. Герой сопротивления.

Старик (на Злату). Сами напросились -- терпите.

Китаврасов. Написано из тюрьмы, напечатано в такой газете, что ни один порядочный человек и читать бы не стал.

Злата. А писать?

Китаврасов. Я не писал, только подписывал!

Злата. А-а! Принципиальная разница.

Старик. Я тоже подписал, что являюсь японским шпионом.

Злата (иронично). Если уж ты подписал, папочка!..

Китаврасов. Да хоть бы и не раскаянье! Хоть бы и отсидел я положенное и вышел героем. Я был бы еще более одинок!

Злата. А ну как нет?!

Китаврасов. Тогда мы с моими... бывшими друзьями еще менее смогли бы друг друга понять.

Злата. Ты б попробовал!

Китаврасов. Цветы. Встречи с теми, кто посмелее или имеют гэбэшный иммунитет. А говорить не о чем.

Злата. Попробовал бы -- может, нашлось?

Китаврасов. У жены, когда я вышел, другой уже был, другая жизнь. Я говорю: как же ты? А она: ты предатель, ты раскололся, если я останусь с тобою, мне рук никто не подаст.

Злата. Какая черствость.

Старик. Женщинам руки не подают, а целуют.

Китаврасов. Но ты же, говорю, не знала, что я расколюсь. Знала, говорит, я тебя как облупленного знаю! Мне, говорю, могли просто не предложить!

Злата. Они наугад не предлагают. Правда, папочка?

Китаврасов. Тогда, говорит, ты б в лагерь загремел. А после семи лет лагеря... В лагерях, знаешь... и жест гаденький делает. А вы говорите: родина.

Старик. Это не я говорю.

Китаврасов. Родина вот она: резонанс, социальное окружение. А березки и в Канаде растут, и под Парижем. Вам хорошо: вы врач. Уехали в глушь и лечите себе людей.

Старик. Уехал?

Китаврасов. А что делать мне? Историю преподавать в сельской школе?

Злата. Чего ж зазорного?

Китаврасов. По утвержденной программе? Так и этого не позволят: идеологический фронт.

Злата. Жертва режима.

Китаврасов. Кстати, почему вы не вернулись в Россию, когда шла реабилитация? Почему остались на краю света? Это я риторически спрашиваю.

Злата. Он -- риторически, папочка.

Китаврасов. Я-то понимаю, что человек после тюрьмы по-настоящему вернуться не может. Я на собственном отце наблюдал такую попытку. Жалкую, доложу, попытку.

Старик. Видно, дети, хотят того или нет, продолжают судьбы отцов.

Злата. Гены.

Китаврасов. Вы ведь, в сущности, тоже эмигрант. И я уважаю вашу твердость. Если б я вас в свое время послушался, если бы стал врачом...

Злата. Ты и врачом бы уехал.

Китаврасов. Считаешь, что я трус?

Злата. Потому что у папочки и тут не было выбора.

Китаврасов. Трус?!

Злата. А то уехал бы и он. Как миленький.

Старик. Ошибаешься, Злата. Мне предлагали. Правда, очень давно, в девятнадцатом. А я, мальчишка, вместо этого записался добровольцем в Красную Армию.

Злата. Ты у нас папочка, герой.

Старик. В кавалерию Котовского.

Злата. Чапаев!

Старик. Не хочу себя оправдывать, но тогда это считалось... хорошим тоном.

Злата. Только б усы отпустить.

Старик. Поветрие, знаете, такое было среди передового студенчества. Искупали вину перед народом.

Китаврасов. Доискупались.

Старик. Про нас, про репрессированных, принято говорить: пострадавшие ни за что. А я превосходно знаю, за что пострадал.

Злата. Многие знания, папочка, рождают многие печали.

Старик. За то, что хоть один гвоздик, хоть самый крохотный, а и я в Лефортовскую тюрьму вколотил. Из кавалерийской подковы.

Злата. Не слишком ли: десять лет Колымы за один гвоздик?

Старик. В самый раз. И потому не надо было никаких реабилитаций.

Китаврасов. Никому?

Старик (подумав). Никому. Пройдя лагеря, я оказался на месте в этой больнице. На самом своем месте.

Злата. Это уж точно.

Старик. Так и следовало дожить до конца и умереть в одиночестве.

Злата. Степной волк.

Старик. Все было бы спокойно и справедливо. Помнишь, у Вольтера, в Кандиде, мы читали с тобою: il faut cultiver son jardin.

Злата. Но так ведь все и происходит.

Старик. Так да не так.

Злата. Если ты очень уж не хочешь ехать с нами в Красноярск...

Старик. Пытаются увезти меня с собою. Может, и впрямь, согласиться?

Златин муж (выступая из темноты). Соглашайтесь, конечно!

Старик. Отказавшись в свое время от Парижа, потом от столицы...

Злата. А Красноярский край, папочка, равняется целым четырем Франциям.

Старик. Поехать на старости лет в Красноярск!

Златин муж. Мы гарантируем вам отдельную комнату.

Старик. Вы -- в Вену, я -- в Красноярск.

Златин муж. Что ж тут такого? Прямо на набережной!

Старик. Самое грустное, Андрей Емельянович, даже не то, что снесут дом...

Златин муж. На черта он вам сдался?!

Старик. А что получится недостойная игра с роком. Недостойная...

Златин муж. Ванной нет.

Старик. И безвыигрышная.

Златин муж. Горячей воды нет!

Старик. Попытка переменить жизнь.

Златин муж. Любой нормальный человек сбежит отсюда при первой возможности!

Злата. Это ты, милый, в точку!

Старик. Попытка, подобную которой я, к сожалению, однажды уже предпринимал.

Златин муж. Без оглядки.

Злата. Когда это, папочка?

Старик. В незапамятные поры. А они тем временем будут считать мои дни.

Злата (после паузы). Не ожидала от тебя такой... безвкусицы.

Старик. Хотя, разумеется, и виду не подадут.

Златин муж. Вы, конечно, можете нас оскорблять...

Старик. Пошутил. Простите.

Златин муж. Хороши шутки.

Злата. В твоем, милый, стиле.

Златин муж. Долго ты будешь меня шпынять?!

Старик. Пошутил. Полно грызться. Неприлично.

Злата. Зато привычно-то как!

Златин муж. Я не грызусь, но обидно, что...

Свет мигает и гаснет.

Злата. Вовремя.

Старик. Провода оборвало.

Златин муж. Провода проводами, но вы, Николай Антонович, все-таки извинитесь. Я, конечно, вас уважаю...

Старик. Да я извинился.

Златин муж. То есть согласны? Я правильно понял? Насчет переезда?

Злата. На ходу подметки режет!

Златин муж. Ловлю на слове! Вы свидетель, Андрей Емельянович.

Китаврасов. Я улетаю.

Златин муж. Игра с роком! Какой в наше время может быть рок?!

Злата. Все утро, весь день, весь вечер = валило, валило с неба...

Златин муж. Да. Беснуется вьюга.

Злата. И стало дышать нечем = от снега.

Китаврасов. Когда мы тут жили, движок часов в восемь отключался. И мы сидели с керосиновой лампою. Этот запах...

Старик. Керосина больше не продают.

Китаврасов. Николай Антонович про русских царей рассказывал.

Злата. А в больнице горит.

Китаврасов. Про царевну Наталью.

Старик. Свечи, Злата, на кухне, в ящике.

Злата. Я помню, папа.

Златин муж. Вот видите, Андрей Емельянович: я вас предупреждал.

Злата. А ничего страшного. Посидим при свечах. Как декабристы.

Златин муж. Как (хохотнув) кто?

Злата. Знаешь, папочка, мы тут с Андреем Емельяновичем обнаружили, что сегодня годовщина декабрьского восстания.

Китаврасов. Сто семьдесят пять лет.

Злата. Что завтра, чуть свет, они на плац выступят.

Златин муж. Друзья, отчизне посвятим = души прекрасные порывы?

Злата. Давайте, вообразим, что мы -- они и есть. Что не им, а нам завтра на плац.

Златин муж. А-га. Типичные декабристы.

Злата. Мы ведь люди сравнительно образованные. Неужто не сымпровизируем?

Златин муж. Гусары, кавалергарды...

Злата. Что там они говорили? Тирания противна природе человеческой? Конституционный образ правления... Продолжайте!

Златин муж. Декабристы разлюбили Герцена. Или как: развратили? Что ты на меня уставилась? -- шучу я, шучу!

Злата. Не обращайте внимания. Пусть шутит. Попробуем, а? Раз в жизни! Нам с места стронуться -- покатится само!

Пауза.

Златин муж (поет как Окуджава). Не-а-бе-щай-те-де-ве-ю-най...

Злата. Все верно. Какое восстание! Какой, к черту, плац!

Златин муж. Лю-бо-о-ви-веч-най-на-а-зем-ле...

Злата. В глуши, в пятистах верстах от Красноярска.

Златин муж. В четырехстах тридцати двух.

Злата. Давайте тогда, будто это уже через двадцать лет после плаца.

Златин муж. И не верстах -- километрах. По спидометру.

Злата. Что мы отсидели свое и в Петропавловке, и в Александровском заводе. Или где они там руду добывали?

Златин муж. Для укрепления социалистического отечества. Поскольку "могущество России..."

Злата. И вот -- на вечном поселении. Их ведь возвращать после пятьдесят шестого стали, когда Николай умер? Так, Андрей?

Китаврасов. Так.

Злата. А до того считалось, что на вечное?

Китаврасов. На вечное.

Злата. Вы -- декабристы, я -- чья-нибудь ваша дочка. И вот: вы беседуете, я для вас музицирую. (Садится к пианино, играет вальс.)

Златин муж выпивает.

Старик. Время позднее. Постели, Злата, Андрею Емельяновичу. И пора спать. Ему завтра чуть свет. (Китаврасову.) Довольны, что посетили... м-м...

Златин муж. Место рождения.

Китаврасов. Я... я, право, не знаю. У меня в голове все смешалось. Потом разберусь. И обязательно напишу.

Старик. Доставите удовольствие.

Китаврасов. Во всяком случае, я очень вам благодарен.

Старик. А вот... скажите...

Китаврасов. Да?

Старик. Когда вы в Москву переехали, мама часто посещала театр? Театр, концерты?

Китаврасов. У нас вообще-то телевизор стоял. Кавээн. С линзой.

Старик. А пианино?

Китаврасов. Вроде нет. Вру! Было вначале и пианино. Но отцу музыка мешала работать.

Златин муж. Писательский труд требует сосредоточенности.

Китаврасов. Мама в Дом Пионеров ходила заниматься.

Злата (постелив). Вы спать собирались? (Протягивая Китаврасову полотенце.) Это вам, Андрей Емельянович. А моя мама, наверное, сейчас на нас смотрит.

Китаврасов. Спасибо, Злата.

Злата. На тебя, папочка.

Китаврасов. Вы... ты, Злата... вы можете звать меня по имени. И на ты. Напрасно вы так.

Златин муж (Китаврасову). Молитесь. Кажется, пронесло: вечер окончился без особых несчастий.

Злата. Не мели глупостей.

Златин муж. Вам, наверное, перед сном в туалет надо? Чаю вон сколько выпили!

Злата. Считал?

Златин муж. И умыться. Пойдемте, покажу.

Старик. Вы уж, молодой человек, отдыхайте.

Златин муж. А я не устал.

Старик. Сам провожу. Андрей Емельянович все-таки мой гость.

Злата. Немножко и мой, а, папочка?

Старик. Заодно расскажу про дом. Вам, надо думать, любопытно.

Златин муж. Конечно: в такую даль прилетел.

Китаврасов. Да-да. Я с удовольствием.

Старик. Выстроило его еще земство.

Златин муж. Я думал -- декабристы.

Старик. В тысяча восемьсот девяносто девятом году.

Златин муж. Все-таки -- в прошлом веке.

Старик. Там, над входом, вырезано.

Златин муж. Не обращал внимания.

Злата. Господи! Как тебя... много.

Старик. Я всего на полгода-то его и моложе.

Китаврасов. Вы с девятисотого?

Старик. Восемьдесят с лишком простоял и еще простоял бы дважды по стольку. А снесут непременно.

Златин муж. Жалко, конечно, но...

Старик. У них тут по плану очередной трехэтажный барак из бетона. Места им мало.

Златин муж. Но прогресс происходить должен. Еще если бы действительно: декабристы...

Старик. Идемте, Андрей Емельянович. Подай, Злата, свечу.

Златин муж. Возьмите.

Старик. Благодарствуйте. (С порога.) А в эту ночь, милая декабристочка, сто пятьдесят пять лет назад, Пушкин, между прочим, написал "Графа Нулина". (Уходит с Китаврасовым.)

Златин муж (выпивая). Не молоть, говоришь, глупостей?

Злата. При чем здесь "Граф Нулин"?

Златин муж. А ты тем временем будешь заниматься на моих глазах... на глазах собственного отца... блядством?

Злата. Ревнуешь, милый?

Златин муж. Так привлекает конская деталь, что мочи нет утерпеть?

Злата. Стало быть, сильно любишь.

Златин муж. Представь, люблю.

Злата. Исключительно приятно слышать. (Бьет мужа по лицу.)

Златин муж (совершенно растерянно). За что?

Злата. За блядство. (Бьет снова.)

Златин муж. Ты что, Злата!

Злата. За конскую деталь. Не закрывайся! (Бьет еще.)

Златин муж. Злата!

Злата. За сегодняшний вечер en grand и за Андрея... Емельяновича. Емельяновича! -- хоть мы с ним и на ты.

Златин муж. Ангран?

Злата. И запомни: отныне ты будешь получать по морде при всяком твоем очередном подозрении.

Златин муж. Да я ведь...

Злата. При всяком твоем грязном намеке.

Златин муж. Я...

Злата. На первый раз наедине, в следующие -- публично. Помолчи. И не двигайся с места. Не дай тебе Бог дотронуться...

Златин муж. С чего ты взяла, что я...

Злата. Теперь слушай дальше. Вопреки всем твоим предчувствиям и даже уверенности...

Златин муж. В чем уверенности?

Злата. За которые я просто обязана презирать тебя как последнего... как последнюю гниду...

Златин муж. Кого?

Злата. Кого слышал! Вопреки живому нравственному инстинкту и элементарному здравому смыслу. Молчи, я сказала! Вопреки, наконец, неоднократным собственным желаниям я не изменила тебе ни разу!

Через комнату, в другую, проходят Старик и Китаврасов.

Старик. И разгородили его на три квартиры. А прежде весь дом предназначался врачу.

Китаврасов. Просторно.

Старик. Фельдшер, конечно, при нем, кабинет для приема, аптека. Сейчас две остальные квартиры пустуют.

Китаврасов. А вы-то в которой жили?

Старик. Стекла выбиты, начался распад. Мы вам не помешали?

Злата. Что ты, папочка. Наоборот! Правда, милый?

Златин муж. Правда.

Старик. Родились вы, Андрей Емельянович, не в больнице, а здесь, в этой самой комнате, на этом самом диване.

Китаврасов (растроганно). Как в старину.

Старик. Роды у Елены Валерьевны принимал я. А те две комнаты в конце коридора... Идемте, идемте. (Уходит с Китаврасовым.)

Злата. На этом самом диване. Уж-жасно трогательно. Так вот, милый: ни разу и ни с кем! И пока считаю тебя мужем, коль уж имела в свое время... каприз назвать так именно тебя, -- и поверь, должно случиться что-то слишком уж выходящее из ряда, чтобы я перестала тебя им считать, -- до тех самых пор не изменю и не предам. Какие б ты пошлости и пакости не говорил обо мне и не думал. В какую бы не попал передрягу. Я не Елена Валерьевна. Буду ждать, если понадобится. Если понадобится -- вытерплю все.

Златин муж плачет.

Ты что?

Златин муж. Проклятый дом.

Злата. Что с тобою?

Златин муж. Проклятый дом.

Злата. Но ты сам виноват!

Златин муж. Имела каприз назвать меня мужем.

Злата. Перестань, слышишь?

Златин муж. Ты ж говорила, что любишь меня!

Злата. Говорила, говорила.

Златин муж. Что тебе со мной хорошо.

Злата. Успокойся.

Златин муж. Что без меня ты уже не сможешь.

Злата. Так и есть.

Златин муж. Когда мы дома, ты ласковая, нежная. А здесь... Гнида!

Злата. Прости.

Златин муж. Смотришь ненавидящими глазами.

Злата. Ну, пожалуйста, прости.

Златин муж. Готова кокетничать с первым попавшимся мужиком.

Злата. Не с первым!

Златин муж. С первым! чтоб только сделать мне больно!

Злата. Ах, ты ничего не понимаешь!

Златин муж. Злата, зачем?!

Злата. Не сердись.

Златин муж. Зачем, Злата! Если мы разойдемся...

Злата. Разойдемся?

Златин муж. Ты вряд ли станешь счастливее.

Злата. У меня и в мыслях нет расходиться.

Златин муж. Но я ведь не смогу терпеть бесконечно твои выходки. Я не железный. Ты думаешь, у меня совсем нету гордости, а это не так!

Злата. Не так, не так, милый.

Златин муж. Нет собственного достоинства.

Злата. Успокойся.

Златин муж. Я просто слишком люблю тебя и потому все прощаю.

Злата. Успокойся, милый.

Златин муж. Но и прощению может настать предел.

Злата. Не надо ревновать.

Златин муж. Ты же сама делаешь все, чтобы меня вывести.

Злата. Честное слово, не надо. Я люблю тебя.

Златин муж. Правда?

Злата. Я люблю только тебя!

Златин муж. Правда, любишь?

Злата. Разумеется, дурачок.

Златин муж. А зачем с ним целовалась?

Злата. У нас все хорошо!

Златин муж. Зачем пила на брудершафт?

Злата. Я тебе расскажу.

Златин муж. Расскажешь?

Злата. Послезавтра. Когда уедем.

Златин муж. Почему послезавтра?

Злата. Все вместе. Я уговорю отца. Получим квартиру. Поменяемся на Москву. Ты напишешь докторскую.

Златин муж. А что ты расскажешь послезавтра, что?

Злата. Какой ты, право, ребенок. Не можешь и потерпеть?

Златин муж. Я потерплю, потерплю, Злата. Если ты так хочешь -- я потерплю.

Злата. А дом этот снесут. Дома не будет.

Златин муж. Неужто я сам не слышу, что иногда произношу пошлости. Но вы оба так на меня смотрите, словно только пошлостей и ждете. И ты, и Николай Антонович.

Злата. Я понимаю.

Златин муж. Я и иду вам навстречу, помимо себя иду.

Злата. Да, милый. Помимо себя.

Златин муж. Действительно любишь?

Злата. Иди спать. Конечно, люблю. (Целует мужа.)

Златин муж. А ты?

Злата. Мне надо поговорить.

Златин муж. С этим?

Злата. С отцом, милый, с отцом.

Златин муж. И я опять лишний?

Злата. Перестань дуться, ступай. Я приду к тебе совсем скоро.

Златин муж. Буду ждать. (Уходит.)

Злата. Бедный. Когда бы с вами снова судьба меня свела... Я, кажется, просто сбесилась. Судь-ба!

Появляется Старик. Не заметив Злату, прячет в карман фотографию со стола.

Мелкая кража? Ай-ай-ай, папочка! Фотографию соседки?

Старик. Где твой супруг?

Злата. Ушел спать.

Старик. Заведи Андрею Емельяновичу будильник. На без четверти шесть. И оставь ему что-нибудь позавтракать.

Злата. На брачный стол пошел пирог поминный?

Старик. Виноват?

Злата. Про маму вспомнила.

Старик. Да, деточка. Мама умерла.

Злата. Ты любил ее, папочка? Не мучайся, не отвечай. Я все и так знаю.

Старик. Что ты знаешь?! Что ты можешь знать?!

Злата. А Андрея Емельяновича я разбужу сама. И покормлю.

Злата. Ты думаешь, это понравится твоему... доценту?

Злата. Надеюсь, папочка, это понравится Андрею Емельяновичу. И мне. Кстати, ты ничего не хочешь сказать?

Старик. Пожалуйста?

Злата. Ну, может, признаться в чем. Поведать.

Старик. Поведать?

Злата. Знаешь, как в английских романах: милая дочь, я стар, а ты уже стала совсем взрослая. Я должен открыть тебе роковую тайну, кояя древним проклятием витает над несчастным нашим семейством.

Старик. Роковую тайну? Кояя? Действительно, как в романе.

Злата. А между тем ты смутился, папочка.

Появляется Китаврасов.

Устали, Андрей Емельянович? Будем баиньки?

Китаврасов. Да, знаете, ведь еще сегодня, ранним утром, я был в Москве.

Злата. В Москву, в Москву, в Москву.

Китаврасов. Как бы в другом мире, в другом измерении. А потом самолет, автобусы, грузовик. И очень намерзся.

Злата. Метель.

Китаврасов. Сердце что-то покалывает.

Старик. Может, валокардину?

Злата. Которая, кажется, стихает.

Старик. Или валидол? Дайте-ка, я вас послушаю.

Злата. В самом деле стихает.

Китаврасов. Не стоит, Николай Антонович.

Злата. Будет мороз.

Китаврасов. Право-слово, не стоит. Чисто нервное. У меня бывает.

Старик. Но вы говорили: микроинфаркт.

Злата. Погода для трагедии с инцестом.

Китаврасов. Уверяю, пустяки.

Старик. Почему: с инцестом?

Китаврасов. Просто мне следует отдохнуть.

Старик. Как знаете.

Злата. А ночью, когда звезды...

Старик. Насильно мил не будешь.

Китаврасов. Не обижайтесь, пожалуйста.

Злата. Прибили мороз к тверди...

Старик. Какие обиды!

Китаврасов. Сколько б я, интересно, добирался сюда в прошлом веке?

Злата. Как колокол, пел воздух...

Златин муж. Месяц? Два?

Старик. Не меньше.

Китаврасов. Сейчас и суток не прошло, а расстояние, вроде, и не сократилось.

Злата. О смерти.

Старик. Что?

Китаврасов. Такое же неимоверное.

Злата. Стихи.

Китаврасов. Дикая заброшенность! Край земли.

Злата. Граница уверенного земледелия.

Старик. Пошли, Златочка. Спокойной ночи, Андрей Емельянович.

Злата. Значит, ничего рокового открыть не собираешься.

Китаврасов. Спокойной ночи.

Старик. Спокойной ночи.

Китаврасов. Спокойной ночи, Злата. И, если не затруднит... будильник.

Злата. Я сама... разбужу.

Китаврасов. О-о! Только умоляю: автобус в шесть-пятнадцать. Мне никак невозможно проспать.

Злата. Завтра на плац?

Китаврасов. Равносильно смерти.

Старик. Захвати свечу.

Злата. Стало быть, я еще недостаточно взрослая, папочка?

Старик. Категорически отказываюсь понимать, о чем ты!

Злата. А ты еще недостаточно стар?

Злата и Старик выходят, прикрывая за собою дверь. Китаврасов раздевается, гасит оставшуюся свечу, укладывается.

Китаврасов. На этом самом диване. Место рождения. Смешно звучит. Как месторождение... полезных ископаемых. Впрочем, совершенно, кажется, бесполезных. Как это сказал доцент? -- командировка за ностальгией...

Пауза. Появляется Злата в ночном халатике.

Злата. Андрей...

Китаврасов. Да.

Злата. Андрей Емельянович, не спите?

Китаврасов. В Москве нету еще одиннадцати. Тут ведь четыре часа разница?

Злата. Четыре.

Китаврасов. Не привык засыпать так рано. Даже в Лефортово не приучили: в десять отбой, ни читать не положено, ничего. Лежишь с открытыми глазами и смотришь на лампочку в проволочном мешке.

Злата. Мне страшно, что мы вдвоем.

Китаврасов. Часов до двух смотришь. Лампочки там круглые сутки горят. А ровно в шесть подъем.

Злата. И радостно.

Китаврасов. Вы верите, Злата, это просто ужасно: просыпаться так рано.

Злата. Я верю, Андрей.

Китаврасов. Особенно, когда знаешь, что впереди целый день вынужденного, изматывающего безделья.

Злата. Я все понимаю. Все!

Китаврасов. Там ведь работать не дают. Даже снег во двор -- для разминки -- почистить не допросишься. А на прогулке...

Злата. Я понимаю, но подождите, подождите, Андрей. Я же пришла к вам... я к тебе пришла, чтобы...

Китаврасов. Пришла чтобы?

Злата. Нет! Нет! Я хочу прочесть вам стихи.

Китаврасов. Вам?

Злата. Разрешите, пожалуйста. Это недолго.

Китаврасов. Пришла, чтобы прочесть стихи?

Злата. Да, вот эти. Когда бы с вами снова = судьба меня свела, = то вот мое вам слово: = я не была б смела! = Прабабушкиных правил = не стала б нарушать, = трепать застежки платьев = не стала б разрешать...

На пороге, в темноте, появляется Старик.

И ваше раздраженье = движение бровей = сменило б уваженье = к стыдливости моей. = И вы поцеловали б = меня, любимый мой, = не прежде, чем назвали б = нас мужем и женой...

На другом пороге, тоже незамеченный, возникает Златин муж.

И может быть не месяц = и три недолгих дня, = а вечность, вечность, вечность = любили б вы меня. = Когда бы с вами снова... = Но снова -- не бывать, = а у крыльца резного = скучать и горевать. Полный бред?

Китаврасов. Не знаю, Злата.

Злата. Невозможно слушать?

Китаврасов. Я ничего не понимаю в стихах.

Злата. Напыщенно и старомодно?

Китаврасов. Я ничего не понимаю... вообще. Не понимаю, зачем сюда приехал, не понимаю, почему...

Злата. Чтобы встретить меня.

Китаврасов. А чего же тогда спрашиваете?! Разве мне могут не понравиться стихи, когда так нравитесь вся вы? (Берет Злату за руку.)

Злата. Вся ты?

Китаврасов. Вся... ты. Стихи похожи на тебя, и, если б такое было представимо...

Злата (заметив отца и мужа). Боже! Ты только посмотри!

Китаврасов. Если б такое было представимо...

Злата. Они меня караулят! Они опасаются, что я юркну к тебе под одеяло.

Златин муж. Сама говоришь пошлости.

Злата. Вот только чтоб их ожиданий не обмануть, следовало бы так и сделать. Прямо при них.

Златин муж. Пошлостей, говорю, не говори!

Злата. Ты взял бы меня, Китаврасик?

Златин муж. Не показывай себя хуже, чем ты есть.

Злата. Взял бы?

Старик. Сейчас же ступай спать, Злата.

Злата. Ухожу, ухожу, ухожу.

Старик. Сию же минуту!

Злата. Меня ожидают законные ласки! Или ты, как всегда, утомился, милый? (Уходит вместе с мужем.)

Старик. Андрей Емельянович, вы позволите посидеть немного здесь, в кресле?

Китаврасов. Конечно, Николай Антонович.

Старик. Я постараюсь не помешать вашему отдыху.

Китаврасов. Мне, видать, все равно скоро не заснуть. Я, знаете, как-то... взведен. Ну, ничего: на том свете, так сказать...

Старик. И еще...

Китаврасов. Слушаю?

Старик. Этот остаток времени я хотел бы обращаться к вам просто по имени. И на ты.

Китаврасов. Ко мне всю жизнь обращались на ты.

Старик. Сейчас ночь, темно.

Китаврасов. Даже неловко становилось, когда называли по имени-отчеству. Что, впрочем, исключая тюрьму, происходило крайне редко.

Старик. Кавалерия Котовского.

Китаврасов. А тут, в этом доме, за один вечер, я даже... привык. Действительно, странная атмосфера.

Старик. В таком случае...

Китаврасов. Немного старомодная, но...

Старик. Прошу прощения.

Китаврасов. Вы не поняли меня. Разумеется, называйте. Вы ж знали меня вот таким.

Старик. Благодарствуйте. Впрочем, бред, глупости!

Китаврасов. Вы правы: моя поездка и впрямь похожа на бред.

Старик. Когда мне исполнилось четырнадцать, я прибыл домой, на вакации. У отца было небольшое имение, родовое, дом, похожий на этот.

Китаврасов. Место вашего рождения.

Старик. Только там, в России.

Китаврасов. Вот почему вы к нему так привязаны.

Старик. В Смоленской губернии. И как раз началась война.

Китаврасов (пробуя слова на вкус). Губерния. Имение. Вакации.

Старик. Германская. Или, как ее сейчас окрестили -- первая мировая.

Китаврасов. Постойте-постойте. Как же! Полковник Каховский! Командир Каширского, кажется, полка! Я недавно копался в материалах по самсоновскому окружению...

Старик. Мой двоюродный дядя.

Китаврасов. Погиб в августе, со знаменем в руках, выводя свой полк.

Старик. Не знал таких подробностей.

Китаврасов. Конечно! А мне когда Злата сказала, что Каховская...

Старик. Злата давно Шухман!

Китаврасов. Ревнуете?

Старик. Не знаю. Не думаю. Но дядю не помню совершенно: виделся в детстве один, что ли, раз. А вот кого помню: к старшей сестре перед фронтом завернул попрощаться жених. Новенькая форма, серебряные погоны. Отравлен газом в шестнадцатом.

Китаврасов. Золотые?

Старик. Серебряные. Он был военным врачом. И я, как увидел его, сразу понял, что тоже буду военным врачом. Я решил, что не стану носить оружие, а под пулями, на поле брани...

Китаврасов. Красиво.

Старик. Сами представляете, что за идеи посещают четырнадцатилетнюю голову.

Китаврасов. Очень даже представляю.

Старик. В девятнадцатом у меня действительно появилась возможность эмигрировать: старший брат, Саша, композитор, звал с собою в Париж. Но я объяснил ему, что врач в любом случае остается вне политики.

Китаврасов. Оказалось, не в любом?

Старик. Дальше жизнь пошла как в угаре, и к тридцати семи все сбылось: белый китель, две шпалы в петлицах.

Китаврасов. Погоны снова ввели в сорок втором.

Старик. Готовая диссертация и даже орден на груди. Знак Почета. Орденок, правда, простой, незначительный.

Китаврасов. В те времена и такой считался за редкость.

Старик. И еще у меня была в Ленинграде невеста. Романтическая история: поездки туда-назад, белые ночи, адмиралтейская игла. Целомудренные свидания без поцелуев. Трепетные пожатия пальцев...

Китаврасов. Когда бы с вами снова...

Старик. Смешно? Но если б вы ее знали! Господи, что я говорю!

Китаврасов. Говорите, говорите!

Старик. Арестовали меня в день свадьбы, при выходе из ЗАГСа.

Китаврасов. Эффектно.

Старик. Полгода держали в Лефортово.

Китаврасов. Я чувствовал, что и вы там бывали.

Старик. По обвинению в сборе секретных сведений в пользу Японии. В антисоветском военном заговоре. И брат за границей.

Китаврасов. Ясно: латинский шпион.

Старик. Да-да. Присудили к высшей мере социальной защиты. Тогда это так называлось.

Китаврасов. Я знаю. У меня ведь отец...

Старик. Тут по счастью сгинул Ежов, многих стали выпускать, по званиям, начиная с помкомвзводов и вверх. Но я слишком, видать, выслужился: пока очередь дошла до двух шпал, выпускать прекратили. Это как с книгою вашего... отца.

Китаврасов. Две шпалы -- что-то вроде майора?

Старик. Расстрел, правда, заменили десятью годами.

Китаврасов. Господи!

Старик. И все эти годы жена верно ждала. Если б мы успели прожить вместе неделю, несколько дней, наши отношения приобрели бы хоть оттенок реальности. А тут чистый идеализм. Который с существенностью, увы, не сопрягается никак. Уж лучше б... Лишившись всего на свете, я и эту потерю перенес бы... заодно.

Китаврасов (сонно). Какой глубокий у вас голос.

Старик. И сделался бы свободен. Я ведь вас понимаю, ваше раскаянье.

Китаврасов (почти во сне). Оно формальное.

Старик. Когда у человека хоть что-то остается в запасе, он ведет себя... и только когда осознаёт, что потерял все, становится... человеком. А мне и до сегодня не удалось потерять все. Вам, знаете, Андрей Емельянович, вы уж послушайте старого зэка, вам с вашей женою повезло, что она вас вовремя оставила. А маму вашу... маму твою, Андрюшенька... маму твою я очень любил. Вот поверь. А случайности... мало ли какие случайности подсовывает существенность. Но я должен сказать тебе, Андрюша... Ты слышишь меня? Андрюша! Ты спишь? (Пауза.) Андрей Емельянович, вы спите?

Китаврасов (во сне). Когда бы с вами снова судьба меня свела...

Старик. Как? Что ты сказал? Какая свадьба? Спишь... Наверное, и хорошо, что спишь. Пусть хоть у тебя будет потеряно все. Не надо тебе знать. А Златка... Златка правильно бесится, у нее нюх, у Златки. Она мне своей матери, покойницы, царствие ей небесное, не может простить. И себя.

Старик говорит все тише, все несвязнее, неразборчивей.

Как ты говорил: не-воз-мож-но?

Китаврасов (во сне). Когда бы с вами снова...

Старик. Кавалерия Котовского. Каховского... И Леночка вот... умерла.

Старик бормочет под нос мелодию вальса Шопена, постепенно замолкает.[2] Нервный стук в окно.

Китаврасов (вскакивая). А? Кто?! Пора ехать?

Старик. Рано, Андрей Емельянович. Ночь на дворе. Спите.

Снова стук.

Это ко мне. Из больницы. Хромыху, видать, совсем плохо. (Идет к окну, всматривается.) Сейчас, сейчас! (Зажигает свечу, накидывает пальто, впускает Шарлотту Карловну.)

Шарлотта Карловна. Простите... побеспокоила.

Старик. Тише! Хромых?

Шарлотта Карловна. Ну.

Старик. Не помогает?

Шарлотта Карловна. Всё делали. Третий час на капельнице.

Старик. Печально. Острый панкреатит.

Шарлотта Карловна. Ну. И доктор сказали. А чего это вы со свечой?

Старик. Оборвало провода.

Шарлотта Карловна. Надо монтеру сказать дежурному, пусть подбежит.

Старик. Пустое, Лотта. Скоро рассвет. Не помогает, значит?

Шарлотта Карловна. Ну.

Старик. Придется, стало быть, Хромыху нашему с поджелудочной все-таки расставаться. Ничего. Без нее даже спокойнее. Шучу, Лотта, шучу.

Шарлотта Карловна. Понимаю, Николай Антонович, что шутите.

Старик. Он, бедняга, думает: я могу чем-то помочь?

Шарлотта Карловна. Я с вами, слава Богу, уже тридцать лет работаю.

Старик. Совершить чудо? Он уже под наркозом? Кто оперирует.

Шарлотта Карловна. В том-то и дело, Николай Антонович, что некому.

Старик. Как то есть некому?

Шарлотта Карловна. А то разве я посмела бы беспокоить? доктор Лошаков в Красноярск уехали, на повышение квалификации.

Старик. Да-да, в Красноярск.

Шарлотта Карловна. У Зимейки отпуск. А дежурный, мальчишка, побледнели весь, руки у них трясутся. Я, говорят, не смогу! Я зарежу его! Права не имею! Я поджелудочной этой, говорят, в жисть не отыщу!

Старик. Не отыщет.

Шарлотта Карловна. А Хромых плачет. Не кричит, не стонет. Скулит как щенок.

Старик. Вы бы ему морфий ввели.

Шарлотта Карловна. Мы вводили, а он все равно. А Настя говорит: беги, говорит, к Николаю Антоновичу, они помогут.

Старик. Николай-чудотворец.

Шарлотта Карловна. Больше, говорит, не к кому. А то помрет Хромых прямо здесь, в отделении. Я и побежала.

В дверном проеме стоят Злата и Златин муж.

Златин муж. Сколько ему? Тоже под восемьдесят?

Злата. Думай, что говоришь.

Старик. И чего ж вы с Настей хотите, уважаемая Шарлотта Карловна? Чтобы оперировал я?

Шарлотта Карловна. Ну.

Старик. А вам известно, что я четыре года скальпеля не держал? А вы видели мои руки? Дрожат? Я вас спрашиваю: дрожат?

Шарлотта Карловна. Что же нам делать?

Злата. Наблюдать за агонией.

Старик. Замолчи! Утра дожидаться. Санитарный самолет вызывать.

Златин муж. В такую пургу?

Китаврасов. Пурга стихает.

Старик. Везти в Красноярск. Или хирурга из Красноярска выписывать.

Шарлотта Карловна. Не доживет до утра уполномоченный.

Китаврасов. Граница уверенного земледелия.

Шарлотта Карловна. Я, конечно, только медсестра, но у меня тоже свой опыт есть: никак не доживет.

Златин муж. Ему через три часа все внутренности разъест: аутолиз.

Старик. Вы-то чего каркаете, молодой человек?

Злата. Он, папочка, правду очень любит.

Старик. Ч-черт знает что! Повышение квалификации! Довели больницу! Хорошо, ступайте. Скажите этому вашему... док-то-ру! чтобы готовился к операции. Я проассистирую.

Злата. Ты ничего не видишь, папочка!

Шарлотта Карловна. Не прооперируют наш доктор.

Злата. У него катаракта, Лотта!

Шарлотта Карловна. Вы уж поверьте, Николай Антонович: не прооперируют.

Злата. Он газету читать не может!

Шарлотта Карловна. С ними истерика. Они спирту выпили, реланиума наелись.

Златин муж. На дежурстве?!

Шарлотта Карловна. Дай им Бог к утру в себя прийти.

Златин муж. О темпоре: умора!

Китаврасов. Под пулями.

Шарлотта Карловна. Николай Антонович!

Злата. Что ты, Лотта, из отца жилы тянешь?

Шарлотта Карловна. Умирает же человек.

Злата. Иди сама и прооперируй!

Китаврасов. Без оружия.

Злата. Ты зачем одеваешься, папа?

Старик. Тебе что за дело? Пойду, взгляну.

Злата. Ой, папочка!

Старик. Не сидеть же сложа руки.

Злата. Ой, зачем!

Старик. А затем! Затем, что я врач!

Злата. Звучит, конечно , торжественно, только...

Старик. Тебе просто не терпится, чтобы старик умер.

Злата (кричит). Нет, нет, папочка!

Старик. Все же ты ненавистница!

Злата. Я за тебя боюсь! Ты не простишь себе, если он умрет у тебя на столе!

Старик. Ненавистница! Не моя дочь!

Злата. А он умрет, умрет, умрет!

Старик (обессилено). Не кричи, Злата.

Злата (мужу). Вот что, милый. Собирайся-ка ты.

Златин муж. У меня, значит, пускай умирает?

Злата. У тебя не умрет.

Златин муж. Почему?

Злата. Я в тебя верю.

Златин муж (беззащитно). Правда, веришь?

Злата. Конечно.

Златин муж. Но я ведь...

Злата. Что ты ведь?

Златин муж. Это так неожиданно.

Злата. Это всегда неожиданно.

Златин муж. Я тоже уже десять лет... И я выпил.

Злата. Сколько ты там выпил! Не ГАИ.

Златин муж. Проклятый дом.

Злата. Мужчина ты или не мужчина?

Златин муж. Сумасшедшая ночь! При чем тут половой признак?

Злата. При том, что нужно уметь совершать поступки.

Китаврасов. Под пулями, бе