ем
за чтением. Прошу вас, Эрон, выполняйте обещание. Давайте досье.
     И  все же по  настоянию Эрона они отправились на  небольшую,  обтянутую
противомоскитной сеткой террасу, расположенную на том же этаже, с внутренней
стороны  здания,  и удобно  устроились  там  за  одним из столиков,  любуясь
небольшим,  тщательно ухоженным  садом  с песчаными  дорожками  и старинными
фонтанами.  Здесь им подали  по-южному обильный завтрак:  печенье,  овсянку,
колбасу и внушительное количество кофе с цикорием и молоком.
     У Майкла  разыгрался аппетит.  Он  чувствовал себя  так  же хорошо, как
тогда,  в доме Роуан, радуясь, что мозги не залиты выпивкой. Как  это все же
здорово --  сидеть с ясной головой,  глядя  на зеленый сад, на ветви  дубов,
клонившиеся  до  самой травы. И  просто  божественно  снова  ощущать  теплый
воздух.
     --  Все  произошло  слишком быстро,  --  сказал  Лайтнер, передавая ему
корзиночку с горячим печеньем. -- Наверное, мне следовало бы посвятить вас в
какие-то подробности, однако  ума  не приложу, в какие  именно. Мы полагали,
что наше знакомство  будет происходить постепенно, -- это  позволило бы  нам
лучше узнать вас, а вам, конечно же, -- нас...
     Мысли  о Роуан  никак  не выходили  у  Майкла из  головы. Невозможность
связаться с ней хотя бы по телефону  буквально выводила его из себя. Тревога
за  Роуан терзала  душу, однако  бесполезно и  пытаться  объяснить  что-либо
Эрону.
     -- Если бы я вошел с вами  в контакт так, как планировал, --  продолжал
Лайтнер, -- я  бы  пригласил вас в  нашу Обитель  возле  Лондона,  где  ваше
вступление в  орден происходило  бы неспешно  и гораздо  более торжественно.
Даже после нескольких  лет полевой работы вам ни за что не поручили бы столь
опасное задание, как вмешательство в дела Мэйфейрских  ведьм. Кроме меня,  в
распоряжении  ордена  нет  ни одного  достаточно подготовленного  для  такой
работы агента. Но,  выражаясь современным  языком,  вы  неожиданно оказались
втянутым в это дело.
     -- Увяз по самые  уши, -- согласился Майкл, не переставая жевать. -- Но
я  понимаю,  что  вы  имеете  в виду.  Это равносильно  тому,  как  если  бы
католические священники пригласили меня принять  участие  в  обряде изгнания
дьявола, зная, что я даже не посвящен в духовный сан.
     -- Очень близкое сравнение, -- подтвердил Эрон. --  Мне иногда кажется,
что, несмотря на отсутствие непреложных догм и жестко определенных ритуалов,
мы  придерживаемся гораздо более строгих понятий.  Установленная нами  грань
между добром и злом, правильным и неправильным весьма тонка и трудноуловима,
при этом мы куда более нетерпимы к тем, кто ее переходит.
     -- Эрон, обещаю вам, что не расскажу о  досье  ни единой  душе во  всем
христианском мире, за исключением Роуан.
     Лайтнер задумался.
     --  Когда  вы прочтете материалы,  --  после  минутного молчания  вновь
заговорил  он,  --  мы  непременно  продолжим  это  разговор  и обсудим ваши
дальнейшие действия. Не спешите отказываться. По крайней мере, прислушайтесь
к моему совету.
     -- Сдается мне, что у вас есть личный страх перед Роуан, -- так?
     Лайтнер  сделал  большой глоток кофе.  Внимательно оглядел  тарелку. За
весь завтрак он не съел ничего, кроме кусочка печенья.
     --  Не уверен,  -- ответил  он.  --  Моя единственная  встреча  с Роуан
состоялась  при  весьма необычных  обстоятельствах.  И честное  слово,  могу
поклясться...
     -- В чем?
     -- Мне показалось, что ей отчаянно хотелось поговорить со мной. Точнее,
хоть с кем-то поговорить. Однако в следующий  же момент я почувствовал в ней
какую-то  враждебность, причем  враждебность ко всему  и вся,  словно в этой
женщине было заключено нечто сверхъестественное, словно ее переполняло нечто
инстинктивно чуждое остальным людям. Понимаю, мое предположение кажется вам,
мягко говоря, странным.  Разумеется, в Роэун нет ничего сверхъестественного.
Но если мы задумаемся и будем рассматривать наши экстрасенсорные способности
как некие  мутации, то можно  будет  с  полным  правом  сказать,  что  Роуан
действительно  отличается от других  людей -- как, скажем,  одна порода птиц
отличается от другой. Иными словами, я ощутил ее непохожесть...
     Лайтнер замолчал. Только сейчас он заметил, что Майкл сидит за столом в
перчатках.
     -- Не  хотите попробовать обходиться без них?  Полагаю, я смогу научить
вас блокировать образы. На самом деле это не так сложно, как вам...
     -- Я хочу получить  досье, -- перебил его Майкл. Он вытер рот салфеткой
и допил кофе.
     -- Разумеется.  И  вы  его немедленно получите,  -- со  вздохом ответил
Эрон.
     -- Я могу  сейчас же отправиться в свою  комнату? Да, еще одна просьба.
Нельзя   ли   попросить,   чтобы  мне   принесли  туда  еще  немного   этого
восхитительного кофе и горячего молока.
     -- Конечно.
     Эрон проводил Майкла  к выходу  с  террасы, остановившись  лишь  затем,
чтобы распорядиться  насчет кофе, а затем по широкому  центральному коридору
они дошли до дверей комнаты.
     Темные шторы из  узорчатого шелка,  закрывавшие широкие окна со стороны
фасада,  были подняты, и в комнату  лился  мягкий летний  свет, приглушенный
листвой деревьев.
     На огромной кровати лежал портфель с кожаной папкой, содержащей досье.
     -- Ну  вот, друг мой, -- сказал  Эрон, -- Кофе  вам принесут без стука,
чтобы не отвлекать от чтения. Если хотите, устраивайтесь на балконе. И прошу
вас,  читайте  внимательно.  Если  я понадоблюсь, телефон  у вас  под рукой.
Достаточно назвать телефонистке мое имя. Я буду всего лишь через две комнаты
от вас. Попытаюсь немного поспать.
     Майкл снял пиджак и галстук, ополоснул в ванной лицо и как раз доставал
из чемодана сигареты, когда принесли кофе.
     Его удивило и  несколько раздосадовало неожиданное  возвращение  Эрона.
Тот отсутствовал не более пяти минут.
     Выражение лица Лайтнера было крайне  озабоченным. Он  попросил молодого
слугу поставить поднос на столик в углу, подождал,  пока тот выйдет и плотно
прикроет за собой дверь, и только после этого заговорил:
     -- Плохие новости, Майкл.
     -- О чем вы?
     --  Я  только что  звонил  в  Лондон,  чтобы  узнать, нет  ли  для меня
каких-либо  сообщений.  Оказывается,   они  пытались  связаться  со  мной  и
сообщить,  что мать  Роуан умирает.  Они звонили в Сан-Франциско.  Но к тому
времени я уже уехал из города.
     -- Роуан непременно должна узнать об этом.
     --  Поздно, Майкл. Дейрдре  Мэйфейр умерла сегодня около пяти утра.  --
Его  голос  слегка дрогнул. --  Вероятно, в то самое время, когда мы с  вами
разговаривали.
     -- Ужасная новость для  Роуан, -- сказал Майкл, -- Вы не представляете,
как она расстроится. Вы даже не можете представить...
     -- Роуан  вылетает  в  Новый Орлеан, --  перебил  его Лайтнер.  --  Она
звонила в похоронную контору и просила отложить церемонию.  Они согласились.
Еще она  спрашивала  насчет  отеля "Поншатрен".  Мы,  разумеется,  проверим,
заказала ли она там номер.  Но мне думается, что мы можем ожидать ее скорого
появления в Новом Орлеане.
     -- Ну знаете! Вы хуже, чем ФБР, -- заметил Майкл. Однако у него не было
повода  сердиться.  Это  было  именно то, что он  хотел  узнать. С  чувством
облегчения он перебрал в памяти свой прилет в город, поездку на такси к дому
на Первой  улице,  пробуждение в номере отеля.  Нет, сам  он никак не мог бы
ускорить встречу с Роуан и ее матерью.
     -- Да, мы очень предусмотрительны, -- печально произнес  Лайтнер. -- Мы
продумываем каждый шаг, каждую мелочь. Не знаю, относится ли Бог к тому, что
ему  приходится  наблюдать, с таким же беспристрастием, с каким относимся ко
всему мы.
     Эрон задумался и как будто вдруг  ушел в себя;  выражение его  лица при
этом  заметно  изменилось.  Потом, так  и  не  проронив больше  ни слова, он
направился к двери.
     -- Вы действительно знали мать Роуан? -- спросил Майкл.
     --  Да, знал, -- с  горечью ответил Лайтнер. -- И ни разу не  смог хоть
чем-нибудь ей помочь. Но подобное с  нами случается часто. Возможно, на этот
раз  события  примут иной  оборот.  Впрочем, кто  знает... --  Эрон повернул
дверную ручку. Все  здесь.  --  Он указал на  папку. -- Времени на разговоры
больше не остается.
     Майкл проводил Лайтнера  растерянным взглядом. Этот  сдержанный всплеск
чувств  у  англичанина  несказанно  удивил   его,  но  одновременно   придал
решимости. Как грустно, что  он не нашел подходящих слов утешения и оказался
не в состоянии хоть как-то облегчить страдания Эрона. С другой стороны, если
сейчас он начнет думать о  Роуан,  мысленно  представляя, как  сжимает ее  в
объятиях  и  пытается рассказать ей  обо всем,  что  произошло за  последнее
время, то определенно свихнется. Нельзя терять ни минуты.
     Взяв с  кровати  кожаную папку, Майкл перенес ее на  стол. Потом достал
сигареты  и  поудобнее  устроился  в  кожаном кресле.  Почти  машинально  он
потянулся  к серебряному  кофейнику,  налил в чашку  кофе и добавил горячего
молока.  Комнату наполнил  восхитительный  аромат.  Майкл  раскрыл  папку  и
вытащил  из  нее  другую  --  из  плотной бумаги.  Краткая  надпись гласила:
"МЭЙФЕЙРСКИЕ  ВЕДЬМЫ.  Часть   первая".  Внутри  папки  находились  листы  с
убористым  машинописным  текстом  и  конверт,  озаглавленный:  "Фотокопии  с
подлинных документов".
     Его сердце болело за Роуан. Он начал читать...

        12

     Приблизительно через час Роуан позвонила в отель.
     Она  уложила  в чемоданы кое-что из  летней одежды. Откровенно  говоря,
перебирая  вещи и  прикидывая,  что  стоит  взять, Роуан  словно  со стороны
наблюдала за собственными сборами, и они преподнесли ей несколько сюрпризов.
Из глубин гардероба были вытащены легкие шелковые наряды -- блузки и платья,
когда-то  купленные  для отпусков и  с  тех пор ни разу  не  надетые.  Роуан
достала  шкатулку  с  украшениями, к  которым  не притрагивалась  со  времен
колледжа. На глаза попались нераскрытые  коробочки с духами. Изящные туфли с
высокими каблуками, так и пролежали в магазинной упаковке. Все эти годы в ее
жизни властвовала медицина, и ни  на что другое времени уже не оставалось. И
чудесные полотняные костюмы она надевала всего лишь пару раз, когда отдыхала
на  Гавайях.  Что ж, теперь они  ей  пригодятся.  Роуан  сунула  в чемодан и
косметический набор, которым не пользовалась больше года.
     Она решила лететь ближайшим полночным рейсом.  Но сначала нужно заехать
в  клинику  и детально  ознакомить  Слэттери,  который  заменит ее  на время
отсутствия, с историями болезни пациентов. А оттуда уже -- прямо в аэропорт.
     Так.  Теперь  пора  позвонить  в отель, заказать  номер  и оставить для
Майкла сообщение о своем приезде.
     Ей ответил  приятный, с южным акцентом голос  гостиничной телефонистки.
Да, у них есть  свободный  номер. Нет, мистера  Карри  сейчас нет  в  отеле.
Однако для нее имеется сообщение, что мистеру Карри пришлось срочно уехать и
что он позвонит  ей в  течение  ближайших суток.  Нет, он  не  сказал,  куда
направляется и когда вернется.
     -- Хорошо, -- устало вздохнув, сказала Роуан. -- Пожалуйста, запишите и
передайте ему следующее... Передайте ему, что в самое ближайшее время я буду
в Новом  Орлеане. Умерла моя  мать. Церемония прощания  состоится  завтра  в
похоронной конторе "Лониган и сыновья". Записали?
     --  Да  Позвольте  мне  выразить  искреннее  соболезнование  в  связи с
кончиной вашей матушки.  Всем  нам было горько услышать об этом. Я  привыкла
видеть ее сидящей на террасе, когда шла на работу мимо старого дома.
     Изумлению Роуан не было границ.
     -- Будьте  любезны,  если можно,  ответьте  мне  на  пару вопросов,  --
попросила Роуан. -- Дом, где она жила, находится на Первой улице?
     -- Да, доктор.
     -- Это в квартале, который называется у вас Садовым?
     -- Да, доктор, именно там.
     Роуан пробормотала  слова благодарности и  повесила трубку...  Та самая
улица... Именно о  ней рассказывал Майкл... И как странно, что все они знают
о смерти ее матери. "Тем более странно, -- подумала Роуан,  -- что я даже не
упомянула ее имени..."
     Но сейчас  было не  до  раздумий. Пора  ехать.  Роуан вышла  на  пирс и
поднялась  на  палубу  "Красотки  Кристины".  Убедившись, что  яхта  надежно
закреплена  и, случись  что,  выдержит  самую скверную  погоду, она  заперла
рулевую рубку и вернулась в дом. Там  она включила все системы сигнализации,
которыми не пользовалась со дня смерти Элли.
     В последний раз оглядеться...
     Роуан вдруг вспомнила, как Майкл, стоя возле своего прекрасного старого
дома в викторианском стиле, говорил о предчувствии, что он туда не вернется.
У  нее самой не было столь отчетливого предчувствия. И тем не менее при виде
знакомого с детства дома  ее  охватила печаль. Ощущение было такое, будто от
него взяли  все, что могли, а теперь бросили на произвол судьбы. То же самое
чувство она испытала, в последний раз оглянувшись на "Красотку Кристину".
     Да, яхта хорошо послужила ей, но сейчас утратила всякое значение. И все
мужчины, с которыми Роуан занималась любовью  в каюте, отныне тоже ничего не
значили в ее жизни. Откровенно говоря, просто замечательно и в какой-то мере
символично,  что в тот вечер она  не потащила Майкла  в духоту каюты. Ей это
даже в голову не пришло. Майкл казался ей частью совершенно иного мира.
     Роуан вдруг  отчаянно захотелось затопить "Красотку Кристину" вместе со
всеми  связанными с  нею воспоминаниями. Боже, ну что за глупая мысль! Разве
не "Красотка  Кристина" привела  ее к  Майклу?  Наверное,  она просто теряет
рассудок.
     Слава Богу, она  летит в Новый Орлеан. Слава  Богу,  она успеет увидеть
свою  мать, прежде чем захлопнется крышка  гроба, и слава  Богу,  она  вновь
будет  рядом с Майклом, расскажет ему обо  всем и  ощутит его  близость. Она
обязана верить, что все будет именно так, и не важно, почему он не позвонил.
Роуан с горечью вспомнила о лежащем в сейфе документе. Отныне он превратился
в нечто совершенно несущественное, в пустую  бумажку, не  стоящую даже того,
чтобы еще раз взглянуть на нее или разорвать.
     Роуан, не оглядываясь, захлопнула за собой дверь.