Рэй Брэдбери. Пришло время дождей
Отель напоминал высохшую кость в пустыне. Немилосердно
жгло солнце и накаляло крышу. По ночам воспоминания о дневном
зное наполняли комнаты, словно запах далекого лесного пожара. И
после наступления темноты в отеле долго не зажигали огней, ибо
свет означал зной. Обитатели отеля предпочитали в потемках
ощупью пробираться по коридорам в тщетных поисках прохлады.
В этот вечер мистер Терль, хозяин отеля, и его
единственные постояльцы, мистер Смит и мистер Фермли,-- оба
словно сухие листья табака, и даже пахли они сухим табаком,--
засиделись на длинной веранде, опоясывающей дом. Раскачиваясь в
скрипучих креслах-качалках, они ловили ртами раскаленный воздух
и пытались движением качалок всколыхнуть застывший зной.
-- Мистер Терль, вот было бы здорово, если бы вы вдруг...
как-нибудь... взяли да и купили установку для охлаждения
воздуха... Мистер Терль даже не открыл смеженных век. -- Откуда
мне взять деньги на это? -- ответил он наконец после долгой
паузы.
Оба постояльца слегка порозовели от стыда -- вот уже
двадцать лет, как они живут в отеле и ничего не платят мистеру
Терлю. Снова воцарилось молчание. Мистер Фермли печально
вздохнул. -- А почему бы нам всем не махнуть отсюда в
какой-нибудь приличный городишко, где нет такой адской жары?
-- Найдется ли охотник купить мертвый отель в этом
пропащем месте? -- ответил мистер Терль.-- Нет, останемся здесь
и подождем двадцать девятого января. Скрип качалок смолк.
29 января. Единственный день в году, когда здесь
действительно идут дожди. -- В таком случае ждать осталось
недолго,-- сказал мистер
Смит, взглянув на карманные часы, они блеснули на ладони,
словно желтая луна.-- Еще каких-нибудь два часа и девять минут,
и наступит долгожданное двадцать девятое января. А на небе ни
облачка.
-- Сколько я себя помню, двадцать девятого всегда
приходили дожди.-- Мистер Терль умолк, сам удивившись, как
громко прозвучал его голос.-- Если они в этом году и запоздают
на денек, я не стану роптать и гневить бога.
Мистер Фермли судорожно проглотил слюну и обвел взглядом
пустой горизонт -- с востока на запад, до самых дальних гор. --
Интересно, вернется сюда золотая лихорадка?.. -- Золота здесь
больше нет,-- ответил мистер Смит.-- И что еще хуже, нет
дождей. Их не будет ни завтра, ни послезавтра, ни
послепослезавтра. Не будет весь год.
Три старых человека смотрели на яркую, как солнце, луну,
которая прожгла дыру в черном пустом небосводе. Снова медленно,
нехотя заскрипели качалки.
Легкий утренний ветерок зашелестел закудрявившимися от
зноя листами отрывного календаря, который висел на облупившейся
стене отеля.
Трое стариков, перекидывая через костлявые плечи подтяжки,
босиком спустились вниз и, щурясь от солнца, посмотрели на
пустой горизонт.
-- Двадцать девятое января... -- Ни единой милосердной
капли дождя... -- Все еще впереди, день только начинается. -- У
кого впереди, а у кого и позади,-- проворчал мистер Фермли и,
повернувшись, исчез в доме.
Целых пять минут понадобилось ему, чтобы через путаницу
лестниц и коридоров добраться до своей комнаты и раскаленной
как печь постели.
В полдень в дверь осторожно просунулась голова мистера
Терля. -- Мистер Фермли?..
-- Проклятые старые кактусы! Это мы с вами...-- произнес
мистер Фермли, не поднимая головы с подушки; издали казалось,
что его лицо вот-вот рассыплется в сухую пыль, которая осядет
на шершавые доски пола.-- Но даже кактусам, черт побери, нужна
хотя бы капля влаги, чтобы выжить в этом пекле. Заявляю вам,
что не встану до тех пор, пока не услышу шум дождя, а не эту
дурацкую птичью возню на крыше.
-- Молитесь богу и готовьте зонтик, мистер Фермли,--
сказал мистер Терль и осторожно на цыпочках вышел. Под вечер по
крыше слабо застучали редкие капли. Мистер Фермли, не
поднимаясь, слабым голосом крикнул в окно: -- Нет, это не
дождь, мистер Терль. Я знаю, вы поливаете крышу из садового
шланга. Благодарю, но не тратьте понапрасну сил.
Шум на крыше прекратился. Со двора донесся печальный
протяжный вздох...
Огибая угол дома, мистер Терль увидел, как оторвался и
упал в серую пыль листок календаря.
-- Проклятое двадцать девятое января! -- услышал он голос
сверху.-- Еще целых двенадцать месяцев!
В дверях отеля появился мистер Смит, но спустя мгновенье
скрылся. Затем он появился снова с двумя помятыми чемоданами в
руках. Он со стуком опустил их на пол веранды.
-- Мистер Смит! -- испуганно вскричал мистер Терль.--
После двадцати лет? Вы не можете этого сделать!
-- Говорят, в Ирландии весь год идут дожди,-- сказал
мистер Смит.-- Найду там работу. То ли дело бегать весь день
под дождем.
-- Вы не должны уезжать, мистер Смит! -- Мистер Терль
лихорадочно искал веские доводы и наконец выпалил: -- Вы
задолжали мне девять тысяч долларов!
Мистер Смит вздрогнул как от удара, и в глазах его
отразились неподдельная боль и обида.
-- Простите меня,-- растерянно пролепетал мистер Терль и
отвернулся.-- Я и сам не знаю, что говорю. Послушайтесь моего
совета, мистер Смит, поезжайте-ка лучше в Сиэтл. Там каждую
неделю выпадает не менее пяти миллиметров осадков. Но, прошу
вас, подождите до полуночи. Спадет жара, станет легче. А за
ночь вы доберетесь до города.
-- Все равно за это время ничего не изменится. -- Не надо
терять надежду. Когда все потеряно, остается надежда. Надо
всегда во что-то верить. Побудьте со мной, мистер Смит. Можете
даже не садиться, просто стойте вот так и думайте, что сейчас
придут дожди. Сделайте это для меня, и больше я ни о чем вас не
попрошу.
В пустыне внезапно завертелись крохотные пыльные вихри, но
тут же исчезли. Мистер Смит обвел взглядом горизонт.
-- Если не хотите думать о дождях, думайте о чем угодно.
Только думайте.
Мистер Смит застыл рядом со своими видавшими виды
чемоданами. Прошло пять-шесть минут. В мертвой тишине слышалось
лишь громкое дыхание двух мужчин.
Затем мистер Смит с решительным видом нагнулся и взялся за
ручки чемоданов.
И тут мистер Терль вдруг прищурил глаза, подался вперед и
приложил ладонь к уху.
Мистер Смит замер, не выпуская из рук чемоданов. С гор
донесся слабый гул, глухой еле слышный рокот. -- Идет гроза! --
свистящим шепотом произнес мистер Терль. Гул нарастал; у
подножия горы появилось облачко. Мистер Смит весь вытянулся и
даже поднялся на носках.
Наверху, словно воскресший из мертвых, приподнялся и сел
на постели мистер Фермли.
Глаза мистера Терля жадно вглядывались вдаль. Он держался
за деревянную колонну веранды и был похож на капитана судна,
которому почудилось, что легкий тропический бриз вдруг
откуда-то донес аромат цитрусовых и прохладной белой сердцевины
кокосового ореха. Еле заметное дыханье ветерка загудело в
воспаленных ноздрях, как ветер в печной трубе. -- Смотрите! --
воскликнул он.-- Смотрите! С ближайшего холма катилось вниз
облако, отряхивая пыльные крылья, гремя и рокоча. С гор в
долину с грохотом, скрежетом и стоном съезжал автомобиль --
первый за весь этот месяц автомобиль!
Мистер Терль боялся оглянуться на мистера Смита. А мистер
Смит посмотрел на потолок и подумал в эту минуту о бедном
мистере Фермли.
Мистер Фермли выглянул в окно только тогда, когда перед
отелем с громким выхлопом остановилась старая разбитая машина.
И в том, как в последний раз выстрелил, а затем заглох ее
мотор, была какая-то печальная окончательность. Машина, должно
быть, шла издалека, по раскаленным желто-серым дорогам, через
солончаки, ставшие пустыней еще десятки миллионов лет назад,
когда отсюда ушел океан. И теперь этот старый, расползающийся
по швам автомобиль выпуска 1924 года, кое-как скрепленный
обрывками проволоки, которая торчала отовсюду как щетина на
небритой щеке великана, с откинутым брезентовым верхом,-- он
размяк от жары, как мятный леденец, и прилип к спинке заднего
сиденья, словно морщинистое веко гигантского глаза,-- этот
старый разбитый автомобиль в последний раз вздрогнул и испустил
дух.
Старая женщина за рулем терпеливо ждала, поглядывая то на
мужчин, то на отель, и словно бы говорила: "Простите, но мой
друг тяжко занемог. Мы знакомы с ним очень давно, и теперь я
должна проститься с ним и проводить в последний путь". Она
сидела неподвижно, словно ждала, когда уймется последняя легкая
дрожь, пробегавшая еще по телу автомобиля, и наступит то полное
расслабление членов, которое означает неумолимый конец. Потом
еще с полминуты женщина оставалась неподвижной, прислушиваясь к
умолкшей машине. От незнакомки веяло таким покоем, что мистер
Терль и мистер Смит невольно потянулись к ней. Наконец она
взглянула на них с печальной улыбкой и приветственно помахала
рукой.
И мистер Фермли, глядевший в окно, даже не заметил, что
машет ей в ответ. А мистер Смит подумал:
"Странно, ведь это не гроза, а я почему-то не очень
огорчен. Почему же?"
А мистер Терль уже спешил к машине.
-- Мы думали... мы думали...-- Он растерянно умолк.-- Меня
зовут Терль, Джо Терль.
Женщина пожала протянутую руку и посмотрела на него такими
чистыми светло-голубыми глазами, словно это были снежные озера,
где вода очищена солнцем и ветрами.
-- Мисс Бланш Хилгуд,-- сказала она тихо.-- Выпускница
Гринельского колледжа, не замужем, преподаю музыку, тридцать
лет руководила музыкальным студенческим клубом, была дирижером
студенческого оркестра в Грин Сити, Айова, двадцать лет даю
частные уроки игры на фортепьяно, арфе и уроки пения, месяц как
ушла на пенсию. А теперь снялась с насиженных мест и еду в
Калифорнию.
-- Мисс Хилгуд,-- отсюда не так-то просто будет выбраться.
-- Я и сама теперь вижу.-- Она с тревогой посмотрела на мужчин,
круживших возле ее автомобиля, и в эту минуту чем-то напомнила
им девочку, которой неловко и неудобно сидеть на коленях у
больной ревматизмом бабушки.
-- Неужели ничего нельзя сделать? -- спросила она. -- Из
спиц выйдет неплохая изгородь, из тормозных дисков -- гонг,
чтобы созывать постояльцев к обеду, а остальное, может,
пригодится для японского садика.
-- Все, кончилась. Говорю вам, машине конец. Я отсюда и то
вижу. Не пора ли нам ужинать? -- послышался сверху голос
мистера Фермли.
Мистер Терль сделал широкий жест рукой.
-- Мисс Хилгуд, милости просим в отель "Пустыня". Открыт
двадцать шесть часов в сутки. Беглых каторжников и
правонарушителей просим заносить свои имена в книгу
постояльцев. Отдохните ночку, платить не надо, а завтра утром
вытащим из сарая наш старый "форд" и отвезем вас в город.
Мисс Хилгуд милостиво разрешила помочь ей выйти из
автомобиля. Он в последний раз издал жалобный стон, словно
молил не покидать его. Она осторожно прикрыла дверцу,
захлопнувшуюся с мягким стуком.
-- Один друг покинул меня, но второй все еще со мной.
Мистер Терль, не внесете ли вы ее в дом? -- Ее, мадам?
-- Простите, я всегда думаю о вещах так, словно это люди.
Автомобиль был джентльменом, должно быть, потому, что возил
меня повсюду. Ну а арфа все же, согласитесь, дама.
Она кивком головы указала на заднее сиденье. На фоне неба,
накренившись вперед, словно нос корабля, разрезающего воздух,
стоял узкий кожаный ящик.
-- Мистер Смит, а ну-ка подсобите,-- сказал мистер Терль.
Они отвязали высокий ящик и осторожно сняли его с машины. --
Эй, что там у вас? -- крикнул сверху мистер Фермли. Мистер Смит
споткнулся, и мисс Хилгуд испуганно вскрикнула. Ящик
раскачивался из стороны в сторону в руках неловких мужчин.
Раздался мелодичный звон струн.
Мистер Фермли услышал его в своей комнате и уже больше не
спрашивал, а лишь, открыв от удивления рот, смотрел, как темная
пасть веранды поглотила старую леди, таинственный ящик и двух
мужчин.
-- Осторожно! -- воскликнул мистер Смит.-- Какой-то болван
оставил здесь свои чемоданы.-- И вдруг умолк.-- Болван? Да ведь
это же мои чемоданы!
Мистер Смит и мистер Терль посмотрели друг на друга. Лица
их уже не блестели от пота. Откуда-то налетевший ветерок
легонько трепал вороты рубах, шелестел листками календаря. --
Да, это мои чемоданы,-- сказал мистер Смит. Они вошли в дом.
Еще вина, мисс Хилгуд? Давненько у нас не подавали вино.
-- Совсем капельку, если можно.
Они ужинали при свете единственной свечи, все равно
делавшей комнату похожей на раскаленную печь, и слабые блики
света играли на вилках, ножах и новых тарелках. Они ели, пили
теплое вино и беседовали.
-- Мисс Хилгуд, расскажите еще что-нибудь о себе. -- О
себе? -- переспросила она.-- Право, я была все время так
занята, играя то Бетховена, то Баха, то Брамса, что не
заметила, как мне минуло двадцать девять, а потом сорок, а
вчера вот исполнилось семьдесят один. О, конечно, в моей жизни
были мужчины. Но в десять лет они переставали петь, а в
двенадцать уже не могли летать. Мне всегда казалось, что
человек создан, чтобы летать, поэтому я терпеть не могла мужчин
с кровью, тяжелой как чугун, цепями приковывающей их к земле.
Не помню, чтобы мне приходилось встречать мужчин, которые бы
весили меньше ста килограммов. В своих черных костюмах они
проплывали мимо словно катафалки. -- И вы улетели от них, да?
-- Только мысленно, мистер Терль, только мысленно.
Понадобилось целых шестьдесят лет, чтобы наконец по-настоящему
решиться на это. Все это время я дружила с флейтами и
скрипками, потому что они как ручейки в небесах, знаете, такие
же, как ручьи и реки на земле. Я плавала в реках и заливах с
чистой студеной водой, от озер Генделя до прозрачных заводей
Штрауса. И, только напутешествовавшись вдоволь, я осела в этих
краях.
-- Как же вы все-таки решились сняться с места? -- спросил
мистер Смит.
-- На прошлой неделе я вдруг оглянулась вокруг и сказала
себе: "Эге, да ты летаешь совсем одна. Ни одну живую душу во
всем Грин Сити не интересует, как высоко ты можешь залететь".
Всегда одно и тоже: "Спасибо, Бланш", "Спасибо за концерт в
клубе, мисс Хилгуд". Но никто из них по-настоящему не умел
слушать музыку. Когда же я, как-то еще давно, пыталась мечтать
о Нью-Йорке или Чикаго, все только снисходительно похлопывали
меня по плечу и со смехом твердили: "Лучше быть большой
лягушкой в маленьком болоте, чем маленькой лягушкой в большом
болоте". И я оставалась, а те, кто давал мне такие советы,
уезжали, или же умирали, или с ними случалось и то и другое. А
большинство были просто глухи. Неделю назад я взялась за ум и
сказала себе: "Хватит! С каких это пор ты решила, что у лягушек
могут вырасти крылья?"
-- Значит, вы решили держать путь на запад? -- спросил
мистер Терль.
-- Может быть. Устроюсь где-нибудь аккомпаниатором или
буду играть в оркестре, в одном из тех, что дают концерты прямо
под открытым небом. Но я должна играть для тех, кто умеет
слушать музыку, по-настоящему умеет...
Они слушали ее в душной темноте. Женщина умолкла, она
сказала им все, а теперь пусть думают, что это глупо или
смешно. Она осторожно откинулась на спинку стула. Наверху
кто-то кашлянул. Мисс Хилгуд прислушалась и встала.
Мистеру Фермли стоило усилий разомкнуть веки, и тогда он
увидел лицо женщины. Она наклонилась и поставила у кровати
поднос. -- О чем вы только что говорили там внизу? -- Я потом
приду и расскажу вам,-- ответила она,-- поешьте. Салат очень
вкусный.-- Она повернулась, чтобы уйти. И тогда он торопливо
спросил: -- Вы не уедете от нас?
Она остановилась на пороге, пытаясь разглядеть в темноте
его мокрое от испарины лицо. Он тоже еле различал ее глаза и
губы. Постояв еще немного, она спустилась вниз.
-- Должно быть, не слышала моего вопроса,-- произнес
мистер Фермли.
И все же он был уверен, что она слышала.
Мисс Хилгуд пересекла гостиную и коснулась рукой кожаного
ящика.
-- Я должна заплатить за ужин.
-- Нет, хозяин отеля бесплатно угощает вас,--
запротестовал мистер Терль.
-- Я должна,-- ответила она и открыла ящик. Тускло
блеснула старая позолота.
Мужчины встрепенулись. Они вопросительно поглядывали на
женщину возле таинственного предмета, который по форме
напоминал сердце. Он возвышался над нею, у него было круглое,
как шар, блестящее подножие, а на нем -- высокая фигура женщины
со спокойным лицом греческой богини и продолговатыми глазами,
глядевшими на них так же дружелюбно, как глядела на них мисс
Хилгуд.
Мужчины обменялись быстрыми взволнованными взглядами,
словно догадались, что сейчас произойдет. Они вскочили со
стульев и пересели на краешек плюшевого дивана, вытирая лица
влажными от пота платками.
Мисс Хилгуд пододвинула к себе стул и, сев, осторожно
накренила золотую арфу и опустила ее на плечо. Пальцы ее легли
на струны.
Мистер Терль втянул в себя раскаленный воздух и
приготовился. Из пустыни налетел ветер, и кресла-качалки
закачались на веранде, словно пустые лодки на пруду. Сверху
послышался капризный голос мистера Фермли: -- Что у вас там
происходит? И тогда руки мисс Хилгуд побежали по струнам. Они
начали свой путь где-то сверху, почти у самого ее плеча и
побежали прямо к спокойному лицу греческой богини, но тут же
снова вернулись обратно, затем на мгновенье замерли, и звуки
поплыли по душной горячей гостиной, а из нее в каждую из пустых
темных комнат отеля.
Если мистеру Фермли и вздумалось еще что-то кричать из
своей комнаты, его уже никто не слышал. Мистер Терль и мистер
Смит не могли больше сидеть и словно по команде вскочили с
дивана. Они пока ничего не слышали, кроме бешеного стука
собственных сердец и собственного свистящего дыхания. Выпучив
глаза и изумленно раскрыв рот, они глядели на двух женщин --
незрячую богиню и хрупкую старую женщину, которая сидела,
прикрыв добрые усталые глаза и вытянув вперед маленькие тонкие
руки.
"Она похожа на девочку,-- подумали мистер Терль и мистер
Смит,-- девочку, протянувшую руки в окно, навстречу чему-то...
Чему же? Ну, конечно же, навстречу дождю!.."
Шум ливня затихал на далеких пустых тротуарах и в
водосточных трубах.
Наверху неохотно поднялся мистер Фермли, словно его кто-то
силком тащил с постели.
А мисс Хилгуд продолжала играть. Никто из них не знал, что
она играла, но им казалось, что эту мелодию они слышали не раз
в своей долгой жизни, только не знали ни названия, ни слов. Она
играла, и каждое движение ее рук сопровождалось щедрыми
потоками дождя, стучащего по крыше. Прохладный дождь лил за
открытым окном, омывал рассохшиеся доски крыльца, падал на
раскаленную крышу, на жадно впитывавший его песок, на старый
ржавый автомобиль, на пустую конюшню и на мертвые кактусы во
дворе. Он вымыл окна, прибил пыль, наполнил до краев пересохшие
дождевые бочки и повесил шелестящий бисерный занавес на
открытые двери, и этот занавес, если бы вам захотелось выйти,
можно было раздвинуть рукой. Но самым желанным мистеру Терлю и
мистеру Смиту казалось его живительное прохладное
прикосновение. Приятная тяжесть дождя заставила их снова сесть.
Кожу лица слегка покалывали, пощипывали, щекотали падавшие
капли, и первым побуждением было закрыть рот, закрыть глаза,
закрыться руками, спрятаться. Но они с наслаждением откинули
головы назад, подставили лицо дождю -- пусть льет сколько
хочет.
Но шквал продолжался недолго, всего какую-то минуту, потом
стал затихать, по мере того как затихали звуки арфы, и вот руки
в последний раз коснулись струн, извлекая последние громы,
последние шумные всплески ливня.
Прощальный аккорд застыл в воздухе, как озаренные вспышкой
молнии нити дождя.
Виденье погасло, последние капли в полной темноте
беззвучно упали на землю.
Мисс Хилгуд, не открывая глаз, опустила руки. Мистер Терль
и мистер Смит очнулись, посмотрели на двух сказочных женщин в
конце гостиной -- сухих, невредимых, каким-то чудом не
промокших под дождем.
Мистер Терль и мистер Смит, с трудом уняв дрожь, подались
вперед, словно хотели что-то сказать. На их лицах была полная
растерянность.
Звук, донесшийся сверху, вернул их к жизни. Звук был
слабый, похожий на усталое хлопанье крыльев одинокой старой
птицы.
Мистер Терль и мистер Смит прислушались. Да, это мистер
Фермли аплодировал из комнаты. Мистеру Терлю понадобилось всего
мгновенье, чтобы прийти в себя. Он толкнул в бок мистера Смита,
и оба в экстазе захлопали. Эхо разнеслось по пустым комнатам
отеля, ударяясь о стены, зеркала, окна, словно ища выхода
наружу.
Теперь и мисс Хилгуд открыла глаза, и вид у нее был такой,
словно этот шквал застал ее врасплох.
Мистер Терль и мистер Смит уже не помнили себя. Они
хлопали так яростно и громко, словно в их руках с треском
лопались связки карнавальных ракет. Мистер Фермли что-то кричал
сверху, но никто его не слышал. Ладони разлетались, соединялись
снова в оглушительных хлопках и так до тех пор, пока пальцы не
распухли, и дыхание не стало тяжелым и учащенным, и вот наконец
горящие, словно обожженные руки лежат на коленях.
И тогда очень медленно, словно еще раздумывая, мистер Смит
встал, вышел на крыльцо и внес свои чемоданы. Он остановился у
подножия лестницы, ведущей наверх, и посмотрел на мисс Хилгуд.
Затем он перевел глаза на ее чемодан у ступенек веранды и снова
посмотрел на мисс Хилгуд: брови его чуть-чуть поднялись в немом
вопросе.
Мисс Хилгуд взглянула сначала на арфу, потом на свой
единственный чемодан, затем на мистера Терля и наконец на
мистера Смита и кивнула головой.
Мистер Смит, подхватив под мышку один из своих тощих
чемоданов, взял чемодан мисс Хилгуд и стал медленно подниматься
по ступенькам, уходящим в мягкий полумрак. Мисс Хилгуд
притянула к себе арфу, и с этой минуты уже нельзя было
разобрать, перебирает ли она струны в такт медленным шагам
мистера Смита или это он подлаживает свой шаг под неторопливые
аккорды. На площадке мистер Смит столкнулся с мистером Фермли
-- накинув старый, выцветший халат, тот осторожно спускался
вниз.
Оба постояли с секунду, глядя вниз на фигуру мужчины и на
двух женщин в дальнем конце гостиной -- всего лишь видение,
мираж. И оба подумали об одном и том же.
Звуки арфы и звуки дождя -- каждый вечер. Не надо больше
поливать крышу из садового шланга. Можно сидеть на веранде,
лежать ночью в своей постели и слушать, как стучит, стучит и
стучит по крыше дождь...
Мистер Смит продолжил свой путь наверх; мистер Фермли
спустился вниз.
Звуки арфы... Слушайте, слушайте же их! Десятилетия засухи
кончились. Пришло время дождей.
Last-modified: Fri, 14 Aug 1998 16:21:32 GMT