Рэй Брэдбери. Урочный час
---------------------------------------------------------------
Ray Bradbury. "Zero hour", 1947
OCR: Владимир Весленко
---------------------------------------------------------------
Ох, и весело будет! Вот это игра! Сто лет такого не было! Детишки с
криком носятся взад и вперед по лужайкам, то схватятся за руки, то
бегают кругами, влезают на деревья, хохочут. В небе пролетают ракеты, по
улицам скользят проворные машины, но детвора поглощена игрой. Такая
потеха, такой восторг, столько визга и суеты!
Мышка вбежала в дом, чумазая и вся в поту. Для семи лет она горластая
и крепкая, и на редкость твердый характер. Миссис Моррис оглянуться не
успела, а дочь уже с грохотом выдвигает ящики и сыплет в мешок
кастрюльки и разную утварь.
- О господи, Мышка, что это творится?
- Мы играем! Очень интересно! - запыхавшись, вся красная, отозвалась
Мышка.
- Посиди минутку, передохни, - посоветовала мать.
- Не, я не устала. Мам, можно, я все это возьму?
- Только не продырявь кастрюли, - сказала миссис Моррис.
- Спасибо, спасибо! - закричала Мышка и ракетой метнулась прочь.
- А что у вас за игра? - крикнула мать ей вслед.
- Вторжение! - на бегу бросила Мышка.
Хлопнула дверь.
По всей улице дети тащили из дому ножи, вилки, консервные ножи, а то
и кочергу или кусок старой трубы.
Любопытно, что волнение и суматоха охватили только младших. Старшие,
начиная лет с десяти, смотрели на все это свысока и уходили гулять
подальше или с достоинством играли в прятки и с мелюзгой не связывались.
Тем временем отцы и матери разъезжали в сверкающих хромированных
машинах. В дома приходили мастера - починить вакуумный лифт, наладить
подмигивающий телевизор или задуривший продуктопровод. Взрослые
мимоходом поглядывали на озабоченное молодое поколение, завидовали
неуемной энергии разыгравшихся малышей, снисходительно улыбались их
буйным забавам и сами, пожалуй, не прочь бы позабавиться с детишками, да
только солидному человеку такое не пристало...
- Эту, эту и еще эту, - командовала Мышка, и ребята выкладывали
перед ней разнокалиберные ложки, штопоры и отвертки. - Это давай сюда, а
это туда. Не так! Вот неумеха! Так. Теперь не мешайся, я приделаю эту
штуку, - она прикусила кончик языка и озабоченно наморщила лоб. - Вот
так. Понятно?
- Ага-а! - завопили ребята.
Подбежал двенадцатилетний Джозеф Коннорс.
- Уходи! - без обиняков заявила Мышка.
- Я хочу с вами играть, - сказал Джозеф.
- Нельзя! - отрезала она.
- Почему?
- Ты будешь дразниться.
- Честное слово, не буду.
- Нет уж. Знаем мы тебя. Уходи, а то поколотим.
Подкатил на мотороликах еще один двенадцатилетний.
- Эй, Джо! Брось ты эту мелюзгу. Пошли!
Джозефу явно не хотелось уходить, он повторил не без грусти:
- А я хочу с вами.
- Ты старый, - возразила Мышка.
- Не такой уж я старый, - рассудительно сказал Джо.
- Только будешь смеяться и испортишь все вторжение.
Мальчик на мотороликах громко, презрительно фыркнул:
- Пошли, Джо! Ну их! Все еще в сказки играют!
Джозеф поплелся прочь. И пока не завернул за угол, все оглядывался.
А Мышка опять захлопотала. При помощи своего разномастного
инструмента она сооружала непонятный аппарат. Сунула другой девочке
тетрадку и карандаш, и та под ее диктовку прилежно выводила какие-то
каракули. Жарко грело солнце, голоса девочек то звенели, то затихали.
А вокруг гудел город. Вдоль улиц мирно зеленели деревья. Только
ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу, по полям, по
всей стране. В тысяче других городов были такие же деревья, и дети, и
улицы, и деловые люди в тихих солидных кабинетах что-то говорили в
диктофон или следили за экранами телевизоров. Синее небо серебряными
иглами прошивали ракеты. Везде и во всем ощущалось спокойное довольство
и уверенность, люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет
никакая беда. Ведь на всей земле люди дружны и едины. Все народы в
равной мере владеют надежным оружием. Давно уже достигнуто идеальное
равновесие сил. Человечество больше не знает ни предателей, ни
несчастных, ни недовольных, а потому не тревожится о завтрашнем дне. И
сейчас полмира купается в солнечных лучах, и дремлет, пригревшись,
листва деревьев.
Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.
Дети. Она поглядела на них и покачала головой. Что ж, они с
аппетитом поужинают, сладко уснут и в понедельник пойдут в школу.
Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.
Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит... а кому? Там
никого нет.
Странный народ дети. Другая кроха - как бишь ее? Да, Энн - она
усердно выводит каракули в тетрадке. Мышка что-то спрашивает у розового
куста, а потом диктует подружке ответ.
- Треугольник, - говорит Мышка.
- А что это тре...гольник? - с запинкой спрашивает Энн.
- Неважно, - отвечает Мышка.
- А как оно пишется?
- Тэ...рэ...е... - начинает объяснять Мышка, но у нее не хватает
терпения. - А, да пиши как хочешь! - и диктует дальше: - Перекладина.
- Я еще не дописала тре...гольник.
- Скорей, копуха! - кричит Мышка.
Мать высовывается из окна.
- ...у-голь-ник, - диктует она растерявшейся Энн.
- Ой, спасибо, миссис Моррис! - говорит Энн.
- Вот это правильное слово, - смеется миссис Моррис и возвращается к
своим заботам: надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль
в прихожей.
А в знойном воздухе колышутся детские голоса.
- Перекладина, - говорит Энн.
Затишье.
- Четыре, девять, семь. А, потом бэ, потом фэ, - деловито диктует
издали Мышка. - Потом вилка, и веревочка, и, шеста... шесту...
шестиугольник!
За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и метнулась к двери.
Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.
- Сядь сию минуту, - велела она дочери. - Сейчас будет суп.
Она нажала красную кнопку автомата, и через десять секунд в
резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула
запечатанную банку с двумя алюминиевыми ручками, мигом вскрыла ее и
налила горячий суп в чашку.
Мышка ерзала на стуле.
- Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты...
- В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.
Мышка торопливо глотала суп.
- Ешь помедленнее, - сказала мать.
- Не могу, меня Бур ждет.
- Кто это Бур? Странное имя.
- Ты его не знаешь, - сказала Мышка.
- Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?
- Еще какой новый, - сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.
- Который же это - Бур? Покажи его мне.
- Он там, - уклончиво ответила Мышка. - Ты будешь смеяться. Все
только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!
- Что же, этот Бур такой застенчивый?
- Да. Нет. Как сказать. Ох, мам, я побегу, а то у нас никакого
вторжения не получится.
- А кто куда вторгается?
- Марсиане на Землю. Нет, они не совсем марсиане. Они... ну не знаю.
Вон оттуда, - она ткнула ложкой куда-то вверх.
- И отсюда. - Миссис Моррис легонько тронула разгоряченный дочкин
лоб.
Мышка возмутилась:
- Смеешься! Ты рада убить и Бура, и всех!
- Нет-нет, я никого не хотела обидеть. Так этот Бур - марсианин?
- Нет. Он... ну не знаю. С Юпитера, что ли, или с Сатурна, или с
Венеры. В общем, ему трудно пришлось.
- Могу себе представить! - Мать прикрыла рот ладонью, пряча улыбку.
- Они никак не могли придумать, как бы им напасть на Землю.
- Мы неприступны, - с напускной серьезностью подтвердила мать.
- Вот и Бур так говорит. Это самое слово, мам: не...при...
- О-о, какой умный мальчик. Какие взрослые слова знает.
- Ну и вот, мам, они все не могли придумать, как на нас напасть. Бур
говорит... он говорит, чтобы хорошо воевать, надо найти новый способ
застать людей врасплох. Тогда непременно победишь. И еще он говорит,
надо найти помощников в лагере врага.
- Пятую колонну, - сказала мать.
- Ага. Так Бур говорит. А они все не могли придумать, как застать
Землю врасплох и как найти помощников.
- Неудивительно. Мы ведь очень сильны, - засмеялась мать, убирая со
стола.
Мышка сидела и так смотрела на стол, будто видела на нем все, о чем
рассказывала.
- А потом в один прекрасный день, - продолжала она театральным
шепотом, - они подумали о детях!
- Вот как! - восхитилась миссис Моррис.
- Да, и они подумали: взрослые вечно заняты, они не заглядывают под
розовые кусты и не шарят в траве.
- Разве что когда собирают грибы или улиток.
- И потом, он говорил что-то такое про мери-мери.
- Мери-мери?
- Ме-ре-ния.
- Измерения?
- Ага! Их четыре штуки! И еще про детей до девяти лет и про
воображение. Он очень занятно разговаривает.
Миссис Моррис устала от дочкиной болтовни.
- Да, наверно, это занятно. Но твой Бур тебя заждался. Уже поздно, а
надо еще умыться перед сном. Так что, если хочешь поспеть с вашим
вторжением, беги скорей.
- Ну-у, еще мыться! - проворчала Мышка.
- Обязательно! И почему это дети боятся воды? Во все времена все
дети не любили мыть уши.
- Бур говорит, мне больше не надо будет мыться, - сказала Мышка.
- Ах, вот как?
- Он всем ребятам так сказал. Никакого мытья. И не надо рано
ложиться спать, и в субботу можно по телевизору смотреть целых две
программы!
- Ну, пускай мистер Бур не болтает лишнего. Вот я пойду поговорю с
его матерью и...
Мышка пошла к двери.
- И еще есть такие мальчишки, Пит Бритз и Дейл Джеррик, мы с ними
ругаемся. Они уже большие. И они дразнятся. Они еще хуже родителей. Даже
не верят в Бура. Воображалы такие, задаются, что уже большие. Могли бы
быть поумнее. Сами недавно были маленькие. Я их ненавижу хуже всех. Мы
их первым делом убьем.
- А нас с папой после?
- Бур говорит: вы опасные. Знаешь почему? Потому что вы не верите в
марсиан! А они позволят нам править всем миром. Ну не нам одним, ребятам
из соседнего квартала - тоже. Я, наверно, буду королевой.
Она отворила дверь.
- Мам!
- Да?
- Что такое лог-ги-ка?
- Логика? Понимаешь, детка, это когда человек умеет разобраться, что
верно, а что неверно.
- Бур и про это сказал. А что такое впе-ча-тли-тель-ный? - Мышке
понадобилась целая минута, чтобы выговорить такое длиннющее слово.
- А это... - мать опустила глаза и тихонько засмеялась. - Это значит
ребенок.
- Спасибо за обед! - Мышка выбежала вон, потом на миг снова
заглянула в кухню. - Мам, я уж постараюсь, чтоб тебе было не очень
больно, правда-правда!
- И на том спасибо, - сказала мать. Хлопнула дверь.
В четыре часа загудел вызов видеофона. Миссис Моррис нажала кнопку,
экран осветился.
- Здравствуй, Элен! - сказала она.
- Здравствуй, Мэри. Как дела в Нью-Йорке?
- Отлично. А в Скрэнтоне? У тебя усталое лицо.
- У тебя тоже. Сама знаешь, дети. Путаются под ногами.
Миссис Морис вздохнула.
- Вот и Мышка тоже. У них тут сверхвторжение.
Элен рассмеялась:
- У вас тоже малыши в это играют?
- Ох, да. А завтра все помешаются на головоломках и на
моторизованных "классах". Неужели мы тоже году в сорок восьмом были
такие несносные?
- Еще хуже. Играли в японцев и нацистов. Не знаю, как мои родители
меня терпели. Ужасным была сорванцом.
- Родители привыкают все пропускать мимо ушей.
Короткое молчание.
- Что случилось, Мэри?
Миссис Моррис прикрыла глаза, медленно, задумчиво провела языком по
губам. Вопрос Элен заставил ее вздрогнуть.
- А? Нет, ничего. Просто я как раз об этом и думала. Насчет того,
как пропускаешь мимо ушей. Неважно. О чем, бишь, мы говорили?
- Мой Тим прямо влюбился в какого-то мальчишку... его, кажется,
зовут Бур.
- Наверно, у них такой новый пароль. Моя Мышка тоже увлеклась этим
Буром.
- Вот не думала, что это и до Нью-Йорка докатилось. Видно, друг от
дружки слышат и повторяют. Какая-то эпидемия. Я тут разговаривала с
Джозефиной, она говорит, ее детишки тоже помешались на новой игре, а она
ведь в Бостоне. Всю страну охватило.
В кухню вбежала Мышка выпить воды. Миссис Моррис обернулась:
- Ну, как дела?
- Почти все готово, - ответила Мышка.
- Прекрасно! А это что такое?
- Бумеранг. Смотри!
Это было что-то вроде шарика на пружинке. Мышка бросила шарик,
пружинка растянулась до отказа... и шарик исчез.
- Видала? - сказала Мышка. - Хоп! - Она согнула палец крючком, шарик
вновь очутился у нее в руке, и она защелкнула пружинку.
- Ну-ка, еще раз, - попросила мать.
- Не могу. В пять часов вторжение. Пока! - И Мышка вышла, пощелкивая
игрушкой.
С экрана видеофона засмеялась Элен.
- Мой Тим сегодня утром тоже притащил такую штучку, я хотела
посмотреть, как она действует, а Тим ни за что не хотел показать, тогда
я попробовала сама, но ничего не получилось.
- Ты не впе-ча-тли-тель-ная, - сказала Мэри Моррис.
- Что?
- Так, ничего. Я подумала о другом. Тебе что-то было нужно, Элен?
- Да, я хотела спросить, как ты делаешь то печенье, черное с
белым...
Лениво текло время. Близился вечер. Солнце опускалось в безоблачном
небе. По зеленым лужайкам потянулись длинные тени. А ребячьи крики и
смех все не утихали. Одна девочка вдруг с плачем побежала прочь. Миссис
Моррис вышла на крыльцо.
- Кто это плакал, Мышка? Не Пегги-Энн?
Мышка что-то делала во дворе, подле розового куста.
- Угу, - ответила она, не разгибаясь. - Пегги-Энн трусиха. Мы с ней
больше не водимся. Она уж очень большая. Наверно, она вдруг выросла.
- И поэтому заплакала? Чепуха. Отвечай мне как полагается, не то
сейчас же пойдешь домой!
Мышка круто обернулась, испуганная и злая.
- Да не могу я сейчас! Скоро уже время. Ты прости, я больше не буду.
- Ты что же, ударила Пегги-Энн?
- Нет, честное слово! Вот спроси ее! Это из-за того, что... ну
просто она трусиха, задрожала - хвост поджала.
Кольцо ребятни теснее сдвинулось вокруг Мышки; озабоченно хмурясь,
она что-то делала с разнокалиберными ложками и четырехугольным
сооружением из труб и молотков.
- Вот сюда и еще сюда, - бормотала она.
- У тебя что-то не ладится? - спросила миссис Моррис.
- Бур застрял. На полдороге. Нам бы только его вытащить, тогда будет
легче. За ним и другие пролезут.
- Может, я вам помогу?
- Нет, спасибо. Я сама.
- Ну хорошо. Через полчаса мыться, я тебя позову. Устала я на вас
смотреть.
Миссис Моррис ушла в дом, села в кресло и отпила глоток пива из
неполного стакана. Электрическое кресло начало массировать ей спину.
Дети, дети... У них и любовь, и ненависть - все перемешано. Сейчас
ребенок тебя любит, а через минуту ненавидит. Странный народ дети.
Забывают ли они, прощают ли в конце концов шлепки, и подзатыльники, и
резкие слова, когда им велишь - делай то, не делай этого? Как знать... А
если ничего нельзя ни забыть, ни простить тем, у кого над тобой власть -
большим, непонятливым и непреклонным?
Время шло. За окнами воцарилаеь странная, напряженная тишина, словно
вся улица чего-то ждала.
Пять часов. Где-то в доме тихонько, мелодично запели часы: "Ровно
пять, ровно пять, надо время не терять!" - и умолкли.
Урочный час. Час вторжения.
Миссис Моррис засмеялась про себя.
На дорожке зашуршали шины. Приехал муж. Мэри улыбнулась. Мистер
Моррис вышел из машины, захлопнул дверцу и окликнул Мышку, все еще
поглощенную своей работой. Мышка и ухом не повела. Он засмеялся, постоял
минуту, глядя на детей. Потом поднялся на крыльцо.
- Добрый вечер, родная.
- Добрый вечер, Генри.
Она выпрямилась в кресле и прислушалась. Дети молчат, все тихо.
Слишком тихо.
Муж выколотил трубку и набил заново.
Ж-ж-жж.
- Что это? - спросил Генри.
- Не знаю.
Она вскочила, поглядела расширенными глазами. Хотела что-то сказать
- и не сказала. Смешно. Нервы расходились.
- Дети ничего плохого не натворят? - промолвила она. - Там нет
опасных игрушек?
- Да нет, у них только трубы и молотки. А что?
- Никаких электрических приборов?
- Ничего такого, - сказал Генри. - Я смотрел.
Мэри прошла в кухню. Жужжанье продолжалось.
- Все-таки ты им лучше скажи, чтоб кончали. Уже шестой час. Скажи
им... - Она прищурилась. - Скажи, пускай отложат вторжение на завтра.
Она засмеялась не очень естественным смехом.
Жужжанье стало громче.
- Что они там затеяли? Пойду, в самом деле, погляжу.
Взрыв!
Глухо ухнуло, дом шатнуло. И в других дворах, на других улицах
громыхнули взрывы.
У Мэри Моррис вырвался отчаянный вопль.
- Наверху! - бессмысленно закричала она, не думая, не рассуждая.
Быть может, она что-то заметила краем глаза; быть может, ощутила
незнакомый запах или уловила незнакомый звук. Некогда спорить с Генри,
убеждать его. Пускай думает, что она сошла с ума. Да, пускай! С воплем
она кинулась вверх по лестнице. Не понимая, о чем она, муж бросился
следом.
- На чердаке! - кричала она. - Там, там!
Жалкий предлог, но как еще заставишь его скорей подняться на чердак.
Скорей, успеть... о боже!
Во дворе - новый взрыв. И восторженный визг, как будто для ребят
устроили невиданный фейерверк.
- Это не на чердаке! - крикнул Генри. - Это во дворе!
- Нет, нет! - задыхаясь, еле живая, она пыталась открыть дверь. -
Сейчас увидишь! Скорей! Сейчас увидишь!
Наконец они ввалились на чердак. Мэри захлопнула дверь, повернула
ключ в замке, вытащила его и закинула в дальний угол, в кучу всякого
хлама. И как в бреду, захлебываясь, стала выкладывать все подряд.
Неудержимо. Наружу рвались неосознанные подозрения и страхи, что весь
день тайно копились в душе и перебродили в ней, как вино. Все мелкие
разоблачения, открытия и догадки, которые тревожили ее с самого утра и
которые она так здраво, трезво и рассудительно критиковала и отвергала.
Теперь все это взорвалось и потрясло ее.
- Ну вот, ну вот, - всхлипывая, она прислонилась к двери. - Тут мы в
безопасности до вечера. Может, потом потихоньку выберемся. Может, нам
удается бежать!
Теперь взорвался Генри, но по другой причине:
- Ты что, рехнулась? Какого черта ты закинула ключ? Знаешь, милая
моя!..
- Да, да, пускай рехнулась, если тебе легче так думать, только
оставайся здесь!
- Хотел бы я знать, как теперь отсюда выбраться!
- Тише. Они услышат. О господи, они нас найдут...
Где-то близко - голос Мышки. Генри умолк на полуслове. Все вдруг
зажужжало, зашипело, поднялся визг, смех. Внизу упорно, настойчиво гудел
сигнал видеофона - громкий, тревожный. "Может, это Элен меня вызывает, -
подумала Мэри. - Может, она хочет мне сказать... то самое, чего я жду?"
В доме раздались шаги. Гулкие, тяжелые.
- Кто там топает? - гневно говорит Генри. - Кто смел вломиться в мой
дом?
Тяжелые шаги. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят пар ног.
Пятьдесят непрошеных гостей в доме. Что-то гудит. Хихикают дети.
- Сюда! - кричит внизу Мышка.
- Кто там? - в ярости гремит Генри. - Кто там ходит?
- Тс-с. Ох, нет, нет, нет, - умоляет жена, цепляясь за него. -
Молчи, молчи. Может быть, они еще уйдут.
- Мам! - зовет Мышка. - Пап!
Молчание.
- Вы где?
Тяжелые шаги, тяжелые, тяжелые, страшно тяжелые. Вверх по лестнице.
Это Мышка их ведет.
- Мам? - Неуверенное молчание. - Пап? - Ожидание, тишина.
Гуденье. Шаги по лестнице, ведущей на чердак. Впереди всех - легкие,
Мышкины.
На чердаке отец и мать молча прижались друг к другу, их бьет дрожь.
Электрическое гуденье, странный холодный свет, вдруг просквозивший в
щели под дверью, незнакомый острый запах, какой-то чужой, нетерпеливый
голос Мышки - все это, непонятно почему, проняло наконец и Генри
Морриса. Он стоит рядом с женой в тишине, во мраке, его трясет.
- Мам! Пап!
Шаги. Новое негромкое гуденье. Замок плавится. Дверь настежь. Мышка
заглядывает внутрь чердака, за нею маячат огромные синие тени.
- Чур-чура, я нашла! - говорит Мышка.
Last-modified: Thu, 05 Sep 2002 06:43:54 GMT