ва клеветником удовлетворено не было, и
трибунал постановил оставить жалобу Сталина без дальнейшего рассмотрения?
Свою аргументацию Мартов еще более усилил через несколько лет, опубликовав
уже в эмиграции статью "Таинственный незнакомец", в которой доказывал, что в
1910 г. Закавказский комитет РСДРП исключил Сталина из партии за участие в
ограблении банка22.
Выступления Ю.О. Мартова и других меньшевиков против большевистского
террора, за поворот к демократическим нормам управления Россией, его боевые
статьи в московской газете "Вперед", ставшей центральным органом
меньшевистской партии, выступления на заседании ВЦИК и Московского совета
вызывали все большее озлобление власть придержащих. 14 июня ВЦИК принял
резолюцию об исключении из своего состава меньшевиков и правых эсеров.
Резолюция требовала также, чтобы Советы всех уровней удалили представителей
этих партий из своего состава. Так Мартов лишился и второго своего
"советского" поста -- в Московском совете.
Трудно судить, сыграла ли в этом исключении роль вышедшая как раз в
июне (но неизвестно, до "исторического" заседания ВЦИК или после него)
брошюра Мартова "Против смертной казни". Но тот факт, что ее появление было
встречено с негодованием "кормчим революции" и его соратниками не может
вызывать сомнения. Мартов страстно разоблачал "партию смертных казней",
которую он называл таким же врагом рабочего класса, как и партию погромов.
"Позор партии, которая званием социалиста пытается освятить гнусное ремесло
палача" -- так заканчивалась эта брошюра. Надо сказать, что и в среде
большевиков находились люди, на которых факты, аргументация, пафос смелой
брошюры произвели неизгладимое впечатление, но таковые либо молчали, либо,
если они осмеливались протестовать, их быстро заставляли замолчать, иногда с
помощью пули в затылок. Б.И. Николаевский в конце 50-х годов рассказал ранее
неизвестный эпизод: "...В феврале 1919 года к Мартову пришел незнакомый
молодой человек, рассказавший, что он -- чекист. Он прочитал брошюру Мартова
и передавал, что в их среде много о ней споров, причем целый ряд коллег
признавал Мартова правым. Пришедший сказал, что раньше он с ними не
соглашался, но недавно ему пришлось принять участие в расстреле группы
великих князей (по времени это могла быть только группа Николая Михайловича,
Павла Александровича и др.) -- и теперь он убедился, что Мартов прав, а
потому предлагал Мартову свой материал для использования его в печати.
Рассказ произвел на Мартова большое впечатление, и он предложил своему
посетителю записать все виденное, со всеми подробностями, обещая
использовать этот рассказ в печати. Посетитель обещал, но больше не
показывался. Позднее из большевистских источников стало известно, что был
арестован молодой человек, который читал группе своих товарищей рассказ о
расстреле великих князей. При аресте этот рассказ был найден, и арестованный
не отрицал, что был у Мартова, под влиянием которого стал противником
смертной казни. Чекист был расстрелян за разглашение служебной тайны --
имени его никогда не удалось установить"23.
Вслед за изгнанием из Советов были закрыты меньшевистские газеты.
С начала июля 1918 г., после расправы с левыми эсерами, обвиненными в
организации мятежа, Мартова начинают преследовать карательные органы. В его
квартире производятся обыски, один раз к нему явились с ордером на домашний
арест, правда, через несколько дней отмененный. Но в отличие от других
меньшевиков, которые подвергались арестам, отправлялись в сыпнотифозные
тюремные камеры (несколько известных деятелей партии заразились в заключении
тифом и умерли), репрессии против Мартова были по тем временам мягкими. Не
соответствует истине утверждение ряда авторов, что он находился на
полулегальном или даже на нелегальном положении.
В то же время многие авторы отмечают особое отношение к Мартову,
полагая, что именно Ленин не допускал грубых репрессий против него, и это,
по всей видимости, соответствует истине. Но эти же авторы полагают, что
Ленин был "искренне привязан к Мартову" (Б.И. Николаевский). А. Балабанова
пишет: "Чувства, например, Ленина к П.Б. Аксельроду и, в особенности, к Ю.О.
Мартову были временами братские, теплые, даже нежные. Слушая речи Мартова
или читая его политические статьи, Ленин словно любовался его талантом, не
мог противостоять обаянию его личности, мог даже на мгновение забыть, что
имеет дело с противником, опасным противником...24. Эти индивидуальные
эстетические переживания, создававшие и специфическую этическую атмосферу,
не мешали Ленину тут же в полемике с Мартовым прибегать к аргументации и
тону, совершенно не соответствующим уровню и методам политической и тем
более социалистической дискуссии"25. Б.И. Николаевский, в свою очередь,
утверждает, что "отношение Ленина к Мартову вообще приходится считать
психологической загадкой"26. Нам представляется, что "психологизма" или
"эстетизма" в обращении с Мартовым со стороны Ленина не было, что его
позиция объяснялась чисто политическими моментами. Главный из них состоял в
том, что Мартов был тесно связан и высоко ценим теми зарубежными
левосоциалистическими кругами, которые Ленин всерьез пытался вовлечь в
коммунистическое движение. Среди них особое место занимала Независимая
социал-демократическая партия Германии (НСДПГ), на политические позиции
которой через свои печатные выступления и письма к А.Н. Штейну, русскому
эмигранту, близкому к руководству этой партии, Мартов оказывал серьезное
влияние. "Либеральное" отношение к лидеру меньшевиков-интернационалистов
должно было продемонстрировать "широту кругозора" большевистских лидеров,
арест же послужил бы весомым подтверждением сообщений о большевистском
терроре. В такую схему вполне вписывается официальное разрешение на выезд за
границу, которое получил Ю.О. Мартов несколько позже.
Ситуация конфронтации несколько изменилась поздней осенью 1918 г.,
когда стало известно о революции в Германии, революционных событиях в
Австро-Венгрии, а затем и о распаде на Австрию, Венгрию и Чехословакию.
Мартов смотрел на эти события оптимистически, считая их началом
социалистической революции на Западе (Ленин был трезвее, он говорил, что у
немцев -- февраль, а не октябрь). Полагая, что революция на цивилизованном
Западе сможет оказать цивилизующее влияние на большевиков, Мартов не
исключал возможности включения последних в орбиту международной социальной
революции и приобретающих в силу этого более устойчивую почву в России. Хотя
он продолжал резко критиковать большевиков, которые создали бюрократическую
диктатуру, основанную на "атомизации масс"27, он считал теперь Октябрьский
переворот исторической необходимостью и заявлял о поддержке большевистской
власти в гражданской войне. Отношение же самой этой власти к меньшевикам
оставалось резко отрицательным, хотя и испытывало колебания. 30 ноября 1918
г. меньшевистская партия была легализована, весной 1919 г. вновь начались
аресты и была закрыта новая центральная газета социал-демократов "Всегда
вперед"; еще одна либеральная "оттепель" имела место в начале 1920 г., но и
она быстро сменилась волной террора.
В начале 1920 г. Мартову удалось установить связь с европейскими
социалистическими партиями, занимавшими центристские позиции, --
французской, австрийской -- и, главное, укрепить связь с Независимой
социал-демократической партией Германии. В этих партиях шли острые дискуссии
по вопросу о международной принадлежности. Мартов полагал, что они должны не
только сохранить организационную самостоятельность, но и образовать
собственное международное объединение, которое, однако, рассматривалось как
временное, как этап на пути к восстановлению единства социалистического
движения.
Весной 1920 г. руководство НСДПГ пригласило делегацию меньшевистской
партии принять участие в съезде партии, который должен был состояться в
Галле. Предполагалось, что делегация использует поездку в Европу и для
разъяснения своей позиции в событиях, происходивших в России. На совещании
руководящей группы меньшевиков в апреле 1920 г. было решено направить
Мартова за границу в качестве представителя партии. Фактически такое решение
означало отстранение П.Б. Аксельрода от выполнения этой функции, которую он
нес с 1917 г. Вызвано это было тем, что личная позиция Аксельрода,
связанного с центристской группой в меньшевистской партии, не
соответствовала левому курсу меньшевиков-интернационалистов, которые теперь
заняли господствующее положение. В июле ЦК РСДРП (объединенной) обратился в
Совнарком РСФСР с заявлением о выдаче заграничных паспортов Мартову и
Абрамовичу, командируемым для организации заграничного представтельства
партии. По другим данным, просьба была адресована ЦК РКП(б) и II конгрессу
Коминтерна. Вопрос был передан на рассмотрение политбюро ЦК РКП(б), на
заседании которого имели место споры. Если верить сведениям, которые через
какое-то время получил Б.И. Николаевский, Н.И. Бухарин, возвратившись с
заседания, заявил своему знакомому: "Большинство было против; меньшевики
будут ставить палки в колеса всей работе Коминтерна, но мы ничего не могли
поделать с Ильичем, который влюблен в Мартова и хочет во что бы то ни стало
помочь ему уехать за границу"28. Если учесть, что слова Бухарина о
"влюбленности Ленина" были произнесены скорее всего в состоянии раздражения
по поводу принятого решения, то остальное, безусловно, соответствует истине
-- Мартов получил визу по настоянию Ленина. И на этот раз ленинская логика
не была сложной -- она соответствовала переиначенной русской поговорке:
"Дальше едешь -- тише будешь". Если Ленин считал нецелесообразным применять
суровые репрессии против Мартова (состояние его здоровья почти неизбежно
привело бы к быстрой гибели в застенке), то безопаснее для большевиков было
его пребывание подальше от столицы России, тем более, что отъезд наиболее
авторитетного оппонента за рубеж давал определенный политический выигрыш.
Коминтерн готовился к съезду НСДПГ, и это был один из тех редких случаев,
когда коммунисты, по словам самого Мартова, считали полезным "сходить в
баню", чтобы предстать на Западе в опрятном виде29. Добавим, что Мартов как
зарубежный представитель меньшевистской партии в значительно большей степени
устраивал Ленина, чем Аксельрод, яростно ненавидевший новых российских
властителей. Кроме того, как раз в это время заседал II конгресс Коминтерна,
на котором с правом совещательного голоса присутствовала делегация НСДПГ, и
в ней шли бурные дискуссии между сторонниками присоединения к Коминтерну и
адептами более умеренной линии. Д.Ю. Далин свидетельствует, что он видел у
заместителя наркома иностранных дел М.М. Литвинова заявление о выдаче
заграничных паспортов с положительной резолюцией Ленина, а сам Литвинов
разъяснил: "Ленин находит, что здесь вы много вредите; будет лучше, если вы
окажетесь за границей. Там по крайней мере вы выступаете за признание
советской власти"30.
Пока же Мартов продолжал проводить занятия со слушателями
Социалистической академии общественных наук, действительным членом которой
он был с 1919 г. Когда же в начале 1920 г. Мартов и Дан были избраны в
Моссовет, Ленин издевательски написал председателю Совета Каменеву:
"По-моему, вы должны загонять их практическими поручениями. Дан --
санучастки, Мартов -- контроль за столовыми"31.
Именно на фоне легенд о "любви Ленина к Мартову" возникла фальшивая
версия о том, что Ленин способствовал нелегальному выезду Мартова за
границу, чтобы спасти его от чекистских репрессий. Эту версию о добром
Ленине и его заблудшем друге Мартове использовал писатель Э.Г. Казакевич в
рассказе "Враги", который он написал на закате хрущевской "оттепели". А.
Твардовский, редактировавший "Новый мир", уклонился от его публикации32.
Смелость проявил зять Хрущева А. Аджубей, поместивший его в "Известиях"33.
При всей своей сусальности этот рассказ по-иному, чем раньше,
"по-человечески" характеризовал меньшевистского лидера, что было немедленно
отмечено русскими эмигрантами, особенно близкими к меньшевизму, к Мартову34.
Получив заграничный паспорт (выдачу его Абрамовичу затянули), Мартов
отложил свой отъезд в связи с арестами меньшевиков в Москве и Харькове. И
только убедившись, что большевики не собираются устраивать показательного
процесса, покинул России в конце сентября. За гранией он жил с советским
паспортом, формально оставаясь гражданином РСФСР и не исключая возможности
возвращения на родину. Советские власти по-своему готовились к его
возвращению: 15 августа 1921 г. председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский издал
распоряжение о его розыске и аресте.
Ю.О. Мартов приехал в Германию уже тяжело больным человеком. 12 октября
1920 г. он выступил на съезде НСДПГ в Галле. Слово ему предоставили после
Зиновьева, говорившего от имени ЦК РКП(б) и Исполкома Коминтерна.
Четырехчасовая речь этого небесталанного и беспринципного коммунистического
демагога, безусловно, впечатлила делегатов. Мартов же смог сказать всего
несколько слов приветствия -- болезнь и связанная с ней потеря голоса
вынудили его написать текст выступления, которое зачитал А.Н. Штейн. Трудно
сказать, каково было влияние речи на результаты съезда -- в том, что на нем
произошел раскол (236 делегатов голосовали за присоединение к Коминтерну,
150 против), сказался ряд факторов. Хотя НСДПГ после вступления большинства
ее членов в компартию сильно ослабела, она оставалась наиболее значительной
центристской партией. Именно на нее опирались те социалистические деятели, и
Мартов в их числе, которые стремились к созданию промежуточного
международного объединения. В 1921 г. было образовано Международное
объединение социалистических партий, вошедшее в историю под названием Второй
с половиной Интернационал. Как показывает само это определение, с самого
начала объединение рассматривалось как промежуточное, и, действительно,
через два года оно слилось со II Интернационалом, образовав более прочное
международное объединение -- Социалистический Рабочий Интернационал.
В последние годы жизни Ю.О. Мартов вместе с Р.А. Абрамовичем и Е.Л.
Бройдо образовал Заграничную делегацию РСДРП, к которой чуть позже
присоединился Д.Ю. Далин. Мартов сыграл ведущую роль в создании
"Социалистического вестника", русскоязычного политического журнала
социалистического направления, первый номер которого вышел 1 февраля 1921 г.
в Берлине. В 1921--1922 гг. Мартов опубликовал на его страницах много статей
о политическом положении в России. В основном они были посвящены изменениям
в социально-экономической и политической ситуации после введения нэпа. Саму
либерализацию хозяйственной жизни он приветствовал, но подчеркивал и
доказывал, что без либерализации политической она не может быть прочной, а
на возможность политической либерализации смотрел весьма скептически. Он
по-прежнему был убежден, что власть рабочих возможна лишь в развитых странах
с достаточной численностью и организованностью пролетариата.
В 1922 г. Мартов был одним из главных организаторов международной
кампании протеста провокационного суда над лидерами эсеровской партии,
организованного в Москве, побудил к выступлениям с протестом М. Горького, а
через него А. Франса.
Силы Ю.О. Мартова слабели. Все больше времени проводил он в
туберкулезном санатории в горах Шварцвальда. 11 февраля 1922 г. он встретил
в Берлине своих товарищей Ф.И. Дана, Б.И. Николаевского и других, которых
после голодовки в тюрьме большевистские власти выпустили за границу. Это
также было результатом протестов из-за рубежа, в частности со стороны
германских независимых социал-демократов. Ленин вынужден был отказаться от
планировавшегося крупного судебного процесса над меньшевистскими лидерами по
примеру суда над эсерами. В каком-то смысле большевистский вождь был
последователен. За много лет до этого в швейцарской эмиграции он в ответ на
реплику лидера эсеров В.М. Чернова "Приди вы к власти, вы на следующий день
меньшевиков вешать станете" ответил "Перного меньшевика мы повесим после
последнего эсера"35. Ни повесить, ни расстрелять эсеров не получилось -- ряд
меньшевистских лидеров выпустили за рубеж. Придет пора и достойный наследник
Ленина Сталин добьет оставшихся в живых и эсеров и меньшевиков.
Ю.О. Мартов скончался 4 апреля 1923 г. Он был похоронен в Берлине.
Кроме друзей-меньшевиков и германских социал-демократов, на похоронах был,
пожалуй, только один известный человек -- М. Горький. 5 апреля в "Правде" и
"Известиях" появился некролог, подписанный К.Б. Радеком. Отдавая должное
таланту и личной честности Мартова, автор называл его "Гамлетом русской
революции", привнося тем самым во внешне сочувственный покойному текст нотку
пренебрежения, если ни даже презрения к поверженному, а теперь покойному
политическому противнику. Биограф Мартова И. Гетцлер в специальной
заключительной главе своей книги "Был ли Мартов Гамлетом демократического
социализма?" убедительно отвергает такую трактовку, показывая, что его герой
являлся "действительно верным и открытым революционером, который отказывался
от реальных возможностей власти, если они возникали в несоответствующее
время и при несоответствующих обстоятельствах"36.
Ныне, в конце того века, который был свидетелем взлета и падения
романтических идеалов социалистов, который выявил не только утопичность их
планов сооружения нового типа общественных отношений, но и неизбежное
вырождение этих планов в тоталитарное чудовище, Ю.О. Мартов предстает как
один из виднейших представителей той когорты социалистов, которая готовила
поворот социал-демократии от "борьбы за светлое будущее" в духе марксистских
догматов в принципиально новое русло. Это новое направление социального
мышления и деятельности постепенно пришло к признанию утопичности "великой
цели" и превращению социалистической доктрины в идеологию левого фланга
современной демократии, сотрудничающей и конкурирующей с другими ее
течениями.
*
В течение многих лет жизнь и деятельность Ю.О. Мартова фактически
игнорировалась историками. В советской историографии о нем упоминали в духе
пресловутого "Краткого курса истории ВКП(б)" как о злейшем враге Ленина и
ленинизма, причем почти исключительно в связи с дискуссией по первому
параграфу устава партии на II съезде РСДРП. Правда, вскоре после смерти были
изданы его воспоминания37, но на этом и публикаторская деятельность была
оборвана. Личный фонд Ю.О. Мартова, находившийся в Центральном партийном
архиве при ЦК партии (ныне Российский центр хранения и изучения документов
новейшей истории) был закрыт для исследователей. Лишь во второй половине
80-х годов в печати стали появляться отдельные его документы, в том числе
письма38. Содержательный очерк Г.И. Ильящук и В.И. Миллера появился в
биографическом словаре деятелей 1917 г.39, а Г.З. Иоффе попытался столь же
кратко осветить эволюцию политических позиций Мартова в 1917 г.40
Определенным рубежом можно считать выход историографической брошюры И.Х.
Урилова41, опубликовавшего также биографию Мартова.
Ценная, хотя в определенной степени связанная политическими позициями и
личностной традицией меньшевиков, литература, содержащая информацию о Ю.О.
Мартове, стала появляться на Западе уже в 20-е годы. Но это были почти
исключительно мемуарные и публицистические произведения, за исключением
сборника его переписки, вышедшим в 1924 г.42 После второй мировой войны был
опубликован важный публицистическо-мемуарный сборник, в который также вошли
несколько писем Мартова и его братьев. В предисловии к сборнику его
составители, соратники Юлия Осиповича по меньшевистской партии, писали:
"Меньшевизм еще ждет своего историка. Но этот будущий историк,
восстанавливая насильственно прерванную ткань меньшевизма в России, -- с
особым вниманием, а порой и с восхищением отметит замечательный вклад семьи
Цедербаум на всех путях и перепутьях с[оциал]-д[емократического] движения в
России"43. Существенным дополнением к этому изданию явились сборники статей
и воспоминаний о деятельности меньшевиков до и после Октябрьского
переворота44.
Значительный вклад в изучение биографии Мартова внесла книга о нем,
написанная австралийским ученым И. Гетцлером45, ценность которой несколько
снижается тем, что автор буквально благоговеет перед Мартовым, не замечая
порой коренных пороков того социально-экономического и политического учения,
приверженцем которого был его персонаж на протяжении всей своей сознательной
жизни. Многочисленные труды американского историка Л. Хеймсона о развитии
меньшевизма46 и работы его учеников, в частности З. Галили47, а также других
авторов48 проливают свет не только на общий контекст деятельности Мартова,
но и на многие конкретные перипетии его политической жизни. Весьма важной
явилась инициатива Л. Хеймсона, возглавившего в 1958 г. Межуниверситетский
проект по истории меньшевизма, который включал, в частности, собирание,
запись и обработку воспоминаний его ветеранов.
Нельзя не отметить краткую, но содержательную статью Б.И.
Николаевского, опубликованную к 80-летию Л.О. Дан, насыщенную ранее
неизвестными фактами и рассуждениями, непосредственно касающимися Ю.О.
Мартова49.
К названным работам следует добавить аналитические статьи российских и
американских авторов, опубликованных в качестве вступительных к
фундаментальному документальному изданию "Меньшевики в 1917 году"50.
Основанные на богатом материале российских архивов, который только начинает
вводиться в научное обращение, они свидетельствуют о перспективности
исследования истории меньшевизма и российских политических партий вообще.
Мы надеемся, что предлагаемый сборник будет способствовать этому делу
и, в частности, изучению жизни и деятельности одного из виднейших российских
политиков конца XIX -- начала ХХ. Юлия Осиповича Мартова.
Примечания
2 Николаевский Б. Страницы прошлого: К 80-летию Л.О. Цедербаум-Дан. --
Социалистический вестник, 1958, No 6, с. 125.
3 См. Некролог К. Радека -- Известия, 1923, 5 апреля.
4 Getzler I. Martov: A Political Biography of a Russian Social
Democrat. Cambridge, 1967, p. 66--67.
5 Николаевский Б. Указ. статья, с. 126.
6 Getzler I. Op. cit., p. 109.
7 Cм. об этом: Николаевский Б. К истории "Большевистского центра". -- В
кн.: Николаевский Б.И. Тайные страницы истории. М., 1995, с. 11--92.
8 Николаевский Б. Указ. статья, с. 127.
9 Общественное движение в России в начале ХХ века. Петербург,
1909--1914. 5 тт.
10 Ильящук Г.И., Миллер В.И., Ю.О. Мартов -- В кн.: Политические
деятели России: 1917. М., 1993, с. 205.
11 Getzler I. Op. cit., p. 152--155.
12 Церетели И.Г. Воспоминания о Февральской революции. Париж, 1964, т.
1, с. 242.
13 Иоффе Г.З. 1917 год: Уроки Мартова. -- В кн.: Россия в ХХ веке:
Историки мира спорят. М., 1994, с. 194.
14 VI съезд РСДРП (большевиков). Август 1917 года. Протоколы. М., 1958,
с. 194.
15 Россия в ХХ веке, с. 194--195.
16 Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов.
М.--Л., 1928, с. 34.
17 Николаевский Б. Страницы прошлого. -- Социалистический вестник,
1958, No 7--8, с. 149.
18 Getzler I. Op, cit., p. 169.
19 Россия в ХХ веке, с. 196.
20 Стенографический отчет 4-го Чрезвычайного съезда Советов рабочих,
крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, М., 1920, с. 33.
21 Родина, 1990, No 8, с. 16.
22 Социалистический вестник, 1922, No 16, с. 8.
23 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 151.
24 Отточие Балабановой.
25 Социалистический вестник, 1964, No 2, с. 79.
26 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 151.
27 Мартов Л. За два года. Сборник статей. Петроград, 1919, с. 30.
28 Николаевский Б. Страницы прошлого, с. 153.
30 Мартов и его близкие. Сборник. Нью-Йорк, 1959, с. 105.
31 Ленин В.И. Соч., изд. 5-е. М., Политиздат. 1965, т. 51, с. 150.
32 Костиков В. Не будем проклинать изгнанье... Пути и судьбы русской
эмиграции. М., 1994, с. 22.
33 Известия, 1962, 21 апреля.
34 Н.В. Вольский писал сестре Мартова Л.О. Дан 12 мая 1962 г.:
"Исторически это неверно, насколько знаю. Ленин открыто, а не секретно дал
Мартову позволение выехать за границу. Но вся статья в "Известиях" меня
поразила. Весь тон ее не тот, с каким компресса обычно говорит о
меньшевиках" (From the Archives of L.O. Dan. Amsterdam, 1987, p. 177).
35 Костиков В. Указ. соч., с. 22.
36 Getzler I. Op. cit., p. 219.
37 Мартов Л. Записки социал-демократа. М., 1924.
38 См., например, Свободная мысль, 1991, No 16.
39 Политические деятели России: 1917, с. 204--218.
40 Иоффе Г.З. 1917 год: Уроки Мартова. -- В кн.: Россия в ХХ веке.
Историки мира спорят. М., 1994, с. 193--197.
41 Урилов И.Х. Ю.О. Мартов: Историографический очерк. М., 1995.
42 Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова. Берлин, 1924.
43 Мартов и его близкие. Сборник. Нью-Йорк, 1959, с. 3.
44 Меньшевики. Benson, Vermont, 1088; Меньшевики после Октябрьской
революции. Benson, Vermont, 1990.
45 Getzler I. Martov: A Political Biography of a Russian Social
Democrat. Cambridge, 1967.
46 Haimson L. The Mensheviks: From the Revolution of 1917 to the Second
World War. Chicago, 1974; ibid. The Making of three Russian Revolutionaries:
Voices from the Menshevik Past. Cambridge, 1987 a.o.
47 Галили З. Лидеры меньшевиков в русской революции: Социальные реалии
и политические стремления. М., 1993.
48 Basil J.D. The Mensheviks in the Revolution of 1917. Columbus, 1984;
Brovkin V.N. The Mensheviks after October: Socialist Opposition and the Rise
of the Bolshevik Dictatorship. Ithaca, 1987.
49 Николаевский Б. Страницы прошлого: К 80-летию Л.О. Цедербаум-Дан. --
Социалистический вестник, 1958, No 6, с. 124--127; No 7--8, с. 149--154.
50 Меньшевики в 1917 году. М., т. 1, 2, 3 (ч.1-2), 1994-1997.
ПИСЬМО Е. А. АНАНЬИНУ1
Цюрих, 25 апреля 1917 г.
Дорогой Евген[ий] Ар[кадьeвич]
Наши намерения сводятся к тому, чтобы уехать как можно скорее. Надежды
в этом смысле имеются и, может быть, вопрос решится в ближайшие дни.
Если Вы решитесь ехать, то не худо было бы Вам, если возможно, приехать
сюда. Если останетесь, я по приезде на место постараюсь устроить Ваши дела
относительно сотрудничества: отсюда нам до сих пор не удается даже снестись,
как следует, так что я ни одной статьи за все время не мог послать.
Привет. Жму руку.
Ю. Цедербаум
ТЕЛЕГРАММА П. АКСЕЛЬРОДА2, Л. МАРТОВА И ДР.
Советом Р. и С. Деп(утатов) получена след(уюшая) телеграмма из
Копенгагена:
Аксельрод, Мартов. Сем ковский3 телеграфируют:
Отстраняя проект обмена, вы нас обрекаете оставаться здесь до конца
войны. Все надежды на проезд через Англию -- бессмысленны, потому что это
невозможно для массы эмигрантов, а мы отклоняем привилегии для нескольких,
не говоря о том, что до сих пор вы не были в состоянии, гарантировать нас
против произвола Англии. После случая с Троцким4 невозможно доверять
правительству. Ни правительство, ни вы не даете мотивов, почему наш проект
неприемлем. Мы констатируем, что, несмотря на все наши усилия, после 2
месяцев,мы не получили амнистии. Ответственность за это падает на
правительство. Наша же обязанность при таких обстоятельствах -- попробовать
через посредство социалистов нейтральной Швейцарии получить разрешение
проезда через Германию. Все здешние политические партии русских
интернационалистов разделяют наши взгляды. Соображения дипломатического
характера, опасения ложного истолкования отступают для нас на задний план
перед могучим долгом участвовать в великой революции. Ваша политическая
обязанность защищать это решение, вынужденное положением, не позволяя
смущать себя заинтересованной демагогией шовинистов.
Рабочая газета, 4 мая 1917 г., No 47
ПИСЬМО ОЛЬБЕРГУ8
22 мая 1917 г.
Дорогой товарищ!
Товарищ, который передаст Вам это письмо, уполномочен Сов(етом)
Раб(очих) Деп(утатов) ставить в Стокгольме информац(ионное) бюро для Совета
на весьма широких основаниях. Он обратится к Вам за содействием, и я
надеюсь, что Вам удастся стать его сотрудником в этом важном деле.
От товарища Вы получите 75 руб. для дальнейших расходов на газеты (эти
газеты для меня и Лапинского9 остаются особым предприятием, независимым от
более обширного списка газет для бюро и через его посредство самого Совета).
Приехав сюда, мы застали положение худшее, чем ждали. Большинство
влиятельных меньшевиков10; бывших до революции антиоборонцами, стали
"революционными оборонцами" (Дан11, Церетели12, Чхеидзе13, Скобелев14,
Ежов15, мн(огие) др(угие ). Они хотят мира, но думают его достичь сложным,
медленным путем, не вступая и конфликт с Англией и Америкой, которые
шантажируют Россию, а пока что зовут быть готовым не только к обороне, но н
к возможному наступлению, если надо будет спасать союзников. Это -- линия
Советов, где солдатская стихия преобладает над пролетарской. Влиятельные
меньшевики целиком ушли в работу в Советах и, не имея опоры в партийн[oй]
орг[анизации], растворились в них. Вступление в меньшинство на основе очень
двусмысленной платформы, не исключающей возможности для буржуаз[ного]
большинства тянуть с миром под давлением союзников, довершило дело.
Большинство меньшев[истской] конференции одобрило эту линию. Петерб[ург],
Харьков, Донец[кий] басс[ейн] и отд[ельные] пункты против. Мы остались " в
меньшинстве. Большинство состоит из поколебавшихся интеллигентов и вчерашних
"самозащитников", тянущих меньшевизм вправо к союзу с Плехановым16. Дикая
демагогия Ленина и Ко., к которому примкнул и Ленин18 лишь толкает рабочих
на этот путь оппортунизма. Мы заняли роль непримиримой оппозиции, остающейся
в организации в надежде завоевать большинство, отвлекши вчерашн[их]
единомышленников от самозащитников. Пока отказываемся от участия в ОК19 и
"Рабочей газете",20 ставим свою газету и ведем в массах агитацию на
платформе: немедленно общее перемирие для вступления в переговоры об общем
мире.
Ларина21 не видел, он не здоров. Если успею, попрошу и его деньги
передать тов. Вайнбергу22.
Пав[ел] Бор[исович] [Акссльрод] решил войти в ОК, чтобы изнутри влиять
на них. Я считаю это бесполезным в виду того, что ОК связан опасением
помешать министрам, которые уже в плену своих собственных обязательств (они,
входя в м[инистерст]во и получив согласие на формулу "мир без аннексий",
обязались проводить "единство власти" и бороться против "разложения армии").
Попрошу Вас о личной услуге: на Ваш адрес будут приходить для меня
письма; псресылайте их, пожалуйста, мне по адресу: Ю. О. Цедербаум,
Сергиевская, дом No 50, кв. 9 (у д-ра Гурвича). Всего лучше пересылать их с
оказиями, когда письма будут приходить ко времени отправки курьера.
У тов. Вайнберга узнаете подробно о конференции и других) событиях.
Жмуруку.Привет тов. Меру23.
Ю. Цедербаум
Сейчас говорил с "Нов[ой] ж[изнью]"24.Они обещают Вам телеграфировать
об условиях корреспондирования.
Письмо П.Б. Аксельроду
19 ноЯбрЯ 1917 г.
Дорогой Павел Борисович!
Наконец-то, кажется, я получил возможность написать Вам письмо и
отправить с оказией. Ибо с момента ленинского переворота граница еще более
герметически заперта, чем когда-либо прежде, и нет, по-видимому, никакой
возможности общения. Между тем, никогда так сильно, как теперь, не ощущается
Ваше отсутствие и затруднительность сношения с Вами -- теперь, когда и
революция, и наша социал-демократия переживают момент самого острого и
опасного кризиса. Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось, --
захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные
люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки. И еще, может
быть, более ужасное, -- это то, что настал момент, когда нашему брату,
марксисту, совесть не позволяет сделать то, что, казалось бы, для него
обязательно: быть с пролетариатом даже когда он ошибается. После мучительных
колебаний и сомнений я решил, что в создавшейся ситуации на время "умыть
руки" и отойти в сторону более правильный исход, чем остаться в роли
оппозиции в том лагере, где Ленин и Троцкий вершат судьбы революции.
Переворот был подготовлен, как теперь очевидно, всей предыдущей
эволюцией. В сентябре корниловский заговор25 вскрыл, во-первых, страшное
ожесточение всего имущего мира против революции, во-вторых, внутреннее
разложение коалиционного правительства, где Савинковы26 являлись
соучастниками Корнилова; в-третьих, достаточно яркий еще революционный
энтузиазм в массах, рабочих и солдатских, их готовность снова собраться
вокруг Советов и их вождей, когда дело идет об охранении революции. В то же
время самый факт корниловщины и ее широких разветвлений и начавшаяся на
фронте "солдатская революция", свергавшая контрреволюционных генералов и
офицеров, так очевидно окончательно дезорганизовал армию, что вопрос о
немедленном мире, хотя бы не "почетном", становился ребром. На
"Демократич[еском] совещании"27 все это как будто понимала и часть наших и
эсеровских оборонцев. В меньшев[истской] фракции28 большинство оказалось за
отказ от коалиции и образование общемокр[атического] правительства. За это
[были] как Богданов29, Исув30, Хинчук31, Череванин32 и мн[огие] другие
оборонцы.
Федор Ильич [Дан] сначала тоже был за это и лишь потом, явно уступая
давлению Церетели, Либерал33 и Скобелева, опять склонился к повторению опыта
с коалицией. Но что всего характернее, все прибывшие с места кавказцы с
Жордания34 и Рамишвили35 во главе, требовали разрыва коалиции и резко
критиковали всю политику Церетели. Положение было таково, что я выступал на
Совещании официальным оратором и от делегации Советов, и от большинства
меньшевистской фракции. У эсеров36 за разрыв коалиции было значительной
меньшинство. И все-таки коалицию восстановили с тем же Терещенко37 во главе
и, в виде компенсации, с совещательным "Предпарламентом"38. Мое глубокое
убеждение, что прояви наши влиятельные лидеры малейшую настойчивость, и
правые эсеры, и энесы, и даже сам Керенский39 пошел бы на опыт с чисто
демократическим министерством с простой программой немедленного начатия
мир[ных] переговоров, немедлен[ного] созыва УС40 и исполнения обещания о
передаче земли земельным комитетам. Это и стало нашей программой в
"Предпарламенте", где довольно скоро часть оборонцев с Фед[ором] Ильичем
(Цeретели и Чхеидзе уехали на Кавказ)41 пошли болeе, или менее с нами.
Разложение армии, приближение экономич[eского] банкротства сделали, наконец,
свое дело -- начали убеждать самых упорных. В комиссии по обороне воен[нный]
министр Верховский42 заявил, что положение таково, что надо заключать
немедленно хотя бы сепаратный и позорный мир. Морской мин[истр]
Вердеревский43 его поддержал, "экономические" министры (Коновалов44,
Гвоздев45, Прокопович46 и пут[ей] сооб[щения] Ливеровский47 cклонялись к
тому же. На этот раз еще Терещенко удалось cвергнуть Верховского, благодаря
новой слабости Дана. Скобелева, Гоца48, Авксентьева49 и пр[очих], но уже
брешь была пробита. Даже Кускова50, часть трудовиков51 и правых эсеров
(конечно, Потресов52 и Ортодокс53 оставались верными программе "jusqu'au
bout"54) решили сделать энергичный шаг. 24 окт[ября] была принята
Предпарламентом (всей, левой стороной, кроме части трудовиков и плехановцев
при воздержании нескольких оборонцев) резолюция о начатии немедленных
переговоров об общем мире. Делая это, думали предотвратить острый конфликт с
съездом Советов, который должен был открыться 25[-го] и обсуждагь о переходе
"всей власти Советам". Но уже было поздно. В ночь на 25[-е] ленинский
"Военно-революц[ионный] комитет"55 занял ряд "стратегических" позиций своими
матросами и солдатами, и утром Петроград узнал о совершившемся захвате
власти. С технической стороны предприятие было проведено артистически, а
"боеспособность" прав[ительст]ва Керенского, который еще накануне заявил в
парламенте, что "все меры приняты", что "всякая попытка будет тотчас же
раздавлена" и т. д., оказалась равной нулю.
Все это произошло потому, что после Дсмократич[еского] совещания,
возродившего коалицию с ее программой неопределенных обещаний, начался
процесс катастрофического ухода масс к Ленину. Один за другим, Советы стали
переходить к большевикам56 без всяких перевыборов: серяки солдаты и рабочие
перебегали к большевикам. В Питере за пару недель все фракции, кроме
большевиков, [превратились] в жалкое меньшинство, Чхеизде и весь старый
президиум Совета были свергнуты. То же в Москве с Хинчуком, то же почти во
всех крупных городах. Одновременно та же эпидемия охватила армию: не имея
возможности свергать старые комитеты, объединявшие всю армейскую
интеллигенцию, и еще не решаясь установить прямое царство солдатской
охлократии57, полки, дивизии и корпуса стали, помимо комитетов, посылать в
Питер делегации, все более многочисленные и шумные, с требованием
немедленного мира; чем далее, тем все чаще, рядом стояло требование передачи
власти Советам.
До прямого восстания все-таки, вероятно, еще долго не дошло бы, ибо
городские рабочие массы проявляли несомненную пассивность, не идя далее
резолюций: очевидно, опыт 3-5 июля58 оставил-таки осадок; армия же еще
терпела, пока был хлеб и не было холодно. Может быть, иди социалистич[ескоe]
большинство более быстрым темпом к образованию "правительства немедленного
мира" (которое могло быть только некоалиционным), и Ленин потерял бы надежду
на успешное восстание. У самих большевиков шла упорная борьба против Ленина
и Троцкого: Зиновьев59, Каменев60, Рязанов61 старались оттянуть развязку.
Ленин, очевидно, понял, что надо спешить и разрубил узел "мечом".
Форма этого захвата и факт его совершения накануне открытия съезда, где
у большевиков было небольшое большинство, были так отвратительны, что нельзя
было пенять на решение наших и эсеровских оборонцев немедленно уйти со
съезда62 и покинуть навсегда Смольный63. Мы, тем не менее, боролись с этим
настроением, требуя, чтобы не уходить, не дав Ленину боя. Мы предложили
поставить в самом начале ультиматум о прекращении военных действий (шла
осада Зимнего дворца64, где заперлись министры) и вступлении в переговоры о
мирной ликвидации кризиса путем соглашения об образовании демокр[атического]
пр[авительст]ва с приемлемой для всех программой. Наши увещевания не
подействовали: частью негодование, частью иллюзия, что Ленин, победив, не
продержится 3-х дней даже в Питере, побудили и м[еньшевик]ов и эсеров с
энесами уйти в самом начале. Мы остались (около 40 челов[ек]) и,
поддержанные левыми эсерами и группой "Нов[ой] жизни"65 предъявили
ультиматум. Съезд прошел мимо, и мы ушли через пару часов после оборонцев.
"Н[овая] жизнь" оставалась еще несколько дней и тоже ушла в виде протеста
против политич[еского] террора.
Ближайшие дни рассеяли все иллюзии относительно безнадежной слабости
переворота. Все петерб[ургские] и ближние войска активно поддержали
больш[евиков]. За Керенским никого не оказалось. Даже большая часть юнкеров
и все казаки отказались сражаться. В ряде городов гарнизоны немедленно
признали "советское правительство" и защищали его с оружием в руках. На
фронте были колебания, но руководящие верхи сейчас же признали, что
солдат[ские] массы не пойдут против правител