6 июля в разговоре по прямому проводу со Смольным сказал, что "левые эсеры захватили Дзержинского и забаррикадировались в числе 400 вооруженных на Покровском бульваре. Имеют два броневика". При этом он высказал уверенность, что большевики подавят "в Москве это нелепое восстание к утру"87. Саблин показал, что в отряде Попова было около 600 человек, "из которых активное участие принимало не более 200--300 человек, остальные же были заняты на постах в городе, или отдыхали после дежурства, или просто шатались, ничего не делая"88. Но, даже если считать число восставших равным 1300, "мятеж" вряд ли представлял для большевиков серьезную опасность. По мнению Вацетиса, самым важным было удержать Кремль, что не представляло труда, так как в Кремле "был расположен в качестве гарнизона 9-й латышский полк (около 1500 бойцов). Этих сил было вполне достаточно, чтобы считать Кремль обеспеченным от захвата штурмом"89. Однако преданные большевикам силы отнюдь не ограничивались полутора тысячами. В Москве находились в те дни свыше 4 тыс. стрелков латышской дивизии, 800 из которых были коммунистами90. На эти латышские части и планировали опереться большевики. В связи с этим Ленин вызвал к себе видных латышских большевиков -- К. X. Да-нишевского, комиссара латышской стрелковой дивизии 477 К. А. Петерсона и наркома юстиции Стучку91. Данишев-ский предложил Ленину "хоть на несколько минут" принять "командный состав латышского полка, расположенного в Кремле". Ленин, "после секундного колебания", согласился92: перед военными он делал вид, что относится к "мятежу" серьезно. Бонч-Бруевич объяснял такое поведение Ленина уважением к военной науке. Но очевидно, что Ленин в этом вопросе предпочитал перестраховаться и поэтому передал Подвойскому приказ "атаковать взбунтовавшийся полк войск ВЧК Попова, добившись или сдачи его, или полного уничтожения с применением беспощадного пулеметного и артиллерийского огня". В ответ Подвойский разработал план сосредоточения войск за Москвой-рекой и начала наступления от храма Христа-Спасителя. Бонч-Бруевичу это казалось слишком: "враг вовсе не настолько был силен" и вместо всего этого "достаточно было бы взять одну батарею, хороший отряд стрелков, вроде кремлевского, с приданными им пулеметами и сразу перейти в наступление, окружив этот небольшой район, где засели левые эсеры, не проявляющие пока никакой деятельности, кроме выставления небольших застав в своем районе (около Покровских казарм) и рассылки по ближайшим окрестностям патрулей". Ленин тоже понимал, что угроза не столь велика и, услышав о плане Подвойского, "добродушно улыбаясь", заметил: "Да, серьезную штуку затеяли наши главковерхи. [... ] А нельзя ли как-нибудь попроще? Настоящую войну разыгрывают!" Медлившие с наступлением советские войска Ленин, "шутя сердясь", назвал "копунами" и добавил: "Хорошо, что у нас еще враг-то смирный, взбунтовался и почил на лаврах, заснул, а то беда бы с такими войсками"93. Практическое руководство по разгрому отряда Попова было поручено Вацетису. Впрочем, не сразу. Большевики подозревали его в "бонапартизме" и поначалу соглашались доверить ему только составление плана атаки, а не командование войсками. Но Вацетису, по-видимому, не хотелось упускать шанс "спасти революцию", и он настоятельно попросил Подвойского и Муралова доверить командование 478 ему. За успех операции он готов был поручиться головой94. После долгих переговоров и колебаний большевики передали командование Вацетису95. Самая большая опасность для большевиков заключалась в том, что настроенные антисоветски части Московского гарнизона, несмотря на удаленность от центра города, могли воспользоваться ситуацией и поднять действительное восстание против советской власти. Опасались этого не только большевики, но и командиры латышской дивизии, понимавшие, что в случае такого антисоветского восстания в первую очередь будут перебиты латышские стрелки, поскольку именно они все это время были опорой советской власти в столице. Так, Вацетис вспоминает, что к нему "подошел начальник штаба дивизии, бывший полковник генштаба96, и заявил, что он сдает занимаемую должность". "Вы революционеры, -- сказал он. -- Вы знаете, за что вы погибаете. А я за что погибну? [... ] Весь гарнизон против большевиков, и что же вы думаете -- кучкой ваших латышей победить?"97 Но сами большевики считали, что хотя на содействие примерно 20 тысяч войск "Народной армии" Московского гарнизона, дислоцировавшихся в так называемом Ходын-ском лагере, рассчитывать не приходится, важно не сделать в отношении,этих аполитичных войск неправильного шага, не спровоцировать их на выступление против советской власти. Между тем Вацетис, ущемленный недоверием большевиков, рвался доказать свою преданность и предложил Данишевскому и Петерсу не только разгромить левых эсеров, но и атаковать Ходынский лагерь, "пока он не занял позицию на боевом фронте" противников большевиков98.0 предложении Вацетиса доложили Ленину, но он план отверг: атака со стороны латышей вынудила бы войска выступить против большевиков. К тому же Ленин знал, что восстания, собственно, не происходит. Чтобы унять пыл командира латышской дивизии, Ленин вызвал его к себе. В полночь Вацетис в сопровождении Данишевского прибыл в Кремль. Войдя в зал, где ожидал его Вацетис, Ленин подошел к нему быстрыми шагами и спросил вполголоса: "Товарищ, выдержим до утра?" Вацетис пишет: 479 "Я в этот день привык к неожиданностям, но вопрос Ленина озадачил меня остротой своей формы [... ]. Почему было важным выдержать до утра? Неужели мы не выдержим до конца? Было ли наше положение столь опасным, может быть, состоявшие при мне комиссары скрывали истинное положение наше?"99 Этот эпизод обычно истолковывается как доказательство серьезности ситуации. Но очевидно, что Ленин пугал Вацетиса, чтобы направить его энергию исключительно на разгром ПЛСР. Вацетис сконфузился, испугался. О разгроме Ходынского лагеря он теперь не думал: "Я был убежден в нашей победе, -- продолжает Вацетис. -- Но я сознаюсь, что вопрос, поставленный В. И. Лениным, озадачил меня [... ] Хотя наши войска не собраны еще полностью [... ] в наших руках Кремль, неприступный для заговорщиков [...]. Относительно нашего положения я сказал, что оно вполне прочное, и просил Ленина разрешить мне приехать с более подробным докладом через два часа, т. е. в 2 часа утра 7 июля. Ленин согласился"100. То, что Ленин пугал Вацетиса, подтверждает Стучка. Он пишет, что после ухода командиров "Ленин, сохраняя обычную веселость, вступил в беседу с собравшимися частным образом членами" Совнаркома, "уверенный в том, что власть в Москве стоит прочно, как всегда"101. К двум часам ночи все необходимые приготовления были сделаны102. В распоряжении большевиков находилось примерно 3250 военнослужащих103. Вацетис теперь уже был абсолютно уверен в победе104 и с этим прибыл к Ленину, как и было условлено, в два часа ночи105- Ночь в Москве прошла спокойно. Активных действий "мятежники" не предпринимали106. Редкие перестрелки в городе были привычным явлением. В пять часов утра, как и планировалось, началось наступление латышей107. Трудно судить о том, происходили ли военные столкновения между поповцами и латышами на подступах к Трехсвятительско-му переулку. Историк Томан считает, что происходили108. Между тем в ночь с 6 на 7 июля был проливной дождь с грозой109. Утром 7 июля был густой туман, "покрывший 480 город серой непроницаемой завесой. Видеть вперед можно было шагов на 15--20, а отличить своих от противников было совершенно невозможно, так как и те и другие были в сером"110. Какое-то сопротивление отряд Попова, возможно, оказал111. Но доказательством упорного сопротивления левых эсеров были бы, конечно, жертвы, понесенные "мятежниками" или латышами. Между тем в сделанном вечером 7 июля докладе о подавлении "мятежа" Подвойский и Муралов указывали, что раненых и убитых у большевиков -- "единичные случаи"'12. Немногочисленны были жертвы у Попова: к 10 часам утра 7 июля его отряд потерял 2-3 человека убитыми и 20 ранеными113. О слабом сопротивлении "восставших" говорило и то, что они пробовали вступить с большевиками в переговоры: вскоре после начала наступления большевистских частей Попов попробовал уладить конфликт мирным путем. Четверо парламентеров из отряда Попова пришли в дивизию, указали, что отряд стоит "за советскую власть во главе с Лениным" и ему "совершенно неясны и непонятны причины восстания". Латыши запросили Вацетиса, но тот приказал парламентеров прогнать114.0 происшедшем доложили Троцкому, и Склянский начал переговоры с левыми эсерами. Их вел вышедший из особняка Морозова Саблин. Большевики предъявили левым эсерам ультиматум, срок которого истекал в 11.30. Обсуждавший в особняке Морозова условия ультиматума левоэсеровский актив отказался сдаться и попробовал улизнуть из осажденного здания. Именно в этот момент, видимо по истечении срока ультиматума, Склянский приказал командиру батареи латышских стрелков Э. П. Берзину начать обстрел прямой наводкой с двухсотметрового расстояния. За несколько минут по обоим домам, в которых засели левые эсеры, было выпущено "16 снарядов с замедлителями, которые великолепно пробивали стены и разрывались внутри". Всего было выпущено 55--60 снарядов. После артобстрела сопротивления со стороны отряда Попова уже не было115. Из заложников-большевиков во время обстрела никто не пострадал116. Через 15-20 минут после начала атаки Дзержинский уже на- 481 ходился среди артиллеристов латышского дивизиона. Жертв было мало. У латышей -- один убит и трое ранены. В отряде Попова в результате артобстрела погибли 14 человек и ранены были 40117. 7 июля, независимо от участия в "восстании", левых эсеров арестовывали во всем городе на основании приказа специально созданной для разгрома ПЛСР Чрезвычайной пятерки, в которую, видимо, входили Ленин, Троцкий, Свердлов, Подвойский и Муралов. В войска рассылались политические комиссары из числа большевиков, образовы вались революционные комитеты. В полдень 7 июля все было кончено: отряд Попова был разбит и бежал к Курско му вокзалу. Вацетис был награжден денежной премией: "Вы разгромили одну из самых больших политических комбинаций и не знаете, кого вы громили", -- сказал Троц кий загадочно, вручая Вацетису пакет с деньгами118. Примерно в час дня 7 июля Ленин отдал первые распоряжения об арестах разбегавшихся левых эсеров. Ленин требовал "обратить особое внимание на район Курского вокзала, а затем на все прочие вокзалы", "организовать как можно больше отрядов, чтобы не пропустить ни одного из бегущих. Арестованных не выпускать без тройной проверки и полного удостоверения непричастности к мятежу"119. Все "лучшие силы" были направлены на обыски тех квартир, где могли скрываться левые эсеры120. К двум часам дня все очаги сопротивления отступавших были подавлены. Победители-латыши собрались около помещения ВЧК. Туда же приехал Ленин. А еще через час стало известно, что планы Ленина по преследованию разбегавшихся "мятежников" провалились, так как "войска нашли в складах ВЧК большие запасы продовольствия, которые разобрали и отправились по домам"121. 8 4 часа дня Совнарком объявил населению, что "вос стание левых эсеров в Москве ликвидировано", а "левоэсе- ровские отряды" обратились в бегство. "Отдано распоряже ние об аресте и разоружении всех левоэсеровских отрядов, и прежде всего об аресте всех членов" ЦК ПЛСР122. Общее число арестованных достигло в Москве 444 человек123. Ког- 482 да вечером 7 июля Мальков доложил Ленину о результатах операции по преследованию левых эсеров, Ленин выслушал доклад внимательно, но спокойно, без особого интереса. "Было очевидно, что для него левоэсеровский мятеж уже прошлое"174. июля приказом члена президиума Моссовета Фельд мана всех левых эсеров, занимавших ответственные посты, сместили и заменили большевиками125. В тот же день СНК образовал особую следственную комиссию в составе Стуч- ки, члена ВЦИК и члена следственного отдела Ревтрибуна ла при ВЦИК В. Э. Кингисеппа и председателя Казанского совета и делегата Пятого съезда Я. С. Шейнкмана126. Сле дователем комиссии назначалась Е. Ф. Розмирович127. В комиссию поступали все документы и материалы, относив шиеся к событиям 6--7 июля, а также сведения об арестах. Освобождение арестованных производилось только с ведо ма комиссии128. Отдельная комиссия была создана прика зом Троцкого для "расследования поведения частей мос ковского гарнизона"129. пригородах Москвы и городах Московской губернии Ленин приказал задерживать "всех подозрительных, уста навливая в каждом отдельном случае принадлежность или непринадлежность к мятежникам", а обо всех арестован ных сообщать в ВЧК130; в ночь на 7 июля Ленин дал указа ние "о проведении мероприятий по предотвращению вы ступлений в войсках в поддержку мятежа"131; а утром о "восстании" было сообщено в районные комитеты РКП (б) в Петрограде. За пределами большевистских организаций Петрограда о событиях в Москве знали немногие, "наруж ное спокойствие" бывшей столицы в этот день не наруша лось, "все было спокойно", встречавшиеся на улице члены ПЛСР "преспокойно гуляли с женами и детьми, по-види мому, ничего не зная о случившемся". Большевики же, со своей стороны, за наиболее видными левыми эсерами и за помещениями районных комитетов ПЛСР установили на блюдение. После полудня, когда в Москве все было конче но, председатель петроградской Ч К Урицкий дал указание занять помещение левых эсеров, "дабы тем самым предот- 483 вратить возможность с их стороны какого бы то ни было выступления". Это не планировавшееся петроградскими левыми эсерами "выступление" было успешно предотвращено: комендант Петрограда Владимир Шатов подкатил орудия к зданию Пажеского корпуса, где размещался штаб левых эсеров, начал обстрел здания, а затем взял его "штурмом". Штейнберг, Лапиер и другие левые эсеры, находившиеся в здании, частью бежали, частью сдались . Сдались они без боя и на почетных условиях^допускавших в ряде случаев оставление личного оружия В те часы, когда писались и исполнялись большевистские карательные приказы, "изолированная" фракция ПЛСР на съезде Советов послушно сидела под арестом в Большом театре во главе со своим лидером Марией Спиридоновой. В театре был полумрак. Освещена была только сцена. На ней появлялись люди, стояли группами, потом расходились. Прохаживалась возбужденная Спиридонова. В вестибюле силой разогнали делегатов и гостей съезда (не большевиков), надоедавших охране просьбами об освобождении. Закрыли двери из вестибюля в фойе. Левые эсеры устроили совещание фракции. Выступавшая с речью Спиридонова заявила, что Мирбаха убили по постановлению ЦК ПЛСР и что необходимо принять декларацию по поводу убийства для оглашения ее на съезде. То, что события приняли серьезный оборот и декларации левым эсерам оглашать уже не придется, что самой Спиридоновой суждено будет всю оставшуюся жизнь провести в ссылках и тюрьмах (и быть расстрелянной при отступлении советской армии из Орла в 1941 году) -лидерам ПЛСР не приходило в голову. Декларацию от том, что покушение было совершено по постановлению ЦК ПЛСР, фракция приняла без прений, большинством голосов (ей не оставалось ничего иного как довериться своему ЦК) Около десяти вечера в боковых помещениях театра стали слышны выстрелы. Стреляли в центре города; но на присутствующих это не производило впечатления - все считали, что в городе происходит какое-то восстание. "А насчет того, что Большой театр может стать центром это- 484 тревоги улеглись", - вспоминал один из задержанных в театре . Часов в двенадцать начался митинг. Небольшую речь произнесла со сцены Спиридонова. Ей аплодировали. После нее выступал кто-то еще, тоже с короткой речью. В этот момент в зале полупотушили свет, и митинг пришлось прекратить. Левые эсеры пробовали петь, пропели две песни и смолкли. Кроме левых эсеров в партере почти никого уже не было: из театра, по одному, тщательно проверяя документы, выпустили из выхода со стороны кулис сначала всех делегатов (кроме левых эсеров), затем - гостей съезда. Левые эсеры остались в театре одни. Нарочно или случайно, их даже не накормили . Стали укладываться спать - на диванах, в креслах, на полу. В ложе, на сдвинутых креслах, легла Спиридонова. Долго спать не пришлось - арестованных переместили в залы фойе второго яруса. После еще одного выступления Спиридоновой левые эсеры занялись партийно-организационными вопросами - переизбрали бюро фракции (часть старого бюро осталась у Попова), имевших оружие - более ста человек -разбили на десятки для несения караула. Стали снова укладываться. Мебели не было. Лежали на полу. Только Спиридонову устроили на прилавке, где во время съезда продавали лимонад. Биценко запела было старую эсеровскую песню, но ее никто не поддержал . Когда утром 7 июля в театр прибыл Каменев, левые эсеры потребовали немедленного освобождения и прекращения огня с обеих сторон. Спиридонова обвинила большевиков в насилии. Ее поддержал Колегаев, заявивший, что партия большевиков нарушала конституционные права Каменев ответил, что речи о конституционных правах быть не может, так как "идет вооруженная борьба за власть", во время которой действует лишь один закон - "закон войны", и задержанные "вовсе не являются сейчас фракцией Пятого съезда Советов или ВЦИКа, а членами партии, поднявшей мятеж против советской власти" . Беседа не дала результатов. Нужно было как-то провести день, и арестованные устроили концерт самодеятельности. 485 В ночь на 8 июля большевики провели регистрацию арестованных, причем у всех конфисковали оружие. Спиридонову подвергли обыску и револьвер забрали насильно. 8 июля Свердлов, Троцкий и Ленин (именно в таком порядке стояли подписи)f 39 постановлением ЦК РКП (б) решили "произвести в течение ночи с 8 на 9 выяснение отношения делегатов V съезда -- левых эсеров к авантюре". Все материалы подлежали передаче в следственную комиссию. За заполнением этой анкеты (которая называлась "Вопросы особой следственной комиссии") левые эсеры провели третью ночь своего заточения. Историк Л. М. Спирин насчитал в архиве 173 такие анкеты. Примерно 40% делегатов, по его сведениям, осудили убийство Мирбаха; половина дала уклончивый, неопределенный ответ, а остальные отказались отвечать. Подавляющее большинство арестованных делегатов высказалось против войны с Германией, считая, что советская Россия к этой войне еще не готова140. Становилось ясно, что съезд Советов не разорвал бы Брестской передышки, как того опасался Ленин. Поскольку в Большом театре 9 июля намечалось возобновление работы съезда, левых эсеров поместили в Малый театр. Лишенные права участвовать в заседаниях, исключенные из правительства, частью арестованные, политически уничтоженные, левые эсеры уже не были опасны большевикам. 9 июля Троцкий объявил о том, что партия левых эсеров "совершила окончательное политическое самоубийство" и "уже не может воскреснуть"141. В тот же день съезд Советов, на котором остались фактически одни большевики, потребовал "суровой кары для преступников" и заявил, что левым эсерам "не может быть места в Советах"142. Все это позволило Свердлову у же 10 июля заверить большевистских делегатов Пятого съезда, что большинство арестованных "завтра, самое позднее послезавтра будут освобождены как явно непричастные к выступлениям". Большевики уже не обвиняли в восстании против советской власти левых эсеров как партию. Помягчение отношения советского правительства к ПЛСР 10 июля, возможно, имело целью расколоть левых 486 .эсеров. Так, Свердлов в речи во ВЦИК указал, что из ВЦИКа не будут исключены только те члены ПЛСР, которые "подадут заявления о своей несолидарности с действиями" ЦК143. В целом, маневр Свердлова был успешен: 15 июля "целый ряд организаций сделал соответствующие заявления"144. 18 июля Московский областной совет исключил из своего состава всех левых эсеров (их было десять человек), членов Исполкома, отказавшихся осудить убийство Мирбаха. По аналогичным причинам исключениям подверглись эсеры Московского городского и районных Советов. Тогда же Московский губернский совет постановил "считать фракцию левых эсеров исключенной в целом", а левых эсеров Филиппова и Павлова, "выразивших осуждение авантюры" и "свою солидарность с партией пролетариата, считать полноправными членами президиума"145. Здесь тоже с успехом была применена тактика раскола. К концу июля ПЛСР сдала практически все позиции в управлении страной146. Казалось, потеря столь большого числа советских функционеров должна была ослабить большевиков и аппарат управления. Однако этого, видимо, не произошло. По свидетельству Троцкого, разгром ПЛСР лишил большевиков "политического попутчика и союзника, но в последнем счете не ослабил, а укрепил" их. Партия большевиков "сгрудилась плотнее. В учреждениях, в армии поднялось значение коммунистических ячеек. Линия правительства стала тверже"147. Ленинское правительство успешно реализовало "заем", взятый у левых эсеров, и теперь отстранило их от власти. Из большевиков под подозрением оставался только Дзержинский. Задержание его левыми эсерами не снимало с повестки дня вопроса о причастности Дзержинского к убийству германского посла. Показания Дзержинского о его связях с германским посольством были весьма сумбурны, а оправдательные аргументы -- сомнительны148. Дзержинский утверждал, что осведомители германского посольства Гинч и Бендерская были провокаторами, но замалчивал, что информация их была достоверной, и не уточнял, на кого эти "провокаторы" работали. Между тем оче- 487 видно, что Гинч и Бендерская не сотрудничали с большеви ками или ВЧК. По делу об убийстве Мирбаха они к суду ж привлекались и вряд ли работали на левых эсеров. Они очевидно, были информаторами германского посольства Но поскольку по договоренности с немцами ВЧК не могла арестовывать осведомителей Мирбаха, Бендерскую и Гин-ча арестовали лишь 6 июля, вскоре после убийства германского посла149, когда, судя по всему, чекисты уже не боялись действовать вопреки интересам германского посольства. Материалы дознания по делу этих осведомителей опубликованы не были, а сами Гинч и Бендерская в тот же день навсегда исчезли из поля зрения и немцев, и большевиков. Подозрения, павшие на Дзержинского, заставили Свердлова, Троцкого и Ленина, во избежание невыгодных разоблачений, снять Дзержинского с поста председателя ВЧК. Вопрос об этом рассматривался на специальном заседании ЦК РКП (б). 7 июля Дзержинский подал официальное заявление в СНК об освобождении его от должности ввиду того, что он является "одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха"150. Видимо для того, чтобы несколько успокоить немцев, постановлению о снятии Дзержинского придали демонстративный характер: оно "было напечатано не только в газетах, но и расклеено всюду по городу"151. Временным председателем ВЧК назначался Петере. Коллегия ЧК объявлялась распущенной и в недельный срок должна была быть реорганизована. Все те, кто "прямо или косвенно были прикосновенны к провокационно-азефской деятельности" Блюмкина, подлежали "устранению"152. Правда, снятие Дзержинского, было фикцией. Как вспоминал шесть лет спустя Петере, Дзержинский фактически "оставался руководителем ВЧК, и коллегия была сформирована при его непосредственном участии"153. Большевики же, на время пожертвовавшие официальным постом Дзержинского, распустив коллегию, получили возможность очистить ЧК от неустраивающих их лиц. 14 июля газеты сообщили о расстреле В. А. Александровича. Его арестовали днем 7 июля "при попытке сесть в 488 автомобиль и удрать"154. Перед расстрелом с Александровичем долго наедине разговаривал Петере. Тот показал, что как член ЦК ПЛСР подчинялся партийной дисциплине, и это было его единственное оправдание. "Он плакал, долго плакал, -- вспоминал Петере, -- и мне стало тяжело, быть может потому, что он из всех левых эсеров оставил наилучшее впечатление"155. На допросе Александрович сказал, что отданные им приказы, в частности -- об аресте Лациса и Петерса, основывались на указаниях ЦК ПЛСР. На остальные вопросы он отвечать отказался156. В ночь на 8 июля он был застрелен, видимо, лично Дзержинским157, причем не исключено, что Александровича расстреляли "для удовлетворения требований немцев"158, т. е., сделали из него "искупительную жертву", на которую указывал ранее Дзержинский. Может быть, именно поэтому уже казненному Александровичу большевики пели дифирамбы. "Он был революционер, и мне рассказывали, что он умер мужественно", -- проронил Троцкий на съезде 9 июля. "Александровичу я доверял вполне, -- указывал Дзержинский, -- всегда почти он соглашался со мною", "это меня обмануло и было источником всех бед. Без этого доверия я [... ] не поручил бы ему расследовать жалобы, поступавшие иногда на отряд Попова, не доверял бы ему, когда он ручался за Попова в тех случаях, когда у меня возникли сомнения в связи со слухами о его попойках. Я и теперь не могу примириться с мыслью, что это сознательный предатель, хотя все факты налицо и не может быть после всего двух мнений о нем"159. Коварный Александрович обманул доверчивого Дзержинского. За это доверчивый Дзержинский коварного Александровича расстрелял. Только кто же поверит в наивность Дзержинского? Уж, по крайней мере, не арестованная Спиридонова. "Александрович в этот день только по Блюмкину догадался, что затевается акт против Мирбаха, -- писала она в ноябре 1918 года, -- и события завертели его раньше, чем он успел опомниться. Мы от него скрывали весь мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как пар- 489 тийный солдат, не зная их конспиративной сущности. О других расстрелянных и подавно нечего говорить"160. До окончания разгрома ПЛСР 6 и 7 июля один из главных инициаторов расправы с левыми эсерами -- Ленин -- был хладнокровен и жесток. Но очевидно, он не мог не испытывать душевного неудобства, поскольку в соответствии с его приказами артиллерийским огнем прямой наводкой расстреливались партийные друзья большевиков, вчерашние союзники, поговаривавшие о слиянии с РКП (б), преданные революции левые эсеры. Только этим можно объяснить странный факт приезда Лениным вечером 7 июля в особняк Морозова, где отсиживались левые эсеры161 . Вместе с Н. К. Крупской, единственной свидетельницей столь странного для Ленина поступка, он ходил по комнатам разрушенного дома в Трехсвятительском переулке, дробя подошвами ботинок куски лежавшей на полу обвалившейся штукатурки и разбитого стекла. Он молча думал и скоро попросил увезти его обратно в Кремль162. 10 июля Особая следственная комиссия приступила к расследованию террористического акта и "восстания" левых эсеров. Убийц Мирбаха комиссия найти не пыталась. Об Андрееве все странным образом забыли. В постановлении Пятого съезда Советов, принятом 9 июля по докладу Троцкого, "Об убийстве Мирбаха и вооруженном восстании левых эсеров", упоминался только Блюмкин, тоже не арестованный. По этому поводу германским правительством неоднократно посылались протесты, что "убийство графа Мирбаха не было искуплено соответствующими карами виновников и конспираторов преступления", а террористы "не были задержаны"163. За неимением убийц Мирбаха Особая следственная комиссия, располагавшая лишь признанием Спиридоновой, пыталась убедить кого-нибудь из руководителей ПЛСР "пожалеть Спиридонову, которая как мученица взяла все на себя" и признаться в заговоре ЦК164; однако ЦК ПЛСР теперь отказывался принять на себя ответственность за события 6-7 июля и утверждал, что "не руководил этими военными действиями" 165. Не добившись признаний от 490 членов ЦК ПЛСР, комиссия стала допрашивать прочих участников "мятежа" -- рядовых левых эсеров и бойцов отряда Попова, которые также отрицали факт "восстания" и намерение свергнуть советскую власть166. Всего Особая следственная комиссия допросила около 650 человек, но ее выводы полностью разошлись с заявлениями Свердлова, Ленина и Троцкого о "восстании против советской власти". Из показаний членов отряда Попова со всей очевидностью следовала абсурдность обвинений в восстании. Так, Матвей Тайнилайнен показал, что в отряд Попова поступил 25 июня, до этого находился в Красной гвардии в Финляндии, ни о каком "восстании" не знал, после артиллерийского обстрела 7 июля особняка Морозова отступил вместе с остатками отряда Попова, затем добровольно сдался. Иван Овечкин, 20-летний матрос Черноморского флота, заявил, что считает себя большевиком и против советской власти не шел. Степан Куркин, находившийся в отряде с утра 6 июля, сообщил, что в 6-7 часов поставили его в тот день дежурить у пулемета. Никто ему ничего не объяснял. "Никаких приказов не давали. По отряду ходили слухи, что убит посол Мирбах" и "немцы" идут разоружать отряд167. Поскольку в плен" к левым эсерам еще 6 июля попали несколько человек из германо-австро-венгерского интернационального отряда Бела Куна168, такой довод казался вполне правдоподобным. Выслушав аналогичные признания сотен участников "восстания", члены комиссии подтвердили их невиновность. Кингисепп писал по этому поводу, что "значительная часть вооруженных сил Трехсвятительского Пьемонта169 находилась в полном неведении и непонимании происходящего даже 7 июля, когда среди них разрывались снаряды. Все финны в составе более двух рот так и были убеждены, что они защищаются против австро-германцев, которые, облачившись в красноармейские мундиры, восстали для свержения советской власти"170. Если к подобным выводам приходили члены комиссии -- большевики, что же оставалось думать левым эсерам. Выступавший от их имени 15 июля на заседании ВЦИК Светлов был в полной растерянности и недоумении. Он указал на безосновательность обвинений ПЛСР в попытке свержения советской власти и поставил под сомнение причастность партии в целом к убийству Мирбаха, указав, что результаты расследования, произведенного следственной комиссией, еще не обнародованы, и "более спокойная оценка того, что произошло" побуждает "откинуть квалификацию действий" ЦК ПЛСР "как попытку захвата или свержения советской власти". "Здесь совершенно определенно был террористический акт", сказал Светлов, "попытки захвата или свержения советской власти не было"171. Следственная комиссия, фактически, пришла к аналогичному заключению. Но таких результатов расследования больше всего опасались руководители РКП (б). Поэтому комиссию, только что начавшую работу, спешно распустили. Стучку в начале сентября послали в Берлин. Шейн-кмана вернули в Казань (где 8 августа он был расстрелян освободившими город белыми)1'2. 13 сентября коллегия наркомата юстиции вынесла постановление о передаче дела в следственную комиссию Ревтрибунала при ВЦИК. Но дальнейшее расследование, по существу, прекратилось, хотя главный обвиняемый -- Блюмкин -- еще не был выслушан. Показания об июльских событиях он дал только в апреле-мае 1919 года. "Все сознательные работники и такие члены партии", как Спиридонова, искали в те месяцы "объединения" с большевиками, -- показал Блюмкин, -- и если не нашли его, то не по своей вине". В Трехсвятитель-ском переулке 6 и 7 июля "осуществлялась только самооборона революционеров", "восстания не было", "убийство Мирбаха завершилось совершенно неожиданными политическими последствиями": "мало того, этот акт был истолкован советской властью как сигнал к восстанию левых эсеров против нее"; "вместо выступления против германского империализма он был превращен в вооруженное столкновение двух советских партий"173. В 1922 году было впервые опубликовано письмо Спиридоновой, написанное 17 июля 1918 года и тоже отрицающее заговор против советской власти: 492 "Газеты читаю с отвращением. Сегодня меня взял безумный хохот. Я представила себе -- как это они ловко устроили. Сами изобрели "заговор". Сами ведут следствие и допрос. Сами свидетели и сами назначают главных деятелей -- и их расстреливают [... ]. Ведь хоть бы одного "заговорщика" убили, а то ведь невинных, невинных. [...] Как их убедить, что заговора не было, свержения не было [... ]. Я начинаю думать, они убедили сами себя, и если раньше знали, что раздувают и муссируют [слухи], теперь они верят сами, что "заговор" [был ]. Они ведь маньяки. У них ведь правоэсеровские заговоры пеклись как блины"174. Однако и Блюмкина, и Спиридонова со своими признаниями опоздали. 6 июля началось стремительное падение партии левых эсеров175, от которого она уже не оправилась. Если на Пятом съезде Советов ПЛСР располагала более чем 30% всех мандатов, то на Шестом, состоявшемся всего лишь через четыре месяца, левые эсеры владели лишь одним процентом голосов, 98% депутатских мест принадлежали теперь большевикам176, причем члены левоэсеров-ской партии винили в июльских событиях самих себя и ЦК собственной партии; комплекс того, что большевики были преданы ими в критический для коммунистической революции момент, не покидал многих левоэсеровских лидеров177, а низы партии, критикуя ЦК ПЛСР178, встали на позиции большевизма179. 493 бой значительной политической силы. Эту победу большевики одержали благодаря тому, что умело использовали тактику левого блока, постепенно отсекая наиболее правые части его: сначала кадетов и Учредительное собрание, затем -- анархистов, эсеров и меньшевиков и, наконец, своих вчерашних союзников -- левых эсеров. Последнее стало возможно благодаря безусловному таланту Ленина как тактика, способного в критические минуты, руководствуясь своей интуицией, глубоко веря в правильность своих действий, принимать рискованные решения, всегда побеждая (и тем создавая себе все больший и больший авторитет в ЦК партии). После захвата власти большевиками угроза личной власти Ленина возникала, по крайней мере, четыре раза. Первый раз -- когда условием создания "однородного социалистического правительства" ставилось невключение в состав этого правительства Ленина. Второй раз -- когда еще не было ясно соотношение сил сторонников и противников Учредительного собрания в первых числах января 1918 года. И в первом, и во втором случае большевиков спас блок с левыми эсерами -- экстремистским крылом эсеровской партии, выделившимся из ПСР для того, чтобы на практике оказать большевикам помощь своими функционерами и своей крестьянской программой и тем самым спасти от неминуемого краха революцию, с которой левые эсеры отождествляли себя и большевиков. Но именно эти союзники большевиков, левые эсеры, дважды спасавшие их от крушения, уже через несколько месяцев стали казаться Ленину реальной угрозой. В результате заключения Брестского мира, главным инициатором которого был сам Ленин, его правительство столкнулось с сильной оппозицией как внутри большевистской партии (левые коммунисты), так и внутри советской коалиции (левые эсеры). Потенциальный блок левых коммунистов и левых эсеров, возможность создания которого обсуждалась заинтересованными сторонами весной 1918 года, не могла не тревожить Ленина и не видеться ему угрозой. Это был третий критический для власти Ленина момент. И, 494 вероятно, именно эта угроза заставила его поспешить с расправой над своими бывшими союзниками во время работы в Москве Пятого Всероссийского съезда Советов. Левые эсеры, со своей стороны, предчувствуя недоброе, пытались сосредоточить в Москве на время работы съезда левоэсеров-ские военные силы, в частности, расставить в здании, где проходил съезд, свою партийную охрану. Но до 7 июля левоэсеровские отряды так и не прибыли в Москву, а численность большевистской охраны съезда была, по крайней мере, вдвое больше левоэсеровской. Подготовка большевиками ареста верхушки левоэсеровской партии на съезде Советов, на что имеются только косвенные указания, была, вероятно, ускорена происшедшим 6 июля убийством германского посла графа Мирбаха. Это убийство было совершено экстремистами из левоэсеровской партии с ведома, по крайней мере одного члена ЦК ПЛСР (но не по решению ЦК ПЛСР как такового). Вероятно, о планируемом покушении знали или догадывались и некоторые левые коммунисты, прежде всего Дзержинский. За час-другой до убийства германского посла о планируемом террористическом акте был уведомлен ряд видных левых эсеров (но опять же, не ЦК ПЛСР как таковой). Однако ни левые эсеры, ни Дзержинский не предприняли никаких шагов для усиления охраны германского посольства и предотвращения террористического акта. Мирбах был убит. Если Ленин и не планировал разгромить ПЛСР именно в эти дни, узнав о покушении, он принял решение о немедленном разгроме левоэсеровской партии. Убийство Мирбаха, ставившее своей целью срыв Брестского мира и не направленное против советской власти или партии большевиков, Ленин объявил восстанием, подготовленным ЦК ПЛСР, безусловно подразумевая под этим мятеж против большевистского правительства, во главе которого стоял он, Ленин. И хотя не было еще никаких признаков восстания и все левоэсеровские учреждения продолжали заниматься своей повседневной работой, Ленин, Троцкий и Свердлов занялись подготовкой разгрома несуществующего мятежа. На следующий день партия левых эсеров как 495 политическая сила прекратила свое существование. Это был завершающий, после октября 1917 года, переворот. И четвертый, последний кризис ленинской власти, вновь завершившийся победой Ленина. Двухпартийной социалистической диктатуре пришел конец. С этого момента партия большевиков уже ни с кем и никогда не делила в центре России политической власти. 496 ПРИМЕЧАНИЯ Bothmer. Mil Graf Mirbach in Moskau, S. 73. Бонч-Бруевич. Воспоминания о Ленине, с. 299. Дзержинский. Избранные статьи и речи, с. 112, прим. ред. Троцкий. О Ленине, с. 117. Красная книга ВЧК, с. 270. Троцкий. О Ленине, с. 118. Там же. Mitleid и Beileid -- близкие по смыслу слова. Но первое скорее переводится как "симпатия", а второе как "соболезно