Юрий Фельштинский. Крушение мировой революции. Брестский мир --------------------------------------------------------------- © Copyright Юрий Георгиевич Фельштинский. Email: y.felshtinsky@verizon.net Date: 12 Dec 2003 --------------------------------------------------------------- ББК633(2)71 Ф39 Художник В. ХАРЛАМОВ Фельштинский Ю. Ф39 Крушение мировой революции. Брестский мир: Октябрь 1917 -- ноябрь 1918. -- М.: ТЕРРА, 1992. -- 656с. ISBN 5-85255-111-2 ББК633(2)71 Редактор С. Кондратов Художественный редактор И. Сайко Корректор Я. Кузнецова Подписано в печать 27.12.91. Формат 84x108 1/32. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 34,44. Усл. кр.-отт. 68,88. Уч.-изд. л. 34,9. Тираж 10000 экз. Цена договорная. Заказ 643. Ассоциация совместных предприятий, международных объединений и организаций. Издательский центр "ТЕРРА". 109280, Москва, Автозаводская ул., д. 10, а/я 73. Отпечатано с оригинал-макета на Ярославском полиграфкомбинате. 150049, Ярославль, ул. Свободы. 97. ISBN 5-85255-111-2 © Издательский центр "ТЕРРА", 1992 Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, - мы будем раздавлены, - это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу. Троцкий Из речи на Втором съезде Советов 26 октября 1917 Все строение, возводимое ныне германскими империалистами в несчастном договоре, - есть не что иное, как легкий дощатый забор, который в самом непродолжительном времени будет беспощадно сметен историей. Зиновьев Из речи на заседании Петроградского Совета 21 февраля 1918 Положение дел с социалистической революцией в России должно быть положено в основу всякого определения международных задач нашей Советской власти [...]. Пример социалистической Советской республики в России будет стоять живым образцом перед народами всех стран [...]. Реорганизация России на основе диктатуры пролетариата [...] сделает социализм непобедимым и в России, и во всем мире. Ленин К истории вопроса о несчастном мире Правда, 24 февраля 1918 5 ВВЕДЕНИЕ Настоящий очерк посвящен истории Брест-Литовского мирного договора, подписанного 3 марта 1918 года советским правительством со странами Четверного союза. В советской внешней политике, вероятно, не было соглашения более хрупкого, чем это - просуществовав чуть больше девяти месяцев, Брестский договор был разорван германским и советским правительствами, а позже, при капитуляции Германии в первой мировой войне, отменен еще и 116-й статьей Версальского договора. С легкой руки В.И. Ленина названный "передышкой" договор вызвал критику и сопротивление подавляющей части революционеров, с одной стороны, и патриотов России, с другой. Первые утверждали, что Брестский договор -это удар в спину германской революции. Вторые - что это предательство России и ее союзников. И те и другие, каждый по-своему, были правы. Однако на Брестском мире по не понятным никому причинам настаивал Ленин, добившийся в конце концов его подписания. Вопрос об эволюции взглядов Ленина после его прихода к власти в октябре 1917 года и о тех целях, которые Ленин ставил перед собой до и после переворота, является, видимо, основным при изучении истории Брестского договора и связанного с ним более общего вопроса: о мировой революции. Было бы ошибочным считать, что Ленин менял свои взгляды в зависимости от обстоятельств. Правильнее предполагать, что в любой ситуации он находил наилучший для реализации своих целей путь. Можно утверждать, что Ленин всю свою сознательную жизнь вел борьбу и, начиная примерно с 1903 года, -борьбу за власть. Труднее ответить на вопрос, нужна ли была ему власть для победы революции или же революция виделась средством для достижения власти. Поскольку до 1917 года лидером революционного движения казалась Германия с ее самой сильной в мире со- 7 циал-демократической партией, мировая революция подразумевала, конечно же, непременную революцию в Германии. Она не обязательно должна была начаться именно там, но победа ее в Германии казалась всем революционерам непременным залогом успеха. Иной трактовки мировой революции социал-демократическая риторика тех лет не допускала. А русский революционер Ленин до революции 1917 года не предполагал себе роли большей, чем руководителя экстремистского крыла русского социал-демократического движения, безусловно вторичного и подсобного, если иметь в виду коммунистическую революцию в Германии. В дни, предшествовавшие объявлению войны, именно на германскую социал-демократию устремлены были взоры социалистов всего мира. Казалось, что, проголосовав в рейхстаге против предоставления правительству военных кредитов, германская социал-демократическая партия сможет остановить надвигающуюся трагедию. Однако германские социалисты проголосовали за кредиты, отчасти еще и потому, что надеялись благодаря войне свергнуть монархию в России, в которой они видели главного противника международного социалистического движения1. Первыми проголосовав за кредиты, немецкие социалисты развязали руки социалистам других стран. Вот что писал об этом плехановский орган меньшевиков-оборонцев: "Интернационал оказался слаб. Германская социал-демократия, самая могучая часть его -- не только не старалась бороться со своим правительством, когда оно объявило войну России и Франции и бросило свою армию на маленькую нейтральную Бельгию, но всей своей силой поддержала своего кайзера [... ]. Смешно и наивно поэтому рассчитывать на германскую революцию. Социалисты России, Франции, Англии, Италии, Бельгии и т. д. должны, поэтому, участвовать в обороне своих стран и стремиться к победе над центральными империями"2. Однако если в немецкой социал-демократии разочаровались меньшевики-оборонцы (выпускавшие газету во 8 Франции на деньги французов), основная часть меньшевистской партии все-таки рассчитывала именно на германскую революцию. Надежды эти были столь велики, что прибывшему в Петроград весной 1917 года видному шведскому социал-демократу Карлу Брантингу ничего не оставалось, как предостеречь меньшевиков "от оптимистических надежд на то, что германские рабочие" восстанут "под влиянием и для поддержки русской революции", "а германские солдаты воткнут штыки в землю". Брантинг считал, что, пока германская армия побеждает, утопия надеяться на революционный взрыв. Считалось, что Брантинг был хорошо знаком со взглядами верхов германской социал-демократии. И сказанное было для меньшевиков неприятной неожиданностью. На созванном совещании выступивший с патетической речью И.Г. Церетели обратился "к европейскому социалистическому пролетариату" с призывом "спасти русскую революцию", "активно добиваясь скорейшего окончания войны демократическим миром". Но ничего утешительного Брантинг не сказал и не пообещал поддержки . Впрочем, меньшевики напрасно намеревались найти в Брантинге объективного судью происходящих событий. Брантинг, воспитывавшийся, как и большинство социалистов, на преклонении перед германской социал-демократией, с началом войны занял резко антигерманскую позицию, проповедовал необходимость борьбы против Германии, сочувствовал Антанте, прежде всего Англии (говорили, что не бескорыстно). В Петрограде он призывал социал-демократов интернационалистов (сторонников Циммервальда) отказаться от собственной позиции и поддержать лозунг борьбы с Германией до победного конца , а не бездействовать, ожидая начала германской революции. Уверяя меньшевиков в слабости германской социал-демократии, Брантинг преследовал вполне конкретную цель: предотвратить блок германских и русских социал-демократов (направленный против Антанты); удержать Временное правительство в антигерманском лагере и нейтрализовать усилия, направленные на подписание сепаратного мира . 9 Большевистское крыло русской социал-демократической партии, как и меньшевистское, верило в конечную победу социализма в мире. Это казалось столь же очевидным, как сегодня, скажем, неизбежность крушения колониальных империй. Ответ на вопрос о том, придет ли мировая революция - непременно позитивный - строился исключительно на вере в конечную победу. Однако после октября 1917 года когда-то теоретический вопрос приходилось рассматривать с практической точки зрения: что важнее, сохранить любой ценой советскую власть в России, где революция уже произошла, или же пытаться организовать революцию в Германии, пусть и ценой падения советской власти в России. В 1918 году ответ на этот вопрос был не столь очевиден, как могло бы показаться сегодня. Общее мнение социалистических лидеров Европы сводилось к тому, что в отсталой России нельзя будет без помощи европейских социалистических революций ни построить социализма, ни удержать власть на какой-либо продолжительный срок, хотя бы уже потому, что (как считали коммунисты) "капиталистическое окружение" поставит своей непременной целью свержение социалистического правительства в России. Таким образом, революция в Германии виделась револлюционерам единственной гарантией удержания власти советским правительством еще и в России. Иначе считал Ленин. В октябре 1917 года, прорвавшись из швейцарского небытия и молниеносно захватив власть в России, он показал своим многочисленным противникам, как недооценивали они этого уникального человека - лидера немногочисленной экстремистской секты. Большевизм не только захватил власть в России, но создал реальный и единственный плацдарм для наступления мировой революции, для организации коммунистического переворота в той самой Германии, от которой, как всеми предполагалось, будет зависеть конечная победа социализма в мире. Теперь Ленин стал отводить себе в мировом коммунистическом движении совсем иную роль. Ему важно было совершить мировую революцию под своим непосредст- 10 венным руководством и сохранить за собою лидерство в Интернационале . Германская революция отходила для Ленина на второй план перед победившей революцией в России. Более того: Ленин не должен был торопиться с победой революции в Германии, поскольку в этом случае центр тяжести коммунистического мира перемещался на индустриальный Запад и Ленин оставался лишь главою социалистической России, являвшейся в глазах социалистов "неразвитой", "отсталой" и"некультурной". В свете изменившихся взглядов Ленина на революцию в Германии и необходимо рассматривать всю историю Брест-Литовских переговоров декабря 1917 - марта 1918 года, закончившуюся подписанием мира с Германией и другими странами Четверного союза. Позиция Ленина на этих переговорах - отстаивание им "тильзитского мира" ради "передышки" в войне с Германией - кажется настолько естественной, что только и не перестаешь удивляться авантюризму, наивности и беспечному идеализму всех его противников -от левых коммунистов, возглавляемых Н.И. Бухариным, до Л.Д. Троцкого с его формулой "ни война, ни мир". Правда, позиция Ленина кажется разумной прежде всего потому, что апеллирует к привычным для большинства людей понятиям: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписывать ультимативный мир. Но это была психология обывателя, а не революционера. С такой психологией нельзя было бы захватить власть в октябре 1917 и удержать ее против блока социалистических партий, как удержал Ленин в ноябрьские дни с помощью Троцкого. С такой психологией вообще нельзя было быть революционером. По каким-то причинам, кроме Ленина, весь актив партии был против подписания Брестского мира, причем большая часть партийных функционеров поддерживала "демагогическую" формулу Троцкого. И никто не смотрел на состояние дел столь пессимистично, как Ленин. Да ведь чем-то руководствовались все эти люди? На что они рассчитывали? 11 Революция и революционеры подчинялись собственным особым законам. Эти законы большинством населения воспринимались как непонятные, безумные и иррациональные. Но, отступив от этих законов, революция гибла. Только в них заключалась сила революции и залог ее победы. Ленин отступил от этих законов ради удержания собственной власти и лидерства в мировом коммунистическом движении. С точки зрения абсолютных коммунистических интересов Брестский мир был катастрофой. Он несомненно убивал шансы на немедленную революцию в Германии, а значит, и на революцию в Европе. Заключенный вопреки воле большинства революционной партии Брестский мир стал первым оппортунистическим шагом советского руководства8. По иронии судьбы получалось, что для победы революции в России нужно было принести в жертву возможную революцию в Германии, а для успеха революции в Германии, может быть, пришлось бы пожертвовать советской властью в России. Именно эту альтернативу заключал в себе для советского правительства Брестский мир -- "первое столкновение между интересами международной революции и потребностями закрепления власти компартии в России"9. Мирный договор с Германией давал германскому правительству известную передышку, улучшал общее положение страны. Как писали тогда левые эсеры, "выполнение этого мирного договора замедляло дело интернационала: хлеб из оккупированных Германией областей примирял голодных германских рабочих и солдат с германским правительством"10, а "сдача на милость победителя усилила не только материально, но и духовно германский империализм"11. Наоборот, отказ советского правительства подписать мир ухудшал военное и общеполитическое положение Германии и увеличивал шансы германской революции. По крайней мере, именно так считали, с одной стороны, немецкие коммунисты, а с другой -- германское правительство. Немецкие левые уже в декабре 1917 года попытались помешать заключению сепаратного мира между Россией и 12 Германией. Они распространили заявление, в котором указали, что переговоры о мире окажут разрушительное воздействие на вероятную германскую революцию и должны быть отменены12. Положение, в котором находились лидер германских коммунистов К. Либкнехт и глава советского правительства Ленин, не было равным. Германские коммунисты требовали революции в Германии ради мировой революции. Ленин выступал за сохранение власти любой ценой Советом народных комиссаров, чтобы удержать власть в собственных руках, а со временем, "господствовать над международным коммунистическим движением"13. Если Либкнехт хотел удержать за собой руководство в будущем Коминтерне, то не вопреки интересам европейской революции. Ленину не повезло: подписывая Брестский мир ради власти в России, он убивал имеющиеся шансы (сколько бы их ни было) на победу коммунистической революции в Германии и в Европе. Первоначально считалось, что переговоры с германским правительством большевики затевают исключительно из пропагандистских соображений и для оттяжки времени, а не ради подписания договора14. Либкнехт при этом указывал, что если переговоры "не приведут к миру в социалистическом духе", необходимо "оборвать переговоры, даже если бы при этом пришлось пасть их [Ленина и Троцкого] правительству"15. Однако Ленин вел на переговорах свою игру и стремился к временному союзу с имперским германским правительством, видя в этом единственный способ удержать власть в своих руках и расколоть единый капиталистический мир, т. е. блокироваться с Германией против Англии и Франции. Либкнехт видел залог победы в германской революции. Ленин -- в игре на противоречиях между Четверным союзом и Антантой. Либкнехт был заинтересован в том, чтобы Германия как можно скорее проиграла войну. Ленин, подписывая сепаратный мир, хотел, чтобы Германия не проигрывала войны как можно дольше. Он боялся, что советская власть в России будет свергнута объединенными 13 усилиями Германии и Антанты как только на Западном фронте будет подписан мир16. Но заключая Брестский мир и оттягивая германское поражение, Ленин делал именно то, в чем фактически обвинял его Либкнехт: саботировал германскую революцию1''. Не удивительно, что заключение Брестского мира привело к расколу в партии большевиков и советском правительстве и к образованию левой оппозиции, причем в первый и в последний раз оппозиция эта открыто и официально действовала внутри партии большевиков как автономная организация и даже имела свой печатный орган. Ленин же, формально одержавший победу и заставивший партию заключить мир, стал терять над партией власть. Решения, выносимые большевистским руководством, все чаще и чаще принимались против его воли. "Гнилой компромисс" с кайзеровским правительством и упущенный шанс на скорую революцию в Германии его собственные соратники так легко простить ему не могли. Теоретические и идеологические провалы ленинской брестской политики были, однако, заметны куда меньше, чем провалы практические. Брестский мир, несмотря на его крайне тяжелые для России и партии большевиков условия, не принес ни заветного мира, ни обещанной Лениным "передышки". С точки зрения германского руководства, Брестское соглашение было "военным мероприятием и лишь служило средством помощи Западному фронту, имея целью ликвидацию Восточного фронта для усиления Западного с одновременным использованием восточных районов в экономическом отношении для продолжения войны"18. Если так, то с ухудшением положения Германии на Западе увеличивались ее аппетиты на Востоке. После подписания мирного соглашения военные действия не прекращались ни на день на большей части территории бывшей Российской империи. Германия предъявляла все новые и новые ультиматумы, занимала целые районы и города, находящиеся восточнее установленной Брестским договором границы. Брестский мир оказался бумажным именно потому, что два основных партнера на переговорах, советское и германское правительства, не смотрели на договор серьез- 14 но, не считали его окончательным и главное - подписывали не из-за желания получить мир, а лишь для того, чтобы продолжать войну, но только в более выгодных для себя условиях. Большевики - войну революционную; немцы - войну за стабильный мир. Получалось, что Брестский мир если и дал передышку, то только Германии, да и то лишь до ноября 1918 года. Нет смысла утверждать, что Ленин мог предвидеть последствия подписания Брестского мира. Но очевидно, что оправдались худшие из опасений большинства партийного актива, до подписания мира поддерживавшего формулу Троцкого "ни война, ни мир". В ней не было ни приписываемой ей всей советской историографией демагогии (как раз демагогией оказалась ленинская теория "передышки"), ни авантюризма сторонников немедленной революционной войны, возглавляемых Бухариным. По стандартам революционного времени позиция Троцкого была умеренной. Он не компрометировал русских большевиков в глазах "германского пролетариата" подписанием мира с кайзеровским империалистическим правительством и не бросался в безудержный авантюризм Бухарина, не имея для того сил. Вместе с левыми коммунистами Троцкий считал, что подписание бумаги о мире не гарантирует прекращения военных действий, что революционеры не вправе верить "империалистам", что Германия все равно будет наступать, где сможет. И в этих условиях лучше вообще не подписывать документа, а апеллировать к пролетариату всех стран и даже использовать помощь Антанты. В революционной среде в те месяцы распространено было мнение, что Германия не в состоянии наступать, а если и сможет наступать - не сможет удержать оккупированные территории без того, чтобы заплатить за это революцией в Берлине. Уверенность в этом большевиков окрепла еще больше после убийства в Москве 6 июля 1918 года германского посла графа Вильгельма Мирбаха, когда германский ультиматум, полученный в ответ на убийство, был категорически отклонен советским правительством, а весь инцидент был предан забвению самими немцами. В даль- 15 нейшем, до расторжения Брестского мира сначала германским правительством -- 5 октября, а затем ВЦИКом -- 13 ноября 1918 года (через два дня после капитуляции Германии в первой мировой войне), между Россией и Германией юридически оставалось состояние мира. В октябре-ноябре мир был разорван, хотя войны друг другу Германия и Россия не объявили. Между двумя странами теперь уже и формально установились отношения, больше всего подходящие под формулу Троцкого "ни война, ни мир". Такое состояние по замыслу Троцкого, конечно же, было не чем иным, как передышкой, готовящей большевистскую партию к следующему ее этапу: революционной войне (только за передышку Троцкого, в отличие от передышки Ленина, большевики не платили соглашением с "империалистами"). Эта революционная война была начата 13 ноября 1918 года: большевики повели решительное наступление на запад. Оно проходило более чем успешно, и в феврале через Вильно советские войска вышли к границам Восточной Пруссии. К этому времени в ряде городов Северной и Центральной Германии уже были провозглашены республики19. В эти дни Ленин фактически был отстранен от власти. Все важнейшие решения, касавшиеся революции в Германии, принимались в ЦК партии без него. Даже декрет о разрыве Брестского мира был обнародован как декрет ВЦИК, за подписью Я. М. Свердлова, а не как решение СНК (во главе которого стоял Ленин). Революция в Германии еще только разгоралась, а Ленин уже терял власть. При теоретиках Розе Люксембург и Троцком, при практиках Либкнехте и Свердлове Ленин переставал быть незаменимым. Возможно, что именно по этой причине он так и не рискнул созвать Коминтерн при жизни Либкнехта и Люксембург. Только в марте 1919 года, через два месяца после убийства лидеров германской компартии и конкурентов Ленина на руководство Интернационалом, сразу же после загадочной смерти Свердлова -- конкурента Ленина по руководству в партии, Ленин созвал первый конгресс Коминтерна, начав раскалывать западные компартии и вводить 16 практику подтасовки делегатов. Председателем Коммунистического Интернационала он назначил Зиновьева, не написавшего ни одной теоретической статьи, но бывшего опытным партработником. А так как германская революция потерпела очевидное поражение, центром мирового коммунистического движения была официально и окончательно утверждена Советская Россия; и даже те, кто не признавал за ней идеологического руководства, вынуждены были все время считаться с нею. * * * Германская проблема, стоявшая перед русскими революционерами, была главной, но не единственной. У советской власти и ленинского правительства были еще и внутренние враги. В октябре-ноябре 1917 года Ленину предстояло отстоять для большевистской партии право на формирование Совета народных комиссаров и удержать власть против блока социалистических партий, ратовавших за формирование многопартийного "однородного социалистического правительства". В этом столкновении Ленин одержал победу благодаря тому, что в решающий момент был поддержан, с одной стороны, Троцким, а с другой -- партией левых социалистов-революционеров (ПЛСР), политическое сотрудничество с которой стало доминирующим фактором внутриполитической партийной жизни первой половины 1918 года. В октябре 1917 года в России царила анархия. Временное правительство, вряд ли контролировавшее события даже в лучшие моменты своего существования, перестало быть политической силой. В этом вакууме большевистский переворот был скорее бумажной декларацией, а не фактическим захватом в стране власти большевиками. Это прежде всего понимали руководители политических партий в России. Разумеется, замена нереального Временного правительства столь же нереальным большевистским мало что меняла в общем хаосе, в который была погружена Россия. 17 Но, кажется, только то и отличало большевиков от прочих политических групп и партий, что возглавлял большевистскую партию Ленин, хорошо видящий перед собой ближайшую цель: формирование правительства под своим руководством. Без понимания психологии и целей Ленина невозможно понять русскую революцию. И личность этого человека, во многом остающегося для историков загадкой, требует своего самостоятельного исследования. Для данной работы нам важно обратить внимание на Ленина как на человека с маниакальным мышлением, абсолютно уверенного в своей правоте, да к тому же -- гениального тактика политической борьбы. Можно с уверенностью сказать, что без Ленина партия большевиков не стала бы ведущей социалистической группировкой. Только авторитет Ленина в узком кругу большевистских руководителей, составлявших Центральный комитет, только признание ими за Лениным непревзойденного политического таланта в конечном итоге обеспечивали ему победу сначала внутри ЦК партии, а затем и в поединках с политическими противниками или попутчиками большевиков. Ленин как тактик перевешивал не только всю партию большевиков, но и весь блок русских социалистических партий. Рискнув захватить власть в Петрограде в октябре года, выдержав состязание внутри собственного ЦК по вопросу о формировании однопартийного большевистского правительства, Ленин, далекий от принципов буржуазного парламентаризма, не собирался уходить в отставку, хотя в году всем, от противников большевиков до их союзни ков, было ясно, что большевистский период правления при вел Россию к катастрофе. У Ленина и большевиков в пер вый год русской революции был не очень широкий выбор. Они могли либо уступить власть блоку социалистических партий, либо уничтожить эти партии, установив однопар тийную диктатуру. Большевики пошли по второму пути. Споры о том, в какой степени этот выбор был свободным или вынужденным, следует считать академическими. Ка жется, за всем этим стояло упорное желание Ленина сохра- 18 нить за собой власть20, но не ради власти, как таковой, а для реализации Лениным своей программы. А поскольку с авторитетом Ленина готова была, иногда с оговорками, считаться только партия большевиков, ему уже в первые часы революции пришлось стать на путь репрессий, очень скоро приведший его к однопартийной диктатуре. Главы, посвященные сотрудничеству большевиков и левых эсеров, не ставят своей задачей изучение их деятельности на местах. К политической жизни партийного руководства в Петрограде и Москве эта работа не имела непосредственного отношения. Куда большее значение играла в этот период способность левоэсеровского руководства вести тактическую борьбу за власть. В отличие от большевиков, у которых Ленин считался непревзойденным лидером, левые эсеры не смогли найти руководителя, способного объединить партию своим авторитетом и волей. Виднейший русский революционер М. А. Натансон, один из лидеров левого крыла эсеровской партии, всегда предпочитал держаться в тени и не претендовал на роль партийного вождя. В. А. Карелин или Б. Д. Камков были слишком мелки для ведущих ролей. М. А. Спиридонова, признанный вождь ПЛСР, была только символом, чье имя с успехом использовалось для пропаганды в "низах". Однако Спиридонова как партийный работник и тактик не шла ни в какое сравнение с Лениным. Как давно не удивляет нас соперничество большевиков и меньшевиков, недавно принадлежавших к единой социал-демократической партии, так не должен удивлять нас и разрыв левого крыла эсеровской партии с ПСР. Первые трещины этого раскола обозначились в 1915 году по вопросу об отношении к войне. Однако это были не те "левые эсеры", по крайней мере, не всегда те, кто формировал затем ПЛСР21. Очевидно, бурные события 1917 года не могли сохранить в целости партию, в которой состояли столь разные люди, как правый эсер Марк Вишняк, с одной стороны, и архилевый Прошьян, с другой. "Историческая причина раскола [... ] лежит далеко за пределами нашей партии, -- писал в те дни Камков, -- ее нельзя объяснить 19 узкопартийными моментами. Мы имеем дело с частным, конкретным видом общего международного явления. Война ярко обнаружила, что в пределах одной партии оказались чуждые элементы и они не могли не разойтись"22. Настоящая работа поэтому касается причин выхода левого крыла из эсеровской партии лишь поверхностно. Теоретические разногласия, если считать, что они были, имели небольшое отношение к тому фактическому расколу, который определила практическая борьба левоэсеровских функционеров за власть на местах и в центре в 1917-18 годах2-*. И не случайно именно признание левыми эсерами правомерности созыва Второго съезда Советов (т. е. -- захвата власти большевиками) сделало окончательным разрыв левых эсеров с ПСР. Борьба левого крыла эсеровской партии за место в революции и за власть сделала раскол неизбежным. Не касается исследование и факторов, которые мы можем назвать "постоянными". К ним относятся экономическая разруха, из месяца в месяц усугубляемая большевистским правлением; анархия как результат отсутствия стабильного режима в стране; полная беззащитность мирного населения в городе и деревне перед любой вооруженной силой -- как результат анархии; голод и безработица -- как результат разрухи24. Можно было бы добавить сюда и опасность контрреволюционных выступлений. В меньшей степени -- до прихода к власти большевиков и левых эсеров, в большей -- после их прихода, эти явления сопутствовали русской революции (как когда-то французской) и вряд ли были так уж неожиданны для русских революционеров. Скорее, казалось бы, все эти опасности должны были сплотить социалистические партии России, заставить их сформировать "однородное социалистическое правительство" (на чем так настаивали эсеры, меньшевики и профсоюзы и против чего так резко выступали Ленин и Троцкий). Однако Ленину важна была не столько социалистическая революция вообще, сколько социалистическая революция под его руководством. И это еще одна причина, по которой "постоянным факторам революции" в работе не уделено места: 20 борьба Ленина за однопартийную диктатуру в стране не была вызвана этими трудностями, а лишь усугубляла их все большим и большим отрывом правящего меньшинства от основных слоев населения России. 21 ПРИМЕЧАНИЯ Когда 1 августа 1914 года канцлера Германии Т. Бетмана-Гольве- га, торопящегося с объявлением войны России, спросили, зачем, собственно, ему это нужно, канцлер ответил: "Иначе я не заполучу социал-демократов". "Он думал достигнуть этого, -- комменти рует в своих мемуарах Бернхард фон Бюлов, -- заострив войну [...] против русского царизма". (Хвостов. История дипломатии, том II, с. 796.) И германские социал-демократы проголосовали в рейхстаге за предоставление правительству военных кредитов. Русский солдат-гражданин во Франции (Париж) .No211.9 июня 1918, с. 1. Передовица. Партия, которой по существу руководил Брантинг, перед войной была сильнейшей партией в нижней палате шведского парламен та. Она удержала свои позиции и на осенних выборах 1917 года. (АИГН, 61/5, с. 21.) АИГН, 39/9, с. 5-6. АИГН, 61/5, с. 21. "Был ли он прав в своей трезвой до пессимизма оценке шансов германской революции?" -- спрашивал себя позже один из уча стников совещания с Брантингом П. Гарви и отвечал: "История показала, что истина лежала посредине. Русская революция свое влияние на германских рабочих и на германскую армию оказала. Но [...] лишь военное поражение развязало германскую револю цию" (АИГН, 39/9, с. 5-6). К 1920 году, после того как потерпела поражение германская революция, Ленин перестал делать из этого секрет. Вот что пока зал один из большевистских функционеров, беседовавший с Ле ниным в первой половине 1920 года: "Хочет ли Ленин мировой революции. Да, к этому он стремится. Хочет ли Ленин власти Советов во всех странах. Нет, этого Ленин не хочет. [...] Ленин полагает, что мировая революция будет осуществлена не сейчас, а много позже. В настоящий момент советская России лишь расчищает путь для пришествия революции всемирной. [...] Все, кто по этим вопросам говорил с Лениным, в том числе Горький, утверждают, что Ленин давно уже стал пессимистически смотреть на возможность осуществления мировой социальной революции в ближайшее время. Всю советскую печать обошли [...] слова Ленина, сказанные им на одном из митингов: "В тот день, когда меня повесят..." Это было сказано тогда, когда Деникин приближался к Москве. Сомнения Ленина в возможности осуществления в ближайшее время. [...] Ленин постоянно жалуется на то, что нет работников и что его окружают 22 мерзавцы и подлецы из "примазавшихся к коммунистической партии". Тяжелое хозяйственное положение России также не обещает ничего благоприятного в ближайшем будущем. Пессимизм и тяжелые условия жизни в России поставили перед группой друзей Ленина в прошлом году, когда были разбиты Колчак, Юденич и Деникин, вопрос о том, чтобы коммунисты ушли от власти. [...] Лучше заняться критикой и пропагандой своих идей для того, чтобы в нужный момент захватить власть не только в отсталой России, но и в капиталистических странах Запада. Однако эта точка зрения была отвергнута. Ленин определенно заявил: Мы должны делать все для того, чтобы определенно твердо остаться у власти. Каждый наш лишний день укрепляет нас и обеспечивает в будущем правду нашей партии перед правдами других социалистических партий. Чем продолжительнее будет наш опыт, тем легче будет доказать, что именно наш путь является более правильным и более коротким для достижения идеалов социализма. Мы должны какими бы то ни было путями и какой бы то ни было ценой добиваться длительности нашей власти. [...] Всякая передышка, говорит Ленин, усиливает советскую власть и во всяком случае обеспечивает ей более длительный период существования. [...] Нет ничего, перед чем бы остановился Ленин для сохранения советской власти" (АИГ, кол. Голдера, ящик 21, л. 1-3). 8 С точки зрения революционеров самым страшным последствием этого первого компромисса могла быть "капитуляция" перед внут ренней буржуазией: "Брестский мир, начав с капитуляции во вне, вынужден будет переходить к капитуляции внутренней, к сдаче социальных позиций октябрьской революции и внутри страны", -- предупреждал И. 3. Штейнберг (Штейнберг. Почему мы про тив Брестского мира, с. 24). Такая капитуляция произошла не сколько позже, в 1921.году, когда советское правительство, не сумевшее осуществить мировую революцию, пошло на "передыш- ку" с собственником и ввело НЭП. 9 АИГН, 510/24, с. 3. Измаилович. Послеоктябрьские ошибки, с. 12. Штейнберг. Почему мы против Брестского мира, с. 25. Отчет господина Нассе. Против политики Брестского мира кате горически выступил Либкнехт. Он считал, что без победы герман ской революции нельзя будет удержать советскую власть, а под писав сепаратный мир с Россией, германское правительство пол учит передышку, необходимую для стабилизации положения и облегчения взрывоопасной ситуации в Германии. Следует отме- тить, что публично Либкнехт не считал возможным резко крити- ковать руководителей русской революции -- Ленина и Троцкого. Это дало возможность Троцкому в "Моей жизни" привести доста- 23 точное количество цитат из опубликованных работ Либкнехта, указывающих, дескать, на то, что Либкнехт понимал и разделял позицию советского правительства в германском (Брестском) вопросе [Троцкий. Моя жизнь, т. 2, с. 105 и др.]. Куда более показательны, однако, заметки Либкнехта о Брестском мире, не предназначавшиеся к публикации. Нельзя не отметить, что некоторыми из этих цитат располагал Троцкий и они заимствованы из его архива. Тем не менее Троцкий не спешил использовать их на страницах своей автобиографии. Вот что писал Либкнехт: "Германия -- ключевой, высший пункт мировой революции. Победивший немецкий империализм после падения царизма станет оплотом мировой реакции. [...] Правительство Ленина-Троцкого 1917 года стоит перед тяжелой опасностью и искушением открыть немецким штыкам путь не только в Россию, не только против русской революции, но и против западной и южное-вро-пейской демократии, прежде всего против итальянского народа, находящегося в начале революционного восстания. [...] "Брест-Литовск", то есть та мирная политика, которая привела к нему и обусловила дальнейшее, стала [...] спасительным деянием для немецкого империализма. [Брест-Литовский договор -- это] комедия мира, которая должна послужить тому, чтобы дать [германскому] империализму необходимую передышку. Не английская и не французская, а именно немецкая революция -- единственно возможное спасение для русской революции [...]. Немецкая революция -- единственный выход. Но революционизирующему воздействию русских событий противостоят противоположные воздействия: укрепление немецкого империализма, антиреволюционных сил и недоумение немецкого пролетариата по поводу двузначности отношения советского правительства к немецкому империализму. Так, Чичерин сказал об [убитом 6 июля 1918 г. германском после в России графе] Мирбахе: он умер за дело мира!!! Высылаются соболезнования по случаю смерти Эйхгорна (разве это не то же самое, что сочувствие по случаю смерти Плеве? Это уж просто уму непостижимо!) Немецкому правительству выражается благодарность за его содействие в русско-финляндских мирных переговорах. Если немецкая революция не произойдет, альтернатива одна: гибель [русской] революции или позорная жизнь в обмане и показухе. Брестский мир был в действительности не чем иным, как капитуляцией русского революционного пролетариата перед немецким империализмом [...]. И теперь перед большевиками возникает как конечная станция их тернистого пути самое страшное: жутким привидением надвигается союз большевиков с Германией [...] [которая ставит перед собой следующие задачи:] 1. Посредством переговоров, а по возможности и заключением 24 мира упрочить правительство Ленина-Троцкого в России, что бы использовать его до конца в интересах Центральных империй и против будущности революционной России. 2. [...] Использовать правительство Ленина-Троцкого для военного упрочения Центральных империй против революционной будущности этих последних. Перспективы и возможности революции в Германии уменьшаются с каждой победой и каждым укреплением немецкого милитаризма. Есть только одно решение трагедии, в которой оказалась Россия: восстание за спиной немецкого империализма, немецкое массовое восстание." МИСИ, кол. Т. Либкнехта, п. 10. Заметки Т. Либкнехта. Пункт 90. Карл Либкнехт. Политические заметки из его наследия, с. 52-53; Письма "Спартаку". "Русская трагедия", с. 181-183; Письма Спартаку. "Условия мира", с. 192; AT, Т-3742. Цитаты из не предназначенных к публикации записок Либкнехта.) Баумгарт. Брест-Литовск и "разумный" мир, с. 60. Немцы понимали это. Вот что доносил 13 (26) декабря 1917 года в МИД один из германских дипломатов: "Несомненно, в нынеш нем